оружие, в том числе пистолеты пулеметы, гранаты, взрывчатка и все такое. Понял, куда я клоню? -- Никак нет, сэр! Не понимаю, куда вы клоните! Монкберг подходит близко. До неприятного близко. Говорит заговорщицки: -- Смотри, мы -- команда торгового корабля, идущего в Мурманск. Опускается туман. Мы случайно отбиваемся от конвоя. И бац! -- врезаемся в долбаную Норвегию. Мы на территории, занятой фашистами. Нам надо прорваться в Швецию! Секундочку, говорим мы себе, ведь между нами и шведской границей -- чертова туча немцев. Стоит вооружиться до зубов. А кто может вооружиться до зубов, если не команда торгового корабля, набитого оружием и боеприпасами? Мы бежим в трюм, торопливо вскрываем несколько ящиков и вооружаемся. Шафто смотрит по сторонам. Ни один из ящиков не вскрыт. -- Потом, -- говорит Монкберг, -- мы оставляем корабль и пробиваемся в Швецию. Наступает долгая тишина. Наконец Шафто выдавливает из себя: -- Сэр! Так точно, сэр! -- Так давай взламывай! -- Сэр! Есть, сэр! Шафто начинает проникаться духом разрушения. Чем взламывать ящики? Лома поблизости не видать. Он выходит из трюма в коридор. Монкберг дышит в спину и подгоняет: -- Ты в спешке! Фрицы близкоТебе надо вооружиться! Думай о жене и детях в Глазго, Лаббоке или откуда ты там! -- Окономовок, штат Висконсин! -- возмущается Шафто. -- Нет, нет, не по настоящему! По легенде, в которой ты моряк торгового флота, греби его вперегреб!.. Смотри, Шафто! Смотри! Спасение близко! Шафто оборачивается. Монкберг указывает на шкаф с надписью «ПО». Шафто распахивает дверцу и видит, помимо прочего, здоровенный топор, с каким пожарные бегают по горящим домам. Через тридцать секунд он снова в трюме, рубит сплеча ящик, наполненный патронами сорок пятого калибра. -- Живей! Не смотри, куда рубишь! -- орет Монкберг. -- Некогда церемониться! Ты в панике! Он вырывает топор, размахивается что есть мочи, попадает мимо ящика. Шафто отскакивает на безопасное расстояние. Монкбергу удается со второго захода учесть пеленг, расстояние и войти в контакт с ящиком. Летят щепки. -- Вот так! -- Монкберг через плечо оглядывается на Шафто. -- Чтоб был разгром! Хаос! -- По прежнему глядя на Шафто, он заносит топор и одновременно переступает на кренящейся палубе, промахивается и разрубает себе лодыжку. -- Твою мать, -- медленно, без всякого выражения говорит Монкберг, зачарованно разглядывая ногу. Шафто подходит взглянуть, чего там такого интересного. Часть левой икры аккуратно надрублена. Шафто светит фонариком, видит кровеносные сосуды и жилы, торчащие по обе стороны мясной раны, как половинки взорванных мостов и трубопроводов по двум берегам ущелья. -- Сэр! Вы ранены, сэр! -- говорит Шафто. -- Разрешите позвать лейтенанта Роота. -- Нет! Оставайся здесь и работай! -- приказывает Монкберг. -- Роота я сам найду. -- Он двумя руками сдавливает ногу над раной, кровь хлещет на палубу. -- Шикарно, -- задумчиво говорит Монкберг. -- Добавляет правдоподобия. -- Ему приходится раза три повторить приказ, прежде чем Шафто нехотя возвращается к ящикам. Монкберг, прыгая на здоровой ноге, несколько раз обходит трюм, заливая все кровью, потом отправляется искать Роота. Последние его слова: -- Помни! Все должно быть вверх дном! Однако эпизод с раной подействовал на Шафто сильнее любых понуканий. Вид крови пробудил воспоминания о Гуадалканале и более недавних приключениях. Последняя доза морфия уже почти не действует, ощущения те еще. Кроме того, его по настоящему укачало, и Шафто пытается прогнать тошноту тяжелой работой. Короче, он крушит топором, как берсерк, плохо соображая, что происходит. Лучше бы подразделение 2702 оставалось на берегу -- предпочтительно на теплом берегу, где они провели две солнечные недели, в Италии. Поначалу пришлось изрядно поработать, говно из бочки переливать и все такое. Зато остальное время (исключая последние часы) было просто как увольнение на берег, только без баб. Каждый день по очереди ходили в секретку, смотрели на Неаполитанский залив в бинокли и подзорные трубы. Каждую ночь капрал Бенджамин выстукивал морзянкой белиберду. Однажды ночью он получил радиограмму и некоторое время ее расшифровывал. Потом сообщил Шафто новость: -- Немцы знают, что мы здесь. -- То есть как знают? -- Знают, что мы уже полгода наблюдаем отсюда за Неаполитанским заливом. -- Да мы тут меньше двух недель. -- Завтра они начнут прочесывать округу. -- Так сваливаем отсюда на хер, -- сказал Бобби Шафто. -- Полковник Чаттан приказал ждать, -- объявил Бенджамин, -- пока не узнаем точно, что немцы знают. -- Но я знаю, что немцы знают, -- удивился Шафто. -- Ты сам мне сейчас сказал. -- Нет, нет, нет, -- возразил Бенджамин, -- пока не узнаем, что немцы знают, как если бы нам не было известно из радиограммы полковника Чаттана. -- Издеваешься? -- Приказы. -- В качестве доказательства Бенджамин продемонстрировал расшифрованную радиограмму. Как только село солнце, в небе послышался рев самолетов разведчиков. Шафто был готов и позаботился, чтобы подчиненные тоже были готовы. Друзей он отправил разведать узкие места на пути отступления, а сам лег на спину и стал смотреть на самолеты. Знает ли он, что немцы знают? С самого утра два британских друга ходили за ним как приклеенные. Шафто наконец взглянул в их сторону и кивнул. Те живенько побежали в амбар. Через мгновение оттуда донесся лязг гаечных ключей. Блядские самолеты заполнили все небо -- довольно убедительная косвенная улика, что немцы знают. Поскольку Шафто ясно видел эти самолеты, он мог бы утверждать: знают. Однако Чаттан приказал не трогаться с места, «пока вас определенно не заметят», и понимай, как хочешь. Один из самолетов проносился все ближе. Он летел совсем низко над землей, прочесывая за вираж узкую полоску. Когда самолет приближался, Шафто хотелось заорать. Бред какой то. Хотелось пустить ракету и покончить с этим раз и навсегда. Наконец, ближе к вечеру, Шафто, лежа на спине в тени оливы, смог пересчитать заклепки на брюхе немецкого самолета: «хеншеля» Hs 1261, с одним стреловидным крылом над фюзеляжем (чтобы не закрывать нижний обзор) и огромным растопыренным шасси. Один фриц сидел под стеклянным колпаком и вел самолет, другой, в очках, свесился из открытой кабины и поводил пулеметом на турели. Он только что не заглянул Шафто в глаза, потом похлопал пилота по спине и указал вниз. «Хеншель» заложил крутой вираж и снова пронесся над их позицией. -- Готово. -- Шафто встал и пошел к покосившемуся амбару. -- Все! -- крикнул он. -- Исполняйте! Друзья в кузове грузовика, под брезентом, орудовали гаечными ключами. Шафто взглянул в их сторону и увидел блестящие детали «виккерса», разложенные на куске чистой белой материи. Где, черт возьми, они раздобыли чистую белую материю? Наверное, берегли для сегодняшнего дня. И какого хрена они раньше не привели «виккерс» в порядок? Потому что им приказано собирать пулемет в спешке, в последнюю минуту. Капрал Бенджамин замялся, одна рука на ключе. -- Сержант, вы уверены, что они о нас знают? Все глаза устремились на Шафто. В последнее время он заработал репутацию человека, от которого можно ждать всякого. Шафто повернулся на каблуках и прошел несколько ярдов до середины поляны. Слышно было, как бойцы подразделения 2702 пихаются в дверях, чтобы не пропустить зрелище. «Хеншель» вернулся на новый заход и летел теперь так близко к земле, что можно было бы кинуть камень в фонарь кабины. Шафто снял с плеча «томми», передернул затвор, упер приклад в плечо и дал очередь. Некоторые ворчат, что у «томми», мол, недостаточная убойная сила, но Шафто явственно видел, как от мотора отлетела какая то фигня. «Хеншель» почти сразу потерял управление. Он накренился, крыло встало вертикально, качнулся, перевернулся брюхом вверх, потерял и без того малую высоту и шмякнулся на оливы в какой нибудь сотне ярдов от амбара, но не занялся огнем в ту же секунду -- обидно, честное слово. Среди бойцов наступила полная тишина. Слышались только точки и тире -- капрал Бенджамин, получив ответ на вопрос, отправлял краткое сообщение. На этот раз морзянка была понятна: МЫ ОБНАРУЖЕНЫ ТЧК ИСПОЛНЯЕМ ПЛАН ТОР. В качестве своего первого вклада в план «Тор» грузовик выехал из амбара и встал под деревьями. Бойцы залезли в кузов. Закончив, капрал Бенджамин бросил рацию и забрался следом. В качестве своего первого задания по плану «Тор» Шафто несколько раз прошел по амбару взад вперед, примерно по той же схеме, что самолет разведчик. В руке он нес перевернутую канистру с керосином. Вылив две трети керосина, он поставил канистру посреди амбара. Вырвал чеку, бросил гранату в керосин и выбежал наружу. Грузовик уже трогался. Ребята подхватили Шафто за руки и втащили в кузов. Он устроился сзади и с удовлетворением увидел, как амбар охватило вполне приличное пламя. -- О'кей, -- объявил Шафто. -- Нам предстоит убить несколько часов. Все в грузовике, за исключением десантников, которые по прежнему возились с «виккерсом», переглянулись, словно спрашивая: «Я не ослышался?» -- Э э... сержант, -- спросил наконец один. -- Не объясните нам, в каком смысле убить время? -- Самолет прилетит не сразу. Приказ. -- Чего то стряслось или?.. -- Нет. Все отлично. Приказ. Больше ребята допытываться не стали, хотя продолжали переглядываться. Наконец заговорил лейтенант Енох Роот: -- Вы, наверное, спрашиваете себя, почему нельзя было убить несколько часов сначала , а только потом засветиться и рвануть прямо к самолету. -- Ага! -- Земляки и друзья дружно закивали. -- Хороший вопрос, -- заметил Енох Роот таким тоном, будто знает ответ, и каждому в грузовике захотелось двинуть ему по шее. Фрицы успели оцепить местность. Когда подразделение 2702 подъехало к первому перекрестку, фрицы уже лежали мертвехонькие, осталось только притормозить, чтобы рейдеры морской пехоты выбрались из засады и прыгнули в кузов. Фрицы на втором перекрестке вообще не знали, зачем они здесь. Шафто, несмотря на множество лингвистических и культурных барьеров, понял: у вермахта свои накладки, кто то кому то чего то не так передал. Подразделение 2702 открыло огонь из под брезента и уложило фрицев на месте или разогнало по кустам. С фрицами на следующем перекрестке этот номер не прошел: они перегородили дорогу грузовиками и легковушками, а сами засели сзади, выставив вперед дула. Дула, правда, автоматные. К этому времени «виккерс» был собран, откалиброван, настроен, осмотрен и заряжен. Сдернули брезент. Рядовой Микульский, угрюмый стокилограммовый английский поляк, открыл огонь из «виккерса» одновременно с фрицами. В старших классах Бобби Шафто попал на профподготовку и большую часть времени провел в школьных мастерских. Само собой, ему иногда приходилось распиливать большие куски металла или дерева на меньшие. В мастерской были для этого разные пилы, похуже и получше. То, что заколеблешься кромсать ножовкой, можно разрезать электропилой. Опять таки от определенных материалов маленькие электропилы нагреваются или их заедает и надо брать пилу побольше. Однако, даже орудуя самой большой электропилой, Бобби Шафто всегда чувствовал, что инструмент работает с натугой. Пила замедлялась, коснувшись материала, вибрировала, нагревалась, а если слишком сильно давить, могла и застрять. И вот однажды летом Шафто попал на лесопилку, где была пилорама. Вместе со сменными лезвиями, запчастями, ремонтным оборудованием и сводом инструкций она занимала целое помещение. Короче, настоящая инфраструктура -- Шафто и не знал, что такое бывает. Сама пилорама была размером с автомобиль. Восьмизубые шестерни, крутившие лезвие, выглядели так, будто их сняли с паровоза. Чтобы изготовить полотно, надо было отмотать примерно полмили гибкой стальной ленты и соединить концы. Когда ты включал рубильник, земля начинала мелко дрожать, словно от приближающегося товарняка, а дальше лезвие медленно и неудержимо набирало скорость, зубья исчезали, превращались в поток адской энергии, натянутой между столом и механизмом. Про несчастные случаи с пилорамой рассказывали шепотом. И самое замечательное: пилорама не только разрезала что угодно быстро и хладнокровно, но и словно не ощущала этого. Она не чувствовала, что человек пропускает через нее бревна. Никогда не застревала, не перегревалась. После школы Шафто обнаружил, что у огнестрельного оружия много общего с пилами. Винтовки и автоматы стреляют, однако дают отдачу, нагреваются, пачкаются, заклинивают. Другими словами, стрелять они могут, однако с определенной натугой, которая их рано или поздно доканывает. «Виккерс» в кузове отличался от остального стрелкового оружия, как пилорама от остальных пил. «Виккерс» охлаждался водой. У него былрадиатор -- инфраструктура , как у пилорамы -- и целая команда обслуги. Как только эту махину запускали, она могла стрелять сутками без передышки, только подавай ленты. После того как рядовой Микульский открыл огонь из «виккерса», несколько бойцов подразделения 2702, не желая отставать, принялись постреливать по немцам из «томми», но выходило до того жалко, что они перебрались в канаву, закурили и стали смотреть, как «виккерс» методично убирает с дороги заграждение. Сперва Микульский тщательно поливал немецкие машины, поводя «виккерсом» вправо влево, как огнетушителем. Потом сосредоточился на определенных частях заграждения, за которыми могли укрываться люди, и разнес машины так, что стала видна другая сторона. Он срезал несколько придорожных деревьев, за которыми, возможно, прятались фрицы, затем выкосил примерно пол акра травы. К этому времени стало видно, что несколько фрицев отбежали за пригорок справа от дороги и постреливают оттуда, поэтому Микульский направил ствол круто вверх и дал очередь в небо. Пули, как минометные снаряды, посыпались по другую сторону пригорка. Ему не сразу удалось подобрать нужный угол, но потом он методично удобрил пулями все поле, как человек, поливающий свой газон. Один из друзей даже прикинул на коленке, как долго Микульскому придется стрелять, чтобы достичь нужной плотности -- скажем, пуля на квадратный фут. Когда вся территория оказалась засеяна свинцом, Микульский вновь переключился на грузовики, добиваясь, чтобы оставшиеся куски можно было при желании убрать с дороги руками. Когда он наконец прекратил обстрел, у Шафто было такое чувство, будто надо сделать запись в судовом журнале, как при благополучном возвращении в порт. Минуя заграждение, они ненадолго притормозили поглядеть. Хрупкий металл немецких моторов разбился вдребезги и, как в разрезе, виднелись блестящие поршни и коленвалы, истекающие бензином и маслом. Они проехали по обломкам и скоро оказались в малонаселенном районе, идеальном для воздушных обстрелов. Первые два самолета Микульский и его «виккерс» разнесли на куски. Вторая пара уничтожила грузовик, пулемет и рядового Микульского за один заход. Больше никто не пострадал: все сидели в канаве, наблюдая, как Микульский играет в вышибалы с двумя «мессершмиттами» и в конечном счете проигрывает. К этому времени стемнело. Дальше подразделение двинулось пешком, неся останки Микульского на носилках. Напоролись на немецкий патруль, в перестрелке двоих друзей ранило, одного пришлось нести. Наконец добрались до пшеничного поля, отметили фальшфейерами посадочную полосу для «Дугласа», который аккуратно сел, забрал всех и без приключений долетел до Мальты. Здесь их впервые познакомили с лейтенантом Монкбергом. Едва доложившись, они погрузились на очередную подводную лодку, которая взяла курс в места неизвестные или по крайней мере неназванные. Однако, обнаружив в своих вещмешках пудовые шерстяные свитера, ребята примерно сообразили, куда направляются. Несколько дней клаустрофобии спустя они на грузовозе. Судно -- такая развалюха, что они называют его не иначе как «говновоз» и развлекаются, подставляя слово «говно» в различные флотские выражения: «Будешь говняшки драить!» или «Уж не сговнились ли мы с курса?» и так далее. Сейчас, в говнотрюме, Бобби Шафто вдохновенно изображает разгром. Раскидывает винтовки и «томпсоны» по палубе. Вскрывает коробки с патронами сорок пятого калибра и разбрасывает вокруг. Находит лыжи -- им ведь понадобятся лыжи, верно? Ставит несколько мин, просто чтобы попугать фрицев, которые будут осматривать говновоз. Вскрывает несколько ящиков с гранатами. У них недостаточно раскуроченный вид, поэтому Шафто вытаскивает часть гранат, выносит наверх и швыряет за борт. Заодно бросает несколько лыж: глядишь, прибьет к берегу в довершение хаоса, на радость лейтенанту Монкбергу. Шафто идет по палубе с охапкой лыж, и тут что то возникает в тумане. Шафто, само собой, пригибается. Его так часто обстреливали с воздуха, что пригибается он резко, роняет лыжи на палубу и чуть не падает вместе с ними. Тем не менее он все же удерживает равновесие и вглядывается в туман. Что то прямо впереди, выше мостика и (в отличие от «зеро» и «мессеров») не пикирует стремительно, а просто висит на месте. Как облако в небе. Как будто туман сгустился в комок наподобие маминого картофельного пюре. Комок постепенно светлеет, края проступают все отчетливее, Шафто различает что то зеленое. Эй, минуточку! Он смотрит на зеленый склон с заснеженным полем посередине. -- Ложись! -- орет он и бросается на палубу. Он надеется на мягкое соприкосновение с земной корой, как на моторке: подходишь к пляжу, в последнюю минуту глушишь мотор, вытаскиваешь его из воды и плавно въезжаешь на песчаную подушку. Как бы не так! Говновоз куда быстроходнее обычной рыбачьей моторки и не въезжает на песок, а с размаху впечатывается в гранитную скалу. Слышится классный грохот, нос задирается кверху, и Шафто со страшной скоростью скользит на животе по обледеневшей палубе. Он боится, что соскользнет в море, но успевает дотянуться до якорной цепи, которая вполне эффективно гасит его скорость. Под палубой примерно десять тысяч больших и мелких предметов тоже находят себя различные стопоры. Наступает короткая и почти мирная интерлюдия чуть ли не полной тишины. Затем слышатся возмущенные крики исключительно малочисленной команды: «ОСТАВИТЬ ГОВНОСУДНООСТАВИТЬ ГОВНОСУДНО!» Бойцы подразделения 2702 бегут к шлюпкам. Шафто знает, что они справятся без него, поэтому идет в рубку искать прибабахнутых, с которыми не соскучишься: лейтенантов Роота и Монкберга, а также капрала Бенджамина. Первым ему на глаза попадается обмякший капитан, который наливает себе виски. В лице ни кровинки. Бедолагу сдернули с привычного рейса и велели вмазаться в скалу. Он до сих пор не очухался. -- Здорово у вас это получилось, сэр. Поздравляю, -- говорит Шафто, не зная, что сказать, и поворачивается на голоса из сигнальной рубки. Действующие лица: капрал Бенджамин с Книгой, похож на пастора, укоряющего нерадивых прихожан видом Библии, которую те не раскрывали давным давно; лейтенант Монкберг, возлежит на стуле, раненая нога покоится на столе; лейтенант Роот латает ее. -- Мой долг... -- начинает капрал Бенджамин. Монкберг рявкает: -- Твой долг, капрал, исполнить мой приказ! При столкновении все медицинские припасы лейтенанта Роота разлетелись по палубе. Шафто начинает собирать их и расставлять, особенно зорко высматривая закатившиеся пузырьки. Бенджамина трясет от ярости. Он наугад открывает Книгу и поднимает ее над головой. Там строка за строкой, страница за страницей случайных букв. -- Это, -- возглашает Бенджамин, -- КОДЫ союзного ТОРГОВОГО ФЛОТА! Экземпляр ЭТОЙ КНИГИ находится на КАЖДОМ СУДНЕ КАЖДОГО КОНВОЯ в Северной Атлантике! С ее помощью корабли ПЕРЕДАЮТ СВОИ КООРДИНАТЫ! Вы ПОНИМАЕТЕ, что БУДЕТ, если ЭТА КНИГА попадет в руки к НЕМЦАМ?! -- У меня приказ, -- говорит лейтенант Монкберг. Они продолжают в том же духе примерно минуту, пока Шафто ползает по полу в поисках рассыпанных медикаментов. Наконец он видит, что искал: пузырек закатился под шкаф, чудом не разбившись. -- Сержант Шафто! -- Вопреки обыкновению у лейтенанта Роота почти командирский голос. Шафто машинально вытягивается по стойке «смирно». -- Сэр! -- У лейтенанта Монкберга скоро кончится наркоз, поэтому отыщите и принесите мне пузырек с морфием. -- Есть, сэр! -- Шафто -- морпех, а значит, исполняет приказ, даже когда тело требует не подчиниться. Тем не менее пальцы сводит так, что Рооту приходится силой вырывать пузырек. Бенджамин и Монкберг схлестнулись насмерть и не замечают этой маленькой сценки. -- Лейтенант Роот! -- Голос Бенджамина дрожит от волнения. -- Да, капрал, -- рассеянно отвечает Роот. -- У меня есть основания полагать, что лейтенант Монкберг -- немецкий шпион. Следует немедленно отстранить его от командования и арестовать! -- Сука! -- орет Монкберг. Неудивительно: Бенджамин только что обвинил его в измене, за которую грозит расстрел. Однако нога в крепких руках Роота, не рыпнешься. Роот абсолютно невозмутим. Кажется, ему даже по душе столь чудовищное обвинение. Гораздо интереснее поговорить на серьезную тему, чем придумывать, куда бы еще приставить слово «говно». -- Ты у меня под трибунал пойдешь, падла! -- вопит Монкберг. -- Капрал Бенджамин, какие у вас основания для подозрений? -- убаюкивающим голосом вопрошает Енох Роот. -- Лейтенант не позволяет мне исполнить долг и уничтожить кодовые книги! -- Бенджамин совершенно вне себя. -- У меня четкий и определенный приказ полковника Чаттана! -- апеллирует к Рооту Монкберг. Шафто изумлен. Монкберг явно считает Роота компетентным судьей. А может, он напуган и ищет союзника. Офицеры всегда стоят друг за дружку против нижних чинов. -- У вас есть письменный экземпляр приказа, с которым я мог бы ознакомиться? -- спрашивает Роот. -- Не думаю, что нам стоит вести этот разговор здесь и сейчас. -- Тон у Монкберга по прежнему просительный. -- Как, по вашему, быть? -- Роот протягивает шелковую нить через обесчувствленную плоть Монкберга. -- Мы на мели. Скоро здесь будут немцы. Мы либо оставляем книги, либо уничтожаем. Решать надо сейчас. Монкберг оседает на стуле. -- Вы можете показать письменные приказы? -- спрашивает Роот. -- Нет. Они были отданы устно, -- отвечает Монкберг. -- И в них определенно упоминались кодовые книги? -- Да. -- Монкберг словно дает показания в суде. -- И в приказах говорилось, что книги должны попасть к немцам? -- Да. Тишина. Роот завязывает один шов и начинает новый. Потом говорит: -- Скептик вроде капрала Бенджамина предположил бы, что насчет кодовых книг вы все выдумали. -- Если я подменил приказы, меня можно расстрелять, -- говорит Монкберг. -- При условии, что вы и кто нибудь из свидетелей доберетесь до дружественной территории и сличите заметки с полковником Чаттаном, -- спокойно замечает лейтенант Роот. -- Чего за херня? -- По трапу вбегает один из десантников. -- Мы, бля, давно в шлюпках! -- Лицо, красное от холода и волнения, ошалело ворочается по сторонам. -- Отвали, -- говорит Шафто. Десантник замирает. -- Ладно, сержант. -- Иди вниз и скажи ребятам, чтобы заткнули хлебало. -- Сейчас, сержант! -- Десантник исчезает. -- Как подтвердят обеспокоенные бойцы в шлюпках, -- продолжает Енох Роот, -- вероятность того, что вы и какие то свидетели доберетесь до дружественной территории, убывает с каждой минутой. Тот факт, что вы нанесли себе рану, существенно осложняет наше спасение. Либо нас захватят в плен, либо вы предложите вас бросить, и таким образом тоже попадете к немцам. В обоих случаях, допуская, что вы -- немецкий шпион, вы избежите трибунала. Монкберг не верит своим ушам. -- Но это произошло случайно, лейтенант Роот! Я разрубил себе ногу блядским топором! Вы же не думаете, что я нарочно? -- Очень трудно определить, -- скорбно отвечает Роот. -- Самое безопасное -- просто уничтожить кодовые книги, -- встревает Бенджамин. -- Согласно инструкции. За это под трибунал не отдают. -- Но это погубит все задание! -- визжит Монкберг. Роот на мгновение задумывается. -- Кто нибудь погиб, -- спрашивает он, -- оттого что враг завладел нашими тайными шифрами и прочел наши сообщения? -- Ясное дело, -- отвечает Шафто. -- Кто нибудь из наших погиб, -- продолжает Роот, -- оттого что враг не завладел нашими секретными шифрами? Вопрос на засыпку. Капрал Бенджамин первый приходит к решению, но даже ему нужно время подумать. -- Конечно, нет! -- выпаливает он. -- Сержант Шафто? У вас есть свое мнение? -- Роот пригвождает Шафто серьезным и трезвым взглядом. Шафто говорит: -- В этих делах с шифрами хрен разберешься. Очередь Монкберга. -- Я... наверное... наверное, могу придумать гипотетическую ситуацию, в которой кто то погибнет. -- А вы, лейтенант Роот? -- спрашивает Шафто. Роот долго молчит, только работает иголками. Проходит несколько минут. Может быть, меньше. Все нервничают из за немцев. -- Лейтенант Монкберг пытается убедить нас, что для сохранения жизни союзных солдат мы должны сегодня оставить немцам шифровальные книги союзного торгового флота. -- При звуке голоса лейтенанта Роота все вздрагивают. -- На самом деле в подобном случае мы должны использовать своего рода калькуляцию смерти, поэтому настоящий вопрос: спасет ли это больше жизней, чем погубит? -- Дальше без меня, падре, -- говорит Шафто. -- Математику я не осилил. -- Тогда давайте начнем с известного: передача шифров приведет к гибели людей, поскольку немцы смогут выследить и потопить наши конвои. Верно? -- Верно! -- подхватывает капрал Бенджамин. Похоже, Роот склоняется на его сторону. -- Это будет верным, -- продолжает Роот, -- пока союзники не сменят шифры, что, надо думать, произойдет очень скоро. Итак, в минусе у нас несколько конвоев, потопленных за короткий отрезок времени. Что в плюсе? -- Роот, не отрывая взгляда от раны, задумчиво поднимает брови. -- Каким образом передача шифров может спасти человеческие жизни? Ну, это умонепостижимо. -- Чего чего? -- переспрашивает Шафто. -- Предположим, например, что из Нью Йорка выходит секретный конвой с тысячами солдат и новым оружием, которое переломит ход войны и спасет тысячи людей. Предположим, он использует новую систему шифров, и немцы не узнают о нем, даже заполучив кодовые книги. Немцы сосредоточат усилия на известных конвоях, потопят, может быть, несколько сотен моряков. Тем временем тайный конвой проскочит незаметно, доставит бесценный груз и тысячи людей будут спасены. Снова долгое молчание. Слышно, как остальные бойцы подразделения 2702 перекрикиваются в шлюпках, вероятно, ведут свой собственный спор: если бросить на хер офицеров, можно ли будет это расценить как мятеж. -- Я выдвинул лишь гипотезу, -- говорит Роот, -- однако видно, что уравнение смерти может, хотя бы теоретически, дать положительный ответ. Более того, подумав, я прихожу к выводу, что отрицательной стороны может не быть совсем. -- То есть как?! -- восклицает капрал Бенджамин. -- Разумеется, есть отрицательная сторона. -- Вы исходите из того, что немцы не знают наши коды. -- Роот направляет окровавленный указательный палец на том белиберды у Бенджамина в руках. -- Однако они топят наши конвои направо и налево. Очень может быть, что коды давно взломаны. В таком случае, если они попадут к немцам, никакого вреда не будет. -- Но это противоречит вашей теории о секретном конвое! -- говорит Бенджамин. -- Секретный конвой был Gedankenexperiment1, -- объясняет Роот. Капрал Бенджамин закатывает глаза; похоже, он и впрямь знает, что такое Gedankenexperiment. -- Если код действительно взломан, зачем рисковать нашими жизнями, чтобы ПЕРЕДАТЬ ЕГО НЕМЦАМ? Роот задумывается. -- Не знаю. -- Так что вы думаете, лейтенант Роот? -- спрашивает Бобби Шафто несколько томительных минут спустя. -- Думаю, несмотря на мой Gedankenexperiment, объяснение капрала Бенджамина, что лейтенант Монкберг -- немецкий шпион, более правдоподобно. Бенджамин облегченно вздыхает. Монкберг, оцепенев от ужаса, таращится на Роота. -- Однако неправдоподобное случается сплошь и рядом, -- продолжает Роот. -- Ой, бога ради! -- орет Бенджамин и хлопает ладонью по Книге. -- Лейтенант Роот? -- говорит Шафто. -- Да, сержант Шафто? -- Лейтенант Монкберг поранился случайно. Я видел. Роот заинтересованно смотрит Шафто в глаза. -- Точно? -- Да, сэр. Все произошло совершенно случайно. Роот разрывает упаковку стерильного бинта и начинает обматывать Монкбергу ногу; кровь проступает быстрее, чем он успевает накрутить следующий слой, однако постепенно Роот все же берет верх и повязка остается чистой. -- Кажется, пора принимать ответственное решение, -- объявляет Роот. -- Мы оставим кодовые книги на корабле, как сказал лейтенант Монкберг. -- Но если он -- немецкий агент... -- начинает Бенджамин. -- Тогда ему капец, как только мы доберемся до своих, -- отвечает Роот. -- Однако вы сами сказали, что у нас мало шансов туда добраться. -- Мне не следовало так говорить, -- винится Енох Роот. -- Это были глупые и необдуманные слова. Не отвечающие истинному духу подразделения 2702. Убежден, что мы доберемся до Швеции и доставим туда лейтенанта Монкберга. -- Вот это по нашему! -- одобряет Монкберг. -- В любом случае, если лейтенант Монкберг начнет саботировать, или предложит, чтобы его бросили, или каким то иным образом увеличит риск нашего пленения, мы сможем с уверенностью сказать, что он -- немецкий агент. Монкберг окончательно опупевает. -- Так сваливаем отсюда к чертовой матери! -- кричит он и встает, шатаясь от потери крови. -- Погодите! -- говорит сержант Шафто. -- Что еще, Шафто? -- Монкберг снова чувствует себя командиром. -- Как мы узнаем, что он увеличивает риск нашего пленения? -- В каком смысле, сержант Шафто? -- спрашивает Роот. -- Может, это будет не очевидно, -- объясняет Шафто. -- Может, в лесу немецкая засада и лейтенант Монкберг выведет нас прямо на нее. -- Молодчина, сержант! -- радуется капрал Бенджамин. -- Лейтенант Монкберг, -- объявляет Енох Роот, -- как исполняющий обязанности судового врача, отстраняю вас от командования по медицинским показаниям. -- Каким показаниям?! -- в панике вопит Монкберг. -- Вы потеряли много крови, а та кровь, что у вас осталась, отравлена морфием, -- объясняет Енох Роот. -- Командование переходит к следующему по старшинству, он и будет решать, куда нам двигаться. -- Кроме вас, других офицеров нет! -- говорит Шафто. -- Только капитан, но он не может быть капитаном без корабля. -- Сержант Шафто! -- гаркает Роот, настолько реалистично изображая морпеха, что Шафто и Бенджамин замирают по стойке «смирно». -- Сэр! Есть, сэр! -- отвечает Шафто. -- Это первый и последний приказ, который я отдам, так что слушай внимательно! -- объявляет Роот. -- Сэр! Есть, сэр! -- Сержант Шафто! Доставь меня и остальное подразделение в Швецию! -- Сэр! Есть, сэр! -- орет Шафто и строевым шагом выходит из каюты, оттеснив лейтенанта Монкберга плечом. Два лейтенанта и капрал выходят следом, оставив в рубке кодовые книги. Поваландавшись полчаса в шлюпках, подразделение 2702 высаживается в Норвегии. Нижняя граница снегов проходит на высоте пятидесяти футов над уровнем моря; по счастью, Бобби Шафто умеет стоять на лыжах. Друзья десантники тоже; им даже удается соорудить что то вроде волокуши для лейтенанта Монкберга. Через несколько часов они уже в лесах и движутся на восток. С самой высадки им не встретилось ни одного человека, ни немца, ни норвежца. Сыплет снег, заметая их следы. Лейтенант Монкберг ведет себя хорошо -- не требует, чтобы его бросили, не пускает ракеты. Шафто думает, что дорога в Швецию будет наиболее легким заданием подразделения 2702. Самое трудное, как всегда, понять, на кой ляд это все нужно. БДИТЕЛЬНОСТЬ Карты Юго Восточной Азии закрывают все стены и даже окно, придавая номеру Ави сходство с подземным бункером. Это первое за два месяца общее собрание акционеров корпорации «Эпифит». Ави Халаби, Рэнди Уотерхауз, Том Говард, Эберхард Фёр, Джон Кантрелл и Берил Хаген набились в номер. Кто то роется в мини баре, доставая закуску и выпивку. Кто то сидит на кровати. Эберхард скрестил босые ноги на полу и примостил ноутбук на табуретку. Ави сложил руки на груди, прикрыл глаза и прислонился спиной к дверцам домашнего развлекательного центра из красного дерева исчезающих пород. На нем ослепительно белая рубашка, отглаженная и накрахмаленная до хруста. Пятнадцать минут назад он был в майке, которую перед тем не снимал сорок восемь часов. Рэнди думает, что Ави заснул в неортодоксальной стоячей позе. Однако... -- Взгляните на карту, -- вдруг тихо говорит Ави. Открывает глаза и поводит ими в сторону карты, не утруждаясь повернуть голову. -- Сингапур, южная оконечность Тайваня и самая северная точка Австралии образуют треугольник. -- Ави, -- серьезно произносит Эберхард, -- любые три точки образуют треугольник. Обычно от Эберхарда не ждут, что он разрядит атмосферу юмором, но сейчас по рядам акционеров пробегает легкий смешок. Ави улыбается; не потому, что ему смешно, просто шутка свидетельствует о высоком моральном духе. -- Что в центре треугольника? Все снова смотрят на карту. Правильный ответ: «Точка посредине моря Сулу», но ясно, что Ави имеет в виду другое. -- Мы, -- отвечает Рэнди. -- Верно, -- подхватывает Ави. -- Кинакута -- идеальный электронный перекресток. Самое место для большого маршрутизатора. -- Без рекламы, пожалуйста, -- просит Рэнди. Ави невозмутимо продолжает: -- На самом деле так даже лучше. -- Как? -- резко спрашивает Эб. -- Мне стало известно, что появились другие кабельные люди. Группа из Сингапура, а также консорциум из Австралии и Новой Зеландии. Иными словами: мы были единственными поставщиками услуг связи для Крипты. Теперь, как я понимаю, мы одни из трех. Том Говард победно улыбается; он работает в Крипте и, вероятно, догадался раньше других. Рэнди и Кантрелл переглядываются. Эб резко выпрямляется. -- Как давно вам об этом известно? Рэнди видит досаду на лице Берил. Она не любит, когда в ней сомневаются. -- Вы не обидитесь, если мы с Эбом на секундочку выйдем? -- Рэнди поднимается. Доктор Эберхард Фёр недоуменно вздрагивает и тоже встает. -- Куда мы? -- Ноутбук оставь, -- говорит Рэнди и ведет его в холл. -- Дальше не пойдем. -- В чем дело? -- Так. -- Рэнди тихонько, чтобы не захлопнулась, прикрывает дверь. -- Люди вроде Ави и Берил, которые давно в бизнесе, предпочитают говорить с глазу на глаз -- как сейчас мы. И, как правило, ничего не записывают. -- Объясни. -- Ну, это теория информации. При самом худшем раскладе, если дойдет до суда... -- До какого суда? Ты о чем? Эб родился в маленьком городке на границе с Данией. Отец преподавал в университете математику, мать -- английский. Появись он в родном городе со своими патлами, народ бы шарахался. Тем не менее Эб, подобно большинству соотечественников, по прежнему свято верит, что все надо делать честно, открыто и логично. -- Не пугайся, -- говорит Рэнди, -- ничего такого не ожидается. Однако сейчас в Америке судятся все, кому не лень, и очень многие деловые начинания заканчиваются исками. В таком случае любой документ могут изъять. Вот почему Ави и Берил не записывают ничего, что плохо прозвучит в суде. Более того, от каждого могут потребовать свидетельства под присягой. Поэтому разговор с глазу на глаз предпочтительнее. -- Без свидетелей? Ясно. -- Я знал, что ты поймешь. -- Все равно они должны были нам потихоньку сказать. -- Ави и Берил молчали, потому что хотели все сперва проработать между собой. Другими словами, они оберегали нас, а не обманывали. Теперь они официально сообщают нам новости. Подозрения Эберхарда рассеялись. Сейчас он злится, а это хуже. Как многие технари, он может полезть на рожон, если заподозрит других в отсутствии логики. Рэнди поднимает ладони, как будто сдаваясь. -- Допускаю, все это кажется бредом, -- говорит он. Эб упрямо смотрит в пустоту. -- Ты согласен, что в мире много иррациональных людей и бредовых ситуаций? -- Ja a a, -- осторожно тянет Эб. -- Чтобы мы с тобой программировали и получали за это деньги, кто то должен нас нанять, верно? Эб задумывается. -- Да. -- Это предполагает, на определенном уровне, общение с работодателями, временами неприятное. А также с юристами, рекламщиками, маркетологами. Если это попытаемся делать мы с тобой, то скоро чокнемся. Верно? -- Скорее всего да. -- Поэтому хорошо, что есть такие люди, как Ави и Берил, потому что они -- наш интерфейс. -- В голове у Рэнди возникает образ времен холодной войны. Он выставляет вперед руки с растопыренными пальцами. -- Как бокс, в котором работали с плутонием, такой, с перчатками. Ясно? Эб кивает. Обнадеживающий знак. -- И все равно это совсем не то, что компьютерная программа. Ави и Берил могут только фильтровать и смягчать иррациональную природу внешнего мира, поэтому иногда они должны делать вещи, которые кажутся диковатыми. Взгляд у Эба становится все более и более отрешенным. -- Интересно было бы подойти к этому как к задаче из области теории информации, -- замечает он. -- Каким образом информация может перемещаться между узлами внутренней сети, -- (Рэнди понимает, что Эб имеет в виду «между людьми в маленькой корпорации»), -- но не существовать для внешнего мира? -- В каком смысле «не существовать»? -- Как может суд изъять документ, который, с его точки зрения, никогда не существовал? -- В смысле, что надо все шифровать? Эб слегка раздосадован его тупостью. -- Это мы уже делаем. Однако все равно можно доказать, что документ определенного размера был отправлен в такое то время, по такому то адресу. -- Анализ трафика. -- А если заглушить его? Почему бы не заполнить жесткий диск случайными байтами, чтобы отдельные файлы стали неразличимы? Они затеряются, как полосатый тигр в зарослях тростника. Или можно постоянно обмениваться случайным шумом. -- Дороговато будет. Эберхард отмахивается. -- Канал дешев. -- Боюсь, это пока девичьи мечты, -- говорит Рэнди. -- Хотя в будущем, возможно, так и будет. -- Вся наша дальнейшая жизнь -- в будущем, так что программу нужно разработать прямо сейчас. -- Ладно, -- говорит Рэнди. -- Может, продолжим этот разговор в другой раз? -- Конечно. Они возвращаются в комнату. Том, на правах кинакутского ста