ымер много столетий назад. Был вытеснен в процессе эволюции людьми, подобно большинству остальных Сумеречных Народностей. Только эльфы и тролли пережили пришествие Человека в Плоский мир: эльфы всегда славились своим умом, а тролли ничем не уступали людям в злобности, мстительности и жадности. Дриады же, как считалось, вымерли много лет назад, вместе с гномами и феями. Гул заметно усилился. Время от времени по полупрозрачным стенам пробегало снизу вверх пульсирующее золотистое сияние, которое исчезало в висящей наверху дымке. Некая сила, наполняющая зал, заставляла воздух вибрировать. -- О несведущий волшебник, -- произнесла Друэлле, -- узри же магию. Не вашу, прирученную, двуличную, но магию корня и ветви, древнюю магию. Неукрощенную магию. Смотри. Пятьдесят или около того женщин-дриад сбились в тесную кучку, взялись за руки и стали отходить назад, пока не образовался большой круг. Остальные дриады негромко затянули какой-то напев. Потом, повинуясь кивку Друэлле, круг принялся вращаться противосолонь. Когда шаги убыстрились, а сложный многоголосый напев зазвучал громче, Ринсвинд поймал себя на том, что наблюдает за происходящим словно зачарованный. Он слышал в Университете про Древнюю Магию, хотя волшебникам было категорически запрещено практиковать ее. Он знал, что, когда круг наберет достаточную скорость вращения против магического поля Диска, который, в свою очередь, тоже крутится, возникшее астральное трение приведет к созданию огромной разницы потенциалов, каковая разрядится колоссальным выходом Стихийной Магической Силы. Круг слился в неясное пятно, и стены Дерева зазвенели отголосками пения... Ринсвинд почувствовал в волосах знакомое липкое покалывание, означающее, что поблизости собирается мощный заряд сырого волшебства. Поэтому когда с невидимого потолка ударил вниз луч резкого октаринового света и, потрескивая, сфокусировался в центре круга, волшебник ничуть этому не удивился. Луч высветил изображение исхлестанного бурями, опоясанного деревьями холма с храмом на вершине. Форма этого храма проделывала с глазами неприятные вещи. Ринсвинд знал, что если это храм Бел-Шамгарота, то у него должно быть восемь сторон. (Восемь было также Числом Бел-Шамгарота, и именно по этой причине здравомыслящий волшебник никогда не станет произносить эту цифру вслух, всячески стараясь избежать ее упоминания. "Или он восьм-ет тебя живьем", -- в шутку предупреждали учеников. Бел-Шамгарота особенно привлекали балующиеся магией любители. Эти, так сказать, случайные пляжники на берегах сверхъестественного сразу попадали в его сети. Номер комнаты Ринсвинда в студенческом общежитии был 7а. Его это не удивляло.) По черным стенам храма струился дождь. Единственным признаком жизни была привязанная снаружи лошадь, но Двацветку она не принадлежала. Прежде всего, она была слишком крупной. У храма мирно пасся белый боевой конь с копытами размером с тарелку для второго блюда и кожаной сбруей, сверкающей кричащими золотыми украшениями. В данный момент коняга наслаждался овсом из привязанного под носом мешка. Однако было в этом животном нечто знакомое. Ринсвинд попытался припомнить, где он видел похожего коня раньше. Коняга, судя по всему, мог развивать неплохую скорость и поддерживать ее в течение долгого времени. Теперь Ринсвинду оставалось всего-навсего избавиться от охранников, пробиться к выходу из Дерева, отыскать храм и украсть коня из-под той штуки, которой Бел-Шамгарот пользуется вместо носа. -- Похоже, ужин у Насылателя Восьми будет состоять из двух блюд, -- заметила Друэлле, пристально глядя на Ринсвинда. -- Кому принадлежит этот скакун, самозваный волшебник? -- Понятия не имею. -- Неужели? Впрочем, неважно. Скоро мы сами все узнаем. Она взмахнула рукой. Фокус изображения переместился внутрь, проскочил под огромной восьмиугольной аркой и быстро поехал вдоль коридора. По коридору, прижимаясь спиной к стене, украдкой пробиралась какая-то фигура. Ринсвинд заметил блеск золота и бронзы. Этот силуэт невозможно было не узнать. Он видел его тысячу раз. Широкая грудь, стволоподобная шея, удивительно маленькая голова, укрытая буйной шапкой черных волос и похожая на помидор, лежащий на крышке гроба... Ринсвинд мог дать крадущейся фигуре имя, и это имя было Хрун-Варвар. Хрун был одним из самых живучих героев Круглого моря: победитель драконов, разоритель храмов, наемник, центр и опора любой уличной потасовки. Причем, в отличие от многих героев, Хрун-Варвар мог употреблять слова, состоящие более чем из двух слогов, -- правда, сначала ему нужно было подсказать, а потом дать время подумать. Краем уха Ринсвинд уловил необычный звук. Звук этот походил на стук черепов, катящихся по ступенькам отдаленной темницы. Волшебник искоса взглянул на охранников. Свое ограниченное внимание они целиком сосредоточили на Хруне, который, надо признать, был сложен примерно так же, как они сами. Руки охранников небрежно покоились на плечах волшебника. Ринсвинд нырнул вниз, бухнулся на пол и, тут же вскочив на ноги, пустился наутек. Услышав за спиной крики Друэлле, волшебник удвоил скорость. Капюшон его балахона за что-то зацепился и оторвался. Дежурящий возле лестницы мускулистый дриад широко расставил руки и деревянно усмехнулся летящему в его сторону человечку. Не замедляя бега, Ринсвинд снова нырнул, чуть не задев подбородком свои колени. Кулак величиной с колоду просвистел у него над самым ухом. Потом на дороге у волшебника выросла целая роща древесных людей. Ринсвинд круто развернулся, увильнул от очередного замаха озадаченного охранника и помчался обратно к кругу, миновав по пути преследовавших его дриад и расшвыряв их в стороны, точно кегли. Но впереди его ждали новые противники. Они проталкивались сквозь толпу женщин, в сосредоточенном предвкушении лупя кулаками по жестким ладоням. -- Стой, самозваный волшебник, -- скомандовала Друэлле, выступая вперед. У нее за спиной продолжали свое вращение зачарованные танцоры. Фокус круга переместился в коридор, который заливал яркий фиолетовый свет. Терпение у Ринсвинда лопнуло. -- Может, хватит, а? -- прорычал он. -- Давай разберемся раз и навсегда. Я настоящий волшебник. Он раздраженно топнул ногой. -- Неужели? -- отозвалась дриада. -- Тогда покажи нам, как ты творишь чары. -- Э-э... -- начал Ринсвинд. Дело было в том, что с тех пор, как у него в мозгу засело древнее и таинственное заклинание, он не мог запомнить даже самый простейший заговор для выведения тараканов или почесывания поясницы без помощи рук. Маги в Незримом Университете объясняли это тем, что невольное запоминание заклинило все его чароудерживающие клетки. Ринсвинд в мрачные минуты своей жизни выдвинул собственное объяснение, почему даже мелкие заговоры отказываются задерживаться в его голове дольше чем на несколько секунд. Он решил, что они просто боятся. -- Э-э... -- повторил он. -- Не напрягайся так, с нас хватит самого незначительного волшебства, -- съязвила Друэлле, наблюдая, как его губы кривятся в пароксизме страха и беспокойства. Повинуясь ее знаку, пара дриадов подступила ближе. Заклинание воспользовалось моментом и вскочило во временно покинутое Ринсвиндом седло его сознания. Устроившись там поудобнее, оно вызывающе оскалилось. -- Я знаю одно заклинание, -- устало сказал он. -- Неужели? Так произнеси его, -- предложила Друэлле. Ринсвинд несколько сомневался в том, что он посмеет это сделать. Заклинание пыталось завладеть его языком. Он мужественно сопротивлялся. -- Ты шкажава, што можешь читать мои мышви, -- невнятно проговорил он. -- Пво-читай их. Она шагнула вперед, насмешливо глядя ему в глаза. Улыбка замерла на ее губах, и она отшатнулась, закрываясь руками. Из ее горла вырвался звук, исполненный беспредельного ужаса. Ринсвинд оглянулся вокруг. Остальные дриады тоже отступили. Что он сотворил? По-видимому, нечто ужасное. Однако волшебник из личного опыта знал, что это преимущество временное -- очень скоро вселенная восстановит утраченное равновесие и снова начнет измываться над ним. Недолго думая, он попятился, проскочил между составляющими магический круг дриадами и обернулся, чтобы посмотреть, что Друэлле будет делать дальше. -- Взять его! -- закричала она. -- Отведите его подальше от Дерева и убейте! Ринсвинд метнулся прочь. Через фокус круга. Вспыхнул ослепительный свет. Наступила внезапная тьма. Расплывчатая ринсвиндообразная фиолетовая тень сжалась в точку и, мигнув, исчезла. Исчезло вообще все. Хрун-Варвар бесшумно крался по коридорам. Свет, падающий сверху, был настолько фиолетовым, что казался почти черным. Легкое замешательство прошло. В святилище правила магия, и это все объясняло. Это объясняло, почему он, проезжая через мрачный лес, вдруг увидел у обочины сундук, крышка которого была зазывно приоткрыта и выставляла напоказ большое количество золота. Когда же Хрун соскочил с лошади, чтобы забрать сокровища, сундук неожиданно выпустил из себя ноги и порысил в лес, чтобы через пару сотен ярдов остановиться снова. Погоня длилась несколько часов, но в конце концов Хрун потерял ящик в этих освещенных дьявольским светом туннелях. В целом, неприятная резьба на стенах и время от времени попадающиеся на пути расчлененные скелеты ничуть не путали Хруна. Отчасти это объяснялось тем, что он не мог похвастаться особой сообразительностью, да и воображение у него отсутствовало начисто. Кроме того, странные барельефы и опасные туннели были для него в порядке вещей. Он провел в подобных передрягах значительную часть своей жизни, отыскивая золото, демонов или страдающих девственниц и освобождая оных от хозяев, жизни и по меньшей мере от одной из причин их страданий. Полюбуйтесь, как мягко Хрун прыгает мимо подозрительного входа в туннель. Даже в фиолетовом свете его кожа отливает медью. Его особу украшает большое количество золота в форме ножных и ручных браслетов, но в основном он обнажен, если не считать набедренной повязки из шкуры леопарда. Эту шкуру он раздобыл в насыщенных испарениями лесах Говондаленда, прикончив ее владельца голыми зубами. В правой руке Хрун сжимал магический черный меч по имени Кринг, который был выкован из молнии и обладал душой, но терпеть не мог ножен. Хрун украл этот меч всего три дня назад из неприступного дворца архимандрита Б'Итуни и уже жалел об этом. Кринг начинал действовать ему на нервы. -- Говорю тебе, он свернул в последний проход справа, -- прошипел Кринг голосом, похожим на скрежет клинка о камень. -- Замолчи! -- Я только сказал, что... -- Заткнись! А в это время Двацветок... Заблудился. Впрочем, это он и сам понял. То ли здание было гораздо больше, чем казалось с виду, то ли он забрался в какое-то громадное подземелье, хотя ни по каким ступенькам вроде бы не спускался... То ли внутренние размеры храма не подчинялись чуть ли не самому основному правилу архитектуры -- судя по всему, изнутри храм был больше, чем снаружи. И к чему эти странные светильники? Они имели форму восьмигранных кристаллов, закрепленных через равные промежутки на стенах и потолке. Неприятное свечение, исходящее от них, не столько озаряло, сколько подчеркивало темноту. "А тот, кто вырезал на стене эти барельефы, -- подумал добросердечный Двацветок, -- вероятно, слишком много пил. Годами". С другой стороны, это было захватывающее место. Такое впечатление, будто строители храма буквально повернулись на цифре восемь. Пол представлял собой сплошную мозаику из восьмиугольных плиток, стены и потолки коридора были переломлены так, что, если сосчитать все плоскости, у коридора получалось восемь граней. Даже камни, выглядывающие из-под штукатурки, были восьмигранными. -- Мне это не нравится, -- заметил чертик-живописец из своей коробки, висящей у Двацветка на шее. -- Почему? -- осведомился турист. -- Здесь жутко. -- Но ты же демон. Откуда тебе знать, что жутко, а что -- нет? Что такое "жутко" для демона? -- Ну, -- осторожно сказал чертик, боязливо оглядываясь по сторонам и переминаясь с когтя на коготь. -- Вещи. Всякие штуки. Двацветок смерил его строгим взглядом. -- Какие вещи? Демон нервно кашлянул (демоны не дышат; тем не менее в жизни каждого разумного существа, дышит оно или нет, наступает момент, когда оно нервно кашляет). -- О, вещи, -- с несчастным видом сказал он. -- Дурные вещи. Вещи, о которых не говорят, -- вот что я пытаюсь донести до тебя, хозяин. -- Жаль, Ринсвинд куда-то запропастился, -- устало покачал головой Двацветок. -- Он бы что-нибудь придумал. -- Это он-то? -- презрительно переспросил чертик. -- Он бы и не сунулся сюда. Волшебники на дух не переносят число восемь. - Он виновато прихлопнул лапой рот. Двацветок посмотрел на потолок. -- Что это было? -- осведомился он. -- Ты что-нибудь слышал? -- Я? Слышал? Нет! Ничего! -- отказался демон и, юркнув в коробку, захлопнул дверь. Двацветок постучал по ней. Дверка приоткрылась. -- Как будто камень покатился, -- сообщил турист. Дверь с грохотом хлопнула. Двацветок пожал плечами. -- Наверное, здание разваливается на куски, -- сказал он сам себе и, поднявшись на ноги, крикнул: -- Эй, есть здесь кто-нибудь? ЕСТЬ, Есть, есть, ответили темные туннели. -- Э-ге-гей! -- попробовал он. ЭЙ, Эй, эй. -- Я точно знаю, что здесь кто-то есть, я только что слышал, как вы играете в кости! КОСТИ, Кости, кости. -- Послушайте, я всего лишь... - Двацветок резко замолчал. Причиной этому была яркая светящаяся точка, внезапно возникшая в нескольких футах от его глаз. Она быстро росла и через пару секунд превратилась в крохотную, многокрасочную человеческую фигурку. На этой стадии она начала издавать звук, или, скорее, Двацветок услышал звук, который она издавала все это время. Он был похож на осколок крика, растянутый на одно долгое мгновение. Переливающийся всеми цветами радуги человечек вырос уже до размеров куклы -- между полом и потолком медленно кувыркался искаженный, изломанный силуэт. Двацветок спросил себя, почему ему в голову пришли слова "осколок крика"... и пожалел об этом. Фигурка начала походить на Ринсвинда. Рот волшебника был открыт, а лицо освещено светом -- чего? Чужих звезд, поймал себя на мысли Двацветок. Звезд, которых люди обычно не видят. Он вздрогнул. Поворачивающийся в воздухе волшебник достиг половины человеческого роста. Потом он принялся увеличиваться быстрее, после чего все вдруг смешалось. Последовал порыв ветра, негромкий взрыв; Ринсвинд с криком свалился наземь, крепко ударился об пол, задохнулся, перекатился и, обхватив голову руками, свернулся в тугой комок. Когда пыль улеглась, Двацветок осторожно протянул руку и похлопал волшебника по плечу. Человек-шар свернулся еще плотнее. -- Это я, -- услужливо подсказал Двацветок. Волшебник немного развернулся. -- Что? -- переспросил он. -- Я. Ринсвинд одним движением развернулся и вскочил перед маленьким туристом на ноги, отчаянно вцепившись руками в его плечи. В широко раскрытых глазах волшебника затаилось безумие. -- Не говори это! -- прошипел он. -- Только не произноси вслух, и мы, может быть, выберемся отсюда! -- Выберемся? Как ты сюда попал? Разве ты не знаешь?.. -- Не говори это! Двацветок попятился от психа. -- Не говори! -- Не говорить что? -- Число! -- Число? -- переспросил Двацветок. -- Послушай, Ринсвинд... -- Да, число! Между семью и девятью. Четыре плюс четыре! -- Что, во... Ладони Ринсвинда прихлопнули ему рот. -- Назовешь его, и нам крышка. Лучше даже не думай о нем, ладно? Доверься мне! -- Я не понимаю! -- взвыл Двацветок. Ринсвинд слегка расслабился, хотя скрипичная струна по сравнению с ним была все равно что миска студня. -- Пошли, -- скомандовал он. -- Попробуем выбраться. А я попробую тебе рассказать. После первого Магического периода захоронение гримуаров на Диске начало превращаться в очень серьезную проблему. Заклинание всегда остается заклинанием, даже если его временно заключить в пергамент и чернила. Оно обладает могуществом. Это не столь важно, пока владелец книги жив, но после его смерти свод заклинаний становится источником неконтролируемой энергии, с которой не так-то легко справиться. Короче говоря, чародейные книги испускают магию. Были испробованы различные варианты решения проблемы. Страны, расположенные неподалеку от Края, утяжеляли книги мертвых волшебников свинцовыми пентаграммами и швыряли за Край. Поблизости от Пупа предлагались менее удовлетворительные альтернативы. Одна из них заключалась в том, что провинившиеся фолианты сгружали в контейнеры из отрицательно заряженного октирона и сбрасывали в бездонные глубины моря (после того как некоторые районы выразили недовольство по поводу появления ходячих деревьев и пятиголовых кошек, захоронение гримуаров на суше было запрещено законом). Однако очень скоро магия снова начала просачиваться наружу, и в результате рыбаки стали жаловаться на стаи невидимых рыб и устриц-телепаток. Отчасти эту проблему решило оборудование центров, которые занимались магическими науками. Там имелись большие помещения из денатурированного октирона, непроницаемого для большинства форм магии, и здесь можно было хранить наиболее опасные гримуары, пока их могущество не истощалось. Так в Незримом Университете появился Октаво, величайший из всех гримуаров, прежде принадлежавший Создателю Вселенной. Вот в него-то Ринсвинд однажды и заглянул. Он смотрел на страницу не больше секунды, после чего включились различные охранительные заклятия, однако и этого хватило, чтобы одно из заклинаний выпрыгнуло из гримуара и устроилось под крышкой его черепной коробки, словно жаба под камнем. -- А что было потом? -- спросил Двацветок. -- Меня вытащили. Задали трепку, разумеется. -- И никто не знает, что это заклинание делает? Ринсвинд покачал головой. -- Оно исчезло со страницы, -- сказал он. -- Никто этого не узнает, пока я его не произнесу. Ну или пока не умру. После моей смерти оно вроде как само произнесется. Тогда оно либо вселенную остановит, либо течение Времени прекратит, либо еще что-нибудь вытворит. Двацветок потрепал его по плечу. -- Что толку предаваться мрачным мыслям? -- жизнерадостно заметил он. -- Давай-ка еще раз попробуем поискать выход. Ринсвинд покачал головой. Паника, терзавшая его, несколько отступила. Скорее всего, он уже перевалил за барьер ужаса и сейчас пребывал в том мертвецки спокойном состоянии духа, которое лежит на другой стороне. По крайней мере, язык у него перестал заплетаться. -- Нам конец, -- констатировал он. -- Мы бродим по храму целую ночь. Говорю тебе, это настоящая паутина. Какая разница, в какую сторону идти, если все равно окажемся в центре? -- Во всяком случае, ты пришел за мной, и это было очень любезно с твоей стороны, -- заявил Двацветок. -- Кстати, как ты сюда попал? Зрелище было очень впечатляющим. -- Ну, -- неловко начал волшебник, -- я просто подумал: "Негоже бросать в беде старину Двацветка", и... -- Так что теперь нам нужно найти этого Бел-Шамгарота и все ему объяснить. Может быть, он выпустит нас отсюда, -- сказал Двацветок. Ринсвинд прочистил ухо пальцем. -- Здесь очень забавное эхо, -- заметил он. -- Мне послышалось, ты употребил слова типа "найти" и "объяснить". -- Ну да. Ринсвинд изумленно уставился на озаренного адскими пурпурными отблесками туриста. -- Ты собираешься найти Бел-Шамгарота? -- переспросил он. -- Да. Нам вовсе не обязательно вступать с ним в какие-то отношения. -- Ты хочешь найти Раздирателя Душ и не вступать с ним в отношения? Мы что, просто кивнем ему и спросим, как пройти к выходу? Неужели ты и в самом деле надеешься что-то объяснить Насылателю Восьмммффф, -- вовремя оборвал себя Ринсвинд. -- Да ты чокнутый! -- закончил он. -- Эй! Куда ты? Вернись! Он бросился следом за Двацветком, но тут же со стоном затормозил. Фиолетовый свет резанул по глазам, раскрашивая окружение в новые, неприятные краски. Это был уже не коридор, это было просторное помещение с числом стен, которое Ринсвинд не осмеливался себе представить. Отсюда лучами расходились во... 7а туннелей. В некотором отдалении волшебник увидел невысокий алтарь с таким же количеством граней, сколько дает два, умноженное на четыре. Однако алтарь этот, как ни странно, стоял не в центре зала. Середину палаты занимала здоровенная каменная плита, у которой было в два раза больше сторон, чем у квадрата. Очень массивная на вид плита. В странном фиолетовом свете она казалась слегка наклоненной, и один ее край гордо выступал над окружающими каменными блоками. На плите стоял Двацветок. -- Эй, Ринсвинд! Посмотри, кого я нашел! - По одному из коридоров в направлении зала неторопливо трусил Сундук. -- Замечательно, -- объявил Ринсвинд. -- Прекрасно. Он-то нас и выведет. Немедленно. Двацветок торопливо копался в сундучьих внутренностях. -- Ага, -- откликнулся он. -- Я только несколько картинок сделаю. Сейчас, прилажу вот эту штуковину и... -- Я сказал немедленно... Ринсвинд замолк. В коридоре прямо напротив него стоял Хрун-Варвар, и в его похожем на окорок кулаке был зажат огромный черный меч. -- Ты? -- неуверенно спросил герой. -- Ага. Да, -- кивнул Ринсвинд. -- Если я не ошибаюсь, Хрун? Давненько не виделись. Зачем пожаловал? Хрун ткнул пальцем в Сундук. -- За ним, -- сказал он. Этот долгий диалог истощил все его силы. Наконец, голосом, в котором сочетались утверждение, притязание, угроза и ультиматум, Хрун добавил: -- Мое. -- Сундук принадлежит Двацветку, -- возразил Ринсвинд. -- И вот тебе мой совет. Не трогай ты этот ящик. До него вдруг дошло, что как раз этого говорить не следовало. Хрун отпихнул Двацветка в сторону и потянулся к Сундуку... ...который выпустил из себя ноги и попятился, угрожающе скалясь крышкой. В неверном свете Ринсвинду показалось, что у Сундука вдруг выросло несколько рядов огромных зубов, белых, как отбеленная древесина березы. -- Хрун, -- быстро проговорил он, -- я должен кое о чем тебя предупредить. Хрун повернул к нему озадаченное лицо. -- Что? -- спросил он. -- Насчет чисел. Если ты сложишь семь и один, три и пять или отнимешь два от десяти, то ты получишь число. Пока ты здесь, не упоминай его, и тогда, может быть, у нас появится шанс выбраться отсюда живыми. Или мертвыми, но нормальными. -- Кто это? -- поинтересовался Двацветок. Он держал в руке клетку, выуженную из самых сокровенных глубин Сундука и набитую угрюмыми розовыми ящерицами. -- Я Хрун, -- гордо возвестил Хрун. Потом он посмотрел на Ринсвинда и переспросил: -- Что? -- Просто не называй это число, ладно? -- повторил Ринсвинд. Он посмотрел на меч, зажатый в кулаке Хруна. Меч был абсолютно черным, того оттенка черного, который есть не цвет, но, скорее, могила всех цветов. Вверх по светящемуся слабым октариновым светом клинку шла чрезвычайно витиеватая руническая надпись. Меч, должно быть, тоже увидел волшебника, потому что внезапно заговорил -- голосом, похожим на скрип когтя по стеклу. -- Странно, -- удивился клинок. -- Почему ему нельзя произносить число восемь? ВОСЕМЬ, Совсем, съем, откликнулось эхо. Глубоко под землей послышался слабый-преслабый скрежещущий звук. А эхо, хоть и стало мягче, отказывалось затихать. Его отголоски скакали от стены к стене, снова и снова сталкиваясь между собой. В такт звуку мигал фиолетовый свет. -- Ну вот! -- завопил Ринсвинд. -- Я же предупредил, ни в коем случае не упоминайте число восемь! Он в ужасе замолчал. Что он наделал! Но слово уже вырвалось и присоединилось к своим собратьям в общем перешептывании. Ринсвинд собрался было сделать ноги, но воздух внезапно загустел, как патока. В зале собирался заряд магии, мощнее которого волшебник никогда не встречал. Когда же Ринсвинд медленно, с трудом сдвинулся с места, то за его ногами потянулись повторяющие их очертания хвосты золотистых искр. Позади послышался грохот -- это огромная восьмиугольная плита поднялась в воздух, постояла на ребре и рухнула наземь. Из открывшейся дыры выскользнула черная полоска и обвилась вокруг лодыжки Ринсвинда. Он завопил и тяжело шмякнулся на вибрирующие мозаичные плитки. Щупальце начало подтягивать его к яме. Одновременно рядом с волшебником вырос Двацветок, который попытался схватить его за руки. Ринсвинд отчаянно вцепился в маленького туриста, и они оказались на полу лицом друг к другу. Но все равно Ринсвинд потихоньку продолжал сползать. -- Тебя тоже сцапали? -- задыхаясь, выговорил он. -- Н-нет1 -- ответил Двацветок. -- Что происходит? -- А ты как думаешь? Меня, к примеру, утягивает в колодец! -- О Ринсвинд, мне так жаль... -- Это тебе-то жаль?.. В воздухе что-то запело, словно пила, и хватка на ноге Ринсвинда резко ослабла. Он повернул голову и увидел, что Хрун, пригнувшись, стоит возле ямы, а меч его так и мелькает в воздухе, расправляясь с вылетающими навстречу щупальцами. Двацветок помог волшебнику подняться, и они скорчились у алтарного камня, наблюдая за неистовым варваром, который отважно сражался с тянущимися вверх отростками. -- Это не поможет, -- сказал Ринсвинд. -- Насылатель обладает способностью материализовать щупальца. Что ты делаешь?!! Двацветок лихорадочно прилаживал клетку с притихшими ящерицами к водруженной на треногу коробке для картинок. -- Я просто обязан запечатлеть это, -- пробормотал он. -- Эй, демон, ты меня слышишь? Чертик-живописец открыл крошечную дверцу, бросил быстрый взгляд на происходящее у ямы и снова исчез в коробке. Почувствовав, как что-то коснулось его ноги, Ринсвинд подпрыгнул и раздавил каблуком подбирающееся щупальце. -- Пошли, -- скомандовал он. -- Пора делать ноги. Он схватил Двацветка за руку, но турист уперся. -- Убежать и оставить Хруна наедине с этой тварью? Лицо Ринсвинд а выразило недоумение. -- А почему бы и нет? -- спросил он. -- Это же его работа. -- Но чудовище убьет Хруна! -- Могло быть и хуже, -- заметил Ринсвинд. -- Что? -- На его месте могли оказаться мы, -- логично указал волшебник. -- Пошли! -- Эй! -- тыча пальцем, возмутился Двацветок. -- Оно схватило мой Сундук! И прежде чем Ринсвинд успел его удержать, маленький турист бросился в обход ямы к Сундуку, который волоком тащили по полу, в то время как ящик безуспешно хлопал крышкой на держащее его щупальце. Двацветок начал яростно пинать зловредный отросток. Другое щупальце, вылетев из окружающего Хруна клубка, обхватило варвара поперек туловища. Хрун превратился в неясный силуэт среди все туже затягивающихся колец. На глазах у пораженного ужасом Ринсвинда щупальца вырвали у героя меч и отшвырнули к стене. -- Давай свое заклинание! -- завопил Двацветок. Ринсвинд не шелохнулся. Он не отводил взгляда от твари, что поднималась из ямы. Его внимание приковал огромный глаз, и глаз этот смотрел прямо на него. Одно из щупалец обвилось вокруг пояса волшебника, и он заскулил. В горле поднялись незваные слова заклинания. Ринсвинд, как во сне, открыл рот, придавая заклятию форму первого примитивно-грубого слога. Очередное щупальце, резко выстрелив, обмоталось вокруг его шеи, не давая ему вздохнуть, и поволокло спотыкающегося, ловящего ртом воздух волшебника по полу. Одна из размахивающих рук Ринсвинда задела пробегающий мимо Двацветков иконограф. Ринсвинд инстинктивно схватился за него -- точно так же его предки могли бы схватиться за камень, столкнувшись с бесчинствующим тигром. Вот бы как следует размахнуться и запустить треногой в Глаз... ...Глаз заполнял собой всю вселенную. Ринсвинд почувствовал, что его воля иссякает, словно вода, вытекающая из сита. В прикрепленной к иконографу клетке зашевелились вялые ящерицы. Чисто автоматически -- так человек, которого вот-вот обезглавят, замечает каждую щербинку, каждое пятнышко на плахе палача -- Ринсвинд отметил, что у ящериц несоразмерно большие, голубовато-белые хвосты. К тому же хвосты эти угрожающе пульсировали. Охваченный ужасом, волшебник, которого продолжало тащить к Глазу, обороняясь, поднял иконограф, как вдруг услышал предупреждение чертика-живописца: -- Они уже созрели, больше я их сдерживать не могу. Улыбнитесь, пожалуйста. Вспыхнул... ...настолько белый и яркий свет... ...что, казалось, это и не свет вовсе. Бел-Шамгарот вскрикнул -- его крик начался далеко за нижним пределом слышимости и закончился где-то в Ринсвиндовых внутренностях. Разбросав свою добычу по всему залу, щупальца застыли, как палки, после чего разом взметнулись, закрывая пострадавший Глаз. Вся масса ухнула в яму, и мгновение спустя огромная плита, подхваченная несколькими дюжинами щупалец, с грохотом улеглась на место, оставляя по краям придавленные и бешено мечущиеся конечности подземной твари. Хрун в падении перекатился и, оттолкнувшись от стены, вскочил на ноги. Отыскав свой меч, варвар принялся методично обрубать брошенные на верную смерть отростки. Ринсвинд продолжал лежать на полу, отчаянно пытаясь не сойти с ума. Глухой деревянный звук заставил его повернуть голову. Сундук, приземлившийся на выпуклую крышку, сердито раскачивался и сучил ножками в воздухе. Ринсвинд с опаской огляделся вокруг, отыскивая Двацветка. Маленький турист бесформенной кучей лежал у стены. По крайней мере, стонать он еще мог. Волшебник с усилием подтащился к нему и прошептал: -- Черт возьми, что это было? -- Почему они сработали так ярко? -- завывал Двацветок. -- О боги, моя голова... -- Ярко? -- повторил Ринсвинд, оглядываясь через зал на прикрепленную к иконографу клетку. Сидящие в ней заметно похудевшие ящерицы изучали волшебника с явным интересом. -- Саламандры, -- простонал Двацветок. -- Картинка выйдет передержанной... -- Это саламандры? -- недоверчиво переспросил Ринсвинд. -- Конечно. Стандартная принадлежность. Ринсвинд подковылял к коробке и взял ее в руки. Разумеется, он и раньше видел саламандр, только то были некрупные экземпляры. К тому же они плавали в банке с консервантом в музее биологических диковинок, расположенном в подвалах Незримого Университета. Живые саламандры в окрестностях Круглого моря давным-давно вымерли. Волшебник попытался припомнить то немногое, что он знал об этих ящерицах. Они были магическими существами. И ртов у них не было, поскольку жили они исключительно за счет питательных свойств октарина, содержащегося в солнечном свете Плоского мира и поглощаемого ими через кожу. Остальной солнечный свет они также поглощали, накапливая его в специальных пузырях до тех пор, пока он не выводился наружу обычным способом. Пустыня, населенная саламандрами Плоского мира, превращалась ночью в один сплошной маяк. Ринсвинд опустил клетку с тварями на землю и угрюмо кивнул. Таким количеством октаринового света, сосредоточившегося в храме, саламандры нажрались до отвала, а потом природа взяла свое. Иконограф на треноге бочком подался в сторону. Ринсвинд нацелился его лягнуть и промахнулся. Он начинал испытывать неприязнь к груше разумной. Что-то ужалило его в щеку. Ринсвинд раздраженно отмахнулся. Внезапно он услышал скрежещущий звук, который заставил его обернуться, и голос, похожий на треск шелка, распарываемого разделочным ножом, заявил: -- Это крайне недостойный поступок. -- 3-заткнись, -- ответил Хрун, который, вознамерившись поднять крышку алтаря, использовал Кринга как рычаг. Варвар посмотрел на Ринсвинда и ухмыльнулся. Ринсвинд понадеялся, что эта сведенная судорогой гримаса была ухмылкой. -- Сильная магия, -- прокомментировал Хрун, изо всех сил налегая на стонущий клинок огромной, размером с хорошую отбивную, ладонью. -- Теперь мы делить сокровище, а? Ринсвинд крякнул, почувствовав, как нечто маленькое и твердое впилось ему в ухо. По залу пронесся почти незаметный ветерок. -- A c чего ты взял, что там будут сокровища? -- спросил волшебник. Хрун поднажал, и ему удалось просунуть под камень пальцы. -- Ты находишь пробковые яблоки под пробковой яблоней, -- объяснил он. -- Ты находишь сокровище под алтарями. Логика. Он скрипнул зубами. Камень подлетел вверх и тяжело приземлился на пол. На этот раз что-то очень больно ударило Ринсвинда по руке. Он махнул пятерней и, разжав кулак, взглянул на добычу. Это был обломок камня с пять-плюс-тремя сторонами. Волшебник перевел взгляд на потолок. Он что, так и должен провисать? Хрун, доставая из оскверненного алтаря куски истлевшей кожи, тихонько насвистывал под нос какой-то мотивчик. Воздух потрескивал, флюоресцировал, гудел. Неуловимый ветерок дергал полы балахона волшебника и хлопал ими, поднимая вихри голубовато-зеленых искр. Вокруг Ринсвинда выли и невнятно бормотали безумные, не до конца сформировавшиеся духи, которых протаскивало мимо. Ринсвинд попытался поднять руку. Ее немедленно окружила сверкающая октариновая корона -- это с ревом пронесся поднимающийся магический ветер. Буря мчалась по залу, не тревожа ни единой пылинки, однако веки Ринсвинда она выворачивала наизнанку. В туннелях завывали вихри, их пронзительные, как у банши, вопли бешено метались от камня к камню. Переломившись пополам под напором астральной бури, Двацветок с трудом поднялся на ноги. -- Что здесь творится, черт побери? -- прокричал он. Ринсвинд полуобернулся. Воющий ветер немедленно налетел и чуть не сбил его с ног. Потусторонние смерчи, кружась в потоках воздуха, схватили волшебника за лодыжки. Рука Хруна вылетела вперед и не дала ему упасть. Мгновение спустя волшебник и Двацветок были оттащены под прикрытие разрушенного алтаря и лежали на полу, хватая ртами воздух. Рядом с ними сверкал и искрился говорящий меч Кринг, чье магическое поле было стократно усилено непогодой. -- Держись! -- крикнул Ринсвинд. -- Ветер! -- проорал Двацветок. -- Откуда он взялся? Куда он дует? Он взглянул на лицо волшебника, являвшее собой маску чистого ужаса, и с удвоенной силой вцепился в камни. -- Нам крышка, -- пробормотал Ринсвинд. Над головой трещал и ездил потолок. -- Откуда приходят тени? Вот оттуда и дует этот ветер! На самом же деле -- и Ринсвинд об этом догадывался -- происходило вот что: по мере того как оскорбленный дух Бел-Шамгарота все глубже опускался сквозь нижележащие хтонические уровни, его мрачная сущность, которую высасывало даже из камней, собиралась в области, которая, согласно мнению самых уважаемых жрецов Плоского мира, находится одновременно под землей и Где-то Еще. А на его храм обрушилось разрушительное действие Времени, которое в течение многих тысяч исполненных стыда лет наотрез отказывалось приближаться к этому месту. Но сейчас аккумулированный вес высвободившихся секунд всей тяжестью навалился на ничем не скрепленные камни. Хрун вздохнул, поднимая глаза на расширяющиеся трещины, после чего заложил два пальца в рот и яростно свистнул. Удивительно, насколько громко прозвучал реальный звук по сравнению с псевдозвуком ширящегося астрального водоворота, который формировался в центре огромной восьмиугольной плиты. За звуком последовало глухое эхо, которое, как почудилось Ринсвинду, странно смахивало на стук катящихся странных костей. Потом послышался новый звук, в котором не было ничего необычного. Это был гулкий топот копыт. Боевой конь Хруна проскакал под начавшей потрескивать аркой и с развевающейся от буйных ветров гривой взвился рядом с хозяином на дыбы. Варвар с усилием поднялся на ноги и забросил мешки с сокровищами в подвешенную к седлу сумку. Потом, вскочив на спину животного, он нагнулся, схватил Двацветка за шиворот и перекинул его через луку седла. В тот момент, когда лошадь разворачивалась, Ринсвинд сделал отчаянный прыжок и приземлился прямо за спиной Хруна. Варвар, впрочем, не стал возражать против этого. Лошадь уверенным, тяжелым галопом промчалась по туннелям, перескакивая через внезапные осыпи щебня и ловко уклоняясь от огромных камней, которые летели с прогибающегося потолка. Ринсвинд, продолжая угрюмо цепляться за Хруна, оглянулся назад. Неудивительно, что лошадь так резво перебирала копытами. За ними по пятам сквозь мерцающий фиолетовый свет неслись громадный, зловещего вида Сундук и иконограф, опасно раскачивающийся на треноге. Настолько велика была способность груши разумной повсюду следовать за своим хозяином. Кстати, погребальная утварь мертвых императоров традиционно изготовлялась из древесины именно этой груши... Они достигли открытого пространства за секунду до того, как восьмиугольная арка наконец не выдержала и вдребезги разбилась о мраморные плиты. Вставало солнце. У них за спинами поднялся столб пыли -- это обрушились стены храма, -- но они не оглянулись. А жаль, потому что иначе Двацветок мог бы сделать картинки, необычные даже по стандартам Плоского мира. В дымящихся развалинах что-то зашевелилось. На них словно вырос зеленый ковер. Потом вверх штопором взлетел молодой дубок, разветвляясь по пути, будто взрывающаяся зеленая ракета, и не успели кончики его состарившихся ветвей перестать дрожать, как он уже оказался в центре приличной рощи. Из-под земли, точно гриб, вылетела береза, превратилась во взрослое дерево, сгнила и свалилась в облаке трута посреди пробивающихся к свету потомков. Храм уже превратился в полузасыпанную кучу замшелых камней. Но Время, рванувшись сначала к горлу, теперь приступало к завершению работы. Бурлящая граница между распадающейся магией и вступающей в свои права энтропией с ревом пронеслась вниз по холму, обогнав мчащуюся галопом лошадь. Всадники, будучи созданиями Времени, абсолютно ничего не заметили. Но на зачарованный лес энтропия набросилась с хлыстом столетий наперевес. -- Впечатляет, а? -- заметил чей-то голос у Ринсвиндова колена, пока лошадь трусила сквозь дымку рассыпающейся в прах древесины и опадающих листьев. В голосе слышался потусторонний металлический отзвук. Ринсвинд опустил взгляд на меч Кринг. В его рукоять были вделаны два рубина. У волшебника возникло ощущение, что меч смотрит на него. Расположившись на простирающихся к Краю от леса болотах, они поаплодировали схватке между деревьями и Временем -- схватке, конец которой был предрешен. Это зрелище заменило кабаре -- на самом деле они остановились затем, чтобы поглотить огромного медведя, который неосторожно приблизился к Хруну на расстояние полета стрелы. Ринсвинд внимательно рассматривал варвара поверх своего куска жирного мяса. Хрун, занимающийся геройствованием, кардинально отличался от бражника и гуляки Хруна, который время от времени наезжал в Анк-Морпорк. Сейчас варвар проявлял буквально кошачью осторожность, был ловким, как пантера, и чувствовал себя в своей стихии. "А я ушел живым от Бел-Шамгарота, -- напомнил себе Ринсвинд. -- Фантастика". Двацветок помогал герою сортировать украденные из храма сокровища. По большей части это было серебро, утыканное неприятно-пурпурными камнями. Художественный вкус бывшего хозяина драгоценностей был весьма однообразен: сплошные изображения пауков, осьминогов и обитающих на деревьях октарсеров из пустошей Пупземелья. Ринсвинд упорно пытался не обращать внимания на скрипучий голос у себя под боком. Бесполезно. -- ...А потом я принадлежал