я из архивного зала, чтобы побродить по музею, где воспроизведено все, что человеческий гений изобрел или мог бы изобрести, нажми только кнопку, и внутри нефтяных диорам насосы приходят в движение, заходи в настоящую субмарину, вращай сколько хочешь планеты, играй в образование кислот, в ядерную реакцию - это тот же Консерваторий, но меньше готики, больше футурологии, и все забито шумливыми пятиклассниками, которых с детства учат уважать инженеров. В Дейчес Музеум можно также досконально уяснить себе горное дело. Спускаешься по лестнице и попадаешь в шахту, состоящую из выработок, подъемников для людей и лошадей, перепутанных туннелей, по которым с натугой проползают (надеюсь, сделанные из воска) изнуренные эксплуатируемые подростки. Среди мрачных нескончаемых коридоров тут и там спотыкаешься на самом обрыве бездонных колодцев, озноб страха пронизывает до костей, почти что чуется носом рудничный газ. Я блуждал по второстепенной галерее, разуверившись уж когда-либо вновь узреть лучи дневного светила, как вдруг заметил, перевесившись через край пропасти, некоего знакомого персонажа. Лицо его было мне чем-то известно, с его серостью и с морщинами, с сединой, с совиностью век, но я смутно ощущал: есть что-то неестественное в платье, как если бы это лицо я привык видеть над форменною одеждой, как когда встречаешься со священником в штатском или с капуцином без бороды. Он ответил мне пристальным взором и тоже заколебался. Как бывает в таких случаях, последовала перестрелка быстролетными взглядами, наконец он взял быка за рога и поздоровался по-итальянски. Внезапно мне удалось мысленно возвратить его в привычный костюм. Он должен был быть окутан длиннейшим желтоватым саваном. Тогда получался настоящий господин Салон - А. Салон, таксидермист. Его мастерская соседствовала дверью с моим офисом, в коридоре бывшей фабрики, где я трудился детективом от культуры. О йес! Мы неоднократно встречались на лестнице и обменивались полуприветствиями. - Забавно, - сказал он, протягивая руку. - Мы жильцы одного дома, а представляемся друг другу в недрах подпочвы, за тысячу миль от нашего местожительства. Последовала светская беседа. У меня сложилось впечатление, что Салон хорошо знает, чем я занимаюсь, что, правду сказать, немало, учитывая, что это было не слишком известно и мне самому. - Что это вы в музее техники? Ваше издательство интересуется более духовными материями, если не ошибаюсь. - Откуда такая осведомленность? - О, - отмахнулся он, - люди рассказывают, у меня бывает столько посетителей... - А что, много клиентов у чучельщиков, простите, у бальзамировщиков? - Препорядочно. Вы скажете, наверное, что у меня редкая профессия. Так все считают, а тем не менее спрос высокий, заказчиков полным-полно, и в самом разном духе. От музеев до частных коллекционеров. - Не так часто встречаются в частных домах чучела, - сказал я. - Не часто? Ну, зависит от того, в каких домах вы бываете... И в каких подвалах. - А что, звериные чучела держат в подвалах? - Многие держат. Не все экспозиции рассчитаны на солнечный свет. Бывает и на лунный... Я таким клиентам не доверяю, но работа есть работа. Я не доверяю подземельям. - Поэтому я вас вижу в шахте? - Врага надо знать в лицо. Я не люблю подземелий, но их изучаю. Не так уж много возможностей в этом плане. Катакомбы в Риме, вы скажете. Нет, в них нет тайны, там полно туристов, все контролирует церковь. Другое дело канализация Парижа... Вы в ней не бывали? По понедельникам, средам и в последнюю субботу каждого месяца там бывают экскурсии, вход от Пон д'Альма. Но и это в общем туристское мероприятие. Конечно, в том же Париже имеются и катакомбы, и подземные каменоломни. Не говоря уж о метро. Вы когда-нибудь были в доме номер 145 по улице Лафайет? - Признаюсь, не бывал. - Это не самый посещаемый район, между Гар де л'Эст и Гар дю Нор, Восточным и Северным вокзалами. Здание на первый взгляд обыкновенное. Только присмотревшись, обнаруживается, что ворота сделаны под деревянные, а на самом деле выполнены из раскрашенного железа, а за окнами скрываются комнаты, пустующие не одно столетие. Там никогда не горит свет. Однако люди идут мимо и ничего не знают. - Чего они не знают? - Что этот дом фальшивый. Он только фасад, оболочка, в нем нет ни крыши, ни внутренних переборок. Он пуст. Это выхлопная труба. Он служит для вентилирования и отвода паров из ближайшей станции метро. А только вы поймете это, как у вас появляется ощущение, будто вы стоите у жерла ада, что если бы только вам удалось пройти сквозь фальшивые стены, вы получили бы доступ к подземному Парижу. Бывало, я проводил долгие, долгие часы перед этими воротами, которые прикрывают врата врат, отправную станцию путешествия к центру земли. Зачем, как вы думаете, понадобилось его выстроить, этот дом? - Чтобы вентилировать метро, вы сказали? - Хватило бы простых отдушин. Нет, именно подобные вещи укрепляют мои подозрения. Вы меня понимаете? Философствуя о земном мраке, он озарялся. Я спросил, в чем же таком подозреваются подземелья. - Да потому, что если Верховники Мира существуют, им негде находиться, кроме как под землею, это истина, которую многие угадывают, но немногие решаются выразить. Может быть, единственный, кто осмелился высказать это открытым текстом, был Сент-Ив д'Алвейдре. Знаете его? Я, скорее всего, встречал это имя в каком-то из сочинений одержимцев, но подробностей не помнил. - Это тот, который говорит нам об Агарте - подземной резиденции царей мира, оккультном центре синархии, - сказал Салон. - Он ничего не опасается, он уверен в себе. Однако все, кто стал его открытыми последователями, были устранены за то, что слишком много знали. Мы двигались вдоль галереи, а господин Салон все говорил и говорил мне, рассеянно поглядывая по сторонам, скользя глазами по ответвляющимся коридорам, по устьям неожиданных скважин, как будто он выискивал в темноте подтверждение своих догадок. - Вы когда-либо задавались вопросом, почему все крупнейшие столицы в прошлом веке поспешили прокопать метрополитены? - Чтоб решить проблемы с транспортом. Зачем же еще? - Когда не существовало автомобильного движения и все ездили в экипажах? От человека вашего ума я рассчитывал услышать что-нибудь поин-тереснее? - А у вас есть объяснение интереснее? - Может, и есть, - ответил Салон, мне показалось, с задумчивым, почти отсутствующим видом. Это, видимо, был сигнал к прекращению беседы. И точно, через минуту он заявил, что должен идти по делам. После чего, пожимая мне руку, задержался еще на секунду, как пораженный внезапным воспоминанием: - А кстати, этот вот полковник... как его звали, который несколько лет назад приходил в "Гарамон" говорить вам о сокровище тамплиеров? Вы о нем ничего не слыхали? Я ощутил как удар бичом от столь наглого, бесцеремонного хвастовства сведениями, которые я считал потаенными, погребенными. Я даже не спросил, откуда ему известно об этом - так испугался. Я только ответил безразличным голосом: - О, какая старая история, я о ней вообще забыл. А кстати: почему вы сказали "кстати"? - Я сказал "кстати"? Ах да, конечно, мне казалось, что он отыскал что-то там в подземелье... - Откуда вы знаете? - Не знаю. Не помню, кто рассказывал мне об этом. Кто-то из клиентов. Но у меня откладывается в памяти все, что связано с подземельями. Причуды старика. Счастливо оставаться. Он ушел, а я остался размышлять о значении этой встречи. 52 В некоторых областях Гималаев, в числе двадцати двух храмов, отображающих двадцать две тайны Гермеса и двадцать две литеры некоторых сакральных алфавитов, Агарта образует Мистический Ноль, ненаходимый... Колоссальную шахматную доску, которая простирается под землею, под всеми почти областями земного шара. Сент-Ив д'Алвейдре, Миссия Индии в Европе Saint-Yves d'Alveydre, Mission de l'lnde en Europe Paris, Calmann Lfevy, 1886. p. 54, 65 Несколько предположений на этот счет выдвинули и Бельбо с Диоталлеви. Гипотеза первая: Салон, сплетник и пустослов, возбуждающийся от намека на таинственность, в свое время был знаком с Арденти, и все тут. Или же: Салон что-то знал о судьбе Арденти и работал на тех, кто его убрал. Третья гипотеза: Салон - это информатор полиции. Потом нас одолели всякие одержимцы, и Салон слился с ему подобными. Прошло несколько дней, и в контору к нам зашел Алье по поводу некоторых рукописей, бывших у него на отзыве. Судил он блистательно: точно и профессионально. Будучи человеком умным, он мгновенно уяснил двойную бухгалтерию "Гарамон" - "Мануций", и мы перестали чтобы то ни было от него скрывать. Теперь он работал в нашем контексте. Испепелив автора двумя-тремя смертельными репликами, он цинично заключал, что для "Мануция" работа выглядит вполне приемлемой. Я спросил его об Агарте и о Сент-Иве д'Алвейдре. - Сент-Ив д'Алвейдре... - протянул он. - Забавная личность, не стану спорить, он с молодости общался с последователями Фабра д'Оливе. Скромный клерк в министерстве внутренних дел, но какое тщеславие... Мы, конечно, не отнеслись слишком строго к его женитьбе на Мари-Виктуар... Алье, конечно, не устоял перед соблазном перейти на рассказ от первого лица. Мы не моргнули глазом. - Кто это, Мари-Виктуар? Обожаю сплетни, - подбросил дровишек в огонь Бельбо. - Мари-Виктуар де Ризнич, она была очень хороша в годы, когда к ней благоволила императрица Евгения. Но когда она встретилась с Сент-Ивом, ей было уже за пятьдесят, а ему - только тридцать. Для нее мезальянс, натурально. И не только; но еще, чтобы дать ему титул, ей пришлось приобрести не помню уж где имение, принадлежавшее некогда маркизам д'Алвейдре. С тех пор наш красавчик мог похвалиться титулом, а по Парижу загуляли куплеты про жиголо. Обеспеченный пожизненной рентой, он целиком предался своему коньку. Ему втемяшилось в голову создать политическую формулу, на которой было бы основано самое совершенное общество. Синархия, противоположность анархии. Объединенная Европа, управляемая тремя европейскими советами, экономическим, юридическим и ответственным за гуманитарную сферу, то есть за религию и за науку. Просвещенная олигархия, которая свела бы на нет классовую борьбу. Мы слыхали теории и похуже. - А Агарта? - Он рассказывал, будто в один прекрасный день его посетил таинственный афганец по имени Хаджи Шарипф, который, заметим, не мог быть афганцем, потому что это имя албанское, и открыл ему тайну местоположения Царей Мира - впрочем, сам Сент-Ив не употреблял этого выражения, это уже его последователи. Он же говорил: "Агарта", "Ненаходимое". - Где говорил? - В своем сочинении "Миссия Индии в Европе". Она довольно сильно повлияла на современную политическую мысль. В Агарте есть подземные города, а под городами, еще ближе к центру земли, пребывают пять тысяч пандитов, которые управляют страной - разумеется, цифра пять тысяч восходит к герметическим корням ведийского языка, как вы уже сами догадались... Каждый корень являет собой магическую иерограмму, связанную с некоей небесной потенцией и с санкцией некой потенции ада... Центральный купол Агарты озаряется чем-то вроде зеркал, которые пропускают лучи через энгармоническую гамму цветов, в то время как солнечный спектр обыкновенных учебников физики строится на простейшей диатонической гамме... Мудрецы Агарты изучают все сакральные языки, чтобы прийти ко всеобщему языку, Ваттан. Подступаясь к тайнам чересчур глубоким, они воспаряют вверх и раздробили бы свои головы о купол, если бы собратья не удерживали их. Они изготавливают молнии, направляют циклические течения межполярных и межтропических приливов, регулируют интерференциальные деривации на разных географических широтах и высотах земли. Они отбирают виды, и ими созданы твари хотя и мелкие, однако невиданных психических достоинств, с панцирем черепахи и с желтым крестом на этом панцире, у них по одному глазу и по одной пасти на каждой конечности. Многоногие твари, способные продвигаться в любом направлении. В Агарту, по всей вероятности, укрылись тамплиеры во время диаспоры, и оттуда ими осуществляется контролирование. Продолжать дальше? - Но... он это всерьез? - спросил я. - Думаю, что он принимал все это буквально. Сперва мы все считали его ненормальным, потом решили для себя, что в подобном визионерском преломлении он отобразил идею оккультного управления историей. Ведь говорят же, что история - это загадка, бессмысленная и кровавая? Но это неправильно, смысл в ней обязан быть. Обязан быть некий Разум. Поэтому люди не легкомысленные создали для себя, в ходе столетий, образы неких старшин или же царей мира, может быть, и не имеющих физического воплощения, может быть, они только функция, коллективная роль, периодическое воплощение некоего Постоянного Намерения. С которым несомненно были связаны исчезнувшие великие ордена священства и рыцарства. - Вы в это верите? - спросил Бельбо. - И более уравновешенные люди, чем Сент-Ив, ищут Непознанных Верховников. - И находят? Алье снисходительно, добродушно посмеялся и ответил: - Какие же они Непознанные, если дадут познавать себя кому попало? Господа, у нас полным-полно работы. Мы еще не обсудили одну рукопись, это как раз трактат о секретных обществах. - Стоящий? - спросил Бельбо. - Как бы не так. Но для "Мануция" сгодится. 52 Не имея возможности открыто направлять земные судьбы, потому что правительства воспротивились бы, эта тайная ассоциация может действовать только через секретные общества... Эти секретные общества, совдаваемые по мере того как в них появляется необходимость, разделены на группы, несхожие и с виду противоположные, исповедующие временами взаимопротиворе-чащие мнения, чтобы контролировать, каждую опдельно и, пользуясь абсолютным доверием, все совокупно репигиоаные, политические, экономические и литературные партии, и все они подчиняются тайному центру, и получают указания от секретной центральной организации, которая представляет собой мощный механизм, способный таким образом невидимо управлять судьбами земли. И. М. ХЃне-Вронский цит. по:П.Седир, Истерия и доктрина Розы и Креста J. М. Hoene-WronskI, cit.da P. Sedir, Hlstotre et doctrine des Rose-Croix Rouen, 1932 Однажды я увидел господина Салона на пороге мастерской. Внезапно и совершенно дико меня пронизала мысль: вот сейчас он ухнет, как филин. Он приветствовал меня с видом близкого друга и спросил, как дела там у нас. Я неопределенно кивнул, осклабился и пробежал к себе. Меня снова разбудоражили думы об Агарте. В таком виде как их преподнес нам Алье, идеи Сент-Ива могли показаться соблазнительными какому-нибудь одержимцу, но ничего тревожащего не было в них. А вот в словах и лице Салона в день мюнхенской беседы определенно было что-то неспокойное, и мне передалось это чувство. Так что после работы я решил заскочить в библиотеку и посмотреть эту самую "Миссию". В каталожном зале и на заказах была толпа, как всегда. Я сразился за нужный мне ящик, покопался в нем, заполнил требование и отдал его на стойку. Там мне сказали, что книга на руках, с традиционным в таких случаях библиотечным злорадством. Я опечалился, но вдруг над ухом послышался голос: - Да есть она, я ее недавно сдавал. - Я обернулся. Передо мной был комиссар Де Анджелис. Я узнал его, а он меня - я сказал бы, как-то подозрительно легко. Я-то сталкивался с ним в обстоятельствах для меня экстраординарных, а он меня видел полчаса в ситуации самого рядового сбора показаний. Кроме того, во времена Арденти я носил реденькую бороду, и волосы были гораздо длиннее. Ну и глаз у комиссара. Что же, он наблюдает за мною с самого моего возвращения? Или он спец по физиогномике, в полиции их тренируют на внимание, чтоб запоминали лица, имена... - Господин Казобон? И читаем мы одно и то же! Я протянул ему руку: - Ныне можете звать меня доктор. А я могу подать документы на конкурс в полицию, как вы мне в свое время советовали, и тоже начну выхватывать книги из-под носа у штатских. - Неправда, тут как в спорте. Я прибежал первым. Не горюйте, скоро книга придет на место и вам ее выдадут. А пока что позвольте пригласить вас на чашку кофе. Угощение от полиции меня смутило, но отказаться было бы уж очень грубо. Мы уселись в ближайшем баре. Он спросил меня, откуда интерес к индийской миссии, и мне ужасно захотелось ответить встречным вопросом: а у него откуда? - но я решил сначала защитить тылы. Я сказал, что продолжаю потихоньку разрабатывать тамплиерскую тему. А тамплиеры, согласно фон Эшенбаху, спаслись из Европы в Индию, а согласно кое-кому еще, спаслись потом в царство Агарту. Теперь можно было осторожно открываться. - Скорее странно, с какого боку это интересует вас. - А как же, - отвечал он весело. - Как вы посоветовали мне книгу о тамплиерах, так я и стал понемногу любопытствовать в этом духе, а вы только что прекрасно объяснили, что от тамплиеров до Агарты один шаг. Он меня переиграл. Ох. Но, слава Богу, тут же прибавил: - Шучу, шучу. Я искал эту книгу по другой причине. Потому что... - и заколебался. - В общем, в нерабочее время я хожу в библиотеку. Чтобы не превратиться в робота, или чтоб не остаться чурбаном в погонах, выбирайте из двух выражений, которое больше нравится... Расскажите лучше о себе. Я коротенько изложил автобиографию, невероятные металлы включительно. Он спросил: - Но в этом вашем издательстве, или в его филиале, выпускают и книги на оккультные темы? Откуда он знал о "Мануции"? Сведения, подобранные, когда его интересовал Бельбо, несколько лет назад? Или он все еще идет по следу Арденти? - При таком количестве типчиков вроде Арденти, которые околачивались в "Гарамоне", а "Гарамон" их пытался перепихнуть в "Мануция", - сказал я, - господину Гарамону пришло в голову сыграть на их сумасшествии. Кажется, это окупается. Если вас интересуют личности вроде старого полковника, там их пруд пруди. Он ответил: - Да. Но Арденти пропал. Надеюсь, остальные на месте. - Пока да. Чтобы не сказать "увы, да". Знаете, комиссар, ужасно хочется задать вам один вопрос. Думаю, при вашей профессии пропавшие без вести, или еще хуже того, попадаются вам ежедневно. Вы всем им уделяете такое... значительное время? Он посмотрел на меня с лукавством. - А почему вы считаете, что я до сих пор уделяю время полковнику Арденти? Что же, отбил прекрасно. Но если я буду поактивнее, ему ничего не останется кроме как открыть карты. - Бросьте, комиссар, - сказал я тогда. - Вы знаете все о "Гарамоне" и "Мануции", вы идете в библиотеку за книгой про Агарту... - А что, разве от Арденти вы что-то слышали про Агарту? Опять касание. И действительно, Арденти говорил нам, в частности, про Агарту, если я правильно помню. Я удачно выкрутился: - Нет, но что-то плел про тамплиеров, если помните. - Помню, - кивнул он. Потом добавил: - Но вы не должны представлять себе так, что мы занимаемся одним делом вплоть до победного конца. Так бывает только в телефильмах. В действительности же полицейский как зубной врач, пришел пациент, поковырялся в его зубе, он ушел с билетиком на следующую неделю, тем временем появилась сотня новых. Такой случай, как с этим полковником, может находиться в архиве пусть даже и десять лет, но потом при расследовании другого дела, снимая показания с совершенно случайного человека, вдруг выходит наружу след, хлоп, мгновенно представилось все по-другому, после этого начинаешь решать задачку. Потом новый хлоп. Или никакого хлопа, и дело возвращается в архив. - Какой же хлоп в этом смысле случился недавно? - Вам не кажется, что такие вопросы не задают? Ничего, ничего, у меня нет секретов. Полковник выплыл совершенно неожиданно, мы держали под колпаком одного типа по абсолютно другому поводу, и заметили, что он посещает "Пикатрикс", вы, наверно, слышали об этом клубе... - Я слышал о журнале, о клубе почти ничего. Чем они занимаются? - Да ничем, ничем, довольно спокойное место, немножко они все чокнутые, но ничего особенного. Однако я сразу вспомнил, что у них толокся и Арденти. Вся наша профессиональность состоит в таких вещах. Вспоминать, где ты слышал имя или видел лицо, даже по прошествии десяти лет. Тогда я заинтересовался, чем сейчас занимаются в "Гарамоне". Вот и все. - А какое отношение клуб "Пикатрикс" имеет к политической полиции? - Не сомневаюсь, что слышу голос незапятнанной совести, но любопытничаете вы подозрительно. - Вы же сами позвали меня пить с вами кофе. - Это правда, к тому же у нас обоих неслужебное время. Я вам отвечу. До определенной степени в этом нашем мире все состыкуется со всем. - Бесценная герметическая философема, - сказал себе я. Но он продолжал: - То есть я не хотел бы утверждать, что пикатриксовцы замешаны в политике, но знаете ли... Раньше мы искали краснобригадников в коммунах, а чернобригадников в спортзалах, теперь легко может оказаться все наоборот. Странно стало в мире. Честное слово, десять лет назад работать было проще. Сейчас даже среди идеологий уже нет религии. Сколько раз я мечтал перейти в отдел наркотиков. Там хотя бы, кто торгует героином, не философствует. Там у людей устоявшаяся система ценностей. Он помолчал еще немного с тем же нерешительным видом. Затем вытащил из кармана записную книжку размером с поминальник. - Послушайте, Казобон, вы по работе все время встречаете странных людей. Читаете еще более странные книги. Можете помочь мне? Что вы знаете о синархии? - Ох, вот тут вы меня подловили. Да почти ничего. Слышал этот термин в связи с Сент-Ивом, и все. - Но что о ней вообще говорят? - Если о ней вообще и говорят, то в мое отсутствие. Если честно, мне в ней видится что-то фашистское. - Попали прямо в точку, многие из тезисов синархии на вооружении в "Аксьон франсэз". Но если бы на этом все кончалось, я был бы на коне. Как вижу группу, прославляющую синархию - даю ей политическую оценку. Но плохо то, что стоит углубиться в материал, натыкаешься, например, на следующее. Примерно в 1929 году некие Вивиан Постэль дю Мае и Жанна Канудо основывают группу "Полярис", которая вдохновляется мифом о Царе Мира, а затем предлагают синархический прожект: социальные службы против капиталистической прибыли, изжитие классовой борьбы при помощи кооперативного движения... Это кажется социализмом фабианского толка, нереволюционная социалистическая теория в духе лейбористских убеждений. И действительно, и "Полярис", и фабиане обвиняются в том, что они эмиссары синархического заговора, возглавляемого евреями. И кто же их обвиняет? "Ревю насьональ де сосьете секрет", журнал, обличающий юдомасонобольшевистские козни. Многие его сотрудники связаны с интегристской правой организацией повышенной секретности - "Ля Сапиньер". Они утверждают, что все политические революционные объединения не что иное как маскировка дьявольского ига, идеологом которого выступает оккультный комитет. Вы могли бы сказать, конечно: ну раз так, мы просто ошиблись. Сент-Ив в конечном итоге сделался идейным предтечей реформистских Групп, а правые, как им свойственно, валят все в одну кучу и расценивают все эти группы как филиации демо-плуто-социал-иудейского толка. Что же, и Муссолини занимался тем же. Но откуда берутся разговоры об оккультной подоплеке? На основании того немногого, что мне видно, "Пикатрикс" довольно-таки далек от рабоче-крестьянского движения. - Мне тоже думается так, о Сократ. Что из этого следует? - За Сократа мерси, но поймите, в самом деле чем больше я читаю, тем больше путается в голове. В сороковые годы рождались самые разные группы, которые именовали себя синархистами, и рассуждали о новом европейском порядке, под руководством правительства мудрейших мужей, стоящих вне каких-либо партий. К чему тяготеют все эти группы? К среде коллаборационистов Виши. Тогда, скажете вы, мы опять все перепутали, синархия - это правые. Стоп! Читаешь, читаешь, и убеждаешься, что только в одном отношении все согласны между собой: что синархия существует и таинственно управляет миром. Однако и тут выплывает некое "но". - Что же это за "но"? - Но 24 января 1937 года Дмитрий Навашин, масон и мартинист (что такое мартинист, я не знаю, но по-моему, какая-то Тайная секта), экономический советник Народного Фронта, бывший директор одного московского банка, гибнет от руки тайной Организации революционного и национального действия, в просторечии известной под именем "Ля Кагуль", оплачиваемой Муссолини. Объясняется это тем, что "Ля Кагуль"-де подчиняется некоей секретной синархии и Навашин убит ею за то, что осмелился проникнуть в ее секреты. Один документ, вышедший из Левой политической среды, во время немецкой оккупации, изобличает некий Синархический имперский договор, как причину поражения Франции, а Договор этот якобы является порождением латинского фашизма португальского типа. Однако потом оказывается, что Договор составлен Дю Мае и Канудо, и содержит те самые идеи, которые они распространяли и пропагандировали направо и налево. Ничего тайного в этих идеях нет. Тем не менее они же, на этот раз в качестве сверхсекретных, возникают в 1946 году в сочинении "Синархия, панорама 25-ти лет оккультной борьбы" месье Юссона, который развенчивает синархический революционный сговор левых и подписывается, погодите, где-то тут у меня это сказано... вот. Жоффруа де Шарнэ. - А это уж вообще, - сказал я. - Де Шарнэ, это товарищ Молэ, гроссмейстера храмовников. Их сожгли в один день. Здесь, значит, у нас неотамплиер, критикующий синархию с правых позиций. Но ведь синархия-то рождается в Агарте, то есть в убежище тамплиеров! - А я что говорил? Вот видите, вы мне подбросили еще один элемент. К сожалению, он только усугубляет путаницу. Это значит, что правые критикуют Синархический имперский договор, социалистический и тайный, который на самом деле тайным не является, но тот же самый тайный синархический договор, как мы видели, критикуется и слева. Новая интерпретация: синархия, это иезуитский заговор с целью свержения Третьей республики. Эта интерпретация принадлежит Роже Менневе, из лагеря левых. Чтобы мне жилось еще спокойнее, вот кое-какие выписки. В 1943 году в военных кругах правительства Виши, петенистских, но антинемецких, распространяются документы, свидетельствующие о том, что синархия - это нацистский комплот. Гитлер - это розенкрейцер, вдохновляемый масонами, которые, как вы сами видите, без труда переходят от юдоболышевистского заговора к немецко-имперскому. - И этим все объясняется. - Хорошо бы. Однако вот еще одна трактовка. Синархия - это соглашение международных технократов. Так говорит в 1960 году некий Вилльмаре, в книге "14-й заговор 13-го мая". Техно-синархический заговор ставит своей целью дестабилизацию правительств, а для этой цели вызывает войны, поддерживает и инспирирует государственные перевороты, вызывает расколы внутри политических партий, провоцируя образование внутренних течений и ересей... Этих синархов вы узнаете? - Господи, это ИСК, Империалистический союз концернов, так о нем говорили Красные бригады несколько лет тому назад! - Ответ на пятерку! А теперь, что должен делать комиссар Де Анджелис, когда он слышит о связях чего бы то ни было с синархией? Я спрашиваю у доктора Казобона, специалиста по тамплиерам. - Специалист Казобон ответит, что существует тайное общество с филиалами во всем мире, которое плетет свои сети с целью распространения слуха, будто существует всемирный заговор. - Вот вы шутите, а я... - Я совершенно не шучу. Пойдите почитайте рукописи, которые приносят к нам в издательство. Если же вас интересует объяснение более примитивное, могу напомнить анекдот о заике, которого не брали работать на радио за то, что он не член партии. Нужно же приписывать кому-то свои провалы, диктатурам требуется внешний враг, чтобы сплачивать подданных. Как говорил кто не помню, для каждой сложной проблемы имеется простое решение, и это решение неправильное. - И если я найду в поезде бомбу, обвернутую в плакат, изобличающий синархию, я удовлетворюсь ответом, что речь идет о простом решении сложной проблемы? - А что, вы находили бомбы с плакатами... Извините. Это действительно не мое дело. Хотя зачем тогда вы мне об этом говорите? - Потому что надеюсь, что вы знаете больше моего. Потому что, наверное, для меня утешительно видеть, что и вы в этом не сечете. Вы говорите, что приходится читать слишком много психов, и вам кажется это потерей времени. Мне так не кажется, для меня сочинения ваших сумасшедших ... "ваших" относится ко всем обычным людям... могут служить важным материалом. Может быть, сочинение сумасшедшего объяснит мне, какова логика тех, кто подкладывает бомбы в поезд. Или вы боитесь стать информатором полиции? - Нет, честное слово, не боюсь. В конце концов, искать идеи в каталогах - мое ремесло. Если мне что-то для вас попадется, я просигнализирую. Вставая, он обронил свой последний вопрос: - А среди этих рукописей... вам ничего не попадалось о Трис? - Трис? Что это значит? - Не знаю. Не то ассоциация, не то секта, понятия не имею даже существует ли она на самом деле. Я о ней слышал, и мне сейчас припомнилось по ассоциации с вашими ненормальными. Передайте привет вашему другу Бельбо. Передайте ему, что я за вами не шпионю. Просто у меня противная работа, и, к сожалению, она мне нравится. Топая домой, я судил и рядил, кто же из нас вышел победителем. Он мне рассказал множество всего, я ему ничего не открыл. Если уж совсем сходить с ума, можно предположить, что он выудил что-то совершенно нечувствительно для меня. Но так запросто можно заработать себе что-то вроде психоза синархического заговора. Когда я рассказал об этом случае Лии, она сказала: - По-моему, он был вполне искренен. Просто хотел выговориться. Ты думаешь, у него в полиции много таких, кто в состоянии поддержать разговор, была ли Жанна Канудо левой или правой? Комиссар просто хотел понять, в нем ли дело, он ли не понимает, или дело в том, что это дело действительно слишком трудное. А ты не смог ответить ему единственно правильным образом. - А что, есть правильный ответ? - Конечно. Что и понимать нечего. Что синархия, это Бог. - Бог? - Бог. Человечество не выносит мысли, что наш мир получился случайно, по ошибке, потому что четыре обалдевших атома столкнулись на мокром асфальте. А где нет места случаю, там отыщется и космический заговор, и Бог, и ангелы, и дьяволы. Синархия выполняет ту же самую функцию на несколько суженном поле. - Значит, я должен был сказать ему, что люди подкладывают в поезда бомбы из-за того, что ищут Бога? - Я считаю, да. 54 Князь ада - джентльмен Шекспир, Король Лир Shakespeare, King Lear, III, lv. 140 Это случилось осенью. Я зашел на улицу Маркиза Гуальди за подписью господина Гарамона на заказе слайдов за границей. Краем глаза я заметил, что у госпожи Грации сидит Алье и роется в каталоге авторов "Мануция". Я не стал с ним здороваться, потому что и без того опаздывал. Покончив с техническими проблемами, я спросил у Гарамона, чем занят Алье в кабинете секретарши. - О, это гений, - отвечал Гарамон. - Что за тонкость, что за эрудиция. Позавчера мы с ним ходили ужинать с авторами, и наша сторона выглядела великолепно! Беседа! Стиль! Джентльмен старой складки, настоящий аристократ, таких теперь не делают. Что за ученость, что за культура, скажу сильнее, что за информированность. Он рассказывал дивные анекдоты про исторических особ, и хотя они жили более сотни лет назад, клянусь вам, было впечатление, будто он лично знавал их всех. И знаете, какую он мне подал идею по пути домой? Он с первого взгляда проник в самую душу наших приглашенных, клянусь, он раскусил их лучше, чем я! Он сказал, что не следует дожидаться, покуда авторы для "Изиды без покрывал" найдутся сами. Потеря времени, читка рукописей, и никогда не знаешь, пожелают ли они потом платить за издание. В то время как у нас есть золотые россыпи, стоит только их разработать! Картотека авторов "Мануция" за последние двадцать лет! Понимаете теперь? Мы пишем нашим драгоценным, славным и проверенным сочинителям, или хотя бы тем, кто согласился выкупить свой залежавшийся тираж со склада, мы пишем следующее: глубокоуважаемый, знаете, что мы начинаем издавать серию о знании и традициях высочайшей духовности? Столь утонченный литератор, как вы, не хочет ли испробовать силы на неизведанных поприщах, потягаться с трудностями и так далее и так далее. Ну гений, просто гений, что я вам могу сказать. Кажется, он всех нас приглашает в это воскресенье в какой-то замок, или дворец, более того, на замечательную виллу где-то возле Турина. Кажется, намечается невообразимая программа, какой-то ритуал, церемония, шабаш, кто-то будет фабриковать золото или живое серебро или еще что-то в этом духе. Этот мир нами недостаточно изучен, дорогой Казобон, при всем уважении к тем научным занятиям, которым вы посвящаете всего себя с подлинной страстью, напротив, я весьма доволен нашим с вами сотрудничеством, - знаю, знаю, ожидается та небольшая экономическая поправка, о которой вы недавно мне напоминали, я нисколько не забыл, в свое время мы с вами все это детально обсудим. Алье сказал, что ожидается и та синьора, красивая синьора, быть может, не идеально красивая, но в ней есть стиль, что-то такое во взгляде, - эта приятельница Бельбо, как ее... - Лоренца Пеллегрини. - Наверное. У нее что-то с нашим другом Бельбо, не правда ли? - Они дружат. - А! Вот ответ настоящего джентльмена. Молодец Казобон. Но я ведь не от любопытства, я по отношению ко всем вам выступаю чем-то вроде отца и... опустим, а la guerre comme а la guerre... Ступайте, мой милый. У нас действительно была назначена встреча с Алье в горах около Турина, подтвердил Бельбо. Программа - двойная. Первая часть вечера - праздник в помещении замка, принадлежащего одному состоятельному последователю розенкрейцеров. После этого Алье приглашает нас в лес, за несколько километров от замка, где намечен, разумеется на полночь, друидический ритуал, о подробностях которого он не распространялся. - Но я вот что еще думал, - добавил Бельбо. - Нам надо бы заняться невероятными приключениями металлов. А здесь нас все время дергают. Почему бы нам не выехать накануне и не провести уик-энд в моем старом доме в ***? Там довольно мило, вы увидите, хорошие горы. Диоталлеви уже согласился, может быть, поедет и Лоренца. Разумеется, приезжайте с кем хотите. Он не был знаком с Лией, хотя знал, что у меня кто-то есть. Я сказал, что буду один. За несколько дней до того мы с Лией поссорились. Повод был глупый и действительно все рассосалось за неделю, но именно в ту минуту мне хотелось смыться из Милана на пару дней. Таким образом мы появились в *** - гарамоновская троица плюс прекрасная Лоренца. В момент отъезда все чуть было не лопнуло. Лоренца пришла на место встречи, но перед посадкой в машину заявила: - Я, наверное, останусь, чтоб не мешать вам работать. Вы поезжайте спокойно, потом увидимся, меня привезет Симон. Бельбо, сжав пальцами руль, уставился прямо перед собой и тихо произнес: - Садись в машину. - Лоренца села и всю дорогу держала ладонь на шее у Бельбо, который вел машину в полном молчании. *** остался той же самой деревушкой, которую знавал Бельбо во время войны. Мало новых домов, сказал он, в хозяйстве страшный спад, потому тго все молодые переженились в города. Он показал нам на холмы около деревни, ныне заросшие травой, которые в старые времена все были засеяны пшеницей. Деревушка выскакивала из-за поворота неожиданно, над ней был холм, на холме вилла Бельбо. Холм был низкий, он не закрывал пейзажа, обрамленного легкой яркой полосой тумана. Взъезжая по горной дороге, Бельбо показал нам на противоположный холм, совершенно лысый, с капеллой на макушке, где росли еще две сосны. - Это Брикко, - сказал Бельбо. - Неважно, что это вам ничего не говорит. Туда отправлялись на праздничный пикник в понедельник после Пасхи. Сейчас в машине можно добраться за пять минут, а в те годы ходили пешком и это было паломничество. 55 Именую театром [место], в котором все действия слов и мыслей, а также все особенности речей и предметов показываются как будто на публичном театре, где представляются трагедии и комедии. Роберт Флат, Всеобщая история космоса Robert Fludd, Utriusque Cosmi Historia Tomi Secundi Tractatus Primi Sectio Secunda Oppenhelm (?), 1620 (?), p. 55 Мы подъехали к вилле. Назовем это виллой: господский дом, но весь первый этаж был перестроен под давильню, в которой Аделино Канепа - тот самый злобный батрак, который в свое время донес на дядюшку партизанам - делал вино из винограда, росшего в имении Ковассо. Дом, судя по всему, стоял пустой уже много лет. В маленьком флигеле неподалеку была еще жива какая-то бабка, как объяснил нам Бельбо - тетушка батрака Аделино, все остальные потихоньку поумирали, дядя, тетя Бельбо, сам Аделино, осталась столетняя старуха, копалась в огороде, щупала четырех кур, откармливала кабана. Земли все были проданы для уплаты налогов на наследство, за долги, кто упомнит за что. Бельбо застучал в дверь флигеля, старуха высунулась из закутка, не сразу узнала посетителя, зато потом многообразно продемонстрировала восторг и гостеприимство. От приглашения зайти к ней Бельбо все же, после объятий и ласк, отказался. Когда мы открыли дом, Лоренца запричитала от восторга и, обнаруживая все новые лестницы, коридоры, мрачные комнаты со старинной мебелью, продолжала ликовать. Бельбо прибеднялся, говорил что-то вроде "у каждого своя Доннафугата18", но был безусловно растроган. Он сюда иногда наезжает, сказал он, правда - редко. - Но работается тут хорошо, летом не жарко, а зимой благодаря толстым стенам холодный ветер не страшен, и в каждой комнате печки. Когда я был подростком, семья эвакуировалась из города и я жил тут, в нашем распоряжении были только те две боковые комнаты в глубине коридора. Сейчас я обживаю дядитетино крыло и начал работать в кабинете дяди Карло. - Там стоял секретер, забавная штука, лист положить почти что некуда, зато порядочно ящиков, явных и потаенных. - Сюда невозможно взгромоздить Абулафию, - сказал Бельбо, - но в те редкие разы, что я здесь бываю, я пишу от руки, как в старинные времена. Потом он распахнул дверцу огромного шкафа. - Вот что, когда я умру, имейте в виду, здесь все произведения моего раннего периода. Стихи, написанные в шестнадцатилетнем возрасте, планы шеститомной саги, которую я писал в восемнадцать... И прочее. - Читаем, читаем, - захлопала в ладоши Лоренца и по-кошачьи подалась к шкафу. - Лапы прочь, - отогнал ее Бельбо. - Читать там нечего. Я сам никогда не заглядываю. В любом случае, после смерти я явлюсь сюда и лично все сожгу. - Да, кстати, надеюсь, привидения тут водятся? - Теперь-то конечно. Во времена дяди Карло здесь не было привидений, жизнь била ключом. В духе георгик. Я же стал наезжать сюда, когда возобладали буколики. Приятно работать тут по вечерам, собаки лают в долине... Он показал нам отведенные комнаты: мне, Диоталлеви, Лоренце. Лоренца осмотрела свою, похлопала по старой кровати с пудовой периной, понюхала простыни и заявила, что это похоже на нырок в бабушкину сказку, потому что простыни пахнут лавандой. Бельбо сказал, что это не лаванда, а плесень, Лоренца ответила, что не имеет значения, а потом, привалившись к стене, так что бока и бедра выступили вперед, как при сражении с флиппером, сказала: - И что ж, я буду спать тут одна? Бельбо отвел глаза в сторону, в стороне оказались мы, он посмотрел в другую, потом шагнул в коридор и из коридора ответил: - Это мы решим. В любом случае хорошо, что у тебя есть куда удрать. Мы с Диоталлеви удалились, слыша вдалеке, как Лоренца спрашивает у Бельбо, что он, ее стесняется? Он же отвечал, что если бы не показал ей комнату, она, конечно же, немедленно бы спросила, где ей прикажут спать. - Я сделал первый ход, теперь у тебя нет выбора. - Коварный афганец! - отвечала она. - Коли так, я решила спать себе смирно в своей келейке. - Ладно, ладно, - отвечал он с раздраж