"Поза?!" Нет! Это ловкость виртуоза! НУФНУТИ КУЧЕ Легопер-эмпиреец, по знаку судьи выходи На зеленое поле, как прежде простой и веселый. Кожаный мяч, управляемый ловкой ногою, Дружбы традиции пусть возродит с моряками державы далекой! НАКАМУРА-БРАНЧЕВСКА Был парк пронизан лунным светом, Благоухал розарий мой... Ко мне явился за ответом Король души моей больной... КАФРО ЛАТТИФУДО Легоперы -- ренегаты, Презирает вас народ! Уж конечно, ренегаты, Презирает вас народ!" Вечером того дня, когда был похищен Геннадий, уличные споры и стычки усилились. "Кроты", обычно не показывавшие носа в Оук-порт, теперь заполонили улицы, бары, кафе. На причале возле "Алеши Поповича" волновалась большая толпа. -- Надо прощупать русских! -- кричали "кроты". Поговаривали, что каждый из них получил за свои хулиганские выходки по двенадцать клуксов и по бутылке "Горного дубняка". Ночью страсти не утихали, а, напротив, разгорались. Воя, носились по узким улочкам мотоциклы "кротов" со снятыми глушителями. На стенах крепости, отражаясь в черной воде, колыхались факелы. Никто из приглашенных не явился на грандиозно задуманный вечер "Вальс незнакомых цветов"... Мадам Накамура-Бранчевска в одиночестве скользила по паркету, тревожно вглядываясь в темноту парка, принюхиваясь к розам и орхидеям. Утром горожане стали находить в почтовых ящиках, на ступенях лестниц, на столиках кафе желтые листочки. Какие-то негодяи за ночь распространили "Обращение капитана Рикошетникова к народу Республики Большие Эмпиреи и Карбункл". "Вы, несчастные лежебоки, -- гласило "Обращение", -- набрались наглости вызвать нас на соревнование по футболу. На что же вы рассчитываете со своей черепашьей медлительностью? С презрением мы отвергаем ваш вызов! Капитан Рикошетников". Оскорбленные горожане направились в порт. Напрасно Нуфнути Куче, Рикко Силла, Токтомуран Джечкин и другие прогрессивные деятели пытались убедить их, что обращение -- фальшивка. Простодушные, как дети, впервые столкнувшиеся с такой грязной игрой, они верили всему. Почти каждый горожанин тащил с собой футбольный мяч. В порту горожане устроили перед советским кораблем неслыханное футбольное представление. Сотни мячей летали в воздухе. Все от мала до велика, включая женщин, демонстрировали усомнившимся русским свое умение играть в футбол, технику обработки мяча, финты, обводку, пасы... Рикошетников несколько раз пытался со спардека обратиться к народу, но его всякий раз встречали свистом. Как? Мы медлительные черепахи, тупые ослы? Мы не умеем играть в футбол? А вот смотрите-ка! На мачте "Алеши Поповича" давно уже трепетал флаг "Синий Петр" -- "Всем на борт!" Только двух членов экипажа недоставало: не явился из увольнительной кот Пуша Шуткин и бесследно пропал лаборант гидробиологического сектора Геннадий Стратофонтов. Моряки и ученые мрачно взирали на футбольную вакханалию, охватившую город. Первый помощник Хрящиков проводил среди экипажа разъяснительную работу. Видавший виды Шлиер-Довейко почесывал в затылке. Капитан Рикошетников не выпускал изо рта трубки. Надо ли говорить о том, как волновался капитан за судьбу своего юного друга! Конечно, можно заявить официальный протест, начать розыски через газеты, но не будет ли это стоить жизни его другу? Бандиты с Карбункла не дремлют, а эмпирейцы... Эх, эмпирейцы! С горечью смотрел капитан на так легко обманутых горожан. Час уходил за часом, а Геннадий все не появлялся. Между тем футбольные страсти стали затихать. Утомленные граждане кучками рассаживались на набережной и приступали к обеду. Собственно говоря, никакого большого зла к капитану Рикошетникову они не испытывали. Показали, что умеют, и ладно. Они были не способны долго злиться, эти чудаки эмпирейцы. Вдруг с крепостных стен. послышались крики. Около дюжины "кротов" разворачивали на площадке башни "Толстая Эльза" чугунное корабельное орудие, снятое еще в XVIII веке с поверженного "Белого лебедя". Жерло дурацкой пушки поворачивалось в сторону "Алеши- Поповича". -- Русские! Отдавайте швартовы! -- Убирайтесь! -- Сейчас мы вам вспомним Сильвер-бей! В толпе на набережной начался ропот. -- Эй, кроты, вы это уже слишком! -- Оставьте в покое нашу пушку! -- Рехнулись, что ли? "Кроты" не шутили. Один из них вкатил в орудие ядро, второй взялся за фитиль. Наступила тишина, в которой слышался только хохот Володи Телескопова. -- Ой, умру! Ой, сейчас лопну! Не понимал серьезности момента безответственный "божий плотник". И вдруг на башне появилась гигантская обнаженная фигура Рикко Силлы. Растолкав "кротов", великий легопер снял пушку с лафета и поднял ее себе на плечи. "Кроты", взвыв от обиды, бросились на кумира нации. Рикко Силла с пушкой на плечах прыгнул с башни в воду бухты. Что тут началось! "Кроты" стали прыгать за ним. Эмпирейцы целыми семьями тоже ринулись в воду. Рикко Силла, отдуваясь, плыл к берегу, спасая историческую ценность и собственную жизнь. Вокруг в прозрачных водах, кипела борьба. Гвалт стоял невообразимый! Кое-где в узких улочках затрещали автоматные очереди. И тогда на борт "Алеши Поповича" взбежал сенатор Нуфнути Куче. -- Капитан, вы видите, что устроили эти негодяи? Выхода нет, вам нужно на два-три дня покинуть порт. Капитан, нам кажется, что на архипелаге действует мафия или что-то в этом роде. Патриоты начеку, капитан. Следы мальчика, как я и предполагал, ведут на Карбункл. Сегодня ночью мы высадимся на остров, а с вами будем держать связь по радио. Уходите, капитан... Вот в каких условиях капитану Рикошетникову пришлось выйти из гавани Оук-порт и направиться на север. ГЛАВА IX, в которой впервые, как средство связи, появляется ультразвук, вновь слышится пение кота и музыка ночного Оук-порта Часовой с юго-западной сторожевой вышки острова Карбункл, осмотрев пролив и не заметив ничего подозрительного, опустил бинокль. Широкая лунная дорога пересекала пролив. Маленькие волны беспорядочно плясали в лунной полосе, и в этом мелькании тени и света даже самый зоркий взгляд не заметил бы крохотной черной точки, головы одинокого пловца. Геннадий Стратофонтов, мерно дыша, плыл вольным стилем в сторону Оук-порта. Движения его были точно рассчитаны на большой заплыв, а в голове царила сумятица: он все еще не мог прийти в себя от всего того, что ему довелось увидеть и услышать немногим более часа назад. Весь вечер после ужина ему никак не удавалось остаться наедине с мадам Накамура-Бранчевской -- полковник не отходил от нее ни на шаг. Геннадий был уверен, что полковник -- участник заговора; больше того, он был уверен, что вилла Накамура-Бранчевской кишит его людьми. Как предупредить хозяйку об опасности, как рассказать ей о разговоре в сенате, о странных телефонных переговорах в подземелье? Около десяти часов вечера мадам и полковник куда-то исчезли. Доллис потащила Геннадия в спортзал играть в пинг-понг. Мальчик нервничал, играл плохо. Сославшись на усталость, он ушел в отведенную для него комнату. Стеклянная дверь комнаты выходила на длинную крытую галерею. По галерее этой взад и вперед прогуливался дюжий слуга. В тишине мерно постукивали кованые каблуки. Всякий раз, проходя мимо двери, слуга как бы ненароком заглядывал в комнату. Сомнений не было -- это часовой, и он приставлен к нему, к Геннадию. Около часа мальчик лежал в темноте, притворяясь спящим, глядя на висящую на стене фехтовальную маску и скрещенные рапиры. Надо было действовать, надо узнать, что произошло в Оук-порте. Дождавшись, когда шаги соглядатая удалились в конец галереи, Геннадий вскочил с кровати, сорвал со стены маску, положил ее на подушку и прикрыл простыней. Под одеяло он засунул два фехтовальных жилета, придал им форму человеческого тела и нырнул под кровать. Слуга возвращался. Он заглянул в комнату и спокойно пошел дальше. Геннадий выскользнул за дверь. Пробежав по мягкому ковру через весь коридор, он вошел в темную комнату, открыл окно. Во внутреннем дворе виллы было пустынно. Только под аркой двое парней играли в кости. Тяжелые ветки ливанского кедра были совсем рядом. Геннадий из окна перелез на кедр... и в этот момент услышал нарастающий шум моторов. Парни под аркой вскочили, один из них отворил ворота, и через минуту во внутренний двор ворвались на полной скорости две машины: низкий двухместный "феррари" и затянутый брезентом "джип". Из "феррари" вылез полковник Мизераблес, а с места водителя выскочила Накамура-Бранчевска. Она была в кожаной куртке и кожаных брюках и напоминала в этот момент какое-то красивое, сильное животное с пружинистой, легкой поступью. Не оглядываясь, она вошла в дом. Полковник, посвистывая, двинулся вслед за ней. Он слегка спотыкался. Из "джипа" вывалились Латтифудо, Мамис и еще какой-то неизвестный Геннадию тип в широкополой шляпе. Два парня с автоматами вылезли вслед за ними и стали на страже как раз под деревом, на котором сидел Геннадий. Прошла минута, не больше, и осветилось окно перед его носом. Он увидел богато обставленный кабинет, огромный письменный стол с телефонами и селекторами, круглый стол для заседаний, кожаные кресла, карты на стенах и большую модель парусного брига с медными буквами на корме: "Голубка". "Так, кажется, назывался флагманский корабль мадам де Клиссон", -- вспомнил Гена. Над всем в кабинете доминировал огромный портрет баронессы. 0на была очень похожа на Накамура-Бранчевскую, в левой руке она держала подзорную трубу, в правой -- четки. Накамура-Бранчевска нервно ходила взад-вперед по кабинету, сжимая в руках длинные кожаные перчатки. Лицо ее было неузнаваемым -- напряженное, мрачное, исполненное властной решительности. Бастардо Мизераблес развалился в кресле и сразу наполнил стакан джином "Палата лордов". Меланхолически прошлепал и бухнул в кресло грузный Латтифудо. Голубоглазый утконосый мистер Кингсли Брейнвен Мамис со своей неизменной блуждающей улыбочкой проследовал в угол и скрылся из поля зрения Геннадия. Четвертый, странный тип с тяжелой нордической челюстью и раскосыми глазками, сел к столу, открыл папку и погрузился в какие-то бумаги. Воцарилось молчание, в котором слышны были только шаги Накамура-Бранчевской. Внезапно мадам резко повернулась и своими длинными перчатками, словно плеткой, огрела по физиономии сначала кавалера Ордена Счастливой Лопаты, а потом Латтифудо. "Так им, гадам! -- чуть не воскликнул Геннадий. Надежно скрытый хвоей кедра, он притаился возле полуоткрытого окна, готовясь в любую минуту прийти на помощь своей любезной хозяйке. -- Это за что же, дорогая? -- спросил полковник, потирая обожженную ударом щеку. -- Тебе за кретиническую идею с пушкой, -- криво улыбаясь, проговорила дама. -- А тебе, Латтифудо, ничтожество, проспиртованное чучело, за общую тупость, за всю твою бездарную возню с этим маленьким англичанином-аристократом. Мальчик сразу догадался, что ты связан с делом "Ван-Дейка". Вот что значит голубая кровь! Мне едва удалось его разубедить. Сотню плетей ты заслуживаешь, кретин. Латтифудо беспомощно моргал белесыми ресницами. -- Впрочем, тебе уже ничто не поможет, -- махнула на него рукой мадам. Она повернулась, и Геннадий увидел дрожащие от ярости пунцовые губы и горящие глаза. -- Видите, Мамис, с кем приходится работать? -- крикнула она в угол. Оттуда послышался смешок. -- С такими, как вы, нетрудно провалить все дело! -- почти мужским голосом заорала мадам на полковника и Латтифудо. -- Ваши плоскостопые кроты только и думают, как бы ограбить винную лавку да побегать за девчонками! Она села в кресло, опорожнила стакан джину, закурила сигарету и задумалась. Несколько минут прошло в молчании. -- Все-таки ты зря так, дорогая, -- пробормотал полковник. -- Русские-то все же убрались, наша взяла... -- Молчи! -- прикрикнула на него Накамура-Бранчевска. -- Нужно собирать команду в Европе. Человек сто, я думаю, будет достаточно. -- Сто пятьдесят, -- послышалось из угла. -- Отвечаете за свои слова, Мамис? -- спросила дама. -- Ребята из Европы нынче стоят недешево... -- Иес, мэм, отвечаю. Мадам в первый раз удовлетворенно улыбнулась. -- Итак, внимание, -- хлопнула она ладонью по столу. -- Немедленно наладьте связь с Эр Би. Пусть начинает набор. В Европу полетите вы, Джерри Чанг. -- Нордический китаец молча кивнул. -- В городе сохранять прежнее положение. "Голубой кит" проследит движение "Алеши Поповича". Ясно? Выметайтесь! Полковник быстро выхлебал свой джин и поднялся. За ним вышли Латтифудо и Джерри Чанг. Когда за ними закрылась дверь, Мамис вышел из своего угла и остановился возле карты архипелага. -- Я должен вам, мадам, сообщить окончательное решение моего правительства. -- Палец его полез вверх по загогулине эмпирейской запятой. -- Полигоны будут устроены на атоллах Фухс и Фее. Там наши ракетчики будут чувствовать себя вполне уютно. Одну из гаваней Оук-порта вы отдаете под ремонтную базу для флота. На Карбункле будет аэродром. Возражений у вас нет? -- Ну, а что касается моих дел, -- сказала Накамура-Бранчевска. -- Сомнения в моем происхождении и наследственном праве, надеюсь, отпали? Мамис некоторое время, осклабившись, исподлобья смотрел на даму, потом проговорил: -- Все ваши условия приняты, ваше величество. Накамура-Бранчевска встала и подошла к карте. -- Это касается и "Анаконды"? -- спросила она. -- Мадам, после перехвата "Ван-Дейка" от "Анаконды" осталась одна шкура, -- усмехнулся Мамис. -- "Анаконда" устроила фабрику по производству нашего товара на островах Кьюри, -- резко сказала Накамура-Бранчевска. -- Мы не намерены этого терпеть. Мамис почесал затылок. -- Американцы могут разозлиться, мадам. Кьюри -- это их подопечная территория. -- Вот об этом я и хотела с вами поговорить, -- улыбнулась Накамура-Бранчевска. Она вдруг совершенно успокоилась и из разъяренной фурии вновь превратилась в обаятельную даму. -- Хорошо, -- решительно сказал Мамис.-- Мы возьмем это на себя. -- Ну и прекрасно. -- Накамура-Бранчевска вновь улыбнулась. -- Вы знаете, Мамис, мне кажется, что мы что-то упустили в деле с этим русским научным кораблем. Можно было бы что-нибудь придумать похлеще... Впрочем, может быть, сейчас еще и не время... Прилетит Эр Би, и мы решим вместе... Эр Би настоящий мужчина, не то что этот тюфяк Фук... Трудно представить себе, что они слеплены из одного куска теста. -- А во мне вы еще не разочаровались, мадам? -- вежливо спросил Мамис. -- Пока нет, -- засмеялась легко и звонко Накамура-Бранчевска. Они вышли из кабинета. Свет погас. Лунные капли слетали с ладоней плывущего Геннадия. ...Сколько он ни рыскал по берегу, ему не удалось найти никакого челнока. Причал виллы усиленно охранялся. Впрочем, может быть, это и лучше. Лодку наверняка увидели бы с высокого берега Карбункла, а вплавь он доберется незамеченным. Если только доберется. "Так вот кто ты такая! Женщина-чудовище, главарь огромной банды, пиратка, авантюристка! Какие дьявольские планы ты вынашиваешь в своей красивой головке! Какую судьбу ты уготовила этим мирным людям, наивным легоперам! Только бы мне добраться до берега! Только бы мне добраться! Может быть, удастся найти того толстяка сенатора, что возражал Мизераблесу, или самого президента Джечкина? Только бы добраться!" Уже несколько раз Геннадию казалось, что мышцы правой ноги на грани судороги. Усилием воли он отогнал страх и плыл вперед. И только проплыв треть расстояния, он ∙вдруг с отчетливой ясностью понял, что переоценил свои силы. Никогда ему не пересечь этот проклятый пролив. Повернуть обратно? Нет, ни за что! Вперед! Вперед -- куда? Там, впереди, -- конец! Что это мелькает под луной? Плавник акулы? Правая нога одеревенела в согнутом положении. Дыхание сбилось. Геннадий задохнулся, хлебнул воды, беспомощно забарахтался на одном месте. Прощайте! Мама, бабушка, папа, Наташа Вертопрахова, Валька Брюквин, улица Рубинштейна, Ленинград, "Алеша Попович", прощайте! Расплылись и потекли в бесконечность оранжевые круги. -- Спасите! -- не помня себя, закричал по-русски мальчик. -- Держись, -- услышал он совсем рядом странный спокойный голос. Сильное большое тело вытолкнуло мальчика на поверхность. Глотнув воздуха, он открыл глаза и увидел рядом глубоко сидящий глаз, крутой лоб и лукавый рот дельфина. -- Держись за плавник, малый, -- сказал дельфин. -- Не дрейфь. Все будет тип-топ. Мы еще дадим огоньку! Он говорил на странной смеси русского и американского жаргонного языков, и звук его голоса был странен, и сам он был невероятен. Схватившись за спинной плавник, Гена лег на спину дельфина и обхватил ногами веретенообразное тело. -- Сейчас я тебя в темпе доставлю куда надо, -- сказал дельфин. -- В Оук-порт, что ли? С ходу он развил сумасшедшую скорость, которая и не снилась самым современным торпедным катерам. Вода вокруг забурлила, засвистел ветер. -- Кто вы такой? -- .крикнул Геннадий, оправившись от изумления. -- Я дезертир,-- ответил его спаситель.-- .Дезертир из армии Соединенных Штатов Америки. -- Он помолчал и добавил: -- Чаби Чаккерс, сэр. Бывший мастер -- сержант Чаби Чаккерс, учетный номер 007895671138... -- Это невероятно, -- прошептал мальчик. -- Чего невероятного? -- сказал дельфин. -- Зеленый я был, молодой, записался добровольцем. Условия хорошие, рыбы -- ешь не хочу, полсотни долларов в неделю жалованья. Научился по-человечески спикать*. А потом разные подонки стали учить наше подразделение всяким мерзким штучкам -- корабли взрывать, мины ставить... Чаби, сказал я себе, тут дело нечисто. Не хочу людям пакости делать, и вообще я против войны. Сманил с собой двух дружков и драпанули. Теперь, если поймают, пожизненная каторга. Только шиш поймают... -- Вы говорите по-английски и по-русски, Чаби? -- Сейчас немного зафоргетил* (*Чаби слегка путался в языках. Из английских слов speak ("говорить") и forget ("забыть") он производит глаголы "спикать" и "зафоргетить".), но вообще-то в частях специального назначения еще и не тому научишься, -- фыркнул дельфин. -- А ты русский? Небось с "Алеши Поповича"? -- Меня зовут Геннадий. -- Очень приятно познакомиться. -- Чаби, вы не знаете, из-за чего "Попович" покинул Оук-порт? -- Наверное, из-за шума. Шум там был с утра страшный. Ненавижу шум. Сыт по горло этим шумом. С этими словами Чаби обогнул волнорез и на малой скорости заскользил по темной воде Оук-портовской бухты. Он доставил Геннадия прямо к гранитным ступенькам лестницы, идущей в воду, и сказал на прощание: -- В случае чего, крикни "Чаби", и я подгребу мигом. Я тут месяца на три застрял, не меньше. Жениться собираюсь. -- А как вас зовут по-дельфиньи, Чаби? -- поинтересовался Геннадий. Любезность моего героя, дорогой читатель, не знала границ. -- Все равно не услышишь,-- усмехнулся дельфин и пояснил: -- Ультразвук.-- Он открыл рот, и все же до Геннадия откуда-то издалека, как будто из космоса, донеслось что-то вроде: -- Оооооиииииэээээу... -- Оооооиииииэээээу? -- переспросил мальчик. -- Ну, ты даешь, Гена! Услышал! Теперь мы с тобой дружки. Пока! Он вильнул хвостом и ушел в глубину. Геннадий поднялся по ступенькам за чугунным львом с кольцом в пасти. Освещенная луной площадь была пуста, только в центре ее высилась позеленевшая бронзовая фигура в треуголке. Поблескивали под луной немые окна старинных домов, двери амбаров и магазинов были закрыты. Геннадий быстрым, но спокойным шагом пересек площадь, скрылся в тени длинной колоннады. Здесь он снял рубашку и выжал ее. Он взялся было уже за штаны, когда услышал звон гитары и молодые голоса. На площадь из таинственного мрака боковой улочки вышли три парня и две девушки. Красивые, ладные фигуры, ленивая походка -- типичные эмпирейцы, беспечные, как птицы. "Почему бы мне не пойти прямо к ним и не спросить, где резиденция президента Джечкина? -- подумал Геннадий.-- Этих людей нечего бояться..." Под сосной Монтезумы Танцевали две пумы, Танцевали, сплетясь, Танцевали две пумы Под сосной Монтезумы И танцуют сейчас... -- напевал гитарист. -- Эй, прекратить пение! -- послышался грубый голос, и на площадь вышли четверо квадратных парнюг с карабинами. -- С каких это пор в Оук-порту нельзя петь? -- крикнул гитарист. -- Марш по домам! -- рявкнул квадратный. -- Катитесь, кроты, в свои ямы! -- захохотали эмпирейцы. Геннадий пробежал под колонной и нырнул в узкую улочку, из которой только что вышли "кроты". Некоторое время он еще слышал шум перебранки, потом все затихло. Больше часу Геннадий наугад петлял по извилистым улочкам, поднимался по мраморным лестницам, прятался за скульптурами. Иногда он видел костры, возле которых сутулились мрачные типы. Замечал на стенах желтые листочки со зловещими угрозами. И несмотря на тревожное опасное положение, Геннадий с его отзывчивой и впечатлительной натурой не мог не поддаться очарованию ночного Оук-порта. Таинственная игра его теней на мраморных плитах и барельефах, на витражах и мозаиках, сверкающие под луной бритвенно-острые коньки крыш, движение и тихая разноголосица его листвы, все звуки ночи, то глухие, то неожиданно звонкие, надолго, может быть на всю жизнь, пленили мальчика. На одном из старых домов возле подъезда со скрипящей на слабых петлях, разболтанной дверью Геннадий вдруг увидел мемориальную доску с полустертым золотым тиснением: "В этом доме часто останавливались русский писатель Александр Грин (по пути из Зурбагана в Гель-Гью), английский писатель Джонатан Свифт (из Лилипутии в Лапуту), французский писатель Жюль Верн (из пушки на Луну)". Едва он успел прочесть эту поразившую его надпись, как дверь резко распахнулась, и на пороге дома появился высокий худой незнакомец в старомодной крылатке песочного цвета и в широкополой шляпе. -- Вы ищете друзей? -- спросил незнакомец Геннадия, как бы не разжимая губ и мягко улыбаясь глазами. Мальчик молча кивнул. -- Пойдемте со мной, -- сказал незнакомец и двинулся вдоль витой чугунной решетки, за которой тренькал фонтанчик. Шаги незнакомца были легки, трость мерно постукивала по мостовой. У него был вид спокойного, чуть грустного, но и не лишенного юмора человека, который никогда никуда не спешит, но никогда никуда не опаздывает. Клетчатый .портплед в левой руке не тяготил его, и одежда была удобна, ловка, хоть и небогата. Возле круглой афишной тумбы он остановился. Бриз, вылетевший из-за угла, взметнул его длинные седые волосы. -- Поворачивайте за угол. Сюда! -- Он показал палкой. -- Пройдите спокойно и не таясь три дома. Там вас встретят. -- А вы? -- тихо спросил Геннадий. Ему почему-то очень не хотелось расставаться с этим любезным незнакомцем. -- К сожалению, дружище, у меня свои дела, -- улыбнулся тот, показав длинные зубы, приподнял шляпу и пошел по крутой улочке вниз, к морю, в прозрачную, словно пронизанную серебряной сетью темноту. Геннадий смотрел ему вслед, пока он не исчез. "Кто же это был и на каком языке мы говорили? -- подумал мальчик. -- На русском, английском, эмпирейском?.. Может быть, вообще мы не сказали ни слова?" Он повернул на улочку, косо разделенную луной на темную и светлую части. Чувствуя полное доверие к незнакомцу, он пошел не таясь по освещенной стороне и вдруг -- о, чудо! -- увидел важно шествующего ему навстречу Пушу Шуткина. -- Шуткин, это вы? Не верю своим глазам! -- вскричал Геннадий, не сдержав радостного смеха. -- Геннадий, здравствуйте, дружок,-- покровительственно приветствовал его Пуша Шуткин.-- Сейчас нам не до смеху. Я рад, что смелый мой прыжок закончился успехом... Он вспрыгнул на подоконник дома и, взявшись правой передней лапой за стену, запел, выразительно жестикулируя левой. Да, ради вас пришлось коту Морской закон нарушить, Друзей оставить на борту И спрятаться на суше. И вот, представьте, дорогой, С той ночи малохольной Ваш друг, как верный часовой; Сидел на колокольне... Мой зоркий глаз вас разглядел, А нос учуял запах, И с колокольни я слетел На мощных своих лапах. Я все узнал, во все проник, Я не лишен смекалки, И перед вами я возник, Чтоб вывести вас к цели... -- Что-то с рифмой у вас не в порядке в последней строфе, -- сказал Шуткину Геннадий. -- Это от волнения, -- пояснил кот. -- В минуты волнения иногда сбиваюсь на прозу. Пойдемте! Дальше последовал головокружительный рейд по заборам, водосточным и домовым трубам, карнизам, скатам крыш, по мусорным балкам, деревьям и даже по флюгерам. Несмотря на невероятную скорость, Геннадий успел заметить, что все местные животные, включая ручных леопардов, немедленно прятались при виде несущегося под луной боевого кота с качающимся, как дым, хвостом. Геннадий задыхался, пот лил с него градом. Он не мог понять, как до сих пор не сорвался. Наконец Шуткин кубарем свалился со шпиля кафедрального собора и растянулся в маленьком водосточном желобке на высоте не менее тридцати метров. Геннадию ничего не оставалось, как последовать за ним. -- Приличное сальто-мортале. Надеюсь, мой друг, не устали? -- с нескрываемым уважением обратился к нему Пуша. -- Н-нет... -- пробормотал Геннадий, стараясь не глядеть вниз. -- Но где мы, Шуткин? -- Тихо в лунной сей купели. Ну, а мы уже у цели, -- сказал кот и от волнения снова перешел на прозу. -- Сможете перепрыгнуть через эту улицу? -- Постараюсь,-- проговорил Геннадий, с ужасом глядя вниз. Несколько минут спустя по узкому карнизу они обогнули какой-то дом, перелезли через перила балкона, и Геннадий увидел перед собой обширную, ярко освещенную комнату, заполненную атлетически сложенными мужчинами. Это была футбольная команда Республики Большие Эмпиреи и Карбункл, а также часть сенаторов и кабинет министров в полном составе. Поглощая фруктовые соки, массируя друг другу мышцы, разбирая тактические схемы, жуя и хохоча, вся эта компания вела общий разговор, в котором Геннадий, как ни силился, не смог разобрать ни одного слова. "Какие вы все беззаботные и веселые, господа, -- подумал мальчик. -- Вы пьете фруктовые соки, массируете друг другу мышцы, разбираете тактические схемы, жуя и хохоча, и не подозреваете, что зловещий хищник уже простер свои крылья над вашими островами, что рядом с вами плетет свою сеть страшная женщина-паук, сияющая своей фальшивой красотой". Однако мальчик ошибся. Эмпирейцы были не так уж беспечны. Через минуту из глубины комнаты раздался крик. -- Связь установлена! Капитан Рикошетников просит подойти к рации сенатора Нуфнути Куче. Не помня себя от радости, Геннадий толкнул балконную дверь и под удивленные возгласы легоперов побежал к рации. -- Это он! -- возвел руки к небу сенатор. -- Потомок нашего памятника! ГЛАВА Х, в которой на земле и в воздухе ревут моторы системы "роллс-ройс", звучат дифирамбы и клятвы в верности Гигантский "Боинг-747" компании "ПАН-АМ", миновав воздушные пространства Южной Америки, Океании, Юго-Восточной Азии, Индии и Ближнего Востока, летел теперь над Европой. Командир экипажа Бенджамин Ф. Аллигейтер брился и смотрел вниз на проплывающие малые страны, на молочные реки и кисельные берега густо населенного континента. Б. Ф. Аллигейтеру не особенно нравилось это дрожащее желе неопределенного цвета, именуемое Европой. Он больше любил красноватое свечение Сахары, темно-зеленый с коричневыми прожилками колер Индии, чередование белых и темных пятен разной глубины и резкости в Гималаях и Кордильерах. Больше же всего мистеру Аллигейтеру был по душе простой, без всяких хитростей синий цвет стратосферы, под которой он водил свое судно. Вошла стюардесса гаваянка Омара. -- Как там дела, Омара? -- спросил командир, хотя и так знал, что все в порядке, что пассажиры первого класса, надрывая животики, смотрят фильм "Живешь только дважды", а пассажиры второго класса скорее всего дрыхнут. -- Вас хочет видеть какой-то господин, -- сказала Омара. -- Он назвался Румпельштильцхеном. -- Пусть войдет, -- сказал командир, ничем не выдав своего удивления. Что занесло сюда старого Румпеля? Не будет он по пустякам совершать межконтинентальные рейсы. Вошел пожилой господинчик, похожий на какого-нибудь пуговичного фабриканта из Гааги, инспектор могущественного Интерпола, международной уголовной полиции. Аллигейтер и Румпельштильцхен встречались не чаще одного раза в год, а знали друг друга давно: ведь бравый летчик вот уже много лет считался одной из самых опытных ищеек Интерпола. -- Привет, Бен. -- Привет, Румпель. -- Стареешь, Бен. Не заметил меня. -- Где ты сел? -- В Бангкоке, но наши ребята провожают тебя еще с Монтевидео. Руководство опасалось за твою колымагу, Бен. -- Даже так? -- Ты слышал о нападении на теплоход "Ван-Дейк"? Здесь в самолете типы из той же компании. -- Наркотики? -- И золото. Главное, Бен, тут в том, что подпольная империя "Анаконда" ведет войну с какой-то другой мафией, еще более сильной и скрытой от нас. Мы знаем только, что и те и другие сейчас у тебя на борту, но не знаем, кто они, как выглядят, где они сели в самолет. -- Через час тридцать пять будет Лондон, -- сказал Аллигейтер. -- Слава богу, -- вздохнул Румпельштильцхен. -- Надеюсь, теперь они уже не поднимут бучу. У наших судорога начинается от напряжения. -- Об "Анаконде" я кое-что слышал, -- задумчиво проговорил командир, -- но кто их враги? -- Они действуют очень широко. То в Гонконге, то в Лаосе, то в Австралии, то в Европе мы находим их следы, но следы всегда обрываются... Где-то у них есть тайная база. Но где? Кто их главарь? -- Может быть, мадам Вонг? -- усмехнулся Аллигейтер, вспомнив полумифическую женщину-пиратку, о которой несколько лет назад кричали все газеты мира. Таинственная китаянка, лица которой не видел ни один смертный. Специалисты сошлись на том, что под этой романтической маской скрывалась просто группа гонконгских уголовников. Румпельштильцхен отмахнулся от шутки: -- Мне лично кажется, что им покровительствует разведка какой-то мощной страны. Это мое личное мнение. Слушай, Бен, пройдись-ка не спеша по своей колымаге. Может быть, что-нибудь заметишь. -- Сейчас, добреюсь... Пока электробритва очищала правую щеку капитана, миновали Австрию. Аллигейтер подтянул галстук, нацепил профессионально-приветливую улыбку и вышел в салон. Так и есть: в первом классе пассажиры кисли от смеха. На экране Шон Коннори молотил бронзовой статуэткой по голове гиганта борца сумо.* (*Сумо -- национальная японская борьба.) Кто из этих вылощенных богатеев может оказаться гангстером? Любой -- и никто. Командир прошел в салон второго класса. Больше сотни людей самых разных наций томились в креслах. Все уже устали от столь долгого полета. Спортсмены, туристы, монашки, бизнесмены средней руки, компания хиппи... Вот, пожалуй, один подозрительный тип -- узкоглазый, с тяжелой нордической челюстью... Что-то почти неуловимое в облике сближает его с теми холоднокровными гадами, с которыми жизнь не раз сталкивала Б. Ф. Аллигейтера. Но рядом с ним сидит какой-то славный мальчишка, лобастый, ясноглазый крепыш, и они мирно беседуют. Вряд ли этот паренек из мафии... Командир прошел через весь-салон и остановился в багажном отделении. Туда же скользнул старший стюард Карриган, похожий на дрессированного павиана. -- Кажется, все в порядке, чиф? -- сказал он, широко улыбаясь. Командир заглянул в рыжие глаза своего старшего стюарда. Вот самая темная личность на борту. Кто он: агент Интерпола, гангстер, человек ЦРУ, контрабандист? Черт бы побрал этот шпионский, шпионский, шпионский, тайный, порочный, блудливый мир! То ли дело простой голубой цвет стратосферы. -- Все в порядке, Карриган, -- буркнул командир. Между тем лобастый, ясноглазый крепыш (читатель, конечно, уже догадался, кто это!) обратился к своему спутнику: -- Я, пожалуй, сосну часок перед прилетом, мистер Чанг. -- Не возражаю, Джин, -- ответил спутник и вдруг подмигнул обоими глазами, передернул неподвижную маску своего лица. -- А сколько миллиончиков в сундуке у твоей бабки, Джинни-бой? Эта странная судорожная ухмылка и шутка, которую Джерри Чанг повторил по меньшей мере раз пятьдесят за многочасовой полет, вконец опротивели Геннадию. Однако он вежливо в пятидесятый раз ответил: -- Я не посвящен в финансовые дела своей бабушки, мистер Чанг. Он закрыл глаза и вновь, в который раз, перед ним закружились события последних дней, лунные пятна и солнечный блеск Больших Эмпиреев... ...В середине пролива Рикко Силла выключил мотор своей лодки и сел за весла. Уже занимался рассвет. Геннадий волновался, но лучший легопер мира подмигивал ему ободряюще, а вид его мускулов и сахарно-белых зубов вселял уверенность. Лодка уткнулась в гальку. Геннадий пожал руку гиганта, спрыгнул на берег острова Карбункл. Короткими перебежками пересекал он освещенные луной куски пляжа, прятался за валунами. Нависшая над морем базальтовая стена Карбункла была уже близко, когда Геннадий вдруг услышал голос: -- Стой! Перед ним в маленькой нише сидела, поджав под себя ноги в белых джинсах, Наташа Вертопрахова, то бишь Дол-лис Накамура-Бранчевска. -- Где ты был? -- спросила она сурово. -- Там,-- растерянно махнул рукой Геннадий, -- в море... -- Ты был в Оук-порте, Джин,-- сказала Доллис. -- - Нет, нет, что ты! -- забормотал, Геннадий. -- Просто мне не спалось, я спустился к морю... здесь какой-то рыбак покатал меня... -- Джин, -- голос девочки зазвенел от напряжения, -- что ты скрываешь? Расскажи мне все! Я буду твоим другом!.. Геннадий посмотрел девочке прямо в глаза. В них дрожала неясная тревога. Она ничего не знает о подлинной сути своей матери. Было бы слишком жестоко сказать ей сразу обо всем. -- - Доллис, ты веришь мне? -- спросил он и взял ее за руку. -- Ты знаешь, что я не замышляю ничего дурного? -- Да, -- сказала она, уже готовая к принятию тайны. -- - Тогда не спрашивай меня ни о чем. Тебе будет тяжело узнать правду. Скоро ты все узнаешь, но я не хочу первым причинять тебе боль, Наташа... -- Как ты меня назвал? -- округлила глаза девочка. -- Итак, сэр, повторяю, -- звенящим от восхищения голосом сказал старший стюард Карриган мистеру Джерри Чангу, представителю фирмы "Райские перья и благовония".-- Повторяю, сэр. Спаржа, русская икра, салат ля паризьен, черепаховый суп, стейк по-техасски, фрукты. Замечательный вкус, сэр! Виски "Кинг Джордж IV"? Гениально! Целую бутылку? Сверхгениально, сэр! Поздравляю! Вихляя задом, старший стюард удалился. -- Такой обильный заказ, мистер Чанг, -- сказал Геннадий. -- До Лондона ведь всего один час... -- Не отказываться же от бесплатной закуски, -- ухмыльнулся Чанг. -- А выпивка в воздухе в два раза дешевле, чем на земле. Скажи-ка, Джинни-бой, сколько миллиончиков в сундуке у твоей бабушки? -- Я не посвящен в финансовые дела моей бабушки, мистер Чанг, -- сквозь зубы проговорил Геннадий и снова закрыл глаза. ...Голос Рикошетникова в наушнике звучал ясно, как если бы он находился в соседней комнате. -- Все хорошо, что хорошо кончается, Гена. На борту расскажете обо всем подробно. Нуфнути Куче на катере доставит вас сюда. Мы в пятидесяти милях, координаты известны. Почему вы молчите? Набравшись мужества, Геннадий проговорил: -- Товарищ капитан, разрешите мне... остаться у Накамура-Бранчевской. Это очень важно, товарищ капитан... -- Что за глупости! -- вдруг закричал Рикошетников. Это был первый случай, когда невозмутимый капитан повысил голос. -- Что за бредни у вас в голове? Я отвечаю за каждого члена экипажа, а за вас, Геннадий, вдвойне. Вернее, втройне! Не забывайте, что вы еще только мальчик! Выполняйте приказание! У Геннадия закружилась голова. Это испытание оказалось для него потруднее, чем бегство из башни и допрос в подземелье Карбункла. Возражать своему старшему другу и капитану?! Оспаривать его приказ?! Он посмотрел на столпившихся вокруг рации мускулистых людей, лица которых, возможно впервые за их жизнь, были скованы напряжением. -- Николай Ефимович, -- он с трудом проглотил комок в горле, -- Большим Эмпиреям и всему народу угрожает беда. Никто, кроме меня, не сможет проникнуть в центр страшного заговора. Я уверен, что вы на моем месте остались бы здесь, а я бы на вашем месте не возражал. Николай Ефимович, пионер не может поступить иначе... поймите меня... Геннадий замолчал. В наушнике слышался только треск атмосферных разрядов. Капитан тоже молчал. Геннадий приободрился. -- Николай Ефимович, ведь я теперь не один, я связался с патриотами. Кроме того, каждую ночь вам будет сообщать обо мне некто по имени Чаби Чаккерс. Это вполне надежный... -- Геннадий запнулся было, -- вполне надежный человек. Мне ничего не угрожает. На Карбункле уверены, что я просто английский мальчишка с романтическими бреднями в голове... -- Ждите у рации. Мы посоветуемся, -- сухо сказал капитан. ...-- Ледис энд джентльмен аттеншен, плиз, -- послышался нежный голос стюардессы. -- Просим прекратить курение и пристегнуть ремни. Через пятнадцать минут наш самолет произведет посадку в лондонском аэропорту. Представитель фирмы "Райские перья и благовония", не жуя, заглатывал огромные куски техасского бифштекса. Геннадий заглянул в потемневшее уже окно. Внизу до самого горизонта извивались, пересекаясь, линии оранжевых бестеневых фонарей. Самолет кружил вокруг Лондона, дожидаясь очереди на посадку. Немыслимо дерзкая мысль лететь в Лондон вместе с Джерри Чангом пришла в голову Геннадию не сразу. Несколько дней он жил на вилле Накамура-Бранчевской, играл в теннис с Доллис, мило беседовал с хозяйкой, а ночью тайно спускался к проливу и условным ультразвуковым свистом вызывал верного Чаби. За эти дни он узнал многое, но главное открылось ему только в предпоследний день. Из разговора подвыпивших Мизераблеса и Латтифудо он понял, о каких "парнях из Европы" говорила мадам в ту памятную ночь. Это были не кто иные, как пресловутые "мерсенеры", белые наемники, "рыцари" Буронго, Фриманны, Джигалии, в джунглях которых наводили кровавый "порядок" эти сверхсолдаты, мастера войны, способные за "приличное вознаграждение" стрелять в любую сторону, куда прикажут. Именно они должны были сыграть последнюю часть страшного концерта под дирижерскую палочку женщины-чудовища. Именно из этих профессиональных убийц набирал в Лондоне команду неизвестный Геннадию Эр Би, "настоящий мужчина". Посоветовавшись с сенатором Куче и патриотами, Гена решил попытаться проникнуть в эту команду для тог