Оцените этот текст:






     -- У нас должно получиться!
     Я   поднял   глаза.   Эти   слова   произнес   симпатичный   великан  с
пронзительными,  как   бриллиант,   горящими  голубыми  глазами.  Он  стоял,
склонившись  над  самым  невероятным  из  всех  приборов,  какие  мне только
приходилось видеть  в своей жизни.  Размером прибор был с телефонную  будку;
его  покрывали всяческие кнопки, переключатели и датчики. Укрепленный сверху
огромный змеевик гудел  и  светился  от энергии,  которая  вырабатывалась  в
расположенной справа, в темном углу, динамо-машине необычной формы.
     Высокий  мужчина  устроился  на  сидении,  свисавшем  с  потолка  нашей
самодельной лаборатории, расположенной в подвале  моего дома в Белгравии.  Я
.стоял под этим сидением и читал ему информацию датчиков.
     Много недель мы работали над этим аппаратом. точнее было бы сказать, он
работал,   потому  что  я  лишь  предоставил  ему  деньги   и  выполнял  его
распоряжения относительно самых простых вещей.
     Встретились  мы сравнительно  недавно во Франции, где  он рассказал мне
странную,  невероятную .историю о своих приключениях -- где бы вы думали? --
на Марсе! Там он  полюбил  прекрасную принцессу из  Варнала,  Города Зеленых
Туманов. Он сражался против гигантов с синей кожей, называемых  аргзунами, и
ему  удалось  спасти  от  их  господства половину  континента,  которую  они
собирались захватить.
     Рассказ о  таких  событиях звучит, конечно, как бред  сумасшедшего  или
безудержные фантазии какого-нибудь краснобая. И все же я ему поверил. И верю
до сих пор.
     Я уже подробно описал нашу первую встречу и что из нее вышло: как Майкл
Кейн, человек,  устраивавшийся сейчас в аппарате над моей головой, про водил
в  Чикаго  специальные исследования  с целью  создания того, что  он называл
"транслятором  вещества",  как   его  первый  опыт  сказался  неудачным  его
перенесло не в другой конец лаборатории, как было запланировано, а на Марс!
     Это  был,  как мы думаем.  Марс далекого прошлого,  Марс,  процветавший
задолго до  того, как  туда  ступила нога  человека. Марс странных  обычаев,
красок, пейзажей, животных.  Марс, на котором воюющие народы  пользовались в
своей борьбе оружие  и  техникой, доставшимися  им от некогда могущественной
цивилизации. Марс, на котором Майкл  Кейн чувствовал себя как дома.  Искусно
владея мечом,  о  мог  сражаться на равных с самыми  лучшими воинами Красной
планеты. Романтик,  задыхающийся  от  скуки  и  однообразия  своего  земного
существования, он был счастлив тем, как судьба распорядилась его жизнью.
     Но  эта же судьба -- на сей раз  в  образе его коллег по лаборатории --
вернула его на  Землю, настоящее, как раз тогда, когда он собирался жениться
на своей возлюбленной с Марса.  В лаборатории в Чикаго устранили неполадки в
транслятор вещества  и перенесли Кейна обратно. Еще секунду назад он  спал в
своей постели на Марсе,  -- и во  он уже смотрит  в улыбающиеся лица коллег,
гордых от того, что, по их мнению, спасли ему жизнь.
     Ни один человек не поверил ему, когда он рассказал о своем путешествии.
Этому блестящему  ученому не поверили, когда он пытался убедить  окружающих,
что  он действительно  был  на Марсе -- Марсе,  существовавшем миллионы  лет
назад!  Его  не  подпускали к  собственному  изобретению,  ему  предоставили
"бессрочный отпуск".  В  отчаянии от того,  что  ему не  суждено  было вновь
увидеть свою любимую,  Майкл Кейн стал путешествовать по  миру -- совершенно
бесцельно, так как  думал  он при этом  только  об  одном  -- о  Вашу, о той
планете, которую мы, земляне, называем Марсом.
     Мы   с  ним  встретились  случайно  в  маленьком  кафе  на  французском
Средиземноморье.  Он  мне  все рассказал, и я  решил  помочь  ему  построить
собственный  транслятор  вещества,  похожий  на  тот, который  был  у него в
лаборатории в Чикаго, чтобы, если повезет, он смог вернуться на Марс.
     И теперь этот аппарат был почти готов!
     --  У нас  должно  получиться!  --  Майкл Кейн повторил эту фразу техо,
словно   про   себя,   продолжая    работать   с   мрачной    решимостью   и
сосредоточенностью.
     Он  рисковал  жизнью.  А если нас постигнет неудача? Возможно, во время
первого  опыта он оказался  на  Марсе случайно?  У  него были  весьма зыбкие
доказательства  в поддержку своей версии  о том, что  та  конечная точка его
путешествия  сквозь  пространство  и  время,   в   которую  он  попал,  была
обусловлена специальной настройкой аппарата. Я  постоянно напоминал  ему  об
этом  --  даже если аппарат  будет работать, у нас был один  шанс из  ста, а
может, из  тысячи, что Майкл  Кейн снова попадет на  Марс. Но  даже  если он
попадет туда, где  гарантия, что окажется  он в том же промежутке времени, в
котором был раньше.
     Он  продолжал настаивать на своей теории, основанной больше на том,  во
что ему очень хотелось  верить, чем на  реальных фактах. И с  этой отчаянной
верой  он трудился,  напрягая все силы: все получится, повторял он, если  он
правильно рассчитает время года, день и географические координаты.
     Он выбрал местечко недалеко от города Сэлзбери, которое, по его мнению,
подходило  как  нельзя  лучше.  А  самым  удачным  временем  будет  половина
двенадцатого ночи завтра. Поэтому мы так спешили.
     Что касается приборов, я был уверен,  что все  в порядке.  Не буду  вас
обманывать, конечно, я в них ничего не понимал, но я верил в характер Майкла
Кейна и его репутацию физика.
     Наконец он оторвался от прибора, в котором возился, и взглянул на меня.
Хотя я хорошо знал его, я никак не мог привыкнуть к сочетанию тоски и огня в
его глазах.
     --  Ну, вот и все, -- сказал он. --  Больше ничего не сделать. Остается
только перевезти транслятор на место. Энергетический блок готов?
     -- Да, -- ответил я, имея  в виду передвижную динамо-машину, которую мы
собирались использовать для того, чтобы снабдить энергией наш транслятор. --
Позвонить в бюро?
     Он  сжал  губы и нахмурился. Спрыгнув  с сидения на  пол, он  посмотрел
вверх -- на творение своего интеллекта,  и  напряжение прошло.  Казалось, он
был доволен.
     -- Да, лучше позвони сейчас, чем утром.
     Я  поднялся наверх  и  позвонил в бюро по  найму,  которое  должно было
прислать  нам  рабочих для того, чтобы  перевезти аппарат  из  моего дома на
выбранное нами место. Рабочие будут у моих дверей рано утром, уверили меня в
бюро.
     Когда я вернулся, Майкл Кейн сидел в кресле и дремал.
     -- Эй, старик, -- сказал я, -- тебе лучше сейчас отдохнуть, а то завтра
у тебя не будет сил, а ты должен быть в форме.
     Он молча кивнул. Я помог ему  добраться до кровати и потом отправился в
свою комнату.
     Наутро приехали рабочие. Майкл Кейн  придирчиво следил за тем,  как они
выносили транслятор и грузили его в свой фургон.
     Мы отправились в Сэлзбери.  Я сидел  за рулем грузовика, к которому был
прикреплен  агрегат,  называемый   Майклом  Кейном   энергетическим  блоком.
Выбранная  нами  площадка для  опыта  была  недалеко от  Стоунхенджа,  этого
старинного  сооружения   из  огромных  каменных  блоков,  которое  считается
древнейшей  астрономической  обсерваторией. На фоне бледного  утреннего неба
гигантские колонны выделялись особенно величественно.
     Мы  привезли  с собой и с  помощью рабочих  установили большую палатку,
чтобы  укрыть аппарат от непогоды и от  любопытных взглядов. После того, как
рабочие  помогли нам, они уехали, получив  от  нас распоряжение вернуться со
своим фургоном утром.
     Ну это был и  денек! Ветер рвал холст палатки, угрожая повалить  ее  на
землю, но Кейн и я  трудились не покладая  рук: мы  собрали  наш  аппарат  и
провели несколько контрольных проверок, чтобы убедиться, что он работает. На
это ушел почти весь день, и когда я отправился включить динамо-машину, чтобы
проверить транслятор, уже опускалась ночь.
     Время шло, и лицо  Майкла Кейна  становилось  все  более решительным  и
суровым.  Он  был  целиком  сосредоточен на предстоящей передаче и постоянно
напоминал мне, что я должен буду сделать. Я и так все хорошо помнил -- нужно
было лишь  проверить, как работают некоторые приборы, и  нажать на некоторые
кнопки.
     Было  почти  половина  двенадцатого,  когда  я  вышел из  палатки.  Дул
порывистый ветер,  небо покрывали рваные облака, из-за них выглядывала луна,
необыкновенно  яркая и  круглая. Ночь была какой-то тревожной. Это была ночь
ожидания чуда.
     Я  немного постоял на улице, покурил. Поеживаясь от прохладного ночного
воздуха  и еще  плотнее  закутываясь  в плащ,  я  подумал,  что  мой мозг от
напряжения последних недель словно оцепенел. А сейчас, когда опыт должен был
вот-вот  начаться, я вдруг испугался -- за Кейна. Если  ничего не получится,
он потеряет если не  жизнь,  то надежду на счастье.  А  потеряв надежду,  он
перестанет быть тем Майклом Кейном, которым я так восхищался.
     Из палатки раздался его голос. Он звал меня.
     Когда я вошел,  я увидел,  что  он тоже  волнуется,  но  не  сильно  --
наверное,  он  очень устал и,  к тому  же, слишком  ясно  сознавал,  чем мог
окончиться для него этот опыт.
     -- Все уже почти готово, Эдвард.
     Я  выплюнул   сигарету  и  взглянул  на  наш  странный  аппарат.  После
подключения к динамо-машине он ожил и сейчас тихонько  гудел. В  укрепленном
над  ним змеевике то вспыхивали, то  гасли рубиново-красные  огни,  от  чего
палатка изнутри выглядела очень  своеобразно. Лицо  Майкла Кейна, освещенное
тем же рубиново-краснъм светом, было прекрасно и возвышенно,  как у существа
неземного, почти бога.
     --  Пожелай  мне счастья, --  он  попытался  улыбнуться. Мы пожали друг
другу руки.
     Он занял место в аппарате, и я наглухо закрыл за ним дверцу. Я взглянул
на часы: осталась всего одна минута. Я не осмеливался  даже подумать  о том,
что я собирался сейчас сделать.
     Секунды шли. Я прочитал информацию с датчика, проверил приборы, еще раз
повторил  про себя  инструкцию.  Протянув руку, я  нажал на одну из кнопок и
повернул выключатель.  Такие  простые действия, но они могли убить  человека
или забросить его на край света.
     Вдруг откуда-то  сверху раздался пронзительный звук, и огоньки забегали
по проводам с лихорадочной быстротой.
     Я знал, в чем было дело. Кейн был в пути.
     Но куда? И в какое время? Может быть, я этого никогда не узнаю.
     Что ж, дело сделано. Я медленно вышел из палатки, зажег сигарету.
     Я  думал о Кейне,  вспоминал его  рассказы  о  приключениях на  древней
Красной планете, о его возлюбленной. Я не переставал спрашивать себя, был ли
я прав, когда поверил ему. Был ли я прав?
     Кроме этих сомнений и страха за Кейна, я испытывал чувство утраты,  как
будто из моей жизни ушло что-то важное. Я потерял друга. И вдруг из  палатки
раздался голос. Как странно, это же был голос Кейна. Однако звучал он как-то
по-новому.
     Итак, у нас ничего не получилось. Аппарат не работал -- Кейн остался на
Земле.  Наверное,  в  вычисления  вкралась  ошибка.  Со  смешанным  чувством
облегчения и тревоги я ворвался в палатку. И снова неожиданность!
     Стоявший у транслятора человек был почти обнажен.
     Это был Кейн, но не тот, с кем я только что, буквально несколько  минут
назад,  простился. В изумлении  я  уставился  на этот  призрак. На  нем были
только кожаные  доспехи,  расшитые необыкновенными, сверкающими драгоценными
камнями,  совершенно мне  не известными. На  широкие  мускулистые плечи  был
наброшен легкий плащ нежно-голубого цвета. На левом боку у него висел меч  с
большим эфесом; он не был вложен в ножны, а  свисал из широкой кожаной петли
на поясе.  На  ногах  были тяжелые  сандалии,  зашнурованные почти до колен.
Волосы,  как я  заметил,  были довольно  длинными. На теле  появились  новые
шрамы.  Он мне  улыбнулся как-то странно  --  как старому приятелю, которого
давно не видел.
     Я узнал его  одежду по  рассказам:  это была одежда пакана --  воина  с
Марса.
     -- Кейн!  --  ахнул  я.  -- Что случилось?  Ты же  исчез  отсюда  всего
несколько  минут назад! -- Я запнулся. Я не мог  ничего больше сказать, лишь
смотрел на него, не отрывая глаз.
     Он подошел ко мне и сжал мое плечо.
     -- Подожди, -- сказал  он твердо.  -- Я объясню. Но  может, вернемся  в
твой дом в Лондоне? Тебе, наверное, опять понадобится магнитофон.
     На  грузовике  с  прицепом,  в  котором  была  наша  динамо-машина,  мы
вернулись в Белгравию.  Как ни трудно было поверить, все это время рядом  со
мной  сидел этот странный,  почти обнаженный человек  с  длинным  клинком  и
необычными украшениями на кожаных доспехах.
     К счастью,  никто не видел,  как мы вошли в  дом. Кейн двигался упругой
походкой, играя крепкими мускулами, -- супермен, полубог, герой из легенды.
     Экономка  моя  живет  в своем  собственном  доме  и  приходит только  в
определенные дни,  чтобы сделать кое-какие дела по  хозяйству, поэтому я сам
приготовил Кейну ужин  и сварил крепкий  черный кофе,  который его, кажется,
очень обрадовал.
     Я включил магнитофон, и он начал  рассказывать. В этой книге я сохранил
все как есть, за исключением своих вопросов и его отступлений, не касающихся
сути дела. Я также опустил некоторую чисто техническую информацию. Итак, вот
что он мне поведал.
     Э. П. Б.
     Честер-Сквер
     Лондон, Ю-3 1
     Апрель 1966

     Глава 1
     Бесплодная равнина
     Устраиваясь в  трансляторе, я  испытывал смутный страх.  Только  в  тот
момент я впервые ясно понял, что я мог потерять.
     Но было поздно.  Ты, Эдвард, сделал то, что от тебя требовалось. У меня
появились знакомые ощущения. Все было  как  во  время первого  опыта, только
сейчас я  не знал,  куда  попаду, ведь, если ты  помнишь, в первый раз я был
уверен, что перемещусь в лабораторию  в другом конце  здания, а вместо этого
оказался на Марсе. Где я окажусь на этот раз? Хоть бы опять на Марсе!
     Перед  глазами стали  появляться пятна неопределенных цветов.  Я  снова
испытал состояние  невесомости.  Потом  я вдруг почувствовал, что связан  со
всем миром, со всей Вселенной, и в то же  время продолжал мчаться через мрак
с  невероятной скоростью. Моя душа не могла больше вмещать все ощущения, и я
потерял сознание.
     На этот раз  я очнулся почти в  полной темноте.  Я лежал  лицом вниз на
холодных жестких  камнях. Вероятно, падая, я немного  ушибся. Я перевернулся
на спину.
     Я был на Марсе!
     Я понял это, едва увидев две марсианские луны. Урну и Гарху -- на языке
Вашу,  --  или Фобос и Деймос, как мы их называем, -- освещали своим тусклым
светом  мрачные  скалы и  скудную растительность.  Унылый пейзаж! На  западе
что-то  сверкнуло:  возможно,  это  лунный  свет  отражался  от  поверхности
какого-то тихого озера или моря.
     На  мне  все еще была одежда,  в которой я сел в кабину  транслятора. В
волны было обращено все, что там оказалось, и сейчас на Марсе я обнаружил на
руке часы, а в кармане -- немного денег.
     Но что-то было не так.
     Я  осторожно сел. Я  все  еще был немного заторможен, но  во мне крепло
подозрение, что случилось что-то серьезное.
     Во время первого эксперимента  аппарат перенес меня  к стенам Варнала в
южной части  Марса. Оттуда же,  "спасая мою жизнь", меня  забрали назад,  на
Землю, мои "братья"-ученые.
     Но эта  бесплодная земля была совершенно непохожа ни на что, когда-либо
виденное мною на Марсе, на моем Марсе!
     Конечно, это был Марс. Где еще могли бы вы увидеть такие две "луны"? Но
Марс, на котором  я побывал во  время  первого опыта, и  Марс, на  котором я
оказался  сейчас,  казалось, существовали в разное  время.  В  первый раз  я
посетил Марс, процветавший в то время, когда на Земле жили мамонты и человек
еще только должен был там поселиться, чтобы стать повелителем.
     Беспомощный  и одинокий,  я  был  в отчаянии. У меня уже  не оставалось
никакой  надежды  на то,  что  когда-нибудь  снова увижу  свою  возлюбленную
Шизалу,  с  которой  был почти  обручен, и проживу  свою  жизнь  счастливо и
покойно в Городе Зеленых Туманов.
     Ночи на Марсе длинные, а эта показалась мне просто  бесконечной.  Когда
наконец рассвело, я встал и огляделся.
     Мой  взор не встретил ничего, кроме моря и скал, сколько я ни озирался.
Насколько мог видеть глаз, вглубь материка от серого моря,  которое, отражая
холодное небо, спокойно и размеренно несло на берег свои волны, простиралась
бесплодная равнина, покрытая рыжевато-коричневыми валунами.
     И мне уже было все равно, в какой период марсианской истории я попал --
задолго до рождения Шизалы или много лет спустя после ее смерти. Я знал лишь
одно:  если я снова  находился на том месте,  где однажды стояли  или  будут
стоять  Варнал.  Город Зеленых Туманов,  и Зовущие горы,  тогда все пропало.
Сейчас там, где  ветер мог бы  перебирать  листву деревьев,  звавших куда-то
путников, он гнал волны  сурового свинцового моря, а  на  месте города  была
огромная неколебимая скала.
     Меня  предали, хотя и  трудно  было объяснить, кто. Кого мог я винить в
том, что  оказался  здесь,  а  не во дворце правителей  Карналии, что  здесь
пытался  справиться  со  своим отчаянием, а  не пьянел от счастья в объятьях
своей возлюбленной.
     Внезапно почувствовав себя смертельно усталым, я вздохнул. Нисколько не
заботясь о том, что будет  со мной, я отправился прочь от моря. Единственной
моей целью было идти и идти  вперед, пока не упаду от усталости и  голода. В
природе  царило  такое  же  опустошение, как и у  меня  в  душе,  охваченной
безысходным отчаянием, в душе, где не осталось ни надежд, ни мечтаний.
     Прошло  часов  пять, или  около сорока марсианских шати,  прежде чем  я
увидел того зверя. Должно быть, он какое-то время за мной наблюдал.
     Я прежде всего заметил его странную  сверкающую шкуру,  отражавшую свет
всеми  цветами  радуги.  Казалось,  зверь  был  сделан  из  особого  липкого
кристаллического вещества,  но это  была лишь видимость. Он был  из  плоти и
крови, каким бы невероятным ни представлялся.
     Высотой зверь  был около двадцати килод -- чуть  больше  шести футов, а
длиной  --  около тридцати  килод.  Он  был  могуч.  В пасти  сверкали,  как
кристаллы, огромные  зубы. У него  был один глаз со множеством граней, как у
других марсианских  зверей, и четыре крепкие ноги, заканчивающиеся  тяжелыми
когтистыми  лапами.  Вместо  хвоста  у  зверя  было  что-то вроде гребня  из
спутавшегося меха.
     Было ясно, что он собирался мной пообедать.
     Перед лицом  опасности  мое  отчаяние  исчезло. У меня не было  оружия,
поэтому я отступил и схватил в обе руки по огромному камню.
     Призвав  на помощь всю свою волю, я повернулся, чтобы встретить лицом к
лицу зверя, который крался за мной, грозно приподнимая свой гребень как бы в
предвкушении обеда.  Глаз не  отрываясь смотрел  на  меня, из  открытого рта
текла желтая слюна.
     Вдруг я закричал и, целясь ему в глаз, бросил первый камень,  следом --
второй. Чудовище издало жалобный крик, в котором  слышались боль и ярость, и
взвилось на задние лапы.
     Я поднял еще два камня  и бросил их зверю в живот. Конечно,  этот  удар
был не таким эффективным, как первый -- в глаз. Зверь снова  встал на задние
лапы и  выжидательно  посмотрел на меня,  а  я  -- на него. Вид у  него  был
зловещий.
     На мгновение мы оба замерли.
     Я медленно  отступил  и,  присев,  провел  рукой  по  земле  в  поисках
"снарядов". Но я нашел всего один камень, больше не было.
     Гребень чудовища дрожал и яростно  ходил  из  стороны  в сторону, пасть
раскрылась  еще  шире, слюна  потекла с  новой силой. Зверь сделал несколько
шагов назад, но я видел: он не  отступает, а лишь  готовится вернее на  меня
наброситься.
     Я попробовал  сделать то, что обычно делают на  Земле люди, оказавшиеся
лицом  к  лицу с  диким зверем.  Закричав что было  сил, я бросился  вперед,
размахивая руками, в одной из которых был камень.
     Я почти врезался в его противную морду.
     Зверь не сдвинулся ни на сантиметр!
     Да-а, попал я в переделку!
     Готовясь дорого отдать свою жизнь, я бросил ему в глаз последний камень
и проскочил мимо. Зверь  вскрикнул, потом крик перешел в жалобное завывание.
Он снова  вскочил  на задние  лапы. Я увидел, как по морде  чудовища потекла
густая кровь. Размахивая передними лапами, выпуская и снова  поджимая когти,
он развернулся на задних лапах.  Я попал в нижнюю  часть глаза, и, возможно,
удар был удачным: рана сильно кровоточила. Однако зверь все еще мог видеть.
     Я наклонился за следующим камнем и в  это время увидел,  что  чудовище,
лязгая зубами, несется на меня.
     Я едва успел отпрыгнуть с его пути, как он развернулся и снова бросился
на меня. Спасения не было!
     Я помню, как лежал  на  камне, пытаясь встать на ноги, каждой клеточкой
тела ощущая,  что на меня через миг навалится эта громада и  в меня вопьются
эти блестящие зубы.
     И  тут  зверь упал на  землю всего  в нескольких сантиметрах  от  меня,
дернулся и затих.
     Что случилось? Сначала я  подумал,  что мой  удар причинил зверю больше
вреда, чем я ожидал, но, когда я встал, то увидел, что  из его спины торчала
длинная тяжелая пика.
     Я оглянулся. Увидев стоящего невдалеке человека,  я снова насторожился.
Это был человек огромного роста -- синий великан, аргзун. Я уже знал, какими
необузданно  жестокими могут они быть, я помнил, как нападали они на  людей,
похожих на меня.
     Этот аргзун был очень хорошо вооружен,  на левом и  правом  боку висели
меч и дубинка. Мускулы у него были весьма внушительными, как и рост -- около
десяти футов.
     Я  оказался в  другом времени,  в  другой эпохе,  это было видно по его
доспехам:  они  были сделаны  не из кожи,  как я  привык  видеть, а из очень
хорошего металла.
     Может  быть,  он спас меня  от смерти, чтобы сейчас  самому  прикончить
меня?  Я уже начал  вытаскивать  его пику  из тела чудовища, чтобы было  чем
защититься, когда великан нападет на меня.
     К  тому  времени,  как он  подошел,  мне удалось  освободить  пику.  Он
улыбнулся и взглянул на меня вопросительно; стоял он подбоченившись и слегка
наклонив голову.
     -- Я готов встретиться с тобой, аргзун, -- сказал я по-марсиански.
     Тогда он  рассмеялся, но  не  тем  животным  смехом,  который  я привык
слышать от аргзунов, а вполне добродушно. Неужели аргзуны так изменились?
     -- Я  видел,  как  ты сражался с  радари, --  сказал  он.  -- Ты  очень
храбрый.
     Устало, ничего но  говоря, я опустил пику. Голос его также был необычен
для аргзунов.
     Он снова улыбнулся, показывая на мою одежду:
     -- Ты почему так укутался? Ты болен?
     Я покачал головой,  уже  начиная смущаться из-за  своей внешности -- по
марсианским меркам  она была  по меньшей мере странной, а также из-за  того,
что принял его за врага.
     -- Меня зовут  Гул Хаджи, -- сказал он. -- А как зовут тебя? Из  какого
ты племени?
     -- Мое  имя  -- Майкл Кейн,  -- сказал  я,  снова  обретая  способность
говорить.  --  Я  не принадлежу  ни к  какому  племени  по рождению, но меня
считают членом своего племени карналы.
     -- Имя довольно странное. Но о карналах я слышал. У них репутация людей
таких храбрых, каким ты только что показал себя.
     -- Прости меня, -- сказал я, -- но ты совсем не похож на аргзуна.
     Он добродушно рассмеялся:
     -- Спасибо. Это потому, что я мендишар.
     Кажется, я что-то  слышал о мендишарах, но не мог вспомнить, что именно
и от кого -- наверное, от Шизалы.
     -- Это Мендишария?
     -- Если бы! К сожалению, нет, но мы от нее совсем недалеко.
     -- А где находится Мендишария относительно Аргзунии?
     -- Моя страна лежит на север от Пещер Мрака. Получается,  что разрыв во
времени был не таким уж большим. Если еще существовали Карналия и аргзунские
Пещеры  Мрака,  подземный мир синих  великанов, тогда  бесплодная  земля, на
которой  мы  сейчас  находились,  не  покрывала,  вероятно, всю  поверхность
планеты.
     Гул Хаджи протянул руку.
     -- Можно я возьму назад свою пику?
     Я виновато улыбнулся и отдал ему его оружие.
     -- У тебя очень усталый вид, --  сказал он. -- Пойдем, здесь недалеко я
остановился  на  привал.  На  обед  можно приготовить  мясо твоего недавнего
врага. -- Он  наклонился, легко  поднял  огромного  зверя и  взвалил его  на
плечо.
     Я  шел рядом, и  ему приходилось  сдерживать шаг,  чтобы  я мог за  ним
поспеть. Ноша его совсем не тяготила.
     -- Я поступил невежливо, -- сказал я. -- Я даже не поблагодарил тебя за
то, что ты спас мне жизнь. Я -- твой должник.
     -- Да ниспошлют тебе небеса возможность отплатить мне, -- сказал  он. Я
уже слышал этот величественный ответ: так принято было отвечать на юге!
     Мы  дошли до  небольшого ручейка  в скалах, рядом с  которым Гул  Хаджи
разбил свою палатку.  Горел костер, от него шел зловонный дым, но Гул  Хаджи
объяснил, что единственное топливо, которое можно было достать в этих краях,
был оксел -- коричневатое, похожее на папоротник растение.
     Пока специальным ножом, висевшим у него за поясом. Гул Хаджи  снимал со
зверя шкуру -- а у него это получалось очень ловко, -- он объяснил, чем были
похожи мендишары и аргзуны. Мне было интересно услышать об  этом, тем более,
что в  своем рассказе он упомянул о событиях из истории Вашу, или Марса, как
эту планету называют земляне.
     Оказывается, в далеком прошлом мендишары  и аргзуны были одним народом,
живущим у моря, из которого, по преданию, они и родились. Они были рыбаками,
морскими торговцами и пиратами, строили  корабли и  добывали инрак -- редких
моллюсков, которых все, кроме самих синих великанов, считали деликатесом.
     Жили  они  в  той части  планеты, которую  все  называли  отдаленной  и
заброшенной. Их  интересы в жизни были  очень  ограниченными и исчерпывались
торговлей с близлежащими странами или набегами на них же.
     Потом началась  Величайшая  война. Гул Хаджи не очень распространялся о
ее причинах и участниках. Он лишь сказал, что шла она между якшами и шивами.
О  шивах я  уже  слышал  -- именно  от  этого  загадочного племени  карналам
досталось много полезных  изобретений.  Я знал,  что  когда-то у  шивов была
могущественная цивилизация, они разбирались в атомной энергии и других столь
же сложных вещах. Их наука находилась на более высоком уровне, чем сейчас на
Земле. До сих пор  в  разных  местах  планеты находят руины их городов.  Как
выяснилось, Гул Хаджи знал о шивах немногим больше меня. Якши и шивы, сказал
он,  развились из одного  рода, но  шивы были значительно  более творческим,
созидающим народом.
     Величайшая война  шла на Вашу десятилетиями. Вскоре о ней услышали даже
синие  великаны, жившие от воюющих народов довольно далеко, а потом они даже
стали  испытывать на себе пагубные последствия  этой войны: многие умерли от
страшной болезни, переносимой ветром.
     Шивы потеснили якшей, и те пришли в страну синих великанов: несмотря на
замечательное оружие, якши были разбиты морально и физически. Горстка  якшей
предложила синим великанам присоединиться к ним для атаки на позиции шивов в
глубине материка, в горах, обещая взамен богатую добычу. Многие согласились,
и  синие  великаны и якши вместе  отправились  в  горы. Очевидно,  они нашли
противников в их подземных пещерах, сделанных в скалах, и атаковали их. Шивы
удерживали свои позиции, пока их не осталось только трое, и  они ускользнули
от врагов  на какой-то  летающей  лодке. Немногие  оставшиеся  в  живых якши
бросились  им  вдогонку,  велев  своим синим  союзникам  ждать  в  горах  их
возвращения.
     Но  якши не вернулись, и  синие великаны заняли подземные пещеры шивов.
Некоторые  из  них  взяли  с  собой  в  поход  женщин, и  теперь  они  стали
устраиваться в новом мире, обживать его и даже, кажется, страна их встала на
путь процветания.  Из  пещер было удобно  совершать  грабительские набеги на
менее  сильные светлокожие народы. Так несколько тысячелетий назад появилась
Аргзуния.
     Сегодняшние мендишары  -- это потомки тех,  кто остался  тогда в  своей
стране и  не пошел с якшами воевать против шивов. Они не принимали участие в
Величайшей войне, а жили торговлей с жителями далеких островов и континента,
лежащего за морем на север от них.
     -- Так было, -- сказал Гул Хаджи, закрепляя мясо на  вертеле над огнем,
-- пока власть не захватили приозы.
     -- А это кто? -- спросил я.
     --  Раньше они были просто королевскими стражниками -- отрядом, который
по  этикету  охранял  дворец нашего  брадхи.  --  Брадхи  был  чем-то  вроде
марсианского   короля;  его   власть  была   наследственной,  но   в  случае
необходимости его  могли сместить и всеобщим голосованием выбрать нового. --
Отряд этот  состоял из  лучших молодых  людей, завоевавших почет  и уважение
всего  нашего племени. Постепенно их  стали идеализировать, люди наделяли их
невероятными, почти магическими способностями. В  глазах простого народа они
были  больше,  чем людьми,  почти богами. Они  могли делать,  что хотели,  и
оставаться  безнаказанными. Около сорока лет назад пьюкан-нара приозов -- то
есть их главный военачальник  -- начал говорить о том, что получает послания
от высших существ.
     Понимая,  что  существование приозов опасно  для  народа,  брадхи и его
совет решили распустить  отряд, но они  забыли о  той власти, которую приозы
получили над  простыми  людьми.  Когда  было объявлено  решение  о  роспуске
отрядов,  ему никто не подчинился. Старого брадхи  сместили,  а  пьюкан-нара
приозов Джевар Бару был  избран  новым  правителем.  Смещенный брадхи и  его
приближенные умерли странной смертью один за другим, их семьи вынуждены были
бежать,  а править  начал новый брадхи -- Джевар Бару. Но его  правление  не
делало людей счастливыми. Атмосфера в стране стала нездоровой.
     -- Как это? -- спросил я.
     -- Приозы возродили в умах  мендишаров прежние предрассудки и суеверия.
Они  объявили  себя  ясновидящими  и возвещали о  разного рода  "чудесах"  и
"посланиях" от "высших  существ".  Они сделали ставку на религию в  ее самом
худшем, самом примитивном проявлении.
     Я  хорошо  понимал,  о чем он  говорил: и  в нашей земной истории  были
подобные случаи.
     --  Сейчас  у  власти  находится  клика  воинов,  которые  одновременно
являются и священниками. Они выдаивают из народа его богатства, -- продолжал
Гул  Хаджи.  --  Многие  простые  люди  недовольны. Но  Джевар  Бару  и  его
"сверхчеловеки"  имеют  над народом  полную власть,  и  те, кто осмеливается
открыто   высказывать  свое  недовольство,   оказываются   непосредственными
участниками варварского ритуала жертвоприношения,  -- конечно, в виде жертвы
на центральной  площади нашей столицы, Мендишарлинга, у избранных для  этого
ритуала мужчин и женщин вырывают из груди сердце.
     Я вздрогнул от отвращения.
     -- А какова твоя роль в этих событиях? -- спросил я его.
     -- Довольно важная, -- ответил он. --  Готовится восстание,  бунтовщики
ожидают  сигнала в маленьких деревеньках в горах недалеко  от Мендишарлинга.
Нужен только человек, который сплотил бы их и повел против приозов.
     -- И где этот человек?
     -- Это я, -- сказал Гул Хаджи. -- Надеюсь, я оправдаю их доверие. Я  из
рода  последнего  брадхи,  мой отец был  убит по приказу  Джевара Бару.  Моя
семья, преследуемая приозами, скиталась по пустыням, пытаясь найти убежище и
не находя его. Те, кого  не убили приозы, умерли от  голода и болезней, и от
клыков диких  зверей  --  вот таких, как  этот, --  и  он  показал  на  тушу
атаковавшего меня чудовища; она уже начала зажариваться.
     --  Я  остался один, -- продолжал Гул  Хаджи свой  рассказ.  --  Хотя я
тоскую по Мендишарии, я долго не мог  даже подумать  о том, чтобы вернуться,
пока  посланцы с  родины  не  разыскали  меня  довольно далеко  отсюда и  не
сказали, что  бунтовщики  ищут  командира  и  что  я  мог  бы подойти им как
последний  из древнего рода  брадхи. Я согласился возглавить это восстание и
теперь направляюсь в ту деревню, где собирается армия повстанцев.
     -- Поскольку у меня нет определенной цели, -- сказал я, -- не позволишь
ли ты мне сопровождать тебя?
     -- Я человек одинокий, и твоя компания была бы очень кстати.
     Мы поели, и я рассказал ему свою историю, которую  он вовсе не посчитал
такое уж невероятной, как я боялся.
     --  Мы привыкли к тому, что  на  Вашу происходит  много загадочного, --
сказал он.  -- Время  от  времени до нас доходят  вести о  чудесах  далекого
прошлого, о странных  изобретениях,  о которых  мы  знаем  очень  мало. Твоя
история необычна, но вполне возможна. Здесь все возможно.
     Я еще раз убедился, что марсиане были людьми философского склада, может
быть,  чуточку фаталистами, как бы мы их назвали, но, несомненно, с твердыми
принципами и традициями, которым свято следовали, и это всегда выручало их.
     После  еды мы отдохнули, и  к тому времени, как  мы отправились в  горы
Мендишарии, уже темнело.
     Когда  лучи  восходящего   солнца   тронули  вершины  гор   на  границе
Мендишарии, Гулу Хаджи пришлось сдерживать свои шаги.
     Мы шли через бирюзовое  болото, когда два всадника на огромных, похожих
на  обезьян  дахарах -- животных,  на которых  ездят верхом  почти  во  всех
марсианских  странах,  --  появились  на  вершине ближайшей невысокой  горы.
Увидев нас, они остановились на миг, а потом поскакали на нас во весь опор.
     Разодеты  они  были  пышно,  ярко сверкали начищенные доспехи. На тесно
прилегающих к  голове  шлемах  раскачивались  пестрые  перья.  Длинные  мечи
блестели на солнце.
     Они собрались нас убить, это было ясно.
     Гул Хаджи крикнул  всего  одно  слово,  когда  бросил мне  свою пику  и
выхватил меч.
     И слово это было:
     -- Приозы!
     Всадники  с  грохотом  неслись на нас,  и  я держал  пику наготове. Мой
противник  замахнулся  своим  огромным  мечом,  намереваясь  размозжить  мне
голову.
     Ему  это сделать не удалось, так  как я  вовремя  выставил пику и отбил
меч, но удар приоза был настолько сильным, что пика вылетела у меня из рук и
мне пришлось отпрыгнуть с пути  врага. Я рванулся,  чтобы поднять пику, а он
развернул  дахару,  уверенный  в  своей  легкой  победе.  Улыбаясь так,  что
узенькие глаза-щелочки стали совсем не видны, он бросился на меня.




     Синий  великан  уже приготовился пронзить  меня насквозь  своим  мечом.
Уверен, что так бы и случилось.
     Моя пика была от меня совсем  близко, но поднять ее я не успевал. Когда
острие клинка уже почти коснулось  моей шеи, я отпрянул назад, почувствовав,
что был  буквально на  волоске от гибели, так как меч  почти  коснулся моего
черепа. Я дотянулся до пики и, схватив ее, вскочил на еоги.
     Он снова развернул дахару,  но я уже знал,  что у меня появился шанс, и
не упустил его.
     Пика  попала ему в лицо; он умер сразу же. Когда он падал с седла, пика
вошла  еще  глубже.  Меч выпал  из его рук  и повис  на цепи, которой он был
прикреплен к металлическому браслету на запястье. Не чувствуя ничьей сильной
руки, которая управляла бы ею, дахара взвилась на дыбы. Труп упал на землю.
     Оглянувшись, я увидел, что Гул Хаджи  был не  столь  удачлив,  как я--а
я-то победил  только  потому, что удача  была  на моей  стороне.  Гул  Хаджи
защищался от  дождя ударов,  которые  обрушил  на него  противник.  Мой друг
отбивался, стоя на одном колене.
     Я  схватил меч  убитого мной приоза и  побежал на дерущихся  с яростным
криком.  Со  стороны  это,  должно  быть,  выглядело  забавно: невысокий  по
сравнению со  сражающимися великанами, странно одетый -- в рубашке, брюках и
пиджаке, --  вооруженный тяжелым  мечом человек  бежит на помощь  одному  из
противников!
     И  тут приоз сделал  большую глупость: он развернулся на крик. Мой друг
только  этого  и ждал. Он бросился вперед, выбил у врага его оружие и вонзил
свой клинок в его горло.
     Гул  Хаджи схватил дахару  своего противника  за поводья, и труп приоза
соскользнул на землю, застряв ногой  в стременах. Бывший брадхинак освободил
его ногу, всем своим видом выражая презрение.
     Я понял, какое решение принял мой друг, и  повернулся к дахаре  убитого
мной приоза, которая  стояла в стороне и нервно озиралась. Без всадника  она
имела еще  больше  человеческих  черт,  чем когда-либо раньше. Дахары и люди
имели общего предка  -- обезьяну, и если бы кто-нибудь сказал о  них, как мы
говорим на Земле о собаках или лошадях:  "Ну надо же, они  совсем как люди!"
--  то этот  человек просто  констатировал бы факт. Их  интеллект  был очень
развит, причем у  мелких  южных  дахар сильнее, чем у  крупных  северных.  Я
приблизился  к  большой   дахаре  с  осторожностью,  пытаясь  уговорить  ее,
успокоить. Она дернулась, чтобы убежать, но я уже  держал ее за поводья. Она
лязгнула зубами, как будто собираясь укусить меня, но я знал, что даже самые
свирепые  дахары никогда  не бросаются  на  людей. Через секунду я уже сидел
верхом.
     Итак, у нас обоих были дахары и оружие.
     Нам было  очень неприятно, но другого выхода не было: мы сняли с трупов
все, что  нам было нужно. К  сожалению, доспехи ни одному из нас не подошли:
Гулу Хаджи  они были чуть-чуть малы, мне  -- слишком велики, но  мне удалось
как-то пристроить ремни через плечо и на них -- тяжелое оружие. Я с радостью
избавился  почти  от  всей  своей  земной  одежды, стеснявшей мои  движения.
Теперь, в новых доспехах и с  тяжелым оружием, я  чувствовал себя совсем как
марсианский воин. Я сел верхом на свою дахару  и  поскакал  вперед, стараясь
поспеть за Гулом Хаджи, направлявшимся в горы.
     Наконец мы  были в Мендишарии. Нужная нам деревня -- Асде-Трохи -- была
всего в нескольких милях.
     Вскоре мы уже были  там.  Я ожидал увидеть примитивные  лачуги, но моим
глазам  предстали   яркие,   украшенные  мозаикой   стены   низких   домиков
полусферической формы. Мозаики складывались в красивые, искусно  выполненные
картины. Асде-Трохи была  окружена стеной,  но когда  мы спускались с холма,
деревня была  перед  нами  как на  ладони. Стена  была  украшена рисунком, в
котором  причудливо  переплетались  различные  геометрические  фигуры  --  в
основном крути и прямоугольники, -- выполненные яркими, насыщенными  цветами
-- оранжевым, синим, желтым.
     По  мере того,  как  мы  приближались  к  Асде-Трохи,  на  стене  стали
появляться вооруженные люди с обнаженными клинками. Это были синие великаны.
На некоторых были доспехи, но не металлические, как у Гула Хаджи, а кожаные,
какие я  раньше  видел  на  аргзунах. Вооружены они были  тем,  что  смогли,
казалось, достать где-то по случаю.
     Когда  мы подъехали ближе,  один  из стоявших на стене вскрикнул и стал
что-то быстро объяснять остальным.
     Раздался  громкий ликующий крик, и воины подняли мечи и топоры вверх  и
стали подпрыгивать от радости.
     Очевидно, они узнали Гула Хаджи и так его приветствовали.
     В центре деревни был установлен флагшток, и теперь с него спустили одно
знамя и водрузили на нем другое. Думаю, они буквально  подняли знамя борьбы,
так   как  этот  тяжелый   желто-черный   квадрат  был,  вероятно,  знаменем
свергнутого брадхи.
     Гул Хаджи улыбнулся мне, когда увидел, как открываются ворота:
     -- Такой встречи стоило ждать годами, -- сказал он.
     Мы въехали  в  деревню. Все  жители -- мужчины, женщины,  дети, которые
были  с меня  ростом!  --  окружили  Гула  Хаджи, наперебой выкрикивая слова
приветствия.
     Одна из  женщин --  весьма, как я полагаю, красивая по их стандартам --
бросилась к Гулу Хаджи и повисла на его руке, не отрывая своих огромных глаз
от его лица.
     Казалось, Гул Хаджи смутился --  как смутился бы и я на его месте, -- и
с некоторым  трудом  освободил руку,  но ему  это удалось,  только  когда он
увидел,  что  к  нему величественной походкой  приближается  высокий молодой
человек с протянутыми в знак приветствия руками.
     -- Морахи  Ваджа! -- воскликнул изгнанник.  -- Видишь,  я сдержал  свое
слово!
     -- А я --  свое,  -- улыбнулся молодой воин. -- В горах не осталось  ни
одной  деревни, которая не  поддерживала  бы тебя и не  стремилась бы помочь
нашему делу.
     Женщина  продолжала стоять рядом,  но теперь она уже не  обнимала  Гула
Хаджи.
     Морахи Ваджа повернулся к ней.
     -- Это моя сестра Ора Лиз, ты  с ней не знаком, но она -- самый горячий
твой союзник. -- Морахи Ваджа  улыбнулся  и обратился к девушке: -- Ора Лиз,
пожалуйста, скажи, чтобы слуги  приготовили Гулу Хаджи и его другу комнаты и
обед. -- Казалось, что  молодого  воина совершенно не удивило появление в их
деревне чужестранца, человека из другого племени.
     Гул Хаджи понял, что настала пора меня представить.
     --  Это Майкл  Кейн, он с Негалу, -- сказал  он, называя  Землю именем,
принятым для нее на Марсе.
     На этот раз Морахи Ваджа все же удивился, но не сильно.
     -- Я думал, на Негалу живут только гигантские пресмыкающиеся, -- сказал
он. Гул Хаджи рассмеялся.
     -- Он не только с Негалу, он еще и из будущего.
     Морахи Ваджа слегка улыбнулся.
     -- Что ж, приветствую тебя, друг, надеюсь, ты принесешь нам счастье.
     Я не стал говорить, что  сам от всей души надеялся сделать хотя бы это,
раз уж свое счастье я упустил!
     Когда мы спешились, Гул Хаджи сказал:
     -- Майкл Кейн спас сегодня мою жизнь, когда мы сражались с приозами.
     -- Мы приветствуем нашего дорогого гостя! -- сказал Морахи Ваджа.
     -- Да, но  Гул  Хаджи не упомянул, что до  этого он спас мою жизнь,  --
сказал  я,  когда Морахи Ваджа вел  нас к  большому дому,  украшенному самой
красивой мозаикой, которую я когда-либо видел.
     -- Значит, судьба распорядилась так, чтобы он спас  тебя, ведь если  бы
он дал тебе погибнуть, кто помог бы ему в схватке с приозами?
     Что ж, логично. Мне  нечего  было ответить  на  это. Мы вошли  в дом. В
больших, светлых, просто украшенных комнатах было прохладно.
     Ора Лиз была уже там. Она смотрела только  на Гула  Хаджи,  который был
одновременно польщен и смущен ее вниманием.
     Морахи Ваджа, вероятно, являлся  человеком, чье мнение  имело в деревне
вес --  он был, как  выяснилось впоследствии,  чем-то  вроде  мэра, и по его
приказанию  о  нас заботились  как  нельзя  лучше.  Еду и  напитки  подавали
восхитительные, кое-что из еды, очевидно, производилось на севере, поскольку
раньше я никогда этого не пробовал.
     Мы  до отвала наелись  и напились, и во время еды Ора  Лиз не оставляла
Гула Хаджи своим  вниманием. Она  даже умоляла позволить ей  остаться, когда
Морахи  Ваджа  сказал, что  мы  должны  обсудить  стратегию  и  материальное
обеспечение восстания.
     Существовали  две основные  причины  восстания.  Во-первых, люди начали
сознавать, что  никакой  сверхъестественной силы у приозов  не было. Слишком
многие  женщины  и  девушки  убедились,  что  желания  приозов  были  весьма
примитивны. Трудно было, узнав об этом, продолжать считать их  почти богами.
И  во-вторых, приозы стали более самоуверенны  и потому более беспечны и уже
не так бдительно следили за своей безопасностью.
     Такое  развитие событий показалось мне знакомым. Падение  тиранов из-за
собственной    неосмотрительности    и    недальновидности   происходило   с
регулярностью  закона  природы. Мудрый  король,  каким бы  характером  он ни
обладал, защищал своих подданных и таким образом -- себя самого. Чем крупнее
и сложнее  общество, тем больше  времени ему требуется,  чтобы избавиться от
тирана.  Конечно,  часто одного  тирана  сменяет  другой,  и  порочный  круг
замыкается. В конечном итоге это приводят к гибели государства -- его упадку
или  утрате  независимости, но рано или поздно должен появиться просвещенный
правитель. На это иногда уходят века, а иногда -- несколько недель. Все так,
однако к та-
     кой  ситуации трудно относиться философски, когда железный каблук стоит
на твоем лице.
     Мы  проговорили  довольно  долго,  и  все это  время  мне  было забавно
наблюдать,  как  Гулу  Хаджи  приходилось часто отказываться  от  очередного
вкусного  блюда, или восхитительного плода, или от подушки, предлагаемых ему
такой заботливой Орой Лиз.
     Вырабатывая план, мы исходили из того, что, когда мендишары из деревень
атакуют столицу, ее жители поддержат восстание против приозов.
     Это представлялось логичным.
     Все было готово для выступления.
     Оказывается, все было иначе  еще  совсем  недавно.  Мендишары не хотели
идти за  Морахи Ваджой, который  в их глазах был слишком  молод и  неопытен.
Однако все изменилось, когда Морахи  Вадже удалось связаться с  Гулом Хаджи.
Теперь они были готовы к борьбе.
     --  Очень важно,  что ты  здесь, брадхи, -- сказал Морахи Ваджа. --  Ты
должен  беречь  себя до восстания,  ибо  если мы потеряем тебя, то  потеряем
всякий шанс победить.
     Гул   Хаджи   пробовал   протестовать,   но  Морахи   Ваджа   оставался
непреклонным: он был убежден в том, что говорил.
     Каждому  из  нас  в  доме Морахи  Ваджи была предоставлена комната. Моя
кровать была очень простой и жесткой, как это было  принято здесь, на Марсе.
Вскоре я уже крепко спал.
     Я  лег  спать со смешанным чувством  отчаяния и надежды. Я, конечно, не
мог  забыть, что от женщины,  которую  я любил, меня  отделяли непреодолимые
препятствия.  С  другой  стороны,  беду  порабощенного народа  Мендишарии  я
переживал,   как  свою  собственную.  Мы,  американцы,  всегда   сочувствуем
угнетенным, кем бы они  ни были. Не очень-то христианская позиция, согласен,
но   это  позиция   большинства  моих  соотечественников,  а   также  вообще
большинства землян.
     Проснулся  я,  настроенный еще более философски,  чем накануне. У  меня
оставалась надежда, хотя и очень слабая.
     Помнишь,  я рассказывал тебе о  замечательных изобретениях таинственных
шивов?  На шивов-то я  и  надеялся: если бы  я  смог с ними связаться, я  бы
попросил  их помочь мне пересечь пространство и время  снова, но на этот раз
не для того, чтобы  попасть на другую планету, а для того, чтобы оказаться в
другом месте и в другом времени здесь, на Марсе.
     Я решил, что  как только своими глазами увижу, что революция мендишаров
победила,  я разыщу  шивов.  Я не мог уйти  из Мендишарии раньше,  наверное,
потому, что считал Гула Хаджи своим близким другом и все, что он делал, было
для меня интересно и важно.
     Вскоре  после  того,  как проснулся, я  услышал легкий стук в  дверь. В
открытое  окно  -- стекол в доме не было -- струился солнечный свет и аромат
свежего, чистого воздуха -- знакомый запах Марса.
     Я  пригласил  стучавшего войти.  Это была девушка-служанка. Женщины  из
племени мендишаров были всего на фут или два ниже мужчин. В руках у служанки
был поднос с горячим завтраком. Я удивился, ибо на юге марсиане предпочитают
на завтрак обходиться фруктами.
     Я уже заканчивал завтрак, когда вошел Гул  Хаджи. Поприветствовав меня,
он сел на кровать и разразился смехом.
     Я не мог удержаться и улыбнулся ему в ответ, хотя и не знал причины его
веселья.
     -- Что там такое случилось? -- спросил я его.
     -- Эта девушка,  -- сказал  он,  продолжая  смеяться, --  сестра Морахи
Ваджи. Как там ее зовут?
     -- Ора Лиз?
     -- Точно. Она принесла мне утром завтрак.
     -- А что, так никогда не делается?
     -- Очень  редко.  Это, конечно, было очень любезно с ее стороны. И я бы
расценил ее внимание как проявление гостеприимства или как комплимент,  дело
не в этом, а в том, что она сказала.
     -- И что  же? --  мне стало как-то  не по  себе.  Как  я уже говорил, я
человек очень чувствительный или даже мнительный. Называйте это, как хотите,
но у меня есть шестое  чувство, предупреждающее меня об опасности. Некоторые
скажут, что в подсознании накапливается какая-то информация, не доходящая до
сознания, и из этой информации в сознание передается только вывод.
     --  Короче говоря,  -- объявил мой друг, -- она сказала, что знает, что
наши судьбы связаны. Боюсь, она думает, что я собираюсь на ней жениться.
     --  Ах,  значит,  она  в  тебя  влюблена!  --  воскликнул  я,  все  еще
встревоженный.  --  Ты  -- загадочный  изгнанник,  вернувшийся, чтобы  ценой
борьбы занять престол. Что может быть романтичнее? Какая девушка осталась бы
равнодушной  к   такому  герою?   Я   слышал,  что  это   чувство   довольно
распространенное.
     Он кивнул.
     -- Конечно,  конечно. Поэтому я и не  принял ее заявлений всерьез. Но я
был с ней вежлив, не бойся.
     Задумавшись,  я  провел  рукой по  подбородку  и вдруг  понял,  что уже
несколько дней не брился: на лице была щетина. Нужно было что-то сделать.
     -- Что ты ей сказал?
     --  Что наше дело занимает все мысли и все время, но что тем не менее я
заметил, какая она красивая. Она правда красивая, ты не находишь?
     Я  не  ответил.  Красота  --  понятие  относительное,  я это  прекрасно
понимал,  но, честное  слово, я  не мог бы  отличить  красивую восьмифутовую
синюю великаншу от уродливой.
     --  Я  сказал ей, что нам  придется  подождать, пока мы не познакомимся
поближе, -- сказал мендишар, неуверенно кашлянув.
     Я почувствовал некоторое облегчение, узнав, что мой друг был так вежлив
и тактичен.
     -- Очень мудро с твоей стороны, -- сказал ему я. -- Когда будешь сидеть
на троне Мендишарии  как брадхи, вот тогда и будешь думать о романе -- или о
том, как его избежать.
     -- Точно, -- сказал Гул Хаджи, снова вырастая надо  мной, потому что он
встал с  кровати.  -- Не  знаю, как она на это прореагирует. Мне показалось,
она восприняла мои слова как объяснение в любви. Меня это немного беспокоит.
     -- Не волнуйся, -- сказал я. -- Чем ты думаешь сегодня заняться?
     -- Нужно готовить  восстание,  а для этого  отправим посланцев ко  всем
силакам и орсилакам и призовем их  встретиться,  чтобы всем вместе  обсудить
наши планы.
     Эти  два  марсианских  слова можно было  перевести приблизительно  так:
"главный  человек  в  деревне" и "главный  человек в городе". Суффикс  "-ак"
обозначает человека,  имеющего  власть над другими,  точнее, облеченный  ими
властью, чтобы он действовал в их интересах, слово "сил" -- небольшую группу
людей,  скажем, население  деревни, "орсил"  --  группу  побольше, население
городка.
     --  Это необходимо сделать, --- продолжал Гул Хаджи,  -- чтобы они сами
убедились,  что  я -- тот, кого они  ждали,  а также для того, чтобы решить,
когда мы выступаем, куда и как нанесем главный удар и как будем использовать
наших воинов.
     -- Как ты считаешь, сколько воинов в твоем  распоряжении? -- спросил я,
окатываясь холодной водой, которая была у меня в комнате.
     -- Около десяти тысяч.
     -- А сколько будет у приозов?
     -- Около пяти тысяч, включая и воинов из других  племен, которых приозы
считают своими союзниками. Приозы будут, кажется, лучше вооружены и обучены.
Мои люди привыкли сражаться каждый за себя, не имея  единого  военачальника.
Приозы -- воины  дисциплинированные и  подчиняются приказам.  Не уверен, что
смогу сказать то же самое о своих бойцах.
     Я понял. Этим мендишары были похожи  на  своих  сородичей  -- аргзунов,
которых смогла на время объединить эта сверхковарная Хоргул, и то ей удалось
сделать это, только  когда она  использовала их  предрассудки  и страх перед
общим врагом -- Зверем Наалом.
     -- Именно поэтому я и  должен  быть во главе  восставших, -- сказал Гул
Хаджи. --  Как утверждает  Морахи  Ваджа, они  будут подчиняться  наследнику
брадхи, но не сделают  и шага,  чтобы выполнить приказ  какого-либо простого
силака.
     -- Значит, Морахи Ваджа был прав. Очень важно, чтобы ты был жив и стоял
во главе восстания.
     -- Да, наверное. Но это очень большая ответственность.
     -- Ответственность,  к  которой тебе  придется привыкнуть, -- сказал  я
ему.  --  В  качестве  брадхи Мендишарии  тебе  придется  возложить на  себя
ответственность за жизнь подданных -- и сделать это на всю жизнь.
     Он вздохнул и попытался улыбнуться:
     --  В  том,  чтобы  быть  одиноким  странником  в  пустыне,  есть  свои
преимущества. Ты не находишь?
     -- Конечно,  но человек, в  жилах которого течет королевская  кровь, не
всегда волен выбирать свою судьбу.
     Он снова вздохнул и сжал эфес своего огромного меча:
     -- Ты  не только хороший  боевой товарищ, Майкл Кейн. Ты еще и надежный
друг.
     Я сжал его руку и заглянул в глаза.
     -- То же самое можно сказать и о тебе, брадхинак Гул Хаджи.
     -- Надеюсь, -- сказал он.




     Через несколько дней  мы получили  известие, что все орсилаки и  силаки
предупреждены и через три дня соберутся для решающего совещания.
     Эти  три  дня перед  совещанием мы провели в  обсуждении  наших планов.
Отдыхали мы мало, и все свободное время Гул Хаджи проводил с Орой Лиз. Как и
любому мужчине,  ему  льстило ее восхищение, и он  просто  купался в нем.  Я
чувствовал,  что  ничего  хорошего из  этого не могло выйти, но  не мог  его
винить. Если бы я сам попал в такую ситуацию -- разумеется, если бы до этого
не встретил Шизалу, -- то вел бы себя точно так  же. По правде говоря, я и в
самом деле часто  вел себя так,  но в тех случаях на  карту  было поставлено
гораздо меньше.
     Мне казалось, что мой  друг  давал Оре Лиз повод думать, что ее страсть
взаимна, но у меня не было случая сказать ему об этом.
     Однажды случилось так, что я оказался с девушкой в одной комнате, и  мы
разговорились.
     Несмотря на то,  что мне  было трудно  общаться  с ней, так  как  очень
непривычны были ее  рост и своеобразное лицо, я понял, что она была простой,
искренней,  романтически  настроенной девушкой.  Я заговорил  с ней  о  Гуле
Хаджи, сказал, что у него  много обязанностей перед народом и что, возможно,
пройдут годы, прежде чем он сможет подумать  о себе, о своей личной жизни, о
жене, наконец.
     В ответ она лишь рассмеялась и пожала плечами.
     --  Ты мудрый  человек, Майкл Кейн. Брат  говорит, что твои советы были
очень полезны. Но думаю, что в вопросах любви ты не столь умен.
     Это замечание уязвило меня больше,  чем  я даже готов был признать, так
как  мысли о  моей любви,  о Шизале,  не оставляли меня ни  на минуту. Но  я
упрямо продолжал разговор на эту тему.
     -- Ты никогда  не думала,  что Гул  Хаджи, может быть,  не испытывает к
тебе столь же сильного чувства, как ты к нему? -- спросил я мягко.
     Ора Лиз опять засмеялась.
     -- Через два дня мы поженимся, -- сказала она. Я ахнул.
     -- Поженитесь? Гул Хаджи ничего мне об этом не говорил.
     -- Не говорил? А это неважно, все равно так будет.
     После такого заявления  мне нечего было ответить,  и я решил  разыскать
Гула Хаджи, и чем раньше, тем лучше.
     Я нашел его у северной границы деревни, он стоял, глядя поверх стены на
прекрасные бирюзовые горы,  на ухоженные поля, кормившие жителей  деревни, и
на луга, на которых росли огромные алые цветы рани.
     -- Гул  Хаджи,  -- сказал я без околичностей. -- Ты знаешь, что Ора Лиз
решила, что ты через два дня на ней женишься?
     Он с улыбкой повернулся ко мне.
     -- Значит,  она так  решила? Боюсь,  она  живет в мире, придуманном  ею
самой. Вчера она мне сказала  с очень таинственным выражением лица, что если
я
     буду ждать  ее  под  определенным  деревом вон  там, --  он  показал на
северо-восток,  -- то случится то, чего мы оба желаем. Тайная  свадьба!  Это
даже более романтично, чем можно было от нее ожидать.
     -- Неужели ты  не понимаешь, что  она искренне верит,  что  ты  придешь
туда? Он глубоко вздохнул.
     -- Да, наверное, она так и думает. Я должен что-то сделать, правда?
     -- Да, и как можно скорее. Бедная девушка!
     -- Знаешь, Майкл Кейн, из-за обязанностей,  которые на меня свалились в
эти последние дни, я совсем запутался. Я  проводил  время с Орой Лиз, потому
что в ее обществе мне было  очень  хорошо, напряжение  проходило, я  отдыхал
душой. Понимаешь, я почти ничего не слышал  из того, что она мне говорила  и
не  помню  ни одного слова из того, что  я отвечал ей. Очевидно,  все  зашло
слишком далеко.
     Солнце начало садиться, и на темно-синем небе появились красные, желтые
и лиловые отсветы.
     -- Пойдешь к ней? -- я рассказал, где ее можно найти.
     Он устало зевнул.
     -- Да  нет,  не сейчас. Лучше  я поговорю с  ней, когда отдохну  и буду
чувствовать себя не таким разбитым. Отложим разговор до утра.
     Мы медленно вернулись в дом  нашего хозяина. Навстречу нам попалась Ора
Лиз. Она быстро прошла мимо, остановившись на  миг лишь затем, чтобы бросить
Гулу Хаджи многозначительную улыбку.
     Я был  в  ужасе. Я  понял, что  мой  друг  оказался  в  затруднительном
положении.  Я  также  понял, как  это  произошло, и поэтому  не  мог  ему не
сочувствовать. И  теперь  ему придется сделать то, что не по душе  ни одному
мужчине:  ему предстояло с максимальным тактом  сказать девушке то, от  чего
она  будет чувствовать  себя  очень  несчастной.  Немного разбираясь в таких
ситуациях,  я также знал,  что как ни старается мужчина причинить  как можно
меньше боли, девушка всегда его неправильно понимает, и рыдает,  и гонит его
прочь,  не  принимая  его утешения.  Найдется  очень  мало  женщин,  которые
реагировали бы  иначе. Честно говоря, как раз они и вызывают мое восхищение,
--  женщины,  такие,  как  моя Шизала, которая при всей своей  женственности
может  проявить железную волю  и характер, силе которого  может позавидовать
любой мужчина.
     Конечно,  я сочувствовал бедной Оре Лиз, сочувствовал от всей души. Она
была молода, неопытна -- простая деревенская девушка, может быть,  не  такая
умная,  как Шизала, но очень непосредственная, в отличие  от многих девушек,
получающих воспитание на юге.
     Я  сочувствовал  обоим:  и  Оре  Лиз,  и  Гулу  Хаджи.  Но  действовать
предстояло  моему  другу,  и  я  знал,  что  он  сделает  то,  что  от  него
потребуется.
     Приняв  ванну и  побрившись  специально  отточенным  ножом,  который  я
одолжил у Морахи Ваджи, ибо синим  великанам совершенно нечего сбривать, и у
них  нет  ни  бритв,  ни  лезвий, я  улегся в  свою кровать,  но  даже тогда
тревожное чувство  не отпускало меня. Всю долгую марсианскую ночь я крутился
и метался в постели и наутро чувствовал себя таким же усталым, как накануне,
когда только ложился спать.
     Я окатил себя холодной водой, стараясь избавиться от чувства усталости,
съел всю еду, которую мне принес слуга, надел доспехи и вышел во двор.
     Утро было чудесным, жаль только, у меня не было времени оценить это.
     Когда я оглядывался в поисках Гула Хаджи, из дома выбежала Ора Лиз. Она
громко всхлипывала, почти стонала, все лицо было залито слезами.
     Я  понял,  что,  должно  быть, Гул Хаджи  поговорил с  ней и сказал  ей
правду,  ничего не смягчая  и не  приукрашивая.  Я попытался остановить  ее,
успокоить, но она вырвалась из моих рук и выбежала на улицу.
     Я сказал себе, что все было к лучшему, что так и должно было случиться,
что,  будучи такой  юной и  жизнерадостной, бедная девочка скоро утешится, и
найдет другого  воина,  и  окружит  его своей  любовью  и заботой,  которые,
видимо, были неотъемлемой частью ее натуры.
     Но я ошибся.  Как же я ошибся!  Это стало ясно из последовавших за этим
событий.
     Тут из дома вышел Гул Хаджи. Он шел медленно,  опустив голову. Когда он
взглянул на меня, я прочел в его глазах боль и грусть.
     -- Ты сделал это, -- сказал я.
     --Да.
     -- Я ее видел.  Она пробежала  мимо  меня,  и я не смог  ее остановить.
Поверь, все к лучшему.
     -- Надеюсь.
     -- Она скоро утешится.
     -- Ты  не  знаешь, Майкл Кейн, --  сказал  он  со вздохом, --  чего мне
стоило сделать это. В другое время  я бы, наверное, страстно влюбился  в Ору
Лиз.
     -- Еще влюбишься, когда все испытания будут позади.
     -- А тогда не будет слишком поздно? Я был реалистом.
     -- Возможно, -- ответил я.
     Он сделал над собой усилие, чтобы выбросить эти мысли из головы.
     --  Пошли, -- сказал  он, -- нужно еще  поговорить с Морахи  Ваджой. Он
должен знать, как ты предлагаешь использовать отряд из Сала-Раз.
     Мы оба были  в  мрачном настроении: Гул Хаджи был подавлен, а  меня  не
оставляли дурные предчувствия.
     Этот  случай  имел  более  серьезные  последствия, чем  мы  могли  себе
представить.
     Ему  суждено было  полностью  изменить ход  событий и  вовлечь  меня  в
невероятные приключения.
     Ему суждено было принести многим смерть.




     Настал день  решающего  совещания,  а  Оры  Лиз  все  не было.  Отряды,
посланные на  ее поиски, не обнаружили никаких следов. Мы все беспокоились о
ней, но нужно было думать прежде всего о деле: о предстоящем восстании.
     Прибывали силаки и орсилаки,  гордые от сознания своей  значимости. Они
путешествовали  тайно, в одиночку. Приозы  очень пристально следили  даже за
небольшими   группами  людей,  ожидая  от  них  какой-либо   угрозы   своему
существованию или, по крайней мере, спокойствию.
     В обычной жизни купцы, ремесленники, скотоводы, земледельцы, сейчас все
они  были  воинами. Даже тирания приозов  не  могла лишить  этих людей права
носить оружие. И они были вооружены до зубов.
     На  всех горах выставили посты, которые должны были  предупредить, если
появятся патрули  приозов. Это было сделано на всякий случай, так как в  тот
день приозов не ждали, потому именно тогда и созвали совещание.
     В Асде-Трохи прибыли  более сорока силаков и орсилаков, и все они были,
судя по виду, достойны доверия. На их лицах читались одновременно готовность
участвовать  в  общем деле и независимость, обычно вызывавшая в них  желание
сражаться  в  одиночку, не  полагаясь  на  помощь других. Однако характерное
выражение недоверия стало понемногу исчезать с их лиц. Они входили в комнату
в доме Морахи Ваджи, предназначенную для этого важного совещания и, видя там
Гула  Хаджи, говорили:  "Он так похож  на нашего брадхи! Словно  тот ожил  и
снова пришел к нам".  Этого  было  достаточно.  Хотя они  не  кланялись и не
приветствовали его подобострастными улыбками, а держались прямо, было видно,
что они готовы сражаться ради общего дела.
     Убедившись, что все узнали Гула Хаджи, Морахи  Ваджа  развернул большую
карту Мендишарии и повесил ее на стену. Он предложил стратегию, которой было
разумнее придерживаться, и предложил тактические ходы в расчете на различную
реакцию приозов. Командиры отрядов задали несколько  вопросов -- было видно,
что они хорошо понимали ситуацию и хотели помочь найти верное решение, --  и
мы обсудили новые предложения и варианты.
     С такими воинами, подумал я, против неосмотрительных приозов победа над
ними, захват столицы, выборы нового брадхи казались делом нетрудным.
     Однако чувство неосознанной тревоги не покидало меня. Я гнал его прочь,
но  никак  не  мог  отделаться.  Я  все  время  был   настороже,  беспокойно
оглядывался, не снимая руки с эфеса меча.
     В полдень нам принесли обед, и мы поели, не прерывая совещания, так как
нельзя было терять ни минуты.
     Вскоре  после   полудня   мы  завершили  обсуждение  основных  проблем.
Оставалось только принять  решения, касающиеся более  частных вопросов:  как
лучше было  использовать  отдельные  отряды  со специальным  вооружением или
выдающихся воинов и другие подобные вопросы.
     К вечеру у большинства из нас сложилось впечатление, что к назначенному
часу -- через три дня -- мы должны быть готовы и что мы непременно победим.
     Но нам не суждено было предпринять какую-либо атаку.
     Вместо этого на закате мы сами были атакованы.
     Они напали на деревню со всех сторон, а нас было так мало, и вооружение
наше было так скудно!
     Противники наши  все  были  на дахарах, в сверкающих в  последних лучах
солнца доспехах, с великолепным оружием:  пиками, щитами, мечами, дубинками,
боевыми топорами.
     Их появление сопровождалось  страшным шумом, ибо  это ехали кровожадные
великаны, предвкушавшие возможность стереть с лица земли деревню со всеми ее
жителями:  мужчинами,  женщинами,  детьми.  Всадники  кричали,  как   кричит
росомаха, вцепляясь человеку в глотку.
     Это был крик, от которого ужасом наполнялись сердца не только женщин  и
детей, но и мужественных, не  раз побеждавших опасность мужчин. Это был крик
существ безжалостных, злобных, заранее торжествующих победу.
     Это был  крик охотников, увидевших свою жертву, но здесь люди охотились
на людей.
     Мы  видели, как они ехали по улицам, круша все на пути, опуская меч  на
все,  что двигалось или шевелилось. Невозможно передать  веселье, написанное
на  их лицах.  Я  видел, как умерла  женщина,  прижимавшая к  себе  ребенка:
какой-то воин  отрубил ей  голову  и поддел на пику  ребенка. Я  видел,  как
пытался защитить себя  от ударов четырех всадников мужчина  и как он  упал с
криком ярости и ненависти.
     Это было как кошмарный сон.
     Как  все это  случилось?  Нас  предали,  это  было ясно. Нас  атаковали
приозы, ошибки быть не могло.
     Конец всему! Если мы погибнем, люди останутся без командиров. Даже если
некоторые  избегнут  страшной  участи, невозможно  будет  снова организовать
восстание, всерьез рассчитывая на успех.
     Кто нас предал?
     Я не находил ответа. Конечно, это не мог сделать какой-нибудь силак или
орсилак.  Люди гордые и  честные, они  сейчас мужественно пытались  отразить
атаку приозов.
     Пока мы сражались, наступила ночь, но было светло, как днем, ибо вокруг
полыхали дома, подожженные нашими противниками.
     Если раньше мне казалось, что Гул Хаджи преувеличивал жестокость тирана
и его подручных, то теперь все мои  сомнения рассеялись. Я никогда не видел,
чтобы люди были так жестоки по отношению к другим людям.
     Память о той битве все еще  сжимает мне  сердце. Никогда не забуду я ту
ночь ужаса. К сожалению, никогда.
     Мы сражались, пока тела  наши не стало ломить.  Один за другим умирали,
истекая кровью,  лучшие  мендишары, надежда  нации, но они уносили  с  собой
жизни многих хорошо вооруженных приозов.
     Я  отвечал ударом  на  удар. Мои движения  стали почти автоматическими:
защититься, напасть, парировать выпад  или  удар,  самому нанести  удар  или
сделать выпад. Я казался себе машиной. События последнего дня и усталость от
того, как много я убивал, делали меня безучастным ко всему.
     Когда нас осталось уже  совсем мало, я вдруг услышал крики Морахи Ваджи
и Гула Хаджи, которые стояли слева от меня.
     Морахи Ваджа спорил с  моим другом,  убеждая его, что он должен бежать.
Но Гул Хаджи отказывался.
     -- Ты должен уйти! Это твой долг!
     -- Долг?! Мой долг сражаться здесь, рядом с моими товарищами.
     -- Твой долг -- снова отправиться в ссылку. Вся наша надежда -- это ты.
Если тебя убьют или схватят  сегодня, страна будет  обречена. Уходи, и место
убитых сегодня займут новые люди.
     Я сразу  же увидел,  что Морахи  Ваджа  был  прав, и  стал  его  горячо
поддерживать.
     Могу  себе представить, как  это выглядело со  стороны:  мы  продолжали
сражаться, яростно споря.
     Постепенно Гул Хаджи понял, что должен уйти.
     -- Но ты должен уйти со мной, Майкл Кейн. Мне.. мне... будут нужны твои
советы и... утешение.
     Бедняга!  Он  был  в  таком  состоянии,  что  мог  попасть  в  беду.  Я
согласился.
     Шаг за  шагом мы отступали к тому месту,  где два суровых воина держали
для нас дахар.
     Вскоре  мы уже  уехали прочь из разоренной  Асде-Трохи, но подозревали,
что деревня  была окружена на случай попытки бегства -- это была стандартная
тактика.
     Я оглянулся назад и вновь содрогнулся от ужаса.
     Небольшая группа защитников  стояли плечо к плечу у дома  Морахи Ваджи.
Вокруг были трупы мужчин, женщин и детей, много трупов! Языки пламени лизали
изысканные мозаичные картины на домах. Это была сцена с  полотна Брейгеля --
сцена ада.
     Мне пришлось развернуться, так как нам навстречу скакали приозы.
     Я редко испытываю ненависть, но приозов я по-настоящему ненавидел.
     Я  даже обрадовался возможности  убить  тех трех, что, ухмыляясь, ехали
нам навстречу.
     Своими  теплыми от  пролитой  крови мечами  мы стерли эти торжествующие
улыбки с их лиц.
     С тяжелым сердцем мы поехали вперед, оставляя позади Асде-Трохи, место,
где сейчас царили ярость и жестокость.
     Мы ехали и  ехали, пока у нас хватало сил  держать глаза открытыми. Тут
настало утро.
     В первых лучах солнца мы  увидели остатки  лагеря  и какой-то силуэт на
земле.
     Приблизившись, мы узнали, кто это был.
     Ора Лиз.
     С криком удивления Гул Хаджи спрыгнул  с дахары и бросился к девушке. Я
присоединился к нему. Мы увидели, что Ора Лиз была ранена ударом меча.
     Но почему?
     Гул Хаджи посмотрел на меня.
     -- Это  уже слишком, -- сказал он хриплым голосом. -- Сначала нападение
приозов на деревню, а теперь еще это.
     -- Это тоже их рук дело? -- спросил я тихо. Он кивнул и, пощупав пульс,
добавил:
     --  Ока  умирает.  Странно, что  она не  умерла  раньше  -- рана  очень
тяжелая.
     Как бы  в  ответ на  его слова Ора Лиз  открыла глаза. Взгляд  был  уже
тусклым, но было видно, что она узнала Гула Хаджи.
     С ее губ сорвалось что-то вроде восклицания или стона, и она произнесла
с трудом, почти шепотом:
     -- О, мой брадхи!
     Гул Хаджи погладил ее по руке,  пытаясь что-то  сказать, но не смог. Он
винил во всем случившемся с Орой Лиз себя.
     -- Мой брадхи! Прости меня!
     -- Простить? -- наконец смог выговорить он. -- Это не ты должна просить
прощения, а я.
     -- Нет! --  ее голос стал тверже. --  Ты не понимаешь,  что я наделала.
Еще не поздно?
     -- Поздно? Поздно для чего? -- Гул Хаджи  был  озадачен,  а я, кажется,
начинал понимать.
     -- Поздно помешать приозам?
     -- Помешать сделать что?
     Ора Лиз слабо кашлянула, и на ее губах появилась кровь.
     -- Я... я сказала им, где ты...
     Она попыталась приподняться.
     --  Я сказала им, где ты. Не понимаешь?  Я рассказала им о совещании! Я
сошла с ума! Это все от горя! О...
     Гул Хаджи взглянул на  меня с болью в глазах. Он наконец все понял. Нас
предала Ора Лиз. Она хотела отомстить Гулу Хаджи за то, что он ее отверг.
     Он  посмотрел на нее. То, что  он  ответил  ей, навсегда заставило меня
проникнуться к нему глубоким уважением: он был настоящий мужчина, мужчина во
всем, он знал, что такое сила и сострадание.
     -- Нет,  --  сказал  он,  -- они еще ничего не сделали.  Мы предупредим
всех... сразу же...
     Она умерла, не сказав  больше ни  слова,  --  с  улыбкой  облегчения на
губах.
     Мы  похоронили несчастную девушку там же в горах. Мы никак  не отметили
ее  могилу.  Что-то  подсказывало нам  поступить  именно  так: как будто  не
оставляя никакого следа на могиле Оры Лиз, мы хороним вместе с ней весь этот
трагический случай.
     Хотя это, конечно, было невозможно.
     К вечеру того же дня к нам присоединились другие мендишары, бежавшие из
Асде-Трохи. Мы узнали, что приозы добивали всех, кого видели живыми, что они
долго преследовали убегавших. Мы  также услышали, что приозы взяли несколько
пленных -- их  имена  называть  не  стали  --  и  что деревня  разрушена  до
основания.
     Один из орсилаков, пожилой воин по имени Хал Хира, сказал:
     --  Хотел бы я знать, кто нас предал. Я уже давно ломаю себе голову, но
ответа найти так и не могу.
     Я  взглянул  на Гула Хаджи,  он  -- на меня. Наверное, как раз  в  этот
момент мы и заключили молчаливое соглашение никому ничего не говорить об Оре
Лиз. Пусть  это останется тайной. Настоящими злодеями были приозы, остальные
-- жертвами судьбы.
     Мы вообще  ничего не  ответили  Халу  Хире,  и  он  об  этом  больше не
заговаривал.
     Мы все были не расположены говорить.
     На  смену горам  пришли  равнины, равнинам --  пустыни,  а мы все ехали
вперед, спасаясь от преследования приозов.
     Они не поймали нас, но подвели некоторых из нас -- хотя и  не  напрямую
-- к гибели.




     Распухшие  губы  Хала  Хиры  были   крепко  сжаты.  Он  вглядывался   в
простиравшуюся перед нами пустыню.
     Это   была  настоящая   пустыня,  покрытая   черным   песком,   который
непрекращающийся ветер постоянно шевелил, как бы возвращая  его к жизни. Как
раз  это  и была  пустыня,  а не  та заброшенная,  бесплодная, треснувшая от
засухи  земля,  покрытая  камнями,  земля,  на  которой  я  оказался,  когда
транслятор перенес меня с Земли на Марс.
     Нам перестали встречаться лужи черноватой  воды,  мы уже не  знали, где
находились, помнили только, что идем на северо-запад.
     Дахары устали не меньше нас и начали то  и дело спотыкаться. Небо  было
безоблачным, и нашим заклятым врагом стало солнце, палившее немилосердно.
     В течение пяти  дней мы бесцельно ехали по пустыне.  Мы  не переставали
думать о  том,  как  повернулись дела в  деревне. Мы были в  отчаянии. Кроме
того, мы знали,  что  если не найдем воду, то умрем.  Наши тела были покрыты
толстым  слоем  черного  песка  пустыни, и  мы  валились  с  наших  дахар от
усталости.
     Ничего   не  оставалось   делать,  как   двигаться   вперед,  продолжая
безнадежные поиски воды.
     На  шестой день Хал Хира беззвучно сполз с седла.  Когда  мы подъехали,
чтобы помочь ему, он был мертв.
     Еще двое умерли на следующий день. Не считая Гула Хаджи и меня, в живых
оставались еще трое -- если, конечно, нас можно было назвать живыми --  Джил
Диэра, Вас Оола, Бак Пури.
     Первый был тучным  воином, маленького для мендишара роста. Они все были
немногословны, но этот говорил еще меньше, чем остальные. Двое  других  были
высокими молодыми воинами. Из них двоих Бак Пури  стал  проявлять  очевидные
признаки того,  что терял терпение и присутствие духа. Я не мог упрекать его
-- скоро, очень скоро  палящее солнце доведет нас всех  до безумия, если  не
убьет так, как убило Хала Хиру.
     Бак Пури  уже начинал  что-то бормотать про себя и закатывать глаза. Мы
делали вид, что  ничего не замечаем:  так было лучше и для  него, и для нас.
Глядя на него, мы представляли себе, в каком состоянии мы скоро окажемся.
     И тут мы увидели эту башню.
     Я не видел на Марсе ничего подобного.  Хотя она была частично разрушена
и  казалась невыразимо  древней, на ней не было  следов губительного влияния
времени.  Разрушения,  казалось,  были  вызваны  какой-то  бомбардировкой, в
верхних частях башни  были большие дыры, пробитые насквозь с воздуха в  один
из периодов ее истории.
     По крайней мере, в ней  можно было укрыться. Кроме  того, существование
башни свидетельствовало о том, что  здесь раньше было какое-то  поселение, а
где было поселение, могла быть вода.
     Подойдя к башне и потрогав ее, я с удивлением  обнаружил,  что она была
сделана из какого-то искусственного материала, и я никак  не мог его узнать.
Казалось, это была невероятно долговечная пластмасса, крепкая, как  сталь, а
может,  и еще крепче, поскольку  на ней совершенно не  сказалось коррозийное
действие песка.
     Мы вошли в дверь, причем  моим спутникам пришлось  пригнуться.  В башню
нанесло песку, но он был  прохладным. Мы упали  на землю  и, не произнеся ни
слова, почти немедленно уснули.
     Я проснулся  первым, возможно, потому,  что еще не  привык к  тому, что
марсианские ночи такие длинные.
     Еще  только  начало  рассветать. Я  чувствовал  себя  очень  слабым, но
отдохнувшим.
     И  даже  в  таком  состоянии  мне  было  интересно  узнать,  где же  мы
находились. Над головой на расстоянии двенадцати  футов был  потолок,  но не
было  видно, как можно было добраться до верхнего этажа,  который должен был
обязательно там быть.
     Не  тревожа  сон  моих спутников, я  пустился  изучать  окружавшую  нас
пустыню, пытаясь разыскать
     хоть какой-нибудь признак того, что под песком была вода.
     Я был уверен, что вода  где-то здесь должна быть, но вот  найду ли я ее
-- это был другой вопрос.
     Взгляд мой  упал  на какой-то силуэт  в песках.  Эта  была  не  дюна. Я
обнаружил под песком низенькую стену, сделанную  из той же пластмассы, что и
башня.  Когда я разгреб песок, я увидел, что стояла эта стена на поверхности
из того же материала. Я  не мог понять  назначения  этого сооружения.  Стена
простиралась в виде правильного квадрата с расстоянием в  тридцать  футов по
диагонали. Я пошел к противоположной стене.
     Я был неосторожен -- очень измучен,  чтобы  быть  осторожным -- и вдруг
песок стал уходить из-под моих ног; я попытался сохранить равновесие,  но не
удержался  и упал вниз. Я приземлился, еле переводя дух и поглаживая ссадины
и  ушибы, в каком-то помещении, наполовину засыпанном песком. Перевернувшись
и взглянув вверх, я  увидел рваные края дыры, в  которую я  провалился. Она,
казалось, была  сделана тем же  предметом, что и  дыры в башне.  Ее пытались
заделать передвижной  крышкой, в  щели которой навалился песок. Через эту-то
крышку я и упал.
     Крышка была непрочной -- это был тонкий лист пластмассы.  Я взял в руки
кусок, который упал вниз вместе  со мной. И снова я не  мог узнать материал,
но,  не  будучи  химиком,  я  не  мог  сказать наверняка,  была ли  известна
технология его производства в мое время на Земле. Как и материал башни, этот
материал  свидетельствовал  об  очень  высоком уровне развития  техники и  о
существовании передовых технологий, не сравнимых с достижениями ни одного из
известных мне марсианских племен.
     И вдруг от моей усталости  не  осталось и  следа.  Мне в голову  пришла
мысль --  одна мысль, у которой было множество граней, но должен признаться,
в тот момент я мало думал о своим спутниках.
     Может быть, это было  жилище шивов?  Если так,  возможно, у  меня будет
шанс вернуться на Марс того времени, в которое мне нужно попасть -- времени,
где жила моя Шизала.
     Я выплюнул песок  изо рта  и  встал. Помещение было  пустым и безликим.
Только  когда глаза мои стали  привыкать  к  темноте, я  смог  различить  на
дальней   стене  небольшую  приборную  панель.  Тщательно   осмотрев  ее,  я
обнаружил, что она состоит из полдюжины кнопок. Я занес  над ними руку. Если
нажать на одну из них, что может случиться? И случится ли что-нибудь вообще?
Вряд ли. С другой стороны, те  руки, которые закрыли заплатой дыру в потолке
этого помещения, могли поддерживать и эти приборы в рабочем состоянии.  Были
ли  здесь  живые существа? Я  был  уверен, что  из этой комнаты  можно  было
попасть в другие. Логично? Логично.  Если  есть кнопки, они должны были быть
от какого-нибудь механизма.
     Наугад  я  нажал  одну из  кнопок.  Я  приготовился к  самым  серьезным
последствиям,  но  ничего особенного  не произошло, кроме того,  что комната
осветилась тусклым  светом, который исходил от самых  стен.  Но в этом свете
стала видна тонкая  линия, образовывавшая прямоугольник  недалеко от панели.
Дверь? Как раз этого я ожидал.
     Приборы -- все или только их часть -- были в рабочем состоянии.
     Прежде чем предпринять  дальнейшие исследования, я помедлил и  вернулся
на  место прямо  под  дырой  в  потолке комнаты.  Я услышал  слабые  голоса.
Очевидно,  мои  спутники  проснулись  и,  не увидев  меня  рядом, пошли меня
искать.
     Я позвал их.
     Вскоре над комнатой склонился Гул Хаджи. Он был очень удивлен:
     -- Что ты там нашел, Майкл Кейн?
     --  Возможно,  путь к спасению,  -- сказал  я,  изо  всех сил  стараясь
изобразить усмешку.  -- Прыгай сюда и позови остальных: посмотрите сами, что
я нашел.
     Гул  Хаджи спрыгнул ко мне, за  ним -- Джил Диэра и Вас Оола. Бак  Пури
спустился к  нам последним. Он подозрительно  озирался с совершенно безумным
видом.
     -- Вода? -- сразу же спросил он. -- Ты нашел воду?
     Я покачал головой.
     -- Пока нет, но возможно, мы ее найдем.
     -- "Возможно"! "Возможно"! Я умираю.
     Гул Хаджи положив руку на плечо Бака Пури.
     --  Успокойся,  друг,  потерпи еще  немного. Бак Пури провел  языком по
распухшим губам  и затих, оставаясь мрачным и недовольным. Время  от времени
он бросал на нас безумные взгляды.
     -- Что это? -- Джил Диэра махнул рукой в сторону приборной панели.
     -- Я нажал на одну из  кнопок, и вспыхнул  свет,  -- сказал я. -- Можно
предположить, что еще одна из них откроет дверь, но я не знаю, какая именно.
     -- Интересно, а что за дверью? -- вставил Вас Оола.
     Пожав  плечами,  я протянул руку и нажал  на вторую кнопку. Пол, стены,
потолок комнаты начали трястись. Я поскорее нажал на  эту кнопку  еще раз, и
вибрация  прекратилась.  Я  нажал   на  третью  кнопку--и  никаких   видимых
признаков.
     Четвертая  кнопка, и мы услышали резкий скрип  и  скрежетание, которыми
сопровождалось,  как я немедленно заметил, движение двери: она ушла  в стену
направо.
     Заглянув в появившееся отверстие, мы  ничего не увидели.  Темнота была,
хоть глаз выколи. Но  мы  почувствовали на лицах дуновение холодной-холодной
струи воздуха.
     -- Как  ты думаешь,  кто создал все  это?  -- спросил я Гула Хаджи.  --
Шивы?
     -- Может, и шивы, -- сказал он не очень уверенно.
     Я протянул руку в  темноту,  чтобы нащупать панель с кнопками, которая,
как было логично предположить, должна была быть и в этой комнате.
     Я ее нашел. Нажав соответствующую кнопку, я зажег в комнате свет.
     Песка на полу не было.  По форме эта комната была  приблизительно такой
же,  как  и первая. Но  здесь на стенах были  закреплены  какие-то  огромные
сферические предметы, под которыми находились пульты управления.
     На полу лежал скелет.
     Увидев  останки  того,  кто,  вероятно,  был  синим  великаном  племени
мендишаров,  Бак  Пури  пронзительно вскрикнул  и  стал  показывать на кости
дрожащим пальцем.
     -- Дурной знак! Он  тоже  был  любопытен, и его убили. Здесь  действуют
сверхъестественные силы!
     С показной беспечностью я прошел внутрь и склонился над скелетом.
     -- Чушь, -- сказал я, подняв копье с коротким  древком. --  Он был убит
вот этой  штукой -- смотрите сами. -- И я протянул им копье. Оно было легким
и крепким, сделанным как единое целое из еще одного необычного материала.
     --  Ничего подобного  я  в  жизни  не  видел,  --  сказал  Джил  Диэра,
присоединяясь  ко  мне,  чтобы взглянуть  на  оружие. --  Смотри,  на древке
вырезаны знаки -- или буквы? -- и я не знаю, какой язык это мог бы быть.
     Я тоже не знал, на марсианский он был похож мало. Однако было некоторое
сходство,  очень  смутное,  с  классическим  санскритом  --  в  самом  общем
очертании букв.
     -- Знаешь, что  это  такое? -- спросил я, передавая пику Гулу Хаджи. Он
сжал губы.
     -- В своих странствиях я уже встречал  нечто подобное. Похоже на оружие
шивов, но не совсем. --  Казалось, рука его дрогнула, когда он возвращал мне
копье.
     -- Тогда что это? -- спросил я нетерпеливо.
     -- Это...
     И тут  раздался  этот звук. Высокий звук, от которого останавливалась в
жилах  кровь, -- противоестественный шепот, отозвавшийся в комнатах эхом. Он
звучал вокруг нас, во всем этом подземном мире.
     Это  был самый жуткий звук  из  всех, какие  я слышал  в  своей  жизни.
Казалось, он подтверждал  полубезумное  предположение Бака  Пури о  том, что
здесь  живут  существа сверхъестественные.  Внезапно  из убежища, обещавшего
спасение,  подземная   комната   превратилась   в   источник   безотчетного,
неконтролируемого ужаса.
     Первым побуждением было бежать. И Бак Пури действительно сделал  шаг  к
двери,  чтобы вернуться в  первую комнату.  Остальные не двигались,  но было
видно, что они с трудом удерживают себя.
     Я  рассмеялся,  точнее,  попытался рассмеяться --  в результате у  меня
получилось какое-то безрадостное кряхтение, -- и сказал:
     -- Спокойно.  Это  очень  древнее  место. Звук могли  издать  животные,
поселившиеся в руинах,  он  может исходить от  машин,  наконец, он мог  быть
вызван ветром, проходящим через комнаты.
     Я не верил ни единому своему слову, и они тоже.
     Я попробовал другое средство.
     -- Хорошо, -- сказал я, поежившись. -- Что  будем делать?  Рискнем там,
где, может быть, никакого риска и нет, или пойдем на верную смерть в пустыне
-- смерть медленную, мучительную?
     Бак  Пури остановился; должно быть, ему на  помощь пришли  остатки  его
некогда сильного характера. Он расправил плечи и присоединился к нам.
     Я миновал скелет и, приблизившись к панели с кнопками, открыл следующую
дверь.
     Эта дверь открылась  легко, и я  быстро нашел  кнопку,  чтобы  осветить
третью комнату, которая была больше, чем предыдущая.
     В какой-то степени в этой комнате я почувствовал себя лучше: здесь было
больше всякого оборудования. Конечно,  я не  знал его  назначения,  но  меня
успокаивала мысль  о  каком-то высоком  интеллекте,  создавшем  все это. Как
ученый, я  оценил труд и изобретательность этого интеллекта. И еще я увидел,
что   оборудование   создано  живым  мыслящим   существом,  а  не   какой-то
сверхъестественной силой.
     Если эти пчелиные соты комнат все еще были обитаемы, значит, жили здесь
люди,  которые  мыслят  логически  и  действия  которых можно  расценивать с
позиций элементарной логики. Конечно, не было гарантии, что они не отнесутся
к нам враждебно или не будут угрожать нам каким-нибудь опасным оружием, но я
почему-то  был уверен, что в конечном итоге  с ними  можно будет найти общий
язык.
     Так я думал.
     Мне следовало понять, что в моих рассуждениях, которые я выстраивал так
тщательно, чтобы успокоить свою тревогу, был серьезный просчет.
     Мне следовало понять, что услышанный нами звук по природе был животным,
а по настроению -- очень злобным. В нем не было ничего, освященного истинным
интеллектом.
     Мы пошли вперед, минуя комнату за комнатой, обнаруживая новую технику и
материалы: ткань,  немного похожую на парашютный  шелк, контейнеры с газом и
химикатами, мотки  шнура,  похожего на  нейлоновый, только  гораздо  крепче,
химическое  оборудование, приборы для опытов  по электронике, части каких-то
аппаратов, в том числе электрических генераторов.
     Чем  дальше  продвигались мы  по  этому  лабиринту  комнат,  тем  более
беспорядочно были  расположены  в комнатах предметы. В первых комнатах царил
порядок,  а  в  последующих  вещи  были  перевернуты,  шкафы,  где  все  это
хранилось,  открыты,  их  содержимое   выворочено  наружу.  Это  были  следы
посещения грабителей, труп одного из которых мы нашли во второй комнате?
     Не знаю, какая это была комната по счету, может, тридцатая. Я открыл ее
обычным  путем  и  протянул  руку, чтобы включить  свет,  и  тут  моей  кожи
коснулось  что-то  мягкое  и влажное.  О,  это было  ужасное  прикосновение!
Вскрикнув, я  убрал руку и повернулся к своим  товарищам,  чтобы рассказать,
что случилось.
     Первое, что я увидел,  было лицо Бака  Пури с глазами, в которых застыл
ужас.
     Он показал  рукой  на  комнату.  Из горла вырвался  сдавленный звук. Он
опустил руку и потянулся к мечу.
     Другие сделали то же самое.
     Я посмотрел в дверной проем и увидел их.
     Белые фигуры.
     Вероятно, они когда-то были людьми.
     Теперь это были уже не люди.
     С ужасом и отчаянием я тоже вытащил  меч,  чувствуя, что нет, наверное,
такого оружия, которое могло бы защитить  нас от призраков, надвигающихся из
темноты.




     На этот раз Бак Пури не бросился убегать.
     На его  лице отразилась сложная гамма чувств. Он сделал полшага назад и
прежде, чем мы успели его остановить, кинулся в темную комнату, прямо на эти
мертвенно-белые существа.
     Они что-то  забормотали и  на мгновение  отшатнулись. При этом раздался
какой-то  шелестящий  шум,  как  будто  тысячи  летучих  мышей  одновременно
вспорхнули с места, и этот шум эхом пролетел по всему лабиринту комнат.
     Бак Пури посылал  свой меч направо и  налево, вверх и вниз,  отрубая им
конечности, пронзая непривычно мягкие, какие-то вязкие тела.
     И  вдруг он  превратился, словно  по  волшебству,  в  комочек  плоти  с
торчащими из  него во все стороны пиками. Он кричал от боли и ужаса, а пики,
похожие на те, что мы уже видели рядом со  скелетом, пронзали  его тело одна
за другой, пока под ними уже невозможно стало различить человека.
     Он рухнул на пол.
     Убедившись,  что наводящие  ужас существа можно  было по  крайней  мере
ранить  или убить, я  решил, что  нужно воспользоваться безумной атакой Бака
Пури, и, размахивая мечом, я бросился в комнату с криком:
     -- Вперед -- они смертны!
     Они и  вправду  были смертны, но легко ускользали; к тому  же их вид  и
прикосновение к их телам вызывали физическое  отвращение.  Я слышал,  как за
мной последовали остальные. Это  прибавило мне силы, и вскоре я уже сражался
с  окружившими  меня врагами, нанося  удары  наугад по  сплошной стене белой
мягкой плоти, одной плоти, без костей.
     А  лица!  Они были злобной пародией на  лица людей. Опять мне на память
пришли летучие мыши с Земли, мыши-вампиры: плоское лицо  с едва выступающими
огромными ноздрями и  кривой разрез  рта,  полного  острых  маленьких зубов,
полуслепые глаза -- темные, бездушные, беспощадные.
     Я отражал  удары их  лап и копий, стараясь  избежать  укусов их  острых
зубов, а они сновали вокруг, что-то бормоча и глухо вскрикивая.
     Я неверно судил о  них.  В их  лицах  не  было  ни  малейшего  признака
здравого рассудка.  На них была написана  жажда крови, темная нерассуждающая
злоба, злоба, которая лишь ненавидит.
     Мои  спутники  и  я  стояли  плечо к  плечу,  спина  к  спине,  пытаясь
сопротивляться этой безликой злобной силе.
     Когда мы увидели, что они уязвимы, что от наших тяжелых мечей уже  пали
около десятка чудовищных существ, мы воспрянули духом.
     Мы продолжали  сражаться,  и  наконец призраки  обратились  в  бегство,
оставляя  после себе убитых и раненых, которые метались  по полу. Мы  добили
их. А что оставалось делать?
     Мы  попытались преследовать их, но дверь быстро закрылась.  Когда же мы
ее распахнули, призраки уже скрылись за следующей дверью.
     Включив свет в комнате, где мы только что сражались, мы  смогли получше
разглядеть противников.
     Своим  безумием  Бак   Пури  несомненно   помог  нам  спастись.  Атакуя
призраков,  он  принял  на  себя  основной  удар  --  и  основную  массу  их
смертоносных копий.
     Обитатели  подземных комнат были  немного  ниже меня ростом и казалось,
как это ни было  невероятно,  совсем  не имели скелета. Наши  мечи проходили
через плоть и мускулы, вызывая  кровь  --  если можно  назвать кровью желтую
жиденькую водицу, в которой были  испачканы лезвия наших клинков.  Но они ни
разу не наткнулись на кости.
     Сделав  над собой  неимоверное усилие,  я  нагнулся,  чтобы рассмотреть
тела,  и увидел, что  кости  у  них все  же  были, но настолько тоненькие  и
хрупкие, что напоминали палочки из слоновой кости.
     Каким образом  вырос  на  древе  эволюции  этот  уродливый,  аномальный
отросток?
     Я повернулся к Гулу Хаджи.
     -- Что это за племя? -- спросил я. -- Думаю, ты уже давно догадался.
     -- Это не шивы,  -- сказал он, криво усмехнувшись.  -- И не якши, как я
думал до того, как их увидел. Эти  жалкие  существа не  представляют никакой
реальной угрозы, ну разве что для нашего рассудка.
     -- Ты думал, что это якши. Почему?
     -- Я узнал буквы на пиках и шкафах в комнатах, через которые мы прошли.
Это письменность якшей.
     -- А кто такие якши? Помню, ты упоминал о них.
     -- Ты хочешь знать, кто были якши? Сейчас они живут  только в слухах  и
суеверных  рассказах.  Это  родственники  шивов.  Помнишь,  когда мы  только
встретились, я тебе о них рассказывал?
     Теперь я вспомнил. Ну  конечно, древнее племя,  позвавшее  аргзунов  за
собой из  Мендишарии  во  время  марсианской  войны,  называемой  Величайшей
войной.
     -- Думаю, однако, что эти привидения -- потомки якшей, -- продолжал Гул
Хаджи, -- на которых они и  похожи -- если, конечно, я правильно представляю
себе  якшей.  Призраки  жили здесь,  наверное, веками, и все это  время  они
почему-то  -- видимо,  как бы  соблюдая ритуал  -- продолжали  ухаживать  за
оборудованием, поддерживая его в рабочем состоянии,  и защищать  свое жилище
от вторжений извне.  Постепенно  они утратили весь свой интеллект и привыкли
находиться  во  мраке, хотя могли бы жить со светом. Что  ж, остатки  такого
разрушительного и злобного племени, как это, вполне заслужили свою судьбу.
     Я вздрогнул. По-своему,  мне было  жаль этих существ, которые  когда-то
были людьми.
     И тут мне в голову пришла замечательная мысль.
     --  Что  же,  -- сказал я  веселым голосом, --  люди они или  животные,
наверняка, они не могли бы прожить без воды. Значит, вода где-то рядом, и мы
ее скоро найдем.
     Казалось, когда мы только вошли в подземные комнаты, то на время забыли
о жажде, но после изнурительного  боя пить захотелось с новой силой -- чтобы
восстановить израсходованную энергию.
     Мы очень устали,  но теперь чувствовали уверенность в том,  что  сможем
справиться  с  белыми  привидениями, если  они  снова  захотят  напасть.  Мы
продолжали  идти  вперед  и  скоро  оказались  в  большой   комнате,  слегка
освещенной -- на этот раз естественным светом.
     Взглянув вверх, я увидел, что свет проходит через куполообразную крышу,
расположенную выше,  чем  крыши  в  других комнатах. Через щели и  трещины в
куполе проникал песок, но пол был покрыт лишь очень тонким его слоем.
     И тут я услышал этот звук!
     Журчание,  плеск.  Сначала  я  решил,  что   у  меня  от  жажды  начали
галлюцинации, но когда глаза мои привыкли к  полумраку комнаты, я увидел его
-- я увидел фонтанчик в центре. Целый маленький водоем, наполненный водой.
     Мы подошли поближе и осторожно попробовали, вода ли это. Вода, чистая и
свежая!
     Захлебываясь,  мы пили и  пили и не могли напиться,  мы мочили  тела  и
одежду. Но мы не забывали и о возможной атаке "местных  жителей", поэтому по
очереди стояли на карауле.
     С  новыми  силами,  в хорошем  настроении, мы  наполнили  водой  фляги,
висевшие  на поясе.  Пробка моей фляги застряла, и  чтобы  вытащить ее,  мне
пришлось воспользоваться маленьким  ножичком, который есть у  каждого синего
великана.  Он  спрятан  в доспехах так, что  если воина захватывают  в плен,
враги могут  и не заметить этот  ножик,  и у пленного будет шанс  сбежать. Я
достал пробку и снова убрал ножик в ножны, скрытые в моих доспехах.
     Что теперь?
     У  нас  не   было  никакого  желания  исследовать  оставшиеся  комнаты.
Впечатлений  и  так  хватало.   Мы,  однако,   позаботились   о  том,  чтобы
забаррикадировать  дальнюю дверь,  через которую бежали  белые  призраки: мы
навалили туда песок и щепки.
     Потом  я нашел  лестницу, состоящую из ступенек, закрепленных в  стене.
Она вела наверх, в узкую галерею,  которая шла по  периметру всей  комнаты в
том месте, где начинался купол. Я взобрался по лестнице на галерею. Она была
узкой: вероятно, предназначалась она для  рабочих, которые чинили и  красили
купол комнаты.
     Он  не  был  сделан  из  того- же  самого  долговечного  синтетического
материала, что  вся башня.  Я увидел пролом в крыше и, когда выглянул,  моим
глазам  открылась черная пустыня, сверкавшая сейчас в лучах палящего солнца.
Купол был почти наполовину засыпан песком, и поэтому  снаружи его было почти
не видно.
     Я взялся  за  край этого  пролома, но в  руках  у меня остались  только
крошки:  материал, из которого  был сделан купол,  разрушился  под действием
коррозии. Он был прозрачен -- через него должен был проникать свет снаружи в
комнату с фонтаном.  Возможно, когда якши  были в здравом  рассудке и еще не
опустились  до полуживотного состояния, они любили отдыхать в  главном  зале
своего  подземного дворца. Крыша была сделана  в виде купола исключительно в
эстетических целях, ибо никакого практического  значения  такая  ее форма не
имела.  Поэтому крыше  и  суждено было  обвалиться  окончательно. Когда  это
случится,  песок забьет  фонтан,  и  я  не  уверен, что  у обитателей  этого
подземного дворца -- или города?  -- хватит сообразительности расчистить его
или починить крышу.
     Купол  раньше  чинили, но, вероятно, это делали  далекие, еще  разумные
предки теперешних бледных привидений.
     Я спустился вниз, на пол, уже обдумывая свою новую идею.
     В диаметре  купол  был  футов  тридцать --  через него  мог  бы  пройти
достаточно большой предмет.
     -- О чем ты задумался, друг мой? -- спросил Гул Хаджи.
     -- Кажется, я знаю, как отсюда выбраться, -- сказал я.
     -- Отсюда? Вернемся назад, и все.
     --  Или  сломаем крышу, --  сказал  я, указывая  наверх.  --  Она очень
непрочная, разрушенная снаружи песком.  Но я  имел в виду не только  это. Мы
сможем выбраться из пустыни.
     -- Ты где-нибудь нашел карту?
     --  Нет, но  я  нашел  много других вещей. То, что осталось  от прежней
высоконаучной  цивилизации:  плотная,  прочная,  непроницаемая  для  воздуха
ткань, шнур, газовые контейнеры. Надеюсь,  что газ  в них еще есть и что это
именно тот газ, который мне нужен.
     Гул Хаджи был явно сбит с толку.
     Я улыбнулся,  а все смотрели на меня, как будто я вслед  за Баком  Пури
стал сходить с ума.
     -- Меня натолкнул на эту мысль купол, хотя и не знаю, почему, -- сказал
я. -- Мне вдруг пришло в голову, что, если бы у нас был летающий корабль, мы
могли бы пересечь пустыню очень быстро.
     --  Летающий  корабль?!  Я  слышал  о  таких.  На  юге  до  сих пор  их
используют, но  их осталось очень мало, -- сказал Джил  Диэра. --  Ты  нашел
летающий корабль?
     -- Нет. --  Я покачал  головой, все еще не в  состоянии  оторваться  от
своих размышлений.
     -- Зачем же тогда об этом говорить? -- резко спросил Вас Оола.
     -- Потому что мы можем сделать его.
     -- Сделать? -- Гул Хаджи  улыбнулся. -- Нет,  нам не хватит знаний этих
древних наций. Это невозможно.
     -- Хотя я не претендую  на то,  чтобы считаться таким же могущественным
ученым, как ученые этих погибших народов, -- сказал я, -- на это моих знаний
должно хватить. Я не  собираюсь строить летающий корабль  такой  же сложный,
какие были у них.
     -- Тогда какой?
     -- Я  думаю, очень простой, примитивный летающий корабль  все  же можно
соорудить.  -- Трое  синих  великанов смотрели  на  меня  молча, все  еще  с
подозрением или, скорее, с сомнением.
     В марсианском языке не было слова, чтобы назвать этот корабль. Пришлось
использовать слово из моего родного языка.
     --  Мы  назовем  его воздушным шаром, -- сказал я.  Я начал чертить  на
песке план, объясняя принцип действия воздушного шара.
     -- Из материала, который мы здесь уже видели, мы сделаем огромный мешок
и  наполним его  газом, -- сказал я. -- Конечно, это будет непросто -- мешок
не  должен пропускать газ.  От него  мы протянем веревки  и  закрепим на них
корзину, в которой мы будем путешествовать, -- нашу кабину.
     К  тому времени,  как  я закончил  чертить и объяснять,  мендишары  мне
поверили  и в общих чертах все поняли,  что свидетельствовало об  их  остром
уме,  ведь  у  их народа  наука  была  довольно  слабо  развита.  Еще раз  я
столкнулся со  способностью марсиан с готовностью воспринимать  новые идеи и
откликаться  на них. Действительно, им можно  было  быстро  объяснить  любую
достаточно  сложную  концепцию,  если  пользоваться  понятными  и  логичными
категориями. За долгую историю существования своей нации на примере погибших
высокоразвитых  цивилизаций  они   могли  убедиться  --   то,  что   кажется
невозможным, не всегда таковым является.
     В  отличном настроении мы вернулись,  чтобы взять  все  необходимое для
воздушного шара.
     Я  не  был  уверен, что  в  контейнерах, занимавших  несколько  комнат,
содержался  нужный нам газ. У  меня  не  оставалось другого выхода, пришлось
рискнуть жизнью, чтобы найти его.
     У   контейнеров  были  клапаны,  которые  все  еще  работали  исправно.
Некоторые газы я узнать не мог, но  кажется, ни один из них не был ядовитым,
хотя от некоторых у меня начинала кружиться голова.
     Наконец я  нашел комнату, в которой  хранились нужные мне  контейнеры с
газом, атомный номер которого --  2, символ --  Не,  атомный  вес -- 4,0026.
Этот газ, названный греческим словом,  обозначавшим  солнце -- гелий, -- был
инертным, невоспламеняемым легким газом, который я искал, газом, который был
нужен, чтобы наполнить наш воздушный шар.
     Итак, мы нашли то, что нам  было необходимо: легкую прочную ткань, газ,
веревки. Потом мы стали обследовать моторы, которые попались нам на глаза во
время поисков. Я не стал разбирать их, так как предполагал, что они работают
на атомной энергии, вырабатываемой крошечным  атомным реактором. Но я все же
понял, как они работают, и мог бы приспособить их для наших нужд, привязав к
пропеллерам.
     Но пропеллеров не было, как  не было ничего, что могло бы  их заменить.
Их нужно было как-то сделать.
     И  тут мы  обнаружили великолепный  агрегат. С его помощью  можно  было
получать предметы из  легкого прочного синтетического материала, из которого
было построено почти все вокруг.
     Этот агрегат был большим; кажется, он был  связан с  каким-то невидимым
резервуаром.
     Это было  неожиданно ниспосланным нам счастьем. На передней панели  был
нарисован план  агрегата с трех  точек:  сбоку, сверху,  спереди. Мы выбрали
нужный нам размер и, нажав кнопку, запустили механизм. Через несколько минут
из аппарата появился первый блок.
     Теперь мы могли сделать  столько пропеллеров, сколько нам было нужно, а
также кабину.  Мне  было жаль, что приходилось так быстро покидать подземный
город.  Как хотелось остаться  и посмотреть, как  работал  этот  аппарат, из
каких исходных элементов и по какой технологии получалась такая сверхпрочная
пластмасса. Я  решил  вернуться,  как  только  представится  возможность,  и
привести  с  собой  людей, которые будут  готовы,  то  есть  соответствующим
образом  обучены, помочь мне  достичь глобальной цели: исследовать все тайны
подземного города, отыскать  все  приборы и аппараты, которые можно было  бы
применить    в    дальнейшем,   научиться   производить   новые   материалы,
воспользовавшись информацией этой древней цивилизации.
     Когда это случится, на Марсе настанет новая жизнь.
     Мы трудились  не  покладая  рук,  перенося  все  необходимое  в  зал  с
купольной  крышей, где,  кроме  всего  прочего, мы  находились около  самого
ценного в пустыне -- воды.
     В одной из комнат мы нашли герметично закрытые контейнеры со специально
приготовленной  обезвоженной  пищей,  которая   была  безвкусной,  но  очень
питательной.
     По  мере  того,  как становилось  видно, что воздушный шар  приобретает
конкретные формы, настроение улучшалось все больше и больше.
     У нас появилась свободная минутка,  и мы решили  заняться своим внешним
видом. Мне нужно было побриться -- и вообще я старался это делать регулярно.
Трудность была в том,  что я не мог нигде найти хоть  какое-нибудь  зеркало.
Тут в одной из комнат я увидел какой-то металлический шкаф с ярко начищенной
блестящей  дверцей.  Я перетащил его в комнату  с куполом просто потому, что
очень хотелось побриться и он был нужен как зеркало!
     Чтобы  обитатели  подземных  комнат  могли  продолжать  жить  --  если,
конечно, это  можно  назвать  жизнью, -- мы соорудили вместо  разрушающегося
купола прочную крышу, чтобы песок не сыпался внутрь и не забивал фонтан.
     Мы  приладили  баллоны с газом к  отверстию в будущем шаре,  а пока еще
бесформенной груде тряпья, и с радостью наблюдали, как постепенно  на  наших
глазах вырастает крутобокая сфера.
     Нужно было приладить ремни  к двигателю  и  установить пропеллеры, но в
остальном шар  был  готов.  По  всем  существенным  признакам  был  похож на
простейший  самолет,  и хотя  он был  уязвимее и медленнее, чем  марсианские
самолеты, на которых мне доводилось путешествовать, я считал, что мы неплохо
потрудились.
     Шар  наполнился  воздухом  и  поднялся,  удерживаемый  туго  натянутыми
веревками. Казалось, он  мог  спокойно нести человек сто  таких, как мы.  Мы
начали  смеяться и хлопать друг  друга по  спине -- можете себе представить,
как выглядел в этой ситуации я: у нас получилось!
     С крепких веревок, проходящих поверх шара, свисала кабина, сделанная из
больших пластмассовых пластин. Мы устроили в ней иллюминаторы.  К сожалению,
мы  не  нашли   никакого  прозрачного  материала,  чтобы   вставить   в  эти
иллюминаторы, и  пришлось сделать что-то вроде ставней. В кабину мы положили
фляги с водой, запасные контейнеры с газом, контейнеры с пищей.
     Мы очень гордились нашим воздушным кораблем. Может, он казался грубым и
топорно сделанным,  но  он  был  очень надежен.  Когда мы выпустим его через
крышу над  поверхностью  земли и приладим  ремни к  двигателям, можно  будет
стартовать  в  любую  минуту.  Как сказал Гул Хаджи, эффектное  появление  в
Мендишарии  вождя, которого все считали мертвым или изгнанным из страны,  да
еще  на  летающем  корабле,  воодушевит народ, то есть  вернет  им  надежду,
утраченную во время несчастной атаки приозов на деревню.
     Гул  Хаджи и двое других мендишаров  всерьез обсуждали эту возможность,
когда  дальняя дверь --  та  самая, которую мы  забаррикадировали  на случай
атаки белых призраков, -- начала таять.
     Материал,  который   я  считал  способным   выдержать  действие   любой
разрушительной силы, пузырился  и  струился  вниз, как дешевая пластмасса  в
огне. От двери пошел отвратительный запах -- одновременно приторный и едкий.
     Я не знал, в чем было дело, но сразу начал действовать.
     --  Быстрее! --  завопил  я. --  В  кабину! Я  толкал своих  спутников,
помогая им забраться в кабину.
     Когда я развернулся в сторону двери, ее уже  не было, а в проеме стояли
белые  призраки.  У них в руках был какой-то аппарат. Они,  естественно,  не
соображали, что это было, но зато хорошо помнили, как  эту штуку наводить  и
куда нажимать, чтобы выстрелить.
     Ирония судьбы: передовое приспособление в руках слабоумных.
     Аппарат испускал лучи, и один из них только что коснулся стены  за моей
спиной, чудом миновав меня и наш воздушный шар. Несомненно, это был тепловой
луч. Лазер!
     Тут я понял вдруг, что наш  воздушный шар все  еще был привязан к полу,
так как никто не обрубил веревки.
     Я бросился к ним с мечом.
     Ведь я  же  знал,  что  предки  этих  привидений умели  делать лазерные
пистолеты. Почему  я не  вспомнил об этом раньше и не приготовился  к такому
повороту событий?
     В  нерассуждающей слепой  ярости эти  потомки  якшей, движимые какой-то
непостижимой генетической памятью, отыскали прибор, вырабатывающий  лазерные
лучи,  и пришли  с его помощью  расправиться с  обидчиками  --  с  теми, кто
вторгся в их владения.
     Как  бы то ни  было,  скоро мы  все умрем,  если  я  не успею  обрубить
веревки. Гул Хаджи закричал мне из кабины, когда увидел, что я делаю.
     Легко проходя через отверстие в куполе,  как  раз достаточное для него,
шар стал подниматься.  Скоро  его подхватит  ветер,  и  мои  друзья будут  в
безопасности.
     Привидения  навели  лазер  на  меня. Сейчас я  умру.  Смертоносный  луч
расплавлял или резал на кусочки все, что оказывалось на его пути.
     И тут у меня появилась идея!




     Луч проходил то справа, то слева от меня, все ближе и ближе: эти идиоты
стреляли наугад. И тут я увидел огромную блестящую дверцу  шкафа, которую  я
использовал как зеркало, когда брился.
     Это же был мощный отражатель! Он должен был меня выручить.
     Я бросился к шкафу и спрятался позади него.
     Лазер срезал верхушку фонтана, и вода с плеском упала  в  водоем. Через
несколько мгновений фонтан пробился снова.
     Луч ударил  совсем близко -- и выплавил целый  кусок  стены, за которой
показалась следующая комната. Белые привидения подходили  все ближе и ближе,
не выпуская оружия из своих липких, мягких, почти лишенных костей рук.
     И тут луч ударил в блестящую дверцу -- мое "зеркало".
     Лазерные  лучи  -- это концентрированный  свет. Зеркало  отражает свет.
Крепкое зеркало может отразить мощный луч света.
     Это "зеркало" отразило лазерный луч.
     Сначала луч  как бы согнуло на несколько секунд и, развернув, направило
его в то место, откуда он был послан.
     Большинство  привидений  исчезло  в тот же  миг, остальные завопили  от
ужаса,  метнувшись  назад, а потом остановились на мгновение и  бросились на
меня.
     Я рванулся к одной  из веревок, который  шар был прикреплен к полу. Все
происходило так  быстро, что он еще только начал подниматься, и мне  удалось
дотянуться и ухватиться за последние футы уплывавшей вверх веревки.
     Призраки попытались удержать  меня, но безуспешно. Я стал подтягиваться
по веревке вверх, к кабине.
     Воздушный шар уверенно поднимался в воздух. И вот, когда опасность быть
убитым  белыми призраками миновала,  но я  все еще  мог  погибнуть, если  бы
сорвался, только тогда я и сообразил,  что, спеша убраться подальше от  этих
чудовищ, мы забыли об одной существенной детали -- о балласте для воздушного
шара: он поднимался слишком быстро.
     Пытаясь взобраться в кабину,  я дважды чуть не упал. И вот когда  я уже
думал, что еще немного, и мои онемевшие  руки разожмутся, я увидел,  как Гул
Хаджи  открыл  люк в  кабине,  потянулся  всем телом и,  рискуя  вывалиться,
схватил веревку, на которой я висел.
     Земля -- черная, сверкающая на солнце пустыня -- была далеко внизу.
     Гулу  Хаджи удалось вернуться в кабину, и  он втащил за  собой веревку.
Едва переведя дух, с помощью двух других наших товарищей, он втянул внутрь и
меня.
     Мои руки болели от напряжения, кожа была вся  содрана. Еще чуть-чуть, и
я бы отпустил  веревку. Как раз в тот момент, когда  я почувствовал, что  не
могу  больше держаться,  меня схватили  огромные руки,  втащили  в кабину  и
закрыли люк.
     Лежа  на полу,  я никак  не мог  отдышаться  и прийти в себя. Испытания
последних минут совершенно измучили  меня.  Поднимались мы по-прежнему очень
быстро  и скоро  должны были выскочить  из марсианской  атмосферы.  (Правда,
нужно помнить, что атмосферный слой в то время был толще, чем сейчас.)
     Я  встал  и неуверенной  походкой подошел к пульту управления.  Это был
очень  простой  пульт.  Если  бы могли, мы  бы проверили его перед  стартом.
Теперь придется испытывать его прямо в воздухе. Если  мы просчитались,  нам,
конец.
     Я потянул за рычаг, контролирующий клапан газового контейнера. Пришлось
выпустить немного газа  в надежде на  то, что этого будет достаточно и мы не
будем так стремительно нестись к Земле.
     Постепенно  высота  выровнялась, и  я  понял,  что  этот рычаг  устроен
правильно.
     Но мы продолжали  двигаться  наугад,  увлекаемые  воздушными  потоками.
Придется  проверить   ремни  на  двигателях,  когда  приземлимся.  На  нашем
воздушном шаре мы доберемся до Мендишарии за день, а то и меньше.
     Мне  было  жаль  бесцельно  тратить  драгоценный  гелий,  но ничего  не
поделаешь. Медленно, понемногу я стал уменьшать высоту нашего полета.
     На  расстоянии  2000 футов  от  поверхности  наш  воздушный шар поддала
какая-то гигантская нога,  и от этого толчка он словно  заметался в небе. Мы
все не удержались на ногах, а меня швырнуло от пульта управления.
     На какое-то время я, кажется, потерял сознание.
     Когда я пришел  в себя, вокруг было темно. Уже прошло ощущение, что наш
огромный воздушный шар был маленьким шариком, игрушкой великанов, несравнимо
более крупных, чем мои синие спутники. Наоборот, казалось,  что шар  несется
целенаправленно с огромной скоростью.
     Я встал и пошатываясь направился к иллюминатору.
     Когда я отодвинул ставни и взглянул вниз, я не поверил своим глазам.
     Мы  летели над  морем,  на котором  бушевал  шторм. Наша  скорость была
добрых миль сто в час или даже больше.
     Но что же нас  несло?  Кажется,  какая-то  естественная  сила.  Судя по
завываниям  и  стонам,  которые  До меня  доносились, это был очень  сильный
ветер.
     Но как же мог ветер начаться так внезапно и развить такую скорость?
     Я повернулся  и  увидел, что  Гул Хаджи  начинает шевелиться.  Он  тоже
потерял во время падения сознание.
     Я помог ему встать, и мы с ним привели в чувство наших спутников.
     -- Что это такое, Гул Хаджи? Ты знаешь?
     Он потер лицо рукой.
     -- Мне следовало внимательнее следить за календарем, -- сказал он.
     -- А что такое?
     -- Я  ничего  об  этом  не  сказал,  потому  что  понимал, что либо  мы
выберемся  из  пустыни, либо  умрем,  то  есть  так  было до  того,  как  мы
обнаружили башню и подземный город. Я ничего не сказал об этом, пока мы были
под  землей, так как знал, что  там мы  в  безопасности  и  городу ничего не
грозило.
     -- Ты не сказал о чем?
     -- Прости, это моя вина. Может, потому о городе якшей ничего нигде и не
сообщалось -- из-за Ревущей Смерти.
     -- А что такое Ревущая Смерть?
     -- Сильный ветер, время от времени проносящийся над пустыней. Некоторые
считают,  что им-то пустыня и вызвана, ведь  до того, как в этих краях стала
господствовать  Ревущая Смерть,  на  месте  пустыни была  плодородная земля.
Возможно, город  якшей был построен  до  того,  как  стала приходить Ревущая
Смерть. Не знаю.  Ревущая Смерть царит над пустыней уже много  веков,  и все
это время ураганы сравнивают с землей все, что встречается на их пути.
     -- А в каком направлении движется ветер? -- спросил я. --  Неплохо было
бы это знать, раз уж он нас несет.
     -- На запад, -- сказал Гул Хаджи.
     -- Над морем?
     -- Точно.
     -- А потом куда?
     -- Не знаю.
     Я снова подошел к иллюминатору и посмотрел вниз.
     Под нами все еще было серое холодное штормовое море, но мне показалось,
что сквозь мрак я смог различить что-то вроде земли.
     -- А что лежит за западным морем? -- спросил я Гула Хаджи.
     --  Не  знаю,   какая-то  земля,  почти  совсем  не  исследованная,  за
исключением побережий. По рассказам, это земля, не приносящая добра.
     Мы уже почти достигли берега.
     -- Не приносящая добра? Откуда ты это взял? -- спросил я у друга.
     --  Из  легенд,  рассказов  путешественников,  а  также  из  того,  что
экспедиции, посланные  исследовать  ее, не  вернулись.  В джунглях Западного
континента живут  дикие звери.  Этот  континент сильнее  всего пострадал  от
Величайшей  войны. Когда она окончилась,  говорят,  на  континенте произошли
странные изменения; природа, животные, растения,  люди -- все  изменилось от
того,  что осталось после Величайшей войны.  Одни говорят, это был злой дух,
другие  --  какой-то  газ, третьи  -- машина. Но что бы  то ни было, люди  в
здравом уме избегают Западный континент.
     -- По всему видно, ты говоришь об атомной войне, радиации и мутации, --
сказал я задумчиво.  -- И если учесть,  что  война была несколько  тысяч лет
назад, маловероятно, что излучение до сих пор представляет  собой опасность.
Его не нужно больше бояться.
     Я  использовал  некоторые  земные  слова, поскольку,  хотя  эти понятия
должны были каким-то образом именоваться в языке Вашу, я этих слов не знал.
     Ревущая Смерть стала затихать, наш полет, кажется, замедлился.
     Я  почувствовал,  что сейчас  был бессилен  как-либо  повлиять  на нашу
судьбу: нас несло в глубь материка.
     В небе над нами  появились две  марсианские  луны  и осветили  странный
пейзаж: причудливые джунгли какого-то непонятного цвета.
     Должен заметить, мне стало не по себе от вида этой растительности, но я
сказал  себе, что мы в безопасности, пока  находились  в  воздухе на большой
высоте.
     Когда ветер  перестанет  управлять  нашим  полетом, мы  сможем спокойно
приземлиться, исправить моторы и потом отправиться куда нужно.
     Возможно, сделать это предстояло только через несколько часов. Не знаю,
откуда появился ветер и куда он  исчез. Может, он постоянно дул вокруг  всей
планеты, набирая силу по ходу движения. Не знаю, я не метеоролог.
     Наконец нам удалось выскользнуть из воздушного потока и направить шар к
огромным деревьям, чья густая листва представлялась  сверху сплошной твердой
массой.
     Крупные сверкающие листья всевозможных  оттенков черного,  коричневого,
темно-зеленого и красного раскачивались на причудливо изогнутых ветвях.
     Над  джунглями  висело ощущение тревоги.  Нам совсем  не  хотелось  там
садиться. Но все же к утру мы  нашли полянку,  достаточно большую,  чтобы на
ней мог приземлиться воздушный шар, и стали снижаться.
     Мы  приземлились  очень аккуратно, если  учесть, что мы были неопытными
аэронавтами.  Мы  привязали  воздушный корабль  и  проверили,  нет ли в  нем
повреждений. Строительные материалы якшей  не  пострадали от ветра,  который
разнес бы любой другой материал в щепки.
     Сейчас  нам хватило бы и часа, чтобы привести все в порядок и подыскать
что-нибудь для балласта. Потом мы снова наполним шар гелием  и --  вперед, в
Мендишарию.
     Скоро мы включили все двигатели, и пропеллеры заработали.
     Все это время мы не могли  избавиться от неприятного чувства, будто  за
нами наблюдают. Но сами мы ничего не  видели, кроме темных джунглей. Деревья
поднимались  на несколько сот  футов и  переплетались, образуя  нечто  вроде
решетки, по которой вились теплые, пахнущие плесенью растения.
     Не представляю, как в таких джунглях вообще могла появиться опушка, это
было капризом природы. Земля на этом месте была гладкой и твердой
     как  камень.  По краям  росли  низкие кустарники  с  темными блестящими
листьями, виноградные лозы, которые издали казались жирными змеями, какие-то
ненормальные  кусты  и  ползучие  растения,   которые  совершенно  покрывали
разветвленные корни деревьев.
     Никогда я не видел, чтобы все в лесу было таким крупным. Ветки деревьев
образовывали ярусы, и  издали лес был похож на огромную  скалу со множеством
пещер.
     В таком месте  нетрудно было почувствовать, что за вами  наблюдают. Мое
воображение,   подстегиваемое   экзотическим   пейзажем,    рисовало   самые
невероятные картины.
     Мы  все сделали, оставалось только найти  балласт. Джил Диэра предложил
отрубить несколько  толстых  веток  с деревьев. Конечно,  это  был  не самый
удачный вариант, но здесь было трудно найти что-либо более подходящее.
     Пока  Джил Диэра и Вас Оола помогали мне  закончить работу над мотором,
Гул Хаджи сказал, что пойдет за бревнами.
     И он  ушел. Мы  закончили работу и стали ждать его возвращения.  Нам не
терпелось выбраться из  этих таинственных джунглей и вернуться в  Мендишарию
как можно скорее.
     Мы  стали  звать Гула  Хаджи, и к вечеру  охрипли от  криков,  но он не
отзывался.
     Ничего не оставалось делать, приходилось  идти в лес, чтобы посмотреть,
не был ли наш друг  ранен; может, он  лежал без сознания после какого-нибудь
незначительного столкновения с обитателями джунглей.
     Вас Оола и Джил Диэра хотели пойти со мной, но я сказал им, что для нас
воздушный  шар --  важнее всего, и они должны  остаться и сторожить его. Мне
удалось их убедить.
     Я нашел то место, где Гул Хаджи вошел в лес, и пошел по его следам.
     Это было нетрудно. Великан оставлял заметные следы. В  некоторых местах
он, вероятно, спотыкался, и земля там была выворочена.
     Лес был темным и сырым. Я ступал  по гниющим, расползающимся у меня под
ногами  растениям, иногда  проваливался в грязь.  Я продолжал  звать  своего
друга, но его нигде не было.
     И тут я  набрел на место, где  были видны следы битвы, и  понял, что за
нами действительно наблюдали, нам это не мерещилось.
     Там я  нашел меч Гула Хаджи -- он  был никогда с ним не расстался, если
бы его не схватили -- или убили!
     Я кружил  по  лесу  около этого  проклятого  места, безуспешно  пытаясь
найти, куда ушли его противники.
     Это меня настораживало, ибо обычно  я  хорошо читаю  следы. Все, что  я
смог обнаружить, были  остатки  какого-то вещества, прилипшего, как шелковые
нити, к окружавшей листве.
     Позднее я увидел следы  этого вещества  в  другом месте и  понял,  что,
поскольку это была единственная зацепка, мне  следовало ею  воспользоваться.
Возможно, эти  следы оставили  те,  кто  схватил Гула  Хаджи, хотя мне  было
непонятно, что это было за вещество и откуда оно могло у них взяться.
     Наступила ночь, и я с трудом осознал, что пришел к какому-то городу.
     Казалось,  он  состоял  из  одного-единственного   здания,  занимавшего
огромную площадь. Город вырастал прямо из джунглей, сливался с ними, был  их
частью.  Он был сделан  из старой застывшей лавы, в  трещины которой  попали
земля и  семена, давшие жизнь небольшим деревьям и  кустам. Башни и купола в
сумерках сливались,  и можно  было подумать,  что  перед вами  был  огромный
камень, который приобрел облик города.
     То здесь,  то  там были  видны  окна и  двери, все  заросшие  какими-то
растениями.
     Когда  окончательно стемнело, город оказался  освещенным редкими лучами
марсианских  лун,  которые  едва проникали  через крышу,  образуемую ветвями
гигантских деревьев.
     Должно быть, моего друга привели сюда. Страшное место!
     Я очень устал, но продолжал идти вперед: я вошел в город и взобрался на
кучу скользких камней в поисках хоть какого-нибудь признака того, что
     город обитаем, или знака того, где находился мой друг.
     Я  карабкался по стенам домов, по  крышам, снова прыгал вниз. Я  искал,
искал, искал. Город  был погружен во мрак. Камень домов был гладким и липким
на ощупь.
     В городе  не  было улиц, только какие-то  впадины на  крышах "домов". В
отчаянии  я  пошел  по одной из них. Слева  от меня  что-то  соскользнуло со
стены, и мне стало дурно -- это был огромный паук, крупнее, чем все, каких я
когда-либо видел.
     А вот  и  другие, такие же огромные! Покрепче сжав  меч  Гула  Хаджи, я
приготовился обнажить еще и свой. Пауки были размером с футбольный мяч!
     Я уже собирался подняться по наклонной стене на крышу, как вдруг мне на
голову и на плечи что-то упало. Я попытался стряхнуть это "что-то" мечом, но
не мог, оно прилипло ко мне. Чем больше я отбивался, тем больше запутывался.
     Теперь  я понял, почему  на том месте, где схватили Гула Хаджи, не было
трупов.
     Та  штука, которую  сбросили на  меня, была сетью  из  того  же тонкого
липкого шелка, остатки  которого я  видел в лесу. Он был крепким и приставал
ко всему, чего касался.
     Все еще пытаясь освободиться, я упал лицом вниз.
     Меня подняли чьи-то костлявые руки.
     Я взглянул на тех, кто схватил меня, и не мог поверить своим глазам: до
пояса они были людьми, значительно ниже меня ростом, жилистыми и  щуплыми. У
них были большие глаза и тонкие губы, из-за чего рот казался просто прорезью
на лице. В них еще можно было узнать людей, пока взгляд не падал вниз: у них
было восемь мохнатых ног. Человеческое тело и паучьи лапы!
     Я попытался толкнуть их командира -- это было все, что я мог сделать со
связанными руками.
     На его лице не было никакого  выражения. Он  бесстрастно указал на меня
своим шестом,  на конце  которого  оказалась игла  длиной дюймов  шесть.  Он
вонзил в меня эту иглу. Я попытался сопротивляться,  но в ту же долю секунды
почувствовал, как мое тело словно окаменело.
     Я не мог пошевелить даже пальцем, не мог  даже мигнуть. Он впрыснул мне
яд, это было ясно, яд, который мгновенно парализовывал.




     Двое из отвратительных человекообразных пауков взвалили меня к  себе на
спину и понесли вглубь этого странного города, который в свете, исходящем от
каменных стен, показался мне лабиринтом, устроенным без цели и плана.
     Мы прошли через коридоры и комнаты, которые иногда  представлялись лишь
тайными ходами в огромные залы с балконами.
     Все больше и больше я  убеждался, что этот город  не мог быть делом рук
паукообразных  людей,  или  человекообразных пауков --  как хотите, --  этот
город не мог быть делом  рук людей  вообще. Это было создание  непостижимого
интеллекта, применившего, возможно,  ядерное  излучение. И этот интеллект --
наполовину  безумный,  если  уж он  задумал такой  город  -- наверное, давно
перестал существовать; или паукообразные люди были его слугами?
     Я почему-то думал,  что могущественный интеллект был мертв и люди-пауки
были  сами  по себе,  поскольку в  коридорах  и комнатах лежали  слои пыли и
висела паутина, а  они могли  скопиться только за  очень долгий  срок --  за
столетия. Я  недоумевал,  как  вообще  могли  появиться паукообразные  люди.
Может, они были как-то связаны с огромными пауками, которых я видел снаружи.
Если  они были "родственниками", какой  ненормальный союз в  далеком прошлом
мог дать такое потомство?
     Они спешили вперед, быстро перебирая своими мохнатыми ножками. Пока они
несли меня,  я  старался ко думать о том, что может случиться. Я был уверен,
они готовили какие-то мучения, может, собирались съесть во время чудовищного
ритуала. Я был всего лишь мушкой, попавшей в их паутину.
     Моя догадка была даже ближе к истине, чем я поначалу предполагал.
     Наконец мы вошли в зал, гораздо больший по размерам, чем все остальные.
Он был освещен лишь тусклым свечением от каменных стен.
     Действие яда постепенно ослабевало, и я попробовал пошевелить  руками и
ногами,  хотя  липкая  паутина,  которая   и  впрямь  образовывалась  внутри
паукообразных людей, очень сковывала мои движения.
     И тут я кое-что увидел!
     Под  потолком зала от  одной стены до другой была натянута паутина. Она
чуть  сверкала  в  тусклом  свете,  исходящем  от камня стен,  и я с  трудом
различил на ней фигуру. Мне показалось, я узнал Гула Хаджи.
     К самим тварям паутина не липла.  Несколько пауков стали поднимать меня
вверх, чтобы  присоединить к первой жертве, и теперь я  точно знал, что  это
был Гул Хаджи.
     Там, наверху, рядом с другом,  они и оставили меня, зашелестев прочь на
своих  мохнатых  ножках. С тех самых пор, как я впервые  увидел  их,  они не
произнесли ни слова.
     Мускулы  лица  еще  были стянуты  из-за  яда,  но  мне удалось  сказать
несколько слов. Меня положили на паутину в стороне от Гула Хаджи, под ним, и
я видел только его левую ногу, и то не выше колена.
     -- Гул Хаджи, ты.. можешь говорить?
     --  Да.  Ты имеешь  хоть  какое-нибудь представление  о  том,  что  они
собираются с нами сделать?
     -- Нет.
     -- Прости, что втянул тебя во все это, Майкл Кейн.
     -- В этом нет твоей вины.
     -- Если бы я вел себя осторожнее -- как и следовало, -- мы бы уже давно
были далеко отсюда. Самолет в порядке?
     -- Да, насколько я знаю.
     Я  начал  исследование паутины.  Та  сеть, в  которую я  был  завернут,
становилась все более хрупкой  и начала ломаться, поэтому вскоре мне удалось
освободить руку. Но тут же я снова попался: она прилипла к нитям паутины, на
которой мы с моим другом лежали.
     -- Я уже  все  это  пробовал,  -- сказал сверху  Гул Хаджи. -- Не знаю,
можно ли вообще отсюда выбраться.
     Приходилось  признать,  что  он,  скорее  всего,  был  прав,  но  я  не
переставал ломать себе голову. У меня возникло ощущение, что, если мы срочно
не найдем выход, нас ждет что-то ужасное.
     Я стал пробовать освободить вторую руку.
     И  тут мы  услышали  звук  -- громкий шуршащий  звук, как  будто на нас
надвигался многократный увеличенный человекообразный паук.
     Взглянув вниз,  мы вдруг  увидели два огромных  глаза -- фунта четыре в
диаметре.
     Это были глаза паука. Сердце замерло в моей груди.
     Раздался  голос -- мягкий,  ироничный, шелестящий  голос,  который  мог
принадлежать только тому, чьи глаза сейчас, не мигая, смотрели на нас.
     -- Шшто-ш, лакомый куссочек, сславно я по-ппирую.
     -- Ты кто? -- я постарался, чтобы голос мой звучал резко, но куда там!
     -- Я -- Мишасса, Великий Мишасса, посследний из рода шшассаженов.
     -- А те... существа, они твои слуги? Раздался  звук, который можно было
принять за какое-то нечеловеческое кряхтение.
     --  Мое  потомство. Появившшеесся  на совет  благодаря  эксперименту  в
лабораториях шшассаженов. Кульминация... Но вы, наверное, хотите знать, шшто
васс ждет.
     Я вздрогнул. Кажется, я уже догадался.
     -- Эй ты, маленький, ты будешь мне ужином, и ужже сскоро.
     Теперь я видел это существо более отчетливо. Это был гигантский паук --
очевидно, один  из  многих,  вызванных к жизни атомным  излучением,  которое
поразило природу этих мест много тысяч лет назад.
     Мишасса  стал  медленно  взбираться  по  паутине  вверх,  и  она  стала
прогибаться под его тяжестью.
     Все это время я не прекращал попыток  вытащить руку из сети, и  мне это
наконец удалось. Рука стала  свободной  и не прилипала больше к  паутине.  Я
вспомнил   про  маленький  ножик,  спрятанный   в  моих  доспехах,  и  решил
попробовать достать его, если смогу.
     Дюйм за дюймом я придвигал руку к ножику. Дюйм за дюймом...
     Наконец пальцы мои оказались на рукоятке, и я вытащил нож из ножен.
     Гигантский паук  подползал все ближе. Я начал обрезать  паутину  в  том
месте, где к ней прилипла другая рука.
     Я трудился  изо всех сил, но паутина поддавалась медленно. Наконец рука
была свободна, и я потянулся к мечу.
     Выхватив клинок,  я сразу  же  ударил по  паутине, лишавшей Гула  Хаджи
возможности двигаться, и, освободив его, повернулся, чтобы встретить паука.
     Он прошелестел:
     -- Нет, не ссбежишшь. Даже  ессли  бы ты был ссовершшенно ссвободен, от
меня не ссбежжишшь. Я ссильнее тебя, я проворнее тебя...
     Он говорил правду, но меня это не могло остановить.
     Вскоре  его  ужасные  ноги уже  были  в нескольких  дюймах от меня, и я
приготовился  защищаться из последних сил. И тут я услышал крик Гула Хаджи и
увидел, как он пролетел  мимо  меня и оказался на спине  чудовища. Мой  друг
вцепился в его шерсть и крикнул, чтобы я попытался сделать то же самое.
     Я  плохо понимал, что он задумал,  но  прыгнул, полностью освободившись
наконец от паутины, и приземлился рядом с Гулом Хаджи на спину нашего врага.
Одной рукой сжимая меч, я запустил другую в его странный мех.
     -- Дай мне меч, -- попросил Гул Хаджи. -- Я сильнее.
     Я  отдал ему меч и снова  вытащил свой нож. Когда мы стали колоть его и
бить  по спине, паук зашипел  от ярости, слов было не  разобрать. Похоже, ╟н
привык  к смиренным, или, по крайней мере, смирным подношениям  в  виде  его
слуг, но мы были воинами Вашу и собирались  дорого отдать свою жизнь, прежде
чем стать "лакомым кусочком" для этого болтливого паука.
     Он свистел, шипел и бранился В ярости он кинулся  с паутины на  пол, но
мы держались крепко, при  этом продолжая наносить ему  удары в надежде найти
тот единственный -- смертельный -- удар, который нас спасет.
     Он  попытался  перевернуться на  спину, чтобы  раздавить  нас  тяжестью
своего  тела,  но,  возможно,  его  удержал  инстинкт,  свойственный  многим
насекомым: оказавшись на спине, они  уже не могут снова встать на  ноги. Как
бы то ни было, только в самый последний момент он сохранил равновесие и стал
метаться по всему залу.
     Из десятка ран  на его теле  текла  липкая черная  кровь, но ни одна из
этих ран не ослабила, казалось, его прыти.
     Вдруг он понесся по прямой, издавая ноющий жалобный крик.
     Мы продолжали крепко  держаться за его шерсть,  а скорость все росла, и
мы стали изумленно переглядываться.
     Он мчался, как машина, -- 60 миль в час или даже больше -- по тоннелям,
унося нас все глубже и глубже в свой каменный город...
     Издаваемый им звук стал  громче. Зверь впал  в неистовство.  Отчего это
произошло,  мы  не  знаем:  или  вдруг  им  овладело  сумасшествие,  которое
досталось ему по  наследству от ненормальных предков  и которое он больше не
мог скрывать, или он обезумел от боли, причиняемой ему ранами.
     И  вдруг  я  заметил  над нами  какое-то движение.  Группа --  стая? --
человекообразных пауков -- тех же самых, что доставили нас в зал с паутиной,
или других -- была явно охвачена паникой, когда увидела, что происходило.
     И тут огромный умный паук замедлил свой сумасшедший бег и стал нападать
на  них, отрывая им головы,  перекусывая их  пополам,  давя  их между своими
гигантскими челюстями. Какое же это было отвратительное зрелище!
     Мы продолжали  держаться  за шерсть  метавшегося в  исступлении  зверя.
Время  от  времени  из  его  пасти вылетали членораздельные  звуки,  но  что
означали эти слова, мы не знали.
     Вскоре  позади  гигантского паука  осталась  лишь  гора  обезображенных
трупов: ни один из паукообразных людей не избежал страшной участи.
     Моя рука болела. В  любую секунду  пальцы могли  разжаться и  выпустить
шерсть паука, и я мог свалиться к нему под ноги и стать его жертвой. Судя по
мрачному выражению лица  Гула  Хаджи,  он тоже  уже не выдерживал напряжения
этих гонок.
     И тут  совершенно неожиданно для  нас паук остановился и  стал медленно
оседать. Паук опустился на землю посреди того, что некогда было его свитой.
     Он  уничтожил  своих  слуг, кажется,  в  предсмертной  агонии,  ибо  он
выкрикнул лишь: "Их больше нет!" -- и умер.
     Мы убедились, что сердце его перестало биться, и буквально упали вниз с
его спины. Прежде чем уйти, мы остановились посмотреть на него.
     --  Я рад, что умер он,  а не мы, -- сказал  я.  --  Но должно быть, он
понимал, что  был последним  представителем своего  аномального  вида. О чем
думало   это  безумное,  обозленное  существо?  Я  ему  в  какой-то  степени
сочувствовал. Можно даже сказать, что он умер достойной смертью.
     -- Ты, наверное, заметил что-то, что ускользнуло от моего  внимания, --
возразил Гул Хаджи. -- Я видел только  врага, который нас чуть не уничтожил.
Но вместо этого мы убили его, и это великолепно.
     Прагматизм  моего  друга вернул  меня  к  действительности: я  перестал
заниматься  неуместными  в  данных  обстоятельствах  размышлениями  о судьбе
нашего недавнего грозного противника и о мире, который  он здесь,  в  скале,
устроил, и начал раздумывать, как из этого мира выбраться.
     Я  также  подумал,   все  ли  человекообразные  пауки  были  убиты   их
агонизирующим повелителем.
     Мы пробрались между трупами и по тоннелю вышли в огромный зал.
     Мы  обнаружили там  еще один тоннель и пошли по нему просто потому, что
рано или  поздно  надеялись  попасть в  комнату,  где  будет  дверь, ведущая
наружу,  или, по  крайней мере,  окно, а они должны были быть,  мы видели их
снаружи.
     Тоннели  таили  в себе некоторые неудобства для Гула Хаджи.  Ибо только
некоторые из них были достаточно  большими для  синего великана или, скажем,
для гигантского паука  Мишассы.  Из  этого мы заключили, что даже среди себе
подобных это существо было чем-то особенным.
     И   снова  во  мне  шевельнулось  что-то  вроде   сочувствия   к  этому
бесформенному созданию, которое обладало таким  недюжинным интеллектом и так
плохо  было  приспособлено для мира. Несмотря  на то,  что этот паук угрожал
моей жизни, я не мог больше его ненавидеть.
     И вот  когда  я  все еще  был настроен философски, мы дошли до комнаты,
которая представляла собой огромный чан с жидкостью.
     Но  сначала  появился  запах. Вдыхая его, мы  почувствовали,  как  наши
мускулы словно  немеют,  становятся  менее  гибкими.  Войдя  в  комнату,  мы
увидели, что вдоль  стен были расположены  доски, по которым  только и можно
было  пройти,  так  как   пол,  расположенный  ниже,  был  залит   зловонной
пузырящейся жидкостью.
     Мы остановились и посмотрели вниз на эту жидкость.
     -- Я, кажется, знаю, что это такое, -- сказал я Гулу Хаджи.
     -- Яд?
     -- Точно. Тот самый, которым они нас парализовали. -- Я  нахмурился. --
И кажется, нам он тоже мог бы пригодиться.
     -- Каким образом? -- спросил мой друг.
     --  Еще  не знаю.  Но  мне кажется, что  рано или  поздно  ему найдется
применение. Не помешает взять немного. -- И я показал на дальнюю стену.
     Там на полке стояли  глиняные  кувшины  и целый ряд шестов с иглами  на
конце.
     Мы  осторожно подошли по доскам к полке. Мы старались сдержать дыхание,
чтобы ядовитые пары не смогли парализовать наши мускулы и, лишенные контроля
над ними, мы не упали бы вниз, где или утонули бы в отвратительной жидкости,
или умерли от чрезмерной дозы яда.
     Наконец мы добрались до полки. Наши мускулы становились тверже с каждым
шагом. Я взял два кувшина прекрасной , работы, хотя и несколько  странных на
вид, и передал их Гулу Хадже, который наполнил их ядовитой жидкостью. Плотно
закупорив кувшины, мы повесили их на  пояс.  Потом взяли несколько шестов  с
иглами и поспешили убраться из комнаты через ближайший выход.
     Тоннель пошел вверх, и у нас появилась надежда.
     Впереди, кажется, стало светлее, хотя  источник этого света еще не  был
виден.
     Повернув налево,  мы оказались  в небольшом коридоре  и увидели, что из
расположенного  в  конце   этого  коридора   окошка,   сделанного  в   форме
неправильного  четырехугольника,  идет  дневной свет. Но тут  свет заслонили
огромные  пауки,  которых я уже раньше  видел. Через  окошко они  забирались
внутрь. Их было очень много.
     Я  вытащил  меч, который  мне  вернул Гул Хаджи, а сам  он приготовился
действовать  шестом.  Когда  пауки  увидели  нас,  они на мгновение замерли,
собираясь напасть, но потом прошелестели мимо и исчезли в тоннеле, ведущем в
город.
     То,  что  я  сначала принял за  нападение,  таковым вовсе  не являлось.
Просто ночные обитатели джунглей на день возвращались в свое логово, чтобы в
темноте дождаться наступления следующей ночи.
     Мы вылезли через окно наружу и  постояли  немного  на "крыше" города  в
скалах  и каньонах из тускло сверкающей  в темноте лавы.  Скорее всего  лава
просто застыла в таком  виде. Вряд ли  это  сооружение  было в прямом смысле
слова построено, как строят города.
     Осторожно,   чтобы  не   поскользнуться   на  гладкой  поверхности,  мы
спустились вниз.  Мы вдруг поняли, то  не имеем ни малейшего представления о
том, в Какой стороне мог быть наш воздушный корабль.
     Мы бы бродили по джунглям много часов или даже дней, если бы не увидели
вдруг плотную фигуру Джила Диэры. Мы закричали и замахали руками.
     Он  резко  обернулся  и  положил руку  на эфес, но его  настороженность
прошла, когда он увидел нас.
     -- Где Вас Оола? -- спросил я, когда мы поприветствовали друг друга.
     -- Все  еще у самолета, сторожит его,  -- ответил воин.  -- По  крайней
мере, -- он оглянулся вокруг с явным отвращением, -- надеюсь, что он там.
     -- А почему ты здесь? -- спросил Гул Хаджи.
     -- Когда  к ночи вы оба  не  вернулись, я забеспокоился. Я подумал, что
вас схватили, поскольку  не  слышал ничего, что указывало бы  на то,  что по
джунглям бродит огромный дикий зверь. На рассвете я пустился в путь по вашим
следам и вышел на это место. Видели, кто здесь живет? Огромные пауки!
     -- А труп  еще  одного жителя  этих  мест,  гораздо более  крупного, ты
найдешь где-нибудь там, под землей, -- лаконично заметил Гул Хаджи.
     -- Надеюсь, ты оставил какие-нибудь знаки, чтобы  найти  путь назад, --
сказал я Джилу Диэре, в душе ругая себя за то, что сам об этом не подумал.
     -- Оставил, --  и Джил  Диэра показал на джунгли. -- Нам сюда, идите за
мной.
     С тех пор, как мы ускользнули из башни якшей, неудачи преследовали нас,
и  мы очень беспокоились: как  бы  с нашим воздушным  кораблем что-нибудь не
случилось.  Если  его  разрушили,  нам придется  плохо:  мы окажемся одни  в
незнакомом месте, из которого не сможем выбраться.
     Но корабль был цел, как и Вас Оола, который приветствовал нас с видимым
облегчением.
     Поднявшись в кабину, мы отвязали веревки,  удерживавшие нас на земле, и
стали медленно подниматься вверх.
     Когда мы оказались  на подходящей высоте над джунглями, простиравшимися
во  все стороны,  насколько мог видеть  глаз, я завел мотор. Мы уточнили наш
курс  и вскоре уже направлялись -- как мы горячо  надеялись -- в Мендишарию,
чтобы  узнать, могли  ли  мы  как-нибудь  спасти от поражения  так  неудачно
начавшуюся революцию.




     К счастью, мы  без приключений пересекли океан Я приземлились наконец у
границ Мендишарии.
     Спрятав самолет в  горах, мы отправились узнать О том, что происходит в
стране. Поначалу на пути встретились  только  две  деревни,  разрушенные  до
основания.
     Потом нам повезло, и мы увидели  старуху, чудом  избежавшую смерти. Она
рассказала,  что  людей арестовывали  целыми  семьями, много деревень сожгли
дотла, несколько сотен или тысяч людей убили.
     Она  рассказала нам, что казнь захваченных вождей  революции собирались
обставить  как  торжественный ритуал,  руководить  которым  должен был  этот
выскочка  "брадхинак" Джевар Бару.  Старуха не знала,  когда все это  должно
было случиться, но утверждала, что вожди революции были еще живы.
     Мы решили, что  нам  нужно попасть в Мендишарлинг, чтобы самим увидеть,
как  обстояли  дела, каково  было  настроение людей,  и  чтобы,  если  будет
возможно, спасти  приговоренных.  В  одной из разрушенных  деревень мы нашли
одежду,  и  Гул  Хаджи  оделся как  странствующий торговец, а  я должен  был
изображать сверток -- его ношу. Я бы неизбежно привлек к себе внимание, если
бы  попробовал  изображать из себя  кого-то, пришлось стать вещью -- товаром
торговца.
     Именно  так,  на  спине  Гула  Хаджи,  я  впервые  оказался  в  столице
Мендишарии.  Невеселое  это  было  место. Выглядывая  в  дырочку,  которую я
проделал в  мешке, я увидел,  что,  если не  считать  разряженных  нахальных
приозов,   не  было  ни  одной  распрямленной  спины,  ни  одного  лица,  не
искаженного   горем,  ни  одного  ребенка,  который  выглядел  бы   сытым  и
беззаботным.
     Мы прошли по рынку, но ничего хорошего там не продавалось.
     В  городе царили  отчаяние  и  запустение,  которые казались еще  более
безысходными рядом с роскошью Немногих избранных -- приозов.
     По книгам я знал, что такое может быть, но никогда сам не видел,  чтобы
тиран был настолько не уверен в своей безопасности, что не осмеливался ни на
секунду разжать железные тиски, в которых он держал своих подданных.
     Какой бы оборот  ни приняли события сейчас, размышлял я, свернувшись  в
мешке на спине у своего друга, который  мало заботился о моем удобстве, рано
или  поздно тиран падет, ибо людей нельзя унижать до бесконечности. Рано или
поздно  тиран  или  его  подручные  ослабят хватку,  и  его  подданные  этим
воспользуются.
     В маленькой таверне недалеко  от центральной  площади  Гул  Хаджи нашел
комнату и сразу же прошел туда. Когда он опустил  меня  на жесткую кровать и
уселся рядом, вытирая пот со лба, я вылез из мешка и попытался улыбнуться.
     -- У меня такое чувство, будто каждая моя косточка вывихнута, -- сказал
я.
     -- Ну прости, -- улыбнулся Гул Хаджи. -- Но как странно и подозрительно
бы я  выглядел, если  бы  стал трястись над своей  поклажей, как будто в ней
что-то  драгоценное, а не  пара  свертков  материи и  несколько шкур, как  я
сказал страже.
     --  Наверное, ты прав,  -- согласился я,  пытаясь размять руки  и ноги,
чтобы восстановить нормальное кровообращение. -- Что теперь?
     --  Подожди, пока  я пройду  по городу и узнаю  обстановку в  стране, а
также о настроении людей. Если они готовы выступить против  Джевара Бару, --
а это  вполне  вероятно,  нужен только  толчок,  -- тогда мы  все обдумаем и
найдем способ положить конец правлению этого самозванца.
     Он сразу же отправился в путь, оставив  меня одного без всякого дела. Я
пришел с ним сюда по  нескольким  причинам. Во-первых, я был  его  другом  и
союзником и  не мог и не хотел оставлять  его одного. А во-вторых,  если его
схватят, я надеялся вернуться к нашим  друзьям и передать все новости, чтобы
вместе с ними прилететь на самолете на помощь Гулу Хаджи.
     Я  был один  довольно долго,  и к  вечеру  на улице произошло  какое-то
волнение.
     Я осторожно подошел к  окну и выглянул наружу. Гул Хаджи  стоял внизу и
горячо спорил с парой приозов весьма наглого вида.
     -- Я  лишь бедный торговец, -- повторял он.  --  Не больше и не меньше.
Бедный торговец, господа!
     -- Ты очень подходишь под описание Гула  Хаджи, претендента на престол.
Он бежал  -- струсил, наверное,  -- из  деревни, где мы его хотели  схватить
несколько  недель  назад,   и  предоставил  своим   сторонникам  возможность
сражаться за  него. Мы ищем этого  слабака, потому  что  ему удалось убедить
несколько  глупцов в том, что  он  будет  лучшим  правителем Мендишарии, чем
достойный брадхи Джевар Бару.
     -- Судя по вашему рассказу, он полное ничтожество, -- сказал Гул Хаджи,
выражая почтение и согласие с официальной политикой. --  Настоящий мерзавец!
Надеюсь, благородные господа, вы его поймаете. А я должен вернуться...
     --  А мы-то  как раз думаем, что ты и есть  этот hwokkak  Гул Хаджи, --
сказал  один  стражник, загораживая моему другу путь. Он  назвал  брадхинака
самым  обидным словом, которое только есть в марсианском  словаре. Буквально
hwokkak  -- пресмыкающееся, обладающее  особенно отвратительными привычками,
но переносное значение этого слова -- еще более мерзкое,  и оно не поддается
никакому описанию.
     Хотя Гул  Хаджи делал над собой героические усилия, возможно, он чем-то
выдал  себя,  услышав это  слово.  Хотя,  кажется,  в любом  случае не  было
никакого шанса, что стражники позволят ему вернуться в таверну.
     -- Ты пойдешь с нами для дознания, -- сказал второй стражник, -- и если
ты и правда не Гул  Хаджи,  тебя,  возможно, отпустят,  хотя наш  брадхи  не
очень-то жалует всякий сброд вроде странствующих торговцев.
     Ничего  другого  не  оставалось,  приходилось  действовать.  В мешке  с
ворохом тряпья лежал меч -- всю Дорогу до таверны  я боялся, что он вонзится
мне в Живот или в ногу. Я подошел  к кровати, вытащил меч и снова вернулся к
окну.
     Пора было  помочь своему  другу, ибо, если  весь город растревожится  и
решит его задержать, у нас не будет шанса живыми покинуть Мендишарлинг.
     На мгновение я задержался на подоконнике, чтобы сохранить равновесие, и
оттуда с криком спрыгнул на ближайшего ко мне стражника.
     Гигантский воин остолбенел, когда увидел, как какой-то коротышка, вроде
меня, прыгает на него с обнаженным мечом.
     Я приземлился очень близко от него и сразу же напал.
     Понимая,  что в данной  ситуации  мое решение было единственно верным и
сохранять тайну  дольше было невозможно, Гул Хаджи  тоже вытащил меч и напал
на второго стражника.
     Вскоре улица опустела, как по  мановению  волшебной  палочки.  Остались
только двое приозов и мы: остались, чтобы биться насмерть.
     Я  надеялся,  что  среди  убежавших  с  места  сражения людей  не  было
доносчиков,  которые  привели  бы  приозам  подкрепление.  Если  нам удастся
справиться с этими двумя, мы еще можем попытаться скрыться из города.
     Мой противник все еще был ошарашен. Кажется, он так и не пришел в себя,
потому что через несколько минут я пронзил его мечом, и он  упал на булыжник
мостовой.
     Гул  Хаджи  расправился со своим противником также довольно быстро.  Мы
обернулись   на  топот  множества   ног  и  увидели  целый  отряд   приозов,
надвигающихся  на нас. Впереди  них  на огромной серой дахаре  ехал высокий,
крепко сложенный мендишар в золотых доспехах.
     -- Джевар Бару! -- как проклятье, прозвучал голос Гула Хаджи.
     Очевидно, этих воинов  никто не звал,  они просто  услышали  шум нашего
сражения.
     Гул Хаджи приготовился защищаться, но я схватил его за руку.
     --  Не  будь идиотом.  Через  секунду  же  тебя  схватят.  Уйдем, чтобы
вернуться через короткое время и отплатить тирану за несправедливость.
     Гул  Хаджи неохотно  вошел  за  мной в таверну, и  мы забаррикадировали
дверь.
     Почти сразу же раздался дикий грохот: это в таверну ломились приозы. Мы
побежали на самый верх -- на третий этаж и оттуда через люк -- на крышу.
     Дома  в  этой  части города были расположены  вплотную  друг к другу, и
прыгать с крыши на крышу было делом простым.
     Позади  нас   появились   стражники,  но  без  Джевара  Бару,  который,
несомненно, предпочел остаться в безопасности внизу. Приозы влезли на  крышу
и, преследуя нас, кричали, чтобы мы остановились.
     Думаю, они еще не узнали Гула Хаджи, хотя к этому времени у приозов уже
должна  была быть информация о том, что в бою  вместе с  ним часто сражается
человек вроде меня. Узнай приозы, кто был их противником, они бы из кожи вон
лезли, чтобы поймать его.
     Дома становились все ниже, и  вот мы уже  бежали по крыше  одноэтажного
дома.
     У городской стены мы  снова спустились на землю. Люди смотрели на нас с
изумлением.  Мы вовремя заметили,  как  из  какого-то  кабачка  выходят  два
подвыпивших  приоза   и,  с   некоторой   неуверенностью  передвигая   ноги,
направляются к своим дахарам.
     Мы оказались у дахар первыми и, вскочив  на них верхом, ускакали из-под
самого носа  противников. Мы уже  направились  к городским воротам, а приозы
все еще стояли в полном недоумении, не двигаясь с места.
     У  ворот нам  встретились  четыре  приоза, у  которых с  реакцией  дело
обстояло  лучше. Увидев нас  на  дахарах,  которые, как  было  очевидно,  мы
украли, они попытались загородить нам путь.
     Наши  мечи взлетели вверх и опустились,  и двое приозов остались лежать
на земле. Еще  взмах  --  и  оставшиеся двое  были ранены.  А  мы продолжали
скакать что было сил прочь из Мендишарлинга.
     За нами послали  погоню. Мы мчались  галопом по тропинке,  потом  резко
повернули налево в горы.
     В горах наши дахары стали спотыкаться, а враги Продолжали  преследовать
нас.
     Если бы не  ночь,  думаю,  нам бы  пришлось вступить  с противниками  в
сражение,  выиграть которое,  учитывая их огромное преимущество,  у  нас  не
могло  быть ни  малейшей  надежды. Но  ночь наступила, и  прежде чем  взошли
марсианские "луны", нам удалось ускользнуть от погони.
     Мы  нашли  какую-то  пещеру,  и  там,  чувствуя  себя  в  относительной
безопасности, Гул Хаджи рассказал мне обо всем, что узнал в городе.
     Люди уже почти открыто роптали, но были слишком напуганы, чтобы сделать
что-то против тирана, и слишком  плохо  организованы, чтобы, если они все же
выступят, их усилия оказались ненапрасными.
     Гул   Хаджи  сказал,  что,  как  ему  кажется,  вести  о  разоренных  и
разрушенных до основания  деревнях и о сотнях и тысячах невинных жертв дошли
до  горожан,  хотя  приозы  делали все  возможное,  чтобы  развеять подобные
подозрения и слухи.
     Почти двести пленных всех  возрастов и  обоих полов томились в темницах
Джевара  Бару.  Их  готовили  к  ужасному  жертвоприношению  на  центральной
площади.
     Им  всем  был вынесен  смертный приговор  за помощь  Гулу Хаджи  и  его
сторонникам. Но некоторые из пленных даже не знали, что Гул Хаджи приходил в
Мендишарию;  и,  конечно,  дети не могли иметь ко всему  этому ни  малейшего
отношения. Джевар Бару собирался проучить мендишаров, и это  должен был быть
жестокий урок. После такой  казни, как  та, что  он задумал,  можно было еще
два-три года продолжать удерживать народ в повиновении, но не больше.
     -- Дело не в этом, -- сказал я Гулу Хаджи. -- Вопрос в том, как  спасти
этих несчастных -- сейчас.
     -- Конечно, --  согласился  он.  -- Знаешь, как зовут главного пленника
Джевара Бару -- того, кто занимает особое место в планах "брадхи"?
     -- Как?
     -- Морахи Ваджа. Его  схватили в бою.  У приозов был специальный приказ
-- взять его живым!
     -- А на какой день назначено это жертвоприношение? -- спросил я.
     Гул Хаджи сжал голову руками:
     -- Их убьют завтра в полдень, -- простонал он. -- О, Майкл Кейн, что мы
можем сделать? Как предотвратить казнь?
     --  Мы  можем  сделать  только одно,  --  сказал  я  мрачно.  --  Нужно
использовать все и всех, что у нас есть. Мы  вчетвером -- ты, я, Джил Диэра,
Вас Оола -- должны напасть на Мендишарлинг.
     -- Как могут четыре человека напасть  на  огромный город? -- спросил он
недоверчиво.
     -- Я все тебе расскажу, -- ответил я ему, --  но, честное слово, шансов
мало.
     -- Поделись со мной своим планом, -- сказал мой друг.




     Я стоял за  пультом управления воздушного корабля и через  иллюминаторы
всматривался в простиравшиеся перед нами земли.
     Три великана за  моей спиной стояли молча.  Им нечего было сказать. Наш
план -- достаточно простой по замыслу -- обсудили во всех деталях.
     Близился полдень,  и  мы  спешили. План  в  основном и зависел от того,
насколько   правильно  мы  сможем  рассчитать  время.  Если  он  провалится,
поражение будет зрелищем, происходящим на глазах у всех людей, и, может, тем
самым оно поднимет их на сопротивление приозам.
     Впереди  показались  башни  Мендишарлинга. Город украсили,  словно  для
праздника.  На  башнях   и  флагштоках  развевались  знамена  --  по  случаю
праздничных торжеств, мог  бы подумать  чужестранец.  Но мы-то знали, в  чем
было дело...
     На городской  площади стояли две сотни  столбов. К ним  были  привязаны
двести пленников --  муж-пго,  женщин, детей. Рядом  с  ними  стояли  двести
приозов -- разряженных, держащих наготове жертвенные ножи.
     В центре  площади, на  платформе, окруженной этими столбами, стоял  сам
Джевар  Бару, облаченный в  золотые доспехи и тоже держащий  золотой нож. На
помосте возвели столб, к которому был  привязан Морахи  Ваджа. Его лицо было
сосредоточенно, глаза смотрели вперед и не  видели, вероятно, ничего,  кроме
атрибутов предстоящего жертвоприношения, которые напоминали ему об ожидавшей
его участи.
     Площадь  окружали толпы  людей,  согнанных  сюда по  специальному указу
самозванного брадхи. Здесь было, кажется, все население Мендишарлинга.
     Джевар  Бару стоял, воздев руки к солнцу, с жестокой улыбкой на  тонких
губах. Он  был возбужден.  С нетерпением, которое  было неуместно  и  потому
отвратительно, он ждал, когда солнце достигнет зенита.
     На   площади  царила  бы  гробовая  тишина,  если  бы  не  возбужденные
вскрикивания и разговоры  детей в  толпе  и у столбов  -- детей, которые  не
знали,  что  должно было  случиться. Родители  шикали  на них, но  ничего не
объясняли. И как можно было такое объяснить?
     Не отрывая взгляда от солнца, Джевар Бару заговорил:
     -- О мендишары! Есть среди вас те,  кто предпочел  повиноваться Великой
Силе Мрака, те, кто ослушался приказов Великой Силы Света, чьим материальным
выражением  является  Дающее  Жизнь  Солнце.  Движимые  эгоизмом,  злобой  и
тщеславием,  они призвали  на  помощь убийцу и труса Гула Хаджи,  чтобы  тот
возглавил их бунт  против избранного вами брадхи.  И он  пришел, призываемый
ими бандит и мерзавец, из самых дальних, забытых судьбой бесплодных  земель,
из ночи, чтобы сразиться  с приозами, детьми  неба, сыновьями Силы Света. Но
от  Великой  Силы  Света  Джевар Бару получил  предупреждение, и Джевар Бару
отправился воевать  с  Гулом Хаджи, который  позорно бежал и который никогда
больше не осмелится при свете Дающего  Жизнь Солнца появиться здесь,  ибо он
предпочитает   прятаться  в   ночи.  Итак,  трус   бежал,   и  Великий  Свет
восторжествовал.   Сюда   привели   мы   сегодня   сторонников  самозванного
брадхинака. Они будут принесены в жертву Великому Свету. Это не месть.
     Это дар Тому, Кто Следит Сверху -- Великому Свету,  -- чтобы  мендишары
очистились и кровь этих предателей смыла бы наши прегрешения.
     В ответ на это неслыханное лицемерие он не услышал восторженных криков.
     Джевар  Бару повернулся к  Морахи Вадже, подняв над его грудью  золотой
нож и готовясь совершить кровавый ритуал -- вырезать сердце из груди воина.
     Все люди замерли в напряжении. Действия Дже-вара Бару должны были стать
сигналом  для  его двухсот  подручных вырвать  сердца двухсот  ни  в чем  не
повинных людей.
     Через  несколько минут солнце  окажется  в  зените.  Джевар  Бару начал
произносить заклинание.
     Он уже  плохо  понимал, что  происходит вокруг,  поскольку собственными
речами и молитвами  привел  себя  в  состояние  полного экстаза. Тут-то  над
площадью и  появился наш воздушный шар. Он остался незамеченным, так как все
глаза были  прикованы  к Джевару Бару или закрыты, что  было  нарушением его
указа о том, что все должны были видеть происходящий ритуал.
     На это мы и рассчитывали, поэтому так четко планировали время появления
нашего  воздушного  корабля,  хотя в нашем  распоряжении  оказывалось  всего
несколько минут на то, чтобы попытаться спасти жертвы.
     Мы остановили  двигатели и зависли  над площадью, спускаясь все  ниже и
ниже.
     Тень воздушного шара упала на помост Джевара Бару как раз в тот момент,
когда он собирался вонзить нож в грудь Морахи Ваджи.
     Джевар Бару вздрогнул и поднял голову, за ним -- все остальные.
     Глаза Джевара Бару округлились от удивления.
     И  тогда из кабины я метнул в самозванного брадхи  то,  что я  держал в
руке -- пику.
     Острие  пики,  как я  и  рассчитывал,  вошло  в его горло.  Этого  было
достаточно.
     Джевар Бару, словно обратившись в камень по велению какого-то божества,
застыл в той позе, в которой он был, когда впервые взглянул на нас.
     Мы  использовали предрассудки  против предрассудков:  все устроили так,
чтобы появление корабля  над площадью выглядело как пришествие разгневанного
божества.
     Накануне полета я смастерил что-то типа простейшего мегафона, и когда я
заговорил, мой голос был искажен и усилен, причем больше из-за того, что  он
эхом отзывался от стен близлежащих домов.
     --  Жители  Мендишарлинга!  Ваш  тиран  повержен.  Расправьтесь  с  его
подручными!
     Люди на  площади  стали  роптать: они были  одновременно  ошеломлены  и
разъярены,  но ярость  их  была  направлена  не  на  нас.  Мы сделали точный
психологический  ход. Мы рассчитывали,  что когда нанесем Джевару Бару удар,
приозы потеряют присутствие  духа и не  будут  знать, что  делать, а  народ,
наоборот, воодушевится.
     Толпа стала потихоньку сжимать  кольцо вокруг площади и надвигаться  на
приозов, которые уже в панике оглядывались и вытаскивали мечи.
     Я опустил  воздушный  корабль поближе к  помосту,  чтобы Гул  Хаджи мог
спрыгнуть вниз.
     -- Гул Хаджи! -- воскликнул Морахи Ваджа, все еще привязанный к столбу.
     -- Гул Хаджи! -- воскликнули приозы, узнавшие изгнанника.
     --  Гул Хаджи!  -- воскликнул  народ на площади,  услышав, как приозы с
ужасом повторяют это имя.
     -- Да, это я,  Гул Хаджи, -- закричал мой друг, поднимая меч. -- Джевар
Бару  утверждает, что я трус, покинувший свой  народ. Что  же, посмотрите, я
вступаю  в  город  почти  безоружным,  чтобы спасти друзей  и  призвать  вас
сбросить его с престола. Долой приозов, которые так долго вами  командовали.
Не упустите шанс отплатить им.
     На мгновение наступила мертвая тишина, затем по площади прокатился гул,
который начал нарастать, пока не перешел в рев.
     Все  население  Мендишарлинга  стало  наступать на  застывших  в  ужасе
приозов.
     Многие  из  мендишаров умерли,  прежде  чем  остальным  удалось сломить
сопротивление   приозов,   и  ни  один  из  тех,  кто   готовился  совершить
жертвоприношение, не ушел с площади живым. Почти все  приозы были  буквально
разорваны на куски, целых трупов было мало. Что ж, весьма подходящая, хотя я
слишком кровавая смерть.
     Сам я в сражении не участвовал, просто не успел. Наш план был рассчитан
на  то,  чтобы  верно  учесть  настроение   людей,  на  то,  какое  огромное
воздействие  окажет  на них наше появление, а также  на то, что  яд, которым
было  смазано  острие пики,  парализует Джевара  Бару.  Так нам  пригодилась
жидкость, которую мы с Гулом  Хаджи захватили из города пауков. Если бы план
провалился, нас бы уничтожили так же быстро, как были уничтожены враги.
     От  напряжения последнего  часа  и от облегчения  меня  трясло, когда я
спустился по веревке из кабины  воздушного шара и встал рядом с Гулом Хаджи.
Мы отвязали Морахи Ваджа от столба. А внизу на площади мендишары развязывали
веревки, которые все еще удерживали у столбов двести несчастных жертв.
     Народ с новым чувством облегчения стал приветствовать Гула Хаджи, и эти
крики раздавались долго.  Тем  временем Джил Диэра  и  Вас Оола  спрыгнули с
корабля и привязали его к столбу, стоящему на помосте.
     Я выступил вперед и закричал мендишарам:
     -- Приветствуйте брадхи Гула Хаджи! Вы принимаете его?
     --  Принимаем!  --  отозвалась толпа. Гул Хаджи  поднял  руки, тронутый
таким приемом.
     -- Спасибо. Я освободил вас от власти тирана, помог одолеть его  вместе
с подручными, но истинным вашим  спасителем  является Майкл Кейн.  А  сейчас
нужно разыскать оставшихся приозов и схватить их. Они поплатятся за все, что
творили  здесь  в  последние годы.  Идите, возьмите  оружие наших  врагов  и
разыщите тех приозов, которые еще живы.
     Мужчины подбирали  оружие приозов  и  пускались в погоню за врагами  по
улочкам  Мендишарлинга.  Вскоре со  всех сторон послышались  звуки отчаянных
схваток.
     Когда действие яда начало ослабевать, мы крепко связали Джевара Бару.
     Он  что-то бормотал,  на  губах появилась пена. Он  обезумел. Наверное,
какое-то время он уже был не в себе,  но неожиданное  поражение окончательно
вывело его из равновесия.
     -- Что ты думаешь с ним делать? -- спросил я Гула Хаджи.
     -- Убью, -- просто ответил мой друг.
     Наступила  развязка. Напряжение  было позади. Мы быстро  достигли цели.
Снова мной овладело ощущение бесцельности происходящего.
     Мы заняли дворец, в  котором располагался Джевар  Бару.  До  него здесь
поколение за поколением жили предки Гула Хаджи, пока выскочка Джевар Бару не
повел народ за собой к вырождению и гибели.
     Морахи  Ваджа  возглавил  отряд,  отправившийся  на  поиски  скрывшихся
врагов. Он ушел, но вскоре вернулся, чтобы  сообщить,  что многие приозы еще
не вернулись в столицу из карательных рейдов  по деревням, остальные бежали.
Чтобы их  найти,  понадобится время, и, возможно, некоторым удастся избежать
наказания.
     Когда я это услышал, у  меня  появилась идея. Хотя приозы, сбежавшие из
Мендишарлинга, не могли представлять собой никакой реальной  угрозы для Гула
Хаджи, нельзя было оставлять их безнаказанными. Они совершили много кровавых
преступлений, и часто их жертвами становились люди невинные.
     Я решил, что смогу помочь мендишарам.
     -- Я буду вашим разведчиком, -- сказал я. -- С помощью самолета я смогу
двигаться значительно быстрее приозов и следить, куда они перемещаются и где
разбивают лагеря. Потом я вернусь и расскажу, где искать тех, кто сбежал.
     -- Хороший  план, -- кивнул Гул Хаджи. --  Я бы сам отправился с тобой,
но здесь слишком много дел. Передохни и утром трогайся в путь.
     Действительно,  мне  нужно  было  отдохнуть.  Я  уснул  сразу же,  едва
добрался до предоставленной мне спальни.
     Наутро я сел в кабину воздушного  корабля,  помахал рукой Гулу Хаджи  и
сказал,  что меня не будет, вероятно, несколько дней. Большая часть  приозов
направилась на лог, и я отправляюсь туда же.
     Заработал   мотор,  завертелись  двигатели,  и  вскоре  И  уже  покинул
Мендишарлинг и Гула Хаджи.
     Тогда я еще не знал,  что готовила мне судьба,  которая почему-то вдруг
заинтересовалась моей скромной персоной.




     Через два дня  я был уже далеко  на юге. По дороге  я  видел  несколько
отрядов  приозов и отметил их местонахождение и направление,  в  котором они
двигались.
     Я пересек  границу Мендишарии  и увидел на юге вершины  черных  высоких
гор, которые показались мне знакомыми.
     Я  подумал,  что других приозов  я уже не встречу, в перед возвращением
решил исследовать горы, чтобы убедиться, что я действительно видел их раньше
и знаю, что это за горы.
     Так я и думал. Я прежде бывал в этих горах. Там раньше была Аргзуния --
или еще  только будет? Там я сражался с подданными  коварной и злой Хоргул и
со зверем, которым благодаря гипнозу она полностью управляла.
     Что-то дрогнуло в душе. Ностальгия?
     Я  пролетел  над горами. Конечно,  я не мог  любить это  место, но  оно
напомнило  мое  первое  пребывание  на Вашу или,  если  точнее,  то недолгое
счастье, которое мне довелось испытать, когда я узнал, что Шизала любит меня
и  согласна выйти замуж. Трудно даже представить, что  моей возлюбленной еще
нет на свете.
     Я подумал, не спуститься ли  вниз, но рассудил, что если аргзуны еще не
разбиты, они  со  мной  расправятся  в  два счета.  Такая  смерть  абсолютно
бессмысленна.
     Я  уже  разворачивал корабль,  когда  увидел,  как  из  темного  ущелья
вылетело нечто и направилось прямо ко мне.
     Это было чудовище самых невероятных пропорций, и поначалу я даже принял
его  за летающую машину. Никакая сила, кроме созданного человеком мотора, не
могла бы поднять с земли,  не говоря уж о том, чтобы  заставить  двигаться с
такой скоростью, эту огромную тушу.
     Но это было живое существо, а не созданная человеком машина.
     Своими  огромными  клыками  и  горящими  глазами  зверь  был  похож  на
двухголовую хиллу  -- маленькое дикое существо, жившее  на  юге. На спине  у
него  росли сильные крылья. Очевидно, и по внешности, и по темпераменту  это
чудовище было близким  родичем хилл, которые, как  я  прекрасно помнил, были
очень  опасны.  Можете себе представить, какой  ужас навевало  на  меня  это
существо, похожее на хиллу, но в несколько раз крупнее!
     Оно летело на меня, расставив в стороны огромные когтистые лапы, словно
намереваясь схватить меня. Обе пасти были широко раскрыты.
     Я переключил скорость на самую большую и сбросил часть балласта.
     Шар  резко взмыл вверх, и  расстояние  между нами увеличилось. Но потом
зверь стал опять догонять меня, набирая скорость и высоту.
     У меня не было  времени развернуть корабль,  и я все еще двигался прямо
на юг. Как жаль, что кроме  пик с ядовитыми наконечниками в кабине совсем не
было оружия! Чтобы справиться с этим зверем,  очень  пригодился бы пулемет с
пулями  "дум-дум", или, еще  лучше, огнемет,  или реактивный гранатомет типа
"базуки", или лазерный пистолет.
     У  меня ничего такого не было. Мне стало казаться, что даже в  скорости
чудовище   превосходило   меня,  так  как  оно  стало  постепенно  сокращать
расстояние.
     Воздушный шар -- приспособление  не самое маневренное, но я вытворял на
нем  такое,  что  вызвало бы  шок  у любого,  кто  хоть  что-нибудь  знал  о
возможностях управления аэростатами.
     Подо мной -- очень далеко  --  я  увидел  лес, населенный хиллами,  тот
самый, через который нам с  братом Шизалы Дарнадом довелось пройти, когда мы
направлялись в Аргзунию.
     Я быстро миновал этот лес, продолжая двигаться на юг.
     Я распалил мотор,  как только мог, и  слышал, как застучали пропеллеры:
рано или поздно они должны были соскочить с оси.
     А чудовище  подлетало  все  ближе и  ближе. Оно  было  больше, чем  мой
воздушный  корабль,  и  я знал,  что  для  того,  чтобы уничтожить самолет и
отправить  меня   на  землю,   достаточно  всего  одного   удара  когтей  по
наполненному газом шару.
     Чудовище не сдавалось. Любое  нормальное  животное,  подумал я, к этому
времени  уже  устало  бы.  Так  нет  же,  монстр  упрямо  преследовал  меня,
предчувствуя, наверное, что победа и  последующий обед близки;  жаль, добыча
его явно разочарует.
     Я поднялся еще выше. Если не буду осторожнее, то вскоре окажусь в таком
разряженном слое атмосферы, что в нем невозможно станет дышать. Тогда мне не
нужно будет больше бояться летающей хиллы или чего бы или кого бы то ни было
еще. Я просто умру от нехватки кислорода.
     А  что если,  несмотря  на  свой свирепый вид,  это  существо такое  же
трусливое, как  и его  менее крупный сородич, обитавший в лесах? Если да, то
можно было бы попробовать напугать его.
     Я ломал  себе голову,  но ничего  не мог придумать. Что могло  напугать
двухголовое летающее чудище  весом в несколько  тонн? Сам собой напрашивался
ответ:  другое животное, тоже с  двумя головами,  только  крупнее. Но такого
союзника у меня не было.
     Теперь летающая хилла -- или как там она называлась -- была близко, и я
смог разглядеть ее черты.
     Когда я  взялся за пику  с  ядовитым  наконечником и метнул ее в своего
врага, мной руководил инстинкт.
     Думаю,  пика вошла в одну из ее глоток, рот  закрылся, и тут -- о ужас!
-- челюсти задвигались, и зверь проглотил пику. Теперь он уже был надо мной.
Я решил, что  умирать  лучше  сражаясь,  как  бы  мало  результатов  это  ни
принесло, поэтому метнул еще одну пику.
     Она  должна  была  пролететь  мимо,  я промахнулся. То, что произошло в
следующий момент, было  непостижимо, --  зверь  вытянул шею  и поймал пастью
пролетавшую пику. Снова движение челюстей -- и снова пики не стало.
     Я разозлился: надо же, на это чудище не только не действует яд, оно еще
и наслаждается моим оружием как лакомством!
     Пики все  же  немного задержали  хиллу, так как  ей пришлось  замедлять
движение, чтобы  проглотить их. Я бросил последнюю пику, целясь в глаз, но к
несчастью, опять промахнулся.
     Последнее, что я помню,  была хилла, которая все-таки настигла корабль.
Казалось,  она   вот-вот  проглотит  меня.   Помню   треск,   словно  что-то
разорвалось; и тут я понял, что я  и мой корабль обречены: или этот страшный
хищник со  странным аппетитом  проглотит  меня вместе с шаром, и  кабиной, и
моторами, и пропеллерами, или я разобьюсь всмятку, упав с высоты в несколько
тысяч футов.
     Кабина  раскачивалась;  я упал, ударился головой о пульт управления  и,
теряя сознание, подумал, что, к счастью, не почувствую, как умираю.




     Казалось, что каждая моя косточка  сломана. На  самом же  деле все были
целы,  хотя я и  не представлял,  как это могло случиться.  Я набил огромные
синяки, в некоторых местах кожа ободрана, но в остальном был невредим!
     Где я находился?
     Живой? Вроде, да. Почему? Я не мог понять.
     Я  попытался  вылезти  из кабины,  которая,  кстати,  не  очень  сильно
пострадала, --  материал  якшей, из  которого  она  была  сделана,  оказался
невероятно прочным.
     Я  открыл  люк, находившийся теперь  над  головой,  Я вылез  наружу,  в
темноту марсианской ночи, освещенной двумя лунами.
     Шар  валялся  на земле наполовину пустой. Неужели, когда  большая часть
газа вышла,  я упал так быстро, что хилла оказалась  не в состоянии  догнать
меня?
     Я не знал. Попытка ответа выглядела как-то неубедительно.
     Я вернулся в кабину, не  позволяя  стонам  боли срываться с  губ. Там я
нашел заплатку и то  липкое вещество,  которое мы нашли в городе пауков. При
падении газовый баллон  лег так, что  образовалось что-то  вроде кармана, из
которого гелий вытекал гораздо  медленнее,  чем это происходило бы  в другой
ситуации.
     Я  поспешно заштопал  баллон, не переставая  думать,  хватит  ли гелия,
чтобы снова наполнить шар.
     Как раз когда я  заканчивал работу, я увидел кое-что справа.  Это  было
что-то очень крупное.
     Я  осторожно  приблизился  и  увидел  своего недавнего  противника. Как
умерло это чудовище? Я сделал шаг вперед, чтобы хорошенько его разглядеть. И
вдруг обнаружил, что оно еще дышит.
     Дышит с трудом, надо отметить, но все же еще дышит.
     Я подумал, что летающая хилла проглотила слишком много отравленных пик,
и даже  на  такой гигантский организм  яд не мог  не подействовать.  Видимо,
чудовище было парализовано в тот самый момент, когда нападало на меня, и оно
промахнулось, полетело на  землю и грохнулось  здесь.  Поверженный  корабль,
вероятно, полетел следом и упал недалеко от моего недавнего противника.
     Я   поблагодарил   провидение,   наделившее  хиллу   таким  причудливым
аппетитом.
     Я побежал к кабине за мечом, который, должно быть, выскользнул из петли
на поясе, когда падал.
     Пока  зверь  спал, я вонзил  меч ему в  глаз, надеясь,  что добрался до
мозга. Я  чувствовал себя трусом, но это чудище нужно  было убить, иначе оно
могло бы напасть еще на кого-нибудь.
     Мне  не удалось убить его с первого  раза, дважды оно отбрасывало меня,
но потом я все же справился.
     Я  вернулся  к кораблю  и  стал  наполнять  газовый  баллон  гелием  из
запасного контейнера.
     К вечеру я почувствовал себя хуже.
     Я собрался поспать ночь в  кабине,  закрепленной на земле,  решив,  что
утром буду яснее представлять себе, куда следует держать путь.
     Но утром я все еще был сонным и усталым после испытаний предыдущего дня
и поднялся в воздух без определенной цели.
     Внизу я  увидел широкую  реку. Я совсем не  представлял себе,  где  мог
быть.  И я  решил  двигаться  вдоль реки,  пока  не  доберусь до  города или
деревни, где мог бы узнать, в какой стране нахожусь.
     Но я летел  вдоль реки четыре  дня и за это время так и  не встретил ни
одного  поселения. Когда  наконец  я увидел  внизу  что-то кроме  реки,  это
оказалось не поселением, а флотом.
     Несколько десятков отлично сделанных  галер  грациозно  и изящно  плыли
вверх по реке. Снизившись, я разглядел, что ими  управляли люди,  похожие на
меня, только с более темной кожей.
     Я опустился  еще  ниже, направляясь к  шедшей  впереди галере, которая,
судя  по  размерам  и  украшениям на  единственном парусе,  была флагманским
кораблем.
     Мое  приближение  вызвало  на галере  тревогу,  но  я нашел  мегафон  и
закричал:
     -- Я не причиню вам вреда. Кто вы?
     На  языке, общем для  всех народов  Марса,  хотя  и  с  незнакомым  мне
акцентом, мне ответил один из воинов:
     -- Мы из Мишим Тепа, направляемся в свой Драгоценный Город! А ты кто?
     Мишим Теп!  Эта  страна  была старейшей  союзницей Карналии, а Карналия
была родиной моей Шизалы! Я был среди друзей!
     Я назвался  странником с севера, человеком без племени,  который был бы
очень рад, если бы ему позволили ступить на борт корабля.
     Казалось,  их любопытство  усилилось. Кроме  того, они  увидели, что  я
неопасен. Поэтому они разрешили мне привязать воздушный корабль к их мачте и
спуститься по веревочной  лестнице на  палубу. Это была сложная операция, но
должен заявить, что горжусь тем, как ловко ее проделал.
     Молодой капитан, приятный  воин по имени  Ворум Саз Хажи,  сказал,  что
много  месяцев возглавляемая  им  экспедиция была вдали  от Мишим  Тепа, они
помогали  маленькой  стране-союзнице,  которая  пыталась отбиться  от  банды
грабителей.  С  помощью  флота Мишим Тепа  враг был  разбит,  и теперь воины
направлялись домой в Мих-Са-Вох, Драгоценный Город, столицу Мишим Тепа.
     Чтобы  не вдаваться  в  ненужные  подробности, я  представился  ученым,
изобретателем  воздушного корабля,  который  они могли  видеть, сказал,  что
путешествую  по югу  в поисках заказов или предложений  работы. Добавил, что
лечу сейчас с Западного континента, и, строго говоря, все это было правдой.
     -- Ну, если ты изобрел вот  эту штуку, -- с воодушевлением сказал Ворум
Саз Хажи, --  тогда тебе будут очень рады при дворе нашего брадхи. Там ты не
умрешь с голоду, он тебе найдет работу.
     Я был  рад  это слышать  и  сразу  же  решил  устроиться  в Мишим  Тепе
свободным ученым, как и хотел.
     Я  не  беспокоился  о том,  что не  сообщил в  Мендишарию  о приозах. Я
вызвался  разыскать их только для  того,  чтобы чем-нибудь заняться, приозов
скоро  выследят и без  меня. Конечно,  я скоро вернусь  в  Мендишарию, чтобы
уверить  Гула  Хаджи, что  жив  и  здоров, но пока я не  мог отказать себе в
удовольствии пожить немного среди людей одного роста со мной, людей, похожих
на меня  внешне,  людей, связанных узами традиции и  крови с нацией, которую
считал своей родной -- с карналами.
     Через  несколько дней путешествия  вдали  показались башни Драгоценного
Города.
     Это  было  самое величественное место, которое я  Только видел в  своей
жизни. Каждая башня и крыша были украшены драгоценными или  полудрагоценными
камнями так,  что издали казалось,  что  город  был  покрыт  сплошным  слоем
какого-то сверкающего вещества.
     Порт  был построен из белого мрамора, с отделкой из драгоценных камней.
Их блеск отражался в  плещущихся волнах. С  ясного  голубого  неба  сверкало
яркое  солнце, в воздухе стоял нежный аромат  цветов и трав,  и я с радостью
отметил,  что  люди  казались  умными,  счастливыми,   живущими   спокойной,
благополучной жизнью.
     Много  людей  пришли  встретить   корабли,  возвращающиеся   из  долгой
экспедиции.  Все горожане  были одеты  в  яркие плащи таких же цветов, что и
флаги на мачтах галер. Многие были поражены, увидев мой воздушный корабль.
     Приветствуя возвратившийся  флот,  в  воздухе  звучала  нежная  музыка,
которую любят южные марсиане. Теплое  солнце,  мирный пейзаж. Впервые с  тех
пор, как второй раз попал на Марс, я был в состоянии, близком к счастью.
     Хотя Гул Хаджи и  мендишары были  людьми умными и  благородными,  на их
цивилизации лежала  печать первобытной дикости, постоянно напоминавший об их
кровном родстве  с  аргзунами. Южным  цивилизациям это было  не свойственно.
Кроме  того,  мендишары,  как  и аргзуны, внешне очень сильно  отличались от
меня, и сейчас было приятно оказаться среди людей, которые были  такими  же,
как я сам.
     Мы  ступили  на берег, и  родственники Ворума Саза Хажи  подошли, чтобы
приветствовать его. Он представил меня,  и я  был приглашен в гости, пока не
найду, где остановиться.
     Ворум Саз Хажи сказал, что утром будет просить аудиенции брадхи.
     Оглядевшись как  следует,  я  заметил  в порту  чересчур много  воинов,
гораздо больше, чем по логике вещей их должно быть. Я также обратил внимание
на поспешные приготовления к чему-то. Обнаружив то  же самое, Ворум Саз Хажи
был удивлен не меньше меня. Он спросил родителей, что происходит.
     Они нахмурились и сказали,  что расскажут  все плохие новости, когда мы
вернемся домой.
     И  только вечером,  когда мы  сели за стол,  родители  Ворума Саза Хажи
рассказали нам, что Мишим Теп готовится к войне.
     -- Настали черные дни. Не знаю, просто не могу пенять, как  такое могло
случиться, -- сказал отец моего нового друга.
     Тут вошли  мужчина  и женщина. Они  были сверстниками родителей  Ворума
Саза Хажи. Они хотели расспросить меня о воздушном шаре, о моих приключениях
и о многом другом.
     Так разговор переключился с вопросов текущей политики на приключения: я
вежливо  рассказал  им  обо  всем,  что  пережил на  севере  и  на  Западном
континенте.  К тому  времени, когда гости ушли, я так хотел спать, что сразу
же пошел в комнату, которую  предоставили в мое распоряжение родители Ворума
Саза Хажи.
     Утром Ворум  Саз  Хажи отправился во  дворец, где брадхи должен был его
поздравить  с одержанными победами, а я пошел в порт. Мы договорились, что в
этот раз он  поговорит  с брадхи от моего имени. Конечно, до правителя Мишим
Тепа уже дошли новости  о моем корабле, и он, вероятно, захочет его увидеть,
поэтому нужно было перегнать его ко Дворцу.
     По дороге  в порт я заходил в  магазинчики, останавливался поболтать  с
теми  жителями  Мих-Са-Воха, которые  узнавали во  мне  пилота, управлявшего
диковинным  воздушным кораблем. Я не  спешил, так  как  в  запасе было много
времени. И тут я увидел впереди небольшую процессию.
     На   усталых  дахарах  ехали   измученные   всадники.   Вероятно,   они
возвращались из  какого-то похода, о чем свидетельствовали их раны и пыль на
доспехах.
     С ними был пленник -- человек с густой длинной бородой и очень светлыми
спутанными  волосами. Его тело  также покрывало множество шрамов  и  ран. Он
сидел на дахаре с завязанными за спиной руками.
     Несмотря  на  то,  что  его  внешность  казалась  несколько  диковатой,
держался  он хорошо.  В  нем было  что-то очень знакомое,  однако я счел это
плодом собственных фантазий. Я не стал ломать себе голову над тем, где я мог
его  видеть, так как эта загадка представлялась неразрешимой. Вместо этого я
спросил прохожего, не  знал ли  он,  кто был этот пленник.  Прохожий покачал
головой:
     --  Наверное, один из  наших  врагов,  хотя у  него  довольно необычная
внешность.
     Я  пошел дальше  и вскоре добрался  до  порта,  где  и  обнаружил  свой
воздушный  шар  в  полном  порядке.  Теперь  он  был  привязан к  одному  из
металлических колец на причале.
     Я забрался в  кабину и завел двигатель. Этому чудесному  приспособлению
топливо было совсем не нужно.
     Я направил самолет  над  самыми крышами домов в  сверкающем Драгоценном
Городе  ко  дворцу,  огромному  зданию, еще  более величественному,  чем все
остальное. Казалось, дворец был буквально построен из драгоценных камней.
     Я узнал, что в Мишим Тепе добывалось очень много  драгоценных камней, и
хотя при торговле с другими странами они ценились, местные жители были к ним
совершенно равнодушны.
     Я  добрался до дворца и немного снизился; передав стражнику указания  о
том, как привязать воздушный корабль, я направился во дворец.
     На ступенях меня встретил Ворум Саз Хажи.
     -- Я рассказал о твоем предложении, -- сказал он,  -- и брадхи хотел бы
с тобой  сейчас поговорить. Он считает, что ты попал сюда в самый подходящий
момент, ибо корабли,  подобные твоему,  могли бы оказаться  очень  полезными
против наших врагов.
     Когда я подошел к нему поближе, я увидел, что он чем-то обеспокоен.
     -- Что-нибудь случилось? -- спросил я.
     Он сжал мне руку, когда мы шли во дворец.
     --  Не  знаю, -- сказал он. -- Возможно,  все дело в  тяготах  войны, в
которую  мы  собираемся вступить, только  брадхи явно не в  себе. Происходит
что-то странное, я ничего не могу понять.
     Он  не успел  больше  ничего сказать,  так  как мы подошли к украшенным
драгоценными камнями  дверям в тронный  зал,  и я увидел огромную  комнату с
яркими  величественными  знаменами. Наверху,  под  потолком, были закреплены
ряды шпалер.  Вдоль  стен  сидели благородные вельможи, мужчины  и  женщины,
смотревшие на меня с вежливым любопытством.
     На  возвышении для  трона  в дальнем  конце  зала  сидели три человека.
Посредине  располагался  брадхи,  это  был  изнуренный  заботами  мужчина  с
тронутыми сединой волосами и  массивной головой, которая казалась высеченной
из камня.
     Слева от него стоял, все еще со связанными руками, тот самый диковатого
вида человек, которого я уже видел раньше.
     А  третью  фигуру на этом  помосте, фигуру, сидевшую на  троне  рядом с
брадхи, я  узнал сразу. От  ее  присутствия в  зале  меня охватили смешанные
чувства: отвращение, но и невероятный восторг.
     Это  была  Хоргул, та самая злодейка, которая  прямо  или косвенно была
причиной всех моих несчастий во время моего первого пребывания на Марсе.
     Хоргул!
     Значит, мои расчеты относительно времени оказались верными, даже если я
и ошибся относительно пространства.
     Но если здесь была Хоргул, то где-то же должна быть и Шизала!
     И Хоргул,  и человек с  бородой повернулись ко  мне. И они произнесли в
один голос одни и те же слова:
     -- Майкл Кейн!
     Но почему же они оба меня узнали?




     Я остановился. Приближаться к трону было опасно.  И  тут я  вдруг узнал
голос  человека с диким взглядом  и  понял, почему  он  показался  мне таким
знакомым. У трона Мишим Тепа со связанными руками стоял Дарнад, брат Шизалы,
с которым  я Расстался очень давно --  кажется,  несколько лет  назад,  -- в
пещерах Аргзунии.
     Если  он был в плену,  мой долг  был освободить его, ведь он  был  моим
очень близким другом.
     Я вытащил меч и вместо того,  чтобы развернуться и убежать, бросился  к
Дарнаду, прежде чем растерявшиеся придворные могли что-либо сделать.
     Хоргул кричала и показывала на меня:
     -- Это он, это он! Он -- единственная причина войны!
     Я не стал  раздумывать,  каким образом я, человек, который долгое время
был на  другой планете,  в  другой  эпохе,  мог вызвать  войну.  Я  разрубил
веревки, связывавшие руки  Дарнада, и повернулся, чтобы  встретить одного из
придворных, подходившего ко мне с мечом.
     Мне в очередной раз  пригодилась  одна  штука, которой меня  научил мой
старый учитель по фехтованию  месье Кларше: зацепив  кончиком своего меча за
эфес меча противника,  я дернул свое оружие на себя -- вместе с его клинком.
Обезоружив  придворного таким образом, я  бросил меч  Дарнаду;  у  нас обоих
теперь было  оружие. Та штука, которую я сейчас использовал, могла сработать
только против человека, застигнутого врасплох, как, к счастью,  и получилось
в этот раз. Нам повезло.
     В тронном  зале  царило  замешательство. Я был  уверен,  что  произошла
чудовищная ошибка и что в ней была повинна Хоргул. Я не хотел убивать никого
из этих людей, которые отнеслись ко мне с таким гостеприимством.
     Мы с  Дарнадом защищались недалеко от  помоста, на котором  стоял трон.
Придворные   действовали  очень   осторожно,   опасаясь   своей   чрезмерной
активностью навлечь беду на брадхи.
     Это  и  подсказало мне выход из этой  ситуации,  чтобы ничья  кровь  не
пролилась, в том числе и наша.
     Я вскочил на помост позади брадхи и схватил его за доспехи.
     Подняв меч над его головой, я заявил громко и четко:
     -- Если вы причините нам вред, вы убьете своего брадхи.
     Они замерли на месте, потом опустили оружие.
     -- Не слушать его! -- закричала на них Хоргул. -- Он лжет, он не тронет
вашего брадхи.
     Конечно, Хоргул, зная меня  лучше, чем  эти  люди,  говорила  правду. И
именно поэтому, когда я  обратился  к придворным, я  говорил так твердо, как
только мог мне нужно было убедить их всех, что я сделаю так, как говорил.
     -- Я  в  отчаянном  положении,  --  сказал я. --  Я не знаю, почему  вы
держите в  плену сына  вашего  старейшего  союзника, я не понимаю, почему вы
разрешаете этой злобной женщине занимать место рядом с вашим  брадхи. Но раз
уж вы так поступаете, я вынужден  защищать  своего друга и  себя. Вы что, не
узнаете? Это же Дарнад из Карналии, брадхинак и пьюкан-нара!
     -- Конечно, узнаем, -- закричал один из придворных, -- поэтому мы его и
держим. Мы воюем с Карналией!
     --  Воюете? --  я не мог поверить своим ушам.  -- Воюете с  теми, кто с
незапамятных времен были вашими друзьями и союзниками! Почему?
     -- Я  тебе объясню, -- закричала Хоргул. -- Ты должен знать, потому что
ты отчасти  виноват в том, что происходит. Эта распутница брадхинака  Шизала
обесчестила и велела убить сына брадхи, Телема  Фас Огдая, чтобы выйти замуж
за тебя!
     Я даже немного растерялся от такой беззастенчивой лжи, ведь Хоргул сама
была виновата в том, что Телем Фас Огдай стал предателем, а потом был убит в
честном бою.
     --  Конечно,  все знают,  что  Телем  Фас  Огдай предал карналов? --  Я
повернулся к придворным. Но они застонали и потом возмущенно зароптали, явно
не соглашаясь с тем, что я сказал.
     Тут выступил вперед один из придворных:
     -- Хоргул рассказала нам всю правду об отвратительном заговоре, который
устроили  ты  и  Шизала   из   Карналии.  Чести  Мишим  Тепа  было  нанесено
оскорбление, любимый сын этой страны  убит, брадхи -- унижен. Все  эти обиды
можно смыть только кровью.
     --  Чушь, -- сказал я. -- Я знаю правду. Хоргул вас  загипнотизировала,
как она поступала со многими другими. Вы поверили в рассказ,  который нельзя
воспринимать  всерьез:  вы  только  все  хорошенько  проанализируйте,  и  вы
поймете, что все в нем -- ложь. Вы это давно бы поняли, если бы ваш рассудок
не был столь безраздельно в ее власти.
     Брадхи попытался освободиться.
     --  Если бы не она, мы никогда  не узнали  бы правду,  -- сказал он. Он
говорил так, словно повторял  что-то  заученное.  Я был  уверен,  что он был
целиком во власти Хоргул.
     -- Ваш брадхи загипнотизирован Хоргул! -- воскликнул я в отчаянии.
     -- Ты лжешь!  --  взвизгнула Хоргул.  -- Я  всего лишь женщина, обычная
женщина, обманутая Майклом Кейном. Он и вас сейчас пытается обмануть. Убейте
его! Убейте его!
     -- Как,  ну  как  же могла одна женщина внушить такую наглую ложь целой
нации?  -- закричал я, поворачиваясь к ней. -- Что  ты наделала,  ведьма!  И
чего  ты  еще  добиваешься?  Ты  стравливаешь  две  великие нации.  Где твоя
совесть?
     Хотя  она продолжала играть  выбранную ею роль, я  увидел ее  в  глазах
иронию, когда она ответила мне:
     -- А где твоя совесть? Ты, чужестранец, посмел вмешаться в  жизнь южных
народов  и пренебречь их традициями  и  обычаями, чтобы  заполучить женщину,
которую любишь!
     Я понял: убеждать их бесполезно.
     -- Хорошо, если  я такой злодей, тогда  ты должна  знать, что я выполню
свою угрозу и  убью вашего брадхи,  если  вы попробуете  напасть. --  Я стал
продвигаться вперед, и она неохотно отступила, пропуская меня.
     Дарнад  прикрывал наш  отход.  Мы прошли через  весь зал,  благополучно
покинули дворец и добрались до моего самолета.
     Я  заставил  брадхи  влезть в  кабину, Дарнад поднялся  следом.  Внутри
нашего воздушного корабля я повернулся к старику.
     -- Ты должен поверить нам: Хоргул лжет, -- сказал я горячо.
     -- Хоргул всегда говорит  правду, -- сказал он ровным голосом. В глазах
ничего нельзя было прочитать.
     -- Неужели ты не чувствуешь, что она тебя загипнотизировала? -- спросил
я. -- Карналы  и жители Мишим Тепа так долго были друзьями и союзниками, что
война между ними разрушит все, что дорого  южным народам, разрушит всю южную
культуру.
     -- Она бы не стала лгать.
     -- Но она лжет! -- впервые за  все это время заговорил Дарнад. -- Я  не
понимаю, о чем  вы тут говорите,  я знаю лишь, что  моя сестра и  Майкл Кейн
никогда не сделали бы то, в чем вы их тут обвиняете.
     -- Хоргул хорошая. Она говорит правду.
     Я грустно покачал головой, подвел брадхи к люку и показал на лестницу.
     -- Можешь  идти. Бедняга, как же  тебя дурачат, -- сказал  я.  -- Ты --
лишь тень когда-то великого брадхи.
     На мгновение его глаза блеснули. Я увидел, каким бы он был, если б стал
свободен от власти Хоргул. Скорбь из-за  предательства и смерти сына, должно
быть, на время ослабила его  волю, и в это время Хоргул начала подчинять его
себе.
     Я  ее  недооценивал. Я  думал, что в Пещерах Аргзунии ее  власти пришел
конец,  но  вместо этого она  тут же ухватилась  за новый план: восстановить
силы и отомстить, и одним из ее  врагов, сознавали это жители Мишим Тепа или
нет, была их родина!
     Мы подождали, пока  брадхи  спустится на  землю, и  когда придворные  и
стражники бросились вперед, мы убрали лестницу, перерезали веревки, которыми
наш  воздушный  корабль  был  привязан  к  земле,  и  взлетели  в  небо  над
Драгоценным Городом.
     Теперь  я знал всю правду, и поскольку действительно снова был в том же
промежутке времени, из которого меня забрали на Землю, я был полон решимости
вернуться  в  Варнал, Город Зеленых Туманов, и  увидеть мою Шизалу. Нам  еще
предстояло выяснить,  что  знал о планах Мишим Тепа брадхи Карналии, Карнак,
отец Шизалы и Дарнада, и что он собирался предпринять.
     Грандиозная битва у стен Варнала между карналами и  аргзунами подорвала
силы карналов и измотала их.  Не думаю, что у них мог бы  быть шанс выиграть
войну с Мишим Тепом, чье войско было сильнее.
     К тому же они все  равно не могли бы относиться к воинам Мишим Тепа как
к злодеям и врагам,  которых нужно бо что  бы то ни стало  уничтожить. В  то
время, как жители Мишим Тепа были  убеждены, что Хоргул говорит правду, сами
карналы знали, что она лжет, и не могли испытывать к своим обманутым друзьям
ничего, кроме сочувствия.
     Нам понадобилось время,  чтобы  даже на  полной  скорости  добраться до
Варнала,  но  Дарнад, по крайней  мере,  помог мне выбрать  правильный курс,
иначе пришлось бы двигаться наугад, теряя драгоценные часы.
     Пока мы  летели к  Городу Зеленых  Туманов, Дарнад рассказал мне, что с
ним приключилось с тех пор, как мы расстались в Пещерах Аргзунии.
     Ты,  вероятно, помнишь,  Дарнад и  я  решили,  что одному из нас  нужно
вернуться на юг за помощью, которая спасла бы Шизалу, находившуюся в плену у
Хоргул в Пещерах Аргзунии, если бы я потерпел неудачу.
     Дарнад ушел, спеша вернуться назад, преодолев  то  огромное расстояние,
которое мы успели пройти. Но его дахара захромала, и вскоре он остался пешим
в кишащем хиллами лесу.
     Каким-то  чудом  он отбился от  нападавших  на  него  хилл,  его дахаре
повезло меньше.  В лесу он немного заблудился  и  вышел прямо  на  деревушку
дикарей, которые схватили его и хотели съесть.
     Ему удалось прорыть ход из хижины, в которую его на  время  посадили, и
бежать. Без оружия,  умирая от голода, он долго бродил, пока не повстречался
с отрядом кочевников-скотоводов, которые помогли ему.
     Его  ожидало еще  много  приключений,  и  наконец он  попал  в  плен  к
разбойникам,  которые  продали  его  брадхи  одного  малочисленного  народа,
неизвестно как выжившего  на юге, так  как  значительно  отставал  от  южных
народов по уровню развития. Дарнад воспользовался  случаем бежать из рабочей
партии и направился  в Мишим Теп,  поскольку  эта  страна была ближайшей  из
стран-союзниц. Так ему тогда казалось.
     Когда  он  добрался  до  Мишим Тепа  и  рассказал жителям  приграничной
деревушки, кто он такой, его прогнали прочь как врага! Он не мог поверить  в
то, что случилось, и решил, что произошла какая-то нелепая ошибка.
     И тут он понял, что те, кого он считал друзьями своего народа, охотятся
за ним. Неделями  он пытался укрыться от  разыскивающих  его  стражников, но
наконец его выследили. Он храбро сражался, но все же был схвачен.
     Стражники отправили его в Мих-Са-Вох, где я и встретил его.
     Его  история  была  так  же невероятна  и  полна  событий,  как  и  моя
собственная, которую я и рассказал по его просьбе.
     Вскоре  мы  уже пролетали  над равниной,  которую я тотчас же узнал  по
росшему на ней  странному  алому папоротнику. Он  медленно  раскачивался  на
ветру, и вся Алая равнина выглядела как безбрежный алый океан.
     Я обрадовался, увидев эту равнину, так  как ее  появление означало, что
уже недалеко Зовущие горы и позади них -- Варнал, Город Зеленых Туманов, где
жил брадхи Карналии и, значит, Шизала, моя невеста.
     Мы  добрались  до  Зовущих  гор на  следующее утро. Прошло  еще немного
времени, и мы оказались в долине, в которой лежал Варнал.
     Мое сердце готово  было выскочить из  груди от  радости, когда  я снова
увидел белые дома  Варнала. То там,  то здесь были видны здания из  голубого
мрамора, добываемого в горах.  Золото узоров на мраморных  домах  блестело в
ярких  солнечных лучах. На  башнях развевались знамена.  Варнал с  виду  был
меньше  и  проще,  чем  Мих-Са-Вох, Драгоценный  Город,  но  для меня он был
несравненно прекраснее и несравненно дороже.
     Мы приземлились  на  городской  площади,  и  к нам сразу  же  поспешили
стражники. Они были настороже и уже хотели задержать нас как врагов.
     Нам навстречу из дворца шли двое: Карнак, брадхи Карналии, и.. Шизала!
     Шизала!
     Она подняла голову и увидела меня. Наши глаза встретились.  Мы не могли
сдвинуться с места, лишь стояли и смотрели друг на друга со слезами счастья.
Потом я выскочил из кабины, бросился к ней, обнял.
     -- Что случилось? -- спросила она. --  О Майкл Кейн, что же случилось?!
Я не знала, что и думать, когда ты исчез ночью накануне нашего обручения.  Я
знала, что по собственной воле ты бы меня не покинул. Так что же случилось?
     -- Я  тебе все  расскажу, --  обещал я, --  но  сначала нужно  обсудить
кое-что другое.  --  Я повернулся  к  брадхи. -- Ты знаешь,  что  Мишим  Теп
собирается напасть на Варнал?
     Он мрачно кивнул.
     -- Да, официальное объявление войны вчера привез герольд, -- сказал он.
-- Не могу понять, почему Болиг Фас Огдай поверил всей этой лжи. Он обвиняет
меня, и моих детей, и тебя,  Майкл  Кейн,  в преступлениях,  которые в нашем
обществе считаются  самыми гнусными. Много лет мы были  друзьями, как и наши
отцы и деды. Как же так?
     -- Я все объясню, -- сказал я. -- А  сейчас -- давайте попробуем забыть
о наших бедах, ведь мы снова вместе.
     -- Да,  -- согласился  он,  пытаясь  улыбнуться.  -- Сегодня  --  очень
счастливый день, ведь я  уже и надеяться не смел на то, что снова увижу  вас
обоих. Пошли, пообедаем и поговорим.
     Держась  за руки, мы  с Шизалой  вошли  во дворец вслед за  ее отцом  и
братом.
     Вскоре нам  приготовили обед, и я  начал  свой рассказ. Я  поведал им о
том,  как  вернулся  на  Землю,  как снова  попал на Марс, какие приключения
выпали на мою долю на  севере. Дарнад рассказал о своих странствиях, а потом
мы  услышали  о том, что случилось  в Варнале с  тех пор,  как  мы  оба  его
покинули.
     Несмотря на  угрозу неизбежной  войны,  висевшую, как  черная туча, над
нашими головами,  мы не могли скрыть радости от того, что снова были вместе,
и  проговорили  до поздней ночи. На следующий  день  нас ожидали  два важных
события: наша помолвка с Шизалой и военный совет.




     -- Значит, Хоргул обманула Болиг Фас Огдая, как раньше она обманула его
сына, -- сказал Карнак на следующее утро.
     -- Он целиком в ее власти,  -- сказал  Дарнад.  В то утро мы завтракали
вместе. Это было редкостью на Марсе, но нельзя было терять ни минуты.
     -- Нужно бы  как-то убедить брадхи в  том,  что она  лжет,  --  сказала
Шизала. -- Должен же быть какой-то способ сделать это.
     -- Ты не видела его, -- сказал я  ей. -- Мы пытались его убедить, но он
вряд ли  понимал, что мы говорили. Он был словно во  сне. Война -- это  дело
рук Хоргул, а не Болиг Фас Огдая.
     --  Вопрос   остается  открытым,   --  сказал   Дарнад,  --  как  можно
предотвратить  войну?  У  меня нет никакого  желания  проливать  кровь своих
друзей, как нет желания увидеть Варнал разрушенным, а это неизбежно, так как
они нас обязательно победят.
     -- Есть,  как мне кажется, только один выход. -- Я говорил очень  тихо.
--  Это  чрезвычайно  неприятное решение, но я убежден,  что  ничего другого
придумать  нельзя. Если больше ничего не получится, нужно убить Хоргул. С ее
смертью придет конец ее власти над брадхи Мишим Тепа и его подданными.
     -- Убить женщину! -- Дарнад был явно шокирован.
     -- Мне это не больше по душе, чем тебе, -- сказал я.
     -- Ты  прав,  Майкл  Кейн,  --  кивнул  Карнак.  --  Кажется,  это  наш
единственный шанс. Но кто возьмет на себя эту малопочтенную миссию?
     -- Поскольку я предложил этот план, я и должен его осуществить. Это мой
долг, -- пробормотал я.
     -- Обсудим это позднее, -- сказал брадхи Карнак поспешно. А сейчас пора
начинать церемонию помолвки. Мы идем в тронный зал, а вы  с Шизалой  пойдите
приготовьтесь.
     Шизала  вернулась в свою  комнату, я -- в  свою. Там  я нашел множество
роскошной одежды и доспехов.  Вскоре пришел Дарнад,  чтобы показать мне, как
все это нужно носить.
     Кольчуга была сделана из искусно выкованных золотых и серебряных колец,
украшенных  драгоценными  камнями.  На  поясе  висели меч  и  кинжал,  также
украшенные драгоценными камнями.
     Поверх доспехов мне нужно  было надеть плащ -- темно-синий  с ярко-алой
подкладкой. Он был  отделан изящным желтовато-зеленым  шитьем,  изображавшим
сцены из карнальской истории.
     На  ноги  мне приготовили мягкие  сандалии из  черной  блестящей  кожи,
которые зашнуровывались до самых колен.
     Когда  я  во все  это  облачился,  Дарнад  отступил назад, выражая свое
восхищение.
     -- Ты здорово смотришься во всем этом. Я горжусь таким братом.
     В марсианском лексиконе нет  слова "зять"; когда кто-то входит в семью,
он приобретает кучу  родственников и становится для них тем же, кем является
его супруга  или супруг.  Так я становился сыном  Карнака  и братом Дарнада.
Таков обычай на Марсе, и я его принимал.
     Дарнад провел  меня в тронный зал,  где  нас ждали  немногие  избранные
придворные. Тронный зал  варнальского дворца, хотя и похожий на  тронный зал
Драгоценного Города, был менее роскошным и вычурным. На помосте стоял брадхи
Карнак, облаченный в королевское платье из черного меха с обручем на голове.
     Как и большинство важных обрядов южного Марса, церемония обручения была
краткой, но очень торжественной.
     Карнак объявил, что мы должны  будем пожениться, и мы подтвердили,  что
это наше и только  наше желание, и  оно взаимно. Затем он  спросил, были  ли
какие-нибудь возражения против  этого  брака.  Никаких возражений не было. В
заключение Карнак объявил:
     --  Моя дочь, брадхинака Шизала, и мой  сын, Майкл Кейн с Негалу, могут
пожениться в любое время по истечении десяти дней с этой помолвки.
     Так я был обручен с этой замечательной девушкой.
     Однако  нужно было готовиться к худшему. С  балкона одной из  башен  мы
смотрели, как собираются внизу на площади воины нашей поредевшей армии.
     Я уже снял с себя  торжественные одежды, в  которых был на церемонии  и
оделся  в   простые   доспехи   с   обычным  мечом   и   неточно  стреляющим
пневмомеханическим пистолетом. На плечи набросил темно-зеленый плащ.
     Я мог бы также отметить, что начал отращивать волосы,  чтобы носить  их
так же, как и все мужчины на юге. Хотя к этому обычаю  на Земле  относятся с
неодобрением,  короткие волосы  на Марсе  всем  бросаются в глаза, и  всегда
найдется тот, кто  спросит, почему у вас  такая странная  прическа. Поэтому,
чтобы выглядеть, как  хозяева, которых трудно было  упрекнуть  в  недостатке
мужественности,  я  тоже  отпустил волосы. Как и  все марсиане,  я  носил на
голове простой металлический обруч,  чтобы они  не падали в глаза. Мой обруч
был золотым, его подарила Шизала в день помолвки.
     Сейчас  мы стояли вместе на балконе и  смотрели  на площадь. С нами был
Карнак, а Дарнад, как главный пьюкан-нара Карналии, был на площади.
     -- Ты бы мог оценить силы Мишим Тепа? -- спросил меня Карнак.
     --  Да, -- ответил  я, -- конечно, лишь приблизительно. Они превосходят
нас в пять или шесть раз!
     --  Против  нас повернулись наши самые сильные  и верные союзники.  Юг,
каким я его знаю, перестал существовать! -- устало сказала Шизала. -- Веками
мир   в   этой   части   на   Вашу   обеспечивался   теми,   кого   называли
"доброжелательными  народами",  и  среди  них  Мишим  Теп  и  Карналия  были
крупнейшими странами. Эта война так разорит и ослабит нас, что наша страна и
весь юг станут легкой добычей врага.
     --  Я уверен, именно  этого  и добивается Хоргул,  --  вставил я. --  В
условиях анархии, которая  наступит после войны, кто  бы ее ни  выиграл, она
захватит власть, которой так жаждет.  Она не смогла нас уничтожить с помощью
аргзунов,  вот  и решила попробовать еще раз. Ее не так-то  легко  заставить
сдаться.
     -- Странная  женщина, --  сказала  Шизала.  -- Я  провела с  ней  много
времени  --  так  уж получилось, я была  ее  пленницей. Так вот,  иногда она
казалась  мне  такой  невинной,  обманутой,   а  потом  вдруг  оборачивалась
настоящим  чудовищем.  А  этот  ее  дар  --  способность  заставлять  других
выполнять ее волю?! Это же что-то нечеловеческое.
     -- Нет,  это  вполне человеческая  способность, --  сказал я. -- Думаю,
многие обладают ею, только  не в  такой степени. Ее порочность в  другом.  В
том, как она пользуется своим даром.
     -- Кажется, она ставит в вину всем южным народам какое-то преступление,
когда-то совершенное против нее, -- сказала Шизала. -- Почему?
     -- Кто может объяснить, что руководит движениями больного рассудка,  --
сказал  я. -- Она безумна.  Если  бы  безумие можно было объяснить с помощью
законов логики, оно, наверное, не было бы тогда безумием.
     -- Как там твой план?  --  спросила  Шизала с содроганием. --  Ну, этот
план убить ее? Как ты собираешься его осуществить?
     --  Он мне так  отвратителен,  что  я  о нем  не  думал.  Сначала  надо
дождаться,  чтобы против  Карналии  выступили основные силы Мишим  Тепа.  Не
думаю, что  Хоргул  станет  рисковать  и сама  отправится  в поход вместе  с
армией. Она останется в  городе. Я ее... убью, только если  не будет никакой
другой  возможности  убедить  брадхи, что  она лжет. А лучше всего  было  бы
заставить ее признаться, что она говорит неправду.
     -- Ну, а когда армия Мишим Тепа будет в пути, что тогда?
     -- Тогда я тайно проберусь в Мишим Теп.
     -- Как?
     -- Большую  часть пути я проделаю на воздушном шаре,  потом  натру кожу
чем-нибудь, чтобы она была похожа  на кожу жителей Мишим Тепа, и проберусь в
столицу как торговец. Думаю, многие купцы пытаются заработать в Мишим Тепе?
     -- Да, туда приходят много джелусов, родичей жителей Мишим Тепа.
     -- Значит, я стану джелусом.
     -- А что потом?
     -- Потом  я предложу Хоргул поговорить со мной, скажу, что мне известны
многие ее секреты.
     -- Она тебя узнает!
     --  А  я слышал, что у  джелусов принято  носить маски, чтобы  никто не
знал, кого приняли на работу. Разве это не так?
     -- Так.
     -- Значит, я буду в маске.
     -- Ну хорошо, тебе удалось добиться встречи с ней наедине. Что тогда?
     -- Я  попытаюсь похитить ее и заставить написать правду. Потом я посажу
ее в  тюрьму и  отвезу  ее  признание  брадхи  Мишим  Тепа.  Если он и тогда
откажется принять истину, я покажу бумагу его подданным. Я уверен,  они  все
поймут,  так как  они сами не находятся непосредственно под ее гипнозом.  --
Мой голос оборвался, когда я поднял глаза и увидел лицо Шизалы.
     -- Это отважный план, любимый, но он обречен, -- сказала она. -- Да, он
почти обречен.
     -- Это  единственный  план,  который  у  нас  есть,  --  сказал  я.  --
Единственный с хотя бы искоркой надежды на успех.
     Шизала нахмурилась.
     -- Помню, Телем  Фас Огдай  однажды  рассказывал  мне  об одном забытом
предмете, который хранятся  в  сокровищнице  Мих-Са-Воха. Это щит  с  гладко
отполированной  поверхностью, приковывающий  к  месту  любого,  кто  в  него
заглянет.
     Я  очень  заинтересовался  этим  рассказом. Он напоминал  земной миф  о
Пересе  и  Горгоне,  который,   вероятно,  произошел   от   более  древнего,
марсианского. Так же, как все земляне -- потомки марсиан.
     -- Продолжай, -- нетерпеливо сказал я своей невесте.
     -- У этого  щита  есть  еще  одно  удивительное свойство.  Любому,  кто
смотрится в него, приходится говорить правду. Это свойство как-то  связано с
гипнотическим эффектом, которым обладает поверхность. Не могу тебе объяснить
это с научной точки зрения, поскольку щит этот был создан якшами или шивами,
а их  наука  находилась на  такой  высокой ступени развития по  сравнению  с
нашей, что мне в ее достижениях не разобраться.
     -- Да и мне тоже, -- сказал я.
     -- Думаю, что это всего лишь  легенда. Красивая история, которую  Телем
Фас Огдай рассказал мне лишь для того, чтобы убить время.
     -- Наверное, так  и есть, -- сказал я и тут же забыл о щите -- я не мог
себе позволить терять время на всякую ерунду.
     Шизала вздохнула.
     -- Ах,  Майкл Кейн, неужели  на  этой земле никогда не  будет мира?! --
сказала она. -- Кто  это решил, что такой сильной любовью, как  наша, нельзя
наслаждаться в тишине и покое? Почему мы все время должны разлучаться?
     -- Если мне повезет, возможно, у  нас и появится шанс провести  остаток
жизни -- а  это долгие годы --  вместе, не  расставаясь,  и прожить  все это
время в мире и согласии, -- сказал я, пытаясь ее успокоить.
     Она снова вздохнула и заглянула мне в глаза:
     -- Думаешь, это возможно?
     -- Счастье стоит того, чтобы за него побороться, -- просто ответил я.
     На следующий день мы снова стояли на балконе.
     -- Армия Мишим Тепа, должно  быть, уже  выступила, -- сказала она, -- и
она  идет  к границам  Карналии.  Ей  понадобится  много  дней,  чтобы  сюда
добраться.
     --  Тем больше  у  меня будет времени, чтобы  осуществить  то,  что  мы
задумали, -- ответил я.
     Я понимал,  что она намекает на то, что мы могли бы провести вместе еще
несколько дней, но я не мог позволить себе рисковать: мне нужно было иметь в
запасе как можно больше времени.
     -- Да, наверное, -- сказала она.
     Я сжал ее в объятиях.
     Позднее, посмотрев вниз,  на  площадь,  я увидел, как готовятся к новой
битве люди, которые  еще недавно отбивали атаки намного превосходящих их  по
численности и мощи аргзунов.
     Решено было  встретить армию Мишим Тепа на поле боя,  а не ждать,  пока
она осадит город. Нужно было, если возможно, спасти Варнал и женщин и детей,
живущих  в нем. Армия  Мишим  Тепа состояла не из варваров и  дикарей, и они
вряд ли станут мстить невинным за предательства  и оскорбления, которые, как
считалось, нанесли им мы.
     Я  увидел, как  готовится  к войне наша армия, и решил не терять больше
времени, а отправляться в путь в Драгоценный Город этой же ночью.
     Я попрощался с Карнаком и Дарнадом, поцеловал Шизалу.
     Мысленно я  сказал "до свиданья" этому  чудному городу, когда заходящее
солнце осветило его мраморные дома красным, как кровь, заревом.
     Перемирие окончилось. Я направлялся в Мих-Са-Вох.




     Я стоял  в  воротах Драгоценного Города и  препирался со стражником. Он
настаивал:
     -- Что тебе здесь нужно? Разве ты не знаешь, что в Мишим Тепе объявлено
военное положение?
     -- Именно поэтому  я здесь, друг  мой. Не видишь,  что  ли, я  из нации
джелусов?
     На мне была маска из тончайшего слоя серебра, покрывавшая все мое лицо.
В этой  маске, в кроваво-красном плаще, с мечом в  ножнах, что было на Марсе
делом  непривычным, я  выглядел  настоящим купцом-джелусом. По крайней мере,
мне  так казалось, когда я отправлялся  в  путь.  Теперь же, когда  стражник
столь придирчиво меня осматривал, я стал сомневаться, насколько убедительным
был этот маскарад.
     Казалось, он был удовлетворен результатами осмотра.
     -- Проходи, -- сказал он.
     Ворота распахнулись, и я прошел в  город с самым беспечным видом. Через
плечо у меня висел мешок.
     Со стены спустился еще один стражник.
     -- Ты без дахары. Почему?
     -- Захромала по дороге.
     Он удовлетворился моим ответом и ткнул рукой в сторону одной из улиц.
     -- Там ты найдешь остальных -- в "Доме синего кинжала", -- сказал он.
     -- Остальных?
     -- Ну да, остальных, твоих спутников, конечно. Ты что, не с ними?
     Я  не рискнул отрицать это, поэтому немного неуверенно двинулся в  "Дом
синего кинжала" -- таверну и постоялый двор.
     Когда  я  вошел,  то  увидел  за столами джелусов  в  масках из бронзы,
серебра и  золота.  Некоторые маски  были  украшены крохотными  драгоценными
камушками.
     Они никак не  отреагировали на мое появление, и  я  прошел мимо  них  к
хозяину.
     Я  спросил, не  было ли  у него  свободных  комнат, но он только  пожал
плечами:
     --  Твои  друзья  все  заняли. Почему бы тебе не  поселиться  вместе  с
кем-нибудь из них? Я покачал головой.
     --  Да  ладно,  найду себе другой постоялый двор. Не  посоветуешь, куда
пойти?
     --  Посмотри,  может, повезет  в "Доме повешенного  аргзуна"? Он  здесь
неподалеку, на соседней улице.
     Я  поблагодарил его и вышел. Уже  было  темно,  и  я с  трудом  находил
дорогу. На Марсе улицы не освещаются даже в самых цивилизованных городах.
     Я заблудился в лабиринте улочек, и так и не добрался до таверны с таким
кровожадным  названием.  В  поисках  какой-нибудь  другой  таверны  я  вдруг
обнаружил, что кто-то идет за мной по пятам.
     Я  немного  повернул голову, пытаясь краешком глаза разглядеть, не было
ли кого позади меня, но из-за  маски ничего не было видно, а снимать  ее мне
не хотелось, слишком велик был риск.
     Еще  какое-то  время я  продолжал  идти вперед, а потом вдруг нырнул  в
боковую улочку -- и не улочку даже, а узкий  переулок -- и укрылся в дверной
нише.
     Конечно, мимо меня быстро прошел  какой-то человек. Я вышел из укрытия,
доставая меч.
     -- Как ты думаешь,  друг, -- сказал я, -- разве годится так выслеживать
человека?
     Он едва не вскрикнул от неожиданности и потянулся к щиту.
     В лунном свете что-то блеснуло, и я  понял, что на  моем преследователе
была маска джелуса.
     -- Что это, -- сказал я как можно более развязно, -- ты хочешь ограбить
своего товарища?
     Голос, раздавшийся из-за маски,  был спокоен.  Человек  даже не подумал
вытащить меч.
     -- Нет, такие поступки противоречат правилам джелусов, -- сказал он.
     -- Тогда чего ты от меня хочешь?
     -- Позволь мне заглянуть под маску, друг мой.
     -- Это тоже, кажется, против правил, -- возразил я.
     -- Не  знаю, какие у тебя правила, друг мой, но  я хорошо  знаю правила
джелусов. А ты?
     Очевидно,  я совершил  какой-то  промах,  а этот  человек  его заметил.
Возможно, существовал какой-то  знак,  которым джелусы тайно обмениваются, в
то время как все вокруг думают, что они друг друга не замечают.
     Если этот  человек  будет угрожать  мне раскрытием моей тайны, придется
его  убить. Слишком много было поставлено  на карту, чтобы я  мог  позволить
себе так рисковать если он выдаст меня, весь наш план рухнет.
     -- Обнажи свой меч, -- сказал я ему мрачно. Он засмеялся.
     -- Вытаскивай меч, слышишь!
     -- Итак, я был прав. Ты просто скрываешься под маской джелуса.
     -- Именно. А сейчас обнажи свой меч!
     -- А зачем?
     --  Я не  могу  позволить  тебе  выдать меня.  Я  должен заставить тебя
замолчать.
     -- А я что, сказал, что собираюсь тебя выдать?
     -- Ты джелус. И ты знаешь, что я только притворяюсь, что я тоже джелус.
Он снова рассмеялся.
     -- Думаю,  джелусы должны чувствовать себя польщенными  из-за того, что
ты  захотел  быть  одним из  них.  Среди наших  правил нет  такого,  которое
предписывало бы убивать человека только за то, что он выдает себя  за одного
из нас.
     -- Тогда зачем же ты за мной идешь?
     -- Из любопытства. Ты, случайно, не вор?
     -- Нет.
     --  Жалко.  Видишь  ли, ты,  вероятно,  знаешь, что Гильдия  Джелусов В
Масках -- это гильдия не только купцов,  но также наемных убийц и воров. Мне
вдруг пришло в голову, что мы приехали сюда с одной и той же целью.
     -- А зачем ты здесь?
     -- Чтобы ограбить сокровищницу дворца. Стражников так мало, что грех не
воспользоваться  такой  редкой  возможностью.  Считается,  что  сокровищницу
ограбить нельзя.
     -- Я не вор.
     -- Зачем же ты прячешься под маской?
     -- Это мое дело.
     -- Шпионишь в пользу карналов?
     Поскольку я не был шпионом, я покачал головой.
     -- Все это очень загадочно, -- сказал джелус с иронией.
     И тут мне в голову пришла идея.
     -- А как ты рассчитывать пробраться во дворец? -- спросил я.
     -- Ага, ты все-таки пришел сюда с той же целью, что и я.
     --  Да нет же, говорю тебе, я не вор. Но я был бы не  против проникнуть
во дворец, минуя стражу.
     -- Что же тогда? Убийство?
     Я вздрогнул. Лгать  не имело смысла.  Я же  готовился  убить Хоргул, но
только если  не  нашлось бы ничего  другого,  что  могло  бы  остановить два
великих народа, собиравшихся истребить друг друга.
     -- Ага, убийство, -- пробормотал джелус.
     -- Это не то, что ты думаешь. Я не наемный убийца.
     -- Значит, идеалист!  Клянусь лунами, извини,  я должен идти. Идеалист!
-- Джелус шутливо раскланялся и сделал вид, что спешит прочь.
     -- Нет, реалист, --  сказал  я.  --  Я  здесь, чтобы остановить  войну,
которая сейчас кажется неизбежной.
     --  Идеалист!   Войны   начинаются  и  прекращаются.  Зачем   нужно  их
останавливать?
     --  Твои  суждения нельзя назвать объективными,  ты  же наживаешься  на
войне, -- сказал я. -- А я от войн устал. Ну что, поклянешься, что не выдашь
меня? Или предпочтешь сразиться со мной?
     -- В данных  обстоятельствах  я  лучше  буду  молчать,  --  сказал  мой
собеседник, и  его  маска вдруг  сверкнула в лунном свете. -- Но у меня есть
предложение. Обещаю,  я больше не буду  расспрашивать тебя, зачем тебе нужно
во  дворец.  Думаю,  мое  предложение придется  тебе  по  вкусу,  оно  может
оказаться полезным для нас обоих.
     -- Ну, и что ты предлагаешь?
     -- Давай будем держаться вместе. Так легче проникнуть во дворец. Там мы
пойдем по своим делам: ты -- к своей... э-э... жертве, я -- к сокровищнице.
     Союзник мне и в самом деле не помешал бы, хотя, если бы я мог выбирать,
вряд ли я стал бы полагаться на такого человека, как этот циничный вор.
     Я обдумал его предложение и кивнул.
     -- Отлично, -- сказал я. -- Кажется, в этих делах  у тебя действительно
больше опыта,  чем  у меня,  поэтому  я  сделаю так, как ты говоришь. Что ты
намерен делать?
     -- Вернемся в  "Дом  синего кинжала", -- сказал он.  -- Уединимся там в
моей комнате, выпьем вина, отдохнем, поговорим.
     Я пошел за ним с некоторой неохотой. Он вел меня по лабиринту улочек, и
я  поражался его умению  ориентироваться.  У меня даже мелькнула мысль,  что
этот вор может оказаться полезнее, чем я поначалу думал.
     В комнате вор остался в маске, а я свою снял. Вор склонил голову набок.
Его маска была сделана  так,  что  напоминала  странную  птицу,  от  чего он
выглядел очень комично.
     -- В Гильдии меня называют Токсо, -- сказал он.
     -- Меня зовут... -- Я помедлил, сомневаясь. -- Меня зовут Майкл Кейн.
     -- Странное имя. Кажется, я его уже слышал.
     -- Ну и что ты думаешь?
     -- Говорю тебе, имя странное. Если ты имеешь в виду, что я слышал и что
я об этом думаю...  Где  истина? Знаешь, друг  мой,  я верю всему и не  верю
ничему. Я не очень хороший член  Гильдии --  другие,  сделав  тебе знак и не
получив на него ответа, разозлились бы больше моего.
     -- А что это за знак?
     Он  незаметно, как бы случайно, провел  большим пальцем правой руки  по
маске, словно рисуя на ней небольшой крест.
     -- А я и не заметил, -- сказал я.
     -- Когда на всех  одеты маски, необходимо иметь  какой-нибудь  знак, --
сказал Токсо. --  Мне,  наверное, не следовало тебе  его показывать.  Многие
выдают себя за джелусов. Маска джелуса -- слишком хорошая маскировка.
     -- А еще кто-нибудь обратил на меня из-за этого внимание?
     -- Я сказал  им, что  ты сделал ответный  знак, но что тебе,  возможно,
нужно помочь найти постоялый двор. Так я объяснил им, зачем мне понадобилось
за тобой идти.
     -- Ты не очень-то правоверный член Гильдии, -- сказал я.
     -- Чушь!  Я  просто  живу,  как могу.  Я не  верю  в гильдии и  жесткие
правила.
     -- Почему же ты в ней остаешься?
     -- Чтобы выжить. Маска, друг мой, -- это хорошая защита.
     -- Разве нет наказания за разглашение тайн Гильдии?
     -- Сейчас на  многое закрывают  глаза.  Старых традиций  придерживаются
всего  несколько фанатиков. Кроме того,  я  не могу перестать разговаривать.
Мне нужно  все время говорить, неизбежно у меня вылетает кое-что из секретов
Гильдии. И вообще, что такое "секрет"? И что такое "истина"?
     Последнее  прозвучало  как  риторический  вопрос,  поэтому  я  не  стал
отвечать.
     --  А сейчас скажи,  --  снова  заговорил Токсо,  --  что  ты думаешь о
дворце?
     -- Я его плохо знаю, -- ответил я, -- ведь я был только в тронном зале.
     Токсо  вытащил из-под покрывала сложенный во много раз лист бумаги.  Он
расправил его и  показал  мне. Это был  детальный  план дворца,  на  котором
указаны все двери и  окна, все  этажи  и все комнаты, расположенные на  них.
Отличная карта!
     -- Я  добыл этот план ценой моей парадной маски, -- сказал Токсо. -- Да
ладно, я все равно ее редко надевал.  И потом, я могу  заказать новую, когда
разбогатею.
     Я  не  был  уверен,  что  поступаю  правильно,  помогая  вору  ограбить
королевскую сокровищницу, но  я думал, что все богатства Мишим Тепа не могли
быть слишком  высокой ценой за то,  чтобы остановить кровь,  которая вот-вот
должна была пролиться.
     -- А зачем устраивать охраняемую сокровищницу, -- спросил я.  -- Зачем,
если камни можно взять прямо из городской  стены? Похоже, жители относятся к
ним как к обычным камням.
     -- Дело не  в камнях,  хотя где-нибудь на севере или на востоке  за них
можно  получить хорошую  цену,  а  в мастерском  исполнении  тех  предметов,
которые хранятся в сокровищнице.
     Он наклонился ко  мне,  и я увидел,  как  в узких восточных разрезах на
маске сверкнули глаза.
     -- Вот самый лучший путь, -- сказал он. --  Мне  пришлось отказаться от
него, когда я думал проникнуть во дворец в одиночку.
     -- А что, никто из джелусов не хотел тебе помочь?
     --  Только один, и тот какой-то неуклюжий простофиля. Нет, кроме меня и
этого олуха других воров здесь нет, все остальные  джелусы -- воины. Это  же
видно по маскам.
     -- А я и не знал, что маски различаются.
     -- Конечно, различаются.
     -- Тогда что за маска у меня?
     --  У  тебя-то? У тебя, друг мой, маска  наемного убийцы, -- безмятежно
сообщил мне Токсо.
     Я  вздрогнул.  Я молил провидение о том,  чтобы  мне не пришлось  убить
женщину, какой бы злой и коварной она ни была.




     На улицах  Драгоценного Города царили тишина  и спокойствие. Токсо  и я
притаились в тени у дворца. Мы оба были в масках.
     Наши маски обладали ощутимым недостатком: они  притягивали к себе много
света даже в темноте.
     Токсо размотал веревку, закрепленную у него на  поясе. Она была тонкой,
но очень крепкой, как он меня заверил. Токсо молча показал наверх, на крышу,
где на ее краю было  установлено что-то вроде флагштока. Здесь действительно
нужны  были двое:  веревка должна быть обернута вокруг  этого флагштока так,
чтобы  оба конца оказались на земле. Один человек должен держать свой конец,
пока второй карабкался по другому ее концу на крышу и закреплял веревку там,
чтобы его товарищ мог в свою очередь по ней подняться.
     Прошел  стражник. Он  был  здесь один, и на  то,  чтобы  обойти  вокруг
дворца, у него  уходило  минут  двадцать. Если бы не  военное положение,  во
дворец,  наверное, было бы  невозможно  проникнуть,  по крайней мере,  таким
способом, так как обычно здесь было три стражника.
     Когда стражник скрылся, Токсо  уверенным движением забросил  веревку на
крышу. Она  обвила флагшток,  и ее конец упал по другую сторону крыши. Токсо
подергал за конец веревки,  который был  у  него в руках,  и оба конца стали
одной длины.
     Я завязал один  конец веревки вокруг пояса. Токсо стал  подниматься  по
своему концу.  До  возвращения стражника  оставалось  еще минут  десять,  не
меньше, но подъем был делом медленным.
     Казалось, прошла целая  вечность, прежде чем Токсо оказался на  крыше и
закрепил веревку вокруг  флагштока. Я начал подниматься. К тому времени, как
я был наверху, я не чувствовал рук от напряжения и усталости.
     Мы  быстро развязали  веревку  и,  пригибаясь, побежали  к  тени  около
небольшого купола на крыше.
     Внизу прошел стражник. Он ничего не заметил.
     Хотя  крыша была плоской,  она казалась какой-то  шершавой и скользкой.
Когда я  нагнулся, чтобы  ее потрогать, я  обнаружил, что она  была  покрыта
отполированными драгоценными камнями.
     Токсо показал на купол. Мы знали о нем и на него  рассчитывали. Он  был
сделан  из кусочков  стекла -- цветные стекла в рамках  из  мягкого металла.
Нужно было бесшумно выставить  стекло такого размера, чтобы в образовавшееся
отверстие мы могли проникнуть внутрь.
     Мы разогнули края рамки и вытащили стекло.
     Внизу второй раз прошел  стражник.  Оба  раза он  нас не видел. Все его
внимание  было  направлено  на  улицу.  Наконец  отверстие  было  достаточно
большим, чтобы мы  могли  протиснуться внутрь. Сначала полез  Токсо.  Он  на
мгновение  повис,  держась  руками за края, потом спрыгнул  вниз. Я  услышал
тихий звук: он был внизу. Потом полез я.
     Мы  оказались  на  узкой галерее,  которая  шла вдоль стен комнаты,  --
вероятно, это был какой-нибудь зал для пиршеств, в темноте было плохо видно,
но это точно был не тронный зал, где впервые в Мишим Тепе я увидел Хоргул.
     Токсо побежал вдоль галереи, я за ним, и только тут я понял, что был на
волосок от смерти: стоило мне промахнуться и не попасть  на  галерею, и я бы
разбился!
     Мы  добрались  до двери, запертой  с нашей  стороны.  Мы  отперли ее  и
оказались в небольшой комнате, из которой шли каменные ступени.
     Мы бросились вниз  и вдруг увидели, что  вверху горит какой-то свет  --
неяркий,  тусклый свет почти  Вечных  светильников шивов. Такие  светильники
были у многих марсианских народов.
     Мы  спустились вниз и заглянули в  большую комнату, которая встретилась
нам на пути. Эта просто обставленная комната была комнатой  слуг. На кровати
крепко спал какой-то толстяк. Позади него была дверь.
     С  замирающим сердцем мы  проскользнули мимо спящего  слуги  к  двери и
медленно ее открыли. Нам удалось это сделать, не разбудив его.
     Мы прошли через дверь и оказались в комнате, которая была больше первых
двух и лучше обставлена. Она  была похожа на гостиную в покоях какого-нибудь
придворного, жившего во дворце.  Наверное, человек, мимо которого мы  только
что прошли, был его слугой.
     Едва  мы вошли в  комнату,  в  другом  ее конце отрылась  дверь,  и  мы
оказались  лицом к  лицу  с дворянином, которого я уже встречал раньше  -- в
тронном зале.
     Он с проклятием развернулся, наверное, чтобы  позвать на помощь.  Но  я
был уже рядом: я захлопнул дверь, отрезав ему путь к отступлению.
     -- Кто вы? Джелусы, да? Что вы здесь делаете?
     Он, конечно, не ожидал увидеть нас, но он не испугался. На Марсе вообще
было мало трусов. Он попытался вытащить меч, но я взял  его за руку и кивнул
головой на Токсо.
     Пока придворный все еще крутил головой, пытаясь понять, что происходит,
--  он был храбрым, но не  очень сообразительным,  -- Токсо  отцепил от  его
пояса меч и, подняв его, ударил мужчину рукояткой по голове.
     Он безвольно повалился на пол, и мы связали его и вставили в рот кляп.
     К удивлению Токсо, я настоял на том, чтобы не было кровопролития. Народ
Мишим  Тепа  был введен  в  заблуждение.  На  людей  влияла умная,  коварная
женщина, но они не заслужили того, чтобы умереть только  потому, что  верили
ее лжи.
     Открыв  дверь,  через  которую  вошел  придворный,  мы   оказались   на
лестничной площадке. Перед нами было еще несколько дверей.
     Отсюда мы с Токсо решили идти разными путями. Если верить плану дворца,
который  был у Токсо, -- а он получил  его от одного неверного  слуги, -- на
этом этаже были покои Хоргул.
     Однако Хоргул  Токсо  не  интересовала.  Его  манили к себе  богатства,
скрытые внизу, в сокровищнице.
     Мы  молча расстались: Токсо пошел вниз, а я  стал  пробираться дальше в
поисках нужной мне двери.
     Я осторожно повернул ручку, и дверь открылась. В комнате было темно.
     Неужели я ошибся?
     Часто, даже если никого не видно,  я могу почувствовать, есть в комнате
кто-нибудь или нет.
     В этой комнате  никого не было. Я прошел через комнату к другой двери и
обнаружил, что  соседняя комната тоже  пуста,  как и  все  другие комнаты  в
покоях.
     Я решил рискнуть и включить свет.
     Я был прав.  Оглядевшись, я убедился,  что  это покои Хоргул,  и все же
посреди ночи ее здесь не было.
     Я был уверен,  что  она  где-то  в Драгоценном  Городе.  Да,  она  была
достаточно  смелой,  чтобы  отправиться вместе  с  армией в  Карналию, нужно
отдать ей должное,  но, как  мне казалось,  это противоречило  бы ее  плану,
каким я  его себе представлял. Она, думал я, предпочитает остаться в стороне
и наблюдать, как два старых друга и союзника сражаются насмерть.
     Но тогда где же она?
     Уверен, что где-то в стороне. Придется ее разыскивать.
     Я  вышел из покоев обратно на лестницу.  Очевидно, во дворце было очень
мало народа. Кроме нескольких стражников  и  слуг, все его обитатели ушли  с
армией. Тот придворный, которого  мы  встретили,  был оставлен наблюдать  за
порядком.
     Я решил заглянуть в тронный  зал. Как мне подсказывал инстинкт,  Хоргул
вполне могла быть там.
     Я устало спустился по  лестнице на несколько пролетов, пока не оказался
на первом этаже, в приемной, которую сразу же узнал.
     Я поспешно нырнул в тень, когда увидел у дверей тронного зала стражника
на  посту.  Над его головой светила одна-единственная  тусклая  синяя лампа.
Казалось, он спал.
     Мне  нужно  было как-то отвлечь  его  внимание, иначе в тронный зал  не
попадешь.
     На моем поясе висел маленький нож,  которым я уже пользовался раньше, я
вытащил  его  и  бросил.  Он упал у  лестницы, расположенной в другом  конце
приемной. От звука стражник проснулся  и  стал смотреть  в сторону лестницы,
потом медленно пошел туда.
     Этот шанс нельзя было упускать. Я быстро пересек приемную  и оказался у
дверей тронного зала.  Мои ноги ступали по гладкому полу  почти беззвучно. Я
чуть  приоткрыл  дверь,  которая,  как  я  уже  заметил  раньше, открывалась
вовнутрь, проскользнул в зал и быстро захлопнул ее за собой.
     Итак, я был у цели.
     И  здесь,  на троне  Мишим  Тепа,  сидела  эта  коварная  женщина,  эта
необузданная темноволосая женщина,  такая прекрасная,  но такая испорченная.
Как  сказала  Шизала, она  казалась временами  неискушенной, а временами  --
нечеловечески мудрой. Настоящее исчадие ада.
     Она меня  не видела.  Она  сидела на троне, глядя  прямо перед  собой и
бормоча что-то едва слышно.
     У меня было мало времени: я боялся, что она позовет стражу. Если бы она
позвала,  кто  знает, какая толпа слуг кинулась бы на ее  зов. Я  побежал  к
трону.
     И тут она  увидела меня. Не может быть, чтобы она меня узнала -- на мне
все  еще  была  серебряная  маска,  --   но  конечно,   она  вздрогнула   от
неожиданности. Все же любопытство -- ее характерная черта -- победило, и она
не стала звать на помощь.
     -- Ты кто? -- спросила она. -- На тебе эта странная маска.
     Я не ответил, но пошел ей навстречу размеренным неторопливым шагом.
     Ее большие невинно-мудрые глаза расширились.
     -- Что прячется за твоей маской? -- сказала она. -- Ты так безобразен?
     Я продолжал приближаться, пока не оказался у самого помоста, на котором
стоял трон.
     -- Сними маску  или  я позову стражников и они снимут ее с тебя. Как ты
сюда попал?
     Я медленно поднял руку к маске.
     -- Ты в самом деле хочешь, чтобы я ее снял? -- спросил я.
     -- Да. Кто ты такой?
     Я  скинул  маску. Она ахнула. По  ее лицу быстрой чередой  промелькнули
самые разнообразные чувства,  но как ни  странно, я не  заметил среди  них и
следа той ненависти, которая, казалось, переполняла ее раньше.
     -- Само Возмездие, наверное, -- сказал я.
     -- Майкл Кейн?! Ты здесь один?
     -- Более или менее, -- ответил я. -- Я пришел, чтобы похитить тебя.
     -- Почему?
     -- А как ты думаешь?
     Казалось,  она и  в  самом деле  не  знала. Она склонила голову  набок,
заглянула мне в  глаза, пытаясь прочитать в них что-то, а что именно -- я  и
не знал.
     Когда  я  смотрел  на нее, мне  было трудно поверить,  что эта женщина,
такая молодая, почти девчонка, сидящая на троне, была  способна на ненависть
и вовлекла  в войну две некогда дружественные  нации. На ее совести уже было
то, что  она использовала аргзунов, чтобы ослабить южные народы, и тем самым
уничтожила всю  аргзунскую нацию. Сейчас  на  поле битвы лицом к лицу стояли
воины  Карналии  и Мишим  Тепа, а она сидела здесь  с  невинными  глазами  и
загадочно смотрела мне в лицо.
     -- Похитить  меня... --  Казалось, ей  эта  идея  даже  понравилась. --
Интересно...
     -- Пошли, -- сказал я  резко. Ее глаза расширились, и я отвел взгляд. Я
же знал, как могущественен ее дар гипнотизма.
     --  Но все же я хотела бы знать, почему ты хочешь  меня похитить, Майкл
Кейн, -- сказала она.
     Я  не  знал,  что  ответить. Я  ожидал  какой угодно реакции, только не
такого спокойствия, почти безразличия.
     -- Я хочу заставить тебя признаться, что ты солгала брадхи  о его сыне,
о Шизале, обо мне, и таким образом остановить войну, пока еще не поздно.
     --  А  что ты  сделаешь  для  меня,  если  я  скажу  правду?  --  почти
промурлыкала она, закрыв глаза.
     -- Что ты имеешь в виду? Ты что, хочешь заключить со мной сделку?
     -- Возможно.
     -- И какую сделку?
     -- Ну ты же знаешь, Майкл Кейн! Ведь можно даже сказать, что я устроила
все это из-за тебя и для тебя.
     Я не понял.
     --  Что ты предлагаешь? -- спросил я. Возможно, сделка с Хоргул была бы
самым удачным выходом для нас всех.
     --  Если я скажу брадхи, что я солгала, я должна взамен получить  тебя!
-- сказала она, обвивая мою шею руками.
     Я не мог ей отвечать.
     --  Я скоро  отсюда уйду, -- сказала  она. --  Все,  что  нужно, я  уже
сделала. Пойдем со мной, и ты не будешь ни в чем нуждаться.
     Стараясь выиграть время, я сказал:
     -- А куда мы пойдем?
     --  На запад.  На западе есть  таинственная мрачная страна,  где всегда
темно,  страна, где можно найти ответы на многие загадки, и это принесет нам
безграничную власть -- тебе и мне. Мы сможем управлять миром.
     -- В своих  амбициях ты  идешь гораздо дальше меня, -- сказал я.  --  И
кроме  того,  я уже  был  на  Западном  континенте  и по своей  воле туда не
вернусь.
     -- Ты там уже был?
     Ее глаза вспыхнули. Она сошла с помоста, чтобы заглянуть мне в лицо.
     Я все еще не знал,  как мне  себя  вести. Я ожидал  криков ненависти, а
вместо  них -- такое странное настроение. Я не мог уследить за движениями ее
души и за ее мыслями. Наверное, мне это было не дано.
     -- Итак, ты был на западе. И что же ты там видел?
     -- То, что я не хотел бы увидеть снова, -- сказал я. Теперь я  невольно
смотрел ей прямо в  глаза. Они приковывали  к себе внимание. Я почувствовал,
как сильно и тяжело бьется  в груди сердце. Она прижалась ко мне всем телом;
я не двигался.  На губах  ее  играла манящая, загадочная улыбка.  Она начала
гладить мои руки. Я почувствовал, что у меня кружится голова. Я словно был в
каком-то нереальном мире. Ее голос доносился до меня будто издалека.
     --  Клянусь, --  говорила  она, --  я  выполню свое обещание,  если  ты
выполнишь свое.  Будь моим, Майкл Кейн. Твое происхождение так же загадочно,
как  происхождение богов.  Может быть,  ты и есть бог -- молодой  прекрасный
бог, и ты дашь мне власть, а не я тебе.
     С каждой секундой я  все глубже и глубже  погружался  в эти  глаза. Все
остальное перестало существовать. Моя плоть растворилась в чем-то, я  не мог
стоять. Она подняла руки и провела ими по моим волосам.
     Я отшатнулся  назад, и это движение помогло мне освободиться от ее чар.
С проклятиями я оттолкнул ее и крикнул:
     -- Нет!
     Ее лицо изменилось. Вот теперь на нем появилась ненависть.
     -- Ну  что ж,  хорошо. Пусть будет так, --  сказала она.  -- Прежде чем
навсегда  уйти  отсюда,   я  доставлю   себе   маленькое   удовольствие   --
собственноручно убью тебя. Стража!
     Появился всего один стражник!
     Я вытащил меч, проклиная себя за то, что был  таким идиотом. Я позволил
Хоргул одурачить меня, как  она  одурачила брадхи!  Ее способность подчинять
себе волю других  людей развилась  еще  больше с тех пор,  как я  видел ее в
последний  раз.  Если она станет еще  могущественнее,  бог знает, что  может
случиться. Ее нужно было остановить -- чего бы это ни стоило.
     Стражник выхватил  меч и бросился на меня. Я легко отразил его  удар. Я
не хвастаю, когда говорю,
     что  великолепно владею мечом. Стычка с дворцовым  стражником не стоила
мне никакого труда,  я  бы  легко  прикончил его,  но  я  все  еще  не хотел
проливать  кровь.  Я пытался  выбить  у  него из рук меч, но  он держал свое
оружие очень крепко.
     Пока я терял время, пытаясь обезоружить  его, в  тронный зал  ворвались
еще несколько стражников.
     Хоргул  была у меня за спиной, пока я сражался с шестью воинами. Я  все
еще только защищался, я не хотел убивать.
     Это было моей ошибкой, поскольку  пока все мое внимание было  поглощено
стражниками, Хоргул подошла сзади и ударила меня по голове каким-то  тяжелым
предметом -- мне так и не суждено было узнать, чем именно.
     Я упал.
     Последнее, о чем я успел подумать, -- какой же я был идиот!
     Теперь все пропало!




     Я очнулся в сырой промозглой комнате, очевидно, где-то под землей. Вряд
ли она была задумана как тюремная камера. Брадхи  южного Марса не похожи  на
старых средневековых  земных баронов  --  скорее  всего  ее использовали как
кладовую. Дверь, однако, была крепкой,  и как я  ни старался, мне не удалось
сдвинуть ее ни на дюйм. Снаружи она была заперта на засов.
     Оружия у меня не было.
     Я  раздумывал  над  тем,  какую  судьбу  приготовила  для  меня Хоргул.
Отвергнув ее  любовь, я только  усилил ненависть  ко мне. Я  поежился. Зная,
какой оборот могли принять ее мысли, я приготовился к худшему: она наверняка
собиралась подвергнуть меня жестоким пыткам!
     Сквозь дверную щелку я видел засов.  Если бы у меня был  нож,  я мог бы
его приподнять, я был в этом уверен, но ножа у меня не было.
     Я стал ощупью исследовать свою камеру. На полу валялась всякая грязь --
в основном остатки овощей, которые здесь некогда хранились.
     Рука коснулась деревянной щепки. Сначала я даже  не  сообразил, что эта
щепка могла мне  очень помочь. Потом я поднял ее и снова подошел к двери. Но
щепка была слишком толстой и через щель не проходила.
     К счастью, она была из мягкого дерева, и мне пришло в голову попытаться
расщепить ее ногтями.
     Вскоре мне это  удалось. Я вернулся  к двери. Некоторое усилие, и щепка
прошла в щель.
     Благодаря небо за то, что  единственными  пленниками до меня здесь были
овощи, я начал дюйм за дюймом приподнимать  засов; я очень боялся, что щепка
окажется слишком тонкой и сломается.
     Через некоторое время я, наконец, добился своего.
     С грохотом засов упал на пол, и я распахнул дверь.
     В коридоре было темно. В противоположном его конце была еще одна дверь,
и когда  я подошел к  ней, не подозревая об опасности, я увидел  прямо перед
собой  стражника, которого, должно  быть,  разбудил шум падающего засова. Он
вскочил, но я бросился на него, и мы  начали бороться.  Мне удалось задушить
его.
     Тогда я поднялся, взял его меч и кинжал и продолжил путь.
     Я  прошел  по  лабиринту коридоров, пока  не оказался  у  двух  дверей,
сделанных,  как  мне показалось,  из  чистой бронзы  или  какого-то похожего
металла.
     Возможно,  за  ними находилась  лестница, ведущая  наверх,  во  дворец,
подумал я с надеждой.
     Я распахнул двери, и моим глазам открылось нечто невероятное.
     Это была сокровищница Мишим Тепа,  огромная комната, похожая на пещеру,
с низким сводом. Она была буквально забита предметами самой искусной работы;
их  сделал не  ремесленник, а художник. Здесь  были украшенные  драгоценными
камнями  мечи  и кубки,  огромные столы и  стулья, картины,  выполненные  из
драгоценных камней, словно светившиеся изнутри. Все было свалено в кучи и за
долгие годы покрылось слоем пыли. Брадхи Мишим Тепа, казалось, совсем забыли
о своих сокровищах, валявшихся в беспорядке в этой темной комнате.
     Я не мог надивиться на это чудо.
     И  тут  я  увидел  Хоргул,  стоявшую спиной  ко  мне. Она  была  чем-то
поглощена. Она не  услышала  даже, как я вошел и  направился к ней, оставляя
позади множество диковинных предметов.
     Я вытащил кинжал и приготовился ударить ее по голове.
     Но тут я  поскользнулся  на  мозаике из  драгоценных камней,  попытался
ухватиться за какую-то этажерку, но она упала, и я упал вместе с ней.
     Краешком глаза я видел,  что Хоргул развернулась ко мне и схватила один
из мечей.
     Я попытался  подняться, но снова поскользнулся. Она подняла  меч и  уже
собиралась вонзить его в мое сердце, но- замерла.
     Ее рот открылся. Она  не была парализована,  как были парализованы мы с
Гулом Хаджи  под  действием  яда  человекообразных  пауков,  но  рука  у нее
разжалась, и она выронила меч.
     Я повернулся было, чтобы посмотреть, что же такое она увидела, но вдруг
услышал крик:
     -- Не двигайся!
     Я узнал голос. То был голос Токсо. Я подчинился его приказу,
     Через некоторое время голос раздался снова:
     --  Встань,  Майкл Кейн,  но  не  смотри назад!  Я сделал  так, как  он
говорил. Хоргул все еще стояла, словно прикованная к полу.
     -- Отойди в сторону. Я повиновался.
     Вскоре я увидел знакомую маску и блестевшие за ней глаза.
     -- Я нашел сокровищницу. -- Токсо похлопал по огромному мешку,  который
был перекинут через его плечо. -- А эта женщина потревожила меня.  Наверное,
она забралась сюда с той же целью, что и я.
     --  Так вот что она задумала, -- сказал  я.  --  Она уверяла меня, что,
если я уйду с ней, мы ни в  чем не будем нуждаться. Она  не  только вовлекла
Мишим  Теп  и  Карналию  в  гибельную  войну,  она  еще хотела  исчезнуть  с
сокровищами. Но что ты сделал с ней?
     -- Я? Ничего. Я  просто попытался прийти тебе на помощь, но оступился и
схватился  за первое,  что попало мне под руку. Это  была  какая-то материя,
наверное, очень старая,  так  как  она расползлась у меня  в руках. Под  ней
оказалось какое-то зеркало.  Я как  раз собирался взглянуть  на него,  когда
увидел,  какое действие  оказало это зеркало  на  женщину.  Я  подумал,  что
разумнее будет не смотреть на него, поэтому  я  и закричал тебе, чтобы ты не
поворачивался.
     -- Зеркало? -- воскликнул я.  -- Я слышал о нем. Это изобретение шивов.
Оно отражает  свет так, что те, кто смотрится  в него, попадают под действие
гипноза.  Более того, зеркало подавляет  их волю, и на любой вопрос, который
им задают, они отвечают только правду.
     Токсо не преминул задать свой любимый риторический вопрос:
     -- Да, но что такое правда? Ты думаешь,  зеркало действительно способно
сделать это?
     -- Давай  попробуем, -- сказал я. -- Хоргул, ты лгала брадхи Мишим Тепа
о Майкле Кейне, Шизале и обо всем остальном?
     Раздавшийся голос был тихим, но слово прозвучало очень отчетливо:
     --Да.
     Я ликовал.  В голове уже сложился план. Стоя спиной к зеркалу и лицом к
Хоргул, Токсо  и  я связали  женщину, заткнули ей  рот и  на  всякий  случай
завязали ей глаза, чтобы она не смогла нас загипнотизировать.  В тот момент,
когда ее глаза были закрыты повязкой, она стала вырываться из наших рук,  но
она была слишком хорошо связана и не могла освободиться.
     После этого я завернул ее в свой плащ.
     --  Твой  плащ  нам  тоже понадобится,  Токсо,  -- сказал  я.  Соблюдая
всяческие предосторожности,  мы сделали крюк, чтобы подойти к зеркалу сзади.
Как и обо всех  сокровищах Мишим Тепа, о  нем  тоже  забыли.  Сколько  веков
пролежало под слоем  пыли это  непостижимое изобретение?  Очень много,  если
судить по расползшейся в руках Токсо ткани покрывала.
     Мы завернули зеркало  в плащ Токсо. Оно был около  фута  в  диаметре  и
украшено  всего  несколькими  драгоценными  камнями.  По  форме  круглое,  с
рукояткой, как у щита. Возможно, шивы и вправду использовали его как оружие,
что  маловероятно. Если  его  и использовали в  войне,  то лишь  как  способ
получить информацию от пленников.
     Нам удалось выбраться  из  комнаты и вынести трофеи  -- зеркало и мешок
Токсо, кроме того, мы тащили еще и Хоргул. Мы достигли крыши незамеченными.
     Стражник все еще находился на  своем посту --  а  может, это был другой
стражник, очень похожий на того, который стоял здесь раньше. Мы оглушили его
ударом по  голове. Стражник остался  неподвижно  лежать, а  мы  спустили  на
веревке наши тюки.
     Оказавшись  на  земле,  мы  поспешили в  таверну,  по дороге то  и дело
отдыхая.
     Пока  что нам  везло, и я молился,  чтобы и сейчас нас не схватили. Все
зависело от того, как мы сможем добраться до  воздушного шара. Я рассказал о
нем Токсо, и тот очень заинтересовался.
     -- Нам понадобятся дахары, чтобы добраться до твоего корабля, -- сказал
он, когда мы подошли к  "Дому синего кинжала", где, к счастью, все спали. Мы
отнесли наши трофеи в комнату, и Токсо ушел. Его не было  с полчаса, и когда
он вернулся, глаза его сияли от удовольствия.
     Где-то он стянул повозку,  в которую  было впряжено  шесть дахар. Я сел
сзади, рядом  Токсо положил свой  мешок и связанную Хоргул. Он накрыл меня и
все свертки одеялом, накинул на голову капюшон, и мы тронулись в путь.
     Помню только, как меня бросало из стороны в сторону на ухабах, когда мы
мчались с невероятной скоростью. Я  помню сердитые крики -- это был стражник
у ворот, как рассказал мне потом Токсо. Потом мы мчались по какому-то полю.
     Когда я высунул голову из-под одеяла, было уже утро.  Каким-то образом,
несмотря на ужасную тряску, мне удалось уснуть. Меня тормошил Токсо.
     -- Теперь ты должен указывать путь, -- сказал он.
     Я с удовольствием сел  рядом с ним. Вскоре  мы добрались до места,  где
был  привязан  мой воздушный  корабль.  Я убрал маскировку,  и  вот он --  в
целости  и  сохранности. Мы загрузили  все наши трофеи  в  кабину,  и  Токсо
попросил высадить его  у границы Алой равнины,  около Нарлета, Города Воров,
где среди своих товарищей Токсо чувствовал себя как дома. Я хорошо знал этот
город и согласился, поскольку это было по пути.
     Я надеялся добраться  до поля сражения прежде,  чем там начнутся боевые
действия.
     Вскоре мы были  в воздухе и держали путь в Варнал. Остановились мы лишь
однажды -- около Нарлета, где Токсо  выгрузил свой огромный мешок. Прощаясь,
я поблагодарил его и снова поднялся в воздух.
     Хоргул постанывала. Мне было этого достаточно, чтобы убедиться, что она
жива.
     Успею ли я?




     Вот  они! Еще чуть-чуть, и  я бы опоздал!  Две армии -- огромная  армия
Мишим Тепа  и маленькая армия Карналии -- стояли друг напротив друга на Алой
равнине.  Это было довольно необычное место для  сражения. Несомненно, армия
Мишим Тепа  вообще  не  ожидала  встретить  карналов по дороге к Варналу,  а
карналы просто шли вперед, пока не увидели противника.
     Я видел, что воины уже приготовились к атаке.
     Я  даже разглядел Карнака, сидящего на огромной дахаре, и Дарнада рядом
с ним, во главе своей армии.
     Там же, во главе своей армии, был и брадхи Мишим  Тепа с суровым лицом.
Насколько можно было видеть, глаза его  были более осмысленными, чем раньше,
вероятно, власть Хоргул не могла длиться бесконечно.
     Когда мой воздушный корабль стал опускаться, все взгляды устремились на
него.  Его узнали. Некоторые из воинов Мишим Тепа метнули в  него  пики,  но
брадхи поднял руку, останавливая своих людей. Казалось, он был заинтригован.
     Я вытащил свой самодельный мегафон и закричал брадхи:
     -- Брадхи, я привез  доказательства того, что Хоргул лгала! Остановись!
Ты собираешься начать бессмысленную войну только потому, что тебе лгала одна
коварная, бесчестная женщина!
     Он  провел рукой по  липу,  нахмурился и  покачал  головой,  как  будто
отгоняя от себя неприятные мысли.
     -- Ты позволишь мне приземлиться и предъявить тебе  эти доказательства?
-- спросил я.
     Немного помолчав, он кивнул.
     Я спустился вниз, и  когда кабина коснулась верхушек алого папоротника,
я  бесцеремонно скинул  на землю  сверток, которым была  Хоргул и,  сжимая в
руках  завернутое  в  плащ зеркало,  спрыгнул рядом.  Я привязал  корабль  и
потащил вперед связанную  Хоргул и зеркало,  пока не оказался  перед воинами
Мишим Тепа.
     Сначала я снял плащ,  в который была  закутана Хоргул, и услышал ропот,
пробежавший в  толпе воинов. Брадхи  кашлянул,  как будто  собирался  что-то
сказать, но потом передумал. Сжав губы, он снова мне кивнул.
     Я вытащил кляп изо рта пленницы и заставил ее стоять прямо.
     -- Брадхи, ты поверишь тому, что скажет  сейчас сама Хоргул? -- спросил
я.
     Он снова откашлялся.
     --  Ну  да,  --  сказал  он.  Его  глаза  были  уже  совсем  не  такими
бессмысленными и тусклыми, как раньше.
     Я показал им на завернутое зеркало.
     -- Это -- легендарное Зеркало  Правды, которое придумали шивы несколько
тысяч лет назад. Вы  все слышали  о его  магических свойствах. Я  покажу вам
одно из них.
     Стоя  спиной  к  людям Мишим  Тепа, я  поднял  зеркало-щит и  развернул
покрывавший его плащ. Потом я протянул руку и убрал повязку с глаз Хоргул.
     Сразу же зеркало приковало ее взгляд; она не могла сдвинуться с места.
     -- Видите? -- сказал я. -- Действует! Люди стали подходить ближе, чтобы
убедиться, что я говорю правду.
     --  Не  смотрите  в зеркало,  --  предупредил  я, --  или оно вас  тоже
загипнотизирует.  Вы  готовы  узнать,  говорила  ли Хоргул  правду или лгала
вашему  брадхи?  Вы  готовы  убедиться,  что  это  она  втянула  вас  в  эту
бессмысленную войну против ваших старых союзников?
     -- Готовы, -- неожиданно твердо и уверенно прозвучал голос брадхи.
     -- Хоргул, -- сказал я медленно и четко, -- ты лгала брадхи?
     Тихий бесстрастный голос ответил:
     -- Да!
     -- Как ты его убедила?
     -- Своим даром -- даром, который у меня в глазах и в сознании.
     В толпе раздались восклицания. Снова я услышал, как откашлялся брадхи.
     -- В чем именно ты солгала ему?
     -- Я сказала, что Майкл  Кейн и Шизала договорились убить и обесчестить
его сына.
     -- А кто на самом деле в этом виноват?
     -- Я!
     Крики становились все сильнее и сильнее. Воины начали двигаться вперед.
Я был уверен, что многие
     из них были  готовы  разорвать  ее на  куски  за то,  что  она  чуть не
заставила их воевать с верными друзьями. Брадхи остановил их.
     Он обратился ко мне и к своим воинам.
     -- Итак, вот  доказательства  того,  что я стал  жертвой злых  чар этой
женщины. Сначала я поверил, что сын был предателем. Но потом появилась она и
уверила, что он никого не  предавал, и мне захотелось ей  поверить. Это была
ложь,  первая  ложь,  которой  я  поверил.  Потом было много  других  лживых
историй,  которым я тоже верил. Майкл Кейн был прав. Она -- исчадие ада, она
чуть не разрушила наш древний Юг.
     Карнак  и  Дарнад выступили  вперед. Карнак и  Болог Фас Огдай положили
руки друг другу на плечи и поклялись в дружбе. В глазах у них были слезы.
     Хоргул снова связали, вставили ей в рот кляп  и положили ее на тележку,
чтобы отвести ее в Драгоценный Город и судить там за преступления.
     Болог Фас Огдай и  несколько  его придворных вернулись с нами в Варнал,
где нас ждала Шизала.
     Что  еще  сказать? Брадхи  Мишим Тепа  был почетным гостем на  нашей  с
Шизалой  свадьбе.  Мы провели  в  Мих-Са-Вохе  незабываемый медовый  месяц в
гостях  у  брадхи,  потом   вернулись  в  Варнал,  где  я  стал   руководить
строительством новых самолетов.
     Чтобы пополнить запас гелия, мы организовали  экспедицию в Мендишарию и
лежащую за ней пустыню. В Мендишарии  наступили счастливые времена,  народом
правил Гул Хаджи.
     Как тепло он нас принимал! Он уже думал, что я  погиб и  он  никогда не
увидит меня!
     Прилетев  в  город якшей, мы обнаружили,  что фонтан  засыпан песком  и
последние из бледных призрачных существ лежали около него мертвыми. У них не
хватило ума добыть себе воды!
     Во  время третьей экспедиции в  Мендишарскую пустыню --- на этот раз на
целой эскадрилье самолетов -- я решил провести сложный эксперимент,
     используя машины, найденные мною в забытом городе якшей.
     Помнишь, я  тебе  говорил, что  транслятор  вещества  создан  на основе
достижений  в  области  лазеров.  Исследуя  лазер  якшей,  я смог  построить
транслятор вещества,  который послал меня на Землю почти  в то же мгновение,
из которого я отправился в свое второе путешествие на Марс.
     Так я снова оказался на Земле, чтобы рассказать тебе эту историю.
     Эпилог
     -- Так вот, значит, в чем  дело! -- воскликнул я, глядя на Майкла Кейна
во все глаза. -- Ты теперь сможешь путешествовать  с Марса своего времени на
Землю моего, когда захочешь!
     -- Да, -- ответил он с улыбкой. -- И мало того, я усложнил наш аппарат,
его  теперь  не  нужно никуда  переносить,  ты можешь держать  его в  винном
погребе.
     -- В  таком  случае  мне придется подыскать другое  место для  вина, --
сказал я. -- А что ты теперь намереваешься делать на Марсе?
     -- Ну, теперь я брадхинак, -- он снова улыбнулся. -- Я принц  Карналии,
принц Марса. Это большая  ответственность. Карналия еще слаба. Поскольку для
того, чтобы восстановить армию, требуется время, я теперь прилагаю все силы,
чтобы создать надежный воздушный флот.
     -- А как же приключения, их больше не будет? Кейн снова улыбнулся.
     -- О нет, в этом я не уверен. Я думаю, что будет еще много приключений.
И я обещаю, что если выживу, я приду к тебе, чтобы рассказать о них.
     -- А я опубликую твои рассказы, -- сказал я. -- Люди  будут считать  их
фантазиями, ну и пусть. Ведь мы-то с тобой знаем, что это правда.
     -- Возможно, и другие когда-нибудь это поймут, -- сказал Майкл Кейн.
     Вскоре он ушел, но я долго не мог забыть его последних слов:
     -- Будет еще много приключений!
     Я с нетерпением ждал рассказа о них.

Last-modified: Thu, 10 Mar 2005 07:24:48 GMT

Оцените этот текст: