Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
     (с)Stephen King
     Перевод: (с) И.Г.Почиталин
     Изд. "АСТ"
     OCR: Макс К.
---------------------------------------------------------------

     Когда Мэри проснулась, она знала, что они заблудились, Она знала это, и
Кларк  знал  тоже, хотя не  захочет  признаться  в этом.  На  его лице  было
написано:  "Я  раздражен,  оставьте  меня  в покое". Его рот  становился все
меньше и меньше, пока не начинало казаться, что он исчез совсем. Кроме того,
Кларк   не  произнесет  слово  "заблудились";  он  скажет,  что  они  где-то
"неправильно повернули". Даже такое будет для него смертельно трудно.
     Они  отправились  из  Портленда вчера.  Кларк  работал  в  компьютерной
компании -- одной  из ведущих. И  вот он  предложил полюбоваться на  красоты
Орегона,  расположенные  за  пределами  приятных,  но  скучных  окрестностей
Портленда, где  жили  они  вместе  с  другими  зажиточными  служащими.  Свой
пригород его жители называли "городом программного обеспечения".
     -- Говорят, что там, подальше от города, удивительно красиво, -- сказал
ей Кларк. -- Хочешь, поедем и посмотрим? У меня неделя  отпуска, и уже пошли
слухи  о  переводе.  Если  мы  не  увидим  настоящий  Орегон, то,  по-моему,
последние  шестнадцать месяцев  будут не чем иным, как черной дырой  в  моей
памяти.
     До начала занятий в школе  оставалось десять дней, и она не преподавала
в   летних    классах,   поэтому   она   охотно   согласилась,   наслаждаясь
приятно-неожиданным,  спонтанным ощущением поездки.  И совсем забыла  о том,
что вот  такие  каникулы,  организованные  экспромтом,  часто  заканчиваются
похожим  образом, когда  отдыхающие  теряют  ориентировку  среди проселочных
дорог  и начинают скитаться по заросшим  тропам,  ведущим в никуда. Пожалуй,
решила  она,  это действительно  приключение --  по  крайней  мере можно так
считать, если очень хочется. В  январе ей исполнилось  тридцать два года. По
ее   мнению,  тридцать  два,  пожалуй,  уже   слишком  много   для  подобных
приключений.  Теперь  ее  представление  о   по-настоящему  хорошем  отпуске
сводилось  к мотелю  с чистым  плавательным бассейном,  банными халатами  на
кроватях и действующей сушилкой для волос в ванной комнате.
     Правда,  вчерашний день  прошел хорошо. Местность вокруг была настолько
живописной, что даже Кларк временами  испытывал благоговение  и замолкал  --
крайне неожиданное  для  него  состояние.  Они  провели  ночь  в  прелестной
деревенской гостинице к западу от Юджина, занимались любовью, и даже не один
раз, а  дважды. Она определенно  чувствовала себя  не слишком пожилой, чтобы
наслаждаться  этим.  А  утром  направились  на  юг, собираясь  заночевать  в
Кламат-Фоллзе. Они начали однодневную поездку по 58-му шоссе штата Орегон, и
маршрут  был  выбран  совершенно правильно.  Но  затем,  во  время  ленча  в
Ок-Ридже,  Кларк   предложил  свернуть  с  магистрального  шоссе,   забитого
автомобилями отдыхающих и грузовиками, груженными древесиной.
     --  Ну, я  не знаю... -- произнесла Мэри с сомнением женщины, слышавшей
немало аналогичных предложений от  своего  мужа и вынужденной затем страдать
от последствий некоторых  из  них. --  Мне бы не хотелось заблудиться здесь,
Кларк. Местность  выглядит  весьма  пустынной. --  Она постучала  аккуратным
ногтем по зеленому пятну, обозначенному на  карте "Боулдер-Крик -- Пустынный
район".  --  Здесь  написано,  что  этот  район пустынный,  а значит,  мы не
встретим заправочных станций, туалетов или мотелей.
     -- А-а,  брось, -- сказал  он, отодвигая в  сторону тарелку с остатками
бифштекса. Из музыкального  автомата доносилась песня "Шесть дней  в  пути",
исполняемая Стивом  Эрлом  и ансамблем  "Дьюокс".  Через грязные  окна  было
видно,  как  снаружи скучающие мальчишки  выделывали разные  трюки на  своих
роликовых  досках. Казалось,  им  просто  нечем заняться  и они ждут,  когда
достигнут соответствующего возраста и  смогут  навсегда уехать  отсюда. Мэри
разделяла их чувства.
     --  Никаких  оснований  для  беспокойства, крошка.  Мы  едем  по  шоссе
пятьдесят восемь еще несколько миль на восток... затем сворачиваем на  шоссе
сорок два... видишь?
     -- Угу. -- Она заметила  также, что если шоссе было обозначено на карте
жирной красной линией,  то шоссе  42 нанесено всего лишь  извилистой  черной
нитью. Но она  только что хорошо поела -- тушеное мясо  с картофельным пюре,
-- и ей не хотелось нарушать инстинктивную тягу Кларка к приключениям. В тот
момент она чувствовала себя подобно удаву,  только что проглотившему барана.
Больше  всего ей хотелось забраться в их любимый старый "мерседес", откинуть
назад пассажирское сиденье и вздремнуть.
     -- Значит, -- развивал Кларк свою мысль, -- вот  эта дорога. У  нее нет
номера, это всего лишь проселок, но зато она ведет прямо  к Токети-Фоллзу. А
оттуда совсем недалеко до шоссе девяносто семь. Итак, что ты думаешь?
     --  Я  думаю, что ты завезешь  нас туда,  откуда нам не  выбраться,  --
сказала она. Как она жалела потом об этом саркастическом замечании! -- 1-1 о
я полагаю,  что с нами ничего  не случится  до тех пор, пока  ты  не сумеешь
найти достаточно широкое место, чтобы развернуть "принцессу".
     -- Договорились! -- воскликнул он с сияющей улыбкой и пододвинул к себе
тарелку с  бифштексом. Он снова вернулся  к еде, не обращая внимания  на то,
что она, включая подливку, остыла.
     --  Фу, -- сказала  она, закрыла лицо  одной рукой и сделала брезгливую
гримасу. -- Как ты можешь?
     --  Это  вкусно,  -- произнес  Кларк  с  полным ртом  таким  сдавленным
голосом, что  только жена могла разобрать его  слова. --  К тому же во время
путешествий нужно привыкать к местным блюдам.
     -- Твое блюдо выглядит так, словно кто-то чихнул и жевательный табак из
набитого им рта попал на очень старый гамбургер, -- заметила она.
     Они выехали из Ок-Риджа в хорошем настроении, и сначала все шло хорошо.
Неприятности начались  только после того, как  они  свернули  с шоссе 42  на
безымянную  проселочную  дорогу,  ту  самую,  по   которой  Кларк  собирался
промчаться прямо в Токети-Фоллз. Сначала ничто  не предвещало неприятностей.
Проселочная дорога  или нет, она оказалась  намного лучше шоссе 42, всего  в
ухабах  и потрескавшегося от  зимних  морозов.  По правде говоря, они  ехали
просто великолепно, по очереди вставляя кассеты  в автомобильный магнитофон.
Кларку нравились исполнители вроде Уилсона Пиккетта, Эла Грина и группы "Поп
стейплз". Вкус Мэри был совершенно противоположным.
     -- Что ты находишь в этих белых парнях? -- спросил
     он, когда она вставила свою любимую кассету -- Лу Рид пел "Нью-Йорк".
     --  Я вышла замуж за одного из них,  правда?  -- заметила она, заставив
его рассмеяться.
     Неприятности начались через  пятнадцать минут,  когда  они подъехали  к
развилке. Обе дороги, отходящие от нее, выглядели совершенно одинаково.
     --  Вот ведь дерьмо, -- сказал  Кларк. Затормозил  и открыл "бардачок",
чтобы достать карту. Он долго смотрел на нее. -- Этого нет на карте.
     --  Боже  мой, начинается, -- вздохнула  Мэри. Она уже задремала, когда
Кларк   остановил  машину  у   неожиданной  развилки,  и  испытывала  потому
раздражение к нему. -- Хочешь выслушать мой совет? --
     -- Нет, -- ответил  он.  В его голосе тоже звучало раздражение. -- Но я
знаю, что все  равно получу его. И мне страшно не нравится, когда ты вот так
закатываешь глаза. Я говорю это на всякий случай -- вдруг ты не заметишь.
     -- Как я закатываю глаза, Кларк?
     -- Словно  я старый  пес,  который  только  что  перднул под  обеденным
столом. Давай, говори. Выкладывай все. Твоя очередь.
     -- Давай вернемся, пока не поздно. Вот мой совет.
     -- Угу. А теперь тебе не хватает только поднять плакат:
     "Раскайся".
     -- Мне нужно смеяться?
     -- Я не  знаю, Мэри, -- сказал  он угрюмо и затем молча сидел за рулем,
посматривая то на ветровое стекло, усеянное  разбившейся о него мошкарой, то
на карту местности. Они были  женаты почти пятнадцать лет, и  Мэри знала его
достаточно хорошо. Она  понимала,  что  Кларк, без сомнения, настоит на том,
чтобы  ехать дальше. Не просто проигнорирует неожиданную развилку на дороге,
а именно из-за нее.
     Когда Кларк Уиллингем попадает в  трудное  положение, он  не отступает,
подумала она. И тут же приложила ладонь ко рту, чтобы скрыть улыбку.
     Но ей не удалось сделать это достаточно  быстро. Кларк взглянул на нее,
приподняв одну бровь, и Мэри пришла  в голову мысль, заставившая ее испытать
смятение:  если  она  после  всех этих  лет  читает его  мысли  с  такой  же
легкостью, как детскую книгу, то, может быть, и он способен на то же самое в
отношении ее.
     --  Что-то интересное? -- спросил он, и  его голос стал чуть тоньше.  В
этот  момент -- еще перед тем,  как она задремала, поняла теперь Мэри -- она
увидела,  что  рот  Кларка  становится  меньше. --  Расскажи мне,  посмеемся
вместе, милая.
     -- Просто захотелось кашлянуть, -- покачала  она головой. Кларк кивнул,
поднял свои  очки на лоб  и поднес карту  к лицу так, что она почти касалась
его носа.
     -- Ну что ж,  --  произнес  он,  --  ехать  нужно  по левой  дороге  от
развилки, потому что  она  ведет на юг, в  направлении Токети-Фоллза. Вторая
ведет на восток, к какомунибудь ранчо или чему-нибудь еще.
     -- Дорога, ведущая к ранчо, с желтой полосой посредине?
     Рот Кларка стал еще меньше.
     --  Ты  просто  не  представляешь,  какими  зажиточными  бывают хозяева
некоторых ранчо, -- заметил он.
     Ей захотелось напомнить ему, что времена скаутов и разведчиков-пионеров
остались  в далеком прошлом,  что  он еще не  попал в по-настоящему  трудное
положение. Затем она решила, что  неплохо еще  подремать в  лучах  вечернего
солнца, и этого ей хочется  гораздо  больше, чем  ссориться со  своим мужем,
особенно  после  такой  приятной двукратной  любви  прошлой  ночью.  В конце
концов, они все равно куда-нибудь приедут, верно?
     С  этой  утешительной  мыслью  в  голове,  слушая  Лу  Рида, поющего  о
последнем великом американском ките, Мэри Уиллингем заснула. К тому моменту,
когда выбранная Кларком дорога начала становиться хуже, она спала беспокойно
и  ей  снился  сон,  что  они  снова  находятся  в   кафе  в  Ок-Ридже,  где
останавливались на ленч.  Она пыталась вложить монету  в четверть доллара  в
музыкальный автомат, но  щель  была  забита  чем-то похожим на  человеческую
плоть. Один из мальчишек,  катавшихся  на асфальтовой  площадке для  стоянки
автомобилей,  в   шапочке  с  надписью  "Трейлблейзерз",  повернутой   назад
козырьком, проходил мимо нее с роликовой доской под мышкой.
     --  Что  случилось  с  этой  штукой? --  спросила  его Мэри.  Мальчишка
подошел,  посмотрел на  музыкальный автомат  и  пожал  плечами.  "А,  ничего
страшного. Это просто тело какого-то парня, разорванное на части  для  вас и
для  многих  других,  --  объяснил  он. -- У  нас здесь не  какая-то  мелкая
операция, мы занимаемся масс-культурой, крошка".
     Затем он протянул руку, ущипнул ее за сосок на правой груди -- довольно
грубо, между  прочим, -- и ушел.  Когда Мэри снова  взглянула на музыкальный
автомат, то  увидела, что он наполнен  кровью и смутно  видимыми  плавающими
предметами, подозрительно похожими на человеческие органы.
     Может  быть,  пока  воздержаться  от  прослушивания  альбома  Лу  Рида,
подумала  она.  Но  в  луже крови  за стеклом  на  проигрыватель  опустилась
пластинка -- словно в ответ на ее мысль, -- и Лу начал петь "Полный  автобус
веры".
     Пока Мэри снился этот все более неприятный сон,  дорога становилась все
хуже  и хуже.  Ухабы  делались все более  частыми и  наконец слились в  один
сплошной ухаб.  Альбом Лу  Рида -- весьма  продолжительный --  закончился, и
включилась  перемотка.  Кларк  не  заметил этого. Приятное выражение лица, с
которым он  начал  день, теперь  полностью исчезло. Его  рот  уменьшился  до
размеров  бутона розы. Если бы Мэри бодрствовала, она сумела  бы  много миль
назад убедить его повернуть обратно. Он знал  это,  равным образом знал, как
она  посмотрит  на  него,  когда  проснется  и   увидит  эту  узкую  полоску
раскрошенного  асфальта.   Назвать   ее  дорогой  можно   только   в   самом
снисходительном  смысле  слова.  Сосновые  леса по обеим  сторонам  вплотную
прижались к залатанному полотну, дорога все время находилась в  тени. Они не
встретили ни  одного  автомобиля,  едущего  в  противоположном  направлении,
начиная с того момента, как свернули с шоссе 42.
     Он знал, что должен повернуть обратно -- Мэри очень не нравилось, когда
он  попадал  в  такое  вот  дерьмо.  Она   всегда  забывала  случаи,  весьма
многочисленные, когда он  безошибочно по незнакомым дорогам приезжал к месту
назначения  (Кларк  Уиллингем  принадлежал к  миллионам американцев,  твердо
уверенных, что в их головах находится компас). И все-таки он продолжал ехать
вперед,  сначала  упрямо веря в то, что они должны  выехать к Токети-Фоллзу,
затем  просто  на  это  надеясь.  К  тому  же  нигде  не  попадалось  место,
позволявшее развернуться. Если бы он попытался  сделать  это, он посадил  бы
"принцессу" до ступиц колес в один из болотистых  кюветов, протянувшихся  по
обеим  сторонам  этой так  называемой  дороги... И один Бог  знает,  сколько
времени понадобится, чтобы дождаться здесь
     аварийного  грузовика, или  сколько миль придется пройти, чтобы вызвать
его по телефону.
     И  вот наконец  место,  где  можно  было бы  развернуться --  еще  одна
развилка  на дороге, -- но  он решил не делать этого. Причина  была простой:
хотя дорога, уходящая направо, была проселочной, покрытой гравием с растущей
посреди  травой,  та,  что вела налево, снова оказалась  широкой, с  хорошим
покрытием  и с ярко-желтой  осевой полосой. Согласно компасу в голове Кларка
эта дорога вела прямо  на юг. Он прямо-таки чувствовал запах  Токети-Фоллза.
Еще десять миль, ну, может быть, пятнадцать, самое большее двадцать.
     И  все-таки он действительно подумал  о том, что лучше повернуть назад.
Когда он потом  сказал об этом Мэри, то увидел  сомнение  у нее в глазах, но
это было  действительно правдой. Он  решил  ехать дальше,  потому  что  Мэри
начала шевелиться и  он  был уверен, что на  ухабистой,  неровной дороге, по
которой он только что проехал, она проснется,  если он повернет назад. Тогда
она  посмотрит  на  него  своими большими прекрасными  глазами.  Всего  лишь
посмотрит. Этого будет достаточно.
     К тому же зачем  ему тратить полтора  часа, возвращаясь  обратно, когда
Токети-Фоллз  совсем  рядом? "Посмотри на  эту дорогу, -- подумал он. --  Ты
думаешь, что такая дорога может вести в никуда и просто исчезнуть?"
     Он  включил сцепление "принцессы", поехал  по дороге, ведущей налево, и
-- как  вы  думаете? -- дорога начала  ухудшаться. Сразу за  первым подъемом
желтая  разделительная  полоса   исчезла.  После  второго  подъема   пропало
покрытие,   и  они  оказались  на   бугристом  проселке  с   темным   лесом,
прижимающимся с обеих сторон еще теснее прежнего. А солнце  -- Кларк впервые
обратил на это внимание -- соскальзывало на противоположную сторону неба.
     Асфальтовое  покрытие  кончилось  так  внезапно,  что  Кларку  пришлось
затормозить, чтобы осторожно съехать  на  грунт.  Этот резкий толчок,  когда
пружины  подвески  сжались  до  самых  ограничителей,  разбудил   Мэри.  Она
вздрогнула, выпрямилась и огляделась с удивлением вокруг.
     -- Где... --  начала она,  и тут, чтобы  уж окончательно сделать  вечер
идеальным  и  прекрасным,  хрипловатый  голос  Лу  Рида ускорился  так,  что
бормотал  слова песни "Добрый вечер, мистер Вальдхайм" со скоростью Элвина и
группы "Чипманкс".
     --  О-о! -- воскликнула  она  и  нажала  на  кнопку выброса. Ей  в руку
выскочила  кассета в  сопровождении  отвратительного коричневого  последа --
мотков блестящей пленки.
     "Принцесса"  рухнула  в почти бездонную яму,  резко качнулась налево, а
затем  ее бросило вверх и в сторону подобно клиперу, двигающемуся по спирали
через штормовую волну.
     -- Кларк?
     -- Только не говори ничего, -- произнес он сквозь стиснутые зубы. -- Мы
не заблудились.  Через минуту-другую  -- может быть,  за следующим холмом --
снова будет асфальт. Мы не заблудились!
     Все  еще расстроенная своим сном (хотя она уже  не могла припомнить его
содержание),  Мэри держала па коленях испорченную кассету, печально глядя на
нее.  Наверное, она сможет  купить другую... но не  здесь. Она посмотрела на
мрачные деревья,  которые надвигались, казалось, на  самую  дорогу,  подобно
голодным гостям  на банкете, и пришла  к выводу, что отсюда далековато будет
до ближайшего магазина "Тауэр рекордс".
     Она посмотрела на Кларка, увидела его багровые щеки и почти исчезнувший
рот  и пришла к выводу, что лучше всего молчать.  По крайней мере пока. Если
она  будет вести себя спокойно, ни в чем не обвинять его, он скорее придет в
себя, прежде чем эта пародия на дорогу не заведет их в гравийный карьер  или
в болото с зыбучим песком.
     -- К тому  же я просто не могу развернуться,  -- сказал он, словно  она
предложила ему именно это.
     -- Да, вижу, -- спокойно ответила она.
     Он взглянул на  нее в  поисках, может быть, повода  для ссоры, а  может
быть, просто чувствуя  себя смущенным, надеясь, что она не  слишком сердится
на  него -- по крайней мере пока. А затем снова уставился в ветровое стекло.
Теперь он видел, что трава и сорняки растут посередине и этой  дороги и  она
стала такой  узкой,  что, если им  все-таки попадется  встречный автомобиль,
одному из них  придется ехать  обратно задним ходом. Но это было еще не все.
Грунт за пределами колесной колеи выглядел все более ненадежным; низкорослые
деревья, казалось, боролись друг с другом за место на нем.
     Ни  по  одной, ни  по другой  стороне дороги не  было  видно столбов  с
электрическими проводами. Она едва не обратила на это внимание Кларка, потом
пришла к выводу,  что  будет разумнее  не говорить и об этом. Он вел  машину
молча до тех пор, пока не доехали до поворота, ведущего вниз. Несмотря ни на
что,  он  надеялся,  что на  дальней стороне  дорога  улучшится, но заросшая
дорога  продолжала вести  дальше, как и  раньше.  Если говорить  честно, она
стала  чуть менее  заметной  и чуть  уже. Это напомнило  Кларку  о дорогах в
фантастических эпопеях, которые он любил читать, -- романах таких писателей,
как Терри Брукс,  Стивен Доналдсон  и, конечно,  Дж.Р.Р.Толкин,  их духовный
отец. В этих романах герои (обычно с волосатыми ногами и заостренными ушами)
выбирали  забытые дороги, несмотря на собственную мрачную интуицию, и обычно
все  заканчивалось битвами  с  троллями, или  привидениями,  или  скелетами,
размахивающими булавами.
     -- Кларк...
     --  Я знаю, --  сказал он и внезапно изо всех сил ударил по рулю  левой
рукой --  короткий удар, знак разочарования, результатом которого был только
гудок автомобиля.  -- Я знаю. --  Он остановил "мерседес", занимавший теперь
всю  ширину дороги  (дороги? какого  черта,  дорожная  полоса для  нее и  то
слишком величественное название),  поставил рычаг автоматической трансмиссии
в  нейтральное  положение и вышел из машины. Мэри не спеша  вышла  с  другой
стороны.
     Хвоя пахла  божественно,  и она  подумала, что есть что-то прекрасное в
этой тишине, которую не нарушает  ни  звук  мотора (даже отдаленное жужжание
самолета),  ни человеческий голос, но...  в  ней было также что-то пугающее.
Даже  те  звуки,  которые   доносились:  крик  птицы  среди   сосен,  вздохи
проносящегося ветра,  низкий гул дизеля  "принцессы" -- все это подчеркивало
стену тишины, окружающую их.
     Мэри посмотрела поверх серой  крыши автомобиля на Кларка.  В ее взгляде
не было упрека или недовольства, а  только мольба: "Увези нас отсюда, ладно?
Пожалуйста!"
     -- Извини,  милая, -- сказал он, и заботливость, которую она увидела на
его лице, ничуть не успокоила ее. -- Я очень тебя прошу.
     Она попыталась заговорить, но  из  ее пересохшего горла не донеслось ни
звука. Она откашлялась и попыталась снова:
     --  Может  быть,  попробовать податься  назад, Кларк? Он  задумался  на
короткое время -- птичка успела прокричать  снова, получила ответ  откуда-то
из глубины леса -- и отрицательно покачал головой.
     --  Только в самом  крайнем  случае,  --  ответил  он.  -- До ближайшей
развилки позади нас по крайней мере две мили...
     -- Ты хочешь сказать, что мы проехали еще одну развилку?
     Он поморщился, опустил взгляд и кивнул.
     -- Ехать  задним ходом... ты ведь  видишь,  какой узкой  стала дорога и
какие  болотистые кюветы. Если мы съедем в кювет... -- Он  покачал головой и
вздохнул.
     -- Значит, мы продолжаем ехать вперед.
     -- Да, пожалуй. Если  дорога исчезнет окончательно, тогда, конечно, мне
придется попытаться.
     -- Но ведь к тому времени мы заедем еще глубже? -- Пока ей удавалось --
и, по ее  мнению, очень успешно  -- не допустить, чтобы  в голосе прозвучала
нотка обвинения, но делать это становилось  все труднее  и труднее. Она была
рассержена на  него, очень  рассержена, и рассержена также на себя -- потому
что позволила  ему  завезти их в такую глушь и еще нянчилась с ним, как  вот
сейчас.
     --  Это  верно,  но  мне кажется,  что наши  шансы найти  впереди более
широкое место и  развернуться гораздо выше, чем  если мы поедем задним ходом
по этой дерьмовой дороге. Ну а если окажется, что все-таки придется подавать
назад, я предлагаю делать это по  этапам  -- едем  задним ходом  пять минут,
отдыхаем десять, затем снова едем пять... -- На его лице появилась виноватая
улыбка. -- Это будет настоящее приключение.
     -- О да, в  этом не приходится сомневаться, -- согласилась Мэри и снова
подумала,  что ее описание такой поездки будет выглядеть не  приключением, а
сплошной  головной болью.  --  Скажи, ты уверен, что решил ехать вперед лишь
потому, что  в глубине души все-таки  веришь, что за следующим поворотом  мы
увидим Токети-Фоллз?
     На мгновение его рот исчез полностью, и Мэри  собралась с силами, чтобы
встретить взрыв  праведного мужского негодования. Затем его плечи поникли, и
он только покачал головой. В этот момент она увидела, как он будет выглядеть
через тридцать лет, и это напугало ее гораздо больше, чем проселочная дорога
и такая глушь, в которой они оказались.
     -- Нет,  --  ответил  он, --  думаю,  что я уже  отказался  от  надежды
добраться  до  Токети-Фоллза. Одно из  главных правил езды на автомобиле  по
Америке -- дороги, вдоль которых нет столбов с  электрическими  проводами по
крайней мере хотя бы с одной стороны, никуда не ведут.
     Значит, и он это заметил.
     -- Поехали, --  сказал  он, садясь в машину. -- Я  приложу  все усилия,
чтобы выбраться  отсюда. А в следующий раз  обещаю прислушиваться  к  твоему
мнению.
     "Да-да,  -- подумала  Мэри со  смесью  удовлетворения  и  незаслуженной
обиды. -- Это я уже  слышала". Но прежде чем он перевел рычаг автоматической
трансмиссии  из  нейтрального положения  в положение "вперед",  она прикрыла
своей рукой его кисть.
     --  Я знаю,  именно так ты и поступишь, -- заметила она, превращая  то,
что он только что сказал, в твердое  обещание. -- А теперь увези нас из этой
глухомани.
     -- Можешь на меня положиться, -- сказал Кларк.
     -- И будь поосторожнее.
     -- Будь уверена и в этом.
     Он взглянул на нее с легкой  улыбкой, от которой она почувствовала себя
немного лучше,  и  "принцесса" двинулась вперед. Большой  серый  "мерседес",
выглядящий так несуразно среди этих  деревьев, снова медленно пополз по едва
видимой дороге.
     Судя по счетчику, они проехали еще милю, и  ничего не изменилось. Разве
что проселочная дорога превратилась в гужевую и стала еще уже. Мэри пришло в
голову, что неприглядные деревья выглядели не как голодные гости на банкете,
а  как болезненно  любопытные зрители у места  дорожного происшествия.  Если
дорога станет еще уже, они услышат, как ветки  деревьев  царапают  по бортам
автомобиля.  Грунт под  деревьями  тем  временем  превратился  из мягкого  в
болотистый.  Мэри   видела  лужи  застоявшейся  воды,  усыпанные  пыльцой  и
осыпавшимися  сосновыми  иголками.  Ее  сердце  билось слишком часто, и  она
дважды  замечала,  что  начинает  грызть  ногти  --  привычка,  от   которой
отказалась,  как раньше считала, за год до  того, как вышла замуж за Кларка.
Она начала  понимать, что если они сейчас застрянут, то почти определенно им
придется провести ночь в "принцессе". А в этих  лесах водятся дикие животные
-- она  слышала, как они  продирались сквозь чащу. Судя по звукам, некоторые
из них, возможно, медведи. Мысль о  встрече  с медведем в  тот момент, когда
они   стоят,  глядя  на  безнадежно  застрявший  "мерседес",   заставила  ее
проглотить комок в горле, похожий по вкусу и ощущению на вату.
     -- Кларк, мне кажется, нам  лучше отказаться  от  дальнейшей поездки  и
попытаться вернуться назад. Уже четвертый час и...
     -- Посмотри, -- сказал он, указывая вперед. -- Это какой-то знак?
     Мэри прищурилась. Впереди дорога поднималась к вершине холма, заросшего
густым лесом. Недалеко от вершины стоял яркий голубой прямоугольник.
     -- Да, -- кивнула она, -- это знак, без сомнения.
     -- Отлично! Ты не можешь прочесть, что на нем написано?
     --  Надпись  гласит:  "Если вы заехали так далеко, го сидите в глубоком
дерьме".
     Кларк взглянул на нее с улыбкой, к которой примешивалось раздражение.
     -- Очень смешно, Мэри.
     -- Спасибо, Кларк. Я стараюсь.
     -- Мы  поднимемся на вершину холма, прочитаем, что написано на знаке, и
увидим, что на его другой стороне. Если там нет  ничего  обнадеживающего, то
попытаемся ехать обратно. Согласна?
     -- Согласна.
     Он  погладил ее  по  ноге,  затем осторожно поехал  дальше.  "Мерседес"
двигался сейчас так медленно, что они слышали, как шуршат верхушки сорняков,
растущих  посреди  дороги,  касаясь  днища  машины.  Мэри  вообще-то   могла
прочитать слова на знаке, но сначала она отвергла их, считая, что, наверное,
ошиблась, -- это было какое-то безумие. Но по мере того как они приближались
к знаку, она видела, что слова не меняются.
     -- Скажи, -- произнес Кларк, -- здесь написано то, что кажется мне?
     -- Да, конечно, -- озадаченно хихикнула Мэри, -- но это какая-то шутка.
Как ты думаешь?
     -- Я уже  перестал  думать  --  стоит  мне подумать о  чемто,  и у  нас
начинаются неприятности. Смотри, Мэри!
     В двадцати или тридцати футах позади знака, перед самой вершиной холма,
дорога  резко расширялась  и снова  превращалась  в гладкое асфальтированное
шоссе  с   четкими  разделительными   полосами.   Мэри   почувствовала,  как
беспокойство скатилось с ее сердца подобно тяжелому валуну.
     На лице Кларка появилась широкая улыбка.
     -- Ну разве это не прекрасно?! -- воскликнул он.
     Она тоже кивнула со счастливой улыбкой. Они подъехали  к знаку, и Кларк
остановил машину, Они снова прочитали надпись:
     "ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЦАРСТВО РОК-Н-РОЛЛА, ОРЕГОН
     Мы стряпаем  на  газе! Вы будете тоже! Джейсиз. Торговая  палата. Львы.
Лоси"
     -- Это наверняка какая-то шутка, -- повторила Мэри.
     -- Может быть, и нет.
     -- Город, который называется Царство Рок-н-Ролла? Прекрати, Кларк.
     -- А почему бы и нет? Ведь есть  город Только Правда или Будет  Хуже  в
штате Нью-Мексико, Сухая Акула в Неваде и Сношение в Пенсильвании. Почему же
не быть Царству Рок-н-Ролла в Орегоне?
     Она   легкомысленно  засмеялась.  Чувство   облегчения   было  поистине
невероятным.
     -- Ты это придумал.
     -- Что?
     -- Город Сношение в Пенсильвании.
     --  Нет, это  правда. Ральф Гинзберг  однажды  попытался послать оттуда
журнал  под  названием  "Эрос".  Ради  почтовой  марки.  Федеральные  власти
запретили.  Честное слово. И  кто  знает? Может  быть, город был  основан  в
шестидесятые годы групповым сообществом хиппи, пожелавших вернуться к земле.
Такие  клубы, как "Львы", "Лоси", "Джейсиз", возникли там, но первоначальное
имя сохранилось. --  Было  видно,  что  все  это  захватило его;  он  считал
название одновременно забавным,  странным и  привлекательным. -- К тому же я
думаю, что это  не имеет значения.  Важно то, что мы  добрались  наконец  до
настоящего шоссе, милая. Покрытие, по которому можно ехать.
     Мэри кивнула.
     -- Ну что ж, поезжай... только поосторожнее.
     -- Можешь на меня положиться.
     "Принцесса"  въехала  на  шоссе,  которое  оказалось  не  асфальтом,  а
каким-то гладким  композитом, в котором не  было ни соединительных  швов, ни
заплаток.
     -- Да-да,  можешь  на меня  положиться, потому что осторожность у  меня
в...
     Они въехали на вершину холма, и перед ними открылось такое зрелище, что
последнее слово застряло у Кларка в горле. Он с такой силой нажал на  педаль
тормоза, что  их  бросило вперед и пристежные ремни, сработав, прижали их  к
креслам. Затем Кларк  перевел рычаг автоматической трансмиссии в нейтральное
положение.
     --  Ты только посмотри! -- воскликнул он.  Они  сидели  в  "мерседесе",
дизельный двигатель которого вхолостую работал почти неслышно, и с открытыми
ртами смотрели на город внизу.
     Это был идеальный городок, расположенный в маленькой неглубокой долине.
Мэри обратила внимание на то, что он поразительно походит на картины Нормана
Рокуэлла* и  на эстампы маленьких городков, сделанные  Карриером и Айвзом**.
Она  пыталась  убедить себя,  что дело только  в географическом расположении
городка, в  том,  как шоссе, извиваясь, спускалось  в  долину,  в  том,  что
городок окружен густым зелено-черным лесом --  стеной старых толстых хвойных
деревьев за дальними полями, но дело  заключалось не только  в географии,  и
она полагала,  что  Кларк знает это  не хуже. Было  что-то  слишком уж точно
сбалансированное  между  колокольнями  церквей  --  одна  в  северной  части
городской общины и другая в  южной. Здание на востоке, окрашенное  в красный
цвет  подобно амбару,  --  наверняка школа,  а  большое  белое  на западе, с
башенкой на вершине и антенной спутниковой связи на  одном  конце, -- здание
мэрии. Городские дома выглядели невероятно аккуратными и уютными, напоминали
дома, которые появлялись на рекламных страницах в журналах довоенных времен,
таких, как "Сатердей ивнинг пост" и "Америкэн меркьюри".
     Из одной или двух труб должен подниматься дымок, подумала Мэри и  после
тщательного  осмотра  убедилась,  что   действительно  дым   поднимается  из
нескольких труб. Она внезапно вспомнила рассказ из "Марсианских  хроник" Рэя
Брэдбери. "Марс -- это  рай"  назывался этот  рассказ, и в нем  марсиане так
умело замаскировали
     *  Норман  Рокуэлл  (1894--1978)  --  известный американский  художник,
автор) сельских и провинциальных пейзажей.
     **  В  середине  XIX в. американский  предприниматель  Натаииэл Карриер
совместно с  художником Дж. Айвзом  организовал выпуск эстампов, до сих  пор
весьма популярных в США.
     бойню,  что  Она выглядела подобно мечте  любого землянина о его родном
городе.
     --  Разворачивайся, -- неожиданно  сказала  она.  --  Здесь  достаточно
широкое место, если проявить осторожность.
     Кларк медленно повернулся и посмотрел на нее. Ей  совсем не понравилось
выражение его лица. Он смотрел на нее, словно она сошла с ума.
     -- Милая, о чем ты...
     -- Мне все это не нравится, совсем не нравится. -- Она чувствовала, как
покраснело ее лицо, но продолжала  говорить: --  Этот городок напоминает мне
страшный рассказ, который я читала в  детстве. -- Она замолчала. -- Он похож
на кондитерскую в сказке "Ганс и Гретель".
     Кларк продолжал смотреть на нее знакомым ей взглядом "я  просто не верю
своим ушам".  И она  поняла, что он собирается спуститься вниз, в городок --
по  его   кровеносной   системе  мчался  очередной  заряд  этого  проклятого
тестостерона,  который  заставил  их свернуть  с  главной  дороги пару часов
назад.  Боже,  подумала  она,  ему  хочется  обследовать  этот  городок.  И,
разумеется, обязательно увезти с собой сувенир. В качестве  сувенира годится
майка, купленная в местной аптеке-закусочной, и чтобы на ней было напечатано
что-то  остроумное вроде "Я  БЫЛ В ЦАРСТВЕ РОК-Н-РОЛЛА, И, ВЫ ЗНАЕТЕ, У  НИХ
ТАМ ЧЕРТОВСКИ ХОРОШИЙ ОРКЕСТР".
     -- Милая... --  Он  заговорил мягко,  нежным голосом, к которому всегда
прибегал, когда собирался убедить ее в чем-то или пытаясь сделать это.
     --  О,  перестань.  Если  ты  хочешь  сделать  мне  приятное,  разверни
автомобиль, и мы поедем  до шоссе пятьдесят восемь. Если ты сделаешь это, то
сегодня вечером снова  получишь некий десерт. Даже двойную порцию, если  это
окажется тебе под силу.
     Он глубоко вздохнул,  держа руки на рулевом колесе и  глядя прямо перед
собой. Наконец, все так же не повернув головы, он сказал:
     -- Посмотри на  эту  долину,  Мэри. Ты видишь  дорогу, поднимающуюся на
холм на дальней стороне?
     -- Да, вижу.
     -- Ты видишь, какая она широкая? Какая ровная? Какое у нее покрытие?
     -- Кларк, это не имеет никакого отношения...
     -- Посмотри! Мне кажется, я даже  вижу  на ней настоящий автобус. -- Он
показал на желтый автобус, что ехал
     по дороге, ведущей к городку. Его металлическая облицовка ярко сверкала
в лучах заходящего  солнца. -- Это еще  одна  машина,  которую мы увидели на
этой стороне мира.
     -- Я все-таки...
     Он схватил карту,  лежавшую на приборной панели, и повернулся к жене  с
ней в  руке.  Мэри поняла  с испугом, что  ласковый, умиротворяющий голос на
время скрывал то, что он серьезно сердится на нее.
     --  Слушай,  Мэри,  и повнимательнее,  потому  что потом у  тебя  могут
возникнуть  вопросы.  Может  быть, мне удастся  развернуться  здесь, а может
быть, и нет -- дорога тут действительно шире, но я не  полностью уверен, как
ты,  что  она достаточно  широкая для такого  маневра.  А грунт  на  обочине
по-прежнему кажется мне очень мягким.
     -- Кларк, не кричи на меня.  У меня болит голова. Он взял себя в руки и
начал говорить спокойнее.
     -- Если нам даже удастся развернуться, отсюда до шоссе пятьдесят восемь
двенадцать миль по этой дерьмовой дороге, по которой мы только что ехали...
     -- Двенадцать миль не  так  уж много. -- Мэри пыталась говорить твердым
голосом, хотя  бы  для себя самой. но чувствовала, что ее покидают силы. Она
ненавидела  себя  за это,  но  не  могла  изменить ситуацию. У нее  возникло
ужасное подозрение,  что мужчины почти всегда вот так  добиваются своего: не
потому,  что они правы, а  потому, что упрямы.  Они  спорят, словно играют в
американский  футбол, и,  если  ты упорно сопротивляешься,  дискуссия  почти
всегда  заканчивается  так,  будто  по  твоей  нервной  системе  носились  в
футбольных бутсах с длинными шипами.
     --  Нет, двенадцать  миль  не так уж далеко, -- произнес он своим самым
рассудительным  голосом "я совсем не стараюсь убеждать тебя, Мэри". -- А как
относительно  еще пятидесяти, которые нам  придется  проехать  вокруг  этого
леса, после того как мы выберемся на шоссе пятьдесят восемь?
     -- Судя по твоим словам, создается впечатление, будто нам нужно  успеть
к поезду, Кларк!
     --  Нет,  это   просто  бесит  меня,  вот  и  все.   Достаточно  твоего
одного-единственного  взгляда  на  приятный  маленький  городок  с  забавным
названием, и  ты говоришь,  что он  напоминает  тебе  "пятницу,  тринадцатое
число,  двадцатую часть" или еще  что-то, и хочешь ехать  обратно. А  вон та
дорога, -- он показал на противоположную сторону доли
     ны, -- ведет прямо  на юг. Оттуда, наверное, меньше чем полчаса езды до
Токети-Фоллза.
     -- Именно это ты говорил еще в Ок-Ридже -- перед тем как мы отправились
по этому отрезку нашего Волшебного Таинственного Путешествия.
     Он смотрел  на  нее еще несколько мгновений, при этом рот  его вдавился
внутрь, а затем схватился за рычаг передачи.
     -- Черт с тобой, -- прорычал он. -- Мы возвращаемся. Но  если по дороге
нам попадется автомобиль, Мэри, хотя бы  один, нам придется пятиться обратно
в Царство Рок-нРолла. Так что...
     Второй раз за сегодняшний день она положила свою руку на его, перед тем
как он передвинул рычаг сцепления.
     -- Поезжай вперед, -- сказала она. -- Ты прав, наверное, а я ошибаюсь и
веду себя  глупо.  -- "Способность  перекатываться  перед хозяином на  спину
кверху  лапками  подобно   собачонке,   должно  быть,  закреплена   во   мне
генетически. А может быть, я слишком устала, чтобы сопротивляться".
     Она убрала руку, но Кларк пока не включал сцепление, глядя на нее.
     -- Если только ты уверена в этом, -- сказал  он. Это действительно  был
самый  смехотворный  момент  всей  их дискуссии,  подумала Мэри. Для  Кларка
недостаточно одержать победу  -- важно,  чтобы голосование было единодушным.
Она  выражала подобное единодушие много раз, хотя  и не  чувствовала  себя в
глубине души  такой уж единодушной  с ним. На этот раз она  чувствовала, что
неспособна на такое единодушие.
     -- Но я не уверена, -- покачала она головой. -- Если бы ты слушал меня,
вместо того  чтобы просто соглашаться, ты заметил бы это. Возможно, ты прав,
и, возможно, я веду себя глупо -- твое  мнение по этому вопросу звучит более
разумным, я согласна с этим и готова следовать за тобой, -- но это не меняет
моих чувств. Так что тебе  придется извинить меня, потому что  на этот раз я
отказываюсь присоединиться к числу твоих поклонниц в глупых  коротких юбках,
восторженно размахивающих помпонами и кричащих: "Вперед, Кларк, вперед!"
     -- Бог мой!  -- воскликнул Кларк. Лицо его  выражало неуверенность, что
вовсе не  соответствовало  его характеру и  делало  его похожим  на злобного
мальчишку. -- У тебя плохое настроение, крошка?
     -- Да, пожалуй, -- ответила она,  надеясь, что он не  заметит,  как это
ласковое слово глубоко ранит ее. В конце
     концов,  ей  уже  тридцать  два  года,  а  ему  почти сорок  один.  Она
чувствовала себя  слишком  старой, чтобы быть  чьей-то  крошкой,  и,  по  ее
мнению, Кларк несколько староват, чтобы нуждаться в какой-то крошке.
     Затем  тревожное  выражение  исчезло с  его  лица,  и перед  ней  снова
появился тот Кларк, которого она любила, -- тот, с которым она действительно
сможет провести вторую половину жизни.
     -- Между прочим, юбочка болельщицы тебе очень пошла бы,  -- сказал он и
сделал вид, что измеряет взглядом длину ее бедра. -- Ты здорово выглядела бы
в ней.
     --  Не глупи,  Кларк,  --  заметила она,  улыбнувшись ему,  несмотря на
плохое настроение.
     --  Совершенно  точно,  мадам,  -- сказал  он,  включил  автоматическое
сцепление, и "принцесса" покатила вперед.
     У городка  не было окраин -- его окружали поля. Они поехали но мрачной,
затененной  деревьями  дороге.  Скоро  по  обеим  сторонам  уже простирались
широкие коричневые поля. Затем они проехали мимо рядов аккуратных  небольших
домиков.
     Город был тихим, но совсем не заброшенным. Несколько автомобилей лениво
пробегало  по четырем или пяти  пересекающимся улицам,  представляющим собой
центр  города,  и  горстка  прохожих  шла по  тротуару.  Кларк  поднял руку,
приветствуя  голого до пояса мужчину с порядочным животиком, который поливал
свою лужайку, одновременно попивая из банки пиво. Пузатый мужчина с грязными
волосами,  которые падали на  плечи,  посмотрел на них, но не поднял  руки в
ответном приветствии. --
     Мейн-стрит  очень походила на  картины Нормана Рокуэлла.  Сходство было
настолько сильным, что почти пробуждало ощущение,  будто они здесь  когда-то
уже  были. Тротуары протянулись в  тени развесистых старых дубов, и каким-то
образом это казалось вполне уместным. Необязательно было видеть единственный
бар и ресторан города, чтобы догадаться,  что отель будет  называться "Капля
росы" и  над баром там будут находиться освещенные часы,  рекламирующие пиво
"Будвайзер  Клайдсдейлз".  Места  для  стоянки   автомобилей  были  очерчены
наискосок.  Краснобело-синий цилиндр  вращался  над входом в парикмахерскую.
Ступка и пестик висели над входом в местную  аптеку с названием "Музыкальный
аптекарь".  Лавка, где  продавали  кошек  и собак  (с  надписью  в  витрине,
гласившей: "У нас есть сиамские кошки -- заходите"), называлась "Белый
     кролик".  Все  было  настолько  аккуратно  и чисто,  что казалось  даже
противным.  Самым аккуратным местом была городская общинная лужайка в центре
города. Над эстрадой на проволоке висела табличка, и Мэри свободно прочитала
надпись, хотя они находились в сотне ярдов от нее: "Сегодня концерт".
     Внезапно она  поняла, что  знает  этот город, видела  его много раз  по
телевидению  поздно  вечером.  Можно  даже не  обращать внимания  на  адское
описание  Марса у Рэя Брэдбери или  кондитерскую в сказке "Ганс и  Гретель".
Этот  городок гораздо  больше  напоминал  Странный  Маленький  Город  и  его
жителей, появляющихся в различных эпизодах "Мертвой зоны"*.
     Мэри наклонилась вперед к мужу и сказала зловещим голосом:
     -- Мы путешествуем не через измерение звука  и  зрелища, Кларк, а через
умственное  измерение.  Посмотри!  --  Она  сделала  жест  в  неопределенном
направлении.   Женщина,   стоящая   у   городского   автомагазина  "Западный
автомобиль", искоса посмотрела на них подозрительным взглядом.
     --  Куда  посмотреть? --  спросил  Кларк. В  его голосе  снова  звучало
раздражение,  и она  догадалась, что на этот раз причиной было  то,  что  он
точно знал, о чем она говорит.
     -- Вон там впереди указатель! Мы въезжаем...
     -- Прекрати, Мэри, -- сказал он и внезапно свернул на пустую полосу для
стоянки автомобилей посреди Мейн-стрит.
     -- Кларк! -- едва не завизжала она.  -- Что ты делаешь? Он указал через
ветровое стекло на заведение с каким-то не слишком остроумным названием "Рок
и буги-ресторан".
     --  Мне  хочется  пить. Я принесу из ресторана бутылку пепси.  Тебе  не
обязательно выходить из машины. Сиди здесь. Если хочешь, закрой на замки все
дверцы. --  Сказав это, он открыл свою дверцу. И еще не успел захлопнуть ее,
как Мэри схватила его за плечо.
     -- Кларк, прошу тебя, не ходи.
     Он оглянулся  на нее, и она сразу увидела,  что ей  не следовало шутить
относительно "Мертвой зоны". Не потому, что шутка неуместна, а именно по той
причине, что она соответствовала действительности. Но оставалось его мужское
достоинство, чувство противоречия. Он остановился совсем не потому,  что ему
хотелось пить, по крайней мере
     *  Имеется  в виду  один из  ранних  романов Ст. Кинга "Мертвая: зона|"
("The Dead Zone", 1979).
     не это было главной причиной. Он остановился, потому  что этот странный
маленький  городок тоже  пугал его. Может быть, не  слишком сильно,  а может
быть, очень. Она  не знала этого, но не сомневалась,  что Кларк не собирался
ехать дальше до тех пор, пока не  убедит себя, что он не испуган,  ничуть не
испуган.
     -- Я вернусь через минуту. Тебе что принести, имбирный эль?
     Мэри нажала на кнопку, расстегивающую пристежной ремень.
     -- Я не хочу оставаться одна.
     Он бросил  на  нее снисходительный, "я  знал  что  ты пойдешь со мной",
взгляд, из-за которого ей захотелось вырвать у него хороший клок волос.
     -- И что мне еще хочется, так это  пнуть  тебя в задницу за то, что  ты
завез  нас  сюда и мы оказались  в такой  ситуации,  -- закончила  она  и  с
удовольствием увидела, как снисходительное выражение на его  лице  сменилось
гримасой обиды  и удивления.  Она открыла свою дверцу. -- Пошли. Помочись на
ближайший гидрант, Кларк, и поехали отсюда.
     -- Помочись... Мэри, о чем ты говоришь, черт побери?
     -- Лимонад! -- едва не закричала она, все время думая о том, что просто
поразительно,  как  быстро  может  испортиться  хорошая  поездка  с  хорошим
человеком.  Она  посмотрела  на  другую   сторону  улицы   и  увидела  двоих
длинноволосых  молодых  парней.  Они  тоже  пили  "Олимпию"  и  смотрели  на
незнакомцев  в городе. На голове у одного был помятый цилиндр. Пластмассовая
маргаритка, засунутая за ленту на нем, покачивалась  на легком ветерке. Руки
его компаньона были покрыты выцветшей синей татуировкой.  Мэри подумала, что
они  похожи на  парней,  в  третий раз выгнанных  из десятого класса средней
школы,  чтобы  было  больше  времени  обдумывать  развлечения,  связанные  с
изнасилованием девушек, которым они назначали свидания.
     Как ни странно, они тоже выглядели какими-то знакомыми
     -- Парни заметили,  что на них обратили внимание. Тот,  что в цилиндре,
торжественно  поднял  руку и пошевелил  пальцами, уставившись на  нее.  Мэри
поспешно отвернулась и посмотрела на Кларка.
     --  Давай  заберем наши  прохладительные напитки и  уберемся  отсюда  к
чертовой матери.
     -- Разумеется, -- кивнул он. -- И не надо кричать на меня, Мэри. Я хочу
сказать, ведь я совсем рядом и...
     -- Кларк, ты видишь вон тех двух парней на другой стороне улицы?
     -- Каких парней?
     Она повернула голову  и успела заметить, что  парень в цилиндре  и тот,
что покрыт  татуировкой, проскользнули в дверь парикмахерской. Татуированный
оглянулся  через плечо.  Хотя Мэри не была  уверена,  ей показалось,  что он
подмигнул ей.
     -- Они только что вошли в парикмахерскую. Ты видел их?
     Кларк повернулся,  но увидел только,  как закрывающаяся  дверь отразила
лучи солнца, от которых из глаз потекли слезы.
     -- Ну и что?
     -- Они показались мне знакомыми.
     -- Вот как?
     --  Вот  так.  Но мне кажется  почему-то маловероятным,  что кто-то  из
людей, с которыми я была знакома, переселился в Царство Рок-н-Ролла, Орегон,
чтобы занять полезные и высокооплачиваемые должности уличных хулиганов.
     Кларк засмеялся и взял ее под руку.
     -- Пошли, -- сказал он и повел ее в ресторан "Рок и буги".
     "Рок и буги" в значительной мере рассеял страхи Мэри.
     Она  ожидала увидеть  грязную закусочную, мало отличающуюся от мрачного
(и  грязного) кафе в Ок-Ридже, где  они  останавливались  на ленч. Здесь они
вошли в залитый солнцем приятный  ресторан, где ощущался  аромат пятидесятых
годов: стены, выложенные голубой плиткой, хромированный поднос для  пирогов,
чистый пол из  желтого  дуба, деревянные вентиляторы, лениво вращающиеся над
головой. Циферблат настенных часов,  окруженный тонкими трубками красного  и
синего  неона. Две официантки в  платьях  цвета  морской  волны  из  района,
выглядевшей для Мэри подобно костюмам, сохранившимся от "Америкэн граффити",
стояли у прохода между кухней и рестораном, облицованным нержавеющей сталью.
Одна  была  молоденькой  --  лет  двадцати или даже  моложе --  и  выглядела
прелестной, хотя  и несколько  выцветшей.  Другая  --  невысокая,  с  копной
завитых рыжих волос -- казалась какой-то наглой и грубой. Мэри подумала, что
при всей своей  грубости она,  наверное,  охвачена отчаянием... В  ней  было
что-то еще: во второй раз за последние пару минут Мэри охватило чувство, что
она знает кого-то из жителей этого города.
     Когда  они с Кларком  вошли в ресторан, над дверью звякнул колокольчик.
Официантки посмотрели на них.
     -- О, привет, -- сказала та, что помоложе. -- Сейчас мы обслужим вас.
     -- Нет,  на  это может потребоваться время, -- не согласилась рыжая. --
Мы сейчас очень заняты. Видите? --  Она  обвела рукой совершенно пустой зал,
каким только может быть ресторан в маленьком городе к вечеру, когда ленч уже
закончился, а ужин еще не начинался. Официантка рассмеялась своей остроумной
шутке. Как и  в ее голосе, в смехе,  который можно было  счесть приветливым,
звучали  хриплые,  надтреснутые нотки,  которые  у  Мэри  ассоциировались  с
пристрастием  к  шотландскому  виски  и  сигаретам. Но  это знакомый  голос,
подумала она. Я готова поклясться, что слышала его.
     Она  повернулась  к Кларку и  увидела, что он  как  загипнотизированный
уставился на  официанток, возобновивших  свой разговор. Ей  пришлось дернуть
его за  рукав,  чтобы  привлечь  внимание, затем  дернуть  снова,  когда  он
направился к столам, расположенным в левой части зала. Мэри хотелось сесть у
стойки. А лучше -- забрать свои картонные стаканчики с лимонадом  и убраться
отсюда как можно быстрее.
     -- В чем дело? -- прошептала она.
     -- Да ни в чем, -- ответил Кларк. -- По-моему, ни в чем.
     -- Глядя на  тебя,  можно подумать,  что ты  проглотил  язык или что-то
вроде этого.
     -- На несколько мгновений мне и самому это показалось, -- сказал Кларк.
Еще до того, как  она попросила его объяснить свои слова, он  перевел взгляд
на музыкальный автомат.
     Мэри села у стойки.
     --  Сейчас  мы обслужим вас, мадам,  -- повторила молодая  официантка и
наклонилась  поближе,  чтобы  услышать,  что говорит  ее  подруга с пропитым
голосом.
     Глядя  на ее  лицо, Мэри пришла  к выводу,  что  молодая официантка  не
проявляет особого интереса к тому, что говорит та, что постарше.
     -- Мэри,  посмотри, это поразительный автомат! --  воскликнул  Кларк. В
его голосе звучал неподдельный восторг.  -- Все  мелодии пятидесятых  годов!
"Мунглоуз"! "Файв сэтинз"! "Шеп  и Лаймлайтс"! Ла Верн Бейкер! Боже  мой, Ла
Верн Бейкер поет "Туидли ди"! Я не слышал эту песню с детства!
     -- Тогда  сбереги свои монеты. Ты  не  забыл, что мы зашли сюда,  чтобы
захватить с собой лимонад?
     -- Да-да, конечно.
     Он  в  последний  раз  взглянул на  музыкальный  автомат  "Рок-ола",  с
раздражением  вздохнул и  затем  подошел к ней. Мэри взяла  со стойки  меню,
которое лежало рядом с солонкой и перечницей,  главным  образом затем, чтобы
не  смотреть  на вертикальные морщины  между  его  глазами  и на выступающую
вперед нижнюю губу. Послушай, говорил его взгляд без единого слова (одно  из
самых  сомнительных  долгосрочных  последствий  семейной  жизни), я пробился
через дикий  лес, пока ты спала,  убил буйвола, сражался с индейцами, привез
тебя здоровую и  защищенную от  всех опасностей в  этот прелестный маленький
оазис  в пустыне.  И что  я  получил  в  благодарность  за  все  это? Ты  не
позволяешь мне даже послушать "Туидли ди" на музыкальном автомате!
     "Ничего,  потерпишь, -- подумала  она. --  Скоро  мы  уедем, так что не
стоит обращать внимания".
     Отличный  совет. Она  последовала ему,  сосредоточившись на  содержании
меню. Оно гармонировало с  формой официанток из  рейона, настенными часами с
неоновым  освещением,  музыкальным автоматом и общей  обстановкой  (которая,
хотя и была удивительно скромной,  могла быть отнесена к середине столетия).
Бутерброд  с  жареной  сосиской   назывался  не  "хот-дог",  а  "хаунд-дог".
Чизбургер  -- это  "Чабби  Чеккер", а двойной  Чизбургер  --  "Биг  Боппер".
Фирменное блюдо ресторана -- пицца,  в которой  содержится  буквально все; в
меню так и обещалось: "В ней все, кроме (Сэма) Кука!"
     -- Остроумно, -- сказала она. -- Паппа-ооо-моу-моу и все такое.
     -- Что? -- озадаченно спросил Кларк, но она покачала головой.
     К ним  подошла  молодая официантка, достала из  кармана фартука блокнот
для заказов и  улыбнулась. Улыбка се показалась  Мэри какой-то механической.
Она  выглядела  усталой  и нездоровой. На верхней  губе виднелась лихорадка,
слегка налитые кровью глаза безостановочно  осматривали зал. Они видели все,
кроме посетителей.
     -- Чем могу служить?
     Кларк попытался взять меню из руки Мэри, но она отвела руку в сторону и
сказала:
     -- Большая упаковка  пепси и такая  же имбирного  эля. Мы возьмем их  с
собой.
     -- Не хотите попробовать вишневого пирога?  -- донесся с  другого конца
зала пропитой голос  рыжей официантки. Молодая официантка вздрогнула. -- Рик
только что испек  его! Вы только попробуйте! Вам покажется,  что вы умерли и
попали в рай! -- Она усмехнулась, глядя на них, и уперлась руками в бока. --
Правда, вы и так в Царстве Рок-нРолла, но вы понимаете, что я хочу сказать.
     -- Спасибо, -- поблагодарила Мэри, -- но мы очень торопимся и...
     -- Нет, почему же? -- произнес Кларк задумчиво, глядя куда-то вдаль. --
Да, два куска вишневого пирога.
     Мэри пнула его ногой в лодыжку -- изо всех сил, -- но Кларк сделал вид,
что  не заметил  этого.  Он уставился  снова  на  рыжую официантку, и нижняя
челюсть у него отпала. Рыжая явно  чувствовала  на  себе его взгляд, но  это
ничуть  ее не смущало.  Она подняла руку и лениво поправила  свою  необычную
прическу.
     -- Два лимонада с собой, две порции пирога здесь, --  повторила молодая
официантка.  Она   еще  раз  нервно  улыбнулась,  а  ее  беспокойный  взгляд
остановился  на  обручальном   кольце  Мэри,   на  сахарнице,  на  одном  из
вентиляторов, медленно вращающихся под потолком. -- Вам пирог с мороженым?
     --  Да,  ко...  --  начал  было  Кларк, но  Мэри  твердо  и  решительно
опровергла его точку зрения.
     -- Нет, -- сказала она.
     Хромированный  поднос  для  пирогов  стоял  на  дальнем  конце  стойки.
Официантка повернулась и  пошла в том направлении. Мэри наклонилась к мужу и
прошептала:
     -- Почему ты так ведешь себя со мной, Кларк? Ты ведь знаешь, что я хочу
выбраться отсюда!
     -- Эта официантка. Рыжеволосая. Она...
     --  И перестань  смотреть  на  нее!  -- свирепо прошипела  Мэри. --  Ты
выглядишь  как мальчишка, пытающийся заглянуть под юбку девочке  в  школьном
зале!
     Он с немалым усилием отвел свой взгляд.
     -- Ведь она как две капли воды похожа на Дженис Джоплин*, или я сошел с
ума?
     Пораженная,  Мэри  еще  раз  взглянула  на  рыжеволосую официантку.  Та
немного  повернулась, чтобы  поговорить через проход с поваром, но Мэри  все
еще видела две трети
     * Джеиис  Джоклин  --  американская рок-звезда 60-х  годов,  умершая  в
возрасте 27 лет от злоупотребления наркотиками.
     ее лица, и этого было достаточно. Она почувствовала, как у нее в голове
словно  что-то  щелкнуло,  когда  она  мысленно  наложила  лицо  рыжеволосой
официантки на лицо, изображенное на конвертах альбомов, все еще хранящихся у
нее дома. Тогда штамповали  пластинки из  винила, ни  у кого  не было  "Сони
Уолкмена", а сама мысль о  компакт-диске  показалась бы научной фантастикой.
Альбомы, сложенные  в  картонные коробки  из соседнего магазина и  пылящиеся
где-то на  чердаке, с названиями "Большой  брат", "В  компании  с  другими",
"Дешевые удовольствия" и "Жемчужина". И лицо Дженис Джоплин -- это приятное,
простенькое лицо, которое состарилось  и стало грубым  и потрепанным намного
быстрее, чем следовало. Кларк был  прав: лицо  этой рыжей официантки как две
капли воды походило на лицо, изображенное на старых конвертах с пластинками.
     Дело  не  только  в лице -- Мэри  почувствовала,  как  страх,  ощущение
опасности вторгаются ей  в грудь. Ее сердце, казалось, готово было выскочить
из груди.
     Голос -- вот что ее поразило.
     Память воссоздала  проникающий  до костей, постоянно усиливающийся крик
Дженис  в начале песни  "Часть моего сердца".  Она сравнила этот крик певицы
блюзов,  хриплый  и грудной, с  пропитым  и надтреснутым от  виски и сигарет
"Мальборо" голосом рыжеволосой официантки точно так же, как накладывала одно
лицо на другое. И поняла, что если бы официантка запела эту  песню, ее голос
ничем не отличался бы от голоса покойной девушки из Техаса.
     Потому что... она  и была девушкой из Техаса. Поздравляю, Мэри, -- тебе
удалось  дожить до тридцати  двух  лет,  и  ты  наконец  добилась  успеха --
встретила своего первого призрака.
     Мэри попыталась  спорить с собой, пыталась предположить, что это не что
иное, как сочетание различных факторов. Не последний среди них  тот, что они
заблудились.  Поэтому она  слишком полагалась  на  случайное  совпадение  во
внешности,  однако эти  разумные  мысли  никак  не  могли устоять  против ее
инстинктивной убежденности: перед ней был призрак.
     Внутри ее произошло странное и неожиданное изменение. Частота сердечных
сокращений  ускорилась  до  максимума.  Ее  сердце  принадлежало,  казалось,
олимпийскому  бегуну, срывающемуся со  стартовых колодок.  Поток адреналина,
обогативший кровь Мэри, струился по
     ее венам, напрягая ее живот и обжигая диафрагму подобно  глотку бренди.
Она чувствовала пот под  мышками и влагу  на висках. Самым изумительным было
то,  как  в  окружающий  мир лился  яркий цвет, превращающий все -- неоновые
трубки вокруг циферблата часов, проход в кухню из нержавеющей стали, цветные
вращающиеся вспышки за музыкальным автоматом  -- одновременно в нереальное и
слишком реальное. Она слышала, как вентиляторы разгоняют воздух под потолком
-- низкий ритмичный  звук  -- подобно руке,  разглаживающей  шелк, и ощущала
запах застаревшего жареного мяса из невидимого гриля в соседней комнате. И в
то же самое время ей внезапно показалось, что она теряет равновесие, сидя на
высоком табурете, и падает в обморок.
     "Возьми себя в  руки! --  скомандовала она себе в  отчаянии.  -- У тебя
просто  приступ паники, вот и все. Здесь нет никаких призраков, гоблинов или
демонов,  тебя просто охватила старомодная паника,  такие  приступы  у  тебя
бывали и раньше  --  перед  началом ответственных экзаменов  в колледже,  во
время первого дня  преподавания в  школе  и в  тот раз, когда тебе  пришлось
выступать на заседании Ассоциации  родителей и учителей. Ты ведь знаешь, что
происходит на самом деле, и можешь с  этим справиться. Нечего падать здесь в
обморок. Ты меня слышишь?"
     Она  пошевелила пальцами ног  в кроссовках и напрягла  их изо всех сил.
Обратила все свое внимание  на  это ощущение, пользуясь им,  чтобы вернуться
обратно к действительности, отойти подальше от  порога, за которым последует
обморок.
     --  Что с тобой, милая?  -- откуда-то издалека донесся голос Кларка. --
Ты себя хорошо чувствуешь?
     -- Да, прекрасно. -- Ее голос тоже доносился издалека, но... она знала,
что  сейчас  он  ближе,  чем  даже  пятнадцать  секунд  назад,  если бы  она
попыталась заговорить.  Все еще напрягая  пальцы ног,  Мэри взяла  салфетку,
которую  оставила официантка. Ей хотелось ощутить ткань  --  еще одно звено,
связывающее ее с реальным миром; И  еще один способ нарушить это паническое,
безрассудное (оно ведь было безрассудным, правда? ну конечно, было) чувство,
которое  только что с такой силой овладело ею. Она поднесла салфетку к лицу,
собираясь  вытереть ею лоб,  и  увидела, что на  внутренней  стороне  что-то
написано призрачными карандашными штрихами, проколовшими маленькими взду
     тиями плетение полотна.  Мэри прочитала  написанное на салфетке резкими
заглавными буквами:
     УХОДИТЕ, ПОКА ЕЩЕ МОЖЕТЕ
     -- Мэри? Что это у тебя?
     Официантка с  лихорадкой  на верхней губе и  беспокойными,  испуганными
глазами возвращалась  обратно с  порциями заказанного пирога.  Мэри  бросила
салфетку на колени.
     -- Ничего, -- ответила она  спокойно.  Когда официантка поставила перед
ними  тарелки, Мэри заставила себя поймать  взгляд  девушки. -- Спасибо,  --
сказала она.
     -- Пожалуйста, -- пробормотала девушка. На мгновение посмотрела в глаза
Мэри, а затем ее взгляд снова бесцельно заскользил по залу.
     -- Я  вижу, ты передумала относительно пирога, -- произнес ее муж своим
сводящим  с  ума  снисходительным  тоном, означающим  "Кларк  всегда  прав".
"Женщины!  -- звучало  в его  голосе. --  Господи, можно ли представить себе
что-нибудь  подобное? Порой недостаточно  просто  подвести  их к  водопою --
приходится  сунуть  головой  в  воду,  чтобы  они  начали  пить.  Ничего  не
поделаешь, приходится. Непросто быть мужчиной, но я стараюсь изо всех сил".
     --  Действительно,  пирог  выглядит  на  удивление  соблазнительно,  --
ответила  она, поражаясь спокойствию  собственного  голоса.  Она  улыбнулась
мужу, обратив внимание  на то, что рыжеволосая официантка, похожая на Дженис
Джоплин, следит за ними.
     -- Я  все  еще  не могу  прийти в  себя от  удивления, как здорово  она
походит... -- начал Кларк.
     На  этот  раз Мэри пнула  его под  столом  в лодыжку  изо всех  сил, не
пытаясь  сдерживаться.  Он  резко,  как-то шипяще  вздохнул  от боли, у него
широко открылись глаза. Прежде чем он успел что-то сказать, она сунула ему в
руку салфетку с надписью.
     Кларк наклонил голову. Взглянул на салфетку. И Мэри начала молиться  --
впервые за многие годы молиться искренне и глубоко. "Боже, сделай так, чтобы
он понял,  что это не шутка. Сделай так, чтобы  он понял, что это не  шутка,
потому что рыжая  женщина не просто похожа на Дженис  Джоплин, эта женщина и
есть  Дженис  Джоплин.  И  у меня ужасное  предчувствие  относительно  этого
города, по-настоящему ужасное предчувствие".
     Он поднял голову, и ее сердце упало. На  его лице было замешательство и
раздражение,  но  ничего больше.  Он открыл рот,  чтобы сказать что-то, и...
продолжал держать его  открытым до тех пор, пока  не  создалось впечатление,
что кто-то удалил стержни из того места, где соединялись его челюсти.
     Мэри повернула голову в направлении его взгляда. Повар в безукоризненно
белом халате и маленьком поварском колпаке, сдвинутом на один глаз, вышел из
кухни и стоял, опершись о стену, выложенную плиткой, скрестив руки на груди.
Он разговаривал с рыжеволосой официанткой, а та, что помоложе, стояла рядом,
глядя на них со смешанным выражением ужаса и усталости.
     Если она скоро  не уедет отсюда,  у нее во взгляде  тоже останется одна
усталость, подумала Мэри. Или только апатия.
     Повар  был невероятно красив -- настолько красив, что Мэри  трудно было
точно определить его возраст. Наверное, от тридцати  пяти до сорока пяти, но
точнее не скажешь. Подобно рыжеволосой официантке,  он казался  знакомым. Он
посмотрел  на  них   широко  расставленными   синими  глазами,  окаймленными
прекрасными  густыми ресницами. Коротко  улыбнулся им,  снова  повернулся  к
рыжеволосой официантке и что-то сказал,  что вызвало у  нее приступ хриплого
смеха.
     --  Боже  милостивый, да ведь это Рик Нелсон,  --  прошептал Кларк.  --
Этого не может быть,  такое невозможно, он погиб в  авиакатастрофе шесть или
семь лет назад, но это действительно он.
     Мэри  собиралась сказать,  что  он,  наверное,  ошибается,  готова была
признать такую мысль  смехотворной, хотя сама считала  невозможным поверить,
что  рыжеволосая  официантка была кем-то  иным, а не певицей Дженис Джоплин,
исполнительницей  блюзов,  умершей  много лет назад. Не  успела Мэри открыть
рот,  как  в  голове у  нее  что-то  щелкнуло -- тот самый  щелчок,  который
превратил смутное сходство в твердое опознание. Кларку удалось подобрать имя
к знакомому  лицу раньше ее. И неудивительно -- он был на девять лет старше,
слушал радио и смотрел "Америкэн Бендстэнд" еще в то время, когда Рик Нелсон
был Рикки Нелсоном и песни, такие как "Би-боп-беби" и "Одинокий город", были
известными  хитами,   а  не   просто  пыльными  воспоминаниями  о   прошлом,
исполняемыми станциями, специализирующимися на ретро-шлягерах. Кларк
     заметил это раньше,  но теперь, когда он указал ей на это, она не могла
ошибиться.
     Что сказала  рыжеволосая  официантка? Обязательно попробуйте  вишневого
пирога! Рик только что испек его!
     И вот здесь, меньше чем в двадцати футах, стояла жертва авиакатастрофы,
погибший  человек,  и  рассказывал анекдот --  наверняка скабрезный, судя по
выражению лиц, -- певице, умершей от излишней дозы наркотика.
     Рыжеволосая откинула  назад голову и хрипло расхохоталась,  снова глядя
на потолок. Повар улыбнулся, ямочки по  сторонам его пухлого рта углубились,
сделав его еще привлекательней. А молодая официантка с лихорадкой на верхней
губе и глазами, как у загнанного зверька, взглянула на Кларка и Мэри, словно
спрашивая: "Вы видите это? Вам это понятно?"
     Кларк все еще смотрел на повара и на официантку с тревожным выражением,
потрясенный догадкой. Его  лицо вытянулось так,  словно отражалось в зеркале
комнаты смеха.
     "Они увидят  это, если уже не  увидели,  --  подумала  Мэри,  --  и  мы
потеряем  все шансы убраться отсюда, которые еще остались, и  избавиться  от
этого  кошмара. Я  думаю,  тебе лучше самой  взяться за это  дело, милая,  и
побыстрее. Вопрос заключается вот в чем: как ты сделаешь это".
     Она протянула руку, собираясь  схватить руку Кларка и покрепче стиснуть
ее, затем решила, что этого будет недостаточно, чтобы изменить это выражение
лица  с отвисшей челюстью. Она опустила руку пониже,  схватила его за яйца и
дернула...  так сильно, как только осмелилась. Кларк вздрогнул, будто кто-то
уколол его, и повернулся к ней так быстро, что едва не упал с табурета.
     -- Я  забыла в машине свой бумажник, -- сказала  она. Собственный голос
прозвучал хрупко и  слишком громко для ее  ушей. -- Будь  добр, принеси  его
мне, Кларк.
     Она посмотрела на  него, улыбаясь одними губами, впившись ему в глаза с
абсолютной   сосредоточенностью.  Мэри  прочитала,  возможно,   в   каком-то
дерьмово-навязчивом женском журнале, ожидая своей очереди на укладку волос в
салоне  красоты, что  после  того как ты  живешь  с одним и тем  же мужчиной
десять  или двадцать лет, у  тебя создается  определенный, хотя и не слишком
сильный, телепатический контакт со своим партнером. Этот контакт, говорилось
в статье, может оказаться  очень полезным,  когда  муженек приглашает  домой
своего босса, не предупредив по телефону жену, или когда тебе хочется, чтобы
он принес
     --бутылку ликера "Амаретто" из магазина и взбитые сливки
     из супермаркета.  Теперь она пыталась --  пыталась, насколько могла  --
передать ему телепатически гораздо более важное сообщение:
     "Иди, Кларк. Иди, пожалуйста. Я подожду здесь еще десять секунд и после
этого  побегу к  машине.  Если  в этот  момент ты  не будешь сидеть в кресле
водителя с  ключом в замке  зажигания, я чувствую,  нам не удастся выбраться
отсюда".
     И в то же самое время где-то в глубине души другая Мэри робко говорила:
"Но ведь все это сон, не правда ли? Я хочу сказать... это сон, верно?"
     Кларк  внимательно смотрел  на нее, его  глаза наполнились  слезами  от
причиненной ему боли, но он по крайней мере  не жаловался. Затем его  взгляд
остановился  на рыжеволосой официантке и поваре. Он увидел,  что они все еще
глубоко  увлечены  разговором  (теперь, по-видимому,  она  рассказывала  ему
анекдот), и снова взглянул на Мэри.
     -- Он, должно быть, завалился под кресло, -- сказала  она своим слишком
громким,  слишком хрупким голосом, прежде  чем он  успел ответить. -- Ты его
помнишь, такой красный.
     Наступил новый момент тишины -- казалось, он будет  длиться вечно, -- и
Кларк едва заметно кивнул.
     -- 0'кей, -- сказал  он,  и Мэри с облегчением  вздохнула,  услышав его
спокойный  нормальный голос: -- Но  не пытайся съесть мой пирог, пока я хожу
за твоим бумажником.
     -- Возвращайся  обратно,  прежде  чем я  съем свой,  и с твоим  пирогом
ничего  не  случится, --  ответила  она  и супула в рот кусок,  подцепив его
вилкой. У него не было совершенно никакого вкуса, но она улыбнулась. Господи
милостивый, улыбнулась. Словно Мисс Яблочная Королева Нью-Йорка, которой она
когда-то была.
     Кларк  начал  слезать  со своего  высокого  табурета, и  в  этот момент
откуда-то снаружи донеслись  удары по струнам  гитары, усиленные электронной
аппаратурой, -- не  аккорды, а  просто обычное треньканье  по струнам. Кларк
вздрогнул, и  Мэри тут же вытянула  руку,  схватив  его за плечо. Ее сердце,
которое начало было биться спокойнее, снова сорвалось на отчаянный спринт.
     Рыжеволосая официантка  и повар -- даже молодая официантка, которая,  к
счастью, не  походила  ни на  какую знаменитость,  -- равнодушно взглянули в
огромные стекла витрин "Рок и буги".
     12 Ночные кошмары
     -- Не пугайтесь, милая, -- сказала рыжеволосая официантка. -- Они всего
лишь начинают настраивать инструменты и готовиться к вечернему концерту.
     --  Совершенно верно, -- подтвердил  повар. Он посмотрел на Мэри своими
убийственно синими глазами. -- В нашем городе почти каждый  вечер проводится
концерт.  Да,  подумала  Мэри.  Конечно.   Обязательно  проводится.   Голос,
одновременно монотонный  и божественный,  прокатился  по городской  площади,
голос  такой силы, что  зазвенели стекла в окнах. Мэри, побывавшая на многих
рокконцертах,  сразу воссоздала в своем воображении и голос, и  все, что его
окружает.  Возникли образы  усталых длинноволосых  механиков, сопровождающих
группы  рок-музыкантов,  ходящих  по  сцене  еще   до  того,   как  зажгутся
прожекторы,  без труда пробирающихся между лесами усилителей  и  микрофонов,
наклоняясь то здесь, то там, чтобы подключить провода.
     --  Испытание!  --  снова зазвучал  тот  же  голос. --  Испытание-один,
испытание-один, испытание-один!
     Еще  разок  тренькнула гитара, еще не аккорд, но  уже близко к аккорду.
Затем  прозвучал барабанный бой, за которым последовала ритмическая фраза на
трубах  из  музыкального  сопровождения  к  "Мгновенной карме"  и  негромкие
раскаты бонго. "Сегодня концерт" -- объявление, исполненное в  стиле Нормана
Рокуэлла,  над городской  общинной площадью. Мэри, выросшая в  Эльмире, штат
НьюЙорк,  будучи  ребенком,  присутствовала  на  многих подобных  бесплатных
концертах.  Тогда это были  настоящие  концерты,  когда  оркестр из  парней,
одетых в форму  членов Добровольного общества пожарных за отсутствием другой
формы,  которую  они не  могли  себе  позволить, слегка  фальшивя,  исполнял
программу, состоящую из маршей  Сузы. А местный квартет  парикмахеров  (плюс
пара приглашенных музыкантов)  импровизировал  на темы "Шенондоа"  и "У меня
есть девушка из Каламазу".
     Ей  пришла  в голову мысль,  что  концерты в  Царстве Рокн-Ролла  могут
заметно отличаться от тех музыкальных представлений ее детства, где она и ее
друзья  бегали  по  лужайке, размахивая бенгальскими огнями, в  то время как
сумерки уступали место ночи.
     Она подумала, что  концерты  здесь, на зеленой  поляне, могут оказаться
гораздо ближе к Гойе, чем к Рокуэллу.
     --  Я  сейчас  принесу твой бумажник, --  сказал  Кларк.  --  А ты пока
наслаждайся пирогом.
     -- Спасибо, Кларк.  -- Она подцепила вилкой еще  один  безвкусный кусок
пирога, отправила его  в рот и следила  за тем,  как  он направился к двери.
Кларк шел не  торопясь,  словно прогуливаясь, и это показалось ей, сгорающей
от  лихорадки,  абсурдным  и  почему-то  ужасным. "Я  не  имею  ни малейшего
представления,  что  нахожусь в  одной комнате с парой знаменитых трупов, --
словно демонстрировал Кларк  своей неспешной, прогуливающейся походкой. -- С
чего это мне беспокоиться?"
     "Быстрее! -- хотелось крикнуть Мэри.  -- Забудь о самодовольной походке
бандитов с Запада и поторопись!"
     Звякнул колокольчик, дверь открылась в тот момент, когда Кларк протянул
к ней руку, и в ресторан вошли еще два мертвых техасца. Тот, в темных очках,
был Рэем Орбисоном. А второй, с очками в роговой оправе, -- Бадди Холли.
     "Все мои прежние любимцы из Техаса", -- пронеслось в голове Мэри вместе
с дикой мыслью, что вот сейчас они схватят ее мужа и втащат обратно.
     -- Извините меня,  сэр, --  вежливо  произнес мужчина  в темных очках и
вместо того, чтобы схватить Кларка, сделал шаг в сторону. Кларк молча кивнул
-- Мэри внезапно поняла, что он не в состоянии говорить,  -- и вышел наружу,
под лучи солнца.
     Оставил ее наедине с мертвецами. И эта мысль  привела, казалось, вполне
естественно к другой, еще более ужасной:
     Кларк  собирается  уехать  без  нее. Внезапно  она  поверила  в это. Не
потому, что ему захотелось, и, уж  конечно, не потому, что он был трусом, --
эта  ситуация  выходила  за  пределы  понятий  храбрости  и  трусости.  Мэри
полагала, что единственная причина, по которой они оба не  бились в истерике
на полу, заключалась в том, что все происходило так быстро -- просто он не в
состоянии был сделать чтонибудь иное. Рептилия, что живет где-то в его мозгу
и  ведает инстинктом самосохранения, выскользнет  тогда  из своего гнезда  в
грязи и возьмет все в свои руки.
     Тебе нужно уйти отсюда, Мэри, услышала она голос в собственном мозгу --
тот, что принадлежал ее собственной
     рептилии, -- и тон этого голоса напугал ее. Он звучал более здраво, чем
следовало при такой ситуации, и она поняла, что этот спокойный разум в любой
момент может уступить место воплям безумия.
     Мэри сняла  одну ногу с перекладины под стойкой и  поставила ее на пол,
пытаясь морально подготовить себя к

     побегу.  И  тут,  прежде  чем  она  собралась с  силами,  ей  на  плечо
опустилась узкая рука, и  она взглянула  в улыбающееся  знакомое лицо  Бадди
Холли.
     Он погиб в 1959 году -- она запомнила эту дату из кинофильма, в котором
его  играл  Гэри Баси. 1959  год -- это более тридцати лет  назад, но  Бадди
Холли,   все    еще   неотесанный   двадцатитрехлетний    парень,   выглядел
семнадцатилетним.  Его  глаза  словно  плавали за линзами  очков, а  адамово
яблоко прыгало  вверх и вниз, как игрушечная обезьянка на палке. На нем была
безобразная  куртка из шотландки и  галстук-шнурок.  Застежкой  на  галстуке
служила  большая хромированная оленья голова. На первый взгляд  он  выглядел
деревенским недотепой,  но  в форме  его  рта  было  что-то  мрачное, что-то
темное.  На  мгновение  его рука  сжала  ее плечо с  такой  силой,  что  она
почувствовала жесткие подушечки мозолей на кончиках его пальцев  --  мозолей
гитариста.
     -- Привет, милашка, --  произнес он, и она почувствовала  в его дыхании
запах гвоздичного масла. По левой линзе его очков зигзагом пробегала тонкая,
как волосок, трещинка. -- Что-то раньше здесь не видел тебя.
     С невероятным самообладанием она подцепила вилкой еще один кусок пирога
и сунула  его в  рот. Ее рука даже не дрогнула, когда комок начинки свалился
обратно на тарелку. Но еще более  невероятным было то, что, просовывая кусок
пирога в рот, она улыбалась вежливой равнодушной улыбкой.
     -- Нет, -- ответила она. Мэри была по какой-то причине убеждена, что не
должна показать, будто узнала  этого человека. Если  он догадается, у  них с
Кларком исчезнет последний шанс на спасение.  --  Мы  с мужем...  понимаете,
остановились посмотреть на город, когда проезжали через него.
     А  сейчас Кларк  снова проезжает  через  него, изо  всех  сил  стараясь
придерживаться разрешенного предела скорости. Капли  пота скатываются по его
лицу, а глаза смотрят то вперед, через ветровое стекло, то в зеркало заднего
обзора, то снова вперед. Неужели он уехал без нее?
     Мужчина в  спортивной  куртке  из  шотландки  улыбнулся, обнажив  зубы,
которые были слишком большими и явно слишком острыми.
     --  Да,  я  отлично  все  понимаю  --  вы   решили  осмотреть  город  и
направляетесь теперь дальше? Я не ошибаюсь?
     -- Я думала, это и есть весь город, -- сказала Мэри, поджав губы.
     Вновь  пришедшие,  глянув  друг  на  друга,  вскинули  вверх   брови  и
захохотали.  Молодая  официантка посмотрела  на них испуганными, налившимися
кровью глазами.
     -- Да,  совсем неплохо, --  заметил Бадди  Холли.  -- Вам и вашему мужу
надо  бы подумать  о  том, чтобы немного  здесь задержаться. По крайней мере
оставайтесь на концерт.  У  нас здесь отличный оркестр -- хотя  и не принято
хвалить самих себя.
     Мэри  внезапно  заметила, что глаз за разбитой линзой очков  наполнился
кровью.  По  мере того  как  усмешка Холли  становилась  все  шире  и  глаза
прищуривались,  алая капля выкатилась из  уголка глаза  и покатилась по  его
щеке, как слеза.
     -- Верно я говорю, Рой? -- спросил он.
     -- Совершенно точно, мадам, --  подтвердил мужчина  в  темных очках. --
Чтобы убедиться, надо увидеть его.
     -- Не сомневаюсь, что вы правы, -- еле слышно сказала Мэри.
     Да,  Кларк  уехал. Теперь она в этом не сомневалась. Парень  с избытком
тестостерона мчался из города подобно испуганному кролику. Она полагала, что
пройдет немного  времени, и  испуганная  молодая  девушка  с  лихорадкой  на
верхней  губе  отведет ее в  раздевалку, где Мэри  уже  ждет  ее собственное
рейоновое платье и блокнот для заказов.
     -- О нашем  оркестре можно и  домой написать, -- гордо сказал ей Холли.
-- Я имею в виду -- рассказать. -- Капля крови упала с его лица и шлепнулась
на  сиденье  табурета, который совсем недавно занимал Кларк. -- Оставайтесь,
вам у нас понравится. -- Он посмотрел на своего друга, ожидая поддержки.
     Мужчина в темных очках,  в котором Мэри узнала Рэя Орбисона, подошел  к
повару  и официанткам. Положил руку на бедро рыжей, та накрыла  ладонью  его
руку и улыбнулась ему. Мэри увидела,  что короткие широкие пальцы официантки
обкусаны  до  мяса. Мальтийский крест висел па голой груди  Рэя Орбисона  --
воротник его рубашки был расстегнут. Он кивнул, и на его лице тоже появилась
сияющая улыбка:
     -- Мне хотелось бы, чтобы вы остались со мной, мадам, и не на одну ночь
-- поселитесь у нас и поживите, как здесь принято говорить.
     -- Я спрошу своего мужа, -- услышала она свой ответ
     н закончила мысль в уме: если я когда-нибудь его снова увижу.
     --  Так  и  сделай,   милашка!  --  сказал  ей  Холли.  --  Сделай  это
обязательно! -- И затем, совершенно невероятно,  он еще раз  сжал ее плечо и
отошел  в  сторону,  открыв  перед  ней  дорогу  к  двери.  И что  еще более
невероятно,  она увидела теперь знакомый капот "мерседеса" и прикрепленную к
нему эмблему мира все еще перед рестораном.
     Бадди подошел к своему приятелю Рэю, подмигнул ему (по щеке прокатилась
еще одна кровавая слеза), затем протянул руку позади Джеиис  и ущипнул ее за
ягодицу.  Она  негодующе  вскрикнула,  и  изо  рта ее  хлынул поток личинок.
Большинство упало  на пол между ее ног, однако некоторые прилипли  к  нижней
губе, отвратительно извиваясь.
     Молодая  официантка  отвернулась в  сторону  с  гримасой  отвращения  и
закрыла рукой  лицо.  Мэри Уиллингем  внезапно поняла, что они скорее  всего
разыгрывают ее. Бегство перестало быть планом и превратилось в инстинктивную
реакцию. Она соскользнула со своего табурета и устремилась к двери.
     -- Эй!  -- крикнула  рыжеволосая официантка. --  Эй, вы не заплатили за
пирог! И за кофе тоже! Это не кафе "Ешь и беги", стерва! Рик! Бадди! Держите
ее!
     Мэри взялась за дверную ручку  и почувствовала, как она выскользнула из
ее пальцев. За спиной слышался топот погони. Она взялась за  ручку снова, на
этот раз  сумела  повернуть  ее  и с такой  силой  рванула ее  на себя,  что
оторвала висящий над дверью колокольчик. Узкая  рука с мозолями гитариста на
кончиках пальцев схватила ее чуть выше локтя. На этот раз пальцы стиснули ее
руку  с такой силой, что тонкий луч нерва от левой стороны челюсти до локтя,
который стиснула  рука Бадди, онемел.  Мэри взмахнула правой  рукой,  ударив
назад,  как молотком при игре в крокет, и почувствовала хруст тонкой тазовой
кости чуть выше мужской промежности ее  преследователя. Раздался  сдавленный
стон -- значит, они  могли испытывать  боль, мертвые  или нет, --  и  хватка
ослабла. Мэри  вырвалась  и бросилась через открытую дверь; волосы у  нее на
голове встали от ужаса словно корона.
     Ее безумные глаза устремились к "мерседесу", все еще стоящему на улице.
Мэри с благодарностью подумала  о Кларке, заставившем себя ждать.  Он принял
все ее телепатические сигналы: сидел за рулем, вместо того чтобы разыскивать
под пассажирским сиденьем ее бумажник. Кларк включил двигатель "принцессы" в
тот момент, когда она выбежала из "Рок и буги".
     Мужчина  в цилиндре,  украшенном  цветами,  и  его покрытый татуировкой
компаньон снова стояли у входа в парикмахерскую, равнодушно наблюдая за тем,
как Мэри рванула на  себя пассажирскую  дверцу машины.  Она успела подумать,
что узнала того,  что в цилиндре,  -- у нее были три долгоиграющие пластинки
"Линярд  скинярд", и она была почти уверена, что это был Ронни  Ван-Зант.  И
тут  же  поняла, что знает и его татуированного компаньона  -- это был Дьэйн
Аллман, погибший, когда его мотоцикл занесло под грузовой трейлер. Он достал
что-то  из кармана  своей  джинсовой куртки и  впился  зубами. Безо  всякого
удивления Мэри увидела, что это персик.
     Из  дверей  ресторана "Рок и буги" вырвался  Рик Нелсон.  За ним  бежал
Бадди Холли. Вся левая сторона его лица была теперь залита кровью.
     --  Садись в  машину!  --  закричал Кларк.  --  Садись  в  этот  чертов
автомобиль, Мэри!
     Она  бросилась  на  пассажирское сиденье головой  вперед,  и Кларк  дал
задний ход еще до  того, как она попыталась закрыть дверцу.  Задние покрышки
"принцессы" взвыли, и  вверх  взметнулись  клубы  голубого дыма. Когда Кларк
нажал на тормоза, Мэри с силой  бросило вперед, так что она едва не  сломала
себе шею, ударившись  головой о  приборную панель.  Она шарила  позади себя,
стараясь  найти  ручку  открытой дверцы.  Кларк выругался  и  перевел  рычаг
автоматической трансмиссии в положение "вперед".
     Рик Нелсон  бросился  животом на  серый  капот "принцессы".  Глаза  его
сверкали, губы раздвинулись над невероятно белыми  зубами  в  отвратительной
усмешке. Его поварской  колпак свалился, и  темно-каштановые  волосы  висели
вдоль висков беспорядочными завитками.
     -- Вы будете присутствовать на концерте! -- завопил он.
     -- Черта  с  два!  -- крикнул в ответ Кларк и  до  предела выжал педаль
газа. Обычно  спокойный дизельный  двигатель "принцессы" заворчал на  низких
нотах,  и  машина  рванулась вперед.  Темная  фигура  на  капоте  продолжала
удерживаться, визжа и хихикая.
     -- Пристегни ремень! -- заорал Кларк, как только Мэри села в кресло.
     Она  нащупала  пряжку  и  сунула   ее  в   гнездо.   С  ужасом,  словно
загипнотизированная, глядела, как существо на  капоте протянуло левую руку и
схватилось за стеклоочиститель  прямо  перед  ней. Оно начало  подтягиваться
вперед. Стеклоочиститель отломился. Существо на капоте взгляну
     ло  на него, бросило за  спину и протянуло руку к  стеклоочистителю  на
стороне Кларка.
     Прежде чем оно успело  схватиться за него, Кларк снова нажал на  тормоз
-- теперь обеими  ногами. Пристежной ремень Мэри болезненно впился  в нижнюю
часть левой груди,  На мгновение  она почувствовала ужасное давление внутри,
словно  чья-то безжалостная  рука вышвыривала ее внутренности  через  горло.
Существо соскользнуло  с капота  и приземлилось на  мостовую. Мэри  услышала
хруст, и кровь обрызгала асфальт вокруг его головы, нарисовав звезду.
     Она  взглянула назад  и увидела, что  остальные  устремились к  машине.
Впереди всех  бежала  Дженис. Ее возбужденное  лицо  было искажено  гримасой
ненависти.
     Повар сел на  мостовую перед машиной с  легкостью куклы. Широкая улыбка
все еще играла на его лице.
     -- Кларк, они уже  близко! -- крикнула Мэри. Он взглянул на мгновение в
зеркало заднего  обзора  и  снова  до пола выжал  педаль  газа.  "Принцесса"
рванулась вперед.  Мэри  успела заметить, что  человек, сидящий на мостовой,
поднял  руку, чтобы защитить лицо.  Ей  хотелось не видеть больше ничего, но
пришлось увидеть еще намного худшее: под тенью  поднятой руки  она заметила,
что человек продолжает улыбаться.
     Двухтонная  машина, изготовленная в Германии,  сбила его  и  раздавила.
Послышался треск, словно пара мальчишек катила кучу опавших осенних листьев.
Она зажала  обеими  руками  уши  --  слишком  поздно,  слишком  поздно  -- и
закричала.
     --  Не  расстраивайся, -- произнес Кларк.  С мрачным выражением лица он
смотрел в зеркало.  -- По-видимому,  мы не  очень сильно ударили его  --  он
снова встает.
     -- Что?
     -- С  ним все в порядке -- если не  считать отпечатка  шины на рубашке,
он...  --  Кларк внезапно  замолчал, всматриваясь  в ее лицо. -- Кто  ударил
тебя, Мэри?
     -- Что?
     -- У  тебя изо рта течет кровь.  Кто ударил тебя?  Она поднесла палец к
углу рта, посмотрела на красное пятно на нем, затем лизнула его.
     --  Это не кровь  -- это  вишневый пирог, -- сказала  она и  засмеялась
надрывным, отчаянным смехом. -- Давай уедем отсюда, Кларк, пожалуйста, уедем
отсюда.
     --  Ну  а как же... -- Он устремил взгляд на  Мейн-стрит, которая  была
широкой и -- по крайней мере пока -- пустой.
     Мэри заметила, что, несмотря  на собранные па городской лужайке гитары,
усилители  и  микрофоны,  вдоль Мейнстрит  не  было  протянуто электрических
проводов. Она не  имела представления, откуда Царство  Рок-н-Ролла  получало
электроэнергию (впрочем... может быть, некоторое представление она  все-таки
имела), но уж точно не от компании "Сентрал Орегон пауэр энд лайт".
     "Принцесса" набирала скорость, как  это свойственно всем дизелям  -- не
очень   быстро,   зато  с  неумолимым  постоянством,   --  оставляя   позади
темно-коричневое  облако  выхлопных газов. Мэри  успела заметить,  как  мимо
пронеслись расплывчатые очертания  универмага, книжного  магазина и магазина
для беременных  женщин под названием "Рок-н-ролл колыбельная".  Она  увидела
молодого  человека с  каштановыми  волосами, завитки  которых падали  ему па
плечи.  Он  стоял  у входа в "Рок-м-сок-м биллиардз эмпориум". Его руки были
сложены  на груди, и один  сапог  из змеиной кожи  опирался па покрашенный в
белую  краску кирпич. У него  было красивое, хотя  и  тяжелое,  словно чемто
недовольное лицо, и Мэри сразу узнала его.
     Узнал его и Кларк.
     -- Это старый Лизард  Кинг  собственной персоной, -- произнес он  сухим
равнодушным голосом.
     -- Да, я знаю. Я видела.
     Да --  она  видела, но  образы  походили на сухую бумагу, сгорающую под
концентрированным напором безжалостного  света,  который, казалось, наполнял
ее воображение. Словно силой ужаса  Мэри превратилась в человека, способного
концентрировать свет подобно увеличительному стеклу. Она  понимала, что если
они  вырвутся  отсюда,  у них  не  останется  никаких воспоминаний  об  этом
Странном Маленьком Городке. Воспоминания превратятся в пепел, развеваемый на
ветру. Именно так, конечно, и случается с подобными вещами. Человек не может
сохранить  такие  адские  образы,   такие  адские   переживания  и  остаться
нормальным человеческим существом, поэтому его ум превращается в раскаленную
домну, сжигающую каждый образ, как только он возникает.
     Так вот почему  большинство людей все еще  могут позволить себе роскошь
не верить в привидения и дома, населенные призраками, подумала она. Когда ум
встречается  с чем-то  ужасающим и противоречащим  здравому смыслу,  подобно
человеку, повернувшемуся и взглянувшему в  лицо Медузы, он тут  же  забывает
обо всем. Он не в силах не
     забывать.  Боже  мой!  Единственное, чего ей хотелось,  кроме того, как
выбраться из этого ада, -- это забыть обо всем случившемся.
     Она увидела небольшую группу людей, стоящих на асфальте у междугородной
станции рядом с перекрестком у  дальнего конца города. Это были обыкновенные
люди с испуганными лицами в выцветшей обычной одежде. Мужчина в промасленном
комбинезоне механика. Женщина в форме медсестры -- когда-то форма, наверное,
была белой, но сейчас она превратилась в грязно-серую. Пожилая пара -- она в
ортопедических   туфлях,  он  со  слуховым   аппаратом  в   одном  ухе,   --
прижимающиеся  друг к  другу, словно дети,  боящиеся  заблудиться  в  густом
темном лесу. Мэри поняла без дополнительных разъяснений, что эти люди, как и
молодая  официантка,  -- настоящие  жители  Царства  Рокн-Ролла,  Орегон. Их
поймали подобно тому, как насекомоядные растения ловят насекомых.
     --  Пожалуйста,  Кларк,   увези  нас  отсюда,  --  простонала  она.  --
Пожалуйста. -- Что-то  поднималось  вверх в ее горле, и она  прижала руки ко
рту,  уверенная, что  ее  стошнит. Но  вместо  этого  она  громко  икнула, и
вырвавшийся  наружу воздух обжег горло, словно огонь, и  напомнил  ей вкусом
пирог, который она ела в "Рок и буги".
     -- Все будет в порядке. Успокойся, Мэри. Дорога -- она больше не думала
о  ней как о Мейн-стрит, потому что уже видела конец города перед собой,  --
проходила  мимо  муниципального пожарного депо Царства  Рок-н-Ролла  слева и
школы справа  (даже в своем  состоянии крайнего ужаса  ей показалось  что-то
реальное   в   цитадели  образования,  именуемой   средней   школой  Царства
Рок-нРолла). Трое детей стояли на игровой площадке рядом со школой, наблюдая
равнодушными глазами за проносящейся мимо "принцессой". Впереди, на подъеме,
там, где дорога огибала выступ скалы, виднелся знак в виде гитары:
     "ВЫ ПОКИДАЕТЕ ЦАРСТВО РОК-Н-РОЛЛА ДОБРОЙ НОЧИ, МИЛЫЕ, ДОБРОЙ НОЧИ"
     Кларк  вписался  в  поворот,  не сбавляя  скорости,  и  увидела дальней
стороне автобус, перекрывающий дорогу,
     Это был не обычный желтый школьный автобус, похожий на тот, который они
видели  издалека, когда  въезжали  в  город. Этот  был  раскрашен без удержу
сотнями цветов и тысячью психоделических завитков, огромный сувенир
     Лета Любви. Окна были разукрашены цветками  и знаками мира. Когда Кларк
закричал  и  обеими  ногами  нажал  на  педаль  тормоза,  Мэри  с  фатальным
равнодушием  прочитала слова,  плавающие  на раскрашенной  стороне,  как  на
раздутом дирижабле: "ВОЛШЕБНЫЙ АВТОБУС".
     Кларк приложил все  усилия,  но  все-таки не  смог затормозить вовремя.
"Принцесса"  врезалась  в   "Волшебный  автобус"   на  скорости  десять  или
пятнадцать  миль в  час  с заблокированными колесами.  Густой дым поднимался
изпод шин.  Раздался глухой, как из бочки, удар, когда "мерседес" врезался в
самую середину раскрашенного автобуса.  Мэри  снова бросило вперед  на ремни
безопасности. Автобус качнулся на своих рессорах, но не сдвинулся с места.
     --  Подай назад и постарайся объехать его!  -- крикнула она Кларку,  но
интуиция  говорила  ей,  что  все кончено.  Двигатель  "принцессы" продолжал
работать, но как-то прерывисто. Мэри видела пар, поднимающийся от  разбитого
радиатора,  словно  дыхание  раненого дракона.  Когда  Кларк  перевел  рычаг
автоматической трансмиссии  на задний  ход,  двигатель  пару  раз  кашлянул,
задрожал, как старый промокший пес, и заглох.
     Они  услышали  сзади  звуки приближающейся сирены. Интересно,  подумала
она, кто тут  городской  констебль? Наверняка не Джон Леннон, чьим жизненным
принципом было Оспаривать Власть. И не Лизард Кинг, который явно принадлежал
к  числу "плохих парней" города и проводил время за игрой на бильярде. Тогда
кто? А имеет ли это значение? Может быть, подумала она, им  окажется  Джимми
Хендрикс. Это казалось невероятным, но она знала  рок-нролл, возможно,  даже
лучше Кларка. Она вспомнила, что читала где-то, как Хеидрикс был диск-жокеем
в  101-й  воздушно-десантной дивизии.  А  разве  не говорят,  что из  бывших
военнослужащих получаются лучшие полицейские?
     "Ты  сходишь с  ума", -- сказала она себе и утвердительно  кивнула.  Ну
конечно. В конце концов, от этого испытываешь облегчение.
     --  Ну и  что дальше? -- угрюмо  спросила  она  Кларка. Он  открыл свою
дверцу, причем ему пришлось надавить на нее плечом -- от удара кузов немного
перекосило.
     -- Бежим! -- приказал он.
     -- Какой смысл?
     --  Ты видела  их? Хочешь стать  такой же?  Это пробудило ее страх. Она
расстегнула  ремень  и  открыла  дверцу  на  своей  стороне.   Кларк  обошел
"принцессу"
     и взял  Мэри за руку. Едва они  обернулись к "Волшебному  автобусу", ее
ладонь  болезненно  сжала  его руку --  они  увидели, как  кто-то спускается
навстречу им. Это был высокий мужчина в расстегнутой на груди белой рубашке,
темных джинсах и темных очках, закрывающих почти все лицо. Его иссиня-черные
волосы  были зачесаны назад с висков и собраны в роскошный и безукоризненный
утиный  хвост. Невозможно было ошибиться во владельце этого до невозможности
красивого  лица.  Его не  могли  скрыть  даже темные  очки. Полные  губы его
раздвинулись в легкой насмешливой улыбке.
     Сине-белый  полицейский  автомобиль  с  надписью  "Царство Рок-н-Ролла.
Полицейский департамент" на  дверях  выехал  из-за поворота  и  остановился,
скрипнув  тормозами,  в  нескольких дюймах от  заднего бампера  "принцессы".
Мужчина  за  рулем был  чернокожим,  но  это  не был  Джимми  Хендрикс,  как
предполагала  Мэри.  Она не  была  уверена, но  ей  показалось,  что местную
полицию представляет Отис Реддинг.
     Мужчина в темных очках и  черных джинсах стоял теперь прямо перед ними,
засунув большие  пальцы за пояс.  Его  бледные кисти  болтались, как мертвые
пауки.
     --  Как поживаете сегодня?  -- И в этом  медленном, слегка насмешливом,
растянутом голосе, характерном для Мемфиса, тоже  было невозможно ошибиться.
--  Хочу приветствовать  вас в  нашем  городе. Надеюсь,  вы у  нас  поживете
некоторое время. Городок у нас не такой уж  красивый,  по живем мы  дружно и
заботимся  друг о  друге. --  Он  протянул  руку,  па  которой  сверкало три
невероятно  больших кольца. -- Я здесь  что-то вроде мэра. Зовут  меня Элвис
Пресли.
     Сумерки летней ночи.
     Когда они вышли на городскую площадь, Мэри снова вспомнила о концертах,
которые посещала в Эльмире, когда была ребенком. Она почувствовала, как боль
ностальгии и  печали проникает  через  кокон шока, которым окутаны ее  ум  и
эмоции.  Все так похоже... но одновременно такое иное. Здесь не  было детей,
бегающих  с бенгальскими огнями. Не больше дюжины  их собралось в кучку  как
можно дальше от эстрады. Их бледные лица были напряженными и  недоверчивыми.
Дети, которые играли  на  площадке рядом  со  школой, когда  она  с  Кларком
неудачно пыталась скрыться из города, находились среди них.
     И не  какой-нибудь  старомодный  духовой оркестр  начнет  играть  через
пятнадцать минут или полчаса.  На  эстраде-раковине были расставлены (а сама
эстрада показалась Мэри  такой  же  огромной,  как  Голливудский  амфитеатр)
принадлежности  и  оборудование  для  самого  большого в мире  --  и  самого
громкого,  судя по  числу  и размерам усилителей  --  оркестра  рок-н-ролла.
Апокалипсическая  бибопкомбинация,  которая,  действуя на  полную  мощность,
окажется,  наверное, достаточно громкой, чтобы выбить стекла в  окнах домов,
находящихся в пяти  милях отсюда. Насчитав  дюжину  гитар  на  стойках,  она
бросила это  дело. В оркестре было четыре полных  ударных секции... бонго...
конга... ритмическая секция... круглая сцена, на которой будут  стоять певцы
второго плана... стальная роща микрофонов.
     Сама площадь была уставлена раскладными  креслами.  По оценке Мэри,  их
было от  семисот  до тысячи.  Зато слушателей,  подумала  она,  собралось не
больше  пятидесяти. Она увидела механика, одетого  теперь  в чистые джинсы и
немнущуюся рубашку. Бледная, когда-то красивая женщина, сидящая рядом с ним,
была, наверное, его женой. Медсестра сидела одна в середине длинного пустого
ряда. Она подняла голову и смотрела, как на небе появляются первые мерцающие
звезды.  Мэри отвернулась  от  нее:  ей  казалось,  что,  если  она  слишком
пристально  посмотрит  на  это  печальное, тоскующее лицо, у  нее разорвется
сердце.
     Пока  не  показался  ни   один  из  более  знаменитых  жителей  города.
Разумеется,  им  сейчас  не до  этого.  Закончив  свою дневную  работу,  они
собрались за кулисами, прихорашиваются и проверяют, в  какой момент вступать
со  своими номерами.  Короче  говоря,  готовятся  к  вечернему  понастоящему
большому шоу.
     Кларк остановился, пройдя примерно четверть расстояния  по центральному
проходу, заросшему травой. Дуновение вечернего ветерка спутало его волосы, и
Мэри показалось, что они выглядят сухими, как солома. На лбу Кларка и вокруг
его  рта появились морщины, которых она никогда раньше  не  замечала.  Кларк
выглядел так,  словцо  после  ленча  в Ок-Ридже похудел  фунтов на тридцать.
Парня, переполненного  тестостероном, не было  и в  помине. Мэри показалось,
что он исчез навсегда. Она решила, что это ей безразлично.
     Между прочим, милая крошка, как ты сама выглядишь, а?
     -- Где тебе хочется сесть? --  спросил Кларк. Его  голос стал тонким, в
нем  звучало  безразличие -- голос человека, который все еще верит, что  это
ему снится.
     Мэри   заметила   официантку  с  лихорадкой  на  губе.   Она  сидела  у
центрального прохода четырьмя  рядами дальше, одетая  теперь  в светло-серую
блузку и хлопчатобумажную юбку. На плечи она набросила свитер.
     -- Вон  там, --  сказала Мэри, -- рядом с ней.  --  Кларк  повел  ее  в
указанном направлении, не задавая вопросов и не возражая.
     Официантка  оглянулась  на  Мэри и Кларка, и Мэри увидела, что ее глаза
прекратили свое безостановочное движение,  что было  гораздо приятней. Через
мгновение  она поняла  причину: девушке ввели большую дозу  наркотика.  Мэри
опустила глаза, не желая снова встретить этот безразличный взгляд, и увидела
на левой руке официантки большую белую повязку. С ужасом Мэри поняла, что по
крайней мере один, а может, и два пальца у нее удалены.
     -- Привет, -- сказала девушка. -- Меня зовут Сисси Томас.
     -- Здравствуйте, Сисси. Я -- Мэри Уиллингем. Это мой муж, Кларк.
     -- Рада познакомиться, -- ответила официантка.
     -- Но ваша рука... -- Мэри замолчала, не зная, что сказать дальше.
     -- Это работа Фрэнки. -- Сисси говорила  с полным равнодушием человека,
едущего  на розовой лошадке по улице грез. --  Фрэнки Лаймона. Все говорили,
что он, когда  был  жив, был  самым  приятным  парнем, которого вы пожелаете
встретить. Только здесь он стал таким злобным. Фрэнки был одним из первых...
одним из пионеров, можно  сказать. Я не знаю  этого. Я хочу  сказать, что не
знаю, был ли он когда-нибудь  приятным.  Сейчас он хуже кошачьего дерьма. Но
мне все равно. Я только хотела, чтобы вы сумели уехать, и готова сделать это
снова. К тому же Кристэл хорошо заботится обо мне.
     Сисси кивком указала на медсестру, которая перестала смотреть на звезды
и теперь глядела на них.
     --  Кристэл очень  хорошо заботится обо мне. Она и вам даст наркотиков,
если  захотите, --  чтобы получить наркотики  в этом  городе, не обязательно
терять пальцы.
     -- Мы с женой не употребляем наркотики, -- высокомерно объявил Кларк.
     Сисси молча посмотрела на него и через несколько мгновений заметила:
     -- Будете употреблять.
     -- Когда  начинается  шоу?  --  Мэри  чувствовала,  что  скорлупа  шока
начинает исчезать, и это чувство ей совсем не нравилось.
     -- Скоро.
     -- Оно долго продолжается?
     Сисси  молчала  почти  целую минуту,  и  Мэри  собралась было повторить
вопрос, думая, что девушка или не расслышала его, или не поняла, когда Сисси
ответила:
     --  Очень долго. Я хочу сказать, что  шоу заканчивается к полуночи, так
бывает всегда, таково постановление муниципального совета. И все-таки... они
продолжают его  еще долго. Ведь здесь само понятие  времени совсем иное. Оно
может продолжаться... ну,  я не  знаю... я думаю,  если парни  действительно
разойдутся, иногда шоу продолжается год или даже больше. --
     Холодный серый  мороз  пополз  по  рукам и спине Мэри.  Она  попыталась
вообразить,  как  это можно высидеть  рокконцерт, продолжающийся год,  и  не
смогла.  "Это сон,  и ты сейчас  проснешься", -- сказала  она  себе,  но эта
мысль,  достаточно убедительная, когда они стояли, внимая Элвису  Пресли под
лучами  солнца  у  "Волшебного  автобуса",   теряла  теперь   свою   силу  и
достоверность.
     --  Если бы вы поехали по этой дороге, все равно никуда бы не приехали,
-- сказал им Элвис. -- Она никуда не ведет и  кончается в болоте Ампква. Там
нет  дорог, одни  тропинки.  И зыбучий песок.  -- На  этом  он сделал паузу.
Стекла его очков сверкали в вечернем солнце подобно темным отверстиям печей.
-- И кое-что еще.
     -- Медведи,  --  добавил откуда-то сзади полицейский, который  мог быть
Отисом Реддингом.
     --  Да, медведи,  --  согласился  Элвис, и затем его губы изогнулись  в
мудрой  улыбке, которую Мэри помнила так  хорошо  из телевизионных передач и
кинофильмов. -- И другие существа.
     -- Если мы останемся на концерт... -- начала Мэри.
     --  Да-да, концерт! -- выразительно  кивнул Элвис. -- Да,  конечно,  вы
должны  остаться  на  концерт!  Вы  услышите настоящий  рок.  Оставайтесь  и
убедитесь, что я прав.
     -- Это абсолютный факт, -- подтвердил полицейский.
     --  Если мы останемся на концерт... нам  можно будет  уехать,  когда он
закончится?
     Элвис и полицейский обменялись взглядами, которые казались  серьезными,
но чувствовалось, что за ними скрывается улыбка.
     -- Вы  понимаете, мадам, -- произнес  бывший король рок-н-ролла,  -- мы
находимся в такой  глуши, что привлекать аудиторию не всегда удается...  это
происходит очень медленно...  хотя после  того, как они  нас услышат, всегда
остаются и на другие концерты... Вот мы  и надеялись, что и вы останетесь  с
нами  на   некоторое  время.  Посмотрите  несколько  шоу  и   оцените   наше
гостеприимство. -- Он поднял темные очки на лоб, и Мэри увидела на мгновение
пустые морщинистые глазницы. Затем  на их месте  снова появились темно-синие
глаза Элвиса, рассматривающие их с серьезным интересом.
     Теперь на небе появилось уже гораздо больше звезд;
     почти стемнело. Над сценой загорались оранжевые прожекторы, мягкие, как
распускающиеся ночью цветы. Один  за другим они  освещали стоящие  на  сцене
микрофоны.
     -- Ну и задали они нам работу, -- уныло произнес Кларк. -- Он задал нам
работу. Мэр города. Тот, что походит на Элвиса Пресли.
     --  Он  и есть  Элвис, --  подтвердила  Сисси  Томас.  Кларк  продолжал
смотреть на сцену. Он не был готов даже думать об этом, не говоря уже о том,
чтобы слышать.
     -- Мэри будет работать с завтрашнего  дня в салоне  красоты "Бибоп", --
воспроизвел он слова  Элвиса Пресли, сказанные  на месте аварии,  --  Она по
специальности учитель английского языка,  у нее диплом  преподавателя, но ей
придется  провести  Бог  знает  сколько   времени,   моя   шампунем   головы
посетителей. Потом  он посмотрел на  меня и  говорит: "А что  делать с вами,
сэр?   У  вас  какая  специальность?"  --  Кларк   озлобленно  передразнивал
мемфисский акцент мэра. В затуманенных наркотиками глазах официантки наконец
начало появляться трезвое выражение. Мэри показалось, что это страх.
     --  Не  надо  смеяться  над  ними,  -- сказала  она. -- Насмешки  могут
причинить  вам неприятности... вам лучше не допускать  неприятностей. -- Она
медленно подняла  забинтованную руку.  Кларк  уставился  на нее, его влажные
губы  дрожали, пока  девушка  снова не опустила  руку  на  колени. Когда  он
заговорил снова, голос его звучал тише.
     -- Я сказал ему, что специализируюсь в программировании,  и он ответил,
что в городе нет компьютеров... хотя им, конечно, хотелось бы иметь один или
два ввода Тике
     трона. Второй парень засмеялся  и сказал, что есть вакансия работника в
подсобке универсама, и...
     Яркий  белый луч  прожектора прорезал  авансцену.  Низенький мужчина  в
спортивной куртке, выглядевшей еще  невероятнее, чем куртка  у  Бадди Холли,
вошел  в  круг света  с  поднятыми руками,  словно стараясь успокоить бешено
аплодирующую аудиторию.
     -- Кто это? -- спросила Мэри у Сисси.
     -- Какой-то старый диск-жокей,  ведущий большинство этих шоу. Его зовут
Элан Твид, или Элан Брид, или что-то вроде того.  Обычно мы не встречаемся с
ним, кроме как на концертах. По-моему,  он пьет. Весь  день он спит -- это я
знаю точно.
     Как  только  имя ведущего вырвалось  из уст  девушки, скорлупа, которая
защищала Мэри, рассыпалась,  и  остатки  ее недоверия исчезли.  Она и  Кларк
натолкнулись на Царство Рок-н-Ролла, но на самом деле это был Ад Рок-нРолла.
Это  произошло  не потому, что  они  были  плохими людьми,  и не потому, что
старые  боги наказали их;  просто  они заблудились  в лесу,  вот  и  все,  а
заблудиться в лесу может каждый.
     -- Сегодня у нас подготовлено для вас великолепное шоу!  -- восторженно
кричал в  микрофон ведущий. ~  У нас здесь Биг Боппер,  Фредди  Меркьюри, он
только что из Лондона... Джим Кроче... мой любимец Джонни Эйс...
     Мэри наклонилась к девушке.
     -- Сколько времени вы провели здесь, Сисси?
     --  Я  не знаю. Тут  так легко  потерять счет  времени. По крайней мере
шесть лет. Или, может быть, восемь. Или девять.
     -- ...Кейт  Мун из группы "Ху"... Брайан  Джоунс  из "Роллинг  Стоунз",
такая милая Флоренс Баллард из "Сюпримз"... Мэри Уэллс...
     Выражая свое худшее опасение, Мэри спросила:
     -- Сколько вам было лет, когда вы оказались здесь?
     -- Кэсс Эллиот... Дженис Джоплин...
     -- Двадцать три.
     -- Кинг Кертис... Джонни Бернетт...
     -- А сколько вам сейчас?
     -- Слим Харпоу... Боб Беэр Хайт... Стиви Рэй Вогэн...
     --  Двадцать  три, -- ответила  Сисси.  На  сцене  Элан Фрид  продолжал
выкрикивать  в почти  пустую площадь имена знаменитых исполнителей.  На небе
появились звезды,  сначала сотня, потом тысяча, наконец их невозможно  стало
сосчитать. Они появлялись из голубого пространства
     и сверкали повсюду на черном небе. Ведущий продолжал выкрикивать  имена
умерших от чрезмерных доз наркотиков, спившихся, погибших в авиакатастрофах,
застрелившихся  и застреленных, тех, кого нашли в глухих  переулках,  на дне
плавательных  бассейнов  и  в  придорожных  кюветах  с  рулевыми  колонками,
пробившими грудь, и головами, сорванными с плеч. Он выкрикивал имена молодых
и старых, но главным образом молодых,  и, когда он назвал Ронни Ван-Занта  и
Стива  Гейнса,  Мэри вспомнила  слова одной  из их  песен,  оставшихся  в ее
памяти, той, где говорилось:
     "О-о, этот  запах, разве ты не чувствуешь этот запах". И действительно,
она на самом деле чувствовала этот запах;
     даже здесь, на  чистом орегонском воздухе, она чувствовала его и, когда
она взяла руку Кларка, ей показалось, что она берет руку трупа.
     -- 0-о-о-л р-р-р-а-й-т! --  вопил Элан Фрид.  Позади него в  темноте на
сцену выходили десятки  теней. Крошечные  фонарики  ассистентов  освещали им
дорогу. -- Вы готовы к началу нашего шоу?
     От   нескольких  десятков   слушателей,  рассеянных  по   площади,   не
последовало  ответа, но  Фрид махал  руками  и  смеялся,  словно  перед  ним
бушевала огромная аудитория, полная восторга. Еще было  достаточно светло, и
Мэри увидела, как старик протянул руку и выключил слуховой аппарат.
     -- Вы готовы к  Б-У-У-Г-И-И?  На этот  раз  последовал  ответ -- адский
вопль саксофонов из тени позади него.
     -- Тогда начинаем концерт... ПОТОМУ ЧТО РОК-Н-РОЛЛ НИКОГДА НЕ УМРЕТ!
     Загорелись огни на сцене,  и оркестр начал исполнять первую песню этого
вечернего длинного-длинного  концерта --  "Будь  я проклят".  Вокалистом был
Марвин Гэй.  Мэри подумала о названии песни: "Именно этого я и боюсь. Больше
всего боюсь быть проклятой".

Last-modified: Fri, 04 Jan 2002 07:00:54 GMT

Оцените этот текст: