Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
     OCR: Д-С
---------------------------------------------------------------





     "Джамбо-10" выбился из строя.
     - "Джей-10", вернись на место, сбрось газ до нуля, выполняй, "Джей-10"!
     "Джамбо-10"  рванул  еще  дальше  из  передней  шеренги,  развернулся и
посмотрел  назад.  Он  шел  во  второй  волне  десанта,  которая  мчалась  к
расстилавшейся внизу  искореженной войною равнине. Третья волна крушила сами
камни, которые  с  грохотом обрушивались с  горы,  гонимые неудержимой силой
десяти тысяч тонн легированной стали, бешено атакующей неподвижный объект на
вражеском фронте.
     - "Джей-10", у тебя неполадки? Проверь системы и доложи немедленно!
     Он должен  убраться. Они пока  думают,  будто у  него  просто  поломка.
Прежде  чем  в их  тупых  головах  забрезжит  истина, надо  действовать.  Он
располагает  самое  большее  считанными  секундами,  чтобы  выйти  на другой
уровень высоты и повернуть назад, нацелив ракеты куда следует. Главное вдруг
осенило, что он не  машина. - "Джей-10", докладывай! Бойня внизу  превратила
равнину в  гиблое место.  Лазерные  пушки,  как  ядовитые  великаны,  далеко
изрыгали едкую пену, против которой даже стальные  каркасы не могли выстоять
мало-мальски  существенный период времени. Друг  на  друга неслись уже сорок
"Джамбо" - по  двадцать  с  обеих сторон, -  а  через минуту-другую  еще сто
двадцать  принялись  метать  снаряды и  обмениваться  направленными лучевыми
ударами. Бомбы со сжатым газом впивались  в землю на  тысячу футов впереди и
взрывались,  опрокидывая  "Джамбо"  третьей волны.  Три из  них  завалились,
перевернулись на  спину, и  лежали  с крутящимися шасси, словно  беспомощные
черепахи.  В строю  открылась  брешь.  Если удастся  нырнуть  в  дыру,  пока
генералы не сообразили, что  у него не  просто поломка, можно  перевалить за
горный хребет, свернуть к высокой площадке, а оттуда уж стартовать.
     Он  чуял,  как  в  электронных  схемах  копошатся  длинные  контрольные
щупальца генералов, выясняя, почему он не докладывает.
     Но он теперь знает,  кем был. И кем не был. Он не машина. Не "Джамбо" -
одна  из  универсальных, сложнейших систем  вооружения.  Он  был  человеком.
Пускай у него отобрали тело, оставили один мозг - это все равно человеческий
мозг, личность.
     - Дезертир!  "Джамбо-10"  -  дезертир!  -  заорал  офицер,  проводивший
зондирование.
     Значит, секунды развеялись в прах. Он придал своему гигантскому корпусу
максимальную тягу, атомные двигатели взвыли, вырабатывая лишь малую долю гой
мощности,  какую могли  обеспечить.  Пятьсот  тонн стали  жалобно заскулили,
закашляли, разом рванулись вперед и вверх.
     - Третья волна, идите на перехват "Джамбо-10". Перехватите и уничтожьте
его!
     Он  развернул  пушку  дугой почти  на сто восемьдесят градусов,  веером
накрывая третью волну  самым мощным лучом. "Бамп-бампа-бамп!"  -  протрещали
стволы, выпустив дымовые  гранаты, чтобы прикрыть  отступление. Скалы  внизу
рассыпались  в  пыль,  шасси вспахивали землю, вспороли и разметали выросший
впереди холм. Теперь дым окутывал все вокруг плотной завесой.
     Слева  что-то  мелькнуло.  Из  туманной  пелены  вынырнул  "Джамбо-34".
Сверкавшие  красными  драгоценными  камешками  глазки  радара  порыскали  по
сторонам, уставились на него  и разгорелись  еще  ярче. Нацелилась  лазерная
пушка. "Джамбо-10"  выдвинул щит, оснащенный энергетической сетью, и  опалил
"Джей-34"  таким  жаром, что в его пушке  расплавились крошечные проволочки,
приведя в негодность спусковой механизм. "Джей-34"  потребуется время, чтобы
из  слипшихся в  один ком бесполезных деталей  сотворить  новые и произвести
замену. "Джамбо-10" поскорее помчался дальше.
     На  вершине  хребта  выскочил из собственной дымовой  завесы, перевалил
через край и рухнул  на ровную площадку. Панорама  битвы внизу по-настоящему
впечатляла. Гигантский живой мозг заставлял боевых роботов яростно раздирать
друг  друга  в  клочья.  Вместо  крови  кругом был  расплавленный  металл  и
искореженные  транзисторы.  Сетессины  атаковали  родную планету  ромагинов,
высадившись со своими "Джамбо"  в Адской  пустыне. За последние восемнадцать
часов они вторглись в долины,  но дальше  им не  пройти.  Ход  сражения  уже
переменился.
     Впрочем,  напомнил  он  себе, его это больше  ничуть не  волнует. Он не
боевая  машина  для  защиты  Высших  Интересов  ромагинских  миров.  Он  был
человеком.
     Человеком  из  деревушки  под  названием Большие  Деревья,  откуда  его
выкрали и лишили тела. А заодно и любви.
     Он  развернул  исполинскую  машину  на  гидравлических  лапах,  вытянул
сверкающие отполированные  стволы ракет и отключил все остальные системы, за
исключением  противорадарного  щита,  который  прикроет  его от  ромагинских
снарядов, когда он достигнет верхних слоев атмосферы.
     Над краем хребта поднялись  три "Джамбо", покрутились, повертели носами
туда-сюда,  разыскивая   его.  Один  заметил,  издал  пронзительный  свисток
оповещения,  одновременно  шарахнув во  всю мощь  ракетами, и  те  на излете
подожгли дальний холм.
     Находясь в  недосягаемой  для поражения  зоне, он  дезактивировал  щит,
направив  всю  мощность  в  ракетные  двигатели.  Ему  не  терпелось  скорее
убраться. Как  можно  скорее. На него вдруг сокрушительно нахлынули  думы  о
событиях недавнего прошлого и о теперешнем своем положении. Он - человек без
тела, но  мысль эта накатывала с силой огромной  темной  волны. Он  неохотно
позволил себе с головой нырнуть в эту волну. И увидел сон.
     Давным-давно, до роковых времен,  жила-была деревушка, раскинувшись под
деревьями  с  темно-красными листьями величиной  в  человеческий  рост,  под
которыми   прятались  гроздья  соблазнительных  желтых  плодов   -  круглых,
полупрозрачных,  дымчатых, сладких,  прохладных. На  левой околице деревушки
последние купы деревьев обрывались  у края широкого, поросшего  травой поля,
простиравшегося почти  до горизонта, до подножия легендарных пурпурных гор -
естественно,  обожествленных, - где вступали  в свои права  леса.  За горами
высились  другие горы. Потом другие  леса. Потом снова  равнины. То  был мир
примитивный,  но это  не значит - несчастный. Справа  от  деревушки  тянулся
песчаный  берег, покато  спускавшийся  к кристально синему океану.  Огромное
зеркало  вод  уходило  за горизонт и  ежевечерне переливалось  оранжевыми  и
розовыми, зелеными и синими отблесками заката.
     Давным-давно, до  роковых времен, жили-были  в той  деревушке люди. Они
ели плоды деревьев  с  красными листьями и рыбу из  океана. Время от времени
спускался  с  небес  великий  корабль  богов  и  доставлял  им  другую  еду,
непривычную. На  боку у  него  красовались странные слова:  "Корабль  No 454
Научного  Общества Охраны  Примитивных  Культур". В том Эдеме  он  оставался
единственным пришельцем из внешнего мира, и простой деревенский люд принимал
его за посланца Всевышнего Бога, ни больше ни меньше. Люди те были смуглыми,
с  прямыми  черными волосами, с глазами, похожими на кусочки черного дерева,
светившимися изнутри светом,  которым их одарила Природа.  Кожа на идеальных
телах отливала бронзой. Мужчины проворные и  мускулистые,  женщины  нежные и
грациозные.
     А  потом с неба свалились визжащие  драконы, осквернив безмятежный мир.
Взревело,  затрещало  пламя...   Спалило  поля,  обуглило  песчаный   берег,
уничтожило деревья...
     И явились мужчины  -  бледные, круглолицые, дряблые, словно черви,  - в
диковинных  штанах  и пенистых  крахмальных  рубахах,  в шлемах  с  перьями,
пристегнутыми  под  подбородками усеянными драгоценностями застежками.  И  с
оружием... С огнем... С болью...
     С ревом, какой издают боги в смертных муках... А когда драконы, кашляя,
унеслись прочь, позади лежала пустая деревня.
     Они унесли с собой всех и каждого, чтоб  использовать в своих целях. И,
что  самое  страшное, прихватили двоих - Тоэма, симпатичнейшего  в деревушке
мужчину,  почти мальчика,  мечтателя  до мозга  костей,  мастера искрометных
речей,  и Тарлини, его любимую, его единственную, его сладчайшую.  Тарлини с
нежной и мягкой фигуркой, Тарлини с глазами,  как бархат  ночи,  с волосами,
отливавшими  темным  золотом.  Тарлини  со   сладостным  телом,   с  земной,
цветочной, лунной душой...
     А еще хуже, что, прихватив этих двоих, они их разлучили...
     С той  поры он не видел своей  Тарлини. Его  "заморозили",  поместили в
комнату,  куда не проникали лучи солнца, где он дожидался  того утра,  когда
они усыпили и умертвили  его. Он фактически умер, ибо очнулся, не помня, что
жил  когда-то на  свете. Очнувшись, он был  "Джамбо-10",  сверхъестественным
металлическим  созданием, которому после  обучения (проводившегося  в сугубо
пропагандистской  манере)  предстояло  сражаться  за  интересы  ромагинов  и
преисполниться ненависти к сетессинам.
     Впрочем, парки, богини судьбы - дамы коварные, - частенько передумывают
и  протягивают  руку  тем,  кого только что  бессердечно пытались  стереть в
порошок. Клото, прядя нить  его жизни, быстренько умыла руки и потянулась  к
другому  клубку.  Лахесис,  отмерявшая  длину  нити,  решилась  тихонько  ее
измочалить, практически сведя  на нет. Но теперь, когда вперед вышла Атропос
с  золотыми  ножницами,  чтобы  окончательно  ее  перерезать,  сердце  Клото
дрогнуло.  Может, в тот день она мучилась от  безделья и выискивала,  чем бы
заняться - все равно чем. Как бы то ни было, она остановила Атропос вежливым
словом и холодным  взглядом и  вновь принялась  прясть нить мужчины по имени
Тоэм, на сей раз покрепче.
     Капельница с наркотиками в колоссальной машине-убийце начала пересыхать
раньше времени...
     Заключенный в темницу мозг стал выкарабкиваться из накрепко сковывавших
его наркотических щупалец... Кап-плюх.., все, сухо! Он медленно пробудился.
     Снова придя в себя,  минуту лежал неподвижно, напрягая страдающий мозг,
чтоб подумать. Его имя  -  Тоэм, но  существует он в  виде  "Джамбо-10". Это
значения не имеет.  "Джамбо-10"  сам  по себе - небольшой город, грандиозная
сложная   структура    с   микроминиатюрными    компонентами,   позволяющими
производить,  создавать, строить все  что  угодно.  Включая  новое  тело.  В
маленьком  отсеке  под палубами покоятся  химические  баллоны с  содержимым,
которое  почти неприметно поплескивалось в  вакууме, поджидая,  когда  будет
брошено нужное семя,  чтобы  разнообразные элементы слились  и  сформировали
человеческое   тело.  Рядом  с  этим  отсеком  в   стенах  прятались   умные
робохирурги, готовые  пересадить  человеческий мозг в выращенное в  пробирке
тело,  на случай если "Джамбо" когда-нибудь свалится на вражескую территорию
и  оператору придется  спасаться. Пускай даже  машина  останется недвижимой,
мужчина с крепким  телом способен  причинить много  вреда в тылу  врага. Без
дальнейших  раздумий  он  поставил  баллоны  на  разогрев,  ввел необходимый
катализатор и уведомил хирургов-нелюдей,  чтоб готовились. Он снова  получит
тело, хоть и не свое собственное.
     Открыв наружные линзы, исследовал все точки пространства,  по несколько
минут вглядываясь  в  каждую из семи телекамер, вмонтированных  в башенку на
верхушке  головного  отсека. Кругом расстилалась  и все пронизывала чернота.
Это что - сердце Бога?
     Он абсолютно не представлял, где находится.  Генералы, естественно,  не
снабдили  его  ни  одной  звездной  картой,  поскольку намечалась  совсем не
космическая операция,  а простое оборонительное мероприятие против вторжения
армии  сетессинов. И теперь он затерялся среди перепутанных  звездных трасс,
одинокий,  как никогда  в жизни,  бесцельно дрейфующий,  неотступно  думая о
Тарлини. Им  предстоял  связующий  ритуал  через месяц, после того  как  они
полюбили друг друга и удостоверились, что подходят друг другу.  Он  поклялся
себе отыскать ее. Спасти ее.  Неужели она тоже стала  мозгом военной машины?
Неужели они  уничтожили это прекрасное, нежное физическое существо и всадили
серые клетки в электронное чудище?
     Она наверняка сбита с  толку,  испугана. Он помнил  тот  ужас,  который
испытывал сам,  несмотря  на дурман успокаивающих  средств,  когда  роматины
давали  ему  образование, прежде  чем засадить в  робота. Примитивный  разум
заполонили и жестоко  ошеломили факты, противоречившие всему,  что  он якобы
знал,  -  одна только мысль  о  существовании  в  галактике  сотен  миров  с
миллиардами  людей чего  стоит! Тарлини непременно  понадобится поддержка  и
утешение. Скользя  в  гладкой  пустоте,  он  решил,  что обязательно  должен
сориентироваться,  а  потом  отомстить.   Как-нибудь,  каким-нибудь  образом
разыскать ее и тех, кто ее забрал.
     Он все еще мрачно размышлял на  сей счет, когда экран радара вспыхнул и
издал тоненький писк - бли-ип!  Окинув экран внутренним  "глазом", обнаружил
маленькую зелененькую точечку.  Она быстро приближалась.  И превосходила его
по  размерам  в  пять  с лишним  раз. Он  вооружился до зубов,  приготовился
пережить шок, совершая убийство. Убивать ему доводилось и  раньше, но всегда
под  действием наркотиков,  неосознанно.  Теперь,  разумеется, будет  иначе.
Однако  с  момента сошествия с неба драконов на деревушку, раскинувшуюся под
деревьями,  к  нему  никто милости не  проявлял, и он намерен платить той же
монетой.
     Помигивая, как бы в знак предупреждения, зеленое пятнышко надвигалось и
разрасталось.
     Он  спокойно  навел  лазерную  пушку точнехонько  в  центр  подлетавшей
громады, переключил магнитные  тепловые шиты в положение  готовности и  стал
ждать. Во  чреве лежали семь ракет с боеголовками. Обождем еще одну минутку,
пока расстояние  не  сократится на  несколько сотен миль.  Лучше действовать
наверняка.
     -  Эй, там! -  прозвучал у него в  кишках пробившийся  в  радиоприемное
устройство голос. Он вздрогнул.
     - Я говорю - эй, там!  Это Летучая библиотека номер семь. Не желаете ли
какой-нибудь информации, новостей или чего-нибудь почитать?
     Он сглотнул воображаемую слюну и немножечко успокоился.  Слегка ослабив
защиту, вымолвил:
     - Где я?
     - Вы что, не знаете, где находитесь? - недоверчиво переспросил голос.
     - Нет.
     - Дружище,  вам надо  подняться  на  борт  за подобными сведениями,  за
звездными картами и всем прочим Нам легче было б беседовать лично.
     -  Не могу  я высаживаться. Я - боевая машина, мозг, вставленный  в эту
груду металла.
     - Ой, Боже, - сказала библиотека.
     Минуту царило молчание.
     - А по радио нам нельзя побеседовать?
     -  Слушайте,  -  продолжала библиотека, - у  меня  тут  пустой грузовой
отсек. Я люк открою и вас впущу.
     -  Вы  уверены?  - уточнил он,  пытаясь представить размеры библиотеки,
способной  с  такой  легкостью  проглотить  "Джамбо",  и  испытывая   легкое
изумление.
     - Вы удираете?
     - Я...
     - Ну, радар  тут  показывает  три огонька,  которые  заходят  на вас  с
хвоста. Пока не поймали, предлагаю спрятаться.
     Он снова сглотнул - так же  фигурально, как в первый раз, - и осторожно
причалил  к  гигантскому кубику,  сверкавшему,  точно  надраенная медь.  Люк
распахнулся, будто челюсти аллигатора-великана, открыв теплое, залитое синим
светом нутро.  Он  заглушил  все двигатели  и  влетел  направленным  рывком,
постреливая туда-сюда химическими тормозными ракетами. Чистенько,  без труда
проскользнул  между порогом  и косяками. Когда "Джей-10" вошел  целиком и  с
шумом заскрежетал по полу отсека, впустившая его пасть закрылась, заметя все
следы.
     - Из ромагинов, как я погляжу? - догадалась библиотека.
     - Не по рождению!
     -  Разумеется.  Ох,  Боже  мой,  нет,  конечно.  Своих  они  не  станут
использовать в подобных целях. Расскажите-ка, как вы сообразили, чем были..,
верней сказать, кем?
     - Когда очнулся, нашел  пустую пробирку и бездействующую систему подачи
наркотиков. Похоже? моя ампула опустела раньше времени.
     - Ясно. Ой как хорошо! Замечательно!
     - Да, но.., мне хочется только найти Тарлини.
     - Тарлини?
     О, сладостные мечтания...
     - Угу. Мою женщину.
     - Ох, Боже  мой.  Как  грандиозно.  Героический  поиск  и  все  прочее.
Великолепно, великолепно!
     - Так вот я  и  подумал,  может, вы мне расскажете, как ее разыскать, -
Ну, о  данной конкретной молодой  леди  мне ничего  не  известно.  Однако вы
можете  изучить  ромагинскую культуру, разузнать о них кое-что  истинное. Вы
явились,  как я полагаю, из примитивного мира, ибо именно там  они  добывают
основную долю мозгов для своих "Джамбо".., к вящему ужасу Научного Общества.
Вам  понадобится серьезное образование, чтоб  уяснить вероятную  судьбу этой
Тарнилу...
     - Тарлини.
     - Да-да,  Тарлини.  Все равно вам  понадобится  серьезное  образование,
чтобы понять, что  могло с ней случиться и какие пути к действиям перед вами
открыты. Почитайте  книжки по  ромагинской культуре,  "Историю века", тома с
шестого по двенадцатый, и ежедневные газеты за прошлый месяц.
     - Подключите меня к ним.
     -  Вас наверняка заинтересуют  последние  проделки мутиков.  В  газетах
полным-полно  сообщений.  Любопытнейшие  вещи. Говорят, будто Порог в  самом
деле начинает совершать  негативные колебания под воздействием мутиков, и во
многих  случаях  молекула скорлупы трескается, хотя полный успех им пока  не
дается.
     -  Что? - Прозвучавшее  больше  всего  смахивало  на  пустую  болтовню,
головоломку и прочую белиберду. Библиотека на миг умолкла.
     - Ох, догадываюсь,  что это вас  не заинтересует.  Вы,  должно быть, не
знаете ни про мутиков, ни про все остальное.
     - Кто такие мутики?
     - Мы вас просветим. Вот именно. Вы, узнаете обо всех чудесах галактики.
Я,  - признался гигантский кубик, плавно переходя на тихий, конфиденциальный
тон, - втайне сочувствую деяниям мутиков.
     - Ну ладно, если я смогу выяснить насчет Тарли.....
     - Отзовись! - рявкнул, сотрясая череп, знакомый голос.
     - Ох,  Боже,  - вздохнула библиотека, -  по-моему, у нас  там, снаружи,
гости.



     - Что они собираются делать?
     - Предоставьте  это мне, - сказала библиотека. Тоэму послышалось, будто
она захихикала.
     - Эй, седьмая Летучая библиотека, отвечайте!
     - Слушаю, сэры, - почтительно отозвалась библиотека. - Чем могу помочь?
Что-нибудь почитать, научные материалы, новости?
     - Информацию!
     - Слушаю, сэры.
     - Мы вели мониторинг за  "Джамбо", дезертировавшим  из рядов ромагинов.
Он исчез с наших экранов в этом районе.
     -  Да,  сэры. Я свидетель. Еще  говорю себе, мол, очень уж смахивает на
простое хамство. Нехорошо, говорю, выглядит.
     - Что нехорошо выглядит?
     -  Его  отловил   грузовой  корабль  сетессинов.   Завернул   за  меня,
прикрывшись от вас, как щитом, джентльмены, а его подхватил.
     Наступила минута молчания, покуда три "Джамбо" советовались между собой
и с генералами, сидевшими дома.
     - Куда пошел грузовик? - спросил наконец кто-то из них.
     - Кажется, отчалил к квадранту, где находится ипсилон Стрельца.
     - А поточнее нельзя?
     -  Никак  нет,  сэр.  Меня слишком  обеспокоил флот  боевых  крейсеров,
который висел подальше в ожидании возвращения грузовика.
     - Боевые крейсеры? - повторил голос.
     -  Еле заметные  точечки. Расположились довольно-таки далеко. Возможно,
штук десять.
     -   М-м-м..,  ладно,   -  нерешительно  запнулся  голос,  который  явно
принадлежал  ромагину, взявшему в свои  руки примитивный мозг и контроль над
машиной.
     -  Знаю, вам хочется нагнать негодяев  и преподнести им хороший урок, -
продолжала библиотека.
     - Ну, мы, пожалуй, чересчур  заняты в данный момент, - отвечал ромагин,
рисуя  в  воображении  десяток  крейсерских  кораблей  с сотнями пушек  и  в
непроницаемой  броне.  Засим   их,  видимо,  отозвали,  ибо  взрыв  ракетных
двигателей на краткий миг глухим эхом раскатился внутри куба.
     Он  отключился  от  портативной  линии связи, которую протянула  к нему
библиотека, подсоединив к своему банку данных.
     - Нашли что-нибудь?
     - Они  продают всех женщин в наложницы, -  мрачно доложил Тоэм. - У них
невольничий рынок в мире Базы-II, куда привозят самых красивых девушек.
     - А она, как я понимаю, самая красивая. Он смолчал.
     -  Ну,  -  не  отставала  библиотека,  - а что вы  думаете о  последних
приключениях мутиков? Восхитительно, правда?
     - Я не понял ни  слова, - отрезал Тоэм. - Что такое Порог? И, раз уж на
то пошло, что это за чертовщина - негативные колебания и молекула скорлупы?
     - Вы хотите сказать, будто не знаете?
     - Знал бы, не спрашивал.
     - О Боже. Что ж, позвольте  начать  с начала. Все  миры нашей галактики
были освоены людьми с планеты Земля. Большинство планет жили мирно, заключив
взаимные  соглашения о торговле, в результате чего  образовалась  Федерация.
Планеты, заселенные приверженцами древней политической фракции под названием
"Правра", получили известность в качестве ромагинских  миров - названных так
в  честь  их  первого  президента,  -  и  их вышибли  из Федерации за  отказ
присоединиться к программе разоружения. В точности то же самое произошло и с
планетами, заселенными представителями фракции "Левра",  которая  много лет,
на протяжении нескольких последних веков, была и остается смертельным врагом
"Правры". Две эти клики  создали колоссальные армии  и флоты  и ввязались  в
серию  войн, продолжавшихся восемьсот лет.  За все это время целая галактика
не знала ни минуты покоя. Федерация, следуя первоначальным своим намерениям,
разоружилась,  и, сталкиваясь с  превосходящей мощью враждующих  сторон,  ни
единого разу не сумела остановить  бойню. В-третьих, существуют  миры, вроде
вашего собственного, где вышеупомянутые фракции  деградировали,  и люди  там
поколениями  ведут  жизнь  примитивных  племен. Научное  Общество  Федерации
пытается  их  охранять. Однако обе  воюющие стороны совершают на примитивные
миры набеги ради мозгов. Тоэм вздохнул.
     - Пока все понятно.
     - Это  лишь предыстория. Так вот, первые  войны велись исключительно  с
применением ядерного  оружия. Возникло жутчайшее радиоактивное  загрязнение.
Естественно,  стали  рождаться мутанты.  Но обе  стороны,  вместо того чтобы
осознать  свою  ответственность  за этот  новый  кошмар,  принялись  убивать
мутантов в момент появления на свет. В  подполье  собрались несколько  групп
сочувствующих нормальных  людей,  ученых  и  религиозных  деятелей,  которые
начали похищать  новорожденных мутантов. По всей  галактике  уже не один век
существуют  респектабельные  колонии   ненормальных.  Ромагины  и  сетессины
неоднократно   инициировали  кампании  по  уничтожению  этих  полулюдей.  Но
окончательно так  ни разу  и не  преуспели. Хоть сегодня насчитывается менее
десяти  тысяч  мутиков, коллектив  это  вполне жизнеспособный.  Они  открыли
способ  избавить  галактику  от   обоих   воинственных  народов  и,  обладая
определенными  парапсихическими талантами,  от  рождения  присущими  каждому
мутанту, смогли разработать  дерзкий  план. Ромагины и сетессины сообразили,
что  план  этот  осуществим,  и  немало  перепугались.  Сейчас   на  мутиков
развернулось крупнейшее в их истории наступление. Они борются за свою жизнь.
     -  А  каким  образом? Я  знаю  историю,  и  меня  всегда  смущал  метод
уничтожения поджигателей войны.
     -  Так   вот,  Порог   -  это   единая  молекула,  составляющая  барьер
квазиреальности между бесконечной  чередой реальностей. Когда энергетические
сети...
     Тоэм вздохнул и перебил:
     Что такое квазиреальность?
     -  Ох.  Ну, квазиреальность  существует, но не  существует.  Это как бы
страна, где никто не живет, и по обе стороны лежит Истина. Ясно?
     - Нет.
     Библиотека немножко занервничала.
     -  Кто б  мог  подумать,  до  чего  сложно объяснять  понятия  двадцать
девятого века человеку из двадцать второго!
     - Эй, слушайте, я все-таки образованный!
     - Безусловно,  да  только снабдили  вас  лишь научными  представлениями
двадцать второго века. Единственное, с чем  вы после этого  познакомились, -
история.  Вам  известно, что происходило за  последние восемьсот  лет, но не
известно, как и почему. В концептуальном плане вы отстали на множество лет.
     - А вы прямо  все обо всем знаете! - взорвался Тоэм, в котором взыграла
гордость предков.
     -   До  смерти,  -  объявила  библиотека,  -  меня   именовали  деканом
литературного факультета Первого летучего университета.
     Тоэм почуял, как вся его гордость  с головой  тонет в болоте  стыда. Он
никогда даже не видел университета, не то чтобы там учиться.
     - А имя мое - Тригги Гоп.
     - Неужто в реальности?
     - Будь ты студентом, а я в прежнем теле, надрал бы тебе задницу и выбил
спесь напрочь.
     - Прошу прощения.
     - Прощаю. Однако, как видишь, и с современными жизненными концепциями я
тоже отчасти знаком. Живу исключительно  собственной жизнью. Жена моя умерла
в родах, и  я покончил  с  собой. А  чтоб  следить, как  растет мой ребенок,
добровольно передал свой  мозг  на  службу  Федерации,  обретя таким образом
почти что бессмертие. Работаю библиотекой уже двадцать два года.
     Тоэм испустил очередной вздох.
     - Мне  действительно пора двигаться. Теперь у меня есть звездные карты.
Я  узнал,  где  моя  Тарлини,  и  вычислил,  что  она  должна  появиться  на
невольничьем рынке в пределах недели.
     - Что ж, если надо...
     - Может, мы еще встретимся, - сказал Тоэм. Он ощущал непонятное родство
с автоматической библиотекой-профессором.

     Возможно, однажды, в пустом кабаре,
     На чернильную ночь или белый день.
     Со снежным ковром на земле иль траве
     Ляжет прошлого желтая тень.

     - Что-что?
     -  Стихи.  Мои. Заниматься  особенно нечем после  того, как  прочитаешь
газеты  и новые  книжки.  Знаешь,  я  никогда не  сплю. Как и ты.  Усталость
поглощается электроникой, мозг  получает отдых, равный полным  восьми часам,
всего за десять секунд.
     Вот и пишу стихи.

     Я Тригги покидаю,
     Сказав ему "Пока"
     И очень уважаю
     Шального чудака.

     - Ура,  ура, вышел лимерик! -  возликовал  Тригги. Позади открылся люк,
засияло невыразимо черное пространство.
     - Прощайте, Тригги Гоп, - крикнул Тоэм.
     - До свиданья, Ясон Может,  найдешь  свое  золотое руно,  заключенное в
деве Тарлини.
     - Что-что?
     - Ничего. Ничего. Просто желаю удачи.
     - И вам того же, - ответил  он, выплывая из огромного куба. Люк за  ним
закрылся.



     Он опутал себя негативными схемами для защиты от  всех мыслимых радаров
и   направился   к   луковице,   представлявшей  собой  Базу-II.  Попробовал
аналитически  выяснить, почему к названию прицеплен номер "два", но не нашел
разумного объяснения. На свете никогда не было Базы-1.
     Исследуя  сквозь  завесу  туч  обширные  массы  земли,  установил,  что
находится на правильной стороне от  гигантского лимона  (моря  были  желтые,
облака - с янтарным оттенком). Внизу лежал континент Базы Бромида.
     Столичный город  ромагинов Кэп-Файф располагался на  краю  полуострова,
протянувшегося  в  великое  море. Население, свыше трех миллионов.  Основные
занятия, торговля  награбленным, сбыт невольников и разврат.  Он старался не
думать  о Тарлини. Не знал, сколько времени минуло после разлуки,  и сколько
еще  она  останется для него в  полной недосягаемости.  Пораскинув мозгами и
усвоив все  предложенное Тригги Голом,  он  пришел к  выводу,  что  месячный
период  между похищением  и продажей в  рабство, возможно,  заканчивается на
этой  неделе.  Оставалось надеяться, что  этот  вывод продиктован  не  одним
оптимизмом. Он знал,  как только она появится, выставленная  на помосте, акт
продажи  наверняка не займет много времени. Нет, такой девушке, как Тарлини,
выжидать не придется.
     Он сошел  с орбиты, погружаясь во все  более  плотные  слои  атмосферы.
Корпус   разогревался,  глаза  вытаращились  в   поисках   ракет,   пущенных
кем-нибудь, кто сумеет  пробить противорадарный  щит  и  поразить его.  Всем
известно - щиты часто подводят.
     Казалось, будто тучи  ринулись на него, летя вверх,  вверх, вверх, хотя
на самом деле это он летел вниз, вниз,  вниз. Пронзил облака, ожидая толчка,
понесся к расстилавшейся  под ногами  земле. Послал  аналитический  волновой
разряд, выяснил, что  земля  состоит главным образом из  зыбучих  песков. То
была  пустыня  в нижней части полуострова. Песок уходил в глубину на сто два
фута,  ниже  лежал твердый  камень. Он  на миг затормозил, сбросил  скорость
наполовину,  сунул сперва в  песок  голову  и  моментально скрылся  из виду,
словно камешек, брошенный в пруд. На песке ненадолго образовалась крутящаяся
воронка, поверхность со временем сама по себе улеглась ровно. В восьмидесяти
трех футах  под поверхностью остановился, скользя, и залег тихо-тихо. Минуты
текли  без каких-либо  событий.  Никаких  ракет. Никаких боеголовок. Ничего.
Тоэм успокоил нервы, разрешил им расслабиться и вздохнул.
     Он был на планете База-II - фактически внутри нее.
     Он был  всего в десятке миль от окраин  города, в  котором держали  его
Тарлини.  Тарлини с мягкими губами... Тарлини с нежными глазами... Тарлини с
цветочной душой, со сладким смехом и ножками, точно отлитыми из хрусталя...
     Заглянул в свое чрево, где прилежно трудились противоударные химические
баллоны   и  лабораторные  установки.  Тело  выглядело   идеально.  Высокое,
мускулистое, блондинистое, привлекательное. Надо  замедлить процесс, пока он
не  будет  готов  разместить  свой  мозг в  черепе,  чтобы  клеточные  ткани
соединили  его  с  нервами  и  жизненными  системами гуманоида, плавающего в
солоноватом растворе.
     Он приготовился.
     Переключив на контроль вспомогательный  мозг компьютера с ограниченными
функциями, перевел все на автоматику, чтобы  машина послушно откликнулась на
его  зов   о  помощи,  но,  пока  не  понадобится,   оставалась  инертной  и
бездействующей.  Механический мозг мог со  всем более или менее  справиться,
однако для настоящего управления "Джамбо" требовался органический.
     Робот-механик покатился в контрольный центр.  Там, в питательной среде,
упакованной в энергетическую  сеть,  которая, в  свою  очередь, помещалась в
цилиндре из легированной стали, не чувствительной ни к ударам, ни к взрывам,
хранился его мозг. Благодаря такой защите "Джамбо" даже после катастрофы мог
сотворить  для мозга  человекообразное тело - тело, способное причинить  еще
много вреда,  оказавшись на вражеской территории. Робот осторожненько поднял
цилиндр  с  неподвижной подставки, к которой  тот был прикреплен, и  потащил
через палубы вниз в  операционную. Тоэм велел  анестезатору усыпить себя,  и
приказ был выполнен.
     В сознание хлынул поток сновидений...
     Потом   он   очнулся   с   ясным  рассудком,  без   каких-либо   следов
наркотического дурмана. Над головой нависали руки хирурга с приспособленными
к  металлическим пальцам  всевозможными инструментами. Скальпели  с  тонкими
лезвиями,  широкие шпатели, шприцы -  все мыслимые  хирургические причиндалы
висели в проворных стальных  пальцах. Он поднял собственную руку и посмотрел
на нее.  Ничего  общего с  автоматами. Рука  была  настоящая, мускулистая  и
заканчивалась  пятью  пальцами  с  волосками  на  костяшках,  с  тоненькими,
курчавыми,  светленькими   волосками.  Он   сел   и  оглядел   новое   тело.
Восхитительно. В самом деле просто великолепно. Ступни не чересчур маленькие
для  надежной  опоры  и  не   слишком  большие,  чтобы  заплетаться,   когда
обстоятельства  требуют  пошевеливаться.  Исключительно  мускулистые икры  и
бедра прямо-таки вздулись от  мощи,  даже когда  он всего-навсего сел. Талия
тонкая,  живот  плоский.  Бочкообразная  грудь  поросла  тонкими  волосками,
которые,  насколько ему  было  известно,  станут  длинней  и  темней,  когда
вырастут.   На   бычьей  шее  сидела   голова  с  симпатичной   физиономией,
отразившейся в зеркале. Никаких следов трансплантации мозга, даже тончайшего
шрамика. Замечательное тело. Тело бойца. Что и требовалось.
     Он  спрыгнул  на  пол, размял руки-ноги  и  призадумался  теперь насчет
одежды.  В программе  автодоставщика  хранилась  информация  о  принятых  на
Базе-II одеяниях. Оставив  голубую операционную, он пошел к автодоставщику в
кабину  цвета  слоновой  кости.  Нажал  кнопку  заказа,  получил   аккуратно
свернутый  тючок,  перевязанный  красным шнурочком.  Разорвав  веревку, Тоэм
разложил содержимое  на прикрепленной  к стене лежанке. Там оказался красный
вельветовый камзол с воротом - "хомутом", отделанным по краям черным. Штаны,
собственно,  представляли  собой трико, черное словно  ночь. Мягкие  сапоги,
высотой  как  раз  до  колена,  наделись  легко, будто сами собой,  удобные,
сверкающие, надраенные особой смазкой. Она отталкивала любую грязь, придавая
обуви  безукоризненный  вид, предпочитаемый  здешними богачами.  И  наконец,
вельветовая  накидка,  свисавшая   чуть  ниже   талии,  черная  и  зловещая,
отороченная  понизу бахромой  в четверть дюйма. Она  застегивалась на плечах
отполированной  медной цепью,  в звеньях которой  красовались  искусственные
жемчужины.
     Повертевшись  перед  зеркалом,  он  пришел  от себя  в  полный восторг.
Подобная  униформа  придает мужчине еще больше  мужественности,  ловкости  и
великолепия. Если таков стандартный наряд, рассудил он, на  Базе-II,  должно
быть, царит  ошеломляющая роскошь. Великий  и удивительный мир. Тоэм никогда
агрессивностью не отличался, пока они  его не  принудили, но в  этом костюме
почувствовал,  что  мог бы  дотянуться и свернуть  мир  с орбиты, остановить
вращение, погасить солнце и командовать богами!
     Прошагав в  развевающейся  за спиной накидке назад  в центр управления,
приказал  компьютеру  подать машину. Столица  лежала впереди  и  вверху  над
головой, а он  не  желал мешкать. Через минуту из-под пола поднялся  в лифте
небольшой  автомобиль обтекаемой формы, похожий на пулю, и присел, урча, как
довольная  кошка,  поджидая, когда он откинет  прозрачный верх и залезет. Он
так и сделал, пристегнулся ремнями и снова задвинул скользящую крышу.
     Перед ним на приборной панели мигали десятки  огоньков. Самый большой -
подвижная карта,  которая светилась зеленым, подобно экрану радара, а на ней
поблескивала красная точка (положение "Джамбо"), подрагивала яркая синенькая
(положение  автомобиля), и  мерцало целое  поле  розовой дымки,  испещренное
тонкими  желтыми линиями  (город  и дороги).  Тоэм  нажал  кнопку  стартера,
находившуюся  спереди  под  рукой,  взялся  за   руль,  направил  машину   в
открывшийся люк и попал в  воздушный пузырь, окружающий  "Джамбо". Когда люк
корабля открылся,  заработал энергетический щит, удерживая песок. Теперь люк
закрылся за  ним, щит  отключился, песок обрушился и похоронил его. Он отвел
ручку акселератора  в  сторону  к  отметке  с надписью  "Подземные  работы",
толкнул  и стал  смотреть, как  тусклое,  почти  невидимое  пламя  принялось
пожирать  песок,   переплавлять  в  стекло  и  протягивать  вперед  туннель,
отшвыривая назад не пригодившиеся глыбы еще горячего стекла.
     Через три  часа подземных  работ  он  под  небольшим углом вынырнул  на
поверхность. До верха должно было  насчитываться всего восемьдесят три мили,
но  он шел  наклонной  выработкой и продвинулся намного дальше. Стояла ночь.
Тоэм  заглушил пламя и включил инфракрасные фары.  Ничего,  кроме песка.  Но
зато  уж полным-полно.  Решил  лучше  автомобиль  оставить  тут, закопать  и
явиться  в столицу в одиночку. Непредусмотрительно  прибывать в  ромагинской
военной машине, раз он даже не солдат. Можно возбудить подозрения  в местной
комендатуре.
     Выбравшись, перевел машину на погружение и проследил, как она медленно,
словно  песчаный  краб, утонула. Когда автомобиль скрылся с глаз, а  урчание
мотора  смолкло, повернулся к  шоссе, перерезавшее  пустыню впереди в  сотне
футов, и пустился  в путь. На  краю дороги  сориентировался,  вглядываясь  в
слабое сияние огней  там, где должен раскинуться город. Лег на землю, привел
в действие реактивный пояс, спрятанный под камзолом, взлетел в воздух и тихо
поплыл в ночной прохладе к столице.
     И к Тарлини.
     А через четыре мили увидел бивачный костер...



     Он не остановился  бы, если бы не услышал вопль.  Но это задело его. Он
принадлежал к  роду людей гордых  и честных, готовых  прийти  на  помощь.  В
повседневной  жизни  они  редко сталкивались со злом, однако столкнувшись  -
боролись.  Вопль означал, что кто-то попал в беду, а  он  никого не оставлял
без подмоги.
     Сверил  ориентиры, чтобы не  сбиться с  пути  к городу, вильнул влево к
купе  корявых деревьев и кустов,  высившейся одиноким монументом  на древнем
поле  битвы. Самые высокие деревья вонзались в темное небо, словно сабельные
клинки,  из  которых вымахали  молодые побеги. Костер,  разложенный  на краю
зарослей,  метался  и приплясывал, как взбесившееся чудовище. Тоэм  нырнул в
темноту  средь деревьев и поплыл между ними, выискивая  человеческие фигуры,
которые наверняка должны были там обнаружиться.
     И  точно.  Кучка мужчин  в  ветхих одеждах  сидела  вокруг  костра.  Он
разглядел, что  на  самом  деле  сидят они вокруг очень маленького мальчика.
Мужчины оказались небритыми угрюмыми существами. "Кочевники",  - подумал он.
Шатаются по пустыням Базы-II в поисках того  немногого, что там можно найти,
время  от  времени  забредают  в  город,  удовлетворяют  в  публичных  домах
потребность в  женщине, одурманиваются на постоялых дворах  элем  и  винами.
Мальчик  представлял  собой уменьшенную  копию мужчин.  Нечесаный, одетый  в
отрепья, притулился в центре  образованного  мужчинами полукруга. Лишь  одно
отличало его. Глаза.
     Белые глаза...
     Снежные глаза...
     Это не были  глаза альбиноса, в них отсутствовал характерный  розоватый
оттенок.  Кроме того, волосы мальчика были темные, кожа смуглая. Глаза же не
просто светло-голубые, на грани  бесцветности, а белые, чисто белые. Радужка
белая, зрачок еще белей.
     -  Давай, - сказал крупный мужчина, последний из полукруга, - По одному
за раз. Ну, может, по два, - предупредил мальчик дрожащим голосом.
     -  Еще  чего, - возразил мужчина. - А остальным,  конечно, придется час
дожидаться,  покуда  по два за  раз грезят. Раньше ты вводил  в  транс  всех
шестерых.
     - Я устал. Мы целый день грезим.
     -  И  всю  ночь будем. Завтра  в город идем. Ты доведешь нас  до нужной
кондиции, обостришь ощущения до крайности, чтобы мы до конца чуяли  все, что
делаем,  чтобы  ежесекундно  и  полностью  вкушали каждую  выпитую  каплю  и
проглоченный кусок, чтоб минуты, которые мы проведем с женщинами, показались
нам днями и месяцами.
     -  Годами, - поправил жирный кочевник, утирая со  щек капли  пота, пока
они не скатились вниз и не юркнули в бороду.
     - Вы убьете меня, - предостерег мальчик.
     Кочевник, который  говорил  первым и больше  всех  смахивал  на главаря
компании, схватил щипцы, вытащил  из костра раскаленный уголь, еще  подержал
его над  огнем, а потом  швырнул  в мальчика. Уголь скользнул  по худенькому
плечику, оставив коричневый след от ожога.
     Мальчик  опять испустил тот же визг, который Тоэм слышал с дороги. Этот
визг не выдерживал сравнения  ни с одним,  когда-либо им  слышанным. Это был
сразу  десяток  визгов,  и каждый следующий  на  сотню  децибел  превосходил
предыдущий.  Тоэм  представил, как они  летят  в  бесконечность,  далеко  за
пределы человеческого слуха, кружась и кружась по спиральным орбитам - целая
вечность визгов.
     - Мы тебя свяжем, -  объявил жирный,  поднимая  руку и тыча в мальчика.
Под  мышкой расплылось огромное, во весь бок, мокрое пятно. - Мы тебя свяжем
и  набросаем углей на физиономию, один за другим, а  потом их еще разогреем.
Они прогрызут черепушку и попадут прямо в мозги.
     Мальчик опять завизжал. Даже деревья, похоже, услышали и содрогнулись.
     - Ладно, - вымолвил наконец  тоненький голосок.  -  Попробую.  Но  могу
только попробовать. - Он закрыл белые глаза, опустив на них темные веки.
     И вдруг Тоэм, висевший поблизости, ощутил, что  мир вокруг  завертелся.
Он рванулся, схватился за ветку.., и Тоэма больше не стало...
     Он стал цветом...
     Крошечной алой вспышкой в море синевы...
     Капелькой  киновари, крутившейся и  метавшейся, взлетавшей  и падавшей,
расплывавшейся и густевшей...
     Волны  ляпис-лазури   швыряли  его   в   потоки  охры   и  гуммигута...
Разбрызгивая  влагу,  он рухнул  на  прибрежную полосу  цвета  гелиотропа  с
пятнышками кадмия...
     Красныйкрасныйкрасныйкрасныйкрасныйкрасный..,                красный..,
красныйкрасныйкрасныйкрасныйкрасныйкрасный...
     Личность  исчезла  начисто.   Потеря   личности  принесла   облегчение,
абсолютное, освежающее, изумительное...
     Гештальт, целостная структура, вобравшая все оттенки красного: румяный,
алый, киноварь, крапп, багрянец, кошениль... Все в одном... Одно во всем...
     Красныйкрасныйкрасныйкрасныйкрасный   на  земле  из   радужных  дуг   и
пурпурных призм...
     Потом  все цвета постепенно  поблекли, и  вновь появилась земля,  и  он
вновь стал человеком. Но не индивидуумом, а  средоточием всего, чем хотелось
бы обладать любому мужчине - могучим телом, величайшим интеллектом, полнотою
любовных  желаний  и способностей.  Он  превратился в утонченное  существо и
одновременно  в животное.  Искушенное  и одновременно  невинное.  И  побрел,
обнаженный, вперед по лесам из колышущихся пальм.
     И  явились  обнаженные  девушки. Листья  покачивались,  ловя  дуновения
ветерка, и начинали превращаться в женщин  всех форм и оттенков. В низеньких
и высоких, худых и полных, с большими грудями и с маленькими. И все они были
прекрасны...
     Призрачные женщины...
     Прелестные женщины...
     Он  -  красныйкрасныйкрасныйкрасныйкрасный -  накатывался на  них,  как
волна, в которой вскипало желание...
     Они - манящие, мягкие, соблазнительные - плыли в нем, как...
     Он  вдруг снова повис в воздухе, как и прежде, уставившись  на  костер.
Встряхнул головой, разгоняя остатки грез. Мальчик спрятал лицо в ладонях.
     -  Не  могу.  Я устал.  Дайте мне  отдохнуть.  Потом. Сейчас  дайте мне
отдохнуть.
     - Свяжем его, - предложил жирный.
     Прочие одобрительно забурчали.
     Тоэм  сообразил,  что  это  мальчик вызывает  видения.  Он  психоделик,
настоящий,  живой  галлюциноген.  Он распространяет собственное  сознание  и
преображает саму  ткань реальности, искажает вещи  и  показывает им то, чего
нет, доставляет им наслаждение, Которого Никогда Не Бывало.
     Мужчины  загомонили и поднялись. Главарь вколотил в  землю колышек  для
палатки. Еще один. И еще.
     Тоэм порылся в карманах, вытащил пистолет  с газовыми зарядами, вылетел
на поляну и заявил:
     - Ну хватит.
     Жирный  кочевник,  несмотря  на  внушительный  вес,  быстро  вскинулся,
выхватил из-за оранжевого  кушака над животом нож и метнул. Тоэм нырнул, как
пловец, прошел поверх  голов, перехватил второй нож и  выстрелил  в мужчину.
Пуля пронеслась, на несколько дюймов ушла в плоть, потом разом разорвалась и
вывернула брюхо кочевника наружу.
     Главарь  выкрикивал  приказания. Тоэм  налетел на него, спустил курок и
увидел, как физиономия развалилась от переносицы и мозги брызнули в стороны.
     Остальные  пустились  в   бегство,  охваченные  ужасом,   побросав  все
имущество.  Тоэм повернул к мальчику, но мальчик  исчез. Оглядевшись вокруг,
он обнаружил, что тот удирает с четверкой мужчин - по  своей воле, никто его
не заставляет!
     -  Постой!  - крикнул  Тоэм. - Я тебе  помогу.  Я не  причиню тебе зла,
мальчик!
     Но  мальчик улепетывал. Чертовски  быстро  для слабенького, измученного
ребенка.  Тоэм  оглянулся  на  два  трупа.  Его  охватило недоумение. Почему
мальчик  не подошел  к нему? Он  остановил кочевников, затевавших  убийство.
Разве  это не  достаточный  повод  завязать  дружбу? Значит, эти двое  убиты
напрасно? Может, он вообще все не правильно понял?
     Он полетел назад к дороге, обуреваемый  тучами тревог  и сомнений. Ему,
пришельцу из примитивной деревушки, почти не знаком этот  мир. Тригги прав -
он  не обладает концепцией. Даже  поступки людей кажутся ему явно странными.
Поравнявшись с шоссе, Тоэм сразу нацедился на  город  и  полетел параллельно
дороге,  пытаясь расставить  события  у  костра  в разумном порядке.  Он  не
испытывал  особенных  угрызений  совести  из-за убийств,  так  как  то  были
ромагины.  Может,   и  не  из  правящего  класса,  но  все  равно  столь  же
безжалостные  и  извращенные, как их господа. А где-то в столице они  держат
его Тарлини.
     Когда он добрался до краешка полуострова, город исчез.



     Но  ведь это  же  невозможно! Города  не  исчезают  так просто.  Теперь
припомнилось,  что сияние огней угасло, когда  он покидал лагерь кочевников,
только тогда до него  это  не дошло. Лишь теперь.  Он обшаривал  сверху  все
бугорки, по-дурацки надеясь, что целый город  вынырнет из-за скалы и  издаст
радостный крик,  застав его врасплох. Поблизости не оказалось таких  высоких
скал,  чтобы  за ними  мог спрятаться город. Он  отключил  тягу  на  поясе и
опустился  на  землю.  Земля  лежала  вокруг  девственная,   нетронутая.  Не
обнаруживалось никаких  признаков,  что  когда-либо здесь стоял город  -  ни
фундаментов, ни трубопроводов, ни помоек.  Не было даже следов  человеческих
ног.
     За  горами быстро  разливался  рассвет,  высовывал золотые и  оранжевые
пальцы, ощупывал небо,  проверяя, удобно ли будет пускаться в долгий дневной
переход к противоположному горизонту. Плавали  несколько облачков, да  и  те
больше  смахивали  на высоко залетевшие  клубы  желтовато-белого тумана,  на
хлопья разбавленных и скисающих сбитых сливок.  Синее небо было точно таким,
как в  родном его мире, того  же извечного оттенка вылинявшей  ткани, и  его
идеальную  гладь нарушало лишь солнце, которое  лениво  позевывало,  начиная
новый  день, и  окрашивало голубизну  янтарем. Колючие травы  курчавились по
земле, устилая ее мохнатым коричневым ковром. Ковер резко обрывался у дороги
точнехонько в точке въезда туда, где когда-то был город. А теперь тут лежала
трава - нетронутая. Тоэм постоял, глядя по  сторонам, и  пошел к  нависавшим
над морем утесам,  отказавшись летать в момент  необъяснимого поражения, как
подбитая  птица.  Он всю  жизнь прожил  рядом с морем  и  считал  его  живым
существом, а не  просто бездушной и мертвой лужей.  Если с морем заговорить,
оно  отвечает.  Разумеется,  не  отчетливыми  словами,  не  подумайте, не  в
грамматически правильных  формах, но все равно  отвечает.  Его  голос  - вой
ветра,  вздымающего  волну  на  поверхности  вод. Язык  -  тысячи белопенных
барашков, лижущих небо, болтающих друг с другом, переговаривающихся по ночам
со  звездами. Речь моря  - плеск,  урчание,  фырканье. Если вы  знаете,  что
означают все эти звуки,  если понимаете язык вод во всех  его тонкостях,  со
всеми его коннотациями и денотациями, можете посмеяться.
     Или поплакать, в зависимости от расположения духа.
     Тоэм уселся  на  утесе, свесив ноги с торчащего края, который обрывался
прямо  над береговой  полосой. Пески  внизу  - желто-белые, как  и  море,  -
источали жар  и легкий  едкий запах. Он сморщил нос и  вздохнул.  Что пользы
буйствовать   и  декламировать  тирады?   Его  больше   тянуло   печалиться,
погрузиться  в  жалость к  себе. Море нынче  спокойное, и он будет таким же.
Взглянул вдаль  вдоль пляжа, отыскивая какие-нибудь скалы, которые послужили
бы океану губами и где можно услышать его рокот, и увидел порт.
     Он был огромен.  Бревенчатые и  каменные пирсы  врезались в  воду,  как
копья, воткнутые  в сердце  моря. Они пересекались  и шли  параллельно  друг
другу.  Сооружения  располагались  на  двух  уровнях,  в  нижнем  находились
закусочные  и гостиницы для моряков.  Порт  предназначался для  обслуживания
крупного рода, хоть крупного  города, который надо обслуживать,  больше и не
было. У причалов швартовался  десяток  судов, в  основном грузовых. Рядом  с
грязными, но ухоженными торговыми  кораблями стояли три больших проржавевших
рыболовецких  траулера,  облепленных стаями  казарок.  Там и  сям мельтешили
маленькие пятнышки - люди.  Одно  судно с кишевшей  пятнышками палубой стало
отчаливать  от пристани,  в пену  взбивая  винтами воду стального  цвета. Он
смотрел на все это с большой высоты, подтянув к подбородку колени, и находил
сходство  с  исполинским  механическим  китом. А потом его внезапно пронзила
мысль,  что  они  все  могут отчалить. И он начал выискивать дорогу вниз.  В
тысяче  ярдов впереди  утес  спускался  к  берегу  покатым  склоном,  вполне
доступным для пешехода. Тоэм поднялся и побежал.
     - Эй! - кричал он пятнышкам. - Эй! - Сперва они его не слышали.
     - Эй! Эй, вы там!
     Пятнышки мало-помалу обретали более человеческий вид.
     - Хо!  - крикнул кто-то в  ответ и помахал рукой, демонстрируя, что они
его видят.
     Тяжело   пыхтя,   он   удвоил   скорость.  Воспользоваться   поясом  не
представлялось возможным,  не возбудив подозрений. Начать с  того, что, если
исчезновение города изумило и озадачило их не  меньше него, они и так должны
ко всему относиться с  настороженностью.  Вздымая за  собой  столбы песчаной
пудры, он пронесся по склону  вниз и зашагал к главному пирсу,  увязая в еще
более мелком песке.
     В легких совсем уж  не оставалось воздуха, когда он добрался до  дока с
гигантским грузовым кораблем, откуда махал человек. Постоял, прислонившись к
швартовым  и  глядя  вверх  на  палубу. Грудь вздымалась  и  опадала, как  у
загнанного  животного. Несколько матросов подошли к  поручням  посмотреть на
него.
     - Ты кто? - спросил мужчина в капитанской фуражке.
     - Тоэм, - сказал он.
     - Ты  тут  живешь,  Тоэм? -  У  мужчины  была кустистая  седая  борода,
обветренные щеки и похожий на бакен нос.
     -  Угу,  -  подтвердил  он,  подделываясь  под  стиль  речи,  принятый,
насколько ему было известно, на Базе-II.
     - А где ты был, когда город пропал?
     -  Шел  домой.  Угу,  домой  шел. Пришел, смотрю - ничего  нету. - Тоэм
понадеялся, что они не станут спрашивать, откуда он шел.
     Капитан  приказал  спустить  трап и послал  ему вниз  улыбку.  Лестница
тотчас громыхнула о палубу, отчего по всей пристани разнеслось гулкое эхо.
     - Тогда давай поднимайся.
     До сих пор не отдышавшись, он взобрался по планкам и  ступил на палубу.
Там  стоял  капитан, прикрытый сзади командой, словно в целях зашиты. Ног  у
капитана  не  было.  Один металлический  штырь подпирал  сразу  оба  обрубка
довольно высоко над коленями и заканчивался внизу подвижным шаром, способным
крутиться и доставлять его, куда душа пожелает.  Капитан  покатился к Тоэму,
вполне  сознавая  производимое  им  впечатление  и  весьма   удовлетворенный
эффектом.
     - Ты, похоже, из высшего класса. Тоэм быстро нашелся:
     - Отец мой торгует наложницами.
     - Вон оно как, - сказал капитан, сверкнув глазами.
     -  Что стряслось  с городом? -  спросил Тоэм, обеспокоенно озираясь. Он
решил  разузнать  как можно  больше, прежде чем кто-нибудь задаст  каверзный
вопрос и разоблачит маскарад.  Нелегко уверенно вести  себя в мире, когда ты
знаком с ею обычаями, но не владеешь  основополагающими концепциями, которые
их подпирают.  Тригги Гоп -  настоящий пророк.  Обязательно надо найти более
основательный базис для понимания.
     - А ты еще не додумался? - поинтересовался капитан.
     Стоявший за ним мужчина хмыкнул.
     - Я... Я отлучился...
     - Чертовски  далеко и  чертовски надолго, раз никак не  дотумкаешь. Это
мутики, парень! Мутики! Снова фокусничают с Порогом.
     - Так я и знал, - заявил он, по-прежнему пребывая в полном мраке.
     - Угу. Угу, от них все несчастья. Да только нам повезло!  Никак они его
не пробьют. Не могут надолго раздвинуть молликулы.  Никак не  справятся.., а
вот перебрасывать научились.
     - Перебрасывать?
     - Угу. Мы получили сообщение по столичному  радио от оборонной системы.
Сперва думаем - все, конец! Только что был  город, а через минуту - пуфф!  А
потом  наши парни-связисты  его засекли. Мутики зашвырнули  его на восемьсот
миль дальше по побережью.
     Тоэм  неодобрительно  покачал головой, полагая, что от него ждут именно
этого.
     - По правде сказать, даже лучше вышло,  - признал капитан, подкатываясь
поближе. -  Там  климат помягче. Хейзабоб меня звать. Капитан Хейзабоб. - Он
протянул обветренную руку.
     Тоэм ее пожал.
     - Матрос вам не требуется? Я бы отработал дорогу до города.
     Хейзабоб  оглянулся на  свою команду, напомнив Тоэму старую, окривевшую
птицу.
     -  Слушай,  чего  мы  сделаем,  Тоэм,  мой  мальчик,  -  объявил  он  и
по-отечески опустил ладонь на плечо Тоэма, распространив запах дохлой рыбы и
пота. - Матрос мне  не требуется. Ты  бы тут только под ногами мешался,  вот
так-то. Однако я тебя все равно возьму.
     - Спасибо большое, - поблагодарил  Тоэм, расплываясь  в улыбке, и ветер
отбросил с его лба освещенные солнцем волосы.
     -  Возьму,  даже думать нечего. А раз уж ты про город заговорил... - Он
оглянулся  и  на  сей  раз не  таясь  подмигнул команде. Кое-кто  с ухмылкой
заморгал в ответ. - Раз уж ты про город заговорил, я, пожалуй, скажу - мы не
прочь,  чтобы ты уломал своего отца  нас  отблагодарить, если соображаешь, о
чем я толкую.
     Тоэм демонстрировал полное непонимание.
     -  Отдал  бы нам девчонку  в  личное пользование,  сосунок!  -  взревел
Хейзабоб. Тоэм сглотнул.
     - Ну конечно! У отца всегда большой выбор женщин. Сами и подберете.
     - Хе-хе, -  прохрипел Хейзабоб. - Прекрасно. Просто прекрасно.  Судно в
твоем распоряжении, можешь обследовать. Держись только подальше  от грузовых
трюмов,  у нас там деликатные специи. На  них даже дышать нельзя, как  бы не
попортить, на случай, ежели у тебя насморк или еще чего-нибудь.
     - Конечно. Ну да, разумеется. Хейзабоб щелкнул корявыми пальцами.
     - Джейк, покажи мистеру Тоэму его каюту. Да поживей!
     Джейк  - гигант  семи футов ростом  и весом  в триста  фунтов - подался
вперед.
     - Есть, кэп. Сюда, мистер Тоэм.
     Тоэм последовал за  ним,  прислушиваясь к  легкому  рокоту,  с  которым
капитан  покатился  присматривать  за отправлением корабля.  По  прибытии  в
столицу  придется поскорей  уносить ноги. Этот народ не окажет  обманщику ни
малейшего снисхождения, особенно если  тот  пообещал им  наложницу, а  потом
смылся.
     - Вот гостевая каюта, - объявил Джейк, пихнув дверь.
     Тоэм заглянул внутрь и особенной роскоши не обнаружил.  Помещение имело
чисто утилитарное назначение. Душ и унитаз торчали на  виду. Койка крепилась
болтами  к  стене,  пружины  прикрывал  тощий  поролоновый  матрас и  жалкое
шерстяное  одеяло.  "Пружины,  -  подумал Тоэм,  -  скорее  всего,  торчат и
расхлябаны. Но путь этот ведет в столицу и к Тарлини".
     -  Еда  в  семь  вечера  и  в   пять  тридцать  утра.  Днем  закусываем
самостоятельно, чем Бог пошлет.
     - Звучит обнадеживающе.
     - Все не так плохо.
     Джейк застрял в дверях, шаркая огромными, размером с ведра, ножищами.
     - Спасибо тебе, Джейк, - намекнул Тоэм, устало валясь на койку.
     Джейк по-прежнему не двигался с места,  возил левой ступней взад-вперед
по толстому слою пыли, устилавшему доски пола.
     - У тебя что-нибудь на уме? - не выдержал наконец Тоэм.
     -  Раз уж  вы  спрашиваете, -  признался Джейк, изображая на физиономии
ухмылку шириною с обеденное блюдо, - хочу кое-чего попросить.
     - Ну?
     - Понимаете,  я -  то  знаю, какого сорта  наложницу  им, всем  прочим,
желательно выбрать. Маленькую, деликатненькую.., жутко хорошенькую, конечно,
не  думайте, да только уж дьявольски маленькую да чертовски  деликатненькую.
Вот я и прикидываю, может...
     - Давай, Джейк!
     - Что ж,  скопил я тут сотню кредиток и думаю,  не найдется ль у вашего
батюшки покрупней..,  м-м-м.., ну, побольше.., с такими..,  э-э-э..., как  у
этой, как ее.., на манер...
     - Амазонки?
     Джейк осклабился и зарумянился.
     - Знаю, сотни мало...
     -  Я уверен, отец мой  подыщет тебе что-нибудь,  Джейк,  Что-нибудь, от
чего ты ошалеешь. И за твою цену.
     - Ой, Тоэм, - охнул бык, еще ярче зардевшись, правда?
     - Правда.
     - Джейк! - позвал Хейзабоб.
     - Надо идти, - сказал тот. - Спасибо, Тоэм.
     - На здоровье, Джейк.
     Тень, заполнявшая каюту, исчезла.
     Тоэм  растянулся  на  койке,  найдя,  что  она  удобней,  чем  кажется.
Постаравшись  расслабить   каждый  мускул  и  нерв,  он  улучил  момент  для
обдумывания событий  прошедшего  дня  или чуть больше. Что пытаются  сделать
мутики? И что  они в точности собой  представляют? И что такое  Порог? И что
такое  квазиреальность? А реальности? И что мутики  собирались вытворить  со
столичным городом Базой-II и почему не преуспели? Нервы  напрягались сильней
прежнего  по  мере  того,  как рассудок вскипал от  недоумения.  Любопытство
всегда заставляло  его  искать  ответы  на  встречавшиеся в  родной  деревне
вопросы. Но этот мир оказался намного  сложнее всего, с чем он сталкивался в
крошечном  поселении  смуглого  племени. Тем не  менее все,  что  его  здесь
озадачивало, было  чем-то само собой разумеющимся для  людей, населяющих эту
безумную  вселенную.  А  для него,  явившегося босиком из страны  соломенных
хижин,  оборачивалось загадками. Библиотечные  материалы  тоже  опирались на
основные  понятия,  не  требующие доказательств,  и  поэтому только  сильнее
смущали, а вовсе не просвещали.
     Он  закрыл глаза,  чтобы не маячили  перед  ними засаленные голубенькие
стены и потолок в серых пятнах. Чтобы лучше думалось.  Однако думы  его были
прерваны тихим стоном.  Раздался шлепок, словно бы нечто кожаное хлопнуло по
коже.  Стон стал  громче. Просачивался он вроде  бы из-за ближайшей  стенки.
Тоэм встал, подошел к перегородке. Шум определенно усилился. Шлеп-хрясь!
     Стон...
     Шлеп...
     Шлеп-хрясь-стук!
     Теперь звуки  ослабли.  Он  нагнулся и  обнаружил,  что  ближе  к  полу
явственней  слышно.  Опустился на четвереньки,  навострил  уши,  как  зверь.
Шлепанье прекратилось, а стон продолжался. Звучал он почти - но  не совсем -
по-человечески.
     - Потеряли чего-нибудь, мистер Тоэм? - произнес позади голос.



     Он оглянулся через плечо, а сердце подскакивало прямо к горлу.
     - Потеряли чего-нибудь? - допытывался Джейк.
     - Э-э-э.., угу, жемчужина отлетела с накидки.
     - Давайте, пособлю.
     - Нет, нет. Не стоит. Все равно поддельная.
     - Я  воротился  только  сказать, что хотелось бы  с  голубыми  глазами,
мистер Тоэм.
     - Чего?
     - Амазонку. От вашего батюшки.
     Он встал, отряхнул трико.
     - Будет тебе с голубыми глазами.
     - Ой, спасибо, мистер Тоэм. Я пошел. Еще увидимся.
     - Угу. Попозже.
     Гигант снова убрался прочь.
     Он  запер  дверь,  прежде чем снова прислушаться к шуму.  Но ничего  не
услышал. Вернулся через несколько минут к  койке  и  лег. Вот, теперь  новый
вопрос: что там, в грузовых  трюмах? Его каюта соседствует с ними. Он твердо
знает, что специи, пусть даже самые  деликатные, не стонут. Почему  Хейзабоб
соврал? Что там на самом деле?
     Веки отяжелели,  и  Тоэм какое-то время не мог сообразить, в  чем дело.
Пришел  сон.  Он не  спал с той поры, как был засунут  в  "Джамбо",  и почти
позабыл  об  этом.  Подтянул  выше пояса  драное одеяло  и охотно отдался на
милость тьмы, с которой у него связывались приятные воспоминания.
     Проснувшись,  чувствовал страшную  сухость  во  рту.  Казалось, будто в
пищевод и в желудок  протискивается живое  мохнатое существо.  Он сморщился,
смахнул  с  глаз пелену,  заморгал,  вглядываясь в стенные  часы.  До  ужина
оставался час. Он проспал всю дневную жару,  а покачивание корабля доказало,
что  минуло также отплытие  и несколько часов  плавания.  Тоэм  рывком  сел,
всмотрелся в сумерки, зевнул, встал,  бросил последний взгляд на  переборку,
отделявшую его каюту от грузового отсека, и вышел.
     Вдыхая  соленый воздух,  словно  целебное снадобье,  и чуя легкий запах
серы,  прошагал  по  палубе  мимо  грузового  отсека.  На  дверях красовался
огромный  замок.  Тоэм  небрежно  свернул,  направился в сторону,  бесцельно
обследуя судно, пока  не  ударил  гонг, после чего  все начали подниматься к
ужину.
     Кают-компания оказалась единственным жилым помещением,  попавшимся  ему
на  глаза  на  судне, если считать  жилым помещением  заурядную, выкрашенную
краской  каюту. Каких-либо красот не наблюдалось. Над головой нависали голые
стальные бимсы, по углам  торчали канализационные трубы, то и дело урчавшие,
когда в унитазах спускали воду и мылись в раковинах. Впрочем, все было чисто
и выкрашено в светлый  персиковый цвет. Живыми казались не только цвета стен
и потолка, команда вроде  бы тоже повеселела.  Тоэм на всем корабле подмечал
отпечаток меланхолии, мрачности  и уродливости. Здесь, в кают-компании,  это
не так подавляло.
     Широченный,  длиннющий  стол  сделан  был  из  какого-то  неизвестного,
никогда им  не  виданного дерева, блестевшего, как отполированный, черный  и
глянцевитый  камень. Сработанный по средневековому  дизайну стол опирался не
на   обычные  ножки,  а   на  массивные  мощные  деревянные  блоки.   Стулья
представляли  самое буйное  разнообразие  стилей и материалов. Тоэму  отвели
место слева от Хейзабоба, восседавшего во главе стола.
     -  Мы считаем,  что  есть  надо  как  следует, -  причмокивая,  сообщил
капитан.
     Коки приволокли  подносы,  и  Тоэм понял,  что  имел  в  виду Хейзабоб.
Угрюмые и  здоровенные,  не  уступающие  в силе  матросам  мужчины  мелькали
туда-сюда в клубах пара, точно шатуны в машине, тащили подносы, возвращались
с новыми, расставляли  блюда,  суетились,  как в аду.  Когда они  удалились,
перед  каждым стояла тарелка с кусочками мяса неизвестного происхождения, по
два десятка  на  душу.  Вместительные  миски  с горошком  и  некими  желтыми
овощами, тоже смахивающими на горошек,  дымились  вовсю, отчего над головами
тридцати матросов, рассевшихся вдоль  стола по всей длине, плыли причудливые
облачка.   Исполинские   корзины  с  калачами   и  кусочками   масла   везде
подворачивались  под  руку  на  эбонитовой  столешнице  так  что  никому  не
приходилось просить передать  кусок хлеба. Тоэму  были  предложены два  вида
фасоли, он взял того и  другого, причем оба оказались  изысканными.  В своей
деревне  он привык к  простой пище,  к  немногочисленным,  всегда одинаковым
блюдам.  Неисчислимое разнообразие едва ли не угнетало его. Сосуд с вином ни
секунды не пустовал  -  за этим приглядывал один из коков. А вино было лучше
всего. Черное, точно воды Стикса, терпко-сладкое, не сравнимое по вкусу ни с
одним известным Тоэму фруктом.
     Покуда они  поглощали десерт - торт и взбитые в пену сливки, - Хейзабоб
наклонился и хлопнул его по плечу.
     - Не позабудешь рассказать отцу, как мы тебя накормили?
     - Ни крошечки не забуду, - отвечал Тоэм с набитым ртом.
     - Молодец, -  заключил Хейзабоб, отправляя в рот ложку сливок. - Ты мне
нравишься, мальчик.
     Расходились  после  ужина,  не дожидаясь  официальной команды.  Мужчины
отваливали кому когда вздумается, плелись с набитыми животами,  пошатываясь,
поспать  и  приготовиться  к  следующему  дню, гадая,  чего коки изобретут к
очередному ужину.
     - Я, наверно, пойду, - доложил Тоэм Хейзабобу.
     - Что так?
     - Спать хочу после еды.
     - А,  - сказал капитан, принимаясь  за  вторую порцию торта.  - Да, ты,
должно быть,  привык  к смехотворным угощениям для сосунков, где подают пару
крохотных сандвичей да штучку печенья.
     - И чай из каки, - с улыбкой добавил Тоэм. Об этом он вычитал в Летучей
библиотеке.
     - Ага, - засмеялся Хейзабоб, шлепнув ладонью по  столу, - точно, чай из
каки!
     Чай из каки служил богачам любовным стимулятором.
     - Извините меня, - сказал Тоэм, вставая.
     - Угум-м-м... - отвечал Хейзабоб, окунув физиономию в десерт.
     Он  вышел,  поднялся  по  трапу на  палубу.  Взошли луны, два  безликих
серебряных лика на черном  небе. Вода плескалась о  борта судна, кроме этого
не раздавалось ни звука. Тоэм  еле добрался до своей каюты, закрыл за  собой
дверь.  Он бы  запер  ее,  но  они  не сочли нужным снабдить его  каким-либо
пригодным  для этого приспособлением.  Он повернулся и осмотрел стену. Через
нее вполне можно пройти.
     Отошел в  угол, наставил  тупой ствол  газового пистолета. Не  хотелось
пробить стену и прострелить что-нибудь  с той стороны. Надо только проделать
отверстие. Это  значит - стрелять под  углом. Газовый  пистолет  представлял
собой великолепное маленькое  оружие. Не  громоздкое  и хватает примерно  на
сотню  выстрелов, прежде  чем  потребуется  перезарядка.  Из  дула  вылетает
мельчайший   заряд   сжатого  газа,  попадает  в   цель,   разогревается  от
сопротивления  и  взрывается.  Произведенный таким образом  "взрыв" способен
свалить   любого  человека  или  животное.   Или,  на  что  надеялся   Тоэм,
металлическую переборку.  Стену  хотелось поразить так,  чтобы заряд  прошел
через  нее наискосок и  взорвался до того, как влетит в кладовую. Он спустил
курок.
     Стена  почти  моментально   дрогнула,   подалась  назад,  треснула.  Он
выстрелил  еще  разок  с той  же самой позиции.  Потом еще, А когда  опустил
пистолет, отверстие получилось достаточным, чтобы пролезть. И он пролез.
     В  помещении было темно. Очень. Там стоял затхлый запах,  отчасти из-за
обычной  в  любом  запертом  помещении  духоты,  отчасти  из-за  объедков  и
органических  отходов. Он  пошарил  вокруг,  ища  выключатель, наткнулся  на
шпенек рядом с тем,  что на ощупь  казалось дверью, и отсек  залился светом.
Дверь  должна  быть  водонепроницаемой, в ней наверняка  нет  щелей,  сквозь
которые свет проник бы на палубу.
     Моргая  ослепшими  глазами,  он  оглядел  трюм.  Множество  ящиков  без
каких-либо надписей стояли у стен один на другом и  были кругами расставлены
на полу. Между ячейками оставались проходы. Ничего, что могло бы стонать, не
обнаруживалось.
     Слышался шорох.
     Он поискал глазами крыс.
     - Ну,  -  скрипнул  голос.  Впечатление  возникало  такое, будто грабли
скребут по фанере. - Ну, чего надо?
     Переборка при взломе издала лишь глухой всхлип, так что спрашивавший не
знал, что он явился  не через дверь. Но кто это спрашивает? Никого не видно.
Допрос продолжился, послужив неплохой наводкой. Тоэм двинулся на голос вдоль
ящиков и со временем дошел до клетки. И шарахнулся назад. Из клетки на  него
смотрело лицо.  Одно лицо, ничего  больше.  Одна  голова  покоилась на груде
безобразных  серых тряпок,  заканчиваясь там, где  обычно  бывает  шея.  Под
тряпьем копошились несколько щупалец.
     - Ну? - сказала голова.
     Одно из щупалец стукнуло по дну клетки.
     Шлеп-хрясь!
     Теперь понятно, откуда тот звук.
     - Какого черта тебе надо? - завопила голова.
     -  Ш-ш-ш,  -  прошипел  он, заставляя себя подойти  к  клетке  поближе,
наклониться, и, наконец, опуститься на пол. - Они не знают, что я здесь.
     Серые глаза испытующе оглядели его.
     - Ты кто такой?
     - Обожди. Если скажу, ответишь на кое-какие вопросы?
     Щупальцы раздраженно замельтешили.
     - Ладно, ладно. Боже мой, только не надо торговаться.
     - Тогда меня зовут Тоэм.
     - Что ты делаешь на корабле?
     -  Ничего.  Я  пассажир. Пытаюсь  попасть  я  столицу  и отыскать  свою
женщину.
     - Женщину?
     - Да. Ее  ромагины похитили, как и меня.  По-моему, скоро  выставят  на
продажу. Я ее должен найти.
     Чтобы  предотвратить  дальнейшие расспросы,  он быстренько изложил свою
историю о превращении  в "Джамбо"  и  последующего  обратного превращения  в
человека.
     - Почему эта команда взялась тебе помогать?
     - Они думают, будто мой отец - богатый торговец наложницами.
     - Ха, - сказала голова, сморщиваясь от удовольствия. - Хорошо. Так им и
надо, - Ну, - начал Тоэм, придвигаясь поближе, однако ж не слишком близко, -
а ты кто?
     - Они называют меня Ханк.
     - А... - неуверенно протянул он, - а что ты такое?
     Минуту стояло молчание.
     - Ты хочешь сказать, будто никогда раньше не видел мутика?
     - Что это за мутики?  - спросил Тоэм, испытывая облегчение от того, что
сейчас все узнает.
     - О боги,  ну и непрошибаемая же  дубина!  Мало кто  реагирует  с таким
спокойствием, впервые глядя на мутика.
     - Так ты - мутик?
     -  Ага.  Результат  всех  тех  ядерных  войн, которые  вели  ромагины и
сетессины, пока атомное оружие не устарело и в ход не пошли лазерные  пушки.
Радиация изменила меня  еще в зародыше. У меня есть сердце,  вставленное вот
тут, в затылке, мозг и  пищеварительная система, компактная и несложная, как
у птички.
     Тоэм сглотнул, но слюны не было. Рот пересох окончательно.
     - И вы все...
     - Нет, нет. Мы все разные. У меня очень серьезный случай. Уникальный.
     Тоэм вздохнул.  Кое-где в уголках  начало проясняться отчасти. Впрочем,
все  равно  большинство   концептуальных  понятий  оставалось  запутанным  и
неполным.
     - Что стряслось с городом?
     - Ха,  -  сказала  голова.  Пришлепнула  щупальцами  по  полу  и  снова
захохотала. В конце концов по щекам покатились слезы и она вымолвила:
     - Здорово, правда? Может, и не добились полного перехода, но уже близко
придвинулись. Чертовски близко. Пускай покуда понервничают.
     - Но что вы с ним сделали?
     - Перекинули на восемьсот миль вдоль побережья!
     - А что пытались сделать? - безнадежно допытывался Тоэм.
     - Обменять его, парень, переместить. О, я тебе доложу, у нас весь Порог
затрясся.  За  один  такой  момент  можно  туда  всю  эту чертову  вселенную
пропихнуть.  Да  только мы не  успели. Кроме  того, я открыл, что невозможно
одновременно держать Порог и проталкивать. - Я не понимаю.
     - То есть?
     - Не забывай, я пришел из  примитивного мира. Я даже не знаю, что такое
Порог. - Это квазиреальность...
     - Между реальностями, - закончил, Тоэм.
     - Ну, видишь, стало быть, знаешь.
     - Знаю, как это сказать, но не знаю, что это значит.
     - Ох!  -  выдохнул  Ханк,  сокрушенно  всплеснув Щупальцами.  -  Будь я
проклят! Я думал, это все знают.
     - Я - нет. Все, кроме меня.
     Ханк застонал и немножечко покатался по клетке.
     -  Видишь ли, ромагины  и  сетессины воевали  восемьсот  лет. Обитаемая
галактика  не  имела  возможности  жить  в  мире,  ибо   даже   миролюбивые,
нейтральные планеты  рано или  поздно были  вынуждены вступить  в игру.  Мы,
мутики,  пытаемся избавить  вселенную  от ромагинов  и сетессинов.  Без  них
галактика сразу вздохнет с облегчением. Может быть, даже мы, мутики, получим
гражданство  и  пенсию.  Может быть,  даже  станем  ходить по  улицам  и  не
опасаться моментально получить пулю, попавшись кому-нибудь на глаза.
     - Вы неплохие ребята.
     -  Угу. Можно и так сказать.  - Ханк  метнулся вперед, прилип к прутьям
клетки. - Слушай. Одноногий старик, который командует судном...
     - Капитан Хейзабоб.
     - Он  самый. Так вот, он  застукал  нашу  компанию  на берегу,  где  мы
прятались. Других всех убил, а меня захватил. Я в своем роде важная персона,
хоть и мутик. Поймали нас прямо  после того, как мы  перекинули город  и все
еще  переживали легкое головокружение от  успеха.  Хотят  вздернуть  меня на
площади, закатить гала-представление. Можешь вызволить меня отсюда?
     -  Не знаю. Не  вижу, каким образом. Я всем рисковать не могу. Мне надо
добраться до города.
     Ханк покатился вокруг клетки, спотыкаясь о змеевидные щупальца, которые
неуклюже тащились за ним.
     -  Я знаю, где город.  Могу проводить. Скажи-ка еще раз, как зовут твою
девушку?
     - Тарлини.
     - Предположим, когда попадем в Кэп-Файф, я помогу тебе найти Тарлини?
     Тоэм уставился в серые глаза. Они вроде бы глядели честно.
     - Как ты можешь помочь? Я хочу сказать...
     - Там в подполье  почти кругом мутики. Мы  перебросили город в  попытке
его  вытолкнуть,  но к тому времени, как туда доберемся, Старик  привлечет к
делу всех оставшихся из нашей ячейки, кто не пошел с группой переброски.
     - Старик?
     - Угу. У нас есть шеф.
     - И все это подполье придет мне на помощь?
     - Гарантирую.  Слушай, я  открыл  кое-что  важное  во время  той  нашей
попытки. Нам не следует одновременно держать Порог и проталкивать город. Как
ни  странно,  легче переместить крупную  массу,  чем  клочки да кусочки.  Мы
должны  сдвинуть  всю  вселенную,  за  исключением  ромагинов и  сетессинов.
Сделать  прямо противоположное тому,  что  до сих пор  делали.  Это был  миг
озарения.   Может,  и  остальные  тоже  поняли,  но   остальные  мертвы.   Я
единственный, кто обладает теорией, и должен вернуться назад.
     - Ни слова не понимаю, о чем ты толкуешь.
     -  Передвинуть девяносто  девять и девять  десятых  процента  вселенной
будет  гораздо  проще, ибо  в  ходе процесса  масса  удержит Порог без нашей
помощи.
     Мы  толкнем, и она сама пойдет без сучка без задоринки, как в аду.  Ну,
не важно. Поможешь?
     - Обещаешь найти мне Тарлини?
     - Обещаю тебе неплохой шанс найти ее, и ничего больше.
     Тоэм минутку подумал.
     - Все ясно.
     Он  открыл  клетку,  сбив  с  помощью  лома, обнаруженного  на  щите  с
инструментами,  огромный  замок.  Ханк   велел  себя  нести.  Сам   он   мог
передвигаться только ползком.  Тоэм  посадил мутика на плечо,  обождал, пока
тоненькие щупальца пролезут  под мышку и обовьют грудь.  Теперь у  него были
две головы.
     - У меня реактивный пояс, - сообщил он. - Полетим отсюда к городу вдоль
береговой линии, пока не упремся.
     -  Теперь  ты командуешь,  -  сказал  Ханк. Они пошли назад  к пробитой
стене, вылезли в гостевую каюту.
     - Куда собрались, мистер  Тоэм?  -  полюбопытствовал  Хейзабоб,  стоя в
дверях.



     -  Я  смотрю, - обратился  Хейзабоб к торчавшему позади него  Джейку, -
среди нас извращенец. Джейк насупился.
     - Одни извращенцы водят дружбу с мутиками, мистер Тоэм.
     - Ладно, пускай я извращенец, - сымпровизировал тот. - И что из  этого?
Хейзабоб причмокнул.
     - А то, что извращенцев вешают рядышком с их дружками-мутиками.
     - Ну так и не получите от моего отца наложницу. Ничего не получите.
     -  А  по-моему,  ты не  купеческий  сын.  И  разговаривать  сразу  стал
по-другому. Ты даже на ромагина-то не похож, мальчик.
     - Вы рехнулись, - заявил он, опомнившись и осознав промашку. - Отец мой
-  купец. А мы, богачи, - извращенцы, и давайте покончим с этим. Такова наша
классовая привилегия.
     - А тогда как зовут твоего отца? - находчиво спросил Хейзабоб.
     Тоэм выдал единственное буквосочетание, пришедшее в голову:
     - Бранхози.
     Хейзабоб  оглянулся на  Джейка, беспрестанно сжимавшего и  разжимавшего
кулаки.
     - Припоминаешь работорговца с таким именем?
     - Нет! - взревел Джейк, раздув ноздри на багровеющей физиономии.
     - Джейк не припоминает, - пояснил Хейзабоб, снова к ним оборачиваясь.
     Перед мысленным  взором  Тоэма  внезапно  возникла  картина  -  Тарлини
продают с  торгов единственно в результате  того, что он не  поспел в  город
вовремя или вообще до него не  добрался. Этого было вполне достаточно, чтобы
подтолкнуть к  действиям.  Они  считают его  безоружным, поскольку  обычного
оружия  в подобном  костюме  не  спрячешь. Однако  газовый  пистолет  мал  и
неприметен.  Он  выхватил  пистолет из кармана камзола и поразил капитана  в
живот. Брызнула кровь, кости вылезли из-под разорванной плоти, мужчина упал,
таща за собой ногу с колесиком, с застывшим на лице выражением изумления.
     Джейк  заметался, как зверь.  Тоэм крутнулся и выстрелил. Матрос вжался
боком в  стену. Заряд  заставил его завертеться, как куклу, но не свалил. Он
стремительно прыгал  вперед,  огрызался и совсем перестал походить на тупого
болвана, каким выглядел прежде. Тоэм стрелял и стрелял, а гигант моментально
нырял, вновь и вновь уклоняясь от пуль на какой-нибудь дюйм.
     Тогда Тоэм прорвался в дверь, побежал, нащупывая одной рукой реактивный
пояс и сжимая в другой  пистолет. Сперва в дело пошел пистолет. Темноволосый
мужчина с физиономией, смахивавшей на дно помойного ведра, пальнул в него из
ручного лазера  и промахнулся. Шанса на второй выстрел ему не представилось.
Заряд попал стрелку в плечо, разорвал  в  клочья,  рука, крутясь, отлетела в
сторону.
     Тоэм  взобрался на  поручни вместе с Ханком, который выкрикивал в адрес
матросов  проклятия, гневно  размахивая  единственным  свободным  щупальцем.
Лазерные  лучи заскользили вокруг, вспышки света блистали во  тьме, чтобы со
временем достичь звезд или в миг гибельного прыжка в мутную океанскую бездну
воспламенить воду.  Тоэм прыгнул, запустил пояс, ощутил толчок, взмыл ввысь.
Крики  смолкли. Сразу же загорелся прожектор, стал обшаривать море, но они к
тому  времени  были  уже  чересчур далеко.  Через  несколько  минут  команда
отказалась от дальнейших поисков, - Очень хорошо, Тоэм,  - похвалил  с плеча
Ханк.
     - Как думаешь, далеко до города?
     - Прилично. Я, впрочем, сижу крепко. Давай пошевеливайся.
     Они  замерзли в  морском  тумане,  нагоняемом крепким ветром.  И летели
вдоль побережья без остановок, пока не минула добрая часть следующего дня.
     - Тут где-то должна быть деревня,  -  сообщил Ханк.  - Узнаю эти скалы.
Нам надо перекусить.
     Тоэм взглянул  на те скалы,  куда  ткнула псевдорука. Стройные каменные
колонны,  сотворенные  природой,  высились,  напоминая  деревья  с  красными
листьями   на  его  родине.   Утесы  были  грязно-коричневыми,  но  колонны,
построенные из другого материала, сияли белизной, величественные, иссеченные
ветром и непогодой.
     - Далеко?
     - Не  знаю, - сказал Ханк сквозь свист ветра. -  По-моему, миль пять  в
сторону.
     Тоэм свернул к берегу, перемахнул через верхушки утесов. Они немножечко
полетали на бреющем вокруг колонн, восхищаясь тонкой резьбой на поверхности,
нанесенной штормами, затейливым узором, придуманным богом ветров. Спустились
пониже и, держась вне поля зрения, поплыли за низкими  хвойными деревьями  в
поисках признаков деревушки. Со временем обнаружили дорогу. А вскоре увидели
судно на воздушной подушке, груженное овощами и  фруктами. Там были огромные
яблоки, только не красные, а оранжевые, а позади плетеные корзины с вишнями.
     - Подцепи, - посоветовал Ханк.
     - Украсть?
     - Они не дадут. Особенно мутику. Мутиков убивают на месте - чем скорей,
тем лучше.
     - Ну ладно.
     Нарастающее в желудке чувство голода  толкало Тоэма на преступление, но
он  больше уже  не испытывал чрезмерных угрызений совести по  этому  поводу.
Сытость после вчерашнего ужина  на корабле к этому часу испарилась. В кишках
кипел гейзер, издавая зверское бурчание.
     Свалившись  в  кузов,   они  выросли  прямо   над  головами  ничего  не
подозревающих пассажиров и водителя.
     - Остановите машину! - заорал Тоэм.
     Те  задрали вверх  головы  - бородатый,  лохматый мужчина  и похожая на
ворону женщина,  полногрудая,  слишком толстая в талии, с полными  ненависти
глазами.  И  мальчик.  Тот  самый мальчик,  которого  он пытался  спасти  от
кочевников, сейчас взирал на  него  снизу вверх белыми-белыми  глазами. Тоэм
посмотрел на женщину,  заглянул в ее  нормальные устрашающие глаза  и решил,
что мальчик находится в положении нисколько не лучшем прежнего.
     - Остановите машину! - снова прокричал он. Водитель пожал плечами. Тоэм
сделал предупредительный выстрел, распоров переднее крыло. Бородач дотянулся
до тормозной ручки и мягко посадил машину на землю.
     - Чего вам надо?
     -  Просто  немного  поесть,  -  сказал Тоэм. - Дайте дыню, вишен, всего
понемногу.
     Водитель вылез  и принялся отбирать  продукты.  Опустив  пистолет, Тоэм
подплыл к мальчику.
     - Почему ты убежал?
     - Оставьте его в покое, - отрезала толстопузая женщина.
     - Почему ты убежал? - настаивал Тоэм.  Белые-белые глаза  обратились на
него, - Оставь его, - встревоженно сказал Ханк. Мальчик улыбнулся.
     - Я спас  ему жизнь,  - объяснил Тоэм. - Я спас ему жизнь, а он  убежал
вместе с теми мужчинами, которые собирались его убить.
     -  Отойди от него! - завопил Ханк своему другу и единственному средству
передвижения.
     Тоэм чуть не свернул шею, оглядываясь на мутика.
     - В чем дело?
     И вдруг на него хлынул цвет...
     Волны цвета, гонимые девушками-невестами...
     Он вскинул пистолет, пока еще оставалось время и мало-мальское ощущение
реальности. И  выстрелил.  Заряд пролетел  над  головой  мальчика,  но этого
оказалось   достаточно,  чтобы  напугать  его  и  оборвать  грезы.  Водитель
взобрался обратно на свое место.
     -  Еда  вон там. Отпустите  нас. Женщина метнула  в  Тоэма  дьявольский
взгляд, а мальчик зарылся лицом в ее пышную грудь, вложив в  это, по  мнению
Тоэма, нечто большее, чем жест обыкновенного мальчика в подобной ситуации.
     - Пошел, - велел Ханк водителю. Мужчина отпустил тормоза, поднял машину
и полетел прочь. Ханк вздохнул.
     - Это не тот  мальчик, которого ты видел раньше. Можешь быть совершенно
уверен.
     - Но это он! Кто же иначе?
     Ханк протянул щупальце к фруктам.
     -  Давай  поедим лучше, пока они не добрались  до города и не навели на
нас полицию.



     Было два часа ночи, когда они достигли столицы. Тоэм подумал,  что  как
бы ни поступили мутики  с городом, их действия не представляли собой чего-то
из ряда вон  выходящего, ибо столица выглядела  вполне нормально и спокойно.
Все спали. Ну или почти все.
     Они вторглись со свистом со стороны моря, воспарили повыше над городом,
спикировали  вниз  к  зданиям,  незамеченные  в  глухой  ночи.  Здания  были
разнообразнейших   форм   и    размеров.   Сферы   всевозможных   расцветок,
сорокаэтажные прямоугольники, состоявшие  почти  целиком из окон, квадратные
коробки  вообще  без  каких-либо  окон,  и  даже  пирамидальный  храм.  Огни
очерчивали  главные  улицы  линиями  из  зеленых  шаров,  похожих  на  плоды
металлических  фонарей-деревьев.  В  редких  окнах  домов  горели  лампы,  и
подавляющее их большинство казалось стандартными ночными лампами.
     -  Как  мы  свяжемся  с твоим подпольем?  -  спросил  Тоэм,  взмыв  над
грандиозным прямоугольником и  глядя  вниз на обсаженную  цветами посадочную
полосу.
     - Полагаю, так, как я всегда раньше связывался. Старик должен сохранить
прежнюю штаб-квартиру. Мы действуем из пещер.
     - Но, - сказал Тоэм,  - я думал, вы только город перетащили.  Насколько
же вам удается копнуть вглубь?
     - Тебе не понять.
     - А ты попробуй.
     - Ну, город неким странным  образом представляет  собой целостность. Он
связан   воедино:   каждый  дом  сообщается  с   прочими,  каждый  фонарь  с
канализационными трубами, и  пещеры в нашем мутантском сознании являются его
составной частью. Когда мы  воображаем город, о  них тоже  думаем, просто на
случай, если провалимся - как и вышло, - и они нам потом снова понадобятся.
     - Да ведь в земле, откуда вы его с корнем выдрали, никаких дыр не было,
- недоумевал Тоэм.
     С бульвара внизу вспорхнул корабль на воздушной подушке.
     -  Ох, да ведь  он выдран совсем не в том  смысле, в  каком ты думаешь.
Если  речь  идет  о законах  пространства и времени,  его попросту никогда в
прежней  точке  и  не было.  Как  только  мы обнаруживаем, что  не  способны
выпихнуть  его   за   Порог,  позволяем   пространственно-временным  потокам
подхватить город, переносимся вместе с ними, и пересаживаем столицу в другое
место, способное, согласно законам природы, ее вместить. В сущности, она там
всегда и должна была быть.
     - Ладно, действительно мне не понять. Ты прав. Голова Ханка закрутилась
на не принадлежавшем ему плече.
     - На восток.  Потихоньку. Увижу дом, скажу. Чем дольше мы не объявимся,
тем  хуже для дела мутиков, равно  как  и  для сохранности нашей собственной
жизни.
     Тоэм  развернулся, вытянув руку и загребая, словно крылом,  выровнялся,
медленно поплыл над  крышами зданий, поднимаясь и опускаясь в соответствии с
созданной людьми топографией местности.
     - Тут, - объявил наконец Ханк. - Вон тот желтый каменный дом без окон.
     - Что это?
     - Местный суд. Подойди к стене, а потом ложись в тень на землю.
     Тоэм  сделал,  как  было  велено.  Даже  его  могучим  плечам  начинало
казаться,  будто  голова мутика весит тонну.  Он не меньше  Ханка  торопился
попасть в пещеры  и освободиться  от ноши. Легко заскользил вниз,  постоянно
оглядывая  тротуар,  высматривая  полуночников.  В каждом  городе есть  свои
полуночники. На  Земле они водят компании до  рассвета. На Хоне подстраивают
каверзы и розыгрыши, чтобы люди их по утрам обнаруживали и попадались.
     На Фрае сосут кровь  (самые что ни на есть настоящие  полуночники!).  А
здесь,  на  Базе-II,  на  планете ромагинов,  убивают  мутиков.  И тех,  кто
помогает мутикам.
     Они  сели на  аллею,  скудно освещенную единственным шаром, от которого
все  вокруг отбрасывало двойные тени. Если  взглянуть на землю,  тень  Тоэма
изображала  поистине  странное создание с двумя телами и  четырьмя головами.
Двуглавых сиамских близнецов.
     - Вон та решетка в конце аллеи, - сказал Ханк, задрал щупальце и махнул
в сторону фонаря.
     Тоэм пошел и встал на решетку. Оттуда дул сухой теплый воздух.
     - Что теперь?
     Ханк,  кажется,  пересчитывал  кирпичи.  Водил   трясущимся   вытянутым
щупальцем по гладкой поверхности  камня, изучал его, как слепой, читающий по
системе Брайля.
     - По-моему,  вот этот. - Уперся щупальцем, надавил, кирпич на дюйм ушел
внутрь, а соседние остались на месте. Послышался легкий гул.
     - Что... - начал было Тоэм.
     Тут кирпич  выскочил назад, решетка  упала, и они провалились  во тьму.
Вниз.
     Они  падали  вниз  в   мрачный   туннель,  пестревший  всеми  оттенками
соболиного меха.  Во  тьму,  состоявшую из ровно  окрашенных слоев  черноты,
отлакированных  сверху  стигийским  пигментом,  и  расслоившуюся  на  черный
янтарь, смолу, вороново крыло, эбонит.
     Самое черное место, в каком когда-либо доводилось бывать Тоэму.  Посему
в его сознании и в его сердце вскипели древние страхи, кошмары с оскаленными
клыками  стали накатываться  друг на друга. Его племя не так давно вышло  из
пещер.  Воспоминания  о  клыкастых  и  когтистых  созданиях,  о  людоедах  и
похитителях детей  еще  были  сильны в сознании, в генетической  памяти. Ему
хотелось завизжать, замолотить  кулаками, но он видел невозмутимого Ханка  и
нашел  силы  вручить  себя  божественному   провидению  -  будь  что  будет.
Врожденную ярость удалось попридержать.
     Ветер  вдруг  начал   крепчать,  оставаясь  теплым,  но   набрав  силу,
достаточную  для  замедления   падения.  Исполинские  воздушные  руки  легко
доставили их на землю, обняв, точно малых детей. Ощутимая пустота их объяла,
опустив в чрево  земли.  Тоэм снова  сдержал  порыв закричать. Далеко-далеко
затрепетала красная точка,  похожая на язык чудовища, на жадный рот дьявола.
Их тихо-тихо установили перед той точкой. Пониже  нее  открылась  скользящая
дверь, неожиданно ослепил резкий желтый свет из соседнего помещения.
     - Заходи, - сказал Ханк.
     Он вошел с трепыханием в желудке, прикрывая от света глаза.
     -  Стойте  на  месте,  -  прогрохотал  голос  из  стенки,  которую   он
только-только начинал различать.
     - Не двигайся ни на дюйм, - посоветовал Ханк.
     Тоэм взялся гадать,  куда  провалился, в какую  ловушку. Или  его  сюда
заманили? Они что, убьют  его,  если он сдвинется? И Ханк тут замешан? Потом
примитивные  страхи вызвали паранойю, которая затопила рассудок.  Ему  сразу
представилась ситуация, когда вся  галактика задалась целью залучить  его  в
это место, когда все течение жизни влекло его прямехонько в руки этих людей.
     - Назовите свои имена, - потребовал голос.
     - Мое имя Тоэм, - выдавил он дрожащим голосом.
     - А я Ханк, - объявил Ханк.
     Теперь Тоэм  видел тупые рыла нацеленных  на  них лазерных  пистолетов,
которые высовывались  из  бойниц  по углам,  где к  потолку примыкали стены.
Двадцать. Двадцать маленьких пастей, готовых изрыгнуть смерть, - Пароль?
     - В старом городе был "брат по духу".
     - Таким и остался, - каркнули стены.
     Свет ослаб. Открылась еще одна дверь в третье помещение, при этом вновь
зазвучал голос, только немножечко мягче:
     - Добро пожаловать домой, Ханк.
     - Заходи, - подтолкнул его Ханк.
     Он  вошел  в дверь, посмотрев, как  она за ним  затворилась.  Помещение
оказалось  ультрасовременным, уютнейшим с виду. Было  там множество диванов,
три заваленных газетами  стола,  огромная,  на  удивление  подробная "живая"
карта столицы с  изображением  всех улиц и зданий, а также нескольких  серых
пятен, должно быть, подполья мутиков. Было там рассеянное освещение, голубой
потолок, со вкусом окрашенные в цвет слоновой кости стены и гладкий бетонный
пол.  Последнее вывело  Тоэма  из приятного благодушия.  Комната,  при  всей
видимой роскоши,  оставалась оплотом мятежников, местом, где  делалось дело,
которому предстояло перевернуть мир - собственно, даже несколько.
     И  были  там люди. Или, точнее, мутики. Вперед шагнул  парень, примерно
ровесник Тоэма. Худой, с  изборожденным глубокими морщинами  от усталости  и
забот  лицом и без глаз.  В  глазницах вместо глазных яблок лежали два куска
серой ткани, пульсирующие там и сям разнообразными оттенками желтого цвета.
     - Добро пожаловать, Ханк. Мы думали, ты погиб.
     -   Почти.  Тоэм  спас   мне  жизнь.  Безглазый  мужчина  повернулся  и
"посмотрел" на Тоэма.
     - Тоэм, я  -  Корги Сеньо. На моем родном языке эти два  слова означают
"глаза  летучей  мыши".  Я.., э-э-э..,  руковожу  этой  подпольной  ячейкой.
Благодарю тебя от всех нас. Ханк представляет большую ценность, не говоря уж
о том, что он наш друг.
     Тоэм вспыхнул.
     - Он сказал, что вы мне поможете.
     - Он  явился  из  примитивного  мира,  - пояснил Ханк. -  Его  похитили
ромагины, чтобы использовать для своих "Джамбо". О наших делах ему ничего не
известно. Он хочет получить помощь в поисках женщины, которую тоже украли и,
может быть, привезли сюда на продажу. Я сказал, мы поможем ее отыскать.
     - Разумеется, - подтвердил Корги. - Безусловно.
     - Ее звали Тарлини, - удалось вымолвить Тоэму. Он никак не мог поверить
в обретение  целой кучи  друзей. После  всего  пережитого думал, будто  люди
только сосут из других  людей  кровь. Впрочем, это, конечно, не совсем люди.
Это мутики.
     - Очень красивое имя!
     - И девушка тоже красивая, - добавил он.
     - Не сомневаюсь. А теперь, может, хочешь узнать, как нас всех зовут?
     Тоэм вежливо кивнул, хотя мысли его  были заняты  смуглой девушкой и ее
поисками.
     Корги повернулся  и махнул  рукой  на мужчину,  сидевшего за  массивным
столом. Мутик,  держа  ручку  в.., лапе,  усердно  работал над таблицами  на
разграфленном  листе бумаги.  Под челюстями  у  него зияла  красная,  словно
ободранная до мяса, жаберная щель, кольцом опоясавшая горло. Кожа на лбу под
волосами и на тыльной стороне  ладоней  то превращалась на глазах  в  чешую,
серую и  блестящую,  а потом  вновь тускнела и становилась кожей.  Пальцы  -
тонкие, длинные - заканчивались острыми ногтями.
     - Это Рыба, - сказал Корги. - Настоящее имя какое-то  страшно длинное и
звучит  как бы на чужом  языке. Большинство  наших  не носят настоящих имен.
Родители  отказались от нас, как и  прочее общество; сказать по правде, они,
по  примеру других, приканчивают  нас на месте. Мы  не питаем особой любви к
семейной истории. Мы творим собственную.
     Рыба кивнул, глаза его затуманились, словно подернутые слезами.
     - Рад познакомиться, Рыба, - сказал Тоэм, чувствуя себя глуповато.
     - А это Бейб, - указал Корги на другого мужчину, пониже.
     Бейб был ростом фута четыре. Полнощекий и пухлый, настоящий  шар плоти.
Плоть  нависала  розовыми   колбасами  из-под   подбородка,  опоясывала  его
посередине,  точно  внутри   проходил  трубопровод.  Пальчики  у  него  были
крошечные, толстенькие, розовые,  как и  все  остальное.  Глаза голубые, как
полуденные небеса. И он курил сигару.
     - Салют, Тоэм, - провозгласил Бейб сквозь клубы табачного дыма.
     - Бейб так  и не  вырос, - пояснил Корги. - Внешне, по крайней мере. Он
всегда выглядел дошкольником, и таким останется. Но умел этим пользоваться к
нашей выгоде. Мог  выходить во  внешний  мир,  так как все принимали его  за
мальчишку.  Потом сообразили.  Бейб  сейчас входит в  число  десяти мутиков,
которых  больше  всего  жаждут  поймать  и  ромагины,  и  сетессины.  Он  не
осмеливается даже носа высунуть.
     -  Превратности войны!  -  заметил  Бейб,  помахивая  сигарой,  намного
превосходившей по величине сжимавшие ее пальцы.
     - Мы также считаем его бессмертным.
     - Вот так так! - воскликнул Бейб.
     Корги ухмыльнулся.
     - Сколько тебе лет?
     -  Двести двадцать три. Но конец  где-то быть дол жен. Я просто  второй
Мафусаил. А он, как ты знаешь, со временем умер.
     ***

     Корги опять усмехнулся.
     - Дальше...
     На сей  раз  его прервала  женщина, которую  он собирался  представить.
Распахнулась дверь внутренних помещений убежища, и  в комнате возникло самое
ошеломляющее  создание,  какое  Тоэм   когда-либо  видел.  Она  принадлежала
семейству  кошачьих.  Положительно,  настоящая кошка. Надетый на  ней черный
костюм-трико усиливал впечатление,  но  Тоэм знал  -  она и  без него  будет
лоснящейся, гладкошерстной, чувственной кошкой.
     - Это Мейна, - сказал Корги, созерцая Тоэма в надежде подметить реакцию
на появление женщины. - Мейна, это Тоэм.
     Она  была ростом около пяти с половиной футов. Гибкая. Не столько  шла,
сколько  плыла. Не  столько шагала, сколько скользила. Сладострастное тело -
масса  рельефных мускулов и мягкой плоти. Ноги  полные,  но стройные, ступни
крошечные.   Маленькие   лапки.  Когда   она   ставила  босую  ногу,   пятки
располагались гораздо  выше  нормальных  и  под резким  углом соединялись со
ступней, которая заканчивалась крохотными коготками. Ступню снизу и по бокам
окружала  плотная  подушечка.  Тоэм  повел  исследование  в  противоположном
направлении и отметил, что живот у нее плоский. Вздымавшиеся груди величиной
с  его сжатый  кулак.  Шея -  изящное  чудо архитектуры -  грациозной  дугой
поддерживала голову.  Полные губы  источали мед, будучи запечатанными,  пока
она  хранила молчание, а когда заговаривала, открывались,  выпуская  жалящих
пчел. За теми  губами  - великолепные,  белые, остро отточенные зубы. Он  их
увидел, когда  она улыбнулась самой что ни  на есть обезоруживающей улыбкой.
Нос чуть расплющенный.  Глаза  зеленые, как  море. И шустрые. Окинули его  в
один миг,  встретились с  его  собственными и остановились, следя, как он ее
разглядывает. Смуглое, гладкое лицо  омывал океан черных  шелковистых волос,
еще больше подчеркивая сходство с животным.
     - Рада с  тобой познакомиться, Тоэм, - сказала она, подходя, подплывая,
подкрадываясь к нему и протягивая руку.
     Он не знал, поцеловать или пожать.
     Решил пожать. Рука была теплая, очень теплая и сухая.
     - Он спас Ханку жизнь, - добавил Корги.
     Мейна  оглянулась,   впервые,  кажется,   заметив   Ханка.  Всхлипнула,
метнулась  к нему, сидевшему,  освободив плечо  Тоэма, в  кожаном  кресле, и
прямо там заключила в объятия.
     - Ты проголодался, Тоэм? - спросил Корги.
     - Не очень. Я думаю.., про Тарлини.
     - Да. Конечно. Утром. Завтра.
     - Тогда, может, найдется какое-нибудь местечко,  где я мог бы прилечь и
поспать.
     - Разумеется. Бейб, не покажешь ли Тоэму комнату?
     -  Сюда,  -  пригласил  Бейб,  расплетая  скрещенные  толстые  ножки  в
солдатских штанах. Он заковылял к двери, откуда с таким великолепием явилась
Мейна.  Тоэм  бросил  один  взгляд назад на  девушку,  туда, где она сидела,
оживленно беседуя  с  Ханком, и последовал за  бессмертным мужчиной-ребенком
Они шли вниз длинным  коридором, по обеим  сторонам  которого  располагались
комнаты,  одни  с дверями,  другие без. Те,  что без дверей, были,  кажется,
холлами, небольшими кабинетами и архивными хранилищами.  Те,  что с дверями,
Тоэм принял за спальни. Когда-то, пока капитан Хейзабоб не уничтожил ячейку,
тут, наверно,  кишели,  шныряли  и  мельтешили  всевозможные  фантастические
существа. Теперь большинству комнат суждено пустовать. Они завернули за угол
и  столкнулись  с  ужасно  древним  стариком.  Вокруг  его  сморщенных  ушей
курчавились во все стороны белоснежные  волосы. Вместо рта была щель, вместо
носа -  одни ноздри, и два непомерно  больших глаза. Физиономия  состояла из
массы  морщин. Старик плакал.  Молча, без  стонов и всхлипываний, просто  из
глаз тек поток слезной жидкости, да тело тряслось, когда он проковылял мимо,
даже не бросив на них взгляд.
     -  Сиэ, - сказал Бейб.  (Сиэ  - провидец,  пророк.) Тоэм  оглянулся  на
мужчину-младенца.
     - Что?
     - Его так зовут - Сиэ.
     - А почему он плачет?
     - Потому что видит.
     - Что видит?
     - Не сейчас. В свое время поймешь. И тебе не понравится.
     Тоэм пожал плечами и двинулся за человечком. Если этим людям захочется,
они оставят его  дожидаться  в  полном  мраке, что  он уже  уяснил  из опыта
общения с Ханком и белоглазым мальчиком. Лучше  слушаться и ждать ответов. И
надеяться получить хоть какие-нибудь.
     - Все довольно искусно устроено, - заметил  он, пока Бейб показывал ему
комнату и ванную. - Ходы, офисы, комнаты. Как удалось их выстроить, если вам
нельзя  появляться среди  людей? Я хочу сказать,  надо было ведь раздобывать
материалы и все прочее.
     - Это  Старик,  -  пояснил  Бейб.  -  У него  доступ к  роботам.  Мы их
запрограммировали на рытье пещер везде, где обнаруживались осадочные породы,
и использовали всевозможные густеющие автопластики для стен  и потолков.., и
почти для всей мебели. У Старика  есть кредитная карточка. Он может  достать
что угодно,  благодаря своим  неограниченным возможностям на черном рынке, и
получает счета, в которых покупки  указываются как  нечто совсем иное. Никто
не знает, что он приобретает на самом деле.
     - Тогда, значит, Старик на самом деле не мутик?
     -  Строго говоря, нет, - подтвердил  Бейб, выпуская сквозь  зубы тонкую
струйку не имеющего запаха дыма.
     - А кто? - спросил Тоэм, валясь на необычайно удобную постель.
     - У-упс! Секрет. Лучших плодов с дерева не стряхивают.
     - Прошу прощения.
     - Спи. Сможешь сам утром найти дорогу назад в центр управления?
     - Думаю, да.



     - Тогда спокойной ночи.
     И он вышел, закрыв за собой дверь.
     Тоэм растянулся на  койке, погасил  свет. Голова  шла кругом  от всяких
вещей,  от  сотен вещей,  каждая из  которых  озадачивала больше других.  Он
отправился  разыскивать  Тарлини  и обнаружил,  что  поражен девушкой-кошкой
Мейной.  Он верил  в верность. Накрепко. Но  при  мысли  о  гибкой  фигурке,
ножках-лапках, губах в нем принимались бродить соки...
     Дверь вдруг распахнулась. Он мигом вскочил. Сиэ смотрел на него пустыми
плачущими глазами.
     - Что вам угодно? - спросил Тоэм.
     Старик просто смотрел, и все...
     Откуда-то   издалека  неслись   всхлипывания,   далекий-далекий   плач,
откуда-то из глубины чрева Сиэ, из дальних-дальних глубин его души...
     Столь  же  внезапно,  как появился,  мутик  исчез, внушительно  хлопнув
дверью.  Зашаркали  по  бетону  ноги, потом шарканье  в коридоре  постепенно
затихло.
     Тоэм  был  уверен, что не сможет сейчас заснуть.  За считанные дни  его
выбросило  из  горизонтального  мира  самолета-одиночки и  зашвырнуло в  мир
горизонтально  и  вертикально  переплетающихся  причин и следствий, целей  и
средств, потоков и подводных  течений.  Даже  собственная  его  цель  начала
заволакиваться  туманом.   Пришлось  хорошенько   подумать,  вспоминая,  как
выглядит  Тарлини. Сперва он вообразил  ее с зелеными глазами. Неужто таково
свойство  современного  мира? Неужто он разбивает  любовь  и  воспоминания о
любви? Или это сам Тоэм переменился? Даже если отбросить сомнения, все равно
не заснуть.  Кругом  кишмя  кишат  фантастические вещи, фантастические люди,
собственно говоря, ведется  противозаконная деятельность. Он был уверен, что
не заснет. Абсолютно. Но тут же почти мгновенно провалился в сон.



     Он проснулся и уловил собственный запах. Не очень приятный.
     Встал, разделся, пошел в ванную и  полчаса  простоял под  душем, смывая
все налипшее на  него за прошедшие дни, смывая вместе с  грязью и  потом все
то, чего нельзя  видеть и чуять  носом, но что тем не  менее ощущается. Вода
журчала, лепетала, разговаривала, как море. "Вода, - думал он, - это лоно. С
водой из  отверзающегося в земле чрева  выползает жизнь и  получает  хороший
шлепок  по  попке  от парок  и фурий.  И вода очищает жизнь и  уносит грязь,
оставляя вещи первозданно чистыми,  какими Природа впервые вы пускает из рук
свои создания.  Весной  она  падает  с  небес,  разливается по земле светлым
потоком, разбрызгивается, счищает с нее пятна, оставленные дьяволом. А зимой
опускается мягким,  белым  покровом целомудрия,  восстанавливает девственную
плеву земли, чтобы все снова стало чистым, невинным и сладким".
     Внимательно вслушиваясь,  он  проговорил  с водой  полчаса,  смеясь над
рассказанными ею  байками, вздыхая  над  поведанными секретами, хмурясь  над
философскими комментариями, брошенными мимоходом по дороге в канализацию.
     Вернувшись  в  комнату,  Тоэм  обнаружил  исчезновение  своего  старого
костюма, вместо которого  его поджидала рабочая  солдатская  одежда тусклого
оливкового  цвета.  Он  знал -  это  униформа  низшего  класса  ромагинского
общества. Натянул грубые, но удобные вещи, соединил концы магнитной застежки
на поясе, сунул ноги в черные сапоги, точно такие, как старые, только длиной
не до  колена, а до середины икры - еще один  знак принадлежности к  низшему
классу. Из запомнившихся ему  исторических  сведений, почерпнутых в  книжках
Тригги Гопа, можно вывести, что мятежи неизменно идентифицируются с простыми
людьми,  - в таком случае,  эти люди,  пусть  даже  простые,  не меньше всех
прочих готовы, желают и могут рискнуть головой.
     Он пристегнул реактивный пояс, сунул в карман газовый пистолет, который
остался нетронутым. Мысль о стремлении окружающих продемонстрировать свое  к
нему доверие согревала. Он позабыл о возможности верить кое-кому из людей. И
заслуживать  от них того  же. Открыв дверь,  наткнулся  на девушку-кошку.  И
сумел только охнуть:
     - У-уф!
     - Я пришла  проводить тебя в столовую.  Мы  не ждали,  что ты  до обеда
проспишь, - со смехом сказала она.
     -  Вы тут чересчур  хорошо  устроились.  Я  думал,  кровать опоила меня
дурманящими наркотиками.
     - Драконьей кровью, - подсказала она притворно-зловещим  шепотом. Глаза
ее сияли как звезды.
     Она  направилась в конец бокового коридора,  который ответвлялся от его
собственного, и толчком распахнула дверь.
     - Сюда.
     Он придержал створку.
     - Сперва леди.
     Ему показалось, что она покраснела.
     - Спасибо, - застенчиво молвила девушка и вошла в комнату.
     Все  сидели  за столом.  На одном конце Корги, бок о бок с Ханком. Бейб
напротив Рыбы,  а Тоэму указали на  стул рядом  с  Мейной. Сиэ приткнулся  в
углу, бормотал что-то про себя, без конца плакал.
     - О, - сказал вдруг Тоэм, - если я занял его место...
     - Нет-нет, - возразил Корги, и глаза его налились сияющим золотом.
     - Я, в конце концов, просто незваный гость, и...
     -  Он  всегда сидит в  углу, - пояснил Корги. Все вроде бы  чувствовали
себя неловко.
     -  Можем подставить к этому столу другой, и я там устроюсь, - предложил
Тоэм.
     Мелькнула кошачья лапка, тоненький пальчик коснулся его руки.
     - Я кормлю его после того, как мы все поедим. Так у нас заведено.
     Тоэм оглядел присутствующих, потом вновь перевел взгляд на Мейну.
     -  Он  что,  сам есть не  может? Глаза ее  неожиданно  вспыхнули  ярким
светом, полыхнувшим откуда-то из-под зеленой радужки.
     - Нет, он сам есть не  может! Да, он почти беспомощен! Тебе-то какое до
этого дело? Он так и сел, разинув рот.
     - Э-э-э.., я совсем не хотел...
     -  Ну  конечно,  -  поспешно вмешался  Корги -  Ты  просто  многого  не
понимаешь. Мейну порой сильно заносит.
     Он послал ей суровый взгляд.
     Она уже  не задыхалась от  гнева  и  проговорила, глядя Тоэму  прямо  в
глаза:
     - Извини. Я не хотела. Корги прав. Это нервы.
     Принялись  за  еду,  но  атмосфера,  несмотря  на  взаимные  извинения,
оставалась  по-прежнему  напряженной. Тоэм больше  всего на  свете  желал бы
пройти  через  все, никого не обидев. Если  б  только у  Тригги Гопа нашлись
материалы, способные дать темному человеку основы...
     Еда  оказалась  более изысканной,  чем  на борту  корабля Хейзабоба,  и
каждый  кусочек  по  вкусу превосходил все, что когда-либо Тоэму  доводилось
пробовать. Тонкие,  нежные  побеги  каких-то  зеленых  овощей  подавались  в
масляном  соусе, посыпанные мелкими  черными орешками. На столе  стояли  три
разных сорта фруктовых салатов. Главным  блюдом  была  запеканка из  лапши в
необычайно приятном горчичном соусе с миниатюрными луковками.
     -  Мы не едим мяса,  -  сообщил  Корги  с  другого  конца заставленного
тарелками стола. - Почти все из  нас наполовину животные  с виду. В каком-то
смысле  это  было  бы  все  равно  что  поедать  братьев. Мы  ограничиваемся
фруктами, овощами, орехами. Мейна творит из них настоящие чудеса.
     - Мейна еще и готовит? - переспросил Тоэм, с  восхищением поглядывая на
нее.
     - О да. Мейна,  кроме того, специалист  по  стрельбе из ручного лазера.
Лучший снайпер, вернее, снайперша в наших рядах.
     Она улыбнулась Тоэму, привередливо отбирая змееподобные стручки зеленой
фасоли.
     -  Может, тебе интересно узнать, чем каждый из нас занимается, - сказал
Корги, воодушевленный  излюбленной  темой.  -  Бейб,  хоть и выглядит совсем
безобидным,   величайший  в  нашей  части  галактики  мастер  по  взрывчатым
веществам. Нам  нередко приходится  выручать мутиков  из лап ромагинов. Бейб
может сделать бомбу из льда и воды.
     - Преувеличиваешь, - заметил Бейб с полным ртом запеканки.
     - Не очень,  -  продолжал Корги. - Бывали  случаи, Тоэм, когда  нам без
Бейба не  удалось  бы спасти своих  братьев  по духу.  Ромагины и  сетессины
бешено рвутся захватывать их в плен, пытать и казнить. Формально, раз уж они
нас  породили,  должны  были  бы помогать  или  хоть  обеспечить  работой  и
предоставить гражданство. Вместо этого нас убивают  на месте. На мой взгляд,
они  пытаются очистить совесть  от жутких  деяний, ставших  причиной  нашего
появления. Если видеть в нас дьяволов,  приписывать нам связи с дьяволом или
с врагом,  убийства обретают  смысл.  А когда всех  перебьют,  перед ними не
будет больше маячить напоминание о совершенной ошибке.
     -  Суперэго, ненавистное  чудовище, проклятие всей их  жизни, - добавил
Бейб.
     - Теперь  Рыба, - рассказывал  Корги.  - Мастер на все  руки.  Он может
ходить по земле, дыша легкими,  и плавать в  море, отключив их  и  пользуясь
второй дыхательной  системой. Ты видишь жабры.  Когда приближается  корабль,
который  везет в доки мутиков, чтобы там выгрузить и отправить на  казнь, он
подплывает, взбирается на борт и, как правило, успешнейшим образом выполняет
свою миссию.
     Рыба  не  потрудился поднять  глаза.  Он, на взгляд  Тоэма,  держался в
сторонке от всей компании.
     - Ханку поистине цены нет, так как он немножечко телепат.
     - Ясновидящий?
     - Да. Ромагины  сказали б тебе, что таких вещей не бывает. А он - живое
опровержение.
     Ханк поднял листик салата и принялся жевать.
     - Ханк  сообщает  нам, когда чует, что кто-то  из мутиков попал в беду.
Если индивидуум, особенно мутик,  попадает  в тяжелую  ситуацию,  испытывает
боль или даже просто страх, он излучает сильные мысленные волны.  Ханк умеет
улавливать  их.  По его указаниям  мы  приступаем  к  действиям.  Не каждому
бункеру, как называем мы это место, посчастливилось заполучить телепата.
     - Ханк сообщает вам о прибытии корабля с мутиками.
     - Верно, - подтвердил Корги, глотнув вина - янтарной  жидкости, которая
переливалась,  как  кристалл,  и  преломляла свет,  будто  была не  вином, а
драгоценным камнем. - А у меня множественный мозг.
     - Что?
     Мейна отшвырнула очередную фасолину.
     -  Множественный  мозг.  Я  вижу происходящее  в данный момент  и  могу
мгновенно предсказать возможное развитие этих событий в будущем.
     - Ты видишь будущее?
     -  Нет-нет. Ничего подобного, никакого волшебства и прочих  кошмаров. Я
вижу  вероятности.  Существуют  тысячи,   миллионы,   бесконечное  множество
возможных вариантов будущего. Я могу проанализировать их в любую критическую
минуту. Если девяносто процентов вариантов будущего сулят  нам провал, мы не
рискуем.  Если  шансы в нашу  пользу составляют пятьдесят  на пятьдесят  или
больше, идем на дело.
     - Пятьдесят на пятьдесят не так уж и здорово, - сказал Тоэм.
     Корги пожал плечами и отхлебнул еще вина. Тоэм тоже сделал глоток.
     - И  разумеется, - продолжал  Корги, -  все мы  способны заглядывать  в
Запредельность,  все  обладаем  силой,   которая  раздвигает  Порог.  Таковы
парапсихические  таланты,  которые,  кажется,  каждый  из  нас   получает  в
наследство.
     Тоэм поставил бокал с вином.
     - Вот  чего я никак не  пойму. В чем дело  с этим  Порогом, и молекулой
скорлупы, и переброской? Корги тяжело заворочался на стуле.
     -  Довольно трудно  объяснить это  незнакомому  с  основами  физики и с
общепринятой терминологией.  Есть  способ избавить вселенную  от ромагинов и
сетессинов.  И хочу сейчас объявить своим товарищам мутикам, что Ханк принес
мне информацию, которая полностью переменит наш план. Все головы повернулись
к Ханку.
     -  Не знаю, - начал тот,  сворачивая на столе псевдоруки,  - может,  мы
сконцентрировали  более  мощные  силы, чем  удавалось когда-либо  какой-либо
другой группе. Но  я,  находясь  в такой близости к  сильному  полю, получил
сатори - озарение. Мы пытались удерживать на  месте вселенную,  перемещая ее
части  -  миры ромагинов и сетессинов, - и, открыв в молекуле скорлупы щель,
протолкнуть их  туда. Меня озарило, что это ошибка, и поразило, почему, черт
возьми, никто  раньше этого не  понял. Мы приписывали неудачи  своим  слабым
способностям  и  надеялись  усовершенствовать  их.  Однако  ошибка кроется в
методе,  а не в средствах. Слушайте же - идея в  том, чтобы переместить  всю
вселенную,  а  миры  ромагинов  и  сетессинов  оставить,  где  были. Размеры
протискивающейся   вселенной  заставят   Порог  разойтись  самостоятельно  и
придержат его в таком положении. Нам и беспокоиться будет не о чем.
     За столом несколько секунд царило молчание.
     - Клянусь Богом! - сказал Бейб. Жабры Рыбы взволнованно затрепетали.
     - Ханк, я люблю тебя, - сказала Мейна.
     -  Я контактировал  со  Стариком, -  вступил Корги, -  он сказал, через
неделю будем готовы попробовать. Мы  собираемся  сосредоточить свои  силы  в
сочувствующих мутикам мирах  Федерации и надеемся, что  ромагины и сетессины
не пронюхают до того, как сумеем приступить к действиям.
     - Постойте, -  дрожащим  голосом  проговорил Тоэм. -  А как насчет моей
Тарлини?
     -  Господи  милостивый!  - сказал Рыба.  -  Ты не соображаешь,  что это
гораздо важней любой отдельной личности? Не видишь, что это все означает?
     Тоэм встал, вдруг разозлившись.
     - Я вижу, что это все означает. Вы отказываетесь помогать  и не держите
своего слова. Я вижу, какого свалял дурака!
     -  Постой! - крикнул Корги и тоже поднялся. -  Он прав. Мы ему обещали.
Можно договориться, чтобы нашу группу эвакуировали последней, а тем временем
пособим ему отыскать невесту.
     - Я согласен, - сказал Бейб.
     - Я тоже, - поддержал Ханк. Мейна сидела молча.
     -  Завтра приступим к поиску, - заключил Корги.  - А сегодня, поскольку
сопровождать  тебя на  улицах мы не в состоянии, изучай план улиц города.  Я
помогу. У нас есть гипнотические  машины,  которые кое-чему научат, а прочее
будем  вдалбливать, пока насмерть  не врежется  в  память. Ты  должен  знать
столицу сверху донизу и снизу доверху.
     Оба они снова сели.
     - Нам  никогда  не хотелось  уподобляться  ромагинам  и  сетессинам. Мы
держим  слово. Мы  боремся  с ложью,  друзья,  и  с двуличием и  никогда  не
уступим.
     Остаток дня прошел  попеременно в занятиях с гипнопедагогом и допросах,
которые   вели  Корги  с  Бейбом,  бомбардируя   Тоэма  вопросами,  проверяя
заученное,  подтягивая  в слабых местах,  заставляя мысленно рисовать каждое
здание,  с которым знакомила  его машина. За час до завтрака Корги предложил
принять душ и передохнуть, предупредив,  что вечером последует  продолжение.
Утомившись, он согласился.
     Покинул центральный  пост управления, вышел в холлы. Он уже понял,  что
их насчитывается с десяток  и все пусты, тогда как раньше были полны  других
мутиков. Дошел по коридору до поворота, который вел к его комнате, и услышал
пение.
     Веселое...
     Веселые, сладкие ноты достигали слуха, слабые, точно в скалах распевала
сирена...
     Мягко...
     Мелодично...
     Почти как в трансе...
     Он  направился  на  звуки,  ныряя из  одного  коридора в  другой. И  со
временем попал  в зал, задняя стена которого состояла из натурального камня,
обрываясь   в  нечто   вроде  пещеры.   Здесь  роботы  перестали   применять
автопластик.
     Веселое щебетание...
     Он  приблизился  к  устью пещеры,  проскользнул  в  естественный  вход,
огляделся.
     Мелодичная трель, как бы птичья, но не совсем...
     Известняковые  сталактиты   свисали   вниз,  сливаясь   на   полпути  с
взмывающими  вверх сталагмитами. Камни  сверкали  разноцветными искрами. Пол
покрывала   целлулоидная  пленка  сырости,   с   потолка  сочились  капельки
известкового    раствора.    Вода   разговаривала   с   ним   даже    здесь:
кап-плюх-кап-плюх.
     Веселое мурлыканье...



     Кап-плюх...
     Мелодичное...
     Кап-плюх...
     Теперь пение стало громче, отзывалось легким эхом. Он шел на звук через
узкий  туннель,  вылез в пещеру намного просторней, где  небольшой подземный
поток выливался  в мелкое озерцо, отражавшее с зеркальной точностью неровный
свод, так что вода фактически отрицала собственное существование.
     Она сидела на камне, нависшем над водою, вздернув  колени, свернувшись,
совсем как кошка, примостившаяся  на подоконнике. Обернувшись к нему спиной,
наполовину скрытой гладкими, блестящими волосами.
     - Как красиво, - сказал он.
     Она не оглянулась.
     -  Я знала, что ты тут. Хоть и подглядывал исподтишка,  скажешь, нет? -
Повернулась и улыбнулась. Он сумел только улыбнуться в ответ.
     - У меня слух, как у кошки, - рассмеялась она. - Я услышала твой первый
шаг из зала.
     - Я  неуклюж от  природы, - признал он,  усаживаясь с ней рядом. -  Что
собой представляют все эти пещеры?
     - Ими  здесь вся земля  изрыта, точно пчелиные  соты,  потому что мы их
перенесли  вместе  с  городом.  У  нас  есть выход, черный  ход,  через  эти
отверстия.
     - А песня, которую ты пела... - Одна из написанных Рыбой.
     - Рыбой?
     - В ней будто воды  текут, ты  не слышал? Океан шумит. Слова - сплошной
бред - написаны только затем, чтоб создать ощущение моря.
     Она  снова  запела,  и  он  понял,  что все  точно  так,  почти  ощутил
водовороты  и волны. Это  были  те  самые разговоры  воды, которые  он часто
слушал.
     - Ваша группа определенно талантливая, - вымолвил он наконец.
     - Когда  утрачиваешь  нормальность, что-то приобретаешь  взамен,  Тоэм.
Природа  увечит  тебя  в  зародыше,  расплющивает  в  пьяном безумии,  потом
сокрушается и в последний момент награждает множеством талантов, иногда даже
сверхчеловеческих. Каждый известный мне  мутик обладает каким-то дарованием,
каким-то  прекрасным  достоинством  вдобавок  к умению  видеть  и раздвигать
Порог.
     - Ясно.
     - Сомневаюсь, - заметила она и встала. Они двинулись краем озера.
     - Нет, - заверил  он,  - мне правда  ясно. Я могу  понять,  на  что это
должно быть похоже.  У меня тоже ведь не настоящее тело. Я сам прошел  через
нечто подобное.
     Он   изложил  свою   историю,   поведал   о   химических  баллонах,   о
трансплантации мозга, о машине, похороненной под восемьюдесятью тремя милями
песка возле Того Места, Где Обычно Стоял Город.
     -  Все  это очень хорошо, - заключила  она,  морща маленькое, идеальное
личико в  гримаске отвращения, -  но доказывает,  что  на  самом деле ты  не
понимаешь.
     Он  взглянул на нее и почувствовал, как язык сам собою заплелся в узел.
Судя  по  вспышкам  в ее глазах, вот-вот должно было произойти нечто. Но что
именно - он не знал и не имел возможности предотвратить. Не знал даже, хочет
ли предотвращать.
     - Тебе даже в голову не пришло, что с помощью этой вашей машины, одного
из редчайших ромагинских "Джамбо", можно  дать  Ханку настоящее  тело! Можно
вытащить Бейба из его идиотского обличья и переместить во взрослое, сильное,
большое тело, вроде твоего собственного!
     Сердце екнуло у него в груди. Дважды.
     -  Ну  конечно! Какой я  дурак!  Пошли назад. Я могу  сделать  это  для
каждого мутика, которого ты ко мне приведешь.
     - Нет.
     Он остановился, вытаращил на нее глаза.
     - Что значит это твое "нет"?
     - Неужели ты еще глупей, чем я думала? Нет - значит нет! Нет, мы ничего
не расскажем Корги. Нет, мы ничего не расскажем Бейбу. Нет, мы не переместим
никого из них в человеческие тела!
     - Ладно, брось. Пошли, найдем Корги.
     - Нет!
     - Но ты сказала...
     - Я тебя проверяла. Хотела взглянуть, понимаешь ли ты нас хоть чуточку,
Тоэм, великолепный Тоэм, герой Тоэм.
     -  Подожди,  -  отчаянно  взмолился он,  схватил  ее  за руку  и уловил
заключительные содрогания перед  тем,  как  вулкан начнет извергать  лаву. И
пожалуй,  не испытал желания  присутствовать  при извержении. Она  выдернула
руку.
     -  Это  ты подожди!  Почему  ты  считаешь,  что  Бейб  приспособится  к
нормальному  существованию, а? Он двести  двадцать три года  был мутиком. Он
двести  двадцать  три  года  оставался  младенцем.  И  в  один  миг  получит
нормальное мужское тело и ничего не подумает на этот счет? А Ханк? Чертовски
утонченный  Ханк. Ханк,  извергающий  естественные  отходы  в  виде  зеленой
жидкости с дьявольски  гнусным запахом. Думаешь, Ханк приспособится и станет
нормальным, не получив травмы, не помешавшись рассудком?
     -  Автоматические  хирурги очень  хорошие.  Они  не  совершают  ошибок,
когда...
     Она издала нечто вроде краткого рычания.
     - Я  имею в  виду  не физические  последствия. Нет, парень,  я говорю о
психических. Глубоко в его  душе прячутся ид, эго  и суперэго, даже если  он
все эти годы  подавлял человеческие желания и  питал лишь  присущие мутикам,
потому что только их мог удовлетворять. Все эти годы эго лепило его, внушало
ему,  что  он  выше   нормальных,  лучше,   счастливее,   меньше  склонен  к
предубеждениям и  предрассудкам,  отличается свободомыслием и  талантами. Ты
хочешь  переделать его ид, перевернуть  с ног  на голову, расколотить в прах
старый  и  вставить  новый.  О  парень!  Ты  хочешь  сказать  ему,  что  все
человеческие  желания,  не  подлежавшие  удовлетворению,  снова вдруг  в его
полной власти. Ты хочешь расколошматить его эго,  сообщив ему, что  он  себе
врал, что нормальным быть лучше. Ты хочешь всю его жизнь растоптать в  пух и
прах,  размазать, спалить и развеять  по ветру оставшийся от нее пепел. И не
соображаешь, почему это сведет его с ума.
     - Я никогда и не думал...
     Она  крутнулась на месте, обернувшись к  нему лицом, в глазах горела то
ли ненависть, то ли нет. Похоже, ясности никогда и ни в чем уже не добиться.
     - Ты никогда и не думал!  Ты ни разу не удосужился сложить  все вместе!
Кстати,  мистер Тоэм, почему  это вы воображаете, что  нам вообще хочется на
вас походить? Что приводит вас к мысли, будто быть нормальным такой уж кайф?
Мы требуем равенства,  парень, а не единообразия. Мы  стремимся жить в мире,
где  нам  не  придется шмыгать в  подполье, как  крысам.  Мы не  желаем быть
человекоподобными и нормальными. Мы другие. Мы не такие, но, Господи Боже ты
мой,  не  уроды.  Большинство  -  почти  все  из нас  -  удивительны,  а  не
безобразны.  Мы  -  новая  мифология  мира  сего,  герой  Тоэм,   причем  не
сочиненная,  не  записанная  на  бумаге.  Мы  живем, дышим,  ходим...  Мы  -
воплощение фантазий. Тебе стоило бы  повидать  кое-кого из живущих  в других
пещерах этого  мира и всех прочих миров, кое-кого из погибших от рук старика
Хейзабоба. Они прекрасны. Фантасмагория сказочных существ,  которые миллионы
лет прятались в тайниках творческого воображения, а теперь вышли  из лона на
свет и живут. Они действительно лучше нормальных.
     Он схватил ее за плечо, дернул к себе.
     - Все правильно. Я всему верю. Но почему на меня надо злиться?
     - Ты не поймешь! - прошипела она.
     - Черт побери, все кругом заявляют, что я не пойму! А объяснить ни один
не желает, - Ты не можешь понять.
     - Заткнись!
     - Не можешь!
     Он  хлестнул  ее  рукой  по  лицу  и  уставился  на красный  оставшийся
отпечаток. От нее исходил сильный, сладкий, чуточку мускусный запах. Касаясь
губами  ее губ,  он не  слишком  задумывался  о  том, что делает. По  правде
сказать, вообще  ни о чем не задумывался. Просто такую вот  форму  выражения
нашло для  себя переполнившее его ощущение бессилия и  смятения. Краткий миг
она отвечала на поцелуй, потом вырвалась и  помчалась назад к бункеру.  А из
главной пещеры крикнула:
     -  Ужин почти  готов.  Сегодня  мужчины  готовят.  Может,  будет не так
вкусно, но лучше поторопись. И исчезла.



     -  Невольничий рынок, - сказал Корги, созерцая его глазами, состоявшими
лишь из туманных пятен и бликов.
     - На улице Продавцов Наслаждений.
     - А по карте в каком квадранте? - спросил Бейб.
     - Во втором.
     - Перечисли платформы, принадлежащие разным торговцам, в том порядке, в
каком они стоят на рынке.
     Тоэм оживил в памяти гипноуроки, вызубренные за день.
     - Реддиш, Фулмоно, Кингер, Фадстен, Фрин, Рашинджи, Таламан и Фросте.
     - Очень хорошо, - заключил Корги. - В самом деле отлично.
     -  Все  платформы  принадлежат  тем  же  людям  -  ромагинскому  совету
губернаторов.  Свободной  торговли на  рынке  наложниц  не  существует, хотя
совету губернаторов желательно произвести обратное впечатление.
     - Откуда  ты это выкопал? - поинтересовался Бейб, попыхивая сигарой, не
имеющей запаха.
     - Сам прочитал.., проштудировал как-то несколько исторических книжек.
     Корги  перебрал  в  уме  заготовленный  перечень  вопросов,  казавшийся
бесконечным.
     - Как  ты  в том квадранте отыщешь бункер, если понадобится помощь  или
укрытие?
     -  Пойду  в  общественную уборную возле  тюрьмы, займу третью от  конца
кабинку, нажму кирпич, десятый от пола и пятый от левой перегородки.
     - Ладно.  Считаю тебя подготовленным.  Отправишься  на рассвете,  когда
рынки  готовятся  к  дневной  торговле.  Доберешься  до  рынка  наложниц.  Я
контактировал  со Стариком,  рассказал ему  про тебя  и  про  план Ханка. Он
согласен с идеей Ханка и признает, что тебе надо дать шанс найти Тарлини. Он
связывается  со   всеми  прочими  группами  и  эвакуирует  их  на  дружеские
разоружившиеся  планеты. Мы по  расписанию присоединяемся к  большой  группе
мутиков  на Колумбиаде. И потом вводим  свой  план  в действие.  Надеюсь, ты
понял, что мы хотим сделать. Собираемся.., создать - слово не совсем точное,
но сойдет - вселенную, где  не будет воинственных  миров. Надеемся  получить
возможность жить в мире. Если желаешь отправиться  с  нами, возвращайся сюда
не позже, чем через двадцать четыре часа после ухода. За это время ты должен
найти свою женщину.  Мы показали тебе весь город по картам,  обучили обычаям
низшего класса, чтобы ты мог вести себя свободнее большинства представителей
высших  слоев общества.  Бейб  выдаст  тысячу  кредиток.  Если твоя  женщина
появится  на  платформах и если повезет, на выкуп хватит. На  непредвиденные
расходы дадим еще  пятьдесят. Сопровождать тебя не  имеем возможности. Можем
лишь пожелать удачи.
     -  Я отыщу ее и приведу обратно, - пообещал Тоэм и встал. - Ну а теперь
думаю, еще успею соснуть до поры.
     - Обязательно, - подтвердил Корги.
     - Спокойной ночи, - сказал Бейб.
     -  Спокойной  ночи, -  ответил  он,  выходя  через дверь  в  коридор  и
чувствуя, как его провожают глаза  и полуглаза.  В голове  царила  полнейшая
сумятица. Разговор  с Мейной повис на нем тяжким  грузом, внушив непривычное
ощущение собственной неадекватности и бессилия. Неведомо почему,  завтрашний
поиск волновал его совсем не так,  как следовало. Положим, Тарлини отыщется,
значит   ли  это,   что  он  вернется  домой?  Даже  совсем  сбив  с  толку,
цивилизованные  миры  очаровали  его.  Ему  уже  мало  деревьев  с  красными
листьями,  рыбы и  фруктов. Простая  жизнь  улетучилась,  оставив после себя
пустоту в его существовании, в нежной ткани души.
     В  размышления вторгся странный шум, настойчиво  привлекая внимание. Он
остановился,  прислушался.  И  услышал  -  да, вот  опять  - звериные звуки,
шорох.., и стон. Действительно, очень странно. Вроде из комнаты Сиэ.
     Снова.
     Но Сиэ вслух не кричит...
     Сиэ трясется, да...
     Сиэ плачет, конечно...
     Но Сиэ не стонет, как будто от боли...
     Как правило, нет...
     Еще  раз внезапный  визг, на сей  раз громче. Впрочем,  казалось, будто
источник сих звуков - что б он собою ни представлял - старается их подавить,
наложить на уста печать, сдержать рвущийся из легких вопль...
     Он  тихонько  подкрался   по  коридору   к  дверям,  легонько  толкнул,
заглянул...
     И замер в ошеломлении.
     Заледенел...
     Там, в стариковской постели, была Мейна. Трико спущено сверху до пояса.
Груди голые, и к одной из них присосался угнездившийся, как дитя, на коленях
Сиэ.  Груди выглядели  не  столько  полными, сколько длинными,  с  мясистыми
сосками, напоминавшими вымя животного.
     Внезапно она почти судорожно вздернула голову и глянула на него.
     - Ты... - начал было он.
     - Вон! - завопила она.
     Слова застряли  в горле,  он подавился  труднопроизносимыми согласными,
ускользающий смысл неуверенно шевелил во рту пальцами...
     - Вон!
     Он  закрыл дверь, голова  пошла кругом. Почему  Сиэ из  всех живущих на
свете?  Почему этот лепечущий идиот? Даже с Бейбом было бы  лучше. Не говоря
уж, конечно, про Корги. Он повернулся  и побежал,  зажимая руками уши, чтобы
не слышать никаких стонов. Нашел  свою комнату, пинком распахнул и захлопнул
дверь, упал на кровать, не включив свет. Почему,  почему, почему?  И почему,
черт  возьми, это его  так  волнует? Разумеется, нехорошо  с ее  стороны, но
он-то  с  чего  взбесился? Забудем  об  этом.  Сотрем  из  памяти. Тебя  это
совершенно не касается. Хочется ей старика, и на здоровье. Идиота! Слюнявого
дурака!
     Дверь с грохотом отлетела, на пороге была она,  снова  одетая, стояла в
прямоугольнике света, лившегося в открытый дверной проем.
     - Уходи! - бросил он.
     Она захлопнула  за  собой  дверь,  включив  ночничок,  который  осветил
комнату, но не слишком.
     -  Ты, -  выдавила  она, шипя  скорей по-кошачьи,  чем  по-женски, и  в
единственном этом слове заключался целый абзац.
     -  Теперь  моя очередь  сказать  "вон"! - Он сжал кулаки, ища, куда  бы
ударить, и  не переставая гадать, откуда в нем столько ярости. - Ты у меня в
комнате. Я хочу, чтоб тебя здесь не было.
     - Меня  не интересует, черт побери, - опять зашипела она,  а коготки на
подушечках ерзали туда-сюда, отступали, высовывались, вновь и вновь. - Меня,
черт  возьми,  ни капельки  не интересует,  чего ты  хочешь! Какое ты  право
имеешь соваться в чужие комнаты?
     - Я думал, с ним что-то случилось. Услышал  скулеж.., как будто кому-то
больно.
     - Он меня укусил. Он меня укусил, герой Тоэм, а не тебя!
     - Я думал, что он один.., этот старый дурак причинил тебе...
     - Заткнись!
     - Убирайся!  -  заорал  он в ответ, решившись на сей  раз преодолеть ее
злость своей собственной ненавистью и коварством.
     - Нет. Не уйду, покуда не растолкую тебе, герой Тоэм, какой ты на самом
деле слизняк!
     - Я не герой.
     - Знаю.
     - Уходи!
     - Нет.  Я начала тебе кое-что сообщать  на сей счет в пещерах до ужина.
Ты думал приятненько провести время, привлеченный моим сходством с животным,
сочтя меня похотливой. Ты думал, я так и взовьюсь от крепкого поцелуя.
     - А ты взвиваешься только от  старых дурней... Она вспрыгнула на спинку
кресла, уселась, храня идеальное равновесие, готовая ринуться за мышкой.
     - Это  он-то старый  дурень? Да  тебе неизвестно  и  половины того, что
известно ему. И никто  из нас с ним не сравнится. И никто из нас даже просто
не представляет, что он видит, герой Тоэм. Дурень.., надо же! Это ты дурень.
Чертов дурень, герой Тоэм. У него есть причина скулить, потому что он видит.
Видит!
     - Что? - спросил он, заинтригованный против собственной воли.
     -  Бога!  -   выпалила  она,  перепрыгнула  с  кресла  на  шкаф,  села,
обернувшись  великолепной спиной  к зеркалу. - Бога, герой  Тоэм!  Сиэ видит
Бога  и не может этого вынести. Для тебя это что-нибудь значит? Говорит тебе
что-нибудь? Сиэ  смотрит  вглубь,  в  самое  сердце вещей,  дальше звезд, за
границы реальностей и полуреальностей,  квазиистин и того,  что  мы называем
Подлинной Истиной. Все это для  него семечки, герой  Тоэм. Сиэ заглядывает в
излучины,  о  самом  существовании  которых  мы не  подозреваем,  и  бросает
мимолетный взгляд в уголки, о которых мы позабыли или никогда  не видали. Он
смотрит на то,  что считается Богом.  И это сводит его с  ума. Для  тебя это
что-нибудь значит, герой Тоэм?
     - Я... - Он медленно сел.
     -  Нет. Ничего.  Ты не  понимаешь  концепций. Но  концепцию Бога, герой
Тоэм, ты обязательно понимать должен. Хоть смутно. Не перенапрягай рассудок.
Ведь в твоем маленьком примитивном мирке был Бог, правда? Хоть какой-то. Бог
ветра.  Бог  солнца.  Только  Бог  не  имеет ничего  общего  с  твоим о  Нем
представлением, или с моим  о Нем представлением, или с чьим-либо когда-либо
существовавшим.  Сиэ знает, что  Он  собой представляет,  и, узнав  это, Сиэ
сошел с ума. Так как же, герой Тоэм, каким адским видением должен быть  Бог?
Что же это  за ужас, если Сиэ  в  итоге прохныкал и проскулил  столько  лет?
Может,  он  ничего не  увидел - одну  бесконечную  пустоту, черноту, бездну,
безбожие? Может  быть,  Бога нет,  герой  Тоэм?  Впрочем, я  так  не  думаю.
По-моему,  от такого  видения  Сиэ смог бы  оправиться. Бог есть.  Но Он так
ужасен и так многогранен  в  своем ужасе, что  Сиэ навеки испуган до  потери
рассудка.
     Тоэм стиснул руками голову, как бы желая ее раздавить,  расколоть. Все,
что ему было нужно,  - Тарлини. Так он думал. А разве нет? Ему не следует ни
во  что больше  вмешиваться.  По крайней  мере,  не  следует  позволять себе
вмешиваться.
     Она презрительно шипела.
     - Разумеется, я кормлю его грудью. Он сам есть не в состоянии.  Дело не
только в его неспособности  прокормиться,  а  в гораздо, гораздо большем. Он
живет в обратную сторону, герой Тоэм.  Если б засунуть  ему в живот трубку и
через нее питать, он был бы счастлив. Он хочет назад, в  чрево,  герой Тоэм.
Хочет, чтобы его поглотило лоно.  Но желание это неисполнимо. Он хочет, черт
побери, но не имеет  возможности. Поэтому и остается только кормление грудью
- дальше ему никогда не продвинуться. А иначе он умрет с голоду. Может, черт
побери,  это  было бы  лучше. Может  быть, милосерднее было б заставить  его
желудок замкнуться в  кольцо, съежиться, биться в агонии, переваривая самого
себя  ради пропитания. Может, черт побери, мы должны всадить ему пулю в лоб,
вышибить мозги,  чтоб душа его растеклась  по бетону кровавой лужей. Но я не
хочу. Корги не хочет. Старик не хочет, а у Старика больше мозгов и духу, чем
у всех у нас вместе взятых. В Сиэ есть нечто чудовищное, но вдобавок и нечто
святое. Нечто святое, полученное от соприкосновения  с неописуемым  демоном,
которого называют Богом, герой Тоэм.
     - Я не знал.
     -  Окей, -  отрезала она. -  Ты  не знал. И не знаешь. Только  не  надо
считать себя таким дьявольски великолепным! Не надо судить меня, герой Тоэм,
на том основании, что я, по  твоему мнению, должна делать и чего  не должна.
Не надо устанавливать для меня моральные нормы  и ценности, раз ты абсолютно
не  понимаешь,  что  я такое!  Не приписывай  мне добропорядочной белиберды.
Теперь уже мог бы знать, что мир вовсе не добропорядочный.
     Он  вскочил, одним прыжком преодолел разделявшее их расстояние, схватил
ее, сдернул со шкафа.
     - Не тронь меня!
     - Мейна, слушай...
     Она заурчала, когда он запустил руку в ее пышные волосы.
     - Слушай,  я совсем  сбит с толку.  Проклятие, я  ничего не знаю.  Я не
просил, чтоб меня сюда привели. Не просил,  чтоб  меня вытащили из деревни и
швырнули в хаос.
     Она обхватила его руками и заплакала на плече.
     - Я пошел искать девушку. Сперва хотел лишь найти ее и вернуться домой.
Ничего больше не знаю. Я должен сейчас отыскать ее,  потому  что лишь в этом
всегда была моя цель, потому что лишь это  меня заставляло  жить. Отказаться
от этого  все равно что убить  мечту. Если я зашибу по  дороге  кого-нибудь,
может, оно того стоит, а может, нет. Но я не хочу никого зашибить.
     Она задрожала. Он поднял легкое тело, понес на постель.
     - Сиэ, - вымолвил он. - Черт, это ужасно. Ужасно не для него одного, но
для всех, кто его понимает.
     Ее руки  ласкали его. Позабыв обо  всех разговорах,  он нашел  ее губы.
Маленький розовый язычок затрепетал у него во рту. Он стиснул грудь. И вдруг
в бок впились  когти. Он  стряхнул ее. Густая  кровь  выступила  из  длинных
тонких царапин и запятнала рубашку.
     - Зачем ты это сделала?
     - Я по-прежнему  для тебя  только животное,  герой  Тоэм. Тебе  хочется
посмотреть, на  что это будет похоже. Ты так ни разу  и  не сказал: "Я люблю
тебя",  просто принялся тискать.  Желаешь  посмотреть, найдется  ль  во  мне
что-нибудь хорошенькое.
     - Сука! - рявкнул он, растирая израненный бок.
     - Хочешь узнать, мохнатый ли у меня животик.
     -  Покажи,  - ухмыльнулся он, ощущая  на пальцах липкую  кровь и пламя,
бушующее в рассудке.
     - Ты никогда не узнаешь, - заявила она  и шмыгнула к двери. -  Никогда,
даже за миллион лет!
     Створка хлопнула, он остался один в темноте.
     Прошло много  времени,  прежде чем Тоэм встал, зажимая ладонью горевший
огнем  бок и  пытаясь  понять, что  за пламя  терзает рассудок. Но не  нашел
ответа. Огонь в боку успокоил, промыв раны. Они были неглубокие, и он быстро
управился.  Прижег  спиртом,  смазал  мазью, заклеил  пластырем  размером  с
ладонь.
     Стал  смывать кровь с раковины  и почувствовал себя  совсем  нереально,
глядя, как  алые полосы тают в струйках воды. Все начинало казаться грезой -
десятками грез и кошмаров, громоздящихся друг на друга.
     Потом лег в постель,  уставился в потолок, попытался заснуть. Но сон не
шел долго-долго...



     На  следующее  утро,  когда  Корги,  Бейб,  Рыба,  Ханк  собрались  его
провожать,  Мейны  не было видно  поблизости.  Он все время ее  высматривал,
надеялся, что придет. Но она не пришла.
     -  Так  помни,  - предупреждал Корги  с  туманной, подернутой искорками
гуммигута  серостью  вместо  глаз,  -  у  тебя  всего  двадцать четыре часа.
Возвращайся с  Тарлини сюда и  получишь  возможность отправиться  с нами.  В
противном  случае, боюсь, застрянешь тут, в  этой вселенной, с ромагинами  и
сетессинами.
     - Постараюсь, Корги, - пообещал он, пожимая протянутые руки и щупальца.
     - Помни,  если понадобится помощь  или  убежище,  можешь идти в  другие
бункеры, - сказал Ханк.
     - Не сомневайся, - добавил Бейб.
     - Не буду, - заверил он их. И шагнул назад в туннель, откуда  впервые -
кажется, много-много лет  назад -  спустился в воздушном потоке. Они закрыли
за  ним дверь в бункер. Воспользовавшись перископическим сканнером,  он, как
они его учили,  обследовал лежавшую над головой аллею. Никого  не обнаружил,
включил воздуходувку, пославшую воздушные струи в обратном направлении, и те
мягко,  но  решительно  повлекли  его  вверх,  вверх,  вверх,  вынесли через
решетку,  которая  следом  за  ним легла,  клацнув,  на  место  и  послужила
посадочной площадкой, когда потоки внезапно стихли.
     Ему  с  трудом  верилось  в  происходящее.  Он  наконец-то  в  столице,
неподалеку от невольничьего рынка, может быть, в самое время, чтобы выкупить
свою  Тарлини. Попытался припомнить, как она  выглядит, но  ясной картины не
получил.
     День   обещал  быть  прекрасным.  Слабенькие  желтые  облачка,  которым
предстояло  рассеяться  еще  до  появления  утреннего   солнца,   оставались
единственными пятнышками на  идеальном небе. Солнце только вставало и еще не
согрело приятный прохладный ночной воздух.
     Он  пустился в  путь, свернув  с аллеи  на улицу.  Магазины работали  -
грандиозная сеть  фирменных,  ультрасовременных, без продавцов, и  маленькие
уличные магазинчики, похоже,  всегда процветающие  в  загнивающем  обществе,
независимо  от его размеров и уровня  развития. В одном местечке продавались
домашние   прянички,   мягкие,  солоноватые.   Он  купил  один  на   деньги,
предназначенные  для непредвиденных расходов, и  сжевал на ходу.  Внутри все
трепыхалось  от возбуждения  и страха,  но  важней  всего  сохранять внешнее
спокойствие, словно он здешний.
     Он шел  мимо фруктовых лавок, где стояли огромные корзины с наваленными
грудой  вишнями,  представлявшими  всю  хроматическую  цветовую  гамму. Одни
смахивали на  те, что они с Ханком украли из грузовика на воздушной подушке,
другие  вообще  ни  на  что  прежде  виденное  не  походили.   Хотелось  все
перепробовать, но он помнил об отведенном сроке  в двадцать четыре часа.  На
поиски может понадобиться все это время, если не больше. И шагал дальше.
     На рыночке  под открытым небом, где  в  кровавых лужах  лежали  боковые
части  туш животных,  а в некрашеных ящиках с мелко наколотым льдом  - куски
вырезки и  бифштексы,  ромагинский  правительственный  инспектор  осматривал
мясо,  пришлепывая  печать,  а мясник, не особо  таясь, совал ему по крупной
монете за каждую  одобренную тушу. Над  площадкой  уже  скапливались мухи, и
Тоэм хорошо представлял, что тут будет твориться, когда дневная жара одеялом
окутает все вокруг. И чем будет пахнуть.
     Сразу за  мясным  рынком располагалась автоматизированная мясная лавка,
где   мясо  хранилось   в  кубических  стеклянных  морозильниках,  постоянно
выставленное  напоказ.  Цены  были  раза   в   три  выше,  чем   у  продавца
необработанного  мяса,  но  Тоэм  решил,  что  не  задумываясь  заплатил  бы
побольше.  Если еще когда-нибудь сможет проглотить кусок  мяса. Даже простой
взгляд  на сырую плоть вызывал у него  тошноту.  Понятно,  на нем отразились
привычки, предпочтения и антипатии мутиков.
     Мужчина в развевающейся накидке, похожей на ту, которую много дней тому
назад выдал  ему автомат, важно шествовал по  пешеходной дорожке.  Огромный,
жирный, со свиным рылом, он ковырял в зубах сверкающим ногтем. Представители
низших  классов  отступали на мостовую, освобождая путь, хоть в  том не было
физической необходимости - ширины тротуара хватило бы, чтоб вместить человек
семь-восемь в ряд. Впрочем, Тоэм поступил точно так же. Нельзя привлекать  к
себе внимание, возбуждать подозрения.
     Потом, переходя оживленную улицу, он увидел  мальчика с белыми глазами,
проезжавшего в лимузине. Рядом восседала очень богатая женщина. По поведению
мальчика никак  нельзя  было  судить,  узнал  тот  его или нет.  Тоэм  хотел
побежать  за ним,  но  не побежал.  Что-то в этом мальчике ему не нравилось.
Больше по этому поводу он сказать ничего не мог. Может быть, дело в том, что
Ханк испугался мальчика, а Ханк вроде бы  мало  чего пугался. Если уж  мутик
боится  мальчишку, на то  есть  причина. Нечто  большее насылаемых  грез. Он
переправился на  другую сторону  улицы и  двинулся  к  рынку наложниц,  куда
открывался вход с улицы Продавцов Наслаждений.
     В действительности  улица Продавцов Наслаждений была никакой не улицей,
а площадью. В центре площади в обширном фонтане  мифологические существа  из
ромагинской  религии  опрокидывали кувшины с  весело  булькающей  водой  над
головами мраморных нимфочек. Кругом царила праздничная  атмосфера. Дома были
выкрашены  в  разные  цвета  и  хорошо  отремонтированы.  На  отполированных
флагштоках  были натянуты  многоцветные транспаранты. На площади уже кучками
собирался народ, и  наряды  представителей высшего класса  резко  выделялись
среди простолюдинов  в  армейской униформе. Но простолюдины тоже имели право
прийти на  площадь,  ибо  совет  губернаторов  не  распространял  социальных
различий на кредитки  бедняков и богачей. Одна  купюра не  хуже  другой.  Не
способности, а одни только деньги обеспечивают людям равенство.
     - Я припарковал яхту на  нижней орбите, - сообщил один богач другому. -
Прибыл на полумильной, планирую привезти домой полсотни красоток.
     - Мои  запросы,  - заявил другой, пощипывая усики,  словно прочерченные
карандашом, - удовлетворить не так просто. Ищу  одну-единственную девушку  -
если такая вообще найдется, - достойную покупки с аукциона.
     - Ты просто сноб, - констатировал первый.
     Тоэм  прошел мимо. Большинство  простолюдинов нацеливались на посещение
Дома любви и Дома невест,  где за две  купюры можно купить пятнадцать минут.
Лишь немногим  хватало  денег  на  покупку собственных  рабынь,  собственных
наложниц. Они жадно поглядывали  на торговцев, которые устанавливали трибуны
на отведенных им платформах.
     Постепенно с течением времени все больше и  больше народу причаливало к
площади. Набрались уже сотни две, причем семьдесят пять процентов составляли
простолюдины.  Кучка представителей общества  в накидках  сгрудилась  вокруг
плаката "Убей мутика -  спаси  свой мир", вывешенного на доске  объявлений с
материалами,   пропагандирующими   различные   политические   программы    -
естественно, в пользу убийства мутиков, - отличавшиеся одна от другой только
методами уничтожения.
     Прозвучал гонг, шут потешной песенкой возвестил об официальном открытии
торговли на  рынке. Юные простолюдины  повытаскивали  деньги  и  ринулись  к
дверям  домов наслаждений. Простолюдины постарше соглашались  обождать,  ибо
событие,   пусть   даже  необходимое   и  желанное,  успело   утратить  свою
уникальность. Немногочисленные молодые простолюдины, которые отказывали себе
во всем и месяц  за месяцем копили  кредитки, стояли, разглядывая платформы,
не зная, куда бежать. Кто-то мигом и наобум купит первых попавшихся на глаза
девушек. Другие будут ждать и ждать, пока не выставят всех и в запасе никого
не останется.
     Через  миг, как  по тайному сигналу, из-за занавесов в глубине платформ
возникли  торговцы   и  принялись   расписывать  товар.  Все   в   усыпанных
драгоценностями  накидках ярчайших расцветок, с  застежками  не  в  четверть
дюйма,  а скорей  в  целый дюйм. Торговец Кингер,  оказавшийся  прямо  перед
Тоэмом,  махнул рукой  в  сторону занавеса, вызывая первую женщину. Поистине
потрясающую.  Блондинку,  высоченную,  как  минимум,  шести   футов  ростом.
Огромные груди выпячивались вперед благодаря надетому на ней тонкому лифу из
мерцающего  пурпурного материала. Шелковая юбочка практически не  прикрывала
сосуд наслаждений.
     - Прошу вас, джентльмены... - повторял торговец.
     Тоэм переводил взгляд  с  платформы на платформу. Он не мог рисковать и
вести  наблюдение за одним лишь  купцом, допустив, чтобы  Тарлини продали  у
него  за спиной. Реддиш предлагал краснокожую прелестницу с  Шоуни, планеты,
заселенной индейцами и располагавшейся на самом  краю галактики,  на которую
часто совершались  набеги.  Ставки  росли бешеным темпом. Невольница обещала
принести еще более крупный куш. Фулмоно продавал близнецов, смуглых девушек,
по его  утверждению, из  бассейна Амазонки, с  самой  Земли.  Фастен обводил
кончиком  трости  ноги  девчушки,  которая, видно, была чуть  не  до  смерти
перепугана,  видя  вокруг плотоядные  физиономии,  но,  похоже,  решилась не
выдавать  страха.  Фастен отмечал великолепную  полноту  икр,  замечательные
коленки. Рашинджи...
     Рот Тоэма раскрылся, закрылся и снова раскрылся. Женщиной Рашинджи, той
самой,   кому  предстояло  расхаживать  среди  присутствующих,   собирая   с
победителей торгов  деньги (все  платежи  наличными, никакого кредита), была
Тарлини!  В  ослепительно  алом платье  с  черной  брошью. Колышущиеся груди
показывались из остроугольного декольте. Она  улыбалась идиотской улыбкой со
своего сиденья  на  краю платформы. Рашинджи в  данный момент продавал очень
привлекательную  девушку, но  все  внимание Тоэма  было устремлено на  столь
хорошо знакомое лицо и фигуру. Что она  делает в  качестве  помогающей купцу
женщины? Почему выглядит такой довольной?
     Возбуждение на площади возросло  и прочно удерживалось  на высшем пике.
Он  прорывался  через толпу,  распихивал,  не разбирая,  богатых  и  бедных,
пытался добраться к платформе  Рашинджи. Повис на задней стенке, высматривая
Тарлини. Она  хохотала над  замечаниями торгующихся,  собирая  их  денежки в
черный  мешок, который  держала  на  золотой цепи.  Она его не видела.  Он с
некоторым ошеломлением сообразил, что она не узнает его, даже если увидит. У
него теперь волосы светлые, а не темные, и он ничуть не похож на ее Тоэма.
     Гибкая юная девочка-женщина, которую в данный момент продавал Рашинджи,
ушла за семьсот шесть купюр.
     Друзья осыпали расплачивавшегося богача поздравлениями...
     Тоэм отовсюду чувствовал запах пота...
     Тарлини, улыбаясь,  доверительно  беседовала  с  толстяком  из  высшего
класса, который скорей скалился с вожделением, чем улыбался...
     Шум торгов барабанил в ушах...
     Голова почти  неудержимо  шла кругом.  Зачем  она  это  делает?  Почему
помогает торговцу?  Плату всегда собирает самая  доверенная  и  любимая жена
купца. Неужели пошла за Рашинджи замуж? Нет! Или да?
     В этот самый момент  он решил убить Рашинджи  за все,  что  тот,  может
быть, сделал с  Тарлини. Но  как бы сначала  с ней  переговорить?  В кармане
нащупывался мешок с деньгами.  Если  предложить  цену  за  девушку и купить,
Тарлини придется прийти к нему за деньгами.
     В данный миг на подмостках ждала стройная блондинка, явно больше других
желавшая быть купленной и с бравадой выставлявшая напоказ свое добро.
     - Пятьдесят, - сказал богач.
     - Семьдесят, - сунулся другой. Тоэм задержал дыхание и выкрикнул:
     - Сто!
     Все головы повернулись к нему.
     Рашинджи вглядывался, напрягая глаза.
     - Наличными, парень. Найдется у тебя столько наличными?
     Он вытащил из кармана кошель, открыл его и помахал кредитками.
     - Сбережения за всю жизнь. Богач загоготал.
     - Пускай получает, - разрешил первый претендент.
     Второй презрительно на него зыркнул.
     - Двести!
     Тоэм услышал собственный голос, рыкнувший:
     - Двести пятьдесят!
     - Четыре сотни!
     - Пять!
     - Шесть!
     - Семь пятьсот.
     Он  чувствовал,  как  по  подбородку течет пот, стекает под  воротник и
промачивает рубашку. Надо все  бросить.  Можно  купить кого-то  другого, кто
никому больше не  нужен. В  конце концов, он покупает  лишь ради возможности
поговорить  с Тарлини. Но теперь, пробудив в богаче гнев, Тоэм знал, что тот
постоянно будет перекупать у него любую девушку.
     -  Мне  предложено  семьсот пятьдесят кредиток,  - подытожил  Рашинджи,
довольный, что  обыкновеннейшая, хоть и смазливая  проститутка принесет  ему
столько же, сколько девственница.
     -  Мистер Главойрей,  -  обратился  он к  богатому участнику  торга,  -
желаете перекрыть эту ставку?
     Мистер  Главойрей посмотрел поверх голов  своей свиты  на простолюдина,
осмелившегося с ним торговаться.
     - Желаю, - заявил он. - Тысяча! Толпа охнула в один голос.
     - Тысяча двадцать пять, - сказал Тоэм, дрожа в предвкушении поражения.
     Мистер Главойрей нахмурился, топнул оземь.
     -  У  меня  с  собой  только  тысяча.  Выпишу  ваучер...  Тоэм  услышал
собственный голос, оравший:
     -  Нет!  Это  незаконно.  Никаких  чеков, никаких  кредитных  карточек.
Условие - платить наличными.
     - Он прав, мистер Главойрей, - признал Рашинджи.
     - Тогда дайте мне послать за деньгами. Они прибудут через час.
     -  Необходимо  получить  у  меня  разрешение  на  отсрочку аукциона,  -
провозгласил  Тоэм,  припоминая  вычитанное в  книжках Тригги Гопа.  - А я в
таком разрешении ему отказываю.
     -  Ну,  раз  так,  -  сказал Рашинджи,  поворачиваясь  к  Тоэму,  - она
наверняка твоя.
     Друзья  богача подняли протестующий гам. Рашинджи замахал в их сторону,
призывая к спокойствию.
     - Это справедливо. Простолюдин, я велю ей искупаться и подойти к тебе у
фонтана. - Он отвернулся и хлопнул, вызывая следующую по расписанию.
     Тоэм оглядывал толпу, ища голову Тарлини. Он выиграл право поговорить с
ней. В голове кишмя кишели вопросы.
     -  Тысяча  двадцать  пять  кредиток, дорогой сэр, - прозвучал  рядом ее
голос.
     Он быстро взглянул в низ.
     - Тарлини!
     Рот ее медленно открылся.
     - Откуда ты знаешь мое имя?
     - Я Тоэм.
     - Какой Тоэм? - переспросила она, внезапно теряя терпение.
     - Твой Тоэм. Твой мужчина.
     Она оглянулась, тараща глаза.
     - Ты не Тоэм. Тоэм темный. А ты светлый.
     - Да, правда. Но  я  Тоэм. Меня  убили  после  того, как  нас  похитили
ромагины..,  верней, мое тело  убили. А мозг спасли,  и  тело  теперь у меня
новое.
     - Ты несешь чепуху. Прошу, тысяча двадцать пять кредиток.
     Он схватил ее за плечо?
     - Слушай, Тарлини, я...
     - Пожалуйста, дорогой сэр, не троньте меня. Он нерешительно отвел руку.
     - Слушай, могу доказать. Помнишь деревья с красными листьями, и одно из
них  над нашей хижиной? Мы жили, любили друг  друга на травяном  ковре, и ты
все  твердила,  что  он полон  рисунков,  похожих на людей,  на  их лица. Мы
поженились бы через месяц.
     Она минуту смотрела на него.
     - Да, я так говорила, и мы там жили. Откуда ты это все знаешь?
     - Я Тоэм!
     За  последнюю  девушку  разгорелся  жаркий торг.  Выкрикивались ставки,
веселя обе стороны, а Рашинджи  все  понукал поднимать  цены. Тоэм заговорил
громче.
     - Помнишь море, как оно  разговаривало? Мы сидели на берегу, и я всегда
слушал море, беседовал с ним. Ты  говорила,  что я  сумасшедший, но уверяла,
что все равно меня любишь.
     Она нервно крутила в маленьких ручках денежный мешок.
     - Ну и что? Что из того.., если ты Тоэм?
     - Как "ну и что"? Можешь уйти со мной,  вот что. Я  десятки  раз прошел
через  ад,  добираясь  сюда.  Глаза  ее  вдруг  сверкнули,  а  голос  слегка
изменился.
     - А почему ты уверен, будто я - Тарлини?
     - Ты ведь сказала...
     - Меня зовут Рашинджиана.
     - Ты взяла себе имя Рашинджи?
     - Меня зовут Рашинджиана.
     Он пошатнулся.
     - Тарлини, не может быть, чтобы ты вышла замуж за этого.., этого...
     - Меня зовут не Тарлини, - твердо заявила она.
     - Но почему за него?
     - Он мне подходит.
     - Я подходил тебе больше.
     Она нахмурилась.
     - Ты никогда не показывал мне чудес вселенной, еды, вин, мест и вещей.
     Он вздохнул, утирая пот с нижней губы.
     - Слушай, Тарлини, я только что сам открыл для себя эти вещи. Я про них
и не знал никогда.
     - Меня зовут не Тарлини. Кроме того, даже если бы так, даже если б тебя
звали  Тоэм, ты  всего-навсего  простолюдин. Ты  не  способен  удовлетворить
желания, которые пробудили во мне новые вещи, не способен утолить мой голод.
     Рассудок его разрывался от боли, пытаясь освоиться с новым  порядком, с
внезапно  обрушившимся на  него более ясным понятием о человеческой  натуре.
Сценарий разыгрывался старый-престарый - тысячелетней давности, - но ему это
было  неведомо. Солнце казалось гигантской свечой, с которой  на  все кругом
капал расплавленный воск, заливал дома  и людей,  просачивался  ему  в уши и
обволакивал пленкой мозг. Он схватил ее за руку, впился ногтями.
     - Слушай, Тарлини.., ну  ладно,  Рашинджиана. Через  несколько  дней ты
окажешься  запертой в  другой,  более  тесной вселенной.  Не понимаю,  каким
образом, только мутики собираются...
     - Мутики? - переспросила она. - Ты с ними связан? Ты извращенец?
     Он вонзил ногти глубже, надеясь, что из-под этой  тоги сейчас  выступит
кровь.
     - Слушай...
     - Помогите! - заголосила она. - Извращенец! Любитель мути ков!
     Толпа обернулась.  Несколько торговавшихся  богачей  рванулись к  нему.
Схватив  ее  еще  крепче, он перебросил  в свободную  руку газовый пистолет.
Первым  поверженным  оказался  мистер Главойрей,  нога  его  превратилась  в
разодранный кусок мяса, хуже всего, что можно было увидеть на уличном мясном
рынке.
     - Ты пойдешь со мной, -  приказал он, бросил ее руку и  обхватил тонкую
талию.
     - Нет!
     На его  шею  легла  рука.  Он нырнул, крутнулся  и  выстрелом  выпустил
мужчине кишки, швырнув его наземь и пнув, прежде чем  тот свалился замертво.
Другие приостановили наступление, с опаской поглядывая на Тоэма.
     - Пусти меня, простолюдин! - вопила она.
     Солнечный воск  стал еще  горячее. Первые его слои,  налипшие на Тоэма,
начинали  густеть. Если не пошевеливаться  побыстрей,  вообще  нельзя  будет
сдвинуться с места. Он дотянулся до реактивного пояса, поднялся,  повернул к
центру города,  к бункеру. Потом маленький вертящийся шарик, который вылетел
из дула ружья полисмена, взорвался под ним.
     Сладкий запах...
     Голубой туман окутал его, поглотил  и увлек за собой сквозь густеющую и
густеющую пелену к полной тьме...
     К смерти?



     Нет.
     Не к смерти.
     Хотя, рассуждал он, вполне может быть, что и  так. Вполне возможно.  Он
заключен в сверхнадежную камеру на третьем этаже столичной тюрьмы. Размерами
меньше  ярда на ярд. Можно только  сидеть, и  все. Он сидел и смотрел в окно
через массивные стальные прутья на виселицу, возводимую во внутреннем дворе.
На свою собственную. Предназначенную для его шеи.
     Суд здесь,  безусловно,  творился быстро, никто не  мог пожаловаться на
юридическую волокиту.  Его  арестовали,  осудили  и приговорили  к смерти  в
течение трех часов  после  поимки. Теперь уже сообщения должны облететь весь
город - в газетах, по телевидению. Утром, как раз к истечению отведенных ему
двадцати четырех часов, во дворе соберется  толпа поглядеть, как из-под него
выдернут доску, послушать, как хрустнет шея одним резким прощальным хрустом.
     Быстро.
     Чисто Почти безболезненно.
     И весьма странно, но знай он ответы на  кое-какие вопросы, ему было  бы
все равно. В конце концов, то, что заставляло его двигаться, умерло - любовь
Тарлини и его любовь к  ней. Ее любовь испарилась естественным образом,  его
была  убита на рынке. Тарлини сплошь изрешетила  ее безобразными дырами. Мир
вовсе  не  добропорядочный. Мейна права. Но он  пока еще не  готов  умереть.
Любопытство вселяет  в него волю к жизни. С той поры как из маленькой ампулы
перестал  капать наркотик и  мозг очнулся,  его мучило столько  таинственных
концепций, идей и  людей,  что он  не  мог уже рассортировать их по порядку.
Некогда  стал  бы  молиться, теперь  не  мог.  Он  думал  о  Сиэ, лепечущем,
устрашенном, превратившемся в мумию, в сушеный овощ, перед  лицом  какого-то
неизвестного  ужаса, с  которым  всем  -  и  самому  Тоэму тоже  - предстоит
встретиться после смерти. Тут крылась другая причина  нежелания умирать. Что
лежит по  другую сторону завесы, за  газовой  дымкой, повисшей меж жизнью  и
смертью?
     Кое-какие ответы. Вот все, чего ему теперь хочется. Что  это за  Порог?
Что это за молекулы скорлупы? Добьются ли мутики успеха или потерпят провал?
И что именно они стараются  сделать? И кто они - демоны или ангелы? И Мейна.
Если бы только понять и выманить у Мейны улыбку, может, не так трудно было б
предстать перед  лицом  смерти. Но перспектива быть  преданным  смерти через
повешение, не получив никаких ответов, выглядела неприятной.
     Пришло время ужина, и ему принесли миску червей.
     Он не стал есть, несмотря на заверения стражника, что это  единственный
последний ужин, подобающий извращенцу.
     Он успокаивал  себя  в ночной тьме,  сидя и  глядя,  как подмигивают  и
сверкают  звезды, словно страшное множество угрызений  совести,  в наказание
уязвляющих мозг. Драконьи глазки. Искры  из пышущей драконьей пасти.  Адские
огни. Он пытался припомнить  побольше метафор и сравнений,  не позволяя себе
спать,  оставаясь   настороже.   Он  решился  не  засыпать  в  последнюю   и
единственную ночь в своей жизни.
     Из-за прутьев решетки дул холодный ветер.
     Он  думал  о Тарлини.  Рассудок частенько любит  мучить себя, перебирая
ошибки, неверные шаги и просчеты. Он превратно судил о любви этой женщины. А
теперь  сам  себя  подвергал пыткам. Как только его бросили в эту камеру, он
плакал,  осознав,  что она с  ним сделала, а  теперь  все слезы высохли.  Он
явился из  нежного мира  в жестокий. Он переменился, она тоже. Но предвидеть
такой перемены он не сумел.
     Он думал о Мейне, гладкой и мягкой...
     Он думал о Ханке, навсегда скрюченном в своем жалком тельце...
     Он думал о Мейне, теплой и гибкой...
     Где-то в глубине  души у него тоже было желание, чтобы с ним нянчились,
а он пристроился бы у нее на коленях, укрылся бы под ее защитой...
     Хотелось  бы,  чтобы  она  не  испытывала  к  нему ненависти  или  хоть
ненавидела чуть поменьше...
     Он  думал  о Тригги Гопе, о мозге, оставшемся  жить после  гибели тела.
Зачем?  Затем,  чтобы  время  от  времени  наблюдать  за взрослением  своего
ребенка.  Двадцать  странных  лет  Тригги  Гоп  парит  в  пространстве, ищет
читателей,  людей,  жадных до информации,  а  находит  в большинстве случаев
воинов. Он пытался припомнить, что такое сказала библиотека  насчет их новой
встречи, и стихи... Когда-нибудь, может быть... Он постарался вспомнить. Да.
Четыре строчки, которые тот человек сочинил сам. Он повторил их, обращаясь к
сверкающим драконьим глазкам.

     Возможно, однажды, в пустом кабаре
     На чернильную ночь или белый день
     Со снежным ковром на земле иль траве
     Ляжет прошлого желтая тень.

     - Очень поэтично, - проговорил голос почти Прямо перед ним.
     Он охнул, вскочил, вспрыгнул на стул.
     -  Ради Бога, -  сказала  Мейна,  заглядывая сквозь  решетку, - потише!
Хочешь, чтоб копы со всего света сюда примчались?
     - Это ты.
     - Ш-ш-ш!
     - Но как...
     -  Кошки гуляют, где им вздумается, герой Тоэм. Даже по стенам  высоких
домов, совершая невозможное. Найдется подходящая водосточная труба, и вполне
достаточно.
     - Тебя  поймают!  -  воскликнул  он, оглядываясь через  плечо  на дверь
камеры.
     -  Обязательно,  если  ты  будешь  упорствовать  и чертовски  орать,  -
прошипела она, подцепляя  каждый прут  снизу, где они  уходили в  гнезда  на
подоконнике,  металлическими  крючками  и смазывая  каждый крюк тонким слоем
зеленой замазки.
     - Что ты делаешь?
     - Вызволяю тебя. Ляг на пол. Дело не шумное, только дьявольски жаркое.
     Он лег на живот возле двери и не стал спорить. Мейна отпрянула от окна,
взобралась  по  стене  каким-то немыслимым  образом,  с помощью  которого  и
добиралась сюда.  Раздалось внезапное шипение - пф-ф-ф! - но  никакого шума.
Он спиной  ощутил  жар  сквозь тонкую  ткань  рубашки.  Потом глянул  вверх,
посмотреть,  что именно происходит. Огня вроде  бы  быть не должно, иначе...
Вгляделся попристальнее. Да,  пламя, темно-темно-синее, почти черное. Камера
к тому времени совсем раскалилась.
     - Окей, - шепнула она. Он встал, подошел.
     - Нет! Не  трогай.  Еще горячо.  Она  вытащила  из висевшего  на  спине
рюкзака небольшую баночку  с белыми кристаллами и посыпала подоконник. Пошел
пар, раздалось  потрескиванье - хрусть-крак, - а на прутьях и на бетоне стал
образовываться ледок.
     - Окей, - снова сказала она, пряча банку. - Ну вот. Возьмись за решетку
и выверни на себя. Расплавились только концы.
     - Угу, - буркнул он, наваливаясь на решетку.
     - Если это в человеческих силах, ты справишься, герой Тоэм Позже он так
никогда  и не  мог с  уверенностью  сказать, удалось  бы  ему справиться без
подобного стимула или нет. А в данный момент его  словно  ударило поддых и в
кровь хлынул поток адреналина. Он выгнул решетку назад и вверх, над  толстой
стеной  получилось  отверстие,   куда  можно   было  протиснуться.  Сел   на
подоконник, безнадежно  цепляясь  за прутья.  Гладкий фасад здания пересекал
узенький  карнизик, шириной всего в дюйм. Как раз на нем примостилась Мейна,
легко балансируя на кончиках лапок, храня идеальное равновесие.
     -  У тебя  есть  реактивный  пояс?  - спросил он  - Не каждый  способен
раздобыть его с такой легкостью, как ты.
     - Но я не смогу пройти по этому чертову карнизу!
     - Ш-ш-ш! Мы все предусмотрели. Нам известно, что ты - жалкое, ни к чему
не пригодное нормальное существо.
     Он ничего не сказал.
     Она вытащила из  рюкзака  крепкую  нейлоновую веревку, привязала  одним
концом к прутьям, чуть не столкнув его с ненадежной опоры.
     - Упирайся ногами в стену, чтобы не сорваться вниз и  не ободрать руки.
И  потише,   пожалуйста,  если  это  не  выходит  за   рамки  твоих  скудных
возможностей.
     Он  ухватился  за  веревку,  оттолкнулся  от  стенки, изогнулся  дугой,
повернулся лицом к зданию, уткнулся ногами в стену, откидываясь назад. И как
можно тише начал спуск.
     Поворот...
     Прыжок...
     Поворот, прыжок, поворот...
     Человек-паук...



     Мейна  ждала,  наблюдая  за  спуском. Глаза  ее  в  свете звезд  горели
зеленым.
     - Очень хорошо, - донесся снизу голос."
     На миг он  заледенел, вообразив под ногами гестаповцев. Потом  в голове
само собой  прояснилось,  и он узнал голос Бейба.  Последние несколько футов
пролетел,  бросив  веревку, оставив ее  болтаться на стенке. Взглянул вверх.
Мейна все выжидала на карнизике, смахивая на огромную самку вампира, свившую
в  тенечке  гнездышко.  Но  вот она  с  величайшей  ловкостью  извернулась и
двинулась по узенькому карнизу к водосточной трубе.
     - Туда, - сказал Бейб, настойчиво дергая его за рубашку, - в кусты.
     Они  побежали.  Тоэм  пригнулся под стать росту Бейба  и без каких-либо
происшествий укрылся в кустах. Оттуда они оглянулись и посмотрели, как Мейна
легко  ползет  вниз  по  зданию,  почти  не  пользуясь  водосточной  трубой.
Грациозно извивается, вниз, вниз,  вниз...  Спрыгнула  наземь, опустилась на
лапки-мячики, мгновение покачалась взад-вперед.  Потом скорчилась чуть ли не
вдвое, прильнула к земле, почти слившись  с нею, и ринулась через внутренний
двор туда, где они поджидали.
     Бросила.
     -  Пошли,  -  и  возглавила  шествие,  укрываясь  за  живой  изгородью,
протянувшейся параллельно улице.
     Тоэм  следовал за покачивающимися бедрами, теряя из виду темную фигурку
в  еще  более  темной  ночи  и  вновь примечая, когда свет  уличных  фонарей
пробивался через отверстия  в  изгороди  и  сверкал на  ее волосах  искрами,
попавшими, словно  мошки,  в  шелковистую  сеть. Бейб замыкал ряды,  зажав в
зубах незажженную сигару. Они пробирались, петляя, срезали путь по задворкам
Дома невест, и внезапно остановились на краю главной авеню.
     - В чем дело? - спросил Тоэм у Мейны, выглядывавшей на улицу из укрытия
за грудой мусорных ящиков в закоулке.
     - Слушай.
     И  тут  он  тоже  услышал.  Легкое  постукивание  сапожных  каблуков по
тротуару - хлоп-шлеп, - чеканящее ритм. Они прижались друг  к другу, нырнули
поглубже в тень, посматривая  в  щелочку между стеной и  помойкой. Через миг
мимо  промаршировал  отряд  Ромагинских  Королевских  Гвардейцев,  в  яркой,
разноцветной  форме с перьями, которая как-то неуместно  выглядела на темных
ночных улицах. Числом их  было  двадцать, и шагали они, чтобы  занять  посты
вдоль  городской  стены  и  у  городских  ворот,  сменив   уже  отдежуривших
караульных.  Офицер разведет их по позициям, оставит одних, заберет  других,
уставших, закончивших службу, и  со временем вернется в  гарнизон, шагая уже
чуть помедленнее и  не так бойко  отбивая ритм.  Ромагины, на взгляд  Тоэма,
параноидально боялись мутиков. Ирония  же судьбы состояла в том, что столицу
пытались  уберечь  от мутиков, охраняя ворота, тогда как  эти  самые  мутики
фактически жили в городе, вернее, под ним.
     - Обождем пару минут, прежде чем пересекать улицу, - сказала Мейна.
     Он придвинул губы поближе к изящной раковине ушка.
     - Слушай, я  хочу поблагодарить тебя за  спасение моей жизни.  Это было
очень опасно и трудно.
     Она обернулась и изобразила улыбку, не выражавшую особого удовольствия.
Уголки  рта  напряглись, выгнулись вверх, подделываясь под веселье, блеснули
острые зубки.
     - Я скорее оставила бы тебя там пропадать, герой Тоэм. Но они применили
бы пытки перед повешением, пытаясь добыть информацию насчет нас.
     - Пытки?
     - Тут они мастера. Мы  не могли рисковать, чтобы ты им все  выложил. Мы
обязаны были пойти на выручку.
     Он угрюмо отодвинулся, сел и стал молча ждать.
     - Окей, - сказала она наконец. - Быстро перебегаем улицу и ныряем вон в
тот переулок. Беги на цыпочках, не поднимай много шуму.
     Она сорвалась  первой, точно  летящая пушинка,  почти совсем не касаясь
земли, в полной тишине. Добралась до темного места у входа в противоположный
переулок и махнула рукой следующему.
     Улица  представляла  собой широкое  открытое  пространство  с фонарями,
которые  в сей критический момент казались ярче полуденного солнца. Тоэм все
равно  побежал,  стараясь не  слишком  тяжело  бухать в  землю  ногами  и не
особенно  преуспевая  в своих стараниях. Относительно спокойно достиг  тени,
однако не  с такой легкостью, как  она. Затем последовал  Бейб. Он не шел, а
ковылял.
     - Эй! Стой! - прокатился сверху по улице голос. Бейб удвоил усилия.
     Два   ромагинских  гвардейца  вывернули  из-за   угла  и   пустились  в
преследование.
     - Стой, убью!
     Мейна выпрыгнула на открытое место, скорчилась, нацелила вдоль по улице
ручной  лазер. Стражи, не успев  повытаскивать  свое оружие, громоздились на
дороге кипящей булькающей массой плоти. Она в самом деле  была чемпионкой по
снайперской стрельбе.
     -  Спасибо, -  пропыхтел Бейб, вваливаясь в  закуток.  Живот его  ходил
ходуном, двойной подбородок обливался потом.
     По  улице  понеслись  отрывистые  крики, по  бетону  зацокали сапоги  -
клип-клип. Солдаты, видно, сменились  со службы, отдохнули, закатив оргию, и
выскочили из-за угла, как только Мейна подстрелила двух их товарищей. Теперь
начнется охота. Никто не убьет ромагинского солдата в его собственном мире -
никто, кроме мутика.
     - Скорей, - бросила Мейна, исчезая во тьме.
     Они  кинулись следом,  стараясь двигаться  так  же  тихо, как  она,  но
безуспешно. Слабое эхо шагов  обязательно должно было привлечь гвардейцев. И
точно.
     Тянувшиеся по  сторонам переулка стены стали влажно поблескивать, когда
ручные лазерные  фонарики осветили вход,  откуда  они только что убрались, и
принялись медленно шарить, ближе, ближе, гораздо ближе. Тоэм и почувствовал,
и увидел, как поток света окатил его на мгновение, пролетел,  потом метнулся
назад и поймал.
     - Стой!
     Сапоги позади грохотали громче. Тоэм отказался от попыток блюсти тишину
и  сосредоточился на мелькающих ногах девушки-кошки, стараясь не уступать ей
в скорости. Она резко вильнула  в  боковой проход. Они направлялись теперь в
трущобный  район  города,  где  горит не такое количество фонарей, а дорожки
между постройками извилистые  и запутанные, как в  лабиринте, что, возможно,
даст  им  преимущество.  Булыжная  мостовая  под  ногами  была  скользкой от
вываленного из  окон мусора. Лазерный фонарь на них уже не светил, но голоса
позади слышались близко, за несколькими поворотами. Они опять повернули. Еще
раз.
     Мейна  затормозила рывком и,  тяжело дыша,  встала.  Тоэм удивился и  с
удовольствием проследил, как это явно неутомимое существо все-таки проявляет
признаки усталости. Почти одинаково с ним.
     - Слушайте, - сказала она, - вот  эти  переулки справа все  выходят  на
авеню Нищих. Стена между  авеню  Нищих и соседней улицей  невысокая. Если мы
через нее переберемся, оттуда всего квартал до аллеи, где вход в бункер.
     - Нет, - ровным тоном сказал Тоэм.
     - Что это значит? - чуть ли не прорычала она.
     - Нет. Эти  переулки  не  выходят  на авеню  Нищих.  Если  хочешь  туда
попасть, бежать надо прямо, а не направо. Ты потеряла ориентировку.
     - Ты рехнулся. Следуй за мной. Он схватил ее за плечо.
     - Ладно,  раз  уж тебе так  ненавистна мысль  быть уличенной в ошибке -
особенно мною. Но помни, у меня в голове запечатлена карта города.
     Шаги и голоса слышались громче.
     Где-то простонала сова, преследователи в ходе погони  побеспокоили ее в
собственном доме...
     -  Бейб,  ты  на чьей  стороне?  - спросила она, поворачиваясь  лицом к
мужчине-ребенку.
     Тот посмотрел на Тоэма,  потом  опять на нее.  Вспомнил, как быстро она
действовала, как замечательно выстрелила и спасла ему жизнь.
     - Пожалуй, на твоей.
     - Черт, - простонал Тоэм.
     - Выбирай, либо пойдешь сам, либо с нами.
     - Вперед, леди, - сказал он.
     Она  свернула  в  проход  меж  двумя  зданиями,  перекрытый кровлей  от
непогоды. Стояла чернильная тьма.  Продвигались они осторожно, но неуклонно,
то  и  дело чувствуя  мягкие тельца  крыс, которые  тыкались в ноги, пытаясь
убраться  с  пути.  Пахло  канализационными  отходами  и  гниющими  пищевыми
отбросами.  Все  это перекрывала удушающая вонь  от экскрементов  животных и
противные ароматы питавшихся мусором растений.
     Миновали проход, выбежали на следующую  улицу  и  оказались прямо перед
гарнизоном на авеню Королевской Гвардии.
     - Я... - начала было она.
     Заряд  лазера  врезался  в кирпичи  прямо  над  головами, осыпав  плечи
водопадом оранжевой пудры. Второй грянул чуть ниже...
     - Ну, пойдете теперь за мной? - проревел Тоэм.
     Способ доказательства правоты был нелегким, но он ликовал.
     На ее лице отразилось смущение, которое он наблюдал впервые, прекрасные
черты исказило нечто, сильно напоминавшее смертную муку.
     Ш-ш-шлеп! Третий выстрел.
     Бейб взвизгнул.
     Они оглянулись,  увидели  у  него  на  руке  черный  шрам, из  которого
начинала бить  кровь. Лицо  Бейба, крепко  зажавшего  рану,  перекосилось от
боли.
     -  Сюда, -  крикнул Тоэм,  схватил их  обоих и  повернул назад в крытый
проход. Он бежал первым, Бейб  за ним,  Мейна  позади. Ворвались в переулок,
откуда лишь  несколько секунд назад выскочили,  и столкнулись с гвардейцами,
которые первыми начали их преследовать.
     Тоэм  обрушился  на  самого  крупного,  мускулистого  мужчину в красных
перьях, золотой накидке и серых панталонах офицера. Они сшиблись на каменной
мостовой,  затылок офицера врезался в  стену  дома.  Мейна,  разнеся в  кашу
голову  второго  гвардейца,  завертелась  юлой и  опалила ноги третьего,  не
успевшего  даже  охнуть. Тоэм заехал  кулаком  в физиономию  офицера, увидел
кровь,  ощутил  одновременно  тошноту  и  восторг.  В   желудке  екнуло,  он
замешкался на мгновение, когда консервативная сторона его натуры  на секунду
взяла  верх  над  садистской.  Противник воспользовался заминкой,  напрягся,
вывернулся, брыкнул ногой, угодил  Тоэму  в грудь и припечатал его к стенке.
Мейна  перевернулась, направила луч в крытый  проход,  преграждая путь любой
подмоге из гарнизона.
     - У-уф! - охнул Тоэм, когда более крупный противник прыгнул и навалился
на  него, захрипел под  тяжелой  рукой ромагина, которая перехватила глотку,
перекрыла  доступ воздуху, сокрушила голосовые связки. Свободной  оставалась
одна левая.  Он  сильно хватил ребром ладони по  черепу офицера, потом  чуть
пониже к основанию шеи, еще и еще.  Изнутри к горлу подступала кровь, голова
в бешеном самозабвении моталась мертвыми петлями,  картина перед  глазами то
расплывалась,  то  снова   собиралась   в   фокус,   туда-сюда,   туда-сюда,
тудасюдатудасюда. Рука отрабатывала приемы  каратэ самостоятельно. Казалось,
она ему  больше не принадлежит, превратившись просто в вещь. Он смотрел, как
она где-то поодаль врезается в плоть противника. Удар. Еще. Вдруг послышался
скрежет хрящей или костей, уступивших насилию. На протяжении доли секунды он
не мог  судить  наверняка, то ли  хрустнула  его  собственная гортань, то ли
спинной хребет  другого мужчины. Струя  свежего  воздуха и давящая  на  него
тяжесть мертвого тела  разрешили недоумения. Он выбрался из-под  ромагина  и
умудрился подняться, пошатываясь.
     - Сюда  они больше  не  сунутся, - сказала  Мейна, направляясь в крытый
проход. - Продолжат облаву другим путями.
     - Как твоя рука? - спросил Тоэм у Бейба..
     Мутик заскрежетал зубами.
     - Боль адская, но кровь не сильно хлещет. Ожог закупорил рану, основная
дыра затянулась.
     - Хорошо, - просипел  Тоэм. Горло жутко  болело, легкие хватали воздух,
словно руки Мидаса, гребущие золото. - Теперь, - скрипнул он, оборачиваясь к
Мейне, - за мной.
     Они пошли прямо вперед, тревожно прислушиваясь к голосам солдат с обеих
сторон. Гвардейцы прочесывали путаницу улиц и переулков, аллей и дорожек. Со
временем  добрались до  границы  системы трущоб, которую  ромагины  умненько
спрятали в сердце столицы за фасадами новых  зданий, и оказались перед авеню
Нищих. Она была пуста в этот поздний час, усеяна клочьями бумаги, объедками,
оставшимися  от  прошедшего  дня,  когда  беднота  собиралась  на  встречу с
церковником, ежедневно раздававшим тут милостыню. Тоэм отдернул голову назад
во тьму.
     - Одна проблема, - доложил он.
     - Что?
     -  Стражник.  Вверх за полквартала. Просматривает  большую часть улицы.
Заметит нас, прежде чем успеем перебраться через стену.
     - Я на  бегу потеряла лазер, - призналась Мейна. - Остался где-то  там,
позади.
     - Он  нам  и  не  понадобится,  если сумеешь  сыграть,  -  отвечал  он,
выискивая в ее глазах зеленую искорку.
     - Что ты хочешь сказать?
     - Там карниз,  почти такой, как в тюрьме, чуть пошире,  тянется футах в
десяти  у него над  головой. Если сможешь влезть  на  стену,  обогнуть угол,
ступить на  карниз  незаметно,  очутишься  прямо  над  ним.  Может,  сумеешь
прыгнуть, свалить его,  напугать, пока я добегу, не попав под луч. Выскочу в
тот же миг, как ты прыгнешь. Постараюсь его пришибить.
     Она  высунулась из-за угла,  рассмотрела стражника и  карниз. Все точно
так,  как сказал Тоэм. И без  комментариев полезла по  выходившей в переулок
стене, как паучиха, плетущая  невидимую сеть. Каждая щелочка становилась для
ее ног  надежной ступенькой,  она  безошибочно продвигалась  вперед. Дюйм за
дюймом выбралась из-под кровли на улицу, затаила дыхание. Стражник не  видел
ее,  держа  в  боковом  поле зрения  улицу,  а не стены.  Он  стоял  футах в
пятидесяти  поодаль, держа ружье наперевес. Она подтянулась к карнизу и тихо
скользнула  вниз, замечательно балансируя,  словно  в крошечных ножках  были
встроены гироскопы. Лапки  подрагивали,  но всякий раз становились на ровный
киль.
     Тоэм  собрался, чтоб броситься  в ту же секунду, как  она  прыгнет.  Он
должен был действовать быстро.
     Через  несколько напряженных, издергавших  нервы минут  она  встала над
стражником  и, не издав ни  единого  звука, сорвалась с маленького бетонного
выступа, как  будто не падала,  а летела. Угодила на спину  ромагину, ударив
сперва ногами, и оба свалились на землю.
     Тоэм выскочил  из укрытия.  Ноги топали,  точно пистоны  взрывались. Но
когда добежал, делать уже  ничего не пришлось. Страж был мертв Ровные полосы
отметин от когтей располосовали шею. Оттуда текла кровь. Широко вытаращенные
глаза застыли в изумлении. Он не успел даже крикнуть. Тоэм посмотрел на нее.
     - Давайте двигаться, - сказала она, не взглянув на него в ответ.
     Из тени вышел  Бейб. Мейна с Тоэмом взобрались на стену первыми,  потом
свесились и втащили маленького мутика. Оттуда до аллеи и входа в бункер было
рукой подать.  Гвардейцы  еще  не  явились на  окрестные  улицы.  Бежали они
посвободней,  больше думая о  скорости,  чем о  секретности.  Без каких-либо
событий добрались до решетки и теплой воздушной подушки.
     Когда прибыли  в бункер, навстречу выскочил Корги, и глаза его излучали
буйные волны всех оттенков желтого цвета.
     - Отбываем через  три  часа.  Ромагины разведали  дату атаки.  Началась
облава.  Они  могут вторгнуться в миры Федерации, чтобы нас  перебить. Ровно
через три часа Старик прибудет сюда и обеспечит нам переправу.

     Часть вторая





     Они пылали в огне любви...
     Обнаженные, лежавшие на своем травяном кофе в прохладной тьме хижины...
     Он  перевернулся,  чтобы   поцеловать  губы,  которые  наверняка  будут
сладкими, мягкими, теплыми...
     А лица у нее не было...
     Не  разорванное,  не  исполосованное  яростно  в кровь  -  оно попросту
перестало существовать.  "Тарни..." - начал было он. Но и имя ее ускользнуло
тоже, развеялось в памяти...
     Он напрягся, припоминая лицо... Словно мощным усилием воли мог отменить
то, что сделали с их любовью боги...
     На  секунду возник рот  с жадным языком. Но вышло  хуже, чем  ничего, -
одна эта  нелепая деталь  на голой лепешке лица.  Он перестал вспоминать. Он
просто бежал...
     Он, плача, бежал из хижины...
     Он бежал в холодной ночи под сиявшими над головой звездами...
     Он бежал под далекий грохот прибоя...
     Он бежал под лунами, желая взвыть...
     Он бежал через кусты с янтарными листьями...
     Он  бежал  средь  оранжевых  цветов,  внезапно  остановился, к  чему-то
прислушался. Что? Что это? Что он слышит?
     Шипение. Звериное шипение поблизости в зарослях...
     -  Ну  ладно,  -  сказал  кто-то, тряся его  за плечо, - больше некогда
дрыхнуть.
     Он сорвался с кушетки и встал, весь дрожа.
     - Мы встречаемся со Стариком через сорок минут на краю города. Там есть
выход через пещеры, который выведет нас  за  городскую стену.  - Глаза Корги
по-прежнему сверкали ярчайшими красками. Его волновало быстрое приближение к
кульминационному  моменту всех  их многолетних  трудов, к  финишной ленточке
бега, длившегося на протяжении столетий.
     Тоэм потянулся, сморгнул с глаз последние следы сна.
     - Я просто жду не дождусь встречи с вашим Стариком.
     -  Это  личность,  воистину  личность.   А  теперь  пошли.  Нам  нельзя
опаздывать.
     Они вошли в пещеры,  где он впервые услышал пение Мейны, где  ее к нему
ненависть расцвела,  выросла,  точно гриб,  на глазах, за  несколько кратких
секунд. Она  не  сказала ему ни слова с тех пор, как они вернулись в бункер,
улизнув от ромагинских гвардейцев.  Он  точно  знал,  как  потрясена она тем
фактом, что  по ее вине Бейб  носит руку на перевязи, упакованную в  тяжелые
целебные бинты.  Корги с Мейной  шагали во главе, потом  Рыба вел Сиэ, потом
Бейб, потом он сам с Ханком на плече замыкал шествие. Миновали озеро, срезав
путь  по берегам, какое-то  время змеями  ползли вниз через фосфоресцирующие
проходы,  повернули  наверх  и  наконец  вынырнули  в  прямой  туннель   без
каких-либо диковин. Тоэм прикинул, что до поверхности футов десять-двадцать,
а то и все тридцать.
     Ханк уже пригибал  его  к  земле  своей тяжестью,  в  плече  отдавалась
пульсирующая боль. Теперь они не могли рассчитывать на поддержку реактивного
пояса,   и  он  принял   вес  мутика  целиком  на  себя,   лишившись  помощи
дегравитатора и пропеллеров, встроенных в волшебную перевязь.
     - Уже недалеко, - сказал Ханк, уловив, как ему нелегко.
     -  Даже не верится,  - сказал  Бейб,  посасывая цилиндрик, свернутый из
табачного  листа.  - Даже не верится, что мы в конце  концов готовы устроить
грандиозное шоу.
     - Хотел бы я понять, - добавил Тоэм, - что это за грандиозное шоу.
     - Поймешь. В свое время поймешь.
     Тоэм  пытался вспомнить, давно ли все это началось. И, как ни  странно,
не смог.  Неделю назад,  месяц, год  - неизвестно. Он лишь знал,  что прошел
длинный  путь  от  хижины до "Джамбо",  а  потом  до  "извращенца".  Пересек
миллионы миль пространства и тысячелетия цивилизации.  Неким образом  судьба
его  оказалась  связанной  с  этими полулюдьми. В  самом началев  его  жизни
присутствовало всего  несколько человек. Родители, девушка, которую он любил
- или думал в своей неопытности, будто любит, - немногочисленные приятели из
племени. Теперь в жизнь вторглось  огромное число  людей и полулюдей, на все
дальнейшее существование которых он прямо или косвенно оказывал хорошее  или
плохое  влияние.  Его  бросило в пот от внезапного  осознания,  что  за этот
период в неделю-месяц-год он  перебил столько  же  человек,  сколько знал  в
своей прошлой жизни.
     - Еще полмили, - объявил Корги, оборачиваясь через плечо.
     Еще полмили, и что? Что должно произойти, когда мутики соберутся вместе
и  сделают свое дело? Кто такой Старик? Что такое Порог? Хочет ли он принять
в этом участие, и разрешат ли они ему, если он даже захочет? Последняя мысль
тяжело  уязвила. Он думал, что нравится им - если не говорить о Мейне,  - но
как можно  с уверенностью утверждать?  Можно ли судить  об этом  народце  по
стандартам нормальных людей? Сама  Мейна велела  ему не  навязывать ей своих
нравов и ценностей. Действительно ли  они хотят создать мирную вселенную или
это  прикрытие более широкого плана перестройки порядка вещей? Его  рассудок
зациклился сам на себя. Но что бы  ни близилось, что ни осталось бы  позади,
он не представлял себя никем иным, кроме извращенца. Их цель по крайней мере
выглядела справедливой, первой правильной целью или мотивом, обнаруженным им
в  цивилизации.  И  в личном  плане он попался на удочку к  этим  людям -  к
забавному   Бейбу,   к  Рыбе,  автору   песен,   к  компетентному  Корги,  к
несравненному Ханку, даже, может быть, к Сиэ, после того, как понял его... А
ведь было еще и шипенье в кустах...
     - Ну вот, - сказал Корги, когда все они собрались вокруг него.
     Вверху под углом зиял небольшой проем.
     Сверху  дул  свежий  бриз,  шевелил  волосы,  щекотал  ноздри  ароматом
свободы.
     -  Мы  давным-давно прочистили  это устье,  пробиваясь  к  поверхности.
Черный ход  на всякий пожарный случай. Он  выходит наверх среди груды камней
прямо за воротами.  Прикрытия нет над пространством примерно в тысячу футов.
Помните,  как только  выберетесь наружу,  бегите. Стена очень  близко, а нам
нельзя привлекать к себе внимание. Не  останавливайтесь, не превращайтесь  в
мишень для стрельбы.
     А  потом  Корги  начал змеей ввинчиваться вверх  в черноту,  двигаясь с
поразительной быстротою на взгляд того, кто считал, будто у него нет глаз, и
совершенно нормально, если вспомнить, что у него есть радарные клетки. Грязь
сыпалась вниз  горстями,  но ничего не  обрушивалось.  Следующей отправилась
Мейна  с  Сиэ, прошла,  ни на что не обращая  внимания, слилась  со стенами.
Исчезла. За  ними  последовал Рыба, потом,  по настоянию Тоэма, Бейб. Они  с
Ханком остались  последними. Он напряг  всю свою мощь и рванулся  вперед. Он
испытывал  благодарность  к новому  сильному  телу, без которого  никогда не
сумел бы проделать все то, чего от него ждали.
     Пробились из-под  земли, как и обещал  Корги, среди груды камней. Прямо
впереди  маячило темное переплетение кустов  и деревьев.  Интересно, подумал
он, перенесут ли они  и деревья с  пещерами, а потом  решил, что не  станут.
Повсюду   полным-полно  других  растений,  точно  таких   же,  так  что  нет
необходимости перебрасывать все  без исключения. Может быть, в старом городе
эта купа  кустов и деревьев располагалась  поближе к выходу. Тысяча футов  -
чертовски длинное расстояние, когда стража  так близко. Он покрутил  головой
заодно с Ханком,  рассматривая стену, до  которой  не набиралось  и  двухсот
футов.  Когда   он  добежит  до   деревьев,   где   сейчас  ждут  остальные,
растительность скроет  их  отступление в назначенное Стариком место встречи.
Единственное   опасное  место  -  вот  это   открытое  пространство.   Снова
напрягшись, он вынырнул из-за  камней  и побежал.  Ноги  слегка  вихлялись в
щиколотках на сыпучем  песке. Однако он  добежал бы - должен  был  добежать,
если бы в  тот момент нескольким  горожанам  не вздумалось  выйти за ворота.
Распахнулся гигантский портал, хлынул поток  света, освещая дорогу путникам.
И накрыл их с Ханком. Высветил четко. Ярко. Не  прошло и  пяти  секунд,  как
вспыхнул  луч  посильней и  поймал его.  Песок вскипел, кругом  заплескались
бьющие чуть-чуть мимо лазерные лучи. До зарослей было бесконечно далеко.
     Прожектора,  которых  горело теперь  больше десятка,  начали обшаривать
кусты, где вырисовывались  темные фигуры Корги,  Бейба  и прочих.  Полыхнули
лучи,  обдав сорную траву пламенем. Кусты занялись быстро, крошечный  язычок
огня прыгнул,  вырос  в непреодолимую стену.  Все  повыскакивали оттуда.  Он
видел, как Мейна упала на живот, прицелилась и поразила из лазера прожектор.
Другой. Еще один.
     Он бежал, свесив на сторону болтающийся язык, как собака. Упал на песок
рядом с  прочими, вытащил собственный  пистолет.  Ханк  тоже сжимал оружие в
щупальце. Они  открыли стрельбу. Он видел из своего укрытия валившихся там и
сям со стены стражников. Но большинство ромагинов не давали себя подстрелить
с такой легкостью, сидя за чересчур хорошо укрепленными стенами  и  чересчур
опасаясь лазеров. Мейна упорно палила по прожекторам, каждый раз попадала, и
с каждым разом  свет, заливавший то место, где они прятались, становился  не
столь  ослепительным. Стража на стенах  искала  источник  ее  луча,  пытаясь
поточней  зафиксировать  точку.  Каждый  следующий  ее  выстрел  облегчал им
расчеты, помогал выбрать правильный вектор. Из ворот вышел отряд гвардейцев,
передовая шеренга неустанно палила, прикрывая наступление.
     - Бегите! - заорал Корги и последовал собственному совету.
     Они запрыгали  по  песку, обогнули  стену огня,  которая  на  мгновение
отгородила их от войска. Однако и ромагины должны были вскоре ее преодолеть.
И неожиданно  преодолели. Раздался крик. Тоэм,  глянув  направо, увидел, как
Рыба загребает воздух, с усилием машет руками, будто плывет  в очень плотной
воде. А потом падает, загорается, переворачивается несколько раз и затихает.
     Тоэм посмотрел на часы.
     Сперва ничего не увидел. Потом чистым усилием воли сфокусировал зрение.
До  прибытия Старика оставалось еще  десять минут. Вспышка пурпурного  света
снесла Сиэ  голову, тот упал на колени, и Тоэм понял, что десять минут - это
может быть слишком много. Слишком.



     Они отступили за песчаный гребень, паля в массу ромагинских гвардейцев,
собравшихся за нанесенными ветром дюнами впереди. Тоэм знал - все решится за
считанные минуты,  пока  офицеры не отдадут флангам  приказ  продвинуться  в
стороны  и  окружить  мутиков.  Хуже  всего,  что  их  слишком  мало,  чтобы
предотвратить   это   каким-либо  образом.   Откуда-то   издалека   уверенно
надвигалось жужжание пустынного  танка,  все  ближе, все громче.  Когда танк
доползет, встанет  между ромагинами и мутиками и начнет  метать снаряды, все
они  до  последнего  будут мертвы.  Понятно,  гвардейцы не  станут рисковать
собственной  жизнью,   раз   смертоносная   и  эффективная   боевая   машина
спокойненько перебьет мутиков.
     Мейна  оплакивала  Сиэ и Рыбу. Он впервые  видел ее плачущей настоящими
слезами.
     Корги проклинал наступавшую артиллерию.
     И тут, при мысли об артиллерии, Тоэм  вдруг  вспомнил про  "Джамбо-10".
Память  о нем схоронилась где-то  в  мозгу, завалившись в чулан и покрывшись
пылью.
     Да ведь  у  него  в  ухе  крошечный  аппарат  связи! Он поднес  палец к
мясистой мочке. Шарик по-прежнему  сидел на месте, маленький бугорок, вшитый
в  плоть. Он  стиснул его  двумя  пальцами,  раздавил,  приведя  в  действие
химический передатчик. "Джей-10" должен  мгновенно начать  пробиваться через
пески, прожигая себе путь лучом. Восемьсот миль при  максимальной скорости в
двадцать четыре тысячи миль  в час. Это значит, он будет здесь через... Тоэм
быстро принялся за кое-какие расчеты...
     Но  не успел даже прийти к определенному  мнению  насчет относительного
времени  прибытия, как услыхал рев могучих двигателей, воздух жалобно взвыл,
треснул, разорвался надвое, точно старый изношенный занавес. На расстоянии в
сотню  миль  пальнули  тормозные  ракеты,  осветив небо. А потом  гигантская
машина грохнулась в сотне ярдов впереди, скрыв их от большинства ромагинов.
     Высунулся   крошечный   акустический   электроннолучевой   осциллограф,
закрутился, ловя его голос, записанный в памяти.
     - Назад и направо, - сказал он. - Перебей вон тех солдат.
     "Джамбо" скорректировал позицию. Ромагины  сперва его  приняли за  свою
собственную  машину,  чудесным  образом   кем-то   присланную  на   подмогу,
повыскакивали  и,  смеясь,  побежали  навстречу.  Восклицания  и  фырканье в
основном смолкли, когда первые  ряды были скошены лазерной пушкой. Гвардейцы
обратились  в  бегство. Но  пушечные  лучи  и  газовые  гранаты  крушили, не
разбирая,  пески  и  людей.  Бронированный  танк,  заметив  робота-исполина,
развернулся и попытался уйти. Он прополз десяток ярдов,  прежде чем лазерная
пушка разнесла его в прах.
     Мутики ликовали. Бейб обхватил Тоэма  за шею и чуть не удушил его одной
рукой, одновременно пихая другой, забинтованной.
     - Твой? - прокричал Корги.
     - Мой! - Он  обернулся  к "Джамбо-10",  усевшемуся со  всем вооружением
наготове. - Расслабься! Урчание немного смягчилось.
     - Будем  двигаться  перед ним к месту встречи со  Стариком. Мы  оставим
себе  этого  "Джамбо",   -  взволнованно  заявил  Корги.  -  Он   нам  может
понадобиться, прежде чем все кончится.
     - Эй! -  крикнула Мейна, указывая на медленно выплывавшие на  небольшой
высоте из ворот  сани.  В них сидела  одна-единственная фигурка.  Маленькая.
Когда сани  приблизились, Тоэм  разглядел, что это мальчик с белыми глазами,
альбинос, который был вовсе не альбиносом.
     - Тоэм! - заорал Ханк. - Прикажи "Джамбо"...
     Но "Джамбо" исчез.
     На долю секунды для Тоэма вообще все исчезло, а потом...
     Сокрушительная вспышка света!
     Еще одна, ослепительная!
     И еще!
     А из тумана озоновых облаков появилась она, безликая, легкой  походкой,
покачиваясь грациозно...
     Но без лица...
     И без имени...
     Он сосредоточился  на лице, на том, каким оно должно было быть, на том,
каким он его точно помнил...
     Глаза зеленые...
     Зеленые, зеленые, зеленыезеленыезеленые...
     Источающие  сладость   губы,  крошечный  розовый  язычок,  облизывающий
маленькие зубки в порыве страсти...
     Шипение...
     Раздался  вопль,  которые  не  вписывался  в  видение.  Греза  на   миг
развеялась,  и  он  вновь  обрел контроль  над  своим  телом.  Потом  дурман
навалился еще плотней.
     Сокрушительная вспышка света!
     Еще одна, ослепительная!
     И еще!
     Шипение...
     Он коснулся ладонями ее грудей, заглянул в безликое лицо...
     Снова  визг. На  сей раз  совсем близко.  Собственно, прямо в  ухе.  На
секунду мир  снова открылся. Белоглазый мальчик  стоял на земле на  коленях,
позади сани висели в  воздухе. Щупальца Ханка тряслись, извивались. Это Ханк
вопил!
     Сокрушительная вспышка света!
     И еще!
     И из тумана выходит она...
     Его охватила жажда насилия...
     Визг Ханка был  только прелюдией к последовавшему затем визгу мальчика.
Он перекрывал все возможные визги Вибрировал всеми мыслимыми децибелами. Это
был миллион  миллиардов  воплей,  рвущихся из  бездны,  дробивших  скалы его
ушей...
     Сокрушительная вспышка света!
     Она, обнаженная...
     Но  грезы  оказались  нестойкими.  Они  отступали,  как  волны  прибоя,
становясь с каждым разом слабее,  постепенно сходя на нет.  Хорошо  бы, чтоб
Ханк прекратил вопить.
     Вспышка света...
     Она поворачивается, обнаженная...
     И еще од...
     Все  визги  стихли,  и  вместе с ними улетучились  крохи кошмара, следы
грез. Он озирался, как пьяный. Остальные тоже приходили в чувство. Полдюжины
танков  карабкались  по  пескам, считая, что мальчик по-прежнему создает для
них защитный экран.
     - Расколоти их! - крикнул он "Джамбо".
     Вздернув   стволы   и   пушечные   жерла,    робот   закидал   танкетки
скорострельными  гранатами  и газовыми  снарядами, расколошматил их в  пыль,
разворотил городскую стену и отогнал оставшихся гвардейцев  в центр столицы,
подальше от стен.
     Тоэм  почуял,  что  щупальца  Ханка  начинают ослабевать. Он  впервые с
момента  устроенной  мальчиком  атаки повернул  голову,  чтобы взглянуть  на
мутика. На  губах его пузырилась  кровь. Тоэм рухнул на колени,  снял Ханка,
бережно опустил на землю. Все прочие собрались вокруг. Веки Ханка отяжелели,
наполовину прикрыли  глаза.  Кровь  текла  изо рта,  из  обоих ушей. Он  был
бледен. Он умирал.
     Теперь Тоэм  чувствовал,  как подступают  слезы. Рыба мало что для него
значил. Рыба был  отщепенцем, одиночкой. Для Сиэ  конец стал  благодеянием -
это  создание призывало смерть. Но Ханк... Ему хотелось ворваться в  город и
перерезать  глотку каждому попавшемуся  на глаза солдату.  Он кипел яростью,
палил  из самых главных  орудий. И плакал. Сквозь гнев и  ненависть все-таки
пробивалась нежность.
     Кровь безостановочно стекала с губ Ханка.
     - Ханк, Господи, кто он такой?
     - Это не тот мальчик, - слабо вымолвил Ханк.
     - А кто?
     - Мутик...
     - Но он действовал против нас!
     Ханк закашлял, хрипя и выплевывая красные клочья.
     - Тоэм,  представляешь  себе мутика, родившегося без тела? Нет, я не  в
бреду. Другие подтвердят. Родившегося без тела, одно только сознание, чистая
сущность, не заключенная в оболочку плоти.
     - Я не понимаю.
     -  Белоглазые похожи друг на  друга, они всегда одинаковые.  Это  живая
фабрика  грез,  психоделик-наркотик.  Они создают  себе  псевдоплоть,  тело,
которое  мы видим, пользуясь грубой силой мужских желаний.  Похоть,  похоже,
сильнейшая из основных  мужских  эмоций.  Кое  в  ком она  так  сильна,  что
белоглазый способен сотворить из нее тело, извлечь  из этих помыслов силу  и
соткать  для  субстанции  оболочку.  Когда-то   мужчины  стремились   добыть
пропитание, и это больше  всего занимало  их  мысли,  но теперь никто уже не
голодает.  Некогда  чувство  самосохранения было  главным,  но  теперь и оно
ослабело. Умершего часто можно оживить.  Смерть не всегда необратима.  Потом
это была любовь  к семье.  Но в  большинстве  людей она умерла давным-давно,
когда современный мир поставил на первое место  эгоистическую любовь к себе.
И  теперь это похоть. Белоглазые - реальные творения похоти. Когда рождается
один  из них,  мужчины  стекаются  к лону,  чтобы дать  ему плоть в обмен на
правдоподобные грезы.
     Он  снова закашлялся кровью. Закрыл глаза и какое-то время легко дышал.
"Джамбо" продолжал бомбить стены.
     -  Мальчик  облекается  в   их  желания.  Но  форма  всегда..,   всегда
одинаковая.
     Тоэм  оглядел  окружающих. Мейна  плакала.  Возможно, и  Корги  тоже  -
желтизна обрела совсем другой оттенок, которого Тоэм еще ни разу не  видел в
радарной ткани. Возможно, то были слезы.
     -  Как плохо.., все вышло.., с Тарлини, - сказал Ханк. - Ужасно  плохо,
Тоэм.
     А потом  умер - и  "встретил конец свой,  как истый мужчина, когда-либо
живший  на  свете".  Тоэм  узнал  в  этой  фразе  строчку  каких-то  стихов,
вычитанных в  книжках из запасов  Тригги Гопа. Он отдернул  руку от залитого
кровью подбородка и встал.
     - Нам надо идти, - сказал вдруг Корги, отворачиваясь от останков Ханка.
- А то они вызовут тяжелую артиллерию.
     Тоэм велел "Джамбо" следовать за ним.
     Они тащились  через  пустыню,  испытывая  страшную усталость  в  каждой
правильно и не правильно сложенной косточке.
     - Он тут, - объявил наконец Корги, чуточку просветлев.
     - Старик, - уважительно пояснил шепотом Бейб.
     Тоэм  увидел  средь темных  теней деревьев тень  побольше, напоминающую
корабль. Люк распахнулся. Они вошли внутрь.
     - Добро пожаловать, - сказал Старик. Тоэм охнул.
     - Боже милостивый, Тригги Гоп!



     - А кто ж еще? - поплыл из стены голос. - Будь я проклят!
     - Не думаю. А остальные?
     - Мертвы, - бесстрастно и со всей поспешностью доложил Корги. Казалось,
ему не хочется распространяться об этом.
     На минуту установилось молчание, потом Тригги заговорил.
     - Бывает. Так было с  другими  из наших рядов и будет случаться впредь.
Но мы должны помнить о цели. Фактически нам всем  может выпасть шанс умереть
за нее. Ромагины  разведали через  свою  шпионскую сеть, что  большое  число
мутиков неведомыми путями проникли в миры Федерации.  Они не установили, что
неизвестное транспортное средство - это я. Подозрения, однако, возникли. Они
не спускают глаз с Колумбиада, где сосредоточены самые крупные наши силы.  В
любой момент  могут атаковать и попытаться убить наших побольше,  прежде чем
мы сможем сделать свой ход.
     -  Что  решаем?  - спросил  Корги.  -  Я  предвижу  девяностопроцентную
вероятность их нападения. Все нахмурились.
     - Нехорошо, - вздохнул Тригги.
     -  Но,  -  продолжал  Корги,  -  как  ни  странно,  вероятность  успеха
составляет всего тридцать пять процентов.
     - Ты уверен? - переспросил Тригги.
     - Абсолютно.
     Все попадали на  лежанки. Присутствовали тут  также десять  нормальных,
сочувствующих  мутикам жителей  столицы - десять из трех  миллионов, которые
что-то реально делали против творившейся на их глазах несправедливости.
     - Совершим переброску через четыре часа, - объявил Тригги.
     Послышались взволнованные вздохи и бормотание.
     - А мы готовы? - спросила Мейна.
     -  Да, милая детка. Вы  -  последняя эвакуирующаяся колония.  Поскольку
идея о перемещении всей вселенной, которую  предложил  Ханк, ваша, вы будете
моим оперативным штабом.
     Все заулыбались.
     - Теперь  прошу всех пристегнуться ремнями. Тоэм, иди  в главный отсек,
подключись   к   гипноучителю.   В  твое  отсутствие   я  приготовил  запись
полномасштабного  курса, охватывающего все от "а" до "я". Он  даст словарный
запас и рассчитан  на восприятие всеми органами чувств. Этот курс  все  тебе
объяснит. Он поднялся.
     - Надеюсь.
     - Обязательно. Я уверен. Работа проделана великолепно - не сочти, будто
хвастаюсь.
     Пока  остальные  пристегивались, Тоэм  вышел и  отыскал гипноучитель. И
успел застегнуть ремни перед стартом.
     Записи оказались очень хорошими.
     Он  шагал над  вселенными,  разглядывал  сверху  каждую.  Не  задаваясь
вопросом,  где  расположена  точка наблюдения,  просто  следил  за  показом,
устроенным  исключительно  с  целью  гипновнушения.  Он  понял,  что  каждая
вселенная  (а  были   их  неисчислимые  триллионы)  -   вещь   необъятная  и
бесконечная,  и  все-таки  каждая  отделяется  от   других  стенкой,  вполне
определенным барьером, который и окрестили Порогом. Каждую вселенную отделял
от соседей  один  слой  молекул.  Фактически  этот  слой  состоял  из  одной
молекулы, растягивающейся во всех направлениях до бесконечности, но нигде не
пересекающейся с какой-либо другой молекулой скорлупы.
     Он  понял,  что  мутики  обладают  способностью  выявлять эту  область,
наблюдать ее в естественном виде,  точно так  же, как  он сейчас  видел. Они
могли  определить  местонахождение   своей  собственной   вселенной  в   сей
бесконечной процессии. Силой  разума мутики могли воздействовать на молекулу
скорлупы, растянуть и пробить ее, проделав выход в соседнюю вселенную. Силой
мысленных  полей они могли охватить  свою  вселенную,  сдвинуть  с  места  и
подтолкнуть к выходу. Усердно сосредоточившись, они могли не охватывать миры
ромагинов и сетессинов, оставив их позади.
     Однако  вселенная мутиков не должна была слиться с соседней  вселенной,
прорвавшись через молекулу  скорлупы на другую  сторону. Соседняя  вселенная
ударится  о молекулу  скорлупы с  противоположного конца и  выскочит прямо в
третью вселенную. Третья почти  одновременно налетит на четвертую, четвертая
на пятую,  пятая  на шестую. Это  положит  начало бесконечной цепи.  Процесс
естественной переброски вселенных никогда не  закончится. Никаких негативных
последствий не предвидится, поскольку процесс идет вовсе не по замыкающемуся
со временем на себя кругу.
     Мутики  хотят   охватить  свою  вселенную   целиком,   за   исключением
воинствующих миров, и протолкнуть таким образом через выход девяносто девять
и девять десятых процента. Прорехи на месте  мирных миров в старой вселенной
останутся  пустовать (но тут еще  есть  кое-какие  неясности), равно как и в
новой останутся  дыры  на  месте воюющих.  Весьма смахивает на  операцию  по
удалению  раковой  опухоли, когда кусочки  злокачественной  ткани  - миры  в
данном случае - вырезаются  и  выбрасываются. Что  станется  с  ромагинами и
сетессинами  в  огромной  пустой  вселенной,  никого  не  волнует.  Жестоко?
Возможно, но разве не стоит  всего этого благо нейтральных народов, втянутых
в восьмивековую войну?
     Все  это  было  поведано  Тоэму  не  словами,  а  мысленными  образами,
умозрительными концепциями, которые он впитывал каждым органом чувств.
     И наконец-то понял.
     - Ну? - сказал Тригги Гоп, когда он вернулся от гипноучителя.
     - Теперь все ясно.
     - И ты с нами?
     Он ухмыльнулся  стене, откуда на  него должны были  взирать  встроенные
камеры.
     - Конечно.
     - Я рад. Ты заинтриговал меня при первой встрече. Я не удивился, узнав,
что ты попал в группу Корги. Нисколько. По правде сказать, ты настолько меня
заинтриговал, что я принялся за сочинение опуса о твоих странствиях. Надеюсь
получить от  тебя полный  отчет,  чтобы  поработать  над  стихами,  когда мы
пробьемся в новую вселенную и великий труд завершится.
     - Героический эпос?
     - Нечто вроде.
     - Вы ведь знаете, что поиск мой безнадежно бесплоден.
     - Ну, это мы еще посмотрим.
     - И смотреть нечего. Полный провал.
     - Время лечит любую  рану. Ну  а пока не  отстегивайся. Через несколько
минут садимся на Колумбиада. Мне надо присматривать за посадкой.
     Тоэм  откинулся  на  спинку  кресла. Концепция  выглядела шатко. Мутики
пытались  перебросить  столицу  Базы-II  в другую  вселенную.  Но  они  ведь
открыли, что проще переместить все, за исключением  ромагинов и  сетессинов!
Он до сих пор не уяснил  до конца. Бесспорно, воюющие стороны угнетают целый
народ - мутиков -  и  мешают  жить  миллиардам других людей. Положить  конец
войнам - жест решительно благородный. Он желает принять в этом участие. Ради
этого стоит жить. И шипение в кустах... Заполняется место пустого лица...
     Выстрелили тормозные ракеты, библиотека дрогнула...
     Время помчалось быстро...



     - Сядь вон там, - сказал Корги, указывая в другой конец комнаты, полной
мутиков, на пустое кресло рядом с Мейной.
     - Возле нее?
     - Почему нет?
     - Она ненавидит меня всеми фибрами. Корги саркастически улыбнулся.
     - Неужели?
     - Правда. Пожалуйста, посади меня где-нибудь в другом месте.
     - Ты действительно веришь...
     - Слушай, Корги, она разорвет меня в клочья, если я подойду.
     - Дурак.
     - Слушай, не называй меня так. Сейчас все в шоке, так что заткнись.
     Корги схватил его за руку.
     - Нет. Ты дурак.  Дурак, раз не соображаешь, что в тебя кто-то влюблен.
Конечно, твоя Тарлини никогда не смотрела на тебя так, как Мейна.
     Тоэм насупился в нерешительности.
     - Я...
     - Ты дурак. И еще раз скажу: дурак.
     - Нет. Знаешь, она сказала, будто я не понимаю...
     -  И  в  самом  деле.  Ты  не  понимаешь,  что  ее  научили  воевать  с
нормальными, считать себя  лучше, а  она вместо этого влюбилась в  одного из
них. Все ее моральные нормы и ценности  поколеблены.  Она сражалась с тобой,
чтобы  приободриться,   восстановить  свою   веру,   пошатнувшуюся  в  твоем
присутствии. Она влюбилась  -  да -  с первого взгляда. Ты  же думал лишь об
одном - как найти Тарлини. Ты когда-нибудь говорил Мейне, что любишь ее?
     - Нет!
     - Но ведь это правда?
     Он попробовал возразить, но не нашел слов.
     - Она хочет удостовериться, что  ты нас понимаешь, ибо  тогда ее любовь
получит оправдание. А теперь иди, сядь с ней рядом. Час настал.
     Он немножко  поколебался и зашагал  через комнату Во всех отсеках чрева
Тригги  Гопа  были  мутики.  Две  тысячи  мутиков.  Остальные  из  их  числа
оставались на электронной связи со Стариком. Момент надвигался.  Он свалился
в кресло, взглянул на нее и в конце концов вымолвил:
     - Желаю удачи.
     - Спасибо, герой Тоэм.
     - Ради Бога...
     Но его перебил Тригги.
     - Окей, давайте готовиться. Возможно, у нас не осталось времени, но все
равно  попытаемся. И если  сегодня нас ждет удача,  запомним, что это Ханк -
отважный и умный  мужчина, погибший за нас,  -  принес  этот  план. А теперь
первый этап.
     Тоэм разглядывал дикое сборище -  двуглавых мужчин, грациозных нимфочек
с   постоянно   менявшими  цвет   глазами,  крылатых   людей.   Великолепная
фантасмагория. Они погрузились в транс, точно составляли единое существо.
     Последним словом, произнесенным Мейной, было: "Тоэм".
     Он смотрел  на ее  полные губы, смыкавшиеся во сне.  Может  быть, Корги
прав.  Может быть, он величайший  из дураков,  спускавшихся  по  космическим
орбитам за  тысячу  лет. Он положил  ей на плечо руку,  хоть она  этого и не
чувствовала, и стал ждать.
     - Второй этап, - сказал Тригги Гоп.
     Никаких  зримых  внешних  перемен в  мутиках  не  произошло,  но  Тоэму
показалось, будто он чует, как уходит в сторону духовный поток.
     - Тоэм! - рявкнул Тригги через динамик. Он выпрямился.
     - Ромагины Боже милостивый, десяток "Джамбо" приближается к Колумбиаду.
Они обнаружат нас, прежде чем мы сможем взяться за дело.
     - Могу устроить охоту на дикого гуся с "Джамбо-10".
     - Возьми ее с собой, - сказал Тригги.
     - Но...
     - Она не хотела бы, чтобы ты улетел без нее. Иначе не стала бы выручать
тебя на Базе-II. Другие эвакуировались раньше. Они вполне могли уйти прежде,
чем тебя начали бы пытать и ты выдал бы их полиции.
     Рот его невольно раскрылся.
     - Все знают, кроме меня.
     - Ты исключительно глуп. А теперь двигай.
     Он поднял легонькую девушку-кошку и понес  в отсек, где ждал  "Джамбо".
Если его ждет смерть, что вполне вероятно, он будет не одинок.
     - Третий этап, - сказал позади Тригги.
     Они парили, как семена смерти, над Колумбиадом, сканируя лежавшую внизу
планету.  Тоэм бросил "Джей-10" вверх над горизонтом и зашел сзади. Они были
слишком  заняты поисками  скопления  мутиков  на Колумбиаде,  чтобы  следить
заодно   за   пространством.  Он   включил   коммуникационную   систему  для
прослушивания их переговоров. Если ими управляют  не ромагины, а живой мозг,
ему  не  удастся  в  бою  действовать  с  такой  же  скоростью.  Но  у  него
преимущество во  внезапности. Он пристроился сзади к звену и приготовил  все
семь ядерных ракет. Преимуществом надо воспользоваться быстро.
     - Я их накрыл. Мерисив-Сити. По-моему, это Летучая библиотека.
     - Заговор Федерации! - сказал другой.
     - Мы накроем...
     Ждать  смысла не было. Они с  каждой секундой приближались к  Тригги, и
именно этому он должен был помешать. Он нацелил каждую ракету в разные точки
звена, нажал все спусковые кнопки и  затрясся от толчков. Вспыхнул  ярчайший
ослепительный свет от  взрыва  всех  семи  ядерных боеголовок. Семь "Джамбо"
разлетелись в пыль при прямом попадании, а еще один развалился, угодив между
двумя  взрывами. Другие два никак не  могли оправиться от подобного поворота
событий.
     - Кто остался? Кто остался? -  гавкал командующий  "Джамбо". - Кто  вы,
двое?
     - Я - Сангелит, - доложила вторая машина.
     Нечего  терять время. Он не знал,  какое имя назовет следующий, так что
ударил  по  Сангелиту  из лазерной  пушки,  пробив дыру в тупом  конце,  где
располагались силовые установки.
     - Изменник. Боже мой, это изменник! - завизжала командующая машина.
     Луч ринулся на Тоэма и промазал, бешеный, словно ад.
     Мейна застонала рядом с ним в кресле.
     Он  рванул  назад  ручку  набора  высоты,  швырнув  "Джамбо"  вниз.  Но
недостаточно  быстро.  Луч  поймал  камеры  наблюдения, разбил  их,  ослепив
корабль. Пришлось полагаться на один радар.  И  вдруг все стало очень плохо,
ибо  на  экране  возник десяток  новых  огоньков,  надвигавшихся из  глубины
пространства. К одинокому ромагину  шла помощь.  И  ежели вновь  прибывающие
наблюдали на радарах ход битвы, им известна виновная сторона.
     Он  протянул руку,  погладил  шелковистые  волосы прекрасного существа,
прикорнувшего рядом.
     Далекие  огоньки  разрастались.  Он не  мог биться с  ними  при  помощи
лазерной  пушки, нет -  каждый  из них  нес по  семь  ракет.  Как  только он
вспомнил про ракеты, на экране вспыхнули три огонька поменьше и стали быстро
приближаться. Будут тут через считанные секунды.
     Он  расстегнул  на  ней предохранительный пояс  и пересадил к  себе  на
колени. Он хотел одного - чтобы она сейчас пришла в сознание и сказала  ему,
что он был дураком. На  экран он оглянулся  как раз в  тот момент,  когда  и
ракеты, и "Джамбо" сгинули без следа...



     В  пищеварительном  тракте  Тригги  Гопа  царило   буйное  веселье.  Он
поотключал почти все аудиорецепторы, чтобы не заработать  сотрясение  мозга.
Спутники-роботы, которых  они расставили в космосе,  передавали сообщения из
районов, где располагались  миры  ромагинов и сетессинов.  Миры эти исчезли,
остались позади. Но, чего не ожидал никто, кое-какие пустоты заполнили новые
миры.  Очевидно, дыры  в их  вселенной заткнули соответствующие остатки той,
которую они  отсюда  вытолкнули.  И если  верить снимкам  спутников-роботов,
планеты  эти заселены  не  нормальными  людьми,  а  мутиками. Естественными,
натуральными  мутиками, а не плодами радиации. На одной из новых планет жили
- честное слово!  - сатиры! На другой  - тритоны и русалки. Ах, если бы Рыба
был жив!  Они,  ненормальные,  попали  в  мир, где ненормальность  считается
нормой. Тут им самое место.
     Он еще раз попробовал  связаться с "Джамбо-10".  И  на сей  раз получил
ответ.
     - Алло?
     - Тоэм, почему ты,  ради Господа Бога, не отвечаешь? Я тебя вызываю два
с лишним часа!
     - Для начала, - сказал Тоэм, - что стряслось с ракетами и "Джамбо"?
     -  Я  предупредил  всех,  чтоб  их  не  трогали,   когда  мы  совершали
перемещение. Они остались в старой вселенной.
     Молчание. Только мурлыканье, точно животное шипело в кустах...
     - Тоэм!
     - А?
     - Вы оба в порядке?
     -  Конечно. В полнейшем.  - На  фоне послышалось  шипение  и хихиканье.
Шипение почти кошачье. Хихиканье почти девичье.
     - Слушай, - сказал Тригги. - Ты собираешься на ней жениться?
     На другом конце прозвучал смех. Наконец Тоэм ответил:
     - Собираюсь. Только не понимаю, какое вам дело до этого, Тригги.
     - Будь я проклят! Мне до этого безусловно есть дело. Она - моя дочь!
     - Ваша дочь... - Голос  перешел в вопль,  а Тригги  не успел  отключить
связь.  Он посмеивался. Последнее  слово осталось  за  ним,  что весьма  его
радовало. Ему предстоят  грандиозные приготовления к моменту их приземления.
Он устроит  сказочное угощение с тортами, винами и разнообразными крошечными
сандвичами  Но горты окаменели, вина  выдохлись, а сандвичи испортились, ибо
не приземлялись они десять дней.







Last-modified: Fri, 26 Apr 2002 19:56:21 GMT

Оцените этот текст: