осто восхищён вашим поступком.
Я вижу его первый раз в жизни.
- Вы же простите мне это, - продолжает водитель. - В комитете сказали,
что это ваша собственная идея, сэр.
Бритые затылки оборачиваются один за другим. Потом поочерёдно
поднимаются с мест. У одного тряпка в руке, и чувствуется запах эфира. У
того, что ближе всех, - охотничий нож. Тот, с ножом - это механик
бойцовского клуба.
- Вы смелый человек, - говорит водитель автобуса. - Надо же - назначить
домашним заданием самого себя.
Механик обрывает водителя:
- Заткнись.
И добавляет:
- Тот, кто на стрёме - не должен болтать.
Ясно, что у одной из обезьян-космонавтов есть резиновая ленточка, чтобы
обернуть тебе яйца. Они столпились у начала салона.
Механик говорит:
- Вы же знаете расклад, мистер Дёрден. Вы сами говорили. Вы сказали -
если кто-то когда-нибудь попытается закрыть клуб, - даже вы сами, - схватить
его и отрезать ему яйца.
Шары.
Хозяйство.
Орехи.
Huevos.
Представьте, как лучшая часть вашего тела лежит, замороженная, в
пакетике в Мыловаренной Компании на Пэйпер-Стрит.
- Вы же знаете, драться с нами бессмысленно, - говорит механик.
Водитель автобуса жуёт бутерброд, поглядывая на нас в зеркало заднего
обзора.
Вдали завывает полицейская сирена, приближаясь к нам. Далеко в поле
грохочет трактор. Птицы. Заднее окно автобуса полуоткрыто. Облака. Бурьян
растёт по краю разворотной площадки из гравия. Пчёлы или мухи гудят над
сорняками.
- Да, и ещё такая вот мелочь, - говорит механик бойцовского клуба. - На
этот раз это не просто угроза, мистер Дёрден. На этот раз нам придётся
отрезать их.
Водитель автобуса говорит:
- Полиция.
Звук сирены стихает где-то перед автобусом.
Так от кого же отбиваться?
Полицейская машина подтягивается к автобусу, сквозь ветровое стекло
падают блики красного и синего света, и кто-то снаружи кричит:
- Стоять, вы!
И я спасён.
Как бы.
Я могу рассказать полиции о Тайлере. Я расскажу им всё о бойцовском
клубе, и, может, попаду в тюрьму, - и тогда разобраться с Проектом Разгром
будет уже их задачей, а мне не придётся пялиться на нож, опустив взгляд.
Полицейские поднимаются по сходням автобуса, первый из них спрашивает:
- Уже порезали его?
Второй полицейский говорит:
- Давайте побыстрее, вышел ордер на его арест.
Потом снимает фуражку и извиняется передо мной:
- Ничего личного, мистер Дёрден. Рад наконец встретиться с вами.
Я говорю - "Вы все совершаете чудовищную ошибку!"
Механик замечает:
- Вы знали, что, скорее всего, скажете это.
"Я не Тайлер Дёрден!"
- И эти свои слова вы тоже предсказали.
"Я меняю правила! У вас останется бойцовский клуб, но мы больше не
станем никого кастрировать!"
- Да, да, да, - отмахивается механик. Он на полпути ко мне между рядами
кресел, держит нож впереди себя. - Вы знали, что, скорее всего, скажете и
это.
"Ладно, пусть я Тайлер Дёрден. Я! Я Тайлер Дёрден, и я диктую условия,
и я приказываю - убери нож!"
Механик окрикивает через плечо:
- Какое наше лучшее время на "отрезал-и-удрал"?
Кто-то кричит в ответ:
- Четыре минуты!
Механик спрашивает:
- Кто-нибудь засёк время?
Оба полицейских уже взобрались внутрь и стоят у входа в автобус, один
из них смотрит на часы и говорит:
- Секундочку. Сейчас, секундная стрелка будет на двенадцати.
Полицейский говорит:
- Девять.
- Восемь.
- Семь.
Я ныряю в открытое окно.
Мой живот упирается в тонкую металлическую раму, и позади орёт механик
бойцовского клуба:
- Мистер Дёрден! Вы испортите нам всё время к хренам!
Свесившись из окна наполовину, я вцепился в резиновый край покрышки
заднего колеса, хватаю его за обод и тянусь наружу. Кто-то хватает меня за
ноги и тянет внутрь. Я кричу крошечному трактору вдали - "Эй!". И опять -
"Эй!". Моё лицо горит, наливаясь кровью, - я свесился вверх ногами. Немного
подтягиваюсь наружу. Руки, обхватившие мне лодыжки, подтягивают меня назад.
Галстук хлопает мне по лицу. Пряжка ремня цепляется за оконную раму. Пчёлы,
мухи и заросли сорняков в считанных дюймах от моего лица, и я кричу - "Эй!".
Руки цепляются за корму моих брюк, пытаясь втянуть меня внутрь,
стаскивая мои штаны за ремень с задницы.
Кто-то внутри автобуса выкрикивает:
- Одна минута!
Туфли соскальзывают с моих ног.
Застёжка ремня, щёлкнув о раму, проскальзывает в окно.
Руки, удерживающие меня, сдвигают мне ноги. Оконная рама, горячая от
солнца, давит мне на живот. Моя белая рубашка свешивается, покрывая мои
плечи и голову, я по-прежнему хватаюсь руками за обод колеса и кричу - "Эй!"
Мои ноги выпрямлены и сведены вместе позади. Брюки соскальзывают с меня
и исчезают. Солнце припекает мне задницу.
Кровь стучит в висках, мои глаза выпучены от напряжения, я вижу только
белую рубашку, свисающую на лицо. Где-то грохочет трактор. Жужжат пчёлы.
Где-то. Всё на много миль вдали. Где-то на миллион миль от меня кто-то
выкрикивает:
- Две минуты!
И рука скользит в моей промежности, ощупывая меня.
- Не сделай ему больно, - говорит кто-то.
Руки, обхватившие мне лодыжки, на миллион миль вдали. Представляются в
конце длинной-длинной дороги. Направленная медитация.
Не представляй оконную раму, как тупой горячий нож, вспарывающий тебе
брюхо.
Не представляй группу мужчин, играющих в перетягивание каната твоими
ногами.
На миллион миль вдали, на хрениллион миль вдали, грубая тёплая рука
обхватывает тебя у основания и оттягивает на себя, и что-то сжимает тебя
туго и сильно, ещё сильнее, ещё сильнее.
Резиновая ленточка.
Ты в Ирландии.
Ты в бойцовском клубе.
Ты на работе.
Ты где угодно, только не здесь.
- Три минуты!
Кто-то издалека, совсем издалека, кричит:
- Вам знаете, о чём речь, мистер Дёрден. Не выпендривайтесь перед
бойцовским клубом.
Тёплая рука обхватывает тебя снизу. Ледяной кончик ножа. Рука ложится
тебе на грудь. Терапевтический физический контакт. И эфир давит на твой нос
и рот, - сильно. Потом ничто, - даже не совсем ничто. Забвение.
Глава 27.
Обугленная скорлупа моего выгоревшего кондоминиума черна, как открытый
космос, пустыня в ночи над огоньками города. Окон нет, и жёлтая ленточка
полицейского заграждения для картины происшествия трепещет и извивается на
краю пятнадцатиэтажного обрыва.
Я просыпаюсь на бетонном перекрытии. Когда-то здесь был кленовый
паркет. До взрыва здесь были картины на стенах. Была шведская мебель. До
Тайлера.
Я одет. Засовываю руку в карман и чувствую.
Я цел.
Напуган, зато в целости и сохранности.
Подойди к краю перекрытия, - пятнадцать этажей над стоянкой, - посмотри
на огни города, посмотри на звёзды, - и тебя не станет.
Всё это осталось настолько позади.
Здесь наверху, на многомильном пути между Землёй и звёздами, у меня
возникает чувство, будто я одно из тех животных-космонавтов.
Собак.
Обезьян.
Людей.
Просто делаешь свою маленькую работу. Потяни за рычаг. Нажми на кнопку.
Никакого настоящего понимания своих действий.
Мир сходит с ума. Мой босс мёртв. Моего дома нет. Моей работы нет. И я
в ответе за всё это.
Ничего не осталось.
У меня перерасход по чекам.
Шагни через край.
Полицейская ленточка дрожит между мной и забвением.
Шагни через край.
Что там ещё?
Шагни через край.
Ещё есть Марла.
Прыгай через край!
Есть Марла, и она в центре всех событий, и она не знает об этом.
И она любит тебя.
Она любит Тайлера.
Она не знает разницы.
Кто-то должен сказать ей. "Убирайся. Убирайся. Убирайся"
"Спасайся". Спускаешься на лифте в вестибюль, и швейцар, которому ты
никогда не нравился, улыбается тебе ртом с тремя выбитыми зубами и говорит:
- Добрый вечер, мистер Дёрден. Вызвать вам такси? Вы в порядке? Вам
нужно позвонить?
Звонишь Марле в Отель Риджент.
Клерк в Ридженте говорит:
- Будет сделано, мистер Дёрден.
Потом на линию выходит Марла.
Швейцар прислушивается около плеча. Клерк в Ридженте наверняка
подслушивает. Шепчешь - "Марла, нам нужно поговорить".
Марла отвечает:
- Хрена тебе с два!
Она, возможно, в опасности, объясняешь ты. Она имеет право узнать, что
происходит. Ей нужно встретиться с тобой. Вам нужно поговорить.
- Где?
Ей нужно пойти туда, где мы впервые встретились. Вспомнить. Пораскинуть
мозгами.
"Белый шар исцеляющего света. Дворец семи дверей".
- Ясно, - отвечает она. - Буду там через двадцать минут.
"Будь".
Вешаешь трубку, и швейцар говорит:
- Я могу вызвать вам такси, мистер Дёрден. Бесплатно, куда пожелаете.
Ребята из бойцовского клуба следят за тобой. "Нет", - отвечаешь ты, -
"Такая приятная ночь. Я лучше пройдусь".
Сейчас ночь субботы, ночь рака желудка в подвале Первой Методистской, и
Марла уже там, когда ты добрался.
Марла, курящая сигарету. Марла, закатывающая глаза. Марла с подбитым
глазом.
Вы оба садитесь на мохнатый ковёр, по разные стороны круга медитации и
пытаетесь вызвать животное, покровительствующее вам, пока Марла светит на
тебя своим синяком под подбитым глазом. Ты закрываешь глаза и переносишься
во дворец семи дверей, и всё равно чувствуешь, как светит глазом Марла. Ты
укачиваешь своего внутреннего дитя.
Марла светит.
Потом время объятий.
"Откройте глаза".
"Каждый из нас должен выбрать себе партнёра".
Марла пересекает комнату в три быстрых шага и отпускает мне сильную
пощёчину.
"Поделитесь собой полностью".
- Ты - долбаный, вонючий кусок дерьма! - говорит Марла.
Вокруг нас все стоят и смотрят.
Потом кулачки Марлы начинают молотить меня по чём попало.
- Ты кого-то убил, - кричит она. - Я позвонила в полицию, и они будут
здесь с минуты на минуту!
Я хватаю её за запястья и говорю - "Может, полиция и приедет, но,
скорее всего - нет".
Марла вырывается и орёт, что полиция примчится сюда, схватит меня, и
посадит на электрический стул, чтоб у меня глаза повылазили, или хотя бы
сделает мне смертельную инъекцию.
Будет не больно, просто как пчелиный укус.
Укол повышенной дозы фенобарбитала соды, и потом великая спячка. В
стиле "Долины псов".
Марла говорит, что видела, как я кого-то сегодня убил.
Если она про моего босса, говорю я, то - да, да, да, да, я знаю, и
полиция знает, все ищут меня для предания смертельной инъекции, уже сейчас,
но моего босса убил Тайлер.
Просто получилось так, что у нас с Тайлером одинаковые отпечатки
пальцев, но никто же не понимает.
- Хрена тебе с два, - огрызается Марла и переводит на меня свой
подбитый глаз с синяком. - Если ты со своими мелкими последователями любишь
получать в рыло - тогда только коснись меня снова, и ты труп!
- Я видела, как прошлой ночью ты застрелил человека, - говорит Марла.
"Нет, это была бомба", - возражаю я, - "И случилось это сегодня утром.
Тайлер просверлил монитор компьютера и наполнил его бензином или пороховой
смесью".
Все люди, у которых в самом деле рак желудка, стоят вокруг и наблюдают
всю эту сцену.
- Нет, - отвечает Марла. - Я шла за тобой до Прессмен-Отеля, и ты был
официантом на одной из таких вечеринок, с таинственным убийством.
Вечеринки с таинственным убийством, - богатые люди приезжают в отель на
большой праздничный ужин, и разыгрывают что-то в духе рассказов Агаты
Кристи. Когда-то между "сельдью под шубой" и "седлом вепря" на минуту гаснет
свет, и кто-нибудь притворяется убитым. По идее это должна быть смерть в
шутку, вроде "представим себе".
Весь остаток ужина гости будут напиваться и есть своё "мадейра
консоммэ", пытаясь найти улики - кто из них был убийцей-психопатом.
Марла орёт:
- Ты застрелил особого представителя мэра по переработке!
Тайлер застрелил особого представителя мэра по чём-то там.
Марла продолжает:
- И у тебя даже рака нет!
Всё происходит настолько быстро.
Щелчок пальцами.
Все смотрят.
Я ору - "У тебя тоже нет рака!"
- Он два года сюда ходил, - провозглашает Марла. - А у самого ничего
нету!
"Я пытаюсь спасти тебе жизнь!"
- Что?! Почему это мою жизнь нужно спасать?
"Потому что ты пошла за мной. Потому что следила за мной ночью, потому
что видела, как Тайлер Дёрден кого-то убил, - а Тайлер прикончит всякого,
кто может угрожать Проекту Разгром".
Все в комнате, кажется, выскочили из маленьких личных трагедий. Своих
раковых мелочей жизни. Даже притуплённые обезболивающим люди настороженно
смотрят широко открытыми глазами.
Я говорю толпе - "Извините. Не хотел причинять неудобств. Нам лучше
уйти. Нам лучше обсудить это снаружи".
Все поднимают шум:
- Нет! Останьтесь! Что дальше?
"Я никого не убивал", - говорю, - "Я не Тайлер Дёрден. Он - другая
сторона моей двойной личности". Спрашиваю - "Кто-нибудь из вас фильм "Сибил"
смотрел?"
Марла спрашивает:
- Так кто собирается меня убить-то?
"Тайлер".
- Ты?
"Тайлер", - повторяю, - "Но я могу позаботиться о Тайлере. А ты просто
остерегайся участников Проекта Разгром. Тайлер мог дать им указания следить
за тобой, или похитить тебя, или ещё что-нибудь".
- Почему я должна верить всему этому?
Всё происходит настолько быстро.
Говорю - "Потому что, по-моему, ты мне нравишься".
Марла спрашивает:
- Только нравлюсь, и всё?
"Сейчас не то время", - отвечаю, - "Не надо об этом".
Все вокруг улыбаются.
"Мне нужно идти", - говорю, - "Нужно выбираться отсюда". Потом говорю -
"Остерегайся бритоголовых парней, или ребят, побитых с виду. С синяками под
глазами. С выбитыми зубами. Вроде того".
А Марла спрашивает:
- Куда это ты собрался?
"Нужно позаботиться о Тайлере Дёрдене".
Глава 28.
Его имя было Патрик Мэдден, и он был особым представителем мэра по
переработке. Его имя было Патрик Мэдден, и он был противником Проекта
Разгром.
Я выхожу в ночь из Первой Методистской, и начинаю припоминать всё это.
Начинаю припоминать все вещи, которые известны Тайлеру.
Патрик Мэдден составлял список баров, в которых собирался бойцовский
клуб.
Вдруг я узнаю, как запустить кинопроектор. Я узнаю, как взламывать
замки и как Тайлер снял дом на Пэйпер-Стрит, - прямо перед тем, как
объявиться передо мной на пляже.
Я знаю, откуда взялся Тайлер. Тайлер любил Марлу. С первой ночи нашей с
Марлой встречи, Тайлер, - то есть какая-то часть меня, - искал способ быть с
ней рядом.
Не то, чтобы это имело значение. Сейчас уже нет. Но все детали
припоминаются мне, пока я иду сквозь ночь к ближайшему бойцовскому клубу.
Бойцовский клуб проходит в подвале бара "Оружейная" по субботним ночам.
Его, скорее всего, можно найти в списке, который составлял Патрик Мэдден, -
бедный, ныне мёртвый Патрик Мэдден.
В эту ночь я иду в бар "Оружейная", и толпа ширинкой брюк расступается
передо мной, когда я вхожу. Для всех здесь, я - Великий и Могучий Тайлер
Дёрден. Бог и отец.
Со всех сторон я слышу:
- Добрый вечер, сэр.
- Добро пожаловать в бойцовский клуб, сэр.
- Спасибо, что присоединились к нам, сэр.
Я, со своим чудовищным лицом, которое только начало заживать. Дыра у
меня на лице улыбается сквозь щёку. Мой настоящий рот твёрдо сжат.
Это потому, что я - Тайлер Дёрден, и поцелуйте все меня в задницу: этой
ночью я вызываю на бой всех парней в клубе. Пятьдесят драк. Бои идут один за
другим. Без рубашек. Без обуви.
Бои продолжаются ровно столько, сколько нужно.
И, если Тайлер любит Марлу, - ...
Я люблю Марлу.
И что происходит дальше - не описать словами. Я хотел загадить пляжи
Франции, которые я вовек не увижу. Представьте, как охотитесь на лосей в
пропитанных влагой лесах, окружающих руины Рокфеллер-Центра.
В первой своей драке парень зажал меня в полном захвате, вмазал мне в
лицо, вмазал в щёку, вмазывал дырой в моей щеке о бетонный пол, пока мои
зубы не хрустнули внутри, впившись потрескавшимися корнями в язык.
Теперь я припомнил мёртвого Патрика Мэддена на полу, хрупкую фигурку
его жены, - будто маленькой девочки с причёской-шиньоном. Его жена хихикала
и пыталась влить шампанское между губ своего мёртвого мужа.
Его жена сказала, что поддельная кровь слишком, чересчур красная.
Миссис Патрик Мэдден коснулась двумя пальцами лужи крови, растёкшейся рядом
с её мужем, и потом поднесла их ко рту.
Зубы вонзились мне в язык, я чувствую вкус крови.
Миссис Патрик Мэдден почувствовала вкус крови.
Я помню, как стоял там, на задворках вечеринки с таинственным
убийством, и официанты, обезьяны-космонавты, телохранителями окружали меня.
Марла, в своём платье с орнаментом из тёмных роз, наблюдала это с другого
конца бального зала.
Вторая драка, - парень упёрся коленом мне между лопаток. Парень скрутил
мне руки за спиной, и колотит меня грудью о бетонный пол. Я слышу, как с
одной стороны хрустнула ключица.
Я бы приложился к мозаике Элджина кувалдой и подтёр бы себе задницу
Моной Лизой.
Миссис Патрик Мэдден стояла, подняв руку с двумя окровавленными
пальцами, и кровь проступала у неё между зубами, и кровь стекала с ладоней,
вниз по рукам, просачиваясь сквозь бриллиантовый браслет, и капала с локтей.
Бой номер три, - я просыпаюсь, и настало время боя номер три. В
бойцовском клубе больше нет имён.
Твоё имя - это не ты сам.
Твоя фамилия - это не ты сам.
Номер третий похоже знает, что мне нужно, и держит мою голову в темноте
и тумане. Удушающий захват, дающий ровно столько воздуха, сколько нужно
человеку чтобы держаться на ногах. Номер три держит мою голову на сгибе
руки, как ребёнка или мяч, и бьет мне в лицо тяжёлым молотом сжатого кулака.
Пока мои зубы не прокусывают щёку изнутри.
Пока дырка у меня в щеке не сливается с уголком рта, соединяясь в
рваную ухмылку от носа до уха.
Номер три колотил меня, пока не ободрал кулак до мяса.
Пока я не заплакал.
О том, как всё, что ты любишь, рано или поздно отвергнет тебя, - или же
умрёт.
Всё, что бы ты ни создал, будет выброшено прочь.
Всё, чем ты когда-либо гордился, в итоге превратится в хлам.
Я - Озимандия, я мощный царь царей*.
Ещё один удар, - и мои зубы защёлкиваются на языке. Кажется - почти
половина моего языка падает на пол и отлетает куда-то из-под ног.
Хрупкая фигурка миссис Патрик Мэдден сидит на корточках на полу возле
тела своего мужа, и богатые люди, те люди, которых они звали друзьями, пьяно
шатаются рядом и смеются.
Потом его жена позвала:
- Патрик?
Лужа крови расползается шире и шире, пока не касается её юбки.
Она говорит:
- Патрик, довольно, хватит изображать мёртвого.
Кровь взбирается по кайме её юбки, - капиллярный эффект, - нитка за
ниткой пропитывая ткань.
Вокруг меня кричат люди из Проекта Разгром.
Потом миссис Патрик Мэдден закричала.
И в подвале бара "Оружейная" Тайлер Дёрден соскальзывает на пол тёплым
куском мяса. Великий Тайлер Дёрден, который был совершенством один миг, и
который сказал, что один миг - это самое большее, что можно получить от
совершенства.
А бой продолжается и продолжается, потому что я хочу умереть. Потому
что только по смерти мы обретаем имена. Потому что только по смерти мы более
не являемся частью Проекта Разгром.
Глава 29.
Тайлер стоит неподалёку, в совершенстве сложенный, как ангел, во всём
своём белокуром сиянии. Моя воля к жизни меня поражает.
Я ведь - образец окровавленной ткани, присохший к матрацу в своей
комнате в Мыловаренной Компании на Пэйпер-Стрит.
Из моей комнаты всё исчезло.
Моё зеркало с фотографией собственной ступни, на которой у меня был рак
на десять минут. Даже что-то пострашнее рака. Зеркала нет. Дверь туалета
открыта, и мои шесть белых рубашек, чёрные брюки, нижнее бельё, носки и
ботинки тоже исчезли. Тайлер говорит:
- Вставай.
Внизу, позади, и внутри всего, что я принимал как данность, росло нечто
ужасное.
Всё развалилось на части.
Обезьяны-космонавты убрались. Всё передислоцировано, - липосакционный
жир, армейские кровати, деньги, - особенно деньги. Остался только сад и
арендованный дом.
Тайлер говорит:
- Последнее, что нам осталось сделать - это акт твоего мученичества.
Акт твоей великой гибели.
"Не такой, как эта тоскливая, никчемная смерть, - а вдохновляющей
гибели, укрепляющей силы".
"О, Тайлер, я изранен. Убей меня прямо здесь".
- Вставай.
"Да убей же меня, наконец. Убей меня. Убей меня. Убей меня. Убей меня".
- Это должно быть внушительно, - возражает Тайлер. - Представь такое -
ты на крыше самого высокого здания в мире, всё оно захвачено Проектом
Разгром. Дым валит из окон. Столы летят в толпу на улице. Настоящая арена
смерти - вот что ты получишь!
Я говорю - "Нет. Достаточно ты меня использовал".
- Не будешь сотрудничать - нас не станет только после Марлы.
Я говорю - "Ладно, валяй".
- Тогда на хрен вставай с кровати, - сказал Тайлер. - И тащи свою
задницу в хренову тачку.
И вот, Тайлер и я на верхушке Паркер-Моррис Билдинг, и у меня во рту
торчит пистолет.
У нас осталось десять минут.
Паркер-Моррис Билдинг не станет через десять минут. Я знаю это,
поскольку это известно Тайлеру.
Ствол пушки упёрся мне в глотку, Тайлер говорит:
- На самом деле мы не умрём.
Я отпихиваю ствол языком за уцелевшую щёку и говорю, - "Тайлер, это как
про вампиров".
У нас осталось восемь минут.
Пушка лишь на тот случай, если полицейские вертолёты успеют раньше.
Богу сверху виден лишь одинокий человек, который держит пистолет во
рту, - но на самом деле пистолет держит Тайлер, а речь идёт о моей жизни.
Берёшь одну часть 98-процентного концентрата дымящей азотной кислоты и
смешиваешь её с тремя частями серной кислоты.
Получаешь нитроглицерин.
Семь минут.
Смешиваешь нитроглицерин с опилками - получаешь милую пластиковую
взрывчатку. Многие обезьяны-космонавты мешают его с хлопком и добавляют
горькой соли - в качестве сульфата. Тоже работает. Некоторые обезьяны
используют смесь парафина и нитроглицерина. Как по мне - парафин вообще
никогда не срабатывает.
Четыре минуты.
Тайлер и я у бортика крыши, пистолет у меня во рту, и я с интересом
думаю, насколько он грязен.
Три минуты.
Потом кто-то кричит:
- Стой! - а, это Марла, идёт к нам по крыше.
Марла идёт ко мне, - ко мне одному, потому что Тайлер исчез. Бедняжка.
Ведь Тайлер - моя галлюцинация, а не её. Быстро, как в волшебном фокусе,
Тайлер испарился. И теперь я просто одинокий человек, который держит
пистолет во рту.
- Мы шли за тобой! - кричит Марла. - Здесь все люди из группы
поддержки. Не надо делать этого. Убери пистолет.
Позади Марлы - все больные раком желудка, мозговыми паразитами, люди с
меланомой, люди с туберкулёзом, - идут, ковыляют, катятся в колясках ко мне.
Они говорят:
- Стойте!
Их голоса доносит до меня холодный ветер, слышно:
- Остановитесь!
И потом:
- Мы сможем помочь вам!
- Позвольте нам помочь вам!
С неба доносится "хоп-хоп-хоп" - полицейские вертолёты.
Я ору - "Прочь! Убирайтесь! Это здание сейчас взорвётся!"
Марла кричит:
- Мы знаем!
Всё это для меня - как момент полнейшего богоявления.
"Я убью не себя", - кричу, - "Я убью Тайлера!".
Я - Жёсткий Диск Джека.
Я помню всё.
- Это не любовь или что-то там, - выкрикивает Марла. - Но мне кажется -
ты мне тоже нравишься!
Одна минута.
Марле нравится Тайлер.
- Нет, мне нравишься ты! - кричит Марла. - Я знаю разницу!
И ничего.
Ничего не взорвалось.
Ствол пистолета уткнулся в мою уцелевшую щёку, я говорю - "Тайлер, ты
что - смешал нитроглицерин с парафином?"
Парафин никогда не срабатывает.
Я должен это сделать.
Полицейские вертолёты.
И я спустил курок.
Глава 30.
"В доме Отца Моего комнат много"*. Естественно, когда я спустил курок -
я умер.
Лжец.
И Тайлер погиб.
Когда полицейские вертолёты грохотали над нами, Марлой, и всеми людьми
из группы психологической поддержки; теми, что не могли помочь себе, но
пытались помочь мне, - я обязан был спустить курок.
Это лучше, чем настоящая жизнь.
И твой единственный миг совершенства не продлится вечно.
Повсюду на небесах белое на белом.
Симулянт.
Повсюду на небесах тихо, всё на резиновых подошвах.
Мне удаётся уснуть здесь.
Люди пишут письма мне на небеса, и рассказывают, что меня помнят. Что я
их герой. Что мне станет лучше.
Ангелы здесь, как в Ветхом Завете - легионы и лейтенанты, воинство
небесное, - они работают по сменам, меняются каждый день. Дежурят по ночам.
Приносят тебе пищу на подносе, с бумажным стаканчиком лекарств. Набор
игрушек "Долина Кукол".
Я встречал Бога, - за его ореховым столом, его дипломы висели на стене
позади, и Бог спросил меня:
- Зачем?
Зачем я принёс столько страданий?
Разве я не понимаю, что каждый из нас - неповторимая, чудесная
снежинка, красивая своей уникальной особенной красотой?
Разве я не вижу, что все мы - проявления любви?
Я смотрел, как Бог за своим столом делает пометки в блокноте, - ведь
Бог же всё не так понимал.
Мы не особенные.
Но мы и не хлам, и не отбросы.
Мы просто есть.
Мы просто есть, и что случается - то случается.
А Бог сказал:
- Нет, это не так.
Ну да. Ладно. Как же. Бога ведь учить нечему.
Бог спросил меня - что я помню?
Я помню всё.
Пуля из пистолета Тайлера разорвала мою другую щёку, оставив мне рваную
улыбку от уха до уха. Ага, как у злобной тыквы на Хэллоуин. Японского
демона. Жадного дракона.
Марла осталась на Земле, и она мне пишет. Когда-нибудь, говорит она,
меня вернут обратно.
И если бы на небесах был телефон - я бы позвонил Марле с небес, и когда
она сказала бы - "Алло", - я не повесил бы трубку. Я ответил бы - "Привет.
Как там дела? Расскажи мне всё, каждую мелочь".
Но я не хочу обратно. Не сейчас.
Просто потому что.
Потому что из раза в раз, когда кто-нибудь приносит мне поднос с
завтраком и лекарствами - у него синяк под глазом, или припухший от швов
лоб, и он говорит:
- Мы скучаем по вас, мистер Дёрден.
Или кто-то со сломанным носом толкает швабру по полу около меня и
шепчет:
- Всё идёт в соответствии с планами.
Шёпот.
- Мы разобьем цивилизацию, и сможем сделать из этого мира что-нибудь
получше.
Шёпот.
- Мы собираемся забрать вас назад.
Чак Паланик, 1995.
Примечания:
* ...Ты просыпаешься в Эйр Харбор Интернэшнл - здесь и далее - названия
аэропортов крупных городов Америки
* ...за секунду прощёлкивается шестьдесят кадров - данные героя не
совсем верны. Частота кадров кинопроектора - 25 к/сек
* ...Я - Простата Джека - в ранней редакции "Джо", но отечественному
читателю более знаком последний вариант, по которому был написан сценарий
одноимённого кинофильма
* ...Я считаю ударения: пять, семь, пять - действительно, в японской
поэзии хоку используется ритмический стандарт: всего три строки, первая
строчка - пять ударений (слогов), вторая - семь, и третья - пять. В
английском варианте ритмику стараются сохранить, в русском же - зачастую
опускают ради выразительности
* ...из "Долины Кукол" - известный американский фильм о злоключениях
трёх девушек, мечтающих стать суперзвёздами
* ...Камень Бларни - известный исторический памятник; по преданию,
поцеловавший камень Бларни обретает дар красноречия
* ..."Не вижу зла". "Не слышу зла". "Не говорю зла" - речь об известной
трёхгранной статуэтке, изображающей трёх обезьянок: одна с прикрытыми
глазами, вторая затыкает уши, а третья зажимает ладонями рот
* ...Я - Озимандия, я мощный царь царей - строчка из стихотворения
"Озимандия"
* ...В доме Отца Моего комнат много - часть речи Иисуса Христа о
небесах, сказанной апостолам незадолго до распятия