нужно было проветрить там комнаты, навести порядок, пополнить запасы еды. "Поедем туда завтра и все устроим", - как-то поутру, за завтраком предложила мне Кэти. Внезапно, будто вспугнутый суслик из норки, Рут вынырнула со дна своего зловещего молчания. Завтра, сердито пробормотала она, ей надо в школу. Вот и славно, ответила Кэти, как раз поэтому завтра самый подходящий день для уборки дачи. Ленивые поэтессы не будут слоняться там и путаться под ногами. "Но я должна поехать", - настаивала Рут с какой-то ярой подспудной решимостью. "Должна? - отозвалась Кэти. - Это почему ж ты должна?" Рут взглянула на мать, потом опустила глаза. "Потому что... - начала было она, потом передумала и оборвала фразу. - Потому что я хочу", - неуклюже закончила она. Кэти засмеялась и посоветовала ей не валять дурака. "Выезжаем рано, - опять обратилась она ко мне, - и берем с собой прогулочную корзинку". Девочка сильно побледнела, попыталась продолжать завтрак, но кусок не лез ей в горло; она пробормотала извинение, не дождавшись ответа, сорвалась с места и убежала из комнаты. Днем я столкнулся с ней снова, лицо ее походило на маску - безжизненное, но угрожающее, полное затаенной враждебности. Я услышал, как в прихожей со скрипом отворилась, а потом хлопнула входная дверь. Вслед за тем снаружи раздались шаги и негромкие голоса. Риверс прервал рассказ и взглянул на часы. - Всего десять минут двенадцатого, - сказал он и покачал головой. Потом, тоном выше, окликнул: - Молли! Это ты? В дверях показалось распахнутое норковое манто, накинутое на алое вечернее платье, квадратный вырез которого обнажал украшенную жемчугом гладкую белую кожу. Над этим нарядом я увидел юное лицо - его можно было бы назвать прекрасным, если б на нем не лежало столь безысходно мрачное выражение. - Хорошо провели вечер? - спросил Риверс. - Отвратительно, - сказала женщина. - Потому и пришли так рано. Правда, Фред? - добавила она, адресуясь к темноволосому молодому человеку, вступившему в комнату вслед за ней. Молодой человек ответил ей холодным неприязненным взором и отвернулся. - Правда? - повторила она, повысив голос, в котором прозвучала едва ли не страдальческая нотка. На обращенном в сторону лице появилась чуть заметная улыбка, темноволосый пожал широкими плечами, но промолчал. Риверс повернулся ко мне. - Ты ведь видел мою крошку Молли, верно? - Когда она была вот такого росточка. - А это, - он повел рукой по направлению к ее спутнику, - мой зять, Фред Шонесси. Я сказал, что очень рад познакомиться; но молодой человек даже не взглянул на меня. Наступило молчанье. Молли провела по глазам усыпанной драгоценностями рукой. - Голова раскалывается, - пробормотала она. - Пойду-ка прилягу. Она направилась было прочь; затем придержала шаг и, очевидно, превозмогая себя гигантским усилием, сказала: - Спокойной ночи. - Спокойной ночи, - хором ответили мы. Но она уже ушла. Без единого слова, точно выслеживающий дичь охотник, молодой человек повернулся и двинулся за ней следом. Риверс глубоко вздохнул. - Они дошли уже до той черты, - промолвил он, - когда секс кажется весьма скучным, если это не завершение ссоры. Вот тебе, пожалуйста, удел малыша Бимбо. Жизнь с разведенной матерью, меняющей любовников и мужей до тех пор, пока ей хватает привлекательности. Или с родителями, которым следовало бы развестись, но они не могут расстаться, ибо питают тайное пристрастие к тому, чтобы мучиться и причинять мучения. И в обоих случаях я ничем не могу помочь. Что бы ни стряслось, ребенку придется пройти через ад. Может быть, он выйдет оттуда, став более сильным и закаленным. А может, его это вконец раздавит. Кто знает? Уж наверное, не эта компания! - Черенком трубки он указал на длинную полку, занятую последователями Фрейда и Юнга. - Литература по психологии! Ее приятно читать; пожалуй, она даже весьма поучительна. Но многое ли она объясняет? Все, кроме самого главного, все, кроме двух вещей, которые в конечном счете и формируют наш жизненный путь: Предопределения и Благодати. Взгляни на Молли, к примеру. Ее мать умела любить, не стремясь завладеть предметом любви. У ее отца хватило смекалки хотя бы на то, чтобы пытаться последовать примеру жены. Две ее сестры росли счастливыми детьми и стали неплохими женами и матерями. У нас в доме не бывало ни скандалов, ни хронических противостояний, ни взрывов. По всем правилам науки психологии Молли полагалось вырасти абсолютно здоровой и уравновешенной. На самом же деле... - Он не закончил фразы. - А потом, существует ведь и другая разновидность Предопределения. Не внутреннее Предопределение, касающееся характера и темперамента, а Предопределение случая - эта его разновидность уже поджидала меня и Рут, и Кэти. На то, что случилось, нелегко смотреть даже в перевернутый бинокль. Наступила тишина, которую я не решился нарушить. - Ну-с, - наконец проговорил он, - давай снова вернемся к Рут, вернемся к вечеру того дня перед поездкой. Я пришел из лаборатории домой, в гостиной сидела Рут и читала. Она даже не взглянула на меня, и я, напустив на себя самый развеселый вид, сказал: "Салют, детка!" Она посмотрела на меня долгим, холодным, зловеще равнодушным взором, потом опять занялась книгой. На сей раз я решил подкатиться по литературной части. "Написала что-нибудь новенькое?" - спросил я. "Да, написала", - с ударением произнесла она, и на лице у нее появилась улыбочка, еще более зловещая, чем прежнее равнодушие. "Поглядеть можно?" К моему великому удивлению, она сказала "да". Поэма еще не закончена, но к утру все будет готово. Я совсем позабыл об этом обещании; однако наутро, уходя в школу, Рут действительно вручила мне один из своих лиловых конвертов. "Вот она, - сказала Рут. - Надеюсь, вам понравится". И, оделив меня очередной ядовитой улыбочкой, поспешила вдогонку за Тимми. Я был слишком занят, чтобы прочесть стихи немедленно, а посему сунул конверт в карман и опять отправился грузить машину. Постельные принадлежности, кухонную утварь, керосин - все это добро я свалил внутрь. Полчаса спустя мы тронулись в путь. Быола с крылечка крикнула что-то на прощание, Генри махал рукой из окошка второго этажа. Кэти помахала в ответ и послала им воздушный поцелуй. "Я нынче словно Джон Гилпин, - счастливо сказала она, когда мы вырулили со двора, - могу шутя любую трудность одолеть". Стояла лирическая пора, какая бывает в начале мая; выдалось прямо-таки шекспировское утро. Ночью прошел дождь, а теперь деревья кланялись свежему ветерку; молодые листочки блестели в солнечных лучах, точно драгоценные; гигантские мраморные облака на горизонте точно вырвались из грез Микеланджело в момент наивысшего взлета его сверхчеловеческой мощи. А еще кругом были цветы. Цветы в пригородных садах, цветы в лесу и дальше, на полях; и каждый цветок нес в себе осознанную прелесть любимого лица, и аромат его походил на тайную весточку из Иного Мира; в воображении я ощущал пальцами гладкость его лепестков, точно прохладный шелк и живую упругость человеческой кожи. Само собой разумеется, мы все еще были благоразумны. Но мир вокруг вдыхал дурман собственного совершенства, пьянел от избытка жизни. Мы переделали все дела, мы покончили со своим прогулочным ланчем, мы устроились в шезлонгах на солнышке и закурили по сигарете. Но солнце чересчур припекало, и мы решили завершить отдых в доме; а потом, конечно, случилось то, что должно было случиться... Случилось, как я заметил между двумя экстатическими приливами, на глазах у портрета Генри Маартенса почти в полный рост, выполненного и преподнесенного ему правлением некоей крупной электрической фирмы, преуспевшей благодаря его профессиональному совету, и столь чудовищного в своем фотографическом реализме, что его пришлось сослать в пустующую спальню загородного дома. Это был один из тех портретов, что не сводят с тебя глаз, как Старший Брат в оруэлловском "1984". Я повернул голову и увидел его, в светлой визитке, величественно взирающего на нас, - персонификацию общественного мнения, запечатленный символ и отражение моей собственной терзающейся плоти. А рядом с портретом стоял викторианский шкаф с зеркальными дверцами, где отражалось дерево за окном, а из того, что находилось внутри, - часть кровати с двумя телами в солнечных зайчиках и движущейся тени дубовых листьев. "Прости их, ибо не ведают, что творят". Но здесь, благодаря портрету и зеркалу, невозможно было прикидываться наивными. И думы о том, что мы совершили, сделались еще более тревожными полчаса спустя, когда, надевая куртку, я услыхал шорох плотной бумаги в боковом кармане и вспомнил про лиловый конверт Рут. Стихи, написанные строфами по четыре строки, на сей раз оказались повествованием, вроде баллады, о двух прелюбодеях, верной жене и ее совратителе, представших перед Богом на Страшном суде. Стоя там в тяжкой, обвиняющей тишине, эти двое чувствуют, как невидимые руки снимают с них все облачения, покров за покровом, пока они, наконец, не остаются абсолютно голыми; ибо их возрожденные тела прозрачны. Легкие и печень, мочевой пузырь и кишки, каждый орган со своим специфическим содержимым - все, все проступает отталкивающе ясно. И вдруг они обнаруживают, что они не одни, что стоят на сцене, в огнях рампы, перед миллионами зрителей, ярус за ярусом; кого-то рвет от отвращенья, а кто-то издевается, обвиняет, взывает к отмщению, требует кнутов и каленого железа. В этих стихах как будто сквозила раннехристианская исступленность, тем более устрашающая, что Рут выросла совершенно вне круга этих зловещих представлений. Страшный суд, геенна, вечные муки - верить в них ее никак не учили... Она лишь использовала эти понятия в собственных целях, дабы выразить свои чувства по отношению к матери и ко мне. Перво-наперво ревность; ревность и отвергнутая любовь; оскорбленная гордость, жестокое возмущение. И для возмущения нужно было найти уважительную причину, а злость представить праведным негодованием. Она подозревала между нами самое худшее, поэтому питала к нам самые ненавистнические чувства. И подозрения эти так захватили ее, что очень скоро перестали быть просто догадками; она поверила в нашу греховность. А когда появилось это убеждение, ребенок в ней почувствовал себя обиженным, а женщина преисполнилась еще более горькой, мстительной ревности, чем прежде. Ощущая, как в груди холодеет от страха, нахлынувшего перед лицом непредсказуемого будущего, я дочитал стихи до конца, еще раз перечел их, потом повернулся лицом к Кэти - она сидела у зеркала, за туалетным столиком, закалывала волосы, улыбаясь в ответ на лучезарную улыбку своего божественного отражения, и напевала "Dove sono i bei momenti Di dolcezza e di piacer?" из "Свадьбы Фигаро". Меня всегда восхищала эта ее неземная безмятежность, это олимпийское je m'en foutisme. Но теперь я взбеленился. Она не имела права не разделять со мной чувства, вызванные стихами Рут. "Хочешь знать, - сказал я, - почему наша крошка Рут так себя ведет? Хочешь знать, что она вообще о нас думает?" И, подойдя, протянул ей два листочка фиолетовой бумаги, на которых Рут написала свою балладу. Кэти принялась читать. Наблюдая за ее лицом, я заметил, как первоначальное выражение добродушного сарказма (ибо стихотворные опыты Рут служили в семье обычным поводом для шуток) уступило место глубокой сосредоточенности. Потом на лбу между глаз пролегла вертикальная морщинка. Кэти хмурилась все больше, а перевернув страницу, прикусила губу. Богиня-таки оказалась уязвимой... Я поквитался с нею; но что толку было радоваться, когда это привело лишь к тому, что вместо одного напуганного кролика в силке очутились два. А к выпутыванию из силков такого рода Кэти была абсолютно не приспособлена. Слишком неприятных ситуаций она просто-напросто не замечала, шла напролом, словно бы их и не существовало. И в конце концов, если она не замечала их достаточно долго и достаточно искренне, они и впрямь прекращали свое существование. Обиженные ею прощали ее, потому что она была так прекрасна и так мила с ними; те, что страдали от избытка желчи или чинили помехи другим, поддавались ее заразительному, божественному душевному равновесию и тут же забывали свои беды и пакостные умыслы. А когда сохранить видимость искреннего неведения не удавалось, она пускала в ход другой прием: без оглядки шла на любой риск; была беззаботно бестактна; совершала чудовищные поступки со всей возможной невинностью и простодушием; откровенно говорила о самых скользких предметах с самой неотразимой улыбкой. Однако в этом случае ни один из способов не годился. Если она промолчит, Рут и дальше станет гнуть свою линию. А если пойдет на риск и выложит все напрямик, одному Богу известно, как поведет себя потрясенная девочка. А между тем следовало подумать и о Генри, и о ее собственном будущем в роли единственной и, по нашему общему убеждению, абсолютно незаменимой опоры для недужного гения и его детей. Рут имела возможность - и, быть может, уже сейчас находилась в соответствующем настроении - разрушить все здание их совместной жизни только ради того, чтобы досадить матери. И женщина с характером богини, но лишенная божественного всемогущества, ничего не могла с этим поделать. Однако кое-что мог сделать я сам, и пока мы обсуждали ситуацию, - напомню тебе, впервые с тех пор, как у нас появилась тема для обсуждения! - это кое-что прояснялось для нас все больше и больше. Мне нужно было сделать то, что я намеревался сделать после первой же апокалипсической ночи - удрать. Сначала Кэти и слышать об этом не желала, и мне пришлось спорить с ней всю дорогу домой - спорить против собственной воли, лишая себя своего счастья. Наконец я ее убедил. Из ловушки был один-единственный выход. Когда мы приехали, Рут уставилась на нас, точно отыскивающий улики детектив. Потом спросила, как мне понравились ее стихи. Я сказал - и это была сущая правда, - что ей еще не удавалось сочинить ничего лучшего. Она была польщена, но приложила все усилия к тому, чтобы это скрыть. Она почти сразу стерла с лица едва вспыхнувшую улыбку и чрезвычайно многозначительно поинтересовалась, что я думаю о предмете повествования. Я был готов к такому вопросу и отвечал, снисходительно усмехаясь. Это напомнило мне, сказал я, великопостные проповеди моего славного добряка-батюшки. Затем глянул на часы, пробормотал что-то насчет срочной работы и ушел, оставив ее, судя по лицу, неудовлетворенной. Полагаю, она предвкушала сцену, в которой ей отводилась роль холодного и неумолимого судии, а я, преступник, должен был всячески изворачиваться или пасть ниц с признанием. Но вместо этого преступник только посмеялся, а судию походя и совсем некстати уподобили болтливому священнику. Эту схватку я выиграл; однако война бушевала по-прежнему и, что было яснее ясного, могла закончиться только моим поражением. Два дня спустя наступила пятница и, как всегда по пятницам, почтальон принес мне письмецо от матери, а Бьюла, накрывая стол к завтраку, положила его на видное место рядом с моей кофейной чашкой, ибо весьма уважала материнские и сыновние чувства. Я вскрыл его, прочел, посерьезнел, перечел снова, затем погрузился в невеселое молчание. Кэти поняла намек и тревожно спросила, нет ли в письме дурных вестей. На что я, разумеется, ответил утвердительно: есть, мол, основания для беспокойства. Здоровье моей матушки... Предлог был обеспечен. Все порешили тем же вечером. Официально, как глава лаборатории, Генри предоставлял мне двухнедельный отпуск. Я отправляюсь десятичасовым в воскресенье, а накануне, в субботу, мы все сопроводим выздоравливающего за город и устроим там прощальный пикник. Одной машины на всех не хватало; поэтому Кэти с детьми отправились первыми на семейном "оверленде". Генри и Бьюлу с пожитками я повез следом на "максвелле". Остальные намного опередили нас; ибо, стоило нам отъехать от дома на полмили, как Генри, по обыкновению, вспомнил, что забыл прихватить какую-то совершенно необходимую книгу, и нам пришлось возвращаться и искать ее. Спустя десять минут мы вновь были в пути. В пути, который вел нас прямиком к встрече с Предопределением. Риверс допил из стакана виски и выбил трубку. - Даже в перевернутый бинокль, даже из другой вселенной, где живут совсем другие люди... - Он покачал головой. - Нет, есть вещи просто непереносимые. -- Наступила пауза. - Ладно, говорить, так до конца, - сказал он погодя. - Мили две не доезжая до места был перекресток, где мы сворачивали налево. Дорога шла по лесу, и сквозь густую листву было не разобрать, что делается за поворотом. Когда мы туда подъехали, я сбавил скорость, дал гудок и на самом тихом ходу повернул. И вдруг увидел в канаве у обочины "оверленд", перевернутый вверх колесами, а рядом - большой грузовик с исковерканным радиатором. А между двумя машинами стоял на коленях молодой человек в голубом комбинезоне - он склонился над отчаянно кричащим ребенком. Поодаль, в десяти или пятнадцати футах от них, лежали две кучи, похожие на груды старого тряпья, на мусор - мусор, заляпанный кровью. Вновь наступило молчание. - Они погибли? - наконец спросил я. - Кэти умерла через несколько минут после нашего появления, а Рут - в карете "скорой помощи", по дороге в больницу. Тимми выжил для худшей смерти на Окинаве; он отделался несколькими порезами и парой сломанных ребер. По его рассказу, он сидел сзади, Кэти вела автомобиль, а Рут сидела впереди, рядом с ней. У них вышел спор, Рут там из-за чего-то бесилась - он не знал из-за чего, потому что не слушал; он размышлял, как электрифицировать свой заводной поезд, да и вообще он никогда не обращал внимания на слова сестры, если та начинала беситься. Если на нее обращать внимание, от этого только хуже будет. Но мать обратила - он слышал, как она сказала: "Ты не понимаешь, что говоришь, - а потом: - Я запрещаю тебе говорить такие вещи". А потом они повернули, и ехали слишком быстро, и она не дала гудок, и этот огромный грузовик врезался им прямо в борт. Так что, как видишь, - заключил Риверс, - тут сыграли свою роль обе разновидности Предопределения. Предопределение случая и в то же время Предопределение двух характеров, темпераментов Рут и Кэти: темперамента оскорбленного ребенка, бывшего вместе с тем и ревнивой женщиной, и темперамента богини, припертой обстоятельствами к стенке и вдруг обнаружившей, что на самом-то деле она всего-навсего человеческое существо и ее олимпийский характер может сослужить ей плохую службу. И это открытие так потрясло ее, что она потеряла осторожность, оказалась не в силах справиться с событиями, которым суждено было привести ее к гибели - к гибели (но это, конечно, произошло уже ради моей пользы, это явилось моментом моего психологического Предопределения) вкупе с самыми жестокими физическими увечьями: глаз выбит осколком стекла, нос, губы и подбородок снесены почти напрочь и смешались с дорожной щебенкой в одно кровавое месиво. И еще ей раздавило правую руку, а сквозь чулок виднелись зазубренные края сломанной берцовой кости. Это снилось мне почти каждую ночь. Кэти спиной ко мне: она лежит на кровати в загородном доме или стоит у окна в моей комнате, набросив шаль на плечи. Потом оборачивается и глядит на меня, а лица нет, одна сплошная кровавая рана, и я просыпаюсь с криком. До того дошло, что по вечерам боялся ложиться. Слушая его, я припомнил двадцать четвертый год и молодого Джона Риверса, которого, к своему великому удивлению, повстречал тогда в Американском университете Бейрута - он преподавал там физику. - У тебя был ужасно больной вид, - сказал я. Он кивнул. - Слишком мало сна и слишком много воспоминаний, - сказал он. - Я так боялся сойти с ума, что взамен чуть не наложил на себя руки. Но тут, как раз вовремя, Предопределение опять вмешалось в мою жизнь, принеся с собой спасительную Благодать в той единственной форме, которая только и могла благотворно повлиять на меня. Я встретил Элен. - На той же вечеринке, что и я. Помнишь? - Честно говоря, нет. На том вечере я не запомнил никого, кроме Элен. Спасенный утопающий запоминает лишь своего спасителя, а не зевак на берегу. - Теперь-то мне ясно, почему у меня не было ни малейших шансов! - сказал я. - В ту пору я с легкой досадой списал все на то, что женщины, даже самые лучшие, даже такие редкостные создания, как Элен, предпочитают художественной утонченности красивую внешность, предпочитают мускулы с мозгами (а мне пришлось-таки признать, что толика мозгов у тебя есть!) мозгам с примесью изысканного je ne sais quoi - что было тогда моей отличительной особенностью. Сейчас-то я понимаю, в чем состояла твоя неотразимая привлекательность. Ты был несчастен. Он кивнул в знак согласия, и наступила долгая тишина. Часы пробили двенадцать. - Поздравляю с Рождеством, - промолвил я и, допив виски, поднялся уходить. - Ты не рассказал мне, что после катастрофы сталось с беднягой Генри. - Первым делом, понятно, рецидив, - начал он. - Но не слишком опасный. Ведь на сей раз нечего было добиваться, балансируя на краю могилы. Так что обошлось пустяком. Сестра Кэти приехала на похороны и осталась ухаживать за ним. Она напоминала карикатуру на Кэти. Толстая, краснощекая, крикливая. Не богиня в обличье крестьянки, а буфетчица, которая строит из себя богиню. Она была вдовой. Четыре месяца спустя Генри женился на ней. К тому времени я уже уехал в Бейрут; так что мне не привелось наблюдать их супружеское счастье. Однако, судя по отзывам, его было в достатке. Правда, бедняжка так и не смогла сбросить лишний вес. Умерла в тридцать пятом. Генри сразу откопал себе рыжую молодуху, некую Алисию. Алисия любила, чтоб ею восхищались за тридцативосьмидюймовый бюст, но еще больше -- за двухсотдюймовый интеллект. "Что вы думаете о Шредингере?" - спрашивали его; но отвечала Алисия. Она оставалась с ним до самого конца. - Когда ты видел его в последний раз? - спросил я. - Всего за несколько месяцев до смерти. Ему стукнуло восемьдесят семь, но энергия кипела в нем по-прежнему; он и тогда был под завязку полон тем, что его биограф с удовольствием называет "неиссякаемым блеском интеллектуальной мощи". Мне он напоминал механическую обезьяну, у которой перекрутили завод. Механические рассуждения, механические жесты, механические гримасы и ужимки. А разговоры, разговоры! Какие безупречные магнитофонные записи старых анекдотов о Планке, Резерфорде и Дж.Дж.Томсоне! Его знаменитых монологов о Логическом Позитивизме и Кибернетике! Воспоминаний о чудесных военных годах, когда он работал над атомной бомбой! Жизнерадостных апокалипсических пророчеств о еще более совершенных и эффективных адских машинах будущего! Можно было поклясться, что говорит живое человеческое существо. Но, слушая, ты потихоньку начинал понимать, что дома никого нет. Пленки прокручивались автоматически, это был vox et praeterea nihil! - голос Генри Маартенса в отсутствие его самого. - А разве это не то, что ты советовал? - спросил я. - Ежесекундное умирание. - Но Генри не умер. Вот в чем вся штука. Он просто оставил заведенный механизм, а сам куда-то сгинул. - Куда же? - Бог знает. Наверное, отыскал в собственном подсознании какой-нибудь тайничок на младенческом уровне. Снаружи, всем на удивленье, была эта изумительная заводная обезьяна, этот неиссякаемый блеск интеллектуальной мощи. А внутри смутно угадывалось крохотное жалкое существо, которое еще нуждалось в лести и подбадривании, в сексе и некоем заменителе материнской утробы - ему-то и суждено было услыхать траурную музыку у смертного одра Генри. И вот это-то существо неистово цеплялось за жизнь и пребывало не подготовленным к решающему мигу никаким предварительным умиранием - абсолютно неподготовленным. Ну, а теперь этот решающий миг миновал, и то, что осталось от бедняги Генри, возможно, слоняется нынче, бормоча и похныкивая, по улицам Лос-Аламоса или околачивается у постели своей овдовевшей жены и ее нового мужа. И, конечно же, никто не обращает внимания, всем чихать. Вполне разумно. Что было, то быльем поросло. Ну вот, тебе пора уходить. - Он поднялся, взял меня под руку и проводил в прихожую. - Осторожнее за рулем, - посоветовал он, отворяя входную дверь. - Мы с тобой в христианской стране, а сегодня день рожденья Спасителя. Вряд ли тебе попадется по дороге хоть один трезвый. 1955 Тэрбер Джеймс Гровер (1894-1961) - американский писатель и художник карикатурист. Мика Спиллейн (род. в 1918 г.) - американский писатель, автор жестоких детективных романов. Фома Кемпийский (1380-1471) - монах из ордена августинцев, автор знаменитого сочинения "Подражание Христу". Дирак Поль (1902-1984) - английский физик, один из создателей квантовой механики. Тойнби Арнольд Джозеф (1889-1975) - английский историк и социолог. Сорокин Питирим (1889-1969) - социолог. Карнап Рудольф (1891-1970) - австрийский философ и логик, ведущий представитель логического позитивизма и философии науки. "Утраченный рай", "Обретенный рай" - поэмы Дж. Мильтона (1608-1674). "В поисках утраченного времени" - название цикла романов Марсля Пруста (1871-1922); "Обретенное Время" - последний из романов этого цикла. В городе Баальбеке (Ливан) находятся развалины древнего (с XVIII в. до н.э.) Гелиополя, позднейшей римской колонии Юлии-Августы-Феликс. И великие обеты... - Шекспир, "Буря", акт IV, сц. 1 (перевод Мих. Донского). Моулзворт Мэри Луиза (1839-1921) - шотландская писательница, известная в основном как автор книг для детей и юношества. Послание к Евреям - одно из новозаветных Посланий св. апостола Павла. ... только что от корыта с рожками. - Ср. в притче о блудном сыне: "И он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему" (Лк 15 : 16); рожки - стручки рожкового дерева. Уильям Джемс (1842-1910) - американский философ и психолог, один из основателей прагматизма. Имеется в виду "Утешение философией" - трактат римского философа и государственного деятеля Боэция (ок. 480-524), написанный им в тюрьме перед казнью. Былинки, ветром колеблемые. - Ср.: Мф 11:7. Рус токс, карбо вег, бриония, кали фос - названия гомеопатических средств. Первое к Коринфянам, тринадцать (Послание апостола Павла) - "А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь: но любовь из них больше" (13 : 13). ...словом из шести букв... - в оригинале каламбур: эвфемизм four-letter words означает нецензурные слова; в слове love тоже четыре буквы. Agaре, Саritas, Mahakaruna (греч., лат., сакскр.) - синонимы, обозначающие духовную любовь. Амаликитяне - библейский народ, живший к югу от Ханаана, враждебный евреям и истребленный ими; здесь - неверные. Риверс цитирует стихотворение Эдгара Алана По (1809-1849) "Червь-победитель" ("The Congueror Worm"); в тексте цитируется перевод К.Бальмонта. Маунт-Вилсон - в США, около г. Пасадены, находится Маунт-Вилсоновская астрономическая обсерватория, исследующая физику Солнца, звезд и внегалактических объектов. "Падение дома Ашеров" - рассказ Э.По. Рут пересказывает его, иногда воспроизводя дословно целые фразы. Может, хватит сидеть во прахе? - ср. Книга Иова, 7 : 21: "...ибо, вот, я лягу в прахе завтра поищещь меня, и меня нет". Он корчится! корчится!.. - Рут не совсем точно цитирует строки из "Червя-победителя". Ad majorem Dei gloriam - К вящей славе Господней (лат.) - девиз иезуитов, оправдывающий преступления, творимые во имя Божье. Ad majorem hominis degradationem - К вящей деградации человеческой (лат.) Правило тройки - математическое правило, согласно которому произведение средних членов пропорции равно произведению крайних ее членов; используется для нахождения четвертого, неизвестного члена пропорции, когда заданы три остальных. ...post hoc или propter hoc... - после этого или вследствие этого (лат.) - Имеется в виду латинская формула post hoc, ergo propter hoc (после этого, значит вследствие этого), применявшаяся в схоластических прениях для обозначения неправильного вывода из случайной последовательности событий. Одюбоновское общество - ученое общество, названное в честь американского орнитолога Дж.Дж.Одюбона (1785-1851). Человек слабоумный (лат.). Я - Беатриче (лат.). Ср.: Данте, "Чистилище", XXX, 73 ("Взгляни смелей! Да, да, я Беатриче"). Все преходящее подобно (нем.). Я есмь Сущий - ответ Бога Моисею (Исх 3 : 14). "Le Shocking de Schiaparelli", "Femme" - марки французских духов. А пока есть смерть, есть надежда - перефразировка латинского изречения "Dum spiro, spero" ("Пока дышу, надеюсь"). Вавилонская блудница - образ из Откровения Иоанна Богослова (17 : 4-5). Поздневикторианский бунт - новые художественные течения конца XIX в. "Долорес" - стихотворение Ч.Э.Суинберна, "Саломея" - драма О.Уайльда. Категорический императив - центральное философское понятие в этике И.Канта, безусловное общеобязательное правило поведения. Лола Монтес (сценический псевдоним Марии Гилберт, 1818-1861) - авантюристка и "испанская" танцовщица, стяжавшая международную известность благодаря связи с баварским королем Людвигом I. Буль Джордж (1815-1864) - английский математик и логик, один из основоположников математической логики. Витгенштейн Людвиг (1889-1951) - австрийский (с 1929 г. в Великобритании) философ и логик. Джон Хопкинс (1795-1873) - американский финансист и филантроп, основатель бесплатной больницы и университета в Балтиморе, названных его именем. Кофе с молоком (франц.). Хайбол - алкогольный напиток с содовой и льдом в высоком бокале. Пиаже Жан (1896-1980) - швейцарский психолог. Дьюи Джон (1859-1952) - американский философ, один из ведущих представителей прагматизма. Монтессори Мария (1870-1952) - итальянский педагог. Разрабатывала методы развития органов чувств у детей дошкольного и младшего школьного возраста. Сторонница свободного воспитания. Бертон Роберт (1577-1640) - английский философ-моралист, автор трактата "Анатомия меланхолии", где обсуждаются также и любовные переживания. Эллис Хевлок (1859-1939) - английский ученый и писатель, автор шеститомного труда "Исследование психологии секса". Крафт-Эбинг Рихард фон (1840-1902) - немецкий психиатр, автор труда "Сексуальная психопатия". Незанятый, выметенный и убранный... семь других духов... - Одна из притч Иисуса гласит: "Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит. Тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И, придя, находит его незанятым, выметенным и убранным. Тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там" (Мф 12 : 43-45; Лк 11 : 24-26). Андре Роббер де Нерсья (1739-1800) - французский писатель и поэт, автор скабрезных, порнографических сочинений. 101 градус по Фаренгейту равен примерно 38,30 С. Воскрешение Лазаря - чудо, сотворенное Иисусом Христом: воскрешение человека через четыре дня после смерти (Ин 11). Сила вышла из вас. Как из возлюбленного Господа нашего... Ср.: "В то же время Иисус, почувствовав Сам в Себе, что вышла из Него сила, обратился в народе и сказал: кто прикоснулся к Моей одежде?" (Мк 5 : 30) - и далее; тот же эпизод излагается и в Лк 8. Мередит Джорд (1828-1909) - английский писатель. И потаенные струи наших душ сольются... - Строка из поэмы П.Б.Шелли "Эпипсихидион". Лары и пенаты - в римской мифологии покровители семьи и домашнего очага. Пятидесятница - христианский праздник, отмечающий сошествие Святого Духа на апостолов в пятидесятый день после вознесения Христа. Святые голуби - крещение Христа и эпизод последующего явления Святого Духа в обличье голубя описаны во всех четырех Евангелиях. Манихейцы - последователи религиозного учения, основанного у III в. Мани (по преданию, проповедовал в Персии, Средней Азии, Индии). В основе манихейства - дуалистическое учение о борьбе добра и зла, света и тьмы как изначальных и равноправных принципов бытия. Телесное и вещественное манихейцы относили к царству тьмы. Лурдский грот - грот во французском городе Лурде, где находится источник целебной святой воды. Исцеленный рогоносец (франц.) Всяких женщин красит то же... - Уильям Блейк, стихи из записной книжки (1793 г., No41). Риверс цитирует стихи не дословно. Престолы, Господства, Власти - по учению христианского богослова Псевдо-Дионисия Ареопагита ("О небесной иерархии"), третий, четвертый и шестой из девяти "чинов архангельских"; ангелы в узком смысле слова - младший девятый чин. Эта же иерархия приводится в "Божественной комедии" Данте ("Рай", XXVIII). "Что вы читаете, мой господин?" - "Слова, слова, слова". - Разговор Полония и Гамлета ("Гамлет", акт II, сц. 2). Тем более (лат.). Повод к войне (лат.). Двадцатичетырехкаратное молчание - карат здесь мера содержания золота в сплавах, 1/14 массы сплава. Чистое золото соответствует 24 каратам. ...Джордж Вашингтон и вишневое деревце. - Намек на историю из детства Вашингтона: когда ему подарили новый топорик, он срубил им вишневое деревце и сам признался в этом поступке. Калиппига (греч.) - "прекраснозадая". ...могу шутя любую трудность одолеть. - Строка из баллады о Джоне Гилпине, герое юмористической баллады английского поэта Уильяма Каупера (1731 - 1800). Ах, куда же ты закатилось, /Солнце светлой былой любви? (Итал., перевод П.И.Чайковского) Наплевать (франц.). Нечто невыразимое (франц.). Шредингер Эрвин (1887-1961) австрийский физик-теоретик, один из создателей квантовой механики. Планк Макс (1858-1947) - немецкий физик. Томсон Джозеф Джон (1856-1940) - английский физик. Голос и больше ничего (лат.).