Оцените этот текст:


   -----------------------------------------------------------------------
   Пер. с фр. под ред. Р.Гурович. "Собрание сочинений", т.9.
   М., Государственное издательство художественной литературы, 1957.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 25 April 2001
   -----------------------------------------------------------------------








   Флорида была присоединена к Соединенным Штатам Америки в  1819  году  и
через некоторое время получила права отдельного штата. С ее присоединением
территория Штатов увеличилась на 67 тысяч квадратных миль. Но тем не менее
штат Флорида - всего лишь звезда второй величины в созвездии тридцати семи
звезд американского национального флага.
   Флорида - просто узкая и низменная коса, выдающаяся в море.  Вследствие
незначительной ее ширины орошающие ее  реки  -  кроме  реки  Сент-Джонс  -
крупной роли играть не могут. Все они отличаются медленным  течением,  что
вызвано характером местности. Гор на  полуострове  нет,  встречаются  лишь
небольшие гряды холмов, которыми  вообще  богаты  центральные  и  северные
области Штатов. Своим очертанием Флорида напоминает хвост бобра, опущенный
в океан между Атлантикой на востоке и Мексиканским заливом на западе.
   Кроме штата Джорджии, примыкающего к ней с севера,  Флорида  с  другими
штатами не граничит. Граница же ее  с  Джорджией  проходит  по  перешейку,
соединяющему полуостров с материком.
   Вообще говоря, Флорида край самобытный и на другие  штаты  не  похожий.
Население  здесь  смешанное  -  полуиспанское,  полуамериканское,  и  даже
тамошние индейцы-семинолы  сильно  отличаются  от  своих  соплеменников  с
Дальнего Запада. Если у южного побережья почва Флориды совсем бесплодна  и
покрыта песчаными дюнами, постепенно нанесенными Атлантическим океаном, то
северные ее равнины отличаются необычайным плодородием,  так  что  в  этих
областях Флорида вполне оправдывает данное ей название [Florida - цветущая
(исп.)].  Действительно,  растительность  северной   равнины   полуострова
чрезвычайно богата,  могуча  и  разнообразна.  Объясняется  это  тем,  что
равнина  орошается  рекой  Сент-Джонс,  которая  на   протяжении   двухсот
пятидесяти миль, с юга на север, широко  и  плавно  катит  свои  воды.  На
протяжении ста семи миль, вплоть до озера  Джорджа,  эта  река  судоходна.
Протяженность Сент-Джонса объясняется направлением его  русла,  ибо  реки,
текущие  поперек  полуострова,  не  могут   отличаться   большой   длиной.
Сент-Джонс многоводен: в маленькие бухты, которыми  изрезаны  его  берега,
впадает множество притоков. Река Сент-Джонс - жизненная артерия страны. Ее
живительные воды - кровь, протекающая по жилам земли, - питают этот край.
   Седьмого февраля 1862 года вниз по Сент-Джонсу шел пароход "Шаннон".  В
четыре часа  пополудни  он  должен  был  причалить  у  местечка  Пиколаты,
обслужив попутно пристани и некоторые форты графств Сент-Джонс  и  Патнам.
Несколькими милями ниже по течению, за Пиколатой, пароход  попадал  уже  в
графство Дьювал, граничащее с графством Нассау и отделенное от него  рекою
того же названия.
   Само  по  себе  местечко  Пиколата  особого  значения  не   имеет,   но
окрестности ее богаты плантациями  индиго,  риса,  хлопчатника,  сахарного
тростника и обширными кипарисовыми  лесами.  Весь  район  поэтому  населен
довольно густо. Пристань Пиколаты стоит к тому же на  оживленном  торговом
пути, ведущем в Сент-Огастин, один из крупных городов  Восточной  Флориды.
Сент-Огастин находится на расстоянии десяти - двенадцати миль от  Пиколаты
и расположен в той  части  океанского  побережья,  невдалеке  от  которого
находится остров Анастасия. Пиколата  с  городом  соединена  почти  прямою
дорогой.
   В этот день на пристани  Пиколаты  пассажиров,  дожидавшихся  парохода,
было больше обычного. Они  прибыли  из  Сент-Огастина,  и  доставившие  их
восьмиместные  дилижансы,  запряженные  четверкою  или  шестеркою   мулов,
мчались во весь опор  по  проложенной  через  болота  дороге.  Нужно  было
поспеть к пароходу, не то пришлось бы  дожидаться  по  меньшей  мере  двое
суток, чтобы добраться до любого населенного пункта -  городка,  местечка,
форта или деревушки, лежащих ниже по течению реки. "Шаннон" обслуживал эти
края отнюдь не ежедневно, а  этот  пароход  в  ту  пору  был  единственным
средством сообщения. Необходимо было, значит, поспеть в  Пиколату  к  тому
времени, когда "Шаннон" туда приходит; пассажиры были уже на  пристани  за
час до прибытия парохода.
   В ожидании парохода на пристани Пиколаты собралось  человек  пятьдесят.
Можно было заметить, что все они что-то возбужденно обсуждали,  разбившись
на две сторонящиеся друг друга группы. По каким  же  важным  торговым  или
политическим делам они приезжали в Сент-Огастин? Во  всяком  случае,  было
ясно, что ни к какому согласию они там не  пришли.  Приехав  врагами,  они
врагами и разъезжались. Это было видно и по той  обособленности,  с  какой
держались обе группы, и по сердитым взглядам и вызывающим словам, которыми
они обменивались.
   Но вот послышались протяжные свистки, и из-за поворота реки в  полумиле
выше Пиколаты показался "Шаннон". Из двух его труб вырывались густые клубы
дыма, расплывавшиеся над вершинами прибрежных деревьев, которые гнулись  и
раскачивались под порывами морского  ветра.  Движущаяся  громада  парохода
быстро  росла.  Последние  три-четыре  часа  прилив  замедлял  продвижение
парохода; но теперь начался отлив, и воды Сент-Джонса уносили  "Шаннон"  к
устью.
   Наконец прозвонил колокол. Колеса, вспенив воду, разом остановились,  и
"Шаннон" причалил к пристани.
   Началась посадка. Пассажиры заторопились; одна из двух враждебных групп
взошла на пароход первою, в чем другая  ей,  впрочем,  не  препятствовала.
Вторая же группа, очевидно, поджидала кого-то, кто запаздывал.
   Отделившись от этой группы, два-три человека поспешили к выходившей  на
набережную  дороге  на  Сент-Огастин,  и   с   явным   нетерпением   стали
вглядываться вдаль. Их нетерпение  было,  впрочем,  вполне  понятным,  ибо
капитан "Шаннона", стоя на мостике, уже покрикивал:
   - Садитесь, господа, садитесь скорее.
   - Нельзя ли подождать еще несколько минут? - обратился к нему  один  из
пассажиров второй группы, остававшейся еще на пристани.
   - Никак нельзя, господа.
   - Ну хотя бы минутку!
   - Ни единой!
   - Ну хоть полминутки!
   -  Невозможно!  Отлив  уже  начался,  и  я  рискую  сесть  на  мель   у
Джэксонвилла.
   - Да к тому же семеро одного не ждут, - прибавил кто-то  из  пассажиров
первой группы, устроившихся уже на кормовой рубке "Шаннона".
   - И я того же мнения, мистер Бербанк, - сказал капитан. - Служба прежде
всего. Ну, господа, извольте садиться, даю команду отдать швартовы.
   Пароход протяжно загудел.
   Матросы начали  было  уже  отталкиваться  баграми  от  пристани,  чтобы
вывести пароход на середину реки, но остановились: во второй группе кто-то
крикнул:
   - Вот и Тексар!..
   Из-за поворота набережной показался  мчавшийся  во  весь  опор  экипаж.
Взмыленная четверка мулов круто остановилась у пристани. Из экипажа  вышел
мужчина. Пассажиры, поджидавшие его у дороги, кинулись к нему навстречу, и
затем все они поспешили подняться на пароход.
   - Еще секунда, Тексар, и ты бы опоздал! - сказал ему  один  из  ждавших
его. - А это было бы очень досадно.
   - И только дня через два ты смог бы вернуться в... А  куда  именно,  мы
узнаем, когда ты пожелаешь нам это сказать, - прибавил другой.
   - Послушайся капитан этого нахала Джемса Бербанка, пароход был  бы  уже
теперь на добрые четверть мили от Пиколаты.
   Тексар поднялся с друзьями на носовую  рубку.  Он  промолчал  и  только
бросил  косой  взгляд  на  Джемса  Бербанка,  от  которого   его   отделял
капитанский мостик. Но сколько непримиримой ненависти было в этом взгляде!
   Джемс Бербанк, посмотрев в упор на Тексара, повернулся к нему спиной  и
занял место на кормовой рубке, где уже разместились все  пассажиры  первой
группы.
   - Бербанк что-то не в духе, - заявил один из спутников  Тексара.  -  Да
оно и понятно. Сколько он ни клеветал, как ни изворачивался,  судья  сумел
разделаться с его ложными показаниями.
   - Но не с ним самим, - отвечал Тексар. - Это уж я беру на себя!
   Между  тем  "Шаннон"  отшвартовался.  Оттолкнув  пароход  от   пристани
длинными баграми, матросы вывели его на стрежень реки. Заработали  колеса,
и подгоняемый отливом "Шаннон" быстро поплыл меж берегов Сент-Джонса.
   Известно, что представляют  собой  американские  речные  пароходы.  Это
настоящие многоэтажные дома, с широкими  террасами  и  с  двумя  огромными
трубами, поднимающимися над носовой частью.  Над  палубою  протянут  тент.
Пароходы на Гудзоне и на Миссисипи - настоящие  плавучие  дворцы  и  могут
вместить население целого городка. Правда, для такой реки, как Сент-Джонс,
да и вообще для Флориды, нужды в громадных пароходах не  было,  и  поэтому
"Шаннон" по размерам своим был, так сказать, небольшим особняком, хотя  по
внутреннему расположению и наружному своему виду представлял собою  точный
сколок с разных "Кентукки" и "Ричмондов".
   Погода стояла великолепная. По ясному голубому  небу  лишь  кое-где  на
горизонте плыли легкие и перистые облака.  В  Новом  Свете  на  тридцатой,
параллели в феврале месяце почти так же жарко, как в Старом вблизи пустыни
Сахары. Впрочем, чрезмерный зной умерялся здесь легким морским ветерком. И
большинство пассажиров оставалось поэтому  на  палубе,  вдыхая  приносимый
ветром аромат прибрежных лесов. От косых лучей солнца их  защищали  тенты,
которые при быстром ходе судна колебались точно индийские опахала.
   Тексар и пять-шесть его сотоварищей спустились  в  буфет;  привыкнув  в
американских барах к крепким напиткам, они принялись поглощать  стакан  за
стаканом джин, английскую  горькую  и  бурбон-виски.  Все  это  был  народ
неотесанный, с грубыми манерами и речью; одеты они были в  сукна  и  кожу,
как люди, живущие больше в лесной глуши, чем в  городах.  Тексар,  видимо,
пользовался среди них большим авторитетом, которым был,  вероятно,  обязан
как своему властному характеру, так и видному  общественному  положению  и
богатству. Он безмолвствовал, и вся компания поэтому тоже пила молча.
   Наконец он нарушил  молчание;  взяв  валявшуюся  на  столе  газету,  он
пробежал ее глазами, но вскоре, отбросив ее прочь, проворчал:
   - Какое старье!
   - Еще бы не старье: номер-то от третьего дня, - поддакнул ему  один  из
его спутников.
   - А за три дня многое могло случиться, когда бои идут почти что  рядом,
- прибавил другой.
   - Кстати, как теперь дела на фронте? - спросил Тексар.
   -  Федеральное  правительство,  говорят,  подготовляет  экспедицию   во
Флориду. Стало быть, со дня на день мы можем ждать вторжения северян.
   - Да так ли это?
   - Не знаю, но такие слухи ходили еще в Саванне, а в  Сент-Огастине  мне
их подтвердили.
   - Ну что ж, пусть они только явятся! Пусть! - вскричал Тексар,  стукнув
с такой силой кулаком по столу, что стоявшая на нем посуда подпрыгнула.  -
Пусть только сунутся! Посмотрим, позволят ли флоридские рабовладельцы этим
ворам аболиционистам ограбить себя!
   Ответ  Тексара  станет  понятным,  если   вспомнить   причину   великой
междоусобной войны, которая вспыхнула в Северной Америке  в  то  время,  к
которому относится наш рассказ. Начавшись 11  апреля  1861  года  пушечным
выстрелом по форту Самтер, эта война была теперь в самом разгаре  и  почти
полностью охватила уже Южные штаты Америки. Ответ указывал и  на  то,  что
Тексар  был  защитником  рабовладения  и,  следовательно,  держал  сторону
большинства населения рабовладельческих штатов.
   На  борту  "Шаннона"  встретились  как  нарочно   представители   обеих
враждующих партий: федералисты-северяне -  противники  рабовладения,  или,
как их называли еще, аболиционисты, и конфедераты-южане - сепаратисты, или
сторонники рабовладения.
   Час спустя Тексар со своими  единомышленниками,  которые  уже  порядком
заложили за галстук, вышел на верхнюю палубу. Миновали  уже  правобережные
бухты Трент и Шестимильную - в первой из них воды  Сент-Джонса  подступают
почти  к  опушке  густого  кипарисового  леса;  во  второй  -  доходят  до
Двенадцатимильного болота, о величине которого можно судить уже по  одному
его названию.
   Пароход шел  в  это  время  вдоль  берегов,  окаймленных  великолепными
лесами.  Тут  были  тюльпанные   деревья,   магнолии,   сосны,   кипарисы,
кустарниковые дубы, юкки и много других, стволы которых исчезали в  густой
чаще азалий и драконова корня. Порой из бухточек, питающих  своими  водами
болотистые равнины графства Дьювал и Сент-Джонс,  доносился  резкий  запах
мускуса. Однако его  источником  были  отнюдь  не  цветущие  кусты,  столь
ароматные в этом  жарком  климате,  а  аллигаторы,  спешившие  скрыться  в
высокой траве при шумном приближении "Шаннона". Из этих лесов, сливаясь  в
нестройный, но причудливый хор, доносились до парохода голоса всевозможных
птиц   -   дятла,   цапли,   жакамара,    выпи,    белоголового    голубя,
дрозда-пересмешника и сотен  других  разнообразнейших  пород  всевозможной
величины и окраски; лесная сова голосом чревовещателя повторяла все лесные
звуки - вплоть до крика петуха, пронзительного, как звук рожка, и слышного
чуть ли не за несколько миль.
   Когда Тексар, поднимаясь на рубку, достиг верхней ступеньки  трапа,  он
почти столкнулся с женщиной, собиравшейся  спуститься  в  буфет.  То  была
служанка семьи Бербанков,  мулатка.  Очутившись  внезапно  перед  заклятым
врагом своего хозяина, она  отпрянула  назад;  лицо  ее  на  миг  выразило
непреодолимое отвращение. Потом, казалось,  не  замечая  злобных  взглядов
Тексара, она посторонилась.
   Тексар пожал плечами и, обращаясь к своим спутникам, громко сказал:
   - Это Зерма,  одна  из  невольниц  Бербанка,  который  выдает  себя  за
противника рабства.
   Зерма ничего не ответила и, когда освободился проход, спустилась  вниз,
не обратив как будто никакого внимания на его слова.
   Тексар прошел на носовую часть палубы. Закурив сигару и словно  позабыв
о своих спутниках,  последовавших  за  ним  наверх,  он  стал  внимательно
разглядывать левый берег Сент-Джонса. Здесь начиналось графство Патнам.
   Тем временем на корме тоже шел разговор  о  войне.  После  ухода  Зермы
Джемс  Бербанк  остался  с  двумя  друзьями,  которые  ездили  с   ним   в
Сент-Огастин. Один из них был его шурин Эдвард Кэррол, а другой - флоридец
из Джэксонвилла, Уолтер  Стэннард.  Они  так  же,  как  и  их  противники,
возбужденно обсуждали теченье кровавой борьбы, от исхода которой  зависела
жизнь или смерть Соединенных Штатов. Но Джемс Бербанк,  как  мы  увидим  в
дальнейшем, рассматривал события с совершенно иной  точки  зрения,  нежели
Тексар.
   - Мне не терпится, - говорил он, - поскорее  вернуться  в  Кэмдлес-Бей.
Вот уже два дня, как мы  оттуда.  Быть  может,  за  это  время  на  фронте
случилось что-нибудь новое,  быть  может,  Дюпон  и  Шерман  уже  овладели
Порт-Ройялом и островами Южной Каролины?
   - Это случится несомненно в ближайшем  же  будущем,  -  ответил  Эдвард
Кэррол, - странно будет,  если  президент  Линкольн  не  расширит  военные
действия до Флориды.
   - Давно бы пора, -  подхватил  Джемс  Бербанк.  -  Давно  пора  смирить
высокомерных рабовладельцев Джорджии и Флориды, которые думают,  что  если
они далеко, то до них уже не добраться. Взять хоть  бы  того  же  Тексара:
посмотрите,  как  он  себя  нахально  ведет.  Рассчитывая   на   поддержку
рабовладельцев штата, он всячески старается возбудить общественное  мнение
против  нас,  сторонников  Севера,  и  наше  положение  в  этих   условиях
становится с каждым днем опаснее.
   - Ты прав, Джемс, - согласился Кэррол. - Необходимо  как  можно  скорее
подчинить Флориду вашингтонскому правительству! Я жду и не дождусь,  чтобы
федералисты пришли и навели у нас порядок, иначе  нам,  пожалуй,  придется
бежать со своих плантаций.
   - Они придут и, вероятно, очень  скоро,  дорогой  Бербанк!  -  вмешался
Уолтер Стэннард. - Третьего дня, когда я уезжал из Джэксонвилла, город был
взволнован слухами о намерении Дюпона форсировать фарватер Сент-Джонса,  и
сторонники рабовладения стали угрожать всем, кто не разделяет их взглядов.
Боюсь, что у нас на днях вспыхнет мятеж.  Попытаются  свергнуть  городские
власти, а на их место посадить отъявленнейших негодяев.
   - Что ж тут удивительного,  -  ответил  Джемс  Бербанк.  -  В  ожидании
федералистской армии нам предстоят тяжелые дни. Но изменить положение не в
наших силах.
   - Да, ничего не поделаешь!  -  продолжал  Уолтер  Стэннард.  -  Если  в
Джэксонвилле и вообще во Флориде и нашлось  бы  несколько  честных  людей,
наших единомышленников, - их все равно оказалось бы  слишком  мало,  чтобы
дать отпор конфедератам. Только приход федералистов может спасти нас, да и
то если они не замешкаются.
   - Да, да, пусть поскорей приходят, пусть избавят нас от этих мерзавцев!
- воскликнул Джемс Бербанк.
   Последующие события показали, как были правы  в  своих  предвидениях  и
опасениях те из северян,  кто  вынужден  был  в  силу  своих  материальных
интересов   или   семейных   отношений   жить   среди   рабовладельцев   и
приноравливаться к их нравам и обычаям.
   Джемс Бербанк и его друзья были правильно осведомлены  о  ходе  военных
событий.  Федеральное  правительство  действительно  подготовляло  военную
экспедицию во Флориду. И не столько с целью захвата этого штата и  военной
оккупации, как для того, чтобы закрыть все лазейки, которыми  пользовались
контрабандисты,  нарушавшие  морскую  блокаду,  вывозя  продукты  местного
производства и главным образом ввозя оружие и боевые припасы.  Вот  почему
"Шаннон" уже не отваживался больше обслуживать южное  побережье  Джорджии,
находившееся тогда в руках генералов-северян.  Из  осторожности  рейс  его
заканчивался на границе обоих штатов,  чуть  севернее  устья  Сент-Джонса,
против северной  оконечности  острова  Амильи,  в  порте  Фернандина,  где
начиналась  железнодорожная  линия  на  Сидар-Кейс,  которая  доходит   до
Мексиканского залива, пересекая наискось весь полуостров Флориду. Севернее
острова Амильи  и  реки  Сент-Мэрис  "Шаннон"  мог  быть  захвачен  судами
федералистов, неустанно патрулировавших у этой части побережья.
   И большинство пассажиров "Шаннона" состояло поэтому из жителей Флориды,
не имевших надобности  выезжать  за  пределы  штата.  Это  были  обитатели
небольших городков и деревушек, разбросанных по берегам Сент-Джонса и  его
притоков; большинство из них жили в Сент-Огастине или Джэксонвилле. Каждый
мог сойти с парохода в нужном ему месте по сходням на пристань или  же  на
устроенные по английскому образцу  специальные  пирсы,  не  пользуясь  для
этого пароходными шлюпками.
   Между тем один из пассажиров собирался покинуть пароход, не  дожидаясь,
когда он остановится у пристани. Он желал  высадиться  на  берег  в  таком
месте, где не было видно ни деревни, ни какого-либо уединенного  дома,  ни
даже простой рыбачьей или охотничьей хижины.
   Пассажир этот был Тексар.
   Часов около шести вечера "Шаннон" издал три резких свистка. Колеса  его
почти тотчас же перестали вращаться, и пароход двигался по замедленному  в
этой части реки течению. Это было недалеко от Черной бухты.
   В  эту  бухту,  образующую  глубокую  выемку  в   левом   берегу   реки
Сент-Джонса, впадает какая-то  безыменная  речушка,  которая  протекает  у
форта Хелмен, почти на границе между графствами  Патнам  и  Дьювал.  Узкий
проход  в  бухточку  полностью  скрыт  за  сплетениями   зеленых   ветвей,
образующих  непроницаемую  завесу.  Жители  края  и   не   подозревают   о
существовании этой темной лагуны. Никто не пытался туда проникнуть,  никто
не догадывался, что она служит убежищем Тексару,  ибо  берег  Сент-Джонса,
казалось, тянулся  здесь  непрерывной  линией.  Вот  почему  только  очень
искусному гребцу, хорошо знакомому с этой бухтой, удалось бы проникнуть  в
нее на своем челне в полумраке наступающих сумерек.
   Вслед за свистком "Шаннона" с  берега  тотчас  же  донесся  троекратный
окрик, и среди высоких прибрежных трав замелькал яркий огонек. От берега к
пароходу плыла, очевидно, какая-то лодка.
   То был простой челнок с одним веслом.  Вскоре  он  приблизился  уже  на
расстояние полкабельтова от парохода.
   Тексар наклонился через борт и, сложив руки рупором, крикнул:
   - Эй!
   - Эй! - отвечали с лодки.
   - Это ты, Скуамбо?
   - Я, господин.
   - Подъезжай-ка ближе.
   Челнок подплыл к пароходу. При свете  факела,  прикрепленного  на  носу
челнока, можно было разглядеть сидевшего в нем человека. То был крепкий  и
сильный, с обнаженным до пояса могучим торсом и спутанной  черной  гривой,
индеец.
   Тексар повернулся к своим друзьям  и  пожал  им  всем  руку,  говоря  с
многозначительным видом: "До свиданья". Затем, кинув угрожающий  взгляд  в
сторону Бербанка, он быстро спустился по трапу и сел в челн к индейцу.
   Несколько оборотов колес - и  пароход  оставил  челнок  далеко  позади;
никто из пассажиров  "Шаннона"  и  не  подозревал,  что  легкое  суденышко
скрылось в чаще прибрежных зарослей.
   - На пароходе одним негодяем меньше, -  заметил  Кэррол,  не  стесняясь
присутствия друзей. Тексара.
   - Он не только негодяй, - сказал Бербанк, - он  опасный  преступник.  Я
ничуть в этом не сомневаюсь, хотя этому мерзавцу и удавалось всегда  выйти
сухим из воды, установив каким-то непостижимым образом свое алиби.
   -  Если  этой  ночью  в  окрестностях  Джэксонвилла   будет   совершено
преступление, - заявил Стэннард, - то Тексар во всяком случае окажется  ни
при чем: ведь он только что покинул "Шаннон".
   -  Ну,  я  в  этом  не  уверен,  -  возразил  Бербанк.  -  После  всего
случившегося я ничуть не удивлюсь, если мне даже  скажут,  что  он  в  это
самое время убил или ограбил кого-нибудь в  пятидесяти  милях  отсюда,  на
севере Флориды... Правда, меня не поразило бы также, если бы  ему  удалось
доказать, что не он виновник преступления... Но довольно говорить  о  нем.
Скажите-ка лучше, Стэннард, вы едете прямо в Джэксонвилл?
   - Да, сегодня же вечером.
   - Ваша дочь ожидает вас?
   - Да, и я тороплюсь к ней.
   - Понятно. А когда вы собираетесь к нам в Кэмдлес-Бей?
   - На этих днях.
   - Приезжайте-ка поскорее,  дорогой  Стэннард.  Вы  же  знаете,  что  мы
накануне важных событий, которые не преминут развернуться  с  приближением
федеральных войск. Не безопаснее ли будет для вас и  Алисы  перебраться  к
нам в Касл-Хаус, чем оставаться в городе, где от южан можно ожидать  любых
безобразий?
   - Вот это мне нравится! Да разве сам-то я не южанин, любезный Бербанк?
   -  Конечно,  южанин,  Стэннард,  но  вы  мыслите,  вы  действуете,  как
северянин.
   Час спустя "Шаннон", уносимый беспрерывно усиливавшимся отливом, прошел
мимо живописной деревушки Мандарен, приютившейся на склоне зеленого холма,
и милях в пяти или шести ниже по  течению  остановился  у  правого  берега
реки.
   Тут была устроена грузовая пристань.  Чуть  выше  по  течению  виднелся
легкий  пирс  -  красивое  деревянное  сооружение,  подвешенное  на   двух
проволочных тросах. То была пристань Кэмдлес-Бея.
   На конце пирса стояли два негра с фонарями в руках, ибо  наступила  уже
ночь.
   Джемс Бербанк простился с мистером Стэннардом и в сопровождении Кэррола
вступил на пирс.
   За ними шла Зерма, которая отозвалась на  окликавший  ее  откуда-то  из
темноты детский голосок.
   - Я здесь, Ди! Здесь!
   - А папа?
   - И папа тоже.
   Фонари стали  удаляться  от  реки,  а  "Шаннон"  продолжал  свой  путь,
повернув  к   левому   берегу.   Тремя   милями   ниже   Кэмдлес-Бея,   на
противоположном берегу реки, он остановился у пристани  Джэксонвилла,  где
высадилась большая часть остававшихся еще на нем пассажиров.
   Здесь, между прочим, сошел на берег Уолтер Стэннард и трое или  четверо
из единомышленников Тексара, с  которыми  тот  расстался  полутора  часами
раньше, когда индеец приехал за  ним  на  челноке.  На  пароходе  осталось
только человек шесть пассажиров, направлявшихся частью в Пабло - небольшое
местечко  близ  маяка  в  устье  Сент-Джонса,  частью  на  остров  Талбот,
находящийся при входе в пролив того же названия, а частью, наконец, в порт
Фернандину.  "Шаннон"  продолжал  плыть  по  реке,  благополучно   миновав
песчаную отмель, и  скрылся  через  час  за  поворотом  бухты  Траут,  где
Сент-Джонс, становясь  вдруг  бурливым,  смешивал  свои  воды  с  сердитым
прибоем океана.





   Кэмдлес-Бей  -  таково  название   плантации,   принадлежавшей   Джемсу
Бербанку. Богатый плантатор жил там со всей своей  семьей.  Название  свое
плантация получила от бухты на  Сент-Джонсе,  находящейся  немного  повыше
Джэксонвилла,  на  противоположном  берегу.  Вследствие   такой   близости
плантации к городу  сообщение  между  ними  было  удобным  и  легким:  при
попутном ветре от Кэмдлес-Бея до  Джэксонвилла  можно  было  добраться  на
хорошей лодке за какой-нибудь час. Кэмдлес-Бей находился на расстоянии  не
более трех миль от главного города графства Дьювал.
   Плантация Джемса Бербанка была одной из лучших во всей  Флориде.  Кроме
этих земель, у него еще были большие поместья в штате Нью-Джерси,  который
граничит со штатом Нью-Йорк. Таким образом  Бербанк  мог  считаться  очень
богатым человеком.
   Место  для  плантации  на  правом  берегу  Сент-Джонса   было   выбрано
чрезвычайно  удобное,  как   бы   самою   природою   приспособленное   для
возделывания, и человеку не приходилось затрачивать слишком много  усилий,
чтобы обрабатывать эту плодородную почву.  При  умном  и  распорядительном
хозяине, бывшем в то время в расцвете сил и обладавшем  вдобавок  солидным
капиталом,  при  удачно  подобранном  персонале,  плантация  находилась  в
цветущем состоянии.
   Земли в поместье было четыре тысячи акров [приблизительно 3000 гектаров
(прим.авт.)]; и если в Южных штатах можно было встретить поместья  больших
размеров, то вряд ли где хозяйство  было  так  хорошо  поставлено,  как  у
Бербанка. Господский дом, службы, конюшни, жилища для  рабов,  мастерские,
рельсовая дорога между  плантацией  и  пристанью,  дороги  для  повозок  и
фургонов - все было устроено необыкновенно практично  и  удобно.  На  всей
усадьбе лежал тот отпечаток домовитости и порядка, который  умеют  придать
своему хозяйству обитатели Северных штатов.
   С Кэмдлес-Беем могли сравниться только  лучшие  поместья  Виргинии  или
обеих Каролин.  Высокие  плоскогорья  плантации  как  бы  специально  были
предназначены для хлебных злаков; в низинах разводились кофейные деревья и
какао. Болотистые, топкие равнины с солончаковой почвой отведены были  под
рис и сахарный тростник.
   Известно, что хлопок Флориды и Джорджии  ценится  на  рынках  Европы  и
Америки очень высоко  благодаря  шелковистости  и  длине  его  волокон,  и
хлопковые  поля  с  их  аккуратными   насаждениями,   нежной   зеленью   и
лиловато-желтыми  цветами  составляли  поэтому  одну  из  главных-доходных
статей поместья. Во время сбора хлопка на этих полях, площадью  от  одного
до полутора акров каждое, появлялось множество временных хижин, в  которых
жили невольники  -  женщины  и  дети,  собиравшие  с  кустов  коробочки  и
выбиравшие из них хлопок,  -  операция,  требующая  большой  осторожности,
чтобы не повредить волокон. Затем хлопок сушился на  солнце,  очищался  на
чесальных  машинах  с   зубчатыми   колесами   и   вальцами,   прессовался
гидравлическими  прессами,  упаковывался  в  кипы,  стягивался   железными
обручами и складывался в амбары в ожидании отправки. Погрузка на парусники
или пароходы производилась тут же с пристани Кэмдлес-Бея.
   Кроме  плантаций  хлопка,  у  Джемса  Бербанка  были   также   обширные
насаждения кофе и сахарного  тростника.  Первые  -  заповедные  участки  с
тысячью - тысячью двумястами деревьев  высотой  в  пятнадцать  -  двадцать
футов каждое; цветы их похожи на испанский жасмин, а плоды - на вишенку  с
двумя косточками, которые оставалось лишь извлечь  и  высушить.  Вторые  -
луга, вернее болота, ощетинившиеся высоким тростником длиною от девяти  до
восемнадцати футов, с белыми  султанами,  развевающимися  по  ветру  точно
плюмажи скачущей кавалерии. Сахарный тростник был предметом особого  ухода
в  Кэмдлес-Бее:  сахар  из  него  получался  в  жидком   виде,   а   потом
перерабатывался в рафинад на сахарных  заводах,  хорошо  оборудованных  по
тому времени. Побочными продуктами были  сиропы,  идущие  на  производство
водки, рома и тростникового вина, которое приготовляется из смеси  жидкого
сахара с ананасным и апельсиновым соком. Это  тоже  была  весьма  доходная
статья, хотя и не столь прибыльная, как хлопок.
   Несколько участков с деревьями какао, бататом, маисом,  ямсом,  индиго,
табаком, двести - триста акров рисовых полей - все это давало значительную
прибыль.
   Но был у него еще один источник дохода, приносивший прибыль  не  меньше
чем хлопок: неисчерпаемые лесные богатства  поместья.  Не  говоря  уже  об
апельсиновых, лимонных, манговых и хлебных деревьях,  о  маслинах,  винных
ягодах, перце и корице, о плодах всех фруктовых деревьев Европы, прекрасно
акклиматизирующихся  во  Флориде,  Джемс  Бербанк   регулярно   производил
систематическую рубку своих лесов. Какие огромные богатства заключены были
в кампешевом дереве, в мексиканском вязе, столь широко применяемых теперь,
в баобабах, в коралловом дереве с кроваво-красным  стволом  и  цветами,  в
черном орехе, индийском  златоцвете,  в  особом  виде  каштана  с  желтыми
цветами,  в  южной  сосне  -  прекрасном  мачтовом  лесе  и   строительном
материале; в шоколадной каролинии, зерна которой как петарды  лопаются  на
южном солнце, в зонтичной сосне, тюльпанном дереве, кедрах  и  особенно  в
кипарисах: огромные кипарисовые леса в пятьдесят - сто миль протяженностью
покрывают полуостров Флориду. Джемсу Бербанку пришлось оборудовать по всей
территории большие лесопильни. На речках - притоках Сент-Джонса - устроены
были запруды, и эти речки, прервав свой мирный бег, образовали  каскады  -
источник механической силы, необходимой для распиливания бревен  и  досок,
количества которых хватало бы для нагрузки сотни судов.
   Наконец следует упомянуть  и  об  огромных  тучных  лугах,  на  которых
паслись лошади, мулы  и  многочисленный  рогатый  скот.  Что  же  касается
всевозможной дичи в лесах и болотах, то трудно даже  представить  себе,  в
каком изобилии она  водилась  в  Кэмдлес-Бее,  как,  впрочем,  и  во  всей
Флориде.
   Над лесами с пронзительным  клекотом,  напоминавшим  звук  надтреснутой
трубы, на широко распростертых крыльях парили  белоголовые  орлы,  кружили
кровожадные грифы, огромные выпи с острыми,  как  штык,  клювами.  У  реки
среди  камышей,  среди  зарослей  гигантского  бамбука  жили  розовые  или
пурпурные фламинго, белоснежные ибисы, словно  слетевшие  с  какого-нибудь
древнего  египетского  памятника,  огромные  пеликаны,   мириады   морских
ласточек разных пород, ракоедки с зелеными хохолками и перьями,  кулики  с
пурпурным оперением в беловатых крапинках и  коричневым  пухом,  жакамары,
золотистые зимородки, целый мирок гагар, морских курочек,  диких  уток  из
породы  свистунов,  чирков,  зуйков,  не  говоря  уже   о   буревестниках,
водорезах, морских воронах, чайках-фаэтонах,  которых  порыв  ветра  может
унести до самой середины реки, и  соблазнительной  добычи  для  лакомок  -
летучих рыб, или  долгоперов.  На  лугах  во  множестве  водились  бекасы,
морские и болотные кулики, султанки с пестрым  оперением,  где,  точно  на
летающей палитре, смешались все цвета - красный, синий, белый,  зеленый  и
желтый, куропатки, серые белки, красноногие голуби с белыми головками, а в
качестве съедобной дичи  -  длиннохвостые  кролики:  нечто  среднее  между
европейским зайцем и кроликом, - и целые  стада  ланей,  а  сверх  того  -
еноты, черепахи, фараоновы мыши  и,  к  несчастью,  масса  ядовитых  змей.
Таковы  были  представители  животного  царства  в  великолепном  поместье
Кэмдлес-Бей.  К  ним  приходится  причислить  и  негров,  закабаленных  на
плантации. А во что же,  если  не  во  вьючный  скот,  обращены  были  эти
человеческие существа,  которые  можно  было  покупать  или  продавать  по
желанию.
   Однако как же Джемс Бербанк, этот убежденный сторонник  освободительных
доктрин северян, с нетерпением дожидавшийся победы  Севера,  продолжал  до
сих пор владеть невольниками? Неужели он не освободил бы их даже и  тогда,
когда наступили  бы  более  благоприятные  обстоятельства?  Освободил  бы,
конечно! Он и собирался это сделать через несколько недель или даже  дней,
как только федеральная армия, занявшая уже некоторые населенные  пункты  в
соседнем штате, вступит во Флориду.
   Впрочем, Джемс  Бербанк  уже  предпринял  у  себя  в  имении  ряд  мер,
значительно улучшивших жизнь его рабов. Их  у  него  было  около  семисот;
помещались они в просторных  и  чистых  хижинах,  пищу  получали  хорошую;
непосильной работой их не обременяли. Управляющему и его  помощникам  было
строго-настрого  приказано  обращаться  с  неграми  справедливо  и  мягко.
Невольники  в  Кэмдлес-Бее  работали  поэтому  очень  усердно,  хотя   там
давным-давно уже  отменены  были  всякие  телесные  наказания.  На  других
плантациях привыкли обращаться с рабами совсем по-иному, и  соседи  сильно
косились на порядки, заведенные Джемсом Бербанком, так что положение его в
этих краях было довольно затруднительно, особенно теперь, когда  вопрос  о
рабовладении решался силою оружия.
   Негры Джемса Бербанка, как мы уже говорили, жили  в  удобных  и  чистых
хижинах. Около полусотни таких хижин составляли деревушку.  Около  десятка
таких деревушек были разбросаны по берегам маленьких речек, протекавших по
плантации. Негры жили вместе со своими женами и детьми. Члены одной семьи,
если это было возможно, работали вместе - в поле, лесу или на фабрике, так
что и в рабочие часы не разлучались. Во главе каждой деревушки стоял  один
из помощников  управляющего,  исполнявший  в  некотором  роде  обязанности
старосты или, если угодно,  мэра.  Общее  же  управление  всем  хозяйством
сосредоточивалось в  господской  усадьбе,  окруженной  высоким  палисадом,
заостренные колья которого утопали в роскошной флоридской зелени.
   Господский дом походил на замок  и  вполне  заслуженно  носил  название
Касл-Хауса.
   Кэмдлес-Бей издавна принадлежал предкам Джемса Бербанка. В те  времена,
когда плантаторы еще боялись нападения индейцев, господский  дом  пришлось
сильно укрепить. Не много времени прошло с тех пор, когда генерал  Джессеп
оборонял Флориду от индейцев-семинолов. Колонисты немало терпели  от  этих
кочевников, которые их грабили и убивали, а жилища  предавали  огню.  Даже
города неоднократно  подвергались  набегам  и  грабежу.  И  теперь  еще  в
некоторых местах можно  наткнуться  на  развалины  -  следы  набегов  этих
кровожадных индейцев. В пятнадцати милях  от  Кэмдлес-Бея  близ  деревушки
Мандарен до сих пор показывают "дом крови", где был скальпирован индейцами
плантатор Мотт, его жена и три дочери. Но теперь, конечно, война  белых  с
краснокожими уже в прошлом. Семинолы частью истреблены, частью оттеснены к
западу от Миссисипи. О семинолах уже ничего не слышно -  только  несколько
их шаек блуждают еще среди болот Южной Флориды. И жителям края уже  нечего
опасаться свирепых туземцев.
   Теперь понятно, почему жилища плантаторов строились в  старину  в  виде
укрепленных замков, в которых можно было бы отсидеться до прихода  отрядов
волонтеров из города или соседней деревни. Именно таким укрепленным замком
и был Касл-Хаус в Кэмдлес-Бее.
   Дом  стоял  на  пологом  холме  посреди  парка,   обнесенного   высоким
палисадом. Парк был площадью в три акра, он  кончался  в  нескольких  стах
ярдах от реки Сент-Джонс. Довольно глубокий ручей протекал вокруг парка, а
высокий палисад делал его еще неприступней.  Попасть  в  парк  можно  было
только  по  мостику,  переброшенному  через  ручей.  От   самой   пристани
Кэмдлес-Бея до первых лужаек усадьбы  вела  чудесная  тенистая  бамбуковая
аллея.  Всюду  в  просветах  между  деревьями  виднелись  зеленые  газоны,
пересеченные широкими аллеями, которые  сходились  у  обширной,  усыпанной
песком площадки перед главным фасадом Касл-Хауса.
   Архитектура  замка  строгостью  не  отличалась,  в   ней   было   много
несообразностей как в общих очертаниях,  так  и  в  деталях,  но  если  бы
осаждающим удалось проникнуть за палисад - здание могло бы выдержать осаду
в течение нескольких часов. Окна  нижнего  этажа  были  защищены  крепкими
железными решетками. Дверь  главного  подъезда  поражала  своей  массивной
прочностью, в стенах были устроены бойницы, из которых можно было с фланга
обстреливать нападающих. Окон и дверей в здании было очень немного. Вообще
дом Джемса Бербанка, с своею высокой крышей,  с  центральной  башней,  над
зубцами  которой  развевался  украшенный  звездами  американский  флаг,  и
толстыми стенами, гораздо больше походил на форт,  чем  на  мирное  жилище
помещика. Как уже было сказано,  здание  строилось  в  те  времена,  когда
должно было служить для  своих  обитателей  защитой  от  набегов  свирепых
индейцев.
   Под зданием существовал даже подземный ход, которым Касл-Хаус сообщался
с небольшою бухтой на Сент-Джонсе, известной под именем бухты  Марино.  Он
проходил под палисадом и окружающим парк ручьем. В  крайнем  случае  через
этот ход можно было тайно бежать.
   Конечно, уже лет двадцать как семинолы вытеснены с полуострова и больше
не страшны, но как знать,  что  ожидает  в  будущем?  И  если  индейцы  не
представляют уже угрозы для  Джемса  Бербанка,  то  не  следовало  ли  ему
опасаться своих же соотечественников? Разве он, сторонник Севера,  не  был
одинок в этих Южных штатах,  не  зависел  от  случайностей  кровопролитной
гражданской войны, не должен был быть готовым к жестокой расправе?
   Сильно укрепленный и неприступный Касл-Хаус внутри был удобным и уютным
жилищем. Просторные комнаты были богато и со вкусом  обставлены,  так  что
семья Бербанков, живя в этой очаровательной местности, пользовалась полным
комфортом, которым могут окружать себя  состоятельные  люди,  если,  кроме
денег, обладают еще и художественным вкусом.
   Позади замка, вплоть до ограды парка, скрытой под вьющимися  растениями
и ветвями страстоцвета, среди которых порхали стайки  колибри,  разбросаны
были купы апельсиновых и масличных деревьев, росли понтедерии с лазоревыми
цветами, гранаты и смоковницы; магнолии, которые распускали  свои  чашечки
цвета старой  слоновой  кости  и  наполняли  воздух  чудным  благоуханием;
пальмы, тихо  качавшие  веерообразными  вершинами  под  легким  дуновением
ветерка, гирлянды лиловой кобеи, юкка,  звенящая  точно  сталь  отточенной
сабли, розовые рододендроны, мирты и райские деревья  -  словом,  в  садах
была собрана вся  роскошная  флора  субтропиков,  все,  что  только  может
порадовать взор и обоняние.
   За садом, у самой ограды, под сенью  громадных  кипарисов  и  баобабов,
находились  службы:  конюшни,  амбары,  маслобойни;  псарни  и   птичники.
Благодаря обилию деревьев домашние животные не  страдали  от  тропического
зноя, а близость  воды  поддерживала  в  воздухе  приятную  и  живительную
прохладу.
   Среди обширных владений Джемса Бербанка место для усадьбы было  выбрано
весьма удачно: туда не доносился  ни  шум  хлопкоочистительных  машин,  ни
скрип лесопилен, ни стук  топоров  в  лесу.  Тишину  нарушало  лишь  пение
множества  птиц,  порхавших  по  деревьям  и  яркостью   своего   оперенья
соперничавших с роскошными южными цветами.  Но  крылатые  певуньи  так  же
радовали обитателей Касл-Хауса, как и легкий ветерок,  доносивший  до  них
ароматы окрестных лугов и лесов.
   Таково было поместье  Кэмдлес-Бей,  принадлежавшее  Джемсу  Бербанку  -
одному из самых богатых людей Восточной Флориды.





   Пора, однако, сказать несколько слов о междоусобной  войне,  с  которой
тесно связаны события нашего рассказа.
   Прежде всего нужно твердо установить следующее: как  справедливо  пишет
граф Парижский, бывший адъютантом генерала Мак Клеллана, в своей  "Истории
гражданской войны в Америке", причиной гражданской войны не был ни  вопрос
о  тарифах,  ни   национальная   рознь   между   южанами   и   северянами.
Англосаксонская раса преобладала одинаково на всей территории  Соединенных
Штатов, а торговые вопросы ни разу не затрагивались во время этой  ужасной
братоубийственной  войны.  "Вся  вражда  возгорелась  исключительно  из-за
вопроса  о  рабовладении,  которое,  будучи  уничтожено  в  одних   штатах
республики,  процветало  в  других,  посеяв  между  ними  жестокую  рознь.
Рабовладение глубоко изменило нравы той части штатов, где оно  процветало,
ничуть как будто не повлияв на образ  правления.  Оно-то  и  послужило  не
просто поводом и предлогом,  а  единственной  причиной  того  антагонизма,
неизбежным последствием которого явилась гражданская война".
   В рабовладельческих штатах общество разделялось на три класса. Внизу  -
четыре  миллиона  негров-рабов,  цифра,  равнявшаяся  почти  трети   всего
населения.  Вверху   -   каста   земельных   собственников,   в   сущности
малообразованных, но богатых, надменных людей,  обладавших  всей  полнотой
власти. Между этими двумя классами существовал третий, это был беспокойный
класс неимущих, ленивых белых бедняков. Как ни странно,  но  представители
этого класса оказались горячими сторонниками  рабовладения:  они  боялись,
что освобожденные негры легко поднимутся до их уровня.
   Против Севера таким образом были не только богатые собственники,  но  и
белые бедняки, - особенно  жившие  в  деревнях  среди  негров-невольников.
Борьба принимала все более ожесточенный характер, и даже в  семьях  раздор
доходил до того, что нередко один брат сражался в  рядах  федералистов,  а
другой - под знаменем конфедератов. Но великий  народ  не  остановился  ни
перед какими жертвами для коренного уничтожения рабства. Уже в конце XVIII
века  знаменитый  Франклин  настаивал  на  освобождении  негров.  В   1807
Джефферсон предложил конгрессу "воспретить торговлю неграми, что давно уже
диктовалось самыми насущными интересами страны, ее моралью  и  честью".  У
Севера таким образом  имелись  серьезные  основания,  чтобы  выступить  на
покорение Юга. Результатом этой победы было укрепление единства республики
и разрушение  вредного  и  ошибочного  убеждения,  что  для  американского
гражданина в первую очередь обязательны законы его штата и лишь во  вторую
- законы всей федерации.
   Первые осложнения, вызванные рабовладением, возникли именно во Флориде.
В начале XIX века индейский вождь Оссеола взял в  жены  беглую  невольницу
родом из Эверглейдса, болотистой части Флориды. Однажды эта  женщина  была
поймана и насильно увезена,  как  невольница.  Оссеола  поднял  возмущение
среди индейцев и повел их на рабовладельцев; он был  схвачен,  заключен  в
крепость, где и погиб. Но война продолжалась и, по словам историка  Томаса
Хиггинсона, обошлась Америке в три раза дороже, чем было некогда  уплачено
Испании за Флориду.
   Вот  вкратце  как  началась  эта  междоусобная  война,  и  каково  было
положение дел в феврале 1862 года, когда на долю  Джемса  Бербанка  и  его
семьи выпали столь тяжелые испытания, что мы сочли  возможным  сделать  их
предметом нашего повествования.
   Шестнадцатого  октября  1859  года  капитан  Джон   Браун,   героически
боровшийся за освобождение негров, с небольшим отрядом беглых  невольников
отважно овладел Гарперс-Ферри в Виргинии. Целью его,  как  он  заявлял  во
всеуслышанье, было освобождение  чернокожих  от  рабства.  Он  был  разбит
отрядами милиции, захвачен в плен, приговорен к смертной казни и повешен с
шестью своими сообщниками 2 декабря 1859 года в Чарлстоне.
   Двадцатого декабря 1860 года в Южной Каролине состоялся конгресс  южан,
на котором единодушно был принят декрет об отделении от Северных штатов. 4
марта 1861 года, в Вашингтоне, был избран  президентом  республики  Авраам
Линкольн. Южные штаты видели в его избрании угрозу рабовладению. 11 апреля
1861  года  южане  под  командою  генерала  Борегара  взяли  форт  Самтер,
защищавший Чарлстонский рейд.  Северная  Каролина,  Виргиния,  Арканзас  и
Теннесси немедленно присоединились к сепаратистам.
   Федеральное правительство собрало 75 тысяч волонтеров,  чтобы  защитить
прежде  всего  Вашингтон,  столицу  Соединенных  Штатов,   от   внезапного
нападения южан. Началась усиленная заготовка  оружия  и  боевых  припасов:
арсеналы Севера были пусты, тогда  как  у  южан  имелись  богатые  военные
склады еще со времен  президента  Бьюкенена.  Северяне  ценою  героических
усилий пополняют свои  боевые  запасы.  Потом  Авраам  Линкольн  объявляет
блокаду всех портов Юга.
   Военные действия открылись прежде всего в штате Виргинии.  Генерал  Мак
Клеллан  отбросил  мятежников  к  западу,  но  21  июля  федералисты   под
командованием Мак Довелла потерпели жестокое  поражение  при  Булл-Ране  и
отступили к Вашингтону, который подвергся  большой  опасности,  тогда  как
южанам не приходилось уже более бояться за свою столицу Ричмонд. Несколько
месяцев спустя северяне снова были разбиты  при  Болл-Блаффе,  но  зато  и
южане потеряли форт Гаттерас и  Порт-Ройял-Харбур,  овладеть  которыми  им
больше уже не удалось. В конце  1861  года  главнокомандующим  федеральной
армии был назначен генерал Джордж Мак Клеллан.
   В том году каперские корабли  южан  бороздили  моря  Старого  и  Нового
Света. Они находили себе убежище в портах Англии,  Франции,  Португалии  и
Испании. Это было большой ошибкой со стороны упомянутых  держав,  ибо  тем
самым за южанами признавались права воюющей стороны, и война затягивалась.
   Последовал  ряд   знаменитых   морских   сражений.   "Самтер"   и   его
прославленный капитан Семс.  Появление  судна-тарана  "Манассас".  Морское
сражение 12 октября в устье Миссисипи. Захват 8 ноября  английского  судна
"Трент",  на  борту  которого  капитаном  Уилксом  были   взяты   в   плен
конфедератские уполномоченные,  что  чуть  было  не  вызвало  войны  между
Соединенными Штатами и Англией.
   Между тем кровавые битвы на  суше  сопровождались  переменным  успехом.
Фронт доходил уже до штата Миссури. У  северян  был  убит  генерал  Лайон,
вследствие чего их армия отступила к Ролле, а  генерал  Прайс  с  войсками
конфедератов  двинулся  на  север.  21  октября  происходит   сражение   у
Фредериктауна, 25-го у Спрингфилда, а  27-го  того  же  месяца  Фремонт  с
федералистами занимает этот  город.  19  декабря  произошло  сражение  при
Белмонте между войсками генерала Гранта и Полком,  решающего  значения  не
имевшее. Затем военные действия  прекращаются  ввиду  наступления  сильных
холодов.
   В первые месяцы  1862  года  обе  воюющие  стороны  развивают  поистине
огромную энергию. Конгресс Северных штатов вотировал заем  в  полмиллиарда
долларов и предоставил президенту Линкольну право  набрать  пятьсот  тысяч
волонтеров; затем к концу войны их  численность  возросла  до  миллиона...
Формируются несколько армий, самою сильной из  которых  была  Потомакская.
Ими командуют генералы Грант, Шерман, Мак Клеллан,  -  перечисляем  только
самых известных. Должны быть двинуты в бой войска  всех  родов  оружия.  В
кавалерии, артиллерии, пехоте и инженерных войсках почти по одному и  тому
же образцу формируются дивизии. Изготовляются в огромном количестве орудия
и боевые припасы: карабины Минье и Кольта, нарезные пушки системы Пэрротта
и Родмена, гладкостенные пушки и единороги Дальгрена, гаубицы, картечницы,
шрапнель,  создаются  осадные  парки.  Организуются  военный  телеграф   и
воздухоплавательные парки, корреспонденция с  театра  войны  в  крупнейших
газетах,  обозная  часть  с  восемьюдесятью   четырьмя   тысячами   мулов,
запряженных в двадцать тысяч  повозок.  Заготовкой  всех  видов  снабжения
ведает начальник интендантской службы. Строятся новые  военные  корабли  с
тараном полковника Эллета, канонерки коммодора Фута, впервые участвующие в
морских сражениях.
   Не отставали от своих противников и южане. Хотя пушечные заводы имелись
и в Новом Орлеане и в Мемфисе,  сталелитейные  заводы,  выпускающие  пушки
системы Пэрротта и Родмена в Тредогаре  подле  Ричмонда,  но  всего  этого
мало. Конфедератское правительство ищет помощи в Европе. Льеж и  Бирмингем
шлют  ему  суда,  груженные  оружием  -  артиллерийские   орудия   системы
Армстронга  и  Витворта.  Нарушителям  блокады,  устремляющимся  в   порты
конфедератов в погоне за дешевым хлопком,  удается  получить  его  лишь  в
обмен на военное снаряжение. Организуется армия. Ее  возглавляют  генералы
Джонстон, Ли, Борегар, Джексон, Критенден, Флойд, Пиллоу. Конгресс южан  8
августа  вотировал  своему  президенту  Джефферсону   Дэвису   кредит   на
снаряжение четырехсот тысяч волонтеров, вербовавшихся сроком  от  года  до
трех лет, к которым присоединялись,  кроме  того,  нерегулярные  войска  -
милиция и ополчение.
   Но эта лихорадочная подготовка к войне не мешает возобновлению  военных
действий во второй половине зимы. Из  всей  территории  рабовладельческого
Юга федеральное правительство заняло  к  этому  времени  только  Мэриленд,
западную Виргинию, часть штата Кентукки, большую  часть  штата  Миссури  и
несколько пунктов на побережье.
   Военные  действия  возобновляются  прежде  всего  в   восточной   части
Кентукки. 7 января Гарфилд разбил конфедератов при Мидл-Крике, а 20-го они
снова потерпели  поражение  при  Логан-Кроссе.  2  февраля  генерал  Грант
погрузился с двумя  дивизиями  на  большие  пароходы,  плававшие  по  реке
Теннесси; при поддержке броненосной флотилии Фута он занял 6 февраля  форт
Генри, прорвав таким образом цепь укреплений, на которой базировалась,  по
словам  историка   этой   гражданской   войны,   "вся   система   обороны"
конфедератского генерала Джонстона. Камберленд и  главный  город  Теннесси
оказались таким  образом  под  прямой  и  непосредственной  угрозой  армии
федералистов. И Джонстон поэтому вынужден был сосредоточить все свои  силы
около форта Донелсона, чтобы  закрепиться  для  обороны  в  более  удобном
стратегическом пункте.
   В это время корпус в шестнадцать тысяч человек под командой Бернсайда и
флотилия из двадцати четырех приспособленных для военных целей пароходов с
пятьюдесятью транспортными судами спускаются по Чесапику  и  отплывают  12
января из Хамптон-Родса. Несмотря на сильную бурю, флотилия  эта  достигла
24  января  Пимлико-Саунда,  чтобы  захватить  остров  Роанок  и  овладеть
побережьем Северной Каролины. Но остров укреплен. На западе вход в  пролив
защищен заграждением из затопленных судов. Подступ  к  острову  затрудняют
артиллерийские батареи и полевые укрепления. Пять-шесть тысяч человек  при
поддержке флотилии из семи канонерок охраняют его. И все же,  несмотря  на
мужественную защиту, с 7 на 8 февраля Бернсайд берет остров, захватив  при
этом двадцать  пушек  и  более  двух  тысяч  пленных.  На  следующий  день
федералисты овладели Элизабет-Сити и всем побережьем  Олбемарл-Саунда,  то
есть всей северной частью этого внутреннего моря.
   Чтобы полностью обрисовать  положение  дел  до  6  февраля,  необходимо
упомянуть  еще  о  защитнике   Виргинии   -   солдате-пуританине,   бывшем
преподавателе химии, конфедератском генерале Джексоне. После отозвания  Ли
в Ричмонд Джексон командует армией южан и 1  января  выступает  с  десятью
тысячами человек  из  Винчестера  через  Аллеганы,  чтобы  захватить  Бат,
стоящий на железнодорожном пути в  Огайо.  Но  из-за  жестоких  морозов  и
снежных бурь он вынужден вернуться в Винчестер, не дойдя до своей цели.
   Вот что происходит тем временем  на  южном  побережье  от  Каролины  до
Флориды.
   Со второй  половины  1861  года  у  федералистов  уже  было  достаточно
быстроходных судов, чтобы контролировать  это  побережье,  хотя  им  и  не
удалось захватить знаменитый "Самтер", который в январе 1862 года  ушел  в
Гибралтар,   чтобы   потом    уже    плавать    в    европейских    водах.
"Джефферсон-Дэвис",   спасаясь   от   федералистов,   хотел   укрыться   в
Сент-Огастине,  но  гибнет  при  входе  в   пролив.   Почти   одновременно
"Андерсен", одно из судов, крейсирующих  у  берегов  Флориды,  захватывает
каперское судно "Борегар". Но в Англии готовы уже новые  каперские  судна.
Тогда Авраам Линкольн издает приказ о распространении  блокады  на  берега
Виргинии и Северной Каролины - фиктивная  блокада,  ибо  она  должна  была
охватить четыре тысячи пятьсот километров побережья, для наблюдения же  за
ними у северян имелось всего лишь две эскадры: одна  для  блокады  берегов
Атлантики, другая - Мексиканского залива.
   Двенадцатого октября  конфедераты  пытаются  впервые  освободить  устье
Миссисипи с помощью броненосца "Манассас" и флотилии брандеров. "Манассас"
был  первым  бронированным  судном.  Попытка  эта  не  удалась,  и  корвет
"Ричмонд" 29 декабря ушел целым и  невредимым;  однако  небольшой  пароход
"Си-Берд" сумел захватить шхуну федералистов у форта Монро.
   Но  северянам   необходимо   было   получить   оперативную   базу   для
крейсированья в Атлантическом океане. И федеральное  правительство  решает
овладеть фортом Гаттерас, господствующим над проливом  того  же  названия,
которым так часто пользуются нарушители блокады. Гаттерас  -  неприступная
крепость.  Она  защищена  квадратным  редутом  -  фортом  Кларк.  Крепость
охранялась гарнизоном в тысячу человек и 7-м полком Северной Каролины.  Но
этого оказалось недостаточно. Федералистская эскадра,  состоящая  из  двух
фрегатов, трех корветов, одного вестового судна и двух больших  пароходов,
27 августа  стала  на  якорь  у  пролива.  Форт  был  атакован  коммодором
Стрингемом и генералом  Батлером.  Редут  взят.  Крепость  Гаттерас  после
довольно длительного сопротивления подняла белый флаг. И северяне получают
на все время войны оперативную базу.
   В ноябре, несмотря на сопротивление конфедератов, в  руки  федералистов
попадает  остров  Санта-Роза,  находящийся  к  востоку  от   Пенсаколы   в
Мексиканском заливе и считающийся частью флоридского побережья.
   Но для успешного ведения дальнейших операций одной  крепости  Гаттераса
было недостаточно. Понадобились еще и другие опорные пункты на  побережьях
Южной  Каролины,  Джорджии,  Флориды.  Два  паровых  фрегата   "Уобаш"   и
"Сосквеган" и три парусных,  пять  корветов,  шесть  канонерок,  несколько
разведочных судов, двадцать пять угольщиков, груженных  продовольствием  и
боевыми припасами, и тридцать два  парохода,  вмещающие  пятнадцать  тысяч
шестьсот человек солдат под командой генерала Шермана, отданы  под  начало
коммодору Дюпону. 25 октября эта флотилия снимается с якоря у порта Монро.
Попав в жестокий шторм у мыса Гаттераса, она обследует  пролив  Хилтон-Хед
между Чарлстоном и Саванной. Там находится Порт-Ройял - одна из крупнейших
бухт в Штатах, где сосредоточены силы южан под командой  генерала  Риплея.
Два форта, находящиеся на расстоянии четырех тысяч метров друг от друга  -
Уолкер и Борегар, - охраняют вход в  бухту.  Ее  защищают  восемь  военных
паровых судов, а  благодаря  песчаной  отмели  она  почти  недоступна  для
неприятельского флота.
   Пятого ноября  фарватер  был  обследован,  и  Дюпон,  обменявшись  лишь
несколькими пушечными выстрелами с южанами, проникает  в  бухту.  Высадить
войска генерала Шермана ему пока не удается.  7-го  числа  до  полудня  он
атакует форт Уолкер, а вслед  затем  и  форт  Борегар.  Он  ведет  по  ним
ураганный  огонь,  засыпает  их  крупнейшими  снарядами.   И   оба   форта
эвакуированы. Федералисты завладевают ими почти без боя.  Шерман  занимает
этот важнейший стратегический пункт, необходимый для дальнейшего  развития
военных операций. То был удар, нанесенный в самое сердце рабовладельческих
штатов. В руки  федералистов  переходят  затем  один  за  другим  соседние
острова, даже остров Тайби и форт Пуласки на реке Саванне. К концу года  в
руках Дюпона оказываются пять крупнейших бухт: Норт-Эдисто, Святая  Елена,
Порт-Ройял, Тайби, Уорсо  и  целый  ряд  мелких  островков,  рассеянных  у
берегов Каролины и Джорджии. 1 января 1862 года он берет, наконец, военные
укрепления конфедератов на берегах Кусоу.
   Таково было положение воюющих сторон в начале февраля 1862 года. Таковы
были успехи федерального правительства на  Юге,  когда  корабли  коммодора
Дюпона и войска Шермана подступили к границам Флориды.





   Был восьмой час вечера, когда Джемс Бербанк и Эдвард  Кэррол  поднялись
по ступеням главного входа Касл-Хауса, обращенного к реке Сент-Джонс. Ведя
за руку малютку, вслед за ними вошла и Зерма. Они  вступили  в  просторный
холл, в глубине которого под  круглым  сводом  расходилась  двумя  маршами
лестница, ведущая в верхние этажи.
   Приезжих  встретили  миссис  Бербанк  и  Пэрри  -  главный  управляющий
плантации.
   - Что нового в Джэксонвилле?.
   - Ничего, мой друг.
   - А от Джилберта есть известие?.
   - Есть... письмо.
   - Ну, слава богу!
   Таковы были первые слова, которыми обменялись супруги Бербанк.
   Обняв жену и свою маленькую дочку Ди, Джемс Бербанк распечатал поданное
ему письмо.
   До приезда Бербанка оно лежало не вскрытым. Положение писавшего  письмо
и его семейства во Флориде было таково, что миссис Бербанк  желала,  чтобы
ее муж первый познакомился с содержанием этого послания.
   - Оно пришло, конечно, не по почте? - спросил Джемс Бербанк.
   - Разумеется, нет, мистер Джемс, - отвечал Пэрри. - Это было бы большой
неосторожностью со стороны мистера Джилберта.
   - Кто же его принес?
   - Какой-то человек из штата Джорджии, на которого  наш  юный  лейтенант
мог, очевидно, вполне положиться.
   - Когда оно получено?
   - Вчера.
   - А где этот человек?
   - Ушел в тот же вечер.
   - Ему, надеюсь, хорошо заплатили?
   - Да, мой друг, - ответила миссис Бербанк, - но только  не  мы,  а  сам
Джилберт. У нас он наотрез отказался что-либо взять.
   Холл был освещен двумя лампами,  стоявшими  на  мраморном  столе  перед
большим диваном. Джемс Бербанк сел к этому столу, жена и дочь  поместились
подле него. Эдвард Кэррол, поздоровавшись с сестрой, опустился  в  кресло,
Зерма и Пэрри остались стоять около лестницы. Оба они были как бы  членами
семьи, и потому письмо можно было читать в их присутствии.
   Джемс Бербанк распечатал письмо.
   - Оно от третьего февраля, - сказал он.
   - Написано четыре дня тому назад! При нынешних обстоятельствах  -  срок
немалый, - заметил Кэррол.
   - Читай же, папа,  читай!  -  вскричала  маленькая  Ди  с  нетерпением,
свойственным ее возрасту.
   Вот что было в письме:

   "На борту, "Уобаш", на якоре близ Эдисто.
   3 февраля, 1862.
   Дорогой отец!
   Во-первых - обнимаю тебя, матушку и сестренку, а  также  дядю  Каррола;
Зерме  передайте  самый  нежный  привет  от  ее  мужа,  моего  честного  и
преданного Марса. Мы с ним оба живы и  здоровы  и  всею  душою  желали  бы
повидаться с вами. Кажется,  это  будет  очень  скоро,  хотя  нас  за  это
проклянет мистер Пэрри, наш  почтенный  управляющий  и  горячий  сторонник
рабовладения, всегда так пламенно негодующий на успехи Севера".

   - Это в ваш огород, Пэрри, - сказал Кэррол.
   - Каждый имеет право держаться на этот счет своих убеждений, -  ответил
Пэрри тоном человека, не желающего их менять.

   - "Это письмо вам доставит верный человек, - продолжал читать  Бербанк,
- поэтому можете быть совершенно спокойны. Вы, вероятно, уже  знаете,  что
эскадра  коммодора  Дюпона  овладела  бухтою   Порт-Ройяла   и   соседними
островами. Север понемногу берет  верх  над  Югом.  Вполне  вероятно,  что
федеральное правительство в скором времени  попытается  занять  главнейшие
порты Флориды. У нас  поговаривают  о  предстоящей  совместной  экспедиции
Дюпона и Шермана, которая предполагается в конце месяца. Очень может быть,
что в таком случае нам поручат занять бухту Сент-Андрус,  откуда  нетрудно
уже будет проникнуть и в самый штат Флориду.
   Как мне хочется поскорее попасть туда, дорогой отец,  -  в  особенности
вместе  с  нашей  победоносной  эскадрой!  Меня  не  перестает  беспокоить
положение нашего семейства среди враждебного сепаратистского населения. Но
я все же твердо верю в близкое торжество тех  идей,  сторонниками  которых
всегда были обитатели Кэмдлес-Бея.
   Ах, если бы я только мог хоть на сутки вырваться,  чтобы  повидаться  с
вами! Но нет! Это было бы слишком  неблагоразумно  как  в  отношении  меня
самого,  так  и  в  отношении  вас;  лучше  уж  набраться  терпения.   Еще
каких-нибудь несколько недель, и мы будем все вместе в Касл-Хаусе!
   Кончаю письмо и стараюсь вспомнить, не забыл ли я  кому-нибудь  послать
привет. Так и есть, забыл: поклонитесь мистеру Стэннарду и моей прелестной
Алисе, по которой я так соскучился.  Передайте  мой  сердечный  привет  ее
отцу, а Алисе - что мои мысли всегда и неизменно с нею.
   Твой почтительный и сердечно любящий сын
   Джилберт Бербанк".

   Джемс Бербанк положил прочитанное письмо  на  стол,  а  миссис  Бербанк
сейчас же взяла его и поцеловала. Потом и маленькая  Ди  крепко  прижалась
губами к тому месту, где стояла подпись ее брата.
   - Славный юноша! - заметил Эдвард Кэррол.
   - Да и Марс тоже славный! - сказала миссис Бербанк, взглянув на  Зерму,
которая обняла подбежавшую к ней  Ди.  -  Надо  известить  Алису,  что  мы
получили от Джилберта письмо, - прибавила она.
   - Я напишу ей, - отвечал Джемс Бербанк. - Впрочем, я сам на днях съезжу
в Джэксонвилл и повидаюсь с  Стэннардом.  С  того  времени,  как  Джилберт
написал это письмо, вероятно, получены уже новые известия о предполагаемой
экспедиции. Хоть бы скорее пришли наши друзья-северяне и Флорида вернулась
бы под звездное знамя! Наше положение здесь становится просто невыносимым.
   Действительно, с тех пор как военные действия стали приближаться к югу,
во Флориде наблюдалось резкое изменение во взглядах на  вопрос,  посеявший
раздор между Севером и Югом.
   В жизни Флориды - бывшей испанской колонии - рабство  до  того  времени
большой роли не играло,  и  в  борьбе  за  него  она  не  принимала  столь
деятельного участия, как Виргиния или  обе  Каролины.  Но  у  сепаратистов
теперь появились вожаки; эти люди, готовые  поднять  мятеж  и  надеявшиеся
извлечь из него личные выгоды, оказывали давление на власти  Сент-Огастина
и  особенна  Джэксонвилла,  где  они  опирались  на   подонки   городского
населения. Вот почему Джемс  Бербанк,  северянин,  взгляды  которого  были
хорошо известны в округе, мог оказаться в очень опасном положении.
   Джемс Бербанк поселился в Кэмдлес-Бее  около  двадцати  лет  назад.  Он
приехал с женою и четырехлетним сыном из Нью-Джерси, где у него тоже  были
поместья. Мы уже видели, как  стала  процветать  плантация  благодаря  его
стараниям и при содействии его шурина Эдварда  Кэррола.  И  это  поместье,
доставшееся ему от предков, очень полюбилось ему. Здесь же, пятнадцать лет
спустя после того как  он  поселился  в  Касл-Хаусе,  у  него  родилась  и
маленькая Ди.
   Джемсу Бербанку исполнилось сорок шесть лет. Это был  человек  крепкого
сложения, деятельный и выносливый в труде; характер  он  имел  энергичный,
твердо держался своих убеждений и ни перед кем  не  стеснялся  высказывать
их. Высокого роста, с пробивающейся уже сединой, он был несколько суров  с
виду, но производил впечатление  человека  прямого  и  обходительного.  По
североамериканской моде он не  носил  ни  усов,  ни  бакенбард,  а  только
бородку и представлял поэтому чистейший  тип  янки  из  Новой  Англии.  Он
пользовался на плантации всеобщей любовью, потому  что  был  добр,  и  его
слушались, потому что был справедлив. Его негры были ему глубоко  преданы,
и Джемс Бербанк с нетерпением лишь дожидался благоприятного момента, чтобы
освободить их. Его шурин был приблизительно  одного  с  ним  возраста;  он
заведовал счетной частью в хозяйстве Кэмдлес-Бея. Эдвард  Кэррол  сходился
вообще в убеждениях со своим зятем, и на рабство у обоих  были  совершенно
одинаковые взгляды.
   На всей плантации один лишь управляющий Пэрри был  упорным  сторонником
рабовладения. Не следует, однако, думать, что этот достойный человек дурно
обращался с неграми, - наоборот, он  всячески  о  них  заботился.  "Но,  -
утверждал он, - в некоторых жарких странах обработку земли можно  поручить
только неграм, а свободные негры - это уже не негры!"
   Свою теорию Пэрри горячо отстаивал при всяком удобном случае, но  никто
на это не обращал внимания, и на него за  это  не  сердились.  Сам  же  он
выходил из себя, когда узнавал о военных успехах федералистов.
   - И не приведи бог, что у нас тут будет, - говорил он, -  когда  мистер
Бербанк освободит своих негров.
   Но, в общем, это был превосходный и мужественный человек. И когда Джемс
Бербанк и Эдвард Кэррол записались в  отряд  милиции,  участники  которого
назывались "minute-man" - "человек-минута", ибо в любой момент должны были
быть готовы взяться за оружие, - он храбро присоединился к ним для  борьбы
с последними отрядами индейцев-семинолов.
   Миссис Бербанк была в то время красивой сорокалетней женщиной; дочь  ее
обещала со временем походить на нее. Для мужа своего  она  была  нежной  и
любящей подругой и немало способствовала его счастью. Она жила только  для
мужа и детей и теперь непрестанно трепетала за  них  с  тех  пор,  как  им
угрожали превратности гражданской войны, докатившейся уже до  Флориды.  Ее
шестилетняя дочка Диана, или, вернее, Ди, как  звали  ее  в  семье,  была,
правда, с нею, но единственный  ее  сын  Джилберт  был  далеко,  и  миссис
Бербанк не всегда удавалось скрыть свой мучительный страх за него.
   Джилберту было двадцать четыре года; как внешностью, так и  всем  своим
внутренним обликом он очень походил на своего отца, но  отличался  большею
непосредственностью и обаянием. Храбрец, искусный во всех видах спорта, он
был прекрасным наездником, пловцом и охотником,  к  великому  ужасу  своей
матери нередко избиравшим ареной своих подвигов  дремучие  леса  и  топкие
болота графства Дьювал или бухты и русло Сент-Джонса, вплоть до самого его
устья. Когда раздались  первые  выстрелы  войны  за  освобождение  негров,
Джилберт оказался таким образом вполне подготовленным ко  всем  трудностям
солдатской жизни. Долг призывал его вступить в  ряды  армии  федералистов,
что он и сделал без малейшего колебания. Он спросил у отца разрешения. Как
ни была огорчена жена, какими  бы  последствиями  ни  грозило  ему  самому
решение Джилберта, - Джемс Бербанк и не подумал противиться желанию  сына.
Он, как и сам Джилберт, считал, что в этом  долг  юноши,  а  долг  превыше
всего.
   Джилберт уехал на Север, но отъезд его  держался  в  строжайшей  тайне.
Если бы в Джэксонвилле узнали, что  сын  Джемса  Бербанка  в  рядах  армии
северян, - это могло бы навлечь преследования на обитателей Кэмдлес-Бея.
   Молодой человек уехал с рекомендательными  письмами  к  нью-джерсийским
друзьям отца, и так как его всегда влекло к морю,  то  его  определили  во
флот. В то время можно было быстро продвинуться по службе, а Джилберт  был
не из тех, кто плетется в  хвосте.  Вашингтонское  правительство  обратило
внимание на двадцатичетырехлетнего юношу, не побоявшегося вступить в  ряды
аболиционистов, хотя семья его оставалась во враждебном федералистам крае.
Вскоре Джилберт  отличился  при  нападении  на  форт  Самтер.  Он  был  на
"Ричмонде", когда этот  корабль  в  устье  Миссисипи  подвергся  нападению
"Манассаса", и своей отвагой  немало  содействовал  удачному  исходу  боя.
После этого дела его сейчас же произвели в мичманы, хотя он и не учился  в
морском училище  в  Аннаполисе,  как,  впрочем,  и  все  молодые  офицеры,
призванные из торгового флота. В новом чине Джилберт получил назначение  в
эскадру Дюпона и отличился в блистательном деле против форта  Гаттераса  и
при взятии Си-Айленда, за что был произведен в лейтенанты  и  назначен  на
одну  из  канонерок  Дюпона,  собиравшихся   форсировать   фарватер   реки
Сент-Джонс.
   Молодому человеку тоже не  терпелось,  чтобы  поскорее  окончилась  эта
кровопролитная война. Он любил и был любим. По окончании войны он надеялся
вернуться в Кэмдлес-Бей и жениться на дочери лучшего  друга  своего  отца,
мисс Алисе Стэннард.
   Мистер   Стэннард   не   был   флоридским   землевладельцем.    Человек
состоятельный,  он,  овдовев,  решил  всецело  посвятить  себя  воспитанию
дочери. Он жил в Джэксонвилле, от которого до Кэмдлес-Бея было всего  лишь
три или четыре мили вверх по реке. С семейством  Бербанков  его  связывала
вот уже пятнадцать лет самая тесная дружба, и не проходило  недели,  чтобы
он не побывал у своих друзей в  Касл-Хаусе.  Джилберт  и  Алиса  Стэннард,
можно сказать, выросли вместе. И брак  между  ними,  давно  задуманный  их
родителями и суливший прочное счастье  молодым  людям,  был  теперь  решен
окончательно.  Хотя  Уолтер  Стэннард  был  южанином,  однако  он,  как  и
некоторые из его сограждан, стоял за  уничтожение  рабства.  Их,  впрочем,
было слишком мало, чтобы противостоять большинству землевладельцев Флориды
и жителей Джэксонвилла,  все  больше  и  больше  склонявшихся  на  сторону
сепаратистов. И флоридские вожаки  сепаратистов,  опиравшиеся  на  подонки
населения, всегда готовые к  мятежу  и  насилиям,  начинали  на  них  косо
поглядывать.
   Родом Уолтер Стэннард был из Нового Орлеана.  Его  покойная  жена  была
француженкой и умерла в молодости, оставив ему дочь, которая  унаследовала
от матери великодушие и благородство души. Когда Джилберт уезжал в  армию,
Алиса проявила большое мужество, стараясь утешить миссис Бербанк и внушить
ей бодрость. Глубоко и  нежно  любя  своего  жениха,  она:  тек  не  менее
твердила его матери, что долг Джилберта идти на войну, чтобы сражаться  за
освобождение части человечества. Невесте  молодого  Бербанка  было  в  это
время  девятнадцать  лет;  это   была   красивая   белокурая   девушка   с
темно-карими, почти черными глазами, очаровательным цветом лица,  стройная
и прекрасно воспитанная. Она была с  виду  несколько  серьезна,  но  когда
улыбалась - улыбка совершенно преображала ее хорошенькое личико.
   Описание семейства Бербанков будет неполно, если мы не упомянем о  двух
их преданных слугах, о Марсе и Зерме.
   Мы уже видели из письма Джилберта, что он уехал на войну не один,  а  с
Марсом. Молодой человек не мог выбрать себе более преданного товарища, чем
этого невольника с плантации отца, ставшего, впрочем, вольным человеком  с
момента своего вступления на территорию  Севера.  Но  для  Марса  Джилберт
остался по-прежнему господином, которого он ни за что не  хотел  покинуть,
хотя и мог бы поступить волонтером  в  один  из  негритянских  батальонов,
формировавшихся уже тогда вашингтонским правительством.
   Марс и Зерма были мулатами. Брат Зермы,  Роберт  Смолль,  -  знаменитый
герой-невольник, который через четыре  месяца  после  описываемых  событий
захватил у конфедератов в самой бухте Чарлстона небольшой пароход с  двумя
пушками и передал федеральному флоту.
   Зерме было от кого позаимствовать  душевное  благородство  и  мужество.
Марсу тоже. Это была счастливая пара, которую в  первые  годы  супружеской
жизни несколько раз едва не разлучила гнусная торговля людьми.  Но  случай
устроил так, что как раз, когда они едва не были проданы  врозь,  оба  они
попали в услужение на плантацию Кэмдлес-Бей.
   Вот как это случилось.
   Зерме шел теперь  тридцать  второй  год,  Марсу  тридцать  шестой.  Они
поженились  семь  лет  назад,  когда  принадлежали  еще  прежнему   своему
владельцу, плантатору Тикборну, владения которого  находились  в  двадцати
милях от Кэмдлес-Бея вверх  по  течению  Сент-Джонса.  Уже  в  продолжение
многих лет этот плантатор часто встречался с Тексаром, который  находил  в
его доме радушный прием. Вообще говоря, Тикборн не пользовался уважением в
графстве. Человек он был недалекий, дела свои страшно запутал  и  в  конце
концов вынужден был продать часть своих невольников.
   Приблизительно в это время Зерма, несчастная, как и вообще все негры  с
плантации Тикборна, родила ребенка, которого у нее  сейчас  же  отняли,  а
сама она была посажена в тюрьму за преступление,  которого  не  совершила.
Ребенок вскоре умер. Велико было горе Зермы и негодование  Марса,  но  что
могли они, бесправные рабы, сделать против своего господина, которому  они
принадлежали как вещь, потому что он их купил?
   На этом, однако, не кончились беды несчастных супругов. На следующий же
день после смерти ребенка их повели продавать с молотка  и  чуть  было  не
разлучили. У них не  было  никакой  надежды,  что  у  нового  хозяина  они
окажутся вместе. И действительно, на Зерму скоро  нашелся  покупатель,  но
только на одну Зерму, без  Марса.  Покупатель  этот  был  Тексар.  Никакой
плантации у него не было, и зачем ему  понадобилась  Зерма  -  неизвестно.
Просто так, по какой-то причуде. Тикборн уже готовился покончить  дело  со
своим приятелем, как вдруг подвернулся новый, более выгодный покупатель.
   Джемс Бербанк случайно зашел на публичную продажу негров Тикборна и был
тронут участью несчастной мулатки, тщетно молившей, чтобы ее не  разлучали
с мужем.
   Бербанку нужна была кормилица для новорожденной дочки. Узнав, что среди
выведенных  на  аукцион  невольников  Тикборна   есть   женщина,   недавно
потерявшая своего ребенка, он пожелал купить ее. Тронутый  слезами  Зермы,
он купил за высокую цену не только ее, но и Марса.
   Тексар знал Джемса Бербанка, который неоднократно выгонял его из  своих
владений как человека с сомнительной репутацией. С тех самых пор Тексар  и
возненавидел всеми силами души семью владельца Кэмдлес-Бея.
   Тщетно Тексар пробовал бороться со своим богатым  соперником  и  удвоил
цену, которую запросил Тикборн за мулатку и ее мужа.  Он  только  заставил
Джемса Бербанка заплатить за свою покупку втридорога. В конце концов  Марс
и Зерма достались все же владельцу Кэмдлес-Бея.
   Таким образом муж и жена только остались в выигрыше: во-первых, они  не
были разлучены, а во-вторых, достались  гуманнейшему  плантатору  во  всей
Флориде. Это смягчило их горе; они могли теперь без ужаса смотреть на свое
будущее.
   Прошло шесть лет, а мулатка Зерма все еще была в полном расцвете  своей
своеобразной красоты. Господам своим она была предана всей душой, что  уже
неоднократно доказала и смогла доказать в дальнейшем. Марс тоже  выказывал
себя  вполне  достойным  своей  жены,  с  которой  был   навеки   соединен
великодушным поступком Джемса Бербанка. Он  был  образцом  тех  негров,  в
жилах  которых  течет  немало  креольской   крови.   Рослый,   сильный   и
бесстрашный, он мог оказать неоценимые услуги своему новому хозяину.
   Когда вновь купленные невольники попали  на  плантацию,  с  ними  стали
обращаться не как с рабами, а как  со  свободными  людьми.  Все  сразу  же
оценили  их  доброту,  честность  и  сообразительность.  Марса  специально
приставили к молодому Джилберту Бербанку, а Зерма стала кормилицей  Ди,  и
оба невольника превратились как бы в членов семейства Бербанков.
   Зерма  перенесла  на  маленькую  Диану  весь  неизрасходованный   запас
материнской любви. Ди платила за  это  своей  кормилице  глубокой  детской
привязанностью, а  миссис  Бербанк  питала  к  мулатке  чувства  дружбы  и
искренней признательности.
   Такая  же  дружба  существовала  между  Джилбертом  и  Марсом.  Ловкий,
проворный и сильный мулат обучил  своего  молодого  господина  всем  видам
спорта. Джемс Бербанк был очень рад, что приставил его к сыну.
   Уйдя из-под власти  Тикборна,  Марс  и  Зерма  были  как  нельзя  более
довольны своим положением и благословляли судьбу, избавившую их  от  ужаса
попасть в руки Тексара. Они никогда не забывали, кому были этим обязаны.





   На другой день рано утром по берегу одного из островков,  затерянных  в
глубине Черной бухты, прохаживался какой-то человек.
   То был Тексар.
   В нескольких шагах от него только что причалил индеец на той  же  самой
лодке, которая подплыла накануне к "Шаннон".
   То был Скуамбо.
   Пройдясь несколько раз взад и вперед, Тексар  остановился  у  одной  из
магнолий, пригнул нижнюю ветку и сорвал с нее лист вместе  со  стебельком.
Потом он вырвал из записной книжки  страницу,  на  которой  было  написано
чернилами несколько слов, и, тонко скатав ее, подсунул под прожилки нижней
стороны листа магнолии. Это было так ловко сделано, что сверху  вид  листа
ничуть не изменялся.
   Затем Тексар позвал:
   - Скуамбо!
   - Что, господин? - откликнулся индеец.
   - Поезжай куда тебе ведено!
   Скуамбо взял лист магнолии; усевшись в  лодку,  он  положил  его  перед
собой; затем, энергично работая веслом, он обогнул оконечность островка  и
углубился в извилистый проток, скрытый под густым сводом ветвей.
   Лагуна была изрезана целой сетью таких протоков, с мутною черною водою,
как в некоторых европейских садоводствах. Кто не знал всех ходов и выходов
этого  лабиринта,  тот  непременно  заплутался  бы  в  лагуне  среди  всех
ответвлений Сент-Джонса и никогда бы оттуда не выбрался.
   Скуамбо плыл уверенно  и  смело,  направляя  свой  челн  туда,  откуда,
казалось, не было никакого выхода. Он раздвигал низко нависшие  над  водою
ветки, которые снова смыкались за ним, так что никто бы  не  подумал,  что
тут сейчас проплыла лодка.
   Индеец уверенно плыл по извилистым протокам, местам  еще  более  узким,
чем те канавки, которыми дренируют  луга.  При  его  приближении  взлетали
вспугнутые им стаи водоплавающих птиц. Скользкие угри бесшумно  извивались
среди видневшихся из воды корней.  Скуамбо  не  обращал  на  них  никакого
внимания; не заботился он и о спавших в иле кайманах,  которых  легко  мог
разбудить, задев их лодкой. Он все плыл вперед,  в  узких  местах  работая
веслом, точно багром.
   Утро становилось  все  светлее,  и  ночной  туман  поднимался  к  небу,
разгоняемый первыми лучами солнца, но под  непроницаемым  зеленым  сводом,
закрывавшим  протоки,  этого  не  было  видно.  Сквозь  заросли  не  могли
проникнуть даже отвесные лучи полуденного солнца. Впрочем, это болотистое,
сырое место и не нуждалось в ярком дневном  свете;  для  пресмыкающихся  и
гадов, кишащих в этой черноватой воде, для  всех  разновидностей  болотных
растений, плавающих на ее поверхности, полусвет был гораздо приятнее.
   Около получаса Скуамбо лавировал между островками. Когда  он,  наконец,
остановился, челнок достиг одного из самых отдаленных закоулков бухты.
   В этом месте кончалась уже болотистая часть лагуны,  деревья  росли  не
так густо и пропускали лучи солнца.
   Дальше открывалась большая низменная равнина, окаймленная лесом. На ней
росло пять-шесть деревьев. Болотистая почва была покрыта  кочками  и,  как
матрац, пружинилась под ногами. Кое-где в причудливом  беспорядке  на  ней
разбросаны были чахлые деревца сассафрасса и кустики лиловатых ягод.
   Привязав свой челнок к стволу  прибрежного  дерева,  Скуамбо  сошел  на
берег. Ночной туман редел. Пустынный луг выступал все яснее из окутывавшей
его дымки.  Среди  пяти  или  шести  деревьев,  очертания  которых  смутно
вырисовывались во мгле, росла невысокая магнолия.
   Индеец направился прямо к дереву. Наклонив одну из веток  магнолии,  он
прикрепил к ней лист, данный ему Тексаром,  и,  когда  выпущенная  из  рук
ветвь вернулась в  прежнее  свое  положение,  этот  лист  затерялся  среди
зелени.
   Скуамбо сел снова в челн и поплыл к островку, где его дожидался Тексар.
   Черная бухта, получившая свое  название  от  цвета  воды  в  ней,  была
размером в пятьсот - шестьсот акров. Она  питалась  водами  Сент-Джонса  и
представляла собою нечто вроде архипелага -  множество  мелких  островков,
среди которых наверное заплутался бы всякий, недостаточно хорошо  знакомый
с сетью извилистых  протоков.  Там  было  что-то  около  сотни  островков,
которые не соединялись между собою  ни  мостами,  ни  перемычками,  только
цепкие лианы да местами высокие развесистые деревья сплетались ветвями над
разделявшими их рукавами реки. Установить сообщение между островками  было
таким образом нелегко.
   Один из островков, находящийся  в  самом  центре  бухты,  был  наиболее
значительным как по своим размерам - акров двадцать, так  и  по  высоте  -
футов пять или шесть над средним уровнем воды в  Сент-Джонсе.  Когда-то  в
старину здесь был построен небольшой форт, или  блокгауз.  Теперь  он  был
совершенно заброшен, но его полусгнивший деревянный палисад еще стоял  под
разросшимися большими деревьями - магнолиями, кипарисами,  дубами,  черным
орехом, южной сосной, увитыми длинными гирляндами кобеи и лиан.
   Сам форт, вернее, наблюдательный пункт,  стоял  внутри  палисада,  едва
виднеясь сквозь чащу деревьев.  Он  был  невелик  и  рассчитан,  вероятно,
человек на двадцать гарнизона. В деревянных стенах были проделаны бойницы.
Дом,  словно  черепаха  панцирем,  прикрыт  был  дерновою  крышей.  Внутри
центрального помещения  устроено  было  несколько  комнат,  примыкавших  к
кладовой, предназначавшейся для хранения боевых припасов и провизии. Чтобы
проникнуть в блокгауз, нужно было попасть сперва за ограду,  пройдя  через
узкий потайной вход в палисаде, потом перейти обсаженный деревьями двор и,
наконец, подняться по двенадцати ступеням, прорытым в земле и  укрепленным
бревнами.  Тогда  можно  было  войти  в  дом  через  единственную   дверь,
переделанную из прежней амбразуры.
   Таково  было  постоянное,  никому  не  ведомое  убежище  Тексара.  Там,
скрываясь от людских глаз, жил он со своим Скуамбо, очень ему преданным  и
в моральном отношении вполне его достойным. Кроме Скуамбо, там  находилось
пять или шесть негров-невольников, которые были ничуть не лучше индейца.
   Как видит читатель, жилище Тексара роскошью не отличалось  и  не  могло
равняться  с  богатыми  усадьбами,   расположенными   по   обоим   берегам
Сент-Джонса, Тексар  и  его  слуги  не  были  обеспечены  там  даже  самым
необходимым, хотя и не  отличались  требовательностью.  Что  мог  им  дать
пустынный островок?  С  полдюжины  домашних  животных,  небольшой  огород,
огурцы, картофель, яме, десятка два фруктовых деревьев-дичков да  охота  в
лесу и рыбная  ловля  в  лагуне  в  любое  время  года.  Но,  очевидно,  у
обитателей  блокгауза  были  еще  какие-нибудь  другие  источники  дохода,
известные одному лишь Тексару да еще Скуамбо.
   Зато неприступность  блокгауза  вполне  обеспечивала  безопасность  его
обитателей. Да и кто стал бы на них нападать и с какой стати? А если б это
случилось, то о приближении врага немедленно дали бы знать  два  громадных
свирепых пса караибской  породы,  разведенной  во  Флориде  испанцами  для
поимки беглых негров.
   Вот что представляло собой жилище Тексара, вполне его достойное. А  вот
что за человек был он сам.
   Тексару исполнилось тридцать пять лет.  Среднего  роста,  коренастый  и
сильный, он был превосходно закален тем образом жизни,  который  постоянно
вел. Он  был  испанцем  по  происхождению,  о  чем  свидетельствовала  его
внешность. У него были черные жесткие волосы,  густые  брови,  зеленоватые
глаза, широкий с тонкими губами ввалившийся рот, точно прорезанный  ударом
сабли, и курносый нос с ноздрями  хищного  зверя.  Все  в  нем  изобличало
человека коварного и с сильными страстями.  Прежде  он  носил  бороду,  но
потом,  каким-то  образом  наполовину  спалив  ее,  стал  бриться,  отчего
грубость и жестокость его лица сделались еще заметнее.
   Во Флориде этот авантюрист появился лет двенадцать назад и поселился  в
заброшенном  блокгаузе,  из  которого  его  никто  и  не  думал  выгонять.
Неизвестно было, откуда он явился и  как  жил  прежде,  на  этот  счет  он
никогда  не  распространялся.  Предполагали,  -   так   оно   и   было   в
действительности, - что он занимался раньше  торговлей  неграми,  продавая
свой товар в портах Джорджии и обеих Каролин. Но, по-видимому, он не нажил
себе состояния этой гнусной торговлей. Во всяком случае, он не пользовался
ни малейшим уважением даже в краю,  где  подобные  ему  люди  не  являлись
редкостью.
   Хотя Тексара все знали с самой невыгодной стороны, это  не  мешало  ему
иметь большое влияние в графстве Дьювал и особенно в Джэксонвилле. Правда,
влияние это распространялось лишь на наименее почтенную  часть  населения.
Тексар ездил часто в Джэксонвилл по своим  делам,  о  которых  никогда  не
рассказывал. Там у него завелось немало друзей среди  городских  подонков.
Мы уже видели, что он возвратился из Сент-Огастина не один, а  в  компании
нескольких  подозрительных  личностей.  Впрочем,  под   влиянием   Тексара
находились не только подонки общества, но также несколько  землевладельцев
по реке Сент-Джонс, и хотя сами они к нему не ездили, - ибо никто не знал,
где он проживает, - зато принимали его у  себя.  Охота  была  естественным
связующим звеном для людей сходных вкусов и нравов.
   В последнее время влияние Тексара сильно возросло благодаря  тому,  что
он вдруг объявил себя горячим сторонником определенных  идей.  Как  только
встал вопрос о рабовладении, Тексар  тотчас  же  записался  в  ряды  самых
решительных и упорных приверженцев рабовладения. Он доказывал, что сам  он
лично не заинтересован в этом вопросе, ибо владеет всего лишь пятью-шестью
невольниками, и если стоит за рабство, то только из принципа. Этот принцип
он и намерен защищать. Но  каким  же  способом?  Он  действовал  на  самые
низменные инстинкты толпы,  подстрекая  ее  к  грабежу,  поджогам  и  даже
убийствам тех землевладельцев и жителей штата, которые  разделяли  взгляды
северян.  И  теперь  этот  опасный  авантюрист   задался   целью   сменить
администрацию Джэксонвилла и на место людей  умеренных,  всеми  уважаемых,
поставить ярых своих приверженцев.  Став  при  помощи  мятежа  хозяином  в
графстве, он немедленно бы расправился со своими врагами.
   Понятно, что Джемс Бербанк  и  его  единомышленники  зорко  следили  за
поведением этого,  столь  опасного  человека.  Вот  причина  той  страшной
ненависти, с одной стороны, и крайнего недоверия с другой, которые  должны
были лишь усилиться в связи с последующими событиями.
   То, что стало известным о прошлой деятельности Тексара с тех  пор,  как
он  перестал  заниматься  торговлей  неграми,  было  в  достаточной   мере
подозрительным. Все наводило на мысль,  что  во  время  последнего  набега
семинолов он имел с ними тайные сношения. Быть может, он указывал  им,  на
какие плантации лучше напасть, где удобнее устроить  засаду  или  ловушку?
Так оно, вероятно, и  было,  потому  что  вслед  за  последним  нападением
индейцев местная власть сочла нужным арестовать испанца и привлечь к  суду
по обвинению в сообщничестве с семинолами.  Но  Тексару  удалось  доказать
свое алиби - к этому способу защиты он с успехом прибегал и  впоследствии.
Было установлено, что во время нападения на ферму  в  графстве  Дьювал  он
находился в Саванне, то есть на расстоянии сорока миль к  северу  от  этой
фермы, в штате Джорджии, за пределами Флориды.
   В последующие годы на плантациях и почтовых дорогах Флориды  участились
грабежи и  убийства.  Во  всех  этих  делах  подозревался  Тексар,  но  за
неимением улик против него нельзя было начать судебного преследования.
   Наконец представился, по-видимому, удобный  случай  схватить  на  месте
преступления злодея, ускользавшего до сих  пор  от  правосудия.  По  этому
именно делу его и вызывали накануне на суд в Сент-Огастин.
   За неделю перед тем Джемс Бербанк,  Эдвард  Кэррол  и  Уолтер  Стэннард
возвращались с одной из соседних плантаций. Дело было к вечеру,  наступали
сумерки. Вдруг до слуха их донеслись чьи-то вопли и стоны. Они поспешили в
ту сторону, откуда слышались  крики,  и  увидали  перед  собою  уединенную
ферму.
   Ферма горела. Ее, вероятно,  разграбили,  а  затем  подожгли  несколько
злодеев, которые тем временем успели скрыться; Бербанку  и  его  спутникам
удалось заметить двоих бандитов, когда те пытались спрятаться в лесу;  они
бросились  в  погоню  за  грабителями.  Догнать  злодеев  они  не  смогли,
преступники успели удрать, но Бербанк, Кэррол и Стэннард узнали одного  из
них: то был Тексар.
   К этому присоединилось потом еще одно веское  доказательство:  пробегая
по опушке леса, испанец наткнулся на Зерму и чуть не сбил ее  с  ног.  Она
его тоже узнала, хотя испанец и улепетывал во все лопатки.
   Разумеется, история эта  наделала  в  графстве  много  шуму.  Грабеж  с
поджогом - это было самым  страшным  преступлением  в  глазах  поселенцев,
рассеянных по обширным просторам Флориды, Джемс Бербанк немедленно сообщил
суду о случившемся, и,  основываясь  на  его  показаниях,  местные  власти
постановили привлечь Тексара к уголовной ответственности.
   Испанец был доставлен в Сент-Огастин для очной ставки с уличавшими  его
свидетелями.  Джемс  Бербанк,  Эдвард  Кэррол,  Уолтер  Стэннард  и  Зерма
единодушно подтвердили, что узнали Тексара в  злоумышленнике,  бежавшем  с
горевшей фермы. Они не колеблясь  утверждали,  что  Тексар  был  одним  из
виновников преступления.
   Со  своей  стороны  и  Тексар  тоже  вызвал  нескольких  свидетелей   в
Сент-Огастин; и те не менее торжественно  утверждали,  что  в  тот  вечер,
когда горела ферма, Тексар находился  вместе  с  ними  в  Джэксонвилле,  в
таверне Торильо, хорошо известной, но пользующейся дурною  славой.  Тексар
безотлучно находился там с ними весь вечер. При этом  один  из  свидетелей
привел очень убедительную подробность: у Тексара  в  тот  вечер  произошла
стычка с каким-то посетителем таверны, они подрались, и противник  Тексара
намеревался даже подать на него жалобу в суд.
   После такого  категорического  утверждения,  поддержанного  к  тому  же
показаниями совершенно посторонних Тексару лиц, судье в  Сент-Огастине  не
оставалось ничего другого, как прекратить следствие и  снять  обвинение  с
Тексара. Так что и на сей раз этому странному субъекту  удалось  полностью
доказать свое алиби.
   Вот после этого-то  разбирательства,  7  февраля  вечером,  возвращался
Тексар со своими свидетелями из Сент-Огастина на пароходе "Шаннон". Мы уже
видели, как он держал себя во время этого путешествия. С парохода  испанец
пересел в челнок к индейцу Скуамбо и  вернулся  в  уединенный  форт,  куда
последовать за ним было бы очень мудрено.
   Что же касается Скуамбо, смышленого и хитрого  семинола,  ставшего  его
верным подручным, то Тексар его взял  к  себе  на  службу  как  раз  после
(последнего набега индейцев, с которым - и с полным основанием - связывали
имя испанца.
   Джемса Бербанка Тексар смертельно ненавидел и только и  думал,  как  бы
жестоко отомстить ему. Если бы  Тексару  удалось  действительно  захватить
власть в свои  руки,  то  при  всех  случайностях,  ежедневно  порождаемых
войной, он мог бы стать крайне опасным для обитателей  Кэмдлес-Бея.  Джемс
Бербанк обладал характером мужественным и твердым и  был,  конечно,  далек
оттого, чтобы бояться подобного человека, но зато миссис  Бербанк  ожидала
грядущих событий с чувством гнетущей тревоги за мужа и за всю свою семью.
   Но в каком беспрестанном мучительном страхе жила бы эта семья, если  бы
знала, что Тексар догадывается об участии  Джилберта  Бербанка  в  военных
действиях против Юга.
   Откуда злодей мог узнать эту тайну? Да через своих шпионов, которые изо
всех сил старались услужить ему.
   Как же было не опасаться того,  что  Тексар,  зная  о  службе  молодого
Бербанка  в  эскадре  коммодора  Дюпона,  попытается   устроить   молодому
лейтенанту какую-нибудь ловушку? Но если бы негодяю удалось заманить юношу
на флоридскую  территорию  и  выдать  его  местным  властям,  то  нетрудно
догадаться, какую бы участь уготовили  для  сына  Джемса  Бербанка  южане,
раздраженные успехами федеральных войск.
   Таково было положение  дел  в  то  время,  с  которого  начинается  наш
рассказ. Таково было положение федералистов, находившихся  почти  у  самых
берегов Флориды, и семьи Бербанков, которая жила в самом  сердце  графства
Дьювал. Таково было положение Тексара и не только в самом Джэксонвилле, но
и  на  всей  территории,  занятой  сторонниками  рабовладения.   Если   бы
единомышленникам Тексара удалось взять верх, то испанцу нетрудно  было  бы
поднять мятеж среди городских  подонков  и  натравить  их  на  противников
рабства в Кэмдлес-Бее.
   Приблизительно через  час  Скуамбо  вернулся  на  центральный  островок
бухты. Он вытащил челнок на берег, проник  внутрь  ограды  и  поднялся  по
лестнице в блокгауз.
   - Отвез? - опросил Тексар.
   - Отвез, господин, - отвечал индеец.
   - Ну, а там как?.. Ничего, а?
   - Ничего, господин.





   - Нет, нет, Зерма, что ни говори, а ты для того  только  и  рождена  на
свет,  чтобы  быть  невольницей,  -  сказал,  садясь  на  своего   конька,
управляющий плантации. - Невольницей, - повторил он вновь это слово,  -  а
никак не свободной женщиной.
   - Ну, а я держусь иного мнения, - спокойно возразила Зерма, ибо споры с
управляющим Кэмдлес-Бея на эту тему стали для нее привычными.
   - Держись, пожалуй, но только в конце концов ты все  равно  согласишься
со мною, что полного равенства между белыми и черными быть не может.
   - Да ведь оно существует  и  всегда  существовало,  мистер  Пэрри,  оно
установлено самою природою.
   - Самой природой? Но природа распорядилась так, что на  земле  белых  в
десять, в двадцать... куда там - в сто раз больше, чем черных.
   - Вот потому-то им  и  удалось  поработить  негров;  Сила  была  на  их
стороне, и они употребили ее во  зло.  Будь  негры  многочисленнее,  тогда
белые были бы у них рабами... хотя  нет,  черные,  наверно,  оказались  бы
более справедливыми и, главное, не были бы так жестоки...
   Не следует, однако, думать, что подобные разговоры,  к  слову  сказать,
совершенно праздные, мешали Зерме-и управляющему жить в  добром  согласии.
Но в данную минуту им и делать  было  нечего,  как  только  болтать.  Они,
конечно, могли бы выбрать для беседы и более полезную  тему,  если  бы  не
мания Пэрри - вечно сводить разговор к вопросу о рабстве.
   Оба они сидели на корме одной из лодок,  которая  управлялась  четырьмя
неграми. Они, пользуясь отливом, плыли в Джэксонвилл. Управляющий ехал  по
делам мистера Бербанка, а Зерма за кое-какими покупками для малютки Ди.
   Это было 10 февраля, то есть через три  дня  после  возвращения  Джемса
Бербанка в Касл-Хаус, а Тексара в Черную бухту.
   Само собою разумеется, что на следующий  же  день  по  прибытии  Джемса
Бербанка домой мистер Стэннард и его дочь получили из Кэмдлес-Бея  письмо,
в котором было вкратце изложено то, что писал родителям  Джилберт.  Письмо
пришло очень кстати, потому что Алиса жила в вечной тревоге  с  тех  самых
пор, как началась кровавая борьба между Югом и Севером.
   Лодка, оснащенная латинским парусом, плыла быстро,  и  до  Джэксонвилла
оставалось уже не больше четверти часа. У управляющего таким образом  было
мало времени для развития своей любимой темы, и он спешил  воспользоваться
оставшимися минутами.
   - Нет, Зерма, нет! - продолжал он твердить свое. - Если бы даже  негров
было и больше, положение ничуть не изменилось бы. И вот помяни мое  слово,
чем бы ни кончилась война,  все  равно  волей-неволей  придется  сохранить
рабство, потому что для плантации необходимы невольники.
   - А вот мистер Бербанк, как вам известно,  думает  иначе,  -  возразила
Зерма.
   - Знаю. Мистер Бербанк весьма почтенный человек, я его глубоко  уважаю,
но тут он, смею сказать, жестоко ошибается. Негр должен  составлять  такую
же  неотъемлемую  принадлежность  плантации,  как  домашние  животные  или
земледельческие орудия. Если бы лошадь могла идти, куда захочет,  если  бы
плуг мог сам себе  выбирать  хозяина,  -  невозможно  было  бы  заниматься
сельским хозяйством. Пусть  только  мистер  Бербанк  попробует  освободить
своих негров, он увидит тогда, что станется с Кэмдлес-Беем!
   - Он давно бы уже это сделал, если бы обстоятельства ему  позволили,  и
вам это известно, мистер Пэрри. А хотите знать, что было бы в Кэмдлес-Бее,
если бы там объявили об освобождении негров? Поверьте, ни один из  них  не
ушел бы с плантации и все остались бы по-прежнему, только право обращаться
с нами, как со скотом, было бы отменено. А  так  как  в  Кэмдлес-Бее  этим
правом никогда не пользовались, то у нас и в этом  отношении  не  было  бы
никакой перемены.
   - Неужели ты надеешься убедить меня своими доводами, Зерма?  -  спросил
управляющий.
   - Нисколько, сударь, да это и ни к чему.
   - Почему же?
   - Потому что в  душе  вы  совершенно  согласны  с  мистером  Бербанком,
мистером Кэрролом, мистером Стэннардом и вообще со всеми  великодушными  и
справедливыми людьми.
   - Да нет же, Зерма, нет. Я утверждаю даже, что все, о чем я говорю, - в
интересах самих же негров. Если дать им полную  свободу,  они  погибнут  и
племя их исчезнет с лица земли.
   - Не разделяю вашего мнения, мистер Пэрри, что бы вы там  ни  говорили.
Уж лучше всем нам погибнуть, чем быть обреченными на вечное рабство.
   Управляющий хотел было возразить, и у него в запасе  имелось,  конечно,
немало доказательств, но парус был уже спущен и лодка подошла к деревянной
пристани, где должна была дожидаться возвращения его и Зермы. Они вышли на
берег и отправились каждый по своим делам.
   Город Джэксонвилл стоит на левом берегу Сент-Джонса, на  краю  обширной
равнины, окруженной великолепными лесами. Часть  долины,  особенно  вблизи
реки, покрыта полями маиса, сахарного тростника и риса.
   Лет за десять перед тем Джэксонвилл был всего лишь большой деревней;  в
глинобитных и камышовых хижинах его предместья жили одни только негры.  Но
теперь он стал уже настоящим городом с  комфортабельными  домами,  прямыми
мощеными улицами; число жителей  в  нем  удвоилось.  В  ближайшем  будущем
значение этого крупнейшего центра графства Дьювал должно было еще возрасти
в связи с  проведением  железной  дороги  до  Таллахаси,  главного  города
Флориды.
   Зерма и управляющий обратили внимание на то, что в  городе  все  чем-то
взбудоражены.  Несколько  сот  человек  -  белые,  мулаты  и  метисы  -  с
нетерпением ожидали парохода, дым которого  уже  виднелся  из-за  косы  на
Сент-Джонсе, находящейся пониже города. Самые нетерпеливые, желая поскорее
встретить пароход, вскочили  даже  в  лодки  или  одномачтовые  баркасы  -
обычные в тех краях рыбачьи суда.
   Дело в том, что накануне с театра войны пришли очень  важные  известия.
Слухи о какой-то большой экспедиции,  замышляемой  северянами,  о  которой
писал в своем письме Джилберт Бербанк, дошли частично и  до  Джэксонвилла.
Говорили, что эскадра коммодора Дюпона собирается в скором времени сняться
с якоря и что с ней будут посланы десантные войска генерала Шермана. Никто
точно не знал, в какую именно сторону пойдет эскадра,  но  все  заставляло
предполагать, что  ближайшей  целью  экспедиции  была  река  Сент-Джонс  и
побережье Флориды. Стало быть, после Джорджии теперь  и  Флориде  угрожала
непосредственная опасность быть занятой войсками северян.
   Пароход шел из Фернандины. Когда он причалил  к  пристани,  собравшаяся
толпа  услыхала  от  приехавших  пассажиров  подтверждение  этих   слухов.
Пассажиры  сообщили,  кроме  того,  что   коммодор   Дюпон   первоначально
остановится, вероятно, в  бухте  Сент-Андрус,  где  выждет  благоприятного
момента, чтобы форсировать пролив Амильи и прорваться в устье Сент-Джонса.
   Громко  крича  и  волнуясь,  толпа  рассыпалась  по  городу:  с   шумом
разлетались  большие   южноамериканские   ястребы,   как   бы   специально
предназначенные для очистки улиц. Вожаки-подстрекатели, преимущественно из
друзей Тексара, еще более возбуждали толпу возгласами: "Смерть  северянам!
Дадим им отпор!" На главной площади перед  зданием  суда  и  епископальной
церковью происходили шумные демонстрации. Властям  стоило  немалых  трудов
водворить, наконец, порядок, хотя,  как  уже  говорилось,  далеко  не  все
жители города были единомышленниками Тексара. Но  в  смутные  времена  над
людьми умеренными неизменно берут верх те, кто яростней и громче кричит.
   Особенно много было шума и неистовства в тавернах, где крепкие  напитки
придавали смелость крикунам. Там разные  трактирные  стратеги  и  политики
строили всевозможные планы, чтобы разбить наголову федералистов.
   - Нужно двинуть в Фернандину милицию! - предлагал один.
   - Нужно потопить корабли в фарватере Сент-Джонса, - говорил другой.
   - Нужно построить вокруг города земляные укрепления и подкатить  к  ним
артиллерийские орудия, - было мнение третьего.
   - Нужно потребовать  присылки  подкрепления  по  железнодорожной  линии
Фернандина - Сидар-Кейс.
   - Нужно погасить маяк Пабло, чтобы эскадра Дюпона не  могла  проникнуть
ночью в устье Сент-Джонса.
   - Нужно посредине реки заложить торпеды.
   К началу междоусобной войны этот снаряд был  только  что  изобретен,  и
хотя предложивший пустить в дело торпеды сам хорошенько не знал,  что  это
за штука, отчего же было не попробовать применить их?
   - Но прежде всего, - кричал один из самых яростных ораторов  в  таверне
Торильо, - прежде всего следует арестовать  всех  северян,  находящихся  в
городе, и всех тех южан, которые с ними заодно!
   Как же это такая простая мысль до сих пор никому не пришла в голову?  А
ведь она - ultima ratio [последний довод  (лат.)]  фанатиков  всех  стран.
Поэтому предложение это было встречено громким "ура!". Но, к  счастью  для
честных и умеренных жителей Джэксонвилла, местные власти не решились внять
этому "гласу народа".
   Проходя по  улицам,  Зерма  внимательно  наблюдала  за  всем,  что  там
происходило, чтобы по возвращении в Кэмдлес-Бей рассказать обо всем своему
господину,   для   которого   это   волнение   в    городе    представляло
непосредственную  угрозу.  Если  бы  и  начались  насилия,   они   бы   не
ограничились только городом, а распространились на все плантации графства,
и Кэмдлес-Бей пострадал бы одним из первых.  Сообразив  все  это,  мулатка
решила непременно зайти к мистеру Стэннарду, жившему в предместье  города,
чтобы хорошенько разузнать у него о положении дел.
   Стэннард занимал красивый и  удобный  дом,  стоявший  среди  небольшого
зеленого  оазиса,  уцелевшего  при  расчистке  долины,  когда  безжалостно
вырубали деревья. Стараниями Алисы дом содержался в  безупречном  порядке.
Во всем чувствовалась рука умелой и рачительной хозяйки: Алиса с юных  лет
вела хозяйство в доме своего вдового отца.
   Невеста Джилберта очень обрадовалась Зерме и прежде всего заговорила  о
письме юного лейтенанта. Мулатка почти  дословно  передала  ей  содержание
письма Джилберта.
   - Да, он теперь недалеко, - сказала Алиса. - Но как  Джилберт  вернется
во Флориду? И какие опасности еще ждут его до окончания этой экспедиции!
   - Не думай об опасностях, Алиса, - сказал  Стэннард,  -  Джилберт  ведь
подвергался уже гораздо более серьезным испытаниям во время патрулирования
у берегов Джорджии, а особенно в битве под Порт-Ройялом.  Я  полагаю,  что
флоридцы не окажут особенно упорного или  длительного  сопротивления.  Что
они  могут  поделать,  если  по  их  территории  протекает  Сент-Джонс   и
канонеркам легко проникнуть в самое сердце штата? Тут, по-моему, немыслимо
никакое сопротивление.
   - Дай бог, чтобы вы были правы, отец, - вздохнула Алиса, - и чтобы  эта
ужасная война, наконец, окончилась.
   -  Она  может  окончиться  только  полным  поражением  Юга,  -  заметил
Стэннард, - но это, к сожалению, будет не скоро. Я боюсь,  что  Джефферсон
Дэвис  и  его  генералы  -  Ли,  Джонстон,  Борегар  -  еще  долго   будут
сопротивляться в Центральных штатах.  Нет,  нелегко  войскам  федералистов
справиться  с  южанами.  Конечно,  овладеть  Флоридой  федералистам  будет
нетрудно, но это, увы, далеко  еще  не  обеспечит  за  ними  окончательной
победы.
   - Только  бы  Джилберт  не  сделал  какой-нибудь  опрометчивый  шаг!  -
проговорила Алиса, ломая руки. - Если  он  уступит  желанию  повидаться  с
родными, благо они так близко...
   - И с вами тоже, мисс Алиса, - добавила Зерма. - Ведь вы уже тоже  член
этой семьи!
   - Да, Зерма, всем своим сердцем!
   - Не бойся, Алиса, - сказал Стэннард.  -  Джилберт  не  сделает  такого
безрассудства, тем более что коммодору Дюпону достаточно будет  нескольких
дней, чтобы  овладеть  Флоридой.  Со  стороны  Джилберта  было  бы  крайне
рискованно приезжать сюда, пока здесь не водворятся федералисты.
   - Особенно при нынешнем всеобщем возбуждении, - прибавила Зерма.
   - Да, правда, сегодня с утра весь город в волнении, - продолжал  мистер
Стэннард. - Я видел вожаков и слышал, что они проповедуют. Тексар вот  уже
с неделю орудует среди них, возбуждает и подстрекает их, и  кончится  тем,
что эти злодеи поднимут скоро народ не только против властей, но и  против
всех тех, кто думает иначе.
   - Не лучше ли вам, мистер Стэннард" хоть на время уехать из  города?  -
сказала Зерма. - А когда придут федералисты, вы вернетесь. Мистер  Бербанк
поручил мне сказать вам, что он будет очень рад видеть вас и мисс Алису  в
Касл-Хаусе.
   - Да, я знаю, он меня давно приглашал, - отвечал мистер Стэннард. -  Но
вот вопрос: будет ли нам безопаснее  в  Касл-Хаусе,  чем  в  Джэксонвилле?
Когда эти негодяи, эти подонки  захватят  власть,  они  наверное  примутся
грабить и плантации.
   - По-моему, мистер Стэннард, - возразила Зерма, -  в  момент  опасности
лучше быть всем вместе.
   - Она права, отец, - вмешалась Алиса, - нам лучше быть вместе.
   - Да я ничего не имею  против,  Алиса,  -  отвечал  Стэннард,  -  и  не
отказываюсь от приглашения Бербанка, но только я не думаю,  что  опасность
так близка. Пусть Зерма передаст Бербанку, что мне  понадобится  несколько
дней для устройства своих дел, а после  этого  мы  отправимся  с  тобой  в
Касл-Хаус.
   - И если мистер Джилберт приедет туда, как будет он рад  застать  всех,
кого любит, в сборе! - сказала Зерма.
   Простившись с Уолтером Стэннардом и его  дочерью,  мулатка,  пробираясь
сквозь  возбужденную  толпу,  вернулась  на  пристань,  где  ее  дожидался
управляющий. Оба они сели в лодку и поехали  домой,  причем  мистер  Пэрри
возобновил недоконченный разговор как раз на прерванном месте.
   Не ошибался ли мистер, Стэннард,  полагая,  что  опасность  еще  только
надвигается? Ведь ход событий ускорялся, и Джэксонвилл с минуты на  минуту
мог сделаться ареной кровавой борьбы.
   Впрочем,    федеральное    правительство    действовало    с    большою
осмотрительностью,  стараясь  щадить  интересы  Юга.  Оно  поставило  себе
задачей вводить новые порядки постепенно. Спустя  два  года  после  начала
военных действий осторожный Авраам Линкольн  еще  не  издавал  декрета  об
уничтожении  рабства  на  всей  территории  Соединенных  Штатов.  Лишь  по
прошествии нескольких месяцев появилось сперва президентское  послание,  в
котором  предлагалось  разрешить  этот   вопрос   посредством   выкупа   и
постепенного освобождения негров; потом декрет об освобождении и, наконец,
ассигнование  конгрессом  пяти   миллионов   франков   с   предоставлением
правительству права возмещать землевладельцам их убыток в размере полутора
тысяч  франков  за  каждого  освобожденного   негра.   Если   кое-кто   из
генералов-федералистов и счел себя  уполномоченным  уничтожить  рабство  в
завоеванных местностях, то правительство до сих  пор  относилось  к  этому
неодобрительно и отказывалось давать на это свою санкцию. Дело в том,  что
и среди самих федералистов не было единодушия в отношении отмены  рабства,
и называли  даже  некоторых  генералов-северян,  считавших  эту  меру  еще
преждевременной и неразумной.
   Военные действия между тем продолжались, и конфедераты по большей части
терпели неудачи.
   Двенадцатого февраля генерал Прайс с миссурийской милицией вынужден был
очистить Арканзас. Форт Генри был уже раньше взят  федералистами,  которые
осаждали теперь форт Донелсон, защищенный сильной артиллерией  и  внешними
укреплениями,  протяженностью  в  четыре  километра,  с   городком   Довер
включительно. Форт мужественно оборонялся,  но,  несмотря  на  снегопад  и
морозы,  северяне  так  теснили  его  с  суши  корпусом  генерала  Гранта,
численностью в пятнадцать тысяч человек, а со стороны реки  -  канонерками
адмирала Фута, что 14 февраля он сдался  с  целой  дивизией  южан  и  всем
вооружением.
   Для конфедератов падение форта явилось тяжелым  ударом  и  повлекло  за
собою очень важные последствия. Ближайшим из них было отступление генерала
Джонстона, вынужденного покинуть крупный  город  Нашвилл  на  Камберленде.
Охваченное паникой, население тоже бежало из города вслед  за  отступившей
армией, а несколько дней  спустя  подобная  же  участь  постигла  и  город
Колумбус. Весь штат  Кентукки  оказался  таким  образом  снова  во  власти
федерального правительства.
   Известие об этих тяжких неудачах было встречено во Флориде со  страшным
взрывом негодования и жаждой мести. Власти оказались бессильными  подавить
волнение, охватившее весь штат вплоть до самых глухих деревушек. С часу на
час возрастала опасность для тех, кто не держался "южного" образа мыслей и
не  обнаруживал  желания  сопротивляться  армии  северян.  В  Таллахаси  и
Сент-Огастине происходили сильные беспорядки, подавить которые было весьма
трудно. Но особенно бунтовали городские  подонки  в  Джэксонвилле,  где  с
минуты на минуту приходилось опасаться Чудовищных насилий.
   При  таких  обстоятельствах  опасность,  угрожавшая  Кэмдлес-Бею,   все
возрастала. Правда, Джемс Бербанк, имея  столько  преданных  слуг,  мог  в
случае нападения продержаться несколько дней в своем доме, хотя  запастись
необходимым оружием и боевыми припасами в то время было очень трудно. Зато
Уолтер Стэннард был совершенно беззащитен  в  Джэксонвилле  и  не  мог  не
задуматься об участи, ожидавшей его, Алису и всех его домочадцев.
   Джемс Бербанк знал об опасности,  угрожавшей  его  другу,  и  слал  ему
письмо за письмом, настойчиво приглашая  поскорее  приехать  с  дочерью  в
Кэмдлес-Бей. Там было все-таки не так опасно оставаться, а в случае,  если
бы явилась необходимость бежать внутрь  страны  и  скрываться  до  прихода
северян, - устроить бегство из Кэмдлес-Бея было гораздо легче.
   Уступая просьбам друга, Уолтер Стэннард решился, наконец,  покинуть  на
время Джэксонвилл и укрыться в Касл-Хаусе.  Он  выехал  из  города  тайно,
утром 23 февраля, успешно скрыв от любопытных  глаз  все  приготовления  к
отъезду. В одной из маленьких бухт Сент-Джонса, на милю повыше города, его
ждала  высланная  из  Кэмдлес-Бея   лодка.   Алиса   и   Стэннард   быстро
переправились через реку и благополучно вышли на берег в Кэмдлес-Бее,  где
их встретила вся семья Бербанков.
   Их приняли с радостью. Разве миссис Бербанк не считала уже Алису  своею
дочерью? Теперь же все они были вместе. А вместе,  казалось,  можно  легче
перенести беду и увереннее встретить опасность.
   Стэннарды вовремя уехали из города. На другой же день дом их  подвергся
нападению толпы негодяев, оправдывавших свое насилие чувством патриотизма.
Властям с трудом удалось остановить грабеж и спасти  дома  других  честных
граждан, противников сепаратизма. Но ясно  было,  что  близок  час,  когда
власти эти будут свергнуты, а на  их  место  посажены  вожаки  мятежников,
которые уж, конечно, не станут сдерживать толпу, а  напротив,  будут  сами
подстрекать ее.
   Как и предполагал мистер Стэннард, Тексар  уж  с  неделю  покинул  свое
убежище в Черной бухте и явился в Джэксонвилл. Здесь его окружили  обычные
его приспешники из  самых  дрянных  людей  в  штате,  прибывшие  с  разных
плантаций, расположенных по обоим берегам  реки  Сент-Джонс.  Эти  негодяи
задумали по-своему повернуть дело не только в городах,  но  и  в  сельских
местностях. Они завели сношения со всеми своими единомышленниками в разных
графствах Флориды. Выдвигая на первый план вопрос о  рабовладении,  они  с
каждым днем расширяли круг своего влияния.
   Еще немного, и всякие проходимцы, авантюристы и лесные бродяги, которых
великое число в этих краях, станут хозяевами положения  в  Джэксонвилле  и
Сент-Огастине; они сосредоточат в своих руках  всю  власть  гражданскую  и
военную. Милиция и регулярные войска  будут  действовать  заодно  с  этими
насильниками, как это всегда бывает в смутные  времена,  когда  считается,
что позволительно любое насилие.
   Джемсу Бербанку хорошо было известно все, что происходило за  пределами
Кэмдлес-Бея. Верные люди, на которых он мог вполне положиться, осведомляли
его обо всем, что подготовлялось в Джэксонвилле. Он знал,  что  там  снова
появился Тексар, знал, что под его гнусным  влиянием  находятся  городские
подонки, - в  большинстве  своем,  как  и  сам  Тексар,  по  происхождению
испанцы. Когда подобный человек станет хозяином города, - это будет прямой
угрозой для Кэмдлес-Бея.  И  Джемс  Бербанк  стал  усиленно  готовиться  к
отпору, если таковой будет возможен,  или  же  к  бегству,  если  придется
оставить поместье на разграбление. Нужно было серьезно подумать  в  первую
очередь о спасении семьи и друзей.
   В эти тревожные  дни  Зерма  проявляла  безграничную  преданность.  Она
следила неустанно за подступами к плантации,  особенно  со  стороны  реки.
Выбрав среди невольников Бербанка самых сообразительных и  преданных,  она
расставила  их  дозорными  в  разных  местах  плантации,  чтобы  караулить
поместье  днем  и  ночью.  Если  бы  кто-нибудь   попытался   напасть   на
Кэмдлес-Бей, они тотчас же  подняли  бы  тревогу.  Семью  Бербанков  таким
образом не удалось бы застигнуть врасплох, у нее всегда бы хватило времени
укрыться в Касл-Хаусе.
   Но в тот момент Джемсу Бербанку вооруженное нападение еще не  угрожало.
Пока власть не перешла в руки Тексара, ему и его приспешникам  приходилось
действовать осторожно.
   Под давлением общественного мнения судьи вынуждены были пойти навстречу
сторонникам рабства, люто ненавидевшим северян.
   Джемс Бербанк был  самым  крупным  и  богатым  из  тех  землевладельцев
Флориды, которые открыто держались либеральных взглядов. И первый удар был
направлен именно против него: его первым потянули к  ответу  за  то,  что,
живя среди рабовладельцев, он был сторонником уничтожения рабства.
   Двадцать шестого числа вечером в  Кэмдлес-Бей  явился  из  Джэксонвилла
курьер и вручил Джемсу Бербанку конверт.
   В конверте была повестка.

   "Сим предписывается Джемсу Бербанку  лично  явиться  27-го  числа  сего
февраля месяца в 11  ч.  утра  в  суд,  чтобы  предстать  перед  законными
властями города Джэксонвилла".

   И все. Коротко и ясно.





   Хотя гром еще не грянул, но уже сверкнула предвещавшая грозу молния.
   И если сам Джемс Бербанк сохранил спокойствие, то семья его не на шутку
встревожилась. Зачем его вызывают в Джэксонвилл? Ведь это было не  простое
приглашение для дачи объяснений, а официальный вызов в  суд.  Чего  же  от
него хотят? Уж не начато ли следствие? Не угрожает ли это его свободе  или
даже жизни? Если он, повинуясь вызову, уедет из Касл-Хауса, то позволят ли
ему туда вернуться? А если ослушается и не поедет,  решатся  ли  заставить
его явиться силой? И в таком случае какие  кары  и  насилия  угрожают  его
близким?
   - Не езди, Джемс! - воскликнула миссис Бербанк,  и  чувствовалось,  что
вся семья разделяет ее мнение.
   - Не покидайте нас, мистер Бербанк! - просила и Алиса.
   - Подумай, ведь ты отдашь себя в руки этих  людей,  -  прибавил  Эдвард
Кэррол.
   Джемс Бербанк не отвечал. Грубый вызов возмутил его до глубины души,  и
он с трудом мог подавить в себе негодование.
   Но  что  же,  однако,  там  случилось?  Почему   вдруг   так   осмелели
джэксонвиллские судьи? Уж не захватили ли город  в  свои  руки  сторонники
Тексара? Не свергли ли они там законную власть и не стали ли  сами  на  ее
место? Нет. Пэрри только что приехал из Джэксонвилла, и ничего  подобного,
там пока не произошло.
   - Не получено ли известие о какой-нибудь неудаче северян, - предположил
Уолтер Стэннард, - и флоридцы решились применить к нам насилие?
   - Боюсь, что вы правы, - согласился  Эдвард  Кэррол.  -  Если  северяне
действительно потерпели поражение, то эти негодяи вообразят,  что  им  уже
нечего бояться эскадры Дюпона и что любое насилие сойдет им с рук.
   - Я вспомнил, - сказал Стэннард, - что час тому назад я встретил одного
джэксонвиллца, возвращавшегося в город, и он  сказал  мне,  что  в  Техасе
федералистские  войска,  потерпев  серьезное  поражение   при   Вальверде,
отброшены милицией Сиблея за Рио-Гранде.
   - Ну, так вот почему они так обнаглели, - заключил Кэррол. - Это ясно.
   - Значит, войска Шермана и эскадра Дюпона не придут! - вскричала миссис
Бербанк.
   - Сегодня только двадцать шестое февраля, - оказала Алиса, - а Джилберт
писал, что федералисты должны выйти в море  не  раньше  двадцать  восьмого
числа.
   - И потом ведь требуется  время,  чтобы  дойти  до  устья  Сент-Джонса,
форсировать вход в реку, преодолеть отмель и  подойти  к  Джэксонвиллу,  -
прибавил Стэннард. - На это нужно дней десять.
   - Десять дней! - вздохнула Алиса.
   - Десять дней! - упавшим голосом проговорила миссис Бербанк. - А до тех
пор сколько несчастий может случиться!
   Джемс Бербанк не вмешивался в  разговор.  Он  думал,  как  отнестись  к
полученной повестке.
   Если он не поедет в  Джэксонвилл,  то  не  повлечет  ли  это  за  собой
разбойничье нападение на плантацию, причем власти палец о палец не ударят,
чтобы этому помешать? Какая опасность угрожает в таком случае  его  семье?
Нет, уж лучше самому подвергнуться  опасности,  рискнуть  своей  свободой,
даже жизнью!
   Миссис Бербанк с беспокойством поглядывала на мужа. Она видела, что  он
переживает сильную душевную борьбу, и не находила в себе смелости спросить
о принятом им решении. Да и не одна она, все присутствующие это  видели  и
тоже не решались обратиться к Бербанку.
   Внесла ясность маленькая Ди. Она подошла к отцу и взобралась к нему  на
колени.
   - Папа? - спросила она.
   - Что тебе, малютка?
   - Неужели ты поедешь... к ним... к этим злым людям?
   - Да, родная, надо ехать.
   - Джемс!.. - с ужасом вскричала миссис Бербанк.
   - Ничего не поделаешь, дорогая. Я должен ехать и поеду!
   Голос  его  прозвучал  так  решительно,  что  для   всех   стала   ясна
бесполезность дальнейшего спора: Бербанк,  очевидно,  все  уже  обдумал  и
взвесил. Жена подошла к нему, крепко обняла его, но  отговаривать  уже  не
пыталась. Да и что она могла ему оказать?
   - Очень может быть, друзья мои, - заговорил Джемс Бербанк, - что  мы  и
преувеличиваем значение этого ни на чем не основанного вызова. В чем  меня
могут обвинять? Решительно ни в чем. Разве в том, что я держусь известного
образа мыслей? Но ведь за убеждения у нас не судят. Я никогда  не  скрывал
их и, если нужно, выскажу свою точку зрения и теперь перед кем угодно.
   - Джемс, мы поедем с тобой, - сказал Эдвард Кэррол.
   - Да, верно,  мы  вас  одного  в  Джэксонвилл  не  пустим,  -  прибавил
Стэннард.
   - Нет, друзья мои, - возразил Джемс Бербанк,  -  одного  меня  вызывают
повесткой, один я и поеду. Может быть, меня задержат в городе на несколько
дней, поэтому вам обоим лучше оставаться в Кэмдлес-Бее. Вам на время моего
отсутствия я поручаю свою семью.
   - Так ты поедешь, папа! - вскричала Ди.
   - Поеду, дочка! - с деланной веселостью отвечал Бербанк.  -  И  если  я
завтра не вернусь домой к завтраку, то приеду к  обеду,  и  уж  во  всяком
случае вечер мы проведем вместе. Кстати, не купить ли тебе  чего-нибудь  в
Джэксонвилле? Говори, чего бы тебе хотелось? Что тебе привезти оттуда?
   - Папа... ты... приезжай только сам поскорее,  -  пролепетала  девочка,
выразивши этими словами желание всей семьи.
   Бербанк дал распоряжения об охране  плантации,  необходимой  при  столь
тревожных обстоятельствах, и все разошлись на ночь по своим комнатам.
   Ночь прошла спокойно, а на другое утро Джемс Бербанк встал  с  зарею  и
пошел на пристань, где и отдал приказание приготовить к восьми часам лодку
для поездки в Джэксонвилл.
   Когда он возвращался с пристани в Касл-Хаус, к нему подошла Зерма.
   - Господин мой, - оказала она, - вы твердо решили ехать? Вы поедете?
   - Да, Зерма, окончательно решил. Я должен это  сделать  во  имя  общего
блага. Понимаешь?
   - Да, господин! Если бы вы не  поехали,  банда  Тексара  напала  бы  на
Кэмдлес-Бей.
   - А этого нужно избежать во что бы то ни стало, - прибавил Бербанк.
   - Не позволите ли вы мне ехать с вами?
   - Нет, ты должна оставаться в Кэмдлес-Бее при моей жене  и  дочери.  Не
покидай их, если им в мое отсутствие будет грозить какая-нибудь опасность.
   - О господин, я не отойду от них ни на шаг.
   - Не узнала ли ты чего-нибудь нового?
   - Особенного ничего. Только вот  какие-то  подозрительные  люди  бродят
вокруг плантации, можно подумать - лазутчики. По реке в эту  ночь  шныряла
какие-то лодки. Боюсь, не подозревают ли наши враги, что  мистер  Джилберт
служит в армии северян, что он состоит под командой коммодора Дюпона, и не
собираются ли его подстеречь, если он вздумает тайно посетить Кэмдлес-Бей.
   - Чтобы Джилберт приехал в Кэмдлес-Бей! -  вскричал  Джемс  Бербанк.  -
Нет, Зерма, у него достанет здравого смысла, он этого не сделает.
   - И все же я боюсь, не подозревает ли чего-нибудь Тексар? -  настаивала
Зерма. - Говорят, его  влияние  растет  с  каждым  днем.  Когда  будете  в
Джэксонвилле, господин, берегитесь Тексара.
   - Ты права, Зерма, нужно остерегаться этой ядовитой гадины. Но я и  так
осторожен. Если же  в  мое  отсутствие  он  предпримет  что-нибудь  против
Кэмдлес-Бея...
   - О нас не беспокойтесь, господин мой. Берегите только себя. Наши негры
все до единого, не щадя себя, встанут  грудью  на  защиту  плантации.  Они
преданы вам всею душою, они вас любят. Я знаю все, что они думают,  о  чем
говорят и как будут действовать. С  других  плантаций  приходили  смутьяны
подбивать их к бунту против вас, но ваши негры их  и  слушать  не  хотели.
Можете вполне положиться  на  своих  невольников,  все  они  считают  себя
членами вашей семьи.
   - Знаю, Зерма, знаю. На это я и рассчитываю.
   Джемс Бербанк вернулся в дом. Когда наступило время отъезда,  он  нежно
простился с женой, дочерью и Алисой и обещал им, что будет вести  себя  на
суде осторожно, чтобы не дать повода  врагам  прибегнуть  к  насилию.  Он,
возможно, сегодня же и вернется. Простившись с домочадцами,  он  уехал.  У
Джемса Бербанка несомненно были основания опасаться  за  свою  участь.  Но
несравненно больше волновала его забота о семье, остававшейся в Касл-Хаусе
и подвергавшейся там огромной опасности.
   Уолтер Стэннард и Эдвард Кэррол  проводили  отъезжающего  до  пристани;
там,  дав  им  последние  распоряжения,  Бербанк  сел  в  лодку,  которая,
подгоняемая легким юго-восточным ветерком, стала удаляться от пристани.
   В исходе десятого часа Джемс Бербанк вышел на берег в Джэксонвилле.
   На пристани было  мало  народу,  только  какие-то  иностранные  матросы
хлопотали над разгрузкой только что пришедших барок. Джемса Бербанка никто
не  видел,  никто  не  узнал,  и   он   спокойно   отправился   к   своему
джэксонвиллскому знакомцу, мистеру Гарвею, который  жил  на  другом  конце
гавани.
   Увидев Бербанка, Гарвей удивился и  обеспокоился.  Он  не  ожидал,  что
Джемс Бербанк подчинится вызову и явится в Джэксонвилл, да и никто во всем
городе не ожидал этого. Зачем Бербанка вызывали, Гарвей не знал. Возможно,
что, уступая общественному мнению, хотели потребовать от него  объяснений,
выяснить позицию, занятую им с начала войны, в связи с  его  взглядами  на
рабовладение, которые он никогда не скрывал. Быть  может,  его  собирались
даже удержать в городе в качестве заложника,  как  богатейшего  плантатора
Флориды и сторонника северян. По мнению Гарвея, лучше было бы Бербанку  не
приезжать, а раз уж он приехал, то поскорее возвращаться обратно, благо об
его приезде еще никому не было известно.
   Но Джемс Бербанк не  пожелал  уезжать.  Он  хотел  выяснить  положение,
узнать, чего ему следует опасаться, к чему быть готовым. И он это узнает.
   Затем Бербанк задал своему знакомцу несколько существенных  при  данной
ситуации вопросов.
   Не смещены ли прежние должностные лица и не заменены  ли  они  вожаками
мятежников?
   Нет еще, но положение их становится с каждым днем все более  шатким,  и
это может произойти при первой же вспышке мятежа.
   Правда ли, что Тексар играет какую-то роль в ожидаемых беспорядках?
   Правда,  и  все  на  него  смотрят  как  на  вожака  партии  флоридских
рабовладельцев. Он со своими единомышленниками будет вскоре хозяйничать  в
городе.
   Подтвердились ли слухи о недавних крупных военных событиях?
   Подтвердились. Сделаны дополнения к органическому статуту Южных штатов.
Состав правительства окончательно установлен. 22 февраля Джефферсон  Дэвис
утвержден президентом, а  вице-президентом  Стефенс,  оба  на  шесть  лет.
Конгресс заседает в Ричмонде и состоит из двух палат. Через три дня  после
его открытия Джефферсон Дэвис внес законопроект об  обязательной  воинской
повинности. За это время конфедераты одержали в нескольких местах  победы,
не имеющие, впрочем, особого значения. Говорят, однако,  что  24-го  числа
значительная часть армии Мак Клеллана  проникла  за  верховья  Потомака  и
южане вынуждены были очистить Колумбус.  На  Миссисипи  ожидается  большое
сражение, в котором сепаратисты должны  встретиться  с  войсками  генерала
Гранта.
   А что с эскадрой коммодора Дюпона? Она ведь должна была подойти к устью
Сент-Джонса?
   Ходят слухи, что недели через полторы она сделает попытку прорваться  в
Сент-Джонс. Тексар и его сторонники должны поторопиться захватить власть в
свои руки, иначе им, пожалуй, не удастся расправиться со своими врагами.
   Таково было положение дел в Джэксонвилле.  История  с  Бербанком  могла
лишь ускорить развязку.
   К одиннадцати часам Джемс Бербанк прямо из дома  Гарвея  отправился  на
площадь, где находилось здание суда. На улицах царило  большое  оживление.
Народ толпами валил на площадь. Чувствовалось, что это дело, само по  себе
незначительное, может вызвать самые плачевные последствия.
   На  площади  перед  зданием   суда   уже   успела   собраться   большая
разношерстная толпа. Тут были и  белые,  и  метисы,  и  негры;  шум  стоял
невообразимый. В самое здание суда могли проникнуть сравнительно немногие,
и эти немногие были по большей части из сторонников Тексара. С ними вместе
в  здание  суда  протиснулись,  правда,  и  люди  порядочные,   противники
всяческих насилий, но они были в меньшинстве и  не  могли  дать  серьезный
отпор бунтарям, стремившимся к свержению законных властей Джэксонвилла.
   Бербанка  сейчас  же  узнали,  как  только  он  показался  на  площади.
Послышались угрожающие возгласы. Но это оказалось ему только на руку.  Его
поспешили  окружить  несколько  смелых  и  честных  граждан,  не  желавших
допускать насилия над беззащитным и вдобавок  всеми  уважаемым  человеком.
Явившись по требованию властей, Бербанк выказал и достоинство и твердость.
Он заслужил, чтобы к нему отнеслись справедливо и с должным уважением.
   Пройдя беспрепятственно сквозь толпу на площади, Джемс Бербанк  вступил
в судебную палату и остановился перед судейским столом,  куда  был  вызван
без всякого к тому законного основания.
   Судьи уже сидели на своих местах. Все это были люди умеренные, честные,
пользовавшиеся вполне заслуженным уважением.  Каким  только  обвинениям  я
угрозам не подвергались они с начала войны с северянами! Сколько  мужества
и энергии потребовалось им, чтобы оставаться на своем посту... Если до сих
пор им и удавалось противиться всем нападкам мятежников, то  потому  лишь,
что вопрос о рабовладении не стоял во Флориде  так  остро,  как  в  других
Южных штатах.  Сепаратистские  настроения  в  стране,  однако,  постепенно
усиливались. А с ним росло с каждым днем и влияние смутьянов, авантюристов
и бродяг, наводнявших графство. И если судьи вызвали Бербанка  на  суд  по
доносу одного из их главарей, испанца Тексара, то  лишь  уступая  давлению
бунтовщиков.
   Часть джэксонвиллцев, толпившихся  в  зале  суде,  встретила  владельца
Кэмдлес-Бея одобрительным шепотом, другая - враждебным. Однако шепот  этот
вскоре смолк. Джемс Бербанк стоял перед судьями; уверенно  глядя  на  них,
как человек, не знающий страха; И не дожидаясь обычных вопросов,  произнес
твердым голосом:
   - Вы вызывали Джемса Бербанка. Он перед вами.
   Ответив коротко и просто на ряд формальных  вопросов,  которыми  обычно
начинается всякий допрос, Бербанк спросил:
   - В чем же меня обвиняют?
   - В произнесении речей и,  быть  может,  даже  в  совершении  действий,
противных установившимся политическим взглядам  штата  Флориды,  -  заявил
председатель.
   - И кто обвиняет меня? - осведомился Бербанк.
   - Я! - воскликнул кто-то.
   То был Тексар. Джемс Бербанк узнал его по голосу, но даже не  обернулся
и лишь с презрением пожал плечами.
   Приспешники Тексара тем временем словами и жестами  подстрекали  своего
главаря.
   - Прежде всего, - продолжал испанец, - я обвиняю Джемса Бербанка в том,
что  он  унионист.  Уже  одно  его  присутствие  в  конфедератском   штате
оскорбительно. Если он северянин по происхождению и по образу  мыслей,  то
почему он не уедет на Север?
   - Я живу во Флориде - мне так угодно,  -  ответил,  не  оборачиваясь  к
Тексару, Джемс Бербанк. - Двадцать лет уж прожил я в графстве Дьювал. Если
я не здешний уроженец, то во всяком  случае  каждому  известно,  откуда  я
явился, чего нельзя сказать о некоторых людях с  темным  прошлым,  живущих
неизвестно где и частная  жизнь  которых  заслуживает  несомненно  гораздо
большего внимания суда, нежели моя.
   Это явно был камень в огород Тексара, но тот ничуть не смутился.
   - Ну, а дальше что? - спросил Бербанк.
   - Дальше? - отвечал испанец. - Дальше я обвиняю Джемса Бербанка в  том,
что он, будучи аболиционистом, ведет аболиционистскую пропаганду в  штате,
который стремится сохранить  невольничество  и  граждане  которого  готовы
пролить свою кровь, чтобы отразить нашествие северян.
   - Джемс Бербанк, - сказал судья, - при  нынешнем  положении  вещей  это
очень  серьезное  обвинение,  и  я  просил  бы  вас   отвечать   на   него
обстоятельно.
   - Мой ответ, сударь, будет  несложен,  -  отвечал  Бербанк.  -  Никакой
пропаганды я никогда не вел и не поведу. Обвинение это  совершенно  ложно.
Что касается моего мнения о рабовладении, то я его отнюдь не скрываю.  Да,
я  аболиционист!  Да,  я  глубоко  сожалею  о   братоубийственной   войне,
вспыхнувшей между Севером и Югом. Да, я боюсь, что Югу придется  перенести
тяжкие бедствия, от которых он не скоро оправится,  и  в  интересах  самих
южан я бы желал, чтобы они избрали иной  путь  и  не  затевали  бы  войны,
противоречащей здравому смыслу и совести. Со временем, граждане,  вы  сами
оцените мои слова, как и вообще слова всех тех, которые удерживали вас  от
безумного шага. Когда реформа созреет, безумие ей противиться.
   Да, наконец, и само  по  себе  отделение  Юга  от  Севера  есть  тяжкое
преступление против общего  нашего  американского  отечества.  Ни  здравый
смысл, ни справедливость, ни даже сила не  на  вашей  стороне,  и  вам  не
удастся свершить это преступление.
   Слова  эти  были  встречены  сперва  одобрительным  ропотом,  но  затем
поднялись неистовые крики. Большинству присутствующих - людям без чести  и
совести - речь Бербанка пришлась не по вкусу.
   Судье  лишь  с  трудом  удалось  водворить  тишину,  и  Джемс   Бербанк
продолжал:
   - Пусть мне предъявят теперь обвинение в каком-нибудь проступке, а не в
том, что я придерживаюсь известного образа мыслей. Тогда я сумею возразить
своему обвинителю.
   Бербанк держался с таким достоинством,  что  судьи  почувствовали  себя
очень неловко. За Джемсом Бербанком они не знали ни  одного  проступка.  И
роль их должна была свестись к тому, чтобы позволить  предъявить  Бербанку
обвинение, подкрепленное доказательствами, если таковые найдутся.
   Тексар понял, что должен  точнее  формулировать  свое  обвинение,  если
хочет достигнуть цели.
   - Ладно! - сказал он. - Хотя я и не согласен с тем, что можно допускать
свободу мнений в таких существенно  важных  вопросах,  из-за  которых  вся
страна готова пролить свою кровь,  но  если  Джемс  Бербанк  считает  себя
вправе держаться своего мнения по этим вопросам, если он, как  утверждает,
воздерживается при этом от вербовки единомышленников, то почему бы ему  не
воздержаться и от сношений с врагом, стоящим у самых границ Флориды?
   Связь  с  федералистами  при   данных   обстоятельствах   была   тяжким
обвинением.  И  присутствующие  заволновались.  Но   одного   голословного
заявления было все-таки мало, нужны были факты.
   - Вы утверждаете, что я нахожусь в преступных сношениях с  неприятелем?
- переспросил Джемс Бербанк.
   - Да, утверждаю, - ответил Тексар.
   - Объяснитесь в таком случае точнее. Я этого требую.
   - Извольте,  -  сказал  Тексар.  -  Три  недели  тому  назад  из  армии
федералистов или, может быть, с эскадры Дюпона к  Джемсу  Бербанку  послан
был гонец. Его проследили от границы Флориды до Кэмдлес-Бея и от плантации
обратно до границы. Станете ли вы это отрицать?
   Речь, очевидно, шла о гонце, доставившем письмо от  Джилберта.  Шпионам
Тексара удалось его выследить.  Обвинение  на  этот  раз  основывалось  на
факте, и все с нетерпением ждали, что ответит Джемс Бербанк.
   Но он не подумал запираться.
   - Правда, ко мне в это время  приходил  человек,  -  сказал  он.  -  Но
человек этот вовсе не был гонцом из армии, он просто принес мне письмо  от
моего сына...
   - От вашего сына! - вскричал  Тексар.  -  А  сын  ваш  служит  в  армии
унионистов и, быть может, идет сейчас в первых рядах врагов,  подступающих
к границе Флориды!
   Эти слова были сказаны с  такою  силой,  что  потрясли  присутствующих.
Джемс  Бербанк  признался  уже,  что  получил  письмо  от  сына.  Если  он
подтвердит еще, что сын его служит в войсках федералистов, как  сможет  он
оправдаться от обвинения в тайных сношениях с неприятелем?
   - Желаете  вы  объяснить  факты,  касающиеся  вашего  сына?  -  спросил
председатель.
   - Нет,  сударь,  -  решительно  отвечал  Джемс  Бербанк,  -  не  желаю.
Насколько мне известно, ведь речь идет не о моем сыне,  а  обо  мне.  Меня
обвиняют в сношениях с федералистской армией. Я это  отрицаю  и  предлагаю
моему обвинителю, действующему исключительно  из  личной  вражды  ко  мне,
представить доказательства.
   - Он, значит, сознается, что его сын сражается в рядах федералистов!  -
вскричал Тексар.
   - Мне не в чем сознаваться, решительно не в чем, - ответил  Бербанк.  -
Это вам надлежит доказать свое обвинение.
   - Хорошо же,  -  вскричал  Тексар,  -  я  берусь  его  доказать.  Через
несколько дней я добуду факты, которых от меня требуют, а  раз  они  будут
налицо...
   - Раз они у вас  будут,  -  перебил  испанца  судья,  -  мы  немедленно
приступим к их  обсуждению.  Пока  же  я  положительно  не  вижу,  в  чем,
собственно, можно обвинить Джемса Бербанка.
   Своим решением судья доказал, что он человек честный и беспристрастный.
Он  был,  конечно,  прав  по  существу,  но  большинство   присутствующих,
враждебно  настроенных  против  владельца  Кэмдлес-Бея,  не  хотело  этого
признать. Сторонники Тексара громко роптали. Тексар это заметил и, оставив
в покое молодого Бербанка, обрушился снова на его отца.
   - Да, - повторил он, - я докажу несомненными фактами, что Джемс Бербанк
находится в преступных сношениях с неприятелем, готовым вторгнуться в нашу
страну. Но и помимо того, образ мыслей,  которого  Джемс  Бербанк  открыто
держится, представляет общественную опасность.  А  потому  от  имени  всех
рабовладельцев Флориды, не желающих  подчиняться  игу  Севера,  я  требую,
чтобы Джемс Бербанк был взят под стражу...
   - Да!.. Да!.. Арестовать его!.. - закричали сторонники  Тексара,  тогда
как благожелательно настроенная часть публики тщетно пыталась протестовать
против такого ни на чем не основанного требования.
   Судья с большим трудом водворил спокойствие, и Джемс Бербанк возразил:
   -  Во  имя  права  и  справедливости  я  решительно  протестую   против
произвола, на который толкают правосудие. Я  никогда  не  скрывал,  что  я
убежденный аболиционист. Но в нашей свободной  стране  существует  свобода
мнений. Закон не может покарать меня за то, что им не  запрещается  и  что
поэтому не является преступлением.
   Послышались возгласы  одобрения,  на  этот  раз  более  дружные.  Тогда
Тексар, видя, что его стрелы не  попадают  в  цель,  бросил  вдруг  Джемсу
Бербанку совершенно неожиданный вызов.
   - Ну, что же, - сказал он, - если вы такой ярый противник рабовладения,
- докажите это на деле: освободите своих невольников.
   - Я так и  сделаю,  когда  наступит  благоприятный  момент,  -  ответил
Бербанк.
   - А когда этот момент наступит? Не тогда ли, когда  унионисты  овладеют
Флоридой?  -  подхватил  Тексар.  -  Чтобы  согласовать  свои   мнения   с
поступками, вы дожидаетесь солдат Шермана и матросов Дюпона, а без них  не
решаетесь! Что же! В этом сказывается ваше благоразумие и... трусость.
   - Трусость? - с негодованием вскричал Джемс  Бербанк,  не  догадываясь,
что это просто ловушка.
   - Да, трусость, - повторил Тексар. - Иначе как  же  объяснить,  что  вы
думаете так, а поступаете по-иному? Право, можно подумать, что  вы  просто
заигрываете с северянами, предусмотрительно  стараетесь  заручиться  среди
них популярностью. На деле  же  вы  самый  обыкновенный  рабовладелец,  не
желающий поступаться своими выгодами, как и все мы грешные!
   При этом оскорблении Джемс Бербанк гордо выпрямился и кинул  на  своего
обвинителя взгляд, исполненный глубочайшего презрения. Куда  девалась  вся
его сдержанность. Человек прямой и честный, он был  задет  за  живое  этим
упреком в лицемерии.
   - Граждане  Джэксонвилла!  -  громко  вскричал  он,  чтобы  быть  всеми
услышанным. - Граждане Джэксонвилла! С нынешнего дня у меня нет больше  ни
одного невольника. Я  объявляю,  что  отныне  на  всем  пространстве  моих
владений в Кэмдлес-Бее рабство отменяется.
   Это смелое заявление было встречено сперва громким "ура!".
   Да, поистине, чтобы сделать подобное  заявление,  нужно  было  обладать
большою смелостью и... отсутствием осторожности.
   Но в порыве негодования разгневанный Бербанк не подумал об этом.
   Принятое им решение задевало интересы других землевладельцев Флориды. И
в настроении собравшейся в суде публики очень  быстро  наступила  реакция.
Рукоплескания  заглушены  были  яростными  криками  не   только   активных
сторонников рабства, но и людей равнодушных до сих пор  к  этому  вопросу.
Этим  поворотом   хотели   воспользоваться   сторонники   Тексара,   чтобы
расправиться с Бербанком, но на этот раз Тексар сам их остановил.
   - Оставьте его, - сказал он. - Джемс Бербанк сам себя обезоружил, и ему
теперь от нас не уйти.
   Эти слова, значение которых вскоре станет ясным,  остановили  любителей
насилия. И Бербанк, отпущенный  судьей,  мог  беспрепятственно  удалиться.
Засадить его в тюрьму, как  требовал  Тексар,  за  отсутствием  улик  было
невозможно. Но испанец настаивал на своих  показаниях,  и  если  позже  он
сможет представить доказательства и пролить свет на связи Джемса  Бербанка
с врагом, - суд возобновит дело против владельца Кэмдлес-Бея.  До  тех  же
пор Джемс Бербанк должен оставаться на свободе.
   Однако официальное заявление Бербанка об освобождении всех рабов на его
плантации было  впоследствии  использовано  мятежниками  против  городских
властей.
   Когда Бербанк покинул здание суда, по пятам за ним следовала  враждебно
настроенная толпа;  но  милиция  сумела  оградить  его  от  насилий.  Дело
ограничилось только бранью и угрозами. Тут  сказалось,  очевидно,  влияние
Тексара,  приказавшего  его  не  трогать.  Бербанк  смог   таким   образом
беспрепятственно добраться до набережной, где его дожидалась лодка.  Здесь
он распрощался с мистером Гарвеем, ни на миг не оставлявшим его весь день.
Вскоре лодка вышла на середину реки, куда не долетали уже злобные выкрики,
которыми джэксонвиллские подонки сопровождали его отъезд.
   Начался отлив, и лодка  лишь  через  два  часа  добралась  до  пристани
Кэмдлес-Бея;  там  ждала  Бербанка  его  семья.  Как  счастливы  были  его
домашние, когда он вернулся! Ведь было столько оснований бояться,  что  он
совсем не вернется!
   - Ведь я же тебе сказал, детка, что буду обедать дома, - говорил  Джемс
Бербанк обнимавшей его Ди. - А ты знаешь, я всегда держу свои обещания.





   В тот же вечер Джемс Бербанк рассказал семье обо всем, что  происходило
в суде. Всякому стало ясно, какую гнусную роль сыграл в этом деле  Тексар.
Именно по его настоянию и под давлением  подонков  населения  Джэксонвилла
была  послана  в  Кэмдлес-Бей  судебная  повестка.   А   поведение   судей
заслуживало только одобрения. В ответ на обвинение Тексара они потребовали
от него веских доказательств,  что  связь  с  федералистами  действительно
существует. Но так как Тексар привести таких доказательств не смог,  Джемс
Бербанк был оставлен на свободе.
   Среди этих  бездоказательных  обвинений  было  упомянуто,  однако,  имя
Джилберта. Никто, кажется, и не сомневался  в  том,  что  молодой  человек
находится в рядах армии северян. И разве отказ отвечать на этот вопрос  не
был уже полупризнанием со стороны Джемса Бербанка?.
   Легко представить себе, какие опасения и страхи родились поэтому в душе
миссис Бербанк, Алисы и вообще у всей семьи.  За  невозможностью  расправы
над ускользнувшим от них сыном не  вздумают  ли  джэксонвиллские  мерзавцы
обрушиться  на  его  отца?  Тексар,  вероятно,  просто   хвастал,   обещая
представить через  несколько  дней  доказательства.  Но  ведь  нет  ничего
невозможного в том, что ему удастся их  раздобыть,  и  в  каком  отчаянном
положении они все тогда окажутся!
   - Бедный Джилберт! - вскричала миссис Бербанк. - Какой  ужас  -  знать,
что он так легко может попасть в когти Тексара, который ни  перед  чем  не
остановится, чтобы добиться своего.
   - А нельзя ли сообщить ему о  том,  что  произошло  в  Джэксонвилле?  -
спросила Алиса.
   - Да, да, - поддержал ее Стэннард. - Необходимо, чтобы  он  понял,  что
малейшая неосторожность с его стороны может погубить и его и нас.
   - Но как же мы дадим ему знать? -  возразил  Джемс  Бербанк.  -  Вокруг
Кэмдлес-Бея несомненно шныряют шпионы. Ведь успели же они выследить  гонца
Джилберта. Наше письмо может попасть в руки  Тексара,  а  гонца  с  устным
поручением могут по дороге схватить и задержать. Нет, друзья мои, уж лучше
не делать никаких попыток, которые могли бы только ухудшить положение; дай
только бог,  чтобы  федеральная  армия  поскорее  вступила  во  Флориду  и
освободила  в  ней   честное   меньшинство   от   негодяев,   составляющих
большинство!
   Джемс Бербанк был вполне прав. Вступать в сношения с Джилбертом,  когда
плантацию окружали шпионы, значило подвергать себя напрасному риску.  Ведь
близок был час, когда он, Бербанк,  а  с  ним  и  все  сторонники  Севера,
живущие  во  Флориде,  будут  в  полной  безопасности  под  защитой  армии
федералистов. Коммодор Дюпон чуть  ли  не  завтра  же  должен  отплыть  из
Эдисто. И со дня на день нужно было  ожидать  известия  о  вступлении  его
эскадры в бухту Сент-Андрус.
   Потом Джемс Бербанк рассказал о важном инциденте,  разыгравшемся  перед
судьями Джэксонвилла, о том,  как  он  вынужден  был  ответить  на  вызов,
брошенный ему Тексаром; как, в сознании  своего  права  и  уступая  голосу
совести, он всенародно  объявил  об  уничтожении  рабства  во  всех  своих
владениях. Он первый в Южных штатах сделал это добровольно, а  не  в  силу
военных успехов северян.
   Смелый и великодушный поступок!  Но  каковы  будут  его  последствия  -
предвидеть  трудно.  Одно  было  несомненно:  он  не  только  не  облегчит
положения Бербанка в этом рабовладельческом крае, но  и  вызовет  волнения
среди невольников соседних плантаций. Ну что ж!  Семья  Бербанков,  оценив
великодушие этого жеста, одобрила поступок своего главы.
   - Джемс! - воскликнула миссис Бербанк. - Что бы там ни случилось, но ты
был прав, ответив так на гнусные нападки этого негодяя!
   - Мы все гордимся вами, отец! - сказала Алиса, впервые называя Бербанка
этим нежным именем.
   - Дочь моя, когда Джилберт и федералисты придут, наконец,  во  Флориду,
они не найдут в Кэмдлес-Бее ни одного раба, - отвечал Бербанк.
   - Благодарю вас, хозяин, -  сказала  молчавшая  до  тех  пор  Зерма,  -
благодарю вас и за себя и за других невольников; но что касается меня -  я
никогда и не чувствовала себя у вас рабой. Вы так добры, так  великодушны,
что я всегда была такою же свободной, как сегодня.
   - Правда, Зерма, - ответила  миссис  Бербанк,  -  мы  как  любили  тебя
прежде, так же будем любить и теперь.
   Не в силах скрыть своего волнения, Зерма схватила малютку Ди в  объятия
и горячо прижала ее к груди.
   Кэррол и Стэннард с  жаром  пожали  Джемсу  Бербанку  руку,  давая  ему
понять, что они вполне одобряют его смелый и честный поступок!
   Домашние Бербанка, восторгаясь его великодушием,  очевидно,  забыли  об
опасных последствиях, которые мог вызвать этот поступок.
   Никто в Кэмдлес-Бее, -  кроме  управляющего  Пэрри,  разумеется,  -  не
порицал Джемса Бербанка. Но почтенный Пэрри, совершавший в это время обход
плантации, должен был вернуться только к ночи и не  знал  еще  о  событии,
которое должно было прийтись ему не по вкусу.
   Приближалась ночь, и пора было ложиться спать.  Прощаясь  с  домашними,
Джемс Бербанк предупредил  их,  что  завтра  же  объявит  неграм  о  своем
решении.
   - Сообщи им об освобождении при нас, Джемс, - попросила миссис Бербанк.
- Мы все хотим присутствовать при этом.
   - Да, да, все, - подтвердил Эдвард Кэррол.
   - А мне, папа, можно? - спросила Ди.
   - Можно, малютка, разумеется можно.
   - Зерма, неужели ты от нас тогда уйдешь? - спросила девочка.
   - Да нет же, дорогая моя, нет, не уйду, - отвечала мулатка. - Я никогда
с тобой не расстанусь.
   Были отданы обычные распоряжения  об  охране  плантации,  и  вся  семья
разошлась на ночь по своим комнатам.
   Первый, кого встретил на  следующее  утро  в  парке  Бербанк,  был  его
управляющий. Тот еще ни о чем не догадывался. И Пэрри узнал новость из уст
самого  Бербанка,  который  предвидел  заранее,  как  будет  огорошен  его
управляющий.
   - О, мистер Джемс! Мистер Джемс! - только и нашелся он сказать.
   - Ведь это не  должно  было  вас  особенно  удивить,  Пэрри,  -  сказал
Бербанк. - Я лишь предупредил события. Об освобождении невольников  обязан
подумать каждый уважающий себя плантатор.
   - Уважающий себя, мистер Джемс? При чем же тут самоуважение?
   - Ну, если не уважающий себя, то по крайней мере радеющий о собственной
пользе... если это для вас понятнее.
   - Радеющий о своей пользе, мистер Джемс? О пользе?.. И вы решаетесь это
говорить?
   - Решаюсь, дорогой Пэрри, и будущее покажет, что я совершенно прав.
   - Но где же мы будем тогда брать рабочих, мистер Джемс?
   - Будем нанимать негров, Пэрри.
   - Да ведь если неграм дать  право  не  работать,  так  они  ни  за  что
работать не станут!
   - Не беспокойтесь, станут, и усерднее прежнего,  потому  что  свободный
труд не то, что работа из-под палки.
   - Нет, мистер Джемс,  ваши  негры  уйдут  от  вас,  как  только  вы  их
освободите.
   - Очень буду удивлен, любезный Пэрри, если уйдет хоть один из них.
   - Значит, я уже не управляющий кэмдлес-бейскими неграми?
   - Зато вы управляющий кэмдлес-бейской плантацией, и я полагаю, что  для
вас гораздо приятнее управлять свободными людьми, чем рабами.
   - Но, мистер Джемс...
   - Дорогой Пэрри, предупреждаю вас, что у меня заранее готовы ответы  "а
все ваши "но". Примиритесь же с событием, которое все равно было неизбежно
и которое все мои домашние встретили с радостью.
   - А негры уже знают об этом?
   - Нет еще, и пожалуйста, Пэрри, не говорите им пока ничего.  Я  сам  им
сегодня же объявлю. В три часа велите всем  собраться  в  парке  и  только
предупредите негров, что я хочу сделать очень важное сообщение.
   Управляющий удалился, изумленно пожимая плечами и бормоча:
   - Негры - и вдруг свободные люди! Негры - вольнонаемные! Негры  -  сами
себе господа! Да что же это  такое?  Коренной  переворот,  революция,  это
значит  все  человеческие  законы  побоку!..   Противоестественно...   да,
совершенно противоестественно!
   Утром Бербанк, Кэррол и Стэннард поехали осматривать  северную  границу
плантации. Негры как обычно трудились на  полях  риса,  кофе  и  сахарного
тростника. Кипела работа и на лесопильнях и стройках. Секрет, стало  быть,
еще никому не известен. Из Джэксонвилла и его окрестностей никаких  вестей
еще не  дошло,  и  о  намерении  Бербанка  не  знали  даже  те,  кого  оно
непосредственно касалось.
   Бербанк и его друзья осмотрели тщательно границы плантации. Можно было,
однако,  опасаться,  что   после   всего   случившегося   накануне   толпа
разнузданных подонков из Джэксонвилла или окрестных деревень  двинется  на
Кэмдлес-Бей. Но пока ничего такого не было заметно, на реке  и  на  берегу
было спокойно. Шпионы не появлялись. В 10 часов утра прошел вверх по  реке
"Шаннон", но у пристани Кэмдлес-Бея не остановился и продолжал свой путь в
Пиколату, так что ни с низовий, ни с верховий реки  обитателям  Касл-Хауса
ничего пока не грозило.
   К двенадцати часам трое друзей вернулись домой,  где  их  уже  ждали  к
завтраку. Все семейство  вздохнуло  свободнее,  беседа  пошла  оживленней.
Положение, казалось, стало менее напряженным. И все пришли  к  заключению,
что джэксонвиллские власти немного обуздали  партию  Тексара.  Если  такое
положение продлится еще несколько дней,  северяне  вступят  во  Флориду  и
местным аболиционистам нечего будет бояться каких бы то ни было насилий.
   Джемс Бербанк, стало быть, мог  совершенно  спокойно  осуществить  свое
намерение  и  объявить  об  освобождении  своих  рабов  -  первый   случай
добровольного освобождения негров во всех рабовладельческих штатах.
   Всех больше должен был  обрадоваться  свободе  молодой,  двадцатилетний
негр Пигмалион, или попросту Пиг. Он числился работником  при  Касл-Хаусе,
жил там и  не  работал  ни  на  поле,  ни  в  мастерских.  Парень  он  был
чудаковатый, тщеславный и с ленцой,  и  многое  ему  сходило  с  рук  лишь
благодаря доброте хозяев. Когда  возник  вопрос  об  уничтожении  рабства,
стоило послушать,  с  каким  пафосом  он  разглагольствовал  о  свободе  и
равенстве всех  людей.  Кстати  и  некстати  произносил  он  перед  своими
собратьями самые  высокопарные  речи,  над  которыми  они,  не  стесняясь,
подсмеивались. В своих речах он возносился выше облаков, тогда как на деле
он и по земле ступал нетвердо.  По  существу  же  это  был  добродушнейший
малый,  и  ему  позволяли  ораторствовать  сколько  душе   угодно.   Когда
управляющий Пэрри бывал в духе, он  заводил  с  чернокожим  пропагандистом
настоящие прения. Легко представить себе, как  должен  был  встретить  Пиг
весть об освобождении, возвращавшем ему его человеческое достоинство.
   Неграм ведено было собраться к трем  часам  в  парке  перед  домом.  Их
предупредили,  что  мистер  Бербанк  намерен  сделать  им   очень   важное
сообщение. К трем часам, как и было назначено, невольники стали собираться
перед домом. Пообедав в полдень, они больше уже не  возвращались  к  своей
работе - в мастерских, на полях или  в  лесу.  Им  захотелось  приодеться,
сменить свое рабочее платье на праздничное, как было у них заведено, когда
их допускали  за  ограду  господского  парка.  В  поселках  стояла  суета.
Обитатели их сновали из хижины в  хижину.  Управляющий  Пэрри  расхаживал,
ворча:
   - Подумать только:  сейчас  еще  этими  неграми  можно  торговать,  как
скотом, а не пройдет и часу, как они будут свободными людьми,  их  уже  не
продашь и не купишь. Нелепо, нелепо, я всегда буду это  твердить,  всегда,
до последнего вздоха. Это противоестественно, что бы там ни говорили и  ни
делали мистер Бербанк,  президент  Линкольн,  все  северяне-федералисты  и
либералы всех стран. Да, противоестественно и нелепо!
   Как раз в эту минуту раздраженному управляющему  подвернулся  под  руку
Пиг, ничего, конечно, еще не знавший.
   - Зачем нас созывают, мистер Пэрри? - спросил он. - Не можете ли вы мне
сказать?
   - Могу, дуралей, для того, чтобы...
   Но тут управляющий спохватился и умолк. В то же время ему пришла  вдруг
в голову одна мысль.
   - Ступай-ка сюда, Пиг, - сказал он.
   Пигмалион подошел.
   - Деру я тебя иногда за уши?
   -  Да,  мистер  Пэрри,  это  ваше  право,  но  только  оно  противно  и
человеческой справедливости и божеским законам.
   - Хорошо, но  все-таки  это  мое  право,  не  так  ли?..  Давай  же,  я
воспользуюсь им еще раз.
   И, не обращая внимания на крики Пига, управляющий выдрал его за длинные
уши,  впрочем,  совсем  не  больно,   а   просто   так,   для   острастки.
Воспользовавшись в последний раз  своим  правом,  почтенный  мистер  Пэрри
почувствовал как бы некоторое облегчение.
   В три часа на ступенях крыльца Касл-Хауса показался  Джемс  Бербанк  со
всем своим семейством. Перед домом стояла толпа в семьсот человек негров -
мужчин, женщин и детей. Притащились даже дряхлые старики, не  способные  к
работе и жившие на  покое  в  поселках  Кэмдлес-Бея.  Этих  стариков  было
человек двадцать.
   Толпа затихла. По знаку Джемса Бербанка мистер Пэрри  и  его  помощники
подтолкнули негров поближе к крыльцу, чтобы каждый мог  ясно  слышать  то,
что будет говорить плантатор.
   - Друзья мои! - обратился к ним Джемс  Бербанк.  -  Вы  знаете,  что  в
Соединенных Штатах кипит кровавая междоусобная война. Главная причина этой
войны - вопрос о невольничестве. Юг стоит за сохранение  рабства,  считая,
что блюдет тем самым свои интересы, Север во  имя  человечности  выступает
против рабовладения. Бог помог защитникам правого дела, и оружие их уже не
раз прославилось победой. Я, друзья  мои,  северянин  по  происхождению  и
всегда, не скрывая этого, был сторонником уничтожения рабства, хотя  и  не
имел возможности применять свои  убеждения  на  деле.  В  настоящее  время
обстоятельства  сложились  так,  что  я  могу,   не   откладывая   больше,
действовать согласно моим взглядам. Выслушайте же со вниманием, что я  вам
скажу от себя и от имени всей моей семьи.
   По толпе прошел гул, но тотчас же утих.  Тогда  Джемс  Бербанк  громким
голосом объявил во всеуслышание:
   - "С  нынешнего  дня,  то  есть  с  двадцать  восьмого  февраля  тысяча
восемьсот шестьдесят  второго  года,  все  невольники  на  моей  плантации
навсегда освобождаются от рабства. Они вольны располагать собою как хотят.
С нынешнего дня в Кэмдлес-Бее нет больше ни одного невольника, а есть одни
лишь свободные люди".
   В ответ ему грянуло восторженное "ура!". Сотни рук протянулись к нему в
порыве горячей благодарности. На всех  устах  было  имя  Джемса  Бербанка.
Толпа придвинулась вплотную  к  крыльцу.  Мужчины,  женщины,  дети  -  все
стремились поцеловать руку  своего  освободителя.  Неописуемые  радость  и
восторг, еще усиленные неожиданностью, преисполнили сердца  освобожденных.
Пигмалион суетился, жестикулировал и ораторствовал больше всех.
   Тогда выступил из толпы самый старый  из  негров,  поднялся  на  первые
ступеньки крыльца  и,  выпрямившись,  взволнованным  голосом  обратился  к
Бербанку:
   -  Примите,  мистер  Бербанк,   горячую   благодарность   освобожденных
невольников Кэмдлес-Бея за то, что из ваших уст раздались первые слова  об
отмене рабства "а земле штата Флориды!
   Старик медленно поднялся  еще  на  несколько  ступеней,  приблизился  к
Джемсу Бербанку и  поцеловал  у  него  руку.  Маленькая  Ди  потянулась  к
старику. Он взял девочку на руки и показал ее толпе.
   - Ура мистеру Бербанку! Ура!
   Этот ликующий крик гулко разнесся по окрестностям и долетел,  вероятно,
до Джэксонвилла, дав знать  жителям  его,  что  великий  акт  освобождения
свершился.
   Семья Бербанков была растрогана до глубины души.  Тщетно  пыталась  она
унять восторг толпы - крики не умолкали и стихли тогда лишь,  когда  Зерма
поднялась на ступеньки крыльца и попросила слова.
   - Вот, друзья мои, - сказала она, - мы все  теперь  свободны.  Свободою
своей мы обязаны великодушию того, кто был  нашим  хозяином  и  лучшим  из
хозяев.
   - Да!.. Да!.. - закричали с восторженной благодарностью сотни голосов.
   - Каждый из вас может теперь располагать собою как угодно, - продолжала
Зерма.  -  Кто  хочет,  может  уйти   с   плантации   и   жить   как   ему
заблагорассудится. О себе скажу, что я поступлю, как велит мне сердце, и я
думаю, что большинство из вас сделает то же. Седьмой  уже  год  я  живу  в
Кэмдлес-Бее. И я и мой муж здесь жили, здесь же оба хотим умереть. Я прошу
мистера Бербанка оставить  нас  у  себя:  мы  будем  так  же  служить  ему
вольными, как служили рабами. Кто согласен со мной?
   - Все!.. Все!.. - дружно закричала толпа.
   Это единодушие показало, как любим был хозяин Кэмдлес-Бея, какими узами
доверия и признательности были связаны с ним освобожденные им невольники.
   Тогда Бербанк снова обратился к толпе. Он сказал,  что  желающие  могут
оставаться у него служить на новых условиях, что нужно только  уговориться
относительно их прав и вознаграждения, которое  каждый  из  негров  должен
впредь получать за свой труд.  Но  прежде  всего,  прибавил  он,  надлежит
узаконить освобождение, а потому каждому вольноотпущенному будет выдан  по
всем правилам составленный документ об освобождении, для него самого и для
всего его семейства, который вернет им человеческие права.
   Эти бумаги были тут же розданы  неграм  помощниками  управляющего.  Они
давно уже были заготовлены и заранее подписаны  Джемсом  Бербанком.  Негры
получили свои документы с самым трогательным выражением признательности.
   День закончился веселым праздником.  Хотя  назавтра  неграм  предстояло
снова  приняться  за  работу,  -  день  освобождения   должен   был   быть
отпразднован всей плантацией; семья Бербанков  во  время  этого  праздника
была  окружена  проявлениями  самой   искренней   любви   и   безграничной
преданности.
   Пэрри как  неприкаянный  блуждал  среди  своего  бывшего  человеческого
стада.
   - Ну, Пэрри, что вы теперь скажете? - спросил его Бербанк.
   - Что же сказать? Хоть вы негров и освободили, но они  так  и  остались
неграми, африканцами и ничуть от этого белее не  стали:  черными  на  свет
родились, черными и помрут.
   - Зато жить теперь будут, как белые,  а  это  -  главное,  -  возразил,
улыбаясь, Бербанк.
   Семейный обед в Касл-Хаусе прошел в этот день особенно весело. Бербанки
чувствовали себя  счастливыми  и  с  надеждой  смотрели  на  будущее.  Еще
несколько дней - и спокойствие Флориды обеспечено. Никаких  дурных  вестей
из Джэксонвилла не приходило. Возможно, что поведение Джемса  Бербанка  на
суде  произвело  на   большую   часть   тамошних   жителей   благоприятное
впечатление.
   В Касл-Хаусе  обедал  а  этот  день  и  Пэрри,  которому  волей-неволей
приходилось принимать участие в событии,  помешать  которому  он  не  мог.
Управляющий сидел за столом против того самого старика негра,  который  от
имени освобожденных  благодарил  Бербанка.  Джемс  Бербанк  позвал  своего
вольноотпущенника на обед, чтобы показать ему и  его  собратьям,  что  для
хозяина Кэмдлес-Бея освобождение негров не пустые слова.
   Сквозь открытые окна в столовую долетали веселые крики ликующих негров.
Весь парк сверкал иллюминацией. Разноцветные огни горели в  разных  местах
плантации. В  середине  обеда  явилась  депутация  от  вольноотпущенных  и
поднесла "мисс Ди Бербанк из Кэмдлес-Бея"  великолепнейший  букет  цветов,
несомненно лучший из тех, которые ей приходилось получать до сих  пор.  Не
было конца-изъявлениям благодарности и восторженным излияниям.
   Обед окончился. Бербанки из столовой  перешли  в  холл  перед  тем  как
разойтись на ночь по своим комнатам.  Казалось  бы,  день,  ознаменованный
столь радостным событием, должен был в радости  и  закончиться.  К  восьми
часам на плантации водворилась тишина и  спокойствие,  которые  ничто  как
будто  бы  не  должно  было  нарушить.  Но  вдруг  под  окнами  Касл-Хауса
послышались какие-то голоса.
   Джемс Бербанк встал и пошел отворить дверь.
   Несколько человек, громко разговаривая, дожидались у входа.
   - Что случилось? - опросил Бербанк.
   - Мистер Бербанк, -  отвечал  один  из  помощников  управляющего,  -  у
пристани остановилась лодка.
   - Откуда она прибыла?
   - С того берега.
   - А кто в ней?
   - Курьер джэксонвиллского магистрата.
   - Что ему нужно?
   - Он желает вас видеть. Вы разрешите ему выйти на берег?
   - Разумеется!
   Миссис Бербанк подошла к мужу, а Алиса поспешила  к  окну.  Стэннард  и
Кэррол направились к дверям. Зерма встала со своего места, схватив за руку
маленькую Ди. У всех явилось предчувствие чего-то недоброго.
   Помощник управляющего пошел на пристань и через четверть часа  вернулся
в сопровождении приехавшего из Джэксонвилла курьера.
   На курьере был мундир местной милиции. Его ввели в холл, и он  спросил,
может ли он видеть Джемса Бербанка.
   - Это я, - отозвался Бербанк. - Зачем я вам нужен?
   - Я должен вручить вам пакет.
   Курьер подал Бербанку большой конверт с печатью.
   Сломав печать и развернув бумагу, Джемс Бербанк прочел следующее:

   "Вновь избранный магистрат  города  Джэксонвилла  постановляет:  всякий
невольник, освобожденный вопреки установленному в  Южных  штатах  порядку,
подлежит немедленному изгнанию из Флориды.
   Постановление это должно быть выполнено в течение сорока восьми  часов;
в случае невыполнения - будет применена сила.
   Джэксонвилл, 28 февраля 1862 года.
   Тексар".

   Итак, законные власти в городе уже свергнуты, и там хозяйничают  теперь
Тексар и его приспешники.
   - Какой будет ответ? - спросил курьер.
   - Никакого, - отвечал Джемс Бербанк.
   Курьер ушел, и лодка отвезла его обратно в Джэксонвилл.
   Стало быть,  согласно  приказанию  негодяя-испанца,  бывшие  невольники
Бербанка подлежали изгнанию  из  графства.  Они  изгонялись  с  территории
Флориды только потому, что стали свободными! И Джемсу Бербанку  предстояло
лишиться  преданных  слуг,  на  которых  он  мог   положиться,   если   бы
понадобилось защищать плантацию.
   - Быть свободною на таких условиях! - вскричала Зерма. - Да ни  за  что
на свете! Не нужно мне и свободы,  если  так.  Нет,  хозяин,  лучше  уж  я
останусь невольницей, только бы мне не разлучаться с вами!
   И с  этими  словами  Зерма,  схватив  свой  документ  об  освобождении,
разорвала его на клочки и упала к ногам Джемса Бербанка.





   Таковы  были  ближайшие  последствия  великодушного  порыва,   которому
поддался Джемс Бербанк, освободивший своих  рабов,  не  дожидаясь  прихода
армии федералистов.
   Теперь в городе, да и во всем графстве власть перешла в руки Тексара  и
его приспешников.
   Эти грубые и жестокие по натуре люди пустят сейчас в ход самое  гнусное
насилие, прибегнут к безудержному произволу. Испанцу не  удалось,  правда,
засадить Бербанка в тюрьму, подтвердить фактами свое обвинение он не смог,
но цели своей он тем не менее достиг: большая часть населения Джэксонвилла
оказалась враждебно настроенной  против  городских  властей,  отказавшихся
арестовать владельца Кэмдлес-Бея, и Тексар этим воспользовался. Когда  суд
оправдал владельца плантации, противника рабства,  северянина,  который  в
пику большинству заявил  о  желании  освободить  своих  рабов,  -  Тексар,
взбунтовав толпу бродяг и проходимцев, поднял в городе мятеж.  Он  сместил
городские власти и, посадив на их место  самых  ярых  своих  приверженцев,
образовал  из  них  комитет,  в   котором   жители   штата,   испанцы   по
происхождению,  делили  власть  с  городскими  подонками;   он   заручился
поддержкой милиции, которую давно уже обхаживал и которая всегда ладила  с
самой  разнузданной  чернью.  Теперь  судьба  обитателей  всего   графства
оказалась в его руках.
   Надо сказать, что поступок Джемса Бербанка пришелся далеко не по  вкусу
большинству землевладельцев, имевших плантации  по  реке  Сент-Джонс.  Они
боялись,  что  их  негры  тоже,  чего  доброго,  потребуют   освобождения.
Большинство  плантаторов,  сторонников  рабовладения,  негодуя  на  победы
северян, решили бороться с ними и, видя, как  сопротивляются  федералистам
другие южные штаты, вообразили, что и Флорида может противиться  вторжению
федеральных войск. Поэтому  многие  поспешили  теперь  стать  под  знамена
Джефферсона Дэвиса, хотя до  тех  пор  относились  довольно  равнодушно  к
вопросу,  из-за  которого  разгорелась  война.  Сейчас  они  готовы   были
поддержать  мятежников,  вступивших  в  борьбу  с  правительством  Авраама
Линкольна.
   Немудрено,  что  при  подобных   обстоятельствах   Тексар,   играя   на
настроениях жителей штата, отстаивавших свои материальные интересы,  сумел
добиться большой силы, хотя лично он далеко  не  пользовался  общественным
уважением. Как бы то ни было, но теперь он был у власти, которую собирался
применить не столько для сопротивления  северянам  и  борьбы  с  флотилией
Дюпона, сколько для достижения своих низких и преступных целей.
   Вот почему - из мести к семье Бербанков - первым  его  действием  после
захвата власти было уже известное нам распоряжение: изгнать в сорок восемь
часов из графства Дьювал всех освобожденных невольников.
   - Я ограждаю этой мерой интересы землевладельцев, - говорил он.  -  Они
должны одобрить мое постановление. Если вольноотпущенные будут изгнаны, то
у негров во всей Флориде пропадет всякая  охота  бунтовать  для  получения
свободы.
   Большинство джэксонвиллцев приветствовало принятую Тексаром меру,  хотя
она и была совершенно беззаконной. Да, беззаконной, несправедливой,  ничем
не оправдываемой! Джемс Бербанк был вправе освободить  своих  рабов.  Этим
правом он всегда мог воспользоваться даже и тогда, когда не начиналась еще
междоусобная война: права этого никто не мог  у  него  отнять.  Подписывая
свое распоряжение, Тексар действовал вопреки правосудию и законности.
   Распоряжение Тексара лишало Кэмдлес-Бей  его  естественных  защитников,
чего в сущности только и добивался испанец.
   Все в Касл-Хаусе это прекрасно  понимали  и  в  глубине  души  начинали
жалеть, что Джемс Бербанк поторопился и не дождался  более  благоприятного
момента. Но с другой стороны разве мог он откладывать, когда, обвиненный в
том, что слова его расходятся с делом, он возмутился и  дал  в  зале  суда
торжественное обещание освободить своих негров?
   А теперь Бербанк и его близкие  попали  в  очень  опасное  положение  и
должны были немедленно решить, как из него выйти.
   В тот же вечер в Касл-Хаусе обсуждался вопрос,  не  лучше  ли  было  бы
отменить освобождение негров? Нет, это ни к чему.  Ведь  Тексар  этим  все
равно не удовлетворится. Впрочем,  сами  негры,  узнав  о  мере,  принятой
против них новой администрацией Джэксонвилла, последуют, конечно,  примеру
Зермы  и  разорвут  свои  вольные.  Чтобы  не  уходить   из   Кэмдлес-Бея,
вольноотпущенники Бербанка предпочтут  остаться  еще  на  некоторое  время
рабами, покуда не изменится обстановка и не будет издан закон,  отменяющий
рабство и дающий им право жить где угодно.
   Да и к чему им сейчас это право? Разве они оставят плантацию, разве они
не будут яростно защищать ее вместе со своими бывшими господами от  любого
покушения? Разве плантация эта не была для них родным домом даже и теперь,
когда они получили свободу?  Конечно,  была,  Зерма  ручалась  за  это.  И
Бербанк решил  не  отменять  раз  сделанного.  Домашние  его  это  решение
одобрили. Они не ошиблись, ибо на следующий же день, только что разнеслась
весть о принятом джэксонвиллским  комитетом  постановлении,  взволнованные
негры бросились к Бербанку с  выражением  своей  верности  и  безграничной
преданности.  Если  Тексар  вздумает  силою  привести  в  исполнение  свое
постановление, они сумеют дать ему отпор.
   - Да наконец скоро придут федералисты,  -  сказал  Кэррол,  -  и  через
каких-нибудь два дня вопрос о рабстве во Флориде будет решен.  Послезавтра
в устье Сент-Джонса вступит эскадра Дюпона и тогда...
   - А  если  милиция  и  войска  южан  окажут  сопротивление?  -  заметил
Стэннард.
   - Долго сопротивляться они будут не в силах, - ответил  Кэррол.  -  Как
смогут они задержать коммодора Дюпона, не имея ни кораблей, ни  канонерок?
Или помешать генералу Шерману высадить десант? А когда федералисты  займут
Фернандину, Джэксонвилл и  Сент-Огастин,  они  станут  хозяевами  Флориды.
Тогда Тексару и его сторонникам останется только спасаться бегством.
   - Нет, уж лучше пусть его арестуют, - воскликнул Бербанк.  -  Когда  он
попадет в руки федерального  правосудия,  ему  едва  ли  удастся  избежать
наказания за все его преступления, ему не помогут тогда ссылки на алиби.
   Ночь в Касл-Хаусе прошла совершенно спокойно, но миссис Бербанк и Алиса
провели ее в страшной тревоге.
   На следующий день - 1 марта - в  Кэмдлес-Бее  чутко  прислушивались  ко
всем приходившим извне слухам. В  этот  день  плантации  еще  не  угрожала
опасность. Постановление Тексара должно быть выполнено в двухдневный срок,
следовательно оставались еще сутки. Решившись  пренебречь  постановлением.
Джемс  Бербанк  поспешил  воспользоваться  этим  временем,  чтобы  принять
необходимые меры для защиты плантации.
   Прежде всего нужно было разузнать, как развиваются военные  события.  С
минуты на минуту ход военных действий мог  бы  круто  изменить  положение.
Джемс Бербанк и Эдвард Кэррол собрались проехаться  верхом  вдоль  правого
берега Сент-Джонса  до  самого  его  устья,  чтобы  осмотреть  хорошо  всю
местность вплоть до маяка на мысе Сан-Пабло. Проезжая  мимо  Джэксонвилла,
стоящего на противоположном берегу, они хотели незаметно выяснить, нет  ли
там в гавани каких-нибудь приготовлений для переправы на  правый  берег  и
для нападения на плантацию. Проехав в полчаса до  границы  плантации,  они
продолжали продвигаться на север.
   Миссис Бербанк с Алисой ходили взад  и  вперед  по  парку.  Их  терзало
тяжелое предчувствие надвигающейся катастрофы, и Стэннард  тщетно  пытался
успокоить их.
   Тем временем Зерма решила побывать в поселке. Негры знали уже,  что  им
грозит изгнание, но решили  пренебречь  постановлением  и  принялись,  как
обычно, за работу. Они, как и их бывший хозяин, пожелали тоже  дать  отпор
Тексару. По какому праву их, людей  теперь  свободных,  могут  изгнать  из
края, который стал для них второй родиной? Зерма вернулась к своей госпоже
с успокоительными вестями: мистер Бербанк мог вполне положиться  на  своих
бывших невольников.
   - Да, - сказала она,  -  все  мои  товарищи,  как  и  я,  готовы  снова
считаться рабами, лишь бы  не  уходить  с  плантации,  не  расставаться  с
хозяевами Касл-Хауса. И если понадобится - они сумеют отстоять свои права.
   Теперь нужно было только подождать возвращения Бербанка и Кэррола. Ведь
вполне возможно, что нынче же, в день 1  марта,  близ  Сан-Пабло  появится
эскадра Дюпона, готовая занять устье Сент-Джонса, и тогда, дабы  задержать
ее, понадобится вся милиция, так что джэксонвиллским властям будет уже  не
до того,  чтобы  посылать  вооруженную  силу  в  Кэмдлес-Бей  и  заставить
выполнить свое распоряжение.
   Управляющий Пэрри совершил, как  обычно,  свой  ежедневный  обход  всех
лесопилен и мастерских и  тоже  остался  доволен  настроением  негров.  Он
волей-неволей вынужден был сознаться, что после освобождения они  работают
так же усердно и не меньше прежнего преданы мистеру Бербанку.  Они  твердо
решили оказать  сопротивление  джэксонвиллскому  сброду.  Но  неисправимый
сторонник рабовладения Пэрри  по-прежнему  считал,  что  их  трудолюбие  и
преданность   непрочны.   Натура    свое    возьмет.    Вкусив    свободу,
вольноотпущенники неминуемо сами вернутся  к  рабству.  Они  снова  займут
место, предназначенное им самой природой в  ряду  живых  существ  -  между
человеком и домашним скотом.
   Тут  Пэрри  наткнулся  на   тщеславного   Пигмалиона.   Парень   совсем
заважничал, ходил с гордо поднятой головой и заложив руки за  спину,  всем
своим видом показывая, что стал вольным человеком. Ясно было, однако,  что
работой он по-прежнему себя не утруждает.
   - Здравствуйте, мистер Пэрри, - важно поздоровался он с управляющим.
   - Что ты тут делаешь, лентяй?
   - Гуляю. Я теперь вольный, хочу - работаю, хочу - нет. У меня в кармане
документ...
   - А кто же тебя будет теперь кормить, Пиг?
   - Я сам себя буду кормить, мистер Пэрри.
   - Каким образом?
   - Как каким? Буду есть...
   - Кто же тебе будет давать есть?
   - Как кто? Хозяин.
   - Хозяин? Да ведь ты теперь человек  вольный,  у  тебя  нет  хозяина...
Разве ты забыл?
   - Да, правда, у меня нет хозяина... Но ведь мистер Бербанк не  прогонит
же меня с плантации, где я, смею думать, приношу некоторую пользу.
   - Ошибаешься, прогонит.
   - Прогонит?
   - Конечно. Когда ты был его собственностью, он  держал  тебя,  хотя  ты
ленился и ничего не делал. Но теперь ты человек вольный, и если ты  будешь
так же лениться, зачем ему тебя держать? Он просто-напросто выставит тебя,
и поглядим тогда, много ли будет тебе пользы от твоей свободы.
   Очевидно, Пигу еще ни разу не приходило в  голову  досмотреть  на  свою
свободу с этой точки зрения.
   - Неужели мистер Бербанк будет так жесток, чтобы... - воскликнул он.
   - Да разве это жестокость? - отвечал управляющий.  -  Это  просто  само
собой разумеется. Да мистер Джемс, если б даже и  желал,  не  имеет  права
тебя оставить!  В  Джэксонвилле  издан  приказ  изгнать  из  Флориды  всех
вольноотпущенных.
   - Неужели это правда?
   - Совершенная правда, и я, нужно сказать, не знаю, как  вы  все,  ты  и
твои товарищи, выкрутитесь из беды, когда у вас не стало больше хозяина.
   - Я не хочу уходить из Кэмдлес-Бея! - вскричал Пигмалион. - Так  как  я
человек вольный...
   - Ты  волен  уходить,  куда  хочешь,  но  не  волен  оставаться  здесь.
Собирайся-ка, приятель, укладывайся.
   - Что же со мной будет?
   - Не знаю. Это уж твое дело.
   - Но ведь я же свободный человек... - начал было опять Пигмалион.
   - Этого, как видно, мало.
   - Так скажите, что же мне делать, мистер Пэрри?
   - Сказать, что делать?.. Изволь, дружок... Слушай хорошенько  да  мотай
себе на ус.
   - Слушаю.
   - Ты отпущен на волю, не так ли?
   - Конечно, мистер Пэрри, у меня и вольная в кармане.
   - Так вот возьми и разорви ее.
   - Ни за что на свете!
   - Ну, если ты не хочешь разорвать свой документ,  тогда  остается  одно
только средство.
   - Какое, мистер Пэрри, какое?!
   - Переменить цвет кожи,  дурень,  -  вот  какое!  Перемени  кожу,  Пиг,
перемени скорее! Как только ты станешь белым, ты получишь право оставаться
в Кэмдлес-Бее, а иначе тебя прогонят, так и знай.
   И управляющий пошел прочь, довольный тем, что дал  такой  хороший  урок
тщеславному парню.
   Пиг  несколько  минут  постоял  в  раздумье.  Теперь  он  понимал,  что
недостаточно быть свободным человеком; чтобы сохранить за  собою  место  в
жизни, нужно еще для этого стать белым. А как тут сделаешься белым,  когда
от природы ты черен, как сажа?
   И  Пигмалион  печально  направил  стопы  свои  к  Касл-Хаусу,  усиленно
почесывая спину, словно хотел содрать с себя всю свою черную кожу.
   Бербанк и Кэррол вернулись из  своей  поездки  к  полудню.  Со  стороны
Джэксонвилла не было заметно ничего подозрительного. Лодки в гавани стояли
на обычных своих местах, привязанные к пристани или на якоре посреди реки.
Правда, на  другом  берегу,  около  города,  замечалось  скопление  войск.
Несколько отрядов южан двигались к северу по левому берегу  Сент-Джонса  в
направлении графства Нассау.  Но  Кэмдлес-Бею,  казалось,  ничто  пока  не
угрожает.
   Приехав к устью реки, Бербанк и  Кэррол  внимательно  оглядели  морскую
даль. Но на море не видно было ни паруса, ни дымка, по  которым  можно  бы
было заключить о приближении эскадры. На этой части флоридского  побережья
приготовления к обороне были незаметны. Конфедераты не воздвигли здесь  ни
батарей, ни редутов, ни бруствера. Не было принято никаких мер для  защиты
устья реки. Если бы суда федералистов появились у входа в бухту Нассау или
в устье Сент-Джонса, они могли бы туда беспрепятственно проникнуть. Только
не горел свет на маяке Пабло, но это обстоятельство  могло  бы  затруднить
федералистскую флотилию лишь ночью.
   Таковы  были  вести,  привезенные  Бербанком  и  Кэрролом,  когда   они
вернулись к завтраку. Вести эти, в общем, были довольно утешительными, ибо
ожидать  немедленного  нападения  на  Кэмдлес-Бей  во  всяком  случае   не
приходилось.
   - Все это так, - заметил по этому поводу Стэннард, - но  меня,  однако,
беспокоит, что до сих пор не видно эскадры Дюпона.  Ума  не  приложу,  чем
объяснить подобную задержку.
   - Да, - подхватил Кэррол, - если флотилия третьего дня вышла в море  из
бухты Сент-Андрус, она должна была бы уже находиться у Фернандины.
   - Все эти дни-стояла плохая погода,  -  возразил  Бербанк.  -  По  всей
вероятности, западный ветер принудил Дюпона держаться подальше от  берега;
но сегодня утром ветер стих, и я не удивлюсь, если нынешнею же ночью...
   -  Ах,  если  бы  твое  пророчество  оправдалось,  дорогой   Джемс!   -
воскликнула миссис Бербанк. - Да помогут нам силы небесные!
   - Огни маяка Пабло потушены, мистер Джемс, - заметила Алиса, -  как  же
смогут федералисты сегодня ночью войти в фарватер Сент-Джонса?
   - Нет, в фарватер Сент-Джонса им пока не проникнуть, дорогая  Алиса,  -
ответил Джемс Бербанк. - Прежде чем форсировать устье, федералисты  должны
овладеть островом Амильей, потом Фернандиной, чтобы захватить в свои  руки
железную дорогу на Сидар-Кейс. Эскадру Дюпона я не жду в Сент-Джонс раньше
трех или даже четырех дней.
   - Совершенно с  тобой  согласен,  Джемс,  -  сказал  Эдвард  Кэррол.  -
Надеюсь, что уже один захват Фернандины положит конец сопротивлению  южан.
Очень может быть даже,  что  милиция  очистит  Джэксонвилл,  не  дожидаясь
появления канонерок Дюпона. В таком случае Кэмдлес-Бей будет  окончательно
спасен от Тексара и его банды.
   - Вполне возможно, друзья  мои!  -  ответил  Бербанк.  -  Стоит  только
федералистам вступить на территорию Флориды - и  безопасность  наша  будет
обеспечена. А что нового на плантации? - спросил он.
   - Нового ничего, мистер Бербанк, - ответила за всех Алиса. - Зерма  мне
сказала, что  негры  работают,  как  обычно,  -  на  полях,  в  лесу  и  в
мастерских.  Она  уверяет,  что  все  они  готовы  лечь  костьми,  защищая
Кэмдлес-Бей.
   - Будем все же надеяться, что не  придется  подвергать  их  преданность
такому испытанию. Я  бы  очень  удивился,  если  бы  эти  мерзавцы,  силой
захватившие власть в свои руки, не  удрали  бы  из  Джэксонвилла,  появись
эскадра северян в виду Флориды. Но все же нужно  быть  настороже.  Дорогой
Стэннард, не хотите ли после завтрака  пройтись  со  мною  и  Кэрролом  по
плантации и осмотреть наиболее доступную для нападения часть поместья? Мне
не хочется, чтобы вы и Алиса подвергались здесь большей опасности,  чем  в
Джэксонвилле. Если дела примут дурной оборот, я никогда себе не прощу, что
уговорил вас переехать в Касл-Хаус.
   - Успокойтесь, дорогой Джемс, - возразил мистер Стэннард. - Если бы  мы
остались  в  Джэксонвилле,  то  теперь   уж   наверное   подвергались   бы
всевозможным вымогательствам со стороны новых правителей города, как и все
противники рабовладения.
   - И во всяком случае, мистер Бербанк, нам  лучше  быть  всем  вместе  и
сообща встретить опасность, - поддержала отца Алиса.
   - Да, это верно, дочь моя, - согласился  Джемс  Бербанк.  -  Ну,  да  я
надеюсь, что все  окончится  благополучно.  Скоро  федералисты  придут,  и
Тексар  не  успеет  претворить  в  жизнь  свое   постановление   о   наших
вольноотпущенниках.
   Между завтраком и обедом Бербанк, Кэррол и  Стэннард  занялись  обходом
негритянских поселков. Их сопровождал Пэрри.  Джемс  Бербанк  не  преминул
обратить внимание своего управляющего на то, что негры работают с  обычным
усердием. Все были на своих местах и проявляли большую стойкость.
   - Ладно,  ладно!  -  отвечал  Пэрри.  -  Посмотрим  еще.  Каковы  будут
результаты их работы!
   - Ну, Пэрри, неужели же руки у них стали хуже от того, что их отпустили
на волю?
   - Пока еще не стали, мистер Джемс, но  скоро  станут.  Вот  увидите!  -
отвечал упрямец.
   - Во всяком случае, Пэрри, на руках у них  останутся  все  те  же  пять
пальцев, что и теперь; нельзя же требовать от  них,  чтобы  пальцев  стало
больше!
   После обхода  плантации  трое  друзей  вернулись  домой.  Вечер  прошел
спокойнее, чем накануне. Из Джэксонвилла не приходило никаких вестей, и  у
обитателей Кэмдлес-Бея явилась надежда, что Тексар отказался от выполнения
своих угроз или что у него для этого не хватит времени.
   Тем не менее на ночь были приняты самые строгие меры  предосторожности.
Пэрри с помощниками организовали охрану, которая обходила дозором  границы
поместья и особенно берег Сент-Джонса. Неграм было приказано при  малейшей
тревоге отступить к ограде парка, у входа в который был устроен сторожевой
пост.
   Джемс Бербанк  и  его  друзья  несколько  раз  в  течение  ночи  ходили
смотреть,  все  ли  их  приказания   исполняются.   Однако   ночь   прошла
благополучно, и покой, обитателей Касл-Хауса ничем не был нарушен.





   На другой день, 2 марта, Джемс Бербанк получил,  наконец,  известие  из
Джэксонвилла.  Одному  из  помощников   управляющего   удалось   незаметно
переправиться через реку и побывать в  городе,  не  возбудив  там  никаких
подозрений.
   Сведения были из верного источника и очень важные. Вот их суть.
   Коммодор Дюпон прибыл на заре со своею эскадрою в бухту Сент-Андрус  на
восточном побережье Джорджии. Корабль "Уобаш" шел под флагом коммодора  во
главе двадцати шести судов, в числе которых было  восемнадцать  канонерок,
один  тендер,  один  транспорт,  превращенный  в  боевое  судно,  и  шесть
транспортов с десантом - бригадой генерала Райта.
   "При экспедиции, - как писал  Джилберт  в  своем  последнем  письме,  -
находился сам генерал Шерман".
   Коммодор Дюпон, несколько запоздавший со своей эскадрой из-за штормовой
погоды, уже принял меры для занятия рукавов реки  Сент-Мэрис.  Эти  трудно
проходимые протоки впадают в устье реки, к северу от острова  Амильи,  как
раз на границе Джорджии и Флориды.
   Главный пункт острова - Фернандина - находился в то время  под  защитою
форта Клинч, за каменными  стенами  которого  помещался  гарнизон  в  1500
человек. У южан таким образом была довольно сильная позиция,  которую  они
могли бы, казалось, защищать с надеждою на успех.
   Они, однако, этого  не  сделали.  Помощник  управляющего  сообщил,  что
согласно  слухам,  упорно  державшимся  в  Джэксонвилле,  конфедераты  при
приближении эскадры Дюпона к устью Сент-Мэриса  очистили  не  только  форт
Клинч, но и самую Фернандину, а также остров Камберленд и  всю  эту  часть
флоридского побережья.
   Этим и ограничивались вести, полученные  в  Касл-Хаусе,  но  они  имели
важное значение для кэмдлес-бейцев.  Раз  федералисты  уже  высадились  во
Флориде, значит они вскоре овладеют  всем  штатом.  Правда,  канонерки  их
покажутся на Сент-Джонсе не раньше, чем через несколько дней - их задержит
песчаная отмель. Однако  новые  джэксонвиллские  правители  будут  все  же
устрашены и уж, конечно, не решатся посягнуть на такого видного сторонника
Севера, как Джемс Бербанк.
   Вся семья вздохнула с облегчением. Миссис Бербанк и  Алиса  успокоились
также и за Джилберта, зная, что он недалеко и  скоро  сможет  свидеться  с
ними, не подвергаясь при этом никакой опасности.
   Действительно, для свидания с родными молодому человеку стоило проехать
только тридцать миль, отделяющих бухту Сент-Андрус от  маленькой  пристани
Кэмдлес-Бея. Он в это  время  находился  на  канонерке  "Оттава",  которая
только что отличилась замечательным боевым подвигом.
   Помощник управляющего, ездивший в Джэксонвилл, узнал не все: утром 2-го
марта  имели  место  еще  некоторые  очень  важные  события,  с   которыми
необходимо познакомиться читателю.
   Узнав, что конфедераты очистили форт Клинч,  коммодор  Дюпон  выслал  в
фарватер  Сент-Мэриса  несколько  судов  небольшого  водоизмещения.  Белое
население уже бежало в глубь страны вслед  за  отступавшей  конфедератской
милицией, покидая прибрежные города, местечки  и  плантации.  Жители  были
охвачены паникой, конфедераты распускали ложные слухи  о  насилиях,  якобы
совершаемых северянами с разрешения  своих  командиров.  И  не  только  во
Флориде,  но  и  на  границе  Джорджии,  на  побережье  между   Оосабо   и
Сент-Мэрисом  все  население  обратилось  в  беспорядочное  бегство  перед
десантными войсками генерала Райта. Таким образом корабли коммодора Дюпона
овладели Клинчем и Фернандиной без единого выстрела.  И  только  канонерке
"Оттава", на которой служил старшим офицером  Джилберт  Бербанк,  пришлось
пустить в ход свои пушки.
   Город Фернандина стоит на  железнодорожной  линии,  соединяющей  его  с
портом Сидар-Кейс на западном побережье Флориды.  Линия  эта  проходит  по
острову Амилья, а затем, следуя по длинному мосту на сваях, переброшенному
через бухту Нассау, достигает полуострова.
   В ту минуту, когда "Оттава" входила в бухту, на мосту показался  поезд,
в котором спасался бегством гарнизон Фернандины,  увозивший  с  собою  все
боевые и продовольственные припасы. С гарнизоном уезжала  и  администрация
города.  Канонерка,  прибавив  пары,  направилась   к   мосту   и   начала
обстреливать  из  пушек  мост  и  поезд.  Обстрелом  руководил   Джилберт.
Несколько выстрелов попали в цель.  Между  прочим,  одно  ядро  угодило  в
сцепление последнего вагона и оторвало его от поезда, который, однако,  не
останавливаясь, что было бы крайне опасно, продолжал нестись на всех парах
вперед на юго-запад полуострова, предоставив последний  вагон  собственной
участи.  В  это  время  подоспевший  отряд  федералистов,  высадившийся  в
Фернандине, занял мост.  Вагон  был  захвачен  со  всеми  ехавшими  в  нем
беглецами  -  по  большей  части  штатскими  лицами.  Пленников  отвели  к
полковнику  Гарднеру,   командовавшему   отрядом,   занявшим   Фернандину,
переписали их имена, продержали на одном из  кораблей  эскадры  сутки  под
арестом для острастки другим, а затем отпустили на все четыре стороны.
   Когда поезд скрылся из виду, "Оттава" понеслась в атаку  на  небольшой,
укрывшийся в бухте корабль, груженный оружием  и  боеприпасами,  -  и  без
труда овладела им.
   Эти события повергли в уныние войска конфедератов и жителей  флоридских
городов. Особенно упали духом джэксонвиллцы. В  самом  деле,  на  что  они
могли  рассчитывать?  Северяне  уже  овладели  устьем   Сент-Мэриса,   как
бесспорно, они овладеют  и  устьем  Сент-Джонса.  И  Джэксонвилл,  подобно
Сент-Огастину  и  прочим  городам   Флориды,   не   окажет   им   никакого
сопротивления.
   Семья Бербанков могла  теперь  успокоиться.  Нужно  полагать,  что  при
подобных обстоятельствах Тексар не решится осуществить свои намерения: ему
и его сторонникам уже недолго оставаться у власти, и она снова перейдет  к
честным людям, у которых была похищена. Имелись, очевидно,  все  основания
так думать, а стало быть, и надеяться.
   Получив  радостные  известия,  Кэмдлес-Бей  возликовал.  Негры  кричали
"ура", и громче всех Пигмалион. Но пока на реке не покажутся канонерки,  о
мерах предосторожности забывать все же не следовало.
   Да, не следовало! Джемс Бербанк никак не мог предполагать, что  пройдет
целая  неделя,  прежде  чем  федералистам  удастся  подняться   вверх   по
Сент-Джонсу и овладеть им с верховьев  до  устья.  А  сколько  еще  бед  и
напастей предстояло вытерпеть до тех пор кэмдлес-бейцам!
   Хотя коммодор  Дюпон  и  занял  Фернандину,  ему  приходилось,  однако,
действовать с крайней осмотрительностью. В  его  планы  входило  водрузить
федеральный флаг во всех тех пунктах, куда зайдут его корабли. Он разделил
поэтому свою эскадру на несколько частей. Одну канонерку он отрядил в реку
Сент-Мэрис с  приказом  занять  стоящий  на  этой  реке  городок  того  же
наименования и подняться двадцать миль вверх по  течению.  На  север  были
посланы три канонерки под командованием  капитана  Гордона,  с  поручением
обследовать близлежащие бухты и занять острова  Джайкилл  и  Сент-Симон  и
городки Брансвик и Дейриэн, уже частично оставленные  их  жителями.  Шесть
паровых военных судов  малого  водоизмещения  под  командованием  Стивенса
должны были подняться вверх по течению Сент-Джонса и занять Джэксонвилл. С
остальною же частью эскадры коммодор Дюпон собирался выйти в  море,  чтобы
овладеть Сент-Огастином и  блокировать  берег  вплоть  до  Москито,  чтобы
воспрепятствовать военной контрабанде.
   Для осуществления всех этих операций было мало одних суток, но этих  же
суток было достаточно, чтобы южанам разграбить всю плантацию.
   В три часа дня у Джемса Бербанка возникли первые подозрения, что против
него затевается что-то недоброе. Пэрри, сделав обход  плантации,  поспешил
вернуться с докладом.
   - Мистер Джемс, в окрестностях бродят какие-то подозрительные люди. Они
снуют возле плантации.
   - С севера, Пэрри?
   - С севера.
   Почти сейчас же вслед за этим, запыхавшись, прибежала и Зерма, ходившая
зачем-то на пристань; она сообщила, что  через  реку  переезжают  какие-то
люди в лодках и направляются к берегу.
   - Лодки направляются из Джэксонвилла? - спросил Бербанк.
   - Должно быть, оттуда.
   - Пойдем домой, и смотри, Зерма, ни на минуту не выходи из Касл-Хауса.
   - Хорошо, господин.
   Джемс Бербанк поспешил уведомить своих домашних,  что  положение  снова
становится тревожным. Можно было почти наверняка ждать нападения, и  лучше
было заранее предупредить всех об угрожающей опасности.
   - Так эти мерзавцы еще осмеливаются  нападать  на  других,  когда  сами
вот-вот будут разбиты федералистами!.. - воскликнул Стэннард.
   - Тексар  не  хочет  упустить  случая  с  нами  расправиться  и  спешит
воспользоваться  оставшимся  еще  временем,  -  сдерживая  гнев,   заметил
Бербанк. - А сделав свое дело, он постарается скрыться.
   Помолчав немного, он продолжал, заметно разгорячившись:
   - Неужели преступления этого злодея так и  останутся  безнаказанными  и
всегда будут сходить ему с рук? Нет, я изверился уже в людском правосудии,
а теперь придется усомниться и в небесном...
   - Перестань, Джемс, - остановила мужа миссис Бербанк. -  У  нас  теперь
осталась одна надежда на бога, не ропщи же на него в эту страшную минуту.
   - Отдадим себя под его всемогущую защиту, - прибавила Алиса.
   Джемс Бербанк  овладел  собой  и  стал  давать  распоряжения  о  мерах,
необходимых для обороны Касл-Хауса.
   - Негров уже предупредили? - спросил Эдвард Кэррол.
   - Сейчас предупредят, - отвечал Бербанк. - По-моему, нужно ограничиться
обороною ограды вокруг парка и дома. Задержать Тексара с  его  вооруженной
шайкой на границе плантации нам вряд ли  удастся:  они  явятся,  вероятно,
целой бандой.  Нужно  сконцентрировать,  стало  быть,  всю  защиту  вокруг
палисада. Если же, паче чаянья, ограда будет взята штурмом, - мы  укроемся
в доме. Касл-Хаус выдерживал когда-то осаду семинолов, он устоит, пожалуй,
и против шайки Тексара. Пусть жена, Алиса, Ди и Зерма, которой я  их  всех
троих поручаю, не выходят никуда из дома без моего разрешения.  В  крайнем
случае все готово для того, чтобы  они  смогли  воспользоваться  подземным
ходом, соединяющим Касл-Хаус с маленькою бухтой Марино на Сент-Джонсе. Там
будет спрятана в прибрежных камышах  лодка  с  двумя  гребцами,  и  тогда,
Зерма, ты поедешь вверх по реке и укроешься в беседке на Кедровом Утесе.
   - А ты, Джемс?
   - А вы, отец?
   Миссис Бербанк схватила  за  руку  Джемса  Бербанка,  а  Алиса  Уолтера
Стэннарда, как будто бы уже настала минута бежать из Касл-Хауса.
   - Мы постараемся присоединиться к вам, когда нельзя  будет  уже  дольше
держаться, - ответил Джемс Бербанк. - Но вы должны пообещать  мне,  что  в
случае серьезной опасности вы укроетесь на Кедровом Утесе. Тогда мы сможем
еще упорнее сражаться с этими мерзавцами и будем держаться  до  последнего
патрона.
   Если нападающим удастся прорваться за ограду  в  парк  и  подступить  к
самому дому, то тогда придется воспользоваться подземным ходом.
   Бербанк приказал немедленно  созвать  негров;  Пэрри  и  его  помощники
бросились собирать их по хижинам. Не прошло  и  часа,  как  все  способные
носить оружие негры были сосредоточены у ограды близ входа в парк.  Женщин
и детей заблаговременно удалили в окрестные леса.
   К сожалению, запас боеприпасов в Касл-Хаусе был весьма незначителен.  В
нынешних условиях, то есть во время войны, было почти невозможно  закупить
оружие и  патроны  для  защиты  плантации  в  нужном  количестве.  Бербанк
попытался было приобрести их  в  Джэксонвилле,  но  это  ему  не  удалось.
Приходилось довольствоваться тем, что у него осталось от последней войны с
семинолами.
   План Бербанка состоял в том, чтобы помешать  нападающим  вторгнуться  в
Касл-Хаус и  поджечь  его.  О  защите  всего  поместья  с  его  фабриками,
мастерскими, лесопильнями, негритянскими поселками и посевами нечего  было
и думать. В распоряжении Бербанка находилось всего лишь  около  четырехсот
негров, да и те не были  достаточно  вооружены.  Наиболее  ловким  из  них
роздали несколько десятков ружей, и лучшие ружья были оставлены для Джемса
Бербанка, его друзей, Пэрри и его помощников.  Все  собрались  у  входа  в
потерну, и людей разместили так,  чтобы  по  возможности  дольше  охранять
палисад, довольно хорошо защищенный уже окружавшею его речкою.
   Среди всей этой суматохи Пигмалион без  толку  суетился  с  озабоченным
видом - точь-в-точь как балаганный  шут  на  ярмарке,  который  на  потеху
зрителям, ничего не делая, носится взад и вперед с  самым  деловым  видом.
Пигмалион, видимо, считая, что он специально назначен для обороны дома, не
желал присоединяться к тем из своих сотоварищей, которые охраняли  снаружи
ограду парка. Никогда еще он не  чувствовал  такой  преданности  к  Джемсу
Бербанку.
   Все было готово к обороне. Но с которой стороны ждать  нападения?  Если
нападающие подойдут к северной границе плантации, отразить нападение будет
легче; если же, напротив, они поведут атаку со стороны реки, то отбить  ее
будет труднее, ибо с  этой  стороны  Кэмдлес-Бей  ничем  не  был  защищен.
Правда, нападающим будет довольно трудно здесь  высадиться,  и  во  всяком
случае  понадобилось  бы  очень   много   лодок,   чтобы   переправить   с
противоположного берега Сент-Джонса многочисленный отряд.
   Это как раз и обсуждали Джемс Бербанк с Кэрролом и Стэннардом, поджидая
возвращения разведчиков, высланных на границу плантации.
   Долго дожидаться им не пришлось.
   В половине пятого с северной границы плантации  вернулись  запыхавшиеся
разведчики.
   С севера к Кэмдлес-Бею двигался вооруженный отряд. Была ли  то  милиция
или   просто   вооруженный   городской   сброд,   который,   соблазнившись
возможностью грабежа, взялся привести в исполнение постановление Тексара о
вольноотпущенниках? Решить этот вопрос было  пока  невозможно,  во  всяком
случае отряд был большой - человек около тысячи, - и  защитники  плантации
не могли  оказать  ему  длительного  сопротивления.  Можно  было,  однако,
надеяться,  что  даже  после  взятия  штурмом  ограды   Касл-Хаус   сможет
продержаться еще некоторое время.
   Нападающие не пытались, очевидно, высадиться прямо в  Кэмдлес-Бее,  ибо
это сопряжено было с большими трудностями, а переправились через реку ниже
Джэксонвилла на пятидесяти лодках. Для  переправы  понадобилось  совершить
три-четыре рейса.
   Джемс Бербанк, стало быть,  мудро  поступил,  сосредоточив  всех  своих
негров у ограды парка,  так  как  оборонять  все  границы  плантации  было
совершенно невозможно. Ведь нападающие были хорошо вооружены и в пять  раз
превосходили своею численностью защитников Кэмдлес-Бея.
   Кто  же  был  вожаком  нападающих?  Сам  Тексар?   Вряд   ли.   Слишком
неосмотрительно было бы с его стороны становиться во  главе  своей  шайки,
когда его партии грозило скорое прибытие федералистов. Если же он  все  же
на это отважился, значит план его был таков: истребить или забрать в  плен
все  семейство  Бербанков,  разграбить   плантацию,   а   потом   скрыться
куда-нибудь в глушь на южную  окраину  Флориды  -  хотя  бы,  например,  в
Эверглейдс, где его трудно было бы найти.
   Такая опасность, самая страшная  из  всех,  особенно  тревожила  Джемса
Бербанка, и он принял заранее меры к тому, чтобы миссис Бербанк, Алиса, Ди
и Зерма укрылись на  Кедровом  Утесе,  в  миле  от  Кэмдлес-Бея.  Если  бы
пришлось оставить Касл-Хаус  в  руках  врагов,  Бербанк  тоже  ушел  бы  с
друзьями на Кедровый Утес дожидаться там прихода федералистов.
   Вот почему в бухте Марино на всякий случай среди камышей была  спрятана
лодка с двумя гребцами. Но прежде чем расстаться с семьей, если это станет
необходимым, нужно защищаться, продержаться еще несколько часов - хотя  бы
до  ночи.  Тогда,   пользуясь   темнотой,   лодка   сможет   проскользнуть
незамеченной  вверх  по  реке,  избежав  преследования  шныряющих  по  ней
подозрительных челнов.





   Джемс Бербанк, его друзья и большинство негров  готовы  были  встретить
противника. Они только ждали  нападения.  Были  приняты  все  меры,  чтобы
сперва дать отпор врагу из-за ограды  парка,  а  если  нападающие  все  же
прорвутся - укрыться в стенах Касл-Хауса.
   Около пяти часов явственно стали доноситься крики  и  гул  человеческих
голосов - наступающие, очевидно, подошли довольно близко:  северная  часть
поместья была уже занята врагами. На горизонте над лесом поднимались клубы
густого дыма - горели разграбленные и  подожженные  злодеями  негритянские
хижины, обитатели которых, лишь накануне получившие свободу,  а  с  нею  и
право собственности на свой скарб,  не  успели  его  спрятать  в  надежном
месте. Возгласы гнева и отчаянья раздались среди негров. Банда грабителей,
ворвавшись в Кэмдлес-Бей, разграбила все их добро.
   Между тем шум и отдельные крики становились явственнее. Небо на  севере
охвачено было зловещим заревом, словно там садилось солнце. Клубы горячего
дыма долетали порою до самого дома. Слышался треск горящего сухого  дерева
на лесных складах. Потом раздался страшный грохот: на одной  из  лесопилен
взорвался паровой котел. Опустошение и разгром царили на плантации.
   Джемс Бербанк, Кэррол и Стэннард  стояли  у  входа  в  ограду,  впуская
последние отступающие отряды негров. С минуты на минуту можно  было  ждать
штурма. Усилившаяся  стрельба  показала,  что  враги  уже  приблизились  к
ограде. Им это было сделать нетрудно: ближайшие деревья росли не далее чем
в пятидесяти ярдах от  частокола  и  служили  для  наступающих  прекрасным
прикрытием - пули начали залетать за  ограду  прежде,  нежели  можно  было
разглядеть врага.
   Посоветовавшись с друзьями. Джемс Бербанк решил ввести всех  негров  за
ограду парка. Там, под  прикрытием  частокола,  поместив  ружейные  стволы
между его заостренными вверху кольями, они будут  стрелять  по  атакующим.
Когда же, перебравшись через речку, враг попытается взять штурмом ограду -
им удастся, быть может, его отбросить.
   Приказание  Бербанка  было  исполнено.  Негры  вошли  за  ограду.   Уже
собирались запереть ворота, как вдруг Джемс Бербанк, выглянув в  последний
раз  за  частокол,  заметил  бежавшего  со  всех  ног  человека,  который,
по-видимому, искал убежища в Касл-Хаусе.
   Вдогонку ему из  леса  было  послано  несколько  пуль,  однако  его  не
задевших. Мгновенно перебежав мост, он очутился за оградой, вход в которую
был тут же накрепко закрыт.
   - Кто вы такой? - спросил у него Джемс Бербанк.
   - Служащий вашего джэксонвиллского знакомого, мистера Гарвея, - отвечал
он.
   - Мистер Гарвей прислал вас с каким-нибудь поручением?
   - Да, но только мне не удалось сразу переправиться через реку  -  везде
стояли дозорные.
   - И вы, не возбуждая подозрений, присоединились к нападающим и  явились
сюда вместе с ними?
   - Да. За милицией идет целая толпа грабителей... с ними-то я и  пришел.
Улучив минуту, я бросился бежать к ограде, но они догадались и пустили мне
вслед несколько выстрелов...
   - Хорошо, мой друг. Спасибо. У вас, конечно,  есть  ко  мне  письмо  от
мистера Гарвея?
   - Вот оно, извольте.
   Джемс  Бербанк  взял  записку  и  прочитал  ее.  В  ней  мистер  Гарвей
рекомендовал Бербанку своего посланца, Джона Брюса,  как  человека  вполне
надежного и преданного. Выслушав его.  Джемс  Бербанк  узнает,  что  нужно
предпринять для спасения своих близких.
   В это время за оградой  грянул  залп.  Нельзя  было  больше  терять  ни
минуты. Нужно было торопиться.
   - Что же поручил вам мистер Гарвей передать мне? - спросил Бербанк.
   - Во-первых, что через реку в Кэмдлес-Бей переправились тысячи  полторы
вооруженных джэксонвиллцев, - отвечал Джон Брюс.
   - Я и сам так думал. Еще что?  Конечно,  всем  этим  сбродом  командует
Тексар?
   - Неизвестно, - отвечал Джон Брюс.  -  Мистеру  Гарвею  удалось  только
узнать, что Тексар уже сутки как исчез из Джэксонвилла.
   - Ну, наверное этот негодяй опять замышляет какую-нибудь  гнусность,  -
заметил Бербанк.
   - Мистер Гарвей того же мнения, - сказал Джон Брюс. - Впрочем,  Тексару
нет надобности лично  приводить  в  исполнение  свой  приказ  об  изгнании
освобожденных негров.
   - Да ведь они не приказ приводят в исполнение, а грабят  и  жгут!  -  с
негодованием вскричал Бербанк.
   - Вот именно, - сказал Джон Брюс. - Поэтому мистер Гарвей полагает, что
вам и вашему семейству лучше  немедленно  покинуть  Касл-Хаус  и  укрыться
где-нибудь в безопасном месте.
   - Касл-Хаус может выдержать осаду, - возразил Бербанк. - И  мы  покинем
его лишь в самом крайнем случае. Что нового в Джэксонвилле?
   - Ничего, мистер Бербанк.
   - Войска северян еще не двинулись к границам Флориды?
   - Со времени занятия Фернандины и бухты Сент-Мэриса  новых  продвижений
не было.
   - Для чего же, собственно, вас прислали ко мне?
   - Чтобы предупредить вас, что изгнание негров только предлог, а главная
цель Тексара - разорить плантацию и взять вас в плен.
   - Неужели вы так и не сможете мне сказать, здесь  ли  сам  Тексар,  или
нет? - настаивал Бербанк.
   - Не смогу. Ни мистеру Гарвею, ни мне не удалось это выяснить.
   - Среди нападающих есть милиция. Не знаете ли, какова ее численность?
   - Человек сто, не больше, - отвечал Джон Брюс. -  Но  ведь  и  все  эти
городские подонки, которые за нею следуют, все эти закоренелые преступники
тоже вооружены Тексаром. А они способны на любое  насилие.  Повторяю  вам,
мистер Бербанк, мистер Гарвей считает, что  вы  должны  как  можно  скорей
уехать из Касл-Хауса. Он поручил мне предложить  вам  от  его  имени  свой
коттедж в Хэмптон-Редс; он находится, как вам известно, милях в двенадцати
отсюда вверх по реке, на правом берегу Сент-Джонса. Там вы можете укрыться
на несколько дней...
   - Да, знаю, знаю...
   - Я могу проводить вас туда тайком, со всем вашим  семейством,  теперь,
пока еще не поздно, если вы покинете Касл-Хаус.
   - Я очень благодарен и мистеру Гарвею и вам, но в  этом  нет  еще  пока
необходимости, - сказал Бербанк.
   - Как вам угодно, мистер Бербанк, - ответил Джон Брюс. -  Я  остаюсь  в
вашем распоряжении на тот случай, если вам понадобятся мои услуги.
   Начавшийся в это время штурм заставил Джемса Бербанка прервать беседу.
   Послышался громкий залп, хотя нападающих из-за  деревьев  еще  не  было
видно. Пули градом сыпались на частокол,  не  причиняя,  однако,  большого
вреда.
   У Бербанка и защитников плантации было лишь около  полусотни  ружей,  и
ответить на обстрел они могли лишь редким огнем; но зато выстрелы их  были
более меткими, и ряды милиции, шедшей впереди, заметно поредели.
   С полчаса продолжалась эта ружейная  перестрелка,  причем  перевес  был
скорее на  стороне  защитников  Кэмдлес-Бея.  Затем  нападающие  пошли  на
приступ.  Атаку  они  повели  в  нескольких  пунктах  одновременно.  Через
протекавшую вокруг ограды речку были переброшены бревна и доски, взятые  с
подожженных затем лесопилен; понеся при  этом  немалые  потери  убитыми  и
ранеными, злодеи добрались до ограды.  Они  пытались  взобраться  на  нее,
подсаживая друг друга, но перелезть через ограду  им  не  удалось.  Негры,
разъяренные поджогом хижин, мужественно отражали нападение. Но все же было
ясно,  что   защитникам   Кэмдлес-Бея   не   справиться   с   противником,
превосходящим их численностью. Однако до наступления темноты  перевес  был
на стороне  защитников  Кэмдлес-Бея;  никто  из  них  не  был  убит,  лишь
несколько человек были легко ранены. Ни Джемс Бербанк, ни Уолтер Стэннард,
хотя оба они и не щадили себя, не были даже задеты пулей.  Только  Эдварду
Кэрролу, раненному в плечо, пришлось уйти в дом, где миссис Бербанк, Алиса
и Зерма окружили его заботой.
   Ночная тьма пришла на помощь нападающим.  Под  покровом  мрака  человек
пятнадцать самых отчаянных подобрались к потерне и принялись рубить  дверь
топорами. Она не поддавалась, и им так  и  не  удалось  бы  пробраться  за
ограду;  но  благодаря  дерзкой  вылазке  одного  из  бандитов  в   ограде
образовалась брешь.
   Загорелась одна из надворных построек, а с нею  и  та  часть  палисада,
которая к ней примыкала.
   Джемс Бербанк кинулся туда  не  для  того,  чтобы  попытаться  погасить
пылающую ограду, а чтобы преградить доступ  врагу.  При  свете  пожара  он
увидал, что какой-то человек, выскочив из-за  ограды,  кинулся  к  реке  и
перебежал на другой берег по наваленным доскам и бревнам.
   Прячась в прибрежных камышах, этот человек пробрался, очевидно, в  парк
со стороны Сент-Джонса, залез в одну из  конюшен  и,  рискуя  погибнуть  в
огне, поджег там охапку соломы,  чтобы  одновременно  загорелась  и  часть
ограды. Так  образовался  пролом.  Тщетно  Бербанк  со  своими  товарищами
пытался заградить его. Сквозь открывшуюся брешь хлынули сотни нападающих и
мигом наводнили весь парк. В начавшейся рукопашной схватке с обеих  сторон
было много убитых. Гремели выстрелы. Касл-Хаус был вскоре окружен со  всех
сторон Негры после  упорного  сопротивления  были  вытеснены  из  парка  и
обращены в бегство превосходящим их численностью врагом.  Они  укрылись  в
окрестных лесах. Нельзя было их обвинять за  это,  они  храбро  сражались,
пока могли, и уступили в этой неравной  схватке  только  силе  противника.
Продолжая сражаться, они были бы только перебиты все до единого.
   Джемс Бербанк, Уолтер Стэннард, Пэрри,  помощники  управляющего,  Джонс
Брюс и несколько человек оставшихся с  ними  негров  укрылись  за  стенами
Касл-Хауса.
   Было  уже  около  восьми  часов  вечера.  На  западе  небо   совершенно
потемнело, а на севере освещено было ярким заревом пожара.
   - Надо бежать, бежать немедленно,  -  сказал  Джемс  Бербанк,  поспешно
входя в дом с Уолтером Стэннардом. - Возьмут ли Касл-Хаус силой, будет  ли
он осажден - оставаться вам здесь  опасно.  Лодка  готова!  Надо  уезжать!
Жена, Алиса, умоляю вас, поезжайте с Ди и Зермой на Кедровый Утес! Там  вы
будете в безопасности, а мы присоединимся к вам потом.
   - Едемте с нами, отец, - умоляла Алиса. - И вы тоже, мистер Бербанк.
   - Да, Джемс, поезжай с нами! - просила и миссис Бербанк.
   - Я?! - воскликнул Бербанк. - Чтобы я оставил Касл-Хаус этим  негодяям,
покуда есть хотя малейшая возможность защищаться!  Мы  еще  продержимся...
нам легче будет защищаться, зная, что вы в безопасности.
   - Джемс, ради бога!
   - Нельзя иначе!
   Толпа с ревом и воплями приближалась к дому и атаковала  главный  фасад
со стороны реки; под ударами нападающих затрещала дверь.
   - Уезжайте! - вскричал Джемс Бербанк. - Теперь темно,  вас  не  увидят.
Уезжайте же! У нас просто руки опускаются, пока  вы  здесь!..  Бога  ради,
уезжайте!
   Зерма пошла вперед вместе с Ди;  миссис  Бербанк,  судорожно  обняв  на
прощанье мужа, Алиса -  отца,  вышли  вслед  за  Зермой  и  спустились  по
лестнице в подземный ход, ведущий к бухте Марино.
   - Ну, друзья, - сказал Джемс Бербанк, обращаясь к Пэрри, его помощникам
и нескольким оставшимся с ними неграм, - теперь, когда женщины ушли, будем
биться до последней капли крови.
   Защитники разместились в нижнем этаже у окон главного фасада и  открыли
стрельбу  по  нападающим,  которые  засыпали  стены  дома   градом   пуль.
Осажденные стреляли реже, но без промаха, так как  вели  огонь  по  густой
толпе. Толпа рвалась к входу, старалась  выбить  дверь.  Она,  однако,  не
поддавалась. На  этот  раз  нельзя  было  пробить  брешь  и  помочь  толпе
ворваться в дом; каменные стены - не деревянный частокол.
   Но вот, пользуясь  сгустившимся  мраком,  человек  двадцать  грабителей
пробрались цепочкой к входу и с удвоенной  яростью  обрушились  на  дверь.
Однако ни топорами, ни ломами взломать  ее  не  удалось.  За  эту  попытку
несколько человек поплатились жизнью: сквозь  амбразуры  боковых  окон  их
легко было подвергнуть перекрестному огню.
   Положение  осажденных  становилось  все  серьезнее:  у  них   кончались
патроны. Ведь большую часть зарядов  израсходовали  за  время  трехчасовой
осады Бербанк и его  друзья.  Необходимо  еще  продержаться,  но  как  это
сделать,  если  нет  патронов?  Неужели  уйти  и  оставить  Касл-Хаус   на
разграбление этим мерзавцам, которые обратят его в груды развалин? А  ведь
иного выхода не останется, если им удастся взломать расшатанную уже дверь.
Сознавая все это, Бербанк хотел все же еще подождать. Ведь в любой  момент
может что-нибудь случиться. Теперь уже не приходилось бояться  за  жену  и
дочь, за Алису Стэннард. Мужчинам оставалось  бороться  до  конца  с  этой
шайкой грабителей, поджигателей и убийц.
   - Патронов хватит только на час! -  сказал  Джемс  Бербанк.  -  Что  ж,
друзья, будем отстреливаться до последнего заряда и не сдадим Касл-Хаус!
   Не успел он сказать это, как издалека донесся глухой грохот.
   - Пушечный выстрел! - вскричал Бербанк.
   С запада, из-за реки, снова послышался орудийный выстрел.
   - Еще один! - сказал Стэннард.
   - Внимание! Тише! - остановил его Бербанк.
   Ветер донес до Касл-Хауса звук третьего пушечного выстрела.
   - Уж не сигнал ли это из Джэксонвилла,  чтобы  отозвать  нападающих?  -
предположил Уолтер Стэннард.
   - Возможно. Там, вероятно, что-нибудь неладно, - согласился Джон Брюс.
   -  А  если  эти  три  пушечных  выстрела  долетели   до   нас   не   из
Джэксонвилла... - начал Пэрри.
   - Значит, стреляют пушки северян! - вскричал  Бербанк.  -  Быть  может,
эскадра вошла уже, наконец, в Сент-Джонс и идет вверх по реке?
   Что ж? Было вполне возможно, что Сент-Джонс или его устье  оказались  в
руках федералистов.
   Но  нет!  Три  пушечных  выстрела  донеслись   несомненно   с   батареи
Джэксонвилла, так как других за ними не последовало. Стало  быть,  никакой
схватки между эскадрой северян и конфедератами  ни  на  равнинах  графства
Дьювал, "и на реке Сент-Джонс не произошло.
   Несомненно, то был сигнал к отступлению. И он, видимо, дан  был  отряду
милиции, который орудовал в Кэмдлес-Бее. Пэрри, подойдя к  боковому  окну,
вдруг закричал:
   - Они уходят!.. Уходят!
   Все бросились к среднему окну и приоткрыли его.
   Удары топором в дверь  действительно  прекратились,  выстрелы  смолкли.
Нападающие уходили  прочь.  Вопли  и  рев,  еще  слышимые  снаружи,  стали
доноситься глуше.
   В Джэксонвилле, по-видимому, что-то случилось, и власти подали  сигнал,
чтобы вернуть милицию в город. Три пушечных выстрела были условным знаком,
предупреждавшим конфедератов об опасном  для  них  движении  эскадры.  Вот
почему осада была немедленно снята и толпы грабителей кинулись прочь.  Они
уходили теперь  по  опустошенным  полям  поместья,  дорогами,  освещенными
заревом пожара, и вскоре переплыли реку на лодках,  поджидавших  их  двумя
милями ниже Кэмдлес-Бея.
   Шум толпы постепенно смолк в отдалении. Ружейная пальба прекратилась, и
на плантации воцарилась мертвая тишина.
   Часы показывали половину десятого. Джемс Бербанк с друзьями спустился в
холл. Там на диване лежал Эдвард Кэррол; он был легко ранен, но ослабел от
потери крови.
   Ему рассказали обо всем, что случилось после  данного  из  Джэксонвилла
сигнала. Теперь, хотя бы на время, можно не бояться банды Тексара.
   - Да, конечно, - сказал  Бербанк.  -  Но  произвол  и  насилие  все  же
одержали победу. Этот мерзавец хотел разогнать моих освобожденных негров -
и разогнал. Чтобы отомстить мне, решил опустошить плантацию  -  и  от  нее
осталось одно лишь пепелище.
   - Джемс, - сказал Уолтер Стэннард, - ведь могло быть и хуже.  Никто  из
нас  не  погиб,  защищая  Касл-Хаус.  Ваша  жена,  дочь,  моя  Алиса  -  в
безопасности, а ведь они могли попасться в руки этих злодеев.
   - Вы правы, Стэннард, возблагодарим за это  всевышнего.  Но  Тексар  не
останется безнаказанным, он мне ответит за пролитую кровь.
   - Не напрасно ли сестра, Алиса, Ди и Зерма ушли из Касл-Хауса? - сказал
Кэррол. - Знаю, момент был опасный! И все же я  предпочел  бы,  чтобы  они
сейчас были здесь, вместе с нами!
   - Как только рассветет, я отправлюсь за ними, - отвечал Бербанк. - Они,
вероятно, в смертельном страхе, и нужно их успокоить. Посмотрим, стоит  ли
их сейчас же  забрать  обратно  в  Кэмдлес-Бей  или  же  оставить  еще  на
несколько дней на Кедровом Утесе.
   - Да, не следует торопиться,  -  сказал  Стэннард.  -  Нет  еще  полной
уверенности, что все уже кончилось.  А  пока  в  Джэксонвилле  хозяйничает
Тексар, мы всего можем опасаться...
   - Вот почему я и хочу быть осторожным,  -  ответил  Бербанк.  -  Пэрри,
позаботьтесь, чтобы незадолго до рассвета была  готова  лодка.  Мне  нужен
будет только один гребец...
   Джемс Бербанк не успел договорить.
   Душераздирающий, отчаянный призыв на помощь заставил его умолкнуть.
   Крик раздался в парке, с расстилавшейся перед окном лужайки.
   - Отец!. Отец! - донеслось оттуда.
   - Это Алиса! - вскричал Стэннард.
   - Новое несчастье! - воскликнул Бербанк.
   Все кинулись к двери и мгновенно выскочили наружу.
   В нескольких шагах от дома стояла Алиса, а подле нее неподвижно  лежала
на земле миссис Бербанк.
   Ни Ди, ни Зермы с ними не было.
   - Где девочка? - в тревоге крикнул Джемс Бербанк.
   При звуке его голоса миссис Бербанк приподнялась. Говорить она не могла
и только простерла руку в сторону реки.
   - Они похищены!
   - Да, Тексаром, - с трудом выговорила Алиса и без чувств упала на траву
рядом с миссис Бербанк.





   Когда миссис Бербанк и Алиса вступили в подземный ход, ведущий к  бухте
Марино, Зерма шла впереди них, неся на одной руке Ди,  а  в  другой  держа
фонарь, слабо освещавший беглянкам путь. Дойдя до  выхода  из  подземелья,
Зерма  попросила  миссис  Бербанк  ее   подождать.   Она   хотела   сперва
удостовериться, на месте ли лодка с двумя гребцами-неграми.  Открыв  дверь
из подземного хода, она вышла наружу и направилась к реке.
   Прошла минута - только одна минута, - и вдруг миссис  Бербанк  и  Алиса
хватились малютки.
   - Ди! Ди!  -  закричала  миссис  Бербанк,  рискуя  выдать  врагам  свое
присутствие.
   Девочка  не  откликнулась.  Привыкнув  всюду  ходить  за  Зермой,   она
последовала за нею и тогда, когда та  пошла  к  бухте.  А  мать  этого  не
заметила.
   Вдруг раздались чьи-то стоны и крик. Предчувствуя  беду,  обе  женщины,
забыв о себе, выскочили наружу и бросились к реке,  но,  добежав  до  нее,
увидали лишь уплывавшую лодку, которая быстро исчезала во мраке.
   - На помощь! На помощь!.. Это Тексар! - кричала Зерма.
   - Тексар!  Тексар!  -  закричала  также  и  Алиса,  указывая  рукою  на
человека, освещенного заревом пожара и стоявшего на корме  лодки,  которая
вскоре скрылась совсем из виду.
   Наступила тишина.
   Оба негра-гребца лежали на берегу мертвыми.
   Тогда,  обезумев  от  горя,  миссис  Бербанк  бросилась  к  берегу,  не
переставая  звать  дочь.  Алиса  побежала  следом  за  нею.  Но  никто  не
откликнулся на отчаянный вопль  матери.  Лодки  уже  не  было  видно.  Она
скрылась, поглощенная  ночною  тьмой,  или,  быть  может,  переплыв  реку,
причалила где-нибудь у "левого берега.
   С час металась по берегу миссис Бербанк,  тщетно  разыскивая  дочь,  и,
наконец, свалилась обессиленная. Алисе  с  трудом  удалось  ее  поднять  и
повести, почти понести, домой. Вдали,  со  стороны  Касл-Хауса,  слышались
ружейные выстрелы и временами дикие вопли осаждающих. И все же  необходимо
было направиться в ту сторону и вернуться в Касл-Хаус тою же  дорогою.  Но
вот вопрос: кто им отворит дверь, ведущую из дома в подземный ход? Удастся
ли Алисе достучаться?
   Молодая девушка вела миссис Бербанк, которая от  горя  и  усталости  не
сознавала, что делает  и  куда  идет.  Двигаясь  вдоль  берега  реки,  они
вынуждены были то и дело останавливаться. Они могли  с  минуты  на  минуту
натолкнуться на банду грабителей  и  попасть  им  в  лапы.  "Не  лучше  ли
подождать утра?" - думала Алиса.  Нет,  это  не  годится:  миссис  Бербанк
нуждается в уходе, в помощи, ей непременно нужно быть в Касл-Хаусе.
   Алиса решила идти не обычною дорогой вдоль реки,  а  напрямик  -  через
луга, прямо на зарево пожара,  поднимавшееся  над  горящими  негритянскими
хижинами; так им удалось добраться до парка.
   Тут силы окончательно покинули несчастную женщину, и она снова упала на
землю, подле Алисы, которая и сама едва держалась на ногах.
   Осада дома была уже в это время снята, и милиция ушла из  парка,  а  за
ней и толпа грабителей,  ее  сопровождавшая.  Не  слыша  больше  криков  и
выстрелов,  Алиса  решила,  что  Касл-Хаус  взят  мятежниками  и  все  его
защитники погибли. Отчаяние овладело ею, она застонала, призывая на помощь
отца, и упала на землю.
   Этот-то крик и услыхали Джемс Бербанк и  его  друзья.  Они  выбежали  в
парк, нашли обеих несчастных женщин и узнали обо  всем,  что  случилось  в
бухте Марино.
   Шайка Тексара ушла, им не грозит уже опасность попасть в ее руки  -  но
что из того? Ужасное несчастье постигло их! Ди, малютка Ди, была во власти
Тексара!
   Вот что рассказала Алиса прерывающимся  от  рыданий  голосом.  Вот  что
услыхала, придя в себя, горько плачущая миссис  Бербанк.  Вот  что  узнали
Джемс Бербанк, Стэннард, Пэрри и их товарищи. Бедная  малютка  похищена  и
неизвестно куда увезена злейшим врагом своего отца! Что могло быть ужаснее
и какие еще жесточайшие горести ждали в будущем эту семью?
   Это известие поразило всех словно ударом обуха.
   Миссис Бербанк отнесли в ее  комнату  и  уложили  в  постель.  При  ней
осталась Алиса.
   Джемс Бербанк и его друзья, сидя  внизу  в  холле,  обсуждали,  что  им
предпринять для освобождения Зермы и Ди из рук  Тексара.  Да,  несомненно,
преданная мулатка не щадя себя будет до последней капли крови бороться  за
спасение ребенка! Но ведь она пленница негодяя, обуреваемого жаждой мести,
и может поплатиться жизнью за показания, которые дала против него на суде.
И Бербанк винил себя в том, что велел жене и дочери уходить из Касл-Хауса,
не обеспечив им вполне безопасного пути. Случайно ли оказался Тексар  близ
выхода из туннеля? Конечно, нет; наверное, он как-то узнал о существовании
в Касл-Хаусе подземного хода и принял меры на тот случай, если  осажденные
решат покинуть дом, воспользовавшись этим  тайным  выходом.  Он  привел  с
собой на правый берег реки свою шайку, прорвавшуюся за  ограду  парка,  и,
заставив Бербанка с семьей укрыться  в  стенах  дома,  сам  с  несколькими
соучастниками  отправился,  вероятно,  в  бухту  Марино.  Там   он   напал
неожиданно  на  двух  негров-гребцов,  охранявших  лодку,   и   велел   их
прикончить; криков несчастных никто не услышал - их заглушала  стрельба  и
вопли осаждающих. Затем испанец стал терпеливо ждать. Когда из  подземного
хода вышли Зерма и Ди, Тексар, вероятно, подумал, что миссис  Бербанк,  ее
муж и их друзья еще не покинули Касл-Хаус, и, решив ограничиться хоть этой
добычей, похитил ребенка и мулатку, спрятав обеих пленниц в  таком  месте,
где их невозможно было бы найти.
   Каким еще более жестоким ударом мог поразить негодяй  семью  Бербанков?
Он точно вырвал сердце у отца и матери ребенка.
   Страшную ночь пережили  Бербанки.  К  тревоге  их  о  девочке  и  Зерме
присоединялась еще неуверенность  в  дальнейшей  судьбе  самих  обитателей
дома. Осаждающие ушли, но разве можно поручиться, что они не  вернутся  со
свежими силами, чтобы принудить к сдаче уцелевших защитников дома?  Этого,
к счастью, не случилось. Ночь  прошла  спокойно,  и  нового  нападения  не
последовало.
   Как важно было бы узнать, однако, по какой причине  раздались  накануне
три пушечные выстрела и почему осаждающие так неожиданно отступили,  когда
им стоило подождать только еще какой-нибудь час -  и  штурм  увенчался  бы
полным успехом. Не вошла ли действительно флотилия  федералистов  в  устье
Сент-Джонса? Не овладели ли Джэксонвиллом  канонерки  Дюпона?  Для  Джемса
Бербанка и его друзей это было бы, конечно, счастьем. Тогда они  могли  бы
приняться за поиски Зермы и Ди, возбудить преследование против Тексара,  а
если тот не успел еще сбежать со всеми своими соучастниками, обвинить  его
в беззаконном нападении на плантацию и в похищении мулатки и ребенка.
   Теперь Тексар не мог бы уже доказать свое алиби, как сделал это на суде
в Сент-Огастине, о котором мы упоминали  в  начале  нашего  повествования.
Если испанец и не стоял лично во главе шайки, напавшей на  Кэмдлес-Бей,  -
этого посланец мистера  Гарвея  не  смог  подтвердить  Бербанку,  -  то  в
похищении Зермы и Ди участвовал сам - ведь Зерма успела крикнуть его  имя,
когда ее увозили на лодке. Да и Алиса разглядела его на корме, прежде  чем
лодка скрылась из виду.
   Федеральное правосудие заставит заведомого преступника признаться, куда
он увез свои жертвы, и покарает его за совершенные им преступления.
   Но, увы! Предположение Бербанка о приходе эскадры северян в  Сент-Джонс
ничем не подтвердилось. Третьего числа из бухты Сент-Мэриса не  вышло  еще
ни одно из федералистских судов. Это следовало из новостей,  которые  были
доставлены в тот день одним из помощников управляющего,  ездившим  на  тот
берег. Близ маяка Пабло не проходил еще ни один корабль. Действия  северян
ограничивались пока занятием Фернандины и форта Клинч. Очевидно,  коммодор
Дюпон решил продвигаться в глубь Флориды с крайней осторожностью.  Что  же
касается  Джэксонвилла,   то   там   по-прежнему   господствовала   партия
мятежников. После похода на Кэмдлес-Бей испанец снова появился в городе  и
организовал  там  оборону  на  случай,  если  канонерки   Стивенса   будут
форсировать устье Сент-Джонса. Пушечные выстрелы, вернувшие его  с  шайкой
грабителей в город, были, по всей вероятности, ложной  тревогой.  Впрочем,
нового нападения  ожидать  не  приходилось.  Разве  для  Тексара  не  было
довольно и того, что он уже сделал? Плантация  была  разорена,  лесопильни
сожжены, негры, потерявшие все свое добро, разогнаны. Малютка Ди  похищена
у отца с матерью, и напасть на след ее похитителя было невозможно.
   Джемс Бербанк сам в этом убедился, когда,  объехав  весь  правый  берег
реки вместе с Уолтером Стэннардом, он даже в самых  незначительных  бухтах
не нашел ни малейшего следа похищенных. Оставалось только  обыскать  левый
берег.
   Но возможно ли было это сделать теперь? Не лучше ли  подождать  прихода
северян? Благоразумно ли оставлять больную миссис Бербанк, Алису, раненого
Эдварда Кэррола? Ведь Касл-Хаус мог подвергнуться новому нападению.
   Ужаснее всего было то, что  Джемс  Бербанк  не  мог  подать  жалобу  на
Тексара ни за опустошение плантации, ни за похищение Зермы  и  Ди.  Тексар
был теперь правителем города, и приходилось, стало  быть,  жаловаться  ему
самому на него же. Итак, оставалось только ждать, пока в  Джэксонвилле  не
водворится законный порядок.
   - Джемс, - утешал  друга  Стэннард,  -  что  и  говорить  -  девочка  в
опасности, но вы все же не должны забывать  одного...  что  с  нею  Зерма,
которая не пощадит...
   - Своей жизни, я знаю... Зерма готова умереть за Ди, верно. Ну, а  если
она умрет - тогда что?
   - Выслушайте меня, дорогой Джемс, - ответил Стэннард. - Я много об этом
думал и пришел к  заключению,  что  Тексару  невыгодно  доводить  дело  до
крайности. Он еще не убрался из Джэксонвилла, а покуда он там,  не  думаю,
чтобы он пошел на какое-нибудь насилие над своими пленницами. Малютка  для
него - заложница, порука его  собственной  безопасности  в  случае  победы
северян. Ведь за бесчинства в Джэксонвилле и за разорение плантации такого
сторонника Севера, как вы, Джемс, его, разумеется, притянут к суду, вот он
и хочет хоть  сколько-нибудь  оградить  себя  от  неприятных  последствий.
Поэтому можете быть уверены, что Зерма и Ди будут целы и невредимы, а  тем
временем придут сюда Шерман и Дюпон.
   - Когда же они, наконец, придут?! - воскликнул Бербанк.
   - Не сегодня так завтра... Повторяю вам, Ди - гарантия безопасности для
Тексара. Он для того и похитил ее, зная к тому же,  что  наносит  вам  тем
самым страшный удар, - в чем он не ошибся, мой бедный друг.
   Рассуждения Уолтера Стэннарда, в  сущности  довольно  справедливые,  не
могли, однако, ни убедить, ни утешить Джемса  Бербанка.  Однако  он  понял
только одно: для утешения жены ему нужно говорить то же, что  говорил  ему
Стэннард. Бедная женщина была так убита горем, что  приходилось  опасаться
за ее жизнь.  Вернувшись  домой,  Бербанк  пустил  в  ход  доказательства,
которые самого его не убедили.
   Тем временем Пэрри и его помощники делали обход  разоренной  плантации.
Зрелище было потрясающее и произвело, казалось, очень сильное  впечатление
даже на Пигмалиона, который сопровождал управляющего во время обхода. Этот
"свободный  гражданин"  не  пожелал  бежать  в  леса  с  другими  неграми,
разогнанными Тексаром; терпеть там холод и голод - такая свобода его  мало
прельщала,  -  он  предпочел  остаться  в  Касл-Хаусе,  готовый  в  случае
надобности разорвать свой документ об освобождении, как  это  уже  сделала
Зерма.
   - Что, Пиг? Видишь? - твердил ему мистер Пэрри. -  Плантация  разорена,
все наши мастерские разрушены. Вот что значит дать свободу чернокожим.
   - Мистер Пэрри, ведь я в этом не виноват, - возражал Пигмалион.
   - Напротив, очень виноват. Если бы ты  и  тебе  подобные  вместо  того,
чтобы слушать болтунов, восхвалявших свободу, сами протестовали бы  против
идей Севера и взялись бы за оружие, чтобы дать отпор федералистам, мистеру
Бербанку  никогда  бы  и  в  голову  не  пришло  освобождать  вас  и   над
Кэмдлес-Беем не стряслась бы беда.
   - Что же мне теперь делать, мистер Пэрри? - спрашивал в отчаянии Пиг. -
Что мне делать?! Как помочь горю? Научите!
   - Изволь, Пиг, я, так и быть, тебе скажу... и если  у  тебя  есть  хоть
капля совести, ты должен это сделать. Ты ведь свободный человек, да?
   - Кажется, свободный, мистер Пэрри.
   - Следовательно, ты сам себе принадлежишь?
   - Разумеется.
   - Значит, ты можешь делать с собою что угодно?
   - Конечно, мистер Пэрри.
   - Так вот, Пиг, на твоем месте я сейчас же  пошел  бы  на  какую-нибудь
соседнюю плантацию, продал бы там  себя  в  рабство,  а  деньги  отдал  бы
мистеру Бербанку, чтобы хоть сколько-нибудь вознаградить  его  за  убытки,
которые он потерпел, дав вам свободу.
   Неужели  Пэрри  говорил  серьезно?   Очень   может   быть.   Он   часто
заговаривался, стоило ему только  сесть  на  своего  любимого  конька.  Во
всяком случае, несчастный Пигмалион был смущен и потрясен до  крайности  и
не знал, что отвечать.
   В одном лишь управляющий был  совершенно  прав  -  освобождение  негров
причинило Джеймсу Бербанку  огромные  убытки.  Подсчет  всех  материальных
потерь Бербанка дал бы значительную сумму.  Ясно  было,  что  негритянские
хижины были разграблены и сожжены, от мастерских, лесопилен остались  лишь
груды еще дымящихся развалин. Вместо лесных складов, где сложены были  уже
готовые доски и бревна, вместо  фабрик  с  хлопкоочистительными  машинами,
гидравлическими прессами, машинами для  обработки  сахарного  тростника  -
стояли  одни  лишь  черные  обгоревшие,  полуразвалившиеся  стены;   груды
обожженного кирпича валялись там, где еще  недавно  поднимались  фабричные
трубы. Кофейные плантации, рисовые поля, огороды, загоны  для  скота  были
так опустошены, словно стая диких зверей напала на плантацию.
   При виде этой мрачной картины управляющий Пэрри не мог сдержать  своего
возмущения. Из уст его вырвались слова гнева и угрозы;  яростные  взгляды,
которые он бросал на Пига, испугали негра, и тот счел за лучшее  вернуться
в Касл-Хаус, сказав, что хочет "на свободе обдумать совет мистера  Пэрри".
Целый день думал бедный Пиг, но так и не пришел ни к какому решению.
   Между  тем  некоторые  из  разогнанных  негров  вернулись   тайком   на
плантацию. Можно себе представить, в какой ужас  и  отчаяние  они  пришли,
когда увидели, что там не уцелело ни единой хижины. Джемс  Бербанк  тотчас
же велел о них позаботиться. Часть негров он  поместил  внутри  ограды,  в
помещениях, которые уцелели от пожара. Неграм велели похоронить  убитых  -
как защитников Касл-Хауса, так и нападавших, раненых нападавшие  захватили
с собой. Были преданы земле и трупы двух гребцов, убитых Тексаром в  бухте
Марино.
   О приведении плантации в порядок до  поры  до  времени  нечего  было  и
думать. Надо было дождаться окончательного торжества северян  во  Флориде.
Другие, более неотложные заботы день и ночь волновали Бербанка.  Он  делал
все, что мог, чтобы найти хоть какой-нибудь след своей похищенной  дочери.
К тому же и здоровье миссис Бербанк внушало серьезные опасения. Хотя Алиса
ходила за ней как нежная дочь, тем не менее помощь врача была необходима.
   В Джэксонвилле был один врач, пользовавшийся доверием Бербанков. За ним
послали, и он не замедлил приехать  в  Кэмдлес-Бей.  Он  прописал  больной
несколько рецептов, но разве могли ей помочь лекарства, покуда не отыскана
малютка Ди? И каждый день Джемс Бербанк  с  Уолтером  Стэннардом,  оставив
дома не вполне  еще  оправившегося  Эдварда  Кэррола,  ездили  осматривать
берега  реки.  Они  обследовали   маленькие   островки   на   Сент-Джонсе,
расспрашивали местных жителей, обещая кучу денег за малейшее указание,  за
самое незначительное сведение... Но все их старания были напрасны. Кто мог
бы им сказать, что Тексар скрывается в глубине Черной  бухты?  Ведь  никто
этого не знал. Чтобы  спрятать  своих  пленниц  ненадежней,  Тексар,  быть
может,  увез  их  к  верховьям  реки?  Разве  мало  тайников  было   среди
девственных лесов в глубине Флориды, среди обширных болот на юге штата или
в непроходимом Эверглейдсе, где испанец мог так хорошо скрыть свои жертвы,
что найти их оказалось бы невозможным?
   Доктор ездил в Кэмдлес-Бей каждый день, и от него Джемс Бербанк узнавал
все джэксонвиллские новости, а также обо всем, что происходило  на  севере
графства Дьювал.
   Никаких дальнейших попыток овладеть территорией Флориды федералисты  не
делали. Неужели же инструкции, полученные из Вашингтона,  предписывали  им
остановиться на границе штата и дальше не идти? Это было бы тяжким  ударом
для унионистов Флориды, особенно же  для  Джемса  Бербанка,  как  наиболее
скомпрометированного из них в глазах конфедератов. Но какова  бы  ни  была
причина, - эскадра Дюпона все  еще  не  выходила  из  Сент-Мэриса,  и  три
пушечные выстрела вечером 2 марта  были  не  более  как  ложною  тревогою,
введшею в заблуждение людей Тексара, благодаря чему Касл-Хаус  был  спасен
от грабежа и разрушения.
   Что же касается испанца, то не следовало ли ожидать, что он  предпримет
новое нападение на Кэмдлес-Бей? Ведь  Джемс  Бербанк  еще  не  был  в  его
власти?
   Нет, это было, пожалуй, маловероятным. Разорение плантации и  взятие  в
плен Зермы и Ди удовлетворили его на время. Да к тому  же  в  Джэксонвилле
нашлись честные люди, не побоявшиеся громко  выразить  свое  отвращение  к
бесчинству, совершенному Тексаром в поместье, что, правда,  не  слишком-то
заботило  испанца;  он  по-прежнему  властвовал  в  городе   и   графстве,
поддерживаемый подонками населения...
   Сторонники Тексара - проходимцы и наглые авантюристы - ликовали, дни  и
ночи предаваясь шумным оргиям. Каждый вечер в Кэмдлес-Бее видели, как  над
городом, точно  зарево  пожара,  вспыхивал  в  небе  отблеск  иллюминации.
Честные люди вынуждены были молчать, подчиняясь этой партии негодяев.
   Новой  администрации  очень  помогло  временное  бездействие   северян.
Воспользовавшись этим бездействием, она распустила слух, будто федералисты
не перейдут  через  флоридскую  границу  -  потому  что  им,  мол,  ведено
отступить в Джорджию и в  обе  Каролины,  что  они  не  займут  полуостров
Флориду, так как Флорида, эта старинная испанская колония, стоит в стороне
от того вопроса, из-за которого началась война, и т.п. Слухи эти настолько
ободрили конфедератов, что во многих графствах штата, особенно  на  севере
Флориды,   на   границе   с   Джорджией,    началось    движение    против
плантаторов-унионистов,  владения  которых   стали   подвергаться   участи
Кэмдлес-Бея. Так, на одной из плантаций конфедераты разогнали  негров,  на
другой  сожгли  лесопильню,  на  третьей  -  разграбили  все  оборудование
мастерских и фабрик.
   Хотя Кэмдлес-Бею и нечего было опасаться повторения осады, однако Джемс
Бербанк с нетерпением ждал прихода федералистов. При  настоящем  положении
дел он ничего не  мог  предпринять  против  Тексара:  ни  привлечь  его  к
судебной ответственности, ни заставить указать место, где он прячет  Зерму
и Ди.
   Сколько терзаний причиняло Бербанку  и  его  близким  это  затянувшееся
ожидание! Они не могли, однако, поверить, что федералисты  остановятся  на
границе Флориды. В последнем письме  Джилберта  прямо  было  сказано,  что
Дюпон и  Шерман  идут  на  Флориду.  Неужели  вашингтонское  правительство
прислало после того в бухту Эдисто  новые  инструкции?  Или,  может  быть,
конфедераты одержали в Виргинии или обеих  Каролинах  какую-нибудь  важную
победу, вынудившую федералистов приостановить свое продвижение на юг? Если
это  правда,  сколько  волнений,  сколько  еще  бед   предстоит   испытать
обитателям Кэмдлес-Бея!
   В таких тревогах прошли первые пять дней после разгрома Кэмдлес-Бея.  О
дальнейшем продвижении федералистов ничего не было слышно, о  Зерме  и  Ди
тоже не было  никаких  вестей,  хотя  Джемс  Бербанк  не  прекращал  своих
розысков, и не проходило дня, чтобы  он  что-либо  не  предпринял  в  этом
направлении.
   Наступило 9 марта. Эдвард Кэррол совершенно оправился от раны и мог  бы
уже принять участие в поисках Ди и Зермы, но миссис Бербанк все  еще  была
очень слаба и не переставала плакать. В бреду  она,  горько  рыдая,  звала
дочь, вскакивала с постели,  говоря,  что  сейчас  пойдет  искать  ее.  За
приступом нервного возбуждения всякий раз следовал глубокий  обморок,  так
что Алиса боялась, что несчастная женщина  умрет  у  нее  на  руках  после
одного из таких припадков.
   Утром 9 марта в Джэксонвилл пришло, наконец, известие с  театра  войны,
но, к несчастью, неутешительное для унионистов.
   По слухам, конфедератский генерал Ван-Дорн,  оттеснив  сперва  6  марта
войска генерала Кэртиса  при  Бентонвилле,  в  Арканзасе,  принудил  затем
федералистов к отступлению. Впрочем, это был  только,  слух,  так  как  на
самом деле серьезных  боев  не  было,  а  была  лишь  небольшая  стычка  с
арьергардом  одного   из   корпусов   северян,   правда,   неудачная   для
федералистов, но несколько дней спустя полностью возмещенная  победою  при
деревушке Пи-Ридже. В  Джэксонвилле,  однако,  сепаратисты  обнаглели  еще
больше, придав этой удачной стычке значение крупной победы и  отпраздновав
ее иллюминацией и оргиями, шум которых доносился до опечаленных обитателей
Кэмдлес-Бея.
   Таковы были новости, собранные Джемсом Бербанком во время  совершенного
им в этот день обследования левого берега Сент-Джонса.
   Некий житель графства Патнам полагал,  что  обнаружил  кое-какие  следы
похищенных на одном островке Сент-Джонса, в нескольких милях  выше  Черной
бухты. Человек этот слышал накануне ночью чей-то отчаянный крик и  сообщил
об этом Джемсу Бербанку. Кроме того, около  тех  же  мест  видели  недавно
приспешника Тексара индейца Скуамбо, который плыл по реке в  своем  челне.
Что индеец в челноке действительно проезжал поблизости,  подтвердил  также
один из пассажиров "Шаннона", ехавший из Сент-Огастина и  высадившийся  на
пристани Кэмдлес-Бея.
   Джемс Бербанк с Эдвардом Кэрролом и двумя неграми немедленно  пустились
по указанному следу.  Они  сели  в  лодку,  поднялись  вверх  по  реке  до
островка, о котором им говорили, высадились на нем, обследовали  несколько
рыбачьих хижин, давно уже, очевидно, пустовавших, прошли весь островок  из
конца в  конец  и  ничего  не  нашли.  В  глубине  островка,  среди  почти
непроходимой лесной чащи, - никаких следов человеческого  присутствия.  Не
заметно было также, чтобы где-либо  к  берегу  недавно  приставала  лодка.
Скуамбо нигде не было видно: если он и плавал в своей лодке поблизости  от
островка, то во всяком случае на нем не высаживался.
   Итак, поиски и на этот раз ни к  чему  не  привели.  Бербанк  пришел  к
убеждению, что он опять пошел по ложному следу.
   В этот вечер Джемс Бербанк, Уолтер Стэннард и Эдвард Кэррол  собрались,
по обыкновению, в холле и толковали о  своих  неудавшихся  поисках.  Около
девяти часов к ним  присоединилась  и  Алиса,  воспользовавшись  тем,  что
миссис Бербанк задремала в  своей  комнате  -  вернее  ненадолго  впала  в
забытье.
   Ночь обещала быть очень темной. Серп луны скрылся  уже  за  горизонтом.
Касл-Хаус, плантация и река - все объято  было  глубокой  тишиной.  Негры,
поместившиеся в уцелевших надворных строениях, собирались ложиться  спать.
Тишину нарушали только отголоски далекого гула, долетавшего  временами  из
Джэксонвилла, где конфедераты пышно праздновали победу своих войск.
   Этот гул тяжкою болью отзывался в сердцах обитателей Касл-Хауса.
   - Надо было бы, однако, разузнать поточней, что делается на  фронте,  -
заметил Эдвард Кэррол. - Неужели федералисты в самом  деле  отказались  от
занятия Флориды?
   - Да, узнать необходимо,  -  согласился  Стэннард.  -  Невозможно  жить
дольше в этой тягостной неизвестности.
   - Хорошо, - сказал Джемс Бербанк. - Завтра же я отправлюсь в Фернандину
и узнаю там...
   Но в эту минуту  у  главного  подъезда  Касл-Хауса  со  стороны  аллеи,
ведущей к берегу Сент-Джонса, кто-то тихонько постучал.
   Алиса вскрикнула и побежала к дверям. Джемс  Бербанк  хотел  остановить
ее, но она не послушалась.
   Стук у дверей повторился, на этот раз громче и настойчивей...





   Джемс Бербанк тоже подошел к двери. Он никого не ждал, но подумал, что,
может быть, это Джон Брюс приехал из Джэксонвилла  с  важными  вестями  от
мистера Гарвея.
   Постучали в третий раз еще сильнее и нетерпеливее.
   - Кто там? - спросил Джемс Бербанк.
   - Я!.. Отоприте!..
   - Джилберт! - вскричала Алиса.
   Она не ошиблась. Джилберт в Кэмдлес-Бее! Он  воспользовался,  вероятно,
счастливой возможностью повидаться с  родными  и  с  радостью  приехал  на
несколько часов в Кэмдлес-Бей, ничего, должно быть, не зная  о  несчастии,
обрушившемся на его близких.
   В один  миг  молодой  офицер  очутился  в  объятиях  отца;  вошедший  с
Джилбертом человек старательно запер за собою дверь.
   То  был  Марс,  муж  Зермы  и  преданный  матрос  лейтенанта  Джилберта
Бербанка.
   Поздоровавшись с отцом, Джилберт обернулся и, увидев Алису, нежно пожал
ей руку.
   - А матушка? - спросил он. - Где же матушка? Неужели  правда,  что  она
тяжело больна?
   - Как, разве ты уже знаешь?.. - воскликнул Джемс Бербанк.
   - Все знаю. Плантацию  опустошили  джэксонвиллские  бандиты,  Касл-Хаус
подвергся нападению... но матушка, моя матушка, жива ли она?
   Всем стало ясно, почему Джилберт, рискуя жизнью и свободой,  приехал  в
Кэмдлес-Бей.
   Вот чем вызван был его приезд.
   За день перед тем несколько канонерок эскадры коммодора Дюпона проникли
в  устье  Сент-Джонса,  поднялись  вверх  по  реке   и   принуждены   были
остановиться,  не  доходя  четырех  миль  до  Джэксонвилла,  так  как  тут
начиналась песчаная отмель. Несколько часов спустя на канонерку  Стивенса,
где Джилберт был старшим офицером, явился  какой-то  человек,  назвавшийся
смотрителем при  маяке  Пабло.  Этот  человек  сообщил  о  джэксонвиллских
событиях, о нападении на Кэмдлес-Бей, о разгоне негров  и  болезни  миссис
Бербанк.  Легко  понять,  какое  впечатление  произвел  этот  рассказ   на
Джилберта.
   Молодым  человеком  овладело  желание  повидаться  с  матерью.  Получив
разрешение капитана Стивенса, он сел со своим верным  Марсом  в  гичку  и,
пользуясь темнотою, никем не замеченный, - как ему казалось,  -  высадился
на берег в полумиле ниже Кэмдлес-Бея, чтобы не высаживаться  на  пристани,
за которой, по всей вероятности, наблюдали лазутчики Тексара.
   Бедный юноша! Он не знал, да и не  мог  знать,  что  попал  в  ловушку,
расставленную испанцем, которому во что бы то  ни  стало  хотелось  добыть
потребованное у него  судьями  доказательство,  что  Джемс  Бербанк  имеет
тайные сношения с федералистами.
   Чтобы заманить  Джилберта  в  Кэмдлес-Бей,  Тексар  поручил  одному  из
сторожей маяка Пабло, - человеку, на преданность которого  он  мог  вполне
положиться,  -  сообщить  молодому  лейтенанту  о  том,  что  произошло  в
Кэмдлес-Бее, а главное -  уведомить  его  о  болезни  миссис  Бербанк.  За
Джилбертом следили все время, покуда он плыл  вверх  по  реке,  однако  он
совершенно случайно, сам того не подозревая, сбил шпионов со своего следа.
Но если эти шпионы упустили юношу, когда он высаживался на  берег,  -  они
надеялись захватить его, когда он поедет назад, так как  за  всем  берегом
было установлено наблюдение.
   - Но матушка... Где же матушка? - твердил Джилберт.
   - Я здесь, Джилберт! - отозвалась сама миссис Бербанк.
   Она появилась на лестнице и медленно  спускалась  в  холл,  держась  за
перила. Спустившись, она с трудом добралась до дивана  и  тяжело  на  него
опустилась. Джилберт подбежал к ней и стал осыпать ее поцелуями.
   Больная в полузабытьи услышала стук  в  дверь,  узнала  голос  сына  и,
собрав все силы, поспешила к  нему,  чтобы  с  ним  и  со  всеми  близкими
разделить их общее горе.
   Молодой человек нежно обнимал ее.
   - Моя мама, - говорил он, - мама!.. Как я  рад  тебя  видеть!..  Бедная
моя! Ты больна! Но мы тебя вылечим. Тяжелые дни пройдут. Не бойся за меня,
никто и не узнает, что мы с Марсом приезжали сюда!
   Джилберт заметил, что матери становится хуже,  и  стал  еще  нежнее  ее
успокаивать.
   Однако Марсу показалось, что Джилберту и ему сказали еще  не  все,  что
несчастие, поразившее семью Бербанков, гораздо значительнее, чем  они  оба
думали. Джемс Бербанк, Кэррол и Стэннард  сидели  молча,  понурив  головы.
Алиса заливалась слезами. В комнате не было ни Ди, ни Зермы, а  между  тем
Зерме пора бы уж было знать, что приехал ее муж, что он здесь и ждет ее.
   С тревожным предчувствием мулат окинул взглядом холл и спросил  мистера
Бербанка:
   - Что случилось, господин?
   - А Ди? - спохватился вдруг Джилберт.  -  Неужели  она  уже  спит?  Где
сестренка?
   - Где моя жена? - спросил Марс.
   Через минуту им все уже было известно.
   Спрятав лодку и  пробираясь  берегом  в  Касл-Хаус,  они,  несмотря  на
темноту, успели рассмотреть груды развалин на опустошенной  плантации.  Но
они  полагали,  что  за  освобождение  негров   Бербанк   пострадал   лишь
материально. Теперь же они узнали, что один из них лишился сестры,  другой
- жены. И никто не мог сказать им, куда их неделю тому назад увез Тексар!
   Опустившись на колени, Джилберт со слезами снова обнял  плачущую  мать.
Марс, задыхаясь, с побагровевшим от гнева лицом, метался по холлу,  тщетно
стараясь овладеть собой.
   Наконец он не выдержал.
   - Я убью Тексара! - в бешенстве крикнул мулат. - Я завтра же отправлюсь
в Джэксонвилл... нет, нынче ночью... сейчас же...
   - Да, да, Марс. Поедем вместе! - подхватил Джилберт.
   Но Джемс Бербанк остановил их.
   - Если бы дело было только в этом, - сказал  он,  -  разве  я  стал  бы
дожидаться вашего приезда? Я бы уже давно расправился с негодяем  сам.  Но
он должен сначала сказать нам то, что известно лишь ему  одному.  Я  знаю,
что делаю, удерживая вас. Нужно подождать!
   - Хорошо, отец, я подожду, - отвечал молодой человек. - Но я по крайней
мере хоть обыщу всю местность...
   - Неужели ты думаешь, что я и сам этого не сделал? - воскликнул  мистер
Бербанк. - Дня не проходило, чтобы мы не  обыскивали  берега  Сент-Джонса,
островки, где мог бы скрываться Тексар. Но тщетно: мы не нашли ничего, что
могло бы навести нас на след твоей сестры, Джилберт, и твоей  жены.  Марс!
Чего мы только не предпринимали с Кэрролом и Стэннардом, - однако все наши
поиски не привели пока ни к чему.
   - Отчего же ты не подал жалобу на Тексара? - спросил молодой офицер.  -
Отчего не привлек его к суду за грабеж плантации и за похищение Ди?
   - Отчего? - ответил Бербанк. -  Да  очень  просто:  потому  что  Тексар
теперь хозяин города, потому что все  честные  люди  дрожат  теперь  перед
мерзавцами, которые ему преданы, потому что городские  подонки  и  милиция
графства стоят теперь за него!
   - Я убью Тексара! - словно во власти одержимой идеи, твердил Марс.
   - Ты убьешь его, когда придет время, - отвечал Бербанк. - А сегодня  ты
этим ухудшил бы только положение.
   - Но когда придет время? - спросил Джилберт.
   - Когда федералисты займут Джэксонвилл и утвердятся во Флориде.
   - А если тогда будет уже поздно?
   - Джилберт, Джилберт, умоляю тебя, не говори этого! - простонала миссис
Бербанк.
   - Да, Джилберт, вы не должны так говорить, - поддержала ее Алиса.
   Джемс Бербанк взял сына за руку.
   - Выслушай меня, Джилберт, - сказал он. -  Мы  и  сами  хотели  тут  же
расправиться с Тексаром, если он нам немедленно не скажет, куда  он  девал
Зерму и Ди; но потом, во имя осторожности, решили сдержать свой гнев. Есть
основание  думать,  что  Ди  и  Зерма  служат  для  Тексара  залогом   его
собственной безопасности, и потому он будет, конечно, всячески их  беречь,
так как знает,  что  федералисты  неминуемо  потребуют  его  к  ответу  за
ниспровержение в городе законных властей, за то, что он  подстрекал  шайку
преступников на разграбление Кэмдлес-Бея, и за то, что  опустошил  и  сжег
плантацию сторонника Севера. Если бы я не был в  этом  уверен,  неужели  я
стал бы удерживать тебя? Неужели нашел бы в себе силы ждать?
   - И разве я могла бы жить, не имея этой надежды? -  воскликнула  миссис
Бербанк.
   Несчастная женщина поняла, что если Джилберт отправится в  Джэксонвилл,
то попадет  в  руки  Тексара.  Кто  сможет  тогда  спасти  федералистского
офицера, захваченного южанами в момент, когда северяне угрожают Флориде?
   Но молодой человек был вне себя от горя и гнева  и  не  слушал  никаких
доводов. Он хотел немедленно ехать в Джэксонвилл.
   - Идем! - опять сказал он Марсу, не  перестававшему  твердить,  что  он
убьет Тексара.
   - Нет, Джилберт, ты не поедешь! - сказала  миссис  Бербанк,  с  усилием
поднявшись с дивана. Она пыталась подойти к дверям,  чтобы  не  пропустить
сына, но силы изменили ей, и она снова упала на диван.
   - Успокойся, мама! - вскричал молодой человек.
   - Не ездите, Джилберт! - сказала Алиса.
   Пришлось перенести миссис Бербанк в спальню. Молодая  девушка  осталась
при больной. Когда Джемс Бербанк,  относивший  больную  жену,  вернулся  в
холл, он увидал, что Джилберт сидит на диване, охватив  голову  руками,  а
Марс молча стоит поодаль.
   - Теперь ты, надеюсь, овладел собой, Джилберт, - сказал Джемс  Бербанк.
- Говори же. Оттого, что ты  нам  скажешь,  зависит,  какие  мы  примем  в
дальнейшем решения. У нас, правду сказать, только и надежды, что на скорый
приход федералистов. Неужели они отказались от намерений занять Флориду?
   - Нет, отец, не отказались.
   - Где же они теперь?
   -  Часть  нашей  эскадры  направляется  сейчас  в  Сент-Огастин,  чтобы
установить блокаду побережья.
   - А разве коммодор не намерен  овладеть  Сент-Джонсом?  -  взволнованно
спросил Эдвард Кэррол.
   - Устье реки в наших руках, - отвечал молодой офицер. - Наши  канонерки
вошли в Сент-Джонс под командою Стивенса и стали там уже на якорь.
   - Они уже там и до сих пор еще не сделали попытки взять Джэксонвилл!  -
вскричал Стэннард.
   - Нет, им пришлось остановиться в четырех милях  ниже  города  -  виной
всему песчаная отмель.
   - Канонерки стоят... остановились перед отмелью...  Неужели  же  отмель
такое непреодолимое препятствие? - воскликнул Джемс Бербанк.
   - Вода слишком мелка, отец, -  ответил  Джилберт.  -  Приходится  ждать
большого прилива, да и тогда еще это будет не так легко.  Но  Марс  хорошо
знает фарватер реки, и мы рассчитываем на него, как на лоцмана.
   - Опять ждать! - вскричал Джемс  Бербанк.  -  Сколько  же  еще  времени
ждать?
   - Самое большее - дня три, а если подует ветер  с  моря,  то  не  более
суток.
   Три дня или, может быть, сутки! Каким долгим  показался  этот  срок.  А
если конфедераты поймут за это время, что им не отстоять города, если  они
оставят его, как оставили уже  Фернандину,  форт  Клинч  и  другие  города
Джорджии и Северной Флориды, - разве Тексар не удерет вместе с  ними?  Где
его потом искать?
   Однако нападать на него теперь,  покуда  он  при  поддержке  городского
сброда хозяйничает в Джэксонвилле, было бы совершенным безумием.  Об  этом
не приходилось и думать.
   Мистер Стэннард спросил Джилберта, правда ли, что федералисты потерпели
неудачу на севере, и что думать о битве при Бентонвилле.
   - Мы одержали  победу  в  сражении  при  Пи-Ридже,  -  отвечал  молодой
лейтенант, - и войскам Кэртиса  удалось  таким  образом  вернуть  временно
оставленную ими территорию. У северян  дела  идут  превосходно,  и  победа
будет, конечно, за ними, но когда именно - предсказать трудно. Как  только
будут взяты важнейшие пункты Флориды, федералисты положат конец подвозу  с
моря военной контрабанды, и конфедераты станут тогда испытывать недостаток
в оружии и военных припасах. Под защитою нашей эскадры  во  Флориде  через
несколько дней снова водворится порядок и спокойствие. Ну, а до тех пор...
   Джилберт  вдруг  вспомнил  о  своей  сестренке,  подвергающейся   такой
опасности... Чтобы отвлечь сына от этих тягостных  мыслей,  Джемс  Бербанк
опять завел разговор о  военных  действиях.  Не  случилось  ли  на  фронте
чего-нибудь нового, о чем не знают еще  в  Джэксонвилле,  а  тем  более  в
Кэмдлес-Бее?
   Да,  произошло,  конечно,  несколько  важных  событий,  непосредственно
касающихся сторонников Севера, живущих во Флориде.
   После  взятия  форта  Донелсона  весь  штат  Теннесси  перешел  в  руки
федералистов,  которые  задумали  комбинированной  атакой  армии  и  флота
обеспечить себе господство над всем  течением  Миссисипи.  Они  спустились
вниз по реке до острова N_10, где  им  предстояло  дать  сражение  дивизии
генерала Борегара, которому поручена была оборона реки. 24 февраля бригада
Попа, высадившись в Коммерсе, на правом берегу Миссисипи, отбросила корпус
Томсона. Правда, у острова N_10  и  селения  Нью-Мадрид  федералисты  были
задержаны  целой  системой  мощных   земляных   укреплений,   воздвигнутых
Борегаром. Хотя после падения форта Донелсона и Нэшвилла  все  позиции  на
реке выше Мемфиса можно было считать для конфедератов потерянными,  однако
они могли еще надеяться отстоять  позиции,  лежавшие  вниз  по  реке.  Тут
именно и предполагалось дать решительное сражение.
   Тем  временем  на  Хэмптон-Родском  рейде,  при  устье   Джеймс-Ривера,
произошло достопамятное  морское  сражение  -  в  нем  участвовали  первые
образцы тех бронированных  кораблей,  которые  коренным  образом  изменили
впоследствии морскую тактику и привели к усовершенствованию  кораблей  как
Старого, так и Нового Света.
   К 5 марта из Нью-Йорка готовился выйти в море "Монитор"  -  броненосец,
построенный шведским инженером  Эриксоном,  а  из  Норфолка  -  броненосец
"Виргиния", перестроенный из прежнего "Мерримака".
   В это время на Хэмптон-Родском рейде,  близ  Ньюпорт-Ньюса,  стояла  на
якоре федералистская эскадра под командой капитана Марстона; она  состояла
из кораблей:  "Конгресс",  "Св.Лаврентий",  "Камберленд"  и  двух  паровых
фрегатов.
   Но утром 2 марта на рейде появилась вдруг "Виргиния" под  командованием
конфедератского  капитана  Букенена.  В  сопровождении  нескольких   менее
крупных судов "Виргиния" нападает  сперва  на  "Конгресс",  потом  атакует
"Камберленд", пустив его ко дну  со  всем  экипажем,  численностью  в  сто
двадцать  человек.  После  чего,  вернувшись  снова  к  севшему  на   мель
"Конгрессу", она изрешетила его снарядами и подожгла.  Только  наступление
ночи помешало истреблению трех остальных кораблей эскадры северян.
   Трудно  представить  себе,  какое  впечатление  произвела  эта   победа
небольшого броненосца над большими кораблями федералистов. Слух  о  победе
распространился  со  сказочной  быстротою.  Северяне   растерялись:   ведь
какая-нибудь "Виргиния" могла появиться и в устье Гудзона и пустить там ко
дну суда, стоящие на Нью-йоркском рейде. А южане возликовали, надеясь, что
блокада южного побережья будет снята и торговля возобновится.
   Именно  эту  морскую  победу  и  отпраздновали  накануне  так  шумно  в
Джэксонвилле. Местные конфедераты решили,  что  им  уже  не  страшен  флот
федерального правительства, что  после  победы  на  Хэмптон-Родском  рейде
эскадра коммодора Дюпона будет немедленно отозвана в Потомак или  Чесапик;
высадка  федералистских  войск  уже  не  угрожает  Флориде,  и  сторонники
рабовладения,  при  поддержке  самой  разнузданной  части  населения  Юга,
полностью восторжествуют. А тогда Тексар и его  приспешники  укрепятся  на
захваченной ими позиции, позволявшей им делать столько зла!
   Торжество конфедератов  было,  однако,  преждевременным.  Новости,  уже
известные на севере Флориды, Джилберт дополнил  слухами,  ходившими  среди
федералистов, когда он покидал свою канонерку.
   Второй день морского боя на Хэмптонском  рейде  имел  для  федералистов
совершенно иной исход. Утром 9 марта, то есть на другой день после  первой
битвы, "Виргиния" собиралась  уже  атаковать  "Миннезоту",  один  из  двух
федералистских фрегатов, как вдруг появилось  новое  судно,  по  выражению
конфедератов, очень похожее на стоящий на плоту "ящик из-под  сыра".  Этот
"ящик из-под сыра" был не что иное, как броненосец "Монитор" под  командою
лейтенанта Уордена, посланный для разрушения батарей на Потомаке. Прибыв к
устью Джеймс-Ривера, лейтенант Уорден услыхал  пальбу  на  Хэмптон-Родс  и
поспешил к месту сражения.
   Став в десяти метрах друг от друга, оба грозные боевые корабля  вели  в
течение четырех часов сряду жестокую артиллерийскую  перестрелку,  но  без
особых результатов. Наконец "Виргиния", получив пробоину ниже ватерлинии и
спасаясь бегством, направилась в Норфолк,  и  "Монитор",  которому  девять
месяцев спустя суждено  было  самому  получить  пробоину,  одержал  полную
победу. Господство на Хэмптон-Родском  рейде  осталось  таким  образом  за
федералистами.
   - Нет, отец, - заключил свой рассказ Джилберт, - наша эскадра не  будет
отозвана  на  север.  Шесть  канонерок  Стивенса  стоят  перед  мелью   на
Сент-Джонсе, и, повторяю вам, не позже как через три дня Джэксонвилл будет
в наших руках!
   - Вот видишь, Джилберт, - отвечал  Бербанк,  -  тебе,  значит,  следует
подождать и вернуться на свою канонерку. Когда ты ехал сюда, не заметил ли
ты, чтобы за тобою следили?
   - Нет, отец, не заметил. Мы с Марсом проскользнули незамеченными.
   - А кто этот человек, явившийся на твою канонерку и рассказавший тебе о
разграблении Кэмдлес-Бея, пожаре и о болезни матери?
   - Он назвался  бывшим  смотрителем  маяка  Пабло,  выгнанным  вместе  с
другими со службы. Приходил же он, собственно, к Стивенсу  -  предупредить
его об опасности, которой северяне подвергаются в этой части Флориды.
   - А он знал, что ты на канонерке?
   - Нет, и, по-видимому, очень удивился, увидав меня.  Но  почему  ты  об
этом спрашиваешь?
   - Потому что я боюсь какой-нибудь ловушки со  стороны  Тексара.  Он  не
только подозревает, но положительно уверен, что ты служишь  в  федеральном
флоте. Он мог узнать, что теперь ты находишься на канонерке Стивенса. Если
Тексар старался заманить тебя сюда...
   - Не бойся, отец, никто нас не видал, когда мы сюда ехали, и  никто  не
увидит, когда мы поедем назад.
   - Но ты ведь вернешься прямо на свою канонерку, никуда не заезжая?
   - Разумеется, отец, ведь я обещал тебе это. Еще до рассвета мы с Марсом
будем на борту канонерки.
   - В котором же часу ты думаешь отправиться?
   - Около двух часов ночи, когда начнется отлив.
   - Как знать? - заметил Эдвард Кэррол. - Быть может, канонеркам Стивенса
не придется дожидаться трех дней...
   - Конечно, если вдруг подует ветер... Ах, если бы ветер с моря  крепчал
и поднялась вода над отмелью! Если  бы  разразилась  буря!  Мы  смогли  бы
расправиться с этими негодяями! А тогда...
   - Я убью Тексара, - повторил Марс.
   Было за полночь. До отъезда Джилберта и Марса оставалось еще два часа -
им нужно было дождаться отлива, чтобы вернуться на канонерку. Ночь  стояла
темная, так что они могли надеяться проскользнуть незамеченными,  хотя  по
реке шныряли лодки, которым  поручено  было  наблюдать  за  всем  течением
Сент-Джонса ниже Кэмдлес-Бея.
   Молодой офицер пошел наверх в  комнату  матери.  У  ее  постели  сидела
Алиса. Миссис Бербанк, совершенно  разбитая  после  непосильного  для  нее
напряжения,  впала  в  болезненное  забытье,  прерываемое  иногда   тяжким
рыданием.
   Джилберт не хотел тревожить мать, тем более что  и  Алиса  сделала  ему
знак рукою, чтобы он не разговаривал. Поэтому он молча присел  у  постели.
Он сидел у изголовья бедной женщины, не испившей  еще,  вероятно,  до  дна
всей чаши испытаний. Джилберту с Алисой незачем было разговаривать  -  оба
они и без слов понимали друг друга.
   Наконец настал  миг  отъезда.  Джилберт  протянул  руку  Алисе,  и  они
наклонились над миссис Бербанк, которая лежала с полузакрытыми глазами.
   Джилберт коснулся губами лба несчастной  матери,  затем  ее  поцеловала
Алиса. Миссис Бербанк болезненно вздрогнула, но так и не увидала, как  сын
и Алиса вышли из комнаты.
   Джилберт с молодой девушкой спустились в холл, где  по-прежнему  сидели
Джемс Бербанк и его друзья.
   В этот момент в холл вернулся и Марс, ходивший осматривать  окрестности
Касл-Хауса.
   - Пора ехать, - сказал он.
   - Да, Джилберт,  пора,  -  подтвердил  Джемс  Бербанк.  -  Поезжай.  Мы
увидимся в Джэксонвилле.
   -  Да,  отец,  в  Джэксонвилле,  и  завтра  же,  если  вода  поднимется
достаточно высоко и можно будет  пройти  через  отмель.  Что  же  касается
Тексара...
   - Не забывай, Джилберт, что мы должны захватить его живым!
   - Да, живым!..
   Юноша обнял и поцеловал отца и,  пожав  руки  дяде  Кэрролу  и  мистеру
Стэннарду, сказал:
   - Идем, Марс.
   Оба они вышли из Касл-Хауса. С полчаса пробирались вдоль правого берега
реки, не встретив при этом ни души. Дойдя до того  места,  где  в  камышах
была спрятана их гичка, они  сели  в  нее,  выехали  на  середину  реки  и
понеслись вниз по течению к песчаной отмели Сент-Джонса.





   В  этой  части  своего  течения   река   была   совершенно   пустынной.
Противоположный берег тонул во мраке. Кэмдлес-бейская бухта  образует  тут
поворот к северу, и огни Джэксонвилла были  скрыты  выступом  берега;  они
отражались    лишь    в    далеких    облаках,    окрашивая    их     края
золотисто-красноватыми отблесками.
   Несмотря на темноту, Джилберт и Марс уверенно направили  свою  гичку  к
отмели, и  хотя  тумана  над  рекой  не  было,  они  все  же  рассчитывали
ускользнуть от любой конфедератской лодки, которой вздумалось бы  за  ними
погнаться, - что казалось им, впрочем, маловероятным.
   Оба они хранили молчание. Им, конечно, хотелось бы, вместо  того  чтобы
плыть на лодке вниз по течению, добраться до Джэксонвилла,  разыскать  там
Тексара и расправиться с ним. А после этого они обыскали бы все бухты, все
прибрежные леса по  Сент-Джонсу.  И,  быть  может,  в  своих  поисках  они
оказались бы счастливее Джемса  Бербанка.  Но  благоразумнее  всего  было,
конечно, выждать; когда Флорида будет в  руках  федералистов,  Джилберт  и
Марс легче справятся с испанцем. К тому же долг их обязывал вернуться  еще
до рассвета на  канонерку.  Ведь  если  паче  чаянья  прилив  позволил  бы
перебраться через песчаную отмель раньше, чем  предполагалось,  -  молодой
лейтенант должен быть на своем боевом посту, а  Марс,  как  лоцман,  -  на
своем, чтобы провести флотилию по фарватеру, глубина которого как во время
прилива, так и во время отлива была хорошо известна мулату.
   Марс на корме лодки  ловко  работал  веслом.  А  Джилберт  на  носу  ее
напряженно всматривался вдаль, чтобы вовремя предупредить его о  появлении
какой-либо лодки или о плывущей по реке коряге, которые могли  встретиться
на их пути. Марс  направлял  лодку  к  середине  реки;  там,  подхваченная
течением, она поплывет уж сама. Пока же  легким  поворотом  весла  он  мог
придать ей нужное направление. Лучше было, конечно, оставаться в тени, под
сводами деревьев, среди  высокого  тростника,  окаймлявшего  правый  берег
Сент-Джонса.  Плывя  под  сенью  густых  ветвей,  меньше  опасности   быть
замеченным. Но чуть пониже плантации река делает крутой поворот, и течение
тут относит к левому берегу; из образующегося там водоворота выбраться  не
так-то легко, а это задержит лодку. И, не заметив на нижнем  плесе  ничего
подозрительного, Марс предпочел  направить  лодку  к  середине  реки,  где
течение быстро помчит ее к устью. От кэмдлес-бейской пристани до  песчаной
отмели, перед которой на якоре стояла  флотилия,  насчитывалось  не  более
четырех-пяти миль; морской отлив и усилия гребца доставят туда лодку  часа
за два. Значит, они успеют вернуться  на  свою  канонерку  прежде,  нежели
первые лучи солнца осветят реку.
   Через четверть часа Джилберт и Марс были уже на  середине  реки.  Плыли
они быстро, но их все время относило течением к Джэксонвиллу. Быть  может,
сам того не сознавая. Марс направлял лодку в  ту  сторону,  куда  его  так
неудержимо влекло. Однако следовало  избегать  это  проклятое  место,  ибо
несомненно подступы к нему охранялись лучше, нежели середина реки.
   - Прямо, Марс, держи прямо! - повторял молодой лейтенант.
   И гичка плыла по течению на расстоянии четверти мили от левого  берега.
Вот  показалась  вдали  гавань  Джэксонвилла;  набережная  была  освещена;
мерцали огоньки на сновавших по реке лодках.  Вокруг  города,  как  видно,
установлен бдительный надзор. Из Джэксонвилла по-прежнему доносились пение
и шум. Видно, Тексар  и  его  сторонники  все  еще  верили,  что  северяне
потерпели поражение в Виргинии и флотилия их будет отозвана. Или они, быть
может, спешили воспользоваться  своими  последними  денечками,  предаваясь
безудержному разгулу среди населения, подпоенного виски и джином.
   А гичку между тем несло течением, и Джилберт уже  мог  надеяться,  что,
миновав  Джэксонвилл,  опасность  будет  позади.  Но  внезапно  он  знаком
остановил Марса. На милю приблизительно ниже  порта  он  заметил  какие-то
черные точки, похожие на ряд выступавших  из  воды  камней,  протянувшиеся
между двух берегов реки.
   То было заграждение из линии лодок, поставленных  поперек  Сент-Джонса.
Если бы канонеркам удалось перебраться через песчаную отмель - этим лодкам
не остановить  их,  конечно;  им  немедленно  пришлось  бы  отступить;  но
помешать шлюпкам федералистов подняться вверх по реке они, пожалуй, смогли
бы. С этой-то целью, вероятно, и было поставлено ночью заграждение.  Лодки
неподвижно стояли поперек Сент-Джонса: они либо бросили  там  якорь,  либо
удерживались  на  месте  при  помощи  весел.  На   них   несомненно   была
многочисленная и хорошо вооруженная команда, хотя разглядеть в темноте это
не удавалось.
   Джилберт напомнил Марсу, что,  когда  они  подымались  вверх  по  реке,
направляясь   в   Кэмдлес-Бей,   никакого   заграждения   еще   не   было.
Предосторожность была принята уже  после  того,  как  проплыла  их  гичка,
возможно, в предупреждение атаки, хотя о ней не было и речи, когда молодой
лейтенант покидал флотилию Стивенса.
   Нужно было немедленно уйти с середины реки и сделать попытку пробраться
вдоль ее правого берега. Если осторожно плыть среди зарослей  тростника  в
тени прибрежных деревьев, то можно остаться незамеченными.  Иного  способа
обойти заграждение на Сент-Джонсе во всяком случае не было.
   - Смотри же, Марс, греби как  можно  тише,  пока  мы  не  минуем  линию
заграждения, - сказал Джилберт.
   - Хорошо, мистер Джилберт.
   - Мы попадем, вероятно,  в  водоворот,  и  если  тебе  понадобится  моя
помощь...
   - Ничего, я и сам справлюсь, - отвечал Марс.
   И, повернув гичку, он стремительно направил ее к  правому  берегу:  они
находились уже не более чем в трехстах метрах от линии заграждения.
   Их легкое суденышко не было замечено, когда пересекало наискось реку, а
теперь, укрывшись в прибрежной тени, оно и подавно не будет обнаружено.  И
если только заграждение не доходит до самого  берега,  гичка  проскользнет
беспрепятственно. Пытаться же сейчас пройти фарватером реки было бы просто
безумием.
   В темноте, еще более непроницаемой  под  густой  зеленью  ветвей,  Марс
осторожно  работал  веслом,  стараясь  не  зацепить  за  коряги,   кое-где
торчавшие из реки; он бесшумно погружал весло в воду, хотя  и  приходилось
порою бороться с довольно сильным встречным течением и водоворотами. Из-за
этих отклонений от прямого пути  Джилберт  попадет  часом  позже  на  свою
канонерку. Но тогда ему не страшен рассвет: ведь близ стоянки флотилии  он
уже может не опасаться преследования южан.
   К четырем часам утра лодка поровнялась  с  линией  заграждения.  Как  и
предполагал Джилберт, подле берега можно  было  свободно  проехать,  здесь
было мелко, и заграждение сюда не доходило.
   Перед ними невдалеке показался мыс,  густо  поросший  с  одной  стороны
гигантским бамбуком и тропическими деревьями. Нужно было его обогнуть.  Но
на другой стороне берег мыса был совершенно оголенным. По мере приближения
к устью берег Сент-Джонса становился все более и более  отлогим.  Плоский,
обнаженный, он весь был покрыт болотами и изрезан небольшими бухтами.  Над
водой у берега уже не было ни завесы древесных ветвей, ни единого деревца.
А ведь на дне маленькой гички двум человекам не спрятаться,  и  движущаяся
черная точка легко может быть замечена с одной  из  лодок,  снующих  подле
мыса. Водоворота здесь, правда, уже не было. Лодка скользила теперь  вдоль
берега, и ее уже не относило течением к середине реки. Если бы  им  только
посчастливилось благополучно обогнуть мыс, течение мигом домчало бы их  до
песчаной отмели, а оттуда до стоянки Стивенса рукой подать.
   Марс осторожно вел  лодку  вдоль  берега.  В  этой  кромешной  тьме  он
старался разглядеть, что делается впереди по течению  реки.  Лодка  бортом
своим почти задевала  берег.  Но  близ  мыса  снова  пришлось  бороться  с
водоворотами. Весло гнулось в мощных руках мулата, а Джилберт, обернувшись
назад, не отрываясь, вглядывался в водное пространство за кормой.
   Гичка приближалась к мысу. Еще несколько минут -  и  она  обогнет  этот
мыс, переходящий в песчаную косу. Осталось уже не больше  тридцати  ярдов.
Но Марс внезапно перестал грести.
   - Ты устал? - спросил его молодой Бербанк. - Тебя сменить?
   - Тише, мистер Джилберт! - шепотом отвечал Марс.
   Двумя сильными  взмахами  весла  он  почти  врезался  лодкой  в  берег,
ухватился за свесившуюся к воде ветку  дерева,  подтянул  лодку  к  густой
прибрежной зелени. Миг, и  лодка  была  привязана  к  торчащему  из  земли
древесному корню; Джилберт и Марс очутились в полной темноте.
   На все это потребовалось не более десяти секунд.
   Схватив своего спутника за руку, Джилберт хотел было спросить  у  него,
что все это значит, но тот указал ему на середину реки. Там  мрак  был  не
столь густым, и можно было разглядеть движущуюся точку.
   Это оказалась лодка, в ней находилось четверо людей.  Лодка  подымалась
вверх по течению и, обогнув песчаную косу, собиралась, видимо, плыть вдоль
берега.
   У Джилберта и Марса мелькнула одна и та же мысль: главное  -  добраться
во что бы то ни стало до канонерки. Если гичка их будет обнаружена, они не
колеблясь выпрыгнут на сушу и,  пробираясь  между  деревьями,  побегут  по
берегу до того места, против которого на реке находится  песчаная  отмель.
Когда рассветет, их сигналы заметят с ближайшей канонерки, либо  они  сами
доберутся до нее вплавь. Нужно сделать все возможное, чтобы  вовремя  быть
на своем посту.
   Но они тут же убедились, что и на суше путь для них также отрезан.
   Шагах в двадцати от той густой заросли, где скрывались Джилберт и Марс,
сидевшие в лодке люди  стали  перекликаться  с  теми,  что  находились  на
берегу.
   - Ну как вы там справились? - спрашивали с берега.
   - Ничего, справились кое-как, - отвечали с реки. - Однако, обогнуть мыс
во время отлива - все равно, что переплыть пороги.
   - Мы уже высадились на мыс, становитесь-ка на якорь, поближе к нам.
   - Да, как раз тут и станем, у стремнины, на самом краю заграждения.
   - Ладно! А мы посторожим берег, и негодяям от нас не  уйти,  разве  что
они в болото полезут.
   - Да, может быть, уже и полезли?
   - Ну нет! Они, конечно, попытаются еще до рассвета  вернуться  на  свою
канонерку. По реке  через  заграждение  им  не  прорваться,  значит  будут
пробираться берегом, а тут-то мы их и сцапаем.
   Джилберту и Марсу все стало ясно. Шайку Тексара несомненно известили об
их  отъезде.  И  если  им  обоим  удалось  проскользнуть  благополучно   в
Кэмдлес-Бей, то обратно к эскадре им не пробраться: на  реке  заграждение,
да и на берегу все предусмотрено для их поимки.
   Гичка попала между двух огней - людьми в лодке и теми,  что  высадились
на мыс. Невозможно было пробиться через заграждение на реке, да и по узкой
полосе земли между рекой и подступавшими к самому берегу болотами им  тоже
не пробраться.
   Итак, Джилберт узнал о том, что их поездка по реке обнаружена  врагами.
Но, быть может,  лазутчики  Тексара  видели  лишь  то,  что  два  человека
проезжали на лодке, а то, что они высадились в Кэмдлес-Бее и что  один  из
них - сын Джемса Бербанка, офицер, а другой - матрос федерального флота, -
они не знают? Увы! И это было их врагам известно, в чем Джилберта  убедили
последние фразы, которыми обменялись эти люди.
   - Глядите же в оба! - крикнули с земли.
   - Еще бы не глядеть! - отвечали с  лодки.  -  Добыча-то  какая!  Офицер
федерального флота, да к тому же еще сын флоридского аболициониста!
   - И за него нам здорово заплатят. Ведь платить-то будет Тексар!
   - Если они притаились в какой-нибудь бухте и нам не удастся изловить их
ночью, - мы обыщем днем все мышиные нор-ы, и тогда им уже от нас не уйти.
   - Но только помните, что нам  строго-настрого  приказано  доставить  их
живьем.
   - Помним! А вы тоже не забывайте, что, где бы мы  их  ни  изловили,  вы
должны забрать их и отвезти на лодке в Джэксонвилл.
   - Ладно! Если не придется только гоняться за ними по реке, мы и с места
не тронемся, будем стоять здесь на якоре.
   - А мы - караулить их на берегу.
   - Желаем удачи! Эх, оно,  конечно,  лучше  было  бы  провести  ночь  за
стаканом вина.
   - Ну, это еще как сказать! Впрочем, если эти два негодяя улизнут от нас
- тогда, пожалуй, есть о чем жалеть. А уж ежели нам удастся их  сцапать  и
доставить завтра Тексару - тогда стоит потрудиться.
   После этого лодка несколько удалилась от берега, и тут же звякнула цепь
- значит, лодка стала на якорь. Люди на берегу умолкли,  но  слышно  было,
как шуршали под их ногами опавшие листья.
   Итак, ни берегом, ни по реке бежать им не удастся. И  Джилберт  и  Марс
это хорошо  поняли.  Они  оба  молча  притаились  под  сводами  прибрежных
деревьев, стараясь ничем не выдавать  своего  присутствия.  Но  своды  эти
стали для них сводами тюрьмы. И выбраться из  нее  было  невозможно.  Если
ночью, во тьме, враги и  не  обнаружат  их  присутствия,  то  разве  можно
надеяться, что они не заметят их днем? А "лен не только грозил бы  смертью
самому лейтенанту Бербанку, - Джилберт,  как  храбрый  солдат,  готов  был
умереть в любую минуту, - но это повлекло бы за собой арест его отца, если
бы приспешникам Тексара удалось доказать, что юноша побывал в  Кэмдлес-Бее
и  что,  стало  быть,  владелец  Кэмдлес-Бея   поддерживает   сношения   с
северянами. У испанца, который до сих пор ничем не  мог  подтвердить  свое
обвинение, окажется тогда в руках неопровержимое  доказательство.  Что  же
станется с миссис Бербанк? Что станется с Ди и Зермой, когда некому  будет
их разыскивать?
   Вихрем пронеслись все эти мысли в голове молодого офицера, и  он  мигом
представил себе все роковые последствия своего плена.
   Если их схватят, - у них для  спасения  останется  одна  только  слабая
надежда, что федералисты успеют занять тем временем  Джэксонвилл  и  лишат
Тексара власти. Тогда их  освободят,  быть  может,  прежде,  нежели  будет
приведен в исполнение  смертный  приговор.  Да,  в  этом  их  единственная
надежда! Но как ускорить приход  канонерок  капитана  Стивенса?  Да  разве
смогут канонерки переправиться через  песчаную  отмель,  если  прилив  еще
недостаточно высок? И кто проведет их черед все извилины  фарватера,  если
Марс тоже попадете, южанам в руки? Кто будет тогда лоцманом флотилии?
   Надо было, не теряя ни минуты, всем рискнуть, пойти на любую опасность,
чтобы до рассвета добраться до канонерок.  Не  пустить  ли  гичку  стрелой
прямо к водовороту? Прежде, чем негодяи успеют поднять якорь  и  погнаться
за ними, они будут уже далеко...
   Нет, это было бы слишком рискованно. И Джилберт это прекрасно  понимал.
Марсу на одном весле не уйти от четырехвесельной лодки, которая,  конечно,
их догонит. Это значило бы идти на верную гибель.
   Что же делать? Ждать? Но скоро наступит рассвет. Уже половина пятого, и
небо на востоке начинает бледнеть.
   Нужно было немедленно на что-то решиться - и вот что придумал Джилберт.
   Наклонившись к Марсу, он чуть слышно прошептал ему на ухо:
   - Невозможно ждать дольше. У нас с тобой есть по револьверу и  кортику.
В лодке четверо людей, стало быть, на каждого  из  нас  по  два  человека.
Преимущество наше во  внезапности  нападения.  Направишь  гичку  прямо  на
лодку; она стоит на якоре и  не  сможет  уклониться  от  столкновения.  Мы
неожиданно на них обрушимся, не дав им опомниться, сразу же их  прикончим,
а потом понесемся вниз по реке.  Прежде  чем  на  берегу  успеют  что-либо
предпринять,  нам  удастся,  быть  может,  миновать  линию  заграждения  и
добраться до наших канонерок... Понял меня. Марс?
   Марс  вместо  ответа  обнажил  кортик,  сунул  его  за  пояс  рядом   с
револьвером и, осторожно отвязав лодку, взялся уже было за весло, чтобы  с
силой оттолкнуться от берега.
   Но Джилберт в этот миг схватил его за руку.
   Новое неожиданное обстоятельство заставило  молодого  офицера  изменить
свой план.
   Над  рекой  поднимался  густой  предрассветный  туман,  словно  легкими
клочьями  ваты  заволакивая  всю  ее  поверхность.  Туман  шел  от  устья,
подгоняемый ветром с  моря.  Через  четверть  часа  вся  окрестность  -  и
Джэксонвилл на левом берегу реки и прибрежная чаща деревьев  на  правом  -
все должно было  исчезнуть  под  желтоватыми,  непроницаемыми  парами;  их
особый, характерный запах распространился уже по всей долине.
   Явилась внезапно новая надежда на спасение. Зачем им рисковать, вступая
в неравный  бой?  Не  попытаться  ли  незаметно  проскользнуть  в  тумане?
Джилберт решил, что это наилучший" выход; вот почему он и остановил Марса,
когда тот хотел было уже оттолкнуться  от  берега.  Нет,  нужно  держаться
поближе к берегу, осторожно и бесшумно  плывя  вдоль  него  и  остерегаясь
лодки, которая и сейчас уже еле  видна,  а  вскоре  и  совсем  исчезнет  в
тумане.
   В это время между людьми на берегу и на лодке возобновился разговор:
   - Эй вы там! Осторожнее! Видите, какой туман!
   - Да. Мы поднимем якорь и станем поближе к берегу.
   - Ладно! Только не теряйте связи с лодками заграждения.  Если  одна  из
них пройдет мимо вас - предупредите, что необходимо ездить по реке взад  и
вперед, покуда туман не рассеется.
   - Будет  сделано!  Главное,  сторожите  хорошенько,  чтобы  негодяи  не
прошмыгнули как-нибудь мимо вас.
   Эта  необходимая  предосторожность  будет,  конечно,  осуществлена,   и
несколько лодок начнут крейсировать между обоими берегами  реки.  Джилберт
это  понимал,  но  не  отказался  от  своего   плана.   Гичка,   осторожно
направляемая Марсом, вышла из-под навеса ветвей и тихо поплыла по реке.
   Туман все густел, хотя его и пронизывал уже бледный предутренний  свет.
В нескольких ярдах ничего не было видно. Если только гичка не наткнется на
стоящую на якоре лодку, у них много шансов проскользнуть незамеченными.
   Действительно,  им  удалось  благополучно  проплыть  мимо  лодки,  пока
сидящие в ней люди подымали якорь; лязг якорной цепи  указывал  место,  от
которого нужно было держаться подальше.
   Гичка проскользнула мимо, и Марс  мог  теперь  уже  приналечь  на  свое
весло. Однако возникла новая трудность: плыть  в  нужном  направлении,  не
выходя на середину реки. Следовало держаться поближе к правому берегу.  Но
Марс  плыл  в  тумане,  вел  гичку  наугад,  руководясь  лишь   всплесками
набегавшей на берег речной волны.  Забрезжил  рассвет,  потом  над  густой
пеленой  тумана,  окутавшей  воды  Сент-Джонса,  все  ярче  и  ярче   стал
разгораться утренний свет.
   С полчаса гичка плыла наудачу. Порою  перед  ними  в  тумане  возникали
неясные очертания каких-то  предметов.  Джилберт  принимал  их  сперва  за
лодки, казавшиеся огромными благодаря преломлению лучей в парах  тумана  -
явление, нередко наблюдаемое  во  время  туманов  на  море,  когда  каждый
встречный предмет, гигантский и неясный, словно чудом встает  вдруг  перед
вашим взором. Но то, что Джилберт принимал сперва  за  лодку,  оказывалось
потом либо бакеном, либо торчащим из воды камнем,  либо  сваей,  вбитой  в
речное дно.
   Пролетавшие мимо  птицы  казались  огромными.  Их  пронзительные  крики
разносились далеко над рекой. Иногда они взлетали,  вспугнутые  гичкой,  и
тогда трудно было разобрать, опускались ли  они  снова  на  воду,  или  же
садились на берег.
   Джилберт уверен  был,  что  увлекаемая  отливом  гичка  приближается  к
стоянке канонерок Стивенса. Но течение становилось уже  менее  быстрым,  а
как знать, удалось ли им проскочить уже мимо линии заграждения? Что,  если
они теперь как раз находятся рядом с ним и рискуют наткнуться на  одну  из
лодок?
   Итак, опасность отнюдь еще не миновала, наоборот, она  была  серьезней,
чем когда-либо. Марс часто останавливался и прислушивался, застыв с веслом
в руке. То и дело маячили в тумане какие-то смутные  очертания.  Слышались
поблизости шум весел и перекликающиеся голоса. Это  были  снующие  взад  и
вперед лодки, на которые так легко  было  наткнуться.  Временами  туманная
завеса  вдруг  раздвигалась  словно  от  порыва  ветра,  и   поле   зрения
расширялось на  несколько  сот  ярдов.  Тогда  Джилберт  и  Марс  пытались
установить, где именно они находятся. Но вскоре  просвет  в  тумане  опять
затягивался, и им оставалось только снова пустить лодку вниз по течению.
   Было уже начало шестого. Джилберт рассчитывал, что до флотилии осталось
около двух миль:  гичка  еще  не  достигла  отмели,  на  близость  которой
указывал бы усилившийся шум течения и рокот сталкивающихся струй,  который
несомненно уловило бы опытное ухо моряка. Если бы гичка  была  уже  по  ту
сторону отмели, Джилберт  считал  бы  себя  спасенном;  ибо  ему  казалось
маловероятным, чтобы лодки южан решились преследовать  их  дальше,  рискуя
попасть под обстрел канонерок.
   Оба беглеца, наклонившись к воде, напряженно прислушивались, но  ничего
не могли расслышать. Заблудившись в тумане, они,  должно  быть,  направили
лодку слишком влево или слишком вправо.  Не  лучше  ли  было  причалить  к
какому-нибудь берегу и, выждав, когда  туман  поредеет,  взять  правильный
курс.
   Это было, пожалуй, самым благоразумным. Солнце начинало уже пригревать,
и туман стал рассеиваться. Поверхность Сент-Джонса будет видна на  далекое
расстояние задолго до того, как над головой проглянет небо. Потом туманная
завеса разорвется, горизонт раздвинется... И Джилберт увидит, быть  может,
стоящие на реке канонерки...
   Но в этот миг послышались вдруг всплески и рокот воды, и челнок  тотчас
же завертелся, словно попав в водоворот.
   - Отмель! - вскричал Джилберт.
   - Да, отмель, - отозвался Марс, - миновать бы ее только, и мы будем уже
у самых канонерок.
   И он  еще  энергичнее  заработал  веслом,  стараясь  держаться  нужного
направления.
   Но Джилберт остановил его. В поредевшем тумане он разглядел  нагонявшую
их лодку. Неужели из лодки уже заметили гичку? Неужели хотят преградить ей
путь?
   - Влево, Марс, сворачивай влево! - приказал молодой лейтенант.
   Несколькими взмахами весла Марс мигом повернул гичку, и она помчалась в
обратную сторону. Но  и  оттуда  доносились  перекликавшиеся  между  собой
голоса. На реке и в этом месте, видно, тоже крейсировали лодки.
   И вдруг словно гигантская метла смела с  поверхности  Сент-Джонса  весь
туман, и он опустился водяной пылью на реку.
   У Джилберта невольно вырвался крик.
   Гичка находилась среди дюжины лодок, охранявших эту часть  Сент-Джонса.
Вдали за поворотом виднелась песчаная отмель.
   - Вот они!.. Вот они!.. - кричали с лодок.
   - Да, это мы! - отвечал Джилберт. - За оружие, Марс! Будем защищаться!
   Защищаться! Вдвоем против тридцати!..
   Три-четыре лодки  мигом  устремились  к  гичке.  Грянули  выстрелы,  но
стреляли только Марс  и  Джилберт:  нападавшие  хотели  их  взять  живьем.
Несколько джэксонвиллцев упали; кто был ранен, а  кто  и  убит.  Но  разве
могли Джилберт и Марс уцелеть в этой неравной схватке?
   Молодого офицера, несмотря  на  его  яростное  сопротивление,  в  конце
концов связали и перенесли на одну из лодок.
   - Спасайся, Марс! Спасайся! - только и успел он крикнуть.
   Ударом кортика Марс расправился с державшим его  человеком,  и,  прежде
чем мулата успели вновь схватить, он отважно бросился в воду.  Все  поиски
оказались тщетными, - он скрылся в водоворотах, которые клубятся и рокочут
в часы прилива вокруг отмели.





   Час спустя Джилберт уже был доставлен  на  набережную  Джэксонвилла.  В
городе слышали выстрелы, доносившиеся с низовий  реки,  и  забеспокоились.
Опасались, что конфедератские лодки вступили в бой с флотилией северян,  и
многим  уже  мерещилось  появление  в  Джэксонвиллской  гавани   канонерок
Стивенса. Население  города  не  на  шутку  встревожилось.  Толпы  жителей
устремились на пристань; за ними  не  замедлили  последовать  и  городские
власти в лице Тексара  и  ближайших  его  приверженцев.  Все  смотрели  на
отмель, видневшуюся уже из тумана; пущены были в ход бинокли  и  подзорные
трубы. Но расстояние слишком велико - около трех миль, - и невозможно было
рассмотреть, происходила ли там схватка и чем она кончилась.
   Выяснилось, однако, что канонерки  все  еще  стоят  за  отмелью  и  что
немедленного  нападения  на  город  опасаться  не   приходится.   Наиболее
скомпрометированные из  жителей  Джэксонвилла  еще  успеют  таким  образом
приготовиться к бегству во внутренние области Флориды.
   Впрочем, Тексар и двое  или  трое  из  ближайших  его  приспешников  не
особенно, по-видимому, встревожились, услыхав выстрелы, хотя им более  чем
кому-либо следовало опасаться приближения эскадры. Испанец подозревал, что
был захвачен челн, который он приказал изловить во что бы то ни стало.
   "Да, во что бы то ни стало,  -  повторял  Тексар,  стараясь  разглядеть
подъезжавшую к пристани лодку. - Захватить, изловить во что бы то ни стало
это бербанковское отродье, сына  Джемса  Бербанка,  попавшего  в  ловушку,
которую я ему расставил!  Вот  оно,  наконец,  доказательство,  что  Джемс
Бербанк в сношениях с федералистами! Черт возьми,  только  бы  расстрелять
сынка, а там и суток не пройдет, как я расстреляю и папашу!"
   Хотя партия Тексара и хозяйничала в Джэксонвилле, но  после  оправдания
Джемса Бербанка испанец решил все  же  дождаться  удобного  случая,  чтобы
арестовать своего врага. Представилась возможность  заманить  Джилберта  в
ловушку. И  если  офицер  федеральной  армии,  захваченный  на  территории
неприятеля, будет осужден теперь как  шпион,  -  Тексар  сможет  полностью
осуществить свое мщение.
   Обстоятельства складывались как нельзя лучше для испанца: сын владельца
Кэмдлес-Бея  был  захвачен  в  плен,  и  теперь  его  связанным  везли   в
Джэксонвилл.
   Джилберта, правда, везли одного, но Тексар не придавал  этому  большого
значения.
   Утонул ли, бежал ли его  спутник  -  Тексару  казалось  несущественным.
Важно было, что захвачен лейтенант Бербанк.  Он  предстанет  теперь  перед
судом, члены которого - приверженцы Тексара, и председательствовать на нем
будет он сам.
   Толпа, хорошо  знавшая  Джилберта  в  лицо,  встретила  его  криками  и
угрозами,  которые  не  возбудили  в  молодом  лейтенанте  ничего,   кроме
презрения. Он не выказал ни малейшего  страха,  хотя  целый  взвод  солдат
понадобился для того, чтобы оградить его от насилия городского сброда. Но,
увидев Тексара, юноша бросился бы на испанца, если бы стража  не  удержала
его.
   Тексар не дрогнул, не произнес ни слова  и  даже  сделал  вид,  что  не
заметил пленника.
   Джилберт был заключен в тюрьму. Ясно было, какая участь его ожидает.
   Около полудня в тюрьму явился мистер Гарвей  и  потребовал  свидания  с
арестованным. Его не пустили. По приказанию  Тексара  пленника  держали  в
самом  строгом  одиночном  заключении.  Попытка  увидеться  с   Джилбертом
повредила только самому Гарвею, над которым немедленно учрежден был тайный
надзор.
   Сношения Гарвея с семьей Бербанков были  известны  Тексару,  но  он  не
желал, чтобы в Кэмдлес-Бее раньше  времени  узнали  об  аресте  Джилберта.
Нужно уведомить Джемса  Бербанка  лишь  после  того,  как  будет  вынесено
решение суда и объявлен приговор, тогда враг Тексара не успеет  бежать  из
Кэмдлес-Бея и попадется к нему в руки.
   Гарвею не удалось послать письмо в Кэмдлес-Бей; выход лодок  из  гавани
был запрещен. Сообщение между левым  и  правым  берегом  Сент-Джонса  было
прервано, и  семейство  Бербанков  лишено  было  возможности  своевременно
узнать об аресте Джилберта. В  Кэмдлес-Бее  думали,  что  он  благополучно
добрался до своей канонерки, а юноша между тем томился  в  джэксонвиллской
тюрьме.
   С каким тревожным нетерпением ждали в Касл-Хаусе отдаленного  пушечного
выстрела, который возвестил бы о том, что  эскадра  федералистов  миновала
уже песчаную отмель. Ведь с  переходом  Джэксонвилла  к  северянам  Тексар
попал бы в руки Джемса Бербанка, а уж тогда владелец Кэмдлес-Бея с сыном и
друзьями беспрепятственно пустились бы вновь на поиски Зермы и Ди, поиски,
остававшиеся до сих пор тщетными.
   Но нет.  На  низовьях  реки  все  было  по-старому.  Управляющий  Пэрри
обследовал весь берег Сент-Джонса до самой линии заграждения и донес,  что
там ничего нового не заметно; то  же  самое  подтвердили  Пиг  и  один  из
помощников управляющего, которых посылали с плантации обследовать реку  на
три мили вниз по течению. Флотилия Стивенса  все  еще  не  покидала  своей
стоянки, и незаметно было, чтобы она собиралась отплыть, а затем подняться
по реке до Джэксонвилла.
   И то сказать - разве могли канонерки переправиться через  отмель?  Даже
если бы прилив  оказался  достаточно  высок,  кто  провел  бы  эскадру  по
извилинам фарватера, когда ее лоцман Марс не вернулся?
   И если Джемс Бербанк узнал бы о тем, что произошло после захвата гички,
то он решил бы, что храбрый спутник Джилберта погиб в водовороте. Если  бы
Марс спасся и выбрался на правый  берег,  неужели  он  не  вернулся  бы  в
Кэмдлес-Бей, раз не мог уже добраться до своей канонерки?
   Но Марс на плантацию не возвращался.
   На другой день в 11 часов утра в той самой зале суда, где за  некоторое
время перед этим испанец  безуспешно  пытался  обвинить  Джемса  Бербанка,
собрался комитет под председательством  Тексара.  Юноше  были  предъявлены
столь серьезные обвинения, что избежать  обвинительного  приговора  он  не
мог. Участь его была предрешена. А  покончив  с  сыном,  Тексар  собирался
приняться за отца. Маленькая Ди уже находилась в  руках  испанца,  что  же
касается миссис Бербанк, то Тексар рассчитывал,  что  больная  женщина  не
вынесет стольких обрушившихся  на  нее  тяжких  ударов,  направленных  его
рукою, и он полностью будет отмщен.
   Обстоятельства, как  нарочно,  складывались  так,  что  он  мог  вполне
утолить свою ненасытную злобу.
   Джилберта вывели  из  тюрьмы.  Как  и  накануне,  толпа  провожала  его
злобными воплями. В залу заседания,  где  уже  собрались  самые  оголтелые
приспешники испанца, он вошел среди оглушительных криков.
   - Смерть шпиону! Смерть!..
   Обвинение в шпионаже бросали  ему  разнузданные  городские  подонки,  и
внушено оно было не кем иным, как Тексаром.
   Но Джилберту удалось сохранить хладнокровие, даже встретившись лицом  к
лицу с Тексаром, который имел наглость лично выступить в этом деле.
   - Ваше имя Джилберт Бербанк, и вы -  офицер  федералистского  флота?  -
обратился к подсудимому Тексар.
   - Да.
   - В настоящее время вы  служите  лейтенантом  на  одной  из  канонерок,
состоящих под командою Стивенса?
   - Да.
   -  Вы  сын  Джемса  Бербанка,   северянина,   владельца   плантации   в
Кэмдлес-Бее?
   - Да.
   - Признаетесь ли вы в том, что в ночь  на  десятое  марта  вы  покинули
флотилию, стоящую на якоре перед отмелью?
   - Да.
   - Признаетесь ли вы в том, что были схвачены когда  пытались  вернуться
на канонерку вместе с одним из матросов этой канонерки?
   - Да.
   - Не объясните ли вы, с какой целью вы плыли по реке Сент-Джонс?
   - На канонерку, на которой я служу старшим  офицером,  явился  какой-то
человек  и  сообщил  мне,  что  плантация  моего  отца  опустошена  шайкой
злоумышленников, что какие-то бандиты  осадили  Касл-Хаус.  Мне,  впрочем,
незачем особенно распространяться перед  председателем  комитета,  который
меня судит, о том, кто является главным виновником совершенных злодейств.
   - Я могу на это возразить Джилберту Бербанку, - сказал  Тексар,  -  что
его отец  бросил  вызов  общественному  мнению  Флориды,  освободив  своих
невольников,  и  что  согласно  изданному  декрету  с   территории   штата
изгоняются все отпущенные невольники, и что постановление это должно  было
быть выполнено...
   - Посредством грабежа, поджога и похищения моей сестры и ее  кормилицы,
причем последнее совершено лично Тексаром, - возразил Джилберт.
   - Я отвечу на это обвинение, если  предстану  перед  судом,  -  холодно
проговорил испанец. - Джилберт Бербанк, не пытайтесь  подтасовывать  роли.
Вы здесь обвиняемый, а не обвинитель.
   - Да, в настоящую минуту я обвиняемый... - ответил молодой офицер, - но
нашим канонеркам осталось только перебраться через отмель, и тогда...
   Снова послышались крики и угрозы молодому лейтенанту, осмелившемуся так
дерзко грозить южанам.
   - Смерть ему! Смерть! - вопили со всех сторон.
   Испанцу лишь с трудом удалось успокоить разъяренную толпу. Когда  крики
смолкли, он продолжал допрос.
   - Не скажете ли вы нам, Джилберт Бербанк,  зачем  вы  покинули  прошлой
ночью вашу канонерку?
   - Я хотел повидаться с умирающей матерью.
   - Вы признаетесь, стало быть, что высаживались в Кэмдлес-Бее?
   - Мне незачем скрывать это.
   - И единственной вашей целью было повидать вашу мать?
   - Единственной.
   - Мы имеем, однако, основание думать, - продолжал Тексар, - что  у  вас
была также и другая цель.
   - Какая же?
   - Войти в сношения с вашим отцом Джемсом Бербанком, сторонником Севера,
которого и так подозревают в том, что он поддерживает связь с  федеральной
армией.
   - Вы прекрасно знаете, что это  неправда,  -  с  негодованием  возразил
Джилберт. - Я приезжал в Кэмдлес-Бей не  в  качестве  офицера  федеральной
армии, а только как сын...
   - Или шпион, - возразил Тексар.
   Снова раздались яростные вопли.
   - Смерть шпиону! Смерть ему! Смерть!..
   Джилберт понял, что он погиб... Но еще более  тяжким  ударом  была  для
него мысль, что вместе с ним погибнет и его отец.
   - Да, - продолжал Тексар, - болезнь вашей матери  была  для  вас  всего
лишь предлогом, а на самом же  деле  вы  приезжали  в  Кэмдлес-Бей,  чтобы
выведать, насколько мы готовы к обороне Сент-Джонса, и  сообщить  об  этом
федералистам.
   Джилберт встал.
   - Я приезжал повидаться с умирающей матерью, - громко заговорил он, - и
вам это хорошо известно. Никогда бы я не  поверил,  что  в  цивилизованном
мире могут найтись судьи, способные  поставить  в  вину  солдату,  что  он
приехал  навестить  больную  мать"  даже   если   она   и   находится   на
неприятельской территории. Пусть тот, кто осуждает мой поступок и  сам  бы
поступил иначе, осмелится сказать мне это в лицо.
   Только  отравленные  злобой  ненавистники   не   могли   оценить   всей
благородной прямоты этих слов.  Но  у  толпы,  собравшейся  в  зале  суда,
чистосердечие и благородство Джилберта сочувствия не вызвали. Слова  юноши
встречены были угрожающими криками, сменившимися потом рукоплесканиями  по
адресу Тексара, когда тот объявил, что вина Джемса Бербанка,  принимавшего
во время войны у себя в доме неприятельского офицера,  ничуть  не  меньше,
чем вина офицера.
   Вот   оно,   наконец,   это    обещанное    Тексаром    доказательство,
подтверждающее,  что  Джемс  Бербанк  состоит  в  преступных  сношениях  с
северянами!
   И  комитет  Джэксонвилла  приговорил  Джилберта  Бербанка,   лейтенанта
федерального флота, к смертной казни, выделив в особое производство данные
им на допросе показания, касающиеся его отца.
   Приговоренного отвели в тюрьму под улюлюканье толпы, вопившей:  "Смерть
шпиону!"
   В тот же вечер в  Кэмдлес-Бей  явился  отряд  джэксонвиллской  милиции.
Офицер, командовавший этим отрядом, спросил Джемса Бербанка.
   Джемс Бербанк вышел к нему в сопровождении Кэррола и Стэннарда.
   - Что вам от меня угодно? - спросил он.
   - Прочтите эту бумагу, - отвечал офицер.
   То  был  приказ  об  аресте  Джемса  Бербанка  по   обвинению   его   в
сообщничестве  с  Джилбертом  Бербанком,  приговоренным  комитетом  города
Джэксонвилла за шпионаж  к  смертной  казни;  этот  приговор  должен  быть
приведен в исполнение в течение сорока восьми часов.









   "Тексар!.." Это ненавистное имя успела крикнуть Зерма  Алисе  и  миссис
Бербанк, когда в сгущавшихся сумерках они прибежали на берег бухты Марино.
Алиса Стэннард узнала негодяя испанца. Итак,  никакого  сомнения:  он  сам
руководил похищением.
   Похищение Зермы и Ди было действительно делом рук Тексара и его шайки.
   Испанец давно уже готовился к  нападению  на  плантацию.  Он  собирался
опустошить  Кэмдлес-Бей,  разгромить  и  разграбить  Касл-Хаус,   разорить
Бербанков, убить или захватить в плен главу семьи. Послав  свою  банду  на
разгром  плантации,  Тексар  не  повел  ее  сам,   а   назначил   вожаками
отъявленнейших головорезов из числа  своих  сообщников:  Вот  почему  Джон
Брюс, затесавшийся в  толпе  грабителей,  имел  основание  заявить  Джемсу
Бербанку, что Тексара среди них не было.
   Испанец в то время находился в  бухте  Марино,  которая  с  Касл-Хаусом
сообщалась туннелем. В случае если возьмут дом,  его  уцелевшие  защитники
попытаются  воспользоваться  этим  туннелем   для   своего   спасения.   О
существовании подземного хода Тексару  было  известно.  Поэтому  он  решил
переправиться в лодке на другую сторону  реки,  чтобы  наблюдать  за  ним,
зная, что именно этим путем Джемс Бербанк попытается бежать из осажденного
дома. Скуамбо с двумя рабами следовал за Тексаром в другой лодке.  Испанец
не ошибся в своих расчетах. Он убедился в этом, заметив, что в бухте среди
камышей  спрятана  одна  из  лодок   Кэмдлес-Бея.   Застигнутые   врасплох
негры-гребцы были убиты. Теперь оставалось только подождать.
   Вскоре действительно  из  туннеля  вышли  Зерма  и  Ди.  Когда  мулатка
закричала, Тексар, опасаясь, как бы не поспешили к ней  на  помощь,  мигом
передал ее Скуамбо, и пока миссис Бербанк  с  Алисой  успели  добежать  до
берега, лодка с пленницами была уже на середине реки.
   Остальное читателю известно.
   Однако, совершив похищение, Тексар решил не присоединяться  к  Скуамбо.
Преданный ему индеец и сам хорошо знал то надежное убежище, куда следовало
доставить пленниц. Поэтому, когда в Джэксонвилле прогремели  три  пушечные
выстрела,  призывавшие  осаждающих  назад  в   город,   испанец   скрылся,
переправившись в лодке на противоположный берег.
   Куда он исчез, неизвестно, но только в ту ночь,  с  3  на  4  марта,  в
Джэксонвилл он не вернулся. Он появился в городе лишь на другие сутки. Где
же он пропадал? Что значило его загадочное отсутствие, причину которого он
даже не потрудился объяснить? Этого  никто  не  знал.  Во  всяком  случае,
подобное обстоятельство могло служить лишь новою  уликою  против  Тексара,
свидетельствующей о его причастности к похищению Зермы и Ди. То,  что  это
похищение совпало с его отсутствием, было в высшей степени подозрительным.
   Как бы то ни было, в Джэксонвилл он возвратился лишь 5-го утром,  чтобы
принять меры для обороны города. Он вернулся как раз вовремя - мы это  уже
видели,  -   ибо   успел   расставить   ловушку   Джилберту   Бербанку   и
председательствовать в комитете, осудившем его на смерть.
   Во всяком случае, можно с уверенностью сказать, что в лодке, в  которой
Скуамбо ночью увозил пленниц и которую прилив гнал от Кэмдлес-Бея вверх по
реке, Тексара не было.
   Понимая, что на пустынных берегах  Сент-Джонса  криков  ее  теперь  уже
никто не услышит, Зерма умолкла. Она сидела на корме, крепко прижав к себе
бедняжку Ди.
   Испуганная  малютка  не  плакала  и  лишь  тесней  прильнула  к   своей
кормилице, уткнувшись личиком в складки ее платья.  Раза  два  только  она
прошептала:
   - Мама! Мама!.. Зерма, я боюсь... Я хочу к маме...
   - Не плачь, моя крошка, мы ее скоро увидим,  -  отвечала  Зерма.  -  Не
бойся, ведь я же с тобою.
   А тем временем миссис Бербанк, обезумев от горя,  металась  по  правому
берегу и рвалась к лодке, увозившей ее дочь на противоположную сторону.
   Непроглядная тьма окутала плантацию.  С  затухающих  пожарищ  доносился
глухой грохот, похожий на взрывы. Изредка  сквозь  дым  прорывались  языки
пламени и как молнии исчезали, на миг отразившись  в  реке.  И  опять  все
погружалось во тьму и безмолвие. Лодка плыла посередине реки,  берегов  не
было видно, словно она затерялась в морских просторах.
   Куда же вел ее Скуамбо? Вот что необходимо было выяснить прежде  всего.
Но спрашивать индейца бесполезно.  Зерма  пыталась  ориентироваться  сама.
Однако в темноте, не видя берегов, это было весьма трудно.
   Начался прилив. Он помог двум  неграм,  сидевшим  на  веслах,  и  лодка
быстро понеслась к югу.
   Как было бы хорошо, если бы  Зерма  могла  оставить  хоть  какой-нибудь
знак, чтобы облегчить Бербанку поиски! Но как это сделать  на  воде?  Будь
она на суше, она могла бы бросить где-нибудь в кустарнике клочок одежды  -
он помог бы отыскать их след. Не бросать  же  в  реку  какую-нибудь  вещь,
принадлежащую ей или Ди? Трудно  рассчитывать,  что  благодаря  счастливой
случайности эта вещь попадет в руки. Джемса Бербанка.  Нет,  единственное,
что  можно  сделать,  -  это  постараться  выяснить,  в  каком  месте   на
Сент-Джонсе пристанет лодка.
   Так прошло около часа. Скуамбо не проронил ни слова. Негры тоже  гребли
молча. На берегу, среди темной массы деревьев, смутно различимой вдали, не
видно было ни единого огонька.
   Озираясь по сторонам и стараясь по малейшим  приметам  определить,  где
она находится, Зерма думала только  об  опасностях,  которым  подвергалась
девочка; о том,  что  угрожало  ей  самой,  она  совершенно  забывала.  Ее
приводила в  трепет  лишь  участь  ребенка.  Мулатка  была  убеждена,  что
виновник похищения - Тексар. Тут  никаких  сомнений  быть  не  могло.  Она
узнала  испанца,  который  явился  в  бухту  Марино,  с  намерением   либо
проникнуть подземным ходом в Касл-Хаус, либо дождаться того момента, когда
защитники осажденного дома попытаются  бежать  из  него,  воспользовавшись
туннелем. Если бы Тексар не поторопился, в его руках находились бы  теперь
не только Ди и Зерма, но и миссис Бербанк с Алисой. Он, очевидно, не встал
во главе отряда милиции и  своей  банды  только  потому,  что  рассчитывал
вернее захватить семейство Бербанков в бухте Марино.
   Во всяком случае, Тексар не сможет отрицать своего  прямого  участия  в
похищении. Ведь Зерма изо всех сил выкрикнула его имя.  Миссис  Бербанк  и
Алиса не могли этого не  услышать.  Когда  пробьет  час  возмездия,  когда
испанцу придется  отвечать  за  свои  преступления,  ему  уже  не  удастся
сослаться на одно из тех непонятных алиби, которые до сих пор помогали ему
выходить сухим из воды.
   Но  какую  участь  готовил  он  двум  своим  жертвам?  Быть  может,  он
собирается увезти их  в  Эверглейдские  болота,  туда,  где  берет  начало
Сент-Джонс?  Или  он  намерен  отделаться  от   Зермы   как   от   опасной
свидетельницы,  чьи  показания  могут  когда-нибудь  оказаться  для   него
роковыми? Вот о чем думала мулатка. Она с радостью пожертвовала бы  жизнью
ради спасения ребенка.  Но  если  ее  убьют,  что  будет  с  малюткой  Ди,
оставшейся в руках Тексара  и  его  сообщников?  Эта  мысль  мучила  Зерму
невыносимо, и она еще крепче  прижимала  девочку  к  своей  груди,  словно
Скуамбо уже готов был вырвать Ди из ее объятий.
   Но вот Зерма заметила, что лодка приближается к левому  берегу.  Однако
могло ли это послужить  для  нее  каким-либо  указанием?  Ведь  она  и  не
подозревала, что убежище испанца находится  в  глубине  Черной  бухты,  на
одном из островков лагуны. Об этом не знали даже его приспешники,  никогда
не бывавшие в блокгаузе; Тексар скрывался  там  только  с  индейцем  и  со
своими невольниками.
   А между тем Скуамбо вез пленниц  именно  туда.  Никому,  конечно,  и  в
голову не пришло бы искать их в этом  тайном  убежище.  Для  человека,  не
знакомого с протоками и островками Черной бухты, бухта эта была совершенно
недоступна. В одном из тысячи закоулков лагуны можно  было  так  запрятать
пленниц, что все попытки напасть на их след оказались бы тщетными. Если бы
Джемс Бербанк и вздумал разыскивать их  в  этом  запутанном  лабиринте,  -
всегда  можно  успеть  переправить  мулатку  с  девочкой  в  южную   часть
полуострова. А там, среди огромных просторов, на бесплодных равнинах, куда
редко заглядывают даже флоридские поселенцы и где  появляются  лишь  шайки
индейцев, не будет уже ни малейшей возможности их найти.
   Прошло немного времени, и двадцать миль,  отделяющие  Черную  бухту  от
Кэмдлес-Бея, остались позади. В одиннадцатом часу лодка миновала излучину,
которую образует Сент-Джонс в двухстах ярдах вниз  по  течению  от  Черной
бухты. Теперь оставалось только отыскать вход в бухту.  Это  было  не  так
просто сделать в непроглядной тьме, окутавшей левый берег реки.  При  всем
знании местности Скуамбо  не  без  колебания  решился  повернуть  лодку  к
берегу.
   Если  бы  еще  можно  было  плыть  вдоль  самого  берега,   изрезанного
небольшими бухтами, поросшего тростником и водными растениями! Но  Скуамбо
боялся сесть на мель и оказаться в весьма затруднительном положении, когда
отлив, который вот-вот должен был начаться,  погонит  воды  Сент-Джонса  к
устью. Нового прилива пришлось бы дожидаться тогда  часов  одиннадцать,  а
днем его челн вряд ли мог остаться  незамеченным.  По  реке  обычно  снует
множество лодок, а теперь, в связи с последними событиями, движение  между
Джэксонвиллом и Сент-Огастином  стало  особенно  оживленным.  Если  только
Бербанки не погибли во время нападения на Касл-Хаус, они несомненно завтра
же пустятся на поиски похищенных. И Скуамбо, севшему на мель где-нибудь  у
берега, не уйти от  их  преследования.  Он  попадет  тогда  в  безвыходное
положение. Вот почему индеец предпочел остаться на середине реки,  и  если
понадобится, стать здесь на якорь. С рассветом он сможет отыскать  проток,
ведущий в Черную бухту, а там уж настигнуть его будет невозможно.
   Лодка между тем продолжала подыматься вверх  по  Сент-Джонсу.  Судя  по
тому, сколько прошло времени, Скуамбо считал, что не достиг еще поворота в
бухту. Он собирался плыть дальше, как вдруг  где-то  невдалеке  послышался
шум идущего по  реке  парохода.  Почти  в  ту  же  минуту  из-за  поворота
показалась движущаяся громада.
   Пароход шел малым ходом, пронзая ночную тьму ослепительным светом своих
фонарей. Еще минута - и он наскочит на лодку.
   Движением руки  Скуамбо  остановил  гребцов  и  резким  поворотом  руля
направил лодку к правому  берегу,  чтобы  не  столкнуться  с  пароходом  и
остаться незамеченным.
   Но лодку уже обнаружили с борта. Ее окликнули  и  приказали  подойти  к
пароходу.
   У Скуамбо вырвалось проклятие, но, не посмев ослушаться, он  подплыл  к
правому борту парохода, который остановился в ожидании лодки.
   Зерма встрепенулась.
   У нее явилась надежда на спасение.  Что,  если  закричать,  позвать  на
помощь, вырваться из рук Скуамбо?
   Внезапно перед нею вырос индеец. В одной руке у него  сверкнул  широкий
нож, другою он схватил девочку,  которую  Зерма  тщетно  пыталась  у  него
отнять.
   - Только крикни - и я убью ее! - пригрозил Скуамбо.
   Если бы дело шло о жизни самой Зермы, мулатка не колебалась бы.  Однако
нож индейца угрожал ребенку, и она не проронила ни звука. С палубы не было
видно, что происходит в лодке.
   Пароход  шел  из  Пиколаты  и  вез  в  Джэксонвилл  отряд  милиции   на
подкрепление войскам конфедератов, оборонявшим реку.
   С мостика наклонился офицер и задал индейцу несколько вопросов. Вот  их
разговор:
   - Куда вы направляетесь?
   - В Пиколату.
   Зерма запомнила это название, хотя и понимала, что Скуамбо, конечно, не
стал бы сообщать, куда он действительно направлялся.
   - Откуда?
   - Из Джэксонвилла.
   - Какие там новости?
   - Никаких.
   - А об эскадре коммодора Дюпона ничего не слышно?
   - Ничего.
   - Никаких известий со времени взятия Фернандины и форта Клинч?
   - Никаких.
   - И ни одна канонерка не проникла еще в фарватер Сент-Джонса?
   - Ни одна.
   - Мы видели на севере зарево и слышали  доносившиеся  оттуда  выстрелы.
Что это значит?
   - Нынешней ночью было совершено нападение на плантацию Кэмдлес-Бей.
   - Кем? Северянами?
   - Нет...  Джэксонвиллской  милицией.  Владелец  плантации  не  выполнил
постановления комитета...
   - Так, так... Ну это, вероятно, Джемс Бербанк, ярый приверженец Севера.
   - Конечно.
   - Чем же все это кончилось?
   - Не знаю, я проезжал мимо... кажется, там был большой пожар.
   В эту минуту девочка тихо вскрикнула. Зерма поспешила  закрыть  ей  рот
ладонью, между тем как пальцы индейца уже  протянулись  к  горлу  малютки.
Стоявший на мостике офицер ничего не заметил.
   - Неужели по Кэмдлес-Бею стреляли из пушек? - спросил он.
   - Не думаю.
   - А почему же мы слышали три пушечных выстрела со стороны Джэксонвилла?
   - Этого я не знаю.
   - Стало быть, река свободна от Пиколаты до самого устья?
   - Совершенно свободна, вы можете спокойно двигаться дальше, не опасаясь
канонерок.
   - Отлично. Полный вперед!
   Команду передали в машинное отделение, и пароход вот-вот уже должен был
двинуться дальше, как вдруг Скуамбо крикнул:
   - Один вопрос!
   - Какой?
   - В этой тьме ничего не видно. Не скажете ли, где я нахожусь?
   - Против Черной бухты.
   - Благодарю вас.
   Лодка отошла на несколько сажен, и пароход, стуча  мощными  колесами  и
вспенивая воду, быстро скрылся во мраке, оставляя за собой на реке широкую
борозду.
   Вернувшись на корму лодки, Скуамбо приказал гребцам  снова  взяться  за
весла. Он уже знал, где находится, и, повернув лодку вправо,  повел  ее  к
выемке берега, в глубине которой была расположена Черная бухта.
   Теперь Зерма поняла, что  индеец  намерен  упрятать  ее  в  этом  почти
недоступном месте. Но что толку? Как могла она дать знать  о  себе  Джемсу
Бербанку? Да и где же ему было отыскать их в этом лабиринте, откуда Тексар
к тому же мог бы найти множество выходов  в  непроходимые  дебри  графства
Дьювал, если бы Джемсу Бербанку и его людям  удалось  проникнуть  в  глубь
лагуны? Западная часть Флориды была глухим и пустынным  краем,  и  напасть
там на их след почти невозможно. Углубляться же в эти места опасно:  среди
болот  и  в  лесных  чащах  там  бродили  индейцы-семинолы,  они   грабили
попадавших к ним в руки путников и  убивали  их  при  малейшей  попытке  к
сопротивлению.
   Незадолго  перед  тем  в  этой  части  Флориды,  к   северо-западу   от
Джэксонвилла, случилось очень загадочное происшествие, о  котором  в  свое
время много говорили. Человек двенадцать флоридцев отправились  к  берегам
Мексиканского  залива  и  дорогою   подверглись   неожиданному   нападению
индейцев-семинолов. Если они не были истреблены все до  единого,  то  лишь
потому,  что  не  оказали  ни  малейшего  сопротивления,  которое,  кстати
сказать, ни к чему бы не привело, ибо индейцев было в десять раз больше.
   Флоридцев обобрали до нитки, у них отняли даже одежду. Кроме того,  под
угрозой  смерти  им  запрещено  было  когда-либо  снова  вступать  на  эту
территорию, которую семинолы считали своей неотъемлемой собственностью.  А
чтобы можно было узнать их, если б им вздумалось  нарушить  запрет,  вождь
племени прибегнул к очень простому средству: он приказал вытатуировать  на
руке у  каждого  из  них  несмываемое  клеймо  соком  красящего  растения,
вводимого под кожу с помощью острой иглы. После этого флоридцев отпустили,
не подвергнув их больше никакому насилию. Они вернулись  к  себе  домой  в
довольно плачевном состоянии, меченные,  так  сказать,  тавром  индейского
племени и не испытывая, разумеется, ни малейшей охоты снова попасть в руки
семинолов, которые, чтобы сдержать свое слово, на этот раз уже  непременно
перерезали бы их всех без всякой жалости.
   В другое время милиция графства Дьювал  не  оставила  бы  безнаказанным
подобное нападение: она отправилась бы в погоню за кочевниками. Но  теперь
ей было не до этого. Страх перед вторжением  федералистов  преобладал  над
всем. Самым важным было во что бы то ни стало  отстоять  от  них  фарватер
Сент-Джонса и орошаемые рекою области. Вот почему  нельзя  было  отвлекать
войска  конфедератов,  расположенные  от  Джэксонвилла  до  самой  границы
Джорджии. Экспедицию  против  семинолов,  до  того  обнаглевших  во  время
гражданской войны, что они стали появляться в  северных  областях,  откуда
их, казалось, навсегда изгнали, решено было отложить до лучших времен.  Но
уж тогда дело не ограничится тем, что их оттеснят в Эверглейдские  болота:
на этот раз их постараются истребить всех до единого.
   Пока что, однако, было очень рискованно углубляться в западные  области
Флориды, и если бы Джемс Бербанк направил свои поиски в  эту  сторону,  он
только подверг бы  себя  новым  опасностям,  помимо  тех,  которые  обычно
сопряжены с подобного рода экспедициями.
   Между тем лодка приблизилась к левому берегу реки.  Теперь  уж  Скуамбо
знал, где он находится, и не боялся сесть на мель.
   Спустя несколько минут лодка очутилась под темным сводом, деревьев, где
мрак был еще гуще, чем на середине реки. Даже сам Скуамбо не решался плыть
в такой темноте, хотя и знал эту местность как свои пять пальцев. Поэтому,
пользуясь тем, что тут никто не мог их  увидеть,  он  приказал  одному  из
негров срубить смолистую ветку и зажечь ее на носу  лодки.  Слабого  света
этого дымящегося факела индейцу  оказалось  вполне  достаточно,  чтобы  не
запутаться в  лабиринте  протоков.  Около  получаса  лодка  плыла  еще  по
извилинам бухты и, наконец,  пристала  к  острову,  на  котором  находился
блокгауз.
   Тут Зерме ведено было сойти на берег. Усталая девочка крепко  спала  на
руках кормилицы и не проснулась даже тогда, когда мулатка вошла в блокгауз
и ее заперли в одном из его боковых помещений.
   Зерма укутала Ди в одеяло, валявшееся в углу, и уложила ее на  какое-то
жалкое подобие кровати. Сама же она села подле  нее,  чтобы  охранять  сон
малютки.





   На следующий день, 3 марта,  в  восемь  часов  утра  Скуамбо  явился  в
комнату, где ночевала  Зерма.  Он  принес  пленницам  еду  -  хлеб,  кусок
холодной дичи, фрукты, -  жбан  довольно  крепкого  пива,  кувшин  воды  и
кое-какую утварь. Кроме того, один  из  негров  поставил  в  углу  комнаты
какую-то старую рухлядь - не то туалет, не  то  комод.  Там  было  немного
белья - простыни, полотенца - и необходимые в обиходе мелочи для девочки и
для мулатки.
   Ди еще спала. Зерма знаком попросила Скуамбо не будить ее.
   Когда негр вышел, Зерма шепотом спросила индейца:
   - Что с нами будет?
   - Не знаю, - отвечал Скуамбо.
   - А что приказал вам Тексар?
   - Тексар или кто другой,  это  неважно,  -  сказал  индеец,  -  но  мне
приказано вот что: покуда вы здесь, жить вы будете в  этой  комнате  и  на
ночь вас будут запирать.
   - А днем?
   - Днем можете гулять внутри ограды.
   - Покуда мы находимся здесь? - спросила Зерма. - А где же мы находимся?
   - Там, куда мне велено было вас доставить.
   - И долго нас здесь продержат?
   - Я вам сказал все, что мог, - ответил индеец, -  больше  я  ничего  не
скажу, так что и расспрашивать бесполезно.
   С  этими  словами  Скуамбо,  которому,  очевидно,  приказано  было   не
пускаться в долгие разговоры, вышел из комнаты, оставив мулатку наедине  с
девочкой.
   Зерма поглядела на Ди, и на  глазах  у  нее  выступили  слезы,  но  она
поспешила отереть их: проснувшись, девочка не должна была видеть,  что  ее
кормилица плачет. Необходимо, чтобы Ди поскорее привыкла к своему  новому,
быть может опасному, положению, - испанец ведь на все способен.
   Зерма размышляла над тем,  что  произошло  накануне.  Она  видела,  как
миссис Бербанк и Алиса бежали по берегу, когда лодка увозила ее с Ди.  Она
слышала их отчаянные крики.  Но  удалось  ли  им  вернуться  в  Касл-Хаус,
проникнуть подземным ходом в осажденный дом и известить Джемса Бербанка  о
новом страшном несчастье? Не попались ли они также в  руки  Тексара?  Быть
может, их тоже увезли далеко от Кэмдлес-Бея или даже убили?.. А  если  это
так, то Джемс Бербанк не узнает, что дочь его похищена вместе с Зермой. Он
будет думать, что из  бухты  Марино  его  жена,  Алиса,  ребенок  и  Зерма
благополучно добрались до Кедрового Утеса, что они там в  безопасности,  и
не предпримет немедленных поисков.
   Но пусть даже Алиса и миссис Бербанк  вернулись  в  Касл-Хаус  и  Джемс
Бербанк обо всем узнал: разве можно быть уверенной, что бандиты не  заняли
осажденный дом, не подожгли его, не разграбили, не разрушили? Что  сталось
тогда с его защитниками? Они захвачены в плен или убиты! Нет,  ей,  Зерме,
нечего рассчитывать на  их  помощь.  Даже  если  бы  северяне  и  овладели
Сент-Джонсом, ей все равно нет спасения. Ни Джилберту, ни Марсу и в голову
не придет, что сестру одного из  них  и  жену  другого  упрятали  на  этом
острове в глубине Черной бухты! Но  если  это  так,  если  Зерме  остается
рассчитывать только на свои силы, - присутствие духа ее  не  покинет.  Она
сделает все, чтобы спасти ребенка, у которого  не  осталось,  быть  может,
никого на свете, кроме нее. Бежать! Вот на чем будут отныне  сосредоточены
все ее помыслы, вот к чему будет она готовиться каждую минуту.
   Но возможно ли совершить побег из этого блокгауза, охраняемого  Скуамбо
и его помощниками, из блокгауза, вокруг  ограды  которого  рыщут  свирепые
ищейки?  Разве  можно  убежать  с   этого   острова,   затерянного   среди
бесчисленных протоков лагуны? Да, можно, но только при  тайном  содействии
одного из невольников Тексара, хорошо знакомого со всеми ходами и выходами
Черной бухты.
   Что, если  обещанием  щедрого  вознаграждения  Зерме  удастся  склонить
одного из них к соучастию в побеге?  И  мулатка  решила  добиваться  этого
всеми силами.
   Между тем малютка Ди проснулась. Первым ее  словом  было  "мама!".  Она
быстро  обвела  взглядом  комнату,  вспомнила  все  случившееся  накануне,
вскочила и подбежала к мулатке.
   - Зерма!.. Милая!.. - лепетала она. - Я боюсь... Боюсь...
   - Не бойся, моя крошка.
   - Где мама?
   - Она... она скоро  будет  с  нами...  Нам  пришлось  бежать,  ты  ведь
знаешь... Но теперь мы в  безопасности,  здесь  нам  бояться  нечего!  Как
только к мистеру Бербанку подоспеет помощь, он сейчас же приедет к нам.
   Ди недоверчиво взглянула на Зерму.
   - Право же, так... - продолжала Зерма, желая во  что  бы  то  ни  стало
успокоить девочку. - Мистер Бербанк велел нам дожидаться его здесь.
   - А люди, которые увезли нас в своей лодке?.. - спросила девочка.
   - Это слуги мистера Гарвея, детка. Ты же знаешь мистера Гарвея? Он друг
твоего отца и живет в Джэксонвилле. А это его коттедж в Хэмптон-Редс.
   - А где же мама и Алиса? Ведь они были с нами?
   - Их вернул мистер Бербанк, когда они собирались сесть в  лодку,  разве
ты забыла?.. Как только этих злых людей выгонят из  Кэмдлес-Бея,  за  нами
приедут... Ну, не плачь, милая! И бояться нечего, хотя бы нам  и  пришлось
прожить здесь несколько дней. Мы здесь в безопасности, право  же...  Давай
лучше я тебя умою и одену.
   Ди  продолжала  упорно  глядеть  на  Зерму,  и,  несмотря  на  старания
кормилицы успокоить ее, девочка печально  вздохнула.  А  ведь  обычно  она
просыпалась по утрам с улыбкой.  Необходимо  было  ее  чем-нибудь  занять,
развлечь.
   Зерма постаралась это сделать с самой нежной заботливостью.  Она  одела
малютку так тщательно, как будто бы та находилась в своей уютной детской в
Касл-Хаусе. При этом мулатка рассказывала ей всякие забавные истории.
   Потом она накормила девочку, разделив  с  нею  этот  первый  завтрак  в
плену.
   - А теперь, детка, если хочешь, мы с тобой  немного  погуляем...  Около
дома...
   - Здесь хорошо, в коттедже мистера Гарвея? - спросила девочка.
   - Хорошо ли? Не думаю, - отвечала Зерма. - Ведь дом этот очень  старый!
Но тут есть сад, есть речка, найдем, где погулять. Да к тому же  мы  здесь
ненадолго, и если ты будешь умницей, не  будешь  скучать,  мама  останется
очень довольна.
   - Я буду умницей, - отвечала Ди.
   Дверь комнаты не была заперта. Зерма взяла девочку за руку,  и,  пройдя
через темное помещение, они вышли на яркий дневной свет, под сень  больших
деревьев, сквозь листву которых пробивались лучи солнца.
   Весь участок был невелик -  всего  около  акра,  и  большую  часть  его
занимал блокгауз. Окружавшая его ограда мешала Зерме разглядеть,  в  каком
месте  лагуны  находится  остров.  Сквозь  старые  крепостные  ворота  она
заметила лишь, что от соседних островов его отделяет широкий мутный канал.
Не легко бежать отсюда женщине с ребенком! Даже если бы  Зерме  и  удалось
заполучить какую-нибудь лодку, вряд  ли  она  сумеет  выбраться  из  этого
лабиринта протоков. О том, что выход из него  известен  только  Скуамбо  и
Тексару,  она  не  подозревала.  Негры,  невольники  Тексара,  никогда  не
покидали блокгауза и сами не  знали,  где  находятся.  Только  случай  мог
вывести пленниц к берегу Сент-Джонса или к болотам, подступающим к бухте с
запада. Но разве можно было полагаться на случай? Ведь это значило бы идти
на верную гибель.
   Вскоре Зерма убедилась, что  ей  нечего  ждать  помощи  от  невольников
Тексара. Эти негры, доведенные до полного отупения,  не  внушали  доверия.
Хотя Тексар и не держал их в цепях, но они были совершенно лишены свободы.
Они  предназначались  главным  образом  для  обороны  блокгауза  в  случае
нападения на него. Кормили их сытно, в крепких напитках не отказывали, так
что они были довольны своим существованием и, по-видимому,  не  стремились
изменить его.
   Вопрос об отмене рабства, который так горячо обсуждался  совсем  близко
за пределами Черной бухты, их не волновал. Получить свободу? Но на что она
им, что им с нею делать? Тексар  содержал  их,  Скуамбо,  при  всей  своей
жестокости, обращался с ними неплохо, хотя и был способен проломить голову
любому, кто вздумал бы ее поднять. Но об  этом  невольники  Тексара  и  не
помышляли. Не будет преувеличением сказать,  что  даже  ищейки,  рыскавшие
вокруг блокгауза, превосходили их своею смышленостью. Собаки очень  хорошо
знали всю местность вокруг блокгауза. Они переплывали бесчисленные протоки
бухты, носились с одного островка на другой, но безошибочное чутье  всегда
помогало  им  найти  дорогу   домой.   Их   лай   нередко   доносился   до
противоположного берега реки; однако к ночи они неизменно  возвращались  в
блокгауз. Ни одна лодка не могла  бы  проникнуть  в  лагуну  незамеченной,
потому что эти свирепые сторожа тут же подняли бы  неистовый  лай.  Никто,
кроме Скуамбо и Тексара,  не  мог  выйти  из  блокгауза,  не  рискуя  быть
растерзанным этими одичавшими потомками караибских собак.
   Когда Зерма поняла, как тщательно охраняется блокгауз, когда убедилась,
что помощи ей ждать не от кого, она все  же  не  пришла  в  отчаяние,  как
неминуемо случилось бы с другой, менее энергичной и мужественной женщиной.
Она сохранила присутствие духа. Помощь рано или поздно придет  -  либо  от
Джемса Бербанка, если у него будут развязаны руки, либо от Марса, когда он
узнает, что похитили его жену. А если они не  вызволят  ее  из  плена,  ей
придется рассчитывать только на свои собственные силы. И для спасения себя
и ребенка она не остановится ни перед чем.
   Одинокая в  своем  заточении,  Зерма  не  встречала  вокруг  ни  одного
участливого взгляда. Однако ей показалось все  же,  что  один  из  негров,
молодой еще человек, смотрит на нее как бы  с  некоторым  состраданием.  У
Зермы появилась какая-то надежда. Что, если  довериться  ему,  рассказать,
как  добраться  до  Кэмдлес-Бея,  уговорить  бежать,  чтобы  доставить   в
Касл-Хаус весточку о пленницах?.. Нет, на это рассчитывать  трудно.  Да  к
тому же и Скуамбо, вероятно, заметил, что негр  относится  сочувственно  к
мулатке, и поспешил убрать его подальше от Зермы, так  что  она  перестала
встречать молодого невольника на прогулках.
   Шли дни, но в положении пленниц ничего не менялось. С  утра  до  вечера
Зерме и Ди разрешали  гулять  сколько  угодно.  Ночью  же  им  запрещалось
выходить из центрального помещения, хотя  дверь  их  комнаты  на  ключ  не
запирали. Индеец никогда не говорил с Зермой,  и  мулатка  тоже  перестала
обращаться к нему с вопросами. Скуамбо неотлучно находился на острове.
   Чувствовалось, что его бдительность  не  ослабевает  ни  на  минуту,  и
поэтому все свои заботы Зерма сосредоточила на девочке, которая  постоянно
просилась к маме.
   - Потерпи, дорогая моя, она  скоро  приедет,  -  говорила  Зерма.  -  Я
получила от нее весточку. И папа приедет скоро и мисс Алиса тоже.
   Других утешений несчастная женщина придумать не могла и только всячески
старалась развлечь не по годам разумного ребенка.
   Миновало  4-е,  5-е,  наконец  и   6   марта.   Зерма   с   нетерпением
прислушивалась,   не   раздадутся   ли    вдалеке    пушечные    выстрелы,
свидетельствующие о приближении эскадры федералистов, но, увы!  ничего  не
было слышно. В Черной бухте царила полная тишина. Флорида, стало быть, еще
в руках южан. Мулатку это очень тревожило. Если Джемс Бербанк и его друзья
лишены возможности действовать, может быть ей на помощь придут Джилберт  и
Марс? Пусть только канонерки северян овладеют рекой, тогда оба они  обыщут
ее берега и доберутся  до  острова.  Кто-нибудь  из  обитателей  плантации
расскажет им обо  всем  случившемся.  Но  с  реки  не  доносилось  никаких
отголосков боя.
   Странно было также и то, что  испанец  еще  ни  разу  не  появлялся  на
острове, ни днем, ни ночью, по крайней мере Зерма не заметила ничего,  что
указывало бы на его присутствие. А ведь она почти не спала и в долгие часы
бессонницы настороженно ловила каждый шорох - до сих пор, правда, тщетно.
   Впрочем, какое дело Зерме до того, приезжал Тексар или нет? Что  толку,
если бы она даже увиделась с ним? Разве  он  внял  бы  ее  мольбам,  разве
испугался бы ее угроз? Нет, присутствия его  следует,  пожалуй,  опасаться
больше, чем отсутствия.
   Это было 6 марта около одиннадцати часов ночи.  В  тысячный  раз  Зерма
принималась обдумывать свое  положение.  Ди  спала  довольно  спокойно.  В
комнате, служившей  для  них  тюремной  камерой,  было  совершенно  темно.
Снаружи не доносилось ни малейшего звука, кроме свиста ветра, проникавшего
сквозь прогнившие стены блокгауза.
   Вдруг мулатке почудились чьи-то шаги в центральном помещении блокгауза.
Она подумала сперва, что это Скуамбо возвратился после очередного обхода.
   Но тут послышались голоса. Разговаривали двое. Зерма крадучись  подошла
к двери, приложила ухо  к  скважине  и  прислушалась.  Она  узнала  голоса
Скуамбо и Тексара.
   Ее охватила дрожь. Что делает здесь испанец в такой поздний час? Уж  не
замышляет  ли  он  какое-нибудь  новое  злодейство  против   пленниц?   Не
собирается ли увезти их отсюда и упрятать в еще более глухое и недоступное
убежище? Предположение это мгновенно промелькнуло в голове мулатки...  Но,
поборов волнение, она приникла ухом к двери и стала слушать.
   - Ничего нового? - осведомился Тексар.
   - Ничего, господин, - отвечал Скуамбо.
   - А что Зерма?
   - Я отказался отвечать на ее вопросы.
   - Пытались их разыскать после разгрома Кэмдлес-Бея?
   - Пытаться - пытались, да только ничего не вышло.
   Из этого ответа Зерма поняла, что кто-то ее уже ищет. Но кто?
   - Как ты об этом узнал? - спросил Тексар.
   - Я несколько раз подплывал к берегу Сент-Джонса, - отвечал  индеец.  -
Дня три тому назад неподалеку от Черной бухты я видел  лодку.  Двое  людей
даже высаживались на одном из островов.
   - Кто же это был?
   - Джемс Бербанк и Уолтер Стэннард.
   Зерма едва могла сдержать волнение. Джемс  Бербанк  и  Уолтер  Стэннард
разыскивали ее! Значит, не  все  защитники  Касл-Хауса  погибли  во  время
набега на плантацию! И если они  предпринимают  поиски,  то,  стало  быть,
знают о похищении мулатки и  девочки.  Рассказать  об  этом  могли  только
миссис Бербанк и Алиса. Значит, и  они  живы.  Они  слыхали  крик  Зермы",
звавшей на помощь, и им обеим удалось вернуться в Касл-Хаус.
   Итак, Джемсу Бербанку известно обо всем, что произошло.  Он  знает  имя
злодея, быть может, даже догадывается о том, где спрятаны  его  жертвы?  В
конце концов он их отыщет!
   Эта вереница мыслей быстро пронеслась в голове Зермы. Радостная надежда
озарила на мгновение ее душу, но  тут  же  снова  погасла,  когда  мулатка
услышала слова Тексара:
   - Ну, что ж, пусть ищут! Все равно они ничего не найдут. Да к  тому  же
через несколько дней Джемс Бербанк уже будет нам не страшен!
   Мулатка не могла понять, что означают эти слова, но в  устах  человека,
которому беспрекословно подчинялся комитет Джэксонвилла, они  представляли
серьезную угрозу.
   - А теперь, Скуамбо, - продолжал испанец, - ты мне нужен на часок.
   - Готов служить, господин.
   - Иди за мною.
   Скуамбо и Тексар ушли в комнату индейца.
   Что они замышляют? Может быть,  проникнув  в  их  тайну,  Зерма  сумеет
воспользоваться ею? В ее положении нельзя пренебрегать ничем.
   Мы уже говорили, что дверь в комнату  пленниц  не  запиралась  даже  на
ночь. Впрочем, в этом не было  никакой  необходимости,  так  как  блокгауз
замыкался изнутри, а  ключ  от  него  Скуамбо  держал  при  себе.  Поэтому
выбраться из блокгауза, пытаться бежать все равно было невозможно.
   Зерма тихо отворила дверь и, затаив дыхание, вышла.
   Было совершенно темно, лишь из  комнаты  индейца  пробивалась  узенькая
полоска света.
   Мулатка подкралась к двери и заглянула в щелку. То,  что  она  увидела,
было настолько странным, что она опешила.
   Комната  освещалась  всего  одной  слабо  горевшей   свечой,   но   ее,
по-видимому, было достаточно  для  Скуамбо,  сосредоточенно  занимавшегося
каким-то делом.
   Тексар сидел перед индейцем, сняв с себя кожаную куртку  и  вытянув  на
маленьком столике подле самой свечи обнаженную левую руку. Странной  формы
бумага, исколотая мелкими дырочками, наложена была с внутренней стороны на
его предплечье. Сквозь эти дырочки Скуамбо тонкой иглой наносил  уколы  на
кожу хозяина. Таков был принятый у индейцев способ татуировки,  и  Скуамбо
был весьма опытным в этом деле. Ловко и умело орудуя иглой, он кончиком ее
лишь слегка накалывал кожу, не причиняя при этом испанцу ни малейшей боли.
   Потом он снял бумагу,  взял  листья  какого-то  растения,  принесенного
Тексаром, и натер  ими  исколотую  руку  своего  господина.  Сок  растения
вызвал, вероятно, страшный зуд, но Тексар не привык обращать  внимания  на
такие пустяки.
   Окончив операцию, Скуамбо поднес свечу к руке Тексара. На ней отчетливо
выступил красноватый узор, в точности повторивший  узор,  изображенный  на
бумаге. Он состоял  из  множества  пересекающихся  линий  и  воспроизводил
какую-то символическую фигуру из  индейской  мифологии.  Такая  татуировка
оставалась уже на всю жизнь.
   Зерма видела, что происходит в комнате  Скуамбо,  но  ничего  не  могла
понять. Зачем  понадобилась  Тексару  татуировка?  К  чему  такая  "особая
примета",  -  пользуясь  выражением,  принятым  в  паспортах?  Неужели  он
собирался выдать себя за индейца? Но ведь цвет кожи  и  весь  его  внешний
облик не позволяли это сделать. Уж не следует  ли  искать  какой-то  связи
между татуировкой, которую Скуамбо нанес на руку испанца, и  той,  которой
индейцы украсили флоридских путешественников, недавно захваченных  ими  на
севере графства? Не рассчитывал ли  Тексар  воспользоваться  этим  знаком,
чтобы и на этот раз установить свое алиби, которое ему так ловко удавалось
доказывать до сих пор?
   Быть может, тут скрыта какая-то тайна, связанная с его  личной  жизнью,
тайна, которая выяснится впоследствии?
   Мулатку тревожил и другой вопрос: неужели  Тексар  для  того  только  и
явился в Черную бухту, чтобы прибегнуть к  искусству  Скуамбо,  и  теперь,
когда татуировка сделана, отправится обратно в северную часть  Флориды  и,
конечно, в Джэксонвилл, где все еще хозяйничают его  приспешники?  Или  он
дождется здесь наступления утра, чтобы повидаться с Зермой и  объявить  ей
какое-нибудь свое новое решение?
   Однако на этот счет мулатка скоро успокоилась.
   Когда татуировка была закончена, испанец встал и быстро направился  вон
из комнаты, так что Зерма едва успела убежать к себе.
   Прильнув к двери, она услыхала разговор между Тексаром и Скуамбо.
   - Ну, Скуамбо, смотри за ними в оба, - приказывал Тексар.
   - Слушаюсь, господин, - отвечал индеец. - Но если Джемс  Бербанк  будет
на нас очень наседать а Черной бухте...
   - Я же сказал, что через несколько дней  Джемс  Бербанк  нам  будет  не
страшен... Впрочем, ты ведь знаешь, куда в случае чего отправить мулатку с
ребенком? Туда, где мы должны встретиться.
   - Знаю, господин, - отвечал Скуамбо. - Может  случиться,  что  Джилберт
или Марс...
   - Не пройдет и двух дней, как оба они будут в моих руках, а уж тогда...
   Зерма не расслышала конца фразы, не  сулившей  ничего  хорошего  ни  ее
мужу, ни Джилберту.
   Тексар и Скуамбо вышли из блокгауза, и дверь за ними затворилась.
   Через несколько минут челнок, которым правил индеец, отчалил от  берега
и по лабиринту протоков устремился к выходу из бухты, где на реке Тексар а
ожидала лодка.  Там  Скуамбо  расстался  со  своим  хозяином,  получив  на
прощанье еще несколько распоряжений.
   Лодка испанца быстро  понеслась  к  Джэксонвиллу.  Она  доставила  туда
Тексара на рассвете, так что он имел достаточно времени, чтобы осуществить
свои угрозы. И действительно, через несколько дней  Марс  исчез  в  волнах
Сент-Джонса, а Джилберт Бербанк был приговорен к смертной казни.





   Джилберта Бербанка судили 11  марта  утром.  Вечером  того  же  дня  по
приказанию  джэксонвиллского  комитета  был  арестован  его  отец.   Казнь
молодого офицера должна была состояться через день после  суда,  и  Джемса
Бербанка, обвиненного в сообщничестве с сыном и приговоренного к такому же
наказанию, предполагалось, вероятно, казнить вместе с ним.
   Как уже было сказано, Тексар  держал  весь  джэксонвиллский  комитет  в
своих руках. Его  желание  являлось  законом.  Казнь  Джемса  и  Джилберта
Бербанк должна была, по-видимому,  послужить  лишь  прелюдией  к  кровавой
расправе городских подонков с теми из жителей Флориды,  которые  считались
сторонниками Севера или разделяли взгляды северян на рабство.
   Во время междоусобной войны открывается широкий  простор  для  сведения
личных счетов. Только приход федералистов мог бы предотвратить  катастрофу
и избавить Джэксонвилл от жестокостей Тексара. Но придут ли они, а если  и
придут, то  успеют  ли  помешать  испанцу  учинить  расправу  над  первыми
жертвами его злобы? К несчастью, уверенности в этом не было.
   Легко представить себе, в каком отчаянии были обитатели  Касл-Хауса,  с
нетерпением ждавшие прихода северян.
   По всей вероятности, Стивенс временно  отказался  от  своего  намерения
подняться  вверх  по  Сент-Джонсу.  Канонерки  стояли  на  прежнем  месте.
Возможно, что они не отваживались  сняться  с  якоря,  лишившись  опытного
лоцмана в лице Марса. А может  быть,  решено  было  отказаться  от  взятия
Джэксонвилла,  которое  одно  только  и  могло   обеспечить   безопасность
плантаций, расположенных по течению Сент-Джонса?
   Какие  же  новые  военные  события  могли  заставить  коммодора  Дюпона
изменить свои прежние планы?
   Вот вопрос, над которым 12 марта ломали себе голову мистер  Стэннард  и
управляющий Пэрри.  В  этот  бесконечно  долго  тянувшийся  для  них  день
приходили все новые и новые неутешительные вести. Говорили,  что  северяне
решили направить все свои  усилия  исключительно  на  то,  чтобы  овладеть
побережьем Флориды, что коммодор Дюпон на  "Уобаш"  с  самыми  мощными  из
своих канонерок уже появился перед Сент-Огастином.  Утверждали  даже,  что
милиция южан готовится сдать форт Марион без боя, как сдала уже форт Клинч
при взятии Фернандины.
   Эти вести управляющий Пэрри сообщил утром Стэннарду и Кэрролу,  который
все еще лежал на диване в холле, так как рана его не зажила.
   - Федералисты в Сент-Огастине! - вскричал Кэррол. - Почему  же  они  не
идут на Джэксонвилл?
   - Быть может, взятие города не входит в их планы, и они намерены только
закрыть доступ к верховьям реки, - ответил Пэрри.
   - Если Джэксонвилл останется в руках Тексара, Джемс и Джилберт погибли!
- воскликнул Стэннард.
   - Не  поехать  ли  мне  предупредить  коммодора  Дюпона  об  опасности,
грозящей мистеру Бербанку и его сыну? - предложил Пэрри.
   - Чтобы добраться до Сент-Огастина, потребуется целый день, -  возразил
Кэррол. - Я уж не говорю о том,  что  можно  попасть  в  руки  отступающей
милиции. Так что пока Стивенс получит приказ  коммодора,  пройдет  слишком
много времени... Да и, наконец, эта отмель... Если канонеркам  не  удастся
ее преодолеть, то как же спасти несчастного Джилберта? Ведь его же  завтра
расстреляют... Нет, не в Сент-Огастин надо ехать, а в Джэксонвилл... Не  к
коммодору Дюпону, а... к Тексару...
   - Мистер Кэррол совершенно прав, отец, - вмешалась вошедшая  в  комнату
Алиса, услыхав последние слова Кэррола. - Он совершенно прав - и я поеду.
   Отважная девушка готова была  пойти  на  все,  подвергнуть  себя  любой
опасности ради спасения Джилберта.
   Накануне, уезжая из  Кэмдлес-Бея,  Джемс  Бербанк  особенно  настаивал,
чтобы его больной жене не говорили о том, что он отправился в Джэксонвилл.
Надо было во что бы то ни стало скрыть от нее приказ  комитета  об  аресте
мужа. И миссис Бербанк действительно об этом не знала, точно  так  же  как
она не знала об аресте сына, полагая, что  он  находится  на  борту  своей
канонерки. В самом деле, разве вынесла бы несчастная женщина этот  двойной
удар? Муж ее в лапах Тексара, сын должен быть завтра казнен! Нет, этого ей
не пережить! И потому, когда миссис Бербанк попросила позвать к ней  мужа,
Алиса сказала, что его нет дома, что он снова отправился на  поиски  Ди  и
Зермы и, вероятно, будет отсутствовать двое суток. Все помыслы  несчастной
женщины сосредоточились на похищенном ребенке. Она была так слаба, что  уж
одно это горе могло свести ее в могилу.
   Алиса же знала все. Она знала, что  молодому  офицеру  завтра  угрожает
расстрел и что та же участь, должно быть, постигнет  его  отца.  И,  решив
отправиться к Тексару, она  пришла  просить  Кэррола,  чтобы  он  приказал
перевезти ее на противоположный берег.
   - Ты, Алиса... в Джэксонвилл?! - вскричал Стэннард.
   - Я должна, отец, это необходимо!..
   Медлить нельзя было. И перед лицом  необходимости  Стэннард  подавил  в
себе столь понятные опасения и тревогу. Шаг, на  который  решилась  Алиса,
был единственным  шансом  спасти  Джилберта.  Быть  может,  упав  к  ногам
Тексара, Алиса вымолит пощаду своему жениху или хотя бы добьется  отсрочки
казни? Быть может, наконец, ей удастся найти поддержку  у  честных  людей,
которые  при  виде  ее  отчаяния  возмутятся  против  ненавистной  тирании
комитета? Да, надо,  надо  ехать  в  Джэксонвилл,  невзирая  ни  на  какие
опасности.
   - Пэрри, - обратилась молодая девушка к управляющему,  -  вы  проводите
меня до дома мистера Гарвея?
   - Конечно, - с готовностью ответил он.
   - Нет, Алиса, сопровождать тебя буду я! Только я... Едем!
   - Что вы, Стэннард! - вскричал Кэррол. - Ведь это значило бы подвергать
себя... Ваш образ мыслей, ваши убеждения слишком хорошо известны...
   - Что же делать? - возразил Стэннард. - Не могу же я отпустить мою дочь
одну к этим злодеям. Пусть лучше Пэрри  останется  в  Касл-Хаусе,  Эдвард.
Ведь вам нельзя двигаться, а нас, пожалуй, могут задержать в городе...  Об
этом забывать не следует...
   - А если миссис Бербанк спросит, где вы,  где  мисс  Алиса,  что  я  ей
отвечу? - воскликнул Эдвард Кэррол.
   - Скажите, что мы с Джемсом  отправились  разыскивать  Ди  и  Зерму  на
другой берег реки... Можете даже сказать, что  мы  уехали  в  Джэксонвилл.
Словом, постарайтесь сделать все, чтобы ее успокоить. Она ни в коем случае
не должна подозревать, какая опасность угрожает ее мужу и  сыну...  Пэрри,
распорядитесь насчет лодки!
   Управляющий ушел, а Стэннард и Алиса стали собираться в путь.
   Однако лучше было предупредить миссис Бербанк, что Алиса с отцом должны
отправиться в Джэксонвилл. В крайнем случае можно  даже  сказать  ей,  что
партия Тексара  свергнута,  что  федералисты  овладели  Сент-Джонсом,  что
завтра Джилберт возвратится в Кэмдлес-Бей... Только хватит  ли  у  молодой
девушки духу солгать? Не дрогнет ли у нее голос и не выдаст ли  она  себя,
утверждая то, что ей самой казалось теперь невозможным?
   Когда Алиса вошла в комнату  к  миссис  Бербанк,  больная  спала,  или,
вернее, находилась в тяжелом  забытьи.  Молодая  девушка  не  решилась  ее
тревожить и таким образом была избавлена от необходимости лгать.
   У постели больной сидела служанка. Алиса ей наказала ни  на  минуту  не
оставлять миссис Бербанк и за ответами на  все  ее  вопросы  обращаться  к
мистеру Кэрролу. Затем, тихо коснувшись  губами  лба  несчастной  женщины,
Алиса покинула комнату.
   - Едем, отец, - сказала она, увидев мистера Стэннарда.
   Они простились с Эдвардом Кэрролом и вышли из дома.
   В бамбуковой аллее, ведущей к пристани, им встретился управляющий.
   - Лодка готова, - сказал Пэрри.
   - Хорошо, - ответил Стэннард. - Смотрите  же,  мой  друг,  как  следует
охраняйте Касл-Хаус!
   - Будьте покойны, мистер Стэннард. Наши негры понемногу возвращаются на
плантацию, да оно и понятно. На что им свобода, для которой они  вовсе  не
созданы природой? Приезжайте назад с мистером Бербанком и будьте  уверены,
что он застанет всех негров на своих местах.
   Стэннард и Алиса сели в лодку с четырьмя гребцами. Подняли  паруса,  и,
гонимая легким восточным ветром, лодка быстро  отошла  от  берега.  Вскоре
пристань  Кэмдлес-Бея  скрылась  из  виду  за  мысом,   образуемым   здесь
плантацией.
   Стэннард решил высадиться не в самой Джэксонвиллской  гавани,  где  его
несомненно бы узнали, а зайти в небольшую бухту повыше города.  Оттуда  он
рассчитывал без труда добраться до предместья, где находился  дом  мистера
Гарвея, а там уже в зависимости от обстоятельств решить,  как  действовать
дальше.
   На реке в этот час не было  заметно  никакого  движения:  ни  вверх  по
течению, откуда могла появиться отступающая из Сент-Огастина  милиция,  ни
вниз  по  Сент-Джонсу  ничего  не  было  видно.   Стало   быть,   никакого
столкновения  между  канонерками  Стивенса  и  лодками   конфедератов   не
произошло. Не видно даже линии  заграждения,  так  как  ниже  Джэксонвилла
Сент-Джонс делает крутой поворот.
   При попутном ветре мистер Стэннард с  дочерью  быстро  достигли  левого
берега. Никем не замеченные, они высадились в бухте, за  которой  не  было
установлено наблюдения, и через несколько минут находились уже около  дома
мистера Гарвея.
   Он очень удивился и встревожился, увидав гостей. Приезд  в  Джэксонвилл
был  с  их  стороны  крайне  рискованным  шагом,  так   как   разнузданная
джэксонвиллская чернь, всецело преданная Тексару, хорошо знала о том,  что
Уолтер  Стэннард  разделяет  взгляды  владельца  Кэмдлес-Бея  на  рабство.
Разгром его собственного  дома  в  Джэксонвилле  мог  послужить  для  него
серьезным предостережением.
   Если бы о приезде Стэннарда стало известно, ему несомненно угрожала  бы
серьезная опасность; в лучшем случае он был бы немедленно брошен в  тюрьму
как сообщник Бербанка.
   - Надо спасти Джилберта! - твердила Алиса в ответ на все упреки  Гарвея
в неосторожности.
   - Да, - согласился он, - надо попытаться это сделать, но  только  пусть
мистер Стэннард ни на шаг не выходит из дома. Он должен оставаться  здесь,
пока мы будем действовать.
   - Как вы думаете, пустят меня в тюрьму? - спросила девушка.
   - Полагаю, что нет, мисс Алиса.
   - А удастся ли мне добраться до Тексара?
   - Попытаемся.
   - Мне с вами никак нельзя? - спросил Стэннард.
   - Ни в коем случае. Ваше присутствие может только все испортить.
   - Идемте же, мистер Гарвей, - торопила Алиса.
   Прежде чем отпустить их, Стэннард справился, нет ли каких-либо  военных
новостей, о которых еще неизвестно в Кэмдлес-Бее.
   - Нет, - ответил Гарвей, - по крайней мере  в  отношении  Джэксонвилла.
Федералисты овладели Сент-Огастином. Стоило их флотилии появиться в бухте,
как город немедленно сдался. А на Сент-Джонсе  все  по-старому.  Канонерки
все еще стоят на якоре перед отмелью.
   - Значит, уровень воды не позволяет пройти над ней?
   - В том-то и дело. Впрочем, сегодня равноденствие,  так  что  ожидается
сильный прилив. К трем часам уровень воды должен значительно подняться, и,
может быть, канонеркам удастся перебраться через отмель.
   - Без лоцмана, - промолвила Алиса, и в голосе ее звучала безнадежность.
- Ведь Марса нет, чтобы провести их по фарватеру... Нет,  это  невозможно!
Мистер Гарвей, я непременно хочу увидеть Тексара, и если  он  мою  просьбу
отвергнет, мы должны пойти на все, чтобы помочь Джилберту бежать.
   - Так мы и сделаем, мисс Алиса.
   - Настроение в Джэксонвилле не изменилось? - спросил Стэннард.
   - Нет, все то же, - ответил Гарвей. - Негодяи продолжают хозяйничать, и
Тексар командует  ими.  Впрочем,  порядочные  люди  возмущены  угрозами  и
вымогательствами  комитета.  Стоит  только   федералистам   хоть   немного
продвинуться ближе к городу - и положение в Джэксонвилле  изменится.  Ведь
городские подонки трусливы. Они испугаются, и Тексар с  его  приспешниками
будет тотчас  же  свергнут.  Я  надеюсь  все-таки,  что  Стивенсу  удастся
преодолеть отмель...
   - Ждать нельзя, - решительно возразила Алиса,  -  я  должна  немедленно
увидеть Тексара.
   Итак, условились: Стэннард останется у Гарвея, чтобы  ни  одна  душа  в
Джэксонвилле не узнала о его приезде, а Гарвей будет сопровождать  молодую
девушку и помогать ей во всех ее попытках, успех которых,  надо  признать,
был весьма сомнительным. Если Тексар  не  согласится  пощадить  Джилберта,
если Алиса не сможет добиться свидания с  ним,  решено  было  любою  ценой
устроить побег молодого офицера и его отца из тюрьмы.
   Было около одиннадцати часов, когда Алиса и мистер Гарвей направились к
судебной палате, где  непрерывно  заседал  комитет  под  председательством
Тексара.
   В городе царило  сильное  волнение.  По  улицам  непрестанно  проходили
отряды милиции, усиленной войсками, прибывшими из южных областей  Флориды.
В середине дня ожидался отряд, отступивший из  Сент-Огастина  после  сдачи
города. Он должен был прибыть либо по реке, либо, пробравшись лесом по  ее
правому  берегу,  переправиться  затем  в  Джэксонвилл.  Обитатели  города
высыпали на улицу. Ходило множество самых противоречивых слухов,  порождая
брожение, готовое перерасти в мятеж.  Ясно  было,  что  когда  федералисты
появятся  в  гавани,  между  защитниками  города  не  будет  единства,   и
серьезного сопротивления они оказать не смогут.  Если  девять  дней  назад
Фернандина сдалась без выстрела десантным войскам генерала Райта,  если  в
Сент-Огастине не попытались даже остановить эскадру Дюпона, то можно  было
заранее предвидеть, что и Джэксонвилл не окажет сопротивления и что отряды
милиции, сдав город войскам северян, отступят в глубь  страны.  Что  может
помешать федералистам взять Джэксонвилл и положить тем самым конец  власти
комитета и  его  кровавым  злодеяниям?  Только  невозможность  переправить
канонерки через песчаную отмель из-за низкого уровня воды в  реке  или  же
из-за отсутствия  лоцмана.  Но  через  несколько  часов  все  должно  было
выясниться.
   Сквозь толпу, становившуюся все гуще и гуще, Алиса и Гарвей пробирались
к главной городской площади.  Но  как  им  проникнуть  в  здание  судебной
палаты? А если это и удастся, то как повидать Тексара? Они опасались,  что
испанец, узнав о том,  что  Алиса  Стэннард  добивается  свидания  с  ним,
пожелает избавиться от докучливой просительницы,  прикажет  взять  ее  под
арест и продержать до тех пор, покуда  не  совершится  казнь.  Но  молодую
девушку такая  перспектива  не  останавливала.  Во  что  бы  то  ни  стало
добраться до Тексара, вырвать у него помилованье Джилберту, чем бы это  ни
грозило ей самой, - таково было ее непреклонное решение.
   Дойдя до  площади  перед  судебной  палатой,  мистер  Гарвей  с  Алисой
оказались среди еще более возбужденной толпы. Они слышали неистовые крики,
со  всех  сторон  неслись  проклятия,  то  и  дело  раздавались  возгласы:
"Расстрелять их!.. Расстрелять!.."
   Мистер Гарвей узнал, что в судебной палате уже  с  час  идет  заседание
комитета. Им овладело тягостное предчувствие, которому вскоре суждено было
оправдаться: в палате  судили  Джемса  Бербанка  как  сообщника  его  сына
Джилберта. Он обвинялся в преступных сношениях с армией федералистов  -  в
том же преступлении,  за  которое  осужден  Джилберт.  Нужно  думать,  что
одинаковым будет и приговор.
   Так завершалась месть Тексара семье Бербанков.
   Гарвей решил дальше не идти и стал уговаривать Алису  вернуться.  Зачем
ей быть свидетельницей бесчинств разъяренной толпы, когда после объявления
приговора осужденных выведут на площадь? Да  к  тому  же  он  считал,  что
сейчас неподходящий момент, чтобы обращаться к испанцу с просьбой.
   - Пойдемте отсюда, мисс Алиса, -  уговаривал  Гарвей,  -  пойдемте!  Мы
вернемся потом... когда комитет...
   - Нет,  -  настаивала  Алиса,  -  я  брошусь  между  осужденными  и  их
судьями!..
   Ничто не  могло  поколебать  решимости  молодой  девушки.  Алиса  пошла
вперед. Гарвей вынужден был следовать за нею.  Густая  толпа  расступилась
перед  Алисой;  многие,  вероятно,  узнали  ее.  Молодая  девушка  слышала
неистовые крики: "Смерть им!.. Смерть!" Ничто  ее  не  останавливало.  Так
дошла она до самых дверей судебной палаты.
   Тут толпа бушевала еще сильнее,  словно  подхваченная  яростным  вихрем
только надвигающейся, а не отшумевшей уже грозы. От  этого  скопища  можно
было ждать самых жестоких насилий.
   Внезапно из  дверей  судебной  палаты  с  шумом  повалили  люди.  Крики
усилились. Только что был объявлен приговор.
   За то же мнимое преступление, что и Джилберта,  Джемса  Бербанка  также
приговорили к смертной казни. Отца и сына должен был  расстрелять  один  и
тот же взвод солдат.
   - Смерть им! Смерть! - вопила разъяренная толпа.
   На верхних ступенях лестницы появился Джемс Бербанк. Он был  совершенно
спокоен. На ревущую толпу он кинул лишь презрительный взгляд.
   Его вели в тюрьму под сильным конвоем.
   Джемс Бербанк был не один.
   Рядом с ним шел Джилберт.
   Молодого лейтенанта, осужденного на  казнь,  водили  в  суд  для  очной
ставки с отцом. Джемс Бербанк мог лишь подтвердить слова сына, заявившего,
что он приезжал в Касл-Хаус для того только, чтобы проститься с  умирающей
матерью. Обвинение в шпионаже таким образом отпало бы само собою, не  будь
исход дела предрешен заранее. Итак, два ни в чем не повинных человека были
осуждены на смертную казнь - таков был приговор,  вынесенный  неправедными
судьями, приговор, продиктованный местью.
   Между тем толпа рвалась к осужденным. Конвою с трудом  удавалось  вести
их через площадь.
   Но вот в толпе произошло какое-то движение - и Алиса бросилась к Джемсу
и Джилберту Бербанк.
   При неожиданном появлении молодой  девушки  пораженная  толпа  невольно
отступила.
   - Алиса! - вскричал Джилберт.
   - Джилберт! Джилберт! -  прошептала  мисс  Стэннард,  падая  в  объятия
юноши.
   - Алиса, зачем ты здесь? - спросил Джемс Бербанк.
   - Чтобы просить о помиловании, чтобы умолять ваших судей...  Сжальтесь,
пощадите их!..
   Крики  несчастной  девушки  были   поистине   душераздирающими.   Алиса
цеплялась за одежду осужденных. Но разве можно было  ждать  хоть  малейшей
жалости от этой обезумевшей толпы? Конечно, нет! Не  обращая  внимания  на
конвой, она уже готова  была  растерзать  арестованных,  однако  появление
Алисы остановило ее.
   Из дверей судебной палаты вышел Тексар, которому дали знать о том,  что
происходит на площади. Он сделал знак рукою, и  толпа  затихла.  Конвоирам
было приказано вести осужденных в тюрьму.
   Отряд снова тронулся в путь.
   - Пощадите... Сжальтесь!.. - взмолилась  Алиса,  бросившись  на  колени
перед Тексаром.
   Испанец отрицательно покачал головой.
   Девушка вскочила на ноги.
   - Негодяй!.. - крикнула она.
   Она кинулась было вслед за осужденными, требовала, чтобы ее  пустили  к
ним в тюрьму, чтобы ей разрешили  быть  возле  них  в  последние  часы  их
жизни...
   Но осужденных" уже увели. Толпа провожала их дикими воплями.
   Силы покинули молодую девушку. Она  пошатнулась  и,  потеряв  сознание,
упала на руки мистеру Гарвею.
   Алису перенесли в дом Гарвея, и только  там,  подле  своего  отца,  она
пришла, наконец, в чувство.
   - В тюрьму! В тюрьму! - шептала она. - Надо помочь им бежать.
   - Да, ничего другого не остается, - промолвил мистер Стэннард. - Однако
дождемся ночи.
   Днем действительно не стоило что-либо предпринимать.
   С наступлением темноты, не рискуя быть замеченными, Стэннард  и  Гарвей
попытаются подкупить часового и  организовать  побег.  Они  предложат  ему
такую крупную сумму, что он не устоит. По крайней мере  они  надеялись  на
это. Ведь с первым же пушечным выстрелом канонерок Стивенса  придет  конец
власти испанца.
   Но и ночью Стэннард и Гарвей вынуждены были отказаться от осуществления
своего плана: сильный отряд милиции окружил дом, и выйти  из  него  им  не
удалось.





   Теперь у осужденных оставалась одна-единственная надежда  на  спасение,
надежда на то, что в течение двенадцати часов федералисты успеют  овладеть
городом.
   Казнь назначена была на следующий день, на рассвете. Убежать из  тюрьмы
Джемс и Джилберт не могли даже при попустительстве стражи: тюрьму,  как  и
дом мистера Гарвея, охраняли слишком строго.
   Но  рассчитывать,  что  Джэксонвилл  возьмут  войска,  высадившиеся  за
несколько дней перед тем в Фернандине, не приходилось, ибо  они  не  могли
оставить столь важную позицию Северной Флориды. И задачу  эту  приходилось
выполнять канонеркам  Стивенса,  для  чего  им  прежде  всего  нужно  было
перебраться через отмель на Сент-Джонсе. Прорвав  линию  заграждения,  они
смогут стать на якорь против Джэксонвилла.  А  когда  город  окажется  под
угрозой их пушек, отрядам милиции не останется ничего другого, как  бежать
через  непроходимые  болота  графства.  Тексар  со  своими   приверженцами
несомненно последует за ними,  чтобы  уйти  от  вполне  заслуженной  кары.
Законная  власть,  свергнутая  проходимцами,  будет  восстановлена,  и  ее
представители вступят в переговоры с федеральным  правительством  о  сдаче
города.
   Весь вопрос лишь в том, удастся ли канонеркам пройти отмель и к тому же
еще в столь короткий срок? Можно ли преодолеть такую  помеху,  как  низкий
уровень воды в реке? Это было во всяком случае крайне сомнительно.
   После объявления приговора Тексар вместе с начальником  джэксонвиллской
милиция отправился на набережную, чтобы  осмотреть  оттуда  низовья  реки.
Глаза их,  разумеется,  были  упорно  устремлены  на  заграждение,  а  уши
напряженно прислушивались, не доносится  ли  отдаленный  грохот  орудийной
стрельбы.
   - Ну, что, нет никаких новых донесений? - спросил Тексар, остановившись
на самом краю пристани.
   - Никаких, - ответил начальник  джэксонвиллской  милиции.  -  Разведка,
которую  я  выслал  в  северном  направлении,  сообщила,  что  федералисты
по-прежнему  сидят  в  Фернандине  и  не  делают  попыток   двинуться   на
Джэксонвилл. Скорей всего они останутся на границе Джорджии  до  тех  пор,
пока их канонерки не форсируют реку.
   - Не могут ли они прийти с юга, из Сент-Огастина, переправившись  через
Сент-Джонс у Пиколаты? - спросил испанец.
   - Не думаю, - ответил офицер. - У Дюпона слишком мало десантных  войск,
их хватит только на то, чтобы занять город, а цель его -  блокировать  все
побережье от устья Сент-Джонса до самых последних бухточек  Флориды.  Нет,
Тексар, тут нам опасаться нечего.
   - Значит, опасность грозит только со стороны флотилии Стивенса, если ей
удастся переправиться через отмель, перед которой она вот уже три дня  как
застряла?
   - Конечно. Но все это выяснится в течение  нескольких  часов.  В  конце
концов, может быть, федералисты вовсе  и  не  стремятся  занять  город,  а
намерены лишь запереть устье реки, чтобы прервать всякое  сообщение  между
Сент-Огастином и Фернандиной. Я повторяю, Тексар, северянам не  так  важна
сейчас оккупация Флориды, как  пресечение  военной  контрабанды  на  южном
побережье полуострова. Вернее всего, их экспедиция другой цели и не имеет,
иначе бы войска, уже несколько дней тому  назад  занявшие  остров  Амилью,
давно бы двинулись на Джэксонвилл.
   - Может быть, вы и правы, -  ответил  Тексар.  -  Но  мне  все-таки  не
терпится, чтобы с отмелью все выяснилось как можно скорее.
   - Все выяснится сегодня же.
   - Ну, а если канонерки Стивенса внезапно появятся перед городом, что вы
станете делать?
   - Выполню полученный приказ, отступлю с  милицией  в  глубь  Флориды  и
постараюсь уклониться от столкновения с федералистами. Пусть  их  занимают
города графства! Долго им там все равно не удержаться. Они будут  отрезаны
от Джорджии и обеих Каролин, а тогда мы отберем эти города обратно.
   - Но ведь если они овладеют Джэксонвиллом хотя бы даже  на  один  день,
без репрессий не обойдется, - возразил Тексар. - Все  эти  так  называемые
честные люди, богатые землевладельцы, эти  противники  рабовладения  снова
окажутся у власти и тогда... Нет, этому не бывать!  Чем  оставлять  город,
лучше уж...
   Испанец не договорил, но мысль его нетрудно было угадать: он не  отдаст
города  северянам,  -  ведь  это  означало  бы  восстановление  свергнутой
городским сбродом законной власти. Нет, уж лучше спалить  город  дотла,  -
меры к тому были уже, вероятно, им приняты заблаговременно, - а самому  со
своими приверженцами скрыться вслед за милицией среди  непроходимых  болот
Южной Флориды и ждать там дальнейшего развития событий.
   Но все это, повторяем, были лишь крайние меры, на тот случай,  если  бы
канонеркам удалось переправиться через отмель. Удастся ли им это, или нет,
должно было решиться с минуты на минуту.
   В это время толпы людей устремились к  пристани.  Они  мигом  запрудили
набережную. Послышались оглушительные крики.
   - Канонерки идут!
   - Да нет же, они стоят на месте!
   - Начался прилив!
   - Они поднимают пары и пытаются пройти отмель!
   - Смотрите! Смотрите!
   -   Там   действительно   что-то   происходит,   -   сказал   начальник
джэксонвиллской милиции. - Посмотрите, Тексар!
   Испанец молчал. Его взгляд, устремленный к низовьям реки, был  прикован
к горизонту, где виднелась вереница лодок, стоявших на якоре поперек реки.
В полумиле позади них высились  мачты  и  трубы  канонерок  Стивенса.  Они
сильно дымили, и крепчавший ветер  гнал  их  густой  черный  дым  прямо  к
городу.
   Очевидно,  Стивенс  решил  воспользоваться  приливом  и   пройти,   что
называется, напролом.
   Но удастся ли ему это? Окажется ли глубина достаточной, чтобы канонерки
могли проскочить над мелью, пусть даже и задевая килем дно реки? Тут  было
отчего прийти в волнение людям, высыпавшим на берег Сент-Джонса.
   Одни уверяли, что видят что-то, другие ничего не видели, а потому толки
становились все оживленнее.
   - Они продвинулись на полкабельтова!
   - Ничего подобного, и с места не тронулись! Похоже на то, что стоят еще
на якоре!
   - Да вот же одна движется... Видите - вон, вон...
   - Она только вертится на месте, потому что там слишком мелко.
   - А дым-то, дым-то какой!
   - Пусть их дымят! Им все равно не пройти, сожги они хоть весь  каменный
уголь Соединенных Штатов!
   - А между тем вода пошла на убыль.
   - Да здравствует Юг! Ура!
   - Ура-а-а!..
   Попытка флотилии пройти в  фарватер  реки  продолжалась  минут  десять,
которые показались бесконечными Тексару и  его  приверженцам,  потому  что
взятие Джэксонвилла ставило под угрозу не только их свободу, но  и  жизнь.
Никто не знал, что  делать:  на  таком  большом  расстоянии  наблюдать  за
маневрами канонерок было очень трудно.
   Удалось ли флотилии пройти отмель? Если нет, то,  может  быть,  ей  еще
удастся это сделать? Не преждевременным  ли  было  ликование  толпы?  Быть
может, выбросив все бесполезные тяжести  и  уменьшив  таким  образом  свою
осадку, канонерки все же переправятся через  отмель  и  капитану  Стивенсу
удастся провести их до более глубокого места, а затем  подойти  к  городу?
Покуда длится прилив, такая опасность продолжала существовать.
   Между тем прилив действительно пошел  на  убыль,  а  это  значило,  что
уровень воды в Сент-Джонсе очень быстро понизится.
   Вдруг сотни  рук  протянулись,  указывая  в  сторону  отмели.  Раздался
оглушительный крик:
   - Лодка!.. Лодка!..
   И точно, неподалеку от левого берега, где еще чувствовался прилив, в то
время как на середине реки отлив уже входил в силу,  показалась  небольшая
лодка. Она мчалась на веслах к городу. На корме ее стоял  офицер  в  форме
флоридской милиции. Подплыв к берегу, он проворно взбежал на  пристань  по
ступеням боковой лесенки. Заметив Тексара, офицер направился прямо к нему,
расталкивая теснившуюся кругом толпу, жаждавшую услышать новости.
   - Что случилось? - спросил испанец.
   - Ничего не случилось, да ничего и не случится, - ответил офицер.
   - Кто вас послал?
   - Командир наших лодок заграждения, которые и сами  сейчас  вернутся  в
гавань.
   - Почему?
   - Потому что канонеркам не удалось пройти через отмель.  Они  уменьшили
осадку, подняли до предела пары, но все равно из этого  ничего  не  вышло.
Теперь мы в безопасности!
   - И надолго? - спросил Тексар.
   - По крайней мере в течение нескольких месяцев.
   - Ура!.. Ура!.. - раздалось вокруг.
   Над городом пронесся ликующий  крик.  Сторонники  произвола  и  насилия
восторженно приветствовали Тексара - человека, который как бы воплощал  их
собственные  отвратительные  инстинкты.  Напротив,  людей  добропорядочных
охватило чувство безнадежности при мысли о том, что, быть может, долго еще
придется терпеть господство злодеев из  джэксонвиллского  комитета  и  его
ненавистного главы.
   Офицер не ошибался. Начиная с этого дня сила  морского  прилива  должна
была идти на убыль, а уровень воды в реке снижаться. Прилив 12  марта  был
одним из самых сильных в году, и следующий такой же прилив  ожидался  лишь
через несколько  месяцев.  Попасть  в  фарватер  Сент-Джонса  Стивенсу  не
удалось, и потому Джэксонвилл не подвергся нападению его канонерок. Тексар
оставался у власти и мог довести  свое  мщение  до  конца.  Если  бы  даже
генерал Шерман двинул  на  Джэксонвилл  войска  генерала  Райта,  занявшие
Фернандину, для совершения этого похода на юг потребовалось  бы  известное
время. Между тем Джемса и Джилберта Бербанк должны были казнить завтра  на
рассвете, и теперь уже ничто не могло их спасти.
   Привезенное офицером известие мгновенно облетело весь город. Легко себе
представить, какое действие произвело оно на разнузданную толпу. Разгул  и
оргии усилились. Честные люди были совсем удручены  и  ожидали  еще  более
страшных бесчинств. Многие из  них  даже  собрались  покинуть  город,  где
оставаться им было просто опасно.
   Крики ликующей толпы услышали и узники  Тексара.  Им  стало  ясно,  что
последние надежды на спасение исчезли. Дошли эти крики и до  дома  мистера
Гарвея. О том, что Стэннард и его дочь были повергнуты в полное  отчаяние,
говорить не приходится. Что могли  они  предпринять  теперь  для  спасения
Джемса Бербанка и  его  сына?  Подкупить  стражу?  Пустив  в  ход  золото,
попытаться устроить побег осужденных? Но ведь и они сами не могли выйти из
своего убежища.  Дом  стерегла  толпа  каких-то  негодяев,  и  у  подъезда
беспрестанно раздавались их проклятья.
   Стемнело. Погода резко переменилась, впрочем, перемены этой ожидали уже
в течение нескольких дней. Береговой ветер внезапно изменил направление  и
задул с северо-востока. Он бешено гнал с океана серые массы рваных туч,  и
они неслись над самыми волнами, не успевая даже разразиться дождем.  Клубы
водяных паров проносились так низко, что наверняка скрыли бы от глаз мачты
большого фрегата. Барометр сразу упал и указывал на приближение шторма. По
всем  признакам  из  далеких  просторов  Атлантики  надвигался  ураган.  И
действительно, с наступлением ночи он разразился с небывалой яростью.
   Он несся от устья Сент-Джонса, вздымая  и  гоня  воду  вверх  по  реке.
Грозные валы взлетали к небу, как при сильном приливе, когда морские волны
устремляются в устье реки  и,  столкнувшись  там  со  встречным  течением,
обращают вспять ее воды, заливают берега и сносят все прибрежные строения.
   В эту грозную ночь буря с ужасающей яростью  налетела  на  Джэксонвилл.
Волны разрушили часть пристани, сваи которой не устояли  под  их  напором.
Местами вода  затопила  причалы  и,  сорвав  с  якоря,  разбила  несколько
рыбачьих баркасов. По улицам и площадям  города  ходить  было  невозможно;
ветер сшибал пешеходов с ног, забрасывал их грудами всевозможных обломков.
Городские подонки укрылись в тавернах,  откуда  доносились  пьяные  вопли,
которые могли поспорить с ревом бури.
   Но  разрушительный  вихрь  пронесся  не  только  над  сушей.  В   русле
Сент-Джонса гонимые  ураганом  волны,  усиленные  на  мелководье,  лавиной
обрушились на застигнутые бурею лодки, стоявшие на якоре перед отмелью. Не
успев укрыться в гавани, эти лодки были унесены вверх по  течению,  далеко
за Джэксонвилл, рассеяны среди островков по рукавам реки или же  разбились
о сваи пристани. Было  немало  человеческих  жертв,  потому  что  внезапно
налетевший шквал не дал возможности принять необходимые меры.
   А канонерки Стивенса? Успели ли они вовремя сняться с якоря и  укрыться
от бури в какой-нибудь бухте в низовьях Сент-Джонса? Удалось ли  им  таким
образом спастись? Однако  спустились  ли  они  к  устью  Сент-Джонса,  или
удержались на якоре, - для Джэксонвилла они уже не представляли опасности:
отмель служила для них непреодолимой преградой.
   Черная, непроглядная ночь окутала долину Сент-Джонса. Вода и  воздух  -
две стихии  -  слились  в  одно  целое,  как  будто  в  результате  некоей
химической реакции. Равноденственные бури во Флориде - явление обычное, но
такой разрушительной здесь еще никогда не бывало.
   Однако буря эта именно потому, что она была так  яростна,  продолжалась
всего лишь несколько часов.  К  рассвету  воздушные  массы  устремились  в
разреженное пространство, и ураган, налетев в последний раз на  полуостров
Флориду, понесся дальше к Мексиканскому заливу.
   К четырем часам утра, когда первые лучи солнца озарили очищенный  бурей
горизонт, разгул стихии сменился полным затишьем.
   Чернь снова высыпала из таверн на  улицы.  Милиция  заняла  оставленные
накануне посты. Кое-где уже начади исправлять  повреждения,  которые  были
особенно значительны в гавани: вырванные сваи, разбитые  рыбачьи  баркасы,
обломки судов плыли вниз по течению.
   Впрочем, река видна была на очень небольшом пространстве. Густой туман,
скопившись над ее руслом, поднимался в верхние слои атмосферы, охлажденные
ночной бурей. В пять часов утра середины реки еще не было видно, и  только
лучи восходящего солнца могли рассеять сгустившиеся пары.
   В начале шестого сквозь туман донесся вдруг страшный грохот. Несомненно
это была орудийная пальба, а не раскаты грома. Слышался характерный  свист
летящих снарядов. Над толпой, собравшейся  на  набережной,  -  здесь  были
подонки города и милиция, - пронесся крик ужаса.
   Но вот под воздействием артиллерийских залпов  туман  над  рекой  начал
рассеиваться.  Сквозь  его  разорванные  клочья  уже  были  видны  вспышки
орудийных выстрелов.
   Перед Джэксонвиллом, направив на него  свои  орудия,  стояли  канонерки
Стивенса.
   - Канонерки! Канонерки!
   Это слово, передававшееся из уст в уста, облетело вскоре весь  город  и
достигло самых отдаленных предместий. В несколько  минут  честные  люди  о
неописуемой радостью, а злодеи с таким же неописуемым ужасом  узнали,  что
флотилия северян, овладела Сент-Джонсом, и если город не сдастся, он будет
разрушен.
   Что же случилось? Неужели буря неожиданно оказалась союзницей  северян?
Да, так оно и было. Канонерки не пытались  искать  убежища  в  бухте  близ
устья реки. Несмотря на ярость ветра и  волн,  они  продолжали  стоять  на
якоре. В то время как шлюпки конфедератов ушли в гавань, капитан Стивенс и
экипажи его канонерок самоотверженно боролись с бурей  и,  рискуя  жизнью,
попытались пройти над отмелью,  воспользовавшись  подъемом  воды  в  реке.
Благодаря шторму, гнавшему воды океана в устье Сент-Джонса,  уровень  реки
поднялся до небывалой высоты, и канонерки устремились в ее русло. На  всех
парах, скребя килем по песчаному дну, они прорвались, наконец, за отмель.
   Идя в густом тумане, капитан Стивенс рассчитал, что  должен  находиться
приблизительно против Джэксонвилла. Около четырех часов утра  он  стал  на
якорь. Немного погодя, разорвав залпом пелену тумана, его  орудия  открыли
огонь по левому берегу Сент-Джонса.
   Результат обстрела сказался немедленно. По примеру войск  конфедератов,
защищавших Фернандину и Сент-Огастин, милиция  поспешила  очистить  город.
Видя, что набережная опустела, Стивенс тотчас же приказал ослабить  огонь:
он вовсе не собирался разрушать город, он хотел лишь вынудить его к  сдаче
и занять его.
   На флагштоке судебной палаты почти тотчас же взвился белый флаг.
   Легко себе представить, с какой тревогой и волнением  прислушивались  к
пушечной пальбе в доме мистера Гарвея. Было  совершенно  ясно,  что  город
подвергся нападению.  Но  кто  же  мог  напасть  на  Джэксонвилл,  как  не
федералисты, все равно,  откуда  бы  они  ни  появились  -  с  низовий  ли
Сент-Джонса, или с севера Флориды? Уж не  тот  ли  это  единственный  шанс
спасти Джемса и Джилберта Бербанк, на который они и надеяться не смели?!
   Мистер Гарвей и Алиса бросились к выходу. Наблюдавших  за  домом  людей
Тексара уже не было: они сбежали вслед за милицией во  внутренние  области
графства.
   Гарвей с Алисой поспешили к гавани. Туман рассеялся, и вся река  вплоть
до правого берега была хорошо видна.
   Канонерки прекратили огонь. Джэксонвилл, очевидно, сдался,  отказавшись
от всякого сопротивления.
   В этот момент несколько шлюпок северян причалили к пристани. На  берег,
под  командой  офицера,  высадился  отряд  моряков,  вооруженных  ружьями,
пистолетами и топорами.
   Вдруг один из моряков громко вскрикнул и бросился к Алисе.
   - Марс! Марс! - воскликнула молодая девушка, пораженная тем, что  видит
перед собою мужа Зермы, которого считали погибшим.
   - Мистер Джилберт! Мистер Джилберт!  Где  он?  -  взволнованно  твердил
Марс.
   - В тюрьме, и мистер Бербанк тоже... Спасите его,  Марс...  спасите  их
обоих...
   - Скорей в тюрьму! - крикнул Марс, обращаясь к своим спутникам.
   И они  помчались,  чтобы  помешать  Тексару  совершить  свое  последнее
преступление.
   Алиса и Гарвей поспешили следом за ними.
   Значит, бросившись в реку, Марс не погиб в водовороте близ отмели?  Да,
ему удалось выплыть, но из осторожности храбрый мулат не дал знать о  себе
в Касл-Хаус. Идти туда было  опасно,  а  между  тем  ему  необходимо  было
сохранить свободу, чтобы добиться своей цели.
   Достигнув правого  берега,  он  камышами  пробрался  до  места,  против
которого стояла флотилия. Его сигналы заметили, выслали  за  ним  лодку  и
доставили прямо на канонерку капитана Стивенса.
   Узнав  об  участи  Джилберта,  Стивенс  сделал  все  возможное,   чтобы
подняться вверх по реке,  но  усилия  его,  как  нам  известно,  оказались
тщетными. Между тем ночью сильный ветер значительно повысил уровень воды в
реке. Однако без опытного лоцмана  флотилия  все  же  рисковала  сесть  на
речные отмели. Но, к счастью, Марс был тут. Несмотря на сильную  бурю,  он
искусно провел свою канонерку, за которой благополучно прошли и остальные.
И прежде чем туман окутал долину Сент-Джонса,  они  бросили  якорь  против
Джэксонвилла и направили на него свои орудия.
   Канонерки пришли вовремя, ибо узников должны были казнить на  рассвете.
Но теперь опасность миновала. Городские  власти  Джэксонвилла,  свергнутые
Тексаром, были восстановлены. И когда Марс со своими товарищами  прибежали
к тюрьме, Джемс и Джилберт Бербанк уже выходили из нее, получив,  наконец,
свободу.
   Молодой человек бросился к Алисе и крепко прижал ее к своему сердцу,  в
то время как мистер Стэннард обнял Джемса Бербанка.
   - Что с матушкой? - прежде всего спросил Джилберт.
   - Жива... жива, - ответила Алиса.
   - В Касл-Хаус! Скорее в Касл-Хаус! - вскричал юноша.
   - Но сперва должно свершиться правосудие, - возразил Джемс Бербанк.
   Марс понял, что это означало. Он помчался к городской площади в надежде
найти там Тексара.
   Не  сбежал  ли,  чего  доброго,  испанец,  страшась  расплаты  за  свои
злодеяния? Не скрылся ли он от возмездия вместе с  другими  грабителями  и
насильниками? Не отступает ли  заодно  с  отрядами  милиции  в  болотистые
области Флориды?
   Так могло, даже должно было случиться.
   Однако часть жителей города, не дожидаясь  вмешательства  федералистов,
устремилась к зданию судебной палаты и схватила Тексара в ту самую минуту,
когда он собирался бежать. Впрочем,  он,  по-видимому,  довольно  спокойно
покорился своей участи.
   Только увидав перед собою Марса, испанец понял, что жизни его  угрожает
опасность.
   Мулат бросился на Тексара. Оттолкнув приставленный к  пленнику  караул,
он схватил своего врага за горло и задушил бы его, если  бы  не  подоспели
Джемс Бербанк и Джилберт.
   - Постой, Марс! Он нам нужен живым, - вскричал  Джемс  Бербанк.  -  Его
надо заставить говорить!
   - Да, надо! - согласился Марс.
   И Тексара заперли в ту самую камеру, в которой только  что  в  ожидании
казни томились две его жертвы.





   Итак, федералисты овладели, наконец, Джэксонвиллом,  а  стало  быть,  и
всем течением Сент-Джонса.
   Войска, высаженные капитаном Стивенсом, тотчас же заняли все  важнейшие
пункты города.  Самозваные  правители  бежали;  захватить  удалось  одного
только Тексара.
   Офицеров-федералистов,  представлявших   вашингтонское   правительство,
население встретило  без  всякой  враждебности.  Объяснялось  это  отчасти
утомлением, которое оно испытывало от  грабежей  и  насилий,  учиненных  в
городе за последние дни, отчасти же безразличием к вопросу об освобождении
невольников, который Север и Юг пытались разрешить силою оружия.
   Тем  временем  коммодор  Дюпон,  заняв  Сент-Огастин,  принимал   самые
решительные меры, чтобы пресечь военную контрабанду на побережье  Флориды.
Доступ в узкие морские проливы Москито-Инлет был прегражден. А  это  разом
положило конец торговле оружием  и  боевыми  припасами  с  принадлежавшими
Англии Багамскими островами. Можно  сказать,  что  с  этого  момента  штат
Флорида был возвращен под власть федерального правительства.
   В тот же день Джемс и Джилберт Бербанк, Стэннард и Алиса  переправились
через Сент-Джонс и вернулись в Кэмдлес-Бей.
   Пэрри со своими помощниками встретил их на пристани. Тут же  находились
и  возвратившиеся  на  плантацию  негры.  Легко  представить  себе,  какой
радостной была эта встреча.
   Через несколько минут Джемс Бербанк  с  сыном,  Алиса  и  Стэннард  уже
стояли у постели миссис Бербанк.
   Больная увидала сына и тут только узнала обо всем случившемся. Джилберт
нежно обнял мать. Марс целовал ее руки. Теперь  они  уже  не  оставят  ее.
Алиса будет ухаживать за нею, и она скоро совсем поправится. Козни Тексара
и его сообщников отныне им не страшны. Испанец в руках северян, а северяне
- хозяева Джэксонвилла.
   Но если жена Джемса Бербанка, если мать Джилберта могла  быть  спокойна
за мужа и сына, мысли ее снова вернулись к похищенной дочери. Ди  была  ей
так же необходима, как Марсу была необходима Зерма.
   - Мы их отыщем! - вскричал Джемс Бербанк. -  Марс  и  Джилберт  помогут
нам.
   - Да, отец... Нельзя терять ни минуты, - ответил молодой лейтенант.
   - Тексар теперь в наших руках, надо заставить его говорить, - продолжал
мистер Бербанк.
   - А если он откажется? - спросил Стэннард. - Если будет утверждать, что
он к похищению Зермы и Ди не причастен?
   - Как же он сможет это утверждать? - вскричал Джилберт.  -  Ведь  Зерма
узнала его в бухте Марино! Алиса и матушка слышали, как она  крикнула  его
имя, когда ее увозили в лодке. Можно ли сомневаться в том, что он виновник
похищения, что он сам руководил им?
   - Это был он, я знаю,  что  он!  -  произнесла  миссис  Бербанк  и  так
стремительно поднялась, словно готова была вскочить с постели.
   - Я же узнала его, - воскликнула Алиса. - Он стоял на корме, в то время
как лодка направлялась к середине реки.
   - В том, что это был Тексар, нет никаких сомнений, - сказал Стэннард. -
Но если он откажется сказать, куда он упрятал Зерму и Ди, где мы будем  их
искать? Ведь мы уж и так понапрасну обшарили  берега  реки  на  протяжении
нескольких миль!
   На этот  ребром  поставленный  вопрос  ответить  было  невозможно.  Все
зависело от того, что скажет Тексар. Но в его ли интересах говорить? Может
быть, ему выгодней будет отмалчиваться?
   - Разве неизвестно, где обычно живет этот негодяй? - спросил Джилберт.
   - Неизвестно, да и никогда не было известно, - ответил Джемс Бербанк. -
На юге графства так много громадных лесов и  непроходимых  болот,  где  он
может скрываться. Разве  мыслимо  обыскать  все  эти  места?  Даже  войска
северян не решатся преследовать бежавшую туда милицию. Все равно это  было
бы напрасно!
   - Верните мне мою девочку!  -  крикнула  миссис  Бербанк,  которую  муж
пытался успокоить.
   - Жена моя!.. Я должен отыскать жену! -  твердил  Марс.  -  Я  заставлю
этого негодяя сказать, куда он ее спрятал!..
   - Он скажет, когда увидит, что от этого зависит  его  жизнь,  -  сказал
Бербанк. - Если бы он сбежал, положение наше было бы отчаянным. Но раз  он
в руках федералистов, - мы сумеем вырвать у него признание. Не унывай, моя
дорогая! Мы снова все вместе. И мы отыщем Ди!
   Миссис Бербанк, обессилев от волнения,  упала  на  подушки.  Алиса,  не
желая оставлять ее одну, села подле кровати, а Стэннард,  оба  Бербанка  и
Марс вышли в холл, чтобы посоветоваться с Эдвардом Кэрролом.
   Вот к какому решению они пришли. Прежде чем начать  действовать,  нужно
дать федералистам время  водворить  законный  порядок  в  городе,  а  пока
уведомить  коммодора  Дюпона  не  только  о   том,   что   происходило   в
Джэксонвилле, но и о бесчинствах конфедератов в Кэмдлес-Бее. Возможно, что
Тексар подлежит в первую  очередь  военному  суду.  Тогда  процесс  против
испанца может быть начат лишь по распоряжению главнокомандующего  войсками
северян во Флориде.
   Однако Марс и Джилберт и часу не желали сидеть сложа руки,  они  хотели
немедленно приступить к розыскам.  И  покуда  Джемс  Бербанк,  Стэннард  и
Кэррол займутся хлопотами, они решили подняться по Сент-Джонсу  в  надежде
напасть на след похищенных.
   Действительно, были основания опасаться, что обуреваемый злобой  Тексар
скорее согласится пойти на казнь,  чем  сказать,  куда  он  упрятал  своих
пленниц. Надо было попытаться обойтись без него. И прежде всего  выяснить,
где он обычно проживал. Но это было не так-то просто. О Черной бухте никто
не знал. Ее считали совершенно недоступной. Марс и  Джилберт  неоднократно
проплывали мимо зарослей, скрывавших узкую протоку, по которому их  легкий
челн мог бы проникнуть в бухту, но протоки этой не замечали.
   День 13 марта не принес ничего  нового.  В  Кэмдлес-Бее  понемногу  все
приводилось в порядок.  Негры  возвращались  из  соседних  лесов,  где  им
пришлось  скрываться  после  разгрома  плантации.  Хотя  Джемс  Бербанк  и
предоставил им свободу, но они считали  себя  обязанными  ему  и  пожелали
остаться у него на службе уже не  как  рабы,  а  по  доброй  воле.  Им  не
терпелось как  можно  скорей  вернуться  на  плантацию,  заново  построить
хижины, разрушенные шайкой Тексара, восстановить фабрики  и  мастерские  и
вновь приступить к своему обычному труду, который  в  течение  многих  лет
являлся источником благополучия и счастливой жизни их семей.
   На плантации принялись  прежде  всего  за  восстановление  разрушенного
хозяйства. Эдвард Кэррол,  рана  которого  к  тому  времени  почти  совсем
зажила, вернулся к своим привычным обязанностям.  Пэрри  и  его  помощники
работали не покладая рук. Даже Пиг усиленно суетился, хотя проку от  этого
было мало; спесь с него, бедняги, уже немного  соскочила.  Он  хоть  и  не
переставал  твердить  о  том,  что  сам  себе  теперь   хозяин,   но   как
воспользоваться своею свободой, толком еще не знал.
   Словом,  с  возвращением  негров  работа  закипела,   восстанавливались
разрушенные постройки, и плантация  быстро  принимала  свой  прежний  вид.
Каков бы ни был исход междоусобной  войны,  землевладельцы  Флориды  могли
отныне чувствовать себя в безопасности.
   В  Джэксонвилле  был  восстановлен  законный  порядок.  Федералисты  не
вмешивались в дела городских властей. Они ограничились тем,  что  ввели  в
город свои войска,  вернули  прежнюю  администрацию,  временно  свергнутую
мятежниками, и  на  всех  общественных  зданиях  водрузили  звездный  флаг
Соединенных Штатов. Жители  города,  в  большинстве  своем  равнодушные  к
вопросу, расколовшему страну на два  враждебных  лагеря,  довольно  охотно
подчинились победителям. Упорного сопротивления унионистским  идеям  с  их
стороны опасаться не приходилось. Чувствовалось, что даже  в  том  случае,
если федеральное правительство отзовет  свои  войска,  жители  Флориды  не
будут  отстаивать  с  присущей   сепаратистам   горячностью   доктрину   о
states-rights [автономия отдельных штатов (англ.)], столь милую обитателям
Южных штатов, Джорджии или обеих Каролин.
   Военные события в Америке развертывались в то время следующим  образом.
Для поддержки армии генерала Борегара конфедераты послали шесть  канонерок
под командованием коммодора Холлинса,  который  незадолго  до  того  занял
позицию на  Миссисипи  между  Нью-Мадридом  и  островом  N_10.  Завязалась
упорная борьба. Адмирал Фут  всячески  стремился  укрепиться  в  верховьях
реки. В тот самый день, когда Стивенс овладел  Джэксонвиллом,  федеральная
артиллерия готовилась к бою с канонерками  Холлинса.  Со  взятием  острова
N_10 и Нью-Мадрида перевес  оказался  на  стороне  северян.  Миссисипи  на
протяжении двухсот километров, считая, впрочем, все ее излучины, перешла в
их руки.
   Между тем к этому времени  федеральное  правительство  стало  проявлять
большую  нерешительность  в  выработке  дальнейших  планов.  Генералу  Мак
Клеллану пришлось передать свои планы на рассмотрение военного  совета,  и
хотя  они  были  одобрены  большинством   голосов,   президент   Линкольн,
поддавшись пагубным влияниям, стал всячески тормозить их осуществление.
   Часть Потомакской армии была  использована  для  прикрытия  Вашингтона.
Счастье еще, что победа "Монитора" и бегство "Виргинии" обеспечили свободу
судоходства по Чесапикскому  заливу.  Кроме  того,  поспешное  отступление
конфедератов  после  очищения  Манассаса  дало  возможность   федералистам
расквартировать в этом городе свои войска. Таким образом разрешился вопрос
о блокаде Потомака.
   Примешивание политики  к  военным  делам  всегда  приводит  к  пагубным
последствиям. И на этот раз  под  ее  влиянием  федеральное  правительство
приняло невыгодное для Севера решение: оно сместило Мак Клеллана  с  поста
главнокомандующего  армиями  федералистов.  Под   его   начальством   была
оставлена  лишь  Потомакская  армия,   а   все   остальные   поступили   в
непосредственное распоряжение президента Линкольна.
   Такое  решение  было  ошибкой.  Мак  Клеллана  глубоко  оскорбило   это
совершенно незаслуженное  смещение,  но  как  солдат,  для  которого  долг
превыше всего, он подчинился  приказу.  На  другой  же  день  Мак  Клеллан
разработал план, предусматривавший высадку оставшихся в  его  распоряжении
войск у форта Монро. Этот план, принятый командирами корпусов, был одобрен
президентом Линкольном.  Военный  министр  разослал  приказы  в  Нью-Йорк,
Филадельфию и Балтимору; в  устье  Потомака  прибыли  различные  суда  для
перевозки армии Мак Клеллана со всем ее снаряжением.
   Если до сих пор  опасность  угрожала  столице  Севера,  Вашингтону,  то
теперь под угрозой оказалась столица Юга, Ричмонд.
   Таково было положение воюющих сторон в момент, когда Флорида перешла во
власть генерала  Шермана  и  коммодора  Дюпона.  Блокируй  своей  эскадрой
побережье  Флориды,  они  одновременно  овладевали  Сент-Джонсом  и  таким
образом становились полными хозяевами полуострова.
   Джилберт и Марс между тем тщетно обследовали берега и островки реки  до
самой Пиколаты. Единственное, что  оставалось,  -  это  воздействовать  на
самого Тексара. С тех пор как за испанцем захлопнулись  двери  тюрьмы,  он
уже никак не мог общаться со своими приспешниками, а следовательно,  Зерма
и Ди должны  были  находиться  там  же,  где  они  находились  до  занятия
Джэксонвилла федералистами.
   Теперь, когда в Джэксонвилле был восстановлен законный  порядок,  можно
было рассчитывать на помощь правосудия, если испанец  откажется  отвечать.
Но прежде чем  прибегнуть  к  этим  крайним  мерам,  следовало  попытаться
склонить его к признанию, обещав ему за это свободу.
   Четырнадцатого числа, заручившись  согласием  военных  властей,  решено
было предпринять такую попытку.
   Миссис Бербанк стала  поправляться.  Возвращение  сына,  надежда  скоро
вновь увидеть похищенную дочь, общее умиротворение в  стране  и  сознание,
что Кэмдлес-Бей находится в полной безопасности, - все это в какой-то мере
вернуло ей утраченную бодрость. В самом деле, теперь Тексар и  его  шайка,
державшие в страхе  Джэксонвилл,  были  уже  не  страшны.  Отряды  милиции
конфедератов  бежали  в  глубь  графства  Патнам.  Если  бы  в  дальнейшем
сент-огастинский отряд, переправившись через реку в ее верхнем течении,  и
вздумал бы к  ним  присоединиться,  чтобы  сообща  предпринять  какие-либо
действия против федералистов, то такая угроза была  весьма  отдаленной,  и
покуда Шерман и Дюпон находились во Флориде, на сей  счет  можно  было  не
тревожиться.
   Итак, условились, что в тот же день Джемс  Бербанк  и  Джилберт  вдвоем
отправятся  в  Джэксонвилл,  а  Стэннард,  Кэррол  и  Марс  останутся   на
плантации. Алиса будет при миссис Бербанк. Впрочем, владелец Кэмдлес-Бея и
его сын рассчитывали к вечеру уже вернуться домой с добрыми  вестями.  Как
только Тексар скажет, где спрятаны Ди  и  Зерма,  тотчас  же  можно  будет
принять меры для их освобождения. Для этого потребуется,  вероятно,  всего
лишь несколько часов и уж никак не больше одного дня.
   Перед самым уходом Джемса Бербанка и Джилберта Алиса отозвала  молодого
офицера в сторону.
   - Джилберт, - сказала она, - вы встретитесь лицом к лицу  с  человеком,
который причинил так много зла вашему семейству, с негодяем, который  едва
не расстрелял вас и вашего отца. Джилберт, обещайте мне, что при встрече с
ним вы сохраните самообладание...
   - Сохранить самообладание!.. - вскричал молодой человек, бледневший  от
бешенства при одном лишь имени испанца.
   - Это необходимо, Джилберт, - продолжала Алиса. - Если вы  дадите  волю
вашему гневу, вы ничего не добьетесь. Забудьте о мести и думайте только  о
спасении вашей сестры, - она ведь скоро станет и моею сестрой...  Ради  ее
спасения стоит всем пожертвовать, стоит даже дать слово Тексару, что вы не
станете его больше преследовать.
   - Как? - воскликнул Джилберт. - Забыть, что  по  его  милости  едва  не
умерла моя мать, а отца едва не расстреляли?..
   - Да и вас также, Джилберт; ведь я думала, что уже никогда  больше  вас
не увижу. Да, во всем виновен он, но теперь не время вспоминать об этом...
Я потому обращаюсь именно к вам, что не надеюсь  на  сдержанность  мистера
Бербанка, а если вы оба потеряете самообладание, ваша попытка ни к чему не
приведет. Ах, зачем вы решили ехать в Джэксонвилл без меня?.. Может  быть,
мягкостью и кротостью мне удалось бы...
   - А если он все-таки откажется отвечать? - спросил  Джилберт,  чувствуя
всю основательность доводов Алисы.
   - Тогда пусть судьи вынудят у него признание. Ведь на карту  поставлена
его жизнь; и когда он поймет, что только признание может  его  спасти,  он
признается... Обещайте же мне, Джилберт! Умоляю вас,  обещайте...  Во  имя
нашей любви!
   - Да, да, дорогая Алиса, обещаю! Сколько бы зла ни  причинил  нам  этот
человек, пусть он вернет нам сестру - и я готов все забыть...
   - О Джилберт!.. Мы прошли через тяжкие испытания, но они скоро для  нас
кончатся, и за пережитые нами горестные дни господь вознаградит нас годами
счастья!
   Джилберт крепко сжал руку невесты, которая не  в  силах  была  сдержать
слезы, и они расстались.
   В десять часов утра Джемс Бербанк и его сын, простившись  с  домашними,
сели в лодку и отчалили от маленькой пристани Кэмдлес-Бея.
   Плыли они быстро, но  Джилберт  предложил,  прежде  чем  направиться  в
город, побывать на канонерке у Стивенса.
   Этот офицер был теперь военным комендантом Джэксонвилла, и  требовалось
его  согласие  на  предпринимаемые   Бербанком   шаги.   Капитан   Стивенс
поддерживал постоянный контакт с городскими властями. Он прекрасно знал  о
роли, которую играл испанец после захвата  власти  его  приспешниками,  об
ответственности его за разгром Кэмдлес-Бея, о том, как  и  почему  он  был
арестован и заключен в тюрьму, когда федералисты  взяли  Джэксонвилл.  Ему
известно было также и о том, что все честные люди  в  городе,  возмущенные
злодеяниями Тексара, требовали, чтобы он понес заслуженную  кару  за  свои
преступления.
   Капитан  Стивенс  оказал  Джемсу  и  Джилберту  Бербанк   исключительно
любезный прием. Молодого офицера он очень уважал  за  его  благородство  и
мужество, которые смог оценить, когда тот служил под его началом, Узнав от
Марса, вернувшегося на флотилию, о том, что Джилберт попал  в  руки  южан,
Стивенс решил во что  бы  то  ни  стало  спасти  своего  любимца.  Но  его
канонеркам,  застрявшим  перед  отмелью,  только  случай  помог  подоспеть
вовремя. Мы знаем, благодаря  каким  обстоятельствам  юному  лейтенанту  и
Джемсу Бербанку удалось остаться в живых.
   В нескольких словах Джилберт рассказал капитану Стивенсу обо всем,  что
произошло, подтвердив таким образом уже слышанное им от Марса. Похищение в
бухте Марино организовал несомненно сам Тексар,  но  столь  же  несомненно
было и то,  что  только  Тексар  мог  указать  место,  где  его  сообщники
продолжают скрывать  мулатку  и  девочку.  Капитан  Стивенс  нисколько  не
сомневался в том, что участь их находится в руках испанца. Поэтому он  без
колебаний предоставил возможность Джемсу Бербанку и Джилберту  действовать
так, как они сами сочтут нужным, заранее одобрив все, что  они  предпримут
для освобождения Зермы и Ди. Он уполномочил их даже в случае надобности  в
обмен за признание обещать негодяю свободу и при  этом  гарантировал,  что
уговор, заключенный между Бербанком и Тексаром, будет соблюден  городскими
властями.
   Получив письменное разрешение на свидание с испанцем, Джемс и  Джилберт
Бербанк поблагодарили Стивенса и поехали в Джэксонвилл.
   На пристани  их  уже  ожидал  мистер  Гарвей,  заранее  предупрежденный
Джемсом Бербанком. Они втроем отправились в судебную палату, где  получили
пропуск в тюрьму.
   Для психолога было бы небезынтересно понаблюдать  за  выражением  лица,
вернее за всем поведением Тексара в тюрьме. Испанец, конечно, был  взбешен
внезапным приходом федералистов: этот приход положил конец его владычеству
в городе,  лишил  возможности  действовать  по  собственному  произволу  и
довести до конца свою месть, помешал  ему  расстрелять  Бербанков.  Однако
этим его досада и ограничивалась. Казалось, что он совершенно равнодушен к
тому, что попал в руки врагов, посажен в тюрьму по обвинению  в  тягчайших
преступлениях, что он может понести заслуженную кару за все совершенные им
насилия.  Поведение  его  было  странным  и  необъяснимым.   Он   сожалел,
по-видимому, лишь о том, что не смог довести до конца  свои  козни  против
Бербанков. Что касается его собственной судьбы, то она, казалось, заботила
его очень мало. Неужели же и на сей раз не удастся проникнуть в тайну этой
загадочной личности?
   Дверь его камеры отворилась. Джемс и Джилберт Бербанк вошли.
   - А! Папенька  с  сынком!  -  воскликнул  Тексар  со  свойственной  ему
наглостью. - Очевидно, вашим посещением я обязан господам федералистам; не
будь их, я бы  никогда  не  удостоился  подобной  чести.  Теперь  вам  нет
надобности просить помилования для себя, и вы пожаловали, вероятно, с тем,
чтобы предложить его мне?
   Это было сказано настолько вызывающим тоном, что  Джемс  Бербанк  готов
был вспылить. Джилберт удержал его.
   - Позвольте, отец,  я  отвечу,  -  сказал  молодой  офицер.  -  Тексар,
очевидно, намерен вступить с нами в препирательства,  чего  мы  отнюдь  не
желаем. О прошлом вспоминать бесполезно. Мы пришли говорить о настоящем, и
только о настоящем.
   - О настоящем? Вернее, о положении дел в настоящий момент?  -  вскричал
Тексар. - Да ведь оно совершенно ясно! Третьего дня вы оба сидели  в  этой
самой камере, откуда для вас был один путь - на казнь.  Сегодня  на  вашем
месте сижу я,  но  чувствую  себя  несравненно  лучше,  чем  вы  могли  бы
предположить.
   Ответ этот был, очевидно, рассчитан на то, чтобы сбить с толку Бербанка
и его сына, которые собирались предложить Тексару свободу, если он откроет
им, куда упрятал своих пленниц.
   - Послушайте, Тексар, - сказал Джилберт. - Мы  хотим  говорить  с  вами
начистоту. То, что вы творили в Джэксонвилле, нас  не  касается.  То,  что
совершено вами в Кэмдлес-Бее, мы готовы предать забвению.  Нас  интересует
только одно.  Во  время  нападения  ваших  единомышленников  на  Касл-Хаус
исчезли моя сестра и ее кормилица. Их несомненно похитили...
   - Похитили? - злобно повторил Тексар. - Очень рад узнать об этом!
   - Узнать? - вскричал Джемс Бербанк. - И ты, негодяй, смеешь отрицать...
   -  Успокойтесь,  отец,  -  остановил  его  Джилберт.  -  Горячиться  не
следует... Да, Тексар, их похитили во время  нападения  на  Касл-Хаус.  Вы
готовы признать, что были виновником этого похищения?
   - Я не желаю отвечать.
   - Вы не скажете нам, куда по вашему  приказанию  увезли  мою  сестру  и
Зерму?
   - Повторяю вам, я не желаю отвечать на ваши вопросы.
   - А если в обмен на признание мы вам вернем свободу?
   - Чтобы получить ее, я не нуждаюсь в ваших услугах!
   - Да кто же вас выпустит из тюрьмы? - вскричал Джемс Бербанк,  которого
подобная наглость выводила из себя.
   - Судьи.
   - Судьи!.. Да они осудят вас без всякого снисхождения!
   - Ну что ж, там видно будет!
   - Стало быть, вы решительно отказываетесь отвечать? - в  последний  раз
спросил Джилберт.
   - Отказываюсь.
   - Даже если вам будет обещано освобождение из тюрьмы?
   - Мне такого освобождения не надо.
   - А если мы дадим вам денег? Целое состояние?
   - Не нужно мне ваших денег. А теперь, господа, оставьте меня в покое.
   Такая самоуверенность, надо признаться, совершенно сбила с толку Джемса
Бербанка и Джилберта. На чем она основывалась? Как мог Тексар так спокойно
ожидать суда, который грозил ему самой суровой карой?
   Ни обещание свободы, ни золото не могли заставить его отвечать. Неужели
ненависть брала в нем верх даже над соображениями собственной выгоды? Нет,
положительно Тексар был какой-то загадочной личностью и  не  изменял  себе
даже перед лицом самых жестоких превратностей судьбы.
   - Идемте, отец, идемте! - сказал молодой офицер.
   И он увел отца из тюрьмы. У выхода их ждал мистер Гарвей, и они  втроем
отправились к Стивенсу рассказать о своей неудавшейся попытке.
   Как раз в это время на судах флотилии было получено обращение коммодора
Дюпона к жителям Джэксонвилла. В  нем  объявлялось,  что  никто  не  будет
подвергаться преследованиям ни  за  свои  политические  убеждения,  ни  за
какие-либо  действия,  связанные  с  сопротивлением   Флориды   в   период
гражданской войны. Готовность подчиниться звездному флагу  искупает  любое
деяние,  которое  могло   бы   считаться   преступным   с   точки   зрения
государственной.
   Мера  была  в  высшей  степени  мудрая;   она   неизменно   применялась
президентом Линкольном во всех подобных случаях; но уголовных преступлений
она, конечно, не касалась. А преступления Тексара были именно такого рода.
Незаконный захват власти, использование ее для организации сопротивления -
это был вопрос взаимоотношений между южанами, внутренний вопрос, в который
федеральное правительство  вмешиваться  не  хотело.  Но  за  нападение  на
Кэмдлес-Бей,   за   разграбление   плантации,    за    похищение    дочери
плантатора-северянина и женщины  из  числа  его  прислуги  -  за  все  эти
преступные деяния Тексар должен был отвечать по закону.
   Таково было мнение капитана Стивенса. Таково же было мнение и коммодора
Дюпона, получившего жалобу  Джемса  Бербанка  с  просьбой  возбудить  дело
против Тексара.
   А посему на  другой  день,  15  марта,  было  принято  постановление  о
предании испанца военному  суду  по  обвинению  в  двух  преступлениях:  в
грабеже и в похищении девочки и мулатки. Он  должен  был  предстать  перед
судом в Сент-Огастине.





   Сент-Огастин, один из самых старинных городов Северной Америки, основан
был еще в XV веке. Это  главный  город  графства  Сент-Джонс,  занимающего
обширную территорию, но насчитывающего всего-навсего лишь около трех тысяч
жителей.
   Сент-Огастин - испанский по  своему  происхождению  город  -  почти  не
изменил  своего  первоначального  облика.  Он  расположен  на   одном   из
прибрежных островов. Военные и торговые суда находят  надежное  убежище  в
его гавани, хорошо защищенной от морских ветров, постоянно  свирепствующих
на этом опасном для мореплавателей побережье Флориды. Но чтобы  попасть  в
гавань,  приходится  преодолевать  серьезное  препятствие  -   водовороты,
образуемые у входа в нее Гольфстримом.
   Как и во всех городах, палимых отвесными  лучами  тропического  солнца,
улицы в Сент-Огастине  узкие.  Морской  ветерок,  освежающий  по  утрам  и
вечерам эти улицы, способствует  необычайной  мягкости  климата,  так  что
Сент-Огастин в Соединенных Штатах -  то  же,  что  Ницца  или  Ментона  во
Франции, под благодатным небом Прованса.
   Городское  население  сосредоточено  главным   образом   в   кварталах,
прилегающих к гавани, а предместья с их  разбросанными  кое-где  хижинами,
крытыми пальмовыми листьями, с их  жалкими  лачугами  были  бы  совершенно
пустынны, если бы не бродящие там без всякого присмотра собаки,  свиньи  и
коровы.
   Центральные кварталы Сент-Огастина по виду очень  напоминают  испанские
города. На окнах - крепкие решетки, в каждом  доме  неизменный  "patio"  -
внутренний дворик,  окруженный  легкой  колоннадой,  причудливые  крыши  и
балконы,  подобно  алтарям,  богато  украшенные  лепным   орнаментом.   По
воскресеньям и в праздники обитатели этих домов пестрой толпой высыпают на
улицу.  Тут  можно  встретить  креолок,  негритянок,   мулаток,   индианок
смешанной крови,  негров  и  негритят,  английских  леди  и  джентльменов,
католических священников и монахов. Почти все они дымят  сигаретами  и  не
выпускают их изо  рта,  даже  направляясь  в  храм  Страстей  Господних  -
приходскую  церковь  Сент-Огастина,  колокола  которой   трезвонят   почти
непрерывно с середины XVII века.
   Следует упомянуть также и о рынках, заваленных овощами, рыбой,  птицей,
бараниной, свининой, - живность режут  hic  et  nunc  [тут  же,  на  месте
(лат.)] по требованию покупателей, -  рисом,  яйцами,  вареными  бананами,
"frijoles", которые представляют разновидность мелких  вареных  бобов,  и,
наконец,  всевозможными   тропическими   плодами:   ананасами,   финиками,
маслинами, гранатами, апельсинами, персиками,  фигами,  гуайявами.  Причем
все это стоит так дешево, что жизнь в этой части Флориды легка и приятна.
   Что же  касается  чистоты  улиц,  то  забота  о  ней  возложена  не  на
специальный персонал, а  на  стаи  грифов,  убивать  которых  воспрещается
законом под угрозой крупного штрафа. Птицы пожирают решительно  все,  даже
змей, которых все же остается еще слишком много, несмотря на прожорливость
пернатых хищников.
   Дома Сент-Огастина утопают в зелени. В просветах на  перекрестках  улиц
взорам неожиданно открываются купы  деревьев;  кроны  их  возвышаются  над
крышами домов, и оттуда доносится неумолчный гомон диких попугаев.  Больше
всего здесь высоких пальм, листья которых колышутся  при  легком  ветерке,
точно веера испанских красавиц или  индийские  опахала.  То  тут,  то  там
виднеются  дубы,  увитые  лианами  и  глициниями,  или  группы  гигантских
кактусов, образующих непроходимую заросль.  Этот  веселый,  радующий  глаз
пейзаж был бы еще пленительнее, если бы грифы  добросовестней  несли  свою
службу. Но, увы! они решительно уступают машинам для уборки улиц.
   Промышленность в Сент-Огастине не слишком развита. Там  только  и  есть
что  две  паровые  лесопильни,  сигарная  фабрика  да  скипидарный  завод.
Торговля развита несколько больше: Сент-Огастин ввозит или вывозит патоку,
зерно, хлопок, индиго, древесную смолу, строительный лес,  рыбу,  соль.  В
гавани обычно много грузовых и пассажирских пароходов,  курсирующих  между
Сент-Огастином и различными портами на побережье океана или  Мексиканского
залива.
   В Сент-Огастине находится одна из шести судебных палат  штата  Флориды.
Для защиты города от нападения с суши и моря служит единственный  форт,  -
форт Марион,  или  Сен-Марк,  сооруженный  в  XVII  веке  по  кастильскому
образцу. Вобан или Кормонтэнь, правда, не пришли бы от него в восторг,  но
зато он  вызывает  восхищение  археологов  и  антикваров  своими  башнями,
бастионами,  равелинами  и  бойницами,  старинными  пушками  и  мортирами,
которые гораздо опаснее для тех, кто из них стреляет, чем для тех, по  ком
ведется огонь.
   Именно этот форт  при  приближении  флотилии  федералистов  спешно  был
оставлен гарнизоном конфедератов, хотя всего лишь за несколько  лет  перед
войной правительство приняло меры, чтобы сделать его  более  неприступным.
По уходе милиции жители Сент-Огастина охотно сдали форт коммодору  Дюпону,
занявшему его без единого выстрела.
   Начатое против Тексара судебное преследование вызвало во всем  графстве
большую сенсацию. Все усмотрели в нем  последний  акт  борьбы  между  этим
подозрительным субъектом  и  семейством  Бербанков.  Похищение  ребенка  и
мулатки  взволновало  общественное  мнение,  настроенное  сочувственно  по
отношению к владельцам Кэмдлес-Бея. В том, что  виновником  похищения  был
Тексар, никто  не  сомневался.  Даже  людям  не  причастным  к  делу  было
интересно узнать, как-то  испанец  теперь  вывернется  и  понесет  ли  он,
наконец, наказание за все преступления, в которых его давно уже обвиняют.
   В Сент-Огастине с нетерпением ждали начала процесса. В город съезжались
владельцы соседних плантаций. Они были  непосредственно  заинтересованы  в
исходе суда, ибо один из главных пунктов обвинения  гласил:  нападение  на
Кэмдлес-Бей и разграбление  плантации.  Банды  конфедератов  опустошили  и
некоторые другие плантации, и поэтому для многих важно  было  узнать,  как
федеральное  правительство  относится  к  тем  случаям,  когда  под  видом
политической борьбы против Севера совершаются уголовные преступления.
   Главная гостиница города "Сити-Отель" была полна приезжих,  большинство
которых симпатизировало  Бербанкам.  Она  могла  бы  вместить  еще  больше
постояльцев.  Просторное  здание,  построенное  в  XVI  веке   и   некогда
занимаемое судьей, как нельзя  лучше  соответствовало  своему  теперешнему
назначению. Резная дверь главного входа, большой парадный зал,  внутренний
двор  с  колоннами  в  гирляндах  страстоцвета,   выходящие   на   веранду
комфортабельные комнаты, отделанные  ярко-зелеными  или  золотисто-желтыми
панелями, балкончики в испанском вкусе, бьющие фонтаны, зеленые  газоны  -
все  это  было  как  бы   специально   приспособлено   для   своего   рода
караван-сарая, рассчитанного, правда, лишь на богатых путешественников.
   В этой-то гостинице и остановились накануне Джемс и  Джилберт  Бербанк,
Стэннард с дочерью и сопровождавший их Марс.
   После неудачного посещения джэксонвиллской тюрьмы Джемс Бербанк с сыном
вернулись в Кэмдлес-Бей. Узнав о том,  что  Тексар  решительно  не  желает
сказать, где он скрывает Зерму и Ди, семья  Бербанков  потеряла  последнюю
надежду. Впрочем, обитателей Кэмдлес-Бея несколько  успокоило  известие  о
том, что за разгром плантации и похищение Тексар предан военному суду. Ему
грозило суровое наказание, и потому можно было рассчитывать,  что  испанец
будет вынужден во всем признаться, чтобы купить себе свободу, а возможно и
жизнь.
   Главной свидетельницей  обвинения  по  делу  Тексара  была  мисс  Алиса
Стэннард: она находилась в бухте Марино и слышала, как Зерма крикнула: "На
помощь! Это Тексар!" Она узнала злодея, который стоял в удалявшейся лодке.
   Молодая девушка собралась ехать в Сент-Огастин. Отец решил сопровождать
ее; с ними вместе отправились Джемс и Джилберт Бербанк, также вызванные  в
суд. Марс попросил взять и его с собой. Он непременно хотел присутствовать
при том, как похитителя его жены заставят сказать, где он  скрывает  своих
пленниц. А тогда Джемсу Бербанку, Джилберту и ему, Марсу,  останется  лишь
забрать их из рук пособников Тексара.
   Шестнадцатого марта, после полудня,  простившись  с  миссис  Бербанк  и
Кэрролом, Джемс и Джилберт Бербанк, Стэннард  с  дочерью  и  Марс  сели  в
Кэмдлес-Бее на пароход, доставивший их в Пиколату. Оттуда в дилижансе  они
направились в Сент-Огастин по извилистой дороге, змеившейся среди  высоких
кипарисов, дубов и платанов, которыми  богата  эта  часть  страны.  Уже  к
полуночи они удобно разместились в гостеприимном "Сити-Отеле".
   Да не  подумает,  однако,  читатель,  что  Тексар  был  покинут  своими
приверженцами.
   У него было много единомышленников среди мелких  плантаторов  графства,
по большей части яростных сторонников рабовладения. Да и приспешники  его,
узнав, что не будут подвергаться преследованию за учиненный в Джэксонвилле
мятеж, не  захотели  оставлять  своего  бывшего  главаря.  Многие  из  них
условились встретиться в  Сент-Огастине.  Искать  их  следовало,  конечно,
отнюдь не в "Сити-Отеле". В городах Флориды немало таверн и лавчонок,  где
метисы - помесь испанцев с  индейцами  племени  криков  -  торгуют  всякой
всячиной: съестным, спиртным и куревом. В этих-то притонах друзья Тексара,
люди подозрительные, пользовавшиеся сомнительной репутацией,  усиленно  за
него агитировали.
   Коммодора Дюпона не было в  это  время  в  Сент-Огастине.  Его  эскадра
блокировала побережье для борьбы с военной контрабандой, но высаженные  им
войска, заняв форт Марион, прочно удерживали город в  своих  руках.  Можно
было  не  опасаться  какой-либо  вылазки  со  стороны  южан  или  милиции,
скрывавшейся по ту сторону реки. И если  бы  сторонники  Тексара  вздумали
поднять в городе восстание против федералистов,  оно  немедленно  было  бы
подавлено.
   На одной из канонерок Стивенса  испанца  доставили  из  Джэксонвилла  в
Пиколату, а оттуда под сильным конвоем перевезли  в  Сент-Огастин,  где  и
заключили в крепость. Бежать ему было невозможно. Да он, по-видимому, и не
собирался этого делать, так как сам требовал суда. Сторонники его знали об
этом и до поры  до  времени  ничего  не  предпринимали,  надеясь  устроить
как-нибудь его побег после вынесения приговора.
   За  отсутствием  коммодора  обязанности  коменданта   города   исполнял
полковник Гарднер. Ему предстояло  председательствовать  в  суде,  который
должен был заседать в одном из помещений форта Марион.  Полковник  Гарднер
участвовал во взятии Фернандины, и как раз по его  приказанию  были  тогда
задержаны  на  двое  суток  беглецы,  захваченные  в  плен  при  нападении
канонерки "Оттава" на железнодорожный состав - обстоятельство,  о  котором
здесь уместно напомнить.
   Заседание суда открылось в 11 часов  утра.  Публики  в  зале  собралось
очень много. Особенно шумели друзья и сторонники подсудимого.
   Джемс  и  Джилберт  Бербанк,  Стэннард,  Алиса  и  Марс  заняли  места,
отведенные для свидетелей. Со стороны защиты не было ни одного свидетеля -
это бросалось в глаза. По-видимому, испанец не позаботился о вызове  их  в
суд. Действительно ли он пренебрег такой возможностью, или не  нашлось  ни
одного человека, который мог бы дать показания в его  пользу?  Это  вскоре
должно было выясниться. Во всяком случае, в исходе  дела  сомневаться  как
будто бы не приходилось.
   Однако Джемсом Бербанком овладело какое-то тяжелое  предчувствие.  Ведь
однажды в этом самом городе он уже  подавал  в  суд  на  Тексара.  Испанец
доказал тогда свою непричастность  к  преступлению  и  был  оправдан.  Это
обстоятельство невольно всем приходило на  ум:  ведь  тот,  первый  случай
произошел всего лишь несколько недель назад.
   Как только открылось судебное заседание, в зал ввели Тексара, занявшего
место на скамье подсудимых. Он был совершенно  спокоен.  Ничто  и  ни  при
каких обстоятельствах, казалось, не могло смутить  этого  наглеца.  Прежде
чем полковник Гарднер приступил к допросу, испанец презрительно  улыбнулся
в сторону судей, ободряюще посмотрел на своих друзей,  которых  заметил  в
зале, и  бросил  взгляд,  полный  ненависти,  на  Джемса  Бербанка.  Джемс
Бербанк, Джилберт и Марс со своей стороны едва сдерживали  гнев  при  виде
человека, который уже причинил им так  много  зла  и  еще  так  много  мог
причинить в будущем.
   Допрос  начался  с  обычных  формальностей,  устанавливающих   личность
подсудимого.
   - Ваше имя? - спросил полковник Гарднер.
   - Тексар.
   - Возраст?
   - Тридцать пять лет.
   - Где проживаете?
   - В Джэксонвилле, в таверне Торильо.
   - А определенного места жительства у вас нет?
   - Не имеется.
   У Джемса Бербанка и его друзей сжалось сердце, когда они услышали  этот
ответ. Уже один тон его говорил о  том,  что  Тексар  полон  решимости  не
указывать, где он постоянно живет.
   И действительно, несмотря на  настойчивые  вопросы  председателя  суда,
Тексар  упорно  стоял  на  своем,  утверждая,  что   определенного   места
жительства  у  него  нет.  Он  выдавал  себя   за   кочевника,   охотника,
скитающегося по лесным дебрям Флориды, ночующего в шалашах под  кипарисами
и добывающего себе пропитание ружьем и дудочкой для приманиванья птиц. Так
больше ничего от него и не добились.
   - Ладно, - сказал  полковник  Гарднер.  -  В  конце  концов  это  и  не
существенно.
   - Вот именно не существенно, - нагло ответил  Тексар.  -  Если  угодно,
полковник, то допустим, что я проживаю сейчас в  форте  Марион,  где  меня
держат абсолютно противозаконно. В самом деле,  в  чем  меня  обвиняют?  -
спросил он, как бы желая сразу же взять в свои руки инициативу допроса.
   - Тексар, - обратился к испанцу полковник Гарднер, - вас  судят  не  за
участие в беспорядках, происшедших в Джэксонвилле. Коммодор Дюпон в  своем
обращении к населению  объявил,  что  правительство  не  будет  карать  за
свержение законных властей в графстве и замену их другими, каковы  бы  эти
другие  ни  были.  Флорида  теперь   вернулась   под   флаг   федерального
правительства, и оно приступит вскоре к ее реконструкции.
   - Но если меня не обвиняют в свержении джэксонвиллских властей,  причем
они были свергнуты при поддержке большинства населения, - заявил Тексар, -
то почему же в таком случае меня предали военному суду?
   - Будто вы не знаете?.. - ответил полковник Гарднер. - В бытность  свою
главою  городского  магистрата  вы   совершили   преступления   уголовного
характера. Вы обвиняетесь в подстрекательстве части населения к различного
рода насилиям.
   - Каким же?
   - Во-первых, была разграблена  плантация,  принадлежащая  Бербанку,  на
которую совершила нападение шайка злоумышленников...
   - И отряд милиции во главе с офицером, - тут же добавил Тексар.
   - Допустим, - продолжал Гарднер. - Но  во  всяком  случае  здесь  имели
место  грабеж,  поджог  и  вооруженное  нападение  на  жилище  одного   из
землевладельцев, который был вправе его защищать, что он и сделал.
   - Был вправе? - возразил Тексар. - Право никак не могло быть на стороне
того,   кто   отказывался   исполнять   предписания   законно   избранного
джэксонвиллского комитета. Джемс Бербанк, - ведь речь идет именно о нем, -
отпустил на волю своих рабов, бросив тем самым вызов общественному  мнению
Флориды, которое, как и в большинстве Южных штатов,  стоит  за  сохранение
рабовладения. Подобный самовольный поступок  мог  иметь  весьма  серьезные
последствия и вызвать  мятеж  среди  негров  соседних  плантаций.  Поэтому
комитет Джэксонвилла счел нужным вмешаться.  Не  отменяя  самого  акта  об
освобождении,  комитет  отдал  приказ  немедленно  изгнать   освобожденных
невольников из  пределов  графства.  Джемс  Бербанк  не  подчинился  этому
приказу. Комитет оказался вынужденным применить силу, и тогда  милиция,  к
которой присоединилась часть населения, привела приказ в исполнение.
   - Военный суд не может стать на вашу точку зрения, - ответил  полковник
Гарднер. - Джемс Бербанк - северянин по происхождению - имел полное  право
освободить своих невольников. Поэтому нападение на его плантацию ни в коем
случае не может быть признано законным актом.
   - Я думаю, что нам бесполезно об  этом  спорить,  -  сказал  Тексар.  -
Комитет Джэксонвилла считал своим долгом сделать  то,  что  он  сделал.  Я
действительно стоял во главе комитета,  но  неужели  за  все  принятые  им
решения несу ответственность я один?
   - Именно вы, Тексар, потому что вы не только возглавляли комитет, но  и
предводительствовали шайкой, грабившей Кэмдлес-Бей.
   - Это еще надо доказать, - холодно возразил Тексар. - Кто же видел меня
во главе горожан и солдат, приводивших в исполнение приказ комитета?
   Тут полковник Гарднер вызвал Джемса Бербанка и предложил ему дать  свои
показания.
   Джемс Бербанк рассказал о  том,  что  произошло  после  захвата  власти
Тексаром и  его  сторонниками,  особенно  напирая  на  поведение  испанца,
подстрекавшего подонки городского населения к грабежу Кэмдлес-Бея.
   Но в ответ на вопрос полковника Гарднера,  находился  ли  Тексар  среди
нападающих, Джемс Бербанк вынужден был признать, что своими глазами он его
не видел. И действительно, как помнит читатель, когда посланец Гарвея Джон
Брюс добрался до Касл-Хауса, он не мог сказать Бербанку, был ли сам Тексар
во главе шайки злоумышленников.
   - Во всяком случае, не подлежит сомнению, что он виновник нападения,  -
прибавил Бербанк, - он подстрекал к разгрому Кэмдлес-Бея, и если мой дом и
его последние защитники не погибли в  пламени  пожара,  то  это  случилось
вопреки воле Тексара. Да, тут видна его рука, равно как и в  другом  деле,
еще более преступном.
   Джемс Бербанк остановился. Прежде чем говорить о похищении,  надо  было
покончить с вопросом о виновности Тексара в нападении на плантацию.
   - Итак, - обратился полковник Гарднер к испанцу, -  вы  полагаете,  что
несете в этом деле лишь некоторую долю общей ответственности  комитета  за
отданные им приказания?
   - Разумеется.
   - И вы продолжаете утверждать, что не были во главе шайки, напавшей  на
Кэмдлес-Бей?
   - Продолжаю утверждать. Ведь никто из свидетелей не может сказать,  что
видел меня. Нет, меня не было среди тех храбрых  граждан,  которые  хотели
выполнить распоряжение комитета. Более того, меня в этот  день  вообще  не
было в Джэксонвилле!
   - Что ж, это вполне возможно, - заметил Джемс  Бербанк,  находя  момент
благоприятным для перехода ко второму пункту обвинения.
   - Безусловно так, - ответил Тексар.
   - Да, но если вас  не  было  среди  грабивших  Кэмдлес-Бей,  то  потому
только, что вы в это время находились в бухте Марино  и  ожидали  удобного
случая, чтобы совершить другое преступление, - продолжал Джемс Бербанк.
   - Меня не было ни в бухте Марино, ни в числе нападавших  на  плантацию.
Не было меня в этот день и в Джэксонвилле, - невозмутимо ответил Тексар.
   Читатель, конечно, помнит: в свое время Джон Брюс сказал Бербанку,  что
со 2 по 4 марта, то есть двое суток, Тексар в Джэксонвилле не появлялся.
   - Если вас не было в этот день в Джэксонвилле, - вынужден был  спросить
председатель суда, - то где же вы были в таком случае?
   - На это я отвечу в свое время, - сказал Тексар, - а теперь  мне  важно
установить, что в нападении на плантацию я не участвовал. Так в чем же еще
меня обвиняют, полковник?
   Задавая этот вопрос, Тексар скрестил на груди руки  и  как-то  особенно
вызывающе посмотрел на своих обвинителей.
   Полковник Гарднер не замедлил сформулировать второй пункт обвинения,  и
на этот раз уклониться от ответа было весьма трудно.
   - Если вас не было в Джэксонвилле, - сказал он, - то у  обвинения  есть
основание утверждать, что вы находились в бухте Марино.
   - В бухте Марино? А что бы я стал там делать?
   - Вами или  по  вашему  приказанию  там  были  похищены  девочка  Диана
Бербанк, дочь Джемса Бербанка, и Зерма, жена присутствующего здесь  мулата
Марса, которая находилась при ребенке.
   - А! Так вот оно что! Это похищение  приписывают  мне?..  -  иронически
заметил Тексар.
   - Да, вам! - вне себя от негодования  разом  вскричали  Джемс  Бербанк,
Джилберт и Марс.
   - А почему же это именно мне, а не кому другому?
   - Потому что никому другому это похищение  не  было  нужно,  -  ответил
полковник Гарднер.
   - Ну а мне-то оно зачем?
   - Чтобы отомстить семье Бербанков.  Джемсу  Бербанку  неоднократно  уже
приходилось приносить на вас жалобу. И если,  установив  свое  алиби,  вам
удавалось ловко оправдываться, вы тем не менее не раз говорили  о  желании
отомстить вашему обвинителю.
   -  Допустим,  что  это  так,  что  между  мной  и   Джемсом   Бербанком
непримиримая  вражда,  -  я  этого  не  отрицаю.  Допустим,  что   я   был
заинтересован в похищении его ребенка, чтобы причинить ему тяжелое горе, -
этого я также не стану отрицать. Но сделал ли я это - вот  в  чем  вопрос.
Есть у вас хоть один свидетель, который может подтвердить мою виновность?
   - Есть, - ответил полковник Гарднер и пригласил Алису Стэннард принести
присягу и дать показания.
   Алиса рассказала обо всем, что происходило в бухте Марино. От  волнения
голос ее несколько раз прерывался. Она не колеблясь подтвердила обвинение.
При выходе из подземного хода она и миссис Бербанк отчетливо слышали,  как
Зерма крикнула: "Тексар! Тексар!" Обе они,  наткнувшись  на  трупы  убитых
негров, бросились к берегу реки и видели, как от него удалялись две лодки.
В одной из них увозили похищенных, на корме второй - стоял  Тексар.  Алиса
его хорошо разглядела: зарево пожара ярко освещало реку.
   - И вы можете присягнуть в этом? - спросил полковник Гарднер.
   - Да, могу, - ответила молодая девушка.
   После  такого  решительного  утверждения  не  оставалось  ни  малейшего
сомнения в виновности Тексара. А между тем Джемс Бербанк, его друзья и все
находившиеся в зале могли  заметить,  что  подсудимый  ничуть  не  утратил
своего обычного самоуверенного вида.
   - Что вы можете возразить на это? - спросил Тексара председатель.
   - А вот что, - ответил Тексар. - Я отнюдь не  собираюсь  обвинять  мисс
Алису Стэннард в лжесвидетельстве. Я не буду обвинять ее и в том, что  она
играет на руку моим-врагам Бербанкам, когда под присягой  свидетельствует,
будто бы я являюсь виновником похищения, о котором я впервые услышал  лишь
после моего ареста. Я утверждаю только, что  если  она  думает,  будто  на
самом деле видела меня в одной из лодок в бухте Марино, то она ошибается.
   - Допустим, что в этом отношении мисс Алиса действительно  ошиблась,  -
возразил полковник Гарднер. - Но не может же она ошибаться, утверждая, что
слышала голос Зермы, которая кричала: "На помощь! Это Тексар!"
   - Ну, что ж, в таком случае ошиблась не мисс Стэннард, а Зерма,  только
и всего!
   - Как? Неужели Зерма стала бы кричать "Тексар!", если бы не видела  вас
в момент похищения?
   - Очевидно, поскольку меня не было в лодке и  я  даже  не  Появлялся  в
бухте Марино.
   - Это надо доказать.
   - Доказывать - дело моих обвинителей, но я все-таки докажу,  тем  более
что это совсем нетрудно.
   - Как! Опять алиби? - спросил полковник Гарднер.
   - Да, полковник, опять, - холодно ответил Тексар.
   В публике послышались иронические возгласы и ропот недоверия по  адресу
подсудимого.
   - Если вы оспариваете свидетельские показания,  ссылаясь  на  алиби,  -
заметил полковник Гарднер, - приведите доказательства.
   - Нет ничего легче, - ответил  испанец.  -  Для  этого  мне  достаточно
задать вам один вопрос.
   - Говорите.
   - Полковник Гарднер, не вы ли  командовали  войсками  федералистов  при
взятии Фернандины и форта Клинч?
   - Да, я.
   - В таком  случае  вы,  конечно,  помните,  что  в  тот  момент,  когда
железнодорожный  состав,  шедший  в   Сидар-Кейс,   проходил   по   мосту,
соединяющему остров Амилью с берегом, он был атакован канонеркой "Оттава"?
   - Отлично помню.
   - Последний вагон, оторвавшись  от  поезда,  застрял  на  мосту.  Отряд
федералистов  забрал  в  плен  всех,  кто  находился  в  вагоне.   Пленных
продержали под арестом двое суток, а затем отпустили, переписав их имена и
особые приметы.
   - Все это мне известно, - согласился полковник Гарднер.
   - Ну так вот, я был в числе пленных.
   - Вы?
   - Да, я.
   Столь неожиданное заявление было встречено  еще  более  неодобрительным
ропотом.
   - Пассажиры находились под арестом со второго  по  четвертое  марта,  -
продолжал Тексар. - Нападение же на плантацию и похищение, в котором  меня
обвиняют, произошли в ночь на  третье  марта;  следовательно,  я  не  имел
физической возможности участвовать в них. Стало быть,  Алиса  Стэннард  не
могла слышать, как Зерма кричала мое имя. Она  не  могла  видеть  меня  на
корме лодки в бухте Марино, потому что в то время я находился под арестом.
   - Ложь! - вскричал Джемс Бербанк. - Этого не может быть!
   - Я клянусь, что видела Тексара и узнала его, - подтвердила Алиса.
   - Справьтесь по документам, - отрезал Тексар.
   Полковник  Гарднер   приказал   найти   среди   бумаг,   переданных   в
Сент-Огастине коммодору Дюпону, документ, касающийся пленных,  захваченных
в день взятия Фернандины в поезде, следовавшем в Сидар-Кейс. Документ  был
принесен:  имя  Тексара  действительно  значилось  в  списке  арестованных
пассажиров; указаны были также и его особые приметы.
   Итак, никаких сомнений не оставалось.  Испанец  не  мог  участвовать  в
похищении, и мисс Стэннард, очевидно,  ошибалась,  утверждая,  что  узнала
его. Он не мог находиться в тот вечер в бухте  Марино.  Его  отсутствие  в
Джэксонвилле в течение двух суток объяснялось также  очень  просто:  в  то
время он сидел под арестом на одном из судов эскадры федералистов.
   Значит, и на этот раз неопровержимое алиби, подтвержденное  к  тому  же
официальным документом,  снимало  с  Тексара  всякое  обвинение.  Невольно
возникал вопрос: уж не основывались ли и все прежние обвинения против него
на столь же явной ошибке, как та, которую суду пришлось признать сегодня в
связи с событиями в Кэмдлес-Бее и бухте Марино?
   Джемс Бербанк, Джилберт, Алиса  и  Марс  были  глубоко  удручены  таким
исходом дела. Тексар снова ускользал от них, а  с  ним  и  всякая  надежда
узнать что-либо о судьбе похищенных Ди и Зермы.
   Подсудимому удалось доказать свое алиби, и  он  мог  не  сомневаться  в
оправдательном приговоре. Обвинения в грабеже и похищении с  Тексара  были
сняты.  Он  вышел  из  зала  суда  с  гордо   поднятой   головою,   друзья
приветствовали его громкими криками "ура!".
   Тем же вечером испанец покинул Сент-Огастин, и никто на мог сказать,  в
какой части Флориды скрылся этот авантюрист, чтобы продолжать  вести  свои
таинственные и темные дела.





   В тот же день, 17 марта, Джемс и Джилберт Бербанк, Стэннард с дочерью и
муж Зермы вернулись домой на плантацию.
   Невозможно было скрыть правду от миссис Бербанк, хотя в  том  состоянии
крайней слабости, в котором находилась несчастная женщина, этот новый удар
мог оказаться для нее роковым.
   Последняя  попытка  выяснить,  какая  участь   постигла   малютку,   не
увенчалась успехом.  Тексар  отказался  отвечать.  Разве  можно  было  его
принудить к этому, если он утверждал, что к похищению  никакого  отношения
не имеет? Более того: столь же необъяснимым  образом,  как  и  прежде,  он
сумел доказать, что не мог находиться в бухте Марино а  момент  совершения
преступления. С него было снято предъявленное ему обвинение, и теперь уже,
конечно, нельзя было заставить его признаться, где он скрывает похищенных,
пообещав за это избавить от наказания.
   - Но если не Тексар, так кто  же  мог  совершить  это  преступление?  -
твердил Джилберт.
   -  Это  могли  сделать  его  подручные,  -  заметил  Стэннард.  -   Они
действовали, возможно, с его ведома, но без его непосредственного участия.
   - Другое объяснение трудно найти, - согласился Эдвард Кэррол.
   - Нет, отец, это не так!  Это  не  так,  мистер  Кэррол!  -  настойчиво
твердила Алиса. - Тексар находился в лодке, увозившей нашу маленькую Ди, я
его видела, узнала его, я ясно слышала, как Зерма  кричала:  "Это  Тексар!
Тексар!" Я его видела... видела...
   Что можно было ответить  на  такое  категорическое  утверждение?  Алиса
продолжала уверять, что не могла  ошибиться;  она  утверждала  это  теперь
дома, как уже показала под присягой на суде. Но как  согласовать  подобное
утверждение  с  тем  фактом,  что  Тексар  находился  в  Фернандине  среди
пленников, доставленных на одну из канонерок коммодора Дюпона как раз в то
время, когда совершалось похищение в бухте Марино?
   Это казалось совершенно необъяснимым. Впрочем, если все  были  сбиты  с
толку, Марс не ломал себе  голову  над  этой  загадкой.  Он  твердо  решил
выследить Тексара, а найдя его - вырвать у него  его  тайну  хотя  бы  под
пыткой.
   - Ты прав. Марс, однако постараемся обойтись  без  этого  негодяя,  тем
более что он неизвестно куда скрылся, - сказал  Джилберт.  -  Нужно  снова
приняться за  поиски.  Мне  разрешено  оставаться  в  Кэмдлес-Бее  сколько
потребуется, и мы завтра же...
   - Да, мистер Джилберт, завтра же, завтра! - воскликнул Марс.
   С этими словами он ушел к себе в комнату, где на свободе мог  предаться
своему отчаянию и гневу.
   На другой день Джилберт и Марс собрались в путь. Они решили  как  можно
старательней обшарить все бухточки и островки по обоим берегам Сент-Джонса
вверх по течению от Кэмдлес-Бея. Они  предполагали  посвятить  этому  весь
день.
   В их отсутствие Джемс  Бербанк  и  Эдвард  Кэррол  собирались  заняться
приготовлениями  к  более  длительному  походу.   Продовольствие,   боевые
припасы, средства передвижения, состав  участников  -  все  это  следовало
подготовить самым  тщательным  образом,  чтобы  поход  оказался  успешным.
Решено было в  случае  необходимости  добраться  до  лесных  дебрей  Южной
Флориды, даже до Эверглейдских болот. Тексар не мог  покинуть  полуостров.
На границе с Джорджией его не пропустили бы войска северян, а морем он мог
пытаться бежать только через Багамский пролив,  чтобы  искать  убежище  на
принадлежащих Англии Багамских островах. Но тут от Москито-Инлет до  входа
в  пролив  берег  был  блокирован  кораблями  коммодора  Дюпона,  неусыпно
наблюдавшими за побережьем. Так что и здесь испанцу  тоже  не  удалось  бы
пробраться. Он несомненно находится  во  Флориде,  в  каком-нибудь  тайном
убежище, где вот уже две недели томятся его пленницы под надзором  индейца
Скуамбо. Стало быть, снаряжаемой Бербанком  экспедиции  предстояло  искать
злодея по всей территории Флориды.
   Впрочем, теперь здесь царило полное спокойствие  благодаря  присутствию
войск  северян  и   их   кораблей,   блокировавших   восточное   побережье
полуострова.
   В Джэксонвилле, разумеется, также водворился  полный  порядок.  Прежние
члены магистрата вернулись на свои места. Никто уже не сидел в  тюрьме  за
то, что держался иных взглядов, чем банда захватчиков. Приспешники Тексара
сразу же после отступления милиции конфедератов последовали за нею.
   Кроме того, и самый успех военных действий в Центральных штатах Америки
все решительнее склонялся на сторону северян. 18 и 19 марта первая дивизия
Потомакской армии высадилась в форте Монро. 22 марта из  Александрии  туда
же должна была отправиться и вторая дивизия. Несмотря на  военные  таланты
бывшего учителя химии  Джексона,  прозванного  "Джексон  Каменная  Стена",
южане вскоре потерпели поражение в  бою  при  Кернстоуне.  Таким  образом,
мятежей во Флориде опасаться не приходилось, тем более что этот штат,  как
мы уже не раз говорили, всегда относился  довольно  безразлично  к  распре
между Севером и Югом.
   Негры,  вынужденные  покинуть  Кэмдлес-Бей  при   разгроме   плантации,
получили теперь возможность вернуться  домой.  После  взятия  Джэксонвилла
постановление Тексара и  его  комитета  об  изгнании  освобожденных  рабов
потеряло  силу.  К  17  марта  большая  часть   вернувшихся   в   поместье
негритянских семей уже принялась за постройку новых хижин. Многие  рабочие
приступили к восстановлению разрушенных  лесопилен,  мастерских  и  лесных
складов, чтобы снова наладить хозяйство Кэмдлес-Бея. Пэрри и его помощники
под началом Эдварда Кэррола  развивали  лихорадочную  деятельность.  Джемс
Бербанк всецело предоставил ему руководить восстановлением плантации,  ибо
сам он поглощен был одной заботой - розысками ребенка.
   Готовясь к экспедиции, он включил  в  число  ее  участников  двенадцать
наиболее преданных ему негров из своих бывших невольников, на  которых  он
мог вполне положиться, готовых всю душу вложить в порученное им дело.
   Оставалось только выбрать маршрут. Тут было над чем задуматься. В самом
деле - в какой  части  Флориды  начинать  поиски?  Этот  вопрос,  конечно,
следовало решить в первую очередь.
   На помощь пришло совершенно неожиданное обстоятельство.
   Девятнадцатого числа Джилберт  и  Марс,  выехав  утром  из  Касл-Хауса,
быстро  плыли  вверх  по  Сент-Джонсу  в  одной  из  самых  легких   лодок
Кэмдлес-Бея. Свои ежедневные поиски они совершали  вдвоем  и  не  брали  с
собою никого из негров. Им  хотелось  действовать  как  можно  осторожнее,
чтобы не обратить на себя внимания  лазутчиков  Тексара,  которые  по  его
приказанию могли следить за местностью вокруг плантации.
   Они плыли вдоль левого берега реки. Лодка их беззвучно скользила  среди
прибрежных зарослей  и  мелких  островков,  отторгнутых  от  суши  бурными
приливами в дни равноденствия, невидимая за камышами ни  с  берега,  ни  с
середины реки. Они хотели осмотреть в этот день самые глухие бухты и устья
всех речушек, впадающих в Сент-Джонс в пределах графства Дьювал и Патнам.
   Берега Сент-Джонса заболочены вплоть до деревушки Мандарен.  Они  очень
низменны и во время прилива совершенно скрываются под водой,  выступая  из
нее лишь тогда, когда с отливом река снова входит  в  свое  русло.  Правый
берег, впрочем, несколько выше, и маисовые поля  на  нем  не  страдают  от
наводнений. Селение Мандарен - всего  несколько  хижин  -  стоит  даже  на
пригорке, который глубоким мысом вдается в реку.
   За селением русло Сент-Джонса суживается;  оно  усеяно  тут  множеством
островков,  делящих  реку  на  три  рукава.  Островки  эти  густо  поросли
роскошными магнолиями, белые султаны которых  отражаются  в  зеркале  вод,
подымающихся с приливом и опускающихся при  отливе,  чем  дважды  в  сутки
могут воспользоваться проплывающие по реке лодки.
   Направив свой челн по западному рукаву,  Джилберт  и  Марс  исследовали
малейшие изгибы берега.  Они  пытались  отыскать  под  ветвями  тюльпанных
деревьев устье какой-нибудь речушки, по которой можно было бы проникнуть в
глубь прибрежной полосы. Тут уж не было обширных  болот,  как  в  низовьях
реки, уровень почвы  стал  выше,  и  над  холмами,  поросшими  древовидным
папоротником и цветущим бальзамным деревом,  увитым  гирляндами  драконова
корня и кирказона, воздух был напоен пряными  ароматами.  Но  речки  здесь
слишком мелки и ничтожны, так что плыть по ним нельзя даже в самом  легком
челноке, а во время отлива они и вовсе пересыхают.  На  берегах  не  видно
было  ни  единого  строения,  за  исключением  двух-трех  давно  покинутых
охотничьих хижин. Иногда казалось, что вместо людей их населяют  животные:
то слышался лай собаки, то мяуканье кошки, то шипенье  змей,  то  кваканье
лягушки, то визг лисицы. На самом же деле тут не было ни собак, ни  кошек,
ни лисиц, ни змей, ни лягушек: это кричал  испуганный  приближением  лодки
пересмешник - род бурого  дрозда  с  черной  головкой  и  оранжево-красным
хвостом.
   Было уже около трех часов пополудни. Лодка  прокладывала  себе  путь  в
густых зарослях гигантских  камышей,  как  вдруг,  с  силой  оттолкнувшись
багром. Марс заставил ее проскочить сквозь  зеленую  преграду,  казавшуюся
непроницаемой. За ней  открывался  небольшой  залив,  затененный  со  всех
сторон  густыми  кронами  тюльпанных  деревьев,  сквозь  которые  никогда,
вероятно, не проникали лучи солнца.
   - Что это за озеро?  -  удивился  Марс.  Он  привстал  в  лодке,  чтобы
оглядеться. - Я никогда и не подозревал о его существовании.
   - Осмотрим-ка его, - сказал Джилберт. - Быть  может,  за  ним  окажется
целая цепь таких же озер и питающая их речка позволит нам  проникнуть  еще
дальше.
   - Верно, мистер Джилберт. Я даже вижу к северо-западу  от  нас  вход  в
какой-то пролив.
   - Где же мы все-таки находимся? - спросил молодой офицер.
   - Понятия не  имею,  -  ответил  Марс.  -  Слышал  я,  что  где-то  тут
поблизости должна быть лагуна, которую называют Черной  бухтой.  Возможно,
что это она и есть. Однако я, как и все, считал до сих  пор,  что  она  не
сообщается с Сент-Джонсом и совершенно недоступна.
   - А ведь когда-то для защиты от семинолов в этой  бухте,  кажется,  был
построен форт?
   - Вы правы, мистер Джилберт, но уже много лет как невозможно проникнуть
в бухту со стороны реки, и форт совершенно заброшен. Я сам никогда там  не
бывал, но думаю, что от него остались одни развалины.
   - Попытаемся все же туда добраться, - предложил Джилберт.
   - Попытаться можно... Только едва ли нам это  удастся.  Скоро  начнется
отлив, и вода схлынет, а  остров,  на  котором  стоит  форт,  -  вероятно,
сплошное топкое болото.
   - Очень может быть, Марс, но зачем же нам непременно выходить из лодки?
   - Если ехать, мистер Джилберт, так едемте сейчас же. Уже четвертый час,
и здесь под деревьями скоро станет совсем темно.
   Марс и Джилберт действительно попали в Черную  бухту  и  попали  в  нее
совершенно случайно, когда мулат, с силой оттолкнувшись багром,  проскочил
на лодке сквозь камышовые заросли.
   Читатель уже знает, что проникнуть в бухту можно было только  на  очень
легком  челноке,  вроде  того,  например,  которым  постоянно  пользовался
Скуамбо или его хозяин, когда они  отправлялись  на  Сент-Джонс,  а  чтобы
добраться  до  блокгауза,  расположенного  внутри  бухты,  нужно  было  до
тонкости знать все хитросплетения ее протоков и островков. Много лет  туда
никто не заглядывал, и блокгауз давно уже считали разрушенным. Вот  почему
он мог стать постоянным и надежным убежищем  для  такой  подозрительной  и
преступной личности, как  Тексар;  вот  почему  жизнь  этого  злодея  была
окружена такой непроницаемой тайной.
   Из этого лабиринта, темного даже днем, можно было выбраться  разве  что
при помощи Ариадниной нити,  а  за  отсутствием  таковой,  чтобы  отыскать
центральный  островок  Черной  бухты,  оставалось  понадеяться  только  на
случай.
   На этого ненадежного проводника  и  положились  Джилберт  и  Марс.  Они
пересекли первый заливчик и углубились в узкие протоки, в которые  сейчас,
во время прилива, все прибывала вода. Они плыли и плыли  вперед,  влекомые
каким-то смутным инстинктом, даже не задумываясь над тем, как они вернутся
назад. Раз уж они решились обшарить все уголки графства,  необходимо  было
обследовать и эту бухту.
   Лодка плыла по лагуне  около  получаса,  и  Джилберт  считал,  что  они
проникли в глубь ее уже  на  добрую  милю.  Сколько  раз,  наткнувшись  на
какое-нибудь неодолимое препятствие в конце одного канала,  они  вынуждены
были возвращаться назад, чтобы попробовать пройти по  другому!  Несомненно
было, однако, что они все время движутся на  запад.  Джилберт  и  Марс  не
пытались выйти на берег: островки едва подымались над водой. Благоразумнее
было оставаться в лодке до тех пор, пока мелководье не помешает  ей  плыть
дальше.
   Однако эта пройденная миля досталась Марсу и Джилберту нелегко. Как  ни
был крепок и вынослив мулат, но и ему нужно было  передохнуть,  что  он  и
решил сделать, когда они подошли, наконец, к довольно  большому  островку,
поднимавшемуся выше других над уровнем воды. Здесь было не так темно,  ибо
сквозь густые деревья кое-где все же проникали лучи солнца.
   - Вот странно! - сказал вдруг Марс, пристав к берегу.
   - Что странно? - поинтересовался Джилберт.
   - На этом островке земля как будто возделана, - ответил мулат.
   Они вышли на берег менее болотистый, чем на других островках.
   Марс не ошибся. Местами земля на острове действительно была  возделана.
Видны были огородные грядки, в земле торчали клубни  ямса;  валялась  даже
кем-то позабытая кирка.
   - Стало быть, здесь живут? - удивился Джилберт.
   - Очевидно, - ответил Марс. - Во всяком случае,  эта  местность  кем-то
посещается... Может быть, индейцами-кочевниками, которые выращивают  здесь
кое-какие овощи.
   - Тогда, вероятно, у них имеется тут и жилье, какие-нибудь хижины.
   - Поищем, мистер Джилберт, быть может и найдем.
   Очень важно было выяснить, кто именно посещает Черную  бухту:  охотники
ли с низменностей штата, или же  шайки  семинолов,  все  еще  появляющиеся
иногда среди болот Флориды.
   Не думая уже больше о возвращении домой, Джилберт и Марс снова  сели  в
лодку и поплыли дальше  по  извилистым  протокам  бухты.  Словно  какое-то
предчувствие  влекло  их  в  самые  темные  уголки  ее.  Они  свыклись   с
полумраком, царившим в зарослях,  и  все  время  внимательно  оглядывались
кругом. Иной раз  им  казалось,  что  они  видят  хижину,  но  хижина  эта
оказывалась  густой  гирляндой  вьющихся  растений,  протянувшейся   между
древесными стволами. Иногда им чудился притаившийся  в  зарослях  человек,
который  вблизи   оказывался   просто-напросто   засохшим   пнем,   своими
причудливыми очертаниями напоминавшим человеческую фигуру. Они  напряженно
прислушивались: если они ничего не видели, то, быть может, им удастся хоть
что-нибудь уловить на слух? Ведь в этом  пустынном  месте  малейший  шорох
выдал бы присутствие живого существа.
   Через полчаса после  первой  остановки  они  подъехали  к  центральному
островку. Густая чаща леса настолько  скрывала  полуразрушенный  блокгауз,
что его  совершенно  не  было  видно.  Казалось  даже,  что  лагуна  здесь
кончается и протоки дальше уже совершенно непроходимы. Между их последними
извилинами и заболоченным лесом,  который  тянется  через  всю  территорию
графства по левому берегу Сент-Джонса,  непреодолимой  преградой  вставали
густые заросли кустарников.
   - Дальше нам не проплыть, мистер Джилберт, - сказал Марс.  -  Уж  очень
здесь мелко...
   - А между тем земля-то действительно возделана. Значит, бухту  посещают
люди. Возможно, они были тут совсем недавно. Что, если они и сейчас  здесь
находятся?..
   - Все может быть, - ответил Марс, - но скоро уж совсем стемнеет, и  нам
лучше поспешить, чтобы еще засветло выбраться к  реке.  В  темноте  мы  не
выпутаемся  из  этого  лабиринта.  Я  думаю,   мистер   Джилберт,   сейчас
благоразумнее плыть  обратно,  а  завтра  с  рассветом  вернуться  сюда  и
хорошенько осмотреть лагуну. Право, мистер Джилберт, поедем  в  Касл-Хаус.
Мы расскажем обо всем, что видели, и сможем как можно лучше  подготовиться
к тщательному обследованию Черной бухты.
   - Да, ты, пожалуй, прав, надо возвращаться, -  сказал  Джилберт.  -  Но
прежде мне хотелось бы все-таки...
   Джилберт не договорил: напоследок окинув взглядом лесную  чащу,  он  уж
собрался было отдать Марсу приказание плыть назад, но вдруг прислушался  и
знаком остановил мулата.
   Мулат тоже насторожился.
   Среди обычного лесного шума явственно доносился протяжный  человеческий
стон - жалобный, полный отчаянья, подобный стону умирающего.
   - Там человек! - вскричал Джилберт. - Он зовет на помощь!  Может  быть,
умирает...
   - Надо посмотреть, кто это, узнать, что с ним, - сказал Марс. -  Сойдем
на берег, мистер Джилберт.
   Вмиг лодка была накрепко привязана, Марс и Джилберт вышли на  остров  и
направились в лес.
   В густой чаще, при свете угасавшего  дня,  они  обнаружили  проторенные
тропинки и даже заметили следы человеческих ног.
   Время от времени Марс  и  Джилберт  останавливались  и  прислушивались.
Неужели стоны прекратились? Ведь только они могли указать, куда идти.
   Но стоны послышались снова и на этот раз где-то совсем близко. Несмотря
на сгущавшийся сумрак, Джилберт и Марс не теряли уверенности,  что  найдут
то место, откуда они доносятся.
   Внезапно раздался еще более жалобный крик. Джилберт и Марс  устремились
вперед, продираясь  сквозь  чащу  кустарников.  Вдруг  они  наткнулись  на
частокол, возле которого на земле лежал человек. Из  его  груди  вырывался
предсмертный хрип...
   Несчастный был ранен ножом в грудь и обливался кровью. Он тяжело дышал,
и ясно было, что минуты его сочтены.
   Джилберт и Марс склонились над ним. Он открыл глаза, но не в силах  был
отвечать на вопросы.
   - Кто это? - воскликнул Джилберт. - Факел!  Зажги  скорее  какую-нибудь
ветку!
   Но Марс и сам уже догадался, что нужно делать: сорвав ветку  смолистого
дерева, - таких деревьев на острове было много, - он зажег  ее  спичкой  и
осветил умирающего. Джилберт опустился подле него на колени.
   Это был еще молодой негр-невольник. Сквозь изорванную рубашку виднелась
зиявшая на груди кровоточащая рана. Рана,  по-видимому,  была  смертельна:
нож пронзил легкое.
   - Кто ты?.. Кто ты?.. - спрашивал, наклонившись к нему, Джилберт.
   Раненый молчал.
   - Кто тебя ранил?
   Но негр не мог уже вымолвить ни слова.
   Тем временем Марс при свете факела осматривал место, где было совершено
убийство.
   Он  разглядел  частокол  и  через  приоткрытые  ворота  увидал  смутные
очертания блокгауза.
   Это действительно был форт, построенный когда-то  в  Черной  бухте,  но
давно заброшенный и совершенно забытый обитателями графства Дьювал.
   - Форт! - вскричал Марс и, оставив Джилберта  возле  умирающего  негра,
сам устремился к воротам.
   Через минуту он уже проник в блокгауз и обежал  комнаты,  выходившие  с
обеих сторон в центральное помещение. В одном из них дымился очаг. Значит,
в блокгаузе еще недавно кто-то жил. Но кто? Для кого он  служил  убежищем?
Для поселенцев ли Флориды, или же для семинолов-кочевников? Это нужно было
во что бы то ни стало выведать у раненого. Необходимо было узнать, кто его
убийцы, бежавшие отсюда, по-видимому, совсем недавно.
   Марс вышел из  блокгауза,  обошел  внутри  ограды  весь  двор,  освещая
факелом малейшие закоулки. Нигде ни души! Если бы они с Джилбертом  попали
сюда утром, они, быть может, и застали бы кого-нибудь из обитателей форта,
но, увы, они опоздали!
   Мулат вернулся к своему господину и объявил ему, что  они  находятся  у
блокгауза Черной бухты.
   - Сказал вам что-нибудь раненый? - спросил он.
   - Нет, он потерял сознание и едва ли придет в себя, - ответил Джилберт.
   - Попробуем, мистер Джилберт, привести его в чувство, - предложил Марс.
- Тут какая-то тайна. А помочь разгадать ее может только этот  несчастный.
Если он умрет...
   - Верно, Марс, верно. Давай перенесем его в блокгауз... Быть может, там
он придет в себя... Не умирать же ему тут на берегу!..
   - Возьмите-ка факел, мистер Джилберт, - сказал Марс, - я и  сам  донесу
раненого.
   Джилберт взял горящий факел. Мулат поднял  почти  безжизненное  тело  и
понес его через ворота блокгауза в одно из помещений форта, где и  положил
умирающего на охапку травы. Затем он поднес к его губам свою фляжку.
   Сердце раненого еще билось, но очень слабо, с большими перебоями. Жизнь
едва теплилась в нем... Неужели же он испустит последний вздох, не раскрыв
им тайны?
   Но несколько капель водки, казалось, оживили его.  Он  открыл  глаза  и
устремил их на Марса и Джилберта, которые пытались вернуть его к жизни.
   Он силился говорить... Какие-то слабые звуки  сорвались  с  его  губ...
Быть может, чье-нибудь имя!..
   - Говори!.. Говори!.. - твердил Марс.
   Мулат волновался так сильно, будто вся его жизнь зависела от  последних
слов умирающего.
   Невольник тщетно пытался что-то сказать, но у него не хватало сил.
   В эту минуту Марс совершенно случайно  нащупал  у  раненого  в  кармане
какую-то бумажку.
   Он мигом выхватил ее оттуда, развернул и прочитал при свете факела.
   Там нацарапано было углем несколько слов. Вот они:

   "Нас  похитил  Тексар  в  бухте  Марино...  Теперь  он  увозит  нас   в
Эверглейдс,  на  остров  Карнерал...  Записку  посылаю  с   этим   молодым
невольником мистеру Бербанку..."

   Почерк был Марсу хорошо знаком.
   - Зерма! - вскричал он.
   При этом имени умирающий открыл глаза и слабо кивнул  головою,  как  бы
желая подтвердить догадку.
   Джилберт слегка приподнял раненого и спросил его:
   - Зерма?
   - Да, - чуть слышно отвечал негр.
   - И Ди?..
   - Да.
   - Кто тебя ранил?
   - Тексар...
   И, сказав это, несчастный невольник упал мертвым на травяную постель.





   Около полуночи Джилберт и Марс  вернулись  в  Кэмдлес-Бей.  Они  насилу
выбрались из Черной бухты.
   Когда они покидали блокгауз, над  долиной  Сент-Джонса  уже  спускалась
ночь. В бухте было совсем темно,  и  если  бы  не  инстинкт,  руководивший
Марсом, они наверняка заблудились бы среди островков и протоков  и  ни  за
что бы  не  выбрались  к  реке.  Сколько  раз  их  лодка,  наткнувшись  на
непреодолимую преграду, должна была возвращаться назад в поисках выхода из
этого лабиринта! Марсу приходилось освещать себе путь факелом из смолистых
ветвей, укрепив его на носу лодки. Но особенно трудно  было  отыскать  тот
единственный проток, который соединял бухту с Сент-Джонсом. Мулат никак не
мог обнаружить брешь, проделанную их лодкой в зарослях  тростника,  сквозь
которую они совсем недавно проникли в лагуну. К счастью, начался отлив,  и
убывающая вода сама увлекала за собою их легкое суденышко. Через три часа,
быстро  проплыв  расстояние  в  двадцать  миль  между  Черной   бухтой   и
плантацией, Джилберт и Марс высадились на пристани Кэмдлес-Бея.
   В Касл-Хаусе их ждали с нетерпением и не расходились по своим комнатам.
Продолжительное отсутствие Марса и Джилберта всех  тревожило.  Обыкновенно
они возвращались к вечеру. Что же случилось с ними? Быть может, они напали
на какой-нибудь след, который  приведет  их  розыски  к  желанному  концу?
Мучительное  ожидание!  Понятно  поэтому,  как  все  бросились   навстречу
пропавшим, когда те вошли, наконец, в холл.
   - Ну что, Джилберт? - обратился Джемс Бербанк к сыну.
   - Алиса права, отец, - ответил юноша. - Сестру  и  Зерму  действительно
похитил Тексар.
   - У тебя есть доказательство?
   - Читайте! - И Джилберт подал отцу  клочок  бумаги,  на  котором  рукою
мулатки было нацарапано несколько слов. - Сомнения  нет,  это  испанец!  -
продолжал молодой офицер. - Он или его приспешники упрятали  их  в  старый
блокгауз Черной бухты. Там и  было  его  тайное  убежище.  Зерма  поручила
одному из невольников передать нам эту записку. Но несчастный, от которого
она, вероятно, и узнала,  что  Тексар  собирается  перебраться  на  остров
Карнерал, поплатился жизнью за то, что согласился исполнить ее  поручение.
Мы нашли его умирающим от раны, нанесенной ему  Тексаром,  и  оставили  на
острове мертвым. Правда, Зермы и Ди уже нет в Черной бухте, но мы знаем по
крайней  мере,  в  какую  часть  Флориды  их  увезли.  Искать  их  надо  в
Эверглейдсе. Туда, отец, мы и должны завтра же отправиться...
   - Мы готовы, Джилберт.
   - Итак, до завтра!
   В Касл-Хаус вернулась надежда. Теперь уже не придется блуждать наудачу.
Миссис Бербанк, которой сообщили эту новость, воспрянула духом.  Она  даже
встала с постели, чтобы, преклонив колени, возблагодарить бога.
   По свидетельству самой Зермы именно Тексар руководил похищением в бухте
Марино.  Именно  его  видела  Алиса  на  удалявшейся  лодке.  Но  как   же
согласовать этот факт с тем, что Тексару удалось доказать на суде? Как мог
он, пленник, находившийся на одном из кораблей федералистов,  совершить  в
то же  время  преступление  в  бухте  Марино?  Его  очередное  алиби  было
несомненно ложным, как, впрочем, и все прежние. Но в чем же здесь все-таки
дело? Удастся ли когда-нибудь открыть тайну этой вездесущности Тексара?
   В конце концов это и не так  важно.  Достаточно  уже  было  знать,  что
мулатку и девочку увезли сперва в  блокгауз  Черной  бухты,  а  оттуда  на
остров Карнерал. Там следовало их искать, там  же  следовало  захватить  и
Тексара. Теперь испанцу не избежать кары, давно заслуженной им за все  его
преступления.
   Нельзя было терять  ни  единого  дня.  От  Кэмдлес-Бея  до  Эверглейдса
расстояние немалое, так что на дорогу туда  требовалось  по  крайней  мере
несколько  дней.  Хорошо  еще,  что  Джемс  Бербанк  заранее   позаботился
снарядить экспедицию, и она могла двинуться в путь в любую минуту.
   Что касается острова Карнерал, то по картам  Флориды  он  находится  на
озере Окичоби.
   Эверглейдс - болотистая страна, расположенная в  южной  части  Флориды,
несколько южнее двадцать седьмой  параллели  и  простирающаяся  вплоть  до
этого озера. От Джэксонвилла до  него  считается  около  четырехсот  миль.
Местность за озером была в те времена глухой и почти совершенно безлюдной.
   Если бы  Сент-Джонс  был  всегда  судоходен  до  самых  своих  истоков,
путешествие в Эверглейдс не представляло бы особой  трудности,  но  в  это
время года по реке можно было проплыть, вероятно, не более ста семя  миль,
то есть только до озера Джорджа. За озером, вверх по течению,  русло  реки
поросло травами, запружено массой островков,  мелководно,  местами  совсем
пересыхает, и нагруженной лодке здесь нелегко проплыть. А между тем,  если
бы можно было подняться по Сент-Джонсу до озера Вашингтона, приблизительно
до двадцать восьмого градуса северной широты на траверсе мыса  Малабар,  -
на сколько же сократился бы путь! Но рассчитывать на это  не  приходилось.
Нужно было  готовиться  к  переходу  в  двести  пятьдесят  миль  по  почти
необитаемой местности, где не раздобыть ни средств передвижения, ни  всего
необходимого для экспедиции, которая должна быть  проведена  в  кратчайший
срок.  Однако,  готовясь  в  путь,  Джемс  Бербанк   все   это   тщательно
предусмотрел.
   На другой день, 20 марта, участники экспедиции собрались на пристани. С
тяжелым сердцем простились Джемс Бербанк  и  Джилберт  с  миссис  Бербанк,
которая была еще слаба и не покидала своей комнаты. Алиса, мистер Стэннард
и все помощники управляющего провожали их. Даже Пиг  пришел  проститься  с
Пэрри, к которому очень привязался за последнее время.  Он  не  забыл  его
наставлений о том, что свобода может оказаться помехой для того,  кто  еще
не созрел для нее.
   Состав экспедиции  был  следующий:  Джемс  Бербанк,  его  шурин  Эдвард
Кэррол, уже оправившийся от раны,  Джилберт,  управляющий  Пэрри,  Марс  и
двенадцать человек из числа самых преданных  и  храбрых  негров  -  всего,
стало быть, семнадцать человек.
   Править лодкой, пока возможно плыть по реке, должен  был  Марс,  хорошо
знакомый с руслом Сент-Джонса как до озера Джорджа, так и за ним. На весла
предполагалось посадить негров, сильных и искусных гребцов.
   Лодка - одна из самых больших в Кэмдлес-Бее -  была  оснащена  парусом,
позволявшим ей плыть  и  при  попутном  и  при  боковом  ветре  по  самому
извилистому фарватеру. На ней было достаточно оружия  и  боевых  припасов,
чтобы Джемс Бербанк со своим отрядом мог дать отпор как шайкам  семинолов,
кочующим по Южной Флориде, так и банде  Тексара,  если  за  испанцем  ушла
часть его сторонников. Следовало предусмотреть и  такую  возможность,  ибо
она могла помешать успеху дела.
   Наступил момент прощания.
   Джилберт поцеловал Алису, а мистер Бербанк обнял ее так  нежно,  словно
она уже была его дочерью.
   - Отец... Джилберт, - говорила  она,  -  смотрите  же,  привезите  нашу
маленькую Ди. Привезите мою сестричку.
   - Да, да, Алиса, дорогая, - отвечал молодой офицер, - мы  привезем  ее,
привезем с божьей помощью!
   Лодка отчалила от пристани. Провожающие -  Стэннард,  Алиса,  помощники
управляющего  и  Пиг  -  все  еще  махали  ей  вслед,  когда,  подгоняемая
северо-восточным  ветром  и  подхваченная  начавшимся  приливом,  она  уже
скрылась за мысом бухты Марино.
   Было  около  шести  часов  утра.  Час  спустя  лодка  миновала  селение
Мандарен, а к десяти часам, идя только под парусом, поравнялась со  входом
в Черную бухту.
   Как сильно забились сердца у всех, кто был в лодке, когда, плывя  вдоль
левого берега, они проезжали мимо протока в лагуну, через  который  прилив
гнал сейчас воду от устья реки.  И  немудрено:  ведь  за  этими  зарослями
камыша, тростника и тропических деревьев еще совсем недавно томились Зерма
и Ди. Именно здесь Тексар и его сообщники так ловко скрыли похищенных, что
в течение двух недель невозможно было напасть  на  их  след.  Сколько  раз
Джемс  Бербанк  и  Стэннард,  а  позже  Джилберт  и  Марс  подымались   по
Сент-Джонсу до этой лагуны,  не  подозревая  даже,  что  забытый  блокгауз
служит для Зермы и Ди темницей!
   Но на этот раз останавливаться тут уже было не к чему.  Искать  пленниц
следовало теперь на несколько сот миль южнее -  и  лодка  миновала  Черную
бухту, не задерживаясь.
   Позавтракали все вместе. Трехнедельный запас  провианта  был  сложен  в
ящики, захвачены были и мешки на тот случай, если бы пришлось двигаться по
суше. Для ночлега и отдыха в густых прибрежных лесах отряд имел  при  себе
все необходимое для лагерной стоянки.
   В одиннадцать часов начался отлив, и хотя ветер  по-прежнему  оставался
попутным, пришлось все же взяться за весла, чтобы  не  сбавлять  скорости.
Теперь принялись за дело негры, и усилиями  десяти  мощных  гребцов  лодка
продолжала быстро подыматься вверх по течению.
   Марс молча сидел у руля, умелою рукою направляя лодку и  лавируя  среди
многочисленных островов и островков. Он уверенно вел  ее  в  те  рукава  и
протоки, где встречное течение было менее сильным, он ни разу не ошибся  в
выборе пути, ни разу не посадил лодку на мель. Русло реки вплоть до  озера
Джорджа было ему  так  же  хорошо  знакомо,  как  все  изгибы  и  излучины
Сент-Джонса ниже Джэксонвилла, и лодку он направлял с той же уверенностью,
с которой провел канонерки Стивенса над песчаной отмелью.
   В этой части река была почти совершенно пустынной.  Со  времени  взятия
Джэксонвилла обычное сообщение по Сент-Джонсу между городом и  прибрежными
плантациями  прекратилось.  Если  изредка   и   встречалось   какое-нибудь
небольшое судно, то разве что шлюпка  северян  или  лодка,  посланная  для
связи между капитаном Стивенсом и его канонерками. Дальше,  за  Пиколатой,
не приходилось рассчитывать даже и на эти редкие встречи.
   В Пиколату прибыли около шести часов вечера. На  пристани  стоял  отряд
федеральных войск. Лодку окликнули и подозвали к берегу. Джилберт  Бербанк
назвал себя, предъявил пропуск, выданный ему капитаном Стивенсом, и офицер
беспрепятственно пропустил отряд Бербанка.
   Остановка отняла немного времени. Так как уже начинался  прилив,  весла
были убраны, и лодка стремительно понеслась вперед между поросшими  густым
лесом  берегами.  Несколькими  милями  выше  Пиколаты,  на  левом   берегу
Сент-Джонса, болота сменяются лесами.  По  правому  же  берегу  леса  эти,
густые, дремучие, бескрайние, тянутся до самого озера Джорджа и еще далеко
за ним. Правда, здесь они до самого берега не доходят, так что вдоль  реки
остается  широкая  полоса  возделанной  земли.  Обширные   рисовые   поля,
плантации сахарного тростника, индиго и хлопка лишний раз  свидетельствуют
о плодородии земель Флориды.
   В начале седьмого часа за излучиной реки скрылась из  вида  красноватая
башня старинного и давно заброшенного испанского форта, возвышающаяся  над
вершинами прибрежных пальм.
   - Марс, ты не побоишься плыть  по  Сент-Джонсу  ночью?  -  обратился  к
мулату Джемс Бербанк.
   - Нисколько, мистер Джемс, - ответил Марс. - До озера Джорджа я за себя
ручаюсь,  а  там  -  посмотрим.  Да  и   нельзя   терять   времени,   надо
воспользоваться приливом. Ведь чем дальше мы будем подыматься по реке, тем
он станет слабее. Я предлагаю не делать остановки даже на ночь.
   Предложение Марса диктовалось,  конечно,  необходимостью,  но  если  он
брался вести лодку, на него можно было  положиться.  Раскаиваться  в  этом
действительно не пришлось.
   Всю ночь лодка легко и быстро подымалась вверх по реке. Сперва ее несло
приливом. Потом негры снова взялись за весла, и им  удалось  проплыть  еще
около пятнадцати миль к югу.
   Ни в эту ночь, ни  на  следующие  сутки  остановок  не  делали.  Ничего
примечательного  за  это  время  не  случилось.  Верховья  реки   казались
совершенно пустынными. Лодка плыла как бы среди нескончаемого леса.  Ветви
старых кедров, сплетаясь местами  над  рекой,  образовали  густые  зеленые
своды. Не видно было никаких селений, лишь  кое-где  попадались  плантации
или одинокие хижины. Прибрежные земли были здесь совершенно бесплодны и не
привлекали колонистов.
   Рано утром 23 марта река вдруг разлилась  широким  озером;  бесконечные
леса  тут  отступали,  обнажив  его  берега.  За  этим  водным   простором
открывалась широкая равнина с убегающим вдаль горизонтом.
   Это и было озеро Джорджа,  через  которое  с  юга  на  север  протекает
Сент-Джонс, питаясь отчасти его водами.
   - Да, это озеро Джорджа, - сказал Марс. - Однажды я уже побывал здесь с
экспедицией, обследовавшей верховья реки.
   - Сколько же отсюда до Кэмдлес-Бея? - поинтересовался Джемс Бербанк.
   - Я думаю, около сотни миль, - ответил Марс.
   - Стало быть, мы не сделали еще и трети пути до Эверглейдса, -  заметил
Эдвард Кэррол.
   - А что нам дальше предпринять, Марс? -  спросил  Джилберт.  -  Бросать
здесь лодку и идти пешком по берегу - не имеет смысла: это и утомительно и
слишком долго. Не лучше ли пересечь озеро и продолжать плыть по реке, пока
возможно? Думаю, что стоит попробовать:  высадиться  на  берег  мы  всегда
успеем. Как ты полагаешь?
   - Хорошо, мистер Джилберт, можно попробовать, - согласился Марс.
   Пожалуй, действительно это  был  самый  лучший  выход.  Плыть  по  реке
значительно легче и быстрее, чем идти пешком.
   И лодка устремилась по озеру Джорджа вдоль его восточного берега.
   Низменные берега этого озера гораздо беднее растительностью, чем берега
реки. Вокруг простираются необозримые болота. Там, где почва  повыше,  они
покрыты кочками, поросшими темным лишайником  и  мхом;  кое-где  виднеются
лиловатые пятна, образуемые мириадами мелких  грибков.  Ступать  по  такой
предательской трясине очень опасно, ибо  нога  пешехода  вязнет  в  зыбкой
почве. И если бы Джемс Бербанк и его спутники вынуждены были  идти  пешком
через эту часть Флориды, путешествие  стоило  бы  им  неимоверного  труда,
потребовало бы длительных остановок, а быть может, им и вовсе пришлось  бы
вернуться обратно. Безнаказанно расхаживать здесь  могли  только  болотные
птицы, по большей части перепончатолапые - чирки,  дикие  утки  и  кулики,
которых тут множество. В случае надобности в этих  местах  легко  было  бы
пополнить запас провианта.  Однако  серьезной  помехой  для  охоты  служат
ядовитые змеи, кишащие среди  болотных  водорослей,  откуда  доносится  их
пронзительный свист. С пресмыкающимися, правда,  ведут  беспощадную  войну
стаи белых пеликанов, которые в  огромном  количестве  водятся  на  унылых
берегах озера Джорджа.
   Лодка между тем стремительно неслась  к  югу;  сильный  северный  ветер
надувал ее парус и гнал вперед. Весь день ни разу не пришлось  браться  за
весла.  Так  без  малейшего  труда  удалось  пройти  все  тридцать   миль,
составляющие длину озера с севера на юг. Около шести  часов  вечера  лодка
пристала к берегу у того места, где Сент-Джонс впадает в озеро Джорджа.
   Здесь находилось маленькое селение - всего три-четыре  хижины.  Поэтому
решено было  сделать  получасовую  остановку,  чтобы  попытаться  получить
необходимые сведения. Жители селения - флоридцы,  не  слишком  склонные  к
оседлой жизни, - промышляли главным образом охотой  и  рыбной  ловлей.  По
совету Эдварда Кэррола решено было разузнать, не появлялся ли в этих краях
Тексар. Спросили одного из обитателей селенья, не приметил ли он  на  этих
днях  лодку,  которая  направлялась  по  озеру  Джорджа  в  сторону  озера
Вашингтона? В лодке должно было находиться  человек  восемь  и  среди  них
женщина-мулатка с маленькой белой девочкой.
   - Два дня тому назад  такая  лодка  здесь  действительно  проходила,  -
подтвердил он.
   - Она у вас тут останавливалась? - спросил Джилберт.
   -  Нет,  люди,  сидевшие  в  ней,  видимо,  очень  торопились  поскорее
добраться до верховьев реки. В числе других пассажиров я очень ясно  видел
мулатку с ребенком на руках.
   - Друзья мои, хорошие вести! - вскричал Джилберт. - Мы напали  на  след
Тексара!
   - Да, - сказал Джемс Бербанк, - он опередил  нас  всего  лишь  на  двое
суток, не более. Если нам удастся плыть в лодке еще несколько дней,  -  мы
их догоним.
   - Вы хорошо знаете фарватер Сент-Джонса выше озера Джорджа?  -  спросил
обитателя деревни Эдуард Кэррол.
   - Да, сударь, мне случалось  подыматься  вверх  по  реке  миль  на  сто
отсюда, - ответил флоридец.
   - Как вы думаете, сможем ли мы там проплыть на нашей лодке?
   - А глубоко ли она сидит в воде?
   - Фута на три, - сказал Марс.
   - На три фута? - повторил флоридец. - Ну что ж, местами она будет почти
касаться дна. Однако если тщательно измерять  глубину,  то  вы,  я  думаю,
благополучно доберетесь до самого озера Вашингтона.
   - А далеко ли будет оттуда до озера Окичоби? - спросил Кэррол.
   - Около полутораста миль.
   - Спасибо, друг мой.
   - Скорее в лодку, и будем плыть, покуда можно! - воскликнул Джилберт.
   Путники заняли свои места. Ветер понемногу стих, и потому пришлось идти
на веслах мимо все более и более  сближавшихся  берегов.  До  ночи  успели
пройти еще несколько миль к  югу.  Об  остановке  на  ночлег  никто  и  не
помышлял: спать можно было и в лодке. Ярко светила почти  полная  луна.  В
такую погоду плыть было нетрудно. Теперь Джилберт взялся за руль, а  Марс,
стоя на носу лодки, длинным шестом беспрестанно измерял глубину  фарватера
и указывал направление. Впрочем, глубина реки покуда была  достаточной,  и
за всю ночь лодка задела дно не более пяти-шести раз. К утру, когда взошло
солнце, Джилберт высчитал, что за ночь ими пройдено около пятнадцати миль.
   Как было бы хорошо, если бы Джемсу Бербанку  и  его  спутникам  удалось
проплыть в лодке почти до самой цели!
   Однако уже вскоре они столкнулись  с  некоторыми  затруднениями.  Русло
реки становилось все более извилистым, чаще приходилось  огибать  песчаные
отмели и  мысы,  образуемые  ее  берегами,  -  все  это  удлиняло  путь  и
задерживало  путешественников.  Хотя  по-прежнему  дул   попутный   ветер,
пользоваться им удавалось не всегда, потому  что  то  и  дело  нужно  было
поворачивать лодку. Впрочем, негры усердно  налегали  на  весла,  стараясь
наверстать потерянное время.
   Кое-какие  особенности,  свойственные  верховьям   Сент-Джонса,   также
создавали помехи. Это были плавучие острова - скопление буйно  разросшейся
пистии, растения, которое некоторые исследователи Сент-Джонса  справедливо
сравнивают с гигантским  салатом-латуком,  распластавшим  свои  листья  на
поверхности воды. Этот зеленый ковер настолько  плотен,  что  цапли  могут
расхаживать по нему  совершенно  свободно,  но  лодке  угрожала  опасность
запутаться в сплошной массе  водорослей,  выбраться  из  которой  было  не
так-то просто. И как только эти растения стали попадаться  на  пути,  Марс
всячески старался избежать их.
   Берега  реки  снова  покрылись  густыми  лесами.  Но  то  были  уже  не
бесконечные кедры, корни которых омываются водами Сент-Джонса в его нижнем
течении. Здесь  на  пропитанных  влагой  землях  росли  гигантские  сосны,
высотою до полутораста футов, - разновидность южной сосны.  Почва  в  лесу
настолько зыбка, что пешеходу порою трудно удержаться на ногах. Маленькому
отряду Бербанка, к счастью,  не  пришлось  испытать  эти  затруднения:  он
продолжал плыть по Сент-Джонсу через южные области Флориды.
   День  прошел  благополучно,  ночь  тоже.  Река  по-прежнему  оставалась
пустынной: ни встречной лодки, ни хижины на ее берегах.  Впрочем,  путники
не сожалели об этом:  в  этих  глухих  местах  лучше  было  ни  с  кем  не
сталкиваться, ибо лесные бродяги, охотники и всяческие проходимцы -  народ
по меньшей мере подозрительный.
   Следовало опасаться также и встречи с отрядами милиции из  Джэксонвилла
или Сент-Огастина, бежавшими на юг от Дюпона и Стивенса. Подобной  встречи
приходилось особенно  избегать  потому,  что  в  этих  отрядах  несомненно
находились  и  сторонники  Тексара,  готовые  мстить  Джемсу  и  Джилберту
Бербанк. Встреча  с  ними  грозила  вооруженным  столкновением,  а  Джемсу
Бербанку следовало поберечь силы для стычки с Тексаром на случай, если  бы
тот отказался вернуть своих пленниц.
   Но обстоятельства благоприятствовали Бербанку и его спутникам. К вечеру
25 марта они добрались до озера Вашингтона.  Лодке  пришлось  остановиться
невдалеке от этой огромной лужи. Река тут настолько узка и мелководна, что
плыть по ней дальше на юг было немыслимо.
   Однако две трети пути были уже пройдены. Джемс Бербанк со своим отрядом
находился всего лишь в ста сорока милях от Эверглейдса.





   Озеро Вашингтона - одно из  самых  мелководных  и  незначительных  озер
Южной Флориды. Длина его не  превышает  десяти  миль,  а  неглубокое  дно,
засоренное  травами,  которые  течение  отрывает  от  плавучих   островов,
буквально кишит змеями, и плавать по озеру опасно. Вот почему оно  так  же
пустынно, как и его берега. Ни охотиться, ни заниматься рыболовством здесь
невозможно, и лодки из Сент-Джонса заходят сюда очень редко.
   За озером русло реки снова поворачивает к югу. Сент-Джонс здесь  просто
небольшой ручей, берущий начало тридцатью милями южнее, между  28o  и  27o
северной широты. Тут он уже совершенно несудоходен, и Джемсу  Бербанку,  к
его  величайшему  сожалению,  пришлось  продолжать  путь   по   суше,   по
труднопроходимой, большей частью болотистой местности, через  нескончаемые
леса со множеством топких оврагов и мелких  речушек,  крайне  затруднявших
движение пешеходов.
   Пристали к берегу.  Оружие  и  тюки  с  провиантом  распределили  между
неграми. Это был народ крепкий, и такая поклажа его не слишком обременяла.
Все было заранее рассчитано, и  задержек  опасаться  не  приходилось.  Для
устройства лагерной стоянки также требовалось не более нескольких минут.
   Прежде всего Джилберт с помощью Марса  постарался  как  можно  надежнее
спрятать лодку, чтобы она не попалась на глаза  флоридцам  или  семинолам,
если бы им вздумалось забрести на берега озера  Вашингтона.  Ее  следовало
сберечь и на ней же вернуться обратно.
   Сняв  предварительно  мачту,  лодку  легко  было  спрятать  в  укромном
местечке под нависшими густыми ветвями среди гигантских камышей,  которыми
поросли берега  озера.  Хорошо  скрытая  в  зелени,  она  была  совершенно
незаметна с берега.
   Вероятно, так же поступили и с другой лодкой, с той, на  которой  везли
Зерму и Ди и которую так настойчиво искал Джилберт. Тексар тоже,  конечно,
не мог плыть дальше по реке и вынужден  был  оставить  свою  лодку  где-то
здесь поблизости. То, к чему прибегнул теперь Джемс Бербанк, должен был  в
свое время сделать и испанец. Поэтому лодку его разыскивали  тщательнейшим
образом до самого наступления темноты. Найдись  она  -  это  послужило  бы
неопровержимым доказательством того, что Тексар действительно плыл по реке
до озера Вашингтона.
   Однако поиски оказались тщетными: может быть, потому, что лодку  искали
на сравнительно небольшом пространстве, а возможно, и потому, что  испанец
не помышлял о возвращении и просто-напросто ее уничтожил.
   Каким мучительным для пленниц был, вероятно, путь от  озера  Вашингтона
до Эверглейдских болот! Мулатка несла, конечно, девочку на руках,  терпела
брань и побои, не поспевая за мужчинами, привычными к  большим  и  трудным
переходам; она спотыкалась и падала, стараясь уберечь при этом  ребенка  и
забывая о себе. Эта печальная картина рисовалась каждому...  При  мысли  о
том, сколько страданий должна была вынести  его  жена,  Марс,  бледнея  от
бешенства, твердил:
   - Я убью Тексара!
   Добраться бы только поскорее до острова Карнерал  и  захватить  злодея,
причинившего так много зла семье Бербанка и похитившего у него, Марса, его
жену Зерму!
   Привал для ночлега был устроен на небольшом  мысе  на  северном  берегу
озера. Пускаться в путь ночью по  незнакомой  местности  было  опасно,  и,
посовещавшись, путники решили дождаться  рассвета.  В  густом  лесу  легко
заблудиться, а потому рисковать не стоило.
   Ночь прошла благополучно. В четыре часа, едва забрезжило утро, был  дан
сигнал к выступлению. Чтобы нести вещи, хватало и половины негров, так что
они могли сменять друг друга.
   Все члены экспедиции, не исключая и негров, были  вооружены  карабинами
Минье, которые заряжаются одной пулей и четырьмя картечными  патронами,  а
также имели при себе револьверы Кольта, получившие широкое распространение
с начала междоусобной войны. При таком вооружении можно  было  дать  отпор
отряду семинолов человек в шестьдесят, а в случае необходимости  атаковать
и Тексара, будь с ним даже такое же количество сторонников.
   Решено было держаться возможно ближе к берегу Сент-Джонса. Река текла с
юга от озера Окичоби, извиваясь тонкой  нитью  по  бесконечному  лабиринту
лесов. Чтобы не сбиться с пути, достаточно было идти берегом. Путники  так
и поступили.
   Это оказалось довольно легко. Вдоль правого берега реки вился  какой-то
след, напоминавший тропинку, словно здесь к ее  верховьям  тянули  волоком
небольшую лодку. Отряд шел  быстро,  Джилберт  и  Марс  -  впереди,  Джемс
Бербанк и Эдвард Кэррол - сзади; управляющий Пэрри шел вместе  с  неграми,
которые, сменяясь через каждый час, несли поклажу.
   Перед  отправлением  в  путь  наскоро  закусили.  Решено  было   строго
придерживаться такого распорядка: в полдень - обед, в шесть часов вечера -
ужин, после ужина - снова в путь, а если  станет  так  темно,  что  нельзя
будет двигаться дальше, - короткий привал.
   Сперва пришлось идти вдоль восточного берега озера  Вашингтона,  берега
довольно низкого и очень топкого. Потом потянулись леса, сначала  довольно
редкие и небольшие, что зависело от породы самих деревьев.
   Тут росли мелколистные кампешевые деревья с гроздьями желтых  ягод,  из
коричневатой  сердцевины  которых   добывается   краска;   росли   тут   и
мексиканские вязы и гвазумы с пучками белых цветов, широко применяемых для
различных домашних надобностей и, в частности, как утверждают, для лечения
самого упорного насморка. Попадались  кое-где  также  хинные  деревья,  но
здесь они напоминали скорее кустарник, тогда как у себя на родине, в Перу,
это действительно великолепные большие  деревья.  Яркие  цветы  горечавки,
амариллиса,  ласточника,  тонкие  стебли  которого  идут  на  производство
тканей, образовали  пестрые  клумбы,  которых  никогда  не  касалась  рука
искусного  садовника.  Как   утверждает   один   из   самых   компетентных
исследователей Флориды [Пуссьельг; скончался,  к  сожалению,  не  завершив
своей экспедиции (прим.авт.)], цветы всех этих растений, "желтые или белые
в Европе, приобретают в Америке  разнообразнейшие  красные  оттенки  -  от
нежно-розового до пурпурного".
   К вечеру вся эта растительность сменилась кипарисами,  которые  тянутся
уже до самого Эверглейдса.
   За день пройдено было около двадцати миль. Джилберт поинтересовался, не
устали ли его спутники.
   - Мы готовы хоть сейчас идти дальше, - ответил за всех один из негров.
   - А не заблудимся ли мы ночью? - заметил Эдвард Кэррол.
   - Ни в коем случае,  -  заверил  Марс,  -  ведь  мы  по-прежнему  будем
держаться берега Сент-Джонса.
   - К тому же ночь ожидается светлая, - прибавил молодой Бербанк. -  Небо
совершенно безоблачно. В девять часов взойдет луна и будет светить нам  до
самого утра. Да и ветви у кипарисов довольно редкие, так что в кипарисовом
лесу гораздо светлее, нежели в любом другом.
   Итак, решено было двинуться дальше. Пробыв в пути почти всю ночь, утром
отряд решил отдохнуть и позавтракать под одним  из  гигантских  кипарисов,
которыми изобилуют леса в этой части Флориды.
   Тому, кто никогда не видал этих  чудес  природы,  представить  их  себе
очень трудно. Вообразите зеленеющий луг, раскинувшийся на высоте более ста
футов над землей и поддерживаемый прямыми, словно точеными стволами,  луг,
по которому вас так и манит пройтись. Внизу болотистая и топкая земля, она
всегда покрыта водой, ибо почва уже не впитывает влаги. Здесь кишмя  кишат
змеи, лягушки, черепахи, жабы, ящерицы, скорпионы,  пауки  и  всевозможные
виды болотной птицы. Выше, словно падучие  звезды,  проносятся  золотистые
иволги, резвятся среди ветвей белки, и  болтливые  попугаи  наполняют  лес
своим  оглушительным   гомоном.   Диковинная,   но   труднодоступная   для
исследователя страна!
   Идти здесь приходилось с большой опаской. Пешеход рискует  увязнуть  по
самое горло в бесчисленных рытвинах. Однако при свете луны,  пробивавшемся
сквозь ветви деревьев, удавалось все-таки кое-как двигаться вперед.
   Река служила надежным ориентиром, и  это  было  весьма  кстати,  ибо  в
кипарисовом лесу все деревья схожи между собою; их могучие  длинные  корни
буграми выпирают из почвы, а дуплистые, изогнутые у земли стволы стройными
колоннами  подымаются  метров  на  двадцать  ввысь   -   точь-в-точь   как
исполинские зонты с шероховатой ручкой и  зеленым  верхом,  не  спасающие,
впрочем, ни от дождя, ни от солнца.
   Ранним утром отряд Бербанка вступил  под  сень  этих  деревьев.  Погода
стояла великолепная. Ничто не предвещало грозы, которая обратила бы  почву
в сплошное месиво. Дорогу все же следовало выбирать  осмотрительно,  чтобы
не угодить в заболоченный  овраг.  Вдоль  правого,  более  крутого  берега
Сент-Джонса идти, к счастью, было несколько легче, и если бы не  впадающие
в реку ручьи, которые приходилось огибать или переходить вброд, задержки в
пути были бы совсем ничтожны.
   За весь этот день не удалось обнаружить никаких следов южан,  семинолов
или шайки Тексара. Испанец, возможно, шел левым берегом реки. Впрочем, это
не имело никакого значения. До той  низменной  части  Флориды,  о  которой
говорилось в записке Зермы, можно было добраться как правым, так  и  левым
берегом Сент-Джонса.
   С наступлением темноты путники сделали шестичасовой  привал.  Остальную
часть ночи они продолжали быстро двигаться  вперед.  Отряд  шел  в  полном
молчании по уснувшему лесу.  Древесный  свод  был  неподвижен.  При  свете
ущербленной луны узорчатой сетью  ложились  на  землю  тени  ветвей.  Чуть
слышно журчала река, медленно катившая свои воды  по  этой  почти  плоской
равнине. Здесь  было  так  мелко,  что  перебраться  на  другой  берег  не
составило бы никакого труда.
   На следующее утро, после двухчасового  отдыха,  маленький  отряд  снова
двинулся на юг. Но в этот день должна была прерваться - вернее, окончиться
- та путеводная нить, которая  вела  его  до  сих  пор.  И  действительно,
Сент-Джонс, обратившийся уже в тонкую струйку воды, совсем  исчез  в  гуще
хинных деревьев, которые он питает своею влагой. А  дальше  -  горизонт  с
трех сторон был скрыт кипарисовым лесом.
   Здесь отряд  обнаружил  кладбище,  где  по  туземным  обычаям  хоронили
негров, принявших христианство и оставшихся до гроба верными  католической
религии. Кое-где среди деревьев над могильными холмиками виднелись простые
деревянные или каменные кресты. Попадались и воздушные склепы: укрепленные
на ветвях и колеблемые ветром деревянные помосты со скелетами.
   - Кладбище должно, по-видимому,  указывать  на  близость  селения...  -
заметил Эдвард Кэррол.
   - Которое, вероятно, уже исчезло с лица земли, -  вставил  Джилберт,  -
ибо на наших картах оно не обозначено. Такое исчезновение целых селений  в
Южной Флориде не редкость: иной раз жители сами покидают деревни, а иногда
виною тому бывают индейцы.
   - Как же нам теперь быть, Джилберт? - обратился к сыну Джемс Бербанк. -
Сент-Джонс уже не может служить для нас ориентиром?
   - Будем двигаться по компасу. С ним мы  и  в  самом  дремучем  лесу  не
заблудимся.
   - Ну так в путь! И да поможет нам бог! -  вскричал  Марс,  которому  во
время остановок всегда не терпелось двинуться дальше.
   В полумиле за негритянским кладбищем отряд снова  вступил  под  зеленые
своды и по компасу взял курс прямо на юг.
   В течение первой половины дня не случилось ничего примечательного. Пока
что экспедиция не столкнулась ни с единым препятствием, но так ли будет  и
в дальнейшем? Удастся ли ей достигнуть цели, или  же  семейство  Бербанков
обречено на безнадежное отчаяние? Не отыскать ребенка и Зерму, знать,  что
им приходится терпеть муки и оскорбления, и не быть в силах помочь  им,  -
разве это не бесконечная пытка?
   Около полудня  сделали  привал.  Джилберт,  все  время  подсчитывавший,
сколько уже пройдено, полагал, что до озера Окичоби  оставалось  не  более
пятидесяти миль. После отъезда экспедиции  из  Кэмдлес-Бея  прошло  восемь
дней, и за это время отряд Бербанка сделал более трехсот миль  -  быстрота
необычайная. Правда, до сих пор он не встретил на пути  никаких  серьезных
помех: экспедиция благополучно поднялась по реке до самого ее верховья,  а
путь по кипарисовому лесу тоже не представлял больших  трудностей.  Погода
была превосходная: не было ливней, которые могли бы затруднить плаванье по
Сент-Джонсу и превратили бы его берега в  непроходимое  болото.  Стояли  к
тому же светлые лунные ночи -  все  как  нельзя  более  благоприятствовало
путешествию и путешественникам.
   Теперь  до  острова  Карнерал  оставалось  уже  сравнительно   немного.
Восьмидневный  стремительный   переход   закалил   участников   экспедиции
настолько, что оставшееся  расстояние  они  рассчитывали  пройти  за  двое
суток. А там наступит и развязка,  которую  невозможно  было,  разумеется,
предвидеть заранее.
   Хотя до сих пор им сопутствовала удача. Джемс Бербанк  и  его  товарищи
могли опасаться все же, что  во  вторую  половину  дня  они  столкнутся  с
непреодолимыми трудностями.
   В  полдень  путники  позавтракали  и,  передохнув,  двинулись   дальше.
Характер местности не изменился: все те же болота, те же топкие  овраги  и
ручейки. Их приходилось  либо  обходить,  либо  переправляться  через  них
вброд. Но все это не слишком удлиняло путь.
   Однако около четырех часов дня Марс неожиданно остановился.  Дождавшись
своих спутников, он указал им на  отпечатки  человеческих  ног  на  топкой
почве.
   - Нет никакого сомнения, что недавно здесь  прошел  какой-то  отряд,  -
сказал Джемс Бербанк.
   - И притом довольно многочисленный, - добавил Эдвард Кэррол.
   - Откуда и куда ведут эти следы? - спросил Джилберт. -  Необходимо  это
выяснить прежде, чем принимать какое-либо решение.
   Все стали  внимательно  рассматривать  следы.  Они  тянулись  ярдов  на
пятьсот к востоку. Несомненно, они шли и дальше,  но  продолжать  изучение
казалось излишним.  Направление  их  давало  возможность  установить,  что
какой-то  отряд,  численностью  от  ста  пятидесяти  до  двухсот  человек,
двигаясь от побережья Атлантического океана, проходил в этой  части  леса.
На запад следы шли, по-видимому, в сторону Мексиканского залива, пересекая
таким образом полуостров Флориду, который имеет на этой параллели не более
двухсот миль в ширину. Удалось также  установить,  что  неизвестный  отряд
делал привал как раз на том месте, где находились теперь Джемс  Бербанк  и
его спутники.
   Предупредив своих товарищей, чтобы они были наготове, Джилберт  и  Марс
углубились в лес и, пройдя с четверть мили влево,  определили,  что  далее
следы ведут прямо на юг.
   Вернувшись обратно, Джилберт высказал свои предположения.
   - Впереди нас прошел довольно многочисленный отряд. Он движется как раз
в том же направлении, что и мы, от озера Вашингтона.  Эти  люди  вооружены
огнестрельным  оружием:  мы  видели  на  земле  пустые  патронные  гильзы.
Вероятно, патронами они разжигали костры. От костров осталась  одна  зола.
Что это за люди  -  я  не  знаю.  Ясно  лишь,  что  их  много  и  что  они
направляются к Эверглейдсу.
   - Может быть, это семинолы-кочевники? - высказал  предположение  Эдвард
Кэррол.
   - Нет, - ответил Марс. - Судя по следам, это американцы.
   - Быть может, солдаты флоридской милиции? - спросил Бербанк.
   - Боюсь, что именно так, - сказал Пэрри. -  Их  как  будто  бы  слишком
много, так что вряд ли это банда Тексара...
   - А если к испанцу присоединились  его  сторонники?  -  спросил  Эдвард
Кэррол. - Тогда их может оказаться несколько сот человек.
   - Против семнадцати!.. - вставил управляющий.
   - Не беда! - воскликнул Джилберт. - Ведь никто из нас не отступит, если
они вздумают напасть на нас или если нам самим придется атаковать их.
   - Никто!.. Никто! -  горячо  откликнулись  отважные  спутники  молодого
офицера.
   Их порыв был вполне искренним. Однако по зрелом размышлении становилось
ясно, что подобное столкновение ничего хорошего не  сулит.  И  хотя  такая
мысль мелькнула, вероятно, у каждого, никто не проявил малодушия.
   Конечно, досадно было - почти у самой цели наткнуться  на  препятствие,
да еще на какое! Целый отряд южан, быть может  даже  сторонников  Тексара,
спешивший на соединение с испанцем в  Эверглейдс,  чтобы,  дождавшись  там
удобного момента, снова вернуться в Северную Флориду!
   Да, именно этого и следовало опасаться. Все это понимали. И когда порыв
воодушевления  прошел,  участники  экспедиции  призадумались  и  притихли,
вопрошающе глядя на своего юного вожака и ожидая его приказаний.
   Джилберт на мгновение поддался общему настроению, но тут же  решительно
поднял голову и воскликнул:
   - Вперед!





   Да,  надо  было  идти   вперед,   однако   приняв   сперва   все   меры
предосторожности,  ибо  кто  знал,  какие   опасности   подстерегали   их.
Необходимо  было  предварительно  разведать  предстоящий  путь,  осмотреть
лесные дебри и подготовиться ко всяким случайностям.
   Путники тщательно проверили свое оружие и привели его в  полную  боевую
готовность. По первому сигналу, сбросив поклажу, все должны  были  принять
участие в обороне. Отряд Бербанка шел в том же порядке.  Джилберт  и  Марс
по-прежнему впереди, но на некотором расстоянии  от  всего  отряда,  чтобы
успеть  предупредить  его  в  случае  опасности.  Каждый   из   участников
экспедиции готов был исполнить свой долг, хотя этих храбрых людей угнетала
мысль о препятствии, внезапно возникшем на пути к их цели.
   Шли они все также быстро,  однако  решили  обойти  стороной  замеченные
следы, чтобы  не  столкнуться  с  неизвестным  отрядом,  направлявшимся  к
Эверглейдсу. К сожалению, это оказалось довольно  трудно:  опередивший  их
отряд отклонялся  все  время  то  вправо,  то  влево  от  прямой  линии  -
доказательство того, что двигался он как-то неуверенно. И все же  основное
направление следов неизменно вело к югу.
   Прошел еще день. Бербанк и его спутники пока никого не  встретили.  Они
шли  довольно  быстро  и,  видимо,  уже  нагоняли  людей,   шедших   через
кипарисовый лес. Об  этом  свидетельствовали  все  более  и  более  свежие
отпечатки ног на рыхлой почве. Легко было  определить,  сколько  остановок
делали эти люди  для  того,  чтобы  отдохнуть  и  поесть,  -  тогда  следы
сходились и расходились в разные стороны, - либо  для  того,  по-видимому,
чтобы обсудить, каким путем двигаться дальше.
   Джилберт и Марс с напряженным  вниманием  изучали  эти  следы,  которые
могли им открыть многое. И делали они это так же тщательно, как  семинолы,
умеющие на войне  и  на  охоте  искусно  пользоваться  малейшими  следами,
оставленными на земле.
   В результате этого тщательного  изучения  Джилберт  поделился  с  отцом
своими соображениями.
   - Отец, теперь мы можем быть совершенно уверены в том,  что  в  отряде,
который идет впереди нас, нет ни Зермы, ни Ди. Поскольку мы не  обнаружили
отпечатков лошадиных копыт, остается предположить, что Зерма, -  если  она
здесь проходила, - шла, вероятно, пешком, неся Ди на руках. Однако  следов
женских или детских ног мы также не обнаружили.  Что  же  касается  самого
отряда, то можно с уверенностью  сказать,  что  он  вооружен  ружьями:  во
многих местах на земле видны следы ружейных прикладов.  Причем  я  заметил
одну особенность: это ружья того же  образца,  который  принят  в  морской
пехоте. Очевидно, у флоридской милиции точно  такие  же  ружья  -  другого
объяснения не придумаешь. Кроме  того,  я  пришел  к  весьма  прискорбному
выводу, что отряд по численности превосходит нас по  крайней  мере  раз  в
десять. Стало быть, приближаться к нему нужно с величайшей осторожностью.
   Оставалось только прислушаться к словам молодого офицера -  высказанные
им соображения о форме отпечатков и их количестве казались правильными. Ни
малютки Ди, ни Зермы в отряде безусловно не было, а значит  это  не  шайка
испанца. К тому же у Тексара не могло быть так  много  хорошо  вооруженных
людей. Очевидно,  большой  отряд  флоридской  милиции  направлялся  на  юг
полуострова, то есть как раз к Эверглейдсу, куда Тексар,  наверное,  успел
уже прибыть дня два тому назад.
   Во всяком случае, подобный отряд представлял  серьезную  опасность  для
Джемса Бербанка и его товарищей.
   Вечером сделали привал на небольшой  поляне,  где  за  несколько  часов
перед тем, должно быть, останавливался и неизвестный отряд: на поляне  еще
попадались кое-где груды пепла - остатки горевших недавно костров.
   Решено было продолжать путь лишь после того, как совсем стемнеет.  Ночь
предстояла темная, тучи затянули небо. Тонкий серп луны должен был  взойти
поздно. Все это позволяло приблизиться к  отряду  незаметно.  Быть  может,
удастся осторожно обойти его и, прячась в лесной чаще, обогнать, а  затем,
двигаясь в юго-западном направлении, первыми  прийти  к  озеру  Окичоби  и
острову Карнерал.
   В половине девятого тронулись  в  путь.  Марс  и  Джилберт  в  качестве
разведчиков  по-прежнему  были  впереди.  Пробираясь  в   полной   тишине,
маленький отряд вступил под темные лесные своды. Так  они  шли  часа  два,
ступая как можно осторожнее, чтобы не обнаружить своего присутствия.
   В начале одиннадцатого Джемс Бербанк остановил негров, впереди  которых
он шел вместе с управляющим. Марс и Джилберт спешили назад к  отряду.  Все
замерли в ожидании.
   - Что случилось, Джилберт? -  спросил  Джемс  Бербанк.  -  Что  вы  там
заметили?
   - Лагерь в лесу. Ясно видны костры.
   - Далеко отсюда? - спросил Эдвард Кэррол.
   - Не более сотни шагов.
   - Удалось вам рассмотреть, что там за люди?
   - Не удалось, потому что костры уже гаснут, - ответил  Джилберт.  -  Но
думаю, мы не ошиблись, полагая, что в отряде этом человек двести.
   - Они спят, Джилберт?
   - Да, почти все, но там выставлены вооруженные часовые. Мы видели,  как
они ходят взад и вперед между деревьями.
   - Что же нам делать? - обратился Эдвард Кэррол к молодому офицеру.
   - Прежде всего надо попытаться разузнать, что это за отряд,  -  ответил
Джилберт, - а уж потом попробовать обойти его.
   - Я пойду на разведку, - вызвался Марс.
   - И я с вами, - заявил Пэрри.
   - Нет, я сам пойду, - сказал Джилберт. - Тут  я  не  могу  ни  на  кого
положиться.
   - Джилберт, каждый из нас готов пожертвовать жизнью ради общего дела, -
возразил  Джемс  Бербанк.  -  Но  чтобы  произвести  разведку  и  остаться
незамеченным, для этого должен пойти один человек.
   - Ну что ж, я пойду один.
   - Нет, сын мой, я прошу тебя остаться с нами. В разведку пойдет Марс.
   - Я готов, господин!
   И, не дожидаясь ответа, мулат скрылся в темноте.
   Тем временем отряд Бербанка приготовился к  обороне.  Тюки  с  поклажей
сложили на землю. Носильщики взяли в руки оружие и притаились за  стволами
кипарисов, готовые по первому же сигналу вновь собраться вместе.
   С того места, где находился Джемс Бербанк,  лагерной  стоянки  не  было
видно. Чтобы увидеть огни уже догоравших костров,  следовало  приблизиться
еще  шагов  на  пятьдесят.  Приходилось  ожидать  возвращения  Марса,  ибо
невозможно  было  принять  решение,   не   выяснив   предварительно   всех
обстоятельств. В нетерпении Джилберт пошел ему навстречу.
   Тем временем мулат, прячась за деревьями, осторожно  крался  к  лагерю.
Двигаться, перебегая от дерева к  дереву,  было  безопаснее.  Он  надеялся
подойти поближе к  лагерю,  как  следует  разглядеть  стоянку,  определить
количество людей, а главное, к какой партии они принадлежат. Это оказалось
довольно трудно, потому что  ночь  была  темная,  а  костры  уже  погасли.
Пришлось подбираться к самому лагерю. Но у  Марса  хватило  и  смелости  и
сноровки обмануть бдительность часовых. Чтобы легче было двигаться, он  не
взял с собой ни ружья, ни пистолета. При нем был только топор, которым  он
и решил защищаться в случае надобности: следовало избегать всякого шума.
   Вскоре отважный мулат очутился почти рядом с часовым, который  стоял  в
семи-восьми ярдах от лагеря. Кругом было тихо.
   Утомленные долгим и трудным переходом, люди крепко спали.  Бодрствовали
одни лишь часовые, да и те, видимо, сильно устали, что не  ускользнуло  от
внимания Марса.
   Мулат уже несколько минут наблюдал за одним из них. Часовой стоял почти
неподвижно, прислонившись к кипарису, и клевал носом. Ружье  лежало  возле
него ка земле. Может быть, удастся незаметно проскользнуть за его спиной и
подкрасться к спящему лагерю?
   Марс тихо приближался к часовому... Вдруг под ногою у мулата  хрустнула
сухая ветка. Часовой  встрепенулся,  поднял  голову  и  оглянулся  вокруг.
Вероятно,  он  заметил  что-то  подозрительное:   он   схватил   ружье   и
прицелился...
   Но не успел он выстрелить, как Марс вырвал направленное на  него  ружье
и, зажав часовому рот своей широкой ладонью, повалил его на землю.
   Еще мгновение - и Марс, заткнув ему рот платком, несмотря на  отчаянное
сопротивление часового, связал  его,  взвалил  на  свои  могучие  плечи  и
потащил на поляну, где остался Джемс Бербанк со своим отрядом.
   Другие часовые ничего не заметили:  видимо,  они  караулили  лагерь  не
слишком старательно.
   Через несколько минут Марс был уже на поляне.  Связанного  часового  он
положил перед Джилбертом.
   Негры мигом  столпились  вокруг  Джемса  Бербанка,  Джилберта,  Эдварда
Кэррола и Пэрри. Пленный задыхался и сперва не мог произнести ни слова.  В
темноте  невозможно  было  ни  разглядеть   его   лица,   ни   определить,
действительно ли на нем форма флоридской милиции.
   Марс вынул у него изо рта кляп; но  пришлось  подождать,  пока  пленный
придет в себя, чтобы его допросить.
   - На помощь! - крикнул он наконец.
   - Молчи! - приказал Джемс Бербанк, удерживая его. - Не бойся,  мы  тебе
зла не желаем.
   - Чего вам от меня надо?
   - Нам нужно, чтобы ты отвечал правду.
   - Это смотря по тому, о чем вы будете спрашивать,  -  ответил  пленный,
немного успокоившись. - И прежде всего, за кого вы, за Юг или за Север?
   - За Север.
   - В таком случае я готов отвечать вам.
   Допрос продолжал Джилберт.
   - Сколько в твоем отряде людей?
   - Около двухсот человек.
   - Куда он направляется?
   - В Эверглейдс.
   - Кто командир?
   - Капитан Гауик.
   - Как? Неужели капитан Гауик с корабля "Уобаш"?!  -  радостно  вскричал
Джилберт.
   - Он самый.
   - Отряд состоит, стало быть, из моряков эскадры коммодора Дюпона?
   - Да. Мы северяне, федералисты, унионисты - и противники  рабовладения!
- гордо перечислил пленный все названия своей партии - партии, стоящей  за
правое дело.
   Итак,  Джемс  Бербанк  и  его  спутники  встретились  не  с  флоридской
милицией, как они предполагали, и не  с  шайкой  Тексара,  а  с  друзьями,
товарищами по оружию, поддержка которых была так кстати.
   - Ура! Ура! - закричали они так громко, что переполошили весь лагерь.
   В темноте замелькали факелы. Федералисты сбегались на поляну, навстречу
к ним устремились  люди  из  отряда  Бербанка.  Капитан  Гауик,  никак  не
ожидавший встретить молодого лейтенанта на пути в Эверглейдс,  крепко  жал
ему руку.
   Долгих объяснений не потребовалось.
   - Позвольте мне спросить вас, капитан, - сказал Джилберт, - что привело
вас в Южную Флориду?
   - Наш отряд,  дорогой  Джилберт,  послан  сюда  коммодором,  -  ответил
капитан Гауик.
   - А как вы шли?..
   - Из Москито-Инлет через Нью-Смирну.
   - С какой же целью вас направили?
   - Наша цель - покарать  банду  южан,  заманивших  в  ловушку  две  наши
шлюпки, и отомстить за смерть наших храбрых товарищей.
   И капитан Гауик рассказал  о  возмутительном  случае,  который  не  был
известен Джемсу Бербанку, так как произошел он спустя два  дня  после  его
отъезда из Кэмдлес-Бея.
   Читатель, вероятно, помнит, что коммодор Дюпон был  занят  в  то  время
организацией  надежной  блокады  побережья.  С  этой  целью  его  флотилия
крейсировала между островом Анастасии, лежащим к югу от  Сент-Огастина,  и
входом в пролив, отделяющий Багамские острова от мыса Сейбл, что на  южной
оконечности  Флориды.  Однако  коммодору  это   показалось,   как   видно,
недостаточным, и он решил преследовать лодки южан даже на небольших речках
полуострова.
   Для этой-то цели и были снаряжены две  шлюпки  его  эскадры  с  отрядом
матросов под командой двух офицеров.  Несмотря  на  свою  малочисленность,
отважные моряки смело пустились в плаванье по рекам графства.
   За действиями федералистов между тем следили шайки  южан.  Дав  шлюпкам
углубиться в эту пустынную часть Флориды, - что со  стороны  северян  было
большой оплошностью, ибо там кочевали индейцы и скрывались отряды милиции,
- они заманили их в засаду близ озера Киссимми,  в  восьмидесяти  милях  к
западу от мыса  Малабар,  и  напали  на  них,  пользуясь  своим  численным
превосходством. Оба офицера, руководившие этой экспедицией,  и  почти  все
матросы  погибли;  чудом  спаслись  и  добрались  до  Москито-Инлет   лишь
несколько человек.  Коммодор  Дюпон  тут  же  направил  экспедицию,  чтобы
покарать южан за кровавую расправу с федералистами.
   Отряд, состоявший на этот раз из двухсот моряков под командой  капитана
Гауика, высадился в  Москито-Инлет.  Оттуда  капитан  Гауик  направился  в
Нью-Смирну,  маленький  городок,  расположенный  в  нескольких  милях   от
побережья, и, собрав  там  нужные  сведения,  двинулся  на  юго-запад.  Он
считал,  что  виновники  катастрофы  у   озера   Киссимми   скрываются   в
Эверглейдсе. Туда капитан и повел свой отряд.
   Об этих-то событиях и не знали еще Джемс Бербанк и его спутники,  когда
в кипарисовом лесу они повстречались с капитаном Гауиком.
   В последовавшей затем короткой беседе капитан Гауик и Джилберт выяснили
положение вещей и определили план дальнейших действий.
   - Во-первых, - сказал Джилберт, - должен вам сообщить, что  и  мы  тоже
идем в Эверглейдс.
   - Как, и вы? - удивился капитан. - С какой же целью?
   - Мы тоже преследуем негодяев, капитан, и хотим их наказать. Цель у нас
с вами одна.
   - Кто же эти негодяи?
   - Прежде чем отвечать, позвольте, капитан, задать вам  один  вопрос,  -
сказал Джилберт. - Давно ли вы из Нью-Смирны?
   - С неделю.
   - Скажите, не встретился ли вам в центральных областях  графства  отряд
южан?
   - Нет, Джилберт, - ответил Гауик. - Однако  из  достоверного  источника
нам известно, что несколько отрядов милиции скрываются в Южной Флориде.
   - А кто главарь отряда, который вы преследуете, вам известно?
   - В точности известно, и должен сказать, что, если бы нам  удалось  его
захватить, мистер Бербанк вряд ли был бы на нас за это в претензии.
   - Что вы этим хотите сказать? - взволнованно спросил Джемс Бербанк.
   - А вот что: во главе отряда стоит тот самый испанец, которого  военный
суд в Сент-Огастине  недавно  оправдал  за  недостатком  улик  по  делу  о
нападении на Кэмдлес-Бей...
   - Тексар?! - вырвалось одновременно у всех  присутствовавших.  С  каким
удивлением было произнесено это имя, представить себе нетрудно.
   - Как! - вскричал Джилберт. - Тексар стоит во главе банды,  которую  вы
преследуете?
   - Он самый! Это он устроил засаду у Киссимми, он был главарем полусотни
негодяев, которые учинили кровавую расправу над нашими моряками, а теперь,
как нам сказали в Нью-Смирне, он удрал в Эверглейдс.
   - А если вам удастся схватить этого мерзавца, что вы с ним сделаете?  -
спросил Эдвард Кэррол.
   - Расстреляем тут же  на  месте,  -  ответил  капитан  Гауик.  -  Таков
категорический приказ коммодора. И можете быть  уверены,  мистер  Бербанк,
что приказ этот будет выполнен мною немедленно.
   Легко себе представить, какое  впечатление  произвела  эта  новость  на
Джемса Бербанка и его спутников. Они  могли  быть  почти  уверены,  что  с
помощью отряда капитана Гауика им удастся освободить Зерму и Ди, а испанец
со своими приспешниками будет  схвачен  и  понесет,  наконец,  заслуженное
наказание.  Громкое  "ура!"  разнеслось  по  лесу,  и  спутники   Бербанка
бросились горячо пожимать руки солдатам федеральной морской пехоты.
   Джилберт  в  свою  очередь  сообщил  капитану  о  причинах,  побудивших
Бербанка и его отряд отправиться в Эверглейдс. Для них важнее всего  было,
конечно, освободить мулатку и Ди, увезенных, как это явствовало из записки
Зермы, на остров Карнерал. Капитан узнал  также,  что  алиби,  на  которое
ссылался Тексар на суде, было ложным,  хотя  совершенно  непонятно,  каким
образом испанцу удалось все же его доказать. Поскольку же  Тексар  виновен
не только в похищении, но и в устройстве резни у озера Киссимми, ему  вряд
ли удастся уйти от ответа за оба эти преступления.
   Неожиданная мысль осенила Джемса Бербанка, и он обратился к капитану  с
вопросом:
   - Не можете ли вы сказать мне, когда именно  случилась  эта  история  с
шлюпками?
   - Я совершенно точно знаю, что расправу  над  нашими  моряками  учинили
двадцать второго марта, - ответил капитан Гауик.
   - Да, но ведь двадцать второго марта  Тексар  находился  еще  в  Черной
бухте и только собирался ее покинуть, - возразил Джемс Бербанк. -  Как  же
мог он участвовать в резне, которая произошла за двести миль оттуда, около
озера Киссимми?
   - Как вы сказали?.. - удивился капитан.
   - Я утверждаю, что Тексар не мог стоять во  главе  банды  конфедератов,
напавшей на шлюпки!
   - Вы ошибаетесь, мистер Бербанк, - возразил капитан. -  Испанца  хорошо
видели матросы, уцелевшие при этой катастрофе. Я сам их расспрашивал:  они
уверяют, что узнали Тексара, которого хорошо знают в лицо, так как не  раз
видели его в Сент-Огастине.
   - Не может этого быть, капитан, - настаивал Джемс  Бербанк.  -  У  меня
есть записка Зермы. Из этой записки  видно,  что  двадцать  второго  марта
Тексар находился еще в Черной бухте.
   Джилберт слушал молча. Он понимал, что его отец прав. В день катастрофы
испанец не мог быть вблизи озера Киссимми.
   - В конце концов не все ли равно? - сказал он наконец. - В жизни  этого
человека так много загадочного, что не к чему ломать себе голову. Двадцать
второго марта он был еще в Черной бухте - так пишет Зерма в своей записке,
- и в тот же день он находился во главе шайки южан в двухстах милях оттуда
- так утверждаете вы, капитан,  со  слов  матросов  коммодора  Дюпона.  Не
станем об этом спорить. Ясно по крайней мере, что  в  настоящее  время  он
находится в Эверглейдсе. Стало быть, через двое  суток  он  может  быть  в
наших руках.
   - Верно, Джилберт, - согласился капитан Гауик, - и за  что  бы  его  ни
расстреляли, за учиненную резню или за похищение, расстрелян он  будет  по
заслугам! В путь!
   Все это тем не менее было в высшей степени загадочным, как, впрочем,  и
многие обстоятельства, связанные с жизнью Тексара.
   Тут  опять   было   какое-то   необъяснимое   алиби.   Испанец   словно
действительно обладал способностью раздваиваться.
   Раскроется ли, наконец, эта тайна, или нет, сказать было трудно.
   Во всяком случае, необходимо было схватить Тексара. И к достижению этой
цели решили направить свои усилия моряки капитана Гауика, объединившись  с
отрядом Джемса Бербанка.





   Эверглейдс! Что за страшный, но великолепный край! Расположенный на юге
Флориды,  он  тянется  до  мыса  Сейбл,  то  есть  до  самой   оконечности
полуострова. Вся область представляет собой в  сущности  огромное  болото,
лежащее почти на одном уровне с океаном. В  бурю  сюда  устремляются  воды
Атлантики  или  Мексиканского  залива  и  смешиваются  здесь  с  дождевыми
потоками, которые в зимнее время заливают местность. Вот почему Эверглейдс
- нечто среднее между сушей и морем и область эта почти необитаема.
   Воды  окаймлены  здесь  белыми  песками  -  светлой  рамой,  оттеняющей
множество  темных  зеркал,  в  глади   которых   отражается   лишь   полет
бесчисленных птиц, кружащихся над болотами. Рыба тут не водится, зато змей
- великое множество.
   Не следует, однако, думать, что Эверглейдс бесплодная пустыня. Нет,  на
островах,  окруженных  стоячими  водами,  природа  обретает  свои   права.
Вредоносные испарения словно  обезврежены  ароматом  изумительных  цветов.
Острова окутаны  благоуханием  тысячи  пышно  цветущих  растений,  которые
вполне оправдывают  столь  поэтическое  название  полуострова  Флориды.  В
этих-то благодатных оазисах Эверглейдса  и  укрываются  индейцы-кочевники,
которые никогда, правда, не задерживаются подолгу на одном месте.
   Среди Эверглейдских болот, немного южнее  двадцать  седьмой  параллели,
лежит довольно большое озеро Окичоби. В одном из  уголков  этого  озера  и
находится тот самый остров Карнерал -  тайное  убежище  Тексара,  куда  он
скрылся от преследований.
   Место  вполне  достойное  Тексара  и  его  шайки!  Когда  Флорида   еще
принадлежала испанцам, здесь  обычно  скрывались  бежавшие  от  правосудия
преступники белой  расы.  Свешавшись  с  туземцами;  сохранившими  примесь
караибской крови, они, вероятно,  и  явились  родоначальниками  тех  самых
криков, семинолов, индейцев-кочевников, которых удалось  в  какой-то  мере
покорить лишь в 1845 году, да и то в результате  долгой  и  кровопролитной
войны.
   Остров Карнерал должен был, казалось, служить надежным убежищем, хотя с
востока лишь, узкий  пролив  отделяет  его  от  суши,  если  позволительно
назвать сушей окружающие озеро болота. Пролив этот имеет около ста футов в
ширину, и переправиться через него можно только на лодке. Другого  способа
нет.
   Бежать же с  острова  вплавь  просто  немыслимо:  илистое  дно  пролива
поросло длинными и цепкими травами, которые кишат ядовитыми гадами.
   А дальше подымался кипарисовый лес,  в  котором  никогда  не  просыхала
вода, так что путнику пробираться сквозь него крайне трудно. Впрочем,  это
было не единственное препятствие. Глинистая почва, подобно клею, облепляла
ноги, гигантские стволы  повалившихся  деревьев  преграждали  путь,  душил
невыносимый запах плесени, а вдобавок ко всему еще  и  ядовитый  филактис,
который  вредоносней  чертополоха,  и  в  особенности  тысячи  исполинских
грибов-дождевиков,  словно  начиненных  пироксилином  или  динамитом.  При
малейшем прикосновении  грибы  эти  взрываются  с  оглушительным  треском,
наполняя воздух красноватым облаком тончайших спор,  вызывающих  удушье  и
болезненные волдыри. Этих ядовитых растений следует остерегаться  так  же,
как опаснейших чудовищ животного мира.
   Жил Тексар в заброшенном индейском вигваме, скрытом под  сенью  больших
деревьев в восточной части острова. Спрятанный в зелени, он был  незаметен
даже с ближайшего к нему берега. Две  ищейки  так  же  неусыпно  сторожили
вигвам, как прежде сторожили блокгауз в Черной бухте. Выдрессированные для
охоты за неграми, эти псы растерзали бы  всякого,  кто  бы  приблизился  к
жилищу испанца.
   Зерма и Ди находились здесь вот уже два дня.  Путешествие  в  лодке  по
Сент-Джонсу до озера Вашингтона было сравнительно легким; но дальше, когда
пришлось идти кипарисовым лесом, оно стало изнурительным даже для крепких,
выносливых мужчин,  привычных  к  этому  губительному  климату  и  длинным
переходам по  лесам  и  болотам.  Нетрудно  представить  себе,  как  тяжко
приходилось женщине  и  ребенку!  Но  у  преданной  Зермы  хватило  сил  и
мужества. Всю дорогу она не  спускала  с  рук  малютку  Ди,  слабые  ножки
которой не одолели бы таких переходов.  Сама  Зерма  готова  была  ползком
ползти, лишь бы сберечь силы ребенка. Вот почему до острова  Карнерал  она
добралась полумертвой от усталости.
   Но как удалось Зерме после всего пережитого не впасть в отчаяние, когда
Тексар и Скуамбо силой увезли ее из Черной бухты? Ведь она не подозревала,
что ее записка попала в  руки  Джемса  Бербанка;  она  только  знала,  что
молодой невольник поплатился жизнью за попытку ее спасти.  Его  смертельно
ранили в тот самый момент,  когда  он  пытался  бежать  с  острова,  чтобы
доставить в Кэмдлес-Бей ее послание, и мулатка была уверена,  что  никогда
Джемсу Бербанку не узнать  того,  о  чем  поведал  ей  несчастный  молодой
невольник: о намерении Тексара перебраться со своими сообщниками на остров
Карнерал. Ну, а если так, значит след похищенных будет навсегда потерян.
   У Зермы не оставалось уже и тени надежды. К  тому  же  мулатка  слышала
столько ужасов  об  этом  страшном  крае!  Она  хорошо  знала,  что  такое
Эверглейдс: бежать отсюда невозможно!
   А малютка, прибыв на остров, совсем ослабела. Усталость, от которой  не
смогли ее уберечь все заботы кормилицы,  и  влияние  губительного  климата
сильно подорвали ее здоровье. Худая, бледная, словно отравленная болотными
испарениями, она не в силах была ни говорить,  ни  двигаться.  Она  только
непрестанно звала мать. Зерма уже не могла, как в первые дни их пребывания
в Черной бухте, успокаивать ее тем, что скоро она увидит мать,  что  отец,
брат, Алиса и Марс вот-вот за ними приедут. Ди была смышленым ребенком,  а
пережитые ею страшные сцены разгрома плантации сделали ее понятливой не по
годам; девочка  сознавала,  что  она  похищена  из  родительского  дома  и
находится в руках злого человека и что, если ее не освободят,  ей  никогда
уже больше не увидеть Кэмдлес-Бея.
   Зерма не знала теперь, что  и  сказать  ребенку;  несмотря  на  все  ее
заботы, бедное дитя чахло и угасало у нее на глазах.
   Вигвам  Тексара  был  кое-как  построенной  лачугой,  в  зимнее   время
совершенно непригодной для жилья. Ветер и дождь проникали в него через все
щели. Однако летом, - а в этих широтах его приближение уже  чувствовалось,
- он мог по крайней мере уберечь своих обитателей от солнечного зноя.
   Вигвам был разделен на две комнаты: одна из них, узкая и полутемная, не
имела выхода наружу. Чтобы попасть в нее, нужно было пройти  через  другую
комнату, довольно  просторную,  дверь  которой  выходила  прямо  на  берег
пролива.
   Зерму и Ди поместили в задней комнате,  где  имелась  лишь  постель  из
сухой травы и самая необходимая утварь.
   Другую комнату заняли Тексар и индеец Скуамбо, который  не  расставался
со своим господином. В этой комнате стоял стол, заставленный  кувшинами  с
водкой,  стаканами  и  тарелками,  какое-то  подобие  шкафа  для  хранения
съестных припасов и необтесанный обрубок дерева вместо скамьи. Две  охапки
травы служили постелью. Для приготовления простой пищи  вполне  достаточно
было очага, сложенного из камня и находившегося снаружи. Вся пища состояла
из вяленого мяса,  дичи,  запасы  которой  легко  пополнялись  тут  же  на
острове, овощей и фруктов, росших почти в диком виде, - всего  этого  было
как раз довольно, чтобы не умереть с голоду.
   Что же касается шестерых негров, которых Тексар привез из Черной бухты,
они, как и оба пса, спали снаружи и вместе с  собаками  сторожили  вигвам.
Кровом для них служили только ветви густых деревьев, сплетавшиеся  над  их
головами.
   С первого же дня Зерме и Ди позволили свободно ходить по острову. Их не
запирали в вигваме, ибо тюрьмою для них служил весь  остров  Карнерал.  За
ними следили издалека, да  и  это,  пожалуй,  было  излишним,  потому  что
переправиться через пролив можно было только  на  лодке,  а  ее  постоянно
сторожил кто-нибудь из негров.  Гуляя  с  девочкой,  мулатка  очень  скоро
поняла, как трудно отсюда бежать.
   В первый день пребывания  на  острове  Зерма  находилась  под  надзором
Скуамбо; Тексара же она ни разу не встречала. Но вечером она услышала  его
голос. Он о чем-то говорил  с  индейцем,  наказывал  ему  быть  как  можно
бдительнее. Вскоре в вигваме все, кроме Зермы, заснули.
   Нужно сказать, что до сих пор мулатке не удалось добиться от Тексара ни
единого слова. В лодке, по пути к  озеру  Вашингтона,  она  несколько  раз
спрашивала, что он намерен делать с нею и с ребенком; она и умоляла его  и
грозила ему, но испанец молчал и  холодно  смотрел  на  нее  своими  злыми
глазами. Потом, не удостаивая ее ответом, он пожимал плечами, как человек,
которому докучают.
   Однако Зерма не  сдавалась.  Прибыв  на  остров  Карнерал,  она  решила
встретиться с Тексаром и вызвать в нем сострадание если не к себе, то хотя
бы к несчастному  ребенку,  а  если  это  не  удастся  -  сыграть  на  его
корыстолюбии.
   Случай к тому вскоре представился.
   На другой же день, уложив девочку спать, Зерма направилась к проливу.
   Там она застала Тексара. Он расхаживал по берегу  и  вместе  с  Скуамбо
давал какие-то приказания неграм,  которые  косили  в  проливе  водоросли,
мешавшие движению лодки. Двое из негров били при  этом  шестами  по  воде,
пугая змей, высовывавших свои головы.
   Вскоре Скуамбо отошел от хозяина, и тот собирался уже уходить, когда  к
нему направилась Зерма. Заметив мулатку, Тексар остановился, поджидая ее.
   - Тексар, - решительным тоном обратилась к нему Зерма, -  мне  нужно  с
вами поговорить. Я думаю, что это наш последний разговор, и  потому  прошу
вас выслушать меня внимательно.
   Испанец  закурил  и  ничего  не  ответил.   Подождав   немного,   Зерма
продолжала:
   - Тексар, скажите  мне,  наконец,  что  вы  намерены  делать  с  Дианой
Бербанк?
   Ответа не последовало.
   - Я и не помышляю о том, чтобы  возбудить  в  вас  жалость  к  себе,  -
продолжала мулатка, - я забочусь лишь о девочке, жизнь которой в опасности
и которой вы вскоре лишитесь...
   При этих словах Зермы Тексар весьма недоверчиво пожал плечами.
   - Да, да, очень скоро, - повторила  мулатка.  -  Если  не  бегство,  то
смерть избавит ее от вас.
   Затянувшись сигаретой, испанец медленно выпустил дым.
   -  Вздор!  -  сказал  он.  -  Девочка  за  несколько  дней  отдохнет  и
поправится. Я рассчитываю на твои нежные заботы,  Зерма;  ты  постараешься
сохранить для нас ее драгоценную жизнь.
   - Нет, Тексар, не надейтесь,  -  возразила  мулатка.  -  Девочка  скоро
умрет... и притом без всякой пользы для вас.
   - То есть как это  без  всякой  пользы?  -  воскликнул  Тексар.  -  Она
погибнет вдали от умирающей матери, вдали от отца и брата,  доведенных  до
отчаяния!
   - Допустим, что это так, - сказала Зерма. - Значит,  вы  уже  отомстили
сполна. Однако, поверьте, для вас гораздо выгоднее вернуть девочку родным,
нежели держать ее здесь.
   - Что ты хочешь этим сказать?
   - Я хочу сказать, что вы причинили уже много зла Джемсу Бербанку.  Пора
вам подумать и о собственной выгоде...
   - О собственной выгоде?
   -  Безусловно,  Тексар,  -  продолжала  Зерма,  воодушевляясь.   -   Вы
опустошили плантацию; миссис Бербанк при смерти, может быть теперь ее  уже
нет в живых; дочь  ее  исчезла,  отец  тщетно  пытается  напасть  на  след
ребенка... И во всех этих преступлениях виновны вы, Тексар.  Уж  я-то  это
хорошо знаю! И говорю вам прямо в глаза. Но берегитесь,  Тексар!  Наступит
день, когда ваши преступления откроются. Подумайте о той каре, которая вас
ожидает. Подумайте об этом, и вы сами убедитесь,  что  в  ваших  интересах
проявить, наконец, жалость. Я не говорю о себе, не говорю о том,  что  муж
мой, вернувшись, не найдет меня. Речь идет только  о  несчастной  девочке,
жизнь которой висит на волоске. Оставьте меня,  если  хотите,  но  девочку
отправьте в Кэмдлес-Бей, верните ребенка ее матери. Вам все простят.  Если
вы пожелаете, вам даже заплатят за освобождение ребенка. Если  я  вам  это
обещаю, то потому только, что прекрасно знаю Джемса Бербанка и его  семью,
знаю, что ради спасения своего ребенка эти  люди  ничего  не  пожалеют  и,
клянусь богом, выполнят обещание, данное вам их невольницей.
   -  Невольницей?..  -  иронически  спросил  Тексар.  -   В   Кэмдлес-Бее
невольников больше нет!
   - Есть, Тексар, - возразила Зерма, - ведь я предпочла остаться рабыней,
чтобы не расставаться со своим господином.
   - Вот как! - воскликнул испанец. - Ну что ж,  если  ты  не  прочь  быть
невольницей, мы можем столковаться. Лет  шесть-семь  тому  назад  я  хотел
купить тебя у своего друга Тикборна, за одну тебя предлагал  ему  огромную
сумму, и ты была бы уж давно моего рабою, если б тебя не  перекупил  Джемс
Бербанк. Теперь ты в моих руках, и ты у меня останешься.
   - Хорошо, я буду вашей рабыней. Но девочка... Неужели вы ее не вернете?
   - Дочь Джемса Бербанка? - с лютой ненавистью вскричал Тексар. - Вернуть
ее отцу?.. Ни за что!
   - Мерзавец! - воскликнула Зерма в порыве негодования. - Ну, что ж, если
не ее отец, то сам бог вырвет девочку из твоих рук!
   В ответ испанец лишь злобно усмехнулся  и  пожал  плечами.  Он  свернул
новую сигарету, спокойно прикурил ее от окурка  и  зашагал  вдоль  берега,
даже не взглянув на Зерму.
   Будь  у  мулатки  оружие,  она  не  колеблясь  убила  бы  Тексара,  как
кровожадного зверя, не посмотрев  на  то,  что  Скуамбо  и  его  подручные
безжалостно расправились бы с  нею.  Но  она  была  безоружна.  Неподвижно
стояла она на берегу, глядя на работавших негров. Ни  одного  дружелюбного
взгляда -  вокруг  какие-то  свирепые  лица,  в  которых  не  было  ничего
человеческого.  И  Зерма  побрела   к   вигваму,   чтобы   с   материнской
заботливостью помочь больному ребенку, который жалобно звал ее к себе.
   Зерма взяла девочку на руки  и,  целуя,  принялась  утешать  ее.  Ласки
кормилицы  немного  оживили  малютку.  Зерма  напоила  ее  теплым  питьем,
приготовив его на очаге подле вигвама. Она сделала  все,  что  было  в  ее
силах. Ди ответила ей благодарной улыбкой... Но какой улыбкой!.. Она  была
горестнее слез!..
   В тот день Зерма не видала больше Тексара, да она и не искала встречи с
ним. К чему? Мулатка убедилась в том, что ему неведомо чувство  жалости  и
что она может лишь ухудшить положение своими упреками и обвинениями.
   В самом деле, до сих пор с Зермой и Ди обращались  не  так  плохо  и  в
Черной бухте и здесь, на острове Карнерал.  Но  от  такого  человека,  как
Тексар, можно было ожидать всего. Стоило его вывести из терпения  -  и  он
мог впасть в бешенство и совершить любое насилие.  Его  черствая  душа  не
знала сострадания. Непримиримая злоба взяла в ней верх даже  над  чувством
самосохранения. Зерме не на что было надеяться. Что же касается Скуамбо  и
невольников, то как от них требовать, чтобы  они  были  человечнее  своего
хозяина? Они хорошо понимали, что угрожает тому, кто проявит  к  ней  хоть
малейшее сочувствие. Нет, с их стороны  ждать  было  нечего.  Итак,  Зерма
могла рассчитывать только на собственные силы. И она приняла решение: этой
же ночью она попытается бежать. Но как? Ведь необходимо было переправиться
через пролив. И хотя около вигвама он был не слишком широк,  переправиться
через него вплавь было невозможно. Оставалось одно: раздобыть  лодку  и  в
ней переплыть на другой берег.
   Наступил вечер, а за ним и ночь - темная и ненастная. Накрапывал дождь,
ветер крепчал, угрожая пронестись над болотами ураганом.
   Через  большую  комнату  Зерма  не  могла  выйти  из  вигвама,  но  она
рассчитывала проделать отверстие в саманной стене своей комнаты,  пролезть
самой наружу, а затем вытащить ребенка. Выбравшись из вигвама, она  решит,
что делать дальше.
   Часов в десять вечера снаружи доносилось лишь завывание ветра. Тексар и
Скуамбо спали. Даже  собаки  укрылись  где-то  в  лесной  чаще  далеко  от
вигвама.
   Момент был подходящий.
   Ди  уснула  на  травяной  подстилке,  а   Зерма   принялась   осторожно
проделывать отверстие в боковой стене вигвама, вытаскивая из нее прутья  и
солому.
   Целый час трудилась она, однако отверстие все еще было слишком мало,  и
пролезть через него она не смогла бы. Зерма снова принялась за работу, но,
услыхав какой-то шум, остановилась.
   Шум доносился снаружи. Где-то во мраке раздавался  лай  собак:  кто-то,
должно быть, шел по берегу. Тексар и Скуамбо сразу проснулись  и  выбежали
из комнаты.
   Потом Зерма услышала голоса. По ту сторону  пролива,  очевидно,  ходили
какие-то вновь прибывшие люди. Зерме  пришлось  отложить  свою  работу:  в
такой момент побег был невозможен.
   Вскоре, несмотря на завывание  бури,  до  нее  явственно  донесся  звук
шагов.
   Зерма прислушалась. Что это? Может быть, небо сжалилось над нею? Уж  не
посылает ли оно ей помощь, на которую она давно потеряла надежду?
   Но она поняла, что это не так. Будь это подоспевшая к  ним  помощь,  на
берегу неминуемо завязалась бы схватка, были бы слышны крики  и  стрельба.
Однако ничего подобного не было. Скорее всего к Тексару на остров Карнерал
прибыло подкрепление.
   Через минуту Зерма услышала, что в хижину  вошли  двое:  Тексар  и  еще
кто-то, но, очевидно, не индеец, ибо голос Скуамбо доносился  откуда-то  с
берега.
   Между тем в  комнате  находились  два  человека.  Они  стали  о  чем-то
шептаться, но вдруг смолкли.
   Один из них, взяв фонарь, направился  к  комнате  Зермы.  Мулатка  едва
успела броситься на постель, прикрыв собою отверстие в стене.
   Тексар - это был он - приоткрыл дверь  и  заглянул  в  комнату.  Увидев
Зерму на постели рядом с девочкой, испанец решил,  что  она  спит  крепким
сном, и ушел обратно.
   Зерма вновь подошла к запертой двери.
   То, что происходило в соседней комнате, было скрыто  от  ее  взора,  не
видала она и собеседника Тексара, но слышать их разговор она могла.
   И вот что она услышала.





   - Ты здесь? На острове Карнерал?!
   - Да, уж несколько часов.
   - А я-то думал, что ты в Адамсвилле [маленький  город  графства  Патнам
(прим.авт.)], на озере Апопка [озеро, питающее один  из  главных  притоков
Сент-Джонса (прим.авт.)].
   - Уже с неделю как я оттуда.
   - Зачем же ты приехал?
   - Пришлось!
   - Но ведь ты же знаешь, что мы не должны сходиться вместе! Нигде, кроме
Черной бухты, да и то предварительно списавшись.
   - Повторяю, мне пришлось бежать в Эверглейдс.
   - Но почему?
   - Сейчас узнаешь.
   - И ты не боишься, что это может нас выдать?
   - Нет, что ты! Я прибыл ночью, никто из твоих невольников не  мог  меня
видеть.
   Зерма никак не могла понять смысла этого разговора и не  в  силах  была
догадаться, кто же такой этот неожиданный посетитель вигвама... Беседовали
несомненно двое, и в то же время казалось, что спрашивает и отвечает  один
и тот же  человек.  Тот  же  голос,  те  же  интонации.  Будто  все  слова
произносились одними и теми же устами. Зерма тщетно  заглядывала  в  щелку
двери - в полумраке слабо освещенной  комнаты  рассмотреть  что-либо  было
невозможно. Мулатке пришлось  довольствоваться  тем,  что  она  слышит,  и
постараться как  можно  больше  узнать  из  разговора,  который,  как  она
понимала, мог иметь для нее огромное значение.
   После короткой паузы разговор возобновился.
   - Ты не один?
   Вопрос был задан, очевидно, Тексаром.
   - Нет, со мной кое-кто из наших сторонников.
   - А сколько их?
   - Человек сорок.
   - И ты не боишься, что они  узнают  то,  что  мы  столько  лет  успешно
скрывали?
   - Ничуть. Они никогда не увидят нас вместе и уйдут с острова Карнерал в
полном неведении. Так что в нашей жизни все останется по-прежнему.
   Зерме послышалось, будто собеседники,  хлопнув  друг  друга  по  рукам,
обменялись рукопожатием.
   Разговор продолжался.
   - Как дела в Джэксонвилле после прихода северян?
   -  Есть  важные  новости.  Ты,  конечно,  знаешь,   что   Дюпон   занял
Сент-Огастин?
   - Знаю, и тебе, разумеется, известно, почему я должен об этом знать.
   - Ах, да! Эта история с фернандинским поездом случилась для тебя  очень
кстати: ты  мог  доказать  свое  алиби,  и  военному  суду  пришлось  тебя
оправдать.
   - Что он сделал крайне неохотно... Ну, да нам с тобой уже не  в  первый
раз удается выпутываться таким образом...
   - И надеюсь, также не в последний. Однако тебе, может быть, неизвестно,
с какою целью федералисты заняли Сент-Огастин? Это сделано не столько  для
того, чтобы овладеть столицей графства Сент-Джонс, сколько для того, чтобы
организовать блокаду побережья Атлантики.
   - Я об этом слышал.
   - Ну, так вот! Дюпону мало было установить контроль над  побережьем  от
устья Сент-Джонса до Багамских островов: он решил повести борьбу с военной
контрабандой и в самой Флориде. С этой целью  он  снарядил  две  шлюпки  с
отрядом матросов под командованием двух офицеров  эскадры.  Ты  что-нибудь
слышал об этой экспедиции?
   - Нет.
   - Когда же ты покинул Черную бухту? Вероятно, вскоре  после  того,  как
был оправдан?
   - Да, двадцать второго марта.
   - Ну так вот, как раз двадцать второго марта все и случилось.
   Надо заметить, что Зерме также ничего не было известно о событиях  близ
озера Киссимми, о которых капитан Гауик рассказал Джилберту  во  время  их
встречи в лесу. И вот теперь одновременно с испанцем она узнала о том, как
подожгли лодки федералистов, как перебили их самих, так что спаслось  едва
ли человек двенадцать, которые и принесли коммодору Дюпону весть  об  этой
катастрофе.
   - И поделом!.. - воскликнул Тексар. -  Это  им  за  Джэксонвилл...  Эх,
заманить бы нам побольше этих проклятых северян в самую глубь Флориды! Они
останутся тут все до единого!
   - Все до единого,  особенно  если  заберутся  в  Эверглейдские  болота.
Кстати, мы очень скоро их здесь увидим.
   - Что ты хочешь этим сказать?
   - Дюпон поклялся отомстить за смерть  своих  офицеров  и  матросов.  Он
отправил новую экспедицию на юг графства Сент-Джонс.
   - Как? Стало быть, сюда идут федералисты?..
   - Да,  но  теперь  их  гораздо  больше,  они  хорошо  вооружены,  стали
осторожней и остерегаются ловушек.
   - Ты встретился с ними?
   - Нет, нас было слишком мало,  пришлось  отступать.  Но,  отступая,  мы
постепенно завлекли их в эти края. Надо собрать рассеянную здесь милицию и
разом обрушиться на них, - и ни одному тогда не спастись!
   - Откуда же они идут?
   - Из Москито-Инлет.
   - А какой дорогой?
   - Через кипарисовый лес.
   - Далеко ли они теперь, как ты думаешь?
   - Думаю, милях в сорока от острова Карнерал.
   - Прекрасно! Надо заманить  их  возможно  дальше  на  юг  и,  не  теряя
времени, собрать милицию. Если нужно будет, мы завтра же удерем  отсюда  к
Багамскому проливу... А там, если на нас уж очень насядут, прежде  чем  мы
успеем собрать своих сторонников, мы найдем надежное убежище на  Багамских
островах.
   Все, что говорилось за дверью, для Зермы было чрезвычайно  важно.  Если
Тексар покинет остров, захватит ли он с собою пленниц, или же оставит их в
вигваме под надзором Скуамбо? В последнем случае ей следовало бы  отложить
побег и дождаться отъезда испанца. Может быть, тогда будет  больше  шансов
на то, что ее попытка увенчается успехом. Что, если к тому  времени  отряд
северян, уже вступивший в Южную Флориду, выйдет к  берегам  озера  Окичоби
где-нибудь поблизости от острова Карнерал?
   Но едва блеснувшая надежда тут же разлетелась прахом.
   На вопрос собеседника о том, как  он  думает  поступить  с  ребенком  и
мулаткой, Тексар, не задумываясь, ответил:
   - Если придется бежать, я увезу их с собою на Багамские острова.
   - Перенесет ли девочка лишения, связанные с этим новым путешествием?
   - Перенесет, конечно... К тому же Зерма  постарается  оградить  от  них
ребенка.
   - А если девочка все же умрет?
   - Пусть лучше умрет, только бы не возвращать ее отцу.
   - О, ты, видно, здорово ненавидишь этих Бербанков!
   - Да, ведь и ты ненавидишь их не меньше!
   Зерма едва удержалась, чтобы не распахнуть дверь и не встретиться лицом
к лицу с двумя негодяями, столь похожими друг на друга не только голосами,
но  и  своими   преступными   наклонностями,   своей   бессовестностью   и
бессердечием. Ей, однако, удалось совладать с собою. Она решила  до  конца
дослушать разговор Тексара и его сообщника. Потом они, возможно, уснут,  и
тогда она попытается устроить побег, ставший неизбежным, ибо ее и Ди могли
увезти отсюда.
   Очевидно, испанец был совсем не в курсе  событий,  а  потому  продолжал
расспрашивать своего собеседника.
   - Ну, а что нового на Севере? - осведомился он.
   - Ничего особенного.  Но,  по-видимому,  одолевают  все-таки  северяне.
Вопрос о рабстве решится, вероятно, не в пользу рабовладельцев.
   - А нам-то что! - равнодушно произнес Тексар.
   - Нам-то, конечно, все равно. Ведь мы с тобою в сущности ни за  Юг,  ни
за Север!
   - Нам важно, пока обе стороны дерутся, стоять  за  тех,  у  кого  можно
больше поживиться.
   В этих словах был весь Тексар: ловить рыбу в  мутной  воде  гражданской
войны, - только к этому и стремились оба негодяя.
   - Ну, а что произошло за последнюю неделю во Флориде?
   - Ничего такого, о чем бы ты не знал. Река до  Пиколаты  по-прежнему  в
руках Стивенса.
   - Не собирается ли он подняться вверх по течению Сент-Джонса?
   - Нет, пока не слыхать, чтобы канонерки стремились проникнуть  в  южную
часть графства. А вообще-то я думаю, что оккупации скоро  конец,  и  тогда
вся река будет в руках конфедератов.
   - То есть как?
   - Ходят слухи, что Дюпон хочет уйти из Флориды, оставив  лишь  два  или
три корабля для блокады ее берегов.
   - Неужели?
   - По  крайней  мере  этот  слух  держится  упорно...  А  если  так,  то
федералисты скоро оставят Сент-Огастин.
   - А Джэксонвилл?..
   - Разумеется, и Джэксонвилл!
   - Черт возьми! Вот было бы здорово!.. Я  мог  бы  тогда  снова  собрать
комитет и занять свое прежнее место.  Ведь  это  федералисты  его  у  меня
отняли. А! Распроклятые северяне! Только бы мне вернуться к власти,  я  бы
им показал!..
   - Еще бы!
   - И если только Джемс  Бербанк  со  всей  своей  семейкой  не  уберется
вовремя из Кэмдлес-Бея, если они не удерут от меня,  тогда  уж  я  с  ними
расправлюсь!
   - Вполне одобряю! Ты столько натерпелся из-за этой семейки...  да  и  я
вместе с тобою. Я хочу того же, что хочешь ты, и ненавижу тех же, кого  ты
ненавидишь. Ведь мы с тобою - одно...
   - Да... одно, - повторил Тексар.
   Тут разговор на  мгновение  оборвался.  Услыхав  звон  стаканов,  Зерма
догадалась, что испанец и "тот, другой", чокнулись.
   Мулатка была поражена. Из подслушанного разговора можно было заключить,
что оба  эти  человека  в  равной  мере  виновны  во  всех  преступлениях,
совершенных за последнее время во Флориде, и, в частности, в преступлениях
против семьи Бербанков. Их дальнейшая беседа открыла ей и  многое  другое.
Теперь для нее стали ясны кое-какие подробности загадочной жизни  испанца.
И все время один и тот же голос раздавался за стеной, спрашивая и отвечая,
словно Тексар  был  в  комнате  один  и  сам  с  собою  разговаривал.  Тут
скрывалась какая-то тайна, которую мулатке очень важно было разгадать.  Но
как это сделать? Ведь если б эти негодяи узнали, что Зерма подслушала хотя
бы часть их разговора, они бы не колеблясь прикончили ее, чтобы  отвратить
опасность разоблачения. А что будет с девочкой, если Зерму убьют?
   Было часов одиннадцать ночи. Погода по-прежнему стояла  отвратительная.
Завывал ветер, дождь лил не  переставая.  Ясно  было,  что  Тексар  и  его
сообщник в такую погоду не  выйдут  и  останутся  на  ночь  в  вигваме.  К
осуществлению своих планов они приступят не раньше завтрашнего дня.
   Зерма окончательно в этом убедилась, когда услыхала  слова  собеседника
Тексара, - говорил, должно быть, именно он:
   - Ну, так что же мы решили?
   - А вот что, - ответил Тексар. - Завтра утром  я  отправлюсь  с  нашими
людьми осматривать  берега  озера.  Мы  углубимся  мили  на  три-четыре  в
кипарисовый лес, выслав вперед на разведку тех, кто хорошо  знает  здешние
места, и в первую очередь Скуамбо.  Если  отряд  федералистов  далеко,  мы
вернемся и останемся здесь до тех пор, пока не придется отступать. Если же
окажется, что нам угрожает  непосредственная  опасность,  я  соберу  наших
сторонников и невольников,  заберу  отсюда  Зерму  с  девочкой  и  уйду  к
Багамскому проливу. Ты же постараешься собрать милицию, рассеянную по всей
Южной Флориде.
   - Идет! - ответил собеседник Тексара. -  Завтра,  покуда  вы  будете  в
разведке, я спрячусь тут же на острове, в лесу. Нужно, чтобы ни одна живая
душа не видала нас вместе и не разгадала нашей тайны.
   - Ну конечно! - вскричал Тексар. - Какого  черта  рисковать!  Итак,  мы
увидимся лишь завтра ночью в вигваме, а если мне придется покинуть  остров
в течение дня, то сперва уеду я, а уж потом ты.  Местом  встречи  в  таком
случае будет мыс Сейбл.
   Зерма поняла, что федералистам не удастся освободить ее.
   Ведь если Тексар узнает, что они  уже  близко,  он  завтра  же  покинет
остров и заберет ее с собой.
   Она могла теперь рассчитывать только на свои силы. Надо  было  пытаться
спастись, не взирая на опасность,  на  почти  полную  безнадежность  такой
попытки.
   Если бы Зерма только знала, как близко от нее Джемс Бербанк,  Джилберт,
Марс и ее товарищи с плантации, если б она только знала, что они пустились
на поиски, чтобы вырвать ее из  рук  Тексара,  что  записка  ее  дошла  по
назначению и друзья спешат к ней на помощь, что  они  поднялись  вверх  по
течению Сент-Джонса, миновали озеро Вашингтона  и,  пройдя  большую  часть
кипарисового  леса,   соединились   уже   с   отрядом   капитана   Гауика,
разыскивающего Тексара, чтобы расстрелять его без суда и следствия, -  ибо
не кто иной, как он, и считался виновником ловушки, устроенной на  берегах
Киссимми, - знай все это Зерма, с  какой  энергией  принялась  бы  она  за
осуществление своей попытки!
   Но мулатка ничего этого знать не могла. Ей неоткуда было ждать  помощи,
и она твердо решила пойти на любой риск и бежать с острова Карнерал.
   Однако попытку бегства пришлось отложить на сутки, хотя эта темная ночь
и благоприятствовала побегу. Дело в том, что вокруг вигвама  расположились
прибывшие на остров  сообщники  Тексара.  Они  не  спали,  расхаживали  по
берегу, курили, разговаривали. Если бы Зерма попыталась бежать  и  попытка
ее не увенчалась успехом, ее положение лишь ухудшилось бы и  она  навлекла
бы на себя ярость Тексара.
   Разве завтра не может представиться более  благоприятный  случай?  Ведь
испанец  говорил,  что  вместе  со  своими  сторонниками  и   неграми,   в
сопровождении Скуамбо, он собирается пойти в разведку,  чтобы  узнать,  не
подошел ли  уже  к  озеру  отряд  федералистов.  Что,  если  Зерма  сможет
воспользоваться этим обстоятельством, которое увеличит ее шансы на  успех?
Только бы удалось ей незаметно переправиться через пролив и  добраться  до
леса, а там она не сомневалась бы уже в своем спасении. Укрывшись в  лесу,
она с божьей помощью избежит преследований Тексара. Капитан Гауик со своим
отрядом, вероятно, уже недалеко. Он движется к озеру Окичоби,  и,  значит,
есть надежда, что федералисты освободят ее!
   Лучше, стало быть, подождать до завтра. Но неожиданный случай  разрушил
все расчеты Зермы, окончательно испортив отношение к ней Тексара.
   В дверь вигвама постучали. Это был Скуамбо.
   - Войди! - сказал испанец.
   Скуамбо вошел.
   - Нет ли каких-либо распоряжений на ночь? - справился он.
   - Будьте начеку, - приказал Тексар, - и чуть что - сейчас же докладывай
мне.
   - В точности исполню, - ответил Скуамбо.
   - Завтра с утра мы отправимся на разведку в кипарисовый лес.
   - А мулатка и девочка?..
   - Их надо сторожить, как обычно.  И  смотри,  Скуамбо,  чтоб  никто  не
входил в вигвам!
   - Понимаю.
   - Что делают наши люди?
   - Бродят взад и вперед и ложиться спать как будто не собираются.
   - Пусть никто из них далеко не уходит.
   - Никто не уйдет.
   - А какова погода?
   - Кажется, получше. Дождь уже перестал, да и ветер стихает.
   - Ну, ладно.
   Зерма не переставала напряженно прислушиваться. Разговор,  по-видимому,
окончился. Но вдруг она услышала тяжелый вздох и какое-то хрипение.
   У нее замерло сердце.
   Она бросилась к травяной постели и склонилась над девочкой...
   Ди проснулась. И в каком ужасном состоянии!
   Из ее груди вырывалось хриплое дыхание.  Ее  слабые  ручонки  судорожно
хватали воздух, словно ей нечем было дышать. Она чуть слышно лепетала:
   - Пить!.. Пить!..
   Бедняжка задыхалась. Необходимо было  поскорее  вынести  ее  на  свежий
воздух. Обезумев, Зерма в темноте схватила малютку на руки и стала дуть ей
в лицо, пытаясь  оживить  ее  своим  дыханием.  Мулатка  чувствовала,  как
ребенок, точно в судорогах, трепещет на ее руках.  Зерма  вскрикнула...  и
распахнула дверь в соседнюю комнату...
   Там перед Скуамбо стояли двое людей, до такой степени похожих  друг  на
друга, что Зерма ни за что не могла бы распознать, который из них Тексар.





   Пора, однако, в нескольких словах объяснить читателю то, что до сих пор
казалось в  этой  истории  необъяснимым,  и  он  увидит  тогда,  до  какой
изобретательности  доходят  иные  люди,   если   преступные   наклонности,
сочетаясь с недюжинным умом, толкают их на стезю порока.
   Двое  людей,  перед  которыми  так  внезапно  предстала   Зерма,   были
братьями-близнецами.
   Откуда  они  родом,  этого  они  и  сами  толком  не  знали.  По   всей
вероятности, из какой-нибудь деревушки в Техасе, на что указывало и  самое
их имя - Тексар, всего лишь несколькими буквами отличающееся  от  названия
этого штата.
   Известно, что такое Техас. Это  обширная  территория,  лежащая  на  юге
Соединенных Штатов, на берегу Мексиканского залива.
   Когда Техас возмутился против мексиканского владычества, в  его  борьбе
за освобождение ему оказали поддержку Соединенные Штаты, к  которым  он  и
был присоединен в 1845 году при президенте Джоне Тэйлоре.
   За пятнадцать лет до этого в одной из прибрежных деревушек Техаса  были
найдены  двое  подкидышей.   Их   вырастили   на   средства   общественной
благотворительности.
   С самого раннего детства они поражали всех своим необычайным сходством.
Те же черты лица, те же движения, тот же голос, те же манеры и - увы! - те
же порочные наклонности, которые проявлялись чуть ли не с младенчества.
   Неизвестно,  как  они  были   воспитаны,   получили   ли   какое-нибудь
образование и кто были их  родители.  Скорей  всего,  они  происходили  из
какой-нибудь бродячей семьи -  их  много  кочевало  по  Техасу  после  его
отделения от Мексики.
   Как только братья подросли, их обоих охватило неудержимое стремление  к
вольной жизни. Почувствовав, что смогут сами себя прокормить, они  в  один
прекрасный день исчезли.
   Вместе им было тогда двадцать четыре года. Можно не сомневаться в  том,
что только воровство давало им средства к существованию.  Они  бродили  по
полям и фермам, воруя в одном месте хлеб, в другом - фрукты, а позже стали
грабить на больших дорогах. К этому они готовили себя с детства.
   Словом,  братья-близнецы  навсегда  скрылись  из  деревушек  и  селений
Техаса,   где   имели   обыкновение   промышлять   вместе    со    всякими
злоумышленниками, которые уже в то  время  использовали  их  поразительное
сходство между собою.
   Прошло много лет. О близнецах совершенно позабыли, забыли даже их  имя.
И  хотя  этому  имени  суждено  было  впоследствии   заслужить   печальную
известность,  никто  во  Флориде  не  знал,  что  принадлежит   оно   двум
братьям-близнецам, которые провели  свое  детство  в  прибрежных  селениях
Техаса.
   Да и как могло быть иначе? Ведь, покинув родину, братья при помощи ряда
ухищрений, речь о которых впереди, избегали где-либо появляться вместе.
   Они  очень  ловко  пользовались  своим  сходством   для   того,   чтобы
безнаказанно совершать преступления, в которых так трудно было их уличить.
   И действительно, в течение длительного времени, - лет с двадцати  и  до
тридцати, - они не жили вместе. Правда, узнали об этом лишь  впоследствии,
когда неопровержимо было доказано  существование  двух  братьев-близнецов.
Оба они стремились  к  богатству,  не  брезгуя  никакими  средствами.  Они
встречались очень редко и всегда тайком. Эти свидания происходили  либо  в
Америке, либо в какой-нибудь  другой  части  света,  куда  забрасывала  их
судьба.
   Известно было, что один из братьев - который  именно,  трудно  сказать,
возможно что и оба, - известно было во всяком случае, что один из них  вел
торговлю неграми.
   Они перевозили, или, вернее, подготавливали к перевозке,  из  Африки  в
Южные штаты Американского союза целые  партии  невольников,  выполняя  при
этом лишь роль посредников между работорговцами американского побережья  и
капитанами судов, доставлявших живой товар из Африки.
   Разжились  ли  они  на  этой  торговле?  Вряд  ли.  Во  всяком  случае,
занимались они ею все меньше и меньше, а потом и вовсе прекратили, когда в
цивилизованных  странах  торговля  рабами  была  признана  варварством   и
отменена. Пришлось от нее отказаться и близнецам.
   Богатство, к которому они всеми силами  стремились,  ради  которого  не
пренебрегали ничем, не давалось им в руки, а добиться его  нужно  было  во
что бы то ни стало. Вот тогда-то оба авантюриста и решили  воспользоваться
своим редким сходством.
   Обычно бывает, что дети, поразительно похожие друг на друга в  детстве,
с годами сходство утрачивают. Но в данном случае это было не  так.  Нельзя
сказать, что моральное и физическое сходство между близнецами с  возрастом
увеличивалось, нет: оно по-прежнему оставалось абсолютным.  Их  невозможно
было отличить друг от друга не только по внешнему облику;  манеры,  жесты,
интонации голоса - все у них было совершенно тождественным.
   Братья решили, что эта исключительная особенность, данная им  природой,
поможет им совершать самые  преступные  деяния.  Ведь  если  один  из  них
попадется, он всегда сможет благодаря сходству с  братом  установить  свое
алиби, а следовательно, и доказать свою полную невиновность.
   И вот в то время как один из братьев  совершал  задуманное  ими  обоими
преступление, другой непременно показывался  в  каком-нибудь  общественном
месте, чтобы потом его двойник мог доказать свое алиби и  установить  ipso
facto [тем самым (лат.)] свою непричастность к преступлению.
   Им, конечно, надлежало  действовать  чрезвычайно  осторожно,  чтобы  не
попасться на месте преступления. В самом деле, ведь тогда невозможно  было
бы сослаться  на  алиби,  и  преступная  махинация  тут  же  оказалась  бы
раскрытой.
   Договорившись об этом друг с другом, близнецы отправились  во  Флориду,
где их тогда никто еще не знал. Этот штат привлекал их потому, что индейцы
продолжали  здесь  ожесточенную  борьбу  с  американцами  и  испанцами,  а
перипетии этой борьбы открывали для братьев широкие возможности.
   Тексары появились во Флориде не то в 1850, не то в 1851 году.  Впрочем,
говорить следует  не  Тексары,  а  именно  Тексар,  ибо  уговор  свой  они
соблюдали свято и никогда  не  показывались  вместе.  Встретить  их  обоих
одновременно было невозможно, они никогда не показывались оба  в  одном  и
том же месте, в один и тот же  день,  и  никто  не  подозревал  даже,  что
существуют два брата, носящие это имя.
   Окружив глубокой тайной свою частную жизнь, братья позаботились так  же
и о том, чтобы тщательно скрыть свое постоянное местопребывание. Мы знаем,
что их тайным убежищем стал заброшенный блокгауз в глубине Черной бухты.
   Они наткнулись на него случайно, разведывая однажды берега Сент-Джонса.
Они привезли туда несколько невольников, которым,  конечно,  их  тайна  не
была известна. Эту тайну знал только Скуамбо. Его безграничная преданность
обоим  братьям  позволяла  вполне  на  него  положиться.  Индеец  был   их
доверенным лицом и безжалостным исполнителем их преступных замыслов.
   Разумеется, даже и  в  Черной  бухте  братья  никогда  не  показывались
вместе. Когда им необходимо было о чем-либо сговориться,  они  это  делали
письменно. Почтой они, впрочем, не пользовались и  очень  просто  без  нее
обходились: записка просовывалась за прожилки  древесного  листа,  который
прикреплялся потом к ветке тюльпанного  дерева,  росшего  на  болоте  близ
Черной бухты. Скуамбо с большими предосторожностями отправлялся  ежедневно
к этому дереву. Если он вез письмо от Тексара, находившегося в то время  в
Черной бухте, он прикреплял послание к ветке дерева; если же в условленном
месте оказывалось письмо от двойника Тексара, то индеец забирал  письмо  и
доставлял его в форт.
   По  прибытии  во  Флориду  Тексары  не  замедлили  сойтись   с   самыми
отъявленными негодяями из  подонков  общества.  Многие  из  них  сделались
сообщниками  братьев  в  их  многочисленных  кражах.  Те  же  люди   стали
сторонниками Тексаров во время междоусобной войны. Возглавлял эту банду то
один, то другой  из  Тексаров,  но  никто  не  догадывался,  что  это  имя
принадлежит двум братьям-близнецам.
   Теперь, конечно,  вполне  понятно,  каким  образом  Тексарам  постоянно
удавалось ссылаться на неопровержимое алиби всякий раз, когда их  обвиняли
в совершении того или иного преступления.  Так  неоднократно  случалось  и
прежде, до этой истории, между прочим, и в тот раз, когда Тексара обвиняли
в поджоге и разграблении фермы. И хотя Джемс Бербанк и Зерма настаивали на
том, что они видели испанца во главе шайки грабителей и узнали его, суд  в
Сент-Огастине вынужден был признать его невиновным,  ибо  Тексар  доказал,
что во время совершения преступления он  был  в  Джэксонвилле,  в  таверне
Торильо, и это подтверждалось многочисленными свидетелями. Так  было  и  с
разграблением  Кэмдлес-Бея.  Как  же   мог   Тексар   предводительствовать
грабителями в Касл-Хаусе или совершить похищение Зермы и Ди,  когда  он  в
это время находился на одном из кораблей федералистов в  числе  пленников,
захваченных ими в Фернандине? Военный суд  и  на  этот  раз  вынужден  был
оправдать  испанца,  несмотря  на  многочисленные   улики,   несмотря   на
показание, данное под присягой Алисой Стэннард.
   Но если бы в конце концов и обнаружилось, что существуют два Тексара, а
не один, то, вероятно, и в  этом  случае  невозможно  было  бы  дознаться,
который же из них был участником того или иного преступления.  Впрочем,  в
конечном-то счете оба они в равной мере  были  преступниками,  ибо  каждый
являлся если не главным виновником, то  хотя  бы  сообщником  в  любом  из
преступлений,  так  часто  совершавшихся  за  последние  годы  в  Северной
Флориде. И если бы кара постигла того или другого из двух братьев  или  же
того и другого вместе - в любом случае она была бы вполне заслуженной.
   Что касается недавних событий в  Джэксонвилле,  то  после  свержения  в
городе законных властей оба брата, вероятно по очереди, играли одну  и  ту
же роль. Когда  Тексар  1-й  отправлялся  куда-нибудь,  чтобы  осуществить
задуманную ими преступную махинацию, его обязанности исполнял Тексар  2-й,
причем никто из их приспешников этого не замечал. Поэтому  можно  считать,
что они в равной мере были причастны к насилиям, совершенным в этот период
над уроженцами Севера, переселившимися во Флориду, и над плантаторами Юга,
разделявшими взгляды северян на рабовладение.
   Оба Тексара, разумеется, всегда были  в  курсе  того,  что  делается  в
центральных штатах Союза, где война, как и во Флориде,  не  раз  принимала
совершенно  неожиданный  оборот.  Они  приобрели  большое  влияние   среди
сторонников рабовладения - наименее достойной части населения  Флориды,  в
числе которой были испанцы  и  даже  американцы.  Устраивая  свои  сложные
махинации, братья часто вынуждены были обмениваться  письмами,  устраивать
тайные свидания друг с другом,  обсуждать  свои  действия,  договариваться
между собою о том, как подготовить очередное алиби.
   Известно, что, когда один из  них  находился  под  арестом  на  корабле
эскадры северян, другой готовил преступное нападение на Кэмдлес-Бей, и  мы
уже видели,  что  военный  суд  в  Сент-Огастине  вынужден  был  оправдать
заведомого преступника.
   Как уже было сказано, феноменальное  сходство  двух  братьев  с  годами
нисколько не уменьшилось. Но ведь случись  с  одним  из  них  какое-нибудь
несчастье, получи он ранение или увечье, и тогда  полное  тождество  между
ними было бы нарушено. У одного из Тексаров появилась бы  особая  примета,
что несомненно помешало бы успеху их махинаций.
   Оба брата вели жизнь бурную, полную опасностей и приключений. Каждый из
них мог попасть в такую переделку, которая оставила бы неизгладимые  следы
на всю жизнь. Как бы он стал тогда выступать в роли своего двойника?
   Но если все-таки случалось иной раз, что абсолютное сходство между ними
на время нарушалось, они тотчас же принимали меры, чтобы его восстановить.
   Так во время одного ночного нападения, вскоре после  прибытия  Тексаров
во Флориду, пистолетным выстрелом в упор одному из братьев опалили бороду.
Тогда другой Тексар спешно обрился, чтобы стать таким же безбородым, как и
его двойник.
   Был и другой еще случай, о нем упоминалось в начале этой истории, когда
речь шла о посещении одним из Тексаров Черной  бухты.  Но  тут  необходимо
кое-что пояснить.
   Читатель помнит, вероятно, что однажды ночью, находясь еще на острове в
блокгаузе, Зерма видела, как Скуамбо татуировал испанцу руку. Понадобилось
это вот для чего. Брат Тексара был в  числе  флоридских  путешественников,
взятых в плен семинолами и  отпущенных  после  того,  как  на  левую  руку
каждого из них было поставлено неизгладимое клеймо. Немедленно в  блокгауз
была  прислана  копия  этой  татуировки,  и   Скуамбо   мог   в   точности
воспроизвести ее на руке испанца. И тождество двух братьев  таким  образом
было восстановлено.
   Вообще можно, пожалуй, поручиться, что, если бы Тексар 1-й  почему-либо
лишился руки или ноги, Тексар 2-й подверг бы себя такой же ампутации.
   Одним словом, в течение многих лет  братья  Тексары  вели  эту  двойную
жизнь, причем  так  ловко  и  осторожно,  что  до  сих  пор  им  удавалось
ускользнуть от всех преследований правосудия.
   Удалось ли  братьям  разбогатеть  с  помощью  всех  этих  махинаций?  В
какой-то мере да. В результате краж и грабежей у них скопилась кругленькая
сумма, которую они спрятали  в  блокгаузе  Черной  бухты.  Отправляясь  на
остров Карнерал, испанец из предосторожности захватил с собою эти  деньги,
и можно было поручиться, что он не оставит их в вигваме, если ему придется
бежать к Багамскому проливу.
   Однако сумма эта казалась братьям недостаточной. Им хотелось  увеличить
ее, а потом уж и удалиться в какой-нибудь  штат  Северной  Америки  или  в
Европу, чтобы жить там в свое  удовольствие  и  наслаждаться  награбленным
богатством.
   Узнав, что коммодор, Дюпон намерен в скором времени  очистить  Флориду,
братья подумали, что им  предоставляется  случай  еще  больше  нажиться  и
отплатить северянам за временное занятие штата федералистами.  Они  решили
выждать, а потом отправиться снова в Джэксонвилл  и  при  поддержке  своих
приспешников и всех сторонников Юга, замешанных в  беспорядках,  захватить
опять власть, которую они однажды уже добыли при помощи мятежа  и  которую
только мятеж и мог вернуть им снова.
   У Тексаров был, впрочем, и  другой  способ  разбогатеть  и  разбогатеть
весьма изрядно.
   В самом деле, почему бы им не  согласиться  на  предложение,  сделанное
одному из них Зермой? Почему бы не возвратить Ди ее безутешным  родителям?
Джемс Бербанк, конечно, не пожалел  бы  ничего  ради  освобождения  своего
ребенка. Он дал бы, кроме того, обязательство не преследовать испанца и не
возбуждать против него дела.
   Но голос ненависти и мести заглушил в братьях даже алчность:  им  очень
хотелось разбогатеть, но не  меньше  того  им  хотелось,  прежде  чем  они
покинут Флориду, отомстить Бербанкам.
   Теперь читателю известно о Тексарах все самое важное.  Остается  только
подождать развязки этой истории.
   Нечего и говорить, что, внезапно очутившись  в  присутствии  близнецов,
Зерма все поняла. В ее сознании разом возникла картина их прежних  деяний.
Пораженная тем, что она увидела, мулатка, держа девочку на  руках,  словно
приросла к полу. К счастью, в комнате, где сидели  Тексары,  воздуху  было
больше, и приступ удушья у ребенка прошел.
   Но  для  самой  Зермы,  оказавшейся  в   присутствии   обоих   братьев,
разоблачение их тайны было равносильно смертному приговору.





   Как ни умели владеть собою Тексары,  но,  увидав  Зерму,  они  потеряли
всякое самообладание. Ведь это несомненно впервые, если не считать раннего
детства, посторонний человек заставал их вместе.  И  человеком  этим  была
Зерма, их смертельный враг. Вот почему их первым движением было  броситься
на мулатку, убить ее, чтобы сохранить свою тайну...
   Между тем девочка приподнялась на руках у кормилицы и, цепляясь за  нее
ручонками, крикнула:
   - Я боюсь... боюсь!..
   По знаку братьев Скуамбо, подскочив к мулатке, схватил ее  за  плечо  и
вытолкнул из комнаты. Дверь за нею захлопнулась.
   Скуамбо подошел к Тексарам. Всем  своим  видом  он  выражал  готовность
выполнить любое их приказание. Однако при  этом  неожиданном  происшествии
близнецы проявили гораздо больше растерянности, чем это можно было ожидать
при их наглости и бесстрашии.
   Они молча переглянулись, как бы советуясь, что делать.
   Между тем Зерма, снова уложив  девочку  на  постель,  забилась  в  угол
комнаты.  К  ней  вернулось  хладнокровие.  Она  подошла  к  двери,  желая
подслушать, о чем будут говорить  ее  враги.  Сейчас  должна  решиться  ее
участь. Но Тексары и Скуамбо вышли  из  вигвама,  и  Зерма  не  могла  уже
слышать их слов.
   Между тем они говорили вот о чем:
   - Зерму надо убить!
   - Непременно! Ведь если ей удастся бежать или ее освободят федералисты,
- нам крышка! Ее необходимо прикончить!
   - Хоть сию минуту! - откликнулся Скуамбо.
   Он уже направился было к вигваму с ножом в руке, но  один  из  Тексаров
остановил его.
   - Постой, - сказал он. - Расправиться с Зермой мы всегда успеем, а пока
она нам нужна, чтобы ходить за ребенком.  Сперва  надо  найти  ей  замену.
Прежде  всего  попробуем  разобраться  в  создавшемся   положении.   Через
кипарисовый лес движется сейчас высланный Дюпоном отряд  федералистов.  Ну
что ж! В первую очередь обследуем хорошенько берега озера и остров.  Отряд
направляется на юг, однако нет никаких оснований утверждать, что  он  идет
именно сюда. Но допустим даже, что это и так, - мы в случае  необходимости
успеем убежать, прежде чем федералисты подойдут. Если же они идут не сюда,
а в какую-либо другую сторону, мы преспокойно останемся здесь, и пусть  их
забираются в глубь Южной Флориды. Они окажутся там в наших  руках,  потому
что  мы  тем  временем  соберем  милицию,  рассеянную  в  этих  местах,  и
превосходящими силами ударим по ним.  Тогда  уж  не  нам,  а  им  придется
бежать. Мы окружим их,  отрежем  им  пути  отступления,  и  если  у  озера
Киссимми удалось спастись хотя бы нескольким матросам,  то  уж  отсюда  не
убежит ни один!
   При данных обстоятельствах предложение  Тексара  было,  пожалуй,  самым
благоразумным. Действительно, в этой части Флориды находилось еще  большое
количество южан, только и ожидавших благоприятного случая,  чтобы  напасть
на федералистов. Произведя разведку, Тексары смогут решить, оставаться  ли
им на острове  Карнерал,  или  уходить  к  мысу  Сейбл.  Это  должно  было
выясниться завтра.  Что  касается  Зермы,  то  независимо  от  результатов
разведки Скуамбо поручено было ударом кинжала обеспечить ее молчание.
   - Но девочке мы должны сохранить жизнь, - сказал один из братьев, - это
в наших же интересах. Понять того, что поняла Зерма, она не могла. А  если
мы попадемся в руки капитану Гауику, мы сможем предложить  ее  в  качестве
выкупа за наше освобождение. Чтобы вернуть свою дочь, Джемс Бербанк пойдет
на  любую  сделку,  какую  мы  ему  предложим.  Он  не  только  согласится
гарантировать нам полную безнаказанность, но отвалит  еще  столько  денег,
сколько мы потребуем за освобождение ребенка.
   - Если Зерма умрет, - заметил индеец,  -  то,  чего  доброго,  умрет  и
девочка.
   - Ну, это вздор, - возразил один из братьев. - Мы найдем ей  няньку,  у
меня есть на примете одна индианка, которая сможет заменить Зерму.
   - Ладно! Но от мулатки мы в любом случае должны избавиться!
   - С нею все равно надо покончить, и как можно скорее!
   На этом разговор двух братьев  и  окончился.  Зерма  слышала,  как  они
вернулись в вигвам.
   Какую страшную ночь провела  несчастная  женщина!..  Зерма  знала,  что
обречена на смерть, но думала она  не  о  себе.  Собственная  участь  мало
беспокоила мулатку, всегда готовую пожертвовать жизнью ради своих  хозяев.
Ее  приводила  в  отчаяние  мысль  о  том,  что  Ди  останется  во  власти
безжалостных негодяев. Даже если они ради  собственной  выгоды  и  пощадят
жизнь ребенка, не погибнет ли девочка, лишенная ее преданной заботы?
   Эта мысль настойчиво овладела  Зермой,  и  она,  как  одержимая,  стала
думать о побеге. Бежать, бежать во что бы то ни стало, бежать, прежде  чем
Тексар разлучит ее с ребенком!
   Всю ночь, тянувшуюся бесконечно долго, мулатка только и думала  о  том,
как привести в исполнение свой замысел. Из  подслушанного  разговора  она,
между  прочим,  запомнила,  что  один  из   Тексаров   завтра   отправится
осматривать  местность   вокруг   озера.   Отправятся   он,   конечно,   в
сопровождении достаточного количества людей,  чтобы  в  случае  встречи  с
отрядом федералистов дать ему отпор. Стало быть, Тексар  возьмет  с  собой
всех своих невольников, а также и  людей,  пришедших  сюда  вместе  с  его
братом. Другой же Тексар, вероятно, останется на  острове,  чтобы  стеречь
вигвам и чтобы его с братом не увидели вместе. Тут-то Зерма  и  попытается
бежать. Быть может, ей посчастливится найти какое-нибудь  оружие,  которым
она в случае надобности не преминет воспользоваться.
   Настало утро. Тщетно Зерма старалась понять, что происходит на острове,
прислушиваясь к звукам, доносившимся до нее снаружи, и не теряя надежды на
то, что сюда явится отряд капитана Гауика, чтобы схватить Тексара.
   Как только стало светать, девочка проснулась, немного отдохнув за ночь.
Зерма дала ей пить,  и  ребенок  совсем  ожил.  Мулатка  долгим  и  нежным
взглядом смотрела на свою питомицу, как будто навеки  прощаясь  с  нею,  а
потом крепко прижала ее к своей груди. Если  б  в  эту  минуту  кто-нибудь
попытался разлучить их, она защищалась бы, как тигрица, у которой отнимают
детеныша.
   - Что с тобой, Зерма? - спросила Ди.
   - Нет... Ничего, - отвечала мулатка.
   - А мама?.. Мы ее скоро увидим?
   - Скоро, милая, скоро, - утешала Зерма. - Может быть, даже сегодня. Да,
голубка моя, я надеюсь, что нынче мы будем уже далеко-далеко отсюда...
   - А эти люди, которых я видела ночью?
   - Ты их хорошо видела? - спросила Зерма.
   - Да... они такие страшные... я боюсь!..
   - Но ты их как следует разглядела? Ты заметила, как они друг  на  друга
похожи?
   - Заметила... - пролепетала Ди.
   - Ну, так запомни же это, запомни твердо и не забудь  об  этом  сказать
отцу и брату. Так и скажи,  что  их  два  брата...  Понимаешь?  Два  брата
Тексара, и что они до того похожи  один  на  другого,  что  их  невозможно
различить!
   - Но разве ты сама не скажешь? - недоумевала девочка.
   - И я скажу, конечно, но только, видишь ли, меня может там и  не  быть,
поэтому ты должна помнить...
   - Почему же тебя там не будет? - спросила девочка,  обхватив  Зерму  за
шею, словно желая ее удержать.
   - Я буду с тобою, детка, буду с  тобою!..  А  теперь  слушай  еще.  Нам
придется идти...  далеко-далеко...  И  нужно  набраться  сил.  Я  покормлю
тебя...
   - А ты?
   - Я уже поела... пока ты спала. Мне больше не хочется.
   Правду сказать, Зерма и в рот ничего  не  брала;  в  том  состоянии,  в
котором она находилась, ей было не до еды. Позавтракав, Ди снова легла  на
свою травяную постель.
   Зерма же уселась в углу комнаты и сквозь маленькую щель в  стене  стала
наблюдать за тем, что делается  снаружи.  Для  нее  это  было  чрезвычайно
важно.
   А там готовились к походу. Один из Тексаров -  только  один  -  собирал
отряд, который он намеревался вести в кипарисовый лес.  Другой  же  в  это
время скрывался, вероятно, где-то в вигваме или на  острове,  чтобы  никто
его не видел.
   Так по крайней мере  подумала  Зерма,  знавшая,  как  тщательно  братья
оберегали свою тайну. При этом она решила, что на  того  из  них,  который
останется на острове, и будет возложено наблюдение за нею и Ди.
   И мулатка, как мы сможем вскоре убедиться, оказалась права.
   Между тем человек пятьдесят  негров  и  сторонников  Тексара  собрались
около вигвама и ожидали приказания своего главаря, чтобы тронуться в путь.
   Было около девяти часов утра, когда отряд  начал  переправляться  через
пролив к опушке леса. На это ушло довольно много времени,  так  как  лодка
вмещала  сразу  не  более  пяти-шести  человек.  Зерма  видела,  как   они
небольшими  группами  спускались  к   проливу,   а   потом   выходили   на
противоположном берегу. Самого же пролива она сквозь щель видеть не могла,
потому что он был скрыт высоким берегом.
   Тексар переправился последним, взяв с  собой  одну  из  ищеек,  которая
могла пригодиться в разведке. Другая  собака  тоже  побежала  за  ним,  но
хозяин знаком приказал ей остаться на острове, и она вернулась к вигваму.
   Вскоре Зерма увидала Тексара уже  на  противоположном  берегу,  где  он
ненадолго задержался, чтобы построить свой отряд. Затем  все  двинулись  к
лесу, Скуамбо с собакой шел впереди.  Через  несколько  минут  отряд,  еле
различимый в густых зарослях тростника, достиг опушки леса и скрылся.
   Лодку один из негров привел, по всей вероятности, обратно, чтобы  никто
не мог, воспользовавшись ею, попасть на  остров.  Зерма  не  видела  этого
негра и подумала, что он направился куда-нибудь дальше вдоль пролива.
   Мулатка больше не колебалась.
   Ди проснулась. Под изношенным платьем  ее  исхудавшее  тельце  казалось
таким жалким!
   - Пойдем, моя крошка, - сказала Зерма.
   - Куда? - спросила девочка.
   - Туда... в лес... Может быть, мы встретим там твоего отца и брата.  Не
бойся!
   - С тобою я ничего не боюсь! - отвечала малютка.
   Зерма осторожно приоткрыла  дверь  в  соседнюю  комнату.  Комната  была
пуста. Очевидно, второго Тексара в вигваме не было.
   Прежде всего мулатка стала искать какое-нибудь  оружие,  чтобы  пустить
его в ход, если ее попытаются  задержать.  На  столе  она  увидала  нож  с
широким лезвием - охотничий нож индейцев. Она схватила его и спрятала  под
одеждой, потом взяла на дорогу немного сушеного мяса.
   Теперь надо было выбраться из вигвама. Зерма  опять  посмотрела  сквозь
щель в сторону пролива. На острове не видно было ни души. Не было  даже  и
пса, оставленного сторожить хижину.
   Успокоившись,  мулатка  попыталась  открыть  дверь  наружу.  Дверь   не
поддавалась: она оказалась запертой.
   Зерма тотчас же вернулась с девочкой  в  свою  комнату.  Ей  оставалось
только одно: воспользоваться отверстием, проделанным ею в стенке  вигвама,
правда, несколько расширив его.
   При помощи ножа это было довольно просто. И мулатка принялась осторожно
резать плетеный тростник.
   Куда, однако, девалась собака? Если ее не было сейчас возле вигвама, то
ведь она могла появиться в любой момент. Не набросится ли ищейка на нее  и
на ребенка, когда они выберутся наружу? Встретиться с таким свирепым  псом
все равно, что встретиться с тигром!
   Но раздумывать не приходилось. Отверстие было  готово.  Мулатка  крепко
обняла девочку. Ди горячо  и  нежно  поцеловала  кормилицу.  Она  уже  все
поняла: им нужно бежать из хижины, бежать через отверстие в стене.
   Зерма первая выбралась наружу, огляделась по сторонам, прислушалась.
   Все тихо, ни души. В отверстии показалась девочка.
   Вдруг послышался лай.  Он  доносился  откуда-то  издалека,  с  западной
стороны острова. Зерма схватила девочку на руки. Сердце у  мулатки  билось
так сильно, что, казалось, оно вот-вот разорвется  в  груди...  Только  бы
добраться до камышей, что на  другом  берегу  пролива:  там  они  будут  в
относительной безопасности.
   Но как пробежать эту сотню шагов до воды? Ведь это был едва ли не самый
опасный момент в  задуманном  предприятии:  ее  мог  заметить  Тексар  или
невольник, который остался на острове.
   К счастью,  справа  от  вигвама  начиналась  густая  заросль  тростника
вперемежку с кустарником. Она тянулась до самого берега и  оканчивалась  в
нескольких ярдах от того места, где должна была находиться лодка.
   Зерма решила укрыться в этой чаще,  что  немедленно  и  сделала.  Кусты
раздвинулись, приняли беглянок и тотчас вновь сомкнулись за ними.  Собачий
лай к тому времени уже умолк.
   Пробираться сквозь колючий кустарник  было  довольно  трудно.  Зерма  в
клочья изорвала все платье, до  крови  исцарапала  руки,  но  девочку  она
старалась уберечь. Что значили для мулатки уколы этих длинных  шипов?  Она
не  обращала  никакого  внимания  на  боль.  Девочка  была  тоже   немного
исцарапана, но не плакала и ни разу не пожаловалась.
   Чтобы добраться до пролива, Зерме понадобилось не менее получаса,  хотя
все расстояние не превышало и шестидесяти ярдов.
   Тут она остановилась и поглядела сквозь камыши в сторону вигвама, потом
в сторону леса.
   На  острове  под  высокими  деревьями  никого   не   было   видно,   на
противоположном берегу - тоже.  Тексар  и  его  спутники  углубились  уже,
вероятно, на одну-две мили в лесную чащу. Они возвратятся  не  раньше  как
через несколько часов, если только не встретят по пути отряд северян.
   Однако Зерме не верилось, чтобы ее оставили в вигваме одну, без всякого
надзора. Не мог же в самом  деле  Тексар,  прибывший  накануне  со  своими
сторонниками, ночью покинуть остров,  да  еще  и  взять  с  собою  ищейку?
Наконец  она  сама  слышала  лай  -  значит,  собака  рыщет  где-то  здесь
поблизости. Тексар или его ищейка могли  появиться  в  любую  минуту.  Но,
может быть, поторопившись, она все же  успеет  добраться  до  кипарисового
леса?
   Читатель, вероятно, помнит, что, наблюдая за  тем,  как  отряд  испанца
переправлялся через пролив,  Зерме  не  удалось  заметить,  куда  девалась
лодка. Высокий берег и густой тростник скрывали от нее поверхность воды.
   Но мулатка была твердо уверена, что кто-нибудь из негров  привел  лодку
обратно к острову. Ведь это нужно было, чтобы сделать  вигвам  недоступным
для солдат капитана Гауика, если бы им удалось обойти южан.
   Ну, а если лодка осталась все же на том берегу, если  Тексар  предпочел
не отправлять ее обратно, чтобы  при  появлении  федералистов  можно  было
скорее  добраться  до  острова,  -  как  переправится  тогда  мулатка   на
противоположную сторону? Может быть, скрываться здесь в  лесу?  Дождаться,
пока испанец покинет остров в поисках другого убежища  в  Эверглейдсе?  Но
если он и примет такое решение, он сделает сперва все от  него  зависящее,
чтобы снова захватить в свои руки Зерму и ребенка. Итак, оставалось  одно:
воспользоваться лодкой и на ней переплыть через пролив.
   Чтобы добраться камышами до берега, Зерме нужно было  пройти  не  более
пяти-шести ярдов. Дойдя до самой воды, она остановилась...
   Лодка оказалась на противоположном берегу.





   Положение было отчаянное. Как перебраться  на  ту  сторону  без  лодки?
Самый смелый и искусный пловец мог бы отважиться на это  лишь  с  огромным
риском для жизни. Пролив, правда, был не широк, футов сто, не  больше,  но
переправиться через него вплавь было невозможно. Там и сям змеи высовывали
из воды свои  треугольные  головки,  и  водоросли  кишели  отвратительными
гадами.
   Бедняжка Ди в ужасе прижималась к Зерме. О, если б для спасения девочки
достаточно было отдать себя на съедение этим чудовищам, которые опутали бы
ее  всю,  точно  гигантский  спрут  с  тысячью  щупальцами,  мулатка,   не
задумываясь, принесла бы эту жертву.
   Но спасти ребенка могло только чудо, а чудеса творит один лишь бог.  Он
- их единственная надежда! И, упав на колени, Зерма стала молить того, кто
посылает людям спасительный случай.
   С минуты на минуту у опушки леса  мог  появиться  кто-нибудь  из  людей
Тексара. С минуты на минуту оставшийся  на  острове  Тексар  мог  войти  в
вигвам и, не найдя там ни Зермы, ни Ди, пуститься в погоню за ними.
   - Боже мой! - вскричала несчастная женщина. - Смилуйся над нами!..
   Случайно она бросила взгляд вдоль пролива направо.
   Медленно катились воды его к северной части  озера,  где  берут  начало
несколько  притоков  Калаочатео,  одной  из  множества   мелких   речушек,
впадающих в Мексиканский залив и питающих водою  озеро  Окичоби  во  время
больших ежемесячных приливов.
   Увлекаемый тихим течением, по воде плыл большой древесный ствол, и в ту
минуту, как Зерма взглянула в сторону  пролива,  его  как  раз  прибило  к
самому берегу.
   "Не переправиться ли на нем через пролив", - мелькнула мысль  у  Зермы.
Изгиб  берега  несколькими  ярдами  дальше  отклонял  течение  в   сторону
кипарисового  леса;  Да,  конечно,  надо  было  воспользоваться   плывущим
деревом. Даже если попытка не удастся и  дерево  будет  снова  отнесено  к
острову, положение беглянок от этого хуже не станет.
   И, не раздумывая  больше,  словно  повинуясь  какому-то  наитию,  Зерма
кинулась к плывущему стволу.  Начни  она  размышлять,  она  вспомнила  бы,
вероятно,  что  вода  кишит  сотнями  ядовитых  гадов,  что  ствол   может
запутаться в водорослях и застрять посреди пролива. Да, но все это было не
так страшно, как оставаться на острове! И Зерма, держа девочку  на  руках,
перепрыгнула на дерево  и,  ухватившись  за  его  ветви,  оттолкнулась  от
берега.
   Ствол снова поплыл, и течением его понесло к противоположному берегу.
   Зерма старалась спрятаться в  ветвях  плывущего  дерева.  Впрочем,  оба
берега были пустынны. Ни  со  стороны  острова,  ни  со  стороны  леса  не
доносилось ни звука. Только бы переплыть пролив, а там мулатка знала,  что
ей делать. Она отыщет какое-нибудь убежище, в котором дождется наступления
ночи, и тогда уже, не рискуя быть замеченной, проберется  в  лес.  Надежда
вернулась к ней. Ей  не  страшны  были  даже  пресмыкающиеся,  то  и  дело
высовывавшие  из  воды  свои  отвратительные  головы  и  шнырявшие   среди
погруженных в воду ветвей плывущего дерева.
   Девочка закрыла глаза. Одной рукой Зерма прижимала ее к груди. В другой
руке она держала наготове нож.
   Но змеи не осмелились броситься на беглянок, потому ли,  что  их  пугал
нож, сверкавший в руке у Зермы, или же потому,  что  они  могут  причинять
вред только в воде.
   Древесный ствол доплыл, наконец, до середины пролива, а потом его стало
относить течением к лесу.  Еще  четверть  часа  -  и  если  только  он  не
застрянет,  запутавшись  в  водорослях,  его  прибьет  к  противоположному
берегу. И тогда, как бы ни были еще велики подстерегавшие Зерму опасности,
она уже будет недосягаема для Тексара.
   Вдруг мулатка вздрогнула и крепче прижала к себе малютку.
   На  острове  послышался  яростный  лай.  Из  чащи  выскочила  собака  и
огромными прыжками помчалась вдоль берега.
   Зерма узнала ищейку, которую Тексар, уходя в лес,  оставил  на  острове
сторожить вигвам.
   Ощетинившись, с глазами, налитыми кровью, собака готова была  броситься
в воду, кишащую гадами.
   В ту же минуту на берегу появился человек.
   Это был  Тексар,  остававшийся  на  острове.  Услышав  лай  собаки,  он
прибежал на берег.
   Как описать охватившее его бешенство, когда он увидел уносимое течением
дерево и на нем мулатку с девочкой? Пуститься в погоню за ними он не  мог,
- ведь лодка была по ту сторону пролива.  Оставалось  одно:  убить  Зерму,
рискуя вместе с нею убить и ребенка.
   У Тексара было ружье. Он поднял его и  прицелился  в  мулатку,  которая
старалась прикрыть собою девочку.
   Но вдруг рассвирепевший пес кинулся в воду. Тексар  опустил  ружье.  Он
решил подождать, что будет дальше.
   Собака поплыла, быстро приближаясь к дереву. Зерма, крепко зажав нож  в
руке, держала его наготове. Но ей не пришлось им воспользоваться.
   Змеи мгновенно опутали собаку. Она отчаянно защищалась своими страшными
клыками от их ядовитых укусов, но очень скоро скрылась под водой.
   Собака гибла на глазах у хозяина, и он бессилен был ей помочь. А  Зерма
между тем ускользала из его рук...
   - Так умри же, негодная! - в бешенстве крикнул Тексар и выстрелил.
   Однако древесный ствол был в это время уже у противоположного берега, и
пуля лишь чуть задела плечо мулатки.
   Еще минута - и Зерма с девочкой на руках прыгнула на сушу и скрылась  в
густых камышах. Тексар послал ей вдогонку еще один выстрел,  но  она  была
уже  в  безопасности.  Прячась  в  зарослях,   мулатка   достигла   опушки
кипарисового леса.
   Но если один из Тексаров, тот, что оставался на острове, был ей уже  не
страшен - она могла еще попасть в руки его брата.
   Поэтому прежде всего нужно было  как  можно  скорей  уйти  подальше  от
острова Карнерал, а уж когда стемнеет,  направиться  к  озеру  Вашингтона.
Собрав все свое мужество, в напряжении всех  физических  и  душевных  сил,
Зерма, не разбирая дороги, почти бегом устремилась  к  лесу.  Ребенка  она
держала на руках, потому что девочка не могла бы поспеть за  нею.  Не  для
слабеньких ножек измученной крошки был  этот  тяжелый  путь:  переплетение
гигантских корней, топкие овраги, рытвины подстерегали путника  на  каждом
шагу, как западни, устроенные охотником.
   Зерма продолжала нести свою драгоценную ношу, словно не  чувствуя  даже
ее тяжести. Время от времени она останавливалась  -  не  для  того,  чтобы
перевести дух, а чтобы прислушаться к лесному  шуму.  То  ей  чудился  лай
собаки, той,  которую  взял  с  собою  в  разведку  Тексар,  то  слышались
отдаленные  выстрелы.  Уж  не  бой  ли  это  между   южанами   и   отрядом
федералистов? Но,  убедившись,  что  звуки  эти  не  что  иное,  как  крик
пересмешника  или  потрескивание  сухих  ветвей  на  ветру,   напоминавшее
пистолетные выстрелы, мулатка снова пускалась  в  путь.  Теперь  она  была
преисполнена надежды и, не думая об опасностях, стремилась к  своей  цели:
ей нужно было во что бы то ни стало добраться до истоков Сент-Джонса.
   Около часу шла она, все дальше и  дальше  удаляясь  от  озера  Окичоби,
держа путь  на  восток,  к  побережью  Атлантики.  Она  не  без  основания
полагала, что если северяне послали в эту сторону отряд  капитана  Гауика,
то у берегов Флориды в ожидании его возвращения должны  крейсировать  суда
федералистов, и вполне возможно, что несколько шлюпок ведут наблюдение  за
побережьем где-нибудь поблизости.
   Вдруг Зерма  остановилась.  На  этот  раз  она  не  ошибалась.  В  лесу
действительно слышен был яростный лай; он раздавался все  ближе  и  ближе.
Лай этот мулатка хорошо знала. Ей не раз приходилось  его  слышать,  когда
она находилась в блокгаузе  Черной  бухты,  вокруг  которого  рыскали  две
огромные ищейки.
   "Собака нас выследила, - подумала она,  -  и  Тексар,  конечно,  где-то
здесь поблизости".
   Первой ее мыслью было спрятаться с девочкой где-нибудь в чаще. Но разве
умному и свирепому псу его нюх не поможет разыскать их? Ведь  ищейка  была
специально выдрессирована для охоты за беглыми неграми и умела отлично  их
выслеживать.
   Лай между тем становился все громче и громче, а издалека уже доносились
и человеческие голоса.
   В нескольких шагах от Зермы рос высокий дуплистый кипарис, весь обвитый
густою сетью лиан и драконова корня.
   Зерма забралась в дупло, достаточно глубокое, чтобы она и девочка могли
в нем поместиться, и совершенно скрытое сетью ползучих растений.
   Но ищейка уже напала на их след. Зерма увидела, как, подбежав к дереву,
она бросилась на него с неистовым лаем.
   Удар ножом - и собака отскочила назад, зарычав еще яростнее.
   Почти тотчас же послышались  шаги.  Перекликались  чьи-то  голоса...  И
среди них Зерма узнала столь памятные ей голоса Тексара и Скуамбо.
   Да, это были они - испанец и  его  сторонники.  Они  спешили  к  озеру,
удирая от сильного отряда федералистов. Неожиданно наткнувшись на  него  в
лесу, они обратились в бегство. Тексар хотел кратчайшим путем вернуться на
остров Карнерал, где он был бы отделен от федералистов водной преградой. А
так как у северян лодок нет, они не смогут переправиться через  пролив,  и
на их пути хотя бы на время возникнет  непреодолимое  препятствие.  Он  со
своими сторонниками воспользуется  этим,  чтобы  уйти  на  другую  сторону
острова и, дождавшись там ночи,  переправиться  в  лодке  на  южный  берег
озера.
   Тексар и  Скуамбо  подбежали  к  кипарису,  около  которого  продолжала
отчаянно лаять собака. Она была ранена в  бок.  Земля  под  деревом  стала
красной от крови, которая так и хлестала из раны.
   - Глядите... Глядите!.. - вскричал индеец.
   - Собака ранена? - спросил Тексар.
   - Да, ранена ножом, и... сейчас только! Кровь еще дымится!
   - Кто бы это мог?..
   Но в  эту  минуту  собака  снова  кинулась  к  дереву.  Скуамбо  ружьем
раздвинул листья, скрывавшие дупло.
   - Зерма! - вскричал он.
   - И девочка! - подхватил Тексар.
   - Да, это они!.. Но как им удалось сбежать?
   - Надо убить Зерму! Прикончить сейчас же!
   Мулатка хотела было ударить испанца ножом, но  Скуамбо  схватил  ее  за
руку, обезоружил и с такою яростью рванул из дупла, что Ди выскользнула  у
нее из рук  и  покатилась  по  земле  среди  огромных  грибов,  тех  самых
грибов-дождевиков, которые в  огромном  количестве  растут  в  кипарисовых
лесах.
   Один  гриб  лопнул  от  толчка.  Раздался  треск,  подобный   ружейному
выстрелу, и светящаяся пыль разлетелась в воздухе. Вслед за первым  грибом
начали лопаться и другие. Лес наполнился таким грохотом, словно в нем  шла
оживленная перестрелка.
   Ослепленный мириадами спор, Тексар выпустил из рук Зерму,  над  которой
он уже занес свой широкий нож. В  облаках  пыли  Скуамбо  тоже  ничего  не
видел. Мулатка и девочка лежали, к счастью, на земле, и  светящиеся  споры
носились над ними в воздухе, не причиняя им никакого вреда.
   Однако Зерме все равно не уйти было от Тексара. Еще несколько взрывов -
и воздух стал очищаться от спор.
   Но вдруг снова послышались  выстрелы,  на  сей  раз  уже  действительно
ружейные.
   Федералисты атаковали шайку южан. Отряд морской пехоты капитана  Гауика
окружил их и заставил сложить оружие.  Но  Тексар,  схватив  Зерму,  успел
нанести ей ножом страшный удар в грудь.
   - Ребенок!.. - крикнул он Скуамбо. - Скорей унеси ребенка!
   Схватив девочку, индеец бросился бежать к озеру, но вслед ему  раздался
выстрел... Он упал мертвым. Пуля Джилберта угодила ему прямо в сердце.
   Тем временем уже подоспели  Джемс  Бербанк,  Джилберт,  Эдвард  Кэррол,
Пэрри, Марс и негры. Моряки из отряда капитана Гауика оцепили южан,  среди
которых находился и Тексар, неподвижно стоявший над трупом Скуамбо.
   Кое-кому из южан удалось  все  же  спастись  бегством  и  добраться  до
острова Карнерал. Но какое это имело теперь значение? Ведь отец уже  нашел
свою дочь. Он так крепко прижимал ее к груди, словно боялся, что ее  снова
похитят. Джилберт и Марс, склонявшись над Зермой, пытались привести  ее  в
чувство. Несчастная, женщина  еще  дышала,  но  говорить  не  могла.  Марс
поддерживал ей голову, звал ее, целовал...
   Наконец Зерма открыла  глаза.  Она  увидела  девочку  на  руках  Джемса
Бербанка, узнала Марса, который осыпал жену поцелуями, и  улыбнулась  ему.
Потом веки ее снова сомкнулись...
   Поднявшись на ноги. Марс увидал Тексара и бросился к нему.
   - Смерть Тексару!.. Убить его!.. - кричал он.
   -  Постой  Марс,  -  вмешался  капитан  Гауик.  -  Позволь  нам   самим
расправиться с этим негодяем. - И, обращаясь к испанцу, он спросил:  -  Вы
Тексар из Черной бухты?
   - Я не желаю отвечать, - сказал Тексар.
   - Джемс Бербанк, лейтенант Джилберт Бербанк, Эдвард  Кэррол,  Марс  вас
знают и могут опознать вашу личность.
   - Ну, и пускай их!
   - Вы будете расстреляны!
   - Что ж, хоть сейчас!
   Но, ко всеобщему удивлению, малютка Ди вдруг обратилась к отцу.
   - Папа, - сказала она, - их два брата, два злых человека... И они очень
друг на друга похожи...
   - Два человека?..
   - Да, Зерма велела непременно тебе об этом сказать.
   Трудно было понять странный смысл этого детского лепета. Но вскоре  все
разъяснилось самым неожиданным образом.
   Тексара поставили у подножья дерева. Он закурил, вызывающе глядя в лицо
Бербанку. Перед ним уже выстроился взвод  солдат,  ждавший  лишь  сигнала,
чтобы расстрелять преступника, как вдруг из чащи выскочил какой-то человек
и, подбежав к дереву, встал рядом с испанцем.
   Это был второй Тексар, которому южане, убежавшие  на  остров  Карнерал,
сообщили об аресте брата.
   Теперь, когда они стояли рядом,  их  поразительное  сходство  сразу  же
объяснило странные слова ребенка. Стали понятными и те  загадочные  алиби,
благодаря которым столько преступлений оставались безнаказанными.
   Все,  что  казалось  непостижимым  в  прошлом  Тексаров,  сейчас  стало
абсолютно ясным.
   Однако  появление  второго  брата   должно   было   вызвать   некоторое
замешательство и неминуемо задержать казнь.
   В самом деле, как  выполнить  приказ  коммодора?  Ведь  Дюпон  приказал
расстрелять того  Тексара,  который  виновен  в  расправе,  учиненной  над
офицерами и матросами федералистов. Что же касается  виновника  ограбления
Кэмдлес-Бея и похищения Зермы и Ди, то его  следовало  живым  доставить  в
Сент-Огастин, где он снова предстанет перед судом, который на сей раз  уже
несомненно вынесет ему обвинительный приговор.
   Но разве нельзя было считать обоих братьев одинаково ответственными  за
множество преступлений, столь безнаказанно совершенных  ими  до  сих  пор?
Можно было, конечно! И все же капитан Гауик из уважения к законности  счел
своим долгом задать Тексарам следующий вопрос:
   - Который из вас признает себя виновником кровавой расправы у Киссимми?
   Ответа не последовало.
   Очевидно, Тексары твердо решили не отвечать на  вопросы.  Только  Зерма
могла бы  указать,  какое  участие  в  преступлениях  принимал  каждый  из
братьев. И действительно, ведь тот из них, который 22  марта  находился  в
Черной бухте, не мог быть виновником резни у озера Киссимми.  Одна  только
Зерма и могла сказать, кто же из двух братьев похитил ее и Ди, Но жива  ли
еще мулатка?
   Да, она была жива.  Поддерживаемая  мужем,  Зерма  приблизилась  и  еле
слышным голосом произнесла:
   - У того, кто нас похитил, должна быть татуировка на левой руке.
   Слова мулатки вызвали  презрительную  усмешку  обоих  братьев.  Засучив
рукава, оба они показали одинаковое клеймо.
   Отличить одного брата от другого было совершенно невозможно.
   Тогда капитан Гауик объявил:
   - Виновник резни у озера Киссимми должен быть расстрелян.  Кто  из  вас
двоих признает себя в ней виновным?
   - Я! - в один голос ответили близнецы.
   При этом ответе взвод поднял  ружья  и  прицелился  в  осужденных.  Они
обнялись в последний раз.
   Грянул залп. Держа друг друга за руки, оба брата упали мертвыми.
   Так кончили свою жизнь эти люди, на совести которых было столько тяжких
преступлений, в течение многих лет остававшихся  безнаказанными  благодаря
их необычайному сходству. Единственное доступное им человеческое чувство -
исступленную любовь  друг  к  другу,  которая  всю  жизнь  связывала  этих
братьев-близнецов, они сохранили до самой могилы.





   Гражданская война между тем продолжалась. После отъезда Джемса Бербанка
из Кэмдлес-Бея в ходе ее произошли события, о которых  он  узнал  лишь  по
возвращении домой.
   За  это  время  успех,  казалось,  склонялся,  в  общем,   на   сторону
конфедератов,  сосредоточивших  свои  силы  вокруг  Коринта,   тогда   как
федералисты занимали позицию в районе Питтсбург - Лэндинг.
   Главнокомандующим армией  южан  был  генерал  Джонстон,  имевший  таких
талантливых помощников, как Борегар, Гарди, Бракстон-Багг,  епископ  Полк,
бывший некогда воспитанником Уэст-Пойнтской военной  академии.  Эта  армия
ловко воспользовалась беспечностью северян.
   Пятого апреля их застигли  врасплох  при  Шайло.  Бригада  Пибоди  была
разбита, а Шерман вынужден был отступить. Однако конфедераты очень  дорого
заплатили за этот успех; во время преследования  отступающих  федералистов
был убит доблестный генерал Джонстон.
   Так  закончился  первый  день  сражения  5  апреля.  Через   день   бой
возобновился на всем  фронте,  и  Шерману  удалось  обратно  взять  Шайло.
Конфедераты в свою очередь вынуждены были отступить  под  натиском  солдат
генерала  Гранта.   Сражение   было   исключительно   кровопролитное.   Из
восьмидесяти тысяч человек, введенных в бой, двадцать тысяч было  убито  и
ранено.
   Джемс Бербанк, вернувшись домой 7 апреля, узнал  об  этих  событиях  на
следующий же день.
   После,  расстрела  братьев  Тексар  Бербанки  последовали  за   отрядом
капитана Гауика, который вместе с пленными южанами направился к побережью.
У мыса Малабар их ожидал один из кораблей флотилии,  крейсировавшей  вдоль
берега. Это судно доставило их в Сент-Огастин. В Пиколате они пересели  на
канонерку, на которой и прибыли в Кэмдлес-Бей.
   Итак, все вернулись домой, в Касл-Хаус, все, не исключая и Зермы,  рана
которой уже заживала. До  судна  федералистов  ее  донес  Марс  со  своими
товарищами, а там за нею был самый заботливый уход.  Да  я  могла  ли  она
умереть, когда была так счастлива: ведь ее маленькая Ди  спасена,  а  сама
она снова среди тех, кого любит!
   Легко представить себе, какую радость переживала семья  Бербанков,  все
члены которой после стольких испытаний собрались, наконец,  вместе,  чтобы
никогда  уже  больше  не  разлучаться.  Миссис  Бербанк  стала   понемногу
поправляться, снова обретя свою похищенную дочь. Она опять в  кругу  своих
близких: мужа, сына, Алисы, которая вскоре должна была стать  ее  дочерью,
Зермы и Марса. Теперь уж нечего было бояться злодея, вернее двух  злодеев.
К тому же и ближайшие их сообщники находились в руках федералистов.
   Между тем прошел слух,  -  читатель,  вероятно,  помнит  разговор  двух
братьев на острове Карнерал, - о том,  что  северяне  собираются  очистить
Джэксонвилл, что коммодор Дюпон намерен  ограничиться  блокадой  побережья
Флориды и увести канонерки,  обеспечивавшие  спокойствие  на  Сент-Джонсе.
Такой план мог  представлять  опасность  для  плантаторов,  которые  слыли
сторонниками аболиционизма, и в первую очередь - для Джемса Бербанка.
   Слух этот вскоре оправдался. Восьмого числа, на другой  же  день  после
возвращения  Бербанков  в  Касл-Хаус,  федералисты  оставили  Джэксонвилл.
Многие из жителей, не скрывавших своих симпатий  к  унионистам,  поспешили
выехать из города - одни в Порт-Ройял, другие в Нью-Йорк.
   Но Джемс Бербанк не счел нужным следовать их примеру.  Негры  вернулись
на плантацию, однако они уже были  не  рабами,  а  свободными  людьми.  Их
присутствие  вполне  обеспечивало  безопасность  Кэмдлес-Бея.  К  тому  же
военная удача снова перешла  на  сторону  северян,  что  позволило,  между
прочим,  Джилберту  задержаться  на  некоторое  время   в   Касл-Хаусе   и
отпраздновать свою свадьбу с мисс Алисой Стэннард.
   Работы на плантации возобновились и пошли своим обычным чередом. Теперь
уже не могло быть и речи о том, чтобы заставить Джемса Бербанка изгнать  с
территории Флориды освобожденных им невольников. Не было  ни  Тексара,  ни
его сторонников,  чтобы  подстрекать  к  мятежу,  да  и  крейсировавшие  у
побережья канонерки в случае чего восстановили бы порядок в Джэксонвилле.
   Но гром сражений не умолкал еще целых три года, и Флориду  ждали  новые
испытания, связанные с превратностями войны.
   Действительно,  в  сентябре  того  же  года  эскадра  коммодора  Дюпона
появилась против Сент-Джонс-Блаффа в самом устье реки, и Джэксонвилл снова
оказался в руках федералистов. В третий раз его занял генерал  Сеймур,  не
встретив при этом серьезного сопротивления.
   Первого января 1863 года вошла в силу прокламация президента  Линкольна
об отмене рабства во всех штатах Союза. Война,  однако,  не  прекратилась.
Она  окончилась   лишь   9   апреля   1865   года.   В   этот   день   при
Аппоматокс-Корт-Хаусе генерал Ли со  всей  своей  армией  сдался  генералу
Гранту, согласившись на почетную капитуляцию.
   Итак, ожесточенная борьба между  Севером  и  Югом  продолжалась  четыре
года. Она обошлась в два миллиарда семьсот  миллионов  долларов  и  унесла
более полумиллиона человеческих жизней.  Но  рабство  было  уничтожено  на
территории всей Северной Америки.
   Так навсегда было обеспечено единство Соединенных Штатов. Его  упрочили
потомки тех американцев, которые почти  за  сто  лет  перед  тем  отстояли
свободу своей страны в войне за независимость.

   1887 г.

Last-modified: Wed, 25 Apr 2001 17:18:09 GMT

Оцените этот текст: