пока не забирается достаточно далеко и не влезает на дерево, но тут уж нажирается до отвала. Еда -- резиновый студень, судя по вкусу -- из чистого крахмала. Тем не менее он дочиста вылизывает казан Тут в голову приходит мысль. На следующий день, когда солнце пузырем выпрыгивает из моря, Гото Денго на коленях стоит в речке, нагребает в казан песок и трясет его, завороженный круговертью грязи и пены, в которой быстро образуется блестящая серединка. На следующий день с утра пораньше Денго стоит посреди деревни, крича: «Улаб! Улаб! Улаб!», как называли золото первые дикари. Туземцы выбираются через узкие двери хижин. Сперва они недоумевают, потом видят его лицо и казан. Ярость вспыхивает на их физиономиях, как выглянувшее из за туч солнце. Мужчина стремительно выбегает на поляну, выставив вперед копье. Гото Денго отпрыгивает назад и, выставив казан, как щит, укрывается за кокосовой пальмой. «Улаб! Улаб!» -- снова кричит он. Воин замедляет бег. Гото Денго поднимает кулак, поводит им, ища луч света, и разжимает. Из кулака тонкой струйкой сыплются блестящие чешуйки, вспыхивают на солнце, пропадают в тени, шуршат на листьях. Желаемый эффект достигнут. Мужчина с копьем останавливается. У него за спиной кто то что то говорит про «патах». Гото Денго опускает казан и высыпает в него всю пригоршню золота. Дикари смотрят как зачарованные. Вновь и вновь звучит слово «патах». Гото Денго делает шаг на поляну, держа казан перед собой, как приношение, показывая, что сам -- гол и обессилен. Наконец он падает на колени, низко склоняет голову и ставит казан на землю к ногам воина. В этой позе он и остается -- пусть видят, что могут убить его, если хотят. В смысле, если хотят перекрыть источник золота. Вопрос требует обсуждения. Ему стягивают локти за спиной какой то лианой, на шею набрасывают удавку и привязывают ее к дереву. Все деревенские детишки стоят вокруг и таращатся. У них малиновая кожа и жесткие курчавые волосы. Над головами вьются мухи. Казанок уносят в хижину, украшенную самым большим количеством сушеных голов. Туда же уходят все мужчины. Слышится возбужденная перепалка. Разрисованная глиной женщина с отвислыми грудями приносит Гото Денго полскорлупы кокосового молока и завернутых в листья белых, с палец размером, личинок. Ее кожа сплошь в шрамах от стригущего лишая, на шее украшение -- бечевка с человеческим пальцем. Личинки извиваются, когда их кусаешь. Дети бросают Гото Денго и бегут смотреть, как над океаном летят два американских П 38. Гото Денго это зрелище не увлекает; он садится на пятки и начинает изучать собрание членистоногих, которые настроены попить его кровь, погрызть его мясо, выесть ему глаза из глазниц или отложить под кожу свои яйца. Сидеть на пятках удобнее, потому что каждые пять секунд приходится тереть лицом о колено, чтобы выгнать насекомых из глаз и носа. С дерева пикирует птица, грузно опускается ему на голову, что то выклевывает из волос и улетает. Кровавая струя хлещет из прямой кишки и собирается жаркой лужицей под ногами. Многоногие существа сползаются к ее краю и начинают пир. Гото Денго перебирается чуть в сторону и получает короткую передышку. Мужчины в хижине находят какое то общее решение. Напряжение спадает, слышится даже смех. Гото Денго гадает, что у этих друзей считается смешным. Мужик, который хотел проткнуть его копьем, идет через поляну, дергает за веревку и ставит Гото Денго на ноги. -- Патах, -- говорит он. Гото Денго глядит на небо. Поздновато, но нет никакой надежды объяснить дикарям, что надо просто подождать до завтра. Он ковыляет через поляну к костру и кивает на котелок, полный похлебки из мозгов. -- Казан, -- говорит он. Не срабатывает. Они думают, что он хочет сменять золото на казан. Часов восемнадцать непонимания и тщетных попыток объясниться. Гото Денго едва не умирает; он на последнем издыхании. Теперь, когда не нужно никуда бежать, усталость последних дней наваливается с полной силой. Наконец, в середине следующего дня, ему удается показать свое колдовство. Руки развязывают, он садится на корточки в соседнем ручье и на глазах у скептических отцов деревни (которые по прежнему крепко держат доморощенную удавку) начинает мыть золото. Через несколько минут из прибрежного песка удается вызвать несколько золотин. Основная идея ясна. Они хотят научиться сами, что предсказуемо. Гото Денго показывает, как это делается, но (в чем он сам когда то давно убедился) занятие из тех, которые только кажутся простыми. Назад в деревню. На этот раз его прямо таки устраивают на ночлег -- завязывают в длинный, узкий, плетеный из травы мешок. Местная хитрость, чтобы во сне тебе не сожрали заживо насекомые. Тут его настигает малярия: волны жара и холода накатывают, как приливный сулой. Время до поры начисто исчезает. Позже