мер самой аккуратной смертью, какую
Ваймз когда-либо видел. Руки его были сложены на груди. Глаза были закрыты.
И что-то, похожее на скрученную бумажку, было вложено в его рот,
придавая трупу неуместно развязанный вид, как если бы он решил выкурить
последнюю сигарету, после того как умер.
Ваймз очень осторожно вытащил маленький свиток и развернул его. Он был
покрыт очень аккуратно вписанными, но незнакомыми буквами. Единственную
полезную информацию, что можно было из них извлечь, было то, что автор этих
строк использовал единственную доступную в избытке жидкость разлитую вокруг.
-- Фук, -- сказал Ваймз. -- Написано кровью. Кто-нибудь может понять,
что здесь написано?
-- Да, сэр!
Ваймз закатил глаза. -- Да, констебль Посети?
-- Посети-Неверующего-С-Разъяснительным-Памфлетом, сэр, -- обиженно
сказал констебль Посети.
-- ...-Неверующего-С-Разъяснительным-Памфлетом[7]. Я как раз хотел так
сказать, констебль, -- сказал Ваймз. Итак?
-- Это древнее Клатчианское написание, -- сказал констебль Посети. --
Одно из племен, живущих в пустыне, которые называются Кенотины, сэр. У них
древняя, но имеющая фундаментальную заблуждение...
-- Да, да, да, -- сказал Ваймз, он уже научился определять, когда
разговор начинал переходить на религиозный бред. -- Но Вы знаете, что это
значит?
-- Я могу узнать, сэр.
-- Хорошо.
-- Между прочим, была ли у Вас какая-нибудь возможность посмотреть на
те листовки, которые я Вам недавно дал, сэр?
-- Я был очень занят! -- автоматически ответил Ваймз.
-- Ничего страшного, сэр, -- сказал Посети и улыбнулся изнуренной
улыбкой тех кто борется с большим злом. -- В любое удобное для Вас время. --
Страницы из многих сброшенных на пол книг были вырваны и разбросаны повсюду.
На многих из них были пятна крови.
-- Некоторые из них похоже религиозные, -- сказал Ваймз. -- Можно найти
кое-что, -- он повернулся. -- Камнелом, огляди все здесь, хорошо?
Камнелом перестал очерчивать труп мелом. -- Есть, сэр. Что искать, сэр?
-- Все что найдешь.
-- Хорошо, сэр.
Ваймз с ворчанием присел на корточки и потыкал пальцем серое пятно на
полу. -- Грязь, -- сказал он.
-- Энто бывает на полу, сэр, -- подсказал Камнелом.
-- Только это белая. А у нас здесь чернозем, -- сказал Ваймз.
-- А, -- сказал Камнелом. -- Улика.
-- Конечно, может быть, и просто грязь.
Было что-то еще. Кто-то попытался привести в порядок книги. Несколько
дюжин книг были сложены в одну аккуратную башню, толщиной в одну книгу,
самые большие книги в основании, кроя подогнаны с геометрической точностью.
-- Вот чего я не понимаю, -- сказал Ваймз. -- Была борьба. Пожилого
человека жестоко атаковали. Потом кто-то -- может он сам, умирая, может быть
убийца -- пишет что-то, используя кровь бедняги. И аккуратно сворачивает и
засовывает в рот как конфетку. Потом он умирает, кто-то закрывает ему глаза,
укладывает его аккуратно, строит аккуратную башню из книг и... что делает?
Выходит в бурлящий круговорот, что называется Анх-Морпорк?
Сержант Камнелом самым честным образом поднял в одну бровь, изображая
задумчивость. -- Могет быть... могет быть ест следы снаружи энтого окна, --
сказал он. -- Энтот "улика" завсегда надобно искать тама.
Ваймз вздохнул. Камнелом, несмотря на то, что у него была всего одна
извилина, да и та от шлема на несколько размеров меньше требуемого, был
хорошим полицейским и чертовски хорошим сержантом. У него был тот особый тип
глупости, который невозможно обмануть. Донести до него хоть какую-нибудь
мысль было практически невозможно, но еще сложнее было выбить ее из него[8].
-- Камнелом, -- сказал он, как можно мягче. На той стороне окна
тридцатифутовый обрыв к реке. Там не могут остаться..., -- он запнулся.
Вообще-то это была река Анх. -- Любые следы уже должны быть смыты, --
поправил себя. -- Почти наверняка.
Однако он выглянул из окна, на всякий случай. Река булькала и бурлила
под ним. Не было никаких следов, даже на знаменитой коре спекшихся отбросов
держащихся на реке. Но было еще одно пятно грязи на подоконнике.
Ваймз соскреб немного и понюхал.
-- Похоже, что еще немного белой глины, -- сказал он.
Он не мог вспомнить хоть где-то место с белой глиной в окрестностях
города. Как только выходишь из города то везде есть только жирный чернозем
вплоть до Рамтопса. Человек, перешедший через поле, вырастал на два дюйма.
-- Белая глина, -- сказал он. -- Где здесь поблизости, черт побери,
земля с белой глиной?
-- Это мистично, -- сказал Камнелом.
Ваймз весело ухмыльнулся. Это действительно мистика. А он не любил
мистики. Мистика обычно становилась сложнее, если ее не отгадать с самого
начала. Она размножалась.
Обычные убийства случались всегда. И обычно даже Камнелом мог
разобраться в них. Когда обезумевшая женщина стоит над лежащим мужем с
торчащей из него изогнутой кочергой и причитает: "Он не должен был так
говорить о нашем Невилле!", то получаешь слишком мало вариантов для
обдумывания между двумя чашками кофе. И когда в субботнюю ночь находишь кучу
различных частей тела пригвожденных к стенам, потулку и полу в "Штопанном
барабане", а остальная клиентура сидит ошарашенная, глазея по сторонам,
совершенно не нужен интеллект Камнелома, чтобы разобраться что произошло.
Он посмотрел на останки отца Тубелчека. Было удивительно, сколько
вытекло крови, с его тонкими руками и неразвитой грудью. Он, конечно же, не
мог сильно драться.
Ваймз наклонился и осторожно поднял одно веко трупа. Мутный голубой
глаз с черным зрачком смотрел на него из того места, где сейчас находился
старый священник.
"Религиозный старик, что жил в двух тесных комнатках и конечно же не
делавший ничего такого... Какую угрозу кому он...?"
Констебль Посети просунул голову через дверь. -- Там гном внизу, без
бровей и кудрявой бородой, говорит, что Вы сказали ему прийти, сэр, --
сказал он. -- И некоторые граждане говорят что отец Тубелчек был их
священником и они хотят похоронить его как подобает.
-- А, это должен быть Малопопка. Пришли его сюда, -- выпрямляясь,
сказал Ваймз. -- Остальным скажи, что придется подождать.
Малопопка забрался по лестнице, увидел сцену и успел добежать до окна
еще до того как его вырвало.
-- Теперь лучше? -- спросил Ваймз, когда все закончилось.
-- Э... да. Я думаю.
-- Тогда займись этим.
-- Э... а что конкретно Вы хотите, чтобы я сделал? -- спросил
Малопопка, но Ваймз уже спускался по лестнице.
Ангуа зарычала. Это послужило сигналом Кэрроту, что он может опять
открыть глаза.
Женщины, как однажды заметил Кишка Кэрроту, думая, что ему нужен совет,
в мелочах бывают очень забавны. Им может не нравится, если кто-то видит их
без косметики, они могут настаивать на покупке маленьких чемоданов, хотя
вещей берут гораздо больше, чем мужчины. В случае с Ангуа она не любила
когда кто-нибудь смотрел ее превращение из человеческой в волчью форму или
наоборот. Она говорила, что она стесняется этого. Кэрроту можно было видеть
ее в обоих видах, но не в тех нескольких, которые она принимала при
превращении, иначе он бы никогда не увидел бы ее еще раз.
Мир был другим, глазами волка.
С одной стороны, он был черно-белым. В той его части что называлось
"зрение", он был одноцветным, но о чем беспокоится, если зрение уходит на
задний план, когда обоняние выходит на первый, смеясь и высовывая руки из
окна, чтобы показать неприличные жесты всем остальным чувствам. После, она
помнила запахи как цвета и звуки. Кровь была темно-коричневой и низким
басом, черствый хлеб, на удивление, был звонким ярко-голубым, и каждое
человеческое существо было четырехмерной калейдоскопической симфонией. С
носовым видением можно было смотреть сквозь время, так же как и на
расстоянии: человек мог постоять минутку и уйти, но часом позже, он все еще
стоит там, для носа, запахи только едва улетучивались.
Она обошла все островки в Музее Хлеба Гномов, мордой вниз. Потом она
вышла и обошла аллею, стараясь также найти что-нибудь там.
Через пять минут она вернулась к Кэрроту и дала сигнал.
Когда он снова открыл глаза, она протаскивала юбку через голову. В этом
у людей было преимущество. Нет ничего лучше пары ручек.
-- Я думал ты пойдешь по следам на улице, -- сказал он.
-- По чьим следам? -- спросила Ангуа.
-- То-есть?
-- Я чувствую его запах, твой, хлеба и все.
-- Больше ничего?.
-- Грязь. Пыль. Обычные запахи. О, да есть старые следы, в несколько
дней. Например, я знаю, что ты был здесь на прошлой неделе. Очень много
запахов. Жир, мясо, почему-то сосновая смола, старая еда... но я могу
поклясться, что здесь не было ни одного живого существа в течение дня, за
исключением его и нас.
-- Но ты говорила, что все оставляют следы.
-- Все оставляют.
Кэррот посмотрел на останки куратора. Как ни формулируй, как широко не
используй определения, он, несомненно, не мог покончить жизнь самоубийством.
С помощью буханки хлеба.
-- Вампиры? -- сказал Кэррот. -- Они могут летать...
Ангуа вздохнула. -- Кэррот, я могу сказать, был ли вампир здесь в
течение месяца.
-- В ящике стола есть почти полдоллара мелочью, -- сказал Кэррот. --
Все равно, вор пришел сюда за боевым хлебом, не так ли? Это очень ценный
культурный экспонат.
-- У этого бедняги были родственники? -- спросила Ангуа.
-- Насколько я помню, была старшая сестра. Я прихожу раз в месяц,
просто чтобы поболтать. Он дает мне подержать экспонаты, знаешь ли.
-- Наверно, это очень захватывает, -- не сдержалась Ангуа.
-- Это очень... удовлетворяет, да, -- торжественно сказал Кэррот. --
Напоминает мне дом.
Ангуа вздохнула и зашла в комнату позади выставки. Как и во всех задних
комнатах музеев, она была полностью заполнена ненужным хламом, а также
экспонатами с сомнительным происхождением, такими как монетамы с датой
"52-ой год до Рождества Христова". Стояло несколько скамей с обломками
гномьего хлеба, опрятная коробка с мешалками, и повсюду бумаги. Около одной
стены, занимая большую часть комнаты, стояла печь.
-- Он изучает старинные рецепты, -- сказал Кэррот, наверно он
чувствовал необходимость доказать знания и опыт старика даже после его
смерти.
Ангуа открыла дверь печи. Теплом пыхнуло в комнату. -- Чертова печь для
выпечки, -- сказала она. -- Для чего все эти штуковины?
-- А... Видно он выпекал метательные ячменные лепешки, -- сказал
Кэррот. -- Довольно убийственное оружие ближнего боя.
Она закрыла дверь. -- Пойдем вернемся в участок, и они пришлют
кого-нибудь для...
Ангуа остановилась.
Всегда было очень опасно, сразу после изменения формы, особенно так
близко к полнолунью. Не было так плохо, когда она была в форме волка. Она
оставалась разумной, или, по крайней мере, чувствовала себя разумной, хотя
жизнь казалась много проще, может она была исключительна разумна для волка.
Тяжело было, когда она опять становилась человеком, и многое казалось очень
сложными. Несколько минут, до тех пор, пока поле морфоза полностью не
охватывала ее, она чувствовала, что ее чувства остаются острыми; запахи все
еще были очень сильны, а ее уши слышали много больше, чем хилый человеческий
слух. И она могла больше думать о вещах, вкус которых она испробовала. Волк
может понюхать столб и узнать, что старый Бонзо проходил здесь вчера, он был
промокший, что хозяин опять кормил его требухой, но человеческий разум уже
мог думать о всяких почему и зачем.
-- Есть что-то еще, -- сказала она, тихонечко вдыхая воздух. -- Слабый
запах. Не живое существо. Но... ты не чувствуешь запах? Что-то вроде грязи,
но не совсем. Что-то вроде... оранжевое...
-- Хм..., -- тактично сказал Кэррот. -- У кого-то из нас нет твоего
носа.
-- Я обоняла это и раньше, где-то в этом городе. Не могу вспомнить
где... Сильный запах. Перебивает остальные. Запах грязи.
-- Ха, ну, на этих улицах.
-- Нет, это не... совсем грязь. Острее. В три раза.
-- Знаешь, иногда я завидую тебе. Хорошо наверно быть волком. Только не
надолго.
-- В этом есть свои недостатки. "Например, блохи", -- подумала она,
пока они запирали музей. -- "И еда. И постоянное раздражающее чувство, что
надо носить три лифчика одновременно".
Она продолжала убеждать себя, что все было под контролем, определенным
образом так оно и было. Она бродила по городу лунными ночами, хорошо, были
случайные куры, но она всегда помнила, где была, и возвращалась туда на
следующий день, чтобы просунуть деньги под дверь.
Тяжело быть вегетарианкой и выковыривать мясо из зубов по утрам. Хотя,
она, определенно отлично держалась.
"Определенно", -- еще раз она заверила себя.
У нее был разум Ангуа, а не волка, когда она бродила по ночам. Она была
полностью уверенна в этом. Волк не остановится на курице, не выдержит.
Она содрогнулась.
Кого она обманывала? Легко быть вегетарианкой днем. Все силы уходили на
то чтобы не стать людоедкой ночью.
Часы начали отбивать одиннадцать, когда карета Ваймза выбралась из
пробки и добралась до дворца патриция. Ноги коммандера Ваймза подкашивались
от усталости, но он вбежал по пяти лестничным пролетам и рухнул в кресло в
комнате ожидания.
Минуты проходили.
Никто не стучится в двери патриция. Он вызывает в естественной
уверенности, что человек уже пришел.
Ваймз сидел, наслаждаясь моментом ничегонеделанья.
Что-то внутри пиджака пропищало: -- Бинг-бинг-бинги-бинг!
Он вздохнул, вытащил обтянутую кожей шкатулку размером примерно с книгу
и открыл.
Дружелюбное, но немного взволнованное лицо взглянуло на него из
решетки.
-- Да? -- спросил Ваймз.
-- 11.00. Встреча с лорд-мэром.
-- Да ну? Уже пять минут двенадцатого.
-- Э... Так Вы уже встретились, не так ли? -- спросил джинчик.
-- Нет.
-- Мне продолжать напоминать Вам об этом или как?
-- Нет. В любом случае ты не напомнил мне о колледже гербов в десять.
Лицо джинчика в панике исказились.
-- Сегодня вторник, не так ли? Могу поклясться, что сегодня вторник.
-- Уже прошел час.
-- Ой, -- джинчик выглядел подавленным. -- Э. Хорошо. Извините. Ох. Эй,
я могу сказать, который сейчас час в Клатче, если хотите. Или Генуе. Или
Ганг-Ганге. В любом из этих мест. Только назовите.
-- Мне не нужно знать который час в Клатче.
-- А вдруг, -- безнадежно сказал джинчик. -- Подумайте только, какое
впечатление Вы произведете на людей, если, во время тусклой беседы, Вы
скажете: "Между прочим, Клатч отстает от нас на час по времени". Или
Бес-Пеларджик. Или Эфеб. Спросите меня. Не стесняйтесь. Я не возражаю. В
любом из этих мест.
Ваймз внутренне вздохнул. У него была записная книжка. Он туда все
записывал. Это всегда было удобно. А затем Сибил, да благословят ее боги,
купила ему этого джинчика с пятнадцатью функциями, которые включали много
чего еще, хотя насколько он понял, по меньшей мере, десять из них состояли
из извинений за неисправную работу оставшихся пяти.
-- Ты мог бы записать мемо? -- сказал Ваймз.
-- Ух-ты! Правда? Черт! Хорошо. Сделаю. Никаких проблем.
Ваймз прочистил горло: -- Увидится с капралом Ноббсом, тема: трудовая
дисциплина; также тема: графское происхождение.
-- Э... извините, это и было мемо?
-- Да.
-- Извините, сначала Вам надо сказать "мемо". Я уверен, что это
написано в руководстве.
-- Хорошо, это было мемо.
-- Извините, Вам придется повторить его еще раз.
-- Мемо: Увидится с капралом Ноббсом тема: трудовая дисциплина; также
тема: графское происхождение.
-- Принято, -- сказал джинчик. -- Вы хотите, чтобы я напомнил о нем в
какое-то определенное время?
-- По местному времени? -- издеваясь, спросил Ваймз. -- Или по времени,
скажем, Клатча?
-- По правде говоря, я могу сказать который сейчас час в...
-- Я думаю, я лучше запишу это в записную книжку, если ты не
возражаешь.
-- О, ну, если Вы предпочитаете. Я могу распознавать почерк, -- с
гордостью сказал джинчик. -- Я довольно-таки разработанный.
Ваймз вытащил записную книжку и показал ее джинчику. -- Например --
это, -- сказал он.
Джинчик скосил глаза на секунду. -- Да, -- сказал он. -- Это почерк, я
уверен. Завитки, крючочки, все соединено. Да. Почерк. Я сразу узнал его.
-- А ты не должен мне сказать, что тут говорится?
Джинчик осторожно спросил: -- Говорится? Это создает какой-то шум?
Ваймз убрал книжку и захлопнул органайзер. Откинулся назад и стал
ждать.
Кто-то очень умный, много умнее чем тот, что обучал джинчика, установил
часы в комнате ожидания патриция. Они тик-такали как и все часы. Но каким-то
образом, против всех обычных правил часовщиков, тик-так был нерегулярен. Тик
так тик... и потом явная задержка на долю секунды дольше, чем до того... так
тик так... и потом тик на долю секунды раньше, чем человеческий разум
ожидает. Эффект был сильным, после десяти минут ожидания, мыслительные
способности даже самых выдающихся падали до нуля. Патриций наверно хорошо
заплатил часовщику.
Часы прозвонили четверть двенадцатого.
Ваймз подошел к двери и, вопреки обычаю осторожно постучался.
Из-за двери не было ни звука, ни бормотания отдаленных голосов.
Он попробовал ручку. Дверь не была заперта.
Лорд Ветинари всегда говорил, что пунктуальность -- вежливость королей.
Ваймз вошел.
Веселинка старательно соскреб осыпающуюся белую грязь и потом принялся
за изучение трупа отца Тубелчека.
Анатомия была важным предметом изучения в Гильдии Алхимиков, из-за
древней теории, утверждающей что человеческое тело представляет собой
микрокосм вселенной, хотя когда видишь вскрытое тело трудно представить
какую часть вселенной символизирует маленькая и красная штучка, которая
делает бум-бум когда тыкаешь в нее. Но, в любом случае, все время приходится
практиковаться в анатомии, а иногда даже соскребать ее со стен. Когда
новенькие студенты начинают свои первые попытки в опытах, их попытки часто
бывают удачными, если говорить в терминологии взрываемости. В результате
часто получается синтез игр под названием "Полный ремонт лаборатории" и
"Найди-вторую-почку".
Человек был убит серией ударов по голове. Это все что можно было
сказать. Каким-то очень большим тупым предметом[9].
Он внимательно осмотрел все тело. Нигде больше не было заметных следов
насилия, хотя... было несколько пятен спекшейся крови на пальцах. Но,
вообще-то, кровь была повсюду.
Пара ногтей была содрана. Тубелчек боролся, или, по меньшей мере,
пытался защититься руками.
Веселинка внимательно осмотрел пальцы. Что-то было под ногтями. Там
проблескивало что-то восковое, похожее на жир. Он не мог понять, чем это
могло быть, но может его работа и заключалась в том, чтобы узнать это. Он со
знанием дела вытащил конверт из кармана, соскреб массу из под ногтей в него,
запечатал конверт и поставил номер.
Потом он вытащил из ящика иконограф и подготовился снять рисунок трупа.
Пока он занимался этим, что-то привлекло его внимание.
Отец Тубелчек лежал с одним открытым глазом, который ему открыл Ваймз и
смотрел в пустоту.
Веселинка посмотрел ближе. Он думал, что ему показалось. Но...
Даже сейчас он не был уверен. Разум иногда играет шуточки.
Он открыл маленькую дверку иконографа и заговорил с джинчиком внутри.
-- Ты можешь нарисовать его глаз, Сидней? -- спросил он.
Джинчик взглянул на него сквозь линзы. -- Только глаз? -- пропищал он.
-- Да. Как можно большого размера.
-- Вы спятили, хозяин.
-- И заткнись, -- сказал Веселинка.
Он установил ящик на столе и присел. Из ящика слышались ших-ших от
мазков кистью. В конце концов послышался шум от поворачивающейся ручки и
слегка сырой рисунок вылез из щели.
Веселинка подтянул его. Потом постучал в ящик. Люк открылся.
-- Да?
-- Крупнее. Большой -- на весь лист. Фактически..., -- Веселинка скосил
взгляд на рисунок в руках, -- нарисуй только зрачок. Точка в середине глаза.
-- На всю бумагу? Вы тронулись.
Веселинка пододвинул ящик ближе к трупу. Послышались щелчки от рычагов,
когда джинчик выдвигал линзы наружу, и затем несколько секунд усердной
работы кистью.
Вылез еще один сырой рисунок. Он показывал большой черный диск.
Ну... в основном черный.
Веселинка посмотрел ближе. Там был намек, только намек...
Он постучал в ящик снова.
-- Да, мистер Тронутый Гном? -- отозвался джинчик.
-- Только центр, как можно крупнее, спасибо.
Линзы вылезли еще дальше.
Веселинка нетерпеливо ждал. В соседней комнате были слышны монотонные
шаги Камнелома.
Бумага вылезла в третий раз и люк открылся. -- Это все, -- сказал
джинчик. -- У меня кончилась черная краска.
И бумага была черной... за исключением крошечной зоны.
Дверь с лестницы с грохотом распахнулась и влетел вталкиваемый
давлением маленькой толпы констебль Посети. Веселинка с виноватым видом
сунул бумаги в карман.
-- Это невыносимо! -- сказал маленький человек с длинной черной
бородой. -- Мы требуем, чтобы нас впустили! Кто вы такой, молодой человек?
-- Я -- В... Меня зовут капрал Малопопка, -- сказал Веселинка. --
Смотрите, у меня есть значок...
-- Хорошо, капрал, -- сказал человек, -- меня зовут Венгел Реддли, я
представляю интересы общины, и я требую, чтобы вы отдали нам тело бедного
отца Тубелчека сию же минуту!
Сзади себя Веселинка почувствовал какое-то движение и на лицах впереди
вдруг появился легкий испуг. Он обернулся и увидел в дверном проеме
Камнелома.
-- Все н'рмально? -- сказал тролль.
Изменчивая фортуна полицейских позволила Камнелому заполучить
подходящий нагрудник вместо куска боевой брони для слонов. В нормальной
униформе сержанта, нагрудники должны были имитировать накаченные мускулы под
одеждой. В отношении Камнелома это не срабатывало, он не мог скрыть свои
мускулы за нагрудником.
-- Ест какой проблема? -- спросил он.
Толпа подалась назад.
-- Совсем нет, офицер, -- сказал мистер Реддли. -- Вы, э, просто так
неожиданно зарисовались, все это...
-- Энто правильно, -- сказал Камнелом. -- Я -- рисовщик. Энто часто
случается неожиданно. В общем, проблема нету, знашит?
-- Никаких проблем, офицер.
-- Странный штук -- проблема, -- задумчиво сказал Камнелом. -- Я всегда
ишу проблемы и когда я нахожу, люди говорят, ее тута нету.
Мистер Реддли собрался.
-- Но мы хотим взять тело отца Тубелчека для захоронения, -- сказал он.
Камнелом повернулся к Веселинке Малопопка. -- Ты все што нужно сд'лал?
-- Думаю да...
-- Он мертвая?
-- О, да.
-- Ему могет стат лучше?
-- Лучше мертвому? Я так не думаю.
Двое полицейских отступили в сторону, давая дорогу для выноса тела по
лестнице.
-- Почему ты д'лаешь рисунки мертвого человека? -- спросил Камнелом.
-- Ну, э, может пригодиться, чтобы увидеть, как он лежал.
Камнелом кивнул с умным видом. -- А, он лжал, не так ли? И еще
называется святым человеком.
Малопопка вытащил рисунок и посмотрел на него. Он был почти черным.
Но...
Снизу к лестнице подбежал какой-то констебль. -- Есть там кто-нибудь
кого зовут, -- приглушенное хихиканье, -- Веселинка Малопопка?
-- Да, -- угрюмо ответил Малопопка.
-- Хорошо, коммандер Ваймз сказал, чтобы Вы немедленно пришли во дворец
мэра, все понятно?
-- Энто капрал Малопопка, знаешь с кем разговариваешь? -- сказал
Камнелом.
-- Ничего, -- сказал Малопопка. -- Хуже уже не может быть.
Слухи -- это настолько хорошо продистиллированная информация, что они
могут просачиваться сквозь что угодно. Им не нужны двери и окна, иногда им
не нужны даже люди. Они остаются свободными и не прирученными, перелетая из
уха в ухо, даже не касаясь губ.
Они уже просочились. Из высокого окна в комнате патриция Ваймз видел
людей стекающихся к дворцу. Никакой толпы, нет ничего, что можно назвать
хотя бы группами, но броуновское движение на улицах подталкивало все больше
людей в направлении дворца.
Он немного расслабился, когда увидел одного или двух стражей входящих в
ворота.
На кровати лорд Ветинари открыл глаза.
-- А... коммандер Ваймз, -- пробормотал он.
-- Что происходит, сэр? -- спросил Ваймз.
-- Кажется, я лежу, Ваймз.
-- Вы были у себя в кабинете, сэр. Без сознания.
-- Боже мой. Я наверно... переработал. Ну, спасибо. Не могли бы Вы...
помочь мне встать...
Лорд Ветинари попытался сесть прямо, качнулся и снова опрокинулся
назад. Лицо у него было бледным. На лбу проступил пот.
В дверь постучали. Ваймз чуть приоткрыл дверь.
-- Это я, сэр. Фред Кишка. Я получил Вашу записку. Что случилось?
-- Э, Фред. Кто там еще с тобой?
-- Констебль Флинт и констебль Слаппер, сэр.
-- Хорошо. Пусть кто-нибудь сбегает до моего дома и скажет Вилликинсу
принести мою уличную униформу. И мой меч и арбалет. И спальный мешок. И
немного сигар. И скажет леди Сибил... скажет леди Сибил... ну, им надо
сказать леди Сибил что у меня здесь дело, это все.
-- Что происходит, сэр? Кто-то там сказал, что лорд Ветинари умер!
-- Умер? -- пробормотал лорд-мэр с кровати. -- Чепуха! -- Он рывком
сел, свесил с кровати ноги и упал вперед. Это было медленное ужасное
падение. Лорд Ветинари был высоким, поэтому падать было высоко. И делал он
это вскладчину. Колени у него подкосились, и он упал на колени. Они со
стуком ударились о пол и начала сгибаться поясница. Последним стукнулся об
пол лоб.
-- Ох, -- сказал он.
-- Его превосходительство немного..., -- начал Ваймз, а затем схватил
Кишку и затащил его в комнату. -- Я думаю, его отравили, Фред, вот в чем
дело.
Кишка переменился в лице. -- Бож' мой! Мне сбегать за доктором?
-- Ты с ума сошел? Мы же не хотим, чтобы он умер!
Ваймз прикусил язык. Он сказал то -- о чем думал, и теперь, несомненно,
тонкий дымок слухов расползется по всему городу. -- Но кому-то надо
осмотреть его..., -- сказал он вслух.
-- Правильно, черт побери! -- сказал Кишка. -- Хотите, чтобы я нашел
мага?
-- Откуда мы знаем, что это не один из них?
-- Боже мой!
Ваймз постарался сконцентрироваться. Все доктора в городе наняты
гильдиями, и все гильдии ненавидели Ветинари, значит...
-- Когда у Вас будет достаточно людей чтобы выделить гонца, пошлите его
к конюшням на Королевских низинах, пусть приведет Джимми Пончика, -- сказал
он.
Это еще больше поразило Кишку. -- Пончика? Он ничего не понимает в
медицине! Он накачивает наркотиками лошадей на скачках!
-- Просто приведите его, Фред.
-- А что если он не захочет прийти?
-- Тогда скажете ему, что коммандер Ваймз знает, почему Смеющийся
Мальчик не выиграл скачки Квирма на прошлой неделе, и скажете ему, что
тролль Хризопрейз потерял десять тысяч долларов на этой скачке.
Кишка был поражен. -- Вы бьете ниже пояса, сэр.
-- Очень скоро здесь появится очень много народа. Я хочу, чтобы парочка
полицейских стояла сразу за дверью -- лучше всего тролли или гномы, и чтобы
никто не входил без моего разрешения, ясно?
Было видно, как на лице Кишки мелькают разные эмоции. В конце концов,
он смог выдавить: -- Но... отравлен? У него есть пробовальщики еды и все
такое!
-- Тогда, может быть, это один из них, Фред.
-- Боже мой, сэр! Вы никому не доверяете, не так ли?
-- Нет, Фред. Между прочим, может это ты? Шучу, -- быстро добавил
Ваймз, увидев как слезы чуть не брызнули из глаз Кишки. -- Идите. У нас не
так уж много времени.
Ваймз закрыл дверь и облокотился на нее. Потом он повернул ключ в замке
и поставил под ручку стул. Потом он подтянул патриция по полу и перевалил
его на кровать. Тот что-то пробормотал, и его веки вздрогнули.
"Яд", -- подумал Ваймз. "Это самое худшее. Он бесшумен, отравитель
может быть за много миль, его невозможно увидеть, часто нет ни запаха, ни
вкуса, он может быть везде -- и вот он делает свою работу..."
Патриций открыл глаза.
-- Я хочу стакан воды, -- сказал он.
Около кровати стоял кувшин и стакан. Ваймз взял кувшин и задумался. --
Я пошлю кого-нибудь за водой, -- сказал он.
Лорд Ветинари очень медленно моргнул.
-- А, сэр Самуэль, -- сказал он, -- но кому Вы можете это доверить?
Когда Ваймз, наконец, спустился вниз, в большой комнате аудиенций уже
собралась приличная толпа. Люди судачили, волновались и были неуверенны, и,
как все важные люди, будучи взволнованными и неуверенными они злились.
Первым подскочил к Ваймзу мистер Боггис, председатель Гильдии Воров. --
Что происходит, Ваймз? -- потребовал он.
Он напоролся на взгляд Ваймза. -- Я хотел сказать -- сэр Самуэль, --
сказал он, теряя некоторую самоуверенность.
-- Я думаю, что лорда Ветинари отравили, -- сказал Ваймз.
Толпа притихла. Боггис понял, что раз он задал вопрос, то он теперь
стал центральной фигурой. -- Э... смертельно? -- спросил он.
Наступила такая тишина, что было бы слышно, как пролетает муха.
-- Еще нет, -- ответил Ваймз.
Все в холле повернули головы. Теперь мир сгустился вокруг мистера
Доуни, главы гильдии Наемных Убийц.
Доуни кивнул. -- Мне не известно о каких-либо приготовлениях касательно
лорда Ветинари, -- сказал он. -- Кроме того, я думаю, что все знают, что мы
оценили патриция в один миллион долларов.
-- И у кого реально есть такие деньги? -- спросил Ваймз.
-- Ну... например, у Вас, сэр Самуэль, -- сказал Доуни. Кто-то нервно
хихикнул.
-- В любом случае, мы хотим видеть лорда Ветинари, -- сказал Боггис.
-- Нет.
-- Нет. И почему?
-- Указания доктора.
-- Правда? И кто же доктор?
Позади Ваймза, сержант Кишка закрыл глаза.
-- Доктор Джеймз Фолсом, -- сказал Ваймз.
Прошло несколько секунд пока до всех дошло. -- Что? Не хочешь ли ты
сказать... Джимми Пончик? Он же -- лошадиный доктор!
-- Я тоже так думаю, -- ответил Ваймз.
-- Но почему?
-- Потому что многие из его пациентов выживают, -- сказал Ваймз. Он
поднял руку требуя тишины. -- А теперь, джентльмены, я вынужден вас
покинуть. Где-то ходит отравитель. Я хочу найти его до того, пока он не стал
убийцей.
Он стал подниматься по лестнице, стараясь не замечать крики позади
себя.
-- Вы уверены в старике Пончике, сэр? -- схватив его за рукав, спросил
Кишка.
-- Ну, Вы ему доверяете? -- спросил Ваймз.
-- Пончику? Конечно же, нет!
-- Правильно. Ему нельзя доверится, поэтому ему никто не доверяет. Так
что все нормально. Но я видел, как он отходил лошадь, про которую сказали,
что она годится только на колбасу. Лошадиный доктор должен добиваться
результатов, Фред.
И это было правдой. Когда человеческий доктор, после многих
кровопусканий находит, что его пациент безнадежно скончался, он всегда
говорит: "Что поделать, на все воля бога, с Вас тридцать долларов,
пожалуйста", и уходит свободным человеком. Это потому что человеческие
существа фактически ничего не стоят. Хорошая скаковая лошадь, со своей
стороны, может стоить двадцать тысяч долларов. Доктор, который позволит
лошади слишком быстро уйти в великий выгул для лошадей на небесах, скорее
всего услышит, проходя по темной улице, чью-то фразу: "Мистер Хризопрайз --
очень расстроен", и ему быстро напомнят, что в жизни бывает много несчастных
случаев.
-- Никто не знает где капитан Кэррот и Ангуа, -- сказал Кишка. -- У них
сегодня выходной. Нобби также не могут найти.
-- Ну, хоть за это спасибо...
-- Бинги-бинги-банг-бинг, -- послышался голос из кармана Ваймза.
Он вытащил маленький органайзер и поднял крышку.
-- Да?
-- Э... ровно полдень, -- сказал джинчик. -- Обед с леди Сибил.
Джинчик уставился на их лица.
-- Э... я надеюсь у вас все нормально? -- спросил он.
Веселинка Малопопка вытер лоб.
-- Коммандер Ваймз прав. Похоже на мышьяк, -- сказал он. -- Выглядит
как отравление мышьяком. Посмотрите на его цвет.
-- Дрянное дело, -- сказал Джимми Пончик. -- Может, он съел постельное
белье?
-- Все простыни на месте, таким образом, я думаю, что ответ -- нет.
-- Как он мочится?
-- Э. Мне кажется, нормальным образом.
Пончик всосал воздух через зубы. У него были замечательные зубы. В
смысле их сразу в нем замечали. Они были цвета внутренней поверхности
немытого чайника.
-- Прогуляйте его по кругу на спущенных вожжах, -- сказал он.
Патриций открыл глаза. -- Вы -- доктор, не так ли? -- спросил он.
Джимми Пончик ответил ему неуверенным взглядом. Он не привык к
пациентам, которые умели разговаривать. -- Ну, да... У меня много пациентов,
-- сказал он.
-- Правда? А у меня очень мало, -- сказал патриций. Он попытался
подняться и опрокинулся назад.
-- Я подготовлю микстуру, -- сказал Джимми Пончик, потихоньку отступая.
-- Вам надо зажимать ему нос и вливать в горло дважды в день, понятно? И
никакого овса.
И он торопливо ушел, оставив Веселинку наедине с патрицием.
Капрал Малопопка оглядел комнату. Ваймз не оставил ему много
инструкций. Он сказал: -- Я уверен, что это не пробовальщики еды. Они знают,
что их могут заставить съесть всю тарелку. Все равно, Камнелом допросит их.
Тебе надо узнать -- как? А я узнаю кто.
Если яд попадает не с едой или питьем, то что остается? Его можно
положить на подушечку и заставить вдохнуть его, или насыпать в ухо пока
человек спит. Или до яда можно дотронутся. Может быть маленькая игла... Или
укус насекомого...
Патриций шевельнулся и посмотрел на Веселинку влажными красными
глазами. -- Скажи мне, молодой человек, ты -- полицейский?
-- Э... Только стал, сэр.
-- Ты чертовски похож на гнома.
Веселинка не стал отвечать. Отрицать бесполезно. Каким-то образом люди
определяли гномов с одного взгляда.
-- Мышьяк очень популярный яд, -- сказал патриций. -- Сотни способов
использования. Алмазная пыль была в моде несколько веков, несмотря на то,
что она бесполезна. Огромные пауки, также, по некоторым причинам. Ртуть --
это для терпеливых, а азотная кислота для нетерпеливых. У cantharadis'а есть
свои последователи. Много чего можно сделать с экстрактами из животных.
Жидкости из тела гусеницы бабочки Quantum Weather делает человека очень и
очень безнадежным. Но мы все же возвращаемся к мышьяку как к старому доброму
другу.
Голос патриция становился все более сонливым. -- Не совсем так, юный
Ветинари? Да, конечно, сэр. Правильно. Но где мы его положим, ведь все будут
его искать? Там где будут искать в последнюю очередь, сэр. Неправильно.
Глупо. Мы его положим туда, где его не будут искать вообще...
Голос стал неразборчивым.
"Постельное белье", -- подумал Веселинка. "Даже одежда. Сквозь кожу,
медленно..."
-- Подготовить другую постель.
-- Что?
-- Другую постель. Хоть откуда. И свежее постельное белье.
Он посмотрел на пол. На полу был только маленький ковер. Даже так, в
спальне, где люди ходят босиком...
-- Унесите этот ковер и принесите другой.
Что еще?
В комнату вошел Камнелом, кивнул Веселинке, и внимательно оглядел
комнату. В конце концов, он взял один табурет.
-- Энтот должон подойти, -- сказал он. Если он захочет, я могу прибить
к нему энту, спинку.
-- Что? -- спросил Веселинка.
-- Штарый Пончик сказал, чтобы я достал ему образец стула, -- уходя,
сказал Камнелом.
Веселинка открыл было рот чтобы остановить тролля, но потом пожал
плечами. Все равно, чем меньше мебели в комнате, тем лучше...
И если так подумать, не мешало отодрать обои со стен.
Ваймз тупо смотрел в окно.
Ветинари никогда не заботили телохранителями. Он использовал, это
правда, и все еще использует пробовальщиков еды, но это обычная практика. Но
у Ветинари был собственный подход. Пробовальщикам хорошо платили и
содержали, и все они были сыновьями шеф-повара. Но основная защита была в
том, что для всех, живым он был чуть более полезным, чем мертвым. Большие
мощные гильдии не любили его, но при власти он нравился им больше чем сама
мысль о том, что кто-то из соперничающей гильдии займет место в Овальном
Кабинете. Кроме того, лорд Ветинари олицетворял стабильность, и часть его
гения была в открытии, что в стабильности люди нуждаются больше чем в
чем-либо еще.
Однажды, в этом самом кабинете, стоя у этого же окна он сказал Ваймзу:
-- Они думают, что они хотят хорошее правительство и справедливость, но
Ваймз, что они действительно жаждут в глубине души? Только то, что все дела
будут идти нормально, и завтра ничего не изменится.
Ваймз отвернулся от окна. -- Какой будет мой следующий шаг, Фред?
Ваймз уселся в кресло патриция. -- Ты помнишь прошлых патрициев?
-- Старого лорда Снапкэйза? Или тот, что был до него, лорда Виндера? О,
да. Полнейшие идиоты. Этот по крайней мере не хихикал и не носил платья.
"Прошедшее время", -- думал Ваймз. "Оно уже подкралось, не успеешь
оглянуться, как все говорят в прошедшем времени".
-- Фред, внизу стало что-то совсем тихо, -- сказал он.
-- Заговоры не создают слишком много шума, сэр.
-- Ветинари еще жив, Фред.
-- Да, сэр. Но он не совсем дееспособен, не так ли?
Ваймз пожал плечами: -- Все не совсем дееспособны, как мне кажется.
-- Может быть, сэр. Но все равно, никогда не знаешь, когда тебе
улыбнется удача.
Кишка стоял навытяжку, взгляд строго соответствовал уставу и голос был
твердым, все чтобы скрыть малейший намек на эмоции.
Ваймз узнал стойку. Он сам иногда был вынужден так стоять. -- Фред, что
ты имеешь в виду? -- спросил он.
-- Ничего, сэр. Слухи, сэр.
Ваймз откинулся назад.
"Этим утром", -- думал он, -- "я знал, что несет день для меня. Я
собирался посетить это треклятый колледж гербов. Потом обычная встреча с
Ветинари. После обеда чтение нескольких рапортов, может быть, сходил бы и
посмотрел, как обстоят дела в новом доме стражи на Читтлинг-стрит, и
пораньше пойти домой. Теперь Фред предполагает... что?"
-- Слушай Фред, если и будет новый правитель, это буду не я.
-- А кто тогда, сэр? -- уверенным и ровным тоном спросил Фред.
-- Откуда мне знать? Может быть...
В голове образовалась огромная пробоина, и мысли мощным потоком
устремились туда. -- Ты имеешь в виду капитана Кэррота?
-- Может быть, сэр. Я думаю, ни одна из гильдий не позволит какой-либо
другой гильдии прийти к власти, и все любят капитана Кэррота, и, ну... ходят
слухи, что он наследник трона, сэр.
-- Нет никаких доказательств, сержант.
-- Ничего не могу сказать, сэр. Ничего не знаю. Не знаю что такое
доказательство, -- сказал Кишка, с легким намеком на неповиновение. -- Но
его меч, его родимое пятно в виде короны, и... ну, все знают, что он король.
Его аура, сэр.
"Аура", -- подумал Ваймз. -- "О, да. У Кэррота есть аура. Он что-то
делает с головами людей. Он может так поговорить с разъяренным леопардом,
что тот сдастся и выпустит добычу из зубов, он неплохо работает с обществом,
что очень расстраивает старых кошелок".
Ваймз не верил в ауру. -- Больше не будет никаких королей, Фред.
-- Все правильно, сэр. Между прочим, Нобби вернулся.
-- Час от часу не легче, Фред.
-- Вы сказали, что собираетесь с ним поговорить об этих похоронах,
сэр...
-- Работа продолжается, если я не ошибаюсь. Хорошо, пойди и скажи ему,
чтобы поднимался сюда.
Ваймз остался один.
Больше никаких королей. У Ваймза всегда были проблемы с четким
объяснением, почему должно быть так, почему сама мысль вызывала у него
отвращение. Помимо всего прочего все патриции были ничем не лучше королей.
Но они были... что-то вроде... тем же самым. Но сама