Оцените этот текст:


-----------------------------------------------------
     © Copyright Виктор Жулин
     Email: victor_zhulin@ici.com
     Date: 25 Sep 1999
-----------------------------------------------------


     Антон  очень любил детей.  Но дети часто не оправдывали его  надежд,  и
тогда он  склонялся к  сигарам.  Как-то раз он  закурил сигару,  задумался о
детях и задремал. Сигара упала на штаны и  прожгла в них дырку. "Удивительно
несправедлива бывает  судьба к  самым благородным людям"  --  подумал Антон,
разглядывая дырку на штанах.



     Витя очень любил детей. А дети, за редким исключением, плевать на  него
хотели. Известно, как хорошо  предложить ребенку  конфетку и смотреть потом,
как он мягкими нежными ручонками снимает обертку, как  светятся счастьем его
детские  невинные  глазки. С  другой стороны, от детей всего можно  ожидать.
Ребенок может,  например, взять конфетку, а  потом плюнуть. Витя очень этого
боялся и поэтому конфет детям не давал, а давал их взрослым дядям и тетям на
работе. Дяди и тети исключительно вежливо принимали конфеты, с удовольствием
их  жевали  и  всегда  говорили  спасибо.  Угощать взрослых  конфетами  было
совершенно  безопасно и, проделав это в очередной  раз,  Витя радовался, как
ребенок. Хотя был он, конечно, не  ребенок. Он сам этих детей мог настрогать
сколько угодно. В общем, он был уже вполне половозрезой особью.



     Андрей Жилин очень любил детей. Особенно цыганских.
     Как-то раз подбегает к нему цыганенок и говорит: "Дядь, дай 10 копеек".
"Дам"  -- с ходу  отвечает Жилин. И задумывается. "Конечно,  дать  надо"  --
думает Жилин, - "но не всю сумму сразу". "И не просто так, а за какую-нибудь
услугу".
     "Дядь, ты  что --  больной" -  торопит его  ребенок.  "Я не больной" --
спокойно отвечает Жилин, - "я расчетливый".



     Елагин очень любил детей. Можно сказать, даже очень сильно любил. Но не
часто. Гораздо чаще Елагин ездил в Амстердам на стажировку.
     Вот  как-то раз,  всласть настажировавшись, пошел  он гулять по городу.
Его густые вихри развевал  соленый  морской ветер.  Светловолосые  голландки
приветливо  заглядывали в его стальные  глаза. Разноцветье тюльпанов кружило
голову. И  все  вместе  это было  так  прекрасно, так далеко от  московского
болота,  от  дурных непромытых  московских  рож,  что вообразил  себя Елагин
молодым  европейцем,  полным сил,  таланта  и  надежд на невероятно красивое
будущее. (Хотя на самом деле был он вполне зрелым русским мужиком).
     Разволновавшись  от  чувств,  Елагин  зашел   в   ресторан  и   заказал
апельсинового сока. Он сидел на веранде, в  самом дальнем ее уголке, пил сок
и  с  восторгом  наблюдал  за  культурной  размеренной  жизнью  цивилизации.
Чудесные  фантазии  вихрем  кружились  в  его  голове.  Он  то  дарил Ассоль
изумительный  корабль  с  красными  парусами,  то рисовал синих  таитянок на
далеких  островах,  то взмывал на ракете в  бездну космоса...  Всеобъемлющее
счастье переполняло его тонкую нервическую натуру.
     Однако в этот момент в ресторан ввалился Мишин (которого  Елагин знал).
Лицо Мишина было красное, галстук съехал насторону, на каждой руке висело по
голландской девице, на шее болталась связка краковской колбасы, а из кармана
пиджака торчала  бутылка  водки. "Шампанского",  - с  порога  заорал  Мишин,
кидаясь в официанта долларами. Еще через минуту до  Елагина докатилась волна
перегара и  чеснока. "Господи", - с горечью  подумал Елагин,  - "неужели это
пропитанное  алкоголем  и  табаком существо  было  когда-то нежным  и добрым
мальчиком, который  целовал  маму на  ночь  и  укладывал с  собой  плюшевого
мишку". "И  как все это примитивно",  - продолжал размышлять Елагин, -  "эти
вульгарные девицы,  эта гадкая водка,  и особенно эта  идиотская  колбаса на
шее.  Как  все это  пошло по  сравнению  с  полотнами  великих художников  и
произведениями великих композиторов!".
     Тут как на грех в  ресторан  вошли (с трудом) еще двое -- Жулин и Жилин
(Елагин их тоже знал). Эти дети России едва держались на ногах. Медленно жуя
краковскую  колбасу, они поводили  по  сторонам мутным  безумным взором,  от
которого   у  местных  цивилизованных   людей  кожа  на  спине   покрывалась
пупырышками.  От вида своих старых  приятелей, Елагину  стало еще  грустнее.
"Вот козлы-то",  - ругнулся про себя Елагин,  -  "а прикидывались приличными
людьми.  И  это  с ними,  с  этими  обезьянами,  я щедро  делился знаниями и
жизненным опытом. Как мог я так жестоко обманываться!".
     Кто  знает,  как бы сложилась  дальнейшая  судьба Елагина, если  бы  не
Быстров  (и  Быстрова Елагин знал), который тоже вошел  в ресторан. Розовый,
пышущий здоровьем  крепыш,  он  был  совершенно трезв. Его  голубые  глаза и
светлые   волосы  как   нельзя   больше   гармонировали   с   аккуратной   и
благовоспитанной публикой. Быстров уверенно  выбрал  столик, закурил дорогую
сигару  и заказал  апперитив. "Вот  оно --  будущее  нации", - с облегчением
подумал   Елагин  и   направился   к   Быстрову,   чтобы  поделиться   своей
восторженностью и планами на будущее. Он уже было протянул  руку к соседнему
с  Быстровым  стулу,  как вдруг увидел,  что  у того (у Быстрова) из кармана
торчит... краковская колбаса.
     Тут нервы  Елагина не выдержали. Он  выхватил из  быстровского  кармана
колбасу  и  начал молотить  ею  Быстрова  по  голове.  Измочалив  несчастный
продукт, Елагин  бросил  остатки в Жилина и Жулина  (которые  умудрились  их
ловко поймать) и бросился в туалет отмывать руки. В туалете  же он наткнулся
на  Мишина и его  девиц, полностью раздетых. Дрожа всем телом от возмущения,
Елагин   заперся   в  свободной  кабинке.  "О,  Ассоль!",  -  последний  раз
промелькнуло в елагинской голове, и он потерял сознание.



     Тарарышкин очень любил детей.  И вообще имел большой интерес  до жизни.
Как-то раз  собрался Тарарышкин в  лес по грибы. Взял лукошко и пошел. Идет,
идет, а грибов нет. Вдруг, видит -- сидит на пне лягушка. Смотрит Тарарышкин
на лягушку и размышляет: "Конечно, на вид это обыкновенная лярва, а на самом
деле может оказаться прекрасной царевной". Взял, и  сунул лягушку в лукошко.
Идет  дальше.  Видит  --  еще  одна  лягушка.  И  ее  сунул.  Потом  третью,
четвертую... Короче, набрал он их 28 штук. Приходит  домой. Жена спрашивает:
"Грибов принес?".  "Бери  круче",  -  отвечает  ей  Тарарышкин  и показывает
лягушек. Жена повертела пальцем у  виска и прогнала Тарарышкина в сарай. "Не
понимает", - злобно подумал Тарарышкин и принялся ошкуривать лягушек. Содрал
со  всех кожу, а царевны не нашел. "На этот раз не повезло",  - сделал вывод
Тарарышкин и снова побежал в лес за лягушками.



     Валерий Яковлевич очень любил детей. Дети же его просто обожали. Бывало
выйдет  Валерий  Яковлевич  с  утреца  во  двор,  а  дети  его  уже  ждут  и
приветствуют: "Здравствуйте, дорогой Валерий  Яковлевич!". Валерий Яковлевич
им обворожительно улыбнется и спросит: "Ну что, пацаны, по пивку?". "В точку
попал",  -  ответят пацаны,  схватят  деньги  и  побегут за пивом. Вернутся,
пососут все  вместе пивка и предложат: "Валерий Яковлевич, а мы тебе дурнуть
припасли". Валерий Яковлевич возьмет косячок,  затянется пару  раз  --  и на
работу. Придет  на работу и все  смеется, смеется... Сослуживцы гадают, чего
это  он  всегда  такой веселый. А Валерий Яковлевич  хитро так  прищурится и
опять смеется, смеется...



     Аня  очень любила детей. Еще она любила говорить по телефону, поскольку
работала на коммутаторе. По выходным она часто опаздывала к завтраку, потому
что ее молодое девичье тело требовало крепкого  утреннего  сна.  Проснувшись
же, она расчесывала волосы, чистила зубы и  направлялась на  кухню. (Семья в
это  время уже завтракала). "Гуд  морнинг!" - приветствовала Аня  родителей,
земно кланяясь. "Воистину воскрес!" -- привычно отвечали родители, тщательно
пережевывая колбасу.



     Тарарышкин очень любил  детей. А зубных врачей не  любил. И  вот как-то
раз заболел  у него зуб.  Случилось это  потому, что в детстве Тарарышкин ел
много конфет. Конечно тогда, в младые годы, он еще  не мог  вывести,  что за
все  удовольствия приходится платить,  а окружавшие его взрослые, тоже очень
любившие детей, не догадались ему об этом сообщить. Короче, пошел Тарарышкин
к дантисту. Пришел, сидит  в  очереди  и трясется. Предвидит, как ему больно
будет. И вокруг все такие же сидят. Страдальцы.
     Наконец  позвали  Тарарышкина  в  кабинет,  усадили  в  кресло  и  дали
болеутоляющее. Смотрит Тарарышкин, - все вроде бы ничего, - врач энергичный,
молодой, руки у него волосатые, уверенные. Сестричка вообще прелесть, этакий
розанчик  в  халатике.  Да  и  вокруг  тоже все  чистенько,  аккуратно, даже
плевательница вымыта. Жить бы да радоваться,  а Тарарышкину наоборот -- хуже
становится: руки-ноги холодные, лицо белое и глаза оловянные.
     "Вы не волнуйтесь", - говорит  ему врач, включает бормашину и  начинает
сверлить. Чувствует Тарарышкин, дышать ему все труднее, и сердце бьется реже
и реже. "Крышка", - думает, - "сейчас коньки отброшу", - и мысленно начинает
прощаться  с  родственниками. Попрощался,  закрыл  глаза  и  приготовился  к
смерти.
     А  в  это  время  сестра  его  спрашивает:  "Вы  какую  пломбу  хотите,
подороже?"  Тарарышкин глаза  открыл и  смотрит на нее,  как баран на  новые
ворота. "Ну, ладно", - соглашается сестра, - "я вам приготовлю недорогую, но
очень прочную". Поворачивается к нему спиной и  нагибается над столиком, где
пломбы замешивают. Халатик ее эдак весело задирается, и видит  Тарарышкин ее
стройные ножки, круглую попку  и  обворожительную  талию. Тут его детородный
орган неожиданно вздрагивает, и кровь начинает приливать к  остальным частям
тела. "Вот-те на!", - удивляется Тарарышкин, - "а жизнь-то еще не кончилась.
Рано я на тот свет собрался. Тем более, что сзади-то я ее рассмотрел, теперь
бы не плохо и спереди как следует изучить..."
     С  тех пор  полюбил Тарарышкин зубы  лечить. Как вспомнит ту сестричку,
так и подумает, а не записаться ли ему на прием.



     Один человек из нашей компании был неизлечимый импотент и поэтому очень
любил детей.  Женщин  он  любить не мог. По  крайней мере так, как они этого
хотели.  О  любви  к  мужчинам  не могло  быть  и  речи,  поскольку  в  них,
собственно, и любить нечего.  Стариков и старух он тоже не любил, потому что
они были  какие-то сморщенные и беззубые. И если быть честным до конца, то и
детей-то он не любил. И себя не любил.
     И однажды умер.
     Никто о нем после не вспоминал.



     Иван Черняховский очень любил детей. Но это как-то  больше под вечер. А
вот с утра он предпочитал яичницу с колбасой.
     Однажды он проснулся  утром  и,  как  обычно, захотел яичницу. Полез  в
холодильник, глядь -- а яиц нет.

     Взял Иван  корзинку  и  пошел на рынок.  На  рынке  он  увидел женщину,
продающую яйца.




     Пауза.



     В этот момент мимо пробегает Тарарышкин. Замечает Ивана и кричит:



     Иван испугался и тут же уехал в Берн на пмж.

     В  Швейцарии  Иван  покупал яйца  без  проблем.  Продавщицы  никогда не
препирались,  а  только одаривали его  обворожительными улыбками.  Жизнь  за
границей прошла быстро и гладко. Вспомнить под конец было решительно нечего.



     Аня  очень  любила детей. Всегда старалась им улыбнуться  и по  головке
погладить. А на взрослых поглядывала строго. Особенно на мужчин.
     Один  раз  Жулин  намылился  мылом, чтобы  легче  куда-нибудь пролезть.
Быстров это заметил и тоже на всякий случай намылился мылом. Вот идут они по
коридору,  все  в мыле, и строят  коварные  планы.  Аня  увидела их, да  как
рассердится. Схватила обоих за шкирку -- и  в ванную. Одной  рукой держит, а
другой из душа горячей водой ошпаривает. Быстров  с Жулиным орут, что больше
не будут, а она не верит, и старается еще ногой пинка поддать.
     Хорошо, что в  этот момент другие сотрудники подбежали. Насилу оторвали
ее. Иначе убила бы.
     И действительно, мало того, что эти двое без мыла куда  хошь залезут, а
они еще и намылились. Совсем оборзели.



     Мишин очень  любил детей. И женщин, которые  непосредственно  могли  их
производить. Все бы ничего, но как-то  утром проснулся  Мишин  и обнаружил у
себя на голове рога. Крупные, ветвистые, как у северного оленя. Мишин  очень
испугался,  поскольку  рога  у  него выросли первый раз  и,  соответственно,
никакого  опыта их  ношения  не было.  Нельзя сказать, чтобы рога  уж  очень
портили внешний вид,  скорее наоборот, они придавали мишинскому  лицу  некую
законченность и благообразие, но  с  точки зрения практической жизни от  них
был  один  вред.  Например,  почистив  зубы  пастой,  Мишин  наклонился  над
раковиной, чтобы прополоскать рот, и тут же разбил рогами зеркало. "Господи,
за что?", - взмолился Мишин. "А то ты не знаешь!", - ехидно ответил Господи.
     Упав духом, Мишин сел в кресло и громко завыл.
     Через некоторое время на вой прибежал сосед Мишина Елагин.
     "Ух ты!", - с завистью воскликнул он, разглядывая рога, - "у меня таких
сроду не  было".  Действительно, таких роскошных рогов у Елагина никогда  не
было, хотя маленькие были несколько раз.


     Мишин подумал и согласился. И правильно сделал.
     С Елагиным спорить опасно -- легко может по морде дать.

     ...Первое  время  Мишин очень  боялся,  что окружающие  будут  над  ним
смеяться. Однако, ничего такого не  произошло. Мужчины смотрели на  Мишина с
сочувствием.  Увидев  рога,  они  начинали  осторожно ощупывать свои головы,
делая при этом вид, что почесываются. Женщины, как существа  падкие до всего
нового, просто млели от восторга.
     Осень и зима прошли гладко,  если не  считать двух смешных проишествий.
Один раз Мишин  полез в трамвай,  а  вагоновожатый закрыл дверь, причем рога
оказались  внутри. Трамвай пошел, и Мишину целую  остановку  пришлось бежать
боком, что было неудобно.
     В другой раз к Мишину зашел Елагин. Вроде  как проведать.  (А на  самом
деле -- за подсолнечным маслом). Мишин сидел в кресле, жевал банан и смотрел
по телевизору "хрюшу".


     "Вот козел",  - с завистью подумал Елагин, - "у него на голове Эйфелева
башня, а он сидит, как ни в чем не бывало, и мультики смотрит. Заберу-ка я у
него все масло".
     Елагин пробрался  в кухню, открыл холодильник и, не удержавшись, выгреб
оттуда все, что было, даже дрожжи забрал.
     Утром  увидел Мишин  пустой холодильник, рассвирепел и  ободрал  рогами
весь дермантин на елагинской двери.
     А  Елагин догадался, кто  ему  дверь  ободрал,  и  в  отместку  написал
баллончиком на мишинской двери: "Здесь живет идиот с рогами!".
     Короче, расплевались они друг с другом.

     ...Пришла весна, рога отпали. Мишин с Елагиным помирились. Подумаешь --
рога!  Стоит ли ссориться из-за пустяков.  Вон старика Майка вообще  поносит
круглые сутки, а друзей у него хоть отбавляй.



     Восемь  джентельменов  из  нашего  офиса  очень любили детей.  Что  для
джентельменов, вообще говоря, не просто.
     Как-то  раз  восемь   джентельменов,   устав  от  своей  любви,  решили
отдохнуть. Погожим летним днем  они встретились в живописном месте у слияния
восьми рек.  Джентельмены удобно устроились в гамаках  и  начали  созерцать.
Было  тихо.  Небо  голубой  скатерьтью покрывало  сосны,  в воздухе  порхали
бабочки, в реках шевелились рыбы...
     Джентельмен Жилин растворился в природе без остатка.
     Джентельмен Жулин растворился частично.
     Джентельмен Быстров страдал от любви.
     Джентельмен Мишин пытался пересчитать своих детей.
     Джентельмен Тарарышкин изучал потоки воздуха.
     Джентельмен Елагин корячился от безделья.
     Джентельмен Черняховский ковырял в носу.
     Джентельмен Майк просто спал от старости.
     Потом джентельмены чинно пошли купаться каждый в свою реку...

     И только вечером, когда наступили сумерки, и все стали  как бы  на одно
лицо,  джентельмены  достали  свои припасы  и  нажрались, как свиньи  --  до
поросячьего визга.

     ***

     Как-то  раз  Жулин и Тарарышкин  отправились  в Англию на симпозиум.  В
поезде, который  шел  из  Лондона  в  Дарлингтон,  Жулин  и Тарарышкин ехали
вместе. Жулин злился, потому что  хотел есть. А Тарарышкин  успел сожрать до
отъезда здоровенный  гамбургер,  и поэтому весело смеялся и с  удовольствием
поглядывал в окно.


     Жулин  слушал, а  сам  мрачнел  все больше. Вокруг все  чего-то жевали,
пили,  и вообще,  громко радовались жизни. "Был  бы дома", -  думал Жулин, -
"сейчас бы картошечки с  квашеной капусткой скушал". Как представил  -- даже
слезы на глаза навернулись. И так ему обидно стало за себя, что не выдержал,
да  как  даст Тарарышкину  по соплям.  А Тарарышкин долго  не думал и, - раз
Жулину по ушам. А Жулин схватил Тарарышкина за голову и давай бить мордой об
стол.  А Тарарышкин  изловчился и  укусил Жулина за ногу. А Жулин осатанел и
пошел  месить  Тарарышкина куда  попало. Оба орут,  пихаются,  вся  одежда в
кровище. Ужас! А тут еще  Тарарышкина вырвало гамбургером,  да так неудачно,
что залило Жулину новое пальто. От  этого  Жулин совсем разум потерял и стал
своим  пальто  вымазывать тарарышкинский пиджак...  Короче,  дрались они всю
дорогу (3 часа  20  минут).  Не  успели  оглянуться  -- уже  выходить  пора.
Выползли на перрон, отряхнулись -- и бегом на симпозиум.

     На симпозиуме Тарарышкин очень прилежно  учился.  Он внимательно слушал
доклады, изучал стенды и беседовал с ведущими специалистами.
     В  это  время  Жулин  старался  как можно  больше съесть.  На  завтрак,
например, Жулин съедал  три мясных блюда, яичницу с  бобами, миску  молока с
хлопьями, фруктовый салат и несколько бутербродов с джемом.
     По  вечерам оба чувствовали себя  уставшими:  Тарарышкин  от полученных
знаний, а Жулин от интенсивной работы гастроинтестинального тракта.
     Кончилось же  все тем, что  Жулин поправился на два кило и  значительно
поглупел,  тогда  как  Тарарышкин,  наоборот,  похудел и обогатился полезной
информацией.
     И ничего страшного -- у каждого своя жизненная стратегия.

     На  обратном пути  в  Лондон  Жулин  сыто икал, а  Тарарышкин  злился и
силился ему досадить.


     Без Жулина Тарарышкину стало скучно, и он всю дорогу до Лондона (3 часа
20 минут) ковырял пальцем в носу.



     Еще пребывая в утробе матери, Тарарышкин часто задумывался, как оно там
-- снаружи. Внутри было хоть и неплохо, но темновато, а если сказать честно,
то просто ни черта не видно.
     Наконец подошел день рождения. Тарарышкин выполз  на белый свет, открыл
глаза и  увидел матушку.  "Едрить твою, плоскогубцы!" - закричал он  на  всю
палату, будучи не в силах сдержать восхищение.

Last-modified: Sat, 25 Sep 1999 11:41:06 GMT

Оцените этот текст: