Виктор Дихтярев. Вся жизнь - поход --------------------------------------------------------------- Љ Copyright Дихтярев Виктор Яковлевич Email: dihtarev@izmaylovo. ru Дата: Июль 1998 - январь 1999 г. Изд: "ЦДЮТур", Москва, 1999 Spellcheck: Дихтярев Виктор --------------------------------------------------------------- Я бы очень не хотел, чтобы то, о чем собираюсь рассказать, касалось только моей биографии. Рядовой учитель, каких тысячи, я при всем желании не могу поведать о собственных подвигах или выдающихся свершениях. Единственное, что может заинтересовать моих коллег - это понятное им стремление отыскать Золотой ключик к ребячьим сердцам, сделать жизнь тех, с кем столкнулся на педагогическом пути, радостной и осмысленной. Иногда мне это удавалось, иногда - не очень. Одна из особенностей нашего ремесла - слишком частая непредсказуемость результатов, даже при использовании самых совершенных методов и методик. Тем более, когда дело касается воспитания. Вот чтобы починить любое изделие, от утюга до космического корабля, надо хорошо знать его устройство, уметь читать чертежи и схемы, последовательно прощупать, "прозвонить" участок за участком, пока не наткнешься на поломку. А дальше в руки берется паяльник или что-нибудь посложнее - прошу простить мою техническую некомпетентность - но главное, здесь существует методика, ориентированная на ожидаемый результат. Я, конечно, понимаю всю фантастическую сложность общения с продуктами технического прогресса, но как все-таки быть с педагогикой? Ведь, казалось бы, все делаешь правильно, и книги по теории воспитания с закладками и выписками не убираются со стола, а результаты бывают весьма огорчительными. Это постоянно волновало меня все сорок с лишним лет вышагивания по педагогической стезе и на уроках, и в той деятельности, которая стала почти второй профессией и о которой здесь в основном пойдет речь - в туризме и краеведении. Хотелось бы думать, что мой не Бог весть какой большой опыт убережет молодых коллег от собственных ошибок и, может быть, в чем - то поможет им.  * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *  По ухабам и рытвинам В середине пятидесятых годов я пришел в 355-ю московскую школу с новеньким дипломом учителя физического воспитания. Встретили меня душевно и сразу назначили классным руководителем пятого класса, а через месяц избрали секретарем объединенной учительской и ученической комсомольской организации. Видимо, мне этого показалось мало, и я собрал старшеклассников в драматический кружок, начал проводить литературные вечера и ежедневно вел спортивные секции по легкой атлетике, волейболу и гимнастике. Конечно, свободного времени у меня не оставалось, но разве об этом задумываешься по молодости? Мне было интересно с ребятами, и, уходя поздно вечером из школы, я с нетерпением ждал следующего дня, чтобы снова окунуться в нескончаемые наши дела. За конспектами уроков засиживался далеко за полночь, постоянно что-то изменяя и совершенствуя - я хорошо помню то ощущение праздника, когда задуманное получалось, и лучшей музыкой для меня был топот ребячьих ног, наперегонки мчавшихся в спортивный зал. В школе проводилась довольно большая туристско-краевед-ческая работа, и я, имея уже кое-какой опыт горных путешест-вий, быстро включился в нее. Меня попросили возглавить группы ребят, чьи классные руко-водители не могли ходить в походы с ночевкой. Я выбрал два пятых класса, шестой, седьмой и девятый, прикинув, что успею пройтись с каждым до наступления холодов, да еще выступить со сборной командой на районном слете туристов. В первых же двухдневных походах я почувствовал полнейшую беспомощность, конечно же, тщательно скрываемую от ребят. Шумная возня пятиклассников в электричке и диковатые песни старших под начинавшую входить в моду гитару раздра-жали пассажиров, но это только веселило моих туристов. Я пере-ходил от одной группы учеников к другой, делал замечания, иногда довольно резкие, ребята утихали на время, но тут в дальнем конце вагона раздавался визг или начиналась потасовка среди малышей, и я спешил туда, чтобы урегулировать какой-то пустяковый конфликт. Помню, меня удивляло и возмущало постоянное жевание в электричке принесенных из дома продук-тов от бутербродов и конфет до дефицитнейших тогда апельси-нов. Каждый жевал свое, не обращая внимания на товарищей, которым родители не догадались или не смогли положить в рюкзак что-нибудь вкусненькое. Обладатели яблок меняли их на шоколадки, вареные яйца перебрасывались через головы пассажиров в обмен на бутерброды с колбасой... И еще семечки. Их щелкали непрерывно, незаметно сбрасывая шелуху под сиденья. Я не знал, как прекратить этот бедлам, и ребята, чув-ствуя свою безнаказанность, делали все, что хотели, не обращая внимания на сидящих рядом взрослых людей. Иногда в нашем вагоне ехали туристы других школ и вели себя ничуть не лучше моих. Это даже успокаивало: ведь если классная руководительница не может справиться со своими детьми, то что могу я, выводящий каждую субботу на маршрут новый класс? А потом начинался подход к месту ночлега. Со старшими ребятами проблем не было: два-три километра до запланиро-ванной стоянки проходили довольно быстро. Но вот 5-6-е клас-сы! Колонна растягивалась метров на пятьдесят, и хорошо, если за-мыкающий помнил о своих обязанностях и не убегал вперед. Приходилось то и дело останавливаться, поджидая отставших: помочь товарищу, разгрузив немного его рюкзак, большинство туристов напрочь отказывалось - и я взваливал на себя пару палаток, прихватывая еще эмалированное ведро. Конечно, малы-шам было трудно: четырехкилограммовые палатки, громоздкие ведра, стеганые одеяла вместо спальных мешков и безобраз-нейшего пошива рюкзаки не позволяли прокладывать маршруты более десяти километров, и, как я ни калькулировал, стараясь уменьшить стартовые веса, все равно на каждого приходилось по 12-15 килограммов. Два раза с нами ходили родители младших школьников, точнее, их мужская половина. Тогда и в электричке было поспокойней, и маршрут проходился быстрее. Но я заметил, что не только девочки, но и мальчишки уж очень активно начинали использовать моих помощников как дополни-тельную рабочую силу. Едва начинали мы набирать походный темп, а сзади уже раздавалось плаксивое: - Дядя Миша, я устала... Дядя Миша, не утруждая себя разгрузкой рюкзака, просто укла-дывал его на свой, девчушка весело прыгала по лесной тропинке, и, конечно же, минут через пять снова кто-то затягивал: - Дядя Володя, я тоже устала... - И я... - И я тоже устал... Мне даже казалось, что малыши соревнуются в умении изба-виться от своего груза. Да, безусловно, они уставали, но не на-столько же! Почему-то, когда со мной шли один-два старше-классника, нытиков сразу становилось значительно меньше. Юноши, не вкусившие еще прелестей отцовства, были не слишком склонны к сентиментальности и точно определяли, кому действительно нужна помощь, а кто пытается, как они говорили, "проехаться на шермачка". На таких презрительно покрикивали и легким толчком в спину придавали нужное ускорение. Но родители и старшеклассники выходили в походы не всегда, и мне одному приходилось тянуть эту педагогическую лямку, которую, непонятно по какому наитию, я добровольно надел на себя. А что творилось на биваке! Малыши разбегались в поисках хвороста, кто-то приносил сушняк, а кто-то - зеленые ветки, несмотря на строжайший запрет не трогать живые деревья. Были и такие, кто просто гулял по лесу, не заботясь о костре и предстоящем ужине. Не знаю, для какой надобности, но после каждого похода я делал довольно пространные записи, нечто вроде личного педа-гогического дневника. Постепенно таких записей, от руки и отстуканных на машинке, скопилось много; изредка я перечи-тываю их, заново вспоминая радости и огорчения тех, уже очень далеких лет. " 22 сентября 1956 г. 6-й класс, 17 детей + двое родителей. ... Стою за спинами ребят, сидящих вокруг костра. Михаил Ни-колаевич пытается наладить пение. Туристских песен ребята не знают, поют что-то из кинофильмов. Недружно, но все-таки поют. Передо мной и несколько в стороне от поющих сидят Игорь и Толик. Класса я почти не знаю, были у меня на уроках раз пять, а этих ребят и вовсе не помню - многие еще для меня на одно лицо. Одеты парни как-то по-блатному. Игорь в сапогах гармошкой, кепочка набекрень и рубашка распахнута, чтобы все видели его застиранную тельняшку. У Толика на одном плече телогрейка с надорванным карманом, такая большая, что нижнюю часть он подоткнул под себя. Сидит Толик, широко раскинув ноги, и все время цыкает слюной между ними. - Слушай,- говорит он Игорю, - а я дрова совсем не таскал. А ты ? - Скажешь! Что я - дурак, что ли ? И, навалившись друг на друга, оба громко хохочут. Пение сорвано...". Все эти громкие крики, бесцельная беготня и разбойничьи посвисты в ночи совершенно изводили меня. Не думаю, что ребята устраивали проверку на прочность новому учителю - не могли же договориться об этом все классы. Да и зачем? Но вот приходит время ставить палатки, а никого не дозовешься. Но ведь ребята совсем рядом - гоняют по лесу, кидаются шишками. Почему же не отзываются? Из педагогического дневника: "Стоп, - сказал я себе. - Стоп. Не будем нервничать. Ведь это же дети. Они впервые вырвались из дома в лес, да еще с ночевкой. Какие там палатки! Солнце только садится, скоро ужин, и все так хорошо! Да ребята просто не слышат меня. И я закладываю в рот пальцы кольцом и залихватски свищу. Куда этим шалопаям до моего свиста полубеспризорника военных лет! Ребята испуганно оглядываются, а я вскакиваю на пенек и весе-ло кричу: - А ну, давай все сюда! Кто быстрее? Раз, два, три! Меня чуть не сбивают с пенька. - Слушайте, - говорю я, держась за чьи-то плечи. - Сейчас мы покажем, как ставить палатки. Это не так-то просто, и поймут самые внимательные. И запомните: поставите плохо - палатка ночью завалится, придется ее поднимать в темноте. Все знают свои палатки ? Чудесно! А теперь мы с дядей Мишей и дядей Володей медленно поставим одну палатку, а потом поможем всем. Договорились ? - Договорились! - заорали мои туристы, и очень быстренько, часа за полтора, четыре палатки были поставлены." Итак, открыт новый педагогический прием: чтобы привлечь к себе внимание, надо ошеломить ребят. В очередном походе с пятиклассниками я снова раздираю воздух оглушительным свистом, и снова малыши столбенеют. И тут в наступившей тишине раздается звонкий шлепок. Это мой помощник-девятиклассник съездил по шее стоящего рядом туриста. - Ты что? - грозно спрашиваю я. - Потом, - отвечает помощник. Разбираться сейчас некогда, иначе будет упущено время. Пенька рядом не оказалось. Я поднимаю руки и весело кричу: - Кто скорее добежит до меня ? Раз, два, три! Одни побежали, другие неторопко пошли, а несколько человек даже с места не тронулись. Слушали меня не то что невнима-тельно, а так, без интереса. А почти поставленные палатки нарочно сдергивали с колышков: было очень забавно смотреть, как они заваливаются на росистую траву, и хохотать над обиженными криками девчонок. Троих "сдергивателей" обна-ружили, и пока я расшвыривал дерущихся, одному из них основательно досталось. Перед отбоем я отвел девятиклассника в сторонку: - За что ты ударил пацана? - Да так... - А все-таки? Помощник потупился. - Вы свистнули, он оглянулся и громко сказал: "Придурок". Вот так. Открытый мной педагогический прием явно не сработал. Может быть, потому, что пенька поблизости не было. Счастливы родители, не видевшие детей своих при раздаче пищи у походного костра! Отталкивая друг друга и давя в темно-те разложенные на клеенке хлеб, сахар, печенье и конфеты, выби-вая ложками по мискам воинственнную дробь, малыши бросались на штурм ведер, рискуя опрокинуть варево на себя. Те, кто похулиганистей, специально толкали ребят вперед, я и мои помощники теснили их назад, девчонки отходили в сторону, и навести хоть какой-то порядок было очень и очень нелегко. Да что там малыши! Ничуть не лучше вели себя и семиклас-сники. У старших ребят такой свалки, конечно, не было, но первыми все-таки загружали свои миски юноши, чинно рассаживаясь затем на самые удобные места у костра. Быть может, это покажется смешным, но я долгое время продумывал форму раздачи пищи в походе и распрашивал об этом знакомых туристов-учителей. Одни руководители непони-мающе хмыкали, стараясь уразуметь суть проблемы, другие по-дробно рассказывали, как это делается в их группах - с чем-то я соглашался, с чем-то мысленно спорил, но главное, видел, что эти на первый взгляд пустяковые вопросы занимают не только меня. Между тем ни в педагогической, ни в специальной турист-ской литературе я не находил, да и сейчас не встречаю обоснова-ний и советов, касающихся тех мелочей, совокупность которых в конечном итоге определяет нравственный климат группы. Я начинал понимать, что организационный порядок в любом деле, безусловно, необходим, но воспитательный эффект он даст толь-ко в том случае, когда будет сознательно принят детьми. Иначе придется использовать дополнительные меры для поддержания этого самого порядка - от распоряжений и окриков руководителя до наказания нарушителей. И второе, что я понял в своих походах: вводя новую форму организации, надо учитывать не только ее положительные моменты, но и возможные негативные последствия. Вот мне рассказывают, что перед ужином ребята рассаживаются на бревнах вокруг костра, и дежурные с ведрами разносят пищу. Вроде бы неплохо. Но я представляю эту идиллию со всеми ее реальными деталями, и она перестает казаться такой уж безоблачной. - А что если, - спрашивал я себя, - бревен не хватит на всех - надо ли валить для сидений деревья? А если не надо, то на чем будут сидеть обделенные? Если на рюкзаках, то кто именно? Ведь ясно же, что здоровяк-пятиклассник сгонит с бревна любого, кто послабее его. Дежурные с ведрами пойдут по кругу между сидящими ту-ристами и костром, а это не самое удобное место для прогулок. Ведь располагаются у костра так, что подвинешься чуть ближе - будет жарко, отодвинешься - холодновато. А если на дежурного пахнет пламенем, и он дернется в сторону товарищей? А если дежурный споткнется о ветку, торчащую из костра, или наступит на обгоревшее полено, которого не видно в темноте на черной земле? А если кто-то из остряков подставит дежурному ножку ? Не окажется ли горячий ужин на коленях туристов? Но даже если все это - только бредни начинающего руководителя, то уж грязи под ногами от сваливающейся с поворешки каши или вермишели будет предостаточно - вот это точно. Конечно, разумнее вынести ведра за круг сидящих туристов, но что из этого получалось, я уже говорил. В одном из весенних походов мы остановились недалеко от бивака другой школы. Руководитель семиклассников, тоже учи-тель физкультуры, невысокий и кряжистый, сидел возле готовя-щегося костра и бросал короткие команды таким напористо-гру-боватым тоном, что мне, вроде бы стороннему человеку, стано-вилось не по себе. Ослушаться его было невозможно. Мы были едва знакомы, но говорил он со мной, как с провинившимся мальчишкой, хотя был ненамного старше меня. Ребята подтаскивали к будущему костру сушняк и бревна, все время поглядывая на руководителя, то ли ожидая похвалы, то ли новых приказаний. Но руководитель, не замечая их, что-то втолковывал мне, и ребята снова исчезали в лесу. Внезапно он прервал разговор и повернулся к худенькому пареньку, тащившему к кострищу охапку сучьев: - А ну, подойди сюда. Паренек, не выпуская свою охапку, сделал в нашу сторону пару осторожных шагов. - Ближе! - глаза руководителя мертвенно стекленели. Торчавшие в разные стороны сучья почти закрывали лицо паренька, ему было явно неудобно держать их, но бросить охапку в общую кучу паренек не решался. Руководитель долго смотрел на мальчишку ничего не выражающим взглядом, и мне, не имеющему к делу никакого касательства, вдруг сделалось тоскливо и неуютно. - Ты где шлялся? - Там,.. - прошептал паренек. Руки у него были заняты, и он не мог показать, где "там", а только неуклюже дернул назад головой. - Где "там" ? - В лесу.., - снова прошептал паренек. Чугунное молчание руководителя давило его, и сучья, вываливаясь из охапки, падали ему под ноги. Ребята приносили и приносили дрова, подходя к нам чуть ли не на цыпочках, всем видом своим показывая, что, конечно, они виноваты, нарушая эту невозможную тишину, вот только немножечко ухнут бревнами, сбрасывая их с плеч, и тут же, тут же уйдут. - Разгильдя-яй! - как-то удивленно-презрительно пропел руководитель. И повернувшись ко мне, сказал: - Он только второй раз тут появился, а с ложкой, небось, первым прибежит! Мальчишка стоял перед нами, прижимая тощую охапку к груди. - Подбери ветки, - сказал руководитель. - И будешь таскать дрова, пока я не скажу: " Хватит ". Все, что принесешь, покажешь мне лично. Понял? Мальчишка кивнул. - Я спрашиваю: понял?! - Понял... - Пшел! В этом походе я был с девятиклассниками, с которыми за год ра-боты на уроках, в комсомоле и драматическом кружке сложились не только деловые, но и дружеские отношения. Несколько раз хо-дил с ними в лыжные походы и теперь мог не беспокоиться, оставляя их без присмотра на биваке. Я вернулся к нашему костру и присел рядом с командиром группы Женей Радько: - Хочешь увидеть, что такое настоящая дисциплина? - Ну? - А вот давай подойдем к соседям. - Хорошо, только сначала палатки поставим. Мы подошли к соседям в самый неподходящий момент: ребята готовились к ужину. - А-а, гости,- заметив нас, сказал руководитель. - Почет и уважение! Он кивнул - и два места на бревне сразу очистились. Тут же нам принесли миски с кашей. Мы начали отказываться, понимая, что лишних мисок у ребят нет и кто-то пожертвовал своими, но руководитель только рукой махнул: - Ешьте, ешьте, чего там! А потом, глядишь, и мы к вам придем. Ребята весело переговаривались, но привычного мне громыхания мисками не было. - Мы готовы! - закричали дежурные. Руководитель кивнул, и двое ребят, перешагнув через бревна, подошли к дежурным. Когда первый вернулся, с бревна поднялся еще один. И так по очереди, по кругу, один за другим. Ни криков, ни толкотни. - Ну как? - тихо спросил я своего командира. - Здорово! Грязную посуду ребята относили за бревна к дежурным, ее сполоснули теплой водой и накрыли клеенкой. А потом, как обычно, песни и байки у костра; ребята хохотали, вспоминая какие-то случаи из прошлого похода, и тот худощавый паренек, что недавно испытал на себе гнев руководителя, веселился не меньше других. Мы подошли к руководителю попрощаться и поблаго-дарить за ужин. - Часто вы с ними ходите? - спросил я. - С этими-то? С прошлого года. Значит, третий поход уже. - Слушаются они вас, - завистливо вздохнул я. - А этим разгильдяям только дай спуску. Их вот как держать надо! - и тяжелый кулак руководителя чуть не уткнулся в мой нос. По пути к своему костру я снова спросил Женю, как ему все увиденное. - Хорошо, - сказал Женя, - но вот... - Что? - Не знаю... Вы заметили, как он гвоздит глазами ребят? - Что значит "гвоздит"? Женя пожал плечами: - Говорю: не знаю. - Он помолчал. - Ну вот, все поют, а там ребята заговорили, так он так посмотрел на них... - Ну и что? Разве это плохо? - Может быть, и неплохо. Только все очень организованно, что ли. Вот вы садитесь у костра, и все, особенно девчата, стараются сесть рядом. А возле него на полметра никого нет. Он руководитель, а все - подчиненные... - Не понимаю. Ты посмотри, как все четко и дружно делается. - Да все вы понимаете, - озлился Женя. - Его просто боятся, вот и слушаются с полоборота. А пойдет с этими ребятами другой учитель, так намучается, как мы осенью с пятиклассниками. Я не во всем соглашался с Женей. Мне казалось, что результат в данном случае важнее, чем пути к нему. И если бы этот руководитель пошел с незнакомым ему классом, неважно, с пятым или с десятым, то без видимых усилий добился бы того, что для меня весь год оставалось неразрешимой проблемой - хотя бы внешнего послушания. Ведь ясно же, что без дисциплины, когда любое распоряжение руководителя безоговорочно выполняется, ничего путного сделать нельзя. Все это я высказал своему командиру, но его буквально корежило от моих слов и от того, что он не находил нужных аргументов для ответа. Это потом я догадался, что мой упоительный гимн дисциплине, насаждаемой одним лицом, мог бы петься дуэтом с его величеством королем из горьковского памфлета: "Солдата приводит в движение не сознание, а звук команды... Он действует, пока не услышит - стой! Изумительно величественны эти действия без мысли!.." Но об этом я вспомнил потом, а тогда, когда все мои великие задумки рушились и тонули в гвалте ошалевших от свободы туристов, дисциплина казалась мне единственным спасением для дела, в котором я уже смутно улавливал какой-то педагогический смысл. Я продолжал говорить и говорить, развивая идею точного выполнения всего, что скажет руководитель, пока Женя не перебил меня: - Виктор Яковлевич, ну чем вы восхищаетесь? Все равно вы так руководить не сможете и... - Женя широко улыбнулся, - да и не захотите. Ну вот. Даже не ведая того, наш командир колупнул уже начавшую свербить ранку, которая не заживала многие годы, постоянно напоминая о себе в те моменты, когда я знал, что нужно делать, но не делал, понимая, что сделать этого не смогу. Я непременно еще вернусь к этой важнейшей теме - зависи-мости действий руководителя от его личных качеств, и не пото-му, что решил эту проблему, а потому, что с первых же учитель-ских лет осознал невозможность копировать стиль работы моих более удачливых коллег. Скорее всего, я в полуха слушал инсти-тутские лекции по педагогике, и потому не упомню рекомен-даций, как должен поступать учитель и воспитатель, исходя из своих, только ему присущих возможностей. Но и годы спустя, уже основательно занимаясь теорией воспитания, психологией поведения и взаимодействием малых групп, я видел, что не смогу реализовать многие мудрые советы, потому что они ну просто никак не согласуются с моей индивидуальностью. Возьмем, к примеру, такое необходимейшее для руководи-теля качество, как требовательность. Я говорю своим туристам, что надо собирать топливо для костра. Кто-то идет за дровами, а кто-то начинает ставить па-латки. Я добавляю металла в голос, и так как ребята понимают справедливость моего требования, бивак постепенно пустеет. Но именно постепенно. После того, как палатки все-таки будут по-ставлены. Что должен сделать руководитель? Памятуя о том, что каждое требование должно быть доведено до конца, руково-дитель обязан подозвать ослушников и жестко поговорить с ни-ми, напомнив о неприятных для них последствиях за невы-полнение уже отданной команды. Есть же в конце концов такая замечательная триада, как предупреждение, угроза и наказание! Но я не умею угрожающе говорить с людьми, я боюсь их обидеть! И мои подопечные быстро улавливают эту "слабинку" и активно пользуются ею. А разве такой уж секрет, что к одним учителям можно опаздывать на уроки, а к другим - ни-ни ? Да Бог с ними, с уроками! Там можно поставить за опоздание двой-ку, записать в дневник, снизить оценку за поведение. Но и во внеклассной работе к кому-то относятся с уважением или трепе-том, а у кого-то раздаются смешки за спиной. Почему? Из педагогического дневника. "10 мая 1957 г. Да, конечно, он прав, наш командир Женя Радько: слишком часто подчинение учеников определяется страхом перед учите-лем, и непонятно, чем вызывается этот страх - грубостью ли чело-века, который получил власть над другими, или ледяной вежли-востью, за которой угадывается превосходство над подчинен-ными или презрение к ним. Но я знаю учителей, к которым ребя-та тянутся, ведут с ними отвлеченные разговоры, спорят и шу-тят, а когда требует дело - подчиняются им даже в случаях, не вы-зывающих особого энтузиазма. Безусловно, это зависит от харак-тера учителя, и Женя точно сказал, что я не смогу руководить как первые, но по деликатности умолчал, что не умею работать, как вторые". Прошло лет пять после нашего разговора, прежде чем я начал заниматься самокопанием, выясняя, что же я все-таки могу как руководитель, с моими личными качествами, стилем поведения, знаниями и умениями. Но об этом позднее. Так получилось, что на районном слете туристов мы с девя-тиклассниками заняли первое место и теперь ближайшим летом будем участвовать в городском слете. Как нам удалось победить - до сих пор ума не приложу. Конечно, я учил ребят ставить па-латку на время, понимая, что это один из решающих этапов ту-ристской эстафеты, выводил ориентировщиков в парк и пару ча-сов гонял их с компасами между деревьями. Мы разработали способ быстрого разжигания костра и передачи рюкзака, заме-няющего эстафетную палочку, - словом, готовились в меру моего тогдашнего разумения. Но чтобы выиграть слет в одном из са-мых туристких районов столицы!.. Нет, об этом мы не мечтали, хотя и договорились, что будем бороться за призовые места. Надо сказать, что ребята увлеклись подготовкой к слету. Мы ежедневно встречались после уроков, мастерили приспо-собление для очага, нарезали из проволоки колышки для пала-ток, рисовали эскизы эмблем - я видел, что ребят объединяла общая цель, и запомнил это. Тренировочный поход с ночевкой тоже прошел хорошо. Мы решили повторить всю программу слета, и на праздно-шатания времени не оставалось. Командир группы Женя Радько четко руководил всеми бытовыми работами, и как-то не-ожиданно я оказался вроде бы не у дел. Это уже было что-то новенькое: я мог наблюдать за ребятами, не вмешиваясь в распо-ряжения командира, а после ужина, сидя у потрескивающего костра, спокойно разобрать действия группы, указав туристам на замеченные просчеты. Запомнился этот поход и тем, что я с удив-лением обнаружил в себе если не талант, то способности рассказ-чика. Ребята спросили бывал ли я раньше в походах, и я вспом-нил о своих кавказких путешествиях студенческих лет. Около ча-са я рассказывал о ледниках и перевалах, об эльбрусских леген-дах и работе спасателей, пытаясь из своего жиденького опыта со-творить нечто вразумительное. И ребята слушали, не перебивая, а я впервые почувствовал себя в походе не надзирателем, а старшим товарищем среди них. В своем дневнике я записал: "Надо научиться организо-вывать досуг у костра, не пуская дело на самотек. Нужны не только песни, но что-то еще. Возможно, какие-то игры, викто-рины и всенепременно рассказы руководителя (история, живо-пись, быть может, стихи). Найти соотношение всему". В ноябре зарядили дожди, и наши походы прекратились. Пора было подводить итоги. Выходы с малознакомыми пятым, шестым и седьмым классами принесли только огорчения. Ночью в палатках возня и крики. Утром невыспавшиеся туристы вяло сварачивают лагерь, все делается из-под палки, даже мусор после себя ленятся убрать. А на маршруте ребят уже ничего не инте-ресует - какие там памятники старины, какие там красоты! Ско-рее бы добраться до ближайшей станции и домой, домой! И что любопытно: больше других ныли и отставали в пути не самые слабые, а те, кто еще вчера задирал товарищей и геройски отлы-нивал от бытовых дел. Планируя маршруты, я учитывал прежде всего возможность их прохождения учениками. Так вот, как раз те, кто был притчей во языцех среди учителей, кого склоняли на всех педсоветах и родительских собраниях, кто творил расправу над более слабыми товарищами - как раз те скисали при первых же трудностях и не стесняясь заявляли об этом: - Я устал! - Заберите у меня палатку! - А почему я вам должен нести ведро? И все это в категоричном тоне, нимало не заботясь о том, что другие устали не меньше их. В дальнейшем я увидел, что прямой зависимости между хулиганистым двоечником и безвольным че-ловеком нет - причины неуспеваемости и негативного поведения не ограничиваются только отсутствием воли, но некая общность оценок человека в школе и в походе все-таки существует. Правда, бывают и какие-то всплески поведения, не замеченные в обычных условиях, но утверждать, что это закономерность, конечно же, нельзя. Если же говорить о каждом классе в отдельности, то никаких особых знаний и умений ребята в походе не приобрели. Ну, показали им, как ставить палатки, так ведь в следующий поход они пойдут через год, все забудется за это время. Понятия о том, как надо вести себя в походе, ребята тоже не получили, а о формировании каких-либо нравственных качеств даже упоминать не стоит - что можно сделать в одном загородном выходе?! В общем, я понял, что три месяца занимался делом, пользы от которого не было никому. Просматривая собственные записи тех лет, полагаю, что в отдельные моменты я как руководитель действовал правильно, однако все мое "педагогическое руководство" ограничивалось житейской интуицией и не поддавалось ни фиксации, ни, тем более, обобщению - то, что оказывалось удачным с одним клас-сом, благополучно проваливалось с другим. Понадобился год достаточно безуспешной работы, чтобы придти к выводу, кото-рому не изменял уже никогда: в школьном туризме руководитель должен иметь постоянную группу. Такой группой и стал мой девятый класс, начавший подго-товку к городскому слету. Встречались мы ежедневно и не только по туристским делам: уроки, спортивные секции, работа в комитете комсомола, репетиции спектакля - все это определило уровень отношений между нами, далеко выходящий за рамки "учитель - ученик". Поэтому и в воскресных лыжных походах никаких замечаний к ребятам у меня не было. В зимние канику-лы организовали недельный лыжный поход по следам Панфи-ловской дивизии, встречались с бывшими партизанами и очевид-цами знаменитого боя у деревни Дубосеково. Ночевали по избам или в школах, где допоздна обрабатывали свои записи для краеведческого дневника. Как-то стихийно появились намеки на групповые нормы и оценки - руководить этим процессом я тогда не умел, да и не подозревал, что такой процесс существует. Но я видел, как без моей команды разгружают уставших, как на коротких привалах дежурные раздают наш скудный паек, и термоса с чаем никто не вырывает из рук. В музее Волоколамска ребята восхищали эксурсовода своими вопросами - ведь мы гото-вились к этому походу, много читали по истории района и те-перь хотели знать детали, о которых научный сотрудник музея, в чем он сокрушенно признался, даже не слыхал. Я видел, что записи в музее и на морозной улице при беседах с местными жителями ведут практически все ребята, а на тех, кто отлынивал, посматривали осуждающе, а вечером, подводя итоги дня, прямо говорили: "Халтурщики". Заработала и наша простенькая струк- тура группы. Конечно, в походах с другими классами тоже назна-чались командиры, замыкающие, завхозы и дежурные по "кухне". Но как они относились к своим обязанностям? Командир по моей подсказке что-то приказывал, заранее уверенный, что никто слушать его не будет, и потому старался держаться подаль-ше от меня; завхоза не дозовешься, а повара могли заиграться с товарищами и придти к костру позже других. В первом осеннем походе девятиклассники тоже не блиста-ли, но постепенно "назначение на должность" перестало быть формальным актом. Споры с командиром случались все реже, да и не допустил бы Женя Радько долгих дискуссий, а ответ-ственные за постоянные или временные дела выполняли их не потому, что за каждую оплошность я мог уже строго спросить, а потому, что понимали их нужность. В то же время я видел, что мне просто повезло с группой: в ней оказались лучшие ученики класса, активисты, народ, понимающий шутку и не очень обра-щающий внимание на трудности походной жизни. Но главное - ребят объединяла общая цель: подготовка к город-скому слету туристов, где за победу полагалась бесплатная пу-тевка в Ленинград, а в те годы такой вояж был по карману немногим. Вокруг этой цели и закрутилась вся наша работа. Теперь я мог предъявлять ребятам такие требования в плане поведения и отчетов за порученные дела, которые раньше заведомо остава-лись бы невыполненными. Конечно, срывы случались - были сре-ди туристов и не внушающие мне особого доверия, но уж очень заманчивым казалось побороться на слете за первое место - а только на него я настраивал свою команду, и потому даже ребята с замашками компаний из глухих лефортовских переулков ста-рались не слишком выделяться из остальных. Видимо, институтские профессора педагогики и психологии не смогли вложить в мою голову отличника твердых знаний, которыми я мог бы успешно пользоваться на практике. Все, что я умел - это без запинки отрапортовать определения тех или иных понятий. Например, "потребность - это стремление субъекта к объекту, являющегося источником активности субъекта". Про-стенько и со вкусом. Точно так же обстояло дело с мотивами и значимостью деятельности. Поэтому наблюдение за тем, как интересная цель сплачивает ребят, обеспечило в моем дневнике еще одну запись о новом открытии: "Цель - это первый органи-зующий фактор, без которого невозможна работа с детьми". Я даже сочинил солидный трактат о требованиях к целям в туризме и краеведении, особо вычленив цели для учащихся и для руково-дителя. В дальнейшем часть этого опуса была опубликована. На городской слет Весной снова начались выходы с ночевками. Мы решили двинуться на городской слет не пешим порядком, а на велоси-педах, и три раза колесили по Подмосковью, отрабатывая темп движения и собирая материалы по данному нам краеведческому заданию. К великому моему сожалению, Женя Радько и еще двое ребят по разным причинам не смогли участвовать в слете, их подменили восьмиклассниками, ходившими с нами несколько походов, но еще не усвоившими сложившегося в команде стиля отношений. Мы ехали на слет плотной колонной, часто останавливаясь, чтобы дополнить нашу топографическую карту названиями дере-вень, не указанных на ней, занести в путевой дневник места удобных стоянок или пометить эксурсионные объекты. Кроме то-го, надо было вести краеведческий дневник по заданию, полу-ченному на городской туристской станции. Работа была по-настоящему интересной. В одном из луч-ших совхозов Подмосковья "Лесные поляны" мы беседовали с его директором, Героем социалистического труда Ф.И. Тризно, осмотрели молочную ферму и, чтобы хоть как-то отблагодарить за гостеприимство, напросились очистить от ненужных материалов большой амбар, до которого в горячую летнюю пору у работников совхоза руки не доходили. Два часа просидели мы в домике старейшего большевика, Э.С. Кадомцева, одного из организаторов боевых рабочих дружин на Урале. Он рассказывал о событиях почти полувеко-вой давности настолько увлеченно, словно все это было только вчера, и мои туристы слушали, забывая вести записи в тетрадях. Были мы и в мемориальном музее В.И. Ленина, несколько раз отдыхавшего в Лесных полянах и посоветовавшего организо-вать здесь первый в Подмосковье совхоз. Ну и, конечно же, я привел ребят к бывшей усадьбе К.С. Станиславского, чтобы показать комнату, где он писал режиссерский план к чеховской "Чайке", а на биваке, у костра, я рассказывал историю ее постановки в Александринском и Художественном театрах. Были мы на различных фабриках и в деревнях, занимаю-щихся резьбой по кости -- собранных материалов с каждым днем становилось все больше, и мы уже не успевали их обрабатывать. В судейскую коллегию слета требовалось представить в день прибытия карту путешествия, исправленную и допол- ненную в пути, описание к ней и краеведческий дневник. Поэто-му ежевевечерне ребята строчили и строчили в своих тетрадях, нередко затемно, при фонариках. Я просматривал их отчеты и после корректировки ставил короткую резолюцию: ВД -- "в дневник". Где-то на пятый или шестой день пути я заметил незначи-тельные сбои в рабочем ритме группы. Началось, как это часто бывает, с мелочей. Один из восьмиклассников на вопрос где его записи, спокойно ответил: - Завтра сдам. - Как завтра? Их же сейчас в дневник заносить должны! Корпевшая над краеведческим дневником девушка успокоила меня: - Пусть отдыхает. Я еще о позавчерашнем дне пишу. Потом не представил свои материалы завтехчастью, сославшись на неотложный ремонт велосипедов. Короче, получилось так, что несколько человек заполняли путевой и краеведческий дневники и работали с картой, а осталь-ным нечем было заняться: ведь их отчеты сию минуту не требо-вались, и потому каждый с легким сердцем откладывал свою пи-санину на завтра, расчитывая управиться на большом привале, а не мучиться в темноте с фонариком, отбиваясь от комаров. Теперь свободные от дел туристы сидели у костра, переки-дываясь в картишки - занятие, хотя и не возбраняемое мною, но позабытое еще в первых походах. На следующий день ребята отдавали мне сделанные второпях на привалах записи, в кото-рых не было личного отношения к увиденному, а только корот-кий и поверхностный отчет. Я стыдил и ругал халтурщиков, они забирали свои листочки и вставляли в текст высокопарные сло-ва, демонстрирующие сознательность и глубину чувств авторов: "Мы с удивлением и восхищением наблюдали, как в уме-лых и грубоватых на вид руках мастеров из обычной коровьей кости постепенно появлялось произведение искусства. Талант народных умельцев был виден во всем!" Я не мог позволить украшать подобными перлами наш краеведческий дневник, я чувствовал неискренность туристов, но и заставить их писать по-другому не умел. За два дня до прихода на поляну слета произо-шло то, что неминуемо должно было произойти: меня завалили исправленными записями, которые приходилось снова просматривать; две девушки, явно не успевая, поочередно заполняли дневник, а остальные ребята, наконец-то освободив-шись от надоевшей писанины, играли в волейбол или лежали на рюкзаках, не заботясь об установке палаток и сборе хвороста, хотя погода портилась и временами накрапывало. Несколько раз я указывал командиру, что пора бы заняться лагерем, но в ответ слышал только: "Сейчас." Обед ребята не приготовили, что-то там пожевали, позабыв о том, что наша тройка тоже не ела с утра, а за дровами пошли уже в первых су-мерках. Я отправил своих канцеляристок ставить палатки, а сам ушел от бивака подальше на холмик и, накрывшись клеенкой, продолжил записи в дневнике. У костра слышались крики и смех, потом стало потише - видимо, ребята ужинали; потом затренька-ла гитара, а я все сидел под мелким дождиком, злой и голодный, заполняя одну страницу за другой. Когда стемнело и я уже работал при фонарике, на холмик поднялась вся команда. Ребята молча стояли вокруг меня, а я делал вид, что не замечаю их. - Виктор Яковлевич, - наконец сказал кто-то, - мы вам ужин принесли... Я молча продолжал делать записи. Дежурные стояли передо мной с мисками и кружкой, не зная, поставить ли их на землю или подождать, пока я протяну руку. - Ну простите нас, - просопел Коля Голиков, немного угрю-мый и грубоватый парень, владелец карточной колоды. - И да-вайте пойдем к костру, чего на холоду-то ужинать. А дневник мы с утра заполним, можете даже не проверять. Я пошел в лагерь в окружении притихших ребят, На ос