Стивен Кинг. Чувство, которое словами можно выразить только по-французски
---------------------------------------------------------------
© STEPHEN KING "THAT FEELING, YOU CAN ONLY SAY WHAT IS IT IN FRENCH"
© Виктор Анатольевич Вебер(v_weber@go.ru), перевод с английского
---------------------------------------------------------------
"Флойд, что это там? О, дерьмо".
Мужской голос, произнесший эти слова, казался знакомым, но вот сами
слова словно вырвали из диалога, как бывает, когда с помощью пульта
дистанционного управления переключаешь телевизионные каналы. По имени Флойд
она никого никогда не знала, Однако, с этих слов все и началось. Она
услышала их даже до того, как увидела девочку в красном фартуке.
Но именно маленькая девочка сыграла роль детонатора.
- О, у меня возникло это чувство.
Девочка сидела на корточках перед сельским магазином, который назывался
"У Карсона" (покупателям предлагалось: ПИВО, ВИНО, БАКАЛЕЯ, СВЕЖАЯ НАЖИВКА,
БИЛЕТЫ ЛОТЕРЕИ), в платье с ярко-красном фартуком, и играла с куклой.
Набивной, без жесткого каркаса, желтоволосой и грязной.
- Какое чувство?
- Ты знаешь. Которое словами можно выразить только по-французски.
Помоги мне.
- Deja vu.
- Совершенно верно, - кивнула она и вновь посмотрела на девочку. "Она
будет держать куклу за одну ногу, - подумала Кэрол. - Держать головой вниз
за одну ногу, и грязные желтые волосы будут подметать землю".
Но маленькая девочка оставила куклу на серых, деревянных ступенях,
ведущих на крыльцо, и отошла, чтобы посмотреть на собаку, которая сидела в
кабине "форда-универсала". А потом Билл и Кэрол миновали поворот и магазин
скрылся из виду.
- Сколько еще ехать? - спросила Кэрол.
Билл глянул на нее, одна бровь поднялась, один уголок рта опустился,
левая бровь, правый уголок, всегда одно и то же. Взгляд говорил: "Ты
думаешь, мне весело, но на самом деле я злюсь. В миллионный раз за время
нашей семейной жизни я действительно злюсь. Ты, правда, этого не знаешь,
потому что можешь заглянуть в меня лишь на два дюйма, глубже не получается".
Но видела она куда лучше, чем он предполагал. Это был один из ее
секретов семейной жизни. Возможно, у него были свои секреты. И конечно,
хватало общих секретов, которые держали их вместе.
- Не знаю. Никогда тут не был.
- Но ты уверен, что это нужная нам дорога.
- Как только заканчивается дамба и начинается остров Санибель, дорога
только одна. Она переходит на остров Каптива, где упирается в море. Но к
Палм-Хауз мы приедем раньше. Это я тебе обещаю.
Изгиб брови начал выравниваться. Опущенный уголок рта - подниматься.
Выражение лица возвращалось к, по ее терминологии, Великому уровню. В
последнее время она стала недолюбливать Великий уровень, но не так сильно,
как изогнутую бровь и опущенный уголок рта, или привычку Билла очень уж
саркастично переспрашивать: "Извините?" - когда собеседник, по его
разумению, говорил что-то глупое, или другую привычку: выпячивать нижнюю
губу, когда ему хотелось казаться задумчиво-серьезным.
- Билл?
- М-м-м-м?
- Ты знаешь кого-нибудь по имени Флойд?
- Флойда Деннинга. Мы с ним работали в снэк-баре, когда я учился во
втором классе средней школы. Как-то в пятницу он украл выручку и провел
уик-энд в Нью-Йорке со своей подружкой. Его временно отстранили от занятий,
а ее выгнали. Почему ты о нем вспомнила?
- Я не знаю, - ответила она. Все проще, чем объяснять, что Флойд, с
которым Билл учился в средней школе, не тот Флойд, к которому обращался
мужской голос в ее голове. Во всяком случае, она полагала, что не тот.
"Второй медовый месяц, вот как ты это называешь, - думала она, глядя на
пальмы, обрамляющие шоссе 867, на белую птицу, вышагивающую вдоль обочины,
как рассерженный пастор, на щит с надписью "СЕМИНОЛЬСКИЙ ПРИРОДНЫЙ
ЗАПОВЕДНИК. МАССА УДОВОЛЬСТВИЙ ЗА ДЕСЯТЬ ДОЛЛАРОВ". - Флорида - солнечный
штат. Флорида - гостеприимный штат. Не говоря уж о том, что Флорида - штат
второго медового месяца. Флорида, куда Билл Шелтон и Кэрол Шелтон, до
замужества Кэрол О'Нилл, из Линна, штат Массачусетс, приезжали на свой
первый медовый месяц двадцать пять лет тому назад. Только провели они его с
другой стороны, на Атлантическом побережье, в бунгало маленького пансионата,
где в ящиках стола ползали тараканы. Он не мог оторваться от меня. Впрочем,
тогда меня это более чем устраивало, я не хотела, чтобы он отрывался от
меня. Черт, я хотела пылать, как Атланта в "Унесенных ветром", и он поджигал
меня, восстанавливал и опять поджигал. А теперь у нас серебряная свадьба.
Двадцать пять лет - это серебро. И иногда у меня возникает это чувство".
Они приближались к повороту, когда она подумала: "Три креста справа от
дороги. Два маленьких по сторонам большого. Который побольше - из березы, с
фотографией семнадцатилетнего юноши. В этом повороте он, поздно вечером,
выпив лишнего, не справился с управлением автомобиля, а потому тот вечер
стал последним в его жизни. Этими крестами его подружка и ее подружки
отметили место..."
Билл плавно вписался в поворот. Две толстые черные вороны оторвались от
чего-то кровавого, размазанного по асфальту. Птицы так плотно закусили, что
Кэрол засомневалась, сумеют ли они избежать столкновения с мчащимся на
большой скорости автомобилем, но им удалось. Никаких крестов, ни справа, ни
слева. Лишь раздавленный сурок или еще какая-то зверушка, уже исчезнувшая
под роскошным автомобилем, который никогда не заезжал севернее линии
Мэйсона-Диксона.
"Флойд, что это там?"
- Что-то не так?
- А? - она посмотрела на него, в недоумении, не понимая, что к чему.
- Ты аж прогнулась. Заболела спина?
- Есть немножко, - она вновь откинулась на спинку сидения. - У меня
вновь было это чувство. Deja vu.
- Ушло?
- Да, - ответила Кэрол, но солгала. Оно чуть отступило, но никуда не
делось. С ней и раньше такое случалось, но чтоб так надолго - никогда.
Чувство то находилось на поверхности, то опускалось на глубину, но не
исчезало. Оставалось с ней с того самого момента, как в голове всплыла эта
идиотская фраза с Флойдом... и она увидела девочку в красном фартуке.
Но... разве она не ощущала чего-то такого раньше, до Флойда и девочки?
Разве началось все не в тот момент, когда они спускались с трапа "Лир-35" в
жаркий солнечный свет Форт-Майерса? Или даже раньше? Во время полета из
Бостона?
Они подъезжали к перекрестку. Над ним мигал желтый светофор, и она
подумала: "Справа - стоянка подержанных автомобилей и щит-указатель
"Муниципальный театр Санибеля".
Потом мелькнула новая мысль: "Нет, как и крестов, их не будет. Это
сильное чувство, но оно ложное".
Вот и перекресток. Справа - стоянка для подержанных автомобилей,
"Палмдейл моторс". Кэрол аж подпрыгнула, ее охватила тревога. Но она
приказала себе: не глупи. Во Флориде полным полно стоянок подержанных
автомобилей, и, если на каждом перекрестке ожидать, что увидишь, рано или
поздно закон вероятностей превратит тебя в пророка. Медиумы пользовались
этим приемом сотни лет.
"А кроме того, никаких сведений ни о театре, ни о том, какая дорога к
нему ведет".
Но без щита все-таки не обошлось. Мария, мать Иисуса, призрак ее
детских лет, сложила руки точно так же, как на медальоне, который подарила
Кэрол бабушка на десятый день рождения. Бабушка положила медальон на ладошку
и, накручивая цепочку на пальцы, сказала: "Носи его всегда, пока не
вырастешь, потому что грядут трудные времена". И она носила, куда
деваться-то. В начальной школе Нашей госпожи ангелов и в промежуточной, и в
средней Сент-Винсента де Пола. Носила медальон, пока груди не выросли вокруг
него, как обычные мышцы, а потом где-то, возможно, во время поездки с
классом на Хамптон-Бич, потеряла. Возвращаясь домой, в автобусе, она впервые
целовалась "с языком". Мальчика звали Брюс Суси, и она до сих пор помнила
вкус сахарной ваты, которую он чуть раньше съел.
Мария на медальоне и Мария на этом рекламном щите смотрели на нее
совершенно одинаково, вызывая чувство вины за непристойные мысли, даже когда
она думала всего лишь о сэндвиче с ореховым маслом. Под изображением Марии
тянулась надпись: "МАТЬ МИЛОСЕРДИЯ ПОМОГАЕТ БЕЗДОМНЫМ ФЛОРИДЫ... НЕ ПОМОЖЕТЕ
ЛИ И ВЫ?"
"Деве я молюсь и вам..."
На этот раз не один голос; много голосов, девичьи голоса, голоса поющих
призраков. Такое случается по мере того, как стареешь.
- Что с тобой? - этот голос она знала так же хорошо, как взгляд,
сопровождаемый приподнятой изогнутой бровью и опущенным уголком рта. Тон: я
только прикидываюсь, что злюсь. Сие означало, что в действительности он
злился, пусть и не сильно.
- Ничего? - она лучезарно, как могла, улыбнулась.
- По-моему, ты не в своей тарелке. Может, не стоило тебе спать в
самолете.
- Ты, наверное прав, - ответила она, и не только для того, чтобы
согласиться с мужем исключительно на словах. В конце концов, много ли женщин
получают возможность провести второй медовый месяц на острове Каптива в
честь серебряной свадьбы? Лететь туда и обратно на зафрахтованном
"лирджете"? Провести десять дней в местах, где деньги теряют ценность (по
крайней мере, до того момента, как "МастерКард" в конце месяца пришлет
баланс кредитной карточки), где, если тебе потребовался массаж,
светловолосый швед-здоровяк придет в твой шестикомнатный пляжный домик и
сделает все в лучшем виде?
В первый раз все обстояло иначе. Билл, с которым она впервые
встретилась на городском танцевальном вечере учеников средних школ, а потом
три года спустя, в колледже (еще одно обыкновенное чудо), начинал семейную
жизнь, работая дворником-уборщиком, потому что в компьютерной индустрии
вакансий не было. Шел 1973 год, компьютерам ничего не светило, и они жили в
обшарпанном доме в Ревире, не на побережье, но близко, и каждый вечер
какие-то люди поднимались по лестнице, чтобы купить наркотики у двух
напоминающих скелеты личностей, которые занимали квартиру этажом выше и
постоянно слушали "кислотную" музыку шестидесятых. Кэрол, бывало, лежала без
сна, ожидая, что в любой момент сверху послышатся крики, и думала: "Мы
никогда отсюда не выберемся, состаримся и умрем под вопли "Крим" и "Блу
Чиэр".
Билл, вымотавшийся на работе, спал на боку, музыка ему не мешала,
иногда положив руку ей на бедро, а частенько она сама клала ее туда,
особенно если жильцы сверху ругались и спорили со своими покупателями. Кроме
Билла, у нее никого не было. Родители практически отвернулись от нее, когда
она вышла за него замуж. Он был католиком, но не из тех католиков, какие
годились ей в мужья. Бабушка даже спросила, почему она хочет выйти замуж за
этого парня, если всем понятно, что он - нищий. И как она вообще могла
купиться на его глупую болтовню, почему хочет разбить сердце отцу. И что она
могла тогда ответить?
От той квартирки в Ревире до зафрахтованного самолета, летящего на
высоте сорока одной тысячи миль лежала дистанция огромного размера. Как и до
этого взятого напрокат автомобиля, "Краун Виктории", хорошие парни в
гангстерских фильмах неизменно называли его "Краун Вик", на котором они
направлялись на десятидневный отдых, стоимость которого исчислялась цифрой
с... ей не хотелось даже думать о количестве нулей.
"Флойд..? О, дерьмо".
- Кэрол? Что теперь?
- Ничего.
Впереди появилось маленькое розовое бунгало. Около крыльца росли
пальмы. Их кроны, на фоне синего небо, почему-то напомнили ей о японских
"Зеро", летящих низко над землей, на бреющем полете, стреляющих из
подвешенных под крыльями пулеметов. Такая ассоциация свидетельствовала лишь
о том, что в молодости она смотрела по телевизору не те фильмы... а когда
они будут проезжать мимо бунгало, на крыльцо выйдет темнокожая женщина. Она
будет вытирать руки розовым полотенцем и бесстрастно наблюдать, как они
проедут мимо, богачи в просторном салоне "Краун Виктории", направляющиеся на
отдых на остров Каптива, и она, конечно же, не могла знать, что однажды
Кэрол Шелтон лежа без сна в квартире, аренда которой стоила девяносто
долларов в месяц, слушая музыку и и крики, доносящиеся сверху, чувствовала
что-то живое внутри себя, и это что-то заставляло думать ее о горящей
сигарете, закатившейся за штору на вечеринке, маленькой и невидимой, но
тлеющей в опасной близости от материи.
- Сладенькая?
- Я же сказала, ничего, - они проехали дом. Женщина на крыльцо не
вышла. Зато там, в кресле-качалке сидел старик, белый - не черный, наблюдал,
как они проезжают мимо. На переносице сидели очки без оправы, на коленях
лежало розовое полотенце, в тон стенам. - Я в порядке. Просто не терпится
добраться до места и наконец-то переодеться в шорты.
Его рука коснулась ее бедра, там, где он часто прикасался к ней в
первые дни, и поползла выше. Она подумала о том, чтобы остановить его
(римские кисти и русские пальцы, как они, бывало говорили), но не стала.
- Может, мы возьмем паузу. Знаешь, после того, как платье снимется, а
шорты еще не наденутся.
- Я думаю, это прекрасная идея, - и она накрыла его руку своей, крепче
прижала к бедру. Впереди показался щит-указатель. Она знала, что. Подъехав
ближе, они прочтут на нем: "ДО ПОВОРОТА НА ПАЛМ-ХАУЗ 3 МИЛИ".
В действительности они прочитали: " ДО ПОВОРОТА НА ПАЛМ-ХАУЗ 2 МИЛИ".
За указателем высился другой щит, опять с Девой Марией, которая протягивала
руки, а над ее головой электрически лампочки высвечивали нимб. Несколько
изменилась и надпись: "МАТЬ МИЛОСЕРДИЯ ПОМОГАЕТ БОЛЬНЫМ ФЛОРИДЫ... НЕ
ПОМОЖЕТЕ ЛИ И ВЫ?"
- На следующем щите должно быть написано "Бурма шейв".
Она не поняла, что он хотел этим сказать, но в том, что это шутка,
сомнений быть не могло, поэтому она улыбнулась. Она-то знала, что на
следующем щите они увидят надпись "Мать милосердия помогает голодным
Флориды", но не могла ему этого сказать. Дорогой Билл. Дорогой, несмотря на
иногда глупые выражения лица и не очень понятные аллюзии. "Он наверняка
бросит тебя и знаешь, что я тебе скажу? Если вы разбежитесь, для тебя это
будет самой большой в жизни удачей". Слова ее отца. Дорогой Билл, который
только раз доказал, в этот самый раз, что она разбирается в людях лучше
отца. Она по-прежнему замужем за человеком, которого бабушка называла
"большой хвастун". Цену пришлось дать высокую, все так, но разве не об этом
говорит древняя аксиома? Бог говорит, бери, что хочешь... и заплати за все.
Начала зудеть голова. Она рассеянно почесала ее рукой, ожидая появления
следующего щита с Девой Марией.
Пусть это и покажется ужасным, но ситуация начала меняться к лучшему,
когда она потеряла ребенка. Случилось это аккурат перед тем, как Билла взяли
на работу в "Бич компьютерс", на шоссе 128. Именно тогда в компьютерной
индустрии задули свежие ветры перемен. Потеря ребенка, выкидыш - в это
поверили все, за исключением, возможно, Билла. Родственники точно поверили:
отец, мама, бабушка. Выкидыш, говорили они всем. Выкидыш, католики
признавали только такой вариант. "Деве я молюсь и вам..." - иногда пели они
в школе, прыгая через веревочку, смело, чувствую себя большими грешницами, с
развевающимися юбками, которые то и дело обнажали их ободранные коленки. В
школе Нашей госпожи ангелов, где сестра Аннунсиата била по пальцам указкой,
если видела, что ты глазеешь в окно, вместо того, чтобы готовить уроки, где
сестра Дормарилья говорила, что миллион лет - лишь доля секунды на часах
вечности (и ты можешь провести вечность в аду, многих выпадала такая участь,
так легко туда попасть). А жизнь в аду - сплошные мучения. Кожа твоя будет
гореть огнем, кости - поджариваться. А теперь она во Флориде, в салоне
"Краун Вик", рядом с мужем, чья рука поглаживает ее промежность. Платье
помнется, но невелика беда, если на его губах играет довольная улыбка, и
почему только не уходит это чувство?
Она подумала о почтовом ящике с фамилией Раглан на боковой поверхности
и американским флагом на крышке, и они проехали почтовый ящик, с фамилией
Рейган и наклейкой "Грейтфул Дэд" вместо флага. Она подумала о маленькой
черной собачке, деловито бегущей по противоположной обочине дороги, опустив
голову, что-то вынюхивая, и они повстречались с собачкой. Она вновь подумала
о рекламном щите, и да, они проехали мимо щита: "МАТЬ МИЛОСЕРДИЯ ПОМОГАЕТ
ГОЛОДНЫМ ФЛОРИДЫ - НЕ ПОМОЖЕТЕ ЛИ И ВЫ ?"
Билл ткнул пальцем.
- Вон там... видишь? Думаю, это Палм-Хауз. Нет, не там, где щит, с
другой стороны. И почему только власти разрешают портить панораму этими
щитами?
- Я не знаю, - голова зудела. Она почесалась и с волос посыпалась
черная перхоть. Она посмотрела на свои пальцы и в ужасе увидела, что
подушечки черные, словно кто-то только что снял их отпечатки.
- Билл? - она прошлась рукой по светлым волосам и посыпавшиеся чешуйки
увеличились в размерах. Она видела, что это не кожа, а сгоревшая бумага. С
одного клочка на нее смотрело лицо, проступившее, как на негативе.
- Билл?
- Что? Чт... - сорвавшийся голос Билла испугал ее куда больше, чем
резкое движение его рук, вертанувших руль, отчего автомобиль едва не
сбросило с асфальта. - Господи, дорогая, что у тебя в волосах?
На клочке сгоревшей бумаги она увидела лицо матери Терезы. Увидела лишь
потому, что думала о Нашей госпоже ангелов? Кэрол подняла клочок с платья,
чтобы показать Биллу, но сгоревшая бумага раскрошилась под ее пальцами. Она
повернулась к мужу и увидела, что очки уходят в щеки, растворяются в них.
Один его глаз выскочил из орбиты и лопнул, как спелая виноградина, налитая
кровью.
"И я это знала, - подумала она. - Знала даже до того, как повернулась.
Благодаря этому чувству".
На деревьях щебетали птицы. С рекламного щита Мария протягивала руки.
Кэрол попыталась вскрикнуть. Попыталась вскрикнуть.
- Кэрол?
Голос Билла, доносящийся издалека, с другого континента. Потом его
рука, не мнущая платье в промежности, а на плече.
- Ты в порядке, крошка?
Она открыла глаза яркому солнечному свету, уши - мерному гулу
двигателей "Лирджета". И чему-то еще - давлению на барабанные перепонки.
Перевела взгляд с встревоженного лица Билла на дисплей высотомера,
расположенного на стенке салона под термометром: двадцать восемь тысяч
футов.
- Снижаемся? - удивленно спросила она. - Уже?
- Быстро, не правда ли? - в голосе удовлетворенность, словно Билл сам
вел самолет, а не платил за него. - Пилот говорит, что мы приземлимся в
Форт-Майерсе через двадцать минут. Мы просто перепрыгнули через всю Америку,
детка.
- Мне приснился кошмар.
Он рассмеялся. Этот смех, самодовольный, говорящий, ну нельзя же быть
такой идиоткой, она терпеть не могла.
- Во время второго медового месяца кошмары не разрешаются. Что снилось?
- Не помню, - ответила она, и не солгала. В памяти остались только
фрагменты: Билл с уходящими в щеки, растворяющимися в них очками, одна из
трех или четырех запретных частушек, которые они иногда распевали в пятом
или шестом классе. "Деве я молюсь и..." а как же дальше, как? Не
вспоминалось. Другая частушка, о большой папиной штучке, всплыла в памяти, а
вот про Марию - нет.
"Мария помогает больным Флориды", - подумала она, понятия не имея,
откуда взялась эта мысль и что она означает, и тут же раздался мелодичный
звуковой сигнал и зажегся транспорант с надписью "ЗАСТЕГНИТЕ РЕМНИ". Самолет
шел на посадку. "Пора начинать дикий загул", - подумала она и застегнула
ремень.
- Действительно не помнишь? - Билл застегнул свой. Маленький самолет
вошел в облачный слой, где хватало возлушных ям, один из пилотов в кабине
отреагировал на изменение полетных условий, болтанка прекратилась. - Обычно,
сразу после того, как проснулся, в памяти что-то остается. Даже кошмары.
- Я помню сестру Аннунсиату, из школы "Нашей госпожи ангелов. Время
самоподготовки.
- Да, это действительно кошмар.
Десять минут спустя пилот выпустил шасси. Еще через пять минут они
приземлились.
- Они должны подогнать автомобиль прямо к самолету, - Билл уже начал
вести себя, как большая шишка. Она этого не любила, но терпела, в отличие от
самодовольного смеха и покровительственных взглядов. - Надеюсь, проволочек
не будет.
"Не будет, - подумала она и то самое чувство многократно усилилось. -
Через секунду-другую я увижу его в окно с моей стороны. Самый подходящий
автомобиль для отдыха во Флориде. Огромный белый "кадиллак" или даже
"линкольн".
И, да, увидела, доказав что? Ну, наверное, доказав, что иногда у
человека случается deja vu: по его ощущениям то, что должно случиться, уже
было. К самолету подогнали не "кадиллак" и не
"линкольн", а "Краун Викторию", автомобиль, который в гангстерских
фильмах непременно называли "Краун Вик".
- Ой, - вырвалось у Кэрол, когда он помогал ей спуститься по трапу. От
горячего солнца кружилась голова.
- Что-то не так?
- Да нет, все нормально. У меня deja vu. Полагаю, последствия этого
сна. Мы уже здесь были, все такое.
- Просто мы слишком быстро перенеслись из одного мира в другой, - Билл
поцеловал ее в щеку. - Пошли, пора начинать дикий загул.
Они направились к автомобилю. Билл показал водительское удостоверение
девушке, которая подогнала "Краун Викторию" к трапу самолета. Кэрол
заметила, что он сначала оценил длину ее юбки, а уж потом расписался на
бланке получения автомобиля. Девушка закрыла папку.
"Сейчас она ее уронит, - подумала Кэрол. Чувство было очень уж сильным.
Она словно сидела на карусели в парке развлечений, которая крутилась слишком
быстро, грозя перетащить тебя из Страны веселья в Королевство тошноты. - Она
ее уронит, а Билл, конечно, поднимет, не преминув присмотреться к ее ногам".
Но девушка из агентства "Хертц" папку не уронила. Подъехал белый
минивэн, чтобы отвезти ее к зданию аэровокзала. Девушка ослепительно
улыбнулась Биллу, Кэрол она полностью игнорировала, открыла дверцу со
стороны пассажирского сидения. Залезая в кабину неловко оступилась. Билл,
конечно же, подхватил ее под локоток, удержал от падения. Она опять
улыбнулась, он бросил прощальный взгляд на ее стройные ноги, а Мэри стояла у
растущей груды их багажа и думала: "Деве я молюсь и..."
- Мистер Шелтон? - второй пилот. В руке он держал последний чемодан, с
лэптопом Билла, и на его лице отражалась тревога. - С вами все в порядке? Вы
очень бледная.
Билл услышал и отвернулся от отъезжающего минивэна. Если бы ее самые
сильные чувства в отношении Билла были бы ее единственными чувствами в
отношении Билла, теперь, после двадцати пяти лет совместной жизни, она бы
ушла от него, узнав о романе с секретаршей, клеролской блондинке, слишком
молодой, чтобы помнить рекламный слоган "Клерола": "Если у меня есть только
одна жизнь". Но были и другие чувства. Любовь, например. Все еще любовь. Та
любовь, о существовании которой не подозревали ученицы католической школы, а
то, что растет само по себе, скажем, сорняки, очень живуче.
Опять же, не только любовь удерживала их вместе. Были еще и секреты, и
приходилось платить за то, чтобы они таковыми и оставались.
- Кэрол? - спросил он. - Крошка? Все нормально?
Она уже хотела сказать, что нет, она не в порядке, она идет ко дну, но
ей удалось улыбнуться и ответить: "Дело в жаре, дорогой. Давит на голову.
Усади меня в машину и включи кондиционер. Я сразу приду в себя".
Билл взял ее под руку ("Могу поспорить, на мои ноги ты и не взглянул, -
подумала Кэрол. - Ты знаешь, откуда они растут, не так ли?") и повел к
"Краун Вик", как старенькую хрупкую даму. К тому времени, как за ней
закрылась дверца, а в лицо повеяло прохладой, ей действительно стало лучше.
"Если это чувство вернется, я ему скажу, - подумала Кэрол. - Должна.
Слишком оно сильное. Это не нормально".
Но deja vu и есть отклонение от нормы, полагала она... что-то в нем от
грезы, что-то от волшебства и (она точно об этом читала, возможно в приемной
своего гинеколога, дожидаясь, пока тот займется обследованием ее интимного
местечка) ошибочного электрического импульса в мозгу, в результате которого
новая информация идентифицируется, как давняя. Временная дыра в трубах,
горячая вода смешивается с холодной. Она закрыла глаза, молясь о том, чтобы
это чувство ушло.
"О, Мария, зачавшая без греха, молись на нас, кто верит в тебя".
Пожалуйста, только без возвращения в приходскую школу. Они же поехали в
отпуск, а не...
"Флойд, что это там? О, дерьмо! О, дерьмо!"
Кто такой Флойд? Единственный Флойд, которого знал Билл, Флойд Дорнинг
(а может, Дарлинг), с которым он работал в снэк-баре, который убежал в
Нью-Йорк со своей подружкой. Кэрол не могла вспомнить, когда Билл говорил ей
об этом Флойде, но знала, что говорил.
"Прекрати, девочка. Здесь тебе ничего не светит. Выброси из головы эти
мысли".
И это сработало. В голове прошелестело: "...я молюсь..." - и она вновь
стала Кэрол Шелтон, которая ехала на остров Каптива, в Палм-Хауз, со своим
мужем, известным программистом, где их ждали пляж, коктейли с ромом и
музыканты, играющие "Маргаритавиль".
* * *
Они проехали супермаркет "Пабликс". Они проехали негра, который стоял
за придорожным лотком с фруктами. Негр этот напомнил ей актеров тридцатых
годов и фильмы, которые она смотрела на канале "Американское кино", старый
такой негр в комбинезоне с нагрудником и соломенной шляпе с круглой тульей.
Билл болтал о пустяках, она поддерживала разговор. Ее забавляло, что
девочка, которая с десяти до шестнадцати лет носила медальон с Девой Марией,
стала этой женщиной в платье от Донны Каран... что парочка, которая ютилась
в жалкой квартирке в Ривере, превратилась респектабельных богачей, которые
катили сейчас по шоссе, обсаженном пальмами... но она стала и они
превратились. Однажды, еще в Ривере, он пришел домой пьяным, и она ударила
его, до крови разбила губу. Однажды, жутко боясь оказаться в аду, она
лежала, с разведенными, зафиксированными ногами, накаченная обезболивающими
и думала: "Я осуждена, моя душа осуждена на вечные муки. Миллион лет, и это
только доля секунды на часах вечности".
Они остановились, чтобы заплатить за проезд по дамбе, и Кэрол подумала:
"У кассира будет родимое пятно на левой стороне лба, переходящее в бровь".
Пятна на лбу кассира, невзрачного мужчины лет под пятьдесят или чуть
старше, с коротко стриженными, обильно тронутыми сединой волосами и в очках
в роговой оправе, такие обычно говорят приезжим: "Желаю вам хорошо провести
время," - не оказалось, но чувство начало возвращаться, и Кэрол осознала:
если раньше она только думала, будто что-то знает, то теперь знает точно,
поначалу не все, но к тому времени, когда они добрались до маленького
магазинчика по правую сторону от дороги 41, практически все.
"Магазин называется "У Корсона" и перед ним мы увидим маленькую
девочку, - думала Кэрол. - На ней будет красный передник. Она только что
играла с куклой, грязной, старой, желтоволосой, но оставила ее на ступенях,
чтобы посмотреть на собаку, которая сидит в "форде-универсале".
Магазин назывался "У Карсона" - не "У Корсона", но все прочее совпало.
И когда "Краун Вик" проезжала мимо, девочка в красном переднике посмотрела
на Кэрол. У нее было строгое лицо крестьянской девочки, хотя Кэрол не могла
понять, как могла крестьянская девочка попасть в страну богачей, девочка и
ее грязная желтоволосая кукла.
"Здесь я спрашиваю Билла, далеко ли еще ехать, только я этого не
сделаю. Потому что я должна разорвать этот цикл, эту петлю. Должна".
- Далеко еще? - спросила она. "Он скажет, что здесь только одна дорога,
заблудиться мы не можем. Он скажет, обещаю, что мы доберемся до Палм-Хауз
без проблем. И, между прочим, кто такой Флойд?"
Бровь Билла изогнулась и пошла вверх. Уголок рта опустился. "Как только
заканчивается дамба и начинается остров Санибель, дорога только одна". Кэрол
слушала в полуха. Он все еще говорил о дороге, ее муж, который два года тому
назад провел уик-энд в постели с секретаршей, рискую всем, что они сделали,
что вместе пережили. В тот уик-энд у Билла было другое лицо, он был тем
Биллом, о котором предупреждала Кэрол мать, говоря, что он может разбить ей
сердце. А потом, когда Билл пытался объяснить, что ничего не мог с собой
поделать, ей хотелось закричать: "Однажды я убила ради тебя ребенка, пусть и
потенциального ребенка. И ради чего? Что я за это получила? Дожила до
пятидесяти лет, чтобы узнать, что мой муж не мог не залезть к трусики к
клеролской блондинке?"
"Скажи ему! - кричала она в душе. - Заставить свернуть на обочину и
остановиться, заставить сделать, что угодно, лишь бы вырваться из круга:
изменив одно, изменишь все! Тебе это по силам... раз ты смогла вставить ноги
в те фиксаторы, для тебя нет ничего невозможного!"
Но она ничего не могла, и события ускорили свой бег. Две обожравшиеся
вороны лениво оторвались от остатков ленча. Муж спросил, почему она так
прогнулась, не болит ли у нее спина, она ответила, да, да, болит, но теперь
ей уже полегче. С ее губ срывалось что-то о deja vu, как будто это чувство
не накрывало ее с головой, а "Краун Вик" неслась и неслась вперед. Справа
появилась стоянка подержанных автомобилей, "Палмдейл моторс". А слева?
Щит-указатель местного муниципального театра, поставившего "Непослушную
Мариэтту"?
"Нет, это Мария, не Мариэтта. Мария, мать ИИиуса, мать Бога, она
протягивала руки..."
Кэрол собирала волю в кулак, чтобы объяснить мужу, что происходит,
потому что за рулем сидел настоящий Билл, настоящий Билл мог ее услышать.
Быть услышанной, вот для чего в семье нужна любовь.
Ничего не вышло. В голове зазвучал голос бабушки: "Грядут тяжелые
времена". В голове чей-то голос спросил Флойда, что там такое, чтобы потом
протянуть: "О, дерьмо!" - и закричать: "О, дерьмо!"
Она посмотрела на спидометр и увидела, что он откалиброван не в милях,
а тысячах футов: они на высоте двадцать восемь тысяч и спускаются. Билл
говорил, что не следовало ей спать в самолете, и она соглашалась.
Приближался розовый дом, маленький, чуть ли не бунгало, рядом росли
пальмы, такие она видела в фильмах про Вторую мировую войну, кроны
напоминали летящие на тебя "лирджеты", стреляющие из всех пушек и
пулеметов...
Все сверкает. Горит огнем. Мгновенно журнал, который он держит,
превращается в факел. Святая Мария, матерь Божья, "Деве я молюсь и..."
Они миновали дом. Старик сидел на крыльце, провожал их взглядом. Стекла
его очков, без оправы, поблескивали на солнце. Рука Билла устроилась на ее
бедре. Он что-то сказал, насчет того, что им надо освежиться, в промежутке
между тем, как она снимет платье и наденет шорты, и она согласилась, хотя им
никогда не добраться до Палм-Хауз. Они буду ехать и ехать по этой дороге,
они и белая "Краун Вик", ныне и присно и во веки веков.
Благодаря следующему щиту они узнали, что до поворота к Палм-Хауз 2
мили. За ним высился другой, извещающий, что Мать милосердия помогает
больным Флориды. Помогут ли они им?
Теперь, когда поезд уже ушел, она начала понимать. Увидела свет в конце
тоннеля, как видела отблески субтропического солнца на воде по правую руку
от себя. Задалась вопросом, сколько неправильных поступков совершила,
сколько за ней числилось грехов, если вам больше нравилась такая
формулировка, Господь знал, родители и бабушка - тоже, это грех и то грех,
носи медальон между растущих полушарий, на которые засматриваются юноши. А
годы спустя она лежала в постели с мужем жаркими летними ночами, зная, что
решение надо принимать, зная, что отсчет пошел, окурок сигареты дымится, и
она помнила, что приняла решение, не сказав ему об этом вслух, потому что
кое о чем лучше промолчать.
Голова зудела. Она почесала голову. Черные крупинки посыпались вниз,
мимо ее лица. На приборном щитке "Краун Вик" стрелка спидометра замерла на
шестнадцати тысячах футов, а потом взорвалась, но Билл, похоже, этого не
заметил.
Появился почтовый ящик с наклейкой "Грейтфул Дэд" на крышке, потом
маленькая черная собачка с опущенной головой, бегущая по своим делам, и,
Господи, как же зудела голова, черные клочки плыли по воздуху, на одном
проступило лицо матери Терезы.
МАТЬ МИЛОСЕРДИЯ ПОМОГАЕТ ГОЛОДНЫМ ФЛОРИДЫ... А ВЫ ИМ НЕ ПОМОЖЕТЕ?
"Флойд, что это там? О, дерьмо".
Она успела увидеть что-то большое. И прочитать слово "ДЕЛЬТА".
- Билл? Билл?
Его ответ, ясный, но донесшийся с края Вселенной: "Господи, дорогая,
что в твоих волосах?"
Он подняла с колен сгоревшее лицо матери Терезы и протянула ему,
постаревшему двойнику мужчины, за которого она вышла замуж, трахающемуся с
секретаршами мужчине, который был ее мужем, мужчине, который, тем не менее,
спас ее от людей, уверенных, что ты будешь вечно жить в раю, если зажжешь
достаточно свечек, будешь носить синий блейзер и слушать богоугодную музыку.
Одной жаркой ночью, лежа в постели с этим мужчиной, когда наверху продавали
наркотики и в девятимиллионный раз крутили пластинку "Айрон Баттерфлай", она
спросила, что, по его мнению, будет потом. После того, как окончится твоя
роль в этом шоу. Он обнял ее и прижал к себе, издалека доносился мерный
рокот автострады, а Билл...
Очки Билла утонули в его щеках. Один глаз выскочил из глазницы. Рот
превратился в кровавую дыру. На деревьях птицы уже не щебетали - кричали, и
Кэрол начала кричать вместе с ним, держа в руке сгоревший клочок бумаги и
лицом матери Терезы. Она кричала, наблюдая, как его щеки чернеют, лоб
трескается, шея вскрывается, кричала, кричала, где-то надрывалась "Айрон
баттерфлай", а она кричала.
* * *
- Кэрол?
Голос Билла, донесшийся издалека, с другого континента. Его рука лежала
на ее бедре, но в прикосновении чувствовалась озабоченность, а не похоть.
Она открыла глаза, увидела залитый солнцем салон "Лир-35" и мгновенно
все поняла... как человек понимает страшный смысл сна, который только что
видел. Она помнила, как спросила, что, он думает, его ждет, вы понимаете,
после того, как, и он ответил, что, возможно, каждый получает, что, по
собственному разумению, заслужил. И если Джерри Ли Льюис полагал, что
отправится в ад за то, что играл буги-вуги, именно туда он и отправился.
Небеса, ад, Гранд Рэпидс, выбор принадлежал тебе... или тем людям, которые
научили тебя, как верить. Должно быть, последний величайший фокус
человеческого разума: идея обретания целую вечность в том месте, где тебе
хотелось бы ее провести.
- Кэрол? Ты в порядке, крошка? - в одной руке он держал журнал, который
читал, "Ньюсуик" с фотоснимком матери Терезы на обложке. СВЯТАЯ НАШИХ ДНЕЙ?
- белела надпись на темном фоне.
Оглядывая салон, она думала: "Это случится на высоте шестнадцати тысяч
футов. Я должна сказать им, предупредить их".
Но deja vu уходило, как уходят все чувства. Они уходят, как грезы или
как сахарная вата, превращающаяся в сладкий туман чуть повыше языка.
- Спускаемся? Уже? - она полностью проснулась, голос оставался осипшим.
- Быстро, да? - голос довольный, словно он сам вел самолет а не платил
за него. - Флойд говорит, что мы приземлимся через...
- Кто? - спросила она. В салоне были тепло, но пальцы похолодели. -
Кто?
- Флойд. Ты знаешь, первый пилот, - он махнул рукой в сторону кабины.
Они входили в облачный слой. Самолет начало трясти. - Он говорит, что мы
приземлимся в Форт-Майерсе через двадцать минут. Мы просто перепрыгнули
через всю Америку, детка. Прежде чем ты успела моргнуть глазом.
Кэрол открыла рот, чтобы сказать, что у нее это чувство, то самое,
которое словами можно выразить только по-французски, что- то там vu или
vous, но чувство это таяло и она сказала: "Мне приснился кошмар".
Раздался мелодичный звонок: Флойд, первый пилот, включил транспарант с
надписью "ЗАСТЕГНИТЕ РЕМНИ". Кэрол повернула голову к иллюминатору. Где-то
внизу, ожидая их, через двадцать минут и вечно, стоял белый автомобиль,
заказанный Биллом в агентстве "Хертц", гангстерский автомобиль, который в
гангстерских фильмах называли не иначе, как "Краун Вик". Она посмотрела на
обложку журнала, на лицо матери Терезы, и тут же вспомнила веревочку, через
которую они прыгали в школе Нашей госпожи ангелов, под запрещенные частушки,
одну из которых вдруг всплыла в памяти: "Деве я молюсь и вам, святые
преподобные, задницу мою спасите от геенны огненной".
"Грядут тяжелые времена", - говорила бабушка. Она вложила медальон в
ладошку Кэрол, обвязала цепочкой пальцы. "Грядут тяжелые времена".
_________________
Я думаю, это рассказ об аде. Вариант временной петли, когда вы раз за
разом проделываете одно и то же. Экзистенциализм, крошка, какова идея.
Прямо-таки Альберт Камю. Есть также гипотеза, что ад - это другие люди. Мое
мнение - им может быть вечное повторение одного и того же.
Перевел с английского Виктор Вебер
Переводчик Вебер Виктор Анатольевич
E-mail: v_weber@go.ru
THAT FEELING, YOU CAN ONLY SAY WHAT IS IT IN FRENCH
Last-modified: Sat, 07 Sep 2002 08:49:46 GMT