Стивен Кинг. Откровения Беки Полсон
-----------------------------------------------------------------------
Stephen King. The Revelations of Becka Paulson (1986). Пер. - И.Гурова.
OCR & spellcheck by HarryFan, 28 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
Случившееся было в общем-то просто - во всяком случае в начале. А
случилось то, что Ребекка Полсон прострелила себе лоб из пистолета 22-го
калибра, принадлежавшего Джо, ее мужу. Произошло это во время ее ежегодной
весенней генеральной уборки, которая в этом году (как и почти в каждом
году) пришлась на середину июня. В таких делах Бека обычно мешкала.
Она стояла на невысокой стремянке и рылась в хламе на верхней полке
стенного шкафа в нижнем коридоре, а полсоновский кот, массивный полосатый
Оззи Нельсон, сидел в дверях гостиной и наблюдал за ней. Из-за спины Оззи
доносились встревоженные голоса полсоновского большого старого "Зенита",
который позже стал чем-то далеко превосходящим обычный телевизор.
Бека стаскивала с полки то одно, то другое - не обнаружится ли
что-нибудь, еще годное к употреблению, хотя, правду сказать, не надеялась
на это. Четыре-пять вязаных зимних шапочек, все побитые молью и частично
распустившиеся. Она бросила их через плечо на пол коридора. Затем том
"Ридерс дайджест" от лета 1954 года, предлагающий выжимки из "Безмолвно
струись, струись глубоко" и "А вот и Джоггл". От сырости он разбух до
размеров манхэттенской телефонной книги. Его тоже - через плечо. А! Зонтик
вроде бы исправный... и картонная коробка с чем-то.
Коробка из-под туфель. То, что внутри, оказалось тяжелым. Когда она
наклонила коробку, оно сдвинулось. Она сняла крышку и бросила ее через
плечо (чуть было не угодив в Оззи, решившего подойти поближе). Внутри
коробки лежал пистолет с длинным стволом и рукояткой под дерево.
- Ой! - сказала она. - Эта пакость!
Она вынула пистолет из коробки, не заметив, что курок взведен, и
повернула его, чтобы заглянуть в маленький змеиный глаз дула, полагая, что
увидит пулю, если она там.
Она помнила этот пистолет. До последних пяти лет Джо был членом
дерриковского "Ордена Лосей". Лет десять назад (а может быть, пятнадцать)
Джо под винными парами купил пятнадцать лотерейных билетов Ордена. Бека
так разъярилась, что две недели не разрешала ему совать в себя его мужской
причиндал. Этот пистолет 22-го калибра для учебной стрельбы был третьим
призом лотереи.
Джо некоторое время из него постреливал, вспомнила Бека. Пулял по
бутылкам и консервным банкам на заднем дворе, пока она не пожаловалась на
грохот. Тогда он начал уходить с пистолетом в песчаный карьер, в который
упиралась их дорога. Она чувствовала, что он уже тогда утратил интерес к
этому занятию - но еще некоторое время продолжал стрелять, чтобы она не
воображала, будто взяла над ним верх. А потом пистолет исчез. Она думала,
Джо его променял на что-нибудь - на зимние покрышки или аккумулятор, - а
он тут.
Бека поднесла дуло к самому глазу, заглядывая внутрь, стараясь углядеть
пулю. Но видела только темноту. Ну, значит, не заряжен.
"Все равно заставлю его от него избавиться, - думала она, спускаясь со
стремянки спиной вперед. - Сегодня вечером; Когда он вернется с почты.
"Джо, - скажу я, - пистолет в доме ни к чему, даже если поблизости нет
детей и он не заряжен. Ты же из него даже по бутылкам не стреляешь", - вот
что я скажу".
Думать так было очень приятно, но подсознание знало, что она, конечно,
ничего подобного не скажет. В доме Полсонов дороги выбирал и лошадьми
правил почти всегда Джо. Наверное, лучше всего было бы самой от него
избавиться - закинуть в пластиковый мешок под остальной хлам с этой полки.
И пистолет вместе со всем остальным отправится на свалку, когда Винни
Марголис в следующий раз остановится забрать их мусор. Джон не хватится
того, о чем давно забыл - крышку коробки покрывал ровный густой слой пыли.
То есть не хватится, если у нее достанет ума не напоминать ему о нем.
Бека спустилась с последней ступеньки стремянки. И тут левой ногой
наступила на "Ридерс дайджест". Верхняя крышка поехала назад, потому что
сгнивший переплет тут же лопнул. Бека зашаталась, сжимая пистолет в одной
руке, а другой отчаянно размахивая, чтобы сохранить равновесие. Ее правая
ступня опустилась на кучку вязаных шапочек, которые тоже поехали под ней.
Падая, Бека поняла, что выглядит как женщина, которая затеяла
самоубийство, а не уборку.
"Ну, он не заряжен", - успела подумать она, но пистолет-то был заряжен,
а курок взведен. Взведен на протяжении многих лет, будто поджидал ее. Она
тяжело плюхнулась на пол, и боек пистолета ударил по пистону. Раздался
глухой невпечатляющий хлопок, не громче, чем детская шутиха в жестяной
банке, и пуля "винчестер" двадцать второго калибра вошла в мозг Беки
Полсон чуть выше левого глаза. Она просверлила черную дырочку, чуть
голубоватую по краям, цвета едва распустившихся касатиков.
Ее затылок стукнулся о стену, и в левую бровь из дырочки сползла
струйка крови. Пистолет, из дула которого курился светлый дымок, упал к
ней на колени. Ее руки секунд пять легонько барабанили по полу, левая нога
согнулась, потом рывком распрямилась. Кожаная тапочка слетела со ступни и
ударилась о противоположную стену. Глаза Беки оставались открытыми еще
полчаса, их зрачки то расширялись, то сужались.
Оззи Нельсон подошел к двери гостиной, мяукнул по адресу Беки и начал
умываться.
Джо заметил пластырь над ее глазом, когда она вечером накрывала ужин.
Он пришел домой полтора часа назад, но последнее время словно бы ничего в
доме не замечал, поглощенный чем-то своим, бесконечно от нее далеким. Это
не тревожило ее так, как когда-то - во всяком случае, он не допекал ее
требованиями допустить его мужской причиндал в ее дамскость.
- Что это у тебя с головой? - спросил он, когда она поставила на стол
миску фасоли и блюдо с багровыми сосисками.
Она рассеянно потрогала пластырь. Да, действительно, что у нее с
головой? Она толком не помнила. В середине дня был какой-то черный провал,
будто чернильное пятно. Она помнила, как кормила Джо завтраком и стояла на
крыльце, когда он уехал на почту на своем "пикапе" - все это было
кристально ясным. Она помнила, как загрузила новую стиральную машину
бельем, пока по телевизору гремело "Колесо Фортуны". Это тоже было ясным.
Затем начиналось чернильное пятно. Она помнила, как положила цветную
стирку и включила холодный цикл. У нее сохранились очень смутные, очень
сбивчивые воспоминания, как она поставила в духовку два замороженных обеда
"Голодный муж" (Бека Полсон любила поесть), но после - ничего. До той
минуты, когда она очнулась на кушетке в гостиной. Оказалось, что она
сменила брюки и цветастую блузу на платье и надела туфли на высоких
каблуках. И заплела волосы в косы. Что-то давило ее колени и плечи, а лбу
было щекотно. Оззи Нельсон! Оззи задними ногами стоял у нее на коленях, а
передние лапы положил ей на плечи. Он деловито вылизывал кровь с ее лба и
из брови. Она сбросила Оззи на пол и посмотрела на часы. Джо вернется
домой через час, а она даже еще не занялась ужином. Она потрогала голову,
которая вроде бы побаливала.
- Бека?
- Что? - Она села на свое место и принялась накладывать себе фасоль.
- Я спросил, что у тебя с головой?
- Посадила шишку, - сказала она... хотя, когда она спустилась в ванную
и погляделась в зеркало, выглядело это не шишкой, выглядело это дыркой. -
Просто шишку посадила.
- А! - сказал он, утрачивая интерес, развернул свежий номер "Спорте
иллюстрейтид", который пришел утром, и тут же погрузился в сон наяву. В
этом сне он медленно скользил ладонями по телу Нэнси Фосс. Этому занятию,
как и тем, что вытекали из него, он усердно предавался последние полтора
месяца или около того. Бог да благословит почтовые власти Соединенных
Штатов за то, что Нэнси Фосс перевели из Фолмута в Хейвен - вот и все, что
он мог бы сказать. Потеря для Фолмута - удача для Джо Полсона. Выпадали
целые дни, когда он почти не сомневался, что умер и попал на Небеса, а
таким резвым причиндал в последний раз был в дни, когда он в девятнадцать
лет путешествовал по Западной Германии с армией США. Потребовалось бы куда
больше, чем пластырь на лбу жены, чтобы по-настоящему привлечь его
внимание.
Бека положила себе три сосиски, поразмыслила и добавила четвертую.
Облила сосиски и фасоль кетчупом, а потом все хорошенько перемешала.
Результат несколько напоминал последствия столкновения двух мотоциклов на
большой скорости. Она налила себе виноградного сока "Кул-Эйд" из кувшина
на столе (Джо пил пиво) и тогда кончиками пальцев потрогала пластырь - она
то и дело к нему прикасалась, едва его наклеила. Всего лишь прохладная
лента. Это-то нормально... но под ней ощущалась круглая впадина. Дырка.
Вот это нормальным не было.
- Прост" шишку набила, - пробормотала она опять, будто заклинание. Джо
не поднял головы, и Бека принялась за еду.
"Ну, аппетита это мне не испортило, что бы там ни было, - думала она. -
Да и что его портит? Еще не было такого случая. Когда по радио объявят,
что все эти ракеты запущены и близок конец света, я, наверное, буду есть и
есть, пока одна не вдарит по Хейвену".
Она отрезала себе ломоть от каравая домашней выпечки и начала подбирать
фасолевую жижицу.
При виде этой... этой метки у себя на лбу она тогда испугалась, очень
испугалась. Нечего себя обманывать, будто это просто метка, вроде синяка.
А если кому-то хочется узнать, подумала Бека, так она им объяснит, что
увидеть лишнюю дырку у себя в голове - не самое бодрящее зрелище.
Как-никак в голове помещается мозг. Ну а что она сделала тогда...
Она попыталась отогнать эту мысль, но было слишком поздно. "Слишком
поздно, Бека", - бубнил голос у нее в голове - совсем такой, какой был у
ее покойного отца.
Она тогда уставилась на дырку и смотрела на нее, а потом открыла ящик
слева от раковины, порылась в своей убогой косметике руками, которые
словно были не ее. Вытащила карандашик для бровей и снова посмотрела в
зеркало.
Она подняла руку с карандашиком, повернув его тупым концом к себе, и
начала медленно засовывать в дырку на лбу. "Нет! - стонала она про себя. -
Прекрати, Бека, ты же не хочешь..."
Но, видимо, что-то в ней хотело, потому что она продолжала. Никакой
боли она не чувствовала, а карандашик идеально подходил по ширине. Она
протолкнула его на дюйм, затем на два, затем на три. Она смотрела на себя
в зеркале, на женщину в цветастом платье, у которой изо лба торчал
карандаш. Она протолкнула его на четвертый дюйм.
"Карандаша почти не осталось, Бека, будь осторожна, ты же не хочешь,
чтобы он провалился туда и стучал, когда ты будешь ворочаться ночью. Будил
Джо..."
Она истерически захихикала.
Пять дюймов - и тупой кончик карандаша наконец наткнулся на что-то. Оно
было твердое, но легонький нажим создал ощущение губчатости. В тот же миг
весь мир обрел пронзительную яркость, позеленел, и кружева воспоминаний
заплясали в ее сознании - в четыре года она катается на санках в
комбинезончике старшего брата, моет классную доску после уроков, "импала"
пятьдесят девятого года ее дяди Бена, запах свежескошенного сена...
Она выдернула карандашик из головы, судорожно опоминаясь, в ужасе
ожидая, что из дырки хлынет кровь. Но крови не было, и не было следов
крови на блестящей поверхности карандашика для бровей. Ни крови, ни...
ни...
Об этом она думать не будет! Она бросила карандашик назад в ящик и
одним толчком задвинула ящик. Ее первое желание заклеить дырку вернулось с
утроенной силой.
Она открыла зеркальную дверцу аптечки и ухватила жестяную коробочку с
пластырями. Коробочка выскользнула из ее дрожащих пальцев и со стуком
скатилась в раковину. Бека вскрикнула и тут же приказала себе заткнуть
дырку, заткнуть, и все. Заклеить, заставить исчезнуть. Вот что надо было
сделать, вот что требовалось. Карандашик для бровей? Ну и что? Забыть - и
конец. У нее нет никаких симптомов повреждения мозга, таких, какие она
наблюдала в дневных программах и в "Докторе Маркусе Уэбли" - вот что
главное. Она совершенно здорова. Ну а карандашик... забыть, и все тут!
И она забыла - во всяком случае, до этой минуты. Она посмотрела на
недоеденный обед и с каким-то оглушенным юмором поняла, что ошиблась
относительно своего аппетита - кусок в горло не лез.
Она отнесла свою тарелку к мешку для мусора и соскребла в него объедки,
а Оззи беспокойно кружил у ее ног. Джо не оторвался от журнала. В его
воображении Нэнси Фосс снова спрашивала его, действительно ли язык у него
такой длинный, как кажется.
Она пробудилась глубокой ночью от какого-то спутанного сна, в котором
все часы в доме разговаривали голосом ее отца. Джо рядом с ней
распростерся на спине в своих боксерских трусах и храпел.
Ее рука потянулась к пластырю. Дырка не болела, не ныла, но чесалась.
Она потерла пластырь, но осторожно, опасаясь новой зеленой вспышки. Однако
все обошлось.
Перекатившись на бок, она подумала: "Ты должна сходить к доктору, Бека.
Надо, чтобы ею занялись. Не знаю, что ты сделала, но..."
"Нет, - ответила она себе. - Никаких докторов". Она перекатилась на
другой бок, думая, что будет часами лежать без сна, задавая себе пугающие
вопросы. А вместо того уснула через минуту-другую.
Утром дырка под пластырем почти не чесалась, и было очень просто не
думать о ней. Она приготовила Джо завтрак и проводила его на работу.
Кончила мыть посуду и вынесла мусор. Они держали его возле дома в
сараюшке, который построил Джо - строеньице немногим больше собачьей
конуры. Дверцу приходилось надежно запирать, не то из леса являлись еноты
и устраивали кавардак.
Она вошла внутрь, морща нос от вони, и поставила зеленый мешок рядом с
остальными. В пятницу или субботу заедет Винни, а тогда она хорошенько
проветрит сараюшку. Пятясь из дверцы, она увидела мешок, завязанный не
так, как остальные. Из него торчала загнутая ручка, вроде ручки зонтика.
Из любопытства она потянула за нее и действительно вытащила зонтик.
Вместе с зонтиком на свет появилось несколько зацепившихся за него побитых
молью распускающихся шапочек.
Смутное предупреждение застучало у нее в голове. На мгновение она
словно посмотрела сквозь чернильное пятно на то, что скрывалось за ним, на
то, что произошло с ней
(дно это на дне что-то тяжелое что-то в коробке что-то чего Джо не
помнит не)
вчера. Но разве она не хочет узнать?
Нет.
Не хочет.
Она хочет забыть.
Она попятилась вон из сараюшки и задвинула засовы руками, которые
тряслись только чуть-чуть.
Неделю спустя (она все еще меняла пластырь каждое утро, но ранка
затягивалась - она видела заполняющую ее новую розоватую ткань перед
зеркалом в ванной, когда светила в дырку фонариком Джо) Бека узнала то,
что половина Хейвена либо знала, либо вычислила - что Джо ее обманывает.
Ей сказал Иисус. В последние три дня или около того. Иисус рассказывал ей
самые поразительные, ужасные, сокрушающие вещи. Ей от них становилось
нехорошо, они лишали ее сна, они лишали ее рассудка... но разве не были
они удивительными? Разве не были правосудными? И разве она перестанет
слушать, просто перевернет Иисуса на Его лик, может быть, завизжит на
Него, чтобы Он заткнулся? Нет и нет. Во-первых. Он же Спаситель.
Во-вторых, вещи, которые ей рассказывал Иисус, вызывали в ней жуткую
насильственную потребность узнавать о них.
Бека никак не связывала начало этих божественных откровений с дыркой у
нее во лбу. Иисус стоял на полсоновском телевизоре "Зенит", и стоял Он там
лет двадцать. А до того, как упокоиться на "Зените", он венчал поочередно
два радиоприемника "Ар-си-эй" (Джо Полсон всегда покупал все исключительно
американское). Это была чудесная картинка, создававшая трехмерное
изображение Иисуса, которую сестра Ребекки прислала ей из Портсмута, где
жила. Иисус был облачен в простое белое одеяние, а в руке Он держал
пастушеский посох. Поскольку картинка была сотворена (Бека считала
"изготовлена" слишком низменным словом для подобия, которое казалось
настолько реальным, что в него почти можно было засунуть руку) до
появления Битлов и тех перемен, которые они обрушили на мужские прически,
Его волосы были не очень длинными и безупречно аккуратными. Христос на
телевизоре Беки Полсон зачесывал свои волосы слегка на манер Элвиса
Пресли, после того как Пресли расстался с армией. Глаза у него были карие,
кроткие и добрые. Позади него в безупречной перспективе уходили вдаль
овечки, белоснежные, как белье в телевизионной рекламе мыла. Бека и ее
сестра Коринна и ее брат Роланд выросли на овечьей ферме под Глостером, и
Бека по личному опыту знала, что овцы ни-ког-да не бывают такими белыми и
пушисто-кудрявыми, будто облачка хорошей погоды, опустившиеся на землю.
Но, рассуждала она, если Иисус мог претворять воду в вино и воскрешать
мертвых, так и подавно был способен, пожелай он того, удалить дерьмо,
налипшее на задницы агнцев.
Пару раз Джо пытался убрать изображение с телевизора, и вот теперь ей
стало ясно почему. Да уж, будьте уверочки. У Джо, конечно, имелись
высосанные из пальца оправдания. "Как-то неловко держать Иисуса на
телевизоре, когда мы смотрим "Втроем веселее" или "Ангелы Чарли", -
говорил он. - Почему бы тебе не поставить его на комод в спальне, Бека?
Или... знаешь что? Почему бы не убрать его на комод до воскресенья, а
тогда можешь принести его вниз и поставить на телик, пока будешь смотреть
Джимми Суоггарта, и Рекса Хамбарда, и Джерри Фолуэлла? [Джерри Фолуэлл -
евангелист-проповедник, выступавший по телевидению] Голову прозакладываю,
Иисусу Джерри Фолуэлл нравится куда больше, чем "Ангелы Чарли".
Она отказалась.
- Когда приходит мой черед на четверговый покер, ребятам это не по
вкусу, - сказал он в другой раз. - Никому не хочется, чтобы Иисус Христос
смотрел на него, когда он надеется прикупить карту к флэшу или пополнить
стрейт.
- Может, им не по себе, потому что они знают, что азартные игры - дело
рук Дьявола, - отрезала Бека.
Джо, хорошо игравший в покер, оскорбился.
- Значит, фен для сушки волос - это тоже дело рук Дьявола, как и кольцо
с гранатом, которое тебе так нравится, - сказал он. - На какие шиши они
куплены? Может, вернешь их, а деньги пожертвуешь Армии Спасения? Погоди,
по-моему, чеки у меня в ящике.
После этого она согласилась, чтобы Джо поворачивал Иисуса лицом к стене
на вечер одного четверга в месяц, когда его грязные на язык, дующие пиво
дружки приходили к ним играть в покер... но и только.
И вот теперь ей стала ясна истинная причина, почему он хотел избавиться
от этого изображения. Конечно, он с самого начала понимал, что изображение
это магическое. Ну... пожалуй, более подходящее слово - "священное", а
магия - это для язычников: охотников за головами и католиков и всех вроде
них. Ну, да ведь в конечном счете между ними никакой разницы нет, верно?
Все это время Джо наверняка чувствовал, что изображение это особое, что
через него будет изобличен его грех.
Ну конечно, она должна была догадываться, что кроется за этой его
озабоченностью в последнее время, должна была понимать, что есть причина,
почему он по ночам больше к ней не лезет. Но, правду сказать, это было
облегчением - секс ведь оказался именно таким, как ее предупреждала мать -
омерзительным и грубым, иногда болезненным и всегда унизительным. И еще:
она ведь иногда ощущала запах духов на его воротничке? Если так, то и
этого она не желала замечать, и не замечала бы и дальше, если бы седьмого
июля изображение Иисуса на "Зените" не заговорило. Теперь она поняла, что,
кроме того, не замечала третьего обстоятельства: примерно тогда же, когда
прекратилось лапанье и воротнички запахли духами, старик Чарли Истбрук
ушел на пенсию, и на его место с фолмутской почты перевели женщину по
имени Нэнси Фосс. Она догадывалась, что эта Фосс (кого Бека теперь
мысленно называла просто "Эта Шлюха") была лет на пять старше ее и Джо, то
есть было ей под пятьдесят, но в свои пятьдесят она была худощава,
ухоженна и привлекательна. Сама Бека за время брака немного прибавила в
весе - со ста двадцати шести фунтов до ста девяноста трех, в основном
после того, как Байрон, их единственный птенчик и сын, улетел из гнезда.
Продолжать и дальше не замечать она не могла. Если Эта Шлюха на самом
деле получает удовольствие от животного сексуального соития с его
хрюканьем, дерганьем и заключительным выбросом липкой дряни, которая
слегка попахивала рыбьим жиром, а с виду походила на дешевое средство для
мытья посуды, значит, Эта Шлюха сама мало чем отличается от животного, и
это, бесспорно, освобождало Беку от неприятной обязанности, пусть
исполнять ее приходилось все реже. Но когда изображение Иисуса заговорило
и совершенно точно сообщило ей, что происходит, не замечать она уже больше
не могла. Она понимала, что надо будет что-то сделать.
Изображение в первый раз заговорило сразу после трех часов в четверг.
Через восемь дней после того, как она выстрелила себе в голову, и примерно
через четыре дня после того, как ее решимость забыть, что это дырка, а не
просто метка, наконец начала оказывать действие. Бека шла в гостиную из
кухни с небольшим угощением для себя (половина кофейного рулета и пивная
кружка с "Кул-Эйд"), чтобы смотреть "Клинику". Она уже больше не верила,
что Люку удастся найти Лору, но у нее не хватало духу полностью отказаться
от надежды.
Она нагнулась, чтобы включить "Зенит", и тут Иисус сказал: "Бека, Джо
ложится на Эту Шлюху во время каждого обеденного перерыва на почте, а
иногда вечером после закрытия. Однажды он до того взъярился, что вставил
ей, когда якобы помогал сортировать почту. И знаешь что? Она даже не
сказала: "Подожди хотя бы, пока я не разложу срочные отправления".
Бека взвизгнула и пролила "Кул-Эйд" на телик. Просто чудо, подумала
она, когда обрела способность думать, что кинескоп не взорвался. Кофейный
рулет полетел на ковер.
- И это не все, - сказал ей Иисус. Он прошел через половину картинки -
Его одеяние колыхалось у Его лодыжек - и сел на камень, торчавший из
земли. Он зажал свой посох между коленями и мрачно посмотрел на нее. - В
Хейвене творится много чего. Ты и половине не поверишь!
Бека снова взвизгнула и упала на колени. Одно колено точно впечаталось
в рулет, и малиновая начинка брызнула в морду Оззи Нельсона, который
пробрался в гостиную посмотреть, что там творится.
- Господь мой! Господь мой! - вопияла Бека. Оззи с шипением удрал на
кухню, где забрался под плиту, а с его усов медленно капало липкое
варенье. Он оставался там до конца дня.
- Ну, все Полсоны никуда не годились, - сказал Иисус. К Нему
приблизилась овечка, и он хлопнул ее Своим посохом с рассеянным
раздражением, которое даже в этом ее ошеломленном состоянии напомнило Беке
давно покойного отца. Овечка отбежала, чуть-чуть колыхаясь из-за эффекта
трехмерности. Она исчезла из картинки - словно бы изогнувшись, когда
скрывалась за краем... ну, да это просто обман зрения, твердо решила Бека.
- Ну совсем никуда не годились, - продолжал Иисус. - Дед Джо был блудником
чистейшей воды, как ты прекрасно знаешь, Бека. Всю жизнь им его довесок
заправлял. А когда он заявился сюда, знаешь, что мы сказали? "Мест нет", -
вот, что мы сказали. Иисус наклонился вперед, все еще сжимая Свой посох.
"Оправляйся к мистеру Раздвоенное Копыто там внизу, - сказали мы. -
Квартиру себе ты найдешь, не сомневайся. Вот только твой новый домохозяин,
наверное, сильно тебя поприжмет", - сказали мы.
Тут, против всякого вероятия, Иисус подмигнул ей... и вот тогда Бека с
воплем вылетела из дома.
Задыхаясь, она остановилась на заднем дворе. Волосы, такого
светло-мышиного цвета, который и заметить-то трудно, упали ей на лицо.
Сердце у нее в груди колотилось с такой силой, что она перепугалась. Слава
Богу, что хоть никто не слышал, как она кричала, и не видел ее. Они с Джо
жили в дальнем конце Нистароуд, и близкими их соседями были Бродски,
полячишки в замызганном трейлере. И до них - добрых полмили. Услышь ее
кто-нибудь, так подумал бы, что в доме Джо и Беки Полсонов появилась
какая-то свихнутая.
"Так ведь у Полсонов в доме завелась свихнутая. Верно? - подумала она.
- Если ты и вправду веришь, что Иисус на картинке начал с тобой
разговаривать, значит, ты свихнулась. Папочка избил бы тебя до третьего
посинения, чтобы думать такого не смела: до первого посинения за вранье,
до второго посинения - за то, что поверила своему же вранью, а до третьего
- чтоб не орала. Бека, ты таки свихнулась. Изображения не разговаривают".
- Да... и это тоже ничего не говорило, - внезапно раздался другой
голос. - Этот голос исходил из твоей собственной головы. Не знаю, как это
может быть... откуда ты могла узнать такое... Но было именно так. Может,
дело тут в том, что случилось с тобой на прошлой неделе, а может, и нет,
но ты сама говорила за Иисуса на картинке. А картинка на самом деле ничего
не говорила - ну, как резиновая мышка Топо Джиджо в шоу Эда Салливана.
Но почему-то мысль, что причиной может быть
(дырка)
то, другое, оказалась страшнее мысли, будто говорило изображение,
потому что такое иногда показывали в "Маркусе Уэбли", вроде истории про
того типа, у которого в мозгу была опухоль, а он из-за нее надевал
нейлоновые чулки своей жены и ее туфли. Нет, ничего подобного она в свои
мысли не допустит.
Это же могло быть чудо. Как-никак, а чудеса происходят что ни день.
Взять хотя бы Туринскую Плащаницу и исцеления в Лурде. И того
мексиканского парня, который нашел Лик Девы Марии, запечатленный на
поверхности горячей кукурузной лепешки, или на блинчике с мясом, или на
чем-то там еще. А те дети, про которых прокричала одна желтая газетка?
Дети, которые плакали каменными слезами. Это все bona fide [достоверно
(лат.)] чудеса (детей, плачущих каменными слезами, бесспорно, проглотить
было трудновато), возвышающие душу не хуже проповедей Джимми Суогарта. А
вот голоса слышат только свихнутые.
"Но случилось-то как раз это. И ты уже давно слышишь голоса, верно? Ты
слышала ЕГО голос. Голос Джо. Вот откуда он берется - не от Иисуса, а от
Джо, из головы Джо".
- Нет, - всхлипнула Бека, - нет. Никаких голосов у себя в голове я не
слышу.
Она стояла у бельевой веревки на жарком заднем дворе и тупо смотрела на
лесок по ту сторону Нистароуд, голубовато-серый в солнечном мареве. Она
заломила руки перед собой и расплакалась.
- Никаких голосов я у себя в голове не слышу!
"Свихнутая, - ответил неумолимый голос ее отца. - Свихнулась от жары.
Иди-ка, иди-ка сюда, Бека Бушард, я изобью тебя до третьего посинения за
такую свихнутую чушь".
- Никаких голосов у себя в голове я не слышу, - простонала Бека. -
Изображение, правда, говорило, хоть под присягой покажу. Я же не
чревовещатель.
Бека верила в изображение. Дырка означала опухоль в мозгу. Картинка
означала чудо. А чудеса - от Бога. Чудеса происходят не внутри, а снаружи.
От чуда можно свихнуться - и Господь свидетель, она чувствует, что вот-вот
свихнется, - но это же не значит, что ты уже свихнулась или что у тебя
мозга за мозгу зашла. А вот верить, будто ты слышишь чужие мысли... этому
только свихнутые верят!
Бека посмотрела себе на ноги и увидела, что из ее левого колена течет
густая кровь. Она снова завопила, кинулась назад в дом вызвать врача,
неотложку, ну хоть кого-то. В гостиной она кое-как набирала номер,
прижимая трубку к уху, и тут Иисус сказал:
- Это малиновая начинка из твоего кекса, Бека. Почему бы тебе не
расслабиться, прежде чем ты доведешь себя до сердечного приступа?
Она посмотрела на телевизор, телефонная трубка со стуком упала на стол.
Иисус все еще сидел на камне. Но вроде бы скрестил Свои ноги. Нет, Он на
удивление похож на ее отца... только Он не выглядит угрожающе, будто готов
в любую минуту ударить побольнее. Он глядел на нее с каким-то раздраженным
терпением.
- Сама проверь, - сказал Иисус.
Она осторожно прикоснулась к колену, готовая сморщиться от боли. И
никакой боли не почувствовала. Затем заметила зернышки в красном мазке и
немного успокоилась. Она слизнула с пальцев малиновую начинку.
- Кроме того, - сказал Иисус, - выброси из головы, будто слышишь голоса
и свихиваешься. Слышишь ты только Меня, и Я могу говорить, с кем хочу и
как хочу.
- Потому что ты - Спаситель, - прошептала Бека.
- Верно, - сказал Иисус и посмотрел вниз, ниже него пара салатниц лихо
отплясывала в предвкушении, как в них положат приправу "Ранчо Укромной
Долины". - И будь добра, выключи это дерьмо, если ничего против не имеешь.
Нам не требуется, чтобы эта штука работала. И к тому же от нее у Меня
чешутся подошвы.
Бека подошла к телевизору и выключила его.
- Господь мой! - прошептала она.
Теперь было воскресенье, 10 июля. Джо крепко спал в гамаке на заднем
дворе, а Оззи развалился поперек его внушительного живота, будто
черно-белый меховой коврик. Спит в гамаке. И, конечно, видит во сне Шлюху,
видит, как бросает ее на кучу торговых каталогов и невостребованных
почтовых отправлений, а потом - как бы выразились Джо и эти свиньи, его
карточные партнеры? - "хорошенько ее обувает".
Занавеску она придерживала левой рукой, потому что в правой сжимала
горсть квадратных девятивольтовых батареек. Она купила их накануне в
городском скобяном магазине. Тут она отпустила занавесу и отнесла их на
кухню, где на холодильнике мастерила кое-что. Иисус объяснил ей, как это
собрать. Она сказала Иисусу, что не умеет ничего собирать. Иисус сказал
ей, чтобы она не валяла чертову дурочку. Если она может готовить по
кулинарным рецептам, то без малейших затруднений соберет это маленькое
приспособленьице. Она с восторгом убедилась, что Иисус был совершенно
прав. И это оказалось не только легко, но и очень интересно. Во всяком
случае, куда интереснее, чем стряпать, что ей не очень-то удавалось. Ее
пироги почти всегда оседали, а ее хлеб почти никогда не поднимался. Она
начала собирать это приспособление накануне, используя тостер, моторчик от
старого миксера и смешную стенку со всякой электроникой, которую отвинтила
от старого радиоприемника в сараюшке. Она подумала, что успеет все
закончить задолго до того, как Джо проснется и войдет в гостиную в два
часа посмотреть бейсбольный матч по телику.
Даже странно, сколько разных идей у нее появилось в последние дни.
Некоторые подсказал ей Иисус, а другие вдруг сами ее осеняли.
Швейная машинка, например. Ей всегда хотелось иметь приспособление,
позволяющее шить зигзагом. Но Джо сказал, что ей придется подождать, пока
он не сможет купить ей новую машинку (то есть, если она знала Джо, то,
конечно, купит, двенадцатого числа никакого месяца). И вот ровно четыре
дня назад она поняла, что нужно просто снять лапку для пришивания пуговиц
и вставить на ее место вторую иглу под углом сорок пять градусов к первой,
и она сможет шить зигзагом, сколько ей захочется. Требовалась только
отвертка, а даже такая неумеха, как она, с отверткой сладит - и все
получилось на славу. Она увидела, что игловодитель довольно скоро
покривится из-за добавочного веса, но ведь, когда это случится, она найдет
способ все поправить.
И еще "Электролюкс". Это ей подсказал Иисус. Может быть подготавливал
ее для Джо. И Иисус же объяснил ей, как использовать сварочный бутановый
аппаратик Джо, что значительно облегчило дело. Она побывала в Дерри и
купила в магазине игрушек три электронных игры. Едва вернувшись домой, она
их вскрыла и извлекла блоки памяти. Следуя указаниям Иисуса, она
подсоединила блоки друг к другу и подключила к ним сухие элементы
"Эвереди". Иисус подсказал ей, как запрограммировать "Электролюкс" и
подключить его к источнику энергии (собственно говоря, она сама уже это
сообразила, но из вежливости не стала Его перебивать). Теперь
"Электролюкс" самостоятельно пылесосил кухню, гостиную и нижнюю ванную. У
него была тенденция застревать под табуретом или в ванной (где он тыкался
и тыкался, дурак эдакий, в унитаз, пока она не прибегала повернуть его), и
он жутко пугал Оззи, но все равно это было куда лучше, чем таскать
тридцатифунтовый пылесос взад и вперед, будто дохлую собаку. У нее
появилось куда больше времени для правдивых историй днем по телику, а
теперь к ним добавились и правдивые рассказы Иисуса. Однако ее новый,
улучшенный "Электролюкс" жрал электроэнергию с огромной быстротой, а
иногда запутывался в собственном шнуре. Она подумывала о том, чтобы
выбросить сухие элементы и заменить их аккумулятором от мотоцикла. Времени
будет достаточно - после того, как будет разрешена проблема Джо и Шлюхи.
Или... не далее, как вчера ночью. Она лежала в постели без сна еще
долго после того, как Джо захрапел рядом с ней, и размышляла о цифрах.
Беке (которая в школе не пошла дальше прикладной математики) пришло в
голову, что, придав цифрам буквенное значение, можно их разморозить,
превратить, так сказать, в сухое желе. Когда они - цифры - становятся
буквами, их можно налить в любую формочку. А затем буквы можно опять
превратить в цифры - точно так же, как заливаешь растворенное желе в
формочки и ставишь в холодильник, чтобы оно застыло и сохранило очертания
формочки, когда потом выложишь его на блюдо.
"Таким способом можно вычислить, что угодно, - подумала Бека с
восторгом. Она не осознавала, что ее пальцы прижались ко лбу над левым
глазом и терли, терли, терли. - Например, вот посмотрите! Можно разом все
упорядочить, сказав: ax+bx+c=0. Это каждый раз срабатывает. Ну, как
капитан Марвел командует: "Сезам!" Ну, есть, правда, фактор нуля; нельзя
позволить, чтобы "а" означало ноль, или все развалится. Но в остальном..."
Она еще полежала без сна, размышляя над этим, а потом заснула, не
подозревая, что заново изобрела квадратное уравнение и многочлены. И
понятие фактора.
Идеи. Порядочное их число в последнее время.
Бека достала сварочный аппаратик Джо и ловко зажгла его простой
спичкой. Еще месяц назад она бы рассмеялась, скажи вы ей, что она
когда-нибудь будет работать с чем-нибудь таким. Но это оказалось легко.
Иисус точно объяснил ей, как приварить проволочки к электронной панели от
старого радиоприемника. Совсем как настраивать пылесос, только идея тут
была еще лучше.
В течение последних трех дней Иисус сообщил ей еще много всякой
всячины, которая зарезала ей сон (а когда она ненадолго засыпала, ей
снились кошмары), и она теперь боялась показаться в деревне ("Я всегда
знаю, когда ты что-нибудь натворишь, Бека, - говорил ей отец, - потому что
твое лицо ничего в тайне сохранить не может") и лишилась аппетита. Джо,
полностью поглощенный работой, бейсболом и Шлюхой, ничего не замечал...
хотя накануне вечером, когда они вместе смотрели телевизор, он было
заметил, что Бека грызет ногти, чего она никогда прежде не делала.
Собственно говоря, это был один из многочисленных поводов, из-за которых
она его поедом ела. А вот теперь грызла - до самого мяса. Джо Полсон
задумался над этим на добрые двенадцать секунд, прежде чем снова обратить
взгляд на телевизор "Сони" и погрузиться в мечты о пышных белых грудях
Нэнси Фосс.
Вот только некоторые истории из тех, которые нарассказывал ей днем
Иисус, которые лишили ее сна и заставили грызть ногти в зрелом возрасте
сорока пяти лет.
В 1973 году Мосс Харлинген, один из карточных приятелей Джо, убил
своего отца. Они охотились на оленей в холмах Гринвилла, и все сочли это
трагической случайностью. Да только пуля попала в Абеля Харлингена не
случайно. Мосс просто залег с ружьем позади упавшего дерева и подождал,
пока его отец не перешел вброд ручей примерно ярдах в пятидесяти ниже по
склону от того места, где он лежал. И Мосс, спокойно и тщательно
прицелившись, прострелил отцу голову. Мосс-то полагал, что убил отца ради
его денег. Его (Мосса) фирма "Биг дитч констракшн" должна была уплатить по
векселям двум банкам, и оба банка отказали в отсрочке платежа - первый
из-за второго, а второй из-за первого. Мосс пошел к Абелю, но Абель
отказался ему помочь, хотя вполне мог бы. А потому Мосс застрелил отца и
унаследовал много денег, едва следственный судья вынес свой вердикт:
смерть в результате несчастного случая. По векселям было уплачено, и Мосс
Харлинген искренне верил (если не считать его снов), что совершил убийство
из корысти. На самом же деле мотив его был совсем другим. В далеком
прошлом, когда Моссу было десять лет, а его младшему брату Эмери - семь,
жена Абеля на всю зиму уехала в Род-Айленд. Дядя Мосса скоропостижно
скончался, и необходимо было помочь его жене справиться с горем. Пока их
мать была в отъезде, в доме Харлингенов в Трое имели место несколько
случаев содомии. Содомия прекратилась, когда вернулась мать мальчиков, и
ничего подобного больше не происходило. Мосс полностью забыл о
происшедшем. Он не помнил, как лежал без сна в темноте, охваченный
смертельным ужасом, и не спускал глаз с двери, не появится ли силуэт отца.
У него не сохранилось никаких воспоминаний о том, как он лежал, прижимая
рот к запястью, а жгучие соленые слезы стыда и ярости выползали из его
глаз и скатывались по щекам, пока Абель Харлинген намазывал лярдом свой
член, а затем с кряканьем и вздохом вгонял его в заднюю дверь своего сына.
Все это произвело на Мосса столь малое впечатление, что он не помнил, как
кусал руку, чтобы не закричать, и уж конечно, у него из памяти изгладились
судорожные рыдания Эмери в соседней кроватке... "Пожалуйста, не надо,
папочка, пожалуйста, не надо меня сегодня, пожалуйста, папочка, не надо".
Разумеется, дети забывают очень легко. Однако в подсознании, видимо,
что-то затаилось, потому что Мосс Харлинген на самом деле спускал курок,
как ему снилось, каждую ночь на протяжении последних тридцати двух лет его
жизни, а когда эхо выстрела покатилось по холмам, вернулось и наконец
растворилось в величавой тишине лесов штата Мэн, Мосс прошептал: "Не тебя,
Эм, не сегодня". А о том, что Иисус рассказал ей это, менее чем через два
часа после того, как Мосс заглянул вернуть Джо удочку, Бека даже не
подумала.
Элис Кимболл, учительница младших классов хейвенской школы, была
лесбиянкой. Иисус сообщил это Беке в пятницу вскоре после того, как эта
дама, выглядевшая в зеленом брючном костюме очень импозантно и
респектабельно, заехала к ней, собирая деньги на Американское общество по
борьбе с раком.
Дарла Гейнс, хорошенькая семнадцатилетняя девушка, которая поставляла
воскресную газету, прятала полунции травки под матрасом своей кровати. И,
как Иисус сообщил Беке, что меньше чем через пятнадцать минут после того,
как Дарла заехала в субботу получить деньги за последние пять недель (три
доллара плюс пятьдесят центов чаевых - теперь Бека жалела об этих
пятидесяти центах), она и ее мальчик курили травку в постели Дарлы,
проделав то, что они называли "горизонтальным трах-трахом". Они
проделывали горизонтальный трах-трах и курили травку почти каждый будний
день между двумя и тремя часами. Родители Дарлы работали в Дерри в
"Изумительной обуви" и домой возвращались много позже четырех.
Хэнк Бак, еще один карточный приятель Джо, работал в бангорском большом
супермаркете и до того ненавидел своего босса, что год назад всыпал
полкоробки слабительного в его шоколадный коктейль, когда он, босс, послал
Хэнка принести ему завтрак из "Макдональдса". Ровно в четверть четвертого
босс наложил в штаны, когда нарезал колбасный фарш в кулинарии при
супермаркете. Хэнк еле-еле сдерживался до конца рабочего дня, а когда
наконец сел в свою машину, то так смеялся, что чуть сам в штаны не
наложил. "Он смеялся, - сказал Иисус Беке. - Он смеялся! Ты можешь
вообразить подобное?"
И все это было лишь верхушкой айсберга, фигурально выражаясь. Выходило,
что Иисус знает что-то неприятное или пугающее про каждого - во всяком
случае, про каждого из тех, с кем соприкасалась Бека.
Она не могла жить с такими ужасными изобличениями.
Но не знала, сможет ли теперь жить без них.
Одно было ясно: она должна СДЕЛАТЬ ЧТО-ТО.
- Ты что-то и делаешь, - сказал Иисус. Он сказал это у нее за спиной с
картинки на телевизоре - конечно же, конечно, Он говорил оттуда, а мысль,
будто голос исходит изнутри ее головы, что это холодное преображение ее
собственных мыслей... это всего лишь устрашающая иллюзия. - Собственно
говоря, Бека, ты уже почти завершила эту часть дела. Только привари вон ту
красную проволочку к клемме рядом с длинной штучкой... нет, не этой, а
справа... вот так. Не так много припоя! Это же как "Брилкрем". Только
чуточку - и в самый раз.
Как-то странно слышать, что Иисус Христос говорит про "Брилкрем".
Джо проснулся в четверть третьего, сбросил Оззи с живота, прошел через
газон, вольготно оросил куст сумаха и неторопливо отправился в дом
смотреть бейсбольный матч. Открыл холодильник на кухне, скользнул взглядом
по обрезкам проволоки на нем и удивился - что еще такое затеяла его жена?
- выбросил эту мысль из головы и ухватил бутылку пива. Потом протопал в
гостиную.
Бека сидела в качалке и делала вид, будто читает книгу. Ровно за десять
минут до того, как вошел Джо, она кончила подсоединять свое
приспособленьице к консольному телевизору "Зенит", с точностью выполнив
все указания Иисуса.
"Будь очень осторожна, снимая заднюю стенку телевизора, Бека, - сказал
ей Иисус. - Там тока побольше, чем на складе замороженных продуктов".
- Я думал, ты его уже включила для меня, - сказал Джо.
- А сам ты включить не можешь? - сказала Бека.
- Да могу, конечно, - сказал Джо, завершая самый последний разговор
между ними.
Он нажал кнопку включения, и в него ударил ток с напряжением более двух
тысяч вольт. Его глаза выпучились. От шока его рука сжалась так, что
бутылка между пальцев лопнула, и коричневатые осколки вонзились в них и в
ладонь. Пиво, пенясь, хлынуло на пол.
- ИИИИИИООООООООААРРРРРРУММММММММ! - кричал Джо.
Его лицо начало чернеть. Из волос повалил голубой дым. Его палец был
словно прибит к кнопке включения "Зенита". На экране возникло изображение
- Джо и Нэнси Фосс трахаются на полу почты среди торговых каталогов,
бюллетеней Конгресса и объявлений о книжных лотереях.
- Нет, - завопила Бека, и изображение изменилось. Теперь она увидела,
как Мосс Харлинген за поваленной сосной целится из охотничьего ружья.
Изображение сменилось, и она увидела, как Дарла Гейне и ее мальчик в
спальне Дарлы на втором этаже проделывают горизонтальный трах-трах, а со
стены на них пялится Рик Спрингфилд.
Одежда Джо Полсона запылала.
Гостиную заполнил запах кипящего пивного супа.
Мгновение спустя взорвалась картинка с трехмерным изображением Иисуса.
- НЕТ!!! - взвизгнула Бека, внезапно осознав, что с самого начала и до
конца это была она, она, она - только она все обдумала, она читала их
мысли - непонятно как, но читала. В голове у нее была дырка и что-то
сотворила с ее рассудком, каким-то образом помутила его. Изображение на
экране снова изменилось, и она увидела, как она сама спускается со
стремянки спиной вперед, держа в руке пистолет 22-го калибра, нацеленный
на ее лоб. Выглядела она как женщина, затеявшая самоубийство, а не уборку.
Ее муж чернел прямо у нее на глазах.
Она кинулась к нему, ухватила изрезанную мокрую руку... и сама получила
удар тока. И не могла отлепить свою руку - точно так же, как Братец
Кролик, когда дал оплеуху Смоляному Чучелку за нахальство.
Иисусе, о, Иисусе, думала она, пока ток бил в нее, приподнимал на
носки.
И у нее в мозгу зазвучал сумасшедший хихикающий голос - голос ее отца:
_Надул тебя, Бека! Надул, а? Еще как надул!_
Задняя стенка телевизора, которую, завершив свою работу, она привинтила
на место (на маловероятный случай, что Джо туда заглянет), отлетела назад
в ослепительной голубой вспышке. Джо и Бека Полсоны упали на ковер. Джо
был уже мертв. А к тому времени, когда тлеющие позади телевизора обои
подожгли занавеску, была мертва и Бека.
Last-modified: Sun, 04 Mar 2001 20:42:10 GMT