пять лет... Идет, Хаукинз? Вытащив из кармана спички, генерал зажег одну из них и прикурил. В следующее же мгновение целое облако довольно едкого дыма почти скрыло от Сэма его лицо, и из плотной завесы до Дивероу донесся чеканивший слова голос Хаукинза: - К черту все эти ваши китайские штучки, ни о каком психическом заболевании и тому подобном дерьме не может быть и речи! Никому не удастся выбить меня из седла! - Боже ты мой! - воскликнул Сэм, расхаживая по камере, как он это часто делал в зале заседаний, вырабатывая тактику защиты. - Раз так, обойдемся и без этого! Просто вы заявите о том, что устали, вот и все! И не забудьте добавить еще что-нибудь о выпивке, поскольку любящий поддать клиент всегда вызывает сочувствие и даже выглядит в какой-то степени привлекательным. - Сэм остановился на какой-то миг, собираясь с мыслями, а затем продолжил: - Конечно, китайцы предпочли бы идеологическое, если так можно выразиться, покаяние, которое наверняка смягчило бы их. Впрочем, они и без того уже проявили немалое великодушие по отношению к вам. Народная власть повела себя по-джентльменски. И продемонстрировала терпимость. Чего вы, кстати, не поняли. Ведь вы и на самом деле ответственны перед ними за всю ту грязь, которой вы поливали их в течение целой четверти века. - Да вы просто режете по живому! - прорычал Хаукинз, продолжая совершенно непостижимым для Дивероу способом жевать сигару. Затем, вытащив ее изо рта и понизив голос, генерал произнес: - Я знаю, я знаю... Силосная башня или Монголия! О Боже! Дивероу с сочувствием наблюдал за генералом. Затем, подойдя к нему, мягко сказал: - Вы в тисках, генерал. И поверьте, никто не знает это лучше меня. Я читал ваше досье и согласен, может быть, лишь с одной пятидесятой того, что там написано. И тем не менее, я считаю, что вы представляете собой угрозу по слишком многим параметрам. Но мне также ясно и то, что вы никогда не были ни марионеткой, ни посмешищем. Помните, что вы внушали своим "девочкам"? Что каждый. человек - свое собственное изобретение. И это говорит мне о многом. Так дайте же мне возможность помочь вам! Я не солдат, Хаукинз, но я, черт меня побери, довольно хороший юрист! Хаукинз отвернулся. Как показалось Сэму, он был несколько смущен. И когда заговорил, в его словах прозвучала такая беззащитность, что Сэм вздрогнул. - Не знаю, почему оказывают на меня воздействие чьи-то речи и никак не привлекают силосные ямы с Монголией. Черт побери, парень, но я прослужил в армии тридцать с лишним лет. Снимите с меня форму, и я буду выглядеть словно ощипанная утка, куда бы меня ни поместили. Ведь я профессиональный военный и не знаю ничего, кроме армии, у меня нет никакой другой подготовки, коль скоро вы заводите речь о чем-то ином. Я никогда не занимался техническими науками, исключая некоторого знакомства в "Джи-2" с техникой, похожей на ту, которой нашпигована эта комната. Я умею только ставить ловушки для любителей поживиться за счет казны, о чем весьма правдиво написано в отчетах о моей деятельности в Индокитае. Я перехитрил камбоджийцев, цэрэушников, вьетнамцев и даже прожженных сайгоновских генералов. Я полагаю, что могу управлять личным составом, хотя мне поставляли чаще всего каких-то уголовников. Если бы эти люди были штатскими, им даже не разрешили бы показаться на улицах. А я всегда относился к ним хорошо. Я мог держать всю эту гвардию в руках. Я сумел, встав на одну доску с ними, использовать и их самих, и их способность ловить рыбку в мутной воде. Но я ничего не умею делать в том мире, который начинается там, где кончается Армия... - Что-то не похоже на человека, который заявил, что каждый являет собой свое собственное изобретение. Вы же на самом деле крепче. Повернувшись, Хаукинз посмотрел на Сэма. - Все это ерунда, парень, - медленно и вдумчиво проговорил он. - А знаешь почему? Может быть, единственное, что из меня хотели сделать в моей жизни, так это махинатора. А я всегда плевал на это, поскольку никогда не придавал особого значения деньгам. - Вы жаждете борьбы. Как и все талантливые люди. Ну а деньги представляют собой, так сказать, ее побочный продукт... И обычно их ценность заключается в их количестве, а не в том, что можно на них приобрести. - Согласен с вами, - глубоко вздохнув и потянувшись, сказал Хаукинз. Глядя на выражение его лица, Сэм был почти уверен в том, что в эту минуту генерал думал о своей отставке. Хаукинз прошел бесцельно мимо Сэма, напевая мелодию из "Мерзи-Доутс". Из своего богатого опыта юриста Сэм знал, что именно в такие минуты надо оставить клиента в покое и дать ему время для принятия решения. - Подожди еще минуту, парень, - проговорил наконец генерал, вынимая изо рта сигару и глядя Сэму в глаза. - Все рассчитывают на мое согласие: и китайцы, и эти дырявые задницы в Вашингтоне, и, возможно, не менее дюжины корпораций, занимающихся нефтепродуктами. Как мне начинает казаться, они не только рассчитывают на него, но и нуждаются в нем. Причем настолько, что пойдут на любой подлог, состряпают какое угодно дело... Этот восковой шар катится без контроля... - Подождите, генерал! То, с чем мы столкнулись... - Нет, это ты подожди, парень! Я не собираюсь доставлять тебе неприятности. И сделаю все намного лучше, нежели ты рассчитываешь. Хаукинз снова зажал сигару между зубов, его глаза оживились. - Я все сделаю так, - энергично и в то же время вдумчиво заговорил он, - как этого от меня хотят все эти недоноски. Услужу им и словом, и делом. Если хотите, я покрою поцелуями каждую плитку на площади Сон Тай. Но взамен я выдвигаю два условия. Во-первых, меня должны увезти из Китая и одновременно уволить из армии. И, во-вторых, я хочу провести три дня в архивах "Джи-2", находящихся в округе Колумбия, чтобы посмотреть там только свое досье... Ведь это же я, черт побери, писал всю ту чертовщину! И желал бы теперь бросить последний взгляд на все то, что я сделал. В присутствии любой охраны. Впишу свои последние оценки и дополнения. Вообще-то это обычная процедура для уволенных офицеров разведки. Что вы думаете по этому поводу? - Я не знаю, - неуверенно проговорил Сэм. - Ведь это секретные материалы... - Но не для офицера же, который делал все то, о чем в них сообщается! Кстати, об этом говорится и в параграфе семь-семь-пять Устава о секретных операциях. В данном параграфе даже содержится требование о внесении уволенным офицером его последних оценок. - Бы в этом уверены? - Ни в чем в своей жизни я не был так уверен, как в том, парень! - Хорошо, если так положено... - Я только что процитировал тебе устав. А ведь это военная библия, парень! - В таком случае я не вижу никаких препятствий. - Я желаю получить от тебя письменное подтверждение принятия моих требований. В обмен на то самое письмо и пленку, которые удостоверят, что я устал настолько, что жрал дерьмо ящериц. Короче говоря: я предъявляю вам ультиматум, суть которого сводится к Целующему: или в Вашингтоне готовится приказ, предписывающий мне выполнить по прибытии в Штаты соответствующие требования параграфа семь-семь-пять, или же я выбираю силос в Монголии! После возвращения домой у меня найдется еще немало сторонников. Может, они несколько простоваты, но шума наделают достаточно. Маккензи Хаукинз усмехнулся. Торчавшая у него во рту сигара превратилась в бесформенную массу. Теперь настала очередь Сэма скосить глаза. - О чем вы думаете? - Так, ни о чем, парень. Просто ты кое о чем напомнил мне. Каждый - свое собственное изобретение, сумма его частностей. И за пределами армии существует чертовски огромный мир. Где тоже идет борьба. Часть вторая Любая замкнутая корпорация - то есть компания с ограниченным числом инвесторов, вне зависимости от размера ее капитала, - должна возложить ответственность за финансовую деятельность на людей, обладающих благородным сердцем и беспримерной отвагой, которые преданностью своей и целеустремленностью придадут динамизм всей структуре. "Экономические законы Шеперда", кн. CVI, гл. 38. Глава 7 Народный суд закончился к удовольствию всех заинтересованных сторон. Хаукинз, превосходно сыграв отведенную ему роль, предстал перед судом смиренным и раскаявшимся в своих злодеяниях грешником, этакой мягкой и ласковой кошкой. И по прибытии на военно-воздушную базу в Трэвисе, в Калифорнии, он, сойдя с самолета с выражением стоика, четко отвечал перед камерами на вопросы целых толп журналистов и всевозможных лунатиков, чем буквально покорил собравшихся на аэродроме простых людей и разочаровал оравших во все горло суперпатриотов. В весьма простых выражениях он объяснил, что пришла пора, когда старые солдаты должны достойно сойти со сцены, что времена изменились, а значит, произошла неизбежная в таких случаях переоценка ценностей. И то, что считалось вероломством и предательством десять лет назад, сейчас воспринимается нормой в отношениях между людьми. Предназначение военного человека - отнюдь не решение каких-то международных спорных вопросов, и нацеливать его на это нельзя. Вполне достаточно и того, что он, простой воин национальной армии... И так далее, и тому подобное. Что же касается лично его, генерал-лейтенанта Маккензи Хаукинза, то он по-прежнему остается приверженцем общепринятых истин под тем углом зрения, под каким он видит их. В общем, все было весьма живо. Весьма искренне. Весьма бравурно. А сам Хаукинз был превосходен. Было отмечено, что за этой встречей наблюдал и сам хозяин Овального кабинета. Он прекрасно провел время, сидя в глубоком кресле перед телевизором, рядом с которым расположился, оберегая хозяина, его любимец - стопятидесятифунтовый дог по кличке Питон. Смеялся, хлопал ладонями собаку по спине и хихикал. Вместе с ним веселилась и вся его семья, точно так же смеясь, хлопая в ладоши, хихикая и притопывая ногами. И хотя его близкие не были вполне уверены в том, что их отец действительно столь счастлив, тем не менее, они никогда так не радовались с того самого дня, когда он выстрелил тому. ужасному маленькому спаниелю в живот. Сэм Дивероу следил за превращением Маккензи Хаукинза из рычащего медведя в забитого опоссума с сомнением и страхом. Ястреб превратился в этакого мягкоклювого птенца без особой на то причины. И дело было даже не в том, что Сэм не принимал во внимание возможность тюремного заключения генерала в Монголии или Ливенуорсе. Коль скоро Хаукинз согласился признать справедливым предъявленное ему обвинение, публично покаяться, написать и зачитать письмо и не возражать против появления в газетах фотографий, снятых во время последнего судебного заседания, ознаменованного оглашением приговора, согласно которому он получил сто условных лет, и изображавших его с поникшей головой, то он мог вернуться к своим армейским замашкам, дать возможность разгореться обуявшим его страстям. Вместо этого он делал все возможное для того, чтобы гасить их. Создавалось впечатление, что он и на самом деле решил сойти со сцены. Причем сам Сэм считал эту фразу ужасной. Конечно, Сэм не мог не догадываться о том, что такое поведение Хаукинза каким-то образом связано с обещанной Вашингтоном услугой за услугу - с допуском Хаукинза к архивам "Джи-2" в соответствии с параграфом семь-семь-пять о секретных операциях. И если это было так, то генерал напрасно старался вести себя подобным образом, поскольку три разведслужбы уже просмотрели востребованные Хаукинзом папки и не нашли в них ничего важного с точки зрения национальной безопасности. Ведь по большей части речь в них шла о давних тайных заговорах в Сайгоне, нескольких старых нечистоплотных мероприятиях в Европе, а также о всевозможных предположениях и сплетнях, то есть о разной чепухе. И если Хаукинз искренне верил в то, что он сможет извлечь нечто полезное для себя - а иначе какой смысл настаивать на допуске к документам? - из этих устаревших, неподтвержденных донесений, то в этом не было ничего опасного. А вообще же вследствие инфляции и значительно уступающей зарплате пенсии, которую теперь должен был получать генерал, а также из-за шаткости его положения, дела Хаукинза в целом складывались далеко не блестяще. И. поэтому никого не волновало, что генерал собирается делать со своим старым досье. Ну а если из этого и вышло бы что-нибудь непредвиденное, то в распоряжении Пентагона имелось его письмо. - Я рад снова слышать тебя, парень! - громко и энергично произнес Хаукинз. Сэм убрал телефонную трубку подальше от уха. Частично этот жест объяснялся тем, что Хаукинз буквально оглушил его, а частично и тем, что Сэм просто испугался, снова услышав его. Дивероу вернулся в Вашингтон около двух недель назад, оставив Ястреба в Калифорнии сразу же после пресс-конференции в Трэвисе. До отставки Сэма оставалось всего три дня, и он только тем и занимался, что приводил свои дела в тот образцовый порядок, который бы соответствовал столь славному часу. Хаукинз не имел никакого отношения к его настоящим занятиям, но его постоянное присутствие представляло для Сэма некую абстрактную опасность. - Привет, Мак! - осторожно ответил Сэм: они прекратили называть друг друга по званиям еще в начале процесса в Пекине. - Ты в Вашингтоне? - Где же еще, парень? Завтра я собираюсь в "Джи-2", чтобы выполнить требование параграфа семь-семь-пять. Ты что, не знаешь об этом? - Я был очень занят, поскольку мне надо многое тут закончить. Да и кто стал бы докладывать мне об этом твоем параграфе? - Как "кто"? - ответил Хаукинз. - Ты же едешь вместе со мной, и я полагал, что тебе известно об этом. Сэму показалось, что в его желудке застрял огромный кусок. Он машинально выдвинул один из ящиков своего стола и, доставая оттуда бутылку "Мэлокси", сказал: - Сопровождать тебя? Но зачем? Ты что, сам не знаешь, где находится этот "Джи-2"? В случае чего я дам тебе адрес, Мак, он у меня здесь. Не клади трубку, Мак!.. Сержант, разыщите мне адрес архивов "Джи-2"! И побыстрее! - Постой, Сэм! - прокричал в трубку Хаукинз. - Это обычная армейская формальность, и только. Ничего из ряда вон выходящего и неудобного. Адрес я знаю, но тебе все равно придется сопровождать меня! Это решено, Сэм... - Но я не желаю ехать с тобой! - воскликнул Дивероу. - Какой, к черту, из меня сопровождающий? И я уже попрощался с тобой в Калифорнии! - Ты можешь снова поздороваться со мной за сегодняшним обедом, Сэм! Что ты, кстати, думаешь по этому поводу? Тяжело вздохнув, Сэм отпил из бутылки и сделал своему секретарю из женской вспомогательной службы знак рукой, чтобы та вышла. - Сожалею, Мак, но у меня очень много дел... Возможно, мы увидимся в конце недели или, если удастся, послезавтра в четыре часа... - Нам следует выехать в "Джи-2", Сэм, завтра утром... Я хочу сказать, что ты обязан быть там, парень. Это в порядке вещей. Ведь мы же не хотим, чтобы там случилось что-нибудь непредвиденное, не так ли? Поскольку в случае чего - Бог ты мой! - нас с тобой просто не выпустят оттуда. - Где ты собираешься обедать? - спросил Дивероу. Положив трубку, он поморщился. Бутылка "Мэлокси" была пуста. "Ты же едешь вместе со мной, и я полагал, что тебе известно об этом... Это в порядке вещей. Ведь мы же не хотим, чтобы там случилось что-нибудь непредвиденное, не так ли?" Конечно, нет... Дивероу тряхнул головой. Парочка в соседней кабине уставилась на него. Он опомнился и с идиотским видом улыбнулся. Нашептавшись между собой, те двое отвели глаза. Их реакция была понятной. Под шторами арки прошел высокий человек и двинулся в глубь зала. Сэм впился в него глазами. Причем со страхом. Это был Хаукинз. Сэм не сомневался в этом, несмотря на то, что осторожно пробиравшийся сквозь забитый людьми зал рослый мужчина имел лишь отдаленное сходство с растрепанным, жевавшим сигару Маккензи Хаукинзом, искоса рассматривавшим его через окошечко в двери пекинской камеры. И еще меньше направлявшийся к Сэму человек напоминал того коротко остриженного Хаукинза, который некогда гордо шествовал с выпрямленной спиной, печатая шаг, словно маршировал на параде под оркестром. Прежде всего в глаза бросалась бородка в стиле Ван Лейка. И хотя Хаукинз только что отпустил ее, она уже успела отрасти и выглядела довольно ухоженной. Изменилась и прическа. Его волосы не только стали длиннее, но и были подстрижены таким образом, что седоватыми волнами спадали ему на уши. В целом он выглядел весьма презентабельно. Что же касается его глаз, то увидеть их было нельзя - из-за темных очков в светлой оправе из черепахового панциря, придававших ему вид ученого или даже дипломата без всякого намека на таинственность. А его походка? Боже милосердный! Армейскую деревянность Хаукинза сменила, черт побери, элегантность обладающего вкусом человека. И вообще во всей его фигуре и манере держаться появились расслабленность и мягкость, некая естественная пластичность, характерная больше для Палм-Бича, нежели для Форт-Беннинга. - Я заметил, как ты наблюдаешь за мной, - сказал Хаукинз, входя в кабину. - Не так уж и плохо, а, парень? Никто из этих дерьмоносцев не остановил меня. Что ты думаешь по этому поводу? - Я удивлен, - ответил Сэм. - Ну и зря, парень... Первое, чему необходимо учиться при переходе границы, так это способности адаптироваться в новых условиях. Не только к природной среде, но и, главным образом, к местным привычкам и поведению. Это своеобразная форма психической войны. - Что ты городишь? - Мы за линией фронта, Сэм, на вражеской территории. Неужели до тебя не доходит это? - Хаукинз элегантным движением помешал лед в коктейле. И затем перешел к тому главному, ради чего он и затеял этот обед с Дивероу. Это же главное заключалось всего в одном, но весьма взрывоопасном имени. Генерал-майор Хизелтайн Броукмайкл... Совсем еще недавно служил в штабе американских войск в Бангкоке, а ныне пребывал в Вашингтоне в полном забвении. - Да, Сэм, старина Броуки был вместе со мной в Корее... Зарекомендовал себя с самой лучшей стороны, хотя и был немного горяч. К тому же ему постоянно приходилось бороться со своим тупицей кузеном... У того еще было это идиотское имя - Этелред. Можешь себе такое представить? Подумать только, два Броукмайкла в одной чертовой армии, и оба с дурацкими именами! - Я уже наелся, - произнес спокойно Дивероу. Хаукинз между тем продолжал: - И вот ты, сэр, долбанул из тяжелой мортиры по карьере Броуки. Он не получит больше ни одной звездочки на воротник, если даже соберет для этого всех астрологов в Пентагоне. Сам знаешь, они никогда не бывают уверены в чем бы то ни было. Согласен, один из этих чертовых Броукмайклов мошенник, но ты ведь так и не доказал этого. - Мне бы не позволили! - прошептал Сэм так громко, что его услышал не только Хаукинз. Парочка в соседней кабине снова посмотрела на него, и Сэму пришлось состроить им гримасу. - У меня имелись доказательства, я подготовил все необходимые материалы, но меня заставили закрыть дело! - И все же хороший парень был сражен в тот самый момент, когда начальники штабов с благосклонностью посматривали на него... Жалко, скажу я тебе! - Хватит об этом, Мак! - не выдержал Сэм. - Я сыт по горло этим идиотом... - Не такой уж он идиот... Что же касается тебя, то ты тогда пошел даже на серьезные правонарушения, чтобы только добыть эти твои так называемые доказательства. - Я сознательно шел на риск, поскольку был чертовски зол. И заплатил за это двумя голами жизни в этой петушиной форме! Но теперь все, я хочу уйти! - Все это очень плохо. И мне очень неприятно слышать, как ты говоришь об этом, потому что тебе, возможно, придется еще какое-то время поработать в генеральной инспекции, если я... - Перестань! - перебил Хаукинза Дивероу похожим на рычание шепотом. - Через день я снова стану свободным человеком, и ничто, - слышишь, ничто! - не изменит этого. - Я тоже надеюсь, что так оно и будет. Но позволь мне закончить. Ты действительно можешь задержаться в армии, если мне не удастся отговорить старину Броуки от его сумасбродной идеи. Дело, видишь ли, в том, что обвинения, выдвинутые против тебя в Бангкоке, вовсе не преданы забвению. В силу целого ряда довольно сложных обстоятельств и всех этих нападок штатских уродов на армию они как бы повисли в воздухе. В данный момент Броуки ничего не имеет против тебя, но ему как-то хочется определиться, и, думаю я, ты прекрасно это понимаешь. Он воображает, что если снова выдвинет против тебя те обвинения, то ты, откопав соответствующие документы, сможешь показать лицо настоящего Броукмайкла и возвратить ему таким образом, благосклонность Объединенного комитета начальников штабов, которой он пользовался всегда. Не буду скрывать, тебе лучше пойти на это, поскольку в противном случае ты можешь оказаться в каменоломнях. Это не займет много времени: всего шесть или семь месяцев. Ну, год или, в крайнем случае, полтора, если суд затянется. Но в результате вы оба получите то, что хотите... - Единственное, что я желаю, так это уйти из армии! - воскликнул Сэм, скручивая салфетку с такой силой, что она заскрипела. - Я заплатил за свой аморальный поступок. Теперь все это для меня в прошлом! - В прошлом - для тебя, но не для старины Броуки. - Факты таковы. Я приготовил это проклятое извинение. В письменной форме. Послезавтра, после шестнадцати часов, я продиктую его - и продиктую штатскому секретарю - за считанные секунды. Но дела этого не открою снова! | - Нет, откроешь, ибо в противном случае старина Броуки извлечет на свет Божий некую бангкокскую папку и отдаст приказ о твоем аресте. Не забывай, Сэм, он - действующий генерал! Хаукинз замолчал и, сжав губы, покачал головой, невинно глядя на Дивероу через свои затемненные очки. - Ладно, Мак, - произнес Сэм, - пора кончать эту игру! Ты сказал: "Если мне не удастся отговорить старицу Броуки от его сумасбродной идеи..." Но ты сумеешь это провернуть? - Я могу либо отговорить Броуки от этой затеи, либо на пару дней убрать его со сцены. В общем, сделать что-нибудь одно из двух. Как только ты выйдешь в отставку, парень, Броуки будет чертовски трудно уговорить кого бы то ни было начать преследовать тебя. А ты знаешь, что у этих бумаг есть срок давности. Хотя я не должен был говорить тебе об этом. - Скажи мне прямо, какой гадости ты хочешь от меня? Хаукинз снял очки и мягкими движениями стал протирать стекла. И делал он это так, будто шлифовал камень. - Видишь ли, Сэм, в последнее время я очень много думаю о своем будущем. И мне кажется, что в нем есть место и для тебя, хотя я в этом не уверен... - Это не имеет никакого значения! - покачал головой Сэм. - На следующей неделе я снова займу свое место в конторе Арона Пинкуса, лучшей юридической фирме штата Бей5. - Мог бы и потерпеть еще немного. Ну, скажем, с месяц? Боже мой, Сэм, ты же провел на службе целых четыре года, так что для тебя какие-то несколько недель? - В один прекрасный день Арон Пинкус займет место в Верховном суде. Каждый проведенный с ним рядом день является для меня настоящей школой, и я не намерен отказываться от тридцати лет оплаченного образования. Кстати, Мак, что ты имел в виду, говоря о месте для меня? Чем я должен был бы заниматься? - Мне может понадобиться адвокат, Сэм, - пояснил Хаукинз. - И считаю, ты самый лучший из всех, с которыми я когда-либо имел дело. - Наверное, потому, что я был единственным, с кем ты встречался... - Правда, у тебя имеются слабые места, хотя их и не так уж много, - перебил его генерал, снова надевая очки. - Ты меня извини, но это так. И поэтому я еще не знаю. найму я тебя или нет. Мне надо как следует подумать. - А заодно и нейтрализовать Броукмайкла? - Прежде скажи, ты сможешь представить мне свои соображения относительно работы в качестве моего адвоката? Только на две недели? Кое-какие деньги у меня есть... - Я знаю совершенно точно, чем ты располагаешь, Мак, - сочувственно покачал головой Дивероу. - Я должен был это знать... Ты хочешь получить от меня совет относительно инвестиций? - Что-то вроде этого... - Тогда я помогу тебе, Мак, даже не имея соответствующей квалификации. Я говорю серьезно. - Сэму было известно, что за всю свою жизнь, полную приключений и риска, Хаукинзу удалось скопить всего пятьдесят тысяч долларов. Ни авуаров, ни недвижимости, ни домов, ни акций у него не было. И на эти деньги плюс пенсия он должен был прожить все оставшиеся годы. - А если я не сумею дать тебе совет - тот, в котором ты, на мой взгляд, нуждаешься. Мак, - то я найду еще кого-нибудь, кто сможет сделать это. - Весьма признателен тебе, сынок. Может быть, это только показалось Сэму, а возможно, и на самом деле в суровых глазах генерала сверкнули слезы. Но сказать об этом с уверенностью было трудно из-за темных очков. - Это - то немногое, что я могу сделать для тебя. Может быть, это звучит и несколько категорично, но мне кажется, что такая несложная работа под силу каждому. Ты немало совершил славных дел, но был раздавлен мелкими людишками. Я знаю это. - Ладно, парень, - глубоко вздохнув, несколько высокопарно произнес генерал, - каждый делает то, что он должен делать в этом мире. Сейчас же... Ох, этот чертов пиджак жмет сильнее парадной формы, которую я надевал в День памяти! Хаукинз вытащил из нагрудного кармана сложенный журнал, некоторые страницы которого были загнуты и помечены красным карандашом. - Что это? - поинтересовался Сэм. - Пропагандистское издание китайских коммунистов. которое косоглазые оставили у меня в камере. Самая заурядная коммунистическая чепуха, написанная на отвратительном английском языке. В одной из статей говорится о той несправедливости, которая буквально царит в церкви как религиозном учреждении. У римского папы есть двоюродный брат, так что вместе они являют собою некое подобие братьев Броукмайклов. Правда, у папы и его кузена разные имена, хотя похожи они друг на друга как две капли воды: их невозможно отличить. Кузен даже вынужден был отрастить бороду, чтобы отличаться от его преосвященства. - Я что-то не понимаю. При чем тут несправедливость? - Этот кузен, третьеразрядный певец в какой-то небольшой оперной труппе, половину времени сидит без работы. Китайцы без особого труда делают сопоставление: певец, исполняя арии, рвет, что называется, свою душу во имя культуры и в то же время влачит полуголодное существование, тогда как его кузен папа предается чревоугодию и обворовывает бедных. - И это настолько заинтересовало тебя, что ты решил отметить все это? - Да нет, парень. Просто я отметил все эти несоответствия, чтобы обратить твое внимание на этого священника, моего друга. Возможно, это удивит тебя, но я кое-что почитал о том, о чем прежде никогда особенно не задумывался. Ну, скажем, о Боге, церкви и тому подобном... И прошу тебя, не смейся сейчас. - Я никогда не смеюсь над такими вещами, Мак, - мягко улыбнулся Дивероу. - Не думаю, что в них есть что-нибудь смешное. Мы ведь не только имеем закрепленное конституцией право на религиозные чувства, но зачастую и черпаем в них самую настоящую поддержку. - Это ты здорово сказал. По-настоящему проникновенно, Сэм. Кстати, я хочу предупредить тебя кое о чем относительно этого дела с Броукмайклом. Завтра утром в "Джи-2" держи свой поганый рот на замке и делай то, что я велю тебе! Когда Дивероу подъехал к отелю, Хаукинз, с кейсом в руке, судя по виду, весьма дорогим, стоял под большим навесом, ожидая его. Открыв дверцу машины свободной рукой, он сел в нее. Его лицо расплылось в широкой улыбке. - Черт побери, какое чудесное утро! На самом деле утро в тот день вовсе не было чудесным. Более того, оно было холодным и промозглым, а небо грозило в любую минуту разразиться проливным дождем. - Твой барометр немного барахлит. - Ерунда! Восприятие погоды, как и возраста, зависит исключительно от того, как ты себя чувствуешь. Я же чувствую себя сегодня превосходно! Хаукинз провел руками по лацканам твидового пиджака и, поправив красный галстук, повязанный поверх модной полосатой рубашки, осторожно коснулся пальцами волос над ушами. - Рад видеть тебя в таком прекрасном настроении, - проговорил Сэм, трогая машину с места и направляя ее в поток уличного движения. - Но я не хотел бы раздражать зря охрану и поэтому не советую тебе брать с собой этот твой кейс. Тем более что все равно ты не сможешь утащить ни одной бумаги: из"Джи-2" ничего не исчезает. Хаукинз только засмеялся в ответ. Вытащил из кармана рубашки сигару и отрезал серебряными ножницами ее конец. - Не забивай свою законопослушную голову мелочами! Я уже обо всем этом позаботился. - Тебе не о чем заботиться Я отвечаю за тебя и сделаю все возможное, чтобы не вляпаться в какую-нибудь историю в остающиеся двадцать четыре часа! Дивероу выплеснул все свое раздражение через автомобильный сигнал, многократно усиленный загудевшими вокруг другими машинами. - Боже мой, ты в плохом настроении! Следи-ка лучше за дорогой и не думай о флангах. - Черт возьми, неужели не осталось никого, кто бы говорил на английском? Что это еще за "фланги"? Что это значит? - Это значит то, что я сказал тебе при последней встрече, - ответил Хаукинз, прикуривая сигару. - Делай то, что я велю тебе, и не суетись. Кстати, ты хочешь узнать, как зовут того человека, который заправляет в архивах "Джи-2"? Впрочем, тебе это ни к чему. Только имей в виду, что это настоящий сукин сын и настоящий гений. Я и подумать не мог, что делаю для службы, когда вытаскивал его из находившегося к западу от Ханоя лагеря несколько лет тому назад. Он тоже окончил вест-пойнтскую академию. Представляешь себе? В тысяча девятьсот сорок седьмом году. Вместе со мной, черт побери! Бывают же совпадения! - Нет!.. Нет, Мак!.. Нет!.. Нет, нет, и нет! Ты не сможешь делать это! Я не позволю тебе! Сэм снова набросился на сигнал, резко подав его хромой старой леди, которая выбрала для перехода через перекресток не самое подходящее время. Бедняга втянула и испуге голову в свои подрагивающие плечи. - Параграфом семь-семь-пять вполне определенно предусмотрено присутствие сопровождающего военного юриста. Сопровождающего, Сэм, а не наблюдающего. Он обязан привести офицера, имеющего допуск к секретной работе, и затем увести его из "Джи-2", но входить в специальную комнату, где происходит вся процедура, ему запрещается. Маккензи, смакуя сигарный дым, глубоко затянулся. - Но есть и кое-что еще, что запрещается! Слышишь ты, сукин сын? - Дивероу снова в ярости ударил рукой по краю сигнального устройства: хромая старая леди проковыляла к тому времени до середины улицы. - Например, туда нельзя входить с чемоданом! - Это так, если только офицер не вносит в чемодане свои последние замечания, которых никто, кроме начальника архива, не должен видеть: это секретные документы. - Но у тебя же в кейсе ничего нет! - воскликнул Сэм, указывая на чемодан. - Откуда тебе это известно? Ведь он закрыт. У входа в помещение военной разведки Хаукинза встретили два представителя военной полиции и без лишних слов и со знанием дела препроводили его в специальную комнату, в которой ему надлежало выполнить предписанные параграфом инструкции. Сэм шел сзади. Все происходящее казалось Дивероу соблюдением обычных формальностей, как при исполнении смертного приговора, разве что только вот Мак выглядел каким-то безвольным и даже слегка сутулился в своем модном твидовом пиджаке. Но как только они вчетвером оказались в комнате, Хаукинз выпрямился и сменил обходительную речь штатского человека на резкий лай строевого генерала. Он сразу же приказал полицейским отвести Сэма в смежную комнату и потребовал вызвать их начальника. Капитан из военной полиции отдал Хаукинзу честь, молча взял Дивероу под локоть, вывел его в соседнюю комнату и, хлопнув дверью, закрыл ее. Потом, проверив коридор, он, щеголяя выправкой офицера вермахта, направился в холл. Конечно, они заперли и ту дверь. У Сэма было такое ощущение, что он это когда-то уже все видел. Затем Дивероу вспомнил, что как-то поздним вечером, несколько недель назад, наблюдал нечто подобное по телевизору в фильме под названием "Семь дней в мае". Он подошел к единственному в комнате окну и сквозь решетку посмотрел вниз с высоты четвертого этажа. И подумал о том, что "Джи-2" не оставляло ни единого шанса приходившим сюда юристам из генеральной инспекции. Из соседней комнаты слышались чьи-то голоса. Затем до Сэма донесся громоподобный смех, сопровождаемый крепкими ругательствами. Старые волки вспоминали добрые, давно прошедшие времена, когда каждый из них, исключая, конечно, генералов, получал по заднице. Сэм сел в кресло, взял в руки затертую копию "Правил поведения в "Джи-2" с загнувшимися страницами и уткнулся в нее. Но чтение этого документа, оказавшегося на самом деле довольно интересным, было прервано вскоре Каким-то повторяющимся звуком из комнаты, где вершилось секретное действо: там-чам... там-чам... там-ча.м... Дивероу несколько раз сглотнул слюну, раздраженный тем, что оставил желудочные таблетки в машине. Доносившийся до него шум Сэм не спутал бы ни с чем, как бы ни старался. Ясно, там работал ксерокс. Непонятно, откуда в комнате для оформления секретных досье взялся множительный аппарат? Но, с другой стороны, почему бы ему там и не быть? Первый вопрос казался немного логичнее, поскольку нахождение копировальной машины в этой комнате и по букве и по духу вступало в явное противоречие со всем тем, что содержал в себе параграф. Сэм снова попытался читать, но ему так и не удалось задерживать внимание даже на картинках. Через час с четвертью ксерокс закончил свою работу. А еще через несколько минут послышался металлический лязг открываемого замка и дверь лаборатории открылась. Сэм увидел, как из комнаты вышел Хаукинз со своим дорогим и теперь уже раздувшимся кейсом, обтянутым блестящими обручами со штампом "Джи-2" и со свисавшей от места их соединения железной цепью длиною приблизительно в фут. - Это что еще за чертовщина? - довольно холодно осведомился Сэм, не вставая с кресла и отчетливо выговаривая слова. - Так, ничего, - бросил небрежно Хаукинз. - Просто кое-какие копии подборок "Флит-Пэк-Ком-Сэт". - А это что за дьявольщина? - Майор, - продолжал Хаукинз, повышая голос и выпрямляясь, - я представляю вам бригадного генерала Беризфиккуша! Смирно! Дивероу вылетел из кресла и вскинул руку, приветствуя быстро вошедшего в комнату генерала с выгнутой, словно бочка, грудью, на которой в двенадцать рядов висели планки наград, с закрытым повязкой глазом и какой-то дикой шевелюрой. Церемонно ответив на приветствие Сэма, Беризфиккуш протянул ему огромную, мускулистую руку. - Вы собираетесь уйти в отставку, майор? - хрипло спросил генерал. - Да, сэр, - ответил Дивероу, пожимая протянутую ему руку. И в этот самый момент Хаукинз набросил свисавшую с его кейса цепь на запястье вытянутой руки Сэма и запер находившийся между ее звеньями трехзначный шифр-замок. - С первой передачей покончено, генерал! - пролаял он. - Отлично, сэр! - выпалил в ответ генерал, все еще сжимая кисть Дивероу стальным рукопожатием и глядя на него своим единственным глазом. - Теперь "Флит-Пэк-Ком-Сэт" находится под вашей опекой, майор! Готовьтесь ко второй передаче. - Что вы имеете в виду, генерал? - Послушай, - отпустил руку Сэма Беризфиккуш. - Так это ты тот самый паршивый юрист, который долбанул по старине Броукмайклу? Сэм почувствовал, как у него сжался в комок желудок, а на лбу выступила испарина. Тяжелый кейс тянул его к полу, заставляя сгибаться чуть ли не пополам. - Эта история, - заметил он, - имеет две стороны, сэр. - Чертовски верно! - прокричал генерал. - Броуки и какой-то дерьмоносец, не нюхавший пороха, которому место в каменоломнях! - Да подождите минуту, генерал... - Что такое, солдат? Вы, кажется, забыли о субординации? - Нет, сэр!.. Совсем нет, сэр... Просто я хотел разъяснить... - Разъяснить?! Или ты протащишь свою задницу вот в эту дверь и обеспечишь доставку документов куда следует, или я направлю тебя отсюда прямо в военный трибунал за несоблюдение субординации и некомпетентность! - Да, сэр!.. Конечно, сэр. Сэм попытался было отсалютовать, но цепь и чемодан оказались слишком тяжелыми, и он, взмахнув рукой перед лицом, направился к двери, которая каким-то чудесным образом была открыта двумя капитанами из военной полиции. С формальностями на выходе было покончено весьма быстро: стальные обручи с клеймом "Джи-2", которыми был обтянут чемодан, являлись здесь своеобразным символом власти. Дивероу расписался в дежурной книге, затем с помощью миниатюрной камеры была сделана его фотография. Как только они очутились на улице, Сэм сказал Хаукинзу: - Этот парень сумасшедший! Еще десять секунд, и он засадил бы меня в одиночку! Но за что? - У старины Броуки очень много друзей, - объяснил Маккензи. - Отсюда поведу машину я... - Спасибо. - С трудом достав все еще дрожавшей рукой из кармана ключи, Сэм протянул их Хаукинзу. Они направились к стоянке и сели в машину. Только четверть часа спустя, когда они застряли в вашингтонской дорожной пробке, Сэм начал понемногу успокаиваться. Тревога, охватившая его в те минуты, когда он стоял лицом к лицу со странным апоплексическим генералом, грозившим отменить его отставку в самый последний момент, постепенно проходила. Но затем вдруг она стала неумолимо сменяться еще более сильным страхом, а молчание Хаукинза лишь усугубило его. - Мак, - спросил Дивероу наконец, - что я должен делать теперь? - А ты не знаешь? - Конечно, нет! - Генерал полагает, что тебе все известно. - Да нет же! - Может, ты хочешь вернуться и спросить его, Сэм? Лично я не советую этого. Он, видишь ли, не очень хорошего о тебе мнения. Бог мой, он может совершить все, что ему заблагорассудится! К тому же тебя только что сфотографировали. А одно всегда ведет к другому... Ты понимаешь, что я имею в виду? Здесь все как в теории домино. Твой процесс мог бы затянуться на год или два. - Что за чертовщина находится в чемодане, Хаукинз? Не сажай меня в дерьмо! Что там? - Извини, Сэм, - заявил Хаукинз, - но я не могу обсуждать с тобой этот вопрос. Сам понимаешь: это секретные материалы. Сэм сидел на кушетке, положив руку на чайный столик. Хаукинз, орудуя ножовкой, пытался распилить цепь, к которой тот был прикован. - Как только справлюсь с этой поганой цепью, - спокойно произнес Маккензи, - мы примемся за замок! Думаю, с ним всего проще разделаться с помощью паяльной лампы. - Только не на моей руке! - завопил Сэм. - Слышишь ты, сукин сын! И благодарю тебя за то, что ты не сказал мне, что не знаешь, как его открыть. - Не беспокойся: через десять - пятнадцать минут все будет кончено! Просто эта сталь оказалась прочнее, нежели я предполагал. Через час с четвертью последние звенья были перепилены, и на запястье остались только качающийся обрывок цепи и замок. - Мне надо позвонить в офис, - сказал Сэм. - Ведь там ждут, когда я отмечу свой уход с работы. - Нет, не ждут, поскольку ты находишься со мною. Защищаешь, так сказать, мое право следовать" предписанию параграфа семь-семь-пять. Собственно, договором обусловлено: минимум - один день, максимум - три.