Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
     Spellcheck: Дмитрий Боровик, 24 Apr 2000
---------------------------------------------------------------





     Если вы пожелаете увидеть  прекраснейший  в  мире  пейзаж,  вам  надо
подняться на верхушку Башни Победы  в  Читоре.  Там  с  кругового  балкона
открывается вид на все стороны света. К балкону ведет  винтовая  лестница,
но взойти по ней дерзают лишь те, кто не верит легенде. А  легенда  гласит
следующее:
     Испокон веков на винтовой лестнице Башни Победы живет некое  существо
чувствительное ко всем оттенкам человеческой души и известное под именем А
Бао A Ку. Обычно оно спит на нижней ступеньке, но при приближении человека
в нем пробуждается таинственная жизнь, и тогда  в  недрах  этого  существа
начинает  теплиться  внутренний  свет.  Одновременно  его  тело  и   почти
прозрачная кожа приходят в движение.  Однако  сознание  пробуждается  лишь
тогда когда кто-либо поднимается по винтовой лестнице, - тогда А Бао А Ку,
чуть не прилипая к пяткам поднимающегося, следует  за  ним,  держась  того
края ступенек, где они сильней  всего  стерты  поколениями  паломников.  С
каждой ступенькой окраска А Бао A  Ку  становится  все  более  явственной,
форма - более  определенной  и  излучаемый  им  свет  -  более  ярким.  Но
окончательной завершенности А Бао А Ку достигает лишь на верхней  ступени,
если  тот,  кто  поднялся  на  нее,  сподобился  нирваны  и  дела  его  не
отбрасывают тени. В противном случае А Бао  А  Ку  останавливается  словно
парализованное, не достигнув вершины, - тело его  остается  незавершенным,
голубая окраска блекнет, излучаемый свет,  мерцая,  гаснет.  А  Бао  А  Ку
страдает от невозможности достигнуть совершенства,  и  его  стоны  -  едва
различимый звук напоминающий шелест шелка. Вспышка жизни  в  нем  коротка:
как только паломник начинает спускаться, А Бао А Ку  скатывается  вниз  на
первую ступеньку и там, угасшее  и  утратившее  определенность  очертаний,
ждет следующего посетителя. Говорят, будто его щупальца  становятся  видны
лишь тогда, когда оно достигает середины лестницы. И еще говорят, будто  А
Бао А Ку способно видеть всем своим телом и  на  ощупь  напоминает  кожуру
персика.
     За многие века А Бао А Ку поднялось на балкон всего однажды.
     Эту  легенду  приводит  С.С.Итурвуру  в  приложении  к  его  ставшему
классическим трактату "О малайском волшебстве" (1937).






     Лишь один человек однажды видел чудовище Ахерона -  произошло  это  в
ирландском городе Корке. Первоначальный вариант этой  истории,  написанный
на гэльском языке, ныне утерян, но некий монах-бенедиктинец из Регенсбурга
(Ратисбоны) перевел ее на латинский, и благодаря его переводу история  эта
была переложена на многие языки, в том  числе  на  шведский  и  испанский.
Сохранилось более полусотни рукописей латинской версии, которые в основном
совпадают. Она озаглавлена "Visio Tundali" ("Видение Тундала") и считается
одним из источников Дантовой поэмы.
     Начнем со слова "Ахерон". В десятой песне "Одиссеи" это одна  из  рек
ада, текущая на западной окраине населенного мира. Ее  название  звучит  в
"Энеиде" Вергилия, в "Фарсалии" Лукана и в  "Метаморфозах"  Овидия.  Данте
запечатлел его в стихе "Su la  trista  riviera  d'Acheronte"  ("На  берегу
печального Ахерона").
     Согласно одному мифу. Ахерон это терпящий наказание  титан;  согласно
другому, более раннему,  он  обитает  у  Южного  полюса,  под  созвездиями
антиподов. У этрусков были "книги судьбы", наставления в науке гадания,  и
"книги Ахерона", наставления душе после смерти тела.  Со  временем  Ахерон
стал наименованием ада.
     Тундал  был  ирландским  дворянином,  человеком  благовоспитанным   и
храбрым, однако не вполне безупречных  правил.  Однажды  в  доме  у  своей
подруги он занемог, три дня и три ночи его считали мертвым, лишь в области
сердца ощущалось немного тепла. Когда он пришел в себя,  то  поведал,  что
его ангел-хранитель показал ему подземное царство. Из многих увиденных  им
чудес нас сейчас интересует чудовище Ахерон.
     Ахерон выше любой горы. Глаза его пылают огнем, а  рот  так  огромен,
что в нем уместились бы девять тысяч  человек.  Двое  человек,  обреченных
проклятью, поддерживают, подобно столпам или атлантам, его рот  раскрытым;
один стоит на ногах, другой - на голове. В нутро его ведут  три  глотки  -
все три изрыгают неугасимый огонь. Из утробы  чудовища  исходят  немолчные
вопли бесчисленных проглоченных им проклятых душ. Демоны сообщили Тундалу,
что это чудовище зовется Ахерон. Ангел-хранитель покидает Тундала,  и  его
уносит в утробу Ахерона поток других душ.  Там  вкруг  него  слезы,  мрак,
скрежет зубовный, огонь, жар нестерпимый,  ледяной  холод,  псы,  медведи,
львы и змеи. В этой легенде ад есть некий зверь, вмещающий в  себя  других
зверей.
     В 1758 году  Сведенборг  писал:  "Мне  не  было  дано  увидеть  общие
очертания Ада, но было сказано, что, подобно  тому  как  Рай  имеет  форму
человека. Ад имеет форму дьявола".






     В "Фарсалии" перечисляются  подлинные  и  вымышленные  змеи,  которых
воины Катона встретили в  африканских  пустынях;  там  есть  "парка",  что
"движется стоймя, как посох", и "якуло", летящая по воздуху, как стрела, и
громоздкая амфисбена с двумя головами. Почти в таких же  словах  описывает
ее Плиний, добавляя: "...словно одной головы  ей  мало,  чтобы  извергнуть
свой яд". "Сокровищница" Брунетто Латини -  энциклопедия,  рекомендованная
им бывшему его ученику в седьмом кругу ада, - менее сентенциозна  и  более
обстоятельна: "Амфисбена - это змея о двух головах, одна на обычном месте,
другая на хвосте; обеими она может ужалить, двигается проворно, и глаза  у
нее горят, как свечки". В XVII веке сэр Томас Браун,  убежденный,  что  не
бывает животного, у которого нет верха и низа,  переда  и  зада,  левой  и
правой стороны, отрицал  существование  амфисбены,  у  которой  оба  конца
передние.   По-гречески   "амфисбена"   означает   "двигающаяся   в   двух
направлениях". На Антильских островах и в некоторых регионах  Америки  это
название дают  пресмыкающемуся,  в  просторечии  называемому  "туда-сюда",
"двухголовая змея" и "муравьиная мать". Говорят, что ее кормят муравьи.  И
еще - что если ее разрезать на две части, то они соединятся.
     Целебные свойства амфисбены были прославлены еще Плинием.






     Молва о бегемоте достигла  аравийских  пустынь,  где  его  образ  был
изменен  и  возвеличен.  Жители  Аравии  превратили  его  из   слона   или
гиппопотама в рыбу, плавающую в бездонном  море;  на  рыбу  они  поставили
быка, на быка - рубиновую гору, на гору ангела, на ангела - шесть адов, на
ады - землю, на землю - семь небес. Мусульманская легенда гласит:
     "Бог сотворил Землю, но у земли не было основания, посему под  землей
он сотворил ангела. Но у ангела  не  было  основания,  посему  под  ногами
ангела он сотворил рубиновую скалу. Но у скалы не было  основания,  посему
под скалой он сотворил быка с  четырьмя  тысячами,  глаз,  ушей,  ноздрей,
пастей, языков и ног. Но у быка не было основания, посему он сотворил  под
быком рыбу по имени Багамут, и под рыбой он поместил воду,  а  подводой  -
мрак, а далее знание человеческое не способно достичь".
     Другие утверждают, что земля стоит на воде, а  вода  -  на  скале,  а
скала - на лбу быка, а бык на  песчаном  ложе,  а  песок  на  Багамуте,  а
Багамут - на удушливом ветре, а удушливый ветер на тумане.  Что  находится
под туманом неведомо.
     Столь громаден и ослепителен Багамут, что глазам человеческим не  под
силу его лицезреть. Все моря земные, коль поместить их в одну ноздрю  этой
рыбы, будут что горчичное зерно,  брошенное  средь  пустыни.  В  четыреста
девяносто шестой ночи "Тысяча и одной ночи" говорится,  что  Исе  (Иисусу)
было дано узреть Багамута и что, воспользовавшись этой милостью,  Иса  пал
наземь без чувств и три дня и три ночи не  приходил  в  себя.  В  арабской
сказке есть продолжение: под безмерно огромной рыбой находится  море,  под
морем воздушная бездна, под воздушной бездной - огонь, под огнем  -  змея,
именуемая Фалак, в чьей пасти размещены шесть адов.
     Представление о том, что скала покоится на быке, а бык - на Багамуте,
а Багамут - на чем-то еще, как бы служит иллюстрацией  к  космологическому
доказательству существования Бога. В этом доказательстве утверждается, что
всякая причина должна иметь предшествующую ей причину, и,  таким  образом,
дабы не прийти к дурной бесконечности, необходима некая первопричина.






     Брауни - это услужливые человечки бурого цвета, откуда и их название.
В Шотландии они любят посещать амбары и, пока семья хозяев спит, исполняют
разные домашние работы.  Подобный  сюжет  мы  найдем  в  одной  из  сказок
Гриммов.
     Знаменитый писатель Роберт Луис Стивенсон утверждал, что ему  удалось
приспособить своих брауни к литературному делу. Когда он спит,  они,  мол,
внушают  ему  фантастические  сюжеты,  например  удивительное  превращение
доктора Джекилла в демонического Хайда,  и  тот  эпизод  в  "Олалье",  где
юноша, потомок древнего испанского рода, кусает руку своей сестры.






     За четыре века до христианской  эры  слово  "бегемот"  означало  либо
огромного слона или гиппопотама, либо немыслимую и  пугающую  помесь  этих
двух животных; ныне бегемот точно определен  десятью  знаменитыми  стихами
(Иов. 40:10-19), которые описывают  его  и  внушают  представление  о  его
громадности. Все прочее - это домыслы или филология.
     Слово "бегемот" - множественное число; речь  идет  (как  уверяют  нас
филологи) о множественном интенсивном  древнееврейского  слова  "б'гемах",
означающего "скотина". Как говорит фрай Луис де Леон в своем  пояснении  к
"Книге Иова": "Бегемот" -  древнееврейское  слово,  как  если  бы  сказать
"скоты"; по общему мнению всех их ученых, оно означает  слона,  названного
так за его безобразную огромность, словно бы одно животное равно  многим".
Напомним любопытный факт: во множественном числе употребляется  также  имя
Бога, "Элохим", в первом стихе Ветхого завета, хотя управляемый им  глагол
стоит в единственном числе ("В начале сотворил Боги небо и землю"), и  эта
форма была названа "множественным величия или  полноты..."  [Аналогично  в
"Грамматике"  Испанской  Королевской  Академии  сказано:  "Хотя  "мы",  по
природе своей, число множественное, оно может относиться к существительным
в единственном числе, когда говорят о самих себе особы высокого положения,
напр.: "Мы, дон Луис Бельюга, милостию Божией  и  Святого  Апостолического
Престола Епископ Картахены".]
     Вот стихи, описывающие "бегемота", в дословном переводе фрая Луиса де
Леона, который стремился  "сохранить  латинский  смысл  и  еврейский  дух,
наделенный неким величием":
     "10. Видишь, вот бегемот; траву он ест, как вол.
     11. Вот, его сила в чреслах его, и крепость его в пупе его чрева.
     12. Поворачивает хвостом своим, как кедром,  жилы  на  его  причинных
частях переплетены.
     13. Кости у него, как медные трубы, как железные прутья.
     14. Это верх путей Божиих, лишь тот, кто его сотворил,  коснется  его
ножом [Это величайшее из чудес божиих, но Бог, сотворивший его,  уничтожит
его].
     15. Горы рождают для него траву, и там все звери полевые играют.
     16. Он пасется в тени, под кровом тростника и в сырых болотах.
     17. Тенистые деревья  покрывают  его  своей  тенью,  ивы  при  ручьях
окружают его.
     18. Вот, он выпьет всю реку, и ты не дивись; и он  уверен,  что  весь
Иордан устремится ко рту его.
     19. В глазах его какой крючок возьмет его; кто острым багром проколет
ему нос".
     Для пояснения приведем еще перевод Сиприано де Валеры:
     10. Вот бегемот, которого Я создал, как и тебя;  он  ест  траву,  как
вол.
     11. Вот его сила в чреслах его, и крепость его в мускулах чрева его.
     12. Поворачивает хвостом своим, как кедром; жилы  же  на  бедрах  его
переплетены.
     13. Ноги у него, как медные трубы; кости у него, как железные прутья.
     14. Это верх путей Божиих: только сотворивший его может приблизить  к
нему меч свой.
     15. Горы приносят ему пищу, а там все звери полевые играют.
     16. Он ложится под тенистыми деревьями,  под  кровом  тростника  и  в
болотах.
     17. Тенистые  дерева  покрывают  его  своею  тенью;  ивы  при  ручьях
окружают его.
     18. Вот, он пьет из реки и не торопится; остается  спокоен,  хотя  бы
Иордан устремился ко рту его.
     19. Возьмет ли кто его в глазах его и проколет ли ему нос багром?"






     Первый стих семнадцатой главы Корана гласит: "Хвала тому, кто перенес
ночью Своего раба  из  мечети  неприкосновенной  в  мечеть  отдаленнейшую,
вокруг которой мы благословили, чтобы показать  ему  из  наших  знамений".
Комментаторы объясняют, что восхваляемый - это Бог,  раб  -  это  Магомет,
мечеть неприкосновенная - это  Мекка,  мечеть  отдаленнейшая  -  это  Храм
Иерусалимский и из Иерусалима пророк был вознесен на седьмое небо. В более
древних версиях легенды Магомета ведет некий человек или  ангел;  в  более
поздних - упоминается небесное животное, размером крупнее  осла  и  меньше
мула. Это животное - Бурак, чье имя означает "сияющий". Согласно  Бертону,
мусульмане Индии обычно изображают  его  с  человеческим  лицом,  ослиными
ушами, туловищем лошади и хвостом павлина.
     В одной из исламских  легенд  говорится,  что  Бурак,  покидая  землю
опрокинул наполненный водою кувшин. Пророк был вознесен на седьмое небо  и
побеседовал на каждом небе с патриархами и  ангелами,  там  обитающими,  и
пересек Единство, и ощутил холод, от которого его  сердце  заледенело,  но
тут Господь хлопнул его по плечу. Время  людей  несоизмеримо  со  временем
Бога; возвратясь, Пророк подхватил кувшин, из которого еще не пролилась ни
одна капля.
     Мигель Асин Паласиос рассказывает об одном  мурсийском  мистике  XIII
века, который в аллегории под названием  "Книга  о  ночном  путешествии  к
Величию Благороднейшего" сделал  Бурака  символом  божественной  любви.  В
другом тексте упоминают "Бурака чистых помыслов".






     С течением веков василиск (известный также под названием  "кокатрис")
становился все более безобразным и пугающим, а в наше время о нем и  вовсе
забыли. Название его происходит из греческого языка и означает "царек"; по
мнению Плиния Старшего (VIII, 21), это змея с  "белым  пятном  на  голове,
похожим на корону или диадему". В средние века он становится  четырехногим
петухом с короной, желтыми перьями, большими колючими крыльями  и  змеиным
хвостом, который завершается крючком  или  же  второй  петушиной  головой.
Изменение облика отразилось в изменении названия: Чосер  в  "The  Parson's
Tale"  говорит  о  василикоке  ("василикок  убивает  людей   ядом   своего
взгляда"). Одна из гравюр, иллюстрирующая  "Естественную  историю  змей  и
драконов" Альдрованди, наделяет василиска чешуей вместо перьев  и  восемью
ногами. (Согласно Младшей Эдде, у Одинова коня Слейпнира также было восемь
ног.)
     Что в василиске остается неизменным, так  эти  убийственное  действие
его взгляда и его яда. Глаза горгон обращали живых существ в камень; Лукан
рассказывает нам, что из крови одной из них произошли  все  змеи  Ливии  -
аспид, амфисбена, аммодит и василиск. Приводим соответствующие пассажи  из
книги IX "Фарсалии":

             В теле ее губительный яд впервые природа
             Произвела: из горла тогда шипящие змеи
             Выползли, жалом своим трепеща с пронзительным свистом.
             И по спине у нее разметались, как женские косы
             Плечи хлестали они ликованием полным Медузы.
             Встали над хмурым челом, поднявшись дыбом, гадюки,
             Яд извивался из них, когда волосы дева чесала.
             Что было пользы проткнуть копьем василиска.
             Мурру несчастному? Яд мгновенно по древку разлился.
             В руку всосался ему; поспешно меч обнаживши,
             Он ее тотчас отсек, у плеча отделивши от тела.
             И, наблюдая пример своей собственной смерти ужасной,
             Смотрит, живой, как гибнет рука.

     Василиск обитает в пустыне, или, точнее, он  создает  пустыню.  Птицы
падают мертвыми к  его  ногам,  и  плоды  земные  чернеют  и  гниют;  вода
источников, в которых он утоляет свою  жажду,  становится  отравленной.  О
том, что одним своим  взглядом  он  раскалывает  скалы  и  сжигает  траву,
свидетельствует Плиний. Из всех животных одна лишь ласка не  боится  этого
чудовища и  может  напасть  на  него  спереди;  было  также  поверье,  что
василиска повергает  в  смятенье  крик  петуха.  Опытные  путешественники,
прежде чем углубиться в неизведанные края,  благоразумно  запасались  либо
петухом в клетке, либо лаской.  Другим  оружием  было  зеркало:  василиска
убивает его собственное отражение.
     Исидор  Севильский  и  составители  "Speculum   Triplex"   ("Тройного
зеркала") отвергают  легенды  Лукана  и  искали  рационального  объяснения
природы василиска.  (Отрицать  его  существование  они  не  могли,  ибо  в
Вульгате    древнееврейское    слово    "тсефа",    название     ядовитого
пресмыкающегося, переведено как "кокатрис".) Наибольшее признание получила
теория об уродливом яйце, снесенном петухом и высиженном змеей или  жабой.
В  семнадцатом  веке  сэр  Томас  Браун  счел  это  объяснение   столь  же
неестественным, как самого василиска. В те же годы примерно Кеведо написал
свой романе "Василиск", где говорится:

                       Si esta vivo quien te vio,
                       Toda su historia es mentira,
                       Pues si non murio, te ignora,
                       Y si murio no lo afirma
                           [Коли жив, кто тебя видел,
                           Зря нам сказки говорит.
                           Коль не умер, то не видел.
                           Ведь кто умер, тот молчит (исп.)]






     В "Теогонии" Гесиода  гарпии  -  это  крылатые  божества  с  длинными
распущенными волосами, летающие быстрее птиц и  ветров;  в  третьей  книге
"Энеиды" - птицы с лицами дев, крючковатыми  когтями  и  нечистым  брюхом,
бледные от голода, который не  могут  утолить.  Они  спускаются  с  гор  и
пачкают праздничные столы.  Они  неуязвимы  и  зловонны,  с  пронзительным
писком все пожирают и все превращают в  экскременты.  Сервий,  комментатор
Вергилия, пишет, что, подобно тому как Геката  -  это  Прозерпина  в  аду,
Диана на земле и Луна на небе, за что и называют ее трехликой богиней, так
и гарпии - это фурии в аду, гарпии на земле и демоны (dirae) на  небе.  Их
также путают с парками.
     По велению богов гарпии ополчились на  царя  Фракии,  который  открыл
людям их будущее или купил себе  долгожитие ценою своих глаз и был наказан
солнцем за то, что оскорбил его творение.  Он  усаживался  со  всей  своей
свитой за стол, а гарпии  пожирали  и  портили  яства.  Аргонавты  изгнали
гарпий; Аполлоний Родосский и Уильям Моррис ("Life and  Death  of  Jason")
рассказывают их фантастическую историю. Ариосто в песне XXXIII  "Безумного
Роланда" превращает фракийского царя  в  Пресвитера  Иоанна,  легендарного
императора абиссинцев.
     По-гречески "гарпии" означает "хватающие", "похищающие". Вначале  они
были божествами ветра, подобно ведийским Марутам, которые бряцают  золотым
оружием (лучами) и доят облака.






     У меня есть забавная зверушка - полукошка, полуовечка. Она  досталась
мне в наследство от моего отца. Но по-настоящему развилась только у меня -
прежде это была больше овечка, чем кошка. Теперь она почти в равной мере и
то и другое. От кошки у нее голова и когти, от овечки - размеры  и  форма;
от обеих - ее глаза, диковатые и меняющиеся, ее шерсть,  мягкая  и  плотно
прилегающая, ее движения, то прыгучие, то крадущиеся. Лежа  на  освещенном
солнцем подоконнике, она свертывается клубком и мурлычет; на  лугу  мчится
как сумасшедшая, не поймаешь. Она убегает от кошек и пробует  нападать  на
овечек. В лунные ночи ее  любимое  место  прогулок  -  черепичная  кровля.
Мяукать она не умеет и ненавидит крыс. Может часами лежать в засаде  возле
курятника, но ни разу не воспользовалась возможностью совершить убийство.
     Я кормлю ее молоком - это как  будто  ей  всего  полезней.  Она  пьет
молоко  большими  глотками,  всасывая  его  сквозь  свои   зубы   хищника.
Разумеется, она  -  чудесная  забава  для  детей.  Воскресное  утро  время
визитов. Я усаживаюсь  с  этим  маленьким  зверьком  на  коленях,  и  меня
окружают все соседские ребятишки. Мне задают самые  странные  вопросы,  на
которые ни один человек не сумел бы  ответить.  Почему  существует  только
одно такое животное? Почему оно принадлежит мне, а не кому-то другому? Было
ли когда-нибудь раньше животное вроде него и что случится, если оно умрет?
Чувствует ли оно себя одиноким? Почему у него нет детей? Как его зовут?  И
так  далее.  Я  не  утруждаю  себя  ответами,   ограничиваясь   тем,   что
демонстрирую свое сокровище. Иногда дети  приносят  своих  кошек,  однажды
даже принесли двух ягнят.  Но  вопреки  их  надеждам  сцена  узнавания  не
состоялась.  Животные  спокойно  глядели  друг  на  друга  своими  глазами
животных и явно воспринимали взаимное существование как некую божественную
данность.
     Сидя у меня на коленях, моя зверушка  не  испытывает  ни  страха,  ни
азарта погони.  Счастливей  всего  она,  когда  прижимается  ко  мне.  Она
привязана к семье, которая ее вырастила. Разумеется, в этом  нет  признака
какой-то  особой  преданности,  это  просто  верный  инстинкт   животного,
которое, имея в мире  бесчисленных  свойственников,  не  имеет  ни  одного
кровного родственника, поэтому опека, которую оно нашло у  нас,  для  него
священна.
     Порой я не в силах удержаться  от  смеха,  когда  она,  принюхиваясь,
вертится вокруг меня, пугается у меня в ногах и не желает от меня отстать.
Не довольствуясь тем, что она овечка и кошка, зверушка  словно  настаивает
на том, что она еще и собака.  Однажды,  когда  я,  как  со  всяким  может
случиться, не видя выхода из своих денежных трудностей и  их  последствий,
решил разом покончить со всем и, сидя у себя в комнате в кресле-качалке  с
моей зверушкой на коленях, случайно опустил глаза, я увидел, что с длинных
усов капают слезы. Были это мои слезы или слезы моей зверушки?  Неужели  у
этой кошки, наряду с душой овечки, еще и самолюбие  человека?  Не  так  уж
много досталось мне от отца, но это  наследство  стоит  того,  что  бы  им
дорожить.
     Моей зверушке свойственна непоседливость  обоих  этих  созданий  -  и
кошки и овечки, - как ни различны они. Поэтому ей вечно не сидится. Иногда
она вскакивает на подлокотник моего кресла, кладет передние  лапы  мне  на
плечо и тычется мордочкой  в  мое  ухо.  Словно  что-то  говорит  мне,  и,
действительно, она потом повертывает голову и смотрит мне в  глаза,  чтобы
проверить, какое впечатление произвело ее сообщение.  И  я  из  любезности
веду себя так, будто понял, и киваю ей. Тогда она  соскакивает  на  пол  и
радостно прыгает вокруг меня. Возможно, что нож мясника  был  бы  для  нее
избавлением, но,  поскольку  это  мое  наследство,  я  должен  ей  в  этом
отказать. И придется ей ждать, пока дыхание само  покинет  ее  тело,  хотя
иногда она смотрит на меня взором, полным человеческого  разума,  призывая
сделать то, о чем думаем мы оба.
     (Франц Кафка. Описание одной битвы.)






     Между годами 1840-м и 1864-м  Отец  Света  (который  также  именуется
Внутреннее  Слово)  сообщил  музыканту  и  педагогу  Якобу   Лорберу   ряд
пространных откровений о жителях, фауне и флоре небесных  тел,  образующих
Солнечную систему. Одним  из  домашних  животных,  сведениями  о  коих  мы
обязаны  этому  откровению,  является  выравниватель,   или   утаптыватель
(Bodendrucker), оказывающий неоценимые услуги на  планете  Мирон,  каковую
нынешний издатель труда Лорбера отождествляет с Нептуном.
     Выравниватель в десять раз крупнее слона, с  которым  очень  схож.  У
него есть хобот, правда коротковатый,  длинные  прямые  клыки,  шкура  его
светло-зеленого  цвета.  Ноги  имеют  форму  конусов   с   очень   широким
основанием, а вершины конусов словно бы вонзены в  туловище.  Этот  топтун
ровняет почву, готовя ее для каменщиков и других строителей. Его  приводят
на ухабистую площадку, и он  обрабатывает  ее  своими  ногами,  хоботом  и
клыками.
     Питается он травами и корнями,  врагов  не  имеет,  кроме  нескольких
видов насекомых.






     Гномы более древние, чем их название; оно - греческое,  но  греческие
классики его не знали, ибо возникло оно в XVI веке. Этимологи  приписывают
его изобретение  швейцарскому  алхимику  Парацельсу,  в  чьих  трудах  оно
появляется  впервые.  Гномы  -  духи  земли  и  гор.   Народная   фантазия
представляет их в виде бородатых карликов с  грубыми  и  смешными  чертами
лица; одеты они в  узкие  коричневые  кафтанчики  и  монашеские  капюшоны.
Подобно грифам эллинских и восточных поверий  и  германским  драконам,  их
обязанность - охранять потаенные сокровища.
     "Гносис" на  греческом  -  "знание";  есть  гипотеза,  что  Парацельс
изобрел слово "гном", потому что гномы  знают  и  могут  открыть  человеку
точное местонахождение скрытых в земле металлов.






     Мы не вправе предположить, что в книге,  продиктованной  божественным
разумом, может быть что-либо  случайное,  даже  число  слов  или  порядок;
именно так мыслили каббалисты и, побуждаемые  жаждой  проникнуть  в  тайны
Господа,  занимались  подсчетом,  комбинированием  и  перестановкою   букв
Священного Писания. В XIII веке  Данте  провозгласил,  что  всякий  пассаж
Библии  имеет  четыре  смысла:  буквальный,  аллегорический,  моральный  и
анагогический. Шотландец Эригена,  более  последовательно  обходившийся  с
понятием божественности,  еще  прежде  того  сказал,  что  смыслы  Писания
бесконечны, как число красок на  павлиньем  хвосте.  Каббалисты  могли  бы
одобрить такое суждение, одной из тайн, которые они искали в  божественных
текстах, было создание органических существ. О демонах  сказано,  что  они
могли создавать тварей крупных и тяжелых, вроде верблюда, но не утонченных
и нежных; раввин Элиезер отрицал,  что  они  способны  создавать  что-либо
меньшее по размеру, чем зерно овса. Человек,  созданный  путем  комбинации
букв, был назван "Голем": само  это  слово  буквально  означает  аморфную,
безжизненную материю.
     В Талмуде ("Санбердин", 65, b) читаем:
     "Если бы праведники захотели создать мир, они смогли бы это  сделать.
Комбинируя буквы непроизносимых имен Бога, Рава сумел создать  человека  и
послать его к Раву Зера. Тот  заговорил  с  Големом,  и  так  как  тот  не
отвечал, раввин приказал:
     Ты - творение волшебства, обратись снова в прах.
     Оба ученых имели обыкновение каждую пятницу изучать Законы Творения и
создавать тут же трехлетнего бычка, которого они и съедали на ужин" [Нечто
похожее  читаем  у  Шопенгауэра:  "На  странице  325  первого  тома  своей
"Zauberbibliothek"  ("Библиотеки  волшебства")   Хорст   излагает   учение
английской визионерки Джейн Лид следующим образом:  Обладающий  магической
силой способен по своей воле направлять и обновлять  царство  минеральное,
царство  растительное  и  царство  животное;  посему  довольно   было   бы
нескольким волшебникам сговориться для того, чтобы все Сотворенное перешло
в состояние райского блаженства" ("О воле и природе", VII).]
     Славу Голема на Западе создал австрийский писатель Густав Мейринк;  в
пятой главе своего фантасмагорического романа "Голем" (1915) он пишет:
     "История эта восходит к XVII  веку.  Восстановив  утраченные  формулы
каббалы, некий раввин [Иегуда  Лев  бен  Безалель]  создал  искусственного
человека - так называемого Голема, - дабы тот звонил в колокола в синагоге
и выполнял тяжелые работы. Однако то не был человек, как все остальные,  в
нем едва теплилась глухая, растительная жизнь. Да и  та  -  лишь  днем,  и
поддерживало ее влияние магических слов на записке, которую ему засовывали
за зубы и  которая  притягивала  из  вселенной  свободные  звездные  токи.
Однажды перед вечерней молитвой раввин  забыл  вытащить  записку  изо  рта
Голема; тот впал в неистовство и побежал по темным  улицам,  убивая  всех,
кто попадался на его пути. В конце  концов  раввин  его  догнал  и  порвал
оживляющую его записку. Голем рухнул наземь. От него осталась лишь  жалкая
глиняная фигурка, которую теперь показывают в пражской синагоге".
     Элеазар де Вормс сохранил формулу, по которой можно  создать  Голема.
Детали этой процедуры занимают двадцать три  столбца  в  томе  ин-фолио  и
требуют знания "алфавита 221 ворот", который  надо  повторять  над  каждым
органом Голема. На лбу у него  надо  начертать  слово  "Эмет",  означающее
"истина". Чтобы уничтожить глиняного человека, достаточно  стереть  первую
букву, останется слово "мет", означающее "мертв".






     "Крылатыми чудовищами"  называет  грифов  Геродот,  повествуя  об  их
постоянной войне с Аримаспами; почти столь же неопределенно говорит о  них
Плиний, упоминая о длинных ушах и изогнутом клюве этих "легендарных  птиц"
(X, 70). Пожалуй, самое подробное описание найдем у  предполагаемого  сэра
Джона Мандевиля в главе 85 его знаменитых "Путешествий":
     "Из этой страны (Турции) совершают путешествия в Бактрию,  где  живет
злобный и коварный народ, и в том краю есть деревья,  дающие  шерсть,  как
если бы они были овцами, и из нее делают ткани. Есть в этом краю "ипотаны"
(гиппопотамы), которые живут то на суше, то в воде, они  наполовину  люди,
наполовину  лошади  и  питаются  только  человечиной,  когда  удается   ее
раздобыть. Еще водится в том краю множество грифов, больше, чем  в  других
местах; одни говорят, что у них перед туловища орлиный, а зад  львиный,  и
это верно, они и впрямь так устроены; однако туловище грифа больше  восьми
львов, вместе взятых, и он сильнее сотни орлов.  Гриф,  разумеется,  может
поднять и унести в свое гнездо лошадь с всадником или пару волов, когда их
в одной упряжи выводят в поле, так как когти  на  его  лапах  огромные,  с
туловище вола, из когтей этих изготовляют чаши для питья, а из его ребер -
луки".
     Другой знаменитый путешественник. Марко Поло, слышал  на  Мадагаскаре
рассказы о птице "рок" и сперва думал, что речь идет о ucello  grifone,  о
птице грифе ("Milione", CLXVIII) [прозвание Марко Поло,  когда  он  достиг
богатства,  было  Messer  Milione].  В  средние   века   символика   грифа
противоречива. В одном итальянском  бестиарии  сказано,  что  он  означает
демона; обычно  же  он  -  эмблема  Христа,  так  и  трактует  его  Исидор
Севильский в своих "Этимологиях":  "Христос  есть  лев,  ибо  он  царит  и
обладает могуществом; он орел, ибо после воскресения возносится на небо".
     В XXIX  песне  "Чистилища"  Данте  грезится  триумфальная  колесница,
запряженная грифом; орлиная его часть золотая, львиная  -  белая  с  алым,
дабы,  согласно  комментаторам,  обозначить  человеческую  природу  Христа
[Стихи  эти  напоминают  описание  Жениха  в  "Песне  Песней"   (5:10-II):
"Возлюбленный мой бел и румян... голова его  -  чистое  золото"].  (Белое,
смешанное с красным, дает цвет плоти.)
     Другие полагают, что Данте тут хотел представить символ папы, который
одновременно  священнослужитель  и  царь.  Дидро  в  своей   "Христианской
иконографии" пишет: "Папа, как понтифик или орел,  возносится  к  престолу
Господа, дабы получать его приказания, и, как лев или  царь,  шествует  по
земле могущественно и властно".






     Иезекиилю  в  Вавилоне  предстало  видение  -  четверо  животных  или
ангелов, "и у каждого четыре лица, и у каждого из  них  четыре  крыла",  и
"подобие лиц их - лице человека и лице льва с правой стороны... а с  левой
стороны лице тельца у всех четырех и лице орла у всех четырех".  Они  шли,
куда их вел дух, "каждое в ту сторону, которая пред лицом  его",  или  его
четырех лиц, возможно чудесным образом разрастаясь в четырех направлениях.
Четыре колеса, у которых ободья "высоки и  страшны",  шли  за  ангелами  и
"вокруг полны были глаз".
     Воспоминания об Иезекииле вдохновили святого Иоанна,  в  "Откровении"
которого, в главе IV, мы читаем:
     "И пред престолом море  стеклянное,  подобное  кристаллу;  и  посреди
престола и вокруг престола четыре животных,  исполненных  очей  спереди  и
сзади. И первое животное было подобно  льву,  и  второе  животное  подобно
тельцу, и третье животное имело лице, как человек,  и  четвертое  животное
подобно орлу летящему. И каждое из четырех животных имело  по  шести  крыл
вокруг, а внутри они исполнены очей; и ни днем, ни ночью не  имеют  покоя,
взывая: свят, свят, свят Господь Бог Вседержитель,  Который  был,  есть  и
грядет".
     В "Зогаре", или  "Книге  Сияния",  прибавлено,  что  четыре  животных
зовутся Ганиэль, Кафзиэль, Азриэль и Аниэль и что глядят они на Восток, на
Север, на Юг и на Запад.
     Стивенсон задавался вопросом: если такие чудеса есть на Небе, то чего
только  нет  в  Аду!  Из  приведенного  пассажа  "Апокалипсиса"  Честертон
почерпнул свою блестящую метафору ночи:  "чудовище,  состоящее  из  глаз".
Четвероликие ангелы "Книги Иезекииля" названы "гайот" ("живые  существа");
в "Сефер Ецира" они - десять чисел, которые  вместе  с  двадцатью  буквами
алфавита послужили для сотворения нашего мира; согласно  "Зогару",  ангелы
эти спустились с горних высот, увенчанные буквами.
     От четырех ликов "гайот"  евангелисты  позаимствовали  свои  символы:
Матфею достался ангел, иногда в виде бородатого мужчины; Марку - лев; Луке
- бык; Иоанну - орел. Святой  Иероним  в  своем  комментарии  к  Иезекиилю
попытался разумно обосновать эти атрибуты. Он говорит, что Матфею был  дан
ангел (человек), ибо он представил человеческую природу Спасителя; Марку -
лев, ибо он объявил о царском достоинстве  Христа;  Луке  -  бык,  эмблема
жертвенности, ибо он показал священническую  сущность  Христа;  Иоанну  же
орел - за возвышенный полет его веры.
     Немецкий  исследователь,  доктор  Рихард  Хеннинг,  ищет   отдаленный
источник этих эмблем в четырех знаках зодиака, отстоящих один  от  другого
на девяносто градусов. Что до льва и быка,  тут  нет  никаких  трудностей;
ангел отождествляется с Водолеем, у которого  облик  человека,  а  Иоаннов
орел - со  Скорпионом,  но  это  отвергают,  так  как  Скорпион  считается
предвестником зла. Никола де Вор в своем "Астрологическом  словаре"  также
выдвигает эту гипотезу,  замечая,  что  четыре  эти  фигуры  сочетаются  в
сфинксе, у которого может быть человеческая голова, туловище быка, когти и
хвост льва и крылья орла.






     Желая обозначить невозможность или несообразность, Вергилий говорит о
попытке скрестить коня и грифа. Четырьмя столетиями позже его  комментатор
Сервий утверждает, что грифы - это  животные,  у  которых  передняя  часть
туловища орлиная, а задняя - львиная. Чтобы подкрепить  свое  утверждение,
он  прибавляет,  что  они  ненавидят  лошадей...  Со  временем   выражение
"jungentum iam grypes equis" ["скрещивать грифа с лошадьми" (лат.)]  стало
поговоркой; в начале XVI века Лудовико Ариосто  вспомнил  его  и  придумал
гиппогрифа. В грифе  древних  сожительствуют  орел  и  лев;  в  Ариостовом
гиппогрифе - лошадь и гриф, это чудовище,  или  вымысел,  второй  степени.
Пьетро Микелли замечает, что гиппогриф  более  гармоничное  созданье,  чем
крылатая лошадь.
     В  "Неистовом  Роланде"  дано  его  подробное  описание,  словно   бы
предназначенное для некой фантастической зоологии:

                  Не призрачный под магом конь - кобылой
                  На свет рожден, отцом его был гриф;
                  В отца он птицей был ширококрылой, -
                  В отца весь спереди; как тот, ретив;
                  Все остальное, как у матки, было,
                  И назывался конь тот - гиппогриф.
                  Рифейских гор пределы славны ими,
                  Далеко за морями ледяными

     Первое упоминание этого странного животного обманчиво  случайное:  "У
Роны рыцаря увидел я, который остановил крылатого коня".
     В других октавах описаны изумление и страх при  виде  летящего  коня.
Вот знаменитая октава:

                  E vede l'oste e tutta la familia
                  E qui a finestre a qui fuor ne la via,
                  Tener levati al ciel occhi e le cilia,
                  Come l'Eclisse a la Cometa sia,
                  Vede la Donna un'alta maravigia,
                  Che di leggier creduta non sarva,
                  Vede passar un gran destuero alato
                  Che porta in aria un cavagliero armato.
                        [Глядит, - хозяйская семья в мгновенье
                        Сбежавшись, - кто в дверях, кто у окна, -
                        Как будто на комету иль затменье,
                        Взирает на небо, поражена.
                        И видит дева чудное явленье,
                        И верит лишь с трудом глазам она:
                        Конь, видит, в воздухе летит крылатый;
                        Им правит всадник, облаченный в латы.]

     Астольфо, в одной  из  последних  песен,  расседлывает  гиппогрифа  и
отпускает его на волю.






     Проблема происхождения идей пополнила фантастическую  зоологию  двумя
любопытными созданьями. Одно было придумано в середине XVIII века,  второе
- век спустя.
     Первое -  это  чувствующая  статуя  Кондильяка.  Декарт  провозгласил
учение о врожденных идеях; Этьен Бонно  де  Кондильяк,  дабы  опровергнуть
его,  придумал  мраморную  статую,  устроенную  внутри   и   снаружи   как
человеческое  тело  и  обиталище  души,  но  никогда  не  ощущавшую  и  не
мыслившую.   Кондильяк   начинает   с   того,    что    наделяет    статую
одним-единственным чувством - обонянием, быть может  наименее  сложным  из
всех. Запах жасмина становится началом биографии статуи; сперва для нее во
вселенной будет существовать лишь этот запах, точнее, запах этот будет для
нее вселенной, которая мгновение  спустя  станет  запахом  розы,  а  затем
гвоздики. Пусть в сознании статуи будет один-единственный запах - вот  вам
и внимание: пусть запах этот длится, когда  причина,  вызвавшая  его,  уже
исчезла, вот вам память;  пусть  внимание  статуи  сопоставит  впечатление
настоящего  и  впечатление  прошлого,  вот  -  сравнение;   пусть   статуя
почувствует аналогии и различия, это будет  суждение;  пусть  сравнение  и
суждение  повторятся  снова,   вот   вам   размышление;   пусть   приятное
воспоминание будет живее, чем  впечатление  неприятное,  вот  воображение.
Когда уже родились способности понимания, за  ними  возникают  способности
воли: любовь  и  ненависть  (влечение  и  отвращение),  надежда  и  страх.
Сознание того, что пройдены  многие  состояния,  даст  статуе  абстрактное
понятие числа; сознание того, что сейчас пахнет гвоздикой, а прежде  пахло
жасмином, породит понятие "я".
     Затем автор  придаст  своему  гипотетическому  человеку  слух,  вкус,
зрение и, наконец,  осязание.  Это  последнее  чувство  откроет  ему,  что
существует пространство и что в пространстве он облечен  неким  телом;  до
этого этапа звуки, запахи и цвета казались  ему  простыми  вариациями  или
модификациями его сознания.
     Приведенная аллегория называется "Traite des sensations" ["Трактат об
ощущениях"  (франц.)]  и  издана  в  1754  году:  для  этой   заметки   мы
воспользовались  вторым  томом  "Histoire  de  la  Philisophie"  ["История
философии" (франц.)] Брейе.
     Второе существо, порожденное проблемой  познания,  -  "гипотетическое
животное" Лотце. Оно более одиноко, чем статуя, которая обоняет розы  и  в
конце-то концов является человеком, - у этого животного  есть  всего  одна
чувствительная и подвижная точка на конце усика. Такое строение, очевидно,
делает невозможным несколько одновременных ощущений. Лотце  полагает,  что
способности втягивать или выставлять чувствительный усик достаточно, чтобы
почти полностью отрезанное от мира животное могло (без  помощи  кантовских
категорий) открыть для себя внешний мир и отличить объект  неподвижный  от
объекта подвижного. Этот вымысел был  одобрен  Файхингером;  он  описан  в
труде "Medizinische Psychologie", изданном в 1852 году.






     Подсказанное или развившееся благодаря  зеркалам,  воде  и  близнецам
понятие двойника есть у многих народов. Можно предполагать, что источником
сентенций, вроде "Мой друг - мое второе "я" Пифагора  или  "Познай  самого
себя"  Платона,  было  именно  это  понятие.  В  Германии   его   называли
"Doppelganger", в Шотландии - "fetch", ибо он  является  схватить  (fetch)
человека и повести к гибели. Следовательно, встреча с  самим  собою  сулит
несчастье; в трагической балладе Роберта  Луиса  Стивенсона  "Ticonderoga"
пересказана легенда на эту тему. Вспомним также странную картину  Россетти
"How they met themselves": пара влюбленных  встречает  в  сумеречной  роще
самих себя. Здесь  можно  бы  привести  аналогичные  примеры  из  Готорна,
Достоевского и Альфреда де Мюссе.
     Для евреев же явление двойника не было  предвестием  близкой  смерти.
Напротив, оно было доказательством того,  что  человек  обрел  пророческий
дар. Так это объясняет Гершом Шолем.  В  содержащейся  в  Талмуде  легенде
повествуется о человеке, ищущем Бога и встретившем себя самого.
     В рассказе По "Уильям Уилсон" двойник -  это  совесть  героя.  Он  ее
убивает и умирает сам. В стихах Иейтса двойник -  наша  противоположность,
наш противник, тот, кто нас дополняет, тот,  кем  мы  не  являемся  и  кем
никогда не будем.
     Плутарх пишет, что греки давали  прозвище  "другой  я"  представителю
царя.






     Согласно иудаистическим поверьям, между мирами  плотским  и  духовным
предполагается существование мира, населенного ангелами и демонами.  Число
его обитателей превосходит  возможности  арифметики.  С  течением  времени
Египет, Вавилон и Персия внесли свою лепту в образ  этого  фантастического
мира. По мнению Трахтенберга, христианское влияние сказалось, возможно,  в
том, что демонология, или  наука  о  демонах,  заняла  менее  значительное
место, чем ангелология, или наука об ангелах.
     Тем не менее мы можем назвать Кетех Мерири, князя полдня  и  знойного
лета. Однажды его повстречали идущие в школу дети - все они, кроме  двоих,
умерли.  В  течение  XIII  века  иудаистическая  демонология   пополнилась
пришельцами латинскими, французскими и германскими, которые в конце концов
слились с упомянутыми в Талмуде.






     Согласно мусульманской легенде,  Аллах  сотворил  три  рода  разумных
существ: ангелов,  созданных  из  света;  джиннов  (в  единственном  числе
"джиини", или "гений"), созданных из огня; и людей,  созданных  из  земли.
Джинны были сотворены из черного бездымного огня за несколько тысяч лет до
Адама и делятся на пять видов. Среди этих видов есть джинны добрые и злые,
джинны-мужчины и джинны-женщины. Космограф Аль-Казвини пишет, что  "джинны
- это воздушные существа  с  прозрачным  телом,  которые  могут  принимать
различные формы". Сперва они являются в виде облаков или огромных,  смутно
очерченных столбов; затем они уплотняются и их форма  становится  видимой,
имея облик человека, шакала, волка, льва, скорпиона или змеи. Одни из  них
правоверные, другие еретики или  атеисты.  Английский  ориенталист  Эдвард
Уильям Лейн пишет, что, когда джинны  принимают  человеческий  облик,  они
порой бывают гигантского размера, и "если они  добрые,  то,  как  правило,
ослепительно прекрасны, а если злые,  отвратительно  безобразны".  Говорят
также, что они могут по желанию становиться невидимыми "благодаря быстрому
расширению и разжижению частиц из которых  состоят",  и  тогда  они  могут
исчезнуть, растворившись в воздухе  или  в  воде,  или  проникнуть  сквозь
прочную стену.
     Джинны нередко возносятся на низшее небо, где могут подслушать беседы
ангелов о грядущих событиях. Поэтому они способны помогать  предсказателям
и колдунам. Некоторые ученые  приписывают  им  сооружение  пирамид  и,  по
велению Соломона, великого Иерусалимского Храма.
     Любимое местопребывание джиннов - развалины зданий, водяные цистерны,
реки,  источники,  перекрестки  дорог  и  рынки.  Египтяне  говорят,   что
столбовидные смерчи из взвихренного песка возникают в  пустыне  от  полета
злого Джинни. И еще говорят, что падающие звезды  -  это  стрелы,  которые
Аллах мечет в злых джиннов. В числе совершаемых  этими  злодеями  пакостей
обычны следующие: они швыряют  с  крыш  и  из  окон  кирпичи  и  камни  на
проходящих мимо людей,  похищают  красивых  женщин,  преследуют  тех,  кто
поселяется  в  необитаемом  доме,  и  крадут   провизию.   Однако,   чтобы
предохранить  себя  от  подобных  неприятностей,  достаточно  воззвать   к
Всемилостивому и Всеблагому Аллаху.
     Вурдалаки, посещающие кладбища  и  питающиеся  человеческими  телами,
считаются низшей категорией джиннов.  Отец  джиннов  и  их  глава  зовется
Иблис.
     В 1828 году молодой Виктор Гюго написал сумбурную  пятнадцатистрофную
поэму  "Джинны"  о  сборищах  этих  существ.  С  каждой   строфой,   когда
присоединяется новый джинн,  строки  становятся  все  длинней  и  длинней,
вплоть до восьмой строфы, когда они уже все в сборе. С этого момента и  до
конца поэмы строки уменьшаются, пока наконец все джинны не исчезнут.
     Бертон и Ноа Уэбстер связывают  слово  "джин"  с  латинским  "genius"
[гений, дух (лат.)]. Скит это оспаривает.






     Дракон обладает способностью  принимать  различные  облики,  которые,
однако, для нас непостижимы. Обычно его  представляют  с  головой  лошади,
хвостом змеи, большими крыльями по  бокам  и  четырьмя  лапами,  каждая  с
четырьмя когтями. Говорят также о его девяти подобиях:  рога  его  подобны
оленьим, голова - голове верблюда, глаза - глазам демона, шея - шее  змеи,
брюхо - брюху моллюска, чешуя - чешуе рыбы, когти - когтям  орла,  лапы  -
лапам тигра и уши - ушам быка. У некоторых экземпляров  нет  ушей,  и  они
слушают рогами. Дракона часто изображают  с  висящей  на  шее  жемчужиной,
эмблемой солнца. В этой жемчужине  -  его  сила.  Если  ее  отнять,  он  -
безвреден.
     История называет  дракона  родоначальником  первых  императоров.  Его
когти, зубы и слюна наделены целебными свойствами. По  своему  желанию  он
может быть видим людям или же  невидим.  Весною  он  возносится  на  небо,
осенью погружается в пучину вод. У некоторых драконов нет крыльев,  и  они
летают просто так. Наука различает разные виды драконов.  Небесный  дракон
держит на своем хребте  дворцы  богов  и  не  дает  им  упасть  на  землю;
божественный дракон порождает на благо людям ветры и дожди; земной  дракон
направляет течение ручьев и рек; подземный дракон охраняет  запретные  для
людей сокровища. Буддисты утверждают,  что  в  их  многих  концентрических
морях драконов не меньше, чем рыб;  где-то  во  вселенной  есть  священное
число, точно определяющее их количество. Китайский народ верит  в  дракона
больше, чем в другие божества, так как сплошь да рядом видит их в меняющих
форму облаках. Также  Шекспир  заметил,  что  бывают  облака,  похожие  на
дракона ("Some times we see a cloud that's dragonish").
     Дракон повелевает горами, причастен к геомантии, обитает близ  могил,
связан с культом Конфуция, он - Нептун морей, но  появляется  и  на  суше.
Царь морских драконов обитает в сверкающих подводных  дворцах  и  питается
опалами и жемчугом. Таких  царей  пять:  главный  живет  в  центре  земли,
остальные четверо - в четырех сторонах света. Длиною они не меньше лиги, и
когда пошевельнутся, начинают колебаться горы. Драконы покрыты  бронею  из
желтой чешуи. Под пастью у них борода, лапы и хвост волосаты. Лоб нависает
над огненными глазами, уши небольшие и  толстые,  пасть  всегда  раскрыта,
язык длинный,  зубы  острые.  От  дыхания  дракона  рыбы  свариваются,  от
испарений его тела поджариваются. Поднимаясь на  поверхность  океанов,  он
порождает водовороты и тайфуны; летая по воздуху, причиняет бури,  которые
разрушают дома в городах  и  вызывают  наводнения.  Драконы  бессмертны  и
способны общаться между собой на любом расстоянии, не нуждаясь  в  словах.
Каждый третий месяц года они представляют верховным небесам годовой отчет.






     Огромная, громоздкая змея с  когтистыми  лапами  и  крыльями  -  вот,
пожалуй, самое привычное описание дракона.  Он  бывает  черный,  но  самое
главное, что он также ослепительно блестящ, и еще ему свойственно изрыгать
пламя и дым. Вышеприведенное описание относится, конечно, к его  нынешнему
образу греки, похоже, называли  драконом  всякое  крупное  пресмыкающееся.
Плиний сообщает, что летом дракон охотно пьет слоновью кровь,  потому  что
она холодная. Он внезапно нападает на  слона  и,  обвившись  вокруг  него,
вонзает в него клыки. Обескровленный слон падает на землю и умирает, также
умирает и дракон, придавленный тяжестью своей  жертвы.  Еще  мы  читаем  у
Плиния,  что  эфиопские  драконы  в  поисках  лучших   пастбищ   регулярно
переплывают Красное море, направляясь  в  Аравия.  Для  этого  четыре-пять
драконов, переплетясь, образуют некое  подобие  плота,  причем  головы  их
торчат  над  водой.  Еще  один  раздел  у  Плиния   посвящен   лекарствам,
изготовляемым из органов дракона. Мы узнаем, что из его глаз, высушенных и
растолченных с медом, готовится мазь, помогающая от ночных  кошмаров.  Жир
драконова сердца, обернутый в шкуру газели и привязанный к  руке  оленьими
сухожилиями, приносит успех в тяжбе; зубы  дракона,  также  хранящиеся  на
теле,  обеспечивают  благосклонность  господ  и  милость  царей.  С  долей
скептицизма  Плиний   приводит   рецепт   снадобья,   делающего   человека
непобедимым. Его изготовляют из шкуры льва, из львиного костного мозга, из
пены коня, только что победившего в скачках, из когтей собаки и из  хвоста
и головы дракона.
     В одиннадцатой песне "Илиады" мы читаем, что на щите  Агамемнона  был
изображен синий трехглавый дракон; через много веков скандинавские  пираты
рисовали драконов на своих щитах и помещали резные изображения  драконовых
голов на носах своих длинных судов. У римлян дракон был  значком  когорты,
как орел - значком легиона;  отсюда  происходят  современные  драгуны.  На
штандартах саксонских королей Англии  были  изображения  драконов  -  дабы
вселить ужас в войско неприятеля. В балладе об Атисе читаем:

                     Се souloient Romains porter
                     Се nous fait moult a redouter
                            [Их римляне несли перед собой,
                            От страха мы и проиграли бой.]

     На Западе дракона всегда представляли злобным. Одним из  классических
подвигов героев - Геркулеса, Сигурда, Св.Михаила, Св.Георгия - была победа
над драконом и его убиение. В германских мифах дракон охраняет драгоценные
предметы. В "Беовульфе", написанном в Англии в седьмом или  восьмом  веке,
дракон стоит на страже сокровища три сотни лет. Сбежавший раб  прячется  в
его пещере и крадет кубок. Пробудившись, дракон замечает  кражу  и  решает
убить вора, но время от времени возвращается  в  пещеру  -  проверить,  не
поставил  ли  он  сам  кубок  не  на  то  место.  (Удивительно,  что  поэт
приписывает  чудовищу  чисто  человеческую  неуверенность.)  Затем  дракон
начинает разорять королевство, Беовульф его  отыскивает  и,  сразившись  с
ним,  убивает,  вскоре  после  чего  сам  умирает  от  смертельной   раны,
нанесенной клыками дракона.
     Люди верили в  реальность  дракона.  В  середине  шестнадцатого  века
дракон упоминается в "Historia Animaiium" Конрада  Геснера,  труде  вполне
научном. Время сильно подорвало престиж дракона.  Лев  для  нас  -  это  и
реальность и символ, но минотавр всего лишь символ, никак  не  реальность.
Дракон,  вероятно,  самое  известное,  но  также  самое  незадачливое   из
фантастических животных. Он кажется нам чем-то ребяческим и нередко портит
истории, в которых появляется. Стоит, однако, вспомнить, что тут мы  имеем
дело с  современным  предрассудком,  возникшим,  вероятно,  из-за  избытка
драконов в сказках. Св.Иоанн  в  "Откровении"  дважды  упоминает  дракона:
"Древний змий, называемый диаволом и сатаною...".  Св.Августин  в  том  же
духе пишет, что дьявол - "это лев и дракон: лев по своей ярости, дракон по
своему коварству". Юнг замечает, что в драконе сочетаются пресмыкающееся и
птица - стихии земли и воздуха.






     Шар наиболее правильная форма твердых тел, ибо  любая  точка  на  его
поверхности равно удалена от его центра. По этой причине и  благодаря  его
способности вращаться вокруг оси, не сдвигаясь с места,  Платон  ("Тимей",
33) одобряет решение Демиурга, придавшего нашей Земле  сферическую  форму.
Платон считает нашу Землю  живым  существом  и  в  своих  "Законах"  (898)
утверждает, что планеты и звезды тоже живые. Таким  образом,  он  обогатил
фантастическую  зоологию  огромными  шароподобными  животными  и   подверг
осуждению тупоумных астрономов, которые не способны понять,  что  круговое
движение небесных тел совершается по их же воле.
     Через пять столетий с лишком в  Александрии  Ориген,  один  из  отцов
церкви, учил, что праведники  воскреснут  в  виде  шаров  и  покатятся  на
небеса.
     В  эпоху  Ренессанса  представление  о  небе  как  о  живом  существе
появилось вновь у Лючилио Ванини; неоплатоник Марсилио  Фичино  говорил  о
волосах, зубах и костях земли, а Джордано Бруно чувствовал, что планеты  -
это огромные спокойные животные, теплокровные, с постоянными привычками  и
наделенные разумом. В начале семнадцатого века  немецкий  астроном  Иоганн
Кеплер спорит с английским мистиком Робертом  Фладдом,  кто  первый  подал
идею о Земле  как  о  живом  чудовище,  "чье  дыхание,  подобно  китовому,
соответствующее  его  сну  и  бодрствованию,  является  причиной   морских
приливов и отливов". Кеплер усердно изучал анатомию  этого  чудовища,  его
питание, окраску, память и способность воображать и создавать формы.
     В девятнадцатом веке немецкий психолог Густав Теодор Фехнер (которого
восхвалял  Уильям  Джеймс  в  "Плюралистической  вселенной")   с   детской
наивностью разрабатывал вышеизложенные идеи. Каждый,  кто  не  пренебрегал
гипотезой, что Земля, наша мать, - это организм, причем  организм  высшего
порядка сравнительно с растениями, животными и людьми, может  ознакомиться
с благочестивыми страницами "Зенд-Авесты" Там мы,  например,  читаем,  что
шарообразная форма Земли - это форма глаза, благороднейшего  органа  нашею
тела, И  еще,  что  "если  небо  действительно  дом  ангелов,  то  ангелы,
несомненно, суть звезды, ибо в небе нет иных обитателей".






     Первая трактовка единорога почти полностью совпадает с последними. За
четыреста лет до христианской эры грек Ктесий, врач  Артаксеркса  Мнемона,
сообщал, что в королевствах Индостана  водятся  весьма  быстроногие  дикие
ослы с белой шерстью, пурпурно-красной головой, голубыми глазами, с острым
рогом на  лбу,  у  основания  белым,  на  конце  красным,  а  посредине  -
совершенно черным. Плиний прибавляет другие  подробности  (VIII,  31):  "В
Индии охотятся еще за другим зверем, единорогом, который туловищем схож  с
лошадью, головою с оленем, ноги как у слона,  а  хвост  кабаний.  Ржет  он
басистым голосом, посреди лба торчит длинный  черный  рог.  Полагают,  что
живьем его невозможно взять".  Востоковед  Шрадер  в  1892  году  высказал
мысль,  что  образ  единорога  мог  быть   грекам   подсказан   некоторыми
персидскими    барельефами,    изображающими    быка    в    профиль,    с
одним-единственным рогом.
     В энциклопедии Исидора Севильского, составленной в начале  VII  века,
можно прочесть,  что  единорог  ударом  своего  рога  убивает  слона;  это
напоминает аналогичную победу "каркадана" (носорога), описанную во  втором
путешествии Синдбада [там  говорится,  что,  если  разрезать  пополам  рог
носорога, на нем будет видна фигура человека; Аль Казвини говорит, что это
будет фигура всадника на лошади,  другие  называют  птиц  и  рыб].  Другим
противником единорога называли льва, и в одной великолепной октаве  второй
книги запутаннейшей эпопеи "The Faerie Queen" изображено их сражение.  Лев
прислоняется  к  дереву,  единорог,  пригнув  голову,  атакует  его,   лев
отскакивает в сторону, и единорог оказывается пригвожденным к стволу.  Эта
октава написана в XVI веке, а в начале XVIII века объединение  Английского
королевства с Шотландским  соединит  в  гербе  Великобритании  английского
леопарда (льва) с шотландским единорогом.
     В средние века бестиарии  утверждали,  что  единорога  может  поймать
девушка; в "Physiologus Graecus" ["греческий физиолог" (лат.)] мы  читаем:
"Как его ловят. Ставят перед ним девицу, и он прыгает на  лоно  девицы,  и
девица любовно его обнимает и уносит в королевский  дворец".  Этот  триумф
чистоты представлен на медали Пизанелло и на многих знаменитых  гобеленах,
примечательны и его аллегорические  толкования.  Единорог  применялся  как
символ Иисуса Христа, Святого Духа, ртути и зла. В труде "Psychologie  und
Alchemie" ["Психология и алхимия" (нем.)]  (Цюрих,  1944)  Юнга  приведены
история и анализ этих символических применений.
     Белая лошадка с задними ногами антилопы, козлиной бородой  и  длинным
винтообразным  рогом  на   лбу   -   таково   обычно   изображение   этого
фантастического животного.
     Леонардо  да  Винчи  объясняет  способ   охоты   на   единорога   его
чувственностью; движимый ею, он забывает о своей свирепости и  ложится  на
лоно девушки, тогда-то охотники и ловят его.






     В одном пассаже у Сенеки сказано, что, по учению  Фалеса  Милетского,
земной шар плавает  в  воде,  подобно  кораблю,  и  что,  когда  воду  эту
будоражит и волнует буря, происходят землетрясения.  Японские  историки  и
мифологи восемнадцатого века предлагают совершенно  иную  сейсмологическую
теорию. В "Священных Писаниях" мы читаем следующее:
     "Под плодородной землей Тростниковых Долин лежит Ками, имеющий  облик
рыбы-усача; когда он двигался, начинались землетрясения, пока Великий  Бот
Оленьего Острова не воткнул свой меч глубоко в землю и не  пронзил  голову
Ками. С тех пор, если злобный  Ками  шевелится.  Бог  протягивает  руку  и
нажимает на меч, пока Ками не угомонится".
     Рукоять этого меча, высеченная из гранита, торчит  фута  на  три  над
землею недалеко от святилища в Кашиме. В  семнадцатом  веке  некий  феодал
шесть дней копал там землю и все же не добрался до верхушки клинка.
     По народным поверьям, Джиншин-Уво,  или  Рыба  Землетрясений,  -  это
угорь длиною семьсот миль, который  держит  на  своем  хребте  Японию.  Он
лежит, вытянувшись с севера до юга, голова его  -  возле  Киото,  а  хвост
возле Аромори. Некоторые логически  мыслящие  ученые  отстаивали  обратную
позицию, так как на юге Японии землетрясения  более  часты,  и  это  легче
объяснить движениями хвоста угря. Животное это в какой-то мере сопоставимо
с Багамутом мусульманских преданий и с Мидгардсормром Эдды.
     В некоторых  регионах  Рыбу  Землетрясений  заменяет  с  сомнительным
успехом - Жук Землетрясений, Джиншин-Муши. У него голова  дракона,  десять
паучьих ног и чешуйчатое туловище. Его местопребывание не вода, а земля.






     В минералогии карбункул - от латинского carbuncuhls, "уголек", -  это
рубин, что ж до карбулкула у древних, то, по предположениям  так  называли
гранат.
     В шестнадцатом веке в Южной Америке это название было дано испанскими
конкистадорами таинственному животному  -  таинственному,  так  как  никто
никогда  не  разглядел  его  настолько,  чтобы  понять,  птица   это   или
млекопитающее, покрыто оно перьями  или  же  мехом.  Поэт-священник  Барко
Сентенера, утверждающий, будто видел его в Парагвае, описывает его в своей
поэме "Аргентина" (1602) как "небольшого зверька с блестящим зеркальцем на
голове,  похожим  на  пылающий  уголь...".  Другой  конкистадор,   Гонсало
Фернандес де Овьедо, связывает зеркало или сияющий в темноте свет - и то и
другое он видел в Магеллановом проливе - с драгоценными камнями,  которые,
по поверьям, драконы прячут в своей голове. Эти сведения  он  почерпнул  у
Исидора Севильского, писавшего в своей "Этимологии" следующее:
     "Его добывают  из  головы  дракона,  однако  он  твердеет,  становясь
драгоценным камнем, лишь тогда, когда голова отсечена у  живого  чудовища;
по сей причине  колдуны  отрубают  голову  у  дракона  спящего.  Храбрецы,
желающие проникнуть  в  логово  дракона,  берут  с  собою  зерна,  которые
нагоняют на этих чудищ сон, и, когда драконы уснут, отсекают им  головы  и
вынимают самоцветы".
     Здесь можно вспомнить шекспировскую жабу ("Как вам  это  понравится",
II, 1), которая, хотя "уродлива и  ядовита.  Но  ценный  камень  в  голове
таит...".
     Обладание карбункулом приносит богатство и счастье.  Барко  Сентенера
претерпел множество лишений, отыскивая на берегах  парагвайских  рек  и  в
тамошних джунглях это неуловимое существо, однако так и не нашел  его.  До
нынешних дней об этом звере с его таинственным камнем в голове нам  больше
ничего не известно.






     Кентавр  -  самое  гармоничное  создание   фантастической   зоологии.
"Двуформным" назван он в Овидиевых  "Метаморфозах",  однако  нам  нетрудно
забыть о его гетерогенной природе и думать, что в  Платоновом  мире  форм,
наряду с архетипом лошади или человека, есть  архетип  кентавра.  Открытие
этого  архетипа  потребовало  многих  веков;  первобытные  и   архаические
изображения  представляют  нам  голого  человека,  к   которому   неуклюже
прикреплен конский зад. На западном  фронтоне  храма  Зевса  в  Олимпии  у
кентавров уже конские ноги, а там, где должна начинаться шея коня, высится
человеческий торс.
     Кентавров породили фессалийский царь Иксион и облако,  которому  Зевс
придал облик Геры; другая легенда гласит, что они - дети  Аполлона.  (Есть
предположение, что слово "кентавр" происходит от "гандхарва"; в ведической
мифологии "гандхарвы" - младшие боги, правящие  конями  Солнца.)  Так  как
греки гомеровской эпохи  не  ездили  верхом,  предполагается,  что  первый
кочевник, которого они увидели, показался им чем-то единым с его конем;  и
в доказательство приводят то, что солдаты Писарро и Эрнана  Кортеса  также
представлялись индейцам кентаврами. "Один из тех всадников упал с  лошади,
и когда индейцы, уверенные, что это одно целое, увидели, что это  животное
разделилось на две части, страх их  был  так  велик,  что  они  с  воплями
побежали вспять, к своим, крича, что из одного стало двое, и повергая всех
в ужас; и было в этом некое тайное чудо, ибо, не будь такого случая, можно
полагать, что они перебили бы всех христиан", - гласит  один  из  текстов,
приводимых Прескоттом. Но грекам,  в  отличие  от  индейцев,  лошадь  была
известна; более правдоподобно предположение, что кентавр  -  это  нарочито
созданный образ, а не плод ошибки по незнанию.
     Самая популярная из легенд, где  фигурируют  кентавры,  -  легенда  о
битве с пригласившими их на свадьбу  лапифами.  Для  гостей  вино  было  в
новинку - на пиру захмелевший  кентавр  оскорбил  невесту  и,  опрокидывая
столы, затеял знаменитую "кентавромахию", которую  Фидий  или  его  ученик
изобразил в Парфеноне, Овидий воспел в книге XII  "Метаморфоз"  и  которая
вдохновила Рубенса. Побежденные лапифами, кентавры были  вынуждены  бежать
из Фессалии. В другом сражении Геркулес, стреляя из лука, уничтожил их.
     Кентавр   -   воплощение   сельской   дикости   и   гневливости,   но
"справедливейший из кентавров" - Хирон ("Илиада", XI, 832) был наставником
Ахиллеса и Эскулапа,  которых  обучил  искусствам  музыки,  собаководства,
ратному делу и даже медицине и хирургии. Запоминается образ Хирона в песне
XII "Ада", которую, с общего согласия, принято называть  песнью  кентавра.
На сей предмет есть тонкие наблюдения у Момильяно в его издании 1945 года.
     Плиний говорит, что видел гипокентавра, законсервированного в меду  и
присланного из Египта в дар императору.
     В "Ужине семи мудрецов" Плутарх юмористически сообщает, что  один  из
Пастухов  коринфского  деспота  Периандра  принес  ему  в  кожаной   сумке
новорожденного детеныша кобылы,  у  которого  лицо,  голова  и  руки  были
человеческие, а все прочее -  конское.  Плакал  он,  как  ребенок,  и  все
решили, что это зловещее знамение. Мудрец Фалес, осмотрев его,  рассмеялся
и сказал Периандру, что и впрямь не может одобрить поведение его Пастухов.
     В пятой книге своей  поэмы  Лукреций  утверждает,  что  существование
кентавров невероятно, ибо лошади достигают зрелости раньше,  чем  люди,  и
кентавр в три года  был  бы  взрослым  конем  и  вместе  с  тем  лепечущим
младенцем. Такой конь умер бы на пятьдесят лет раньше, чем человек.






     Китайская космогония гласит, что  Десять  Тысяч  Существ  (весь  мир)
рождаются от ритмичного чередования двух дополняющих вечных начал - Инь  и
Янь. Инь - сосредоточенность, мрак, пассивность, четные числа и холод; Янь
- рост, свет, порыв, нечетные числа и тепло. Символы Инь - женщина, земля,
оранжевый цвет, долины, русла рек и тигр;  символы  Ян  -  мужчина,  небо,
голубой цвет, горы, столбы, дракон.
     Китайский дракон "лунь" - одно из четырех волшебных животных. (Прочие
- это единорог, Феникс  и  черепаха.)  Западный  дракон  в  лучшем  случае
страшен, в худшем - смешон;  напротив,  "лунь"  китайских  легенд  наделен
божественным достоинством и подобен ангелу, который вместе с тем лев. Так,
в "Исторических хрониках" Сыма Цяня читаем, что Конфуций однажды пришел за
советом к архивариусу или библиотекарю Лао  Цзе  и  после  встречи  с  ним
заявил:
     "Птицы летают, рыбы плавают, животные бегают. Бегающего можно поймать
в западню, плавающего - сетью, а  летающего  -  стрелой.  Но  как  быть  с
драконом? Я не знаю, как он мчится верхом на ветре и как взмывает в  небо.
Нынче я видел Лао Цзе и могу сказать, что видел дракона".
     Некогда дракон, или лошадь-дракон, вышел из  Желтой  реки  и  показал
некоему  императору  знаменитый  рисунок   круга,   в   котором   отражена
взаимосвязь Янь и Инь; у одного царя были в конюшне драконы  для  верховой
езды и для упряжек; другой питался  драконами,  и  царствование  его  было
успешным.  Один  великий  поэт,  желая   обрисовать   опасности   высокого
положения, написал: "Удел единорога -  стать  ветчиной,  дракона  -  стать
мясным пирогом".
     В "И Цзин" ("Книге перемен") дракон обычно означает мудреца.
     На протяжении веков дракон был символом императора.  Трон  императора
именовался Троном Дракона; лицо императора -  Лицом  Дракона.  Когда  надо
было оповестить о кончине императора, говорили,  что  он  улетел  на  небо
верхом на драконе.
     Народное воображение связывает дракона с  облаками,  с  желанным  для
земледельцев дождем и с большими реками. "Земля соединяется с драконом"  -
так обычно говорят о дожде. В VI веке  Чжань  Цынью  изобразил  в  стенной
росписи четырех драконов. Зрители стали его осуждать за то, что он  сделал
их безглазыми. Чанг, осердясь, взялся снова за кисть и  дорисовал  две  из
этих извивающихся фигур. И тогда "грянули громы и молнии", стена  треснула
и драконы унеслись в небо. Но другие два дракона, без  глаз,  остались  на
месте".
     У китайского дракона есть рога, когти и чешуя,  а  на  хребте  -  ряд
острых зубцов.  Обычно  его  изображают  с  жемчужиной,  которую  он  либо
глотает, либо выплевывает, - в этой жемчужине его сила. Если ее отнять, он
- безвреден.
     Чжуан Цзы повествует о человеке, который, упорно трудясь, за три года
изучил колдовское искусство убивать драконов, но за всю  оставшуюся  жизнь
не имел ни одного случая его применить.






     Есть  на  земле  -  и  всегда  были  -  тридцать  шесть  праведников,
назначение коих - оправдывать мир перед Богом. Это ламедвовники. Они  друг
о друге не знают, и все очень бедны. Стоит человеку вдруг узнать,  что  он
ламедвовник, он тут же умирает, и его место занимает другой, хотя бы и  на
другом конце земли. Сами о том не ведая, они тайные столпы, поддерживающие
наш мир. Не будь их заступничества, Бог уничтожил бы род человеческий. Они
наши спасители и сами того не знают.
     Это мистическое поверье евреев было изложено Максом Бродом.
     Отдаленные его корни можно  усмотреть  в  восемнадцатой  главе  Книги
Бытия, где Господь объявляет, что  не  уничтожит  город  Содом,  если  там
найдется десять праведников. У арабов есть аналогичный образ - кутбы.






     По мнению римских и греческих  классиков,  ламии  обитали  в  Африке.
Кверху от пояса у  них  формы  красивой  женщины,  нижняя  же  половина  -
змеиная. Некоторые называли их колдуньями, другие -  злобными  чудовищами.
Они лишены способности говорить,  однако  умеют  мелодично  свистеть.  Они
завлекают  путников  в  пустыне   и   пожирают   их.   Происхождения   они
божественного - они потомки одной из многих любовных связей Зевса.  Роберт
Бертон в той части своей "Анатомии меланхолии"  (1621),  где  говорится  о
любовной страсти, рассказывает историю одной ламии, принявшей человеческий
облик и соблазнившей юного философа, "не менее прекрасного, чем она".  Она
увела его в свой дворец, находившийся в городе  Коринфе.  Приглашенный  на
свадьбу волшебник Аполлоний Тианский назвал ламию ее  истинным  именем,  и
вмиг исчезли и ламия и дворец. Незадолго до смерти Джон Китс  (1795-1821),
вдохновившись рассказом Бертона, написал поэму на этот сюжет.






     "Ибо до Евы была Лилит", - гласит древнееврейский  текст.  Легенда  о
ней вдохновила английского поэта Данте Габриэля  Россетти  (1828-1882)  на
поэму "Eden Bower". Лилит  была  змея,  она  была  первой  женой  Адама  и
подарила ему "glittering sons and radiant daughters" ("сверкающих  сыновей
и сияющих дочерей"). Еву Бог создал потом;  чтобы  отомстить  земной  жене
Адама, Лилит уговорила ее отведать запретный плод и зачать Каина, брата  и
убийцу Авеля. Такова первоначальная форма мифа, которой следовал Россетти.
В течение средних веков она изменилась под влиянием слова "лайил", что  на
древнееврейском значит "ночь". Лилит стала уже не  змеей,  а  духом  ночи.
Иногда она - ангел, ведающий рождением людей, иногда повелевает  демонами,
которые нападают на спящих в одиночку или на бредущих по дорогам путников.
В народном воображении она предстает в виде высокой молчаливой  женщины  с
черными распущенными волосами.






     Англичанам чудится в лунных пятнах человеческая фигура; два  или  три
упоминания о лунном человеке, о "man in the moon", есть в  "Сне  в  лунную
ночь". Шекспир упоминает о его пучке терний, или  зарослях  терновника;  в
каком-то из заключительных стихов песни  XX  "Ада"  говорится  о  Каине  и
терниях. Комментатор Томмазо Казини вспоминает тут  тосканскую  легенду  о
том, что Бог назначил для Каина узилищем Луну и  повелел  ему  таскать  до
скончания веков вязанку терновника. Другие видят на Луне Святое семейство,
так что Лугонес был вправе написать в своем "Сентиментальном календаре":

              И все там есть: с младенцем Дева, рядом Иосиф,
              Супруг святой (иные хвалятся удачей,
              Что посох его видят); тут же белый ослик
              По лунным пажитям, резвяся, скачет.

     Китайцы же говорят о лунном зайце. В одной из  своих  прошлых  жизней
Будда страдал от голода; чтобы его накормить, заяц  бросился  в  огонь.  В
награду Будда отправил его душу на  Луну.  Там,  под  сенью  акации,  заяц
толчет в волшебной ступке  снадобья,  входящие  в  эликсир  бессмертия.  В
некоторых областях народ называет этого зайца  "доктором",  или  "чудесным
зайцем", или "агатовым зайцем".
     Об обычном зайце есть поверье, что он живет до тысячи  лет  и  что  в
старости он седеет.






     Подобно  "борамецу",  растение,  называемое  мадрагора,  граничит   с
животным царством, ибо, когда его вырывают с корнем, оно кричит; крик этот
может свести с ума тех, кто его  слышит  ("Ромео  и  Джульетта",  IV,  3).
Пифагор называет его "антропоморфным"; римский агроном Луций  Колумелла  -
получеловеком (semi homo), а Альберт Великий даже написал, что мандрагоры,
наподобие людей, бывают различного пола. До него Плиний писал,  что  белая
мандрагора - это самец, а черная - самка. И еще, что  сборщики  мандрагоры
чертят вокруг нее мечом три круга и должны смотреть  на  запад;  запах  ее
листьев так силен, что от него люди становятся немыми.  Кто  вырвет  ее  с
корнем, тому грозят ужасные бедствия: в последней книге "Иудейской  войны"
Иосиф Флавий  советует  применять  для  этого  нарочно  обученную  собаку.
Выдернув  растение,  собака  подыхает,  зато   его   листья   служат   для
изготовления наркотиков, колдовских и послабляющих снадобий.
     Человекоподобная форма мандрагоры породила поверье, будто она  растет
у подножия виселиц. Браун ("Pseudodoxia  epidemica"  ["Лженаука  суеверий"
(лат.)], 1646) говорит о жире повешенных; популярный романист  Ганс  Гейнц
Эверс ("Alraune", 1913) - о сперме.  По-немецки  мандрагора  -  "Alraune";
раньше говорили "Alruna", слово это происходит от  слова  "руна",  которое
означало тайну,  нечто  сокровенное,  а  затем  стало  наименованием  букв
древнего германского алфавита.
     В Книге Бытия (30:14) есть любопытное упоминание о  плодоносной  силе
мандрагоры. В  XII  веке  еврейско-немецкий  комментатор  Талмуда  написал
следующий абзац:
     "От корня в земле  отходит  нечто  вроде  веревки,  и  веревкою  этой
прикреплено за пуп - как тыква или арбуз - животное, именуемое "яду'а", но
"яду'а" во всем схож с человеком: такие же лицо, тело, руки  и  ноги.  Оно
искореняет и уничтожает все, куда достигает та  веревка.  Надобно  веревку
эту рассечь стрелою, и тогда животное подыхает".
     Врач Дискорид отождествляет мандрагору  с  "цирцеей",  или  растением
Цирцеи, о которой в песне десятой "Одиссеи" мы читаем:
     "Корень был черный, подобен был цвет молоку белизною,
     ...людям опасно
     С корнем его вырывать из земли, но богам все возможно".






     За двадцать два века до христианской  эры  справедливый  император  Ю
Великий прошел, измерив своими шагами, Девять Гор,  Девять  Рек  и  Девять
Болот и разделил землю на Девять Областей,  пригодных  для  добродетели  и
земледелия. Таким образом, он покорил  Воды,  грозившие  затопить  Небо  и
Землю; историки повествуют, что идею раздела, который он совершил, открыла
ему  волшебная,  или  небесная,  черепаха,  вышедшая  из   реки.   Кое-кто
утверждает, что это пресмыкающееся, мать всех  черепах,  было  создано  из
воды  и  огня;  другие  называют  менее  обычную  материю  -  свет  звезд,
образующих  созвездие  Стрельца.  На   панцире   черепахи   был   начертан
космический трактат под  названием  "Хон  Фан"  ("Всеобщее  Правило")  или
рисунок Девяти Отделов этого  трактата,  изображенного  белыми  и  черными
точками.
     В  представлении  китайцев  небо  имеет  вид  полушария,  а  земля  -
четырехугольника; посему в черепахе  они  видят  модель  вселенной.  Кроме
того, черепахи причастны к космическому  долголетию;  вполне  естественно,
что их включают в число животных  духовного  типа  (вместе  с  единорогом,
драконом.  Фениксом  и  тигром)  и  что  авгуры  ищут   на   их   панцирях
предсказания.
     Тан-Ки (черепаха-дух) - таково имя той,  которая  открыла  императору
"Хон Фан".






     Идея построить дом так, чтобы люди  в  нем  не  могли  найти  выхода,
возможно, еще более странна, чем человек  с  бычьей  головой,  однако  оба
вымысла  удачно  сочетаются,  и  образ  лабиринта  гармонирует  с  образом
минотавра. Вполне  естественно,  что  в  центре  чудовищного  дома  должно
обитать чудовище.
     Минотавр - полубык, получеловек - родился от любовного  союза  царицы
Крита Пасифаи с белым быком, который (по велению Посейдона) вышел из моря.
Дедал, создатель хитроумного устройства, позволившего утолить любовный пыл
царицы, построил лабиринт, дабы в нем  заточить  и  скрыть  сына-чудовище.
Минотавр питался человечиной; чтобы его кормить, царь  Крита  требовал  от
Афин ежегодную дань - семерых юношей  и  семерых  девиц.  Тесей,  решивший
избавить родину от подобной повинности, вызвался пойти добровольно.  Чтобы
он не заблудился в лабиринте, дочь критского царя Ариадна дала  ему  нить;
герой убил минотавра и сумел выбраться из лабиринта.
     В одном из своих пентаметров, где  речь  идет  об  изобретательности,
Овидий говорит о "человеке, полу-быке-получеловеке"; Данте,  знавший  язык
древних греков, но не видевший их монет и памятников, вообразил  минотавра
с головой человека и туловищем быка ("Ад", XII, 1-30).
     Культ быка и обоюдоострого топора  (он  назывался  "лабрис",  откуда,
возможно, и произошло слово "лабиринт")  был  характерен  для  доэллинских
религий с их священными  боями  быков.  Судя  по  настенным  изображениям,
человеческие фигуры с бычьими головами в критской демонологии были обычны.
Вероятно, греческая легенда о минотавре - это поздняя  и  жестокая  версия
наидревнейших мифов, тень снов, еще более устрашающих.






     Парацельс ограничивает их владения  стихией  воды,  древние,  однако,
полагали, что весь  мир  населен  нимфами.  Они  давали  нимфам  различные
наименования соответственно их обиталищам. Дриады, или гамадриады, жили на
деревьях, были невидимы и умирали вместе  с  деревьями.  Другие  же  нимфы
считались бессмертными или же, как мельком упоминает Плутарх, жили  девять
тысяч семьсот двадцать лет. Среди  них  были  нереиды  и  океаниды  -  они
владели морями. Нимфы озер и источников назывались наяды,  нимфы  пещер  -
ореады. Были также нимфы лощин,  именовавшиеся  напеями,  и  нимфы  рощ  -
альсеиды. Точное количество нимф неизвестно;  Гесиод  называет  число  три
тысячи. Это были строгие красивые молодые женщины; их название,  возможно,
означает  всего  лишь  "девица  на  выданье".  Тот,  кто  их  увидел,  мог
ослепнуть, а если видел  их  нагими,  умирал.  Так  утверждает  один  стих
Проперция.
     Древние приносили им в жертву мед, оливковое масло  и  молоко.  Нимфы
были второстепенными божествами, но храмы в их честь не воздвигались.






     Наги принадлежат индийской  мифологии.  Это  змеи,  которые,  однако,
могут принимать человеческий облик.
     В одной из книг "Махабхараты" в Архуну влюбляется  Улупи,  дочь  царя
нагов,  но  он  хочет  соблюсти  данный  им  обет  целомудрия;  девица  же
напоминает ему, что его долг - помогать несчастливым, и герой  уделяет  ей
одну ночь.  Когда  Будда,  сидя  под  смоковницей,  предавался  медитации,
начался сильный дождь с ветром; тут сердобольный наг обвился  вокруг  него
семь раз и прикрыл его семью своими головами, будто крышей. Будда  обратил
нага в свою веру.
     В "Руководстве по индийскому  буддизму"  Керн  определяет  нагов  как
змей, похожих на  облака.  Живут  они  глубоко  под  землей,  в  подземных
дворцах. Члены секты Большого Колеса рассказывают, что Будда  проповедовал
один  закон  для  людей  и  другой  -  для  богов,  и  этот  последний   -
эзотерический - хранился на небесах и во дворцах змей,  которые  несколько
столетий спустя передали его монаху Нагарджуне.
     Вот легенда, записанная в Индии паломником Фа Шенем в начале V века:
     "Царь Ашока пришел к озеру, близ которого стояла  башня.  Он  пожелал
разрушить ее, чтобы возвести другую, более высокую. Некий брахман уговорил
его войти в башню, и, когда царь вошел, брахман сказал:
     Человеческий мой облик - это мнимость, на самом деле я "наг", дракон.
За грехи мои я обречен жить в этом ужасном  теле,  но  я  соблюдаю  закон,
заповеданный  Буддой,  и  надеюсь  на  искупление.  Можешь  разрушить  это
святилище, если полагаешь, что способен воздвигнуть лучшее.
     Брахман показал царю  ритуальные  сосуды.  Царь  взглянул  на  них  и
ужаснулся, ибо они были совсем непохожи на те, которые изготовляют люди, и
отказался от своего намерения".






     Как полагали китайцы, небесный петух - это птица с золотыми  перьями,
которая поет три раза в день. Первый  раз,  когда  солнце  совершает  свое
утреннее купание в океанских водах; второй - когда солнце стоит в  зените,
и третий - когда оно опускается на западе.  От  первой  песни  сотрясаются
небеса и пробуждаются люди. Петух этот -  предок  "Янь",  мужского  начала
вселенной. У него три лапы, и гнездится он в дереве фью-сань, высота коего
сотни миль, и растет оно в краю зари. Голос  небесного  петуха  невероятно
громок, осанка величава. Он несет яйца, из которых вылупляются  цыплята  с
красными гребешками; каждое утро они отвечают на его песню. Все петухи  на
земле  -  потомки  небесного  петуха,  которого  также  называют   "птицей
рассвета".






     В средневековой мифологии скандинавов  норны  -  то  же,  что  парки.
Снорри Стурлусон, который в начале XIII века  упорядочил  эту  хаотическую
мифологию, сообщает нам, что главных норн три и что имена  их  -  Прошлое,
Настоящее и Будущее. Можно предполагать,  что  последнее  указание  -  это
нюанс, или дополнение, навеянное христианством, - у древних  германцев  не
было склонности к подобным абстракциям. Снорри  описывает  нам  трех  дев,
сидящих у источника под деревом Иггдрасиль, которое  есть  весь  мир.  Они
неумолимо прядут нить нашей судьбы.
     Время (составляющее их сущность) привело к забвению  норн,  однако  в
1606 году Уильям Шекспир написал трагедию о Макбете, где они появляются  в
первой сцене. Это три ведьмы, предсказывающие воинам  их  судьбу.  Шекспир
называет их "weird sisters", вещими сестрами, парками. У англосаксов  была
Уайрд - безмолвная богиня, повелевающая бессмертными и смертными.






     В средневековых бестиариях слово "пантера" означает животное,  весьма
отличающееся от "хищного млекопитающего" современной зоологии.  Аристотель
упомянул, что запах пантеры привлекает других животных.  Римский  писатель
Элиан,  прозванный  за  свое  великолепное   владение   греческим   языком
"Медоязычным", утверждал, что запах этот приятен также людям. (Что до этой
черточки,  высказывались  предположения,  что  Элиан  спутал   пантеру   с
мускусной кошкой.) Плиний  наделяет  ее  кольцевидным  пятном  на  хребте,
которое якобы уменьшается и увеличивается вместе с луной. К этим  чудесным
свойствам затем прибавилось то обстоятельство, что в греческой Септуагинте
слово "пантера" употреблено в одном месте,  где  оно  может  относиться  к
Иисусу (Осия. 5:14).
     В англосаксонском бестиарии "Экстерской  книги"  пантера  -  животное
кроткое, любящее уединение, обладающее мелодичным  голосом  и  благовонным
дыханием. Живет оно в горах, в потаенных местах. Врагов у него нет,  кроме
дракона, с которым пантера неустанно воюет. Спит она три  ночи  подряд,  а
когда проснется и запоет, толпы людей и животных собираются у ее пещеры из
деревень, замков и городов, привлеченные ее ароматом и музыкой ее  голоса.
Дракон - это  древний  Враг,  Демон;  пробуждение  пантеры  -  воскресение
Господа; толпы - община верующих, а пантера - Иисус Христос.
     Чтобы эта аллегория не слишком испугала читателя, напомним,  что  для
саксов пантера была  не  хищным  зверем,  а  неким  экзотически  звучавшим
названием, не подкрепленным  достаточно  конкретным  образом.  В  качестве
курьеза можем прибавить, что  в  поэме  Элиста  "Ге-ронтион"  говорится  о
"Christ the Tiger" - Христе-тигре. Леонардо да Винчи записывает:
     "Африканская пантера подобна львице, только  лапы  у  нее  длиннее  и
туловище более  гибко.  Красота  ее  восхищает  прочих  животных,  которые
сопровождали бы ее постоянно, когда бы не страшились ее ужасного  взгляда.
Зная  об  этом  своем   свойстве,   пантера   опускает   глаза;   животные
приближаются, чтобы полюбоваться ее красотою, и тут она хватает того,  кто
поближе, и пожирает".






     Пеликан в обычной зоологии - это водяная  птица  с  размахом  крыльев
около шести футов и очень длинным клювом, нижняя часть которого  расширена
и образует мешок для накапливания рыбы. Пеликан легенд не  такой  крупный,
и,  соответственно,  клюв  у  него  короче  и  острее.  Согласно  народной
этимологии, pelicanus - "белошерстный": перья у настоящего пеликана белые,
меж тем  как  у  легендарного  желтые,  а  иногда  и  зеленые.  (Подлинная
этимология слова "пеликан" - греческое "рублю топором", ибо  длинный  клюв
его уподобили клюву дятла.) Но его  повадки  еще  более  удивительны,  чем
внешность.
     Мать ласкает птенцов  своим  клювом  и  когтями  так  ревностно,  что
умерщвляет их. Через три дня появляется отец и в отчаянье от гибели своего
потомства собственным клювом  раздирает  себе  грудь.  Кровь  из  его  ран
воскрешает умерших  птенцов.  Так  повествуют  средневековые  "бестиарии",
однако Св.Иероним в комментарии к 101-му псалму ("Я уподобился пеликану  в
пустыне; я стал, как филин на развалинах") приписывает умерщвление выводка
змее.  О  том,  что  пеликан  раздирает  себе  грудь  и  кормит  детенышей
собственной кровью, говорится в распространенном варианте этой легенды.
     Кровь, возвращающая мертвых к  жизни,  приводит  на  ум  причастие  и
распятие - так, в знаменитом стихе  из  "Рая"  (XXV,  112)  Иисус  Христос
назван "nostro Pelicano" ["Наш Пеликан" (лат.)]  -  Пеликан  человечества.
Латинский комментарий Бенвенуто де Имела толкует это  так:  "Его  называют
Пеликаном,  ибо  он  разъял  себе  грудь  ради  нашего  спасения,  подобно
пеликану, воскрешающему умерших птенцов кровью своей груди. Пеликан -  это
египетская птица".
     Пеликан  часто  встречается  в  церковной   символике,   его   поныне
изображают на дарохранительницах. В "бестиарии" Леонардо да Винчи  пеликан
описывается следующим образом:
     "Он горячо любит своих птенцов и, найдя их в  гнезде  убитыми  змеею,
раздирает себе грудь и, омыв их своей кровью, возвращают к жизни".






     Существует любопытный литературный жанр, возникший в разные эпохи и у
разных народов, меж собою не связанных: путеводитель покойника по неземным
пределам.  "Небо  и  земля"  Сведенборга,  гностические  писания,   "Бардо
Тбедоль"  тибетцев  (название,  которое,  согласно  Ивенс-Вентц,   следует
переводить "Освобождение через  выслушивание  на  посмертной  равнине")  и
"Египетская книга мертвых" не исчерпывают  список  подобных  сочинений.  В
двух последних "совпадения и различия" удостоились внимания ученых, нам же
будет достаточно повторить здесь, что для тибетского руководства мир  иной
столь же иллюзорен, как и здешний, а для египтян - он реален и объективен.
     В обоих  текстах  есть  трибунал  богов,  причем  у  некоторых  богов
обезьяньи головы; в обоих взвешиваются заслуги и грехи. В "Книге  мертвых"
на чашах весов перо и сердце; в "Бардо Тбедоль" - белые и черные  камешки.
У тибетцев есть демоны, исполняющие должность свирепых палачей, у  египтян
- Пожиратель теней.
     Умерший клянется,  что  никого  не  заставил  голодать  или  плакать,
никогда не убивал и не принуждал убивать, не похищал погребальную пищу, не
подделывал меры, не отнимал молоко от уст ребенка, не  сгонял  с  пастбища
животных, не сажал в клетки пташек божьих.
     Если он лжет, тогда сорок два судьи отдают его Пожирателю  теней,  "у
которого перед крокодила, туловище льва и круп гиппопотама". Ему  помогает
другой зверь, Бабаи, о котором мы  знаем  только,  что  он  ужасен  и  что
Плутарх отождествляет его с титаном, отцом Химеры.






     Птица  Рух  (или,  как  ее  иногда  называют,  "Рок")  -  это  сильно
увеличенный орел или гриф, а некоторые  полагают,  что  его  образ  навеян
арабам  каким-то  кондором,  заблудившимся  над  Индийским   океаном   или
Южно-Китайским морем. Лейн эту гипотезу отвергает, по его мнению,  мы  тут
скорее имеем дело со "сказочным представителем сказочного племени" или  же
с синонимом для персидского Симурга [Симург - в иранской  мифологии  вещая
птица]. Птица  Рух  известна  Западу  благодаря  "Тысяче  и  одной  ночи".
Читатель помнит, что Синдбад  (во  втором  своем  путешествии),  брошенный
своими спутниками на острове, увидел: "Огромный белый купол, высившийся на
фоне неба. Я обошел вокруг него, однако  входа  не  обнаружил  и  не  смог
проникнуть в него ни силой, ни хитростью -  слишком  гладкой  и  скользкой
была его поверхность. И так, я приметил место, где стоял, и обошел  вокруг
купола, дабы измерить его окружность, и насчитал добрых полсотни шагов".
     Немного спустя  большая  туча  закрыла  солнце,  и  Синдбад,  "подняв
голову... увидел, что это было не облако,  а  огромная  птица  гигантского
размера и с необычайно огромным размахом крыльев..."
     То была птица Рух, а белый купол, разумеется, был ее  яйцом.  Синдбад
привязывает себя тюрбаном к ноге птицы, и на следующее утро взмывает с нею
ввысь, а затем, отвязавшись, остается на вершине горы, причем  Рух  ничего
этого не замечает. Рассказчик прибавляет,  что  Рух  питается  змеями,  да
такими огромными, что они могли бы зараз проглотить слона.
     В "Книге" Марко Поло о путешествиях  (III,  36)  мы  читаем:  "Жители
острова (Мадагаскара) сообщают, что в  определенную  пору  года  из  южных
краев прилетают удивительные птицы, которых они называют "Рух". С виду они
напоминают орла, только  размерами  куда  огромней;  они  так  громадны  и
могучи, что лапами своими хватают  слона  и  поднимают  его  в  воздух,  а
поднявши, бросают на землю, дабы его убить и потом  расклевать  вплоть  до
костей. Люди, видевшие эту птицу, утверждают, что крылья  ее  в  развороте
достигают с края до края шестнадцати шагов, а перья имеют в  длину  восемь
шагов и соответственную ширину".
     Марко Поло прибавляет, что  китайские  послы,  возвратясь,  доставили
Великому  хану  [имеется  в  виду   монгольский   властитель   Кубла   Хан
(1215-1294), у которого Марко Поло находился в услужении шестнадцать  лет]
перо птицы Рух. На персидской иллюстрации в книге Лейна  изображена  птица
Рух, несущая в клюве и в  лапах  трех  слонов,  "соотносящихся  с  нею  по
размерам, как полевые мыши и сокол", замечает Бертон.






     В монументальных изваяниях,  каменных  пирамидах  и  мумиях  египтяне
стремились обрести вечность; вполне закономерно, что именно  в  их  стране
возник  миф  о  бессмертной,  возрождающейся   птице,   хотя   последующая
разработка  мифа  совершена  греками  и  римлянами.  Эрман  пишет,  что  в
мифологии Гелиополиса Феникс (benu) - это покровитель юбилеев, или больших
временных циклов; Геродот  в  знаменитом  пассаже  (II,  73)  излагает,  с
оговорками о своем недоверии, первоначальную версию легенды:
     "Есть  там  другая  священная   птица,   которую   я   видел   только
нарисованной, и имя ей Феникс. Увидеть ее вживе удается  редко,  настолько
редко, что, коли верить жителям Гелиополиса, прилетает она в  Египет  один
раз в пятьсот лет, а именно - когда погибает ее отец. Ежели по величине  и
форме она такова, как ее описывают, то ее облик и стать весьма  напоминают
орла, а перья у нее частью золотистые, частью  красные.  Чудес  же  о  ней
рассказывают столько, что, хотя, на мой взгляд, они не слишком заслуживают
доверия, я должен о них написать.  Дабы  перенести  тело  своего  отца  из
Аравии в Храм Солнца, птица Феникс прибегает к следующему способу:  прежде
всего она лепит яйцо из мирры, по величине такое, чтобы у нее хватило  сил
его нести, и потому, пока его лепит, все время пробует на  вес,  справится
ли с ним; затем она выгребает из него середину, пока углубление не вместит
тело ее отца, которое она  там  закрепляет  комками  мирры,  заполняя  ими
полость, пока вес яйца вместе с трупом не сравняется с  тем  весом,  когда
оно было сплошным; затем, залепив отверстие, кладет яйцо себе на  спину  и
летит с ним в Египет в Храм Солнца. Вот такое рассказывают об этой  птице,
правда ли это или ложь".
     Лет через пятьсот Тацит и Плиний подхватили чудесную историю:  первый
честно признал, что всякая древность темна,  но,  судя  по  легенде,  срок
жизни Феникса тысяча четыреста шестьдесят один  год  ("Анналы",  VI,  28).
Также и  второй  автор  занимался  продолжительностью  жизни  Феникса;  он
отметил (X, 2), что, согласно Манилию, Феникс живет Платонов, или великий,
год. Платонов год - это время, за  которое  Солнце,  Луна  и  пять  планет
возвращаются в  изначальное  положение;  Тацит  в  "Диалоге  об  ораторах"
определяет его как двенадцать тысяч  девятьсот  девяносто  четыре  обычных
года. Древние верили, что по истечении  этого  огромного  астрономического
цикла мировая история повторится  во  всех  подробностях,  ибо  повторятся
влияния планет; таким образом,  Феникс  становится  как  бы  символом  или
образом вселенной. Для большего сходства стоики учили, что мир погибает  в
огне и возрождается в огне и что этому процессу не будет конца и  не  было
начала.
     С годами механизм рождения Феникса упростился.  Геродот  упоминает  о
яйце, Плиний - о червяке, но Клавдиан в конце  IV  века  уже  описывает  в
стихах бессмертную птицу, возрождающуюся из пепла, наследницу самой себя и
свидетеля многих веков.
     Миф о Фениксе - один из  самых  распространенных.  К  уже  упомянутым
авторам можно прибавить Овидия ("Метаморфозы", XV),  Данте  ("Ад",  XXIV),
Шекспира ("Генрих VIII", V, 4),  Пельисера  ("Феникс  и  его  естественная
история"), Кеведо ("Испанский Парнас", VI), Мильтона  ("Самсон-борец",  in
Fine [в конце (лат.)]). Упомянем также латинскую поэму "De Ave  Phoentice"
["О птице Фениксе" (лат.)],  приписываемую  Лактанцию,  и  англосаксонское
подражание этой поэме в VIII веке. Тертуллиан, святой  Амвросий  и  Кирилл
Иерусалимский приводили Феникса как доказательство воскресения  во  плоти.
Плиний высмеивает терапевтов,  прописывающих  снадобья,  изготовленные  из
гнезда и пепла Феникса.






     Она не только живущий в огне дракон, но также (коль словарь  Академии
не ошибается) "насекомоядная лягушка с гладкой кожей, густо-черного цвета,
с симметрично-желтыми пятнами". Из этих двух ее ипостасей  более  известна
легендарная, поэтому никого не удивит, что она включена в это руководство.
В книге X своей "Истории" Плиний заявляет, что саламандра  столь  холодна,
что от соприкосновение с нею гаснет огонь: в книге XXI он снова повторяет,
скептически замечая, что будь у нее и впрямь такое свойство, приписываемое
ей колдунами, им бы пользовались  для  тушения  пожаров.  В  книге  XI  он
говорит о крылатом четвероногом животном  "пираусте",  живущем  в  пламени
кипрских плавилен; стоит ей очутиться на воздухе и хоть чуточку пролететь,
она падает замертво. Миф об этом забытом существе влился в  более  поздний
миф о саламандре.
     Богословы приводили Феникса как доказательство воскресения во  плоти,
а саламандру - как пример того, что живые тела могут существовать в  огне.
В книге XXI "Града Божия" святого Августина есть глава с названием  "Могут
ли тела существовать в огне", и начинается она так:
     "К чему стал бы я приводить тут доказательства, ежели  не  для  того,
чтобы убедить недоверчивых, что  тела  человеческие,  наделенные  душой  и
жизнью, не только не распадаются и не разлагаются после смерти,  но  бытие
их продолжается среди мук вечного огня? Поскольку неверующим  недостаточно
того, что мы приписываем сие чудо всесилию Всемогущего, они требуют, чтобы
мы это доказали  каким-нибудь  примером.  И  мы  можем  им  ответить,  что
действительно существуют животные,  создания  тленные,  ибо  они  смертны,
которые тем не менее обитают в огне".
     К образам саламандры и Феникса прибегают и поэты - как к поэтическому
преувеличению. Например Кеведо,  в  сонетах  четвертой  книги  "Испанского
Парнаса", где "воспеваются подвиги любви и красоты":

                    Я, точно Феникс, яростным объят
                    Огнем и, в нем сгорая, возрождаюсь,
                    И в силе мужеской его я убеждаюсь,
                    Что он отец, родивший многих чад.

                    И саламандры пресловутый хлад
                    Его не гасит, честью в том ручаюсь.
                    Жар сердца моего, в котором маюсь,
                    Ей не почем, хоть мне он сущий ад.

     В середине XII  века  в  странах  Европы  распространилось  подложное
послание,  якобы  арестованное  Протопресвитером  Иоанном,  Царем   Царей,
византийскому императору. В послании этом, представляющим  собой  перечень
чудес, говорится о чудо-муравьях, добывающих из земли золото, и некой Реке
из Камней, и о Море из Песка с живыми  рыбами,  и  о  гигантском  зеркале,
показывающем все, что происходит в королевстве, и о  скипетре,  выточенном
из цельного изумруда, и о камешках, делающих невидимым  или  светящихся  в
темноте. В одном  из  абзацев  сказано:  "В  наших  краях  водится  червь,
называемый "саламандра". Саламандры живут в огне и делают коконы,  которые
придворные дамы затем разматывают и ткут из нитей ткани  и  одежды.  Чтобы
эти ткани очистить, их бросают в огонь".  О  несгораемых  тканях,  которые
очищаются огнем, есть упоминание у Плиния (XIX, 4) и у Марко Поло (XXXIX).
Поло поясняет: "Саламандра  -  не  животное,  а  субстанция".  Однако  ему
вначале никто не верил: ткани, изготовленные  из  асбеста,  продавали  под
видом саламандровой кожи, и они были неоспоримым свидетельством того,  что
саламандра существуют. На одной из страниц своей "Жизни" Бенвенуто Челлини
рассказывает,  что  пятилетним  мальчиком  видел,  как  в  огне  резвилось
существо, похожее на ящерицу. Он рассказал об этом отцу. Тот ответил,  что
это саламандра, и отколотил его, чтобы удивительное видение,  столь  редко
доступное людям, запечатлелось в его памяти.
     В алхимической символике саламандры - духи  стихии  огня.  При  таком
толковании,  подкрепленном  рассуждениями  Аристотеля,  которое   сохранил
Цицерон в книге "De natura deorum" ["О природе богов" (лат.)],  становится
понятно, почему люди были склонны верить в  саламандру.  Сицилийский  врач
Эмпедокл из Агригента сформулировал теорию четырех "корней всего  сущего",
разъединения и соединения коих, причиняемые Враждою  и  Любовью,  образуют
историю вселенной. Смерти нет, есть лишь частицы "корней", которые римляне
позднее назовут "элементами", они-то и разъединяются. Эти "корни" - огонь,
земля, воздух и вода. Они - несотворенные, и ни один  из  них  не  сильнее
другого. Ныне мы знаем (или полагаем, что знаем), что это учение ложно, но
люди охотно ему верили, да и теперь считают,  что  оно  было  полезно.  "У
четырех стихий, которые составляют и поддерживают жизнь мироздания  и  еще
продолжают жить в поэзии и народной фантазии, - долгая и славная история",
- писал Теодор  Гомперц.  Так  вот,  согласно  этому  учению,  требовалось
равенство всех четырех стихий. Коль есть  животные  на  земле  и  в  воде,
должны  существовать  животные,  обитающие  в  огне.  Для  престижа  науки
требовалось, чтобы существовали саламандры.
     В другой статье мы расскажем, как у  Аристотеля  появились  животные,
обитающие в воздухе.
     Леонардо да Винчи полагал, что  саламандра  питается  огнем  и  огонь
помогает ей менять кожу.






     Существует легенда, обошедшая все  страны  и  все  эпохи,  рассказ  о
моряках, причаливших к неизвестному острову, который затем  погружается  в
море и топит их, ибо этот остров - живое существо. Вымысел этот мы находим
в первом путешествии Синдбада и в песне VI, строфе 37 "Неистового Орланда"
("Ch'ella sia una isoletta ci credemo" - "Мы  думали,  что  это  маленький
островок");  в  ирландской  легенде  о  Святом  Брендане  и  в   греческом
Александрийском "бестиарии";  в  "Historia  de  Gentibus  Septentrionalis"
(Рим,  1555),  написанной  шведским  священником  Олавом  Магнусом,  и   в
следующем пассаже в начале "Потерянного рая" где Сатана,  его  "чудовищное
тело, по длине Титанам равное", сравнивается с китом:

                    Как великан морей - Левиафан,
                    Когда вблизи Норвежских берегов
                    Он спит, а запоздавший рулевой,
                    Приняв его за остров, меж чешуй
                    Кидает якорь, защитив ладью
                    От ветра, и стоит, пока заря
                    Не усмехнется морю поутру, -
                    Так Архивраг разлегся на волнах.

     Парадоксальным образом одна  из  самых  ранних  версий  этой  легенды
приводилась с  целью  ее  опровергнуть.  Ее  записал  в  "Книге  животных"
Аль-Джахиз, мусульманский зоолог девятого  века.  Приводим  его  текст  по
испанскому переводу Мигеля Асина Паласиоса.
     "Что до саратана, я никогда не встречал человека,  который  бы  видел
его собственными глазами.
     Некоторые моряки утверждают, что им  приходилось  плавать  у  морских
берегов, на которых они видели лесистые долины и расщелины в скалах, и они
причаливали, чтобы развести костер,  и  когда  жара  проникала  до  хребта
саратана, зверь этот начинал погружаться в воду вместе с  людьми,  которые
на нем находились, и со всеми росшими на нем растениями, так что лишь  те,
кто  умел  плавать,  спасались.  Это  превосходит  самые   смелые,   самые
причудливые измышления фантазии".
     А  теперь  посмотрим  текст  Аль-Казвини,   персидского   космографа,
писавшего по-арабски. Взят этот текст из его труда, озаглавленного "Чудеса
Творения", и гласит он следующее:
     "Что до морской черепахи, то она столь огромна, что люди на  кораблях
принимают ее за остров. Один купец рассказывал такое:
     "Плавая по морю, мы обнаружили остров, поросший зеленью, и  причалили
к берегу, и выкопали ямы, чтобы развести огонь и сварить пищу,  как  вдруг
остров заколыхался, и моряки  сказали:  "Скорее  назад,  на  корабль!  Это
черепаха! Жар огня разбудил ее, мы здесь погибнем!"
     Эта история повторяется в "Плаванье по  морю"  Святого  Брендана.  "И
тогда они поплыли дальше, и вскорости подошли к этому  острову;  у  берета
места были неглубокие и кое-где торчали небольшие скалы,  но  наконец  они
нашли заливчик, который им показался удобным, и развели там костер,  чтобы
приготовить обед, а Святой Брендан  еще  оставался  на  корабле.  И  когда
костер  хорошенько  разгорелся  и  мясо  начало  поджариваться,   островок
зашевелился; перепуганные монахи бегом вернулись  на  корабль,  оставив  и
костер, и варившуюся еду, и  очень  дивились  этому  движению  острова.  И
Святой Брендан их успокоил,  сказав,  что  это  большая  рыба,  называемая
Джаскони, которая ночью и днем старается ухватить пастью  свой  хвост,  но
из-за того, что она огромна, не может этого сделать".
     В англосаксонском бестиарии  "Книги  Экстер"  опасный  остров  -  это
"искусный в коварстве" кит, который умышленно  обманывает  мореплавателей.
Они устраиваются на его спине, чтобы отдохнуть после трудов в море, и  тут
Дух  Океана  внезапно  опускается  в  воду  и  топит  людей.  В  греческом
"бестиарии" кит - воплощение блудницы  из  Притчей  "ноги  ее  нисходят  к
смерчи, стопы ее достигают преисподней"; в англосаксонском "бестиарии"  он
символизирует Дьявола и Зло. Такое же символическое значение  он  имеет  в
"Моби Дике", сочиненном через десять веков.






     Так называли  их  греки;  в  Риме  их  именовали  фавнами,  Панами  и
сильванами. Книзу от пояса они - козлы; туловище, руки и лицо -  человечьи
и обросшие шерстью. На лбу - рожки, уши остроконечные и орлиный  нос.  Они
похотливы и любят вино. Они сопровождали Вакха  в  его  веселом  покорении
Индостана. Подглядывали из укрытий за нимфами, любили  плясать  и  искусно
играли на флейте. Крестьяне их почитали и приносили  им  первинки  урожая.
Приносили им также в жертву баранов.
     Один из представителей этих младших богов был в Фессалии  захвачен  и
заточен в пещере легионерами Суллы, которые затем  привели  его  к  своему
военачальнику. Он издавал нечленораздельные звуки и был так  отвратителен,
что Сулла приказал немедленно отпустить его обратно в горы. Воспоминания о
сатирах повлияло на средневековые изображения чертей.






     Последние  двадцать  пять  лет  своей   жизни,   посвященной   науке,
знаменитый шведский философ и ученый Эммануэль Сведенборг  (1688  -  1772)
жил в  Лондоне.  Но  поскольку  англичане  не  слишком  словоохотливы,  он
приобрел привычку беседовать с демонами и  с  ангелами.  Бог  даровал  ему
возможность посетить Тот Свет и  ознакомиться  с  жизнью  его  обитателей.
Христос говорил, что попасть на небеса могут лишь  души  людей  праведных.
Сведенборг к этому прибавил, что они также должны  быть  разумными;  позже
Блейк высказал мнение, что это  должны  быть  художники  и  поэты.  Анголы
Сведенборга и есть души, избравшие небесную обитель. Они  не  нуждаются  в
словах - ангелу достаточно подумать о другом  ангеле,  и  тот  оказывается
рядом с ним. Пара влюбленных здесь, на земле,  становится  на  небе  одним
ангелом. Миром ангелов правит любовь, каждый ангел  -  сам  по  себе  рай.
Облик ангела - это облик совершенного человека,  облик  рая  таков  же.  В
каком бы направлении ни обратил ангел свой взор, он всегда лицом к лицу  с
Богом. А главное - они прорицатели; самое большое их  удовольствие  -  это
молитва и решение богословских проблем. Дела земные суть лишь символы  дел
небесных. Солнце - лик божества. На небесах  время  не  существует,  облик
райских  существ  меняется  согласно  настроению.  Одеяния  ангела   сияют
соответственно возвышенности  его  ума.  Души  богатых  богаче,  чем  души
бедных,  ибо  богатые  привычны  к  роскоши.  На  небесах  все   предметы,
окружающая обстановка и города более телесны и более сложного состава, чем
на земле, цвета  более  разнообразны  и  ярки.  Ангелы  английской  породы
выказывают склонность к политике, евреи - к продаже  безделушек,  а  немцы
носят с собой пухлые тома, куда  заглядывают,  прежде  чем  решиться  дать
ответ. Поскольку мусульмане почитают Мухаммеда, Бог  снабдил  их  ангелом,
воплощающим Пророка.  Нищие  духом  и  отшельники  к  утехам  небесным  не
допускаются, ибо не способны ими наслаждаться.






     В сочинениях знаменитого шведского визионера  восемнадцатою  века  мы
читаем, что демоны, подобно ангелам, не особые существа, они  человеческой
породы. Это те люди, которые после смерти избрали ад. Там, в  краю  болот,
безлюдных  пустынь,  непроходимых  лесов,   уничтоженных   огнем   городов
борделей, мрачных вертепов, они особого счастья не  испытывают,  однако  в
раю они были бы еще более несчастны.  Временами  с  горних  высот  на  них
падает луч небесного света; он жжет демонов, им больно, им кажется, что он
источает зловоние. Каждый из демонов мнит себя красавцем, однако у  многих
звериные морды или же вместо лиц бесформенные  куски  мяса.  Они  живут  в
состоянии взаимной  ненависти  и  вооруженного  насилия  и  если  сходятся
вместе,  то  лишь  ради  того,  чтобы  сговориться  против   кого-то   или
кого-нибудь уничтожить. Бог запретил людям и ангелам рисовать  карту  ада,
однако мы знаем, что очертаниями своими ад подобен  фигуре  сатаны,  равно
как очертания рая подобны фигуре ангела. Самые мерзкие и проклятые области
ада находятся в западной стороне.






     На странице  106  своего  "Словаря  аргентинского  фольклора"  Феликс
Колуччо пишет:
     "В северной части провинции Кордовы, особенно вблизи Килиноса,  народ
верит в существование свиньи в оковах, которая, мол, обычно  появляется  в
ночные часы. Люди, живущие  вблизи  железнодорожной  станции,  утверждают,
будто эта свинья скользит по рельсам, другие  говорят,  будто  она  иногда
бегает по телеграфным  проводам,  оглушительно  грохоча  своими  "цепями".
Однако никто в глаза не видел это животное - как только вы попытаетесь  на
него взглянуть, оно странным образом исчезает".
     Поверье о свинье  в  оковах  (chancha  con  cadenas),  которая  также
известна под названием "жестяная свинья" (chancha delata), бытует также  в
провинции Буэнос-Айрес, в прибрежных трущобах и поселках.
     В  Аргентине  существуют  два  варианта  оборотня.   Один   из   них,
распространенный также в Уругвае и на юге Бразилии, -  это  "lobison"  [от
испанского lobo - волк]. Но поскольку в этих краях волки не  водятся,  то,
согласно поверью, люди принимают облик  свиньи  или  собаки.  В  некоторых
селениях провинции Энтре-Риос  девушки  чураются  парней,  живущих  вблизи
скотопригонных дворов, считая, что в субботние ночи эти парни превращаются
в вышеупомянутых животных. В центральных  провинциях  идет  слух  о  tigre
capiango. Этот зверь - не  ягуар,  а  человек,  который  может  по  своему
желанию принимать облик ягуара. Обычно  он  это  делает  с  целью  в  духе
сельской шутки попугать  друзей,  однако  этим  приемом  пользуются  также
разбойники с большой дороги.  Во  время  гражданских  войн  прошлого  века
верили, что у генерала Факундо Кироги есть целый полк "капианго".






     За пятьсот лет до христианской эры царице Майе  в  Непале  привиделся
сон, будто в нее вошел белый слон с Золотой  Горы.  У  этого  порожденного
сном животного было  шесть  клыков  в  соответствии  с  индусскими  шестью
измерениями пространства: вверх, вниз,  назад,  вперед,  налево,  направо.
Царские астрологи предсказали,  что  Майя  произведет  на  свет  мальчика,
который станет владыкой земли и спасителем  рода  человеческого.  Сбылось,
как известно, второе.
     В Индии слон - домашнее животное. Белый  цвет  означает  смирение,  а
число шесть считается священным.






     С течением времени образ сирен менялся. Первый их историк,  Гомер,  в
двенадцатой песне "Одиссеи" не описывает их наружность: у Овидия это птицы
с красноватым опереньем и лицами юных  дев;  у  Аполлония  Родосского  они
кверху от пояса женщины, а нижняя часть туловища  у  них,  как  у  морских
птиц; у испанского  драматурга  Тирсо  де  Молины  (и  в  геральдике)  они
"полуженщины, полурыбы". Не менее спорен и их характер:  Лэмприр  в  своем
классическом словаре называет их нимфами; в словаре Кишера они чудовища, а
в словаре Грималя - демоны. Живут они на каком-то западном острове, вблизи
острова Кирки, однако мертвое тело одной из них, Партенопы,  было  прибито
волнами к берегу Кампаньи и дало имя  славному  городу,  ныне  называемому
Неаполь. Географ Страбон видел ее могилу  и  наблюдал  игры,  периодически
справлявшиеся в ее память.
     В "Одиссее" говорится, что сирены завлекают моряков и  топят  суда  и
что Улисс, дабы слышать их пенье и все  же  остаться  живым,  заткнул  уши
своим спутникам  воском,  а  себя  приказал  привязать  к  мачте.  Сирены,
соблазняя его, обещали ему всеведение:

          Здесь ни один не проходит с своим кораблем мореходец,
          Сердцеусладного пенья на нашем лугу не послушав;
          Кто же нас слышал, тот в дом возвращается, многое сведав,
          Знаем мы все, что случилось в троянской земле и какая
          Участь по воле бессмертных постигла троян и ахеян;
          Знаем мы все, что на лоне земли благодатной творится.
                  [Песнь двенадцатая, 187 - 191. (Пер. - А.Жуковский)]

     В одной легенде, записанной знатоком мифологии Аполлодором [Аполлодор
(II в. до н.э.) - древнегреческий писатель и историк] в его  "Библиотеке",
говорится, что Орфей на корабле аргонавтов пел слаще,  чем  сирены,  и  по
этой причине сирены пробросались в море и были превращены в скалы, ибо  им
было суждено умереть, когда их чары окажутся бессильными. Также и  сфинкс,
когда его загадку отгадали, бросился в пропасть.
     В шестом веке в северном Уэльсе поймали сирену и окрестили  ее,  и  в
некоторых старинных календарях она значится как святая под именем Мерджен.
Другая сирена в 1403 году проскользнула через брешь в  плотине  и  жила  в
Харлеме до самой своей смерти. Ее речей никто не мог  понять,  однако  она
научилась ткать и как бы инстинктивно поклонялась  кресту.  Некий  хронист
шестнадцатого века утверждает, что она не была рыбой, ибо  умела ткать,  и
не была женщиной, ибо могла жить в воде.
     В английском языке различается классическая сирена и русалка с рыбьим
хвостом. На создание образа русалки, возможно, повлияли  тритоны,  младшие
божества в свите Посейдона.
     В десятой книге "Республики" Платона восемь сирен управляют движением
восьми концентрических небесных сфер.
     В одном грубо откровенном словаре мы читаем:  "Сирена  -  вымышленное
морское животное".






     Стоглав - это рыба, порожденная сотнею бранных слов, произнесенных  в
течение жизни, во всем остальном безупречной. В одной китайской  биографии
Будды рассказывается, что он как-то повстречал рыбака, тащившего  из  воды
сеть. С большим трудом рыбак выволок на берег  огромную  рыбу,  у  которой
были головы обезьяны, собаки, лошади, лисы, свиньи, тигра и  так  далее  -
всего сто голов.
     - Ты Капила? - спросил Будда у рыбы.
     - Да, это я, - ответил стоглав и испустил дух.
     Будда объяснил своим ученикам, что в предыдущем воплощении Капила был
брахманом, который стал монахом и был непревзойденным  знатоком  священных
книг. Когда его собратья и  ученики  неправильно  читали  какое-то  слово,
Капила имел обыкновение обзывать их "обезьянья голова", "собачья  голова",
"лошадиная голова" и тому подобное. После его смерти, по закону кармы,  он
из-за столь многих бранных слов должен был воплотиться в морское чудовище,
обремененное  всеми   теми   головами,   которыми   он   награждал   своих
собратьев-монахов.






     Прежде чем стать чудовищем и обратиться в скалу, Сцилла была  нимфой,
которую полюбил  Главк, один из морских богов.  Дабы  ее  покорить,  Главк
попросил о помощи Кирку, которая  славилась  знанием  трав  и  волшебства.
Однако Кирка сама влюбилась в Главка, да только никак не  могла  заставить
его забыть Сциллу. И, чтобы наказать соперницу, она  вылила  сок  ядовитой
травы в источник, в  котором  нимфа  купалась.  Далее,  по  словам  Овидия
("Метаморфозы", XIV, 59 - 67):

             Сцилла пришла и до пояса в глубь погрузилась затона,
             Но неожиданно зрит, что чудовища некие мерзко
             Лают вкруг лона ее. Не поверив сначала, что стали
             Частью ее самое, бежит, отгоняет, страшится
             Песьих дерзостных морд, - но в бегство с собою влечет их,
             Щупает тело свое, и бедра, и икры, и стопы. -
             Вместо знакомых частей обретает лишь пасти собачьи.
             Все - лишь неистовство псов; промежности нет, но чудовищ
             Спины на месте ее вылетают из полной утробы.

     Она чувствует, что стоит на двенадцати ногах, что у нее шесть голов и
в  каждой  голове  -  три  ряда  зубов.  Такая  метаморфоза  настолько  ее
устрашила, что Сцилла бросилась в пролив, разделяющий  Италию  и  Сицилию,
где боги превратили ее в скалу. Когда во время бури ветер загоняет суда  в
каменистые расщелины скалы,  моряки,  по  их  словам,  слышат  доносящийся
оттуда жуткий рев.
     Эту легенду можно также найти у Гомера и у Павсания.






     Симург - бессмертная птица,  гнездящаяся  в  ветвях  Древа  Познания.
Бертон приравнивает ее к скандинавскому орлу,  который,  согласно  Младшей
Эдде,  наделен  всезнанием  и  гнездится  в  ветвях   Вселенского   Древа,
называемого Иггдрасиль.
     В "Талаба" (1801)  Саути  и  в  "Искушении  святого  Антония"  (1874)
Флобера упоминается Симург Анка. Флобер низводит его  до  положения  слуги
королевы Белкис и описывает как птицу с оранжевым металлическим оперением,
с человеческой  головкой,  с  четырьмя  крыльями,  ястребиными  когтями  и
огромным павлиньим хвостом. В первоисточниках Симург - особа более важная.
Фирдоуси в "Книге о царях", где  собраны  и  переложены  в  стихи  древние
иранские легенды, называет его приемным отцом Заля, отца героя его  поэмы.
Фарид-ад-Дин Аттар в  XIII  веке  возвышает  его  до  символа  или  образа
божественности.  Это  изложено  в   "Мантик-аль-Тайр"   ("Беседе   птиц").
Содержание аллегории, состоящей из  примерно  четырех  с  половиной  тысяч
двустиший, прелюбопытно. Обитающий где-то далеко царь птиц Симург роняет в
центре Китая великолепное перо; птицы,  которым  постыли  раздоры,  решают
отыскать его. Они знают, что имя царя означает "тридцать птиц", знают, что
его дворец  находится  на  Кафе,  горе,  или  горной  кольцевидной  гряде,
окружающей землю. Вначале некоторые птицы  выказывают  малодушие:  соловей
ссылается на свою любовь к розе; попугай - на свою красоту,  ради  которой
он должен жить в клетке; куропатка не может расстаться со своими  холмами,
цапля - с болотами и сова - с развалинами. В конце концов они пускаются  в
дерзновенное это путешествие; преодолевают семь долин или морей;  название
предпоследнего из них "Головокружение", последнего - "Уничтожение". Многие
паломники  дезертируют,  другие  погибают  при  перелете.   Тридцать   же,
достигших благодаря своим трудам очищения,  опускаются  на  гору  Симурга.
Наконец они ее узрели, и тут они понимают, что они-то и  есть  "Симург"  и
что "Симург" - это каждая из них и все они вместе.
     Космограф Аль Казвини в  своих  "Чудесах  творения"  утверждает,  что
Симург Анка живет семьсот  лет,  и  когда  у  него  подрастает  сын,  отец
разжигает костер и бросается в огонь. Как отмечает  Лейн,  это  напоминает
легенду о Фениксе.






     Самые ужасающие создания фантастической зоологии - это живые существа
из металла или камня. Таков  яростный  бык  с  медными  ногами  и  рогами,
изрыгавший пламя, которого Ясен с помощью волшебницы Медеи запряг в  плуг;
одушевленная статуя из чувствующего  мрамора  у  Кондильяка  [Этьен  Бонно
Кондильяк (1715 - 1780) - французский философ-сенсуалист, автор  "Трактата
об ощущениях"]; лодочник в "Тысяче и  одной  ночи"  -  медный  человек  со
свинцовой табличкой на груди, испещренной талисманами и  цифрами,  который
спас  третьего  календера  [календер  -  член  мусульманского  монашеского
ордена, живущий подаянием], увезя его в челноке от Магнитной  горы;  "девы
из мягкого серебра или из  ярого  золота",  которых  в  мифологии  Уильяма
Блейка богиня поймала в шелковую  сеть  для  утехи  своего  возлюбленного;
металлические птицы, выкормившие Ареса.
     К этому перечню можно  еще  добавить  тягловое  животное,  проворного
дикого кабана  Гуллинбурсти,  чье  имя  означает  "златощетинный".  Ученый
мифолог Пауль Герман пишет: "Это живое создание из металла было выковано в
кузнице искусных карликов; они бросили в огонь  свиную  шкуру  и  вытащили
золотого кабана, который мог передвигаться по суше, по морю и по  воздуху.
Как ни темна ночь, путь кабана всегда хорошо  освещен".  Гуллинбурсти  вез
колесницу Фрейн, скандинавской богини любви, брака и плодовитости.
     И еще есть Талос, страж острова Крит. Некоторые считают этого гиганта
творением Вулкана или Дедала; Аполлоний Родосский говорит о  нем  в  своей
"Аргонавтике" (IV, 1638 - 1648):
     "И Талос, бронзовый человек, отбив глыбы  от  твердокаменного  утеса,
помешал им привязать судно, когда они вошли в гавань Дикте. Он был  породы
людей из бронзы, из  ясеневого  дерева,  последний  уцелевший  из  сыновей
богов; Хронос подарил его Европе, дабы он был стражем  Крита  и  трижды  в
день на своих бронзовых ногах обходил остров. Все его тело, все члены были
бронзовые  и  неуязвимые;  лишь  под  одним  сухожилием  на  лодыжке  была
кроваво-красная жилка, и эту жилку, в  которой  заключалась  жизнь  его  и
смерть, покрывала тонкая кожица".
     И разумеется, из-за этой уязвимой жилки пришел  Талосу  конец.  Медея
околдовала его убийственным своим взглядом, и когда гигант снова  принялся
ворочать глыбы на скале, "он  поранил  себе  лодыжку  острым  обломком,  и
оттуда, подобно расплавленному свинцу, хлынула сукровица - вскоре он так и
застыл, высясь на выступающем утесе".
     По другой  версии  мифа  Талос,  раскалясь  докрасна,  убивал  людей,
обхватывая их своими ручищами. По этой версии бронзового гиганта  постигла
смерть от рук Кастора и Поллукса, братьев Диоскуров,  которыми  руководила
колдунья Медея.






     Визионеру и теософу Рудольфу Штейнеру было откровение о том, что наша
планета, прежде чем стать известной нам  Землей,  прошла  через  солнечную
стадию, а до нее через Сатурнову стадию.  Человек  ныне  состоит  из  тела
физического, тела эфирного,  тела  астрального  и  из  "я";  в  начале  же
Сатурновой стадии, или эпохи, он был только  физическим  телом.  Тело  это
было невидимым и даже неосязаемым, ибо тогда на Земле не было  ни  твердых
тел, ни жидкостей, ни газов.  Были  только  состояния  тепла,  термические
формы. В космическом пространстве различные цвета очерчивали правильные  и
неправильные фигуры; каждый  человек,  каждое  существо  было  организмом,
состоящим  из  меняющихся  температур.  Согласно  свидетельству  Штейнера,
человечество  в  Сатурнову  эпоху  было  слепым,  глухим   и   неосязаемым
скоплением тепла и холода в разных пропорциях.  "Для  исследователя  тепло
есть не что иное, как субстанция еще более тонкая, чем газ", -  читаем  мы
на одной из страниц труда  "Die  Geheimwissenschaft  im  Urnriss"  ("Очерк
оккультных наук"). До солнечной стадии духи огня и архангелы вселяли жизнь
в тела тех "людей", которые тогда начинали сверкать и сиять.
     Привиделось ли это Рудольфу Штейнеру во сне? Привиделось  ли  потому,
что некогда происходило в пучине времени?  Несомненно  лишь  то,  что  эти
представления более поразительны, чем демиурги,  и  змеи,  и  быки  прочих
космогоний.






     Плиний сообщает, что Заратустра, основатель религии,  которую  поныне
исповедуют персы в Бомбее, написал два миллиона стихов;  арабский  историк
Табари утверждает, что на его  полное  собрание  сочинений,  запечатленных
благочестивыми каллиграфами, пошло двенадцать тысяч  коровьих  шкур.  Есть
предание, что Александр Македонский велел их сжечь в  Персеполисе,  однако
хорошая память жрецов спасла основные тексты, и с IX века они  пополняются
энциклопедическим трудом "Бундахиш", в котором есть такая страница:
     "О трехногом осле сказано, что он стоит посреди океана и что  у  него
три копыта, и шесть глаз, и девять пастей, и два уха, и один рог. Шерсть у
него белая, пища его духовная, и весь он праведный. И два  из  шести  глаз
находятся на обычном месте, и два - на макушке головы, и два - на затылке;
устремив на что-нибудь все шесть глаз, он покоряет и уничтожает.
     Из девяти пастей три находятся на голове, три - на затылке и три -  в
брюхе... каждое копыто, ступив на землю, занимает столько  места,  сколько
надобно для  тысячи  овец,  а  под  шишкой  ноги  может  двигаться  тысяча
всадников. Что ж до ушей, они способны накрыть весь Масандаран  [провинция
на севере Персии]. Рог на вид золотой и внутри полый, и  от  него  отходит
тысяча отростков. Рогом сим он победит и рассеет все пороки злодеев".
     Об амбре известно, что она  -  помет  трехногого  осла.  В  мифологии
маздеизма это благодетельное животное -  один  из  помощников  Аура  Мазда
(Ормузда), Владыки Жизни, Света и Истины.






     В Англии валькирии были оттеснены в деревню и превратились в  простых
ведьм; у скандинавских народов обитавшие в  Йотунгхейме  и  сражавшиеся  с
богом Тором гиганты древней  мифологии  тоже  выродились,  превратились  в
сельских троллей. Согласно космогонии, с которой начинается Старшая  Эдда,
в день, когда наступят Сумерки Богов, гиганты взберутся на небо и разобьют
Бифрост, радугу, и разрушат мир, и помогать им будут волк и  змей;  тролли
народных поверий - это злобные и глупые эльфы, живущие в горных пещерах  и
в ветхих хижинах. Самые знатные у них - с двумя или тремя головами.
     Славу им  создала  драматическая  поэма  "Пер  Гюнт"  (1867)  Генрика
Ибсена. Ибсен изобразил их,  прежде  всего,  патриотами:  они  думают  или
стараются  думать,  что  изготовляемое  ими  отвратительное  питье  -  это
вкуснейший напиток и что их пещеры - дворцы.  Чтобы  Пер  Гюнт  не  увидел
гнусного убожества их жилья, они предлагают выколоть ему глаза.






     Теперь для нас Океан - это море или система  морей;  для  греков  это
была река, кольцом окружавшая землю. Все воды земные проистекали из  него,
и не было у него ни устья, ни начала. Был  он  также  богом  или  титаном,
вероятно самым древним, ибо Сон в XIV песне "Илиады" называет его праотцом
богов; в "Теогонии" Гесиода он - отец всех рек в мире, а их три тысячи,  и
во главе их - Алфей и Нил. Обычная его персонификация -  старец  с  пышной
бородой; по прошествии веков человечество придумало для него более удачный
символ.
     Гераклит сказал, что начало и  конец  окружности  совпадают  в  одной
точке. Хранящийся в Британском музее греческий амулет III века являет  нам
образ, прекрасно иллюстрирующий эту  бесконечность:  змея,  кусающая  свой
хвост, или, по великолепному выражению Мартинеса Эстрады, "начинающаяся  с
конца  своего  хвоста".  Уроборос  (пожирающий  свой   хвост)   -   таково
техническое название этого чудовища, вошедшее затем в обиход алхимиков.
     Самое впечатляющее его изображение дано в скандинавской космогонии. В
прозаической, или Младшей, Эдде говорится, что Локи родил  волка  и  змея.
Оракул предупредил богов, что от этих существ будет земле погибель.  Волка
Френира привязали цепью, скованной из шести фантастических вещей: из  шума
шагов кота, из женской бороды, из корня скалы, из  сухожилий  медведя,  из
дыхания рыбы  и  из  слюны  птицы.  Змея  Иормунгандра  "бросили  в  море,
окружающее землю, и в море он так вырос,  что  и  теперь  окружает  землю,
кусая свой хвост".
     В Йотунгхейме, краю гигантов, Утгарда-Локи бросает вызов  богу  Тору,
что тот не поднимет кота;  напрягши  все  силы,  богу  едва  удается  чуть
приподнять над землей одну из кошачьих лап;  этот  кот  -  змей.  Тор  был
обманут силою волшебства.
     Когда настанут Сумерки Богов, змей проглотит землю, а волк - солнце.






     В средние века приписывали Святому Духу сочинение двух книг.  Первой,
как всем известно, была Библия; второй - весь мир, в коем каждое  создание
заключает в себе  нравственное  поучение.  Для  объяснения  этих  поучений
составлялись "физиологии",  или  "бестиарии",  где  рассказы  о  птицах  и
животных перемежались с аллегорическими толкованиями. Приведем отрывок  из
англосаксонского "бестиария":
     "Ныне я, по моему разумению, хочу также сказать в стихе и в  песне  о
некоей рыбе, о могучем ките. К  огорчению  нашему,  он  часто  оказывается
свиреп  и  опасен  для  мореплавателей.  Имя  ему  дано  "фаститокалон"  -
плавающий по  океанским  водам.  Видом  своим  он  подобен  утесу  или  же
громадному   сплетению   водорослей,   опоясанному    песчаной    отмелью,
поднявшемуся со дата морского, так что мореплавателям  кажется,  будто  бы
они воочию  видят  перед  собой  остров;  и  тогда  они  привязывают  свой
высокогрудый корабль к мнимому острову, стреножат коней на берегу  моря  и
бесстрашно отправляются  в  глубь  острова.  Корабль  стоит  у  берега  на
причале, вокруг него - вода. Затем, утомившись, моряки делают  привал,  не
чуя опасности. Разжигают на острове  костер,  раздувают  пламя  посильнее;
истомленные  трудами,  они  веселятся  в  предвкушении  отдыха.  Когда  же
искушенный в коварстве кит почувствует, что путешественники твердо на  нем
обосновались, что они разбили лагерь и наслаждаются погожим  деньком,  тут
эта океанская тварь  внезапно  опускается  вместе  со  своими  жертвами  в
соленую воду, погружаясь в самую пучину, и предает утопленный ею корабль и
людей в чертоги смерти.
     У этого горделивого океанского странника есть  и  другая,  еще  более
удивительная  привычка.  Когда  его  допекает  голод,  этот  страж  океана
разевает пасть как можно шире.  Из  его  утробы  исходит  приятный  запах,
который обманывает рыб других пород. Беспечными  стаями  они  заплывают  в
огромную пасть, пока она не заполнится. Так бывает  со  всяким  человеком,
который дает себя заманить приятным  запахом,  нечестивым  желанием,  -  и
совершает грех противу Царя славы".
     Схожая история рассказывается в "Тысяче и одной ночи",  в  легенде  о
Святом  Брендане  и  в  Мильтоновом  "Потерянном  рае",  где  описан  кит,
"дремлющий на пенистых волнах".  Профессор  Гордон  рассказывает,  что  "в
ранних  вариантах  легенды  таким  коварным  существом  была  черепаха   и
называлась она "аспидохелон". С течением времени имя это было искажено,  и
черепаху заменил кит.






     Главный наш авторитет  по  теме  животных,  порожденных  воображением
чилийцев, это Хулио Викунья Сифуэнтес, в  чьем  труде  "Мифы  и  суеверия"
собрано  множество  легенд,   почерпнутых   из   устных   рассказов.   Все
нижеприведенные фрагменты,  кроме  одного,  взяты  из  этой  книги.  Очерк
"Кальчона"  напечатан  в  "Словаре  чилеанизмов"   Соробабеля   Родригеса,
опубликованном в Сантьяго-де-Чили в 1875 году.
     Аликанто - ночная птица, которая  добывает  себе  корм  в  золотых  и
серебряных жилах. Ее разновидность, питающуюся золотом,  можно  узнать  по
золотистому сиянию, исходящему от ее  крыльев,  когда  она  их  раскрывает
(догнать  она  не  умеет);  аликанто,  питающуюся  серебром,   как   можно
догадаться, узнают по серебристому сиянию.
     Тот факт, что птица эта не летает, объясняется не ее крыльями, они  у
нее совершенно нормальные, но тяжестью металлической пищи,  которая  тянет
ее к земле. Голодная аликанто быстро бегает; наевшись же, едва ползет.
     Геологи-разведчики и горные инженеры почитают себя богачами, если  им
посчастливится заполучить аликанто в проводники, - птица может  им  помочь
обнаружить неизвестное месторождение.  Однако  геологу-разведчику  следует
быть очень осторожным - едва птица заподозрит,  что  за  нею  кто-то  идет
следом, она гасит свое сияние и скрывается  и  темноте.  Она  также  может
вдруг изменить направление и завести своего преследователя в пропасть.
     Кальчона  -  животное  вроде  ньюфаундленда,  более   лохматое,   чем
нестриженый баран, и более бородатое, чем козел. Шерсть, у него белая,  и,
чтобы явиться путникам в горах, оно выбирает темные ночи, крадет корзины с
провизией и бормочет зловещие угрозы; оно также пугает лошадей, преследует
бродяг и причиняет вред где только может.
     Чончон  имеет  вид  человеческой  головы:  огромные  уши  служат  ему
крыльями для полетов в безлунные ночи. Считают, что чончоны наделены всеми
способностями  колдунов.  Они  опасны,  когда  им  досаждают,  и   о   них
рассказывают множество всяческих историй.
     Есть несколько способов заставить этих летающих  существ  опуститься,
когда они проносятся над вашей головой, напевая свое зловещее  "туэ,  туэ,
туэ" - единственный признак их присутствия, ибо они невидимы для всех, кто
не владеет колдовскими чарами. Знающие люди  советуют  следующее  напевать
песню или молитву, известную лишь немногим людям, ни за  что  не  желающим
сообщить ее другим; дважды  произнести  нараспев  некие  двенадцать  слов;
начертить на  земле  Соломонову  печать;  и,  наконец,  расстелить  особым
образом куртку. Чончон падает, отчаянно хлопая крыльями; как ни бьется, он
не может взлететь, пока  на  помощь  ему  не  явится  другой  чончон.  Как
правило, на этом дело не кончается, раньше или позже  чончон  мстит  тому,
кто над ним надсмеялся.
     Достойные доверия очевидцы рассказывают следующую  историю.  В  одном
доме в Лимасе собрались вечером гости, и вдруг они услышали,  что  снаружи
кричит чончон. Кто-то из гостей начертал знак Соломоновой печати, и  тогда
на заднем дворе плюхнулось наземь что-то тяжелое. Это была  большая  птица
величиной с индюшку, голова у нее была с красной бородкой.  Люди  отрезали
голову, дали ее собаке, а тушку забросили на крышу. И сразу  они  услышали
оглушительный шум летящих чончонов и в это же время  заметили,  что  брюхо
собаки раздулось, словно она проглотила  человеческую  голову.  На  другое
утро хватились тушки чончона она с крыши исчезла. Немного спустя городской
могильщик сообщил, что в тот день ни кладбище  явилось  несколько  человек
хоронить кого-то, а когда они ушли, могильщик обнаружил, что труп был  без
головы.
     Шкура - это осьминог, который живет в  море  и  по  размерам  и  виду
своему похож на распластанную коровью шкуру. На концах  щупальцев  у  него
множество глаз, а в той части, где вроде бы находится голова,  еще  четыре
более крупных глаза.  Когда  в  воду  заходят  люди  или  животные,  шкура
поднимается на поверхность и втягивает их в себя  с  силой  неодолимой,  а
затем в единый миг пожирает.
     Косолап - земноводное животное, очень сильное, свирепое  и  пугливое;
ростом около трех футов,  голова  теленка,  туловище  овцы.  Он  мгновенно
покрывает овец и коров, после чего у тех родится детеныш  той  же  породы,
что мать; кто его отец, можно определить по искривленным копытам, а иногда
по искривленной  морде.  Если  беременная  женщина  увидит  косолапа,  или
услышит его мычание, или увидит его во сне три ночи кряду, она  произведет
на свел уродливое дитя. То же самое случится,  если  она  увидит  скотину,
которую покрыл косолап.
     Сильная жаба - вымышленное животное, отличающееся от прочих жаб  тем,
что спина его покрыта  панцирем,  как  у  черепахи.  Жаба  эта  в  темноте
светится вроде светляка, и такая она сильная, что единственный  способ  ее
убить - это сжечь дотла. Названием  своим  она  обязана  необычайной  силе
своего взгляда, которым привлекает или отталкивает всех, кто попадется  ей
на глаза






     Они чудесным образом вмешиваются в человеческие дела, и  название  их
связано с латинским словом fatum (судьба, жребий). Считают, что феи  самые
многочисленные,  самые   красивые   и   самые   примечательные   из   всех
второстепенных  сверхъестественных  существ.  Вера  в  них  не  ограничена
какой-либо одной страной или эпохой. Древние греки, эскимосы и краснокожие
индейцы рассказывают истории о героях, завоевавших  любовь  этих  созданий
фантазии. В такой удаче таится, однако,  опасность  -  когда  прихоть  феи
удовлетворена, фея может своего любовника погубить.
     В Ирландии и в Шотландии феям для жилья отведены подземные обиталища,
где  они  прячут  похищенных  ими  мужчин  и  детей.  Ирландские  фермеры,
выкапывая на полях кремневые наконечники стрел, полагают, что они когда-то
принадлежали феям, и наделяют их целебными свойствами.
     В ранних рассказах Йейтса часто встречаются  упоминания  о  том,  как
крестьяне попадали к феям. Так, один сельский житель сообщил  автору,  что
"она не верила ни в ад, ни в духов. Мол, ад -  это  выдумка  попов,  чтобы
держать народ в узде; а духам,  говорила  она,  не  разрешается  без  дела
шататься  по  земле  когда  вздумается  зато  на   земле   есть   феи,   и
карлики-гномы, и водяные лошади, и падшие ангелы".
     Феи обожают пение, музыку и зеленый цвет. Йейтс пишет, что  "эльфы  и
феи в Ирландии порой уступают нам ростом, порой бывают выше нас, а  порой,
как мне говорили, в них около  трех  футов".  В  конце  семнадцатого  века
шотландский священник, преподобный  Роберт  Керк  из  Эйберфойна,  написал
книгу под названием "Тайное сообщество, или Очерк о природе и  о  действии
подземного  (и  в  большинстве  своем  невидимого)  народа,  известного  у
шотландцев долин  под  названием  "фавны"  и  "феи"  или  "оборотни",  как
описывают их люди, наделенные вторым зрением". В  1815  году  сэр  Вальтер
Скотт выпустил второе издание этой книги. О мистере  Керке  говорили,  что
феи похитили его за то, что он раскрыл их тайны.
     На морских просторах вокруг Италии, особенно  в  Мессинском  проливе,
Фата Моргана насылает миражи, чтобы сбить с толку моряков и заманить их на
мель.






     Если ад - это дом, дом Гадеса [Гадес (Аид) - в греческой мифологии  -
владыка царства мертвых], в нем, естественно, должен быть сторожевой  пес;
столь же естественно, что этот  пес  должен  внушать  ужас.  В  Гесиодовой
"Теогонии" у него пятьдесят голов;  чтобы  облегчить  задачу  пластическим
искусствам,  их  число  сократили,  и  три  головы  Цербера   стали   ныне
общепринятым их количеством. Вергилий говорит о трех глотках; Овидий  -  о
троезвучном лае; Батлер [Сэмюэл  Батлер  (1612-1680)  -  английский  поэт,
автор поэмы "Гудибрас"] уподобляет трехкоронную тиару папы, стража у  врат
рая, трем головам пса, стража  у  врат  ада  ("Гудибрас",  IV,  2).  Данте
наделяет  Цербера  человеческими  чертами,  что  только   усугубляет   его
инфернальную природу; грязна черная борода, лапы с  когтями,  которые  под
градом плетей раздирают душ обреченных. Он бичует их, лая и скаля зубы.
     Вытащить Цербера на дневной свет таков был последний  подвиг  Геракла
("Он вытащил  наверх  Цербера,  адского  пса",  пишет  Чосер  в  "Рассказе
монаха".) Зэкерай Грей, английский писатель восемнадцатого века,  в  своих
комментариях к "Гудибрасу" толкует это деяние следующим образом:
     "Пес с тремя головами означает прошлое, настоящее  и  будущее  время,
которое встречает и, как пес, пожирает все на свете. Геркулес одержал  над
ним верх, это показывает, что героические Деяния всегда  побеждают  Время,
ибо остаются памяти потомства".
     Согласно древнейшим текстам, Цербер  приветствует  своим  хвостом  (а
хвост этот - змея) входящих в ад и разрывает на куски  тех,  кто  пытается
убежать. В более  поздней  легенде  он  кусает  новоприбывших;  чтобы  его
умилостивить, в гроб умершего клали медовый пряник.
     В скандинавской мифологии забрызганный кровью пес  Гарм  сторожит дом
мертвых и готов сразиться с богами,  когда  адские  волки  пожрут  луну  и
солнце. Некоторые наделяют  этого  пса  четырьмя  глазами;  у  собак  Ямы,
брахманского бога смерти, также по четыре глаза.
     Как в брахманизме, так и в буддизме, ад полон собак, которые, подобно
Дантову Церберу, терзают души умерших.






     Первое упоминание о Химере находится в  шестой  песне  "Илиады".  Там
написано, что она была божественного происхождения - перед льва,  туловище
козы, хвост змеи; она изрыгала из пасти огонь,  и  убил  ее,  как  и  было
предсказано богами, красавец Беллерофонт, сын Главка. Голова  льва,  брюхо
козы и хвост змеи - таково самое естественное ее описание, содержащееся  у
Гомера, однако "Теогония" Гесиода приписывает ей три  головы,  и  так  она
представлена в знаменитом  бронзовом  изваянии  из  Ареццо,  датируемом  V
веком. Посредине хребта у нее козья голова, на  одном  конце  змеиная,  на
другом - львиная.
     В  шестой  песне  "Энеиды"  снова  появляется  "огнедышащая  Химера";
комментатор Сервий Гонорат отмечает,  что,  по  мнению  всех  авторитетных
ученых, чудовище это было родом из Ликии, а в этом  краю  имеется  вулкан,
носящий такое название. У основания вулкана кишат змеи, на  склонах  много
лугов и козьих пастбищ, из вершины пышет пламя и там же, наверху, логовища
львов; вероятно, Химера - метафора этой необычной горы.  Когда-то  Плутарх
высказал предположение, что Химера - это имя некоего капитана с пиратскими
наклонностями, приказавшего нарисовать на своем корабле льва, козу и змею.
     Эти нелепые догадки показывают, что Химера уже давно  будоражит  умы.
Чем ее воображать, казалось, удобней отождествить  ее  с  чем  ни  попало.
Слишком она гетерогенна: лев, коза и змея  (в  некоторых  текстах  дракон)
сопротивлялись, не желая образовать  одно  животное.  Со  временем  Химера
превращается в понятие "химерического". Нескладный образ исчезает, а слово
остается для обозначения невозможного. "Ложная  идея,  пустой  вымысел"  -
такое определение химеры дает сегодня словарь.

Last-modified: Tue, 22 Nov 2005 16:42:44 GMT

Оцените этот текст: