одяге,
но сэр  Томас  Моубрей, глядя в  его глаза,  не смог прочитать ничего, кроме
презрения, ненависти и  холодной, неумолимой решимости. Что касается мистера
Дентона, то  проглотив застрявший  в горле кусок, он  сощурил  узкие щелочки
своих невыразительных глаз и окинул презрительным взглядом наряд вошедшего -
от незатейливого пестрого шейного платка до неуклюжих башмаков с квадратными
носами.
     -  Моубрей, - после  продолжительного молчания,  сказал  сэр  Мармадьюк
бесстрастным голосом, - после нашей последней встречи  я лелеял надежду, что
она окажется последней и вы мертвы...
     - Неужели? - презрительно воскликнул сэр Томас. - Бог ты мой, неужели?!
     - Однако недавно я узнал, что вы не только  живы, но  даже процветаете,
получив наследство, и я решил, что настал час призвать вас  к ответу и, если
получится, стереть вас с лица земли.
     - Что?!  -  вскричал сэр Томас, сжимая  волосатые кулаки,  - вы  смеете
угрожать мне, вы... вы...
     - Прекратите впустую молоть языком! - Сэр Мармадьюк придвинулся  ближе.
- Вспомните,  вы ведь больше не бродяга,  чье пристанище - канава, вы теперь
достопочтенный сэр, так что ведите себе подобающе своему положению. С вашего
позволения, сэр, я продолжу. При дальнейшем размышлении я решил оставить вам
жизнь, позволить вам и дальше отравлять свои существованием этот мир...
     - Вот как? Премного вам благодарен! - насмешливо  воскликнул сэр Томас.
- Но, черт  возьми, я готов драться с вами в  любое время  и в  любом месте,
Вэйн-Темперли!
     Узкие  щелочки  глаз  мистера   Дентона  дрогнули,  его  рука  украдкой
скользнула  к  внутреннему  карману  сюртука. Заметив это, Джон Гоббс  начал
осторожно  подбираться  к  нему,  тогда как  сэр Томас, размахивая кулаками,
распалялся все больше и больше.
     - Да, я готов драться с  вами, когда вы пожелаете!  Меня не пугает ваша
репутация! Черт побери, я готов драться здесь и сейчас!
     -  И  я  наверняка  убью  вас!  -  кивнул  сэр  Мармадьюк.  - Что  вам,
несомненно, известно, да и всегда было известно! Однако я готов оставить вам
жизнь, но при  одном условии - вы обеспечите то несчастное создание, которое
вы обрекли на позор и страдания двадцать три года назад. Если вы не сделаете
этого, то клянусь именем Господа,  я  найду  вас, где бы  вы ни скрывались и
раздавлю как мерзкую гадину!
     Сэр Томас  постарался изобразить  презрительную мину, но не выдержал  и
отвел  взгляд, после чего  разразился потоком  грубой брани.  Сэр  Мармадьюк
презрительно  отвернулся  и  подошел  к окну. И тут мистер Дентон вскочил на
ноги, выхватил из-за  пазухи маленький,  но вполне  смертоносный пистолет, и
взвизгнул:
     - Вейн-Темперли, стойте! Стойте, я вам говорю! Моубрей, его разыскивает
полиция  по  обвинению в  убийстве!  В  городке  сейчас находятся  офицеры с
Боу-Стрит, позовите кого-нибудь, пока я держу его на мушке!
     Он направил пистолет на сэра Мармадьюка, но в этот момент мощный удар в
челюсть сбил его с ног. Мистер Дентон отлетел в сторону как тряпичная кукла.
     -  Готов,  сэр,  -  спокойно  сообщил  мистер  Гоббс,  склонившись  над
недвижным телом бравого мистера  Дентона. Он поднял пистолет и направил  его
на съежившегося сэра  Томаса. -  Сэр Мармадьюк, возьмите  мою,  точнее  вашу
лошадь, я привязал ее у крыльца - гнедая кобыла с проседью.
     - А как же вы, Джон?
     - Обо  мне, сэр, не беспокойтесь, я выпутаюсь.  Но умоляю вас,  уходите
быстрее! Идите же, сэр, идите, или мне придется  применить насилие  и к сэру
Томасу, я не могу позволить, чтобы вас схватили!
     Сэр Мармадьюк улыбнулся.
     - Мой верный Джон! Но  я тоже не могу позволить этого и по отношению  к
вам.
     Он взял со стола салфетку.
     Через несколько минут они  вдвоем покинули комнату, заперли ее,  а ключ
мистер Гоббс  положил в карман. Спустившись вниз, они степенно оплатили счет
и  неспеша  направились на  конюшню.  Оседлав  лошадей, наши герои поскакали
прочь  по  многолюдной Хай-стрит.  А  двум достойным  джентльменам,  надежно
связанным,  с кляпами во рту,  ничего не оставалось, как  с яростью  взирать
друг на друга.

        Глава XXX,
     <i>в которой герои отправляются-таки в Лондон</i>

     Примерно  в  полумиле  от уже знакомого  нам  указателя  сэр  Мармадьюк
остановил лошадь и, соскочив на землю, бросил поводья своему спутнику.
     - Луна сегодня взойдет поздно, Джон, - сказал  он, глядя на небо, - так
что будьте здесь к половине  девятого, постарайтесь успеть к этому  времени.
Вы должны приехать  в  легком  крытом  экипаже,  запряженном  парой  хороших
лошадей.  Вперед  пошлите  человека, пускай он заказывает  лошадей  на  всех
почтовых станциях,  так мы будем двигаться гораздо быстрее. Трех  перемен, я
думаю, будет достаточно и... проклятье!
     - Что случилось, сэр?
     - Джон, я забыл Горация, вот бедняга!
     - Кто такой Гораций, сэр?
     -  Осел,  Джон,  я ему поверял  свои  тайные мысли.  Увы,  придется нам
расстаться.  Надеюсь, здесь  к нему судьба  отнесется благосклоннее,  чем на
шумных лондонских улицах. Ну, Джон,  до вечера, - сэр Мармадьюк крепко пожал
руку мистеру Гоббсу.
     Тот пришпорил лошадь и скрылся в облаке пыли.
     Уже вечерело,  и  потому сэр Мармадьюк  шел  очень  быстро.  Вдруг  его
остановил чей-то  жалобный возглас.  Он  перешел на другую сторону  дороги и
вгляделся в густую тень. Там, прислонившись к стволу дерева, скорчилась едва
различимая женская фигура. Женщина умоляюще протянула изможденную руку.
     -  Пожалуйста,  подайте  хоть  что-нибудь  бедной...  - тут  несчастная
затряслась в приступе сильнейшего  кашля, она обхватила дерево руками, чтобы
не упасть на землю, -  мне нужно вернуться в Лондон, помогите, прошу  вас! -
выпалила  нищенка, едва переведя дух. - Я потеряла кошелек, где были все мои
деньги,  а пешком  я не дойду.  - У нищенки был очень правильный  выговор, а
рука ее, несмотря на худобу, поражала изяществом.
     Сэр  Мармадьюк  достал  из кармана  несколько  монет и  положил  их  на
протянутую дрожащую ладонь.
     - Достаточно? - мягко спросил он. - Если нет, я могу дать еще...
     В это  мшновение нищенка резко отпрянула  в сторону,  монеты  со звоном
покатились по  пыльной дороге. Сэр Мармадьюк нагнулся, собрал  рассыпавшиеся
деньги и снова сунул  их  в  одеревеневшую руку. Помешкав, он  повернулся  и
зашагал  по дороге, и еще долго  ему  был слышен надсадный  кашель  странной
нищенки.
     Он уже почти добрался до  указателя, когда заметил, к своему удивлению,
Еву-Энн.  Девушка,  завидев его,  побежала  и  вскоре  оказалась  рядом. Она
схватила  его  руку и с  нежностью  прижала к  своей  груди.  Ощутив, трепет
девичьего тела, сэр Мармадьюк вздрогнул, горячая волна окатила его  с ног до
головы.
     - О, Джон! - выдохнула девушка.
     - Ева-Энн, дитя мое, что случилось?
     -  Вон  на  том холме!  -  прошептала она.  - Там висит объявление, там
описание твоей внешности...
     -  Нет-нет, дитя  мое,  там  лишь  описывается мое  прежнее  одеяние, -
рассмеялся он, ласково  беря ее руки  в свои.  - Но  почему ты здесь, да еще
одна?
     - Я начала  беспокоиться за тебя! Ты так долго  не возвращался. Поэтому
мы с Рупертом пошли тебе навстречу,  а  тебя все нет и нет. Тогда я  послала
его в  город на розыски  тебя. Но,  Джон, это ужасное объявление!  Пятьдесят
фунтов за тебя, живого или мертвого!
     -  Смехотворная сумма! -  он ободряюще улыбнулся, глядя в ее испуганные
глаза. - Несомненно,  ты заметила,  что  в  описании  указано,  что  возраст
разыскиваемого - тридцать шесть лет или даже меньше. Меня это вдохновляет.
     - Но почему ты так долго, Джон?
     - Милое дитя, у меня сегодня было много дел...
     - Ой, а где Гораций?
     - Гораций, моя милая, сейчас где-нибудь ест, уж можешь быть уверена. Он
без  пропитания  не  останется,  а  наши  пути с  ним отныне расходятся: он,
счастливец, остается  здесь,  а мы примерно  через час должны отправиться  в
путь.
     - В путь, Джон? Что ты имеешь в виду?
     - В Лондон, дитя мое, по крайней мере, я направляюсь туда!
     - А как же я, Джон?
     -  На  этот  вопрос,  Ева-Энн, мне очень  трудно ответить, ибо  я желаю
одного, а здравый смысл подсказывает совсем иное.
     - Ты  сам  предостерегал меня от пагубного воздействия Здравого Смысла,
поэтому на этот  вопрос отвечу я сама. Все очень просто - ты направляешься в
Лондон, потому что  тебе  грозит опасность...  Не возражай, я это  чувствую!
Поскольку  тебе грозит опасность, то я должна разделить ее с тобой, это  мое
право! Так что, если  ты направляешься  в Лондон, то и  я  туда, пускай даже
придется идти пешком! По-моему, вопрос решен.
     - Ева,  милое дитя мое, - очень нежно сказал он, - ты весьма упрямая  и
решительная девушка, но на этот раз я от всей души этому рад.
     - А Руперт? Мы возьмем его с собой?
     - Мистера Беллами? Конечно. Не беспокойся, дитя мое, он идет с нами.
     - Но почему?
     - Таков мой каприз.
     - А ты уверен, что он подчинится твоему капризу?
     - Совершенно уверен.
     - Что ты о нем думаешь, Джон?
     - Это порядочный и очень красивый юноша.
     - И все?
     -  Ну, он чертовски  веселый малый... Словом,  он будет тебе прекрасным
спутником.
     - И это все, что ты можешь о нем сказать?
     - Он восхитительно молод!
     - Да, он очень молод! Так молод,  что я... Послушай! Ты слышишь? Кто-то
крадется!  -  Она  испуганно  посмотрела  туда, где  в  густой  тени  что-то
двигалось. - Джон,  это  какая-то женщина! Бедняжка,  да  она едва стоит  на
ногах!
     Тут  несчастная  споткнулась  и  упала  сначала  на  колени,   а  затем
повалилась  навзничь. Послышался  страдальческий стон. Ева-Энн  бросилась  к
ней, обхватила нищенку своими сильными руками и приподняла.
     - Джон, скорей! Мне кажется, она в обмороке.
     Сэр Мармадьюк подошел поближе, но женщина уже пришла в себя, привстала,
и  прошептав,  что ей  уже лучше, попыталась подняться. Она бы  снова упала,
если бы Ева не подхватила ее.
     - Джон, мы не можем бросить ее, она больна...
     - Но, дитя мое...
     -  Джон,  она сестра наша перед лицом Господа! Подойди же и помоги  мне
поднять ее. Берись за другую руку!
     Сэр Мармадьюк стоял в нерешительности,  в каком-то странном оцепенении.
В этот момент послышались легкие быстрые шаги и  беззаботный свист, и вскоре
появился собственной персоной Руперт Беллами.
     - Эй, Джонни!  - воскликнул он радостно, - Так вы уже здесь, старина! А
я ищу вас по всему городу, обошел все таверны, гостиницы и пивные,  ей-богу,
Джон... А это кто еще?
     - Несчастная женщина, Руперт, - ответила Ева-Энн, - она до того больна,
что не может идти! Прошу тебя, возьми ее на руки.
     - А?  О  Господи!  Женщина?  Взять ее на руки?  Пожалуйста!  А  что эта
женщина говорит?
     - Ничего. Она больна и очень слаба. Так что, тебе придется нести ее.
     - Конечно, Ева-Энн! Твое слово для меня закон.
     С  этими  словами  мистер  Беллами  подхватил  пребывавшую  в  глубоком
обмороке несчастную  побирушку и без  видимого напряжения  двинулся  вперед.
Девушка  шла  рядом  с  ним,  а  сэр  Мармадьюк  плелся  позади,  хмурый   и
растерянный.
     Когда они наконец добрались до места, где стояла палатка, сэр Мармадьюк
уселся у потухшего костра. К нему  вскоре присоединился мистер Беллами, то и
дело  бросавший  восторженные  взгляды  в  сторону тенистого  дерева,  подле
которого стояла маленькая палатка Евы-Энн.
     - Она сущий ангел! - промолвил он. - Ангел милосердия, Джон...
     - Что она собирается делать с этой женщиной?
     - А? С женщиной? Бог знает! Я же говорю, она...
     - Ангел. Разумеется, Руперт. Но эта женщина усложняет дело.
     - Джон, старина, - удрученно откликнулся мистер Беллами, опустив глаза,
- она слишком хороша для простого человека. Будь я проклят, если это не так!
- Тут мистер Беллами вздохнул и покачал головой. - Какое  у нее лицо,  Джон,
какой голос!  Божественные, старина!  Когда она  обращается  ко мне на "ты",
когда она взглядывает  своими чудесными  огромными  глазами, я чувствую себя
самым недостойным  субъектом в мире! У нее такие  глаза!  Вы понимаете меня,
старина?
     - Я понимаю вас, Руперт. Но  меня сейчас гораздо больше интересует, что
она собирается делать с этой несчастной?
     -  Ну,  сейчас  она  оказывает  ей  помощь,  как  и  полагается  ангелу
милосердия. А какая у нее  фигура, Джон! Уверяю  вас, она само совершенство!
При взгляде на нее на ум приходят  богини и все  такое.  Греция и Рим, Джон,
Афродита, Елена Прекрасная, Калли... Как там ее звали?
     - Елена Троянская не была богиней, Руперт.
     - Слава Богу, Ева тоже! Но она прекраснее всех, Джон, она лучше, чем...
     Тут  сэр Мармадьюк потянулся и зевнул. Мистер Беллами взглянул  на него
глазами, полными жалости и отвращения.
     - О, Господи! - воскликнул он. - Я говорю о восхитительном создании, об
истинной  Венере, я  пытаюсь  раскрыть вам  глаза на  ее совершенство, а  вы
зеваете,  словно вытащенная на сушу рыба!  Однако,  позвольте заметить,  что
несмотря на сдержанность и скромность, в ней таится сущий огонь, уж если она
полюбит,  то по-настоящему!  Это  будет  истинная,  неподдельная,  искренняя
любовь, Джон, огонь, а не...
     -  Кстати, не мешало  бы  вам  подкинуть  в него  дров, -  заметил  сэр
Мармадьюк, - подбросьте-ка охапку-другую.
     Мистер растерянно взглянул на него, вздохнул и покачал головой.
     -  Чудной  вы  человек,  Гоббс.  Совершенно   бесчувственный!  Возраст,
наверное! Хотя временами вы выглядите совсем неплохо.
     - Что касается вас, - сказал сэр Мармадьюк, осторожно помешивая угли  в
разгоревшемся  костре, -  будучи  столь подозрительно юным  и  притом  таким
восторженным  поклонником красоты,  вы  вряд ли захотите расстаться  со мной
и... с Евой-Энн?
     -  Господи,  конечно же, нет!  - вскричал мистер Беллами с неподдельным
ужасом. - Хотя, конечно, - тут он горестно вздохнул, - поскольку я абсолютно
нищ и всецело завишу от вашей щедрости, Джон, вам достаточно лишь намекнуть,
и я тут же исчезну...
     - Однако, Руперт, надеюсь, вы полны желания сопровождать нас в Лондон?
     При этих словах мистер Беллами аж подпрыгнул.
     - В Лондон?! -  Вскричал он радостно. - В Лондон? Господи, Джон,  когда
же мы отправляемся?
     - Не позже, чем через час.
     - Бог ты мой! Но к чему такая спешка?
     - Потому что вышло так, что меня преследуют по обвинению в убийстве.
     - В убий... - от неожиданности мистер Беллами снова подпрыгнул, рот его
изумленно приоткрылся.
     - В недавнем убийстве, произошедшем в Хартинге, Руперт.
     - А?  О  Боже!  Вас, Джон? Вас? Награда в пятьдесят фунтов, за мертвого
или живого -  это за  вас?  Человек, который  связал  двух  джентльменов  на
постоялом  дворе,  перехитрил  полицейских с  Боу-стрит  и  наделал  сегодня
столько шума в Годалминге, это все вы?!
     - Нужно ли объяснять, что я не совершал этого преступления?
     -  Нет,  нет,  дьявол  меня  побери,  нет!  Конечно  же,  это  какая-то
трагическая ошибка. Я  на  вашей  стороне,  старина! Чтобы ни  случилось,  я
всегда буду с вами, пойду и в огонь , и  в воду, и все такое! Но, помоги вам
Господь, Джон, за вами ведь отрядят погоню!
     - Скорее всего! - подтвердил сэр  Мармадьюк, доставая часы и  поднося к
свету, отбрасываемому пламенем костра.
     - Ей-богу, они могут найти это место!
     - Полагаю, что так, Руперт. Но примерно  через полчаса  в  полумиле  от
указательного столба  нас будет ждать  экипаж. Вы знаете это  место, там где
деревья отбрасываю густую тень?
     - Да.
     -  Вам  следует проводить  туда  Еву-Энн, и  лучше  отправляться  прямо
сейчас.
     - Да, да. Но как же эта больная женщина?
     - Оставьте ее. Отведите Еву к экипажу.
     - Можете на меня положиться, старина. А как же вы?
     - Я присоединись к вам  позже.  Если я задержусь, ждите меня  не дольше
пятнадцати  минут,  а затем  отправляйтесь  в Лондон.  Кучер - мой  друг, вы
можете ему полностью доверять. Помните, вы отвечаете за Еву-Энн.
     -  Я сочту это за честь, Джон. Но если мисс Ева откажется  оставить эту
женщину, что тогда?
     - Тогда забирайте ее с собой. Но  Ева-Энн  во что бы то ни стало должна
оказаться  в  экипаже.  А  теперь ступайте, и  постарайтесь  по  возможности
избегать оживленных дорог.
     Мистер Беллами вскочил на ноги, нахлобучил на голову свою видавшую виды
шляпу и, оглянувшись на сэра Мармадьюка, замешкался.
     - А вы, Джон? - с некоторой тревогой спросил он. - Почему вы остаетесь?
     - У меня есть на то основания, мой дорогой Руперт.
     -  Что ж,  удачи  вам, старина! - воскликнул мистер Беллами,  порывисто
схватил руку джентльмена, крепко пожал ее и поспешил к палатке.
     Сэр Мармадьюк поднялся,  несколько секунд постоял в свете костра, потом
отступил в густую тень. Вскоре из своего укрытия  он услышал, как спорят Ева
и Руперт. Внезапно они замолчали, и  у костра появилась Ева-Энн, оглядываясь
вокруг с нескрываемыми беспокойством и отчаянием.
     -  Джон! - позвала девушка. - Джон, где ты? - Она скрылась в темноте. -
Джон, откликнись! Джон, почему ты покидаешь нас? Я никуда не пойду без тебя,
Джон!
     Тут раздался голос Руперта:
     - Мы подождем его в экипаже!  Пойдем, Ева-Энн,  нам надо спешить, иначе
мы не успеем.
     Девушка снова появилась в круге света, отбрасываемого  пламенем костра.
Она потерянно оглянулась и нехотя двинулась в сторону палатки.
     Сэр  Мармадьюк,  прислонившись  спиной к  стволу дерева,  ждал,  затаив
дыхание. Через некоторое  время его  чуткое ухо уловило мерную дробь, вскоре
переросшую  в  отчетливый  стук  копыт.  Лошадиный  галоп  сменился   рысью,
замедлился  до шага. Вот  лошади остановились. Повисшая тишина таила в  себе
угрозу. Сэр  Мармадьюк продолжать  стоять. Наконец послышался  шорох, кто-то
осторожно  раздвигал  ветки. В  свете  костра  возникла  высокая фигура сэра
Томаса Моубрея, вслед за ним появились еще три человека. Сэр Мармадьюк узнал
двух полицейских с Боу-стрит.
     - Наши пташки упорхнули! - мрачно констатировал угрюмый Тоби.
     - Ну,  они  не могли  уйти  далеко,  Тоби, -  жизнерадостно откликнулся
весельчак Боб. - Взгляни, в костер недавно подбрасывали дрова.
     -  Верно!  - Сэр Томас злобно выругался. -  Этот чертов мерзавец не мог
уйти далеко. Прочешите лес и стреляйте без предупреждения!
     Тут  сэр  Мармадьюк развернулся и  побежал,  ломая ветки,  не  разбирая
дороги, словно его вдруг охватила паника. Позади раздались яростные ликующие
крики. Погоня  начлась. Сэр Мармадьюк  бежал, стараясь производить как можно
больше  шума.  Но  вот  он  оказался  у  хорошо  знакомого  ему  дерева.  Он
подпрыгнул, ухватился за ветку, подтянулся  и затаился на дереве в ожидании,
пока  погоня  проследует  мимо. После чего  легко спрыгнул на  землю и пошел
назад. Выйдя на открытое место,  он помчался что было сил,  пока  не услышал
долгожданных  звуков  -   совсем  рядом  похрапывали  лошади  и  раздавалось
позвякивание   удил.  Вскоре   он  разглядел  в   темноте  четырех  лошадей,
привязанных  к  дереву. Вскочив  на лошадь,  он  поскакал  по  дороге,  ведя
остальных на  поводу. Через несколько минут заметил мерцание огоньков  и вот
уже поехал рядом с повозкой.
     - С тобой все в порядке, Джон? - прозвучал милый голос.
     - Все хорошо, Ева-Энн.
     - Так это всего лишь вы, старина? - весело воскликнул мистер Беллами. -
Ей-богу, казалось, что  за нами скачет  целый кавалерийский  отряд! Они  нас
преследуют?
     - Преследовали, - ответил сэр Мармадьюк, взглядывая  на восседающего на
козлах Джона  Гоббса,  - но теперь, если они еще  не передумали преследовать
нас, то это им придется проделать пешком.
     - Так вы похитили их лошадей? Превосходно!
     - Ты не ранен, Джон? - обеспокоенно спросила Ева-Энн.
     -  Ни  царапины,  моя  дорогая!  Однако,  -  продолжил   он,  оглядывая
благородных животных, нетерпеливо  бьющих копытами землю, -  я полагаю,  что
уже в эту ночь  за нами отрядят настоящую погоню. Так что,  если вы  готовы,
мой верный Джон, то вперед!
     - Постойте! - крикнул мистер  Беллами, выскакивая  из  уже  тронувшейся
повозки. - Если вы едете верхом, то, может, выделите и мне одну лошадку?
     И наши герои начали свой путь в Лондон.

        Глава XXXI,
     <i>повествующая о быстрой скачке, лунном свете и внезапном исчезновении</i>

     В  темноте раздавались резкие удары хлысты, стремительный цокот  копыт,
грохот и скрип колес. Эти звуки все учащались и учащались, пока не слились в
равномерный шум, отдававшийся со всех сторон гулким эхом. Наши герои мчались
сквозь  летнюю ночь,  прохладную и  благоуханную. Дорогу обступали  росистые
кустарники,  ветви деревьев  ободряюще шумели путникам вслед, травы и  цветы
дарили им свой аромат. Вот взошла луна, ее косые серебристые лучи превратили
широкую  пыльную  дорогу  в  белую  ленту,  то  поднимавшуюся на  холмы,  то
сбегавшую  вниз  и превращавшуюся  в  тонкую  нить,  исчезавшую вдали.  Мимо
проносились  деревья,  внезапно  выраставшие  на  обочинах дороги  и  так же
внезапно  исчезавшие; мимо пролетали фермы  с беснующимися  собаками; спящие
деревни на какой-то миг  превращались  в сущий ад от оглушительного  грохота
колес и копыт; мосты над невидимыми реками и ручьями гулко громыхали. Лошади
и повозка подлетали к очередному постоялому двору,  где  тут  же  зажигались
огни, поднималась суета, конюхи распрягали взмыленных лошадей. отводили их в
сторону и запрягали других, нетерпеливо всхрапывающих, готовых стремительным
галопом унести наших героев дальше в сторону Лондона. Упряжь пристегивалась,
постромки затягивались, конюхи испуганно отскакивали в стороны,  Джон  Гоббс
щелкал кнутом, и головокружительная неистовая гонка  возобновлялась. Впереди
расстилалась пустая  дорога, а сзади вздымалось облако пыли. Грохот  колес и
топот копыт то затихал на пыльной дороге, то усиливался, когда дорожная пыль
сменялась булыжной  мостовой.  Они  неслись мимо  домиков,  под  соломенными
крышами  которых  мирно  спала  невинность, мимо  мрачных  лесов,  в  черном
одиночестве  которых   могло  затаиться  зло,  пересекали  журчащие   ручьи,
посеребренные бесстрастной  луной. Беглецы то тяжело  поднимались по крутому
склону холма,  то  быстрокрылыми птицами  неслись  вниз,  и  вот впереди уже
виднеются огни  очередного постоялого  двора.  Опять  мерцают фонари,  опять
слышатся хриплые  возгласы заспанных конюхов. Вдруг обнаруживается, что одно
из колес перегрелось. Джон Гоббс наклоняется, чтобы лично  убедиться в этом,
удрученно качает головой и отрывисто приказывает:
     - Сало!
     Старший конюх, также удрученно качая головой, предлагает снять колесо и
отшлифовать ось.
     - Нет! - следует краткий ответ мистера Гоббса.
     Но тут вмешивается сэр Мармадьюк:
     - Да! - Он спешивается. - У нас в запасе достаточно времени.
     Ева высовывается  из  окна, чтобы  перекинуться парой слов  с  мистером
Беллами, который отряхивая дорожную пыль со своей шляпы, не слезая с лошади,
наклоняется к окну. Сэр Мармадьюк  отворачивается,  заставляя себя полностью
переключиться на злосчастное колесо, но тут Ева-Энн окликает его.
     - Ты весь в пыли, Джон! - Она с беспокойством взглядывает на него.
     Разумеется, ее беспокойство связано вовсе не с пылью.
     -  Нам  придется  еще  сильней  пропылиться,  дитя  мое,  -  беззаботно
откликается джентльмен.
     -  Когда  мы доберемся до  Лондона? - спрашивает она все так же робко и
нерешительно.
     Он  с удивлением отмечает,  как нервно  Ева-Энн сплетает  и  расплетает
пальцы.
     -  При такой  скорости  еще до  рассвета,  -  успокаивает  девушку  сэр
Мармадьюк. - Тебе удобно, дитя мое? Может, ты голодна или хочешь пить?
     - Нет, Джон, нет, Благодарю тебя.
     - А как твоя подопечная?
     -  Она  заснула.  -  Тут  Ева-Энн  порывисто  вздыхает,  взглядывает на
джентльмена  широко распахнутыми  глазами,  затем наклоняется ближе,  словно
собираясь что-то шепнуть ему на ухо.
     Но в этот момент к ним подходит Джон Гоббс.
     - Придется подождать минут десять, - сообщает он.
     - Прекрасно!  - откликается сэр  Мармадьюк. - Я предлагаю выпить пива с
сэндвичами.
     - Отличная мысль! - восклицает мистер Беллами, с готовностью  спрыгивая
с лошади.
     Втроем они  входят  на постоялый двор,  чтобы  подкрепиться.  Но вскоре
мистер  Гоббс отправляется присмотреть за починкой колеса, а мистер  Беллами
решает прогуляться. Сэр Мармадьюк остается один.
     Внезапно дверь гостиной, где он расположился, отворяется. Сэр Мармадьюк
оборачивается,  полагая, что это вернулся мистер  Гоббс, но  видит  женщину,
лицо ее закрыто вуалью, она быстро входит, притворяет дверь и прислоняется к
ней спиной. Затем быстрым, лихорадочным  движением откидывает  вуаль с лица,
которое  все  еще необычайно  красиво,  несмотря на предательские морщины  у
глаз. Губы ее дрожат.

     Сэр Мармадьюк встал, пальцы его вцепились в спинку стула, он смотрел на
посетительницу, не  отрывая глаз. Казалось,  от изумления наш герой  потерял
дар речи. Довольно долго они молча смотрели друг на друга.
     -  Мармадьюк, -  наконец  сказала  она.  Голос  ее  поражал  глубиной и
мягкостью. - Вы выглядите гораздо моложе, чем я ожидала. Время пощадило вас!
Вижу, вы тоже узнали меня.
     Сэр Мармадьюк молча поклонился.
     -  Так  значит,  вы бродите пешком  с  вашей очаровательной  квакершей?
Чудесно!  Похоже, блестящий  и надменный  джентльмен  стал  человечнее.  Это
действительно чудо! Вынуждена признать, она очень красива, хотя, конечно же,
несколько  простовата.  Но  скромная  простота,   застенчивая  невинность  -
безотказная ловушка для человека средних лет, и все же эта деревенская ...
     - Давайте лучше поговорим о нас с вами.
     -  Хорошо, Мармадьюк. Это  вы виноваты  в том,  что  стало со  мной, вы
довели меня до такой жизни, вы  превратили меня  в отверженную!  Вы, клянусь
именем   Господа!  Вы  были  таким  холодным,   таким   равнодушным,   таким
бесчеловечным!
     - Мадам, - ответил он, снова кланяясь, - я принимаю ваш упрек и признаю
свою вину. Я хочу знать, что могу сделать для вас сейчас?
     - Трижды, Мармадьюк, я писала вам! Умоляла простить меня...
     - Я ведь высылал вам деньги.
     - Деньги! - воскликнула  она столь страстно, что поперхнулась и зашлась
в приступе сильнейшего кашля.
     Сэр Мармадьюк подошел к ней, осторожно подвел к  стулу и усадил. Затем,
поскольку в замке не было ключа, сам подпер дверь спиной.
     - Вы знаете, сказала она, когда пришла в себя, - вы  ведь знаете, что я
наскучила ему уже через неделю.
     - А ведь он, мадам, моя полная противоположность!
     - Если бы  вы простили меня тогда, вы могли бы меня  спасти, Мармадьюк,
спасти, понимаете...
     - Я  мог спасти вас от всего, но только не от вашей собственной натуры!
- спокойно возразил сэр Мармадьюк, и не один мускул не дрогнул на его лице.
     - Вы ведь знаете, как горько я сожалела, как...
     - Сожалели, но не раскаялись, мадам!
     - О Мармадьюк!  Я  очень  больна,  я уже  ощущаю дыхание  смерти... Мне
осталось совсем немного.
     - И все же: чем я могу вам помочь?
     -  Это невыносимо! - она в отчаянии покачала  головой. - Неужели в  вас
нет  ни  капли  милосердия? Неужели  в  вашем  сердце  не  найдется  немного
сочувствия к  той, что стоит на пороге  смерти,  к той, что  является  вашей
женой, Мармадьюк?
     - Я понимаю вас, - мягко ответил он, - но...
     -  Но,  -  повторила  она  и наклонилась  вперед,  охваченная внезапной
вспышкой  раздражения, - чем скорее  я умру,  тем лучше  для вас! Я  же  все
прекрасно вижу!  Наконец-то  надменный сэр Мармадьюк влюбился! Ваше  ледяное
сердце  начало оттаивать, величественность и высокомерие отброшены  прочь, и
вы бродите по полям и лесам, подобно странствующему цыгану. Вы такой же, как
все! Вы переживаете сейчас свою вторую юность и до безумия  влюбились в этот
образец деревенской скромности и чистоты...
     - Мадам, умоляю вас...
     - Ба!  Сэр,  ваши  надменность  и величественность  на  меня  больше не
действуют!   Вы  превратились  в  самого   обычного  деревенского   увальня,
умирающего от любви  к сельской красотке, надо сказать несколько староватого
увальня! Бедняжка!  -  Она насмешливо  расхохоталась, смех вскоре  перешел в
новый  приступ  кашля. -  Ваша  непорочная квакерша  столь безупречна!  Вашу
возвышенную натуру, такую правильную,  такую  непогрешимую, передергивает от
одной  мысли  о неправедном  поцелуе!  Поэтому, достопочтенный  супруг,  моя
смерть  - это ворота к вашему счастью! Смерть подбирается ко мне, я чувствую
ее, я дрожу  от одной мысли  о ней, но для вас и вашей  квакерши моя  смерть
означает одно - свободу. Моя могила станет для вас венчальным...
     - Довольно!  -  резко  воскликнул сэр  Мармадьюк. Он достал  из кармана
кошелек и  аккуратно  положил  его на край стола. -  Здесь  около пятидесяти
фунтов банкнотами и золотом. Пожалуйста, возьмите их и...
     - Ах, деньги! - ее губы скривились в горькой улыбке, все еще прекрасные
глаза надменно сверкнули. - Заберите  их, Мармадьюк, у меня есть  милостыня,
которую один джентльмен подал одной нищенке. Кроме того, я не столь стеснена
в средствах, как может показаться.
     - Однако, - сказал он спокойным, но не допускающим  возражений тоном, -
эту ночь вы проведет здесь. Для вас немедленно приготовят комнату и...
     -  Своевольный вы  человек! - она с улыбкой склонила голову  к плечу. -
Можете заказывать хоть десять комнат, но я еду с вами в Лондон.
     Сэр Мармадьюк лишь покачал головой.
     - Глупец! - воскликнула  он  все тем  же чарующим голосом. - Попробуйте
только остановить меня! Я закричу и переполошу всю гостиницу.
     - Весьма  сожалею, - вздохнул сэр  Мармадьюк, - но боюсь,  вам придется
кричать.
     - Ну  и  осел! - она  улыбнулась.  -  Оставьте меня  в  покое,  и  ваша
прекрасная Ева-Энн достанется вам.  Я рассказала ей свою историю. Да-да, всю
правду! А  ваша  добросердечное, нежное и невинное  дитя  никогда не оставит
одинокую умирающую женщину. Как  же  плохо вы знаете ее, Мармадьюк! Впрочем,
вы  никогда не понимали  женщин и  никогда не  поймете,  поскольку  вся ваша
светская мудрость и ...
     В этот момент в дверь  постучали.  Голос мистера Гоббса  возвестил, что
карета готова.
     - Войдите! - властно приказала леди.
     Мистер Гоббс отворил  дверь, но увидев ее, замер на пороге  с мрачным и
угрюмым выражением лица.
     -  Ну, Джон, - она весело кивнула, не обращая внимания  на  его суровый
вид,  - мой  добрый  Джон  Гоббс,  вы,  похоже,  узнаете  меня,  несмотря на
прошедшие  годы. Прошу  вас,  назовите все  мои имена, если вы, конечно  же,
помните их.
     Джон  Гоббс  поклонился  и  мрачно,  словно читая заупокойную  молитву,
произнес:
     - Мэриан, Элеонор, леди Вэйн-Темперли.
     - Именно так, Джон, - она величественно кивнула  и встала, - прошу вас,
проводите меня до кареты.
     И вложив  свою  хрупкую кисть в  запыленную  руку мистера  Гоббса, леди
Вэйн-Темперли покинула постоялый двор.
     Сэр Мармадьюк взял кошелек,  оставшийся лежать на  столе, посмотрел  на
него ничего не видящими глазами, положил  его в карман,  устало  вздохнул  и
вышел в лунную ночь.

     И вот мистер  Беллами с веселым смехом  закрывает дверцу кареты,  легко
вспрыгивает  в  седло и бодрым голосом  поторапливает  сэра Мармадьюка.  Тот
садится  на  лошадь,  угрюмо  кивает  мистеру  Гоббсу,  и  кавалькада  вновь
отправляется в путь.
     Скрипят  колеса,  цокают копыта, позвякивают  удила. Путники  мчатся по
вересковым пустошам, совершенно безжизненным  в мертвящем свете луны, сквозь
густую  листву  пробираются  по  узким дорожкам.  Они  движутся все дальше и
дальше. Время идет,  и вот уже луна скрывается за темной громадой леса, и на
мир опускается тревожная тьма. Но громыхание колес и цокот копыт не затихают
ни  на мгновение. И  наконец  звезды  на  небесном  своде начинают бледнеть.
Деревья,  кусты   и  пустынные  луга  сменяются  домами,  мощеными  улицами,
многолюдьем оживленных городских магистралей. А вот и постоялый двор "Хорнз"
неподалеку от Кеннингтон Кросс.
     Мистер  Гоббс направляет взмыленных лошадей  под  нужную  арку в тускло
освещенную  конюшню, запруженную  повозками  и  громадными  фургонами. Здесь
шумно  и суетливо; люди снуют взад и вперед; ругаются посыльные; лошади бьют
копытами, а нетерпеливые пассажиры почтовых дилижансов глазеют по сторонам и
теребят всех вокруг. И все это в ранний рассветный час. Словом, путники наши
прибыли в Лондон. Сэр Мармадьюк и мистер  Беллами отстали от кареты примерно
на полмили,  их  истощенные лошади едва  плетутся. Перед  самым  въездом  на
конюшню  они   вынуждены   остановиться  -  путь   им  преграждает   большая
крестьянская телега.
     -  Ей-богу, старина, -  мистер Беллами зевает и оглядывает  пропыленное
одеяние  сэра  Мармадьюка,  не  слишком подходящее для верховой  езды, -  мы
выглядим, словно нищие, каким-то чудом оказавшиеся  в седле, особенно я. Бог
ты мой, Джон, а ведь где-то существуют ванна, завтрак и постель! Вперед!
     Сэр Мармадьюк спешивается и, нетвердо ступая на негнущихся ногах, ведет
изможденное  животное  на конюшню, и тут он вздрагивает от  дикого крика. Он
резко  оборачивается  -  к  нему  бежит мистер  Беллами,  вмиг  забывший  об
усталости.
     - Джон, -  выпаливает юный  джентльмен,  - карета пуста!  Они...  и  та
женщина, и Ева-Энн... исчезли! Взгляните!
     У распахнутой дверцы стоит озадаченный и растерянный мистер Гоббс, он с
изумлением  смотрит  в   пустоту   кареты.   Все   вместе  они   прочесывают
переполненный двор, но безуспешно.
     - Надо осмотреть  гостиницу!  -  кричит  мистер Беллами.  -  Может  они
заказывают завтрак.
     - Посмотрим! - печально соглашается сэр Мармадьюк.
     Но вот  огромный  постоялый двор  обшарен  вдоль  и  поперек.  Опрошены
подавляющие  зевоту лакеи, сонные горничные и коридорные, шумные  посыльные,
конюхи и грумы. Но никто ничего не  знает. Ева и миледи  словно сквозь землю
провалились. Тем  не  менее рвение мистера Беллами не утихает. Он носится по
двору, он  проникает в самые укромные  уголки гостиницы,  он  вновь  и вновь
расспрашивает всех, кто попадается ему на пути. Все впустую.
     - Сэр, - мистер Гоббс не сводит тревожного взгляда с мрачного лица сэра
Мармадьюка. В тусклых рассветных лучах это лицо мертвенно-бледно. - Сэр, что
дальше?
     -  Как что? - отвечает сэр Мармадьюк,  кладя запыленную руку  на  плечо
своего верного  друга. - Нам надо  проститься, мой дорогой  Джон,  во всяком
случае, на время. Я отправляюсь на поиски Евы-Энн.
     - У вас есть какие-нибудь предположения, сэр?
     - Безусловно.
     - Вы думаете, ее увела миледи?
     - Я полагаю, Джон, что  нет  на  свете  ничего более безжалостного, чем
ненависть заблудшей женщины.  Что касается моего  племянника  Руперта, то вы
должны будете снабдить его  деньгами и всем необходимым, подыскать  для него
подходящее  жилище  и  рассказать  ему,  что  его  недостойный  дядя  отныне
собирается заботиться  о  нем, а  он, в  свою очередь, должен  вести  себя с
достаточной  степенью  разумности.  А теперь до свидания,  мой  верный Джон,
позже я свяжусь с вами.

     С этими словами сэр  Мармадьюк пожал  мистеру Гоббсу  руку  и  поспешил
покинуть суету постоялого двора, окунувшись в еще большую суету улицы.

        Глава XXXII,
     <i>в  которой  описываются  лондонский  район Джайлз-Рентс, мистер Шриг  и
некий актер</i>

     Эту  троицу  он  заметил  уже  довольно  давно, едва  различимыми  тени
бесшумно скользили следом  в сумраке вечерних зловонных улиц. Вокруг сновали
фигуры самого зловещего вида, взгляды оборванных мужчин и  неряшливых женщин
были полны неприязни, на их лицах читались следы нищеты и порока, в их душах
таились злоба и страх. Этот район Лондона и днем-то пользовался самой дурной
репутацией, а  в вечерние часы становился смертельно  опасным  для  случайно
забредшего сюда неосторожного или доверчивого путника.
     Сэр Мармадьюк продолжал  идти, ни на  секунду не ослабляя бдительности;
правую руку он держал в кармане  своего деревенского  сюртука,  сжимая ствол
револьвера. Оглядываясь,  он всякий  раз  видел эту троицу: один  -  крепкий
верзила с густой копной грязных волос, второй - маленький человечек и третий
- тощий тип со смертельно-бледным лицом и странной танцующей походкой.
     Резко свернув за  угол, сэр Мармадьюк оказался в проходе между высокими
кирпичными стенами, здесь было совсем темно. Какое-то мгновение он помедлил,
затем  решительно  двинулся  вперед.  Шаги  за  спиной  участились и  теперь
раздавались  совсем близко. Сэр  Мармадьюк резко остановился  и стремительно
развернулся.   Палец  в   кармане   лег  на  спусковой   крючок   пистолета.
Преследователи были уже совсем рядом, он даже мог различить поблескивающие в
темноте белки глаз.
     - В чем дело? - он постарался придать своей речи деревенский выговор. -
Что вам угодно?
     - Ну, ну, приятель, - пронзительно проверещал маленький человечек, - мы
всего лишь хотим  по-дружески поболтать  с тобой, хотим вот спросить, нельзя
ли...
     Внезапно он изо всех сил пихнул своих спутников локтями, все трое разом
развернулись и проворно скрылись в темноте.
     Сэр Мармадьюк изумленно  смотрел  им  вслед,  когда заслышал  за спиной
неторопливые тяжелые шаги. Он резко оглянулся. К нему приближался невысокий,
очень   широкоплечий  и  очень  степенный  человек,  все   в   нем  поражало
основательностью  -  от  высоких  сапог до широкополой  шляпы. Из-под  мышки
торчала  массивная  шишковатая  трость. В  остальном он  выглядел совершенно
обычно, если не считать, конечно, блеска пронзительных глаз.
     Человек  остановился  и внимательно  оглядел  сэра  Мармадьюка,  зоркий
взгляд  пробежался по  сапогам, простому сюртуку, пестрому шейному платку  и
остановился на лице нашего героя. Незнакомец приветливо улыбнулся.
     - Драчун Фэган,  Танцор Джеймс и  Свистун Дик!  - удовлетворенно кивнул
он. - Отчаянные ребята, скажу я вам, особенно Свистун  Дик,  тот, что  самый
невзрачный из троицы.
     - Так вы их знаете?
     - Безусловно! Два  грабителя и  карманник! И они  меня знают, потому  и
исчезли как только завидели. Они что-то хотели от вас, мой друг?
     - Да нет.
     - Может быть,  они преследовали  вас?  Думаю, что дело  обстояло именно
так.  Завсегдатаи  этих  питейных заведений только и  знают,  что грабить  и
убивать.  Нож,  пистолет, дубинка  -  вот их  Библия. От  этой троицы  можно
ожидать чего угодно, по каждому из них давно уже виселица плачет, но Свистун
Дик  -  такого второго  не сыскать.  Этот  малыш  перерезал не одну невинную
глотку.
     - Так почему негодяя не арестуют?
     - Какого именно?
     -  Того,  что вы назвали Свистуном.  -  сэр Мармадьюк  подстроился  под
размеренный шаг собеседника. - Если точно известно, что он преступник...
     - Ах! - вздохнул незнакомец. - Я много чего знаю, но все мои знания без
доказательств и гроша  ломаного не стоят, дружище.  Сколько  прекрасных  дел
развалилось из-за  отсутствия фактов. Боже, да имейся у меня доказательства,
я мог бы вздернуть добрую сотню закоренелых убийц и негодяев, которые сейчас
ходят гоголем!
     - Так вы полицейский?
     - Не стану этого отрицать, дружище. Закон - мое ремесло, а убийцы - моя
специальность. Убийства - мой хлеб. Меня зовут Шриг, Джаспер Шриг. И к этому
нечего добавить. Вы, похоже, из других краев?
     - Да.
     - Живете в деревне?
     - Да. Вот хочу найти себе жилье. Может, присоветуете что-нибудь, мистер
Шриг?
     -  С удовольствием,  дружище.  Знаю  я одну  гостиницу,  небольшую,  но
довольно уютную. В переулке Грейз Инн, хозяин - однорукий солдат.
     - Но ведь это слишком далеко.
     - Далековато, - согласился мистер Шриг,  внимательно посмотрев на  свою
шишковатую трость. - Еще как далековато! Но вы же не здешний... гм!
     - Я хотел бы поселиться где-нибудь поблизости от Джайлз-Рентс.
     - Вы хотите... само собой разумеется!
     - Район здесь, конечно, отвратительный, но я ищу одну молодую леди. Она
поселилась здесь вместе с другой леди, больной и уже немолодой.
     -  Друг  мой,  больных и старых  в Джайлз-Рентс навалом, но  вряд ли их
можно назвать леди. Я бы, во всяком случае, не стал!
     - Если вы укажете  мне какое-нибудь подходящее жилье, я  буду очень вам
благодарен, мистер Шриг.
     -  Я поступлю лучше, дружище, я отведу вас  туда. Есть  тут  неподалеку
одна уютная  и  опрятная мансарда,  ее  сдает мой  добрый приятель Посингби.
Огастес Посингби, актер. Так  что  за мной, мой друг, и ради  всего святого,
держитесь  ко  мне поближе!  Если за вами  охотились  один раз, то  ничто не
помешает  им сделать  вторую  попытку.  Чужаки здесь  частенько  оказываются
жертвами, но со мной вы можете быть абсолютно спокойны.  Так как вы сказали,
вас зовут?
     -  Я  ничего   говорил,   -  сэр  Мармадьюк  внимательно  посмотрел  на
невозмутимое лицо своего собеседника.
     - Разве,  дружище?  Подумать  только! Должно быть, слух  начинает  меня
подводить.
     -  Меня  зовут  Гоббс,   и  я  надеюсь,  вы   сочтете  меня  человеком,
заслуживающим доверия.
     - Гоббс! - просияв, воскликнул мистер Шриг. - Очень хорошее имя! Так вы
из провинции? А откуда именно, мистер Гоббс?
     - Из Сассекса.
     - Ну конечно, Сассекс! - Мистер Шриг снова  уставился на свою трость. -
Подумат