авший рядом с  могилой крест. На табличке было
написано: "Бургасов".
     Петруха по жизни был Васков. Никола  подбежал к соседней могиле. Вот же
зараза без  глаза - промазал с эксгумацией клада! Друг  лежал  рядом. Никола
даже ударил кулаком по Петрухиному кресту. Баран! Поверил сторожу!..
     Но  вдруг настроение  подскочило вверх. Че горевать?! Главное - доллары
целы. За такую сумму можно еще на кладбище попотеть.
     Теперь уж точно Томке всю ее тысячу не отдаст.
     - Готова дочь Петрова? - вдруг раздалось за спиной.
     Ноги у Николы подкосились: усатый заговорил!
     Никола рухнул без чувств на Петрухин бугорок, в самую гущу венков.
     -  Э-э! - подбежал  сторож. - Смотри,  не  окочурься!  Давай  возвертай
могилу в исходную позицию.
     - Ты где копать показал? - отойдя от удара, спросил Никола,  держась за
сердце.
     - Значит, вчера  на этой аллее еще одного жмура положили, - почесал нос
сторож и не  очень расстроился. - Ты это, - сказал, - не бери в бестолковку,
сегодня не успеем, а завтра приходи, помогу за те же деньги.
     В две лопаты  вернули усатого на место  последнего приюта, остаток ночи
Никола прокоротал в сторожке.
     - Вечером опять поеду к брату, - объявил дома жене, укладываясь спать.
     - Че эт зачастил?
     - Копать еще... то есть - сарайку строить помогаю.
     - Коль, слышь, я че думаю: че Петруха-то помер?
     - Ну? - укрываясь одеялом, недовольно спросил Никола.
     - Тамарка  сегодня  проболталась: она  в  день  смерти  нашла у Петрухи
заначку: две тысячи долларов. Сердце у бедняги и схватило...
     - Как нашла?! - вылетел из-под одеяла Никола.
     - В пиджаке. Он из рейса ночью вернулся, а доллары у Тамарки. "Молодец,
- говорит ему, - мне на операцию накопил!" Самое главное - у нее  аптека, не
дом, а нитроглицерину для Петрухи не оказалось.
     - Дай  мне тринитроглицерину! -  зашатался Никола. - Накрылся компьютер
вместе с катером...

        ЯРМАРКА ЧУДЕС
     Когда-то машина Юрия Власовича Александрова была ослепительно  вишневой
и безремонтно молодой. Песня  о четырех колесах. Бывало  вырвутся вдвоем  на
загородную трассу, пламенный мотор и ликующее сердце сольются в восторженной
мелодии  скорости  и  летят  вдоль  полей,  лесов  и  перелесков.  В  долгих
командировках  на  космодроме,  запустив очередную ракету  и  приняв хорошую
порцию  спирта,  сладко  мечтал  Юрий  Власович  на  гостиничных  простынях,
во-первых, о жене, во-вторых - о машине. Всеми фибрами ступней чувствовал за
три тысячи километров  упругость  педалей,  всеми фибрами  ладоней  - нежную
ребристость руля.
     Возвращаясь из  командировки  в  объятия  жены, после  оных  вприпрыжку
торопился в гараж. Пусть даже  просто посидеть внутри возлюбленной, подышать
ее волнующими запахами. И всегда  что-нибудь привозил ей из дальних поездок:
новую свечу, резину, хотя бы безделицу для украшения салона.
     Пролетели, просвистели годы.  Юрий Власович уже не тот молодец с лихими
усами, хотя сорок пять для мужчины отличный  возраст.  Тогда как для  машины
двадцать годков - глубокая старость.  Ей бы гараж потеплее, бензин почище да
скорость  потише.   Однако  старость  получилась  не   радость,  беспокойнее
беззаботной  молодости. Жизнь взяла хозяина-инженера за горло,  пришлось ему
выйти на большую дорогу таксования. Старушка о четырех колесах в сравнении с
"Мереседесами",  "Вольво",  "Фордами",  конечно, проигрывала  в  скорости  и
комфорте, да ведь на  "Мерседесах" никто  и не  таксует.  Поэтому  клиентура
есть. Выходит Юрий Власович на большую дорогу после работы и в выходные.
     - Ну  что, подружка,  - говорит Юрий Власович, отворяя ворота гаража, -
крутанем?
     ...Гога  махнул с обочины рукой, Юрий Власович  остановился. Гога был с
орлиным носом и бегающими  глазками.  В горах Кавказа  взор  его был  тверже
дамасской стали, туда-сюда забегал от плоских западносибирских пейзажей.
     - На ярмарка, - заказал Гога.
     "Тридцать тысяч  как минимум", - прикинул счетчик, который  включался в
голове Юрия Власовича на тропе таксования.
     - Зачем такой барахло ездишь? - спросил Гога.
     - "БМВ" на покраске, -  сказал  Юрий Власович  и  попросил  пристегнуть
ремни.
     - Чихать, - беспечно махнул рукой Гога, - ГАИ заплачу.
     У ярмарки он пригласил Юрия Власовича помочь выбрать платье жене.
     "Тысяч  пятнадцать, как  пить  дать, за советчика должен  отслюнить,  -
мгновенно отреагировал чувствительный счетчик. - А то и больше..."
     Ярмарка  за  обе  щеки наяривала жвачку,  источала запахи  галантереи с
потом,  шуршала ногами  и  денежной  макулатурой.  Гога  бегал  глазками  по
товарам.
     - Во! - ткнул пальцем в платье Юрий Власович. - Пойдет?
     - Мой свокэр! - представил Гога продавщице своего спутника.
     - Я-я! - по-немецки согласился Юрий Власович.
     - Интэрэсная невестка! - продавщица окинула ироничным взглядом  усатого
Гогу.
     - Нэвэста пэрсик! - зацокал языком Гога. - Блэск.
     Платье  было тоже "блэск"  с  шиком и стоило  три месячных  оклада Юрия
Власовича.
     - Налезет на невестку? - спросила смешливая продавщица.
     - Натянем, - заверил Юрий Власович.
     После платья Гога выбрал туфли  жене. Белый  "блэск" на платформе в два
оклада  Юрия  Власовича.  Покрутив  драгоценный   башмак  "свокэр"  высказал
сомнения:
     - Барахло, развалятся.
     - Туда-сюда сезон носить хватит! - отсчитал Гога два оклада.
     Они ходили  по этажам ярмарки, Гога  покупал кроссовки,  брюки, куртку,
футболки... Полиэтиленовые пакеты-кули,  которые верно таскал  за Гогой Юрий
Власович, становились толще и толще.
     "Плюс за  носильщика тысяч пятнадцать",  -  потирал руками  неугомонный
счетчик.
     Наконец,  они вернулись к машине. Когда Юрий Власович укладывал кули на
заднее сиденье, Гога спросил:
     - Ты зачем затылок лысый?
     У Юрия Власовича на затылке была  широкая безволосая полоса, похожая на
пергаментную заплатку.
     - Ракета на старте  взорвалась,  я  в магазин  мимо  шел,  -  доходчиво
объяснил Юрий Власович.
     - Вай-вай! - сказал Гога и назвал свой адрес.
     "Дорога туда-обратно шестьдесят, - сладко планировал  доходы счетчик, -
плюс  тысяч  пятнадцать  за  советчика, да столько  же  за носильщика. Итого
девяносто, как минимум, а то и все сто..."
     -  Надо  жене к  лету  тоже  платье справить,  - размечтался вслух Юрий
Власович.
     - У меня "Мерседес" в Гантиади, - хвастанул в ответ Гога.
     Они подъехали к пятиэтажке. Гога отсчитал пять "десяток".
     - Малова-то, - разочаровался Юрий Власович.
     - Дарагой, - глазки у Гоги забегали, - сам смотрел сколько я тратил! На
хлэб самый чуть-чуть остался, крэдит лэзть будем...
     "Ну  что,  моя  радость,  - обратился к машине Юрий  Власович по  уходу
по-кавказски  щедрого  Гоги,  - развели нас. Хотя  пятьдесят  тысяч  тоже на
дороге не валяются. Два кило колбасы мне или полбака бензина тебе. Что будем
брать?"
     Съезжая под уклон на нейтралке, машина старчески прошелестела колесами:
"Колбасу!"

        САЛОННЫЕ СТРАСТИ
     Костя Окладников  такой журналист, что телезрителя не в бровь, а в глаз
норовит задеть за живое. В каждом материале достает  любезного так,  что тот
лишь головой  мотает у  "ящика",  во, дескать,  дает Костя стране  телеугля.
Как-то в  КПЗ  остриженный  наголо, в  замызганной  майке  блатнечком пел  в
телекамеру: "Сижу на нарах как король  на  именинах". Делал передачу об этом
заведении.
     Другой  раз по  шею вылез посреди дороги  из канализационного колодца и
давай костерить в  хвост  и в гриву ремонтников:  не закрывают люки, создают
аварийные ситуации. Так вошел  в обличительный образ, что, забывшись, топнул
ногой: хватит! натерпелись! пора прекращать безобразие!  Нога  сорвалась  со
скобы  и Костя улетел  в канализационную преисподнею вместе с образом. Но  и
перебинтованный закончил репортаж. И  тоже с прибамбасом  - атлантом  держал
крышку люка над головой.
     Нина  Рябушина  была  не  хуже  Кости  молодой  журналист,  а  работала
по-старинке, без наворотов.
     -  Придумай что-нибудь  интересненькое?  -  ворчал главный редактор.  -
Телезрителя надо  каждый день по мозгам долбать! Тогда и рейтинг  повысится,
от рекламы отбоя не будет.
     Нина  пораскинула умишком и придумала сделать репортаж с  кондукторской
сумкой на шее.
     На  конечной остановке  вошла с оператором в пустой автобус, предъявила
документы и получила шум и гам. В ответ на просьбу дать на три минутки сумку
с билетами, тетя кондуктор раскричалась как резанная:
     -  Делать вам  в телевизоре нечего! А вдруг выручка пропадет?! С кровью
ее по крупицам вырываешь! Не дам сумку!
     Нина  начала разряжать накал ситуации, мол, если на то пошло, она может
и с пустой сумкой поработать, а за билеты дать расписку.
     И пусть водитель двери плотнее захлопнет.
     Кондуктор  зло  выгребла деньги,  забрала рулон  с  билетами и  ушла на
переднюю площадку с видом: нате! подавитесь!
     Нина с сумкой на шее и оператором перед глазами  разместились на задней
площадке.
     - Лет  двадцать назад,  - начала она,  - еще при социализме, кондуктора
вымерли  из автобусов,  как  доисторические мамонты.  На их смену в  салонах
появились кассы. Бросил пятачок, крутнул ручку,  оторвал билетик.  Однако  и
кассы со временем  уступили  место более экономичным  компостерам. Жизнь шла
вперед и вдруг армия сборщиков транспортной  дани, армия  бойцов  с рулонами
билетов вновь решительно заняла движущиеся плацдармы автобусов, троллейбусов
и  трамваев.  Требовательно  полетело в уши  пассажиров:  покупайте  билеты!
покупайте  билеты!   А   никто  не  хочет.  Мало  того,   что  племя  зайцев
расплодилось, как  саранча,  новые  зайцы  такие  волки  - горло  кондуктору
перегрызут, только  бы не платить. Какие  помои  злобы,  угроз  обрушиваются
ежедневно на  голову  кондуктора. Будто он  виноват  в  задержках  зарплаты,
безработице и высоких  ценах. А ведь кондуктор, господа,  тоже  человек.  Он
тоже существует по принципу: хочешь жить - умей вертеться.
     На этом Нина Рябушина закончила монолог.
     - Готова дочь попова! -  опустил  камеру оператор.  Но вдруг глаза  его
полезли на лоб в испуганном темпе, он ломанулся в закрытые двери.
     За спиной у Нины раздался угрожающий топот.
     Нина обернулась - свят! свят! свят! -  вся в  слезах, с разматывающимся
рулоном билетов летела на нее кондуктор.
     "Сумасшедшая!"  -  остолбенела  Нина  вместо  того,  чтобы   следом  за
оператором рваться наружу.
     - Доченька! - упала ей на грудь кондуктор.
     - Отдам! Сейчас отдам! - хотела сорвать с себя сумку Нина. Ку да там! В
кондукторских объятиях пальцем не могла шевельнуть.
     -  Прости  меня,  доченька! - облила  Нину слезами кондуктор.  - Прости
дуру! Как  ты  сердечно сказала!  Это каторга, а  не  работа. Я  ведь раньше
радиомонтажницей  была. Первая передовица в  цехе. Медаленоска. Уважаемый на
всех собраниях человек. А сейчас как собака цепная  с утра до вечера гавкаю:
приобретайте билеты! предъявите проездные!  За  что каждый  на тебя  как  на
врага народа смотрит! еще и в душу норовит  плюнуть. Где с этим зверьем план
сделаешь? А ведь дома безработные дети и муж.
     - Успокойтесь! - пыталась сдержать водопад слез Нина.
     - На днях наркоман с ножом пристал отобрать выручку. Еле скрутила его!
     Оператор  не  успел  сломать  двери  и  убежать, посему  записал  сцену
объятий.  Обалденный   материал  получился.  Кондукторское  лицо  в  горьких
слезах... Нина, насмерть стиснутая благодарными объятиями...
     Главный редактор кондукторские слезы зарубил.
     -  Переиграли  вы,  ребятки! - сказал  по-отечески. -  Зачем  нам  этот
цыганский пережим. Берите пример с Кости Окладникова.
     В  это время  Костя, вцепившись в балконные перила, висел на  руках над
бездной  загаженного  двора  и  вещал  в  объектив  об  обострении  проблемы
самоубийств. Обалденно получалось. Балкон на 14 этаже... Когда  камера брала
Костю,  одетого в желтые  плавки, с земли, сердце у зрителя екало - это ведь
телекостей не собрать, если сорвется.
     А  внизу пожарники растягивали цирковую  сетку, предстояло еще  заснять
свободный полет репортера.

        ЛИФЕРЕНДУМ
     В  воскресенье  главврача  принесло.  Сроду  по  выходным не было,  тут
приволокся с красным ящиком на замке, дырка в крышке.
     - Сейчас, - говорит, - проголосуем лиферендум за резидента-президента.
     - Кто, - спрашивает, - первый "за" будет? Барамыкин?
     Барамыкину, дураку лежачему, один хрен, что первым, что на будущий год.
Он ведь  ни  бэ,  ни мэ,  ни на горшок сам сходить. Ему бы только  пожрать с
ложечки литровой  да  еще  храпит, как старый  дизель.  Сколько раз  говорил
главврачу: зачем это жвачно-жрачное держать, когда другие голодные?
     Оказывается - для лиферендума.
     - По глазам вижу,  - главврач диагноз  ставит,  - ты,  Барамыкин,  "за"
резидента.
     И бросает  бумажку в красный  ящик. Тут в  палату Александ  Македонский
заскакивает. Сабля наголо.
     - Иго-го! - заржал.
     Вчера у него швабру отобрали, он сегодня черенок от лопаты скомуниздил,
на нем воюет.
     Главврач не  стал  Македонского ругать,  что  его  Бурцилез опять  пола
копытьями бьет, спрашивает:
     - Ты, Македонский, "за" резидента?
     - Ага, - Македонский отвечает, - "за" коня!
     Главврач чиркнул бумажку, бросил "за" в красный ящик.
     - Кто следующий? - зовет.
     Все  наши дебилы  кувырком  в  очередь на  лиферендум бросились. Первым
Вовочка встал. Главврач гонит Вовочку:
     - Ты голосовать не имеешь права!
     Главврач Вовочку не любит. Мы  как-то знакомиться начали, со всех углов
представляются: Я  -  Наполеон!  Я  -  Троцкий!  Я  - Чапай!  А  Вовочка как
закричит:
     - Встать! Я самый главный! Я - Ленин!
     Все  руки по  швам  вскочили,  Троцкий  честь отдал.  И теперь на любую
полундру: "Атас! Главврач идет!" - Вовочка плюет. Он все равно главнее.
     За конкуренцию главврач его не переваривает.
     -  Отойди!  -  отгоняет Вовочку от лиферендума, -  ты  свою  фамилию не
знаешь! Тебя в списке нет!
     - Знаю! - Вовочка грязным  пальцем в список тычет. - Смотри лучше! Я  -
Ленин!
     Главврач смотреть не стал. Обидел дурака. Я в отместку воздержался.
     - Так и запишем, - бросил главврач бумажку в ящик.
     А как с  ним ушел, Вовочка перестал плакать,  сказал,  что сам проведет
лиферендум против главврача.
     Хотел  с улицы  красную урну принести, но  она  приваренная  оказалась.
Тогда Вовочка красную утку нашел.
     - В утку, - говорит, - проголосуем.
     Сидит, рвет газету на бумажки для лиферендума, а я лежу и думаю: против
голосовать или опять воздержаться? Я ведь все-таки не псих в отличии от этих
дебилов. Знаю - не взаправдешний лиферендум, а так - дурдомовский.

        ДИВО ДИВНОЕ
     По улице шла беременная Женщина. Не с театральных подмостков с подушкой
в  подоле.  Настоящая.  Живот  до подбородка,  лицо  в пятнах.  Махонькая, в
сандалевидных туфлях,  и походка утиная. Но на лице гордо написано "а вот  я
какая!"
     Подслеповатая бабулька,  молодость которой прошумела  в  царскорежимные
времена, со скамейки уставилась на беременную.
     -  Эт че  эт  с  бабочкой  сделалось? -  спросила у своей молодой  (лет
семьдесят) подруги. - Болесть кака?
     -  Ага!  Болесть! -  засмеялась подруга. - Передается постельным путем.
Смотри ночью со своим старичком не заразись!
     - Че буровишь-то, анделы тебе в сердце!
     - Че-че, ниче! Тяжелая бабочка.
     -  А  че  еще  рожают? - сказала бабулька  и  перекрестилась.  А  потом
перекрестила Женщину:
     - Спаси тебя Господь.
     В магазине, куда зашла Женщина, кассир от удивления впервые за двадцать
лет безукоризненного стажа  передала сдачу.  Сильно  передала. А покупатель,
увидев Женщину, вернул излишек... Дома бил кулаками  по голове, а головой об
стену...
     Видная  мадам,  завершающая  период  жизни,  который  называют  средним
возрастом,  столкнувшись с  беременной, крупно  заволновалась и,  забыв  про
солидность,  забегала  от  одного  телефонного  автомата  к  другому,  найдя
исправный, зазаикалась в трубку:
     - Антон, тут, Петрович, такое, понимаешь... это... в сторону  института
идет,   забыла    как...    беременная!    Давай   аврал    по    институту,
студентов-гинекологов и всех на улицу, пусть посмотрят.
     Медицинский взорвался вулканом. Студенты сыпанули на крыльцо, гроздьями
высунулись из окон. Живых беременных многие в глаза не видели, а кто и видел
- забыл как выглядело.
     Выглядело впечатляюще.  Студенты раскрыли  рты на такое чудо природы, а
чудо шло гордо выпятив живот.
     "Эт  че  такая  пузатая?  -  удивился первокурсник.  -  Тройня  что  ли
трехклеточная у нее, то есть - трехъяйцовая?"
     "Все, не дамся ему, - твердо решила первокурсница, - с сегодняшнего дня
никаких рук ниже пояса и поцелуев взасос!"
     "Ой, предохраняться  надо!  -  зашептала  про себя  пятикурсница. -  Не
залететь бы под аборт после вчерашнего".
     А преподавательница смахнула сладкую слезу о беременной молодости...
     Водитель  "КамАЗа"  затормозил,   поравнявшись  с  Женщиной,  аж  задок
взбрыкнул.
     -  Слушай, - высунулся из кабины,  - поехали моей тебя  покажу. Она как
спать так заливает: отменили беременных. Предохранитель спиральный поставила
и таблетки для подстраховки пьет. Поехали, а?
     На отказ Женщины тяжко вздохнул:
     - Эх, времена! - и газанул, дым от колес заклубился.
     Да уж, времена! Город, который еще недавно даже не умилялся на мамашу с
двумя карапузами, с уважением смотрел, когда вела трох, с восхищением, когда
их было пятеро, - теперь на беременную разинул рот как на чудо-невидаль.
     А Женщина шла... Ух, как она шла!.. Эх, как она шла!..
     Спаси тебя Бог, Женщина!
        ЗАЩИТА РЕАКТОРА
     В студенчестве  у Жени Прыткова  был бзик  -  кровь из  носа платить за
проезд в общественном транспорте. Друзья-товарищи  не особо считали копейки,
когда касалось пива попить или вина в ресторане, зато в автобусе было  делом
чести сберечь студенческий пятачок. Женя принципиально брал билет всегда. Ну
ладно  бы,  когда  с  девушкой  едет,  вроде  как  неудобно скупердяйничать.
Джентльмен,  в конце концов, не должен быть скрягой.  Хотя  даже  в подобной
ситуации имелись ухари экономии: на девушку билет берет, а сам зайчишкой...
     Давненько  это  было.  Восемнадцать  лет  назад  закончил  Женя  мехфак
университета. После чего  кандидатскую  защитил. Не  задницей, надо сказать,
вымучивал  ее, головой  написал. Светлую Жене Бог дал  голову. И с годами не
темнела она. Однако солидности это не прибавляло. Лоску  и презентабельности
Женя  не  имел  ни  без  степени, ни остепенившись. Он был  по жизни  всегда
гонкий, звонкий,  пацанистый. И спортивный, в любой момент оторви от  стула,
дай кроссовки, километров десять пробежит, не запыхается.
     Особенно в последние  годы  в  форме был. Летом  с метлой  каждое  утро
разминался в  соседнем дворе.  Зимой  в этом  же  дворе с  лопатой и  снегом
регулярно тренировался.
     И не потому, что на олимпиаду метил  попасть - с деньгами туго стало. И
опять бзик,  теперь относительно работы  в  НИИ. Не брошу,  говорит, ее ради
коммерции. Я, дескать,  ученый, пусть не семи  пядей во лбу,  но тоже делами
государственной важности занимаюсь. Даже, если государству сегодня наплевать
с горки на эту важность.
     Через это бзик  юношеский в отношении платы за проезд пришлось урезать.
На  работу  Женя добирался с пересадкой.  В  день  на  транспортные  расходы
уходило  в  пересчете на  харч  больше  двух буханок хлеба,  или 200 граммов
хорошего  мяса, или два литра молока. Молоко Женя  не пил, а  мясо ел, когда
были деньги. В НИИ их по полгода не давали. Женя перебивался за счет метлы и
лопаты. За метлу платили не больше, чем в НИИ, зато аккуратно.
     Тем не менее, ездить  полным  зайцем  Женя все  равно не  мог - покупал
студенческий проездной.
     Женя  подрабатывал дворником,  Коля  Селезнев  -  контролером.  Был он,
вообще-то,   студентом.  Учился   неважненько,   приходилось   часто   перед
преподавателями дурочку гнать, юлить и лебезить. Зато в автобусах он был кум
королю, зайцев не щадил. Физиономия "восемь на  семь" и рост  188  позволяли
многих  брать за "шкварник", вытряхивая штраф. Обычно  быстро  делал дневной
план, и навар оставался пиво попить.
     -  Предъяви студенческий билет!  - потребовал  Коля, когда Женя показал
свой проездной.
     Прищучил Коля Прыткова на конечной остановке, в опустевшем салоне.
     - У меня нет студенческого, - по-заячьи заколотилось Женино сердце.
     - Тогда давай сюда проездной! - строго  сказал Женя. - Приедешь  за ним
со студенческим.
     - У меня нет студенческого.
     - Что значит нет? - сурово свел брови Коля.
     - Откуда быть в моем возрасте.
     Коля внимательно посмотрел  на Женю и согласился: староват пассажир для
сессий и зачетов.
     - Почему тогда по студенческому ездишь?
     - Потому, что он в два раза дешевле.
     - У тебя че, ку-ку замкнуло? - вышел из себя Коля, ему порядком надоела
эта волынка. - Тогда  тебе  в дурдом  надо  на  излечение. Но  сначала штраф
заплати!
     - Какой  дурдом? - петушком  прокричал  Женя.  Он  страшно обиделся  на
"дурдом". - Я, если  хотите  знать,  рассчитываю надежность автомата  защиты
ядерного реактора!
     - Кого ты можешь рассчитывать? - презрительно бросил Коля. - Ты на себя
посмотри,  тебе только по  теплотрассам бомжевать. Академик  нашелся!  Плати
штраф, а то в мильтонку отвезем.
     Хочешь не хочешь, а  контролеры тоже  встречают по одежке. На Жене были
старенькие  брючишки, рубашка пятилетней выдержки, кроссовки, оттоптавшие не
одну сотню пыльных километров. Оно вроде как и не бич, но и на ученого слабо
смахивает.
     - Реактор он рассчитывает. Это когда бутылки по помойкам собираешь?
     В  этот  момент  открылась   задняя  дверь   автобуса,  водитель  решил
проветрить  салон.  Женя  не  хотел  в  милицию.  Он  отбросил контролера  и
ломанулся на свежий воздух.
     Все было против него в тот день, - двери захлопнулись перед носом. Женя
ухватился двумя  руками за  створку  и рванул что было мочи. Дверь подалась,
приоткрывая  путь к свободе от контролеров,  милиционеров, позора.  А уж  на
свободе попробуй его догони!  Не пьет, не  курит, с метлой тренируется.  Шаг
осталось шагнуть до воли вольной, когда последовал страшный удар в поясницу.
В глазах потемнело, на сознание тоже пало затмение.
     И  что  обидно  -  ладно  бы  послал в  нокаут контролер.  Нет.  Родной
радикулит отключил  от внешней действительности. Капризный и своенравный, он
требовал  уважительного отношения  к себе  в любой ситуации. Не  переваривал
резких телодвижений.  И вдруг  такое пренебрежение к  его персоне  - скачки,
рывки, напряжения...
     Пришел Женя  в себя  от чужих  рук, проворно обшаривающих его  карманы.
Коля-контролер надеялся найти штраф.
     - Уйди! - грозно сжал кулаки Женя.
     Однако  махать  ими  радикулит  не   позволял.  Не  то,  что  махать  -
пошевелиться было невмоготу.
     Коля-контролер беспрепятственно нашарил удостоверение кандидата наук.
     - Ты че,  кандидат? - Коля сверил фотографию с оригиналом, скривившимся
от боли.
     И пожалел оригинал.
     - Ладно, Евгений Михайлович, в милицию вас не поведу.
     "Бомжуйте  дальше", - хотел сказать, но сдержался из уважения к ученым.
А вдруг Прытков знаком с его преподавателями?..
     Неся,  как хрустальную вазу,  свой  радикулит,  Женя вышел из автобуса,
доковылял  до  ближайшей  стенки,   притулился  к  ней  с  невеселой  думой:
"Надежность автомата защиты реактора я и в ракообразном состоянии рассчитаю,
-  прикрыл  глаза от боли, -  а  вот  метлой  на  пару  с радиком  много  не
наработаешь..."
     А без метлы только бомжевать оставалось в этой жизни...

        ВЫБИРАЙ, НЕ ТО ПРОЛЕТИШЬ
     Ситуация  была "прощайте, красотки,  прощай небосвод".  Дуло  пистолета
холодно уперлось в грудь Владимира Арсентьевича Горячего.
     "От сессии до  сессии живут  студенты весело". Остальным россиянам тоже
скучать  не  приходится.  Выборы не реже,  чем  у студентов  сессия.  Только
успевай лапшу агитационную с ушей стряхивать.
     Владимир  Арсентьевич  не  стряхивал,  сам  развешивал  направо-налево.
Как-никак глава  администрации  сельского района, а губернатор  Хазаров всей
душой болел за победу демократии на местах.
     Но  как  ни  бился Владимир  Арсентьевич,  его район  в последнее время
подкачивал.
     Сам Горячий голосовал за коммунистов. "Да ну?" - скажите вы.
     "Загну!"  -  ответил  бы  Владимир  Арсентьевич,  коснись  вслух  этого
вопроса. Но вслух  даже родимой жене не говорил правды, в чью копилку бросал
свой голос.
     Данное  явление  можно расценить, как тщательно скрываемый политический
мазохизм.  Иначе  как  объяснить  вопиющий  парадокс?  Да,  при  коммунистах
Горячий, будучи директором совхоза, конечно, с хлеба на воду не перебивался,
но слаще Болгарии с Венгрией ничего  не видел. И то  за свой  счет. А тут на
дармовщинку поглазел  как  в Пекине китайцы живут,  в  Нидерландах голландцы
поживают.  Коттедж  двухэтажный  дала новая  власть, дочь любимица училась в
коммерческом вузе с международным уклоном.
     И этот же самый папа, заходя в кабинку, голосовал за вчерашний день. Но
агитировал за демократию и лично президента Ельцина.
     В  день  его  выборов, 16 июня, Владимир  Арсеньтьевич взошел  на сцену
клуба, в зале вместо  кресел стояли кабинки для голосования, толпился народ.
Взошел и произнес  яркую речь. Дескать - выбирай, а то пролетишь мимо кассы.
Решается  судьба  страны.  Куда  ей,  болезной, оглобли  направить  - взад к
застойному социализму или вперед - от него. И призвал голосовать за "вперед"
и лично...
     Не дожидаясь  рукоплесканий, Владимир Арсентьевич  ушел за кулисы,  где
вместо аплодисментов уперся ему в грудь пистолет.
     - За что? - оборвалось сердце.
     Оборвется - пистолет находился в руках сержанта милиции.
     - Предъявите ордер на арест! - возмутился Горячий.
     -  Вот тебе  ордер! - сунул под  нос "макарова" сержант.  - Ты  за кого
агитируешь,  гад?   Вы  мне  4  месяца  зарплату  не  платите!  Жена  вообще
разучилась, что такое деньги получать. Детские и то зажали...
     - Переходный период, - начал объяснять Горячий, - надо затянуть пояса.
     - А ты че его  распустил в  два обхвата? Я  бы так  всю  жизнь в  вашем
переходе жировал! А нам заработанное не даете!
     -  Пойдемте  я  из  своих  заплачу,  -  пытаясь  разрядить  обстановку,
предложил Владимир Арсентьевич, - за все 4 месяца...
     - Хватит подачек. Нужно менять курс реформ.  Сейчас ты у меня будешь за
коммунистов агитировать.
     Милиционер снял пистолет с предохранителя, приставил к спине Горячего и
повел главу администрации на сцену.
     -  Принародно  застрелю,  если  что не так, - грозно прошептал в ухо. -
Давай за Зюганова!
     И Владимир Арсентьевич дал! Ух, как дал!
     - Какая это  к  чертям  собачьим демократия?  - кричал  он.  - Зарплату
задерживают  по  4  месяца.  Детские  не  платят.  Когда  я  был  директором
"Октября", у  нас  в молочном стаде насчитывалось  500 голов, а сейчас  одни
рожки да ножки остались. Срамота - доярки в безработных ходят? Наркомания на
селе появилась...
     Народ  ушам своим не верил, про урны с  бюллетенями забыл.  Такое несет
глава-голова! А он нес, пока не зашел начальник милиции.
     Горячий вниз головой прыгнул в толпу.
     - Вяжите его! - кричал на лету. - Он хочет меня застрелить!
     Клуб грохнул от смеха  так,  что  пару листов шифера сорвало  с  крыши,
унесло за реку.  Сержант в  момент, когда Горячий сиганул со сцены, упирался
ему в спину уже не вороненым дулом, а прокуренным пальцем.
     Горячий не видел этого позора. Уходя  от пуль, он зайцем  петлял  между
сельчанами к выходу. Вынырнув за порог, резво заперебирал ногами вдоль села,
невзирая  на  возраст,  шестипудовый вес и  весомую  должность.  Вырвавшийся
из-под пиджака  галстук, красным языком бил по  животу,  чуб лез в  глаза. В
голове  кипели слезы: "За  что судьба  собачья?  Сверху губернатор  Хазаров,
снизу пистолет Макаров".
     Заскочив домой, закрылся на все запоры и бросился к телефону.
     - Ты в  своем  уме?  - с полоборота заискрил Хазаров. -  Демократ лучше
умрет стоя,  чем на коленях перед коммуняками! Ты и под  пулями  должен  был
кричать: ГОЛОСУЙТЕ ЗА ЕЛЬЦИНА! Иди агитируй снова!
     - Сегодня нельзя!
     - Если хочешь жить хорошо, то можно!
     Владимир Арсентьевич поправил галстук и побрел в клуб.
     Тихохонько проголосовал за Зюганова, потом решительно поднялся на сцену
агитировать за демократию...

        У ДЕДУШКИ МОРОЗА СНЕГУРОЧКА ЖИВ╗Т
     Перед   Новым  годом  директор  фирмы  "Фарт"   постановил:  поздравить
"фартовых" деток Дедом Морозом. Не лицемерно-заказным - со стихами и бородой
по прейскуранту, а чтоб от души и с экономией.
     - Дед Мороз, Дед  Мороз,  борода  из ваты! - продекламировал маркетолог
Александр Блохин. - Ты подарки нам принес, баламут лохматый!
     - Дед Мороз есть, - сделал первое праздничное назначение начальник.
     - С хорошенькой Снегурочкой и Кощеем могу выступить!
     -- Снегурочкой назначили спеца по рекламе Светку Горохову.
     Мужчины позавидовали Блохину. Только не  Новоселов, он  однажды получил
от Светкиных ворот резкий поворот.
     И наступил день поздравления.
     Новоселова Валюша, шести лет от роду, с утра прилипла к окну в ожидании
Деда Мороза. Но на маршруте гостей из леса их дом стоял последним.
     Первая  остановка - внук  начальника  "Фарта". Дед Мороз со Снегурочкой
вывернулись наизнанку под  елкой  главного внука фирмы: в  песнях, плясках и
хороводах. После чего довольный начальник изрек:
     - У Деда Мороза в лесу руки-ноги озябли, чайком их надо погреть.
     И пригласил на кухню.
     На месте самовара стояли коньяк и шампанское.
     Впереди  Деда  Мороза понеслась  весть: ручки-ножки  у путников зябнут,
начальник обогревал конечности изнутри.
     К средине праздничного маршрута Дед Мороз уже не смущался при появлении
на кухне ребенка.
     - О, летит! - тыкал в окно посохом.
     И пока  ребенок таращил глазенки в  поисках  летательного аппарата, Дед
Мороз  лихо  вздергивал   бороду  на  лоб,  вбрасывал  в  освободившийся  от
маскарадной  волосни  рот отогревающую  "ручки-ножки"  жидкость и  возвращал
декорацию на место. Грех дите обманывать, да и разбивать сказочные иллюзии о
бутылку не меньший.
     Вскоре в "жигулевской"  повозке Дед  Мороз горланил:  "В лесу  родилась
телочка!"  -  и   декламировал:  "Ручки-ножки  не  озябнут,  если  будем  мы
дерябнуть!"  Заходя  в дом,  вместо:  "Где  тут  елка?" -  бухал:  "Где  тут
дерябнуть?" А когда Снегурочка  все же заворачивала его к зеленой красавице,
падал  в  кресло  и  сидел  красноносым  истуканом  пока  внучка,  злясь  на
немычачего деда, развлекала "фартовых" детей.
     Разнаряженная в пух и прах Валюшка Новоселова томилась у окна.
     - Наверное, Дед Мороз растаял, - успокаивали ее.
     - Нет! - кричала Валюша. - Не растаял.
     Уже в сумерках радостно посыпалась со стула:
     - Приехал! Приехал!
     Поднимаясь к Валюшке в искушающе-тесном пространстве  лифта,  Дед Мороз
решил:   Снегурочка   за   время   поздравительного   круга   удалилась   от
кровосмесительных   границ  на  безопасное   расстояние,   превратилась   из
девоньки-внучки  в  девицу-штучку.  Отбросив  посох  и  мешок, навалился  на
белоснежную красавицу,  запустил руки  под  серебристую шубку.  А  вытянутые
губешки нацелил в сахарные уста.
     Прицел был сбит ударом по ребрам.
     -  Ну, че ты?  - продолжал рваться сквозь  шубу к  плоти Снегурочки Дед
Мороз. - Че как неродная!
     Они  вывалились из  лифта. Дед  Мороз  на  Снегурочку.  Поверженная  на
лопатки та и не думала сдаваться. Аэробически гибкая, всадила колено в живот
пожираемого страстью Деда. Тот ухватил ее за прицепную косу...
     Выбежавшая встречать дорогих гостей Валюшка приняла  возню перед лифтом
за начало новогоднего действа, начала декламировать:
     У дедушки Мороза
     Снегурочка живет,
     Ее он гладит косы,
     И умницей зовет.
     Под  стихи Дед Мороз  оторвал  косу  и  пропустил еще  одну болезненную
оплеуху.
     - Бл... - открыл ругательно рот.
     Гадость не успела вылететь, Снегурочка заклепала оскорбление бородой до
самых гланд.
     Валюшина  мама  прыгнула в  жар схватки разнимать новогодний  турнир  и
словила под глаз удар, предназначавшийся Деду Морозу. С воплем:
     - Как я с синяком на праздник?! - побежала к зеркалу.
     А  Дед Мороз, законопаченный  до  гланд  бородой,  синел,  пучил глаза,
задыхался. По щекам текли слезы.
     - Дед Мороз тает! - закричала Валюшка.
     - Кобелина  он сивый!  -  возразила Снегурочка  и  закрепила  сказанное
коленом в  дедушкин  живот. Борода от удара вылетела, как пробка из бутылки,
прямо внучке в глаз. Брызнули слезы.
     - И Снегурочка тает! - запаниковала Валюшка.
     - Не растает, - сказал Валюшкин папа, он  с наслаждением наблюдал сцену
борьбы. Деда Мороза-Блохина не переваривал - выскочка, а Снегурочка-Светка -
ломака.
     За спиной  дерущихся  тупо открывался  и закрывался  лифт,  заклиненный
валенком Деда.
     Сам Дед хотел одного - вырваться живым из этой переделки.
     Верткая  и цепкая внучка руками-ногами молотила его по  всему  лежачему
фронту.   Французская   тушь,  американские  тени,  итальянская  помада   не
выдерживали  жаркого  русского  боя   -  стекали,  сползали,  размазывались,
превращая щекастое чалдонское лицо Снегурочки в жуткую индейскую харю.
     - Тает! Тает! - побежала домой Валюшка. - Надо заморозить, как горку.
     И приволокла кастрюлю с  холодной водой.  Снегурочке вода для заморозки
попала в горло. Она закашлялась...
     Дед Мороз воспользовался  паузой в  избивании, в одном валенке поскакал
вниз по ступенькам.
     Снегурочка вскочила в лифт, но  помня "фартовые" обязанности, выбросила
мешок с подарком Валюшке.
     Та,   отрабатывая   полученное,  затараторила   во  след  убегающему  и
догоняющей:
     У дедушки Мороза
     Снегурочка живет,
     Ее он гладит косы,
     Красавицей зовет.
     А папа-Новоселов,  довольно потирая руки,  пошел к телефону докладывать
начальнику "Фарта" результаты поздравления.
        НЛА
        ИЛИ ПОСЛАННИКИ КОЗЕРАКА
        <i>веселое повествование в десяти главах</i>
        <i>с прологом, эпилогом и реальной фантастикой</i>
        ПРОЛОГ
     Теоретики  утверждают,  что  в  начале  было  слово,  а  уж потом  каша
заварилась.  Мы люди практические,  однако и в нашей  истории вначале  слово
прозвучало. И не одно - целый рассказ.
        Глава первая
        РАССКАЗ ПЕЧ╗НКИНА
        <i>Мяч круглый - поле ровное. - Под воздействием</i>
     <b><i>УФО жизнь  героя  дает трещину. - Беспощадно встает вопрос: быть или не
быть?</i></b>
     В тот вечер футбол был. Если  бы  вечером, а то ночью. В час ноль-ноль.
Я, собственно, и в три  часа смотрел бы.  Не каждую неделю наши с французами
играют. Да хотя бы и каждую. Мяч круглый - поле ровное. Мы тоже не лаптем щи
хлебаем, при случае  можем любой команде наказаловку устроить. Можем  и  без
случая причесать.
     В  десять вечера сел я перед телевизором. А матч в час. И  уснул. А там
сон - наши  с  французами  играют. В одни  ворота, как с  детьми.  Смотрю  и
радуюсь. Все получается: дриблинг, пас, удар через  себя под штангу, вратарь
в правый угол, мяч в левый. Блеск!
     Просыпаться не хочется.
     Вдруг звонок. Глаза  продрал. Ба, по телевизору вовсю футбол идет. Пас,
удар!  Наш  вратарь  в правый  угол, их мяч  тоже в правый,  но  встреча  не
состоялась - 2:0 в пользу французов.
     Ах, ты едрит твою в ангидрит марганца!
     И звонок в прихожей надрывается.
     Кого,  думаю,  черт  среди  ночи  принес?  Может,  у  соседа  телевизор
сломался? Тоже болельщик, медом не корми.
     Открываю  - жена  на  пороге  стоит.  В  ночной  рубахе, в  бигудях,  в
перчатках белых хлопчатобумажных. Здрасьте, давно не виделись. А виделись мы
перед тем, как я перед телевизором уселся. Жена в спальне в тех же бигудях и
в той же рубахе кремом руки мазала, готовилась ко сну.
     Так мы с ней в тот вечер расстались.
     И так среди ночи встретились.
     Я в трусах и в майке стою в  своем коридоре, она - в ночной рубашке и в
бигудях, - в общественном.
     Незавидное положение.
     У обоих.
     И хочу я вас спросить, други мои, протестировать: ваша реакция на такую
вот пикантную ситуацию. Темнота за окном.  Лифт давно не работает. Ваша жена
в ночной рубашке домой просится. Пускать или не пускать?
     Одна  ночнушка чего стоит! Понизу вышивка, поверуху выбивка,  на плечах
бантики... А если по честному, что есть она, что нет ее - просвечивает.
     И жена моя из такого рода-племни - там  походячий на походячем. У них у
всех в крови  налево сходить.  Что  братовья ее, что  дядья.  И саму давно к
соседу - дверь напротив - подозреваю. Чувствую, что нечисто, а улик нет.
     Как бы поступили на моем месте? А?
     Решил я для начала из соседа душу вытрясти.
     Жену в сторону, на звонок  соседский навалился -  открывай не то  дверь
разнесу.  Выскочил  он в  трусах.  Правильно, думаю,  еще  не успел одеться.
Схватил соседа за грудки, точнее - за шею.
     - Ты что, - говорю, - чужих жен?..
     Он вырывается.
     - Сумасшедший! - хрипит. - У меня вон своя...
     Только он это сказал, "своя" вылетает...
     - Милиция! - кричит и меня как шандарахнет об стену.
     Я растерялся. Не ожидал,  что соседка дома.  Хоть и подозревал жену, но
не до такого разврата, чтобы и соседка при этом находилась.
     Пока  я  пребывал  в  растерянности, они  убежали. Дверь  на все засовы
закрыли. Дураком меня обозвали:
     - Дурак, - говорят, - и не лечишься!
     Я домой.
     - Где была? - жену спрашиваю.
     - НЛО, - говорит, - смотрела. Шар светящийся над городом пролетел.
     Будто она вначале за ним из окна спальни наблюдала, но потом шар за дом
зарулил,  жена  побежала на  крышу. Крыша у нас как  стадион.  На велосипеде
кататься можно. Мы с нее салюты наблюдаем.
     И все равно меня смех взял, остановиться не могу - пот прошибает.
     - Тебе, -  говорю,  -  сорок лет,  а ты  бред собачий гонишь,  от  ушей
отскакивает...
     Она в слезы.
     На следующий день на развод подала.
     -  Хватит!  -  говорит.  -  Надоели  твои подозрения! К  каждом  столбу
ревнуешь!
     И зачесал я репу...
        Глава вторая
        ЮНЫЙ УФОЛОГ
        <i>Страдания Отелло. - Век живи - век учись. -</i>
        <i>Поле чудес. - Решение принято.</i>
     Разводиться  Евгений Петрович Печенкин не хотел. Черте  где жить потом,
черте  что есть.  Невеселая,  согласитесь,  перспектива. С  другой  стороны,
просто  так проглотить - жена твоя ночами полураздетая по подъезду бегает, -
тоже не выход для уважающего себя мужчины.
     Оставалось одно - провести частное расследование.
     Основательный по натуре Печенкин начал  с самого  трудного - с НЛО. Как
вы  поняли  выше,  Евгений Петрович  относил  загадку НЛО к категории  "бред
собачий". Однако жизнь приставила нож к горлу.
     Печенкин смело прыгнул в незнакомую реку под названием УФОЛОГИЯ.
     Как  с  обрыва обрушился на  проблему.  Пошел по библиотекам,  засел за
газеты-журналы. И был  страшно удивлен. Оказалось,  околоземное пространство
кишмя    кишит    "тарелками",   "гантелями",    "лампочками",   "бананами",
"апельсинами" и другими плодово-выгодными товарами.
     Кишит как капля из лужи микробами.
     С НЛО  сталкивались  пилоты,  капитаны, пионеры. Лица  сугубо военные и
вполне гражданские. НЛО делают систематические облеты городов, сел, деревень
и отдельно стоящих строений. Садятся в безводной пустыне и цветущей степи, в
чахлом парке и на лесной  лужайке. Оставляют следы в Москве на перекрестке и
в медвежьей  тайге на пне. Многие ученые во всех частях света ломают головы,
что за существа буровят нашу и без того  истерзанную атмосферу, мутят наши и
без того взбудораженные мозги.
     Установил  Печенкин: в ту  памятную футбольную  ночь,  когда взял старт
бракоразводный  процесс,  НЛО   действительно  в  виде   шара  пролетал  над
несколькими населенными пунктами близлежащих областей.
     Но  в их городе - Евгений Петрович произвел массовый  опрос знакомых  -
никто не наблюдал  загадочное явление. То ли все неотлипно  смотрели футбол,
то ли НЛО вообще к ним не заглядывало.
     Последней версии Евгений Петрович больше всего опасался.
     И еще одну вещь прочитал Печенкин в центральных газетах. Оказывается, в
соседней  области есть  поле чудес. Поле не поле,  но  площадь этак шесть на
шесть км. Там лес, поляна, луг на берегу реки Улуйки... И все это с дурной в
народе  славой.  НЛО  туда как  к  себе домой  летают.  И всегда  что-нибудь
памятное о  себе оставят. Сосну как бритвой срежут, дырку  в земле неземного
происхождения пробуравят,  траву  ромбом  примнут... И вообще, там птицы  не
поют, трактора глохнут. Исследователи со всех краев съехались, зону вдоль  и
поперек с лупой и без оной изучают.
     Печенкин прочитал и понял: именно там он может узнать всю правду - есть
НЛО  или брехня  это на постном масле? Потому  что ряд академических  ученых
говорят в газетах: НЛО - сказки  запечной бабушки. Так кому верить: жене или
ученым