Гото Денго осознает что он здесь уже порядочно: сломанный указательный палец стал твердым и кривым, кожа, содранная о кораллы, превратилась в ровное поле тонких параллельных шрамов, как на поперечном древесном спиле. Кожа покрыта глиной, пахнет кокосовым маслом и дымом, которым из хижин выкуривают насекомых. Жизнь проста: когда малярия треплет его на грани смерти, он сидит перед поваленной пальмой и часами бездумно щиплет древесину, превращая ее в груду волокнистой трухи, из которого женщины варят клейстер. Когда становится лучше, он тащится к реке и моет золото. За это туземцы, как могут, не позволяют Новой Гвинее его убить. Он настолько слаб, что с ним даже не отправляют провожатого. Идиллический рай -- если бы не малярия, насекомые, постоянный понос и, как следствие, геморрой; если бы люди не были грязные, вонючие, не ели друг друга и не украшали свои дома человеческими головами. Когда Гото Денго способен ворочать мозгами, он думает, что в деревне есть мальчик лет двенадцати. Он помнит такого же мальчика, который в ходе инициации пронзил копьем сердце его товарища. Интересно, кого используют для инициации в этой деревне? Иногда старейшины принимаются стучать в полое бревно, а потом слушают, как в других деревнях колотят в другие полые бревна. В один прекрасный день перестук длится особенно долго, и дикари явно довольны услышанным. На следующий день появляются гости: четверо мужчин и ребенок, говорящие на совершенно ином языке. Золото у них «габитиса». Ребенку, которого они привели, лет шесть, и он явно умственно отсталый. Происходит торг. Часть золота, которое Гото Денго намыл в ручье, уходит в обмен на отсталого ребенка. Четверо мужчин исчезают в джунглях вместе с «габитисой». Через несколько часов отсталого ребенка привязывают к дереву, двенадцатилетний мальчик пронзает его копьем и становится мужчиной. Его с плясками носят по деревне, потом кладут на землю. Старики, усевшись сверху, наносят ему на кожу длинные порезы и втирают туда грязь, чтобы после заживления получились декоративные рубцы. Гото Денго только таращит глаза в немом изумлении. Всякий раз, как он пытается загадывать больше чем на пятнадцать минут, малярия валит его на две недели, выматывая силы и мозг, так что приходится все начинать сначала. Тем не менее ему удается намыть в ручье граммов триста золота. Время от времени деревню посещают относительно светлокожие торговцы на лодках с балансирами, говорящие на совсем другом языке. Они наведываются все чаще, старейшины начинают выменивать золото на плоды бетельной пальмы, которые жуют, потому что от этого становится хорошо, и -- время от времени -- на бутылку рома. Однажды Гото Денго возвращается от ручья, неся в казанке чайную ложку золота, и слышит голоса, говорящие со знакомыми переливами. Все деревенские мужчины, человек двадцать, стоят у кокосовых пальм, руки их связаны за стволами. Некоторые мертвы, их внутренности вывалились на землю и уже черны от мух. На тех, что еще живы, отрабатывают штыковые удары десятка два тощих, озверелых японских солдат. Женщины должны бы стоять рядом и визжать, но их не видно. Наверное, они в хижинах. Из дома, широко улыбаясь, выходит человек в лейтенантской форме. Он тряпкой вытирает кровь с члена и едва не падает, споткнувшись о мертвого ребенка. Гото Денго роняет казан и поднимает руки. -- Я тоже японец! -- кричит он, хотя в этот миг ему больше всего хочется сказать: «Я не японец». Солдаты вздрагивают, некоторые пытаются направить винтовки в его сторону. Однако японская винтовка -- жуткая штука, Длиной почти со среднего солдата и такая тяжелая, что ее здоровому то пойди поворочай. По счастью, солдаты истощены голодом, малярией и кровавым поносом; мозг у них работает быстрее, чем руки. Раньше, чем кто нибудь успевает пальнуть в Гото Денго, лейтенант орет: «Не стрелять!» Долгий допрос в одной из хижин. У лейтенанта много вопросов, и каждый задается неоднократно. Повторяя вопрос в пятый или тринадцатый раз, лейтенант делает великодушное лицо, как будто дает Гото Денго шанс отказаться от прежней лжи. Гото Денго старается не слушать крики закалываемых мужчин и насилуемых женщин, а сосредоточиться на том, чтобы при каждом повторе отвечать на вопрос в одних и тех же словах. -- Ты сдался этим дикарям? -- Я был измотан и безоружен. -- Какие меры ты предпринимал, чтобы бежать? -- Я набирался сил и учился, как выжить в джунглях -- что можно есть. -- В течение шести месяцев? -- Простите, господин? -- Этого вопроса он раньше не слышал. -- Твой конвой потопили шесть месяцев назад. -- Не может быть. Лейтенант делает шаг вперед и бьет его по лицу. Гото Денго не чувствует боли, но съеживается, чтобы не унизить офицера. -- Твой конвой вез подкрепление нашей дивизии! -- орет лейтенант. -- Ты смеешь сомневаться в моих словах? -- Смиренно прошу прощения, господин! -- Из за того, что вы не подоспели вовремя, нам пришлось совершить ретроградный маневр1Мы идем на соединение с нашими силами в Веваке! -- Так вы -- авангард дивизии? -- Гото Денго видел десятка два человек, от силы пару взводов. -- Мы -- дивизия, -- говорит офицер без всякого выражения. -- Значит, еще раз: ты сдался этим дикарям? На следующее утро они уходят из деревни, не оставив там никого живого: всех туземцев перекололи штыками или застрелили при попытке к бегству. Он -- арестант. Лейтенант решил казнить его за позорную сдачу в плен и уже вытащил меч, однако один из сержантов предложил повременить. Как ни трудно поверить, Гото Денго куда здоровее их всех, а значит, годится в качестве вьючной скотины. Казнить его можно будет после встречи со своими, при большем стечении публики. Теперь он идет посреди отряда, несвязанный, с ролью кандалов и решеток успешно справляются джунгли. На него нагрузили единственный уцелевший ручной пулемет «намбу». Пулемет такой тяжелый, что никто другой не может его нести, и такой мощный, что никто не в состоянии из него стрелять. Всякого, кто нажал бы на спусковой крючок, разнесло бы в куски, источенное джунглями мясо полетело бы с костей в стороны. Через несколько дней Гото Денго испрашивает разрешения освоить «намбу». В ответ лейтенант избивает его -- хотя так обессилен, что не может никого как следует избить. Гото Денго вынужден помогать -- кричать и складываться пополам, чтобы лейтенант думал, будто нанес чувствительный удар. Примерно раз в двое суток с рассветом обнаруживается, что на ком то из солдат больше насекомых, чем на его товарищах. Значит, мертв. Ни лопат, ни сил, чтобы копать, нет. Покойника оставляют лежать и бредут дальше. Иногда они сбиваются с пути и приходят на то же место, к почерневшим раздувшимся трупам. Когда начинает пахнуть тухлой человечиной, становится ясно: еще один день шли зазря. Однако в целом они набирают высоту, воздух уже прохладнее. Путь преграждает увенчанный снежными шапками хребет, сбегающий прямо в море. Если верить картам лейтенанта, надо перебраться через хребет, и окажешься на японской территории. Птицы и растения здесь другие. Однажды, когда лейтенант мочится на дерево, из кустов выбегает огромная птица, вроде страуса, только покомпактнее и более яркая. У нее красная шея и кобальтово синяя голова, из которой, как наконечник снаряда, торчит огромная шлемовидная кость. Птица подскакивает к лейтенанту и дважды пинает того в живот, сбивая с ног, потом изгибает длинную шею, кричит ему в лицо и убегает в джунгли. Костный вырост на голове, как таран, раздвигает ветки. Никто не успевает выстрелить в птицу: все полумертвые и к тому же еще не пришли в себя от неожиданности. Солдаты смеются. Гото Денго хохочет до слез. Лапа, видать, у птицы тяжелая, потому что лейтенант держится за живот и не поднимается. Наконец один из сержантов перестает смеяться и направляется к бедолаге. В нескольких шагах от лейтенанта он внезапно оборачивается к остальным. Лицо ошалелое, челюсть отвисла. Из глубоких ран в животе лейтенанта хлещет кровь. Пока остальные собираются вокруг, тело успевает обмякнуть. Они некоторое время сидят и смотрят, потом, убедившись, что лейтенант не подает признаков жизни, идут дальше. Вечером сержант показывает Гото Денго, как разобрать и почистить «намбу». Их осталось девятнадцать, но, похоже, все, кто был предрасположен к смерти в этих условиях, уже умерли. Два, три, пять, семь дней они не теряют ни одного человека. И это несмотря на то (а может быть, благодаря тому) что поднимаются в горы. Труд адский, особенно для тяжело нагруженного Гото Денго. Однако горный воздух прогоняет болотную гниль и тушит яростный огонь малярии. Однажды вечером они выходят на край снежного поля. Сержант приказывает выдать всем двойной рацион. Впереди вздымаются черные пики, разделенные заснеженной седловиной. Спят тесно прижавшись друг другу, и все равно некоторые просыпаются с отмороженными пальцами на ногах. Доедают последнюю провизию и начинают подъем. Перевал почти разочаровывает своей легкостью. Ледник до того пологий, что солдаты и не замечают, как оказываются наверху, просто внезапно обнаруживают, что склон пошел вниз. Они над облаками, облака покрывают весь мир. Пологий склон резко обрывается в пропасть. Она уходит вертикально вниз почти на тысячу футов -- дальше облака, поэтому настоящую высоту не определишь. Вдоль обрыва угадывается какой то намек на дорогу. Сначала все ново и увлекательно, потом становится однообразным, как любая местность, которой когда либо проходили солдаты. Несколько часов спустя появляются проталины, облака уже ближе. Один солдат засыпает на ходу, спотыкается и катится по склону, временами на несколько секунд переходя в свободное падение. Когда он достигает облаков, его уже не различить. Наконец восемнадцать спускаются во влажный туман. Каждый видит только идущего впереди, и то как серый, расплывчатый силуэт, словно ледяного демона из детских кошмаров. Повсюду торчат острые камни; тому, кто идет первым, приходится ползти практически на четвереньках. Они обходят скрытый в тумане каменный выступ, когда передовой солдат внезапно кричит: «Противник!» Кто то из восемнадцати смеется, думая, что это шутка. Гото Денго отчетливо различает английскую ругань с австралийским акцентом. Слышится грохот, такой, что мог бы расколоть гору. В первые секунды Гото Денго думает, что это камнепад, пока не узнает очередь из чего то большого и полностью автоматического. Австралийцы их обстреливают. Они пытаются отступить, но каждый шаг требует времени. Сквозь туман несутся свинцовые дуры, ударяют в скалу. Осколки камня летят в лицо, в шею. -- «Намбу»! -- кричит кто то. -- Давай «намбу»! Однако Гото Денго не может стрелять, пока не найдет место, где встать покрепче. Наконец он отыскивает уступ размером с большую книгу и расчехляет пулемет. В тумане не видно ни зги. Наступает короткое затишье. Гото Денго выкликает имена товарищей. Трое сзади отзываются. Других не слышно. Затем появляется один. -- Остальные убиты, -- говорит он. -- Стреляй, не бойся. Гото Денго палит из «намбу» в туман. Отдача едва не сбрасывает его со скалы, приходится упираться в каменный выступ. Он поводит стволом. Слышно, когда попадаешь в скалу, потому звук иной, чем когда пули уходят в туман. Целит в скалу. Он расстреливает несколько лент без всякого результата, потом начинает двигаться вперед по тропе. Налетает ветер, туман клубится и на секунду расходится. Залитая кровью тропа ведет прямо к высокому рыжеусому австралийцу с «томпсоном». Их взгляды встречаются. Гото Денго в более удобной позиции, поэтому стреляет первый. Австралиец падает с обрыва. Два других, скрытых за каменным выступом, матерятся. Один из товарищей Гото Денго выбегает на тропу, выставив вперед штык, и с криком «Банзай!» исчезает за скалой. Хлопок выстрела, два вскрика, и уже знакомый звук падающих с обрыва тел. «Черт! -- кричит оставшийся в живых австралиец. -- Нипы долбаные!» У Гото Денго только один достойный выход из положения. Он бежит за выступ и дает очередь в туман, поливая скалу свинцом. Останавливается, лишь расстреляв боезапас. Никого. То ли австралиец отступил, то ли Гото Денго сбил его с обрыва. К ночи Гото Денго и три его уцелевших товарища спускаются в джунгли. ОСТОВ Кому: root@eruditorum.org От: randy@epiphyte.com Тема: ответ То, что Вы -- мелкорозничный философ, у которого случайно оказались дружки в разведке, слишком большое совпадение, и мне трудно в него поверить. Поэтому я не отвечу Вам зачем. Однако на случай, если Вы беспокоитесь, позвольте заверить, что у нас есть свои резоны для строительства Крипты. И не только ради денег -- хотя это и принесет много пользы нашим акционерам. Или Вы думаете, мы просто кучка компьютерщиков, которые случайно наткнулись на такую идейку и ничего не понимают? Это не так. P.S. Что значит «ковыряюсь в современных криптосистемах»? Пришлите пример. Рэндалл Лоуренс Уотерхауз Текущие координаты в реальном пространстве, только что с GPS карты в моем ноутбуке: 8 градусов 52.33 минуты северной широты, 117 градусов 42.75 минут восточной долготы Ближайший географический объект: Палаван, Филиппины Кому: randy@epiphyte.com От: root@eruditorum.org Тема: Re: ответ Рэнди, Спасибо за Ваше странно ершистое письмо. Очень рад, что у вас есть хорошие резоны. Никогда в этом не сомневался. Разумеется, Вы никоим образом не обязаны ими со мной делиться. То, что у меня друзья в мире электронной разведки, не такое большое совпадение, как Вам кажется. Каким образом Вы стали одним из основателей Крипты? Потому что сильны в физике и математике. Как вы стали сильным физиком и математиком? Потому что стоите на плечах у тех, кто был до Вас. Кто эти люди? Мы зовем их натурфилософами. Равным образом мои друзья в разведке обязаны своими умениями практическим аспектам философии. У них хватает ума это понять и бы благодарным кому следует. P.S. В этот раз Вы не использовали для прикрытия адрес dwarf@siblings.net. Полагаю, сознательно? P.P.S. Вы написали, что хотели бы получить пример современной криптосистемы, над которой я работаю. Это похоже на проверку. И Вы, Рэнди, и я знаем, что история криптографии усеяна обломками дилетантских криптосистем, которые в два счета вскрыли умные дешифровщики. Вы, вероятно, подозреваете, что мне это неизвестно -- что я просто очередной дилетант. Очень умно выманить меня из норы, чтобы Вы, Кантрелл и его единомышленники откусили мне голову. Вы испытываете меня -- пытаетесь определить мой уровень. Отлично, через несколько дней я пошлю Вам еще письмо. Мне бы в любом случае хотелось, чтобы Тайные Обожатели попытались взломать мою систему. Узкая малайская лодка -- современный аналог прао -- в Южно Китайском море. Америка Шафто стоит, оседлав банку, головой точно к солнцу, несмотря на качку, как будто внутри у нее гироскоп. Она в утепляющей жилетке от гидрокостюма, на загорелых плечах с парой черных татуировок блестят капли воды. Из чехла за спиной торчит большой нож. Лезвие обычное водолазное, но рукоять как у традиционного малайского криса. Турист может купить крис в Международном аэропорту Ниной Акино, но этот не так богато украшен, а сделан получше туристического и основательно затерт. На шее у Ами золотая цепочка с корявой черной жемчужиной. Девушка только что вынырнула из воды, держа в зубах ювелирную отвертку, и сейчас дышит ртом. Видны неровные, очень белые зубы без единой пломбы. Сейчас она в своей стихии, полностью захвачена делом, не думает, как на нее смотрят. В такие минуты Рэнди кажется, что он понимает Ами: почему она не стала учиться в колледже, уехала от любящей семьи в Чикаго и занимается водолазным делом вместе с непутевым отцом, который ушел от них, когда Америке было девять. Тут Ами поворачивается к приближающемуся катеру и замечает Рэнди. Она закатывает глаза, лицо вновь становится маской. Ами что то говорит сидящим в прао филиппинцам, двое вскакивают и, как канатоходцы, перебегают по выносным балкам на поплавок балансир. Выставив руки, как отпорные кранцы, они смягчают столкновение лодки с катером, который Дуг Шафто бодро окрестил «Память Меконга». Еще один филиппинец упирается босой ступней в портативный электрогенератор «Хонда» и дергает вытяжной трос, жилы на руке напрягаются и выступают, как такие же вытяжные тросы. Генератор мгновенно начинает еле слышно урчать. Хороший генератор -- одно из серьезных усовершенствований, которые компания Дуга Шафто провела по контракту с «Эпифитом» и «ФилиТел». Сейчас его с успехом используют, чтоб надурить Дантиста. -- Она в ста сорока метрах под буйком. -- Дуг Шафто указывает на галлонную пластиковую бутылку из под молока, качающуюся на волнах. -- Удачно затонула. -- Удачно? -- Рэнди выбирается из катера на поплавок, притапливая его своим весом, так что теплая вода доходит до колен. Раскинув руки, как канатоходец, он по жердочке добирается до лодки. -- Для нас удачно, -- поправляется Дуг Шафто. -- Мы на краю отмели. Рядом -- Палаванский желоб. -- Он идет за Рэнди, но не раскачивается и не балансирует руками. -- Если бы она затонула там, до нее было бы трудно добраться, к тому же ее раздавило бы давлением. Но на двухстах метрах ее не смяло. -- Он прыгает на палубу и руками показывает, как могло бы смять субмарину. -- Нам то что? -- спрашивает Рэнди. -- Золото и серебро не сминаются. -- Если корпус цел, много проще доставать что нибудь изнутри, -- говорит Дуг Шафто. Ами исчезает под навесом. Рэнди и Дуг идут за девушкой в тень. Она сидит по турецки на текстолитовом приборном ящике, облепленном багажными наклейками. Ее лицо спрятано в черную резиновую пирамидку, все основание которой составляет удароустойчивая электронно лучевая трубка. «Как дела с кабелем?» -- бормочет Ами. Несколько месяцев назад она окончательно бросила притворяться, что питает хоть какой нибудь интерес к нудной прокладке кабеля. Притворство -- вещь такая: его, как домики из папье маше, нужно постоянно укреплять, иначе оно рассыплется. Другой пример: некоторое время назад Рэнди бросил притворство и перестал скрывать, что заворожен Ами Шафто. Это не совсем то же, что влюблен, но общего много. Его всегда странно, болезненно завораживали женщины, которые курят и много пьют. Ами не пьет и не курит, зато целыми днями торчит на солнце, не думая о раке кожи, что помещает ее в ту же категорию людей, слишком занятых жизнью, чтобы беспокоиться о ее продолжительности. В любом случае ему отчаянно хочется знать, о чем Ами мечтает. Некоторое время он думал, что поиски сокровищ в Южно Китайском море и есть ее идеал. Занятие это ей явно по душе, однако Рэнди не уверен, что она полностью удовлетворена своим делом. -- Снова поправляла дифферент горизонтальных рулей, -- объясняет Ами. -- По моему, эти толкатели сконструированы удачно. -- Она вынимает голову из резинового колпака и быстро смотрит на Рэнди, словно он отвечает за всех инженеров сразу -- Надеюсь, сейчас погрузится, а не будет крутиться волчком. -- Готова? -- спрашивает отец. -- Тебя жду, -- отвечает она, ловко перебрасывая мяч на его половину площадки. Дуг, пригнувшись, входит под низкий навес. Рэнди идет следом. Ему хочется самому посмотреть на дистанционно управляемый подводный аппарат. Он лежит на воде рядом с основным корпусом лодки: короткая желтая торпеда со стеклянным куполом вместо носа. Филиппинец, перегнувшись через планширь, двумя руками удерживает аппарат. Спереди и на хвосте установлены по два небольших крыла, каждое несет миниатюрный винт на обтекателе. Похоже на дирижабль с выносными гондолами двигателей. Заметив интерес Рэнди, Дуг Шафто садится рядом на корточки и начинает объяснять назначение различных деталей. -- У него нулевая плавучесть, поэтому мы держим его в пенопластовой люльке, которую сейчас уберем. -- Он рывком вытягивает веревки, и от аппарата отваливаются литые пенопластовые сегменты. Аппарат идет вниз, едва не утянув за собой филиппинца. Тот отпускает руки, но не убирает их, а держит наготове, чтобы волны не били аппарат о корпус катамарана. -- Ты видишь, что у него нет кабель троса, -- продолжает Дуг. -- Обычно таким аппаратам нужен кабель трос. Он нужен по трем причинам. Рэнди улыбается. Сейчас Дуг Шафто перечислит все три причины. Раньше Рэнди практически не общался с военными, а сейчас видит, что легко может с ними ладить. Самое замечательное в вояках -- их потребность непрерывно учить окружающих. Рэнди ничего не надо знать про подводный аппарат, но Дуг Шафто все равно прочтет ему курс молодого бойца. Наверное, на войне и впрямь полезно делиться практическим знанием. -- Во первых, -- говорит Дуглас Макартур Шафто, -- чтобы снабжать аппарат энергией. Однако у нашего свой источник энергии -- метаново кислородный аксиально поршневой мотор. Торпедные технологии и часть наших мирных дивидендов . -- (Что еще нравится Рэнди в военных, так это умение шутить с каменной миной.) -- Энергии хватает на все двигатели. Во вторых: для связи и управления. Наш аппарат связывается с пультом оператора, за которым сидит Ами, при помощи лазера. В третьих: для аварийного извлечения при полном отказе системы. Наш аппарат такой умный, что при аварии должен надуть пузырь и всплыть а потом включить стробоскоп, чтобы мы его отыскали. -- Фантастика, -- говорит Рэнди. -- Разве такая штука не стоит безумных денег? -- Да, безумных , -- признает Дуглас Макартур Шафто, -- но хозяин компании, которая их выпускает, мой старый кореш, еще по Морской академии. Он одалживает мне аппарат, когда очень надо. -- Твой друг знает, зачем тебе очень надо на этот раз? -- спрашивает Рэнди. -- Конкретно не знает, -- с легкой обидой отвечает Дуг Шафто, -- но, полагаю, он не дурак. -- Очистить! -- нетерпеливо кричит Ами Шафто. Ее отец поочередно оглядывает каждый из четырех винтов. «Чисто!» -- отвечает он. Через мгновение что то начинает гудеть в аппарате, из хвостового отверстия идут пузыри, потом винты приходят в движение. Они поворачиваются на коротких крыльях и теперь обращены прямо вниз. Над водой взметаются фонтанчики, аппарат быстро погружается. Фонтанчики опадают, остаются только бугорки на воде. Сквозь рябь аппарат кажется желтой кляксой. Он разворачивается носом вниз и быстро исчезает из виду. -- У меня всегда сердце екает, когда такая дорогая штуковина уходит невесть куда, -- задумчиво говорит Дуг Шафто. Вода вокруг начинает лучиться жутким противоестественным светом, как радиация в дешевом ужастике. -- С ума сойти! Лазер? -- спрашивает Рэнди. -- Установленный в основании корпуса, -- говорит Дуг. -- Легко пробивает даже бурную воду. -- В каком диапазоне он может передавать? -- Сейчас Ами видит у себя на экране вполне приличное монохромное видео, если ты об этом. Все цифровое. Все пакетное. Если какие нибудь данные не проходят, картинка рябит, но совсем не пропадает. -- Классно, -- говорит Рэнди. -- Да, классно, -- соглашается Дуг Шафто. -- Пойдем посмотрим телевизор. Они, пригнувшись, заходят под навес. Дуг включает маленький переносной «Сони» (ударостойкая водонепроницаемая модель в желтом пластмассовом корпусе) и вставляет кабель в свободный разъем на приборе. Щелчок: теперь они видят то же, что видит Ами. В отличие от Ами у них нет темного колпака; солнце бликует на экране и видна лишь прямая белая линия, которая начинается в темном центре картинки и тянется к краю. Она движется. -- Иду по буйрепу, -- объясняет Ами. -- Довольно нудно. Часы с калькулятором у Рэнди на руке пикают два раза. Он проверяет время: три часа дня. -- Рэнди? -- спрашивает Ами бархатным голоском. -- Да? -- Ты мог бы на этой штуке извлечь мне квадратный корень из трех тысяч восьмисот двадцати трех? -- Зачем тебе? -- Надо. Рэнди поднимает запястье, чтобы видеть дисплей часов, вынимает из кармана карандаш и начинает ластиком нажимать кнопочки. Он слышит металлический звон, но не обращает внимания. Что то холодное и гладкое скользит вдоль запястья. -- Не шевелись. -- Ами закусывает губу и тянет. Часы сваливаются и оказываются у нее в левой руке. Виниловый ремешок аккуратно разрезан. В правой у Ами крис, край лезвия еще украшают несколько волосков Рэнди. -- Хм. Шестьдесят одна целая запятая три ноль четыре. Я думала, больше. -- Она бросает часы через плечо, и они исчезают в Южно Китайском море. -- Ами, теряешь реп! -- сердито говорит ее отец. Он смотрит только на экран. Ами заталкивает крис в ножны, ласково улыбается Рэнди и снова припадает лицом к прибору. Рэнди лишен дара речи. Вопрос, лесбиянка ли она, быстро выходит из области чисто научного интереса. Рэнди мысленно перебирает знакомых лесбиянок. Как правило, это скромно подстриженные горожанки, работающие с девяти до пяти. Другими словами, точно такие же, как все, кого Рэнди знает. Ами слишком яркая и необычная, слишком похожа на лесбиянку из фантазий сексуально озабоченного кинорежиссера. Наверное, надежда все таки есть. -- Если будешь так смотреть на мою дочь, -- замечает Дуг Шафто, -- тебе стоит заняться бальными танцами. -- Он на меня смотрит? Я не вижу, когда у меня физиономия в этой штуке, -- бормочет Ами. -- Рэнди любил свои часы. Теперь ему не на что направить свои чувства, -- объясняет Дуг. -- Так что держитесь! Рэнди чувствует, когда его подкалывают. -- Чего тебе так не понравилось в моих часах? Будильник? -- Они вообще были противные, -- говорит Ами, -- но будильник доводил меня до психоза. -- Сказала бы. Я все таки технарь, сумею будильник отключить. -- Так чего же не отключил? -- Не хотел терять счет времени. -- А что? Пирог в духовке оставил? -- Люди, которые отвечают у Дантиста за должную заботливость, оторвут мне голову. Дуг с интересом приподнимает голову. -- Ты уже упоминал эти слова. Что такое должная заботливость? -- Ну представь. У Альфреда есть деньги, которые он хочет инвестировать. -- Какой Альфред? -- Гипотетический персонаж, чье имя начинается с «А». -- Не понимаю. -- В криптографии, когда объясняешь криптографический протокол, используешь гипотетических людей. Алиса, Боб, Вик, Грег, Дейв, Ева и так далее. -- О'кей. -- Альфред инвестирует деньги в компанию, которой руководит Берни. Когда я говорю «руководит», это значит, что Берни отвечает в компании за все. В данном случае он, наверное, председатель совета директоров. Альфред, Алиса, Агата, Алекс и другие инвесторы выбрали его, чтобы он заботился о компании. Он нанимает управляющих, скажем, Вэла, президента. Вэл нанимает Гранта руководить одним из подразделений компании. Грант нанимает Дона, инженера, и так далее, и так далее. Так что, выражаясь по военному, есть порядок подчиненности сверху и до ребят в окопах вроде Дона. -- И Берни на самом верху, -- говорит Дуг. -- Да. Поэтому он, как генерал, отвечает за все, что происходит внизу. Альфред доверил свои деньги ему лично. Закон обязывает Берни проявлять должную заботливость, чтобы деньги тратились ответственно. Если Берни не проявит должную заботливость, его можно привлечь к суду. -- Ага. -- Да. Это сильно занимает Берни. В любой момент могут появиться адвокаты Альфреда и потребовать доказательств, что он проявлял должную заботливость. Берни должен крутиться как уж на сковородке, чтобы не подставиться. -- В данном случае Берни -- это Дантист? -- Ага. Альфред, Алиса и остальные -- его инвесторы, половина ортодонтов в округе Ориндж. -- А ты -- инженер Дон? -- Нет, это ты инженер Дон. Я -- руководящий сотрудник корпорации «Эпифит», то есть Вэл или Грант. Вмешивается Ами: -- Но с чего Дантисту за тобой следить? Ты на него не работаешь. -- Увы, работаю. Со вчерашнего дня. Отец и дочь разом навостряют уши. -- Дантист теперь владеет десятью процентами «Эпифита». -- Как это случилось? Последний раз, когда меня ставили в известность, -- укоризненно говорит Дуг, -- этот козел подавал на вас в суд. -- Подавал в суд, -- говорит Рэнди, -- потому что хотел войти в компанию. Мы не собирались в ближайшее время выставлять акции на торги, так что заполучить он их мог, только шантажируя нас судом. -- Ты же говорил, что иск дутый! -- кричит Ами. Из всех троих лишь она не боится показать возмущение. -- Да. Но мы бы разорились, пока это доказали. С другой стороны, как только мы предложили Дантисту купить часть акций, он отозвал иск. Его деньги нам весьма кстати. -- Зато теперь за тобой наблюдают его люди. -- Да. Сейчас они на кабелеукладчике -- утром подошли туда на тендере. -- И чем ты, по их мнению, занимаешься? -- Я сказал, что гидролокатор обнаружил свежие оползневые наплывы недалеко от будущей трассы кабеля и надо их осмотреть. -- Обычное дело. -- Проверяльщиков обмануть легко. Главное, проявить к ним должную заботу. -- Мы на месте. -- Ами тянет джойстик, для большей выразительности выгибаясь вбок. Дуг и Рэнди смотрят на экран. Там все черно. Циферки внизу показывают, что носовой крен пять градусов, бортовой -- восемь, то есть аппарат практически горизонтален. Угол поворота стремительно меняется: аппарат крутится, как кошка, которая ловит свой хвост. -- Должна появиться в поле зрения примерно на пятидесяти градусах, -- говорит Ами. Угол поворота начинает меняться медленнее, проходит сто градусов, девяносто, восемьдесят. Примерно на семидесяти что то выезжает на экран. Кажется, что из морского дна торчит пятнистая, изъеденная сахарная голова. Ами уговаривает пульт, и вращение становится совсем медленным. Сахарная голова вползает на середину экрана и замирает. «Фиксирую гироскопы, -- говорит Ами. -- Вперед!» Сахарная голова начинает расти. Аппарат движется на нее, встроенные гироскопы автоматически стабилизируют курс. -- Обойди ее с правого борта, -- говорит Дуг Шафто. -- Хочу посмотреть с другого угла. -- Он что то делает с видеомагнитофоном, который должен все это записывать. Ами возвращает джойстик в нейтральное положение, потом совершает несколько движений, в результате которых лодка исчезает с экрана. Видно только коралловые выросты под камерами аппарата. Ами поворачивает его влево, и снова возникает тот же обтекаемый силуэт. Однако отсюда видно, что он торчит из дна под углом сорок пять градусов. -- Похоже на нос самолета. Бомбардировщика, -- говорит Рэнди. -- Как у В 29. Дуг мотает головой. -- У бомбардировщиков круглое сечение, поскольку они под давлением. У этой штуки сечение более эллиптическое. -- Я не вижу поручней, орудий и прочей... -- Ерунды , которой утыкана классическая немецкая подлодка. Это более современная обтекаемая форма, -- говорит Дуг. Он что то кричит по тагальски команде на «Глории IV». -- С виду довольно корявая, -- замечает Рэнди. -- Понаросло всякой дряни, -- соглашается Дуг. -- Но форма узнается. Не сплющило. На прао перебегает матрос со старым атласом из уникальной библиотеки «Глории IV». Это иллюстрированная история немецких подводных лодок. Дуг пролистывает три четверти книги и останавливается на фотографии, которая выглядит до боли знакомой. -- Господи, прямо Желтая Субмарина у «Битлз», -- говорит Рэнди. Ами вынимает голову из колпака и отодвигает Рэнди, чтобы взглянуть. -- Только она не желтая, -- говорит Дуглас. -- Это было новое поколение. Если бы Гитлер построил их несколько десятков, он мог бы выиграть войну. -- Перелистывает еще несколько страниц. На них лодки с похожими обводами. На поперечном разрезе показан тонкостенный эллиптический внешний корпус, в который заключен толстый, идеально круглый внутренний. -- Круглый корпус -- прочный. Всегда был заполнен воздухом под давлением в одну атмосферу, для команды. Снаружи легкий -- гладкий и обтекаемый, с емкостями для топлива и перекиси водорода... -- Лодка несла свой собственный окислитель? Как ракета? -- Конечно. Для движения под водой. Все свободное пространство в этом корпусе заполнялось водой, чтобы его не раздавило давлением. Дуг подносит книгу к телевизору и поворачивает, сравнивая очертания подводной лодки с силуэтом на экране. Он неровный, покрытый кораллами и водорослями, но сходство несомненно. -- Интересно, почему она не лежит просто на дне? -- спрашивает Рэнди. Дуг хватает начатую пластиковую бутылку с водой и швыряет за борт. Бутылка всплывает дном кверху. -- Почему она не лежит ровно, Рэнди? -- Потому что с одной стороны остался воздушный пузырь, -- мямлит Рэнди. -- У лодки была повреждена корма. Нос задрался. Морская вода хлынула в пробоину на корме и вытеснила весь воздух в носовую часть. Глубина сто пятьдесят четыре метра. Давление пятнадцать атмосфер. Что тебе говорит закон Бойля? -- Что объем воздуха должен сократиться в пятнадцать раз. -- В точку. Внезапно четырнадцать пятнадцатых лодки наполняются водой, оставшаяся пятнадцатая часть -- пузырь сжатого воздуха, способного некоторое время поддерживать жизнь. Большая часть команды погибла. Лодка быстро тонет, ударяется о дно, переламывается, нос остается торчать вверх. Если в пузыре оставались люди, то они умерли долгой мучительной смертью. Упокой, Господи, их души. В других обстоятельствах последняя фраза покоробила бы Рэнди, однако сейчас кажется единственно уместной. Что ни говори о верующих, у них всегда найдутся слова для такой минуты. Какие варианты у атеиста? Да, организмы, обитавшие в лодке, вероятно, утрачивали мыслительные функции в течение продолжительного периода времени и потом превратились в куски тухлого мяса. -- Приближаюсь к боевой рубке, -- объявляет Ами. Согласно атласу, у лодки не должно быть традиционной высокой надстройки, только обтекаемая выпуклость. Ами подводит аппарат к самой лодке и поворачивает его. По экрану ползет корпус -- коралловая гора, в которой невозможно узнать творение человеческих рук, -- пока не показывается что то черное. Это идеально круглая дыра. Из нее выплывает угорь, сердито скалится на камеру, зубы и глотка на мгновение заполняют э