ал проводник, - мы ехали низом. Но Коломба покачала головой и возобновила свои расспросы. Несмотря на природную твердость - гордость и нежелание выказать слабость перед посторонними еще более увеличивали эту твердость, - ей не удалось скрыть тревогу, которая тотчас же сообщилась полковнику и особенно мисс Невиль, когда Коломба рассказала им о попытке примирения, имевшей такой печальный конец. Мисс Невиль волновалась, требовала, чтобы послали нарочных по всем направлениям, а ее отец вызвался снова сесть на лошадь и ехать с проводником на поиски Орсо. Опасения гостей напомнили Коломбе ее обязанности, как хозяйки дома. Она заставила себя улыбнуться, попросила полковника сесть за стол и нашла двадцать правдоподобных причин для того, чтобы объяснить отсутствие брата. Полковник, считая, что он, как мужчина, должен попытаться успокоить женщин, тоже предложил свое объяснение. - Держу пари, что делла Реббиа нашел дичь; он не мог устоять против искушения, и мы скоро увидим его с полным ягдташем. Да, - прибавил он, - мы слышали дорогой четыре ружейных выстрела. Два из них были громче, чем два других, и я сказал дочери: "Держу пари, что это делла Реббиа охотится; только мое ружье может бить так громко". Коломба побледнела, и внимательно смотревшая на нее мисс Лидия без труда поняла, какие подозрения возбудила в ней догадка полковника. После нескольких минут молчания Коломба неожиданно задала вопрос, первыми или последними были два громких выстрела. Но ни полковник, ни его дочь, ни проводник не обратили внимания на это важное обстоятельство. Через час ни один из посланных Коломбою еще не вернулся, и она, собравшись с духом, заставила гостей сесть за стол; но, кроме полковника, никто не мог есть. При малейшем шуме на площади она подбегала к окну, потом печально садилась снова и еще печальнее пыталась продолжать с друзьями незначительный разговор, который никого не интересовал и который прерывался долгими паузами. Вдруг раздался топот лошади, скачущей галопом. - Ах, на этот раз это брат! - сказала Коломба, вставая. Но, увидя Килину, сидевшую на лошади Орсо, она вскричала душераздирающим голосом: - Мой брат убит! Полковник уронил свой стакан, мисс Лидия вскрикнула, все бросились к двери. Прежде чем Килина успела соскочить с лошади, Коломба схватила ее, как перышко, и чуть не задушила, сжимая. Девочка поняла ее ужасный взгляд, и первое, что она сказала, было начало хора из Отелло [36]: "Он жив!" Коломба перестала ее душить, и девочка легко, как котенок, упала на землю. - А те? - спросила Коломба хриплым голосом. Килина перекрестилась указательным и средним пальцами. Тотчас же смертная бледность на лице Коломбы сменилась живым румянцем. Она бросила огненный взгляд на дом Барричини и, улыбаясь, сказала своим гостям: - Пойдем пить кофе. Ириде [37] бандитов пришлось рассказывать долго. Ее корсиканская речь, кое-как переводившаяся Коломбой на итальянский, а мисс Лидией на английский язык, вырвала не одно проклятие у полковника и не один вздох у мисс Лидии, но Коломба слушала бесстрастно; она только так крутила свою камчатную салфетку, как будто бы хотела порвать ее на куски. Она раз пять или шесть прерывала девочку, чтобы заставить ее повторить слова Брандолаччо, что рана не опасна и что он видел и не такие. В заключение Килина передала, что Орсо настоятельно просил бумаги для письма и что он велел сестре умолить даму, которая, может быть, сейчас у них в доме, чтобы она не уезжала, не получив от него письма. - Это его больше всего мучило, - прибавила девочка, - и я уже поехала, а он снова вернул меня, чтобы еще раз приказать мне передать это поручение. Это он повторял мне уже третий раз. Узнав об этом приказании брата, Коломба слегка улыбнулась и сжала руку англичанки; та залилась слезами и решила, что лучше не переводить отцу этой части рассказа. - Да, вы останетесь со мной, дорогая моя, - воскликнула Коломба, обнимая мисс Невиль, - и вы поможете нам. Потом она достала из шкафа кучу старого белья и принялась резать его на бинты и корпию. Трудно было решить, видя ее блестевшие глаза, румянец, ее то задумчивое, то спокойное выражение, что сильнее ее волновало: рана Орсо или смерть врагов. Она то наливала полковнику кофе и хвалилась своим искусством варить его, то раздавала полотно мисс Невиль и Килине и учила их сшивать бинты и свертывать их; она в двадцатый раз спрашивала, не очень ли страдает Орсо от своей раны. Беспрестанно прерывая свою работу, она говорила полковнику: - Двое, такие ловкие, такие страшные!.. Он один, раненый, с одной только рукой... он убил их обоих. Какое мужество, полковник! Разве это не герой! Ах, мисс Невиль! Какое счастье жить в такой спокойной стране, как ваша!.. Я уверена, что вы еще не знаете брата!.. Я говорила: ястреб расправит свои крылья!.. Вы обманывались его кротким видом... Это потому, что когда он с вами, мисс Невиль... Ах, если бы он видел, как вы стараетесь для него!.. Бедный Орсо! Мисс Лидия совсем не старалась и не могла сказать ни слова. Ее отец спрашивал, почему до сих пор не подали жалобу судье. Он говорил о следствии, о коронере [38] и о многих других тому подобных и совершенно неизвестных на Корсике вещах. Наконец он пожелал узнать, далеко ли от Пьетранеры усадьба этого доброго г-на Брандолаччо, который оказал помощь раненому, и нельзя ли ему самому отправиться туда, чтобы повидаться со своим другом. Коломба ответила со своим обычным спокойствием, что Орсо в маки, что ухаживает за ним один бандит, что для него было бы большим риском показаться, прежде чем выяснятся намерения префекта и судей; наконец, что она распорядилась, чтобы искусный хирург тайно отправился к нему. - Главное, помните, полковник, что вы слышали четыре выстрела и что вы мне сказали, что Орсо стрелял вторым. Полковник ничего не понимал, а его дочь только вздыхала и утирала слезы. Было уже не рано, когда в деревню вошла печальная процессия. Адвокату Барричини привезли трупы его детей; они лежали каждый поперек мула, которого вел крестьянин. Толпа клиентов и праздных зрителей шла за печальным шествием. С ними были жандармы, являющиеся всегда слишком поздно, и помощник мэра, который поднимал руки к небу, то и дело повторяя: "Что скажет господин префект!" Несколько женщин, в том числе и кормилица Орландуччо, рвали на себе волосы и дико голосили. Но их шумное горе не производило такого впечатления, как немое отчаяние человека, привлекавшего к себе все взоры. Это был несчастный отец; переходя от одного трупа к другому, он подымал их головы, испачканные землею, целовал их в синие губы, поддерживал их окоченевшие члены, как будто бы хотел уберечь их от толчков дороги. Иногда видно было, что он открывал рот, но из его уст не вылетело ни одного крика, ни одного слова; уставив глаза на трупы, он натыкался на камни, на деревья, на все встречавшиеся ему препятствия. В виду дома Орсо вопли женщин и проклятия мужчин усилились. Когда несколько пастухов-реббиалистов осмелились издать торжествующий крик, их противники не могли сдержать негодование. "Мщение! Мщение!" - вопило несколько голосов. Полетели камни, и две ружейные пули, пущенные в окна залы, где была Коломба со своими гостями, пробили ставни, и щепки посыпались на стол, за которым сидели обе девушки. Мисс Лидия подняла страшный крик, полковник схватился за ружье, а Коломба, прежде чем он мог удержать ее, бросилась к двери и стремительно отворила ее. Стоя на высоком пороге и вытянув руки, как бы проклиная своих врагов, она воскликнула: - Подлецы! Вы стреляете в женщин, в чужеземцев! Корсиканцы ли вы? Мужчины ли вы? Презренные! Вы умеете только убивать из-за угла! Нападайте! Я презираю вас! Я одна, мой брат далеко... Убейте меня, убейте моих гостей; это достойно вас... Вы не смеете, трусы, вы знаете, что мы мстим за себя. Ступайте, плачьте, как бабы, и будьте благодарны, что мы не требуем от вас еще крови. В голосе и позе Коломбы было что-то величественное и страшное; при виде ее испуганная толпа отступила, как при появлении одной из злых фей, о которых на Корсике в зимние вечера рассказывают страшные истории. Помощник мэра, жандармы и несколько женщин воспользовались этим движением толпы и бросились между двумя станами, потому что пастухи-реббианисты уже схватились за оружие, и можно было опасаться, что на площади начнется схватка. Но обе партии были лишены своих вождей, а корсиканцы, дисциплинированные в своей ярости, редко отдаются ей в отсутствие главных зачинщиков междоусобных войн. К тому же Коломба, которую успех сделал благоразумнее, удержала свой маленький гарнизон. - Дайте поплакать этим бедным людям, - говорила она, - дайте старику унести своих сыновей. Зачем убивать эту старую лисицу, когда у нее уже нет зубов, чтобы кусаться? Джудиче Барричини! Вспомни второе августа! Вспомни окровавленную книжку, в которой ты писал своей вероломной рукой! Мой отец вписал туда свой долг; твои сыновья уплатили его. Я даю тебе расписку, старый Барричини! Коломба со скрещенными руками, с презрительной улыбкой на устах смотрела, как уносили трупы в дом ее врагов, как потом толпа медленно рассеивалась. Она заперла дверь и, вернувшись в столовую, сказала полковнику: - Я прошу у вас извинения за своих земляков, полковник. Я никогда не поверила бы, что корсиканцы могут стрелять в дом, где есть чужеземцы, и я стыжусь за свою родину. Вечером, когда мисс Лидия уходила в свою комнату, полковник пошел за нею и спросил ее, не лучше ли им будет завтра уехать из этой деревни, где каждую минуту подвергаешься опасности получить пулю в лоб, и как можно скорее уехать из страны, где только и есть, что убийства да измены. Мисс Невиль несколько времени не отвечала; было ясно, что предложение отца привело ее в немалое смущение. Наконец, она сказала: - Как мы можем оставить эту несчастную девушку в такое время, когда ей так нужно утешение? Не находите ли вы, папа, что это было бы жестоко с нашей стороны? - Я о тебе забочусь, дитя мое, - сказал полковник, - и если бы я знал, что ты в безопасности в гостинице Аяччо, уверяю тебя, мне было бы досадно уехать с этого проклятого острова, не пожав руки славному делла Реббиа. - Ну, так останемся, папа. Давайте уедем, только когда убедимся, что им ничем уже не поможешь. - Доброе сердце! - сказал полковник, целуя дочь в голову. - Мне нравится, что ты жертвуешь собой, чтобы облегчить чужое горе. Останемся; никогда никто еще не раскаивался в хорошем поступке. Мисс Лидия не могла заснуть и металась на постели. То она слышала смутный шум, и ей казалось, что это готовятся брать приступом дом; то, успокоившись за себя, она думала о бедном раненом, который, должно быть, лежит теперь на холодной земле, и ему нет иной помощи, кроме той, какую он мог ждать от милосердия бандита. Она представляла его себе в крови, тяжко страдающим, и - странное дело - всякий раз, как образ Орсо являлся в ее воображении, он являлся таким, каким она видела его в минуту отъезда, когда он прижимал к своим губам данный ею талисман. Потом она думала о его храбрости. Она говорила себе, что он подверг себя страшной опасности, от которой только что избавился, из-за нее, для того чтобы скорее ее увидеть. Она почти убедила себя, что Орсо дал прострелить себе руку, защищая ее. Она упрекала себя за его рану, но из-за этой раны он еще больше нравился ей. И если знаменитый двойной выстрел не имел в ее глазах той цены, какую имел он в глазах Брандолаччо и Коломбы, то все-таки она находила, что немногие из героев романов проявили бы в такой опасный момент столько бесстрашия и хладнокровия. Она занимала комнату Коломбы. Над дубовым аналоем рядом с освещенной пальмовой ветвью висел на стене миниатюрный портрет Орсо в мундире подпоручика. Мисс Лидия сняла этот портрет, долго рассматривала его и наконец, вместо того чтобы повесить на место, положила около своей постели. Она заснула только на рассвете, и солнце было уже очень высоко, когда она проснулась. У своей постели она увидела Коломбу, которая неподвижно ожидала, когда она откроет глаза. - Не очень ли вам было скверно в нашем бедном доме? - спросила Коломба. - Я боюсь, что вы совсем не спали. - Милая моя! Знаете ли вы что-нибудь о нем? - спросила мисс Невиль, приподнявшись на постели. Она заметила портрет Орсо и, чтобы закрыть его, поспешила бросить на него платок. - Да, знаю, - ответила Коломба, улыбаясь. Взяв портрет, она сказала: - Похож он, по-вашему? Он лучше, чем здесь. - Боже мой! - сказала совершенно пристыженная мисс Лидия. - Я сняла... в рассеянности... этот портрет... Это мой недостаток... все трогать и ничего не класть на место... Что ваш брат? - Ничего, все хорошо. Джоканто пришел сюда утром в четвертом часу. Он принес мне письмо для вас, мисс Лидия; Орсо мне не пишет. Правда, в адресе стоит: "Коломбе"; но пониже: "для мисс Н..." Сестры совсем не ревнивы. Джоканто говорил, что ему было очень больно, но он все-таки дописал. Джоканто, у которого превосходный почерк, предлагал ему, что он будет писать под его диктовку. Орсо не захотел. Он писал карандашом, лежа на спине. Брандолаччо держал бумагу. Каждую минуту брат старался приподняться, и тогда при малейшем движении в его руке начинались ужасные боли. "Жалко было смотреть", - говорит Джоканто. Вот его письмо. Мисс Невиль прочла письмо, написанное, без сомнения, для большей предосторожности по-английски. Вот его содержание: "Мадмуазель! Меня увлекла несчастная судьба; я знаю, что скажут мои враги, какую они выдумают клевету. Мне это безразлично, только бы Вы не поверили ей. С тех пор, как я увидел Вас, я убаюкивал себя безрассудными мечтами. Нужна была эта катастрофа, чтобы показать мне мое безумие; теперь я отрезвел. Я знаю, какое будущее ждет меня: я покорен судьбе. Кольцо, которое Вы дали мне и которое я считал счастливым талисманом, я не смею оставить у себя. Я боюсь, мисс Лидия, чтобы Вы не пожалели о том, что отдали его человеку недостойному; вернее, боюсь, что оно будет напоминать мне мое безумие. Коломба передаст Вам его. Прощайте! Вы покидаете Корсику, и я больше никогда не увижу Вас; скажите сестре, что Вы еще уважаете меня; я - говорю это с уверенностью - все еще стою этого уважения. О. д. Р.". Мисс Лидия, отвернувшись, читала это письмо, а Коломба, внимательно наблюдавшая за нею, подала ей египетский перстень, спрашивая ее взглядом, что это значит. Но мисс Лидия не смела поднять голову и печально смотрела на перстень, то надевая его на палец, то снимая. - Милая мисс Невиль, - сказала Коломба, - можно мне узнать, что вам пишет мой брат? Пишет он о своем здоровье? - Нет... об этом он ничего не пишет, - сказала, краснея, мисс Лидия. - Он пишет по-английски. Он просит меня сказать отцу... он надеется, что префект может устроить... Коломба, улыбнувшись, села на постель, взяла мисс Невиль за обе руки и, смотря на нее своими проницательными глазами, сказала: - Вы будете добры? Ведь вы ответите брату? Вы доставите ему такую радость! Когда пришло его письмо, я думала одно время разбудить вас, но не посмела. - Напрасно, - сказала мисс Лидия. - Если одно мое слово ему... - Теперь я не могу послать письмо. Префект приехал, и вся Пьетранера полна его людьми. Потом мы посмотрим. Ах, если бы вы знали моего брата, мисс Невиль, вы бы любили его, как я... Подумайте только, что он сделал! Один против двоих, да еще раненый! Префект вернулся. Извещенный нарочным помощника мэра, он вернулся в сопровождении жандармов и стрелков, привезя с собой королевского прокурора, секретаря и прочих, чтобы расследовать новую страшную катастрофу, которая усложняла или, пожалуй, завершала вражду соперничавших родов Пьетранеры. Вскоре после приезда он повидался с полковником Невилем и его дочерью и не скрыл от них, что боится, как бы дело не приняло дурного оборота. - Вы знаете, что бой был без свидетелей, - сказал он, - а за этими бедными молодыми людьми так прочно утвердилась репутация ловкости и храбрости, что никто не хочет верить, что делла Реббиа мог убить их без помощи бандитов, у которых, говорят, он нашел себе приют. - Это невозможно! - воскликнул полковник. - Орсо делла Реббиа - благородный юноша; я за него ручаюсь. - Я верю, - сказал префект, - но королевский прокурор (эти господа всех подозревают) расположен, кажется, не в его пользу. У него в руках бумага, весьма неприятная для вашего друга. Это - угрожающее письмо к Орландуччо, в котором он назначает ему час и место... и это место кажется прокурору засадой. - Орландуччо отказался драться - так порядочные люди не поступают, - сказал полковник. - Здесь это не в обычае. Здесь устраивают засады, убивают друг друга из-за угла; вот так делается в этой стране. За него только одно благоприятное показание: одна девочка утверждает, что слышала четыре выстрела, и из них два последних были громче других, словно из ружья крупного калибра, как у делла Реббиа. К несчастью, эта девочка - племянница одного из бандитов, подозреваемых в сообщничестве, и она ответила заученный урок. - Господин префект, - перебила мисс Лидия, краснея до ушей, - мы были в дороге, когда раздались выстрелы, и слышали то же самое. - В самом деле? Это важно. А вы, полковник, вы, без сомнения, заметили то же самое? - Да, - живо ответила мисс Невиль, - мой отец - знаток оружия, и он сказал: "Вот господин делла Реббиа стреляет из моего ружья". - Эти выстрелы, которые вы узнали, были именно последними? - Ведь последними, папа, не правда ли? У полковника память была не очень хороша, но он всегда боялся противоречить дочери. - Нужно сейчас же сказать об этом королевскому прокурору, полковник. Впрочем, сегодня вечером мы ждем хирурга, который вскроет трупы и удостоверит, действительно ли раны нанесены тем оружием, о котором идет речь. - Я сам дал его Орсо и узнал бы его на дне моря, - сказал полковник. - Храбрый малый!.. Я очень рад, что оно было у него в руках, - не знаю, как бы он выкрутился без моего "Ментона". ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ Хирург немного запоздал. Дорогой с ним случилось приключение. Его встретил Джоканто Кастрикони и крайне учтиво попросил его помочь одному раненому; его привели к Орсо, и он наложил на рану первую повязку. Потом бандит проводил его довольно далеко и вел с ним весьма почтительный разговор, рассказывая о знаменитых пизанских профессорах, которые, по его словам, были его близкими друзьями. - Доктор, - сказал на прощанье богослов, - вы внушили мне слишком большое уважение, чтобы я счел необходимым напомнить вам, что врач должен быть так же скромен, как и духовник. (Он играл курком своего ружья.) Вы забыли место, где мы имели честь видеться с вами. До свиданья, весьма рад с вами познакомиться. Коломба умоляла полковника присутствовать при вскрытии трупов. - Вы знаете, как никто, ружье моего брата, - сказала она, - и ваше присутствие необходимо. Кроме того, здесь столько дурных людей, что мы подвергнемся большому риску, если не будет никого для защиты наших интересов. Оставшись одна с мисс Лидией, она стала жаловаться на сильную головную боль и предложила ей прогуляться неподалеку от деревни. - Чистый воздух поможет мне, - говорила она, - я так давно не дышала им! Во время прогулки она рассказала мисс Лидии о своем брате, и мисс Лидия, для которой эта тема представляла особый интерес, не заметила, как они удалились на большое расстояние от Пьетранеры. Солнце уже садилось, когда она обратила на это внимание и попросила Коломбу вернуться. Коломба знала дорогу, значительно, по ее словам, сокращавшую обратный путь, и, оставив тропинку, по которой они шли, двинулась по другой, по которой, по-видимому, ходили гораздо реже. Скоро им пришлось взбираться на такую крутую гору, что она должна была, чтобы удержаться, постоянно цепляться одной рукой за ветви, а другой тащила за собой свою подругу. Через четверть часа такого трудного подъема они очутились на маленькой площадке, поросшей миртами и толокнянкой, между которыми со всех сторон вырастали из земли большие гранитные глыбы. Мисс Лидия очень устала, деревни все еще не было видно, вокруг становилось все темнее. - Знаете, милая Коломба, - сказала она, - я боюсь, как бы мы не заблудились. - Не бойтесь, - отвечала Коломба. - Пойдем! Идите за мной. - Но уверяю вас, что вы ошибаетесь: деревня не может быть с этой стороны. Я готова держать пари, что мы от нее удаляемся. Смотрите, видите эти далекие огни? Наверно, это Пьетранера. - Дорогая моя, - сказала Коломба взволнованно, - вы правы, но в двухстах шагах отсюда... в этом маки... - Ну? - Там мой брат; я могла бы повидаться с ним и обнять его, если бы вы захотели... Мисс Невиль посмотрела на нее с удивлением. - Я ушла из Пьетранеры, не обратив на себя внимания, потому что я была с вами... - продолжала Коломба, - иначе за мной следили бы... Быть около него так близко и не увидеть его?.. Отчего бы вам не пойти со мной к моему бедному брату? Вы доставили бы ему такую радость! - Но, Коломба... это было бы неприлично с моей стороны. - Я понимаю! Вы, городские женщины, вы всегда заботитесь о том, что прилично, а мы, деревенские, думаем только о том, что хорошо. - Но ведь так поздно!.. И что подумает обо мне ваш брат? - Он подумает, что его друзья не оставили его, и это даст ему твердость переносить страдания. - А мой отец! Он будет беспокоиться... - Он знает, что вы со мной. Ну же! Решайтесь... Вы ведь смотрели сегодня на его портрет, - прибавила она с лукавой улыбкой. - Нет... Право, Коломба, я не смею... Там эти бандиты... - Ну и что ж такого? Эти бандиты не знают вас. Какое вам до них дело? Тем более, вам самой хотелось на них посмотреть. - Боже мой! - Послушайте, сударыня, решайтесь. Оставить вас здесь одну я не могу. Неизвестно, что может случиться. Пойдем к Орсо или вернемся вместе в деревню... Я увижусь с братом... бог знает, когда... никогда, быть может... - Что вы говорите, Коломба?.. Ну, хорошо, пойдемте, но только на одну минуту, и сейчас же вернемся. Коломба пожала ей руку и, не отвечая, пошла так быстро, что мисс Лидия с трудом поспевала за ней. К счастью, Коломба скоро остановилась и сказала подруге: - Дальше не пойдем, не предупредив их, а то, пожалуй, еще попадем под пулю. Она вложила два пальца в рот и свистнула; вскоре после этого послышался лай собаки и не замедлил появиться часовой бандитов. Это был наш старый знакомый пес Бруско, который сейчас же узнал Коломбу и стал служить ей проводником. Долго шли они по узкой тропинке, извивавшейся в маки, и наконец увидели двух двигавшихся им навстречу мужчин, вооруженных до зубов. - Это вы, Брандолаччо? - спросила Коломба. - Где мой брат? - Там! - ответил бандит. - Идите потихоньку: он спит, а это он первый раз заснул после того происшествия. Слава богу! Вот уж правда, что где пройдет черт, там отлично пройдет и баба. Девушки осторожно подошли и около огня, благоразумно огороженного стеной из камней, увидели Орсо, лежавшего на куче папоротника и укрытого piloni. Он был очень бледен; слышно было, как он тяжело дышал. Коломба села около него и смотрела на него молча, со сложенными руками, как будто бы "молясь. Мисс Лидия, закрыв лицо платком, прижалась к ней, но от времени до времени поднимала голову, чтобы через плечо Коломбы посмотреть на раненого. Прошло четверть часа, и никто не вымолвил ни слова. По знаку патера Брандолаччо вместе с ним углубился в маки, к великому удовольствию мисс Лидии, которая впервые нашла, что в бородах и одежде бандитов слишком много местного колорита. Наконец Орсо шевельнулся. Тотчас же Коломба склонилась над ним и начала целовать его, засыпая вопросами о ране, о боли, о том, не нужно ли ему чего-нибудь. Ответив, что он чувствует себя отлично, Орсо, в свою очередь, спросил у нее, в Пьетранере ли еще мисс Невиль и написала ли она ему. Коломба, нагнувшись над братом, совершенно закрывала от него свою подругу; кроме того, Лидию трудно было узнать в темноте. Коломба одной рукой держала ее за руку, а другой слегка приподнимала голову раненого. - Нет, она не дала мне письма к вам... А вы все думаете о мисс Невиль? Вы, значит, ее очень любите? - Люблю ли я ее, Коломба?.. Но она... она, может быть, презирает меня теперь. Мисс Невиль попыталась вырвать руку, но нелегко было заставить Коломбу выпустить добычу: ее маленькая изящная ручка обладала изрядной силой, в чем читатель уже имел случай удостовериться. - Презирать вас! - воскликнула Коломба. - После того, что вы сделали... Напротив, она так хорошо говорит о вас!.. Ах, Орсо, у меня есть много кое-чего порассказать вам о ней! Рука хотела вырваться, но Коломба притягивала ее все ближе и ближе к Орсо. - Но почему же она не отвечает мне? - сказал раненый. - Одной только строчки с меня было бы довольно. Коломба все тянула руку мисс Невиль и, наконец, "вложила ее в руку своего брата; потом она вдруг отодвинулась и рассмеялась. - Орсо! - воскликнула она. - Не говорите дурно о мисс Невиль, - она отлично понимает по-корсикански. Мисс Лидия сейчас же отняла руку и пробормотала несколько невнятных слов. Орсо подумал, что он бредит. - Вы здесь, мисс Невиль! Боже мой, как вы решились? Какое счастье для меня? С трудом поднявшись, он попытался придвинуться к ней. - Я провожала вашу сестру, чтобы не догадались, куда она идет... а кроме того... я тоже хотела... увериться... Ах, как вам здесь плохо! Коломба сидела у изголовья Орсо. Она осторожно приподняла его и положила его голову к себе на колени. Она обвила его шею руками и знаком подозвала мисс Невиль. - Ближе, ближе, - говорила она, - больному вредно напрягать голос. И так как мисс Лидия колебалась, то она опять взяла ее за руку и насильно усадила так близко, что ее платье касалось Орсо, а рука, которую Коломба продолжала держать, лежала на плече раненого. - Вот так очень хорошо, - весело сказала Коломба. - Не правда ли, Орсо, хорошо в маки на биваке в такую прекрасную ночь? - Да, ночь прекрасная, - сказал Орсо. - Я ее никогда не забуду. - Как вам, должно быть, больно! - сказала мисс Невиль. - Мне уже не больно, я хотел бы умереть здесь. Его правая рука потянулась к руке мисс Лидии, которую Коломба все время держала в плену. - Вас непременно нужно перенести куда-нибудь, где бы за вами был уход, господин делла Реббиа, - сказала мисс Невиль. - Я не усну после того, как видела, что вам плохо здесь... под открытым небом... - Если бы я не боялся встретить вас, мисс Невиль, я попробовал бы вернуться в Пьетранеру и дал бы себя арестовать. - Отчего ж это вы боялись встретиться с нею, Орсо? - сказала Коломба. - Я не послушался вас, мисс Невиль... и теперь я не посмел бы встретиться с вами. - Знаете ли, мисс Лидия, вы можете заставить моего брата делать все, что вам угодно! - со смехом сказала Коломба. - Я не позволю вам видеться с ним. - Я надеюсь, что эта мрачная история выяснится, и скоро вам нечего будет бояться... - сказала мисс Невиль. - Я была бы очень рада, если бы знала, уезжая, что ваша невиновность доказана и... что ваше благородство оценено так же высоко, как и ваша храбрость. - Вы уезжаете, мисс Невиль? О, не говорите этого слова! - Что ж делать... Нельзя же отцу вечно охотиться. Он собирается уезжать. Орсо уронил свою руку, касавшуюся руки мисс Невиль, и все замолчали. - Ну, вот! - начала Коломба. - Мы вас не пустим. У нас в Пьетранере найдется что показать вам. Кроме того, вы обещали мне нарисовать мой портрет, а вы еще его и не начинали. И потом я обещала вам serenata в семьдесят пять куплетов. И потом... Но чего это рычит Бруско? Вон Брандолаччо бежит за ним. Посмотрим, что там такое. Она сейчас же встала и, без церемонии положив голову Орсо на колени к мисс Невиль, побежала к бандитам. Немного удивленная тем, что очутилась в маки наедине с молодым человеком, голова которого лежала у нее на коленях, мисс Невиль не знала, что ей делать - она боялась неловким движением причинить раненому боль. Но Орсо сам оставил нежную опору, которую только что нашла для него сестра, и, опершись на правую руку, сказал: - Итак, вы скоро уезжаете, мисс Лидия? Я никогда и не думал, чтобы вам можно было оставаться в этом несчастном краю... и однако... с той минуты, как вы пришли сюда, я во сто раз больше страдаю от мысли, что нужно проститься с вами... Я бедный поручик... без будущего... теперь беглец... Сейчас не время говорить, что я вас люблю... но ведь это единственная возможность высказать вам это, и мне кажется, что теперь, когда я облегчил свое сердце, я не так несчастлив. Мисс Лидия отвернулась, как будто бы темнота не скрывала краски, проступившей на ее лице. - Господин делла Реббиа, - сказала она дрожащим голосом, - разве я пришла бы сюда, если бы не... - И, говоря это, она вложила в руку Орсо египетский талисман. Потом, сделав страшное усилие, заговорила своим обычным шутливым тоном: - С вашей стороны, господин Орсо, очень дурно говорить такие вещи. Вы знаете, что в маки, среди ваших бандитов, я никогда бы не посмела рассердиться на вас. Орсо сделал движение, чтобы поцеловать руку, отдававшую ему талисман, и так как мисс Лидия отняла ее слишком быстро, то он потерял равновесие и упал на раненую руку. Он не мог удержаться от болезненного стона. - Милый мой, вам больно? - вскрикнула она, поднимая его. - Это я виновата! Простите меня. Они несколько времени говорили очень тихо и находились близко друг от друга. Прибежавшая Коломба застала их в том же положении, в каком оставила. - Стрелки! - закричала она. - Орсо, попробуйте встать и идти, я помогу вам. - Оставьте меня, - сказал Орсо. - Скажите бандитам, пусть они спасаются... Пусть меня возьмут, мне все равно; только уведи мисс Лидию, бога ради, прошу тебя, - чтобы ее не застали здесь. - Я не покину вас, - сказал Брандолаччо, прибежавший вслед за Коломбой. - Сержант стрелков - крестник адвоката; вместо того, чтобы взять вас, он вас убьет, а потом скажет, что сделал это нечаянно. Орсо попробовал встать, он даже сделал несколько шагов, но скоро остановился. - Я не могу идти, - сказал он, - а вы бегите. Прощайте, мисс Невиль, дайте мне руку и прощайте! - Мы не бросим вас! - закричали обе девушки; - Если вы не можете идти, - сказал Брандолаччо, - значит, мне нужно вас нести. Ну, поручик, подбодритесь. Мы успеем ускользнуть вон через тот овраг. Господин патер отвлечет их. - Нет, оставьте меня, - сказал Орсо, ложась на землю. - Коломба, бога ради, уведи мисс Невиль! - Вы сильная, синьора Коломба, - сказал Брандолаччо, - берите его за плечи, а я возьму за ноги. Ладно! Вперед, марш! Они быстро понесли Орсо, несмотря на его протесты; мисс Лидия в смертельном страхе поспевала за ними; вдруг раздался выстрел, на который ответило сразу несколько. Мисс Лидия вскрикнула, Брандолаччо выругался, но пошел вдвое быстрее; по его примеру и Коломба бежала сквозь маки, не обращая внимания на ветви, хлеставшие ее по лицу и рвавшие ее платье. - Нагнитесь, нагнитесь, дорогая, - говорила она подруге, - в вас может попасть пуля. Так они шли или, вернее, бежали шагов пятьсот, пока Брандолаччо не объявил, что он больше идти не в силах, и свалился на землю, несмотря на увещевания и упреки Коломбы. - Где мисс Невиль? - спрашивал Орсо. Мисс Невиль, перепуганная выстрелами, останавливаясь каждую минуту в зарослях маки, скоро потеряла след беглецов и осталась одна во власти смертельного страха. - Она отстала, - сказал Брандолаччо. - Ну, да она не пропадет! Женщина всегда сыщется. Слышите, Орс Антон, какую трескотню поднял патер из вашего ружья? Беда только, что ни зги не видно, от ночной перестрелки никакого толку. - Тише! - сказала Коломба. - Слышите, лошадь? Мы спасены! - Мы спасены! - повторил Брандолаччо. Подбежать к лошади, схватить ее за гриву, вдеть ей в рот вместо удил веревочную петлю было минутным делом для бандита, которому помогала Коломба. - Теперь предупредим патера, - сказал он. Он свистнул два раза; далекий свист отозвался на этот сигнал, и выстрелы ментоновского ружья перестали раздаваться. Брандолаччо вскочил на лошадь; Коломба положила брата перед бандитом, - тот одной рукой обхватил его, а другой стал править лошадью. Поощренная двумя здоровыми пинками в брюхо, лошадь, несмотря на двойную тяжесть, проворно тронулась, а затем пустилась вскачь с обрыва - там, где сто раз убилась бы любая не корсиканская лошадь. Коломба воротилась и стала изо всей мочи звать мисс Невиль, но никто не отвечал ей. Несколько времени она шла наудачу, стараясь найти прежнюю дорогу, и на узкой тропинке встретила двух стрелков, крикнувших ей: - Кто идет? - А, господа! - сказала она насмешливым тоном. - Вот так перестрелка! Сколько убитых? - Вы были с бандитами, - сказал один из солдат. - Вы пойдете с нами. - Охотно, - ответила она, - но у меня здесь подруга, нам сначала нужно найти ее. - Ваша подруга уже задержана, и вы пойдете с ней в тюрьму. - В тюрьму? Ну, это мы еще посмотрим! А покуда ведите меня к ней. Стрелки отвели ее на стоянку бандитов, и они подобрали трофеи своего похода, то есть piloni, которым был покрыт Орсо, старый котел и кружку с водой. Тут же была и мисс Невиль; солдаты нашли ее полумертвую от страха, и она отвечала слезами на все их расспросы о числе бандитов и о направлении, по которому они ушли. Коломба бросилась к ней в объятия и сказала ей на ухо: - Они спасены! Потом она обратилась к сержанту: - Господин сержант, вы видите, что барышня ничего не знает о том, что вы у нее спрашиваете. Отпустите нас в деревню: там нас ждут с нетерпением. - Вас, моя милочка, отведут туда даже скорее, чем вы хотите, - сказал сержант, - и вам придется объяснить, что вы делали в такое время в маки с этими разбойниками, что сейчас убежали. Я не знаю, каким образом колдуют эти плуты, но они, наверно заговаривают девочек, потому что где бандиты, там и красотки. - Вы очень любезны, господин сержант, - сказала Коломба, - но я советую вам быть осторожнее. Эта барышня - родня префекту, с ней не шутите. - Родня префекту! - шепнул один из стрелков своему начальнику. - И то! Она в шляпке. - Шляпка ничего не значит, - сказал сержант. - Они обе были с патером, а он первый сердцеед во всей стране. Мой долг отвести их. Да и делать нам здесь больше нечего. Не будь этого проклятого капрала Топена... этот пьяница-француз показался прежде, чем я оцепил маки... Не будь его, мы захватили бы их, как в сетку. - Вас семеро? - спросила Коломба. - Знаете ли, господа, что если бы братья Гамбини, Сарокки и Теодоро Поли были с Брандолаччо и патером у креста святой Христины, они могли бы задать вам жару? Если б вам пришлось толковать с начальником полей [Такое прозвище было у Теодора Поли. (Прим. автора.)], я постаралась бы при этом не присутствовать. Ночью пуля не разбирает. Возможность встречи с названными Коломбой страшными бандитами, казалось, произвела на стрелков впечатление. Продолжая ругать эту французскую собаку, капрала Топена, сержант приказал отступать, и маленькое войско двинулось по дороге к Пьетранере, захватив с собой piloni и котел. С кружкой разделались ударом ноги. Один из стрелков хотел взять мисс Лидию за руку, но Коломба оттолкнула его. - Не смейте трогать ее, - сказала она. - Вы думаете, мы хотим убежать? Пойдемте, Лидия, милая, обопритесь на меня и не плачьте, как девочка. Ну, случилось приключение, но ведь оно не кончилось дурно; через полчаса мы сможем поужинать. Я просто умираю от голода. - Что обо мне подумают? - тихо говорила мисс Лидия. - Подумают, что вы заблудились в маки, вот и все. - Что скажет префект? А главное, что скажет мой отец? - Префект?.. Вы посоветуете ему заниматься своей префектурой. Ваш отец?.. По тому, как вы говорили с Орсо, я заключаю, что у вас найдется, что сказать вашему отцу. Мисс Лидия молча пожала ей руку. - Не правда ли? - шептала ей на ухо Коломбо. - Мой брат стоит того, чтобы его любить? Ведь вы любите его немножко? - Ах, Коломба, - отвечала мисс Лидия, улыбаясь, несмотря на свое смущение. - Вы выдали меня, а я так доверяла вам! Коломба обняла ее за талию и поцеловала в лоб. - Моя маленькая сестричка, - сказала она тихонько, - вы меня прощаете? <- Приходится простить, моя строгая сестра, - ответила Лидия, возвращая ей поцелуй. Префект и королевский прокурор остановились у помощника мэра, и полковник, сильно беспокоясь за дочь, в двадцатый раз пришел к ним узнать, нет ли о ней какого-нибудь известия, когда стрелок, отряженный сержантом в качестве вестового, доложил о лютой битве с бандитами, битве, в которой, правда, не было ни убитых, ни раненых, но зато были захвачены котел, piloni и две девушки, по уверению стрелков, любовницы или шпионки бандитов. С такой рекомендацией появились под конвоем две пленницы. Можно представить себе сияющее лицо Коломбы, стыд ее подруги, удивление префекта, радость и изумление полковника. Королевский прокурор не мог лишить себя злорадного удовольствия учинить мисс Лидии нечто вроде допроса и прекратил его, только приведя ее в совершенное смущение. - Мне кажется, что мы можем выпустить их на свободу, - сказал префект. - Эти девицы прогуливались в хорошую погоду - ничего не может быть естественнее; случайно они встретили милого молодого раненого - тоже ничего нет естественнее. Потом он обратился к Коломбе: - Синьора, вы можете уведомить вашего брата, что его дело приняло лучший оборот, чем я надеялся. Вскрытие трупов и показание полковника доказывают, что он только защищался и что во время схватки он был один. Все уладится, но нужно, чтобы он скорее покинул маки и дал себя арестовать. Было около одиннадцати часов, когда полковник, его дочь и Коломба сели за остывший ужин. Коломба ела с большим аппетитом, насмехаясь над префектом, королевским прокурором и стрелками. Полковник ел молча, все время смотря на дочь, которая не поднимала глаз от тарелки. Наконец мягко, но серьезно спросил по-английски: - Лидия, ты дала слово делла Реббиа? - Да, папа, сегодня, - ответила она краснея, но твердо. Потом она подняла глаза и, не замечая на лице отца никаких признаков гнева, кинулась к нему в объятия и поцеловала его, как делают в подобных случаях благовоспитанные девицы. - В добрый час! - сказал полковник. - Он славный малый; но, черт возьми, мы не будем жить на его проклятой родине, или я не дам своего согласия. - Я не понимаю по-английски, - сказала Коломба, смотревшая на них с крайним любопытством, - но я держу пари, что угадала, о чем вы говорите. - Мы говорим, - отвечал полковник, - что заставим вас уехать в Ирландию. - Хорошо, я согласна: и я буду surella Colomba [Сестрица Коломба (корсик.). (Прим. автора.)]. Так, полковник? Ударим по рукам? - В таких случаях целуются, - сказал полковник. ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ Через несколько месяцев после двойного выстрела, повергшего в смятение общину Пьетранеры (так писали газеты), молодой человек с левой рукой на перевязи выехал после полудня из Бастии и направился к деревне Кардо, известной своим фонтаном, кот