то я... да что ж такое? Хочешь вести себя прилично, и что это дает? -- Он щелкнул пальцами. Что-то с шумом вспыхнуло, словно старомодная фотовспышка, и сержант Томас А. Дейзенбургер исчез. -- Э-э... -- сказал Азирафель. -- Видите? -- встрял Шедуэлл, который так и не вник во все подробности раздвоения личности мадам Трейси. -- Ничего такого. Держитесь меня, не пропадете. -- Отличная работа, -- заметил Кроули. -- Никогда не думал, что ты на это способен. -- Да, -- сказал Азирафель. -- Я тоже, кстати. Надеюсь, что не послал его в какое-нибудь дурное место. -- Привыкай, -- пожал плечами Кроули. -- Ты их просто посылаешь. Куда они отправляются, тебя волновать не должно. -- Он очаровательно улыбнулся. -- Ты не познакомишь меня со своим новым телом? -- Что? Ах, да. Да, конечно. Мадам Трейси, это Кроули. Кроули -- мадам Трейси. Очень, очень приятно. -- Ну, пошли внутрь, -- сказал Кроули. Он грустно посмотрел на останки "бентли" и вдруг просиял. К воротам решительно направлялся джип, нагруженный людьми, готовыми задавать вопросы и палить из автоматов, не разбираясь, по чьему приказу это делается. Кроули просиял. Это уже больше относилось к его компетенции. Он вытащил руки из карманов, встал, как Брюс Ли, и улыбнулся, как Гэри Олдмен. -- Ага, -- сказал он. -- Средство передвижения. x x x Они поставили велосипеды у одного из приземистых бараков. Уэнслидейл аккуратно продел цепочку от велосипеда в скобу на стене и запер замок. Вот такой у него был характер. -- А какие они с виду? -- спросила Язва. -- Они могут быть какие угодно, -- неуверенно сказал Адам. -- Но они взрослые? -- Да, -- ответил Адам. -- Думаю, самые взрослые из всех, что ты видела. -- Драться со взрослыми никакого толку, -- мрачно заметил Уэнслидейл. -- Только наживешь неприятностей. -- Не нужно с ними драться, -- сказал Адам. -- Просто сделайте то, что я вам сказал. ЭТИ поглядели на то, что было у них в руках. В то, что этим можно исправить мир, верилось с трудом. -- Так как мы их найдем? -- с опаской спросил Брайан. -- Вот когда мы приходили сюда на открытый день, я помню, тут кругом были комнаты и всякое барахло. Полно комнат и огни мигают. Адам задумчиво посмотрел на бараки. Сигналы тревоги все еще завывали, как тирольские пастухи. -- Ну, -- начал он, -- мне кажется... -- Эй, ребята, а вы что тут делаете? Нельзя сказать, что этот голос был полон угрозы на все сто процентов, но он принадлежал доведенному до предела офицеру, который уже десять минут пытался понять, что происходит в мире, который понять невозможно в принципе, в котором срабатывала сигнализация, а двери не открывались. Позади него стояло два не менее взвинченных солдата, не слишком ясно представлявших себе, что делать с четырьмя подростками, маленького роста и безусловно белой расы, один из которых к тому же в какой-то, пусть и самой минимальной степени, напоминал существо женского пола. -- Не обращайте на нас внимания, -- беззаботно заявил Адам. -- Мы просто посмотрим. -- Вы сейчас просто... -- начал лейтенант. -- Спать, -- сказал Адам. -- Вы хотите спать и засыпаете. Все эти солдаты засыпают. Тогда с вами ничего не случится. Вы просто спите. Прямо сейчас. Лейтенант уставился на него, пытаясь сфокусировать взгляд уже сонно косящих глаз. Потом он повалился ничком. -- Ух ты, -- восхитилась Язва, когда свалились и другие, -- ты как это сделал? -- Ну, -- осторожно сказал Адам, -- помните, в "Сто одном занятии для мальчишек" было про гипноз, а у нас никогда не получалось? -- Ну и? -- Ну и что-то вроде этого, только теперь я понял, как это делается. -- Он повернулся к дверям барака. Он собрался с духом. Его спина распрямилась. Он уже не сутулился, привычно и удобно, а стоял прямо, так, что даже мистер Тайлер мог бы им гордиться. -- Так, -- сказал он. Он помедлил. А потом сказал: -- Иди и смотри. x x x Если убрать весь мир, а оставить только электричество, оно будет похоже на филигранную игрушку самой тонкой работы: шар из поблескивающих серебряных нитей, а кое-где -- сияющий конус луча со спутника. Даже темные части светились бы волнами радаров и коммерческих радиопередач. Это могло бы быть нервной системой огромного зверя. Здесь и там в этой паутине переплетениями светятся города, но по большей части электричество -- это мышцы, занятые лишь грубой работой. Однако уже пятьдесят с лишним лет человечество создавало для него мозги. И теперь оно жило, примерно так же, как живет огонь. Переключатели запаивались намертво. Сгорали реле. В сердцевинах кремниевых кристаллов, архитектура которых похожа на фото Лос-Анджелеса с высоты птичьего полета, появлялись новые проспекты, и за сотни миль от них звенели сигналы в бункерах глубоко под землей, и люди в ужасе смотрели на то, что появлялось на самых важных дисплеях. Тяжелые стальные двери в секретных пещерах наглухо захлопывались и люди по другую сторону тщетно колотили в них, сражаясь с оплавившимися предохранителями. Кусочки пустыни и тундры отъезжали в сторону, впуская свежий воздух в гробницы с вентиляцией, и тяжелые тупоносые тени угрюмо ложились на направляющие. И поскольку электричество текло не там, где должно течь, его обычные русла пересыхали. В городах выключились светофоры, потом фонари, потом вообще все освещение. Вентиляторы стали вращаться медленнее, потом совсем медленно, потом остановились. Нагреватели, мерцая, остыли. Лифты застряли в шахтах. Радиостанции захлебнулись успокаивающей музыкой и замолчали. Кто-то сказал, что цивилизацию от варварства отделяют двадцать четыре часа и два приема пищи. Ночь медленно растекалась над вращающейся Землей. Ночь должна быть вся в точках света. Но не на этот раз. Внизу было пять миллиардов человек. По сравнению с тем, что произойдет, варварство -- не более, чем обычная вылазка на природу: жарко, скучно, и в конце концов все достается муравьям. * * * * * Всадник, имя которому было Смерть, выпрямился. Казалось, он к чему-то прислушивается. Чем именно, сказать было невозможно. ОН ЗДЕСЬ, сказал он. Остальные поглядели на него. В них произошла едва ощутимая перемена. За секунду до того, как раздался голос Смерти, они той своей частью, которая не ходила и не говорила, подобно смертным, плыли над миром. Теперь они вернулись. Более или менее. В них появилось что-то странное: словно вместо плохо сидящих костюмов на них были плохо сидящие тела. Голод выглядел так, как будто его не смогли настроить на нужную волну и ясный доселе сигнал -- образ приятного, навязчивого, добившегося успеха бизнесмена -- теперь забивался древним жутким шумом его исходной личности. Кожа Войны блестела от пота. Кожа Загрязнения просто блестела. -- Мы... обо всем позаботились, -- запинаясь, словно ей трудно было говорить, сказала Война. -- Все... пойдет своим чередом. -- Не только ядерным, -- голос Загрязнения был еле слышен. -- Химическим тоже. Тысячи литров... в бочках по всему миру. Прекрасные химикаты... с именами длиной в восемнадцать слогов. И... старые запасы тоже. На любой вкус. После плутония горевать тысячи лет... мышьяк -- навсегда. -- А потом... зима, -- сказал Голод. -- Я люблю зиму. В ней есть что-то... очищающее. -- Что... посеешь... -- начала Война. -- А пожинать будет некому, -- отрезал Голод. Лик Смерти не изменился. Есть вещи, которые не меняются. x x x Четыре Всадника вышли из барака. Было видно, что Загрязнение, в новом обличье, хотя и шагало, но при этом словно бы сочилось вперед. И это заметили Анафема и Ньютон Импульсифер. Это был самый первый барак, к которому они прибежали. Внутри должно было быть безопаснее, чем снаружи, во всей этой неразберихе. Анафема подошла к двери, покрытой вывесками, сообщающими, что подходить к двери опасно для жизни. Дверь открылась. Стоило им войти внутрь, как она захлопнулась, и они услышали, как щелкнул замок. После того, как они видели Четверых, времени на разговоры оставалось немного. -- Кто это был? -- спросил Ньют. -- Какие-нибудь террористы? -- Прекрасное и точное слово, -- кивнула Анафема. -- Думаю, ты прав. -- О чем весь этот жуткий разговор? -- Скорее всего, о конце света. Ты видел их ауры? -- Вроде бы нет. -- Ничего хорошего. -- А... -- То есть у них отрицательные ауры. -- А? -- Как черные дыры. -- Это плохо, да? -- Да. Анафема поглядела на ряды металлических шкафов. В первый и единственный раз, именно потому что это было не понарошку, а всерьез, средства разрушения мира (или, по крайней мере, те их части, которые расположены на два метра в глубину и вплоть до озонового слоя в высоту) вели себя не по обычному сценарию: ни красных цистерн с мигающими лампочками, ни мотков провода, которые так и просят "обрежь меня", ни подозрительно больших индикаторов, на которых отсчитываются секунды до взрыва. Нет, шкафы с виду были очень надежными, тяжелыми и способными успешно сопротивляться героям, прибывшим в последнюю минуту. -- Что именно пойдет своим чередом? -- спросила Анафема. -- Они что-то сделали, да? -- Может, здесь есть выключатель? -- беспомощно огляделся Ньют. -- Думаю, надо поискать... -- Такие штуки подсоединяют напрямую. Не говори глупостей. Я думала, ты знаешь про эти вещи. Ньют кивнул, в полном отчаянии. Это было совсем не похоже на страницы "Электроники для начинающих". Просто чтобы представить себе, о чем идет речь, он снял заднюю стенку с одного из шкафов. -- Связь со всем миром, -- через секунду неразборчиво послышалось из глубины шкафа. -- Можно сделать все, что угодно. Изменить напряжение в сети, подключиться к спутникам. Абсолютно все. Можно... "шшп!"... ай!... можно... "ззж!"... ой!... сделать так, чтобы... "жжик!"... ой-ей!... или даже... "зззииззз!"... уй-юй-юй-юй!!! -- Как ты там? Ньют сунул обожженные пальцы в рот. Ему не удалось найти ничего, похожего на транзистор. Он обернул руку носовым платком и вытащил несколько плат из гнезд. Один журнал по электронике, который он выписывал, как-то опубликовал схему шуточного прибора, который гарантированно не работал. По крайней мере, было написано в забавном сопроводительном тексте, вот вам, господа радио-ЛЮБИТЕЛИ, схема, которую вы можете собрать с полной уверенностью, что если после включения ничего не происходит, она работает. В этой схеме контакты у диодов были перепутаны, транзисторы надо было впаивать вверх ногами, и все это запитывалось от разряженного аккумулятора. Ньют собрал этот прибор и сразу же поймал передачу "Радио Москва". Он написал письмо с жалобой в журнал, но ему не ответили. -- Не уверен, что у меня что-то получается, -- сказал он. -- Джеймс Бонд просто откручивает что-нибудь, -- подсказала Анафема. -- Не просто откручивает, -- отозвался Ньют, быстро теряя уверенность. -- И я не... "жжжп!"... Джеймс Бонд. Если бы я был... "взззз!"... Джеймс Бонд, плохие парни сразу бы повели меня на пульт управления мега-смерть-ракетой, и рассказали бы, как она, чтоб их всех, работает, правда? ... "Фффззззжжжб!"... Только почему-то в реальном мире такого не бывает! Я не знаю, что происходит, и не могу остановить это. x x x На горизонте клубились облака. Небо над головой все еще было чистым, и только легкий ветерок колебал воздух. Но это был не обычный воздух. Он был кристально чист, но так, что, казалось, стоит чуть-чуть наклонить голову -- и увидишь новые грани. Он искрился. Если бы нужно было найти слово, чтобы описать это, то в голову украдкой пролезло бы "толчея". Толчея нематериальных существ, только и ждущих момента, чтобы стать материальными. Адам поглядел наверх. В каком-то смысле над головой был только чистый воздух. В другом смысле, отсюда и в бесконечность стояли, ряд за рядом, воинства Рая и Ада, крыло к крылу. С близкого расстояния и при соответствующей подготовке можно было даже отличить одних от других. Тишина сжимала пузырь земли в объятьях. Дверь барака распахнулась и из нее вышли Четверо. В троих не осталось почти ничего человеческого -- лишь человекоподобные формы, составленные из того, чем они были или казались. По сравнению с ними облик Смерти был весьма скромен: кожаное пальто и шлем с зеркальным щитком превратились в плащ с капюшоном, но это уже детали. Скелет, пусть даже ходячий скелет, по крайней мере похож на человека; смерть такого сорта таится почти в каждом живом существе. -- Самое главное, -- напряженно сказал Адам, -- что по-настоящему они не настоящие. По-настоящему они как кошмарные сны. -- Н-но... мы же не спим, -- пискнула Язва. Бобик завыл и попытался спрятаться позади Адама. -- А вон тот как будто тает, -- сказал Брайан, указывая на надвигающуюся на них фигуру, если это еще можно было так назвать, Загрязнения. -- Вот видите, -- подбодрил их Адам. -- Разве такое бывает по-настоящему? Где здравый смысл? По-настоящему, на самом деле такого быть не может. Четверо остановились в нескольких метрах от них. ВСЕ СДЕЛАНО. Скелет в плаще наклонился вперед и его безглазый взгляд остановился на Адаме. Трудно было сказать, был ли он удивлен. -- Ну что ж, -- сказал Адам. -- Дело в том, что я не хочу, чтобы что-то было сделано. Я не просил, чтобы это было сделано. Взгляд Смерти скользнул по остальным трем всадникам и вернулся к Адаму. За спиной Адама с визгом затормозил джип. Они не обратили на него внимания. НЕ ПОНИМАЮ. САМО ТВОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ ОБУСЛОВИЛО КОНЕЦ СВЕТА. ТАК ЗАПИСАНО. -- Не вижу, почему это кому-то надо такое писать, -- спокойно заявил Адам. -- В мире полно всяких отличных вещей, а я еще не успел все про них узнать, так что не хочу, чтобы кто-нибудь его портил или там кончал раньше, чем я смогу узнать о нем все. Так что вы можете просто исчезнуть. (-- Вон он, мистер Шедуэлл, -- вскричал Азирафель, но голос его становился все неувереннее, -- в майке...) Смерть и Адам смотрели друг на друга. -- Ты... один... из нас, -- прошипела Война сквозь зубы, похожие на прекрасные пули. -- Все уже сделано. Мы... строим... новый... мир. -- Голос Загрязнения был тих, словно капли из проржавевшей бочки стекали в придорожную канаву. -- Веди... нас, -- сказал Голод. Адама охватили сомнения. Голоса в его голове кричали, что это правда, и что ему принадлежит весь мир, и все, что нужно сделать -- повернуться и повести их по этому спятившему миру. Он был одним из них. И, ярус за ярусом, небесное воинство ждало Слова. (-- И чего, вы хотите, чтоб я в него стрельнул!? Это же мальчонка! -- Э-э... -- сказал Азирафель. -- Э-э... Да. Может быть, нам лучше немного подождать, как вы думаете? -- Ты имеешь в виду, пока он вырастет? -- спросил Кроули.) Бобик завыл. Адам поглядел на ЭТИХ. Он был и одним из них тоже. Просто надо решить, кто же на самом деле твои друзья. Он снова повернулся к Четверым. -- Задайте им, -- спокойно сказал он. Его голос уже не был вял и невнятен. В нем была странная гармония. Ни один человек не смог бы устоять перед этим голосом. Война засмеялась и выжидающе посмотрела на ЭТИХ. -- Мальчики, -- сказала она, -- играют в игрушки. Представьте, какие игрушки я могу вам предложить... какие игры. Я могу заставить вас влюбиться в меня, мальчики. Маленькие мальчики с маленькими ружьями. Она снова засмеялась, но пулеметная дробь стихла, когда вперед выступила Язва и, дрожа, подняла руку. Не бог весть какой меч был в ее руке, но это было лучшее, что можно соорудить из двух досок и куска веревки. Война уставилась на него. -- Ага, -- сказала она. -- Значит, врукопашную? -- Она выхватила свой клинок и подняла его кверху, и клинок зазвенел так, как звенит бокал, по краю которого провели пальцем. Блеснула вспышка, когда мечи соприкоснулись. Смерть и Адам смотрели друг на друга. Послышалось жалобное звяканье. -- Не трогай его! -- резко сказал Адам, не поворачивая головы. ЭТИ уставились на меч, который замер на бетонной дорожке. -- Маленькие мальчики, -- с отвращением пробормотала Язва. Рано или поздно каждому приходится выбирать, в какой ты банде. -- Но... но... -- запинаясь, произнес Брайан, -- ее просто как будто затянуло в меч... Воздух между Адамом и Смертью начал дрожать, словно в сильную жару. Уэнслидейл поднял голову и взглянул в запавшие глаза Голода. Он поднял над головой то, что, при изрядном воображении, можно было счесть весами, сооруженными из обрывка той же веревки и пары прутьев. Потом он раскрутил их. Голод протянул руку, защищаясь. Снова блеснула вспышка, и пара серебряных весов, слабо звякнув, упала на дорожку. -- Не... трогай... их, -- сказал Адам. Загрязнение пыталось убежать, или, скорее, утечь, но Брайан сорвал с головы пучок травы, наспех связанный в круг, и швырнул его вслед. Этот пучок никак не мог полететь, но какая-то сила подхватила его, и он зажужжал, словно метательный диск. В этот раз вспышка была тускло-красной и черной от жирного дыма. Она пахла горелым маслом. С жестяным звяканьем почерневшая серебряная корона вывалилась из столба дыма и, прежде чем замереть, покружилась, словно оброненный грош. И уже не нужно было говорить, что ее нельзя трогать. Она блестела так, как металл блестеть не должен. -- Куда они делись? -- спросил Уэнсли. ТУДА, ГДЕ ИМ МЕСТО. Адам и Смерть все так же смотрели друг другу в глаза. ТУДА, ГДЕ ОНИ БЫЛИ ВСЕГДА. ОНИ ВЕРНУЛИСЬ В УМЫ ЛЮДЕЙ. Ухмылка скелета была ужасна. Послышался треск. Плащ Смерти разорвался в клочья и развернулись огромные крылья. Крылья ангела. Но не из перьев. Это были крылья ночи, словно прорехи в ткани бытия, в которых только тьма и несколько далеких огоньков, которые могут быть звездами, а могут быть чем-то совсем другим. НО Я НЕ ПОХОЖ НА НИХ. Я, АЗРАЭЛЬ, СОТВОРЕН, ЧТОБЫ БЫТЬ ТЕНЬЮ ТВОРЕНИЯ. МЕНЯ НЕВОЗМОЖНО УНИЧТОЖИТЬ. ИНАЧЕ ТЫ УНИЧТОЖИШЬ МИР. Жар их взглядов ослабел. Адам почесал нос. -- Ну, не знаю, -- сказал он. -- Есть один способ. -- И он ухмыльнулся в ответ. -- В любом случае, все это нужно прекратить, -- сказал он. -- Всю эту возню с машинами. Ты пока еще должен делать то, что я тебе говорю, а я говорю, что это нужно прекратить. Ангел Смерти пожал плечами. УЖЕ ПРЕКРАТИЛ, сказал он. БЕЗ НИХ (он показал на жалкие останки двух Всадников и Всадницы) ВСЕ ОСТАНОВИЛОСЬ. ТРИУМФ ОБЫЧНОЙ ЭНТРОПИИ. Он поднял костлявую руку, словно салютуя Адаму. ОНИ ВЕРНУТСЯ, сказал он. ОНИ ВСЕГДА РЯДОМ. Крылья хлопнули, всего один раз, но с таким звуком, словно ударил гром, и ангел Смерти исчез. -- И отлично, -- сказал Адам в пустоту. -- Очень хорошо. Ничего не случится. Все, что они начали -- должно прекратиться, прямо сейчас! * * * * * Ньют в полном отчаянии уставился на компьютерные стойки. -- Наверно, где-то есть инструкция, или что-нибудь такое, -- сказал он. -- Можно посмотреть, нет ли у Агнессы чего-нибудь на этот счет, -- предложила Анафема. -- Конечно, -- с горечью в голосе отозвался Ньют. -- Ну и какой в этом смысл? Устроить диверсию с электроникой двадцатого века, глядя в инструкцию из оружейной мастерской века семнадцатого? Что могла Агнесса Псих знать про транзистор? -- Ну, что до транзисторов, так мой дедушка с большим успехом истолковал предсказание 3328 в 1948 году и очень удачно вложил деньги, -- заметила Анафема. -- Она не знала, как это будет называться, разумеется, и вообще не очень хорошо себе представляла, что такое электричество, но... -- Это был риторический вопрос. -- И вообще, тебе не нужно, чтобы все это заработало. Тебе нужно, чтобы это перестало работать. Для этого требуется не знание, а наоборот -- невежество. Ньют застонал. -- Ладно, -- покорно сказал он. -- Давай попробуем. Тяни предсказание. Анафема вытащила карточку наугад. -- "Он Есть не То, что Говорит о Себе", -- прочитала она. -- Номер 1002. Вот и все. Есть идеи? -- Ладно, слушай, -- убитым тоном сказал Ньют, -- я знаю, сейчас не время это говорить, но... -- он сглотнул, -- на самом деле я не так уж хорошо обращаюсь с электроникой. Совсем не хорошо. -- Ты же, по-моему, сказал, что ты компьютерщик. -- Это было преувеличение. То есть, это было очень большое преувеличение, просто больше некуда, на самом деле это, наверно, даже можно назвать перегибом. Я бы даже, скорее всего, был бы недалек от истины, если бы сказал, что это было... -- Ньют закрыл глаза, -- уклонением от прямого ответа. -- То есть враньем? -- ласково уточнила Анафема. -- Ну, так далеко я бы не стал заходить. Хотя, -- добавил Ньют, -- на самом деле я не компьютерщик. Совсем нет. Даже наоборот. -- В каком смысле -- наоборот? -- Если хочешь знать, каждый раз, когда я пытаюсь заставить работать что-то электронное, оно ломается. Анафема одарила его краткой улыбкой и встала в театральную позу, словно фокусник, чья усыпанная блестками ассистентка только что целехонька вылезла из распиленного ящика. -- Вуаля, -- сказала она. -- Почини их. -- Что? -- Сделай так, чтобы они работали лучше. -- Ну, не знаю, -- сказал Ньют. -- Вряд ли у меня получится. -- Он положил руку на крышку ближайшего блока. И вдруг шум, о существовании которого они даже не подозревали, прекратился, и только где-то вдали слышались последние всхлипы умирающего генератора. Огоньки на панелях замигали, и большая их часть погасла. Люди, сражавшиеся с выключателями по всему миру, обнаружили, что они заработали. Замыкатели разомкнулись. Компьютеры перестали разрабатывать планы Третьей мировой войны и снова занялись ленивым сканированием стратосферы. В подземелье на острове Новая Земля пробки, которые никак не вынимались из щитка, легко поддались; в бункерах под штатами Вайоминг и Небраска солдаты в рабочей форме прекратили вопить и размахивать личным оружием, и выпили бы пива, если бы на ракетных базах было разрешено спиртное. И хотя оно не разрешено, они все равно выпили. Включился свет. Цивилизация остановилась, не соскользнув в пучину хаоса, и начала писать в газеты письма о том, как много значения в наши дни придается самым незначительным мелочам. От машин в Тэдфилде больше не исходила угроза. То, что в них вселилось -- кроме электричества -- бесследно исчезло. -- Ух ты, -- вымолвил Ньют. -- Вот видишь, -- сказала Анафема. -- Ты их починил. Старой Агнессе можно доверять, точно тебе говорю. Теперь давай выбираться отсюда. x x x -- Он не захотел этого! -- радовался Азирафель. -- Разве я тебе не говорил, Кроули? Если постараться и заглянуть поглубже в душу кому угодно, ты увидишь, что там, в глубине, он на самом деле... -- Еще не все, -- кратко сказал Кроули. Адам повернулся и, видимо, только что заметил их. Кроули не привык к тому, что люди узнают его с первого взгляда, но Адам смотрел на него так, словно вся история его жизни была вывешена на задней стенке черепа, а Адам ее просто читал. На секунду Кроули охватил настоящий ужас. Он всегда думал, что ему уже приходилось испытывать ужас истинный, неподдельный, первосортный, но по сравнению с этим новым ощущением те случаи были детскими страшилками. Те, Кто Внизу могут положить конец твоему существованию, например, причинив тебе невыносимую боль; этот мальчуган мог не только положить конец твоему существованию, просто подумав об этом, но и, вполне возможно, сделать так, что тебя никогда и не было. Взгляд Адама перешел на Азирафеля. -- Извините, почему вас двое? -- спросил Адам. -- Ну, -- начал Азирафель, -- это долгая... -- Это неправильно, когда в одном человеке двое, -- сказал Адам. -- Я считаю, будет лучше, если вы снова станете двумя людьми отдельно. Никаких потрясающих спецэффектов -- просто рядом с мадам Трейси уже сидел Азирафель. -- Ой, щекотно, -- сказала она и оглядела Азирафеля с ног до головы. -- Ах, -- заметила она чуть-чуть разочарованно. -- Я думала, вы будете моложе. Шедуэлл ревниво посмотрел на ангела и многозначительно взвел курок Громовика. Азирафель взглянул на свое новое тело, которое, к несчастью, было точно такое же, как старое, только пальто было чище. -- Ну, вот и все, -- сказал он. -- Нет, -- сказал Кроули. -- Нет. Не все. Совсем не все. Теперь над их головами клубились облака, словно итальянская лапша в котелке на полном огне. -- Видите ли, -- сказал Кроули, и слова его были полны мрачной, свинцово-серой обреченности, -- на самом деле ничего так просто не бывает. Вы думаете, войны начинаются, потому что пристрелили какого-нибудь эрцгерцога, или кому-то отрезали ухо, или кто-то разместил ракеты не в том месте? Ничего подобного. Это просто, скажем так, поводы, которые не имеют ничего общего с настоящими причинами. А они в том, что есть две стороны, которые терпеть друг друга не могут. Напряжение растет и растет, а потом... войну может вызвать что угодно. Абсолютно все, что угодно. Как тебя зовут... э-э... мальчик? -- Его зовут Адам Янг, -- сказала Анафема, подходя к ним. Ньют тащился позади. -- Верно. Адам Янг, -- подтвердил Адам. -- Хорошая работа. Ты спас мир. Возьми с полки полпирожка, -- продолжил Кроули. -- Только это ничего не изменит. -- Похоже, ты прав, -- сказал Азирафель. -- Я уверен, что наши хотят устроить Армагеддон. И это очень грустно. -- Не будет ли кто-нибудь так добр, чтобы объяснить, что происходит? -- потребовала Анафема, скрестив на груди руки. -- Это долгая история, -- пожал плечами Азирафель. Анафема воинственно подняла голову. -- Ну так начинайте, -- сказала она. -- Ладно. В начале... Блеснула молния, ударив в землю в паре метров от Адама, но не пропала, а продолжала сиять раскаленной колонной, утолщающейся к основанию, словно струя необузданного электричества заполняла невидимую форму. Люди попятились к джипу. Молния исчезла и их взглядам предстала фигура молодого мужчины, отлитая из золотого огня. -- Ну вот, -- сказал Азирафель. -- Это он. -- Он кто? -- спросил Кроули. -- Глас Божий, -- ответил ангел. -- Метатрон. ЭТИ смотрели во все глаза. Потом Язва сказала: -- Еще чего. Метатрон пластмассовый, у него лазерная пушка, и он может превращаться в вертолет. -- То Космик-Мегатрон, -- тихонько уточнил Уэнслидейл. -- У меня такой был, только голова отвалилась. Этот, наверно, другой. Взгляд прекрасных пустых глаз упал на Адама Янга, а потом вдруг метнулся в сторону, где медленно закипал бетон на дорожке. Из сгустков горящей земли медленно поднялась еще одна фигура, словно король демонов в кукольном балагане -- но из такого балагана никто не выйдет живым, а потом придется приглашать священника, чтобы освятить пожарище. Большой разницы с первой фигурой, впрочем, не наблюдалось, только огонь был кроваво-красным. -- Э-э... -- пробормотал Кроули, пытаясь спрятаться под сиденье. -- Привет... э-э... Кроваво-красный лишь мельком взглянул на него, словно намечая в качестве следующей жертвы, а потом повернулся к Адаму. Когда он заговорил, его голос был похож на жужжание миллионов мух, согнанных с лакомого кусочка падали. У тех, кто услышал его первые слова, возникло такое ощущение, словно им по голой спине провели грубым напильником. Он обратился к Адаму, который ответил: -- Что? Нет. Я уже сказал. Меня зовут Адам Янг. -- Он оглядел красного с ног до головы. -- А вас? -- Вельзевул, -- подсказал Кроули. -- Повелитель... -- Спасибо, Кроузззли, -- прервал его Вельзевул. -- С тобой мы поговорим позззжжже. Я уверен, тебе еззззддддь что мне сказззать. -- Э-э... -- мямлил Кроули, -- в общем, как бы это, случилось вот что... -- Ззззамолчи! -- Ладно. Ладно, -- торопливо пробормотал Кроули. -- Так вот, Адам Янг, -- начал Метатрон, -- хотя мы, без сомнения, ценим оказанную тобой сейчас поддержку, но должны добавить, что Армагеддон должен быть сейчас. Возможны некоторые временные трудности, но это в конечном счете не должно помешать победе Добра. -- Ага, -- шепнул Кроули Азирафелю. -- Он имеет в виду, нам нужно разрушить мир, чтобы спасти его. -- Чему это не должжжно помешать, это еще нужжжно решить, -- зажужжал Вельзевул. -- Но решить это нужжжно сейчас, мальчик. Сие есть жжжребий твой. Так зззаписано. Адам глубоко вздохнул. Люди за его спиной затаили дыхание. А Кроули и Азирафель давно перестали притворяться, что дышат. -- Просто я не понимаю, почему всех и все надо сжигать и тому подобное, -- твердо сказал Адам. -- Миллионы китов, и деревьев, и рыб, и овец, и так далее. И не затем, чтобы сделать что-то важное. Просто чтобы посмотреть, чья банда лучше. Совсем как мы с Джонсонитами. И даже если победите, то на самом деле вы их не побьете, потому что на самом деле вам этого не хочется. То есть, хочется, но не насовсем. Вы просто начнете заново. Вы просто будете посылать вот таких, как эти двое, -- он показал на Кроули и Азирафеля, -- чтоб запутывать людей. А быть людьми и так непросто, даже если никто тебя не путает. Кроули повернулся к Азирафелю. -- Джонсониты? -- прошептал он. Ангел пожал плечами. -- Наверно, какая-нибудь ранняя еретическая секта. Типа гностиков. Или офитов. -- Он нахмурился. -- Или то были сетиты? Нет, я, видимо, путаю их с коллиридианами. Извини. Господи, да их сотни были, всех не упомнишь. -- Чтоб запутывать людей, -- пробормотал Кроули. -- Это ничего не значит! -- отрезал Метатрон. -- Весь смысл создания Земли и Добра и Зла... -- Я таких по-вашему пустяков не понимаю, -- сурово продолжал Адам. -- Сначала создать людей людьми, а потом разозлиться, потому что они ведут себя, как люди. И потом, если прекратить говорить людям, что все устроится, когда они умрут, они могут постараться все устроить, пока еще не умерли. Если бы я был главный, я бы попробовал, чтобы люди жили подольше, как старик Маф-саил. Тогда было бы намного интереснее, и они, может, начали бы думать о том, что делают с экологией и с окружающей средой, потому что они через сто лет были бы еще живы. -- А! -- Губы Вельзевула начали расплываться в улыбке. -- Ты жжажжждешь править миром. Это больше похожжже на твоего От... -- Я уже все обдумал и не жажду, -- оборвал его Адам. Он повернулся вполоборота и ободряюще кивнул ЭТИМ. -- То есть кое-что можно и поменять, но тогда, кажется мне, люди будут все время приходить и просить все поправить, избавиться от мусора там, насажать им больше деревьев и так далее, и чего в этом хорошего? Это как будто ты должен за всех прибираться в их комнатах. -- Ты в своей-то комнате никогда не прибираешься, -- заметила Язва за его спиной. -- Я вообще про свою комнату ничего не говорю, -- мотнул головой Адам, имея в виду ту комнату, ковер которой безвозвратно скрылся из виду уже несколько лет назад. -- Я про комнаты вообще. А не про свою личную комнату. Это просто фига речи. Вот я что хочу сказать. Вельзевул и Метатрон посмотрели друг на друга. -- И вообще, -- продолжал Адам, -- мне и так трудно придумывать для Язвы и Уэнсли и Брайана, чем заняться, чтобы не было скучно, так что мне не нужно мира больше, чем у меня есть. Но все равно спасибо. На лице Метатрона начало появляться выражение, знакомое всем, кто хотя бы раз столкнулся с уникальной логикой Адама. -- Ты не можешь отказываться быть тем, кто ты есть, -- наконец заявил Глас Божий. -- Слушай: твое рождение и твоя судьба -- часть Великого Плана. Все должно произойти именно так. Все уже решено. -- Мятежжж -- дело хорошее, -- встревоженно зажужжал Вельзевул, -- но есть вещщщи, которые выходят за рамки мятежжжа. Ты должжжен это понять! -- Я не собираюсь устраивать никакого мятежа, -- рассудительно ответил Адам. -- Я просто обращаю ваше внимание. Я вот считаю, что нельзя винить людей за то, что они обращают внимание. Я считаю, будет лучше не начинать войну, а просто посмотреть, чем занимаются люди. Если их больше не путать, они, может, начнут думать, как нужно, и, может, больше не будут портить свой мир. Я не говорю, что точно не будут, -- честно добавил он, -- но вдруг? -- Это бессмысленно, -- покачал головой Метатрон. -- Ты не можешь нарушить Великий План. Ты должен подумать. Это в твоих генах. Думай! Сомнения охватили Адама. Темные глубинные потоки всегда были рядом, шелестящий голос с их берегов шептал: да, так оно и есть, так оно всегда и было, ты должен следовать Плану, потому что ты его часть... Какой длинный день. Он устал. Спасая мир, этот мальчик одиннадцати лет от роду остался почти без сил. Кроули опустил голову на руки. -- На мгновение, всего на одно мгновение мне показалось, что у нас есть шанс, -- пробормотал он. -- Они встревожились. И это было здорово, только... Он почувствовал, как Азирафель вскочил на ноги. -- Прошу прощения, -- сказал ангел. На него посмотрели все трое. -- Этот Великий План, -- продолжал он, -- это ведь непостижимый План, не так ли? С минуту все молчали. -- Это Великий План, -- категорически заявил Метатрон. -- Ты прекрасно знаешь. И да будет мир, который через шесть тысяч лет завершится... -- Да, да, конечно, именно этот Великий План, -- подтвердил Азирафель. Говорил он вежливо и с большим уважением, но при этом таким тоном, словно он -- избиратель на встрече с кандидатом, задавший нежелательный вопрос и не намеренный уходить, пока не получит ответа. -- Я просто спрашиваю, является ли он при этом и непостижимым. Хочу добиться полной ясности. -- Это не имеет значения! -- отрезал Метатрон. -- Понятно же, что это одно и то же! Понятно, подумал Кроули. На самом деле они не знают. На его лице расплылась идиотская ухмылка. -- То есть на все сто процентов вы не уверены? -- спросил Азирафель. -- Нам не дано понять непостижимый План, -- сказал Метатрон, -- однако Великий План, конечно... -- Но Великий План может быть всего лишь крошечной частью большой общей непостижимости, -- встрял Кроули. -- Нельзя с уверенностью сказать, что сейчас происходит не то, что должно -- с непостижимой точки зрения. -- Так зззззаписано! -- взревел Вельзевул. -- Но ведь в другом месте может быть записано по-другому, -- заметил Кроули. -- Там, где вы прочесть не могли. -- Заглавными буквами, -- вставил Азирафель. -- И подчеркнуто, -- добавил Кроули. -- Два раза! -- закончил Азирафель. -- Может быть, это испытание не только для мира, -- предположил Кроули. -- Может, это испытание и для вас тоже, а? -- Господь не играет в игры со своими верными слугами, -- заявил Метатрон, но в голосе его промелькнуло беспокойство. -- Оп-па! -- всплеснул руками Кроули. -- Вы что, вчера на свет появились? И все невольно посмотрели на Адама. Казалось, он о чем-то глубоко задумался. Наконец он сказал: -- Не пойму, с чего это важнее, чего там написано, раз мы говорим про людей. И вообще, то, что написано, всегда можно просто вычеркнуть. Порыв ветра пронесся над аэродромом. Над головами небесное воинство пошло рябью, словно мираж. Наступила такая тишина, которая могла быть только за день до Творения. Адам, улыбаясь, стоял перед двумя Сущностями, фигурка на грани между Раем и Адом. Кроули схватил Азирафеля за руку. -- Знаешь, что случилось? -- возбужденно зашипел он. -- Его не трогали! Он вырос человеком! Он не Воплощенное Зло, и не Воплощенное Добро, он... он... просто... воплощенный человек! А потом: -- Я думаю, -- сказал Метатрон, -- мне придется обратиться за новыми инструкциями. -- Мне тожжжже, -- прожужжал Вельзевул. Его разъяренное лицо повернулось к Кроули. -- И я доложжжу, что ты приложжжил к этому руку, можешь быть уверен. -- Он уставился на Адама. -- И мне даже страшно представить, что скажет твой Отец... Раздался громоподобный взрыв. Шедуэлл, который уже несколько минут, трясясь от ужаса и возбуждения, возился с запалом мушкета, наконец взял себя в руки настолько, что смог нажать на курок. Картечь пронеслась там, где только что стоял Вельзевул. Шедуэлл никогда не узнает, как ему повезло, что он промахнулся. Небеса дрогнули и стали просто небом. Тучи над горизонтом начали расходиться. x x x Молчание нарушила мадам Трейси. -- Какие они были странные, -- сказала она. Она не имела в виду, что они были "странные", но выразить словами то, что она имела в виду, вряд ли возможно, если не брать в расчет нечеловеческих воплей. Человеческий мозг, однако, обладает изумительной целительной силой, и фраза "какие они были странные" была лишь частью процесса скоростного исцеления. Через полчаса ей будет казаться, что она просто слишком много выпила. -- Теперь все, как считаешь? -- спросил Азирафель. Кроули пожал плечами. -- Боюсь, для нас -- нет. -- Не волнуйтесь, -- кратко сказал Адам. -- Про вас двоих я все знаю. Вам беспокоиться не о чем. Он посмотрел на остальных ЭТИХ, которые старались не пятиться от него. Казалось, он о чем-то думает. Потом он сказал: -- Все равно было слишком много путаницы. Мне лично кажется, что всем будет намного лучше, если они все забудут. То есть не совсем забудут, а просто не смогут точно вспомнить, что здесь было. И тогда мы пойдем домой. -- Но ты же не можешь оставить все, как есть! -- кинулась к нему Анафема. -- Подумай, сколько всего ты можешь сделать! Сколько хорошего! -- Например? -- осторожно спросил Адам. -- Ну... для начала ты мог бы оживить всех китов. Адам глянул на нее искоса. -- И тогда люди не будут их убивать? Она замолчала. Как было бы здорово ответить "да"... -- А когда люди начнут убивать их, что ты попросишь сделать с людьми? -- продолжал Адам. -- Нет. До меня вроде бы дошло, как тут быть. Стоит мне начать вмешиваться, и конца этому не будет. И, как я понимаю, разумнее всего дать людям понять, что если они убьют кита, все, что у них будет -- мертвый кит. -- Очень ответственный подход, -- заметил Ньют. Адам поднял бровь. -- Просто разумный, -- сказал он. Азирафель хлопнул Кроули по спине. -- Похоже, мы выжили, -- сказал он. -- Страшно представить, что могло случиться, если бы мы хорошо выполнили свою работу. -- Угу, -- отозвался Кроули. -- Автомобиль у тебя на ходу? -- Боюсь, с ним придется повозиться, -- вздохнул Кроули. -- Я просто считаю, что мы могли бы подбросить этих добрых людей до города, -- сказал Азирафель. -- И разумеется, я должен пригласить мадам Трейси на обед. И ее молодого человека тоже. Шедуэлл посмотрел себе за спину, а потом на торжествующее лицо мадам Трейси. -- Он о ком это? -- спросил он. Адам воссоединился с ЭТИМИ. -- А теперь, похоже, мы просто пойдем домой, -- сказал он. -- Но что тут случилось на самом деле? -- спросила Язва. -- Ну то есть, все эти... -- Это уже неважно, -- махнул рукой Адам, и они пошли за велосипедами. -- Но ты мог сделать столько... -- сказала Анафема ему в спину. Ньют мягко взял ее за руку. -- Не лучшая идея, -- заметил он. -- Завтра -- первый день жизни, которая нам осталась. -- Ты знаешь, -- она поглядела ему в глаза, -- из всех избитых фраз, которые я просто ненавижу, эта -- номер первый. -- Правда, здорово? -- На лице Ньюта засияла счастливая улыбка. -- Почему у тебя на двери машины написано "Дик Терпин"? -- Просто шутка. -- Шутка? -- Потому что стоит нам появиться на большой дор