лись со смеху. Надо же было хоть как-то
душу отвести.
Глава6
Ворон не просыхал три недели Как-то ночью я едва доплелся до дома после
работы. Я был сыт по горло. Хватит. В тот день пришлось изувечить одного
мерзавца. Этот псих напросился сам: пытался ограбить детей моего босса. Но
на душе было гадко. Все же человек. И почему-то мне втемяшилось в башку, что
во всем виноват Ворон.
А тот опять валялся в стельку пьяный. - Слушай, ты! Посмотри на себя! -
не выдержал я. - Присосался к бурдюку с вином, как к материнской титьке.
Великий и могучий, знаменитый Ворон. Крутой парень. Такой крутой, что не
побоялся зарезать свою бабу прямо посреди городского парка в Опале. Такой
отчаянный, что решился повздорить даже с Хромым. Пролеживает здесь бока и
скулит от жалости к самому себе, как трехлетнее дитя, у которого крутит
животик. Встряхнись и приведи себя в порядок! Мужчина! От одного взгляда на
тебя тошнит!
Невнятным и спотыкающимся голосом он посоветовал мне попридержать язык
и не лезть не в свои дела.
- Не в свои? Черта лысого! Кто платит за жилье, тупица? Кто, придя
домой, каждый день нюхает эту вонищу? Рвота, пролитое вино, дерьмо.
Собственный горшок не нашел времени вытряхнуть, скотина! Когда ты последний
раз мылся? Когда ты последний раз надевал чистое?
В ответ он заорал, хрипло и пронзительно. Обложил меня как мог. -
Другого такого ублюдка поискать надо! - наседал я. - Даже собственный бардак
прибрать за собой не можешь!
Я дико обозлился и продолжал орать на него. Он почти не отбрехивался.
Может, сам себе был противен не меньше, чем мне. Но кто же станет спокойно
смотреть, как ближний безнадежно спивается, превращаясь в бессмысленный
кусок дерьма!
Наконец Ворон не выдержал, кое-как поднялся и поплелся к выходу. Но
дверью на прощание не шарахнул. Он никогда не сжигал за собой мосты.
Со мной работал один, так его отец раньше пил по-черному. Он мне дал
пару советов, как поступать с пропойцами.
- Не пытайся помочь им, - говорил он. - Прекрати им спускать всякие
выходки. Не принимай никаких извинений. Поставь их в безвыходное положение,
тычь их носом в собственное дерьмо, пока сами не поймут, до чего докатились.
Ни один , из них ни на толику не изменится, пока сам того не захочет. Пока
сам не допрет, что по уши завяз и пора что-то менять.
Но я сомневался, хватит ли меня на то, чтобы ждать, пока Ворон сам
сообразит, что он взрослый мужик. Пока не посмотрит правде в глаза. Душечка
теперь далеко, что поделаешь. Ему надо найти детей. Надо вытащить наружу и
перетряхнуть прошлое, похороненное в Опале, разобраться с ним окончательно.
Вообще-то я был уверен, что он сам до этого дойдет. Если дать ему
время. Его глубокое презрение к самому себе должно было прорваться наружу.
Но ждать, пока он очухается, становилось почти невыносимо.
Он вернулся через четыре дня, трезвый как стеклышко, умытый, отчасти
даже похожий на того Ворона, каким я его помнил. Он дико извинялся, бил себя
кулаком в грудь и обещал быть паинькой.
А как же. Все они так говорят.
Поверю, когда увижу.
Я не стал раздувать скандал. И не читал ему проповедей. Что толку?
Держался он совсем недурно. Похоже, надумал куда-то податься. А дня
через два, придя домой, я обнаружил, что он опять упился в стельку. Так, что
даже ползать не мог. Ну и черт с тобой, решил я.
Глава7
Теперь они лишились пары рабочих рук. После того как дерево метнуло в
Тимми голубой молнией, он слег. Но для Смеда разницы не было. Все равно они
сидели без дела.
Днем они носа не могли высунуть без риска, что их засекут из города. А
стоило стемнеть, всякий раз появлялась та бестия. Чтобы рыть дальше свою
яму. И опять-таки, они не могли подобраться к нужному месту. Дерево, прогнав
проклятую тварь, долгое время оставалось настороже, готовое встретить
молниями других незваных гостей. Тимми как следует прочувствовал это на
собственной шкуре.
Похоже, только перед самым рассветом у них оставалось около часа, когда
можно было без особого риска попытаться сделать что-нибудь путное.
Но что? Никто толком не знал. Срубить чертов дрын у них не было ни
малейшего шанса. Окопать корни? Вряд ли стоило надрываться, даже если б им
удалось подобраться к дереву достаточно близко и достаточно надолго. Сколько
пройдет времени, пока окопанное дерево засохнет? Тем более такое?
Кто-то сказал: давайте отравим его. Звучало совсем неплохо. Они долго
мусолили эту идею, припоминая, кто, как и какой дрянью выводил сорняки. Но
для этого нужна отрава. Тогда пришлось бы тащиться назад в Весло. Причем с
монетой в кармане, которой у них и в помине не было. Времени на это ушло бы
ничуть не меньше, чем на окапывание корней чертова отродья, время работало
против них. Талли и так психовал насчет времени. Он считал чудом, что у них
до сих пор не появились конкуренты.
- Нам надо как-то подсуетиться с этим делом, - повторил он в сотый раз.
- Не выйдет, пока тварь шныряет поблизости, - сказал Тимми.
- Тогда мы должны помочь ей откопать то, что она ищет.
- Не реки за всех, братец, - посоветовал Смед. - Лично я помогать этой
твари рыть нору не намерен!
- Мы подпалим его, - сказал Рыбак.
- Подпалим? Кого?
- Дерево, дурень. Спалим его на корню, да и все тут.
- Но не можем же мы подойти к нему и...
Рыбак выдернул палку из кучи хвороста для костра. Она была дюйма в два
толщиной и около ярда в длину. Старик размахнулся и запустил ее далеко в
кусты.
- Вот такПридется потрудиться, но в конце концов завалим его хворостом.
Потом жахнем в кучу пару факелов. Ффухх! И все в огне. Костер будет что
надо. А когда прогорит, просто пойдем туда и подберем наш кусок серебра.
- Про солдат забыл? - насмешливо спросил Смед.
- Нет. Но ты прав. Их надо как-то отвлечь.
- Самое путевое предложение из всех, что я до сих пор слышал, - сказал
Талли. - Будем палки швырять. Пока ничего получше не придумаем.
- Да уж, чем попусту дурью маяться да мозоли на заднице натирать, -
проворчал Смед. - Уж это точно.
Он уже попривык к лесной жизни и больше не ждал от нее неожиданностей.
Да и раньше-то их было не так уж много. Его одолевала скука.
Набрав палок, они принялись за дело. Тимми, Смед и Талли принялись
состязаться в меткости, поставив на кон часть будущей добычи. Куча хвороста
вокруг дерева понемногу росла. Такая игра пришлась дереву не по нутру. Время
от времени оно отплевывалось голубыми молниями.
***
Почти каждую ночь Смед прокрадывался к яме и смотрел, как продвигаются
дела бестии. Остальные решили, что у парня крыша поехала.
- У тебя дерьмо вместо мозгов, - как-то сказал Талли. - Делать тебе
больше нечего.
- А у тебя мозги вместо дерьма. Вот ты ничего и не делаешь. Может,
боишься?
В общем-то, риска почти не было. Просто приходилось прижиматься к
земле, тогда тварь ничего не замечала. Вот если б Смед сдуру встал, да она
углядела бы его силуэт... Пиши пропало. Но он не вставал.
Яма углублялась медленно, но тварь копала и копала как заведенная. Ночь
за ночью. Ночь за ночью.
Пришло время, когда она нашла то, что искала.
Как раз в ту ночь Смед Стах опять следил за бестией. И он увидел, как
она выбирается из ямы, сжимая челюстями свой мерзкий, тошнотворный, жуткий
трофеи.
Это была человеческая голова.
Голова пролежала слишком долго и была слишком обезображена и
повреждена. Стиснув зубами жалкие остатки волос, тварь приподняла этот
отвратительный предмет и, уворачиваясь от голубых молний, потащила его в
сторону протекавшей рядом речушки, к заводи.
Смед, держась поодаль, последовал за нею. Осторожно. Очень осторожно.
Бестия принялась омывать голову водой, заботливо и нежно. Вдали дерево
шумело и трясло ветвями в бессильном гневе: до заводи его молнии не
доставали.
Очистив голову, громадная собака захромала обратно. Смед, сам удивляясь
своей смелости, по-прежнему крался следом. Тварь обогнула мертвого дракона,
почти превратившегося в странную деталь местного ландшафта. Вот она
переступила через обтянутый изодранной кожей обломок камня, не заметив его
на сырой земле. А Смед заметил, подобрал его зачем-то и машинально сунул в
карман.
По ту сторону туши дракона дерево продолжало раздраженно шуметь,
трещать и трясти ветвями.
Когда Смед засовывал в карман старый амулет, тот судорожно дернулся,
посылая всем, кто был способен услышать, сигнал о том, что его покой
потревожен.
Смед остановился, прячась в тени. Он дрожал от холода и страха, но
продолжал следить за происходящим. Поднимающаяся луна вдруг целиком осветила
кошмарную голову. И он отчетливо и ясно увидел...
Ее глаза открылись. Уродливая улыбка исковеркала и без того
обезображенный рот.
Она была жива.
У Смеда чуть не вышибло клапана.
Глава8
Городом, самым близким к месту сражений и могильных холмов, что
называлось Курганьем, было Весло. Сигнал тревоги, поданный старым амулетом,
потревожил сразу двух обитателей этого городка.
Одним из них был глубокий старик, живший под чужим именем после того,
как сумел инсценировать свою мнимую гибель в последней битве, опустошившей
Курганье. Он как раз кутил в рабочей таверне со своими новыми
друзьями-собутыльниками, которые считали его астрологом, когда тревожный
вопль амулета потряс его. Сигнал тревоги поверг старика в панику. Едва взяв
себя в руки, он устремился к дверям. По его лицу текли слезы.
За его спиной в таверне мгновенно вспыхнули возбужденные пересуды.
Потом приятели старика гурьбой высыпали на улицу. Посмотреть, что такое с
ним стряслось. Но того уже и след простыл.
Глава9
Настали скверные времена. В Весле было неспокойно. То тут, то там
вспыхивали беспорядки; случались стычки между повстанцами и партизанами
Империи; под видом политических акций мародеры творили невесть что.
Босс поговаривал, что хочет заколотить городской дом и съехать в свою
загородную усадьбу неподалеку от сделки. Если так, надо было решать,
отваливать мне туда вместе с ним или нет. Я хотел было обговорить это с
Вороном, но... Застал я его снова в ауте.
- И все из-за проклятой бабы, с которой ты даже ни разу не переспал, -
проворчал я и пнул ногой оловянную тарелку так, что она полетела через всю
комнату. Этот сукин сын опять не прибрал за собой. Неплохо было бы и его
пнуть пару раз, как ту тарелку, но у меня пока еще крыша не съехала.
Все же пьяница и доходяга был Вороном, самым отчаянным парнем из всех,
кого я встречал. Так что связываться с ним я не стал.
Проснулся он так внезапно, что я подскочил от неожиданности. Чтобы
подняться, ему пришлось цепляться за стену. Он был бледен, его трясло, но я
с ходу понял, что не в похмелье тут дело. Мой старый приятель был насмерть
чем-то перепуган.
Если б не та стена, вряд ли Ворон смог бы подняться на ноги. Наверно,
сейчас он видел трех Кейсов зараз да еще голубого слона в придачу...
- Собирай свои манатки, Кейс, - все же сумел прохрипеть он.
- Ты что, очумел?
- В Курганье что-то стряслось, - ответил Ворон, пробираясь вдоль стенки
к куче своего барахла. - О Боже!
Он упал на колени, схватившись руками за живот. Его вывернуло
наизнанку. Я обтер ему лицо мокрой тряпкой. Он не сопротивлялся.
- Что-то страшное вырвалось наружу. Что-то черное, как сама... - Его
вывернуло еще раз.
- А тебе не померещилось, случаем? - спросил я. - Может, винные пары?
Белая горячка?
- Нет, так оно и есть. Вино ни при чем. Не, спрашивай, откуда я знаю.
Но я знаю. Видел так ясно, словно был там. Видел тварь, которую все называют
Пес-Жабодав. - Он говорил медленно, стараясь не запинаться. Но язык
заплетался. - С этой бестией было что-то еще. Куда более страшное. Что-то
черное, как сама тьма.
Я не знал, что сказать. Ворон в это верил, а я - нет. Он кое-как подтер
за собой рвоту и принялся, трясущимися руками, запихивать вещи в мешок.
- Где ты поставил лошадей? - спросил он чуть погодя.
Он был серьезен. Не в состоянии ориентироваться, слепо тычащийся по
углам. Ворон готов был мчаться к чертям собачьим. И прямо сейчас.
- Так, конец, приехали. В чем дело? Куда ты собрался?
- Нам нужна помощь.
- Помощь? Нам? Ты забыл, что я на службе? У меня есть обязательства. Да
я просто не могу, вот так, прыгнуть в седло и мчаться в погоню за
блуждающими болотными огнями. Которые тебе просто примерещились. Потому, что
ты выжрал целую бочку поганой самодельной бормотухи.
Он психанул. Я тоже. Мы орали и крыли друг друга как могли. Он был не в
той форме, чтобы догнать меня, и потому швырял в меня посуду. А я топтал
бурдюк с вином, пока вконец не расквасил его, и картинно любовался
кроваво-красными струйками вина, растекшимися по полу.
Тут в нашу дверь вломилась хозяйка дома. Она весила фунтов двести и
была зловредна, как ядовитая змея.
- Вы, скоты! - заорала она с порога. - Сколько раз я вам говорила, что
не собираюсь больше терпеть вашего...
И тут мы набросились на нее. Она вечно придиралась, врала, плутовала на
каждом шагу. И всегда норовила спереть что-нибудь у своих постояльцев. Если
была уверена, что ее не застукают за этим делом. Мы спустили ее с лестницы
и, отряхнув руки, покатились со смеху, как дворовые безобразники.
Докатившись до самого низу, хозяйка опять принялась пронзительно вопить.
Похоже, падение только прибавило ей новые силы.
Вдруг мне стало не смешно. Она не свернула себе шею, верно. Но могла. А
ведь я даже не был пьян. Что это на меня нашло?
- Как я понял, собираешься выехать прямо сейчас? - спросил я Ворона.
- Да.
Юмор его тоже оставил. И он по-прежнему имел бледный вид.
- А как ты будешь выбираться из города? Посреди ночи?
- Наличные. Волшебное средство на все случаи жизни. - Он перекинул
лямку мешка через плечо. - Ну, ты готов?
Сукин сын с самого начала знал, что никуда я не денусь.
***
- Эй, Лу! - едва заслышав звон монет в кармане Ворона, заорал часовой у
ворот в сторону привратницкой. - Оторви свою задницу от лежанки! Новый
клиент пожаловал.
Часовой, ухмыляясь, снова повернулся к нам.
- Днем Лу тоже вкалывает, на другой работе, - пояснил он. - Цыплят
потрошит. Чертову прорву детей настругал. Любой другой научился бы
сдерживаться после первой дюжины. Но только не Лу. - Он опять ухмыльнулся.
- Твоя правда, - не стал спорить я. - А ты неплохо устроился. Мало кому
из парней так повезло с работенкой, как тебе.
- Ага. Только по ночам бывает скучновато. Но сегодня неплохая ночка.
Прибыльная.
- Что, пропустил кого-то до нас? - спросил Ворон.
- Только одного пердуна, около часа назад, старика. Спешил как на
пожар. Монету швырял горстями.
Ворон пропустил этот прозрачный намек мимо ушей. Мы с часовым успели
перекинуться еще парой слов, пока Лу возился с ключами, открывая небольшую
дверцу в воротах. Когда он ее все-таки открыл. Ворон швырнул горсть серебра.
- Вот это да! Благодарю, ваша светлость! Заглядывайте сюда в любое
время дня и ночи. В любое время. Теперь у вас есть настоящие друзья. Здесь,
у Южных Ворот.
Ворон промолчал, только слегка покривился и тронул лошадь вперед, на
залитую лунным светом дорогу.
- Спасибо, - сказал я привратнику. - Пока, ребята. Еще увидимся.
- В любое время, ваша светлость. В любое время. Всегда к вашим услугам.
Наверно, Ворон действительно заплатил им по-королевски.
А гримаса, мелькнувшая на его лице, была мне хорошо знакома, хотя в
последнее время я ее не замечал.
- Опять бедро беспокоит? - спросил я.
- Все в норме. Бывало и похуже, - угрюмо ответил он.
Этот гад почти протрезвел. Но похмелье есть похмелье.
- Что-то оно долго не заживает.
- А ты чего хотел? Я уже не мальчик. И потом, хоть стрелял Костоправ,
но то была одна из Ее стрел.
Не то чтобы Ворон затаил на них злобу. Просто до сих пор не мог взять в
толк, что тогда произошло.
Может, на самом-то деле, он и не хотел ничего понимать. Ворон всегда
сам себя считал не мыслителем, а человеком дела.
Иногда я просто диву давался, как он умудряется жить с такой кашей в
голове.
Глава10
В грязи, у перекрестка дорог, около взъерошенной клячи, стоял
смертельно уставший старик.
К востоку отсюда лежали Лорды. Южная дорога вела в Розы, а через них -
к другим большим городам. Те, за кем он шел следом, разделились здесь на две
группы. Он не знал наверняка, кто куда поехал, хотя и мог предположить, что
Белая Роза свернула, направляясь в свою крепость в Равнине Страха, а Госпожа
двинулась прямо, к своей твердыне, Башне Чар.
В тот момент, когда они расстались, краткому перемирию между ними
пришел конец.
- Куда направимся? - спросил старик у лошадки.
Похоже, лохматый пони своего мнения не имел. А старик никак не мог
решить, к какой из женщин ему лучше обратиться со своими новостями. Он
больше склонен был тронуться на юг, но лишь потому, что по дороге на восток
его бы слепило лучами восходящего солнца.
- Слишком стары мы для этого, лошадка? Животное выдохнуло какой-то
звук, который старик готов был посчитать ответом. Но пони оглядывался назад,
на ту дорогу, которая привела их сюда.
Пыльное облако. Быстро приближающийся бешеный стук копыт. Похоже,
скакали двое. Спустя минуту он узнал мчавшегося впереди по его манере
держаться в седле.
- Скоро мы получим ответ на мой вопрос, - пробормотал старик. - А пока
спрячемся.
Он заспешил вперед, по восточной дороге, потом свернул с нее в сторону
и притаился в придорожной рощице, выбрав там местечко, откуда мог видеть
всадников. Решено. По какой бы дороге они ни двинулись дальше, он выберет
другую.
Ведь они появились здесь погоняя лошадей так, будто черти хватали их за
пятки, по той же самой причине, что и он. Думать иначе было бы просто глупо.
Тот, которого звали Вороном, конечно же, услышал сигнал тревоги. В его жизни
было время, когда он немного упражнялся в искусстве колдовства, а потом его
дух долго блуждал в лабиринтах Долины Курганов. Да, Ворон был достаточно
восприимчив. Старик приготовил настой из трав, который должен был помочь ему
оставаться настороже, пока не выяснятся намерения тех двоих. Потом он устало
смежил веки.
Глава11
Натянув поводья. Ворон пустил лошадь шагом.
- Кажется, мы нагнали на того старика страху, - сказал он.
- Наверно, принял нас за бандитов, - отозвался я. - Так мы на них и
похожи. Ты собрался загнать лошадей насмерть прямо сегодня? Или мы все-таки
дадим им немного отдохнуть?
- Иногда ты говоришь дело, Кейс, - нехотя проворчал Ворон. - Нет
никакого смысла в такой спешке, если потом придется ухлопать вдвое больше
времени, пробираясь остаток пути на своих двоих. Странно. Этот старикан
напомнил мне колдуна Боманца. Которого в Курганье сожрал Дракон.
- Для меня все старичье на одно лицо.
- Может быть. Постой! - Он принялся изучать пыль на развилке дорог. А я
пытался высмотреть, куда спрятался старик. Я был уверен, что он следит за
нами.
- Ну? - наконец спросил я.
- Здесь они разошлись в разные стороны. Как и намеревались.
- Не спрашивайте меня, откуда он знал это. Он знал. А может, просто
выдумал. Мне к таким его фокусам было не привыкать.
- Душечка отправилась на восток. Костоправ отсюда тронулся на юг. Я
решил немного подыграть ему и спросил:
- Почему ты так решил?
- С ним была Она. - Ворон потер бедро. - А Она, конечно, направилась в
Башню.
- Верно. Твоя правда.
- Тоже мне, оракул.
- А мы по какой дороге двинем? В любом случае, скоро понадобится отдых.
- Да. Скоро понадобится. Лошадям.
- Конечно.
Я постарался сохранить на лице равнодушие. Жаль, у меня не хватало
мужества заорать на него. Какого черта он корчит из себя железного человека?
Что хочет доказать? Кому? Если мне, так доказал бы лучше, что может
перестать себя жалеть да вино трескать, по полведра в день. Хочешь показать
мне силу воли? Ладно. Так покажи, что у тебя ее хватит, чтобы найти своих
детей и попросить у них прощения.
Он что, решил покрасоваться перед тем стариком, который все еще
прятался в придорожных кустах?
Всегда чувствую себя неуютно, когда знаю, что за мной подсматривают.
Скорей бы уж Ворон объявлял свое решение. Чего тянет? И так все ясно.
- Кончай тянуть, - поторопил я его. - Куда двинемся?
Вместо ответа он пришпорил лошадь и свернул на южную дорогу.
Что за ерунда? Я уже начал поворачивать на восток, прежде чем
сообразил, что он делает.
Догнав его, я спросил:
- Почему на юг?
Он уклонился от прямого ответа, сказал только:
- Костоправ всегда был понятливым парнем. И зла ни на кого долго не
держал.
Похоже, окончательно рехнулся.
А может, наоборот? Внезапно очухался и решил больше не лить слез по
своей Душечке?
Глава12
Трехногая бестия принесла голову в самое сердце Большого леса, к алтарю
в центре круга из вздыбленных каменных глыб. Капище находилось здесь уже
несколько тысяч лет. Тварь едва сумела протиснуться между стволами древних
дубов, окружавших величайшее святилище вымирающих, но все еще многочисленных
лесных дикарей.
Пристроив голову поудобнее, тварь захромала прочь и скрылась в лесу.
***
Отловив одного за другим шаманов всех лесных племен, бестия силой
приволокла их в святилище. Туда, где находилась голова. Увидев голову, эти
жалкие старые колдуны, ничтожные знахари, пришли в ужас, упали лицом в грязь
и принялись биться в поклонах как перед божеством. Вконец запуганные
щелкающими челюстями бестии, они принесли чудовищной голове клятву верности,
после чего стали поклоняться ей как могли.
Ни у одного из них даже и мысли не мелькнуло уничтожить голову, пока
она была бессильна помешать этому. Страх перед ней слишком сильно укрепился
в их слабом рассудке; сама мысль о сопротивлении была для них невозможна.
К тому же рядом всегда находился верный раб головы, Жабо дав, также
нагонявший на них суеверный ужас.
Покинув святилище, они принялись срезать ивовые прутья и стебли
растений, пригодных для изготовления веревок, собирать заговоренные травы и
камни с магическими свойствами, готовить священные перья, куски выделанной и
невыделанной кожи. Они поймали несколько мелких животных, пригодных для
ритуала жертвоприношения, и даже приволокли в святилище одного вора,
которого давно собирались убить. Страшась, что душа его попадет в рабство к
страшному богу и будет обречена на вечные муки, вор истошно вопил, умоляя
казнить его обычным способом.
Большая часть собранного ими была обыкновенным мусором, а их магия, в
основном, - обыкновенной бутафорией. Но когда-то вся эта чепуха произросла
из глубинных истин, из источника, дававшего подлинную власть над миром. Это
была реальная сила, достаточная, чтобы завершить замысел головы.
В самом древнем, в самом священном из своих святилищ шаманы изготовили
фигуру плетеного человека. Они сплели ее из ивовых прутьев, связав их
веревками из травы и ремешками из сыромятной кожи. Они воскурили священные
травы; совершили жертвоприношение; они дали плетеному человеку имя и
окропили его жертвенной кровью. Их песенные заклинания растянулись на
несколько дней. Почти все были полной бессмыслицей, но в их ритм иногда
вплетались лишь наполовину понятные, а то и вовсе забытые слова, имевшие
истинную власть. И силы этих слов оказалось достаточно.
Закончив ритуал, шаманы водрузили голову на шею плетеного человека.
Трижды медленно мигнули глаза...
Деревянная рука вырвала жезл у стоявшего рядом колдуна. Старик упал.
Пошатываясь, соединенное двинулось к ближайшему участку мягкой земли. Концом
жезла стало царапать на ней неровные печатные буквы.
Получив приказы чудовища, старые колдуны торопливо покинули святилище.
Уже через неделю они были готовы внести усовершенствования в свое кошмарное
творение.
На сей раз ритуалы оказались более причудливыми. И куда более
кровавыми. Были принесены в жертву два человека, похищенных из разрушенного
городка на краю Курганья. Эти двое умирали медленно. Очень медленно.
Когда ритуал закончился, плетеный человек стал передвигаться гораздо
лучше, хотя никто, даже по ошибке, не принял бы это чучело за человека.
Теперь голова могла говорить. Тихим, замогильным шепотом.
- Соберите здесь пятьдесят ваших лучших воинов - приказала она.
Старые колдуны заартачились было. Ведь свою часть дела они уже сделали
и не имели никакого желания больше ни во что ввязываться.
Тогда монстр прошептал короткое заклинание, в котором не было ни одного
лишнего слова. Три старика упали на землю. Они умирали в страшных мучениях,
вопя от боли. Пожираемые червями изнутри.
- Соберите пятьдесят лучших воинов! - вновь прошептала голова.
Оставшиеся в живых шаманы сделали как им было ведено.
Вскоре появились воины. Они помогли чудищу взобраться на спину хромой
бестии. Ни одно другое лесное животное, будь то лошадь или бык, не давало
ему на себя усесться. Монстр привел свою банду в Курганье, к разрушенному
городку.
- Прикончить всех, - прошептал он. - До единого.
И началась резня. А Плетеный двинулся дальше. Его изуродованное лицо
было постоянно обращено на юг. В его глазах все сильнее разгорался огонь
гибельной, безумной ненависти.
Глава13
Тимми вихрем ворвался в лагерь спустя несколько минут после того, как в
городке началось побоище. Он был настолько перепуган, что едва мог говорить.
- Надо уносить ноги, - судорожно выдавливал он слова. - Та бестия опять
вернулась. А верхом на ней еще какой-то монстр. Лесные дикари режут в
городке всех подряд.
Старый Рыбак только кивнул и тут же залила костер водой.
- Пока тварь про нас не вспомнила. Все как мы договаривались.
- Да бросьте вы, - злобно заворчал Талли. - Наверно, Тимми просто
увидел, как...
Тут дерево вдруг выпустило громадную шаровую молнию, прародительницу
всех молний мира. Лес заполнился ее яростным сиянием, а когда она лопнула -
загудел и затрясся от мощных громовых раскатов. - Мама дорогая! - прошептал
Талли. И дал деру не разбирая дороги, ломясь сквозь кусты, словно
перепуганный медведь.
Остальные отстали от него не слишком сильно.
Смед бежал крупной рысью. Он прижимал к груди охапку барахла и
соображал на бегу. Предусмотрительность Старого Рыбака, похоже, оправдалась.
Как сказал старик, они ничего не потеряют, если слиняют отсюда на какое-то
время.
Позади сверкнул язык пламени, окрашенный в розоватые тона; в ответ
полыхнула голубая вспышка. Потом раздался странный звук, словно мяукала
пропащая душа гигантской кошки.
Последнее время Талли все талдычил, что Рыбак слишком много о себе
воображает. Но именно Рыбак оказывался рядом в трудную минуту и мог хоть
что-то предложить. А Талли потихоньку занял место Смеда. Увиливал от работы,
вечно ныл. Вот Тимми совсем не изменился. Все тот же шустрый коротышка с
кучей историй на все случаи жизни.
От Рыбака и Тимми куда больше проку, чем от Талли. Рука не поднимется
перерезать им глотки. Особенно ежели куш окажется так велик, как считает
Талли. Так ли необходимо жмотиться и попусту лить кровь?
Смед присел на корточки возле заранее приготовленного бревна и
пристроил свои вещи среди специально оставленных для этого веток. Талли уже
плыл прочь от берега, бешено молотя по воде руками.
- Тс-сс! - вдруг сказал Рыбак.
Все замерли. Кроме Талли, конечно. Тот продолжал плыть, поднимая вокруг
себя брызги.
Старый Рыбак прислушался.
Смед не слышал ничего, кроме звенящей тишины. Огненных вспышек тоже
больше не было видно.
Облегченно вздохнув. Рыбак сказал:
- Поблизости никого. Есть время снять тряпки. Смед не стал спорить, но
не стал и тратить время на то, чтобы раздеться. Он оттолкнулся от берега и
поплыл.
Лежа на бревне, один посреди реки и один посреди ночи, он ощутил
приступ паники. Острова, куда они направлялись, все не было видно. Правда,
Рыбак говорил, что они просто не могут мимо него промахнуться, если отплывут
от берега в нужном месте. Течение должно само вынести их к этому острову.
Но Смед не был до конца уверен. А плавать он не умел. Что, если он
промахнется? Тогда плыть ему на бревне и плыть. До самого синего моря.
Внезапно целый каскад голубых вспышек осветил реку. Он слегка удивился,
увидав совсем рядом Тимми и Рыбака. Даже Талли, несмотря на все его бешеные
усилия, опередил их ярдов на сто, не больше.
Смеду остро захотелось перекинуться с кем-нибудь из них парой слов. Это
добавило бы ему смелости. Но он промолчал. Сейчас важнее всего было молчать
в тряпочку. Не буди лиха, пока спит тихо.
За прошедший час Смед заново пережил все когда-либо мучившие его
страхи, все приключавшиеся с ним беды и несчастья. Когда он наконец увидел
прямо перед собой неясные темные-очертания острова, его нервы были уже на
пределе.
Островок оказался небольшим, ярдов двести в длину и всего десять в
ширину. Едва выступающая из-под воды узкая полоска илистой отмели, поросшая
сорняками и кустарником. Все кусты были едва в человеческий рост. Довольно
жалкое убежище, подумал Смед.
Но в первый момент оно показалось ему райскими кущами.
- Здесь мелко, можно встать на дно, - прошептал возникший рядом Старый
Рыбак. - Обойдем вокруг, там и вылезем. Не надо оставлять следов с этой
стороны.
Смед соскользнул с бревна. Глубина здесь оказалась ему по пояс. Он
двинулся вслед за Рыбаком, оскальзываясь, путаясь ногами в стеблях водяных
растений. Впереди испуганно вякнул Тимми, наступивший на какую-то
извивающуюся тварь.
Смед оглянулся назад. Ничего. Фейерверк стих. Вспышки, позволившие ему
разглядеть на воде остальных, были последними. Лес вернулся к своей обычной
жизни, наполнившись привычными ночными звуками.
- Вы где там застряли? - напряженным голосом спросил из темноты Талли.
- Надо было прихватить с собой хоть что-нибудь, - огрызнулся Смед. -
Потому и задержались. Не подыхать же нам тут с голоду. А вот что будешь
жевать ты? Шаровые молнии?
Братцу хорошая встряска только на пользу, подумал он. Может, в нем
здравый смысл проснется. Беспомощно плывя на бревне, Смед припомнил кое-что
полезное.
Талли много раз сбегал от него и раньше. Просто так, из садизма, когда
они были малышами. Посреди драки с уличной шпаной, когда они стали постарше.
Или когда какой-нибудь торговец принимался колотить Смеда за то, что он, сам
того не желая, отвлек его внимание, позволив Талли стащить горсть медяков и
дать Деру.
Сам Талли всегда выходил сухим из воды. Пожалуй, теперь Смед мог
заглянуть в будущее. Пускай Старый Рыбак с Тимми Локаном выковыривают из
дерева Клин. А болван Смед перережет им глотки, когда они управятся с этим
делом. А потом останется просто прихватить добычу и слинять. Кому тогда
будет жаловаться Смед, имея на руках кровь своих компаньонов?
В самый раз - Талли. Очень даже на него похоже.
***
Они проторчали на острове четыре дня. Кормили комаров, жарились на
солнце. Выжидали. Хуже всех пришлось Талли. Он выклянчил-таки достаточно
жратвы, чтобы продержаться, но ни сухой одежды, ни хотя бы одеяла для защиты
от солнца выпросить ему так и не удалось.
Смеду даже показалось, что Рыбак волынил на острове нарочно.
Специально, чтобы проучить Талли.
Старик отправился на разведку только на четвертый день, после полудня.
Реку он перешел вброд. Рукав между островом и берегом оказался мелким, по
грудь в самых глубоких местах. Узел со своими вещами Рыбак перенес на
голове.
Когда он вернулся, было уже совсем темно.
- Ну? - требовательно спросил Талли. Единственный, кто еще страдал
избытком нетерпения.
- Они ушли. Но перед этим обнаружили наш лагерь и разнесли его в
клочья. Отравили всю жратву, повсюду устроили десятки ловушек. Возвращаться
туда не имеет смысла. Может, найдем в городке то, что нам нужно. Тамошним
парням уже никогда ничего не понадобится.
***
Насколько был прав Старый Рыбак, Смед понял на следующий день. Сперва
они прошли мимо лагеря, в доказательство Талли, что тот попусту тратит
время, оплакивая свое барахло.
Бойня в городке была тотальной. Дикари вырезали все живое, включая
собак, куриц и домашний скот. Утро выдалось жаркое. В неподвижном воздухе
висел густой звон: сюда слетелись мириады мух. Повсюду лаяли, тявкали,
клекотали, щелкали челюстями и клювами, сражаясь за добычу, пожиратели
падали. Хотя, будь их даже вдесятеро больше, пиршество удовлетворило бы
всех.
Уже в четверти мили от городка стояло такое невыносимое зловоние, что
желудок подступал к горлу.
Смед остановился.
- Я собираюсь взглянуть на дерево, - выдавил он. - Здесь мне делать
нечего.
- А я буду у тебя на подхвате, - засуетился Тимми.
Талли взглянул на Смеда и что-то злобно проворчал. Старый Рыбак только
пожал плечами.
- Ладно. Увидимся там. Попозже. Ни вонь, ни горы трупов, похоже, его
ничуть не волновали.
Глава14
Плетеный шествовал по улицам разрушенного города подобно богу мщения,
спокойно переступающему через легионы мертвых. За ним следовали оставшиеся в
живых лесные воины, потрясенные грандиозностью города, испытывающие
благоговейный трепет перед создавшим этот город великим волшебством. Позади
подавленно тащились имперские солдаты, несколько сот человек из гарнизона
Весла. Они признали власть захватчика - больше потому, что иначе и их
постигла бы участь тех, чья кровь потоками лилась по булыжнику мостовых, чьи
вывороченные внутренности забили все городские водостоки.
Повсюду полыхали пожары. Обитатели Весла возносили к небесам стенания и
горестные жалобы и тут же умолкали, когда поблизости раздавался в ночи звук
тяжелых шагов Плетеного. Укрываясь в тени стен, спешила скрыться из города
вынырнувшая из своих укромных местечек всякая мелкая нечисть. Страх этих
сущностей был так велик, что они не могли тихо дожидаться, пока черный ужас
сам уйдет из города. Но Плетеный ни на что не обращал внимания. Всякое
сопротивление было подавлено.
Он ничего не замечал, кроме пожаров. Огня он боялся.
Вдруг загудела тетива боевых луков и Плетеный вмиг оказался утыкан
стрелами, словно мишень для стрельбы. Во все стороны полетели ивовые щепки и
куски камней. Он пошатнулся и, если б его не поддержали лесные воины, рухнул
бы навзничь.
Сперва его ослепила бешеная ярость. Затем пришли слова, тихие и
ужасные, сковавшие смертельным холодом сердца тех, кто стоял так близко, что
мог их услышать. Новые стрелы прорвали черное полотно ночи, вонзились в
Плетеного, отсекли ему ухо, унесли жизнь одного из поддерживавших его
дикарей. Но он завершил заклинание.
Из темноты, в пятидесяти ярдах, раздались дикие вопли. Они были так
ужасны, что на глазах солдат, следовавших за Плетеным, выступили слезы.
Им пришлось перешагивать через судорожно дергающиеся, жалобно стонущие,
скрученные страшной силой останки людей, носивших точно такую же форму, как
они сами. Через тела своих братьев по оружию, чья смелость оказалась под
стать их верности. Кое-кто пожал плечами и отвел глаза. Некоторые проявили
милосердие, прекратив мучения несчастных быстрыми ударами копий. Другие,
узнав среди павших своих прежних товарищей, поклялись про себя при первом же
удобном случае свести с монстром счеты.
Плетеный казался неудержимым, как стихийное бедствие. Он прошел из
конца в конец Весла, сея повсюду смерть и разрушение, увлекая за собой
последователей. Наконец он подошел к Южным Воротам. Лу со своим напарником
давно исчез оттуда. Плетеный поднял руку, произнес тайные слова. Ворота тут
же разлетелись на щепки размером с зубочистку. Он прошел сквозь проем и
остановился, пристально вглядываясь в темневшую впереди дорогу.
Отсюда, перекрывая друг друга, шло сразу несколько следов. След
намеченной жертвы смешивался с другими запахами, не менее знакомыми и
мучительно ненавистными.
- Тем лучше, - прошептал Плетеный. - Тем лучше. Разберись в следах и
принимайся за дело! - Он втянул воздух носом. - Его след! И этой проклятой
Белой Розы. И того, кто встал мне поперек дороги в Опале. И того старого
колдуна, давшего нам свободу. - Изуродованные губы на мгновение дрогнули от
страха. Да. Даже ему было знакомо чувство страха. - А вот и Ее след!
Жабодав считал, что Она потеряла свое былое могущество. Плетеному тоже
хотелось так думать. Вне всякого сомнения, в этом была бы восхитительная,
высшая справедливость. Но он не решался поверить окончательно. Пока не
удостоверится собственными глазами. Потому что Она была коварным, вероломным
существом. Как и все остальные люди.
Кроме того, однажды он уже пытался справиться с Ней и потерпел неудачу,
приведшую его к нынешнему положению, Жабодав, расталкивая солдат,
протискивался через проем ворот. С его морды капала кровь. Несколько часов
он рыскал по городу, пока не утолил свой древний инстинкт, первобытную
кровожадность. Теперь у него появилась четвертая нога, из того же материала,
что и тело Плетеного. Подойдя ближе, он тоже уставился на дорогу.
Выдохшиеся лесные воины, повалившись от усталости кто где был, заснули.
Плетеный тоже притомился, но нянчиться со своими сторонниками и не
собирался. Приковылявший к нему из последних сил шаман попытался убедить
его, что человеческая плоть не в силах больше выдерживать такой темп;
Голова слегка повернулась. Изуродованное лицо скривилось в
презрительной гримасе.
- Вперед! Иначе - смерть! - прошептали губы.
Плетеный махнул рукой, приказывая своим людям водрузить его на спину
бестии. И двинулся прочь, в безумии жажды мщения.
Глава15
Те, кого мы преследовали, даже не пытались запутать свои следы. По
моему разумению, они считали, что для этого нет никаких причин. Так или
иначе, но Ворон знал, куда направляется тот, за кем он гнался. Место
называлось Хатовар и находилось далеко на юге, на самом краю света.
Этого парня. Костоправа, я знал. Он и его Черный Отряд доставили мне
немало хлопот в Долине Курганов, хотя никогда не пытались навредить
по-настоящему. Я выбрался оттуда живым. Трудно сказать, как я к ним
относился. Крутые ребята. Гоняться за ними мне совсем не хотелось.
Чем дальше мы ехали, тем больше просохший окончательно Ворон становился
похож на настоящего Ворона.
Не на того Ворону, каким он был, когда мы впервые встретились. А на
повидавшего виды головореза, крутого, отчаянного и смертоносного, как чума.
Думаю, ему и в голову не приходило напиться с тех пор, как он решил, что у
него есть дела поважнее.
Каждое утро, перед тем как тронуться в путь, и каждый вечер, после того
как мы разбивали лагерь, мы тренировались в стрельбе. Пока он был еще слаб,
мне не удавалось уломать его ни на что другое. Когда же Ворон начал
приходить в себя, он быстро дал мне сто очков вперед во всем. Кроме швыряния
камней и ходьбы на скорость.
Его бедро все никак не заживало.
Он никогда не останавливался ни на постоялых дворах, ни в деревнях.
Думаю, избегал соблазна.
Если кто захочет меня удивить какой-нибудь небылицей, а сам ни разу не
видел Башни Чар, зря будет стараться. Вряд ли где еще найдется вторая такая
громадина. Сто пятьдесят футов в высоту и насквозь черная, как сердце
сутенера. Никогда раньше не видал ничего подобного и вряд ли когда увижу.
Мы не стали подходить к ней слишком близко. Ворон сказал, что нет
смысла привлекать внимание этих людей. Что верно, то верно. Там находилось
сердце Империи, дом Госпожи, где когда-то обитали древние сущности,
именуемые Десять Взятых.
Мы отъехали на несколько миль. Мне удалось поспать, пока Ворон шнырял
вокруг, пытаясь что-нибудь выяснить. Отдохнуть после многих сотен миль,
проведенных в седле, было настоящим счастьем.
Он возник, как призрак, со стороны заката, окрасившего горизонт
багровыми огнями ада.
- В Башне