рожила, рассказывает: -- Пятифутовые с желтовато бурыми пятнами на бирюзовом фоне безопасны и прекрасно подходят для домашнего содержания. Шестифутовые с буровато желтыми пятнами на изумрудном фоне смертельно ядовиты: умираешь через десять минут после укуса, если раньше не покончишь с собой от невыносимых мучений. Все это, чтобы показать Рэнди и Эбу: в их отсутствие дела не обсуждали. -- Ладно, -- говорит Ави. -- Суть в том, что Крипта будет потенциально куда больше, чем мы предполагали, и это хорошая новость. Однако остается один момент. Ави знаком с Рэнди сто лет и знает, что тот не обидится. Все глаза устремляются на Рэнди, и Берил подхватывает разговор. Она назначила себя заботиться о чужих чувствах, потому что все другие участники корпорации бестактные и черствые. Берил говорит трагически: -- Работа, которую Рэнди делает на Филиппинах, и делает замечательно, теперь не имеет для нас решающего значения. -- Ну и ладно, -- говорит Рэнди. -- По крайней мере я хоть загорел впервые за десять лет. Все страшно рады, что Рэнди не надулся. Том сразу берет быка за рога: -- Можем ли мы порвать с Дантистом? Раз и навсегда? Ритм разговора внезапно сбивается, как в дискотеке, когда вырубают электричество. -- Трудно сказать, -- говорит наконец Ави. -- Мы смотрели контракты, но они составлены адвокатами Дантиста. -- Кто то из его партнеров -- адвокат? -- спрашивает Кантрелл. Ави нетерпеливо пожимает плечами. -- Его партнеры. Инвесторы. Друзья, соседи, партнеры по гольфу. Его сантехник и тот, наверное, адвокат. -- Проблема в том, что он прославился своим сутяжничеством, -- говорит Рэнди. -- Есть и другая проблема, -- вставляет Берил. -- Если мы все таки придумаем, как расстаться с «АВКЛА», мы потеряем живые деньги. Отрицательные последствия будут куда хуже, чем предполагалось вначале. -- Какие последствия? -- спрашивает Том. Он всегда копает до самой сути. -- Придется искать деньги на текущие расходы, -- говорит Ави. -- Разбавлять наши акции. -- Насколько? -- спрашивает Джон. -- До утраты контрольного пакета. Магическая фраза порождает эпидемию вздохов, стонов и ерзанья у руководящих сотрудников корпорации «Эпифит», которые сообща владеют более чем пятьюдесятью процентами акций. Все взгляды устремляются на Рэнди. Наконец он встает и предупреждающе вскидывает руки. -- Ладно, -- произносит Рэнди. -- Что мы имеем? В бизнес плане без конца говорится, что филиппинская сеть выгодна сама по себе -- что она может выделиться в независимое предприятие и все равно приносить доход. Насколько мне известно, это по прежнему так? Ави задумывается, прежде чем выдать тщательно взвешенные слова: -- Истинность этого утверждения осталась прежней. Иронические аплодисменты. Молодец, Ави! Что бы мы без него делали? -- Ладно, -- говорит Рэнди. -- Значит, продолжаем работать с Дантистом. Пусть его проект для нас несущественен, зато есть надежда наскрести деньги и не продавать акции. Мы сохраним контроль над компанией. С другой стороны, если мы разорвем контракт с «АВКЛА», партнеры Дантиста затаскают нас по судам -- они ничем не рискуют и ничего не теряют. Мы увязнем в тяжбах. Придется лететь в Лос Анджелес и давать показания. Мы потратим уйму денег на адвокатов. -- И можем даже проиграть, -- добавляет Ави. Все смеются. -- Значит, надо и дальше работать с Дантистом, -- заключает Рэнди, -- хоть нам это и в лом. Все молчат. Не то чтобы они не соглашались с Рэнди -- наоборот. Просто Рэнди занимается Филиппинами, ему расхлебывать последствия сегодняшнего решения. Лучше, чтобы он вызвался сам, а не по принуждению. Это он и делает сейчас, прилюдно и театрально. Остальные актеры: Ави, Берил, Том, Джон и Эб. Публика: миноритарные акционеры корпорации «Эпифит», Дантист, будущие судьи. Спектакль канет в неизвестность, если кто нибудь не вчинит им иск, и участникам сегодняшнего совещания не придется свидетельствовать под присягой. Джон решает копнуть немного глубже. -- «АВКЛА» финансирует Филиппины на свой риск, да? -- Да, -- авторитетно заявляет Ави, обращаясь непосредственно к гипотетическому судье. -- Раньше компании, которые прокладывали кабель, заранее продавали мощности, чтобы собрать капитал. «АВКЛА» кладет кабель на свои средства. По окончании работ они будут единственными владельцами и мощности продадут тому, кто предложит больше. -- Деньги не «АВКЛА», у них столько нет, -- говорит Берил. -- «НОХГИ» отстегнула им толстую пачку долларов. -- Кто отстегнул? -- спрашивает Эб. -- «Ниигата Оверсиз Холдинг Груп, инкорпорейтед», -- хором отвечают три голоса. Эб смотрит озадаченно. -- «НОХГИ» проложила кабель от Таиланда к Лусону, -- поясняет Рэнди. -- Я, собственно, к чему, -- продолжает Кантрелл. -- Если Дантист тянет кабель на свой страх и риск, всякая задержка со сроками чревата для него серьезным убытком. Мы должны выполнить свои обязательства. Джон говорит гипотетическому судье на процессе «Дантист против корпорации „Эпифит": -- «Мы точно следовали условиям нашего соглашения с „АВКЛА". Но это совсем не так хорошо прозвучит на другом гипотетическом процессе -- «Спрингборд Груп» против корпорации «Эпифит». Поэтому Ави спешит добавить: -- Мы тщательно проработали вопрос и убедились, что на данном этапе наши обязательства по отношению к Дантисту и собственным акционерам полностью совпадают. Выполняя одни, мы одновременно выполняем другие. Берил закатывает глаза и облегченно вздыхает. -- Значит, продолжаем работать на Филиппинах, -- говорит Рэнди. Ави спрашивает официально, как будто Рэнди держит руку на бесплатной гостиничной Библии: -- Рэнди, ты действительно в силах полностью выполнить наши обязательства по контракту с Дантистом? -- Это следует обсудить отдельно, -- произносит Рэнди. -- До завтра потерпит? -- спрашивает Ави. -- Конечно. Пока не горит. -- Простите, я в туалет, -- говорит Ави. Этим сигналом они неоднократно пользовались в прошлом. Ави встает и выходит. Через мгновение Рэнди говорит: -- «Я тоже» и выходит следом. Он с изумлением видит, что Ави и впрямь писает. Под влиянием момента Рэнди расстегивает ширинку и пристраивается рядом. Только в середине процесса до него доходит, какая это победа. -- В чем дело? -- спрашивает Рэнди. -- Сегодня утром я менял в холле деньги, -- говорит Ави. -- И угадай, кто собственной персоной вошел в отель. Прямо из аэропорта. -- Черт, -- говорит Рэнди. -- Сам Дантист. -- Не на яхте? -- Яхта идет следом. -- С ним еще кто нибудь? -- Нет, но могут подтянуться. -- Зачем он здесь? -- Должно быть, прослышал. -- Черт. Меньше всего я хотел бы завтра на него налететь. -- А что? -- Ничего особенного. -- Ничего такого, что потом смогут объявить твоим недосмотром? -- Думаю, нет, -- говорит Рэнди. -- Просто на Филиппинах все довольно хитро, и надо это обсудить. -- Ладно, -- кивает Ави. -- Если завтра столкнетесь, ради бога, ни слова о делах. Ограничься погодой. -- Усек, -- отвечает Рэнди и застегивает ширинку. Однако на самом деле он думает: какого черта я столько просиживал штаны в университете, если могу вот так? Это напоминает ему еще об одном деле. -- Ах да. Я получил чудной е мейл. Ави немедленно спрашивает: -- От Энди? -- Как ты догадался? -- Ты сказал «чудной». А что, е мейл правда от него? -- Не знаю. Может, нет. Не в этом смысле «чудной». -- Ты ответил? -- Не я. Dwarf@siblings.net. -- Погоди. Siblings.net -- это система, которую ты администрировал? -- Да. У меня там некоторые привилегии. Я открыл себе почтовый ящик с именем dwarf -- гном. Доказать, что это я, невозможно. Отправил этому типу анонимный е мейл примерно в таком духе: пока не доказано обратное, я буду думать, что вы -- мой старый враг. -- Или новый. СТРЕЛА Юный Лоуренс Притчард Уотерхауз в гостях у бабушки с дедушкой пашет поле. Лемех плуга выворачивает чернозем и выкладывает в две гряды, неровные вблизи, но математически стройные и прямые, как граммофонные дорожки, если смотреть издали. Из одной гряды торчит каменная лодочка. Юный Уотерхауз наклоняется и берет ее. Это кремнёвый наконечник индейского копья. U 553 -- черное стальное копье, торчащее милях в десяти к северу от Йглма. Серые валы вздымают ее и бросают вниз, но в целом она остается на месте, поскольку сидит на подводной скале, которую местные называют Риф Цезаря, или Горе Викинга или Смерть Голландца. В прерии наконечники могут прятаться в любом природном субстрате: почве, речном иле, в сердцевине дерева. У Лоуренса талант их находить. Как получается, что он идет по полю, усеянному камнями от последнего оледенения, и находит наконечники стрел? Как человеческий глаз различает крошечный искусственный предмет во взвихренном хаосе природы, иголку информации в стоге шума? Наверное, это внезапная искра на контакте умов. Наконечник -- человеческое, отделенное от человека: органика разложилась, камень остался. Кристалл воли. Мозг выхватывает не форму, а смертоносную целесообразность. Вот почему юный Уотерхауз находил наконечники. Вот почему летчики обнаружили сегодня U 553. Вот почему радисты Beobachtung Dienst научились понимать якобы искаженную речь Черчилля и Франклина Делано Рузвельта по телефону. Однако в криптографии такой номер не проходит. Это большая помеха для всех, кроме американцев и британцев, которые разработали математические методы поиска наконечников в щебне. Риф Цезаря разворотил днище носового отсека U 553, сама лодка осталась торчать над водой. Она едва не проскочила по инерции, но застряла посередине, словно исполинские качели. Носовая часть почти целиком заполнена водой. Лодка без команды, значит -- ничейная. «Чур моя!» -- сказал Британский Военно Морской флот. Рядом дежурят эсминцы, чтобы ее не торпедировала какая нибудь другая немецкая подлодка. Уотерхауза спешно выдернули из замка. Сейчас свинцовой завесой спустились сумерки, а волчья стая охотится по ночам. Он в рубке маленького сторожевого корабля, у которого даже в слабую качку гидродинамика как у пустой бочки из под бензина. Внизу Уотерхауз блевал бы без передышки, поэтому стоит наверху, расставив ноги, согнув колени и двумя руками держась за фальшборт. Лодка надвигается. На боевой рубке -- число 553 и белый медведь с пивным бокалом в лапе. -- Занятно, -- говорит Уотерхауз полковнику Чаттану. -- Пять пять три -- произведение двух простых чисел: семь и семьдесят девять. Чаттан выдавливает одобрительную улыбку, но видно, что это простая вежливость. Остальное подразделение наконец то прибыло. Бойцы успешно завершили задание в Норвегии и направлялись на Йглм, когда сообщили о севшей на риф U 553. Встреча с Уотерхаузом произошла прямо на корабле -- ребята не успели даже присесть, не то что распаковать вещи. Уотерхауз несколько раз сказал, что им понравится на Йглме, и не знает, о чем говорить дальше. У команды сторожевого корабля нет допуска «Ультра Мега», а все, о чем могли бы говорить Чаттан с Уотерхаузом, подпадает под этот гриф. Поэтому он и суесловит о простых числах. Лейтенанта морской пехоты и большую часть рядовых оставили обустраиваться на Йглме. С Уотерхаузом на подводную лодку отправляются полковник Чаттан и сержант по имени Роберт Шафто. Шафто -- жилистый, с бугристыми мышцами, светлые волосы сострижены почти под ноль, отчего большие голубые глаза кажутся еще больше. У него крупный нос, крупный кадык, крупные рытвины от прыщей и несколько шрамов возле глазниц. Крупные черты в сочетании с ладным телосложением по настоящему впечатляют; на него трудно не оглядываться. По видимому, это человек сильных чувств, но еще более сильной самодисциплины. Когда кто то говорит, Шафто, не мигая, смотрит ему в глаза. Когда все молчат, он смотрит на горизонт и думает. Когда он думает, то беспрестанно перебирает пальцами. У всех остальных пальцы при деле, за что нибудь цепляются, но Шафто просто стоит на палубе, словно в очереди в киношку. Они с Уотерхаузом, в отличие от Чаттана, в теплой одежде, которую позаимствовали на сторожевике. Всем присутствующим уже известно, что немецкий капитан, последним покидая подлодку, захватил «Энигму» с собой. С британских самолетов, все еще круживших в небе, видели, как он опасно наклонился со спасательного плотика и швырнул диски в огромную, с гору, волну. Сама машинка тоже отправилась за борт. Немцы знают, что поднять ее невозможно. Они не знают другого: никто и не будет ее искать, поскольку в месте, под названием Блетчли парк, уже знают про четырехдисковую «Энигму» все, что требуется. Британцы тут только для видимости, на случай, если кто нибудь наблюдает. Уотерхауз не ищет «Энигму». Он ищет кремнёвые наконечники. Сторожевой корабль сперва приближается к подлодке с наветренной стороны, потом капитан, подумав, огибает корпус субмарины и заходит с подветренной. Так, соображает Уотерхауз, ветер будет гнать их от рифа. Снизу подлодка выглядит толстощекой. Часть, которой положено при всплытии быть над водой, серая и узкая, как нож. Часть, которой положено быть под водой, широкая и черная. Смелые британские моряки уже высадились на лодку и подняли над боевой рубкой английский военно морской флаг. Вероятно, они подошли на вельботе с малой осадкой. Он болтается рядом, привязанный паутиной тросов; закрепленные на бортах автомобильные покрышки не дают ему биться о субмарину. -- Здесь мы определенно в неевклидовом пространстве, -- шутит Уотерхауз. Чаттан подается вперед и прикладывает ладонь к уху. Уотерхауз продолжает: -- Более того, оно зависит от времени и должно рассматриваться не в трех, а в четырех измерениях. -- Простите? Еще чуть чуть, и они сами наскочат на риф. Моряки запускают ракету, которая натягивает между кораблями веревку, потом некоторое время наводят переправу. Уотерхауз боится, что его заставят по ней идти. Вернее, не столько боится, сколько досадует: он думал, что до конца войны уже не будет подвергаться опасности. Чтобы скоротать время, смотрит на подлодку и моряков: те выстроились в цепочку и по рукам передают бумаги и книги в боевую рубку, а оттуда в вельбот. Боевая рубка, утыканная орудийными дулами, антеннами и перископами, похожа на замысловатого паука. Уотерхауза и Шафто действительно отправляют на U 553 в какой то вроде тележке, скользящей по натянутому тросу. Матросы надели на них спасжилеты: теперь, если их сразу не разобьет о камень, они не захлебнутся, а только умрут от переохлаждения. Когда Уотерхауз на середине переправы, под ним проходит подошва волны. Он глядит в разверстую бездну и видит Риф Цезаря в темно синем меху ракушек. Можно спуститься и встать там. На мгновение. Потом тысячи тонн ледяной воды рушатся в пустоту, вздымаются и наподдают ему под зад. Он глядит на U 553, которая зловеще нависает сверху. Первое впечатление, что это скорее дуршлаг, чем боевой корабль. На корпусе, словно татуировка, ряды удлиненных прорезей, закрученные, как линии обтекания. Металл выглядит на удивление хлипким. Потом Уотерхауз заглядывает в прорези -- свет проходит насквозь, от других прорезей, в палубе -- и различает изогнутый силуэт прочного корпуса, куда более мощного, чем наружный. У лодки два бронзовых трехлопастных винта, примерно ярд в поперечнике, покореженных от столкновения бог знает с чем. Сейчас они в воздухе, и Уотерхауз, глядя на них испытывает то же нелепое смущение, что в Перл Харборе при виде оголенных гениталий у мертвецов. Горизонтальные и вертикальные рули торчат из корпуса ниже винтов, а у верхней части кормы видны две грубые металлических плиты, наподобие люков. Уотерхауз соображает, что из них то и выходят торпеды. Последние двадцать футов он пролетает на страшной скорости. Восемь рук ловят его за разные части тела и переносят в относительную безопасность: на палубу подлодки, сразу за боевой рубкой, под зенитным орудием. На корме торчит Т образная стойка, от ее концов к ограждению рубки туго натянуты леера, чтобы держаться. По примеру флотского офицера, который, судя по всему, назначен его опекать, Уотерхауз лезет вверх -- то есть в сторону кормы, -- держась за один леер, как за перила, спускается в люк на корме и оказывается внутри. Через мгновение за ним сбегает Шафто. Хуже места Уотерхауз не видел в жизни. Подобно сторожевому кораблю, с которого они только что сошли, подводная лодка плавно приподнимается на волне, но потом, в отличие от корабля, с грохотом рушится на скалу, чуть не опрокидывая тебя навзничь. Ощущение, что ты в мусорном баке, по которому лупят кувалдой. U 553 до половины заполнена густой кашей из дешевого вина, дизтоплива, электролита и нечистот. Поскольку лодка наклонена, месиво глубже всего в носовой части, но при каждом ударе о скалу цунами прокатывается к корме. По счастью, Уотерхауза уже не мутит: он в том трансцендентном состоянии, когда его мозг больше обычного разлучен с телом. Офицер ждет, пока гул уляжется, и неожиданно тихо спрашивает: -- Что именно вы хотели бы осмотреть, сэр? Уотерхауз по прежнему пытается сориентироваться, водя фонариком. Общая картина не складывается, в кружке света возникают только отдельные трубы и провода. Наконец он решает не двигаться и быстро быстро чертит фонариком. Проступает картина: они в узком лазе, явно спроектированном инженерами для инженеров, чтобы обеспечить доступ к нескольким милям труб и проводов, втиснутых в узкий пережим. -- Нас интересуют бумаги капитана, -- говорит Уотерхауз. Лодка снова уходит в пустоту; он прислоняется к чему то скользкому, зажимает руками уши, закрывает глаза, рот и выдыхает через нос, чтобы жижа не попала внутрь. Опирается он на что то холодное, твердое и круглое. Уотерхауз светит фонариком и видит, что оно медное. Чирканье лучом выхватывает из мрака какой то медный космический корабль, зажатый под (если он не ошибается) койкой. Уотерхауз едва не выставляет себя круглым идиотом, спросив, что это такое, но тут узнает торпеду. В следующую тихую интерлюдию он спрашивает: -- Есть здесь что нибудь вроде личной каюты, где... -- В носовой части, -- отвечает офицер. Нельзя сказать, чтобы это звучало обнадеживающе. -- Бля! -- говорит сержант Бобби Шафто. Это его первое слово примерно за полчаса. Он плещет вперед, и британский офицер вынужден спешить следом. Палуба снова уходит из под ног, они останавливаются и разворачиваются, чтобы волна фекалий ударила не в лицо, а в спину. Начинается спуск. Каждый шаг -- неравный бой со здравым смыслом и осторожностью, а шагов надо сделать много. То, что Уотерхауз счел пережимом, продолжается, не расширяясь -- видимо, до самого носа. Наконец они находят предлог остановиться: каюту или угол каюты футов четыре на шесть. Здесь койка, откидной столик и шкафчик из настоящего дерева. Вместе с фотографиями семьи и друзей это создает почти домашнее впечатление, которое, впрочем, начисто портит портрет Адольфа Гитлера на стене. Уотерхауз возмущен такой безвкусицей, потом вспоминает, что они на немецкой подводной лодке. Паводок нечистот под косым углом разрезает каюту примерно пополам. Наверху плавают бумаги и другой бюрократический детрит. Готический шрифт вызывает у Лоуренса смутную ассоциацию с Руди. -- Соберите все, -- говорит Уотерхауз, но Шафто и офицер уже сгребают мокрое папье маше и засовывают в парусиновый мешок. Капитанская койка в кормовой или верхней части каюты. Шафто откидывает ее, заглядывает под матрас и подушку, ничего не находит. Откидной столик в наиболее затопленном конце. Уотерхауз бредет к нему, стараясь не оступиться. Нащупывает ногой ящик, как слепой, шарит руками в жидких помоях. Ему удается вытащить несколько коробочек и передать Шафто. Тот вытряхивает содержимое в мешок. Скоро становится ясно, что в столе больше ничего нет. Лодка взлетает и рушится вниз. Жижа прокатывается вперед, на мгновение обнажая что то в углу каюты, видимо, закрепленное у носовой переборки. Уотерхауз делает шаг вперед. -- Это сейф! -- Он поворачивает диск. Тяжелый. Хороший сейф. Немецкий. Шафто и британский офицер переглядываются. В люке появляется британский матрос. -- Сэр! -- докладывает он. -- Поблизости замечена еще одна немецкая подлодка. -- Мне пригодился бы стетоскоп, -- задумчиво произносит Уотерхауз. -- Здесь есть лазарет? -- Только аптечка, -- отвечает британский офицер. -- Где нибудь плавает. -- Сэр! Есть, сэр! -- Шафто исчезает. Через минуту он возвращается, держа над головой немецкий стетоскоп. Бросок. Уотерхауз ловит стетоскоп в воздухе, вставляет в уши и под жижей прикладывает мембрану к сейфу. Ему это не совсем в новинку. Из мальчиков, которые помешаны на замках, нередко вырастают мужчины, помешанные на криптографии. Бакалейщик в Мурхеде, Миннесота, разрешил маленькому Уотерхаузу играть с сейфом. К изумлению бакалейщика, Лоуренс подобрал комбинацию и сделал об этом школьный доклад. Этот сейф куда лучше, чем у бакалейщика. Поскольку Уотерхауз все равно не видит диска, он закрывает глаза. Словно в полусне, он слышит крики, как будто происходит что то ужасно важное. Может быть, кончилась война. Тут у него вырывают головку стетоскопа. Уотерхауз открывает глаза и видит, что сержант Шафто поднес мембрану ко рту, как микрофон. Шафто спокойно смотрит ему в лицо и говорит в стетоскоп: -- Сэр, торпеды в воде, сэр. После этого разворачивается и выходит, оставив Уотерхауза одного. Уотерхауз успевает подняться по трапу к боевой рубке и уже видит диск серовато черного неба, когда вся лодка вздрагивает. Прокатывается гул. Волна нечистот выбрасывает его наверх, на палубу субмарины, товарищи подхватывают и заботливо удерживают от падения в океан. Движение U 553 на волнах изменилось. Она подпрыгивает гораздо сильнее, как будто хочет соскочить с рифа. Уотерхаузу требуется примерно минута, чтобы сориентироваться. Кажется, он поранился. Определенно какая та ерунда с левой рукой, на которую он приземлился. Пробегает мощный луч: свет прожектора со сторожевого корабля. Матросы матерятся. Уотерхауз приподнимается на здоровом локте и заглядывает в корпус подводной лодки, следуя за лучом прожектора. Лодка распорота под ватерлинией, рваные края дыры торчат внутрь. Вонючая жижа вытекает в Атлантический океан. -- Бля! -- Сержант Шафто срывает со спины маленький, но увесистый заплечный мешок, растягивает завязки. Британские матросы светят ему фонариком. Уотерхауз, в полубреду, с трудом верит своим глазам: Шафто вытащил связку аккуратных буровато желтых цилиндриков толщиной в палец и длиной дюймов по шесть. Еще он вынул всякую мелочевку, в том числе моток жесткого красного шнура. -- Черт, -- говорит британский офицер. -- Взрывать будет. Он задумывается только на мгновение; лодка снова приподнимается на волне и скребет днищем по рифу -- возможно, сползает. -- Оставить судно! Почти все перебираются в вельбот, Уотерхауза отправляют назад на тележке. Примерно на середине пути к сторожевому кораблю он скорее ощущает, чем слышит взрыв. Остаток пути он практически ничего не видит, и даже на сторожевике перед глазами по прежнему плывет. Некто по имени Енох Роот хочет непременно осмотреть его руку и голову, для чего надо спуститься вниз. До сих пор Уотерхауз понятия не имел, что повредил голову, и это неудивительно: голова -- то место, которым соображают; если она повреждена, как это сообразить? -- Вас наградят по меньшей мере «Пурпурным сердцем», -- говорит Енох Роот небрежно, как будто плевать хотел на ордена, но допускает, что для Уотерхауза это большое дело. -- И, вероятно, очередную награду получит сержант Шафто, мать его за ногу. МОРФИУМ Шафто по прежнему видит это слово, стоит закрыть глаза. Лучше бы он сосредоточился на деле: как ловчее заложить взрывчатку под кницы, соединяющие сейф с субмариной. «MORPHIUM» напечатано на желтой этикетке. Этикетка наклеена на стеклянный пузырек. Стекло темно малиновое, как все вокруг, когда тебя ослепят мощным лучом света. Харви, матрос, вызвавшийся на подмогу, все время светит ему фонариком в глаза. Это неизбежно. Шафто неудобно заклинен под сейфом, пытается приладить капсюли скользкими, онемевшими от холода пальцами. Это вообще было бы невозможно, не попади в лодку торпеда: до тех пор сейф был полностью покрыт жидким дерьмом. Теперь оно слилось. Харви никуда не заклинен, его швыряет при каждом пароксизме лодки, которая бьется, как выброшенная на берег акула, и со всей дури пытается соскочить с рифа. Луч фонарика постоянно чиркает Шафто по глазам, он моргает и видит бесчисленные малиновые пузырьки с надписью МОРФИУМ. -- Черт! -- орет он. -- Что то не так, сержант? -- спрашивает Харви. Харви не понимает. Он думает, что Шафто чертыхается из за какой загвоздки со взрывчаткой. Со взрывчаткой загвоздки нет. Загвоздка с Шафто. Он был прямо там . Уотерхауз отправил его за стетоскопом, и Шафто бегал по субмарине, пока не нашел деревянный ящичек. Открыл его, увидел кучу медикаментов. Порылся, ища то, что нужно Уотерхаузу. Пузырек лежал на самом виду, прямо перед глазами. Шафто касался его рукой. Видел этикетку в луче фонарика. МОРФИУМ. Однако не схватил. Будь там написано МОРФИЙ, схватил бы в ту же секунду, но там было МОРФИУМ. Только через полминуты до него дошло, что лодка, бля, немецкая, слова наверняка другие, и на девяносто девять процентов МОРФИУМ -- тот же МОРФИЙ. Когда до него дошло, он уперся ногами в палубу и протяжно застонал. За грохотом волн никто не услышал. Потом двинулся дальше и отдал Уотерхаузу стетоскоп. Выполнил свой долг, потому что он -- морской пехотинец. Взрывом отрывать сейф от переборки -- не его долг. Просто идея, возникшая в голове. Его учили взрывать; почему бы не пустить знания в ход? Шафто взрывает сейф не потому, что он -- морской пехотинец, а потому, что он -- Бобби Шафто. И еще потому, что это хороший повод вернуться за морфием. Подлодка дергается, Харви летит на палубу. Шафто ждет, пока лодка замрет на месте, цепляется за что то руками и выползает из под сейфа. Сейчас главная опора на ноги, но нельзя сказать, что он стоит. В таком месте максимум везения -- ухватиться за что нибудь прежде, чем грохнешься задом. Харви не успел, Шафто пока держится. -- Поджигаю! -- кричит Шафто. Харви вскакивает. Шафто помогает ему тычком в спину. Харви сворачивает налево и бежит вверх, к боевой рубке. Шафто поворачивает налево и бежит вниз. К носу. К сундуку Дэви Джонса, как моряки зовут смерть. К ящику с морфием. Куда он запропастился? Прошлый раз плавал в жиже. Может быть -- жуткая мысль, -- выпал в пробоину от торпеды?.. Шафто минует несколько переборок. Наклон все круче; под конец он спускается спиной вперед, как по приставной лестнице, цепляясь за трубы, провода и цепи, на которых висят койки. До чего ж эта лодка длинная . Странный способ убивать. Шафто не уверен, что одобряет подводные лодки. Он закалывал китайских бандитов штыком. Одного ударил прикладом по голове, кажется, насмерть. На Гуадалканале убивал нипов из разных видов огнестрельного оружия, сбрасывал на них камни, разводил костры у входа в пещеру, в которой они укрылись, подкрадывался в джунглях и перерезал глотку, обстреливал их позиции из миномета; одного сбросил с обрыва в море. Разумеется, он давно знал, что убивать врагов в схватке один на один вроде как не модно. Не то чтобы он много об этом думал. «Виккерс» в Италии заставил немного задуматься. Теперь он в самой знаменитой машине для убийства, и что видит? Клапаны. Вернее, штурвалы, чтобы эти клапаны открывать и закрывать. Целые переборки заняты железными колесами, от двух дюймов до больше фута в диаметре, сидящими густо, как ракушки на скале. Они выкрашены черной и красной краской, отполированы до блеска человеческими ладонями. А где не штурвалы, там рубильники, огромные, как в кинокартинах про Франкенштейна. Есть большой поворотный переключатель, наполовину зеленый, наполовину красный. И совсем нет окон. Только перископ, в который вдвоем уже не заглянешь. Значит, для этих ребят война -- сидеть задраенными в герметической бочке с дерьмом и штурвалами, включать рубильники по команде и, может быть, иногда узнавать от офицера, что сейчас они опять убили кучу народа. Вот он, ящичек, -- на койке. Шафто хватает его и открывает. Все внутри перемешалось, малиновых пузырьков много, он пугается, что придется читать все жуткие немецкие этикетки, но через секунду находит МОРФИУМ, хватает, прячет в карман. Уже на пути к боевой рубке его бросает на палубу очередным ударом волны. Шафто долго катится кубарем в глубь лодки, прежде чем успевает за что то схватиться. Все черно: он потерял фонарик. Шафто близок к панике. Вообще то он не паникер, просто весь как на иголках, потому что действие морфия кончается. Мощная голубая вспышка наполовину слепит глаза, раньше, чем он успевает зажмуриться. Внизу что то шипит. Бобби двигает левой рукой, ее что то держит: петля от фонарика, которую он, оказывается, сообразил натянуть на запястье. Свет скребет по стальной решетке, на которой Шафто распростерт, как мученик на жаровне. Новая голубая вспышка, расчерченная в черную клетку, опять шипение. Пахнет электричеством. Шафто несколько раз ударяет фонариком по решетке и тот, поморгав, зажигается вновь. Решетка сделана из прутьев примерно в палец толщиной, идущих где то через два дюйма. Шафто лежит на ней и смотрит в трюм, который, будь лодка в нормальном положении, находился бы внизу. В трюме все вверх дном: тщательно упакованный в ящики и составленный в штабеля груз раздербанен в окрошку из битого стекла, щепок, провианта, взрывчатки и стратегических руд. Все разбавлено водой и ходит волнами при каждом скачке мертвой подводной лодки. Идеальный серебряный шарик падает через решетку, блестит в свете фонарика и разбивается о дно трюма. Потом второй. Шафто смотрит вверх: на него катится град серебристых шариков. Разбились ртутные столбы, которыми измеряли давление. Снова ослепительная голубая вспышка: могучий электрический разряд. Шафто снова смотрит через решетку и видит, что в трюме полно огромных металлических тумб, из которых торчат гигантские клеммы. Время от времени мокрый мусор замыкает контакты и трюм озаряет дуга; тумбы -- это аккумуляторы, которые позволяют лодке двигаться под водой. Пока сержант Роберт Шафто лежит мордой на холодной решетке и глубоко дышит, набираясь решимости для рывка, лодку швыряет так, что он чудом не улетает вниз, в затопленный нос. Месиво в аккумуляторном трюме волной прокатывается вниз, набирая по пути скорость, и с пугающей силой ударяет в переборку; слышно, как вылетают заклепки. Сейчас в луче фонарика виден весь трюм, до самого дна. Шафто видит расколотые ящики, маленькие, как для чего то очень тяжелого. В щели между разошедшимися досками видны желтые бруски, когда то уложенные аккуратно, а теперь рассыпанные. Именно так Шафто представлял себе золотые слитки. Одна неувязочка: их слишком много. Не может быть столько золотых слитков. Это как в детстве в Висконсине, когда он перевернул гнилушку и увидел тысячи муравьиных яиц, семя будущего в черной почве. На миг возникает искушение. Такие деньжищи -- не сосчитать. Если только добраться до этих слитков... Видимо, взрывается тротил, потому что Шафто на мгновение глохнет. Все, пора сваливать. Он забывает про золото; морфий -- неплохая добыча для одного дня. Пробирается по решетке в коридор. Из капитанской каюты валит дым. Переборки выгнуло взрывной волной. Сейф оторвался! А трос, который они к нему привязали, цел Видимо, за него тянут сверху, потому что трос натянут, как сволочь. Сейф зацепился за какую то корявую преграду. Приходится его освобождать. Сейф дергается, ползет вперед, натыкается на что то еще. Шафто идет за ним по коридору, по трапу боевой рубки и, наконец, вылезает из люка. В лицо летят ветер и крики «ура!» Меньше чем через пять минут подлодка рушится в море. Шафто представляет себе, как она кубарем катится с рифа в подводный каньон, рассыпая золотые слитки и шарики ртути, как волшебный порошок в черной воде. Шафто снова на сторожевом корабле, все хлопают его по спине и поздравляют. Хочется одного: отыскать укромное место и открыть малиновый пузырек. КОСТЮМ Рэнди выглядит положительным и собранным: что значит костюм! Всем уши прожужжали, что компьютерщики не любят наряжаться. Ави выяснил, что хорошая одежда может быть очень комфортной -- скажем, брюки от костюма куда удобнее джинсов. Кроме того, он достаточно терся среди компьютерщиков, чтобы понять: раздражает не столько костюм, сколько необходимость одеваться . То есть не просто напяливать брюки с пиджаком, но и выбирать их, вовремя отдавать в чистку, следить за модой -- задача непосильная для людей, которые надевают костюм раз в пять лет. Значит, так: у Ави в одном из компьютеров есть таблица с обхватом груди, длиной шагового шва и прочими мерками каждого из сотрудников. За пару недель до ответственного мероприятия он просто отправляет это все факсом портному в Шанхай. Костюм прибывает курьерской почтой ровно за двадцать четыре часа до срока и по пневматической трубе отправляется в гостиничную прачечную. Сегодня утром, когда Рэнди выходил из душа, постучал коридорный и внес отглаженный костюм с рубашкой и галстуком. Рэнди это все надел (десятый ксерокс с плохой схемы полувиндзорского узла прилагался). Костюм сидит как влитой. Теперь Рэнди ждет в холле, смотрит, как убывают цифры на электронном табло лифта, и украдкой разглядывает себя в большом зеркале. Рэнди в костюме -- это такая хохма, которой должно хватить по крайней мере до конца ленча. Он размышляет об утренней электронной почте. Кому: dwarf@siblings.net От: root@eruditorum.org Тема: Re: Зачем? Дорогой Рэнди! Надеюсь, Вы не обидитесь, если я буду называть Вас Рэнди, поскольку это совершенно очевидно Вы, несмотря на анонимность. Мысль удачная. Восхищен Вашей осторожностью. По поводу того, что я могу оказаться Вашим «старым врагом»: очень грустно, что у Вас, такого молодого, уже есть старые враги. Или Вы о недавно приобретенном враге преклонного возраста? На ум приходят несколько кандидатов, однако я предполагаю, что Вы подразумевали Эндрю Лоуба. Я -- не он. Вам это было бы очевидно, если бы Вы в последнее время посещали его сайт. Зачем Вы строите Крипту? Подписано: -- НАЧАЛО МАССИВА ЭЛЕКТРОННОЙ ЦИФРОВОЙ ПОДПИСИ ОРДО -- (и т. д. и т. п.) -- КОНЕЦ МАССИВА ЭЛЕКТРОННОЙ ЦИФРОВОЙ ПОДПИСИ ОРДО -- Смотреть на цифры и гадать, какой из лифтов придет первым, совсем не увлекательно, но все же лучше, чем просто стоять без дела. Один застрял этажом выше, слышно, как заливается аварийный сигнал. В Азии многие бизнесмены, особенно китайские, считают шиком полностью оккупировать один лифт: телохранители посменно дежурят в кабине, вдавив пальцем кнопку открывания дверей и не обращая внимания на возмущенный трезвон. Дзинь. Рэнди поворачивается на каблуках (попробуйте выполнить этот маневр в кроссовках!). Снова он поставил не на ту лошадь. Выиграл лифт, который только что был на самом верху. Рэнди делает шаг к зеленому огоньку. Двери открываются. Рэнди смотрит прямо в глаза Хьюберту (Дантисту) Кеплеру, доктору стоматологии. Или вы о недавно приобретенном враге преклонного возраста ? -- Доброе утро, мистер Уотерхауз! Когда вы вот так стоите с открытым ртом, то напоминаете мне пациента. -- Доброе утро, доктор Кеплер. -- Рэнди слышит свои слова, как с другого конца километровой канализационной трубы, и тут же вновь прокручивает их в голове, проверяя, не выдал ли корпоративных тайн и не дал ли доктору Кеплеру повода вчинить иск. Двери начинают закрываться, и Рэнди приходится всунуть между ними ноутбук. -- Осторожнее! Уверен, это дорогостоящее оборудование, -- говорит Дантист. Рэнди чуть не брякает: «У меня эти ноутбуки летят, как у трансвестита капроновые чулки» (или, может, больше в тему было бы «как крошка гнилого зуба из под сверла бормашины»), но тут же мысленно зажимает себе рот. В компьютере у него корпоративная информация, собственность «АВКЛА». Если Дантист решит, что Рэнди наплевательски к ней относится, то распердится исками. -- Э э... приятная неожиданность, -- заикаясь, говорит Рэнди. На докторе Кеплере очки размером с ветровое стекло «кадиллака» 1959 года. Это специальные стоматологические очки, отполированные, как зеркало паломарского телескопа, и покрытые суперотражающим слоем, чтобы вы видели в них исключительно свою пасть, насаженную на стержень горячего света. Глаза самого Дантиста таятся в глубине, как воспоминания детства. Это косящие серо голубые глаза со стигийскими зрачками, полуприкрытые, словно их обладателю все в мире давно прискучило. В уголках сморщенных губ постоянно поигрывает улыбка: улыбка человека, который одновременно думает, как выплатить очередную страховку на случай врачебной ошибки, и ковыряется стальной фомкой в основании вашего мертвого премоляра, но прочел в специальном журнале, что врачей, которые улыбаются, пациенты чаще посещают и реже привлекают к суду. -- Скажите, -- говорит он, -- не получится ли у нас сегодня немного поболтать? Сплюньте, пожалуйста . Спасительный звонок! Кабина останавливается на первом этаже, виден вестибюль «Фут Меншн», облицованный мрамором исчезающих пород. Посыльные, замаскированные под свадебные торты, снуют туда сюда, как на колесиках. Футах в десяти от лифта -- Ави, рядом два роскошных костюма, из которых торчат головы Джона Кантрелла и Эберхарда Фёра. Все трое поворачиваются к лифту. При виде Дантиста лица у Эба и Джона становятся как у актеров в дешевом вестерне, только что получивших в лоб из мелкашки. У Ави, напротив, вид человека, который неделю назад напоролся на ржавый гвоздь, а сейчас почувствовал первое роковое шевеление столбняка. -- У нас сегодня напряженный день, -- говорит Рэнди. -- Ответ: да, если будет время. -- Хорошо. Ловлю на слове, -- говорит доктор Кеплер. -- Доброе утро, мистер Халаби. Доброе утро, доктор Фёр. Доброе утро, мистер Кантрелл. Приятно видеть вас такими джентльменами. Приятно, что вы ведете себя по джентльменски . -- Мы тоже очень рады, -- говорит Ави. -- Я так понимаю, мы сегодня еще увидимся? -- О да, -- отвечает Дантист, -- вы будете видеть меня весь день. Боюсь, процедура будет долгой . Он поворачивается и молча идет по вестибюлю к кожаным креслам, почти скрытым за взрывами ярких тропических цветов. Сидящие в креслах по большей части молоды и хорошо одеты; при виде босса они вытягиваются во фрунт. Рэнди насчитывает двоих мужчин и трех девушек. Один -- явный телохранитель, но и девушки, которых за глаза зовут Парками, Фуриями, Грациями, Норнами или Гарпиями, по слухам, тоже прошли курс спецподготовки и вооружены до зубов. -- Это кто? -- спрашивает Джон Кантрелл. -- Его ассистентки? -- Не смейся, --