из 11 самостоятельных глав. 11 раз жил Христос, 11 раз падает на землю брошенное тело. 11 раз отрекаюсь я от логического течения мысли. Название второй главы должно быть: перекладина. Это перекладина снятая с четырехконечного Креста. <1931> -------- x x x Сила заложенная в словах должна быть освобождена. Есть такие сочетания из слов, при которых становится заметней действие силы. Нехорошо думать, что эта сила заставит двигаться предметы. Я уверен, что сила слов может сделать и это. Но самое ценное действие силы почти неопределимо. Грубое представление этой силы мы получаем из ритмов метрических стихов. Те сложные пути, как помощь метрических стихов при двиганье каким-либо членом тела, тоже не должны считаться вымыслом. Это грубейшее и в то же время слабейшее проявление словесной силы. Дальнейшие действия этой силы вряд ли доступны нашему рассудительному пониманию. Если можно думать о методе исследования этих сил, то этот метод должен быть совершенно иным, чем методы применяемые до сих пор в науке. Тут, раньше всего, доказательством не может служить факт либо опыт. Я ХЫ затрудняюсь сказать чем придется доказывать и проверять сказанное. Пока известно мне четыре вида словесных машин: стихи, молитвы, песни и заговоры. Эти машины построены путем вычисления или рассуждения, а иным путем, название которого АЛФАВИТЪ. <1931> -------- x x x Вода внизу отразила все то, что наверху. Вход закрыт. Только тому кто вышел из воды и чист, откроется вход. Путник идет по зеленому саду. Деревья, трава и цветы делают свое дело. И во всем натура. Вот огромный камень кубической формы. А на камне сидит человек и повелевает натурой. Кто знает больше, чем этот человек? ___ неправильно. <1931> -------- x x x Числа не связаны порядком. Каждое число не предполагает себя в окружении других чисел. Мы разделяем арифметическое и природное взаимодействие чисел. Арифметическая сумма чисел дает новое число, природное соединение чисел не дает нового числа. В природе нет равенства. Есть тождество, соответствие, изображение, различие и противопоставление. Природа не приравнивает одно к другому. Два дерева не могут быть равны друг другу. Они могут быть равны по своей длине, по своей толщине, вообще по своим свойствам. Но два дерева в своей природной целости, равны друг другу быть не могут. Многие думают, что числа, это количественные понятия вынутые из природы. Мы же думаем, что числа, это реальная порода. Мы думаем, что числа вроде деревьев или вроде травы. Но если деревья подвержены действию времени, то числа во все времена неизменны. Время и пространство не влияет на числа. Это постоянство чисел позволяет быть им законами других вещей. Говоря два, Мы не хотим сказать этим, что это один и ещё один. Когда Мы выше сказали "два дерева", то Мы использовали одно из свойств "два" и закрыли глаза на все другие свойства. "Два дерева" значило, что разговор идет об одном дереве и ещё об одном дереве. В этом случае два выражало только количество и стояло в числовом ряду, или как Мы думаем, в числовом колесе, между единицей и тремя. Числовое колесо имеет ход своего образования. Оно образуется из прямолинейной фигуры, именуемой крест. <1932?> -------- x x x "Бесконечное, вот ответ на все вопросы. Все вопросы имеют один ответ. А потому нет многих вопросов, есть только один вопрос. Этот вопрос: что такое бесконечное?" Я написал это на бумаге, перечитал и написал дальше: "Бесконечное, кажется нам, имеет направление, потому что мы всё привыкли воспринимать графически. Большему соответствует длинный отрезок, а меньшему -- короткий отрезок. Бесконечное, это прямая, не имеющая конца ни вправо, ни влево. Но такая прямая недоступна нашему пониманию. Если на идеально гладком полу лежит гладкий, плоский предмет, то овладеть этим предметом мы можем только в том случае, если мы доберемся до его краев; тогда мы сможем поддеть рукой под край этого предмета и поднять его. Бесконечную прямую не подденешь, не охватишь нашей мыслию. Она нигде не пронзает нас, ибо для того чтобы пронзить что-либо, должен обнаружиться ее конец, которого нет. Это касательная к кругу нашей мысли. Ее прикосновение так нематериально, так мало, что собственно нет никакого прикосновения. Оно выражается точкой. А точка, это бесконечно несуществующая фигура. Мы же представляем себе точку, как бесконечно маленькую точечку. Но это ложная точечка. И наше представление о бесконечной прямой -- ложное. Бесконечность двух направлений, к началу и к концу, настолько непостижима, что даже не волнует нас, не кажется нам чудом и, даже больше, не существует для нас. Но бесконечность одного направления, имеющая начало, такая бесконечность потрясает нас. Она пронизывает нас своим концом или началом, и отрезок бесконечной прямой образующий хорду в кругу нашего сознания, с одной стороны постигается нами, а с другой стороны соединяет нас с бесконечным. Представить себе, что что-то никогда не начиналось и никогда не кончится, мы можем в искаженном виде. Этот вид таков: что-то никогда не начиналось, а потому никогда и не кончится. Это представление о чем-то есть представление ни о чем. Мы ставим связь между началом и концом и отсюда выводим первую теорему: что нигде не начинается, то нигде и не кончается, а что где-то начинается, то где-то и кончается. Первое есть бесконечное, второе -- конечное. Первое -- ничто, второе -- что-то." Я записал это все, перечел и стал думать так: "Мы не знаем явления с одним направлением. Если есть движение вправо, то должно быть и движение влево. Если есть направление вверх, то оно подразумевает в себе существование направления вниз. Это закон симметрии, закон равновесия. И если бы одна сторона направления потеряла бы вторую сторону, то равновесие нарушилось бы и вселенная опрокинулась бы. Всякое явление имеет себе обратное явление. Всякая теза -- антитезу. Что бесконечно вверх, то бесконечно вниз, что конечно вверх, то конечно вниз. И до сего времени, 1932 года, в природе этот закон не был нарушен. Мы не видим предела повышения температур, но мы видим предел понижения, это абсолютный нуль, температура -- 273╟. Но до сих пор мы ее не достигли. Как бы близко мы к ней ни приближались, мы ее не достигли. И мы не знаем что случается с природой, когда она достигает этого предела. Тут очень интересное положение: чтобы достигнуть нижнего предела, надо предполагать существование верхнего предела. В противном случае пришлось бы сделать следующие выводы: либо верхний предел где-то все же имеется, но пока нам ещё неизвестен, либо температура -- 273╟ не есть нижний предел, либо достигнув нижнего предела природа видоизменяется настолько, что фактически перестает быть, либо теорема о концах бесконечности неверна. В последнем случае положение: "что-то никогда не начиналось и никогда не кончится" не может быть рассматриваемо как "что-то никогда не начиналось, а потому никогда и не кончится", и бесконечность двух направлений перестала бы быть ничем, а стала бы чем-то. Мы поймали бы бесконечность за хвост". Я написал это с некоторыми перерывами, потом перечитал это с большим интересом и продолжал размышлять так: "Вот числа. Мы не знаем что это такое, но мы видим, что по некоторым своим свойствам они могут располагаться в строгом и вполне определенном порядке. И даже многие из нас думают, что числа есть только выражение этого порядка, и вне этого порядка существование числа -- бессмысленно. Но порядок этот таков, что началом своим предполагает единство. Затем следует единство и ещё единство и т. д. без конца. Числа выражают этот порядок: 1, 2, 3 и т. д. И вот перед нами модель бесконечности одного направления. Это неуравновешенная бесконечность. В одном из своих направлений она имеет конец, в другом конце не имеет. Что-то где-то началось и нигде не кончилось, и пронзило нас своим началом, начиная с единицы. Несколько чисел первого десятка уложилось в кругу нашего сознания и соединило нас с бесконечностью. Но ум наш не мог вынести этого, мы уравновесили бесконечный числовой ряд другим бесконечным числовым рядом, созданным по принципу первого, но расположенным от начала первого в обратную сторону. Точку соединения этих двух рядов, одного естественного и непостижимого, а другого явно выдуманного, но объясняющего первый,-- точку их соединения мы назвали нуль. И вот числовой ряд нигде не начинается и нигде не кончается. Он стал ничем. Казалось бы, все это так, но тут все нарушает нуль. Он стоит где-то в середине бесконечного ряда и качественно разнится от него. То, что мы назвали ничем, имеет в себе ещё что-то, что по сравнению с этим ничем есть новое ничто. Два ничто? Два ничто и друг другу противоречивые? Тогда одно ничто есть что-то. Тогда что-то, что нигде не начинается и нигде не кончается, есть что-то, содержащее в себе ничто". Я прочитал написанное и долго думал. Потом я не думал несколько дней, А потом задумался опять. Меня интересовали числа, и я думал так: "Мы представляем себе числа как некоторые свойства отношений некоторых свойств вещей. И, таким образом, вещи создали числа". На этом я понял, что это глупо, глупо мое рассуждение. Я распахнул окно и стал смотреть на двор. Я видел, как по двору гуляют петухи и куры. 2 августа 1932. Курск -------- x x x Гиммелькумов смотрел на девушку в противоположном окне. Но девушка в противоположном окне ни разу не посмотрела на Гиммелькумова. "Это она от застенчивости",-- думал Гиммелькумов. Гиммелькумов раскрасил себе лицо зеленой тушью и подошел к окну. "Пусть думают все: какой он странный",-- говорил сам себе Гиммелькумов. Кончился табак и Гиммелькумову нечего было курить. Он сосал пустую трубку, но это ещё больше увеличивало пытку. Так прошло часа два. А потом табак появился. Гиммелькумов таращил на девушку глаза и приказывал ей мысленно повернуть голову. Однако, это не помогало. Тогда Гиммелькумов стал мысленно приказывать девушке не смотреть на него. Это тоже не помогло. Гиммелькумов искал внутреннюю идею, чтобы на всю жизнь погрузиться в неё. Приятно быть в одном пункте как бы сумасшедшим. Всюду и во всём видит такой человек свой пункт. Всё на его мельницу. Всё имеет прямое отношение к любимому пункту. Вдруг страшная жадность охватила Гиммелькумова. Но на что распространялась эта жадность, было непонятно. Гиммелькумов повторял правила о переносе слов и долго размышлял о буквах ств, которые не делятся. "Ныне я очень жадный",-- говорил сам себе Гиммелькумов. Его кусала блоха, он чесался и раскладывал в уме слово "естество" для переноса с одной на другую строчку. <1933> -------- x x x Вот какое странное происшествие случилось в трамвае N 3. Дама в коленкоровом пиджаке уронила на пол вагона 10 коп. Гражданин, стоявший вблизи от дамы, нагнулся за монетой и вдруг превратившись в свинью помчался на площадку. Пассажиры, ехавшие в этом вагоне, были страшно поражены. И даже один старичок сказал, обращаясь ко всем и мигая при этом своими голубыми глазами: -- Вот так каша! Это шущее хулиганство! (август 1934) -------- x x x У дурака из воротника его рубашки торчала шея, а на шее голова. Голова была когда-то коротко подстрижена. Теперь волосы отросли щеткой. Дурак много о чем-то говорил. Его никто не слушал. Все думали: Когда он замолчит и уйдет? Но дурак ничего не замечая продолжал говорить и хохотать. Наконец Ёлбов не выдержал и, подойдя к дураку, сказал коротко и свирепо: "Сию же минуту убирайся вон." Дурак растерянно смотрел вокруг, не соображая что происходит. Ёлбов двинул дурака по уху. Дурак вылетел из кресла и повалился на пол. Ёлбов поддал его ногой и дурак, вылетев из дверей, скатился с лестницы. Так бывает в жизни: Дурак дураком, а ещё чего-то хочет выразить. По морде таких. Да, по морде! Куда бы я ни посмотрел всюду эта дурацкая рожа арестанта. Хорошо бы сапогом по этой морде. (август 1934) -------- x x x Шура, Коля и Федя сломали дверь и громко смеялись своей забаве. Но вот пришел сам математик и выдрал их ремнем. Сколько тут было крика и шума! Из Вены приехала Мария Абрамовна и долго ворчала, узнав как тут, без нее, вели себя молодые люди. Но это неверно, ибо молодые люди всегда хотят кому-нибудь насолить и все делают очень быстро. А к старости все дела замедляются. Не от лени, а именно от старости. Но уж лучше, когда от лени. А когда старый человек начнет что-нибудь рассказывать, это всегда длится очень долго и рассказ конца не имеет. Только какой-нибудь случай заставляет замолчать старого человека. Пароходы идут на Елагин остров. <июль 1933> -------- x x x Антон Антонович сбрил себе бороду и все его знакомые перестали его узнавать. "Да как же так,-- говорил Антон Антонович,-- ведь это я, Антон Антонович. Только я себе бороду сбрил". "Ну да" -- говорили знакомые.-- У Антон Антоновича была борода, а у вас ее нету". "Я вам говорю, что и у меня была борода, да я ее сбрил", говорил Антон Антонович. "Мало ли у кого раньше борода была"' -- говорили знакомые. "Да что же это в самом деле,-- говорил разозлясь Антон Антонович -- Кто же я тогда по-вашему?" "Не знаем,-- говорили знакомые.-- Только вы не Антон Антонович". Антон Антонович растерялся и не знал, что ему делать. Он пошел в гости к Наскаковым, но там его встретили с удивленными лицами и спросили: "кого вам нужно?". "Мне вас нужно Марусенька! -- сказал Антон Антонович.-- Неужели вы меня не узнаёте!" "Нет,-- скачала Маруся Наскакова с любопытством.-- Подождите, может быть, я вас видела у Валентины Петровны?" "Да что вы Маруся! -- сказал Антон Антонович.-- Ну посмотрите на меня хорошенько. Узнаёте?" "Подождите, подождите... Нет, я не могу вспомнить кто вы," -- сказала Маруся. "Да я Антон Антонович! -- сказал Антон Антонович.-- Теперь узнали?" "Нет,-- сказала Маруся,-- вы надо мной шутите". (сер. 1930-х) -------- x x x Василий Антонович вышел из дома, купил себе шляпу и отправился в Летний Сад. Гуляя в Летнем Саду, Василий Антонович потерял свои часы. Сильно опечаленный этим, Василий Антонович повернул к дому, но по дороге промочил ноги и пришел домой со страшной зубной болью. Василий Антонович разделся и лег в кровать. Но зубная боль не давала ему заснуть. Василий Антонович решил принять аспирин, да по ошибке принял салол. И так промучившись всю ночь, Василий Антонович встал на другой день утром с одутловатым лицом. (сер. 1930-х) -------- x x x Иван Федорович пришел домой. Дома ещё никого не было. Кот по имени Селиван сидел в прихожей на полу и что-то ел. -- Ты что это ешь? -- спросил кота Иван Федорович. Кот посмотрел на Ивана Федоровича, потом на дверь, потом в сторону и взяв что-то невидное с полу начал опять есть. Иван Федорович прошел на кухню мыть руки. В кухне на плите лежала маленькая черненькая собачка по имени Кепка. Иван Федорович любил удивить людей и некоторые вещи делал шиворот-навыворот. Он нарочно приучил кота Селивана сидеть в прихожей, а собаку Кепку лежать на плите. -- Что, Кепка? лежишь? -- сказал Иван Федорович намылив руки. Кепка на всякий случай села и оскалила правый клык, что означало улыбку. (1 пол. 1930-х) -------- Трактат более или менее по конспекту Эмерсона I. О подарках. Несовершенные подарки, это вот какие подарки: например, мы дарим имениннику крышку от чернильницы, А где же сама чернильница? Или дарим чернильницу с крышкой. А где же стол на котором должна стоять чернильница? Если стол уже есть у именинника, то чернильница будет подарком совершенным. Тогда, если у именинника есть чернильница, то ему можно подарить одну крышку и это будет совершенный подарок. Всегда совершенными подарками будут украшения голого тела, как-то ко'льца, браслеты, ожерелья и т. д. (считая конечно, что именинник не калека), или такие подарки, как например палочка, к одному концу которой приделан деревянный шарик, а к другому концу деревянный кубик. Такую палочку можно держать в руке или, если ее положить, то совершенно безразлично куда. Такая палочка больше ни к чему не пригодна. II. Правильное окружение себя предметами. Предположим что какой-нибудь, совершенно голый квартуполномоченный решил обстраиваться и окружать себя предметами. Если он начнет с стула, то к стулу потребуется стол, к столу лампа, потом кровать, одеяло, простыни, комод, белье, платье, платяной шкап, потом комната, куда все это поставить и т.д. Тут в каждом пункте этой системы, может возникнуть побочная маленькая система-веточка: на круглый столик захочется положить салфетку, на салфетку поставить вазу, в вазу сунуть цветок. Такая система окружения себя предметами, где один предмет цепляется за другой -- неправильная система, потому что, если в цветочной вазе нет цветов, то такая ваза делается бессмысленной, а если убрать вазу, то делается бессмысленным круглый столик, правда, на него можно поставить графин с водой, но если в графин не налить воды, то рассуждение к цветочной вазе остается в силе. Уничтожение одного предмета нарушает всю систему. А если бы голый квартуполномоченный надел бы на себя кольца и браслеты и окружил бы себя шарами и целлулоидными ящерицами, то потеря одного или двадцати семи предметов не меняла бы сущности дела. Такая система окружения себя предметами -- правильная система. III. Правильное уничтожение предметов вокруг себя. Один как обычно невысокого полета французский писатель, а именно Альфонс Доде, высказал неинтересную мысль, что предметы к нам не привязываются, а мы к предметам привязываемся. Даже самый бескорыстный человек потеряв часы, пальто и буфет, будет сожалеть о потере. Но даже, если отбросить привязанность к предметам, то всякий человек потеряв кровать и подушку, и доски пола, и даже более или менее удобные камни, и ознакомившись с невероятной бессонницей, начнет сожалеть о потере предметов и связанного с ними удобства. Поэтому уничтожение предметов собранных по неправильной системе окружения себя предметами, есть -- неправильное уничтожение предметов вокруг себя, Уничтожение же вокруг себя всегда совершенных подарков, деревянных шаров, целлулоидных ящериц и т. д. более или менее бескорыстному человеку не доставит ни малейшего сожаления. Правильно уничтожая вокруг себя предметы, мы теряем вкус ко всякому приобретению. IV. О приближении к бессмертию. Всякому человеку свойственно стремиться к наслаждению, которое есть всегда либо половое удовлетворение, либо насыщение, либо приобретение. Но только то, что не лежит на пути к наслаждению, ведет к бессмертию. Все системы ведущие к бессмертию в конце концов сводятся к одному правилу: постоянно делай то чего тебе не хочется, потому что всякому человеку постоянно хочется либо есть, либо удовлетворять свои половые чувства, либо что-то приобретать, либо все, более или менее, зараз. Интересно, что бессмертие всегда связано со смертью и трактуется разными религиозными системами либо как вечное наслаждение, либо как вечное страдание, либо как вечное отсутствие наслаждения и страдания. V. О бессмертии. Прав тот кому Бог подарил жизнь как совершенный подарок. 14 февраля 1939 Чел. Статья глупая. Хармс -------- Концерт Эмиля Гиллельса в клубе писателей 19-го февраля 1939 года Слушал Гиллельса. Программа его концерта была плохая, безвкусная и плохо подобранная. Большинство вещей, с нашей точки зрения, Гиллельс исполнял неправильно. Так, сонату Скарлатти он старался исполнить бесстрастно (что хорошо), но исполнял ее слишком тихо, шепотом, получилась некоторая задумчивость, а потому возникли какие-то чувства (что плохо). Нам думается, что Скарлатти надо исполнять значительно громче и с некоторым блеском, в таком исполнении, думается нам, и чувства будет меньше. Кроме того, Гиллельс, исполняя Скарлатти, часто задевал соседние ноты и потому играл нечисто. Потом Гиллельс сыграл две вещи Брамса. Об этом мы воздержимся сказать что-либо. Потом он исполнил два шубертовских экспромта. Может быть он сыграл их и хорошо, но как-то тускло. Потом он исполнил Бетховена-Листа фантазию, "Афинские Развалины". Эта вещь совершенно изгажена Листом. Выбор ее для исполнения не говорит в пользу Гиллельса. Во втором отделении он исполнил две вещи Шопена, Балладу и Полонез. Тут-то и обнаружилось смутное понимание Гиллельса. Единственно чем он отметил Шопена, это задумчивостью своего исполнения, С нашей точки зрения, для правильного исполнения Шопена необходимо понять три важных фазы в каждом его произведении. Эти фазы мы называем: 1. Накопление 2. Отсекание 3. Вольное дыхание. У нас нет под рукой Баллады и потому мы рассмотрим сходную с ней 13-ю мазурку op. 17 N 4. Мы будем указывать порядковые номера тактов. Первые четыре такта мы назовем настройкой, особенно 4-ый такт, который определяет весь тон мазурки, как бы недописанной и потому импрессионистической. С 5-го такта начинается первое накопление. Левая рука остается в верхнем своем положении, нажимая различные трезвучия, кроме тонического (a-moll). На 13-ом такте левая рука ударяет нижнее ля, впервые опускаясь вниз и касаясь основного тона. Накопление ещё не кончено, т. к. правая рука проделывает в это время довольно сложную быструю фигуру в триолях, где основной тон ля пролетает в восьмых и, сейчас же, в 14-ом такте накопление продолжается; левая рука опять сгущается в своих верхних пределах, и вдруг, в 19-ом такте, происходит быстрая подготовка к разрешению: правая рука делает максимальный взлет (верхнее do), а левая -- максимальный спуск (нижнее mi) и в 20-м такте наступает полное разрешение (правая рука держит тонику все 3/4, а левая нажимает нижнее ля и тоническое трезвучие) и первое накопление заканчивается. Но с 21-го такта начинается новое накопление, почти совершенно такое же как и первое, разница едва заметная. И вот это-то незначительное отклонение (сравни такты 7-ой с 23-им, 13-ый с 20-ым и 15-ый с 32-ым), но гениально правильно найденное и создает драгоценную "небольшую погрешность".1 И вот тут-то, на 37-ом такте, заканчивается фаза накопления и начинается новая фаза, известная некоторым композиторам, а в особенности Шопену,-- это фаза отсекания. Смысл этой фазы примерно тот же, что и в площадках лестницы: во-первых дать некоторый отдых, а во-вторых, если это нужно, сделать поворот. Обыкновенно рассказывая о фазе накопления, человек мягко сгибает ладони и несколько раз сближает их друг с другом, описывая в воздухе полукруги, фазу отсекания человек изображает так: он, твердо выпрямленными ладонями, рассекает по диагоналям воздух перед собой, в разных направлениях. Мы думаем, что и при исполнении Шопена, фазу отсекания надо играть более твердой рукой, чем фазу накопления. Отсеканием служит некая повторяющаяся музыкальная фигура, изображаемая при словесном рассказе твердой ладонью, которой рассказчик рубит перед собой в разных направлениях. В 13-ой мазурке этим ударом ладони соответствуют музыкальные ходы вниз (такты 38 и 39-ый, 40 и 41, 42 и 43). Например такты 36-ой и 39-ый: img src=kh_gil_1.gif Надо очень отчетливо и искусно отделить при исполнении фазу отсекания от фазы накопления. В 13-ой мазурке, после отсекания, опять идет накопление с 46-го по 61-ый такт. Дается опять новый вариант накопления, объединяющий I и II варианты, но, вместе с тем, разнящий от них небольшой погрешностью. И вот, к концу III накопления, слушатель вдруг понимает, что накопление, собственно говоря, и не прекращалось, и, что его так много, что дыхание спирается. Слушатель окончательно пресыщен накоплением. И вот тут-то Шопен оставляет эту фазу и переходит к фазе вольного дыхания. Для этого Шопен переходит в мажор, и, на 62-ом такте, как бы распахивается дверь, и дыхание делается вольным. У слушателя создается на секунду впечатление, будто все, что было до этого такта, являлось только вступлением, и что только сейчас началось настоящее. Но когда тема этой фазы, вместо того, чтобы развиваться, постоянно возвращается к секунде img src=kh_gil_2.gif восемь раз на протяжении двух тактов, слушатель, несмотря на открытую фазу вольного дыхания, начинает ощущать потребность в новом решении, которое Шопен и дает с 94-го такта в виде темы I-го накопления. Он проводит в ней 4-ый вариант, опять создавая небольшую погрешность. И на этот раз, слушатель понимает, что то, что он, на 62-ом такте, положил считать только вступлением к вольному дыханию, есть на самом деле, решение вольного дыхания. Засим следует фраза сложного отсекания с постоянной фигурой img src=kh_gil_3.gif Характер этой фазы импрессионистический и потому Шопен заканчивает ее (а с ней вместе и всю мазурку) первыми четырьмя тактами, тактами настройки. Но теперь слушатель естественно воспринимает импрессионистический характер этой настройки и нисколько не удивляется, что вся мазурка заканчивается секстаккордом фа-мажора. Таким образом мы видим, что вся мазурка состоит из 9 частей: 1. Настройка .................. такты 1-4 2. I накопление .................... 5-20 3. II накопление .................. 21-37 4. Отсекание ...................... 38-45 5. III накопление (и пресыщение)... 46-61 6. Вольное дыхание ................ 62-93 7. IV накопление ................. 94-109 8. Отсекание (завершающее) ...... 110-129 9. Настройка .................... 130-133. Мы знаем твердо одно, что пианист, при исполнении этой мазурки, должен четко выявить смысл каждой части и заставить слушателя почувствовать все переходы от одной части к другой. Баллада Шопена своим строением напоминает 13-ую мазурку. Гиллельс не разобрался в смыслах баллады, и единственное, что он сказал своей игрой, это, что Шопен несколько более задумчивый композитор, нежели Лист. Это столь же бессмысленно и несущественно, как называть Чехова "певцом вечерних сумерек". Мендельсона "Рондо-Капричиозо" Гиллельс сыграл несколько лучше. Потом он сыграл Листа "Карнавал". Такую музыку играть и слушать просто неприлично. На бис Гиллельс исполнил "Кукушку" Дакэна. На наш взгляд ее следовало бы исполнить громче. (Мы вообще стоим всегда за более громкое исполнение и фортепьянную музыку предпочли бы слушать, сидя под роялем). Лучше всего Гиллельс исполнил этюд Паганини-Лист "Охота". В зале говорили про Гиллельса. поднимая плечи и разводя руками; "Это... это... это уже не артист, а само искусство!" Больше нам сказать про концерт Гиллельса -- нечего. <1939> 1 Термин Я. С. Друскина "Равновесие с "небольшой погрешностью". Сравни с термином Розанова "Чуть-чуть" (Прим. Хармса) -------- x x x Калиндов стоял на цыпочках и заглядывал мне в лицо. Мне было это неприятно. Я отворачивался в сторону, но Калиндов обегал меня кругом и опять заглядывал мне в лицо. Я попробовал заслониться от Калиндова газетой. Но Калиндов перехитрил меня: он поджёг мою газету, и когда она вспыхнула, я уронил её на пол, а Калиндов начал опять заглядывать мне в лицо. Я, медленно отступая, ушёл за шкап, и тут несколько мгновений я отдыхал от назойливых взглядов Калиндова. Но отдых мой был недлителен: Калиндов на четверинках подполз к шкапу и заглянул на меня снизу. Терпение моё кончилось: я зажмурился и сапогом ударил Калиндова в лицо. Когда я открыл глаза, Калиндов стоял передо мной со своей окровавленной рожей и рассеченным ртом и по-прежнему заглядывал мне в лицо. <1939-1940> -------- x x x Философ! Пишу Вам в ответ на Ваше письмо, которое Вы собираетесь написать мне в ответ на мое письмо уже написанное Вам. Отвечаю Вам двумя пунктами. Пункт N 1. Вы неправы. Развить эту мысль к сожалению не могу. Пункт N 2. Вы правы. И эту мысль тоже к сожалению развить не могу. Философ! Я видел чудо: пожилой человек в длинном старинном сюртуке бегал вокруг дерева, Это было днем в Летнем Саду. Философ! Мы обменялись с Вами письмами и это напоминает мне следующий случай: один скрипач купил магнит и понёс его домой. По дороге он зашел в магазинчик где торгуют газированными напитками и спросил себе стакан вишнёвой воды. Чтобы удобнее было лить, скрипач положил магнит на прилавок, взял стакан двумя руками и поднёс его ко рту. "Пейте на здоровие!" -- сказала в это время барышня-продавщица. "Пью за Ваше здоровие!" -- сказал скрипач барышне-продавщице и выпил вишнёвую воду. Эта история мне припомнилась потому, что мы обменялись с Вами письмами, а скрипач и продавщица обменялись любезностями. <сентябрь 1937> -------- x x x Квартира состояла из двух комнат и кухни. В одной комнате жил Николай Робертович Смит, а в другой Иван Игнатьевич Петров. Обыкновенно Петров заходил к Смиту и у них начиналась беседа. Говорили о разных вещах, иногда рассказывали друг другу о прошлом, но больше говорил Петров. Смит в это время курил и что-нибудь делал, либо чистил свои ногти, либо разбирал старые письма, либо мешал кочергой в печке. Петров ходил всегда в коричневом пиджаке, и концы галстука болтались у него во все стороны. Смит был аккуратен; ходил он в коротких клетчатых штатах и носил крахмальные воротнички. <1937> -------- x x x Какой туман у меня в голове! Ничего не могу сообразить! Хотел сесть на диван, а сел на корзинку. Хотел свечку зажечь, а вместо этого сделал что-то совсем другое, и получился пожар. Забегали люди, застучали пожарные топоры, зашипели под водяными струями пылающие балки, и вот я очутился на улице в одном платке, накинутом на плечи, с маленькой корзиночкой в руках, в которой лежали только три мелкие тарелки, линеечка, портрет зодчего Росси и машинка для распрямления туфель. Это всё, что удалось мне спасти второпях во время пожара! К тому же ещё, сбегая по лестнице, я оступился и упал, ударившись при этом челюстью о чей-то керосиновый жбан, стоявший на площадке лестницы. Теперь у меня сильно болела моя челюсть. Я прислонился к папиросной будке и смотрел, как догорает мой дом. <1936-1938?> -------- Евстигнеев смеётся Водевиль о трех головах Действующие лица: Евстигнеев I-ый Володя II-й Володя Евдокия -- жена Евстигнеева Вера Александровна Сулипанова -- двоюродная сестра Евдокии Дворник Петр Перец Дворничиха Амуры, зебры и античные девушки. Действие первое Евстигнеев стоит посередине комнаты и старается издать звук на флейте. Жена Евстигнеева Евдокия стоит-перед ним на коленях. ЕВДОКИЯ: Евстигнеев! Дорогой муж мой! Супруг мой! Любимый человек и друг! Евстигнеев! Ну молю тебя, не дуй в флейту! Евстигнеев! ЕВСТИГНЕЕВ смеётся: Хы-хы-хы! ЕВДОКИЯ: Евстигнеев! Четыре с половиной года ты дуешь в эту флейту и, все равно, ни звука издать не можешь! Брось! На коленях прошу тебя! Вот видишь? Я целую твои ноги. Неужели ты меня не слышишь? Ты злой, нехороший человек, Евстигнеев! Я тружусь дни и ночи, чтобы мы не голодали с тобой. Я служу, бегаю по лавкам, готовлю обед, мою посуду, убираю комнату, стираю твоё бельё... Ты видишь на что стали похожи мои руки? Я больная и несчастная делаю непосильную для себя работу. А ты? Знай дуешь в свою флейту! И ведь хоть бы прок был какой! А то не только сыграть чего-нибудь, а даже звука издать не можешь! Опомнись! Опомнись Евстигнеев! ЕВСТИГНЕЕВ смеётся: Хы-хы-хы! ЕВДОКИЯ: Нет, больше не могу! Это не человек, а зверь какой-то! (Поднимаясь с колен). Слушай Евстигнеев! Я делала все, чтобы образумить тебя. Ничего не помогает. Я слабая и не могу сама отнять у тебя флейту. Ты меня просто поколотишь. Поэтому я решила прибегнуть к крайнему средству. Ты слышишь, что я тебе говорю, Евстигнеев! Ты слышишь? ЕВСТИГНЕЕВ дует в флейту: фю-фю-фю! ЕВДОКИЯ: Да ты слышишь, что я тебе говорю? Ах, так! И слушать не желаешь! Ну ладно: сейчас прибегну к тому крайнему средству, о котором я тебе говорила. Не слушаешь? Ладно! Сейчас пойду и позову дворника! ЕВСТИГНЕЕВ перестаёт дуть в флейту. ЕВДОКИЯ: Ты слышал? Сейчас позову дворника. ЕВСТИГНЕЕВ: Зачем? ЕВДОКИЯ: А затем, что мы с дворником отнимем у тебя флейту, сломаем ее и выбросим на помойку. ЕВСТИГНЕЕВ: Нет? Хы-хы-хы! ЕВДОКИЯ: Не нет, а именно да! ЕВСТИГНЕЕВ: Как же так? (рассматривает флейту и пробует в неё дунуть). ЕВДОКИЯ: Ах, ты опять! Ну, ладно... (Стук в дверь) Евстигнеев и Евдокия молча стоят и слушают. Стук повторяется. ЕВДОКИЯ: Кто там? ГОЛОС ЗА ДВЕРЬЮ: Дорочка! Это я! Открой, силь-ву-пле! ЕВДОКИЯ; Ах, это ты, Вера! Сейчас, одну минуту. (Евстигнееву). Спрячь флейту! ЕВСТИГНЕЕВ смеётся: Хы-хы-хы! ЕВДОКИЯ: Дай сюда флейту! Сию же минуту дай сюда флейту! ЕВСТИГНЕЕВ (пряча флейту за спину): Хы-хы! ЕВДОКИЯ: Сейчас Верочка! (Евстигнееву): Ты дашь мне флейту? Ах так!.. (подходит к двери и открывает её.) Входи Верочка! (Входит Вера Александровна Сулипанова) ЕВДОКИЯ: Вот познакомься: Евстигнеев, мой муж. А это Вера Александровна Сулипанова -- моя двоюродная сестра. СУЛИПАНОВА (подходя к Евстигнееву): Очень рада с вами познакомиться! ЕВСТИГНЕЕВ: Хы-хы-хы! ЕВДОКИЯ: Садись, Вера, вот сюда и рассказывай как ты живешь? (Сулипанова садится с ногами на стул) СУЛИПАНОВА: О, душа моя, столько новостей! Я брежу театрами и светской жизнью. Да, милочка, я вся для общества! Грегуар подарил мне тончайший заграничный чулок, но к сожалению только один. Так что его нельзя носить. Но я, когда ко мне приходят гости, бросаю этот чулок на диван, будто забыла его убрать, и все, конечно, думают, что у меня их пара. Борман увидал этот чулок и сказал: "Такими чулками кидаться нельзя!" А я ему сказала: "О! У меня их целая куча! А вот туфель нет!.." Ах, да, милочка, же сюи малад, у меня болит под мышкой. Это Зайцев лез ко мне рукой за шиворот, но я его дальше подмышки не пустила. Не дам же я Зайцеву хватать себя! ЕВСТИГНЕЕВ: Хы-хы! СУЛИПАНОВА: Ой! Я говорю такие вещи в присутствии мужчины. Но вы все-таки муж моей сестры и потом, мы, люди высшего общества, можем позволить себе некоторые фривольности. ЕВСТИГНЕЕВ: Хы-хы! (дует в флейту). СУЛИПАНОВА: Что это? ЕВДОКИЯ: Да это мой муж хочет на флейте играть. СУЛИПАНОВА: Господи! Зачем же это? ЕВДОКИЯ: Ах Вера! Он целые дни изводит меня этой флейтой. Вот видишь? Так он с утра до вечера. СУЛИПАНОВА: Да ты спрячь от него эту трубку, ЕВДОКИЯ: <1935-1936> -------- Перечень зверей Предназначение Приготовься выслушать перечень зверей: царствующих, величавых, гнутых, вызолоченных, пришибленных и низкокланяющихся. Причеши голову твою, если есть борода, сбрей её, руки вымой и сядь. Для тебя, читатель моих сочинений, приготовлены эти странички. Легкий дымок вьется вокруг головы твоей. Ногами своими ты гладишь кота, а в руках держишь медную птичку. Думаешь ли ты посмеяться над буковками моими, или ты думаешь, подобно безумной дрофе, пронестись мимо глаз моих, оставляя в воздухе пёстрый пух? Стой! Не спеши читатель, не приготавливай улыбки на безобразном своём лице, не скачи куда-то вбок от меня. Дай тебя разглядеть. Быть может, ты крив и у тебя слишком узкие плечи? А, может быть, ты спишь в грязи, а днём у тебя потеют руки? Может быть и ума-то в тебе нет никакого, может быть ты просто дрянь? Тогда скачи дальше, смейся и делай всё, что ты хочешь, потому что есть у меня и другой читатель, получше тебя1. Он не крив и широкоплеч, он живет в достатке и спит на чистом белье, руки моет квасцами и сморкается в белоснежные тряпочки. Он умён: это видно сразу. У него на лбу вертикальная морщинка, а глаза его всегда немного прищурены. Он одет в хороший костюм на шерстяной материи, на голове он носит маленькую войлочную шапочку, а зимой, поверх этой шапочки, надевает верблюжий башлык. Он курит почти непрерывно; утром он курит короткую прямую трубку, а днем и вечером -- кривую. Иногда он курит сигары, а если его угощают папиросой, то курит и папиросу. Он идеальный читатель, потому что всякую прочитанную им книгу он целует и прячет в сундук сделанный из темной карельской берёзы с медными пластинками на углах. В этом сундуке скопилось уже 36 книг. Я хотел бы, чтобы моя книга стала 37-ой! Вот именно тебе, дорогой читатель, предназначаю я эту книгу, а затем, не мешкая, приступаю к перечню зверей. Перечень зверей Вот той-терьер. Он самый приятный из всех зверей, потому что он похож на пчелу. Он умеет свистеть. Он приятен душе моей. Вот лев. Это страшный зверь. Взгляд его умен, но сам он глуп. Он бросается на толстые прутья железной клетки и грызёт их своими клыками. Он могучими лапами бьёт по деревянному пню. Он кричит страшным голосом неизвестно чего, и, когда он кричит, все другие звери приходят в страшное волнение. А он кричит и надсаживается иногда пятнадцать минут подряд, а потом, надравши глотку, ложится и мудрыми глазами глядит на вонючую толпу. Отойдите от него все! Это несчастный дурак. Не держите его в клетке. Отвезите его домой и отпустите на волю, где ему и полагается быть. Он помчится, задравши хвост! Он помчится, взрывая задними лапами песок, такой же жёлтый как и он сам. Он убежит к далекому светлому ручью, напьётся прохладной воды и, широко разинув пасть, закричит своим ужасным голосом, прославляя Создателя всех вещей. Лев, лев! Тебе не место сидеть2 в человеческом городе! А вот мурашеед. Когда он видит врага, он поворачивается и бежит. Куда он бежит? У него такой вид будто он бежит в лавочку. Но нет, он пробегает мимо лавочки и 6ежит в лес. В лесу у него много тайных уголков, там он спасает свою жизнь. Он садится в яму и сверху засыпает себя землёй и упавшими листьями, а для дыхания выставляет наружу один только свои длинный и тонкий нос. В носу у него устроено отверстие, и в это отверстие он может высовывать свой язык. Глупый зверь мурашеед: он живет под водой, а питается только мерзкими червями. Но есть зверь, который ещё глупее мурашееда, это конь. У него большие выпуклые глаза, в которых отражается только тупая грусть, а иногда злость. Вот он стоит в стойле и шевелит своими мягкими губами. Не подходи к нему хозяин! Не подходи, потому что конь так и норовит схватить тебя за плечо жёлтыми зубами3. Конь! Конь! Это ты когда-то скакал по Аравийской пустыне! Это тебя поили арабы черным кофием. Ночью мчался ты по темным степям, перепрыгивал через реки и давил своими копытами встречных поселян. Тебя ловили длинным арканом, но ты вырывал аркан из рук ловца и летел вперед и горячий воздух со свистом вылетал из твоих ноздрей. Ты, неукротимый, сбрасывал с себя дикого всадника и волочил его лицом по земле. Ты бежал до тех пор, пока белая пена не покрыла твой живот. Тогда ты упал на бок и испустил дух. А зачем ты бежал, неразумный зверь? Куда несло тебя? Это конская удаль несла тебя безо всякого смысл