ома. Здесь, наверное, на эти
деньги можно прожить подольше.
-- Раину -- это такая большая золотая монета? -- уточнил Ринсвинд.
-- Ага, -- Двацветок обеспокоено посмотрел на волшебника поверх своих
странных зрительных линз. -- Как, по-вашему, две тысячи -- это приличная
сумма?
-- Аг-ха, -- прохрипел Ринсвинд. -- Я хочу сказать, да, приличная.
-- Вот и здорово.
-- Гм, а в Агатовой империи все такие богатые, как ты?
-- Я? Богатый? Помилуйте меня боги, да с чего вам это взбрело в голову?
Я всего-навсего бедный клерк! Как вы думаете, я не слишком много заплатил
трактирщику? -- вдруг забеспокоился Двацветок.
-- Э-э, он мог бы удовольствоваться и меньшим, -- предположил Ринсвинд.
-- Ладно, в следующий раз буду умнее. Вижу, мне многому предстоит
научиться. Кстати, Ринсвинд, мне в голову пришла одна идейка... Вы случайно
не согласитесь поступить ко мне на службу в качестве... гм, не знаю,
вероятно, в данных обстоятельствах эту должность можно назвать "гидом"? Я
могу позволить себе платить вам один раину в день.
Ринсвинд открыл рот, чтобы ответить, но почувствовал, что слова
застряли в горле и явно не торопятся выходить в мир, который быстро сходит с
ума. Двацветок залился краской.
-- Я вас обидел, -- заметил он. -- С моей стороны было дерзостью
просить об этом такого профессионала, как вы. У вас наверняка множество
проектов, которые ждут своего воплощения. Какое-нибудь высокое волшебство...
-- Да нет, -- слабо пискнул Ринсвинд. -- Как раз сейчас я свободен.
Раину, говоришь? Один раину в день. Каждый день?
-- Наверное, в сложившихся обстоятельствах мне следует предложить вам
полтора раину. Плюс, конечно, все издержки.
Волшебник, совершив невозможное, овладел собой.
-- Подойдет, -- кивнул он. -- Я согласен.
Двацветок достал из сумки большую золотую кругляху, взглянул на нее и
положил обратно. Ринсвинду не удалось рассмотреть ее как следует.
-- Думаю, -- сказал турист, -- что сейчас мне не помешает немного
отдохнуть. Путешествие было долгим. Надеюсь, вы сможете вернуться сюда в
полдень, и мы тогда осмотрим город?
-- Заметано.
-- Тогда, пожалуйста, будьте так добры, попросите трактирщика, чтобы он
показал мне мою комнату.
Ринсвинд выполнил это поручение и проводил взглядом нервничающего
Пузана, которой, примчавшись галопом из задней комнаты, повел гостя вверх по
деревянной лестнице, расположенной за баром. Спустя несколько секунд Сундук
тоже поднялся на ноги и затопал следом за хозяином.
Волшебник опустил глаза и уставился на шесть больших монет у себя на
ладони. Двацветок настоял на том, чтобы заплатить ему за первые четыре дня
вперед.
Хью кивнул и ободряюще улыбнулся. Ринсвинд тихонько рыкнул на него.
В бытность студентом-волшебником Ринсвинд никогда не получал высоких
оценок по предвидению, но сейчас в его голове запульсировали дотоле не
использованные цепи, и будущее предстало перед ним так явственно, словно
было вытатуировано яркими красками на его зрачках. Меж лопатками у Ринсвинда
засвербило. Он понимал, что благоразумнее всего будет купить лошадь. Это
должна быть быстрая лошадь -- и дорогая. Однако из его знакомых барышников
никто не сможет дать сдачу с целой унции золота. Таких богачей среди
приятелей Ринсвинда просто не было.
Остальные пять монет помогут ему открыть какое-нибудь выгодное дело на
безопасном расстоянии отсюда. Двухсот миль вполне достаточно. Это было бы
благоразумно.
Но что же будет с Двацветком, который останется один-одинешенек в
городе, где даже тараканы за милю чуют золото? Нужно быть настоящим
подонком, чтобы бросить этого чужеземца здесь.
Патриций Анк-Морпорка улыбнулся одними губами.
-- Пупсторонние ворота, говоришь? -- пробормотал он.
Капитан стражи лихо козырнул.
-- Так точно, повелитель. Пришлось пристрелить лошадь, иначе этот гад
отказывался останавливаться.
-- И вот ты здесь. Прямой путь ты избрал, -- отметил патриций, глядя на
Ринсвинда. -- Что скажешь в свое оправдание?
Ходили слухи, что целое крыло дворца патриция заполнено клерками,
которые днями напролет сопоставляют и уточняют информацию, собранную
высокоорганизованной шпионской сетью их хозяина. Ринсвинд никогда не
подвергал сомнению эти слухи. Он взглянул в сторону балкона, тянущегося
вдоль одной из стен аудиенц-зала. Резкий бросок, ловкий прыжок -- и пучок
арбалетных стрел в спину. Он содрогнулся.
Патриций уложил многочисленные подбородки на унизанную кольцами руку и
уставился на волшебника маленькими и жесткими, как бусинки, глазками.
-- Так, посмотрим, -- сказал он. -- Клятвопреступление, кража лошади,
ввод в обращение фальшивых монет -- да, думаю, Арена заждалась тебя,
Ринсвинд.
Ну, это уж слишком...
-- Я не крал лошадь! Я честно ее купил!
-- На фальшивые деньги. Видишь ли, формально это кража.
-- Но эти райну сделаны из чистого золота!
-- Райну? -- Патриций покрутил одну из монет в толстых пальцах. --
Значит, так они называются? Интересно. Но, как ты сам заметил, они не
очень-то похожи на доллары...
-- Конечно, это не...
-- Ага! Сам признался!
Ринсвинд открыл было рот, чтобы возразить, но передумал и сжал губы.
-- Вот именно. И ко всему, естественно, добавляется моральное
оскорбление, сопутствующее трусливому предательству. Ты предал гостя наших
берегов. Стыдись, Ринсвинд!
Патриций неопределенно махнул рукой. Стражники, стоящие у Ринсвинда за
спиной, отступили, а их капитан сделал несколько шагов вправо. Ринсвинд
внезапно почувствовал себя очень одиноким.
Говорят, когда должен умереть волшебник, Смерть приходит за ним сама
(точнее, сам, потому что на Диске Смерть мужского рода), вместо того чтобы
возложить исполнение этой обязанности на кого-нибудь из своих подчиненных,
вроде Болезни или Голода, как оно обычно бывает. Ринсвинд нервно оглянулся,
ожидая увидеть высокую фигуру в черном (кстати, у волшебников, даже
неудавшихся, в дополнение ко всяким палочкам и кристалликам в зрачках
имеются крошечные восьмиугольники, которые позволяют видеть октарин,
основной цвет, по сравнению с которым все остальные цвета -- не более чем
бледные оттенки, вторгающиеся в обычное четырехмерное пространство. Говорят,
что выглядит октарин примерно как светящийся зеленовато-желтый пурпур).
Что за тень мелькнула там, в углу?
-- Но я могу проявить милосердие, -- добавил патриций.
Тень испарилась. Ринсвинд поднял глаза, и на его лице отразилась
безумная надежда.
-- Да? -- выдохнул он.
Патриций снова махнул рукой. Стражники быстренько покинули залу.
Оставшись наедине с верховным правителем двойного города, Ринсвинд немного
пожалел, что они ушли.
-- Подойди сюда, Ринсвинд, -- поманил патриций и указал на вазу со
сладостями, стоящую на невысоком ониксовом столике рядом с троном. --
Засахаренную медузу не желаешь?
-- М-м-м, -- протянул Ринсвинд. -- Нет, пожалуй.
-- А теперь я хочу, чтобы ты очень внимательно выслушал то, что я тебе
скажу, -- дружелюбно произнес патриций. -- Иначе ты умрешь. Очень интересным
манером. Не сразу. И пожалуйста, прекрати ерзать. Поскольку ты где-то в
чем-то волшебник, тебе, конечно, известно, что мы живем в мире, имеющем, так
сказать, форму диска? И что, по слухам, у дальнего края существует
континент, который, несмотря на небольшие размеры, равен по массе всем
мощным пластам земли в нашем полукружии? Согласно древней легенде, это
объясняется тем, что в значительной степени он состоит из золота. Ты знал об
этом?
Ринсвинд кивнул. Кто ж не слышал о Противовесном Континенте? Некоторые
моряки даже верили в эти детские сказки и отправлялись на его поиски. Судьба
таких путешественников была проста: либо они возвращались с пустыми руками,
либо не возвращались вовсе. Должно быть, попадали в пасть к гигантским
черепахам, как считали серьезно настроенные мореплаватели. Потому что
Противовесный Континент был не более чем радужным мифом.
-- На самом деле этот континент существует, -- продолжал патриций. --
Хоть он и не состоит из золота, этот металл довольно распространен в тех
краях. Большая часть массы континента приходится на долю обширных залежей
октирона, расположенных глубоко в земной коре. И для такого проницательного
ума, как твой, должно быть очевидным, что существование Противовесного
Континента представляет смертельную угрозу для нашего народа... -- Он
остановился, глядя в раскрытый рот Ринсвинда. Вздохнул. -- Ты, случайно, не
потерял нить моих рассуждений? -- уточнил он.
-- Аг-ха, -- кашлянул Ринсвинд, сглотнул и провел языком по губам. --
То есть нет. Я имею в виду... ну, в общем, золото...
-- Понятно, -- ласково кивнул патриций. -- Возможно, ты считаешь, что
стоило бы отправиться на Противовесный Континент и привезти оттуда целый
корабль золота?
Ринсвинд заподозрил какой-то подвох.
-- Да? -- рискнул он.
-- Тогда представь себе, что у каждого человека на берегах Круглого
моря появится собственная гора золота. Хорошо это будет или плохо? И что
случится потом? Подумай как следует.
Ринсвинд наморщил лоб и подумал.
-- Мы все станем богатыми.
Температура в помещении резко понизилась. Очевидно, предположение
Ринсвинда оказалось неверным.
-- Что ж, могу сказать тебе, Ринсвинд, что между правителями Круглого
моря и императором так называемой Агатовой империи существуют некие связи,
-- продолжал патриций. -- Только связи эти весьма тонки. Нас с Империей
почти ничего не связывает. То, что есть у нас, им не нужно, а то, что
имеется у них, мы не можем себе позволить. Это очень старая империя,
Ринсвинд. Старая, хитрая, жестокая и очень-очень богатая. Так что лишь время
от времени мы обмениваемся скупыми посланиями. С помощью альбатросовой
почты.
Одно такое письмо пришло сегодня утром. Некий подданный императора вбил
себе в голову посетить наш город. Похоже, им всецело завладела мечта
побывать у нас. Только сумасшедший согласится снести все тяготы путешествия
по Заворотному океану ради того, чтобы посмотреть на какой-то там городишко.
И тем не менее.
Он высадился сегодня утром. Он мог бы встретить великого героя,
искуснейшего из воров или выдающегося ученого мудреца. Но он встретил тебя.
Мало того, он нанял тебя гидом. И ты, Ринсвинд, станешь у этого зрителя
гидом. Ты позаботишься о том, чтобы Двацветок вернулся домой под большим
впечатлением от нашей небольшой родины. Что ты на это скажешь?
-- Э-э, спасибо, повелитель, -- обреченно промямлил Ринсвинд.
-- Однако есть еще одно обстоятельство. Очень не хотелось бы, чтобы с
нашим маленьким гостем случилось что-нибудь непредвиденное. Да помилуют нас
боги, если он, к примеру, случайно умрет. Это будет бедствием для всей нашей
страны, поскольку Агатовый император заботится о своих подданных и может
стереть нас с Диска одним мановением руки. Простым мановением. А что тогда
будет с тобой, Ринсвинд!.. Мы не станем дожидаться прибытия огромного
наемного флота Агатовой империи. Эти несколько недель мои слуги будут
вплотную заниматься твоей персоной в надежде, что мстительные капитаны,
добравшись сюда, сменят гнев на милость при виде твоего еще шевелящегося
тела. Существуют определенные заклинания, которые способны помешать жизни
разлучиться с телом, как бы плохо с последним ни обращались... О, вижу по
твоему лицу, что на тебя наконец-то снизошло озарение.
-- Аг-ха.
-- Извини, не расслышал.
-- Да, повелитель. Я, э-э, обо всем позабочусь, то есть постараюсь
позаботиться, я хочу сказать, попробую приглядеть за ним и прослежу, чтобы
он не попал в беду.
"После чего мне можно будет наниматься жонглировать снежками в
преисподней. Думаю, у меня получится", -- горько проговорил он внутри своего
черепа.
-- Грандиозно! Насколько мне известно, между тобой и Двацветком уже
установились дружеские отношения. Превосходное начало. Когда он целым и
невредимым вернется к себе на родину, вот увидишь, я в долгу не останусь.
Скорее всего, я даже сниму с тебя обвинения. Спасибо, Ринсвинд. Можешь идти.
Ринсвинд решил не заикаться о том, чтобы ему вернули оставшиеся пять
райну. Он осторожно попятился.
-- Да, вот еще что, -- спохватился патриций в тот момент, когда
волшебник нащупал дверную ручку.
-- Слушаю, о повелитель, -- с замиранием сердца отозвался Ринсвинд.
-- Надеюсь, ты не станешь помышлять о том, чтобы ускользнуть от своих
обязанностей и сбежать из города. По-моему, ты прирожденный горожанин. Кроме
того, можешь не сомневаться, правители остальных городов будут ознакомлены с
содержанием нашего разговора еще до наступления сумерек.
-- Уверяю тебя, господин, такая мысль и в голову мне не приходила.
-- Неужели? Тогда на твоем месте я подал бы на свое лицо в суд. За
клевету.
Ринсвинд со всех ног помчался в "Порванный Барабан" и подоспел как раз
вовремя, чтобы столкнуться с человеком, который решил выйти из трактира
спиной вперед и очень быстро. Торопливость незнакомца отчасти объяснялась
торчавшим у него в груди копьем. Издав горлом громкий булькающий звук,
неудачливый клиент "Барабана" свалился к ногам волшебника.
Ринсвинд осторожно заглянул в дверь и тут же дернулся обратно, когда
мимо него, словно куропатка, просвистел тяжелый метательный топорик.
Второй осторожный взгляд подсказал Ринсвинду, что никто в него
специально не целился. В темном помещении "Барабана" кипел настоящий махач,
многие из участников которого уже пребывали в расчлененном виде -- в этом
Ринсвинд убедился с третьего взгляда, внимательно изучив окрестности поля
боя. Ринсвинд шарахнулся от брошенной наудачу табуретки, которая, пролетев
мимо, разлетелась в щепки на другой стороне улицы. Пропустив летящий объект,
Ринсвинд ринулся внутрь.
Благодаря темному балахону, который стал еще темнее от постоянной носки
и нерегулярной стирки, Ринсвинд без труда проник в трактир. В клокочущем
мраке никто и не заметил неясную тень, которая шмыгала от столика к столику.
В какой-то момент один из дерущихся, пошатнувшись, шагнул назад и наступил
на что-то, смахивающее на пальцы. Порядочное количество чего-то, похожего на
зубы, впилось ему в лодыжку. Драчун дико заорал и на мгновение отвлекся --
секундной растерянности вполне хватило, чтобы шпага, выброшенная вперед его
удивленным противником, проткнула растяпу насквозь, насадив как на вертел.
Ринсвинд, посасывая ободранную руку, на полусогнутых добрался до
лестницы. В перила над его головой с глухим стуком вонзилась арбалетная
стрела, и волшебник тихонько заскулил.
На одном дыхании он взлетел по ступенькам, стараясь не думать о том,
что следующий выстрел попадет в цель.
Наверху, в коридоре, он выпрямился. Жадно хватая ртом воздух, Ринсвинд
огляделся по сторонам и обнаружил, что весь пол вокруг усеян трупами.
Какой-то чернобородый здоровяк, сжимающий в руке окровавленный меч, дергал
за дверную ручку одной из комнат.
-- Эй! -- взвизгнул Ринсвинд.
Здоровяк обернулся. Почти рассеянным движением он вытащил из-за
перевязи короткий нож и метнул его в волшебника. Тот быстро пригнулся. Сзади
раздался короткий вскрик, и, схватившись за горло, целившийся в Ринсвинда
стрелок выронил арбалет.
А чернобородый уже тянулся за другим ножом. Ринсвинд дико заозирался по
сторонам, после чего, внаглую импровизируя, встал в чародейственную позу.
Вскинув руки, он проорал:
-- Асонити! Кайорача! Безлблор!
Чернобородый замешкался, и его глаза нервно забегали по сторонам в
ожидании чуда. Догадка, что чуда, скорее всего, не случится, осенила
здоровяка в тот самый момент, когда Ринсвинд, неистовым вихрем промчавшись
по коридору, лягнул его прямо в пах.
Пока соперник орал и хватался за раненые достоинства, волшебник
проворно юркнул в комнату, захлопнул за собой дверь и, задыхаясь, привалился
к ней спиной.
Внутри было тихо. На низеньком ложе мирным сном спал Двацветок. А у
подножия кровати стоял Сундук.
Ринсвинд по инерции сделал несколько шагов вперед -- алчность влекла
его вперед как на колесиках. Сундук был открыт. Внутри него лежали мешочки,
и в одном из них Ринсвинд углядел блеск золота. На мгновение жадность взяла
верх над осмотрительностью, и волшебник осторожно протянул руку... но что
толку? Ему все равно не суждено насладиться властью золота. Он неохотно
убрал руку и, к своему удивлению, увидел, что откинутая крышка Сундука еле
заметно затрепетала. Вроде бы она слегка изменила положение, словно ее
качнуло сквозняком...
Ринсвинд посмотрел на свои пальцы, потом на крышку. Она выглядела
тяжелой и была окована медными полосами. Вряд ли она так легко
захлопывается.
Да и сквозняка никакого нет.
-- Ринсвинд!
Двацветок спрыгнул с кровати. Волшебник отскочил назад, выдавливая на
лицо улыбку.
-- Дружище, ты как раз вовремя! Мы только пообедаем, а потом ты
наверняка предложишь мне великолепную программу на сегодняшний день!
-- Э-э...
-- Вот и замечательно!
Ринсвинд сделал глубокий вдох.
-- Послушай, -- с отчаянием в голосе сказал он, -- давай поедим
где-нибудь в другом месте. Здесь внизу была небольшая драчка.
-- Трактирная потасовка? Почему ты меня не разбудил?
-- Ну, видишь ли, я... Что?!!
-- Ринсвинд, мне казалось, что сегодня утром я достаточно ясно
выразился. Я хочу увидеть подлинную морпоркскую жизнь -- рынок рабов, Шлюшьи
Ямы, Храм Мелких Богов, Гильдию Попрошаек... и настоящую трактирную
потасовку. -- Вдруг в голос Двацветка закралась подозрительная нотка. -- У
вас ведь такое случается? Ну, когда люди раскачиваются на люстрах, фехтуют
на столах. Как раз в подобного рода потасовках обожают принимать участие
Хрун-Варвар и Хорек. Как ты не понимаешь, это же так волнующе!
Ринсвинд тяжело опустился на кровать.
-- Ты в самом деле хочешь увидеть драку? -- спросил он.
-- Да. А что в этом плохого?
-- Ну, во-первых, посторонних в драках имеют обыкновение калечить.
-- О, я ж не предлагаю участвовать в ней. Я просто хочу взглянуть на
потасовку со стороны. Хочу посмотреть на ваших знаменитых героев. Они ведь у
вас есть? Надеюсь, это не выдумка портовых сплетников? -- Теперь, к
удивлению волшебника, голос Двацветка звучал почти умоляюще.
-- О да. Героев у нас хватает, -- торопливо подтвердил Ринсвинд. Он
нарисовал в уме образы нескольких таких героев и передернулся.
Все герои Круглого моря рано или поздно проходили через ворота
Анк-Морпорка. Большинство из них были выходцами из варварских племен,
обитающих ближе к промерзшему насквозь Пупу. Эти племена выращивали своих
героев вроде как на экспорт. Почти у каждого такого воителя имелся волшебный
меч весьма грубой ковки, необузданные гармонии которого, распространяясь по
тонкому плану, сводили на нет все точные эксперименты в области прикладного
колдовства. Однако лично Ринсвинд против этого ничего не имел -- героев он
невзлюбил совсем по другой причине. Он прекрасно понимал, что в магии он --
ноль без палочки, и его ничуть не волновал тот факт, что простого появления
героя у городских ворот бывает достаточно, чтобы по всему Кварталу
Волшебников начали лопаться реторты и материализовываться демоны. Нет, что
ему не нравилось в героях, так это их обыкновение быть самоубийственно
мрачными в трезвом виде и человекоубийственно буйными в пьяном. К тому же
героев было чересчур много. На некоторых наиболее прославленных и
подвигообильных территориях в разгар сезона царило настоящее столпотворение.
Поговаривали о том, что пора бы вывесить расписание явки героев на место
свершения подвига.
Ринсвинд почесал нос. Единственными героями, для которых у него всегда
находилось время, были Бравд и Хорек, -- правда, на данный момент эта
парочка в городе отсутствовала. Они да еще Хрун-Варвар, который, согласно
стандартам Пупземелья, считался чуть ли не академиком, поскольку умел
думать, не шевеля при этом губами. Хрун, по слухам, бродил сейчас где-то по
вращению от города.
-- Послушай, -- сказал наконец волшебник. -- А ты вообще встречался
когда-нибудь с варварами?
Двацветок отрицательно покачал головой.
-- Этого я и боялся, -- вздохнул Ринсвинд. -- Видишь ли, они...
С улицы послышался топот бегущих ног. Внизу раздался дружный рев
голосов -- судя по всему, прибыли свежие силы. Последовала какая-то кутерьма
на лестнице. Дверь распахнулась прежде, чем Ринсвинд успел собраться с
мыслями и выпрыгнуть в окно.
Он ожидал увидеть обезумевшего от жадности и крови грабителя, но вместо
этого обнаружил перед собой круглую раскрасневшуюся физиономию сержанта
стражи. Ринсвинд снова начал дышать. Ну конечно. Стражники всегда вели себя
очень осторожно и не вмешивались раньше времени в потасовку -- дрались они
только тогда, когда численный перевес был на их стороне.
Кроме того, бывшим стражникам платили пенсию, так что на эту работу
нанимались осторожные, вдумчивые люди.
Сержант свирепо зыркнул на Ринсвинда, а затем с интересом вгляделся в
Двацветка.
-- Значит, здесь все в порядке? -- спросил он.
-- О, все замечательно, -- откликнулся Ринсвинд. -- А вас, видно,
задержали неотложные дела?
Сержант пропустил его насмешку мимо ушей.
-- Значит, это и есть чужестранец? -- уточнил он.
-- Мы как раз собирались уходить, -- быстро сказал Ринсвинд и перешел
на тробский язык. -- Двацветок, думаю, нам следует пообедать в каком-нибудь
другом трактире. Мне известна пара местечек...
Он собрал весь апломб, на какой был только способен, и важно
прошествовал в коридор. Двацветок последовал за ним. За их спинами сержант
издал странный полузадушенный хрип -- прямо на его глазах Сундук захлопнул
крышку, поднялся на ножки и, потянувшись, отправился догонять хозяина.
Внизу стража вытаскивала из комнаты трупы. Уцелевших не было. Стражники
по заботились об этом, предоставив всем выжившим возможность удрать через
заднюю дверь -- искусный компромисс между осторожностью и справедливостью,
который выгоден всем заинтересованным сторонам.
-- Что это за люди? -- поинтересовался Двацветок.
-- Ну, знаешь ли... Люди какие-то, -- ответил Ринсвинд. Но прежде чем
он успел захлопнуть рот, некая часть его мозга, которой явно нечего было
делать, захватила контроль над его языком и добавила: -- Вообще-то, это
герои.
-- Да ну?
Если ваша нога увязла в Серых Миазмах Х'рулла, лучше не мучаться, а
шагнуть в топи второй ногой и благополучно пойти ко дну. Ринсвинда понесло.
-- Говорю тебе, этого зовут Эриг Силавруке, того -- Черныш Зенелл...
-- А Хрун-Варвар здесь? -- спросил Двацветок, с энтузиазмом вертя
головой. Ринсвинд глубоко вздохнул.
-- Да, вон он, у нас за спиной, -- сказал он. Эта ложь была настолько
чудовищной, что расходящиеся от нее круги распространились по одному из
нижних тонких планов и дошли аж до Квартала Волшебников, расположенного за
рекой. Там, натолкнувшись на постоянно витающую над кварталом завесу
чародейской силы, круги лжи набрали ужасающую скорость и отразились прямо за
Круглое море. Одна гармоника дошла до самого Хруна, который в тот момент
рубился с парочкой гноллей на узенькой тропке высоко в горах Кадерака, и на
мгновение вызвала у варвара необъяснимое смятение чувств.
Двацветок тем временем откинул крышку Сундука и торопливо вытащил на
свет увесистую черную штуковину кубической формы.
-- Фантастика! -- воскликнул он. -- Дома ни за что не поверят!
-- О чем это он? -- с сомнением спросил сержант.
-- Радуется, что вы нас спасли, -- пояснил Ринсвинд и искоса взглянул
на черную коробку, приготовившись к тому, что она либо взорвется, либо
начнет издавать странные музыкальные звуки.
-- А-а, -- протянул сержант. Он тоже, не отрываясь, смотрел на коробку.
Двацветок одарил их жизнерадостной улыбкой.
-- Мне хотелось бы запечатлеть это событие. На память, -- сказал он. --
Ринсвинд, не мог бы ты попросить героев встать вон там, у окна? Это не
займет много времени. И... э-э... Ринсвинд?
-- Да?
-- Полагаю, тебе известно, что это такое? -- прошептал ему на ушко
Двацветок, встав на цыпочки.
Ринсвинд уставился на коробку. У нее имелся круглый стеклянный глаз,
зияющий посредине одной из сторон, и рычажок сзади.
-- Не сказал бы, -- признался он.
-- Это приспособление для быстрого изготовления картинок, -- объяснил
Двацветок. -- Сравнительно недавнее изобретение. Я весьма горжусь им, но,
понимаешь ли, я боюсь, что эти джентльмены станут... э-э, я имею в виду,
они, может, будут... ну вроде как возражать. Ты не мог бы разъяснить им, что
к чему? Разумеется, я оплачу их потерянное время.
-- В этой коробке сидит демон, который рисует картинки, -- коротко
перевел Ринсвинд. -- Делайте, что говорит этот псих, и он даст вам золота.
Стражники нервно улыбнулись.
-- Ринсвинд, я хотел бы, чтобы ты тоже был запечатлен на картинке. Вот
так, прекрасно.
Двацветок вытащил уже знакомый волшебнику золотой диск, прищурившись
взглянул на поверхность кругляша, потом пробормотал: "Думаю, тридцати секунд
будет в самый раз" -- и оживленно скомандовал:
-- Улыбнитесь, пожалуйста!
-- Улыбайтесь, -- прохрипел Ринсвинд. Из коробки раздалось жужжание.
-- Готово.
Высоко над Диском парил второй альбатрос. Он летел так высоко, что его
безумные оранжевые глазки видели весь Плоский мир -- и даже все огромное,
сверкающее Круглое море. К одной из ног птицы была привязана желтая почтовая
капсула. Далеко внизу, невидимый за облаками, альбатрос, доставивший
патрицию Анк-Морпорка первое письмо, неторопливо взмахивал крыльями,
возвращаясь домой.
Ринсвинд изумленно смотрел на маленький стеклянный квадратик. Это
действительно он -- крошечная фигурка, совсем такая, как в жизни. Стоит на
фоне группы стражников, лица которых сведены перекошенными от страха
ухмылками. Толпящиеся вокруг Ринсвинда люди вытянули шеи, заглядывая ему
через плечо, и загудели в бессловесном ужасе.
Ухмыляющийся Двацветок извлек из кошелька пригоршню мелких монеток по
четверти райну и подмигнул волшебнику.
-- У меня были похожие проблемы, когда я останавливался на Коричневых
островах, -- сообщил он. -- Тамошние жители посчитали, что иконограф крадет
у них частичку души. Это ж смех, да и только!
-- Аг-ха, -- отозвался Ринсвинд, а потом поскольку одного "аг-ха" было
как-то маловато для поддержания разговора, добавил: -- Однако, по-моему, я
здесь не очень на себя похож.
-- Обращаться с ним очень легко, -- продолжал Двацветок, пропуская его
замечание мимо ушей. -- Смотри, тебе нужно всего-навсего нажать эту кнопку.
Все остальное иконограф сделает сам. Сейчас я встану вот здесь, рядом с
Хруном, а ты снимешь меня на картинку.
Монеты непонятным, ведомым только золоту образом успокоили возбуждение
собравшихся, и через полминуты Ринсвинд с удивлением обнаружил, что держит в
руке миниатюрный стеклянный портрет Двацветка. Маленький турист размахивал
огромным зазубренным мечом и улыбался так, словно сбылись все его мечты.
Они пообедали в небольшой харчевне рядом с Медным мостом; Сундук все
это время просидел под столом. Еда и вино, значительно превосходящие по
качеству то, чем обычно довольствовался Ринсвинд, помогли волшебнику отчасти
расслабиться. Все не так уж и плохо, решил он. Чуть-чуть изобретательности,
немножко смекалки -- вот и все, что нужно.
Двацветок, казалось, тоже о чем-то размышлял.
-- Видно, трактирные потасовки довольно обычная вещь в этих краях... --
задумчиво глядя в кубок, сказал он.
-- О, очень даже обычная.
-- И наверное, постоянно страдает меблировка, бьется утварь?
-- Мебли... а, понял. Ты имеешь в виду лавки и все такое прочее. Да,
скорее всего.
-- Это, должно быть, очень огорчает трактирщиков?
-- Я как-то никогда об этом не думал. По-моему, это их профессиональный
риск.
Двацветок задумчиво посмотрел на волшебника.
-- Здесь я, возможно, смогу помочь, -- сообщил он, -- риск -- это мое
ремесло. Послушай, тебе не кажется, что эта пища чуть-чуть жирновата?
-- Ты сам сказал, что хочешь попробовать типичную морпоркскую еду, --
напомнил Ринсвинд. -- Так что ты там говорил насчет риска?
-- О, про риск я знаю все. Это моя работа.
-- Я так и думал, что ты сказал именно эти слова. В первый раз я им
тоже не поверил.
-- Нет, лично я риску никогда не подвергаюсь. Пожалуй, самое
захватывающее приключение в моей жизни случилось со мной, когда я опрокинул
чернильницу. Нет, я оцениваю риск. Изо дня в день. Тебе известно, какова
вероятность того, что в районе Красного Треугольника в Бес Пеларгике
случится пожар? 1 к 538. Это я сам сосчитал, -- с оттенком гордости добавил
он.
-- За... -- Ринсвинд попытался подавить отрыжку, -- зачем? Прости.
Он подлил себе еще вина.
-- Затем, чтобы... -- Двацветок внезапно умолк. -- Я не могу передать
это на тробском, -- объяснил он. -- По-моему, у тробийцев нет такого слова.
На моем языке это называется...
Он выдал набор чужеземных слогов.
-- "Страх-и-в-ванне",-- повторил Ринсвинд. -- Вот чудное слово. И чего
оно значит?
-- Ну, допустим, у тебя есть судно, груженное, скажем, золотыми
слитками. Оно может попасть в шторм или подвергнуться нападению пиратов. Ты
не хочешь, чтобы это случилось, и поэтому берешь "пол-лисы" для
"страх-и-в-ванне". На основе прогнозов погоды и данных о пиратстве за
последние двадцать лет я вывожу вероятность того, что груз пропадет, затем
прибавляю кое-что, а потом ты платишь мне некоторую сумму, рассчитанную на
основе этой вероятности...
-- ...и кой-чего... -- подчеркнул Ринсвинд, торжественно подняв палец.
-- После этого, если груз действительно пропадает, я возмещаю тебе
убыток.
-- Возмечтаешь?
-- Плачу тебе стоимость груза, -- терпеливо растолковал Двацветок.
-- А, понял. Это нечто вроде пари, да?
-- Пари? Ну, в чем-то похоже.
-- И ты зарабатываешь деньги этим " страхом-и-в-ванне "?
-- Конечно. Это дает проценты с вкладов.
Ринсвинд, нежась в теплом желтоватом сиянии, которым его окутало
выпитое вино, попытался представить себе "страх-и-в-ванне" в терминах
Круглого моря.
-- П'моему, я не п'нимаю этот "страх-и-в-ванне", -- твердо сказал он,
лениво наблюдая за плывущей перед глазами обстановкой. -- Вот магия -- это
да. Магию я п'нимаю.
Двацветок усмехнулся.
-- Магия -- это одно, а "отраженный шум подземного духа" -- другое, --
сказал он.
-- Чево?
-- Что?
-- Што это за п'тешное слово ты сказал ? -- нетерпеливо переспросил
Ринсвинд.
-- "Отраженный шум подземного духа"?
-- Никогда о таком не шлышал.
Двацветок попытался объяснить. Ринсвинд попытался понять.
Весь день они бродили по городу, расположенному по вращению от реки.
Двацветок, на шее у которого висела на ремешке странная коробка для
картинок, возглавлял шествие. Ринсвинд тащился сзади, время от времени
поскуливая и проверяя, на месте ли его голова.
Вслед за ними пристроилось еще несколько личностей. Жители города, в
котором мирное течение жизни регулярно нарушалось публичными казнями,
дуэлями, драками, распрями волшебников и необычными происшествиями, довели
профессию любопытствующего прохожего до вершин совершенства. Все они, как на
подбор, были высококвалифицированными зеваками. Одним словом, Двацветок с
восторгом делал картинку за картинкой, запечатлевая людей, занятых, как он
это называл, типичной деятельностью. Поскольку вслед за этим монета в
четверть райну, как правило, меняла владельца, компенсируя "причиненное
беспокойство", то вскоре за Ринсвиндом и Двацветком образовался целый хвост
ошеломленных и счастливых новоиспеченных богачей, надеющихся, что этот
псих-чужестранец в конце концов взорвется и на землю прольется настоящий
золотой дождь.
Торопливо собранный в Храме Семирукого Сека совет жрецов и специалистов
по ритуальной пересадке сердца пришел к заключению, что возвышающаяся на
сотню пядей статуя бога представляет собой слишком значительную святыню,
чтобы делать из нее магическую картинку. Однако плата в два райну буквально
ошеломила их и заставила согласиться с тем, что Он, Сек, возможно, не так уж
и свят.
Продолжительная сессия в Шлюшьих Ямах породила на свет большое
количество цветных и очень поучительных картинок, ряд из которых Ринсвинд
припрятал за пазуху для дальнейшего детального изучения частным образом. По
мере того как из его головы улетучивались винные пары, волшебник начал
серьезно задумываться над принципом работы иконографа.
Даже маги-недоучки знают, что некоторые вещества очень чувствительны к
свету.
Может, стеклянные пластинки обрабатываются при помощи некоего
волшебного процесса, который замораживает проходящий сквозь них свет? Во
всяком случае, имеет место быть нечто в этом роде. Ринсвинд и прежде
догадывался, что магия -- не самая лучшая в мире вещь. Обычно его догадки не
подтверждались, и он оставался весьма огорченным.
Тем не менее он все чаще и чаще обращался к Двацветку за позволением
поорудовать коробкой. Чужестранец с превеликой охотой доверял ему иконограф,
поскольку таким образом сам мог присутствовать на картинках. Тогда-то
Ринсвинд и подметил некую странность. Тот, в чьих руках оказывается коробка,
приобретает мистическую власть: каждый, кто предстает перед гипнотическим
стеклянным глазом, покорно повинуется самым бесцеремонным приказам насчет
позы и выражения лица.
Катастрофа разразилась в тот момент, когда Ринсвинд был занят
изготовлением картинок на Площади Разбитых Лун.
Двацветок позировал рядом с обалдевшей торговкой амулетами, а толпа его
новообретенных почитателей с интересом следила, не выкинет ли он
какой-нибудь потешно-сумасшедший фортель.
Ринсвинд опустился на одно колено, чтобы лучше разместить всех на
картинке, и нажал на волшебный рычажок.
-- Ни фига не выйдет. У меня кончилась розовая краска, -- произнесла
вдруг коробка.
Перед глазами Ринсвинда распахнулась незамеченная им прежде дверка.
Оттуда высунулась маленькая, зеленая, покрытая ужасающими бородавками
человекообразная фигурка, ткнула когтем в заляпанную красками палитру,
зажатую в лапе, и принялась орать.
-- Нету розового! Видишь? -- верещал гомункулус. -- И чего толку жать
на рычажок, когда розовой краски нет? А коли тебе хотелось розового, нечего
было делать те картинки с молодыми дамами! Все, приятель, переходим на
черно-белый цвет. Усек?
-- Усек. А то как же. Отчего ж не перейти? -- согласился Ринсвинд.
Ему показалось, что он разглядел в одном из темных уголков коробки
мольберт и крошечную неубранную постель. Он понадеялся, что это ему только
показалось.
-- Ну раз ты все усек, тады пока, -- огрызнулся уродец и хлопнул
дверью. Ринсвинду померещилось приглушенное ворчание и скрип передвигаемого
по полу стула.
-- Двацветок... -- начал было он, поднимая глаза.
Двацветок исчез. Ринсвинд вытаращился на толпу, ощущая, как по спине
путешествуют войска неприятных мурашек. Что-то мягко ткнуло его в поясницу.
-- Повернись -- и не спеши, -- прошуршал, словно черный шелк, чей-то
голос. -- А не то распрощаешься со своими почками.
Толпа с интересом следила за действом. Судя по всему, денек сегодня
выдался тот еще.
Ринсвинд медленно повернулся, чувствуя, как кончик шпаги скребет по
ребрам. В человеке, находящемся на другом конце клинка, он узнал Стрена
Визеля -- вора, жестокого рубаку, кандидата на звание худшего человека в
мире.
-- Здрассте, -- выдавил волшебник. Он заметил, что в нескольких ярдах
пара несимпатичного вида личностей, откинув крышку Сундука, возбужденно
тычет пальцами в мешочки с золотом. Визель улыбнулся. Улыбка на его
изрезанном шрамами лице производила поистине устрашающее впечатление.
-- Я тебя знаю, -- сообщил он. -- Волшебник подзаборный. Что это у тебя
за хреновина?
Ринсвинд вдруг осознал, что крышка Сундука легонько подрагивает, хотя
никакого ветра не было и в помине. Он опустил взгляд и обнаружил, что
по-прежнему сжимает в руках иконограф.
-- Это? Оно картинки делает, -- жизнерадостно объяснил он. -- Вот-вот,
улыбайся вот так! Сейчас, сейчас...
Он быстренько отступил и нацелил коробку.
Визель на мгновение заколебался.
-- Чего-чего?!! -- переспросил он.
-- Во, замечательно, так и стой... -- приказал Ринсвинд.
Бандит еще немного помедлил, а потом, зарычав, занес шпагу для удара.
Сзади раздался громкий лязг и дуэт ужасающих воплей. Ринсвинд не стал
оглядываться из страха перед жуткими вещами, которые он мог увидеть. К тому
времени как Визель снова начал его искать, он очутился уже на другой стороне
площади. Взяв ноги в руки, Ринсвинд набрал ход.
Альбатрос снизился, закладывая широкие, медленные круги, которые
закончились недостойным трепыханием перьев и шлепком, когда он тяжело
плюхнулся на свою платформу в птичьем садике патриция.
Смотритель садика, мирно дремавший на солнышке, едва ли ожидал, что
новое межгосударственное послание придет так скоро, -- ведь прошлая депеша
была доставлена не далее как этим утром. Он рывком вскочил и взглянул вверх.
Несколько минут спустя он торопливо пробирался по коридорам дворца,
сжимая в ладони почтовую капсулу и -- поспешность чревата небрежностью --
посасывая ободранное запястье, сильно пострадавшее от клюва альбатроса.
Ринсвинд, не обращая внимания на доносящиеся из коробки яростные вопли,
с топотом промчался по переулку и перемахнул через высокий забор. Драный
балахон взметнулся вокруг него подобно перьям взъерошенной галки.
Приземлился Ринсвинд во дворе лавки ковровщика, расшвыряв в стороны товар и
клиентов, после чего, рассыпая по пути извинения, шмыгнул в заднюю дверь,
пронесся по другому переулку и вовремя затормозил, угрожающе нависнув над
мутными водами Анка, куда чуть не свалился с разбегу.
Говорят, существуют мистические реки, капля воды из которых способна
лишить человека жизни. Протекающий сквозь двойной город, Анк очень напоминал
одну из таких рек.
Раздававшиеся вдали разъяренные вопли заглушил крик отчаянного ужаса.
Ринсвинд огляделся по сторонам, отыскивая лодку. Хотя бы какой-нибудь выступ
на отвесных стенах, которые возвышались по обе стороны от него...
Он очутился в ловушке.
В его мозгу нежданно-негаданно начало подниматься Заклинание. Сказать,
что Ринсвинд его выучил, было бы неправильно; скорее оно выучило его. Именно
этот эпизод привел к тому, что волшебника с позором выставили из Незримого
Университета -- воспользовавшись тем, что университетский библиотекарь
отвлекся, Ринсвинд на спор осмелился заглянуть в последний сохранившийся
экземпляр Октаво, магического трактата, гримуара, принадлежавшего самому
Создателю. Заклинание соскочило со страницы и немедленно зарылось глубоко в
мозг Ринсвинда, откуда его не смогли выманить даже объединенные усилия
светил факультета медицины. Какое именно это было заклинание, они тоже не
смогли уточнить, объявив во всеуслышание только то, что оно входило в состав
восьми основных заклинаний, которые вплетены в саму ткань пространства и
времени.
С тех пор Заклинание выказывало дурную наклонность ловить момент, когда
Ринсвинд чувствовал себя подавленным или загнанным в угол, и пытаться
произнестись.
Он крепко сжал зубы, но первый слог все же протиснулся в уголок его
рта. Левая рука волшебника непроизвольно взлетела вверх и, повинуясь вихрю
магической силы, начала испускать октариновые искры...
Сундук стремительно вылетел из-за угла; несколько сот его коленок
работали как поршни.
У Ринсвинда отпала челюсть. Заклинание скончалось непроизнесенным.
Сундуку, казалось, ничуть не мешали ни узорчатый ковер, залихватски
перекинутый через крышку, ни вор, чья рука застряла внутри. Мертвый груз в
самом прямом смысле этого слова. Из-под крышки торч