в желудок. Автомобиль внезапно свернул и направился в сторону деревни Тэдфилд в Оксфордшире. Он будет там примерно через час, если поторопится. Все равно ехать было больше некуда. Кассета доиграла, и включилось радио. -- ... и в разделе "Вопросы радиослушателей" вопрос нам задает представитель Тэдфилдского Клуба садоводов. Мы были там в 1953 году, прекрасным летом, и, как помнят наши специалисты, собравшиеся в студии, почвы здесь -- это жирный суглинок, характерный для Оксфордшира, на востоке прихода, с переходом к мелу на западе; в таком месте, вообще говоря, сажай все что угодно -- все вырастет. Не так ли, Фред? -- Ага, -- сказал профессор Фред Уиндбрайт из Королевского Ботанического сада. -- Сам бы лучше не сказал. -- Отлично... Итак, первый вопрос нашим специалистам, и его задает, э-э... мистер Р.П. Тайлер, э-э... председатель Объединения жителей Нижнего Тэдфилда. -- Кхм. Да, верно. В общем, я страстный цветовод, выращиваю розы, и моя "Молли Макгуайр" даже брала призы. Однако вчера с нее облетело несколько бутонов под дождем, который со всей очевидностью состоял из рыбы. Что порекомендуют для данного случая специалисты помимо размещения над цветником рыболовной сети? Я... да, написал письмо в совет... -- Я бы сказал, интересный случай. Гарри? -- Мистер Тайлер, у меня вопрос: это была свежая рыба или консервы? -- Мне показалось, свежая. -- Ну тогда у вас никаких проблем, друг мой. Я слышал, у вас там шли дожди из крови -- жаль, что у нас в Долинах, где у меня сад, такие не идут. Я бы здорово сэкономил на удобрениях. Так вот, вам нужно сделать вот что: закапываете их в вашем... КРОУЛИ! Кроули не отозвался. КРОУЛИ, ВОЙНА НАЧАЛАСЬ, МЫ С ИНТЕРЕСОМ ОТМЕЧАЕМ, КРОУЛИ, ЧТО ТЕБЕ УДАЛОСЬ СБЕЖАТЬ ОТ СИЛ, ПОСЛАННЫХ НАМИ ЗА ТОБОЙ. -- Угум, -- согласился Кроули. КРОУЛИ... МЫ ВЫИГРАЕМ ЭТУ ВОЙНУ. НО ДАЖЕ ЕСЛИ МЫ ПРОИГРАЕМ, В ТВОЕМ СЛУЧАЕ НИКАКОЙ РАЗНИЦЫ НЕ БУДЕТ. ПОТОМУ ЧТО ПОКА ХОТЯ БЫ ОДИН ДЕМОН ОСТАНЕТСЯ В АДУ, КРОУЛИ, ТЫ БУДЕШЬ ЖАЛЕТЬ, ЧТО НЕ БЫЛ СОЗДАН СМЕРТНЫМ. Кроули молчал. СМЕРТНЫЕ МОГУТ НАДЕЯТЬСЯ НА СМЕРТЬ ИЛИ ИЗБАВЛЕНИЕ. ТЕБЕ НАДЕЯТЬСЯ НЕ НА ЧТО. РАЗВЕ ЧТО НА МИЛОСТЬ АДА. -- Неужто? ШУТКА. ПРОСТО ШУТКА. -- Тьфу, -- сказал Кроули. -- ... и как известно всем заядлым садоводам без исключения, они хитрые малые, эти тибетцы. Не успеешь оглянуться -- сразу тебе пророют туннель прямо через бегонии. Их можно отвлечь чашкой чая с прогорклым ячьим маслом, думаю, его можно найти в любом хорошем... Уиии... Взззз.... Конец программы пропал в хаосе помех. Кроули выключил радио и закусил губу. Под слоем пепла и сажи лицо его было очень усталым, очень бледным и очень испуганным. И вдруг на нем появилось выражение крайней ярости. Вот, значит, как с тобой разговаривают. Как будто ты -- фикус, который вдруг стал ронять листья прямо на ковер. А потом он свернул за угол, предполагая, что по объездной дороге он доберется до М25, откуда махнет напрямую в Оксфордшир по М40. Однако с М25 что-то случилось. На нее можно было смотреть только искоса, а если смотреть прямо -- начинали болеть глаза. Над местом, где раньше была Лондонская кольцевая автомобильная дорога М25, висел, словно облако, гулкий напев, ритмичный шум, слагавшийся из многих отдельных звуков: сигналов машин, рева моторов, завываний сирен, нудного писка сотовых телефонов и воя младенцев, навечно попавших в плен ремней безопасности на задних сиденьях. "Слава Великому Зверю, Пожирателю Миров", без конца говорилось в этом напеве на тайном языке Черных Жрецов древнего Мю. Чудовищный знак "одегра", думал Кроули, развернув машину и направляясь к Северной кольцевой. Я это сделал -- моя вина. Могло ведь быть просто еще одно шоссе. Безусловно, хорошая работа, но стоило ли того? Все вырвалось из-под контроля. Ни Небеса, ни Преисподняя уже ничего не могут с этим поделать, вся планета -- словно страна третьего мира, заполучившая, наконец, ту самую Бомбу... А потом он вдруг улыбнулся. И щелкнул пальцами. Из глаз у него сами собой выросли темные очки. Пепел исчез с его лица и костюма. Какого черта! Если пришел конец, так встретим его стильно! И, тихонько насвистывая, он взялся за руль. x x x Они летели по внешней полосе шоссе, словно ангелы на крыльях гибели, что было весьма близко к истине. На самом деле нельзя сказать, что они сильно торопились. Четверо из них держались точно на скорости в сто семьдесят километров в час, так, словно они были уверены, что без них все равно не начнут. И они были правы. В их распоряжении было сколько угодно времени -- точнее, ровно столько, сколько оставалось. И сразу за ними ехали еще четверо: Большой Тед, Жирняк, Боров и Скунс. Настроение у них было приподнятое. Вот теперь они были настоящие Ангелы Ада и неслись вперед в полной тишине. То есть вокруг -- и они это знали -- бушевала буря, ревели машины, выл ветер и хлестал дождь. Но за Всадниками была полоса тишины, мертвой и чистой тишины. Ну, почти чистой. Но абсолютно мертвой. Тишину нарушил голос Борова. -- Так ты кто будешь? -- хрипло проорал он. -- Чего? -- Я говорю, ты кто... -- Я слышал, чего ты сказал. Мало ли чего ты сказал. Все слышали, чего ты сказал. В каком смысле, вот чего? Боров пожалел, что не уделил Книге Откровения должного внимания. Если бы он знал, что попадет в нее, он читал бы с гораздо большим интересом. -- В смысле, это они -- Четыре Всадника Покалипсиса, правильно? -- Байкера, -- сказал Жирняк. -- Ладно. Четыре Байкера Покалипсиса. Война, Голод, Смерть, и этот еще... как его? Грязнение. -- Ну и чего? -- Так они сказали, что типа не против, если мы с ними поедем, так? -- И чего? -- Значит, мы еще другие Четыре Всад... то есть, Байкера Покалипсиса. Так мы тогда кто? Пауза. Мимо мелькали фары машин на встречной полосе, и им вторили молнии среди туч, и тишина была близка к абсолютной. -- Может, я тоже буду Война? -- спросил Большой Тед. -- Да не можешь ты быть Война. Как ты можешь быть Война? Война -- это вон она. А ты должен быть чего-то другое. Лицо Большого Теда скривилось от мыслительного усилия. -- ТТП, -- сказал он, наконец. -- Я буду Тяжкие Телесные Повреждения. Это я. А вы кто будете? -- Может, я буду Падаль? -- предположил Скунс. -- Или Нескромные Личные Вопросы? -- Падаль нельзя, -- сказал Тяжкие Телесные Повреждения. -- Этот уже застолбил, Сгрязнение который. А вот другое -- это пожалуйста. Они ехали в тишине и темноте, и впереди виднелись только красные огоньки задних фар на четырех байках в сотне метров впереди. Тяжкие Телесные Повреждения, Нескромные Личные Вопросы, Боров и Жирняк. -- Хочу Жестокое Обращение с Животными, -- сказал Жирняк. -- Боров попытался сообразить, что имел в виду Жирняк: что он за такое обращение или против. Не то, чтобы это имело какое-либо значение. Пришла очередь Борова. -- Я, это... Я, наверно, вот кто буду: Автоответчики. Хуже не бывает, -- сказал он. -- Чего это -- Автоответчик? Нашел тоже, имечко для Байкера Покалибзиса -- Автоответчик! Идиот, в натуре. -- Сам идиот, -- Боров был уязвлен до глубины души. -- Это все равно что Война, Голод, и прочее. Еще одна гадость в жизни, разве нет? Автоответчики. Ненавижу эти гребаные автоответчики. -- Я тоже ненавижу автоответчики, -- сказал Жестокое Обращение с Животными. -- А ты заткнись! -- рявкнул ТТП. -- А давайте, я себя поменяю, -- вдруг встрял Нескромные Личные Вопросы, напряженно думавший все время с момента своей последней фразы. -- Я хочу быть Все Равно Не Работает, Даже Если Пнуть Хорошенько. -- Ладно, меняй. А ты, Боров, не можешь быть Автоответчик. Выбери чего другое. Боров задумался. Он уже пожалел, что начал этот разговор. Он чувствовал себя, словно на собеседовании в центре профессиональной ориентации, на которое ходил однажды в школе. Он колебался. -- Типа Крутые, -- наконец сказал он. -- Ненавижу. -- Типа Крутые? -- переспросил Все Равно Не Работает, Даже Если Пнуть Хорошенько. -- Ага. Ну, знаешь, эти, которых показывают по ящику, все подстрижены по-дурацки, только, чтоб их, на них это совсем не по-дурацки, потому что они такие типа крутые. И костюм на них висит мешком, а ты им даже не скажи, что все они -- толпа чмошников. Вот если спросите меня, так мне всегда вот чего хотелось, когда я таких вижу: взять такого за шкирку, и так рожей медленно по забору с колючей проволкой. И я вот чего скажу. -- Он набрал воздуху в грудь. Насколько он помнил, это была самая длинная речь в его жизни [Если не считать той, которую он произнес десять лет назад, отдаваясь на добрую волю суда присяжных.]. -- Я вот чего думаю. Если они меня так достали, так тогда они, наверное, и всех так же достали. -- Ну точно, -- сказал Жестокое Обращение с Животными. -- Они еще все носят темные очки, даже когда не нужно. -- Жрут вонючий сыр и пьют гребаное дурацкое безалкогольное пиво, -- добавил Все Равно Не Работает, Даже Если Пнуть Хорошенько. -- Ну ненавижу. Чего лить в глотку всякую гадость, если даже блевать потом не тянет? Я вот чего подумал. Давайте я еще раз поменяюсь. Буду Безалкогольное Пиво. -- Да вот хрена с два, -- заявил Тяжкие Телесные Повреждения. -- Ты уже раз менялся. -- Короче вот, -- заявил Боров. -- Вот почему я хочу быть Типа Крутые. -- Ладно, -- сказал вожак. -- Ну, а чего мне нельзя зваться Безалкогольное Пиво, если мне так нравится? -- Заткни пасть. Смерть, Голод, Война и Загрязнение ехали в Тэдфилд. И за ними следовали Тяжкие Телесные Повреждения, Жестокое Обращение с Животными, Все Равно Не Работает, Даже Если Пнуть Хорошенько (но в душе -- Безалкогольное Пиво), и Типа Крутые. x x x В этот грозовой субботний вечер у мадам Трейси было очень оккультное настроение. Она надела платье, ниспадающее свободными складками, и поставила на огонь кастрюлю с капустой. Комнату освещали четыре свечи, аккуратно воткнутые в почти скрывшиеся под потеками воска бутылки, расставленные по углам гостиной. На сеансе, кроме нее, присутствовали еще трое: миссис Ормерод с Белсайз Парк, в темно-зеленой шляпке, которая в предыдущей жизни вполне могла быть цветочным горшком, мистер Скрогги, худой и бледный, с бесцветными глазами навыкате, и Джулия Петли из парикмахерского салона "Вольный ветер" [Раньше именовавшимся "Выше голову", "Львиная грива", "Покрасил и забыл", "Чик, и готово!" "От-куафюр мистера Брайана", "Парикмахерская Робинсона" и "Такси-вызов".] на Хай-стрит, только что окончившая школу и пребывавшая в полной уверенности, что она сама раскупорила эзотерические тайны. Чтобы усилить оккультный аспект собственной личности, Джулия стала носить слишком много украшений из чеканного серебра ручной работы и зеленые тени. Самой себе она казалась персоной таинственной, романтичной и обуреваемой призраками, и была бы таковой, если бы ей удалось сбросить еще с десяток килограмм. Она была убеждена, что питает отвращение к еде, потому что из зеркала на нее всякий раз смотрела толстуха. -- Будьте добры, возьмитесь за руки, -- попросила Мадам Трейси. -- И сохраняйте полную тишину. Мир духов очень чувствителен к любым вибрациям. -- Спросите, здесь ли мой Рон, -- сказала миссис Ормерод. Ее нижняя челюсть была похожа на кирпич. -- Спрошу обязательно, дорогуша, только, пожалуйста, помолчите, пока я не войду в контакт. Наступила тишина, только в желудке у мистера Скрогги не переставало урчать. -- Прошу прощения, дамы, -- пробормотал он. За годы Снятия Покровов и Прикосновения к Тайнам Мадам Трейси удалось определить, что две минуты составляют ровно столько, сколько нужно посидеть в тишине, ожидая контакта с Миром Духов. Если ждать дольше, клиенты начинают беспокоиться, если меньше -- считают, что ты не отработал свои деньги. Она начала мысленно составлять список покупок. Яйца. Лук. Полфунта тертого сыру. Четыре помидора. Масло. Рулон туалетной бумаги. Не забыть бы, почти кончилась. И хорошенький кусочек печенки для мистера Шедуэлла, вот бедняга, просто стыд... Самое время. Мадам Трейси откинула голову назад, уронила ее на плечо, и медленно подняла снова. Глаза ее почти закрылись. -- Она погружается, дорогая моя. -- Мадам Трейси услышала, как миссис Ормерод шепотом объясняет происходящее Джулии Петли. -- Не беспокойтесь. Она просто строит Мост на Другую Сторону. Скоро появится ее дух-проводник. Мадам Трейси, не без легкого раздражения, почувствовала, что теряет общее внимание, и издала низкий протяжный стон: -- О-ооооооо... А потом произнесла высоким дрожащим голосом: -- Здесь ли ты, проводник мой? Она подождала еще немного, чтобы усилить напряжения. Средство для мытья посуды. Две банки фасоли. Да, еще картошки. -- Хао! -- сказала она мрачно и сурово. -- Это ты, Джеронимо? -- спросила она у себя. -- Я сказал, умм, -- ответила она. -- У нас сегодня новый член нашего кружка, -- сказала она. -- Хао, мисс Петли, -- сказала она, уже как Джеронимо. Она всегда считала, что индеец в роли духа-проводника -- безусловно необходимый инвентарь, к тому же ей очень нравилось это имя. Она как-то объясняла это Ньюту. Тот понял, что про Джеронимо она ничего не знает, но ему не хватило духу рассказать ей про кровожадного вождя, безжалостно истреблявшего бледнолицых. -- Ой, -- визгнула Джулия. -- Очень рада с вами познакомиться. -- Мой Рон там, Джеронимо? -- спросила миссис Ормерод. -- Хао, скво Берил, -- ответила мадам Трейси. -- О, здесь столько бедных заблудших душ, умм, толпятся под дверью моего вигвама. Может быть, и ваш Рон среди них. Хао. Несколькими годами раньше мадам Трейси поняла, что выводить Рона на сцену надо в самом конце сеанса. В противном случае Берил Ормерод займет все оставшееся время, рассказывая покойному Рону все, что с ней произошло со времени их последнего разговора. ("...да Рон а ты помнишь у нашего Эрика младшенькая Сибилла ты ее и не узнал бы так вот она стала заниматься макраме а наша Летиция ну ты помнишь старшая нашей Карен она стала лесбиянкой но в наши дни в этом нет ничего дурного и она пишет диссертацию о вестернах Серджо Леоне с точки зрения феминизма а Стэн ну ты знаешь братик нашей Сандры я тебе о нем в тот раз еще говорила так он выиграл чемпионат по игре в дартс и это так мило мы-то боялись что из него растет маменькин сынок а желоб над сараем почти совсем оторвался но я поговорила с этим новым мужем Синди он занимается всяким ремонтом от случая к случаю и он придет посмотреть в воскресенье и кстати раз уж мы заговорили...") Нет, Берилл Ормерод придется подождать. Вспыхнула молния, и почти сразу вдалеке прогремел гром, отметила про себя Мадам Трейси не без гордости, словно сама приложила к этому руку. Такое для привлечения внимания амбулатории даже лучше, чем свечи. Амбулатория -- это главное в медиумствовании. -- Итак, -- сказала мадам Трейси собственным голосом. -- Мистер Джеронимо хочет знать, нет ли здесь кого-нибудь, кого зовут мистер Скрогги. В водянистых глаза Скрогги мелькнула искра интереса. -- Хмм, вообще-то меня так зовут, -- с надеждой в голосе сказал он. -- Отлично, вас тут кое-кто ждет. -- Мистер Скрогги ходил к ней уже почти месяц, а она никак не могла придумать, что же ему сказать. Но его время пришло. -- Вы не знаете кого-нибудь по имени, умм... Джон? -- Нет, -- сказал мистер Скрогги. -- Видимо, помехи в высших сферах. Может быть, Том? Или Джим. Или, умм... Дейв? -- Я знал одного Дейва, когда жил в Хемел Хемпстед, -- сказал мистер Скрогги, но не очень уверенно. -- Да-да, он как раз говорит про Хемел Хемпстед, вот именно, -- сказала мадам Трейси. -- Но я видел его на прошлой неделе, он выгуливал собаку и на вид был абсолютно здоров, -- недоуменно произнес мистер Скрогги. -- Он говорит, чтоб вы не беспокоились и что ему лучше по ту сторону завесы, -- схалтурила мадам Трейси. Она считала, что клиентам приятнее слышать хорошие вести. -- Скажите моему Ронни, что мне нужно рассказать ему про свадьбу Кристел, -- заявила миссис Ормерод. -- Скажу, дорогуша, скажу. Подождите-ка минутку, я слышу что-то еще... Чуть позже что-то еще услышали все. Что-то еще удобно устроилось в голове мадам Трейси и выглянуло наружу. -- Шпрехен зи дойч? -- спросило оно, используя рот мадам Трейси как рупор. -- Парле ву франсе? Во бу хуи дзянь жонь-вень? -- Это ты, Рон? -- спросила миссис Ормерод. Ответ, когда последовал, звучал весьма раздраженно. -- Нет. Со всей определенностью, нет. Тем не менее, вопрос, отличающийся столь очевидным идиотизмом, могут задать в одной-единственной стране на этой отсталой планете -- с большей частью которой, кстати говоря, я бегло ознакомился за последние несколько часов. Дорогая моя, это не Рон. -- А мне надо поговорить с Роном Ормеродом, -- довольно брюзгливо заявила миссис Ормерод. -- Он такой невысокий, с лысинкой на затылке. Не могли бы вы позвать его? После недолгого молчания они услышали: -- Один дух, соответствующий данному вами описанию, действительно витает здесь неподалеку. Хорошо, соединяю, только говорите покороче. Я пытаюсь предотвратить Апокалипсис. Миссис Ормерод и мистер Скрогги посмотрели друг на друга. Ничего подобного на сеансах мадам Трейси еще не случалось. Джулия Петли была в восторге. Это было совсем другое дело. Она начала надеяться, что дальше из мадам Трейси пойдет эктоплазма. -- А... алло? -- сказала мадам Трейси совсем другим голосом. Миссис Ормерод вздрогнула. Голос был в точности как у Рона. При всех предыдущих разговорах Рон говорил, как мадам Трейси. -- Рон, это ты? -- Д-да, Б-берил. -- Отлично. У меня для тебя масса новостей. Для начала, я была на свадьбе Кристел в прошлую субботу а старшенькая нашей Мерилин... -- Б-берил! Т-ты м-мне н-ни с-слова не давала с-с-сказать, пока я... б-был жив. Т-теперь я у... у-умер, и могу с-с-с-сказать только о...о-одно... Берил Ормерод недовольно нахмурилась. Раньше, когда появлялся Рон, он всегда говорил ей, что он счастлив там, за завесой, и рассказывал, как ему живется в том, что по описанию напоминало хижину в раю. Теперь его голос был больше похож на голос Рона, и она не была уверена, что ей хотелось именно этого. И она сказала то, что всегда говорила мужу, когда он начинал говорить с ней таким тоном. -- Рон, не забывай -- у тебя сердце. -- У меня уже н... н-нет с-сердца. Заб-б... б-была? Так вот, Б... Б-берил... -- Да, Рон? -- Заткнись. -- И дух исчез. -- Как мило. Итак, большое спасибо, дамы и господин. Боюсь, мне пора. Мадам Трейси встала, подошла к двери и включила свет. -- Все вон! -- приказала она. Ее клиенты поднялись, пребывая в состоянии полного недоумения (кроме миссис Ормерод, которая еще была и жутко рассержена), и вышли в коридор. -- Мы еще не закончили разговор, Марджори Поттс, -- прошипела миссис Ормерод, прижимая сумочку к груди, и захлопнула за собой дверь. С лестницы донесся ее приглушенный голос: -- А Рону можете передать, что с ним мы тоже не закончили! Мадам Трейси (которая значилась в правах на вождение мотороллера -- и только мотороллера -- действительно как Марджори Поттс) пошла на кухню и выключила огонь под капустой. Она поставила чайник. Она заварила чай. Она села за стол, достала две чашки и налила чай в обе. В одну она положила два кусочка сахара. И замерла. -- Мне без сахара, пожалуйста, -- сказала мадам Трейси. Она аккуратно поправила чашки на столе так, чтобы они стояли на одной линии, а потом сделала большой глоток из той, где был чай с сахаром. -- А теперь, -- сказала она голосом, в котором каждый, кто ее знал, опознал бы ее собственный, хотя вряд ли ему был знаком этот тон, а именно, тон ледяного бешенства, -- почему бы вам не рассказать мне по порядку, что происходит!? И постарайтесь найти объяснение получше. x x x Груз разлетелся по всему шоссе М6. Согласно транспортной накладной, грузовик был полон листовым гофрированным железом, однако обоим патрульным было трудно признать этот факт. -- И я хочу знать точно, откуда здесь вся эта рыба, -- произнес один из них, в звании сержанта. -- Я же вам сказал. С неба свалилась. Еду я себе спокойно, скорость под сотню, и вдруг: бац! Ветровое стекло вдребезги, и мне в кабину влетает лосось, килограмм на пять! Ну, я тогда выруливаю на обочину, меня вот здесь вот заносит, -- шофер показал на останки рыбы-молота под опрокинувшимся грузовиком, -- и я влетаю вот сюда. -- Вот здесь была куча рыбы самых разнообразных пород и размеров высотой примерно с трехэтажный дом. -- Что пили, сэр? -- спросил сержант без тени надежды в голосе. -- Да ничего я не пил, недоумок! Ты что, сам рыбу не видишь? Довольно крупный осьминог вяло помахал им щупальцем с самого верха кучи. Сержант с трудом удержался, чтобы не помахать в ответ. Другой патрульный наклонился к своей машине и докладывал по радио: "... листы железа и рыба загородили проезд по М6 в южном направлении примерно в полумиле к северу от десятого перекрестка. Нам придется перекрыть все южное направление для грузовых машин. Ага." Дождь стал вдвое сильнее. Юная форель, чудесным образом выжившая при падении, отважно пустилась в плаванье на Бирмингем. x x x -- Это было чудесно, -- сказал Ньют. -- Отлично, -- сказала Анафема. -- И тогда Земля тронулась с места. Для всех. -- Она поднялась с пола, и, не собрав одежду, разбросанную по ковру, пошла в ванную. -- То есть просто чудесно, -- крикнул ей вдогонку Ньют. -- Просто просто чудесно. Я всегда надеялся, что так и будет. Так оно и было. Послышался шум воды. -- Что ты делаешь? -- спросил он. -- Стою под душем. -- А. -- Ньют пустился в неясные размышления: всем надо мыться после этого или только женщинам. И у него появились подозрения, что какое-то отношение к этому имеют биде. -- Знаешь, что я тебе скажу? -- начал Ньют, когда Анафема вышла из ванной, завернувшись в пушистое розовое полотенце. -- Можем повторить. -- Нет, -- ответила она, -- не сейчас. -- Она вытерлась и принялась собирать одежду с пола. Потом, не стесняясь Ньюта, она стала одеваться. Ньют, обычно готовый при посещении бассейна полчаса ждать, пока освободится кабинка для переодевания, лишь бы не разоблачаться в присутствии других, почувствовал легкий шок и сильный душевный трепет. Тело Анафемы то открывалось его взору, то снова скрывалось из виду, словно руки иллюзиониста. Ньют все пытался пересчитать ее соски, и это ему никак не удавалось, хотя он не имел ничего против. -- Почему нет? -- спросил он. Он собирался добавить, что это не займет слишком много времени, но внутренний голос посоветовал ему не делать этого. Он очень быстро взрослел. Анафема пожала плечами -- не самый простой трюк, если одновременно ты пытаешься влезть в скромную черную юбку. -- Она сказала, это будет всего один раз. Ньют молча открыл рот два или три раза, а потом сказал: -- Нет. Не могла она так сказать. Она не могла предсказать этого. Я не верю. Анафема, которая уже оделась, подошла к картотеке, вытащила карточку и протянула ему. Ньют прочел ее, зарделся и, не открывая рта, отдал обратно. Не потому, что Агнесса все знала заранее и выразилась самым незамысловатым образом. Его больше смутило то, что за сотни лет различные представители семейства Деталей оставили на полях свои одобрительные комментарии. Анафема передала ему сырое полотенце. -- Держи, -- сказала она. -- И поторопись. Я займусь сэндвичами, а потом нам надо еще приготовиться. Он посмотрел на полотенце. -- А это для чего? -- Для душа. А. Так значит, это делают и мужчины, не только женщины. Он обрадовался, что ему удалось это выяснить. -- Только не задерживайся, -- сказала она. -- Почему? Нам что, нужно убраться отсюда, потому что дом взорвется через десять минут? -- Да нет, у нас есть еще пара часов. Просто я использовала почти всю горячую воду. А у тебя в волосах полно штукатурки. Еще один порыв ветра, уже из числа отставших, налетел на Жасминовый Домик, и Ньют, заняв стратегическую позицию за сырым розовым полотенцем, уже не таким пушистым, бочком пробрался в ванную и полез под холодный душ. x x x Сон Шедуэлла: он летит над деревенским лугом. В центре луга -- огромная куча щепок и хвороста. Из середины кучи торчит деревянный столб. Мужчины, женщины, дети стоят в траве вокруг, глаза горят, щеки раскраснелись в предвкушении зрелища. Неожиданное оживление в толпе: десять мужчин идут по лугу и ведут приятную женщину средних лет; в молодости она, по всей вероятности, была весьма мила, и сквозь сонное сознание Шедуэлла проплывает слово "хорошенькая". Перед ней шагает Армии Ведьмознатцев рядовой Ньютон Импульсифер. Нет, это не Ньют. Этот старше и одет в черную кожу. Шедуэлл с удовлетворением узнает древний мундир Армии Ведьмознатцев майора. Женщина взбирается на кучу мусора, охватывает столб за спиной руками, и ее привязывают к столбу. Поджигают хворост. Она обращается к толпе, что-то говорит, но Шедуэлл слишком высоко, чтобы расслышать, что именно. Толпа подходит ближе к костру. Ведьма, думает Шедуэлл. Они сжигают ведьму. В груди у него теплеет. Вот это хорошо, это правильно. Так и должно было быть. Только... Она поднимает голову, смотрит прямо на него, и говорит: -- И ты тоже, старый полоумный дурак. Только она же умрет. Она сгорит заживо. И Шедуэлл, во сне, понимает, что это ужасная смерть. Языки пламени поднимаются выше. И женщина смотрит вверх. Она смотрит прямо на него, хотя он и невидим. И она улыбается. А потом раздается БУМ! Удар грома. Это гром, подумал Шедуэлл, проснувшись в непоколебимой уверенности, что на него все еще кто-то смотрит. Он открыл глаза, и тринадцать стеклянных глаз уставились на него с разносортных пушистых мордочек на многочисленных полочках будуара мадам Трейси. Он отвел глаза и взглянул прямо в лицо кому-то, кто не отрывал от него взгляда. Это был он. Ох, в ужасе подумал он, это у меня, значит, дух от тела отделился. Я себя самое вижу со стороны, ну, на этот раз мне точно конец... Он судорожно замахал руками, пытаясь подплыть поближе к своему неподвижному телу, и в этот момент, как оно иногда бывает, точка зрения сместилась и встала на прежнее место. Шедуэлл успокоился и попытался понять, зачем нужно вешать зеркало на потолок в спальне. Так и не найдя ответа, он покачал головой. Он сел, натянул ботинки и, покачиваясь, встал на ноги. Чего-то не хватало. Ага, покурить. Он порылся в карманах, вытащил жестянку с табаком и стал сворачивать самокрутку. Ему снился сон, это точно. О чем был сон, Шедуэлл не помнил, но о чем бы в этом сне ни шла речь, ему стало тревожно на душе. Он прикурил, и увидел свою правую руку: идеальное боевое средство. Оружие судного дня. Он наставил палец на одноглазого мишку на каминной полке. -- Ба-бах! -- сказал он и издал неубедительный смешок. Он не привык издавать смешки и поэтому закашлялся, что знаменовало возвращение на более привычные позиции. Ему хотелось выпить. Скажем, сгущенки. Наверняка у мадам Трейси есть сгущенка. Громко топая, он вышел из ее будуара и направился в кухню. У входа в кухню он остановился. Она с кем-то говорила. С мужчиной. -- Так что именно вы просите меня сделать? -- спрашивала она. -- Ах ты, карга, -- пробормотал Шедуэлл. У нее явно был один из этих посетителей, которые ей все время звонят. -- Откровенно говоря, дорогая моя, в данный момент в силу обстоятельств мои планы несколько туманны. У Шедуэлла кровь застыла в жилах. Он ринулся вперед прямо сквозь бисер с воплями: -- Грехи Содома и Гоморры! Думаете, врасплох взяли!? Прямо над моим хладным трупом! Мадам Трейси взглянула на него и улыбнулась. В комнате больше никого не было. -- Ихде он? -- выдохнул Шедуэлл. -- Кто? -- спросила мадам Трейси. -- Какой-то чистоплюй-южанин, -- сказал Шедуэлл. -- Я его слышал. Он здесь был, предлагал всякое. Я его слышал. Рот мадам Трейси открылся, и тот же голос, который Шедуэлл уже слышал, сказал: -- Не КАКОЙ-ТО чистоплюй, сержант Шедуэлл. ТОТ САМЫЙ чистоплюй. Шедуэлл выронил сигарету. Слабо содрогаясь, он вытянул перед собой руку и направил указательный палец на мадам Трейси. -- Демон, -- хрипло заявил он. -- Нет, -- ответила мадам Трейси голосом демона. -- Послушайте, сержант Шедуэлл, я знаю, что вы думаете. Вы думаете, что сейчас в любую секунду эта голова может закрутиться вокруг своей оси, и я начну изрыгать гороховый суп ведрами. Так вот, не начну. Я не демон. И мне бы хотелось, чтобы вы меня выслушали. -- Молчи, дьявольское отродье, -- приказал Шедуэлл. -- Не желаю слушать твоих лживых увещаний. Знаешь, что это такое? Это рука. Пять пальцев, один большой. Она уже изгнала одного из ваших легионов сегодня утром. А теперь вылезай из головы этой доброй женщины, или я отправлю тебя прямым ходом в царствие небесное. -- В этом как раз и проблема, мистер Шедуэлл, -- сказала мадам Трейси своим обычным голосом. -- В царствии небесном. Оно уже совсем рядом. В этом вся проблема. Мистер Азирафель мне как раз об этом и рассказывал. Не будьте дурачком, мистер Шедуэлл, садитесь, выпейте чаю, он и вам все объяснит. -- Не буду я слушать его льстивых речей, женщина! -- взъярился Шедуэлл. Мадам Трейси улыбнулась ему. -- Глупенький, -- сказала она. И это было последней каплей. Он сел. Но руку не опустил. x x x Качающиеся над головой знаки сообщали, что проезд грузового транспортного транспорта в южном направлении закрыт, и посреди шоссе выросла рощица оранжевых конусов заграждения, уводящих водителей на отведенную им полосу на противоположной стороне дороги. Другие знаки указывали, что водители должны снизить скорость до сорока километров в час. Полицейские машины рыскали вокруг автомобильного стада, как овчарки в красную полоску. Четыре байкера не обратили на знаки, заграждение и полицейские машины никакого внимания, и поехали по пустой полосе шоссе М6 на юг. Еще четыре байкера, едущие следом, притормозили. -- А нам, типа, не надо остановиться или там свернуть? -- спросил Типа Крутые. -- Угу. Там, может, пробка, -- согласился Собачье Дерьмо Посреди Дороги (он же Все Приезжие, Особенно Французы; он же Все Равно Не Работает, Даже Если Пнуть Хорошенько; он же, к известному неудовольствию окружающих; Безалкогольное Пиво; он же, очень краткое время, Нескромные Личные Вопросы; он же, исходно, Скунс). -- Мы же другие Четыре Всадника Покалипсиса, -- сказал ТТП. -- Мы делаем то, что они. Мы едем за ними. И они поехали на юг. x x x -- Это будет мир только для нас, -- сказал Адам. -- Другие его всегда портили, а теперь мы можем все исправить, и начать заново. Ну не здорово ли? x x x -- Я надеюсь, вы знакомы с Книгой Откровения? -- спросила мадам Трейси голосом Азирафеля. -- Угу, -- ответил Шедуэлл, покривив душой. Его знакомство с Библией началось и закончилось с Исхода, Гл. 22, стих 18, где говорилось о ворожеях и о том, как следует с ними поступать. Однажды его взгляд упал и на стих 19, предписывающий предавать смерти скотоложников, но это он посчитал выходящим за рамки его юрисдикции. -- И вы слышали об Антихристе? -- Угу, -- сказал Шедуэлл, который однажды смотрел кино, и речь там шла именно об этом. Как ему помнилось, там было про то, как стекла летят с грузовиков и начисто срезают людям головы. И ни одной нормальной ведьмы. Он заснул на середине. -- Живой Антихрист сейчас идет по земле, сержант. Он готовит Армагеддон, Судный День, даже если сам об этом не знает. Рай и Ад готовятся к войне, и война эта будет очень грязной. Шедуэлл только фыркнул в ответ. -- Мне, вообще говоря, не дозволено напрямую вмешиваться в то, что происходит, сержант. Но я уверен, что вы понимаете: ни один разумный человек не может допустить неизбежную гибель мира. Прав ли я? -- Угу. Наверно, -- сказал Шедуэлл, прихлебывая сгущенку из чуть поржавевшей банки, которую мадам Трейси нашла в шкафчике под мойкой. -- Тогда нам поможет только одно. Вы единственный человек, на которого я могу положиться. Антихриста нужно убить, сержант Шедуэлл. И вы должны это сделать. Шедуэлл нахмурился. -- Ну, это я не знаю, -- сказал он. -- Армия Ведьмознатцев убивает только ведьм. Правило такое. В крайнем случае колдунов. Ну, еще демонов и бесов, конечно. -- Да, но Антихрист -- это хуже, чем просто ведьма или колдун. Он... он как Самый ГЛАВНЫЙ колдун. Хуже его вообще не бывает. -- А, от него, значит, трудней отделаться, чем, скажем, от демона? -- спросил Шедуэлл, оживившись. -- Ненамного, -- ответил Азирафель. Единственным способом отделаться от демона, к которому он когда-либо прибегал, был весьма недвусмысленный намек, что у него, Азирафеля, еще много работы, а ведь уже довольно поздно, не правда ли? И Кроули всегда правильно это понимал. Шедуэлл посмотрел на свою правую руку и ухмыльнулся. И вдруг его охватило сомнение. -- А у этого Антихриста -- сосков у него сколько? Цель оправдывает средства, подумал Азирафель. А дорога в Ад вымощена добрыми намерениями [Что не совсем верно. Дорога в Ад вымощена замороженными коммивояжерами, которые при жизни приставали к вам на улицах. По выходным многие демоны помоложе катаются там на коньках.]. И он соврал, жизнерадостно и убедительно: -- Тысячи. Хоть мешками собирай. У него вся грудь в сосках -- по сравнению с ним у Дианы Эфесской вообще нет сосков. -- Про эту вашу Диану знать не знаю, -- буркнул Шедуэлл, -- но если он хуже ведьмы, а мне сдается, что так оно и есть, тогда, как я есть АВ-сержант, я в вашем распоряжении. -- Отлично, -- сказал Азирафель через мадам Трейси. -- Я не очень уверена насчет того, что нужно убивать, -- сказала мадам Трейси уже сама. -- Но если это тот человек, тот Антихрист, или кто там еще, тогда, видимо, у нас нет никакого выбора. -- Именно, дорогая моя, -- ответила она. -- Итак, сержант Шедуэлл: у вас есть оружие? Шедуэлл потер правую ладонь левой, сжал и разжал пальцы. -- Есть, -- сказал он. -- У меня есть вот это. -- И он поднял два пальца к губам и нежно дунул на воображаемое дуло. После некоторого замешательства Азирафель спросил: -- Ваша рука? -- Угу. Страшное оружие. На тебе ведь сработало, дьявольское отродье, а? -- Нет ли у вас чего-нибудь более, э-э... существенного? Золотого Кинжала из Меггиддо? Или Шивы Кали? Шедуэлл покачал головой. -- Есть еще шпильки, -- предложил он. -- И Громовик полковника Не-Ешь-Ничего-Живого-В-Чем-Есть-Кровь-Равно-И-Не-Сотвори-Заклятья-И-Не-Будь-Занудой Далримпла... Могу зарядить его серебряными пулями. -- Кажется, это от оборотней, -- сказал Азирафель. -- А чеснок? -- От вампиров. Шедуэлл пожал плечами. -- Да у меня и пуль-то таких нету. Но Громовик будет стрелять чем угодно. Пойду принесу. Он, шаркая, двинулся к себе, думая по пути: зачем мне нужно еще какое-нибудь оружие? У меня умелые руки. Особенно правая. -- Итак, дорогая моя, -- продолжал Азирафель, -- у вас ведь есть надежное средство передвижения? -- Ну конечно, -- сказала мадам Трейси. Из шкафчика в углу она вытащила розовый мотоциклетный шлем с нарисованным на нем подсолнухом и надела его, застегнув ремешок под подбородком. Потом она извлекла из шкафа две-три сотни пластиковых пакетов и кипу пожелтевших газет, и, наконец, пыльный шлем особого, режущего глаза оттенка зеленого цвета, на котором сверху было написано "ВОЛЬНЫЙ ГУЛЯКА". Его подарила племянница миссис Трейси Петулия двадцать лет назад. Шедуэлл, вернувшись с Громовиком на плече, уставился на нее, не веря глазам своим. -- И нечего на меня так смотреть, мистер Шедуэлл, -- сказала она. -- Он стоит внизу, на обочине. -- Она протянула ему шлем. -- Это надо надеть. Это закон. Навряд ли разрешается ездить на мотороллере втроем, даже если двое из них, э-э... спарены. Но это экстренный случай. И с вами ничего не случится, если вы будете крепко за меня держаться. -- И она улыбнулась. -- Развлечемся? Шедуэлл побледнел, пробормотал что-то невнятное и надел зеленый шлем. -- Что вы сказали, мистер Шедуэлл? -- Мадам Трейси строго взглянула на него. -- Я сказал: чтоб тебе в аду окаянный брюховицу раскаленным сошником скаргыкал, -- пояснил Шедуэлл. -- Надеюсь, что это было последнее из подобных ваших высказываний, мистер Шедуэлл, -- заметила мадам Трейси, выпроводила его из квартиры и вывела вниз по лестнице на Крауч-Энд-Хай-стрит, где стоял немолодой мотороллер, на котором им вдвоем -- хорошо, втроем -- и предстояло пуститься в путь. x x x Грузовик мешал проезду. Листы железа мешали проезду. И куча рыбы высотой с трехэтажный дом тоже мешала проезду. На памяти сержанта еще ничто с таким успехом не мешало проезду по дорогам Англии. Дождь только осложнял ситуацию. -- Кто-нибудь знает, когда сюда смогут добраться бульдозеры? -- кричал сержант в рацию. -- Мы... кррршшш... как можем... кррршшшш..., -- слышалось в ответ. Он почувствовал, что кто-то тянет его за брючину, и посмотрел вниз. -- Омары? -- Он дернул ногой, а потом подпрыгнул и приземлился на крыше полицейской машины. -- Омары, -- повторил он. Их было штук тридцать -- некоторые больше полуметра длиной. Большинство из них ползли вдаль по шоссе; с полдюжины, однако, заинтересовались его машиной. -- Что случилось, сержант? -- крикнул патрульный, который, отведя водителя грузовика на обочину, записывал его рассказ во всех подробностях. -- Просто не люблю омаров, -- мрачно ответил сержант, зажмурившись изо всех сил. -- У меня от них мурашки по всему телу. У них слишком много ног. Я тут посижу пока, а ты мне скажи, когда они уберутся. И он сидел под дождем на крыше машины и чувствовал, как тяжелеют под дождем его брюки. Послышался рокот. Гром? Нет, этот рокот не умолкал и становился все ближе. Мотоциклы. Сержант приоткрыл один глаз. Боже праведный! Их было четверо, и скорость у них была больше под двести километров. Он было собрался слезть, махнуть им, крикнуть, чтобы они остановились, но они уже проехали мимо, прямо к перевернутому грузовику. Сержант уже ничего не мог сделать. Он снова закрыл глаза и стал ждать столкновения. Ему было слышно, как они приближались. Потом: Вжжжшшш. Вжжжшшш. Вжжжшшш. И в голове у него прозвучал голос: Я ВАС ДОГОНЮ. (-- Видел!? -- спросил Типа Крутые. -- Они прямо над ним пролетели! -- Ну, в натуре! -- восхитился ТТП. -- Если они так могут, мы тоже можем!) Сержант открыл глаза. Он повернулся к патрульному и открыл рот. Патрульный сказал: -- Они. Они, это... Они пролетели прямо... Бац. Бац. Бац. Шлеп. Их снова обдало потоком рыбы, на этот раз не таким обильным и имевшим более понятное происхождение. Из кучи рыбы перед ним торчала рука, обтянутая кожаным рукавом. Она слабо шевелилась. Рядом беспомощно вертелись колеса мотоцикла. Это был Скунс, который почти потерял сознание, но успел придти к выводу,