Л.Д.Троцкий. Архив в 9 томах: Том 4 --------------------------------------------------------------- Редактор-составитель Ю.Г.Фельштинский Ё http://lib.ru/HISTORY/FELSHTINSKY/ Email: Yuri.Felshtinsky@verizon.net Date: 29 Sep 2005 --------------------------------------------------------------- Архив Л. Д. Троцкого. Том 4 Редактор-составитель Ю.Г.Фельштинский Предисловие, примечания, указатели Ю.Г.Фельштинского и Г.И.Чернявского Предисловие Предлагаемый том завершает условную первую часть девятитомного "Архива Троцкого". В томе помещены материалы, предшествовавшие депортации Л.Д.Троцкого из СССР в начале 1929 г. Хронологически он охватывает последние три месяца 1928 г. (первый документ датирован 1 октября, последний декабрем 1928 г.) Документы, относящиеся к самому началу 1929 г., то есть ко времени, непосредственно перед экстрадицией, в архиве отсутствуют. Что касается бумаг самого Троцкого этих дней, то, по всей видимости, они просто не были уложены в багаж, который семья Троцкого спешно собирала 20-21 января 1929 г., когда лидеру оппозиции было объявлено "постановление ГПУ" - на самом деле политбюро ЦК ВКП(б) - о высылке Троцкого "из пределов СССР"1. Что же касается документации другого рода (всевозможных писем, заявлений и т. п.), то она просто не могла отложиться в бумагах Троцкого, так как с середины декабря 1928 г. он находился в полной изоляции, его контакты были полностью оборваны надсмотрщиками из ОГПУ. В публикуемой в томе переписке оппозиционеров продолжается, хотя и постепенно глохнет полемика по вопросу, кто из них стоит на более правильных позициях, главным образом по вопросам, касавшихся социально-экономического положения в СССР и политического курса руководства ВКП(б). Как правило, оппозиционеры подчеркивали, что они попрежнему принадлежат к компартии, несмотря на то, что были исключены из нее в конце 1927 г. Лишь некоторые оппозиционеры (почти исключительно из бывшей группы "демократического централизма") пришли к выводу, что ВКП(б) перестала быть революционной партией. Особенно энергично мысль об "оппортунизме" ВКП(б) проводил теперь лидер децистов В.М.Смирнов. В своих письмах сторонники Троцкого решительно отвергали соображения Смирнова, продолжая надеятелься на примирение с руководством партии, в частности со Сталиным, когда он и его группа вступят на "правильный путь", то есть признают правоту оппозиции. Все сторонники Троцкого, включая его самого, отвергали так назывемый "исторический троцкизм", то есть взгляды Троцкого до его вступления в большевистскую партию в 1917 г. Впрочем, в некоторых письмах и других документах содержались попытки показать, что между теорией перманентной революции, которую Троцкий пропагандировал в 1905 г., и ленинским подходом к революции существенных различий не было. Отдельные ссыльные, например, И.Я.Врачев, полагали, что в условиях 1928 г. критику "исторического троцкизма" следует попридержать, так как эта критика льет воду на мельницу сталинистов. Порой сторонники Троцкого нападали на децистов более ожесточенно, чем на сталинистское партийное руководство. В.М.Смирнова и других децистов обвиняли в "напыщенном кривлянии", в "слабом рассудке" и т. п. Последние отвечали тем же, называя все то, что произносилось по их адресу, клеветой и высокомерно отвергая "троцкистские благоглупости". Иначе говоря, и в ссылке оппозиционеры продолжали действительно оставаться большевиками со всеми свойственными этой породе людей ментальными характеристиками - догматизмом, цитатничеством, непримиримостью ко взглядам оппонентов, в том числе и, вероятно, особенно в собственной среде, стремлением навесить ярлыки, почти полной неспособностью к компромиссам и т. д. Документы свидетельствуют о том, что власти продолжали и усиливали репрессии в отношении сосланных оппозиционеров, о мелких придирках к ним, о стремлении властей до предела ограничить их переписку, о контроле за содержанием писем и т. д. Первый же публикуемый в этом томе документ - листовка "Позорная политика" от 1 октября 1928 г. - приводит ряд фактов на этот счет. Некоторое внимание в публикуемых материалах уделяется усиливавшимся разногласиям между сталинской группой и "правыми" - Бухариным, Рыковым, Томским (к числу правых без должных к тому оснований порой относили Калинина и Ворошилова). Правда, травля "правых" носила анонимный характер, фимилии их руководителей в докладах и речах сталинистов, а также в передовых и прочих статьях печатных органов не назывались. Но оппозиционерам (да и не только им) было отлично известно, кого именно имеют в виду всевозможные разоблачительные крикливые выступления. Представляет интерес предпринятый И.Т.Смилгой детальный анализ статьи Н.И.Бухарина "Заметки экономиста", которая вполне обоснованно характеризовалась как платформа правого крыла в ВКП(б), как "важнейший документ борьбы между правыми и центристами" (напомним, что центристами попрежнему именовали Сталина и его сторонников). Впрочем, далеко не все оценки ситуации в партийном руководстве были обоснованными. Нередко сторонники Троцкого явно недооценивали глубину расхождений между Сталиным, с одной стороны, и "правыми", с другой. Подчас в документах ссыльных оппозиционеров речь шла о якобы предстоявшем примирении"центристов" с "правыми", о "гнилом соглашении" Сталина с Бухариным и т. п. В одной из листовок оппозиционеров (октябрь 1928 г.) совершенно необоснолванно утверждалось: "То, что правые хотели бы сделать в короткий срок, центристы делают в рассрочку". В то же время, с другой стороны, оппозиционеры тешили себя оказавшимися совершенно неосновательными надеждами на примирение со сталинской группой. В их среди распространялись слухи о том, что члены "партийного руководства" пускают пробные шары в смысле возможного примирения с оппозицией и возвращения ее членов не только в партию, но и в руководящие органы. В этом смысле упоминалось имя Г.К.Орджоникидзе. Подчас даже самому Сталину приписывались такого рода разговоры. Не исключено, что они действительно имели место, но, разумеется, по чисто тактическим соображениям, особенно в условиях, когда в верхнем эшелоне власти не завершилась еще борьба между сталинистами и сторонниками более умеренного курса. Постепенно оппозиционерам становилось все более ясным, и это четко прослеживается по документам, что возвращение в партию возможно только на базе их полной капитуляции. Некоторые публикуемые материалы свидетельствуют, что оппозиционные группы в Москве, Ленинграде, Харькове, Киеве и некоторых других городах еще сохраняли определенное влияние, в основном в интеллигентской и студенческой среде. Приверженцы Троцкого все еще позволяли себе иногда открытые выступления на партийных собраниях, на собраниях коллективов предприятий и даже на улице. В некоторых случаях они имели возможность издавать нелегальные листовки и бюллетени. Но это влияние все более сокращалось и в силу преследований, и потому, что ссыльные лидеры оппозиции утратили непосредственный контакт со своими реальными и возможными сторонниками и, наконец, вследствие усталости и осознания бесперспективности дальнейшей борьбы в среде рядовых оппозиционеров. В то же время в отдельных документах, например, в листовках московских сторонников оппозиции, это влияние существенно переоценивалось. В статьях, письмах, заявлениях оппозиционеров можно найти массу фактов, характеризовавших реальное хозяйственное, социальное и политическое положение в стране, данные о государственной эксплуатации рабочих, о ситуации в партии, о ее все большем обюрокрачивании. Привлекает внимание один из документов ("Состояние денежного обращения и покупательной силы денег к началу 1928/29 г."), в котором можно найти довольно тонкий и профессиональный анализ финансово-денежной проблемы в СССР в 1927- 1928 гг. Здесь показаны крайнее напряжение в этой области, снижение покупательной силы денег, усиливавшаяся инфляция, усиление товарного голода на предметы первой необходимости и т. д. Обобщенные оценки можно обнаружить в статьях Л.Д.Троцкого, написанных в октябре-декабре 1928 г., - последних сохранившихся его документах, относящихся ко времени до депортации. В статье, посвященной 11 годовщине Октябрьской революции, Троцкий уделил много внимания противопоставлению Ленина нынешнему советскому руководству. Он уже четко формулирует, что в партии и в стране сложился и функционирует "сталинский режим". В обобщенном виде оценка положения в верхах партии к этому времени дана в его статье "Кризис право-центристского болока и перспективы". Здесь автор пытался обосновать своей тезис о "практике узурпаторства" на путях к "подлинному бонапартизму", которая характерна для группы Сталина, опиравшейся на "рабочую бюрократию". Весьма образным, но, по нашему мнению, не имевшим глубокого внутреннего содержания, было замечание Троцкого, что социальный хвост бъет по аппаратной голове сталинцев, имея в виду якобы усиливавшуюся угрозу капиталистического перерождения социально-политического строя в СССР. Особенно четко свою концепцию "рабочей бюрократии" как социальной базы режима Троцкий сформулировал в статье "О философских тенденциях бюрократизма". "...Каждый отдельный бюрократ, - говорилось здесь, - склонен рассматривать диктатуру [пролетариата] как ангела-хранителя, стоящего за его спиной". Троцкий полагал, что пролетарская диктатура в СССР все еще сохраняется, но деформируется бюрократическим слоем. О степени ненависти автора статьи к Сталину можно судить хотя бы по следующему высказыванию: "Внешне бюрократическая бесцветность его речей и статей так же мало прикрывает его задыхающуюся ненависть ко всему, что превосходит его уровень, как сталинская мысль, как скорпион, нередко ранит себя самое ядовитым хвостом в голову". Иначе говоря, лидер оппозиции, а вслед за ним и его приверженцы, осознавая, что "в датском королевстве" далеко не все в порядке, все еще утешали себя догматическими соображениями в духе ленинских установок и надеждой на возможность восстановления подлинной "пролетарской диктатуры", которая на самом деле никогда не существовала. Упомянутые статьи, между прочим, свидетельствуют о постепенных подходах Троцкого к будущей книге о Сталине. В них, в частности, можно встретить блестящий, бескомпромиссный анализ сталинской риторики. Правда, лидер оппозиции не ставил вопроса о том, насколько соответствовала эта риторика реальным замыслам генсека, действительно ли она свидетельствовала о посредственности сталинского ума, как полагал Троцкий, или же была средством не столько выразить, сколько скрыть реальные замыслы. Нам представляется, что Сталин был значительно более сложным историческим персонажем, нежели тот образ, который складывался и упрочивался в сознании Троцкого2. Как и в предыдущих томах, в предлагаемом томе публикуются некоторые документы официальных партийных органов, в том числе секретные, которые передавали оппозиционерам их тайные симпатизанты. Среди них информационные сводки Московского комитета ВКП(б), которые свидетельствуют о настроениях в рабочей среде на разных предприятиях столицы. Сводки дают представление о том, что к осени 1928 г. сторонники Троцкого все еще сохранили определенное влияние среди рабочих. Две сводки специально посвящены "троцкистским" выступлениям, в частности в связи с одиннадцатой годовщиной Октября. Надо, однако, сказать, что в некоторых случаях партбюрократы "дули на холодное", в ряде случаев представляя в качестве оппозиционных выступлений простые проявления недовольства. Значительно меньшее число документов, нежели те, которые были опубликованы в предыдущих тома, посвящено международному положению и зарубежному коммунистическому движению. Общая позиция партийного руководства в этих вопросах Троцким также характеризовалась как "центризм". Он утверждал, что левизной центру "удавалось щеголять только в рамках политической обыденщины". В статье "Пакт Келлога и борьба за мир" (декабрь 1928 г.) Троцкий формулирует и пролностью одобряет двойственность и по существу дела лицемерный характер советской внешней политики - агрессивный по линии Коминтерна и соглашательский по линии Наркоминдела. В то же время он жестко критикует конкретные проявления этой политики, в частности присоединение СССР к пакту Бриана-Келлога об отказе от войны как средства национальной политики. Специфическая ситуация в зарубежных компартиях освещается только в одном документе - письме Троцкому из Берлина (первая половина ноября 1928 г.). Явно преувеличивая, автор высказывал мнение о распаде Коминтерна, но и об оппозиционных коммунистических группах в Германии, Бельгии, США высказывался весьма критически. Письмо дает некоторое представление о взаимоотношениях между отдельными руководящими лицами как в компартиях, так и в противостоявших им комунистических группах. В качестве приложения в томе публикуется брошюра (сборник статей и документов) Л.Д.Троцкого "Новый курс", изданная малым тиражом в конце 1923 г. и связанная с принятой 5 октября того года резолюцией политбюро ЦК РКП(б), содержавшей критику борократизма в партии. Ознакомление с текстом брошюры (отдельные ее части автор называет то статьями, то главами), как нам представляется, будет способствовать лучшему пониманию тех споров и дискуссий, которые происходили в советской компартии в условиях нэпа, и участию в них Троцкого и его сторонников. Текст брошюры печатается по архивному оригиналу, который несколько отличается от опубликованногго и более полон. Отдельные места, не вошедшие в публикацию 1923 г., в архивном подлиннике не сохранились. В томе они обозначены отточиями в квадратных скобках. Том публикуется в соответствии с теми археографическими методами, которые были определены в предыдущих томах издания. Редактором-составителем тома является доктор исторических наук Ю.Г.Фельштинский. Основная археографическая работа (подготовка введения, составление примечаний и указателей, приведение текста в соответствие с современным русским языком) проведена Ю.Г.Фельштинским и доктором исторических наук Г.И.Чернявским. В работе над томом принимали также участие доктора исторических наук А.В.Панцов (Коламбус, США) и М.Г.Станчев (Харьков, Украина). Документы тома, хранимые в Хогтонской библиотеке Гарвардского университета (США), публикуются с любезного разрешения администрации Хогтонской библиотеки. ПОЗОРНАЯ ПОЛИТИКА Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Москва, 1 октября 1928 года Число сосланных большевиков-ленинцев приближается к тысяче. Верность ленинской линии оплачивается дорогой ценой. Товарищи, отдавшие свою жизнь и здоровье делу революции, старые большевики-подпольщики, герои Красной армии, участники Октября снова брошены в дебри сибирской тайги, к пустынным границам Китая и Афганистана. ГПУ не довольствуется тем, что осуждает ленинцев на медленную физическую смерть. Непрекращающиеся издевательства, бессмысленные и бесцельные -- таков удел товарищей, сохранивших верность ленинизму. Мы не знаем и сотой доли того, что приходится переносить ссыльным товарищам. Письма не доставляются. Телеграммы протеста, в том числе и адресованные в ЦК ВКП или в прокуратуру, задерживаются местными органами ГПУ. Но и те отдельные факты, которые вам известны, говорят о неслыханном режиме ссылки, в которой находятся большевики-ленинцы (оппозиция) в СССР. Приведем несколько примеров: Тов. Зарге выслан в Обдорск, за полярным кругом. Выслан туда по этапу, вместе с ворами, убийцами, спекулянтами. По дороге побывал в десятке тюрем и изоляторов, причем в одном только Свердловском изоляторе провел свыше месяца, ночуя под нарами из-за недостатка места. Отобраны и не возвращены все его вещи, в том числе часы, полученные в Красной Армии, как боевая награда. В своем заявлении, поданном в ЦК ВКП, т. Зарге пишет: "... Те, кто осуждены по 107 статье (спекулянты), при всех условиях, даже при конфискации имущества, пользуются покровительством советской тюремной и гепеусской администрации. Поездка в ссылку без конвоя, "за свой счет", получение за плату ресторанных обедов, покупка мест на нарах у "шпаны", полная обеспеченность. Шпионам, растратчикам, взяточникам разрешены частые свидания, переписка, передача денег. Оппозиционеры всего этого лишены". Вот к каким выводам пришел т. Зарге, понаблюдав советские тюрьмы. Не менее возмутительна история, разыгравшаяся в селе Кудымкор (Урал). Когда к одному из сосланных туда товарищей приехала жена (член партии), то ей предложили немедленно уехать. Товарищу даже не позволили проводить ее до станции, хотя такое разрешение было выдано одной участнице взрыва партийного клуба в Ленинграде. Когда четверо кудымкорских ссыльных-большевиков (Вязниковцев и др.) пожаловались на неслыханную грубость и беззаконные поступки заведующего почтой (матерная ругань, отказ выдать полученные письма и пр.), то вместо того, чтобы одернуть зарвавшегося самодура, жаловавшихся т[оварищей] предали суду и приговорили к году тюремного заключения за оскорбление начальства. Пока этот неслыханный приговор был отменен по приказанию из Москвы, товарищам пришлось проделать несколько сот верст по этапу и отсидеть 2 месяца в тюрьме. Один из организаторов московского восстания в октябре 1917 г. тов. В.М.Смирнов приговорен к тюремному заключению за 5-минутное опоздание на регистрацию в ГПУ. Комсомолец т. Грязнов, сосланный в глухое село Тобольского округа, лишен пособия и фактически обречен на голодную смерть. Тяжелобольных: старейшего большевика, политкаторжанина Виленского-Сибирякова, руководителя КИМа тов. Вуйовича и многих других сослали в места, где отсутствует достаточная медицинская помощь и не разрешают даже кратковременной отлучки с места ссылки (Крайний Север) для лечения. Эти примеры бессмысленных издевательств, нелепых жестокостей и тупого бюрократизма -- только малая часть того, что происходит в действительности. Бессовестно лжет тот, кто говорит, что такая политика вызывается интересами Советской страны. Наоборот, она подрывает авторитет СССР в глазах всего мирового пролетариата. Она отталкивает рабочих, которые вместо классовой политики видят поблажки арестованным спекулянтам и жестокую расправу с рабочими-большевиками. Нынешнее руководство помиловало шахтинских контрреволюционеров на том основании, что они-де еще принесут пользу Советской Власти, хотя совершенно непонятно, в чем проявится полезность этих предателей. В то же время сотни большевиков, которые действительно понадобятся в тяжелый момент и партии и рабочему классу, которые, не в пример единогласно голосующим чиновникам, грудью станут защищать СССР от врагов, 90% ссыльных, либо подпольщики, либо участники гражданской войны, -- эти большевики обречены на медленное умирание в далекой ссылке. Милости -- шахтинцам и расправа с большевиками-ленинцами -- вот линия нынешнего руководства. Это линия, сползающая с пролетарских позиций. Эта линия ведет к термидору. Революционный рабочий должен напрячь все силы в борьбе против этой гибельной линии. Требуйте прекращения бессмысленных издевательств и репрессий. Требуйте возвращения ссыльных большевиков. И. ВРАЧЕВ1. ПИСЬМО К. РАДЕКУ Вологда, 2 октября 1928 г. Дорогой Карл Бернгардович! Как писал уже в открытке тотчас по получении Вашего письма от 16/IX, я тоже смеялся, читая Ваше письмо. Да и как не смеяться. Вы объявляете меня противником реформы и сторонником... второй революции. Я уже писал Вам в открытке, что это так же основательно, как и обвинение нас с Вами в социал-демократизме. Впрочем, давайте сначала устраним то, что основано на недоразумении. Вы пишете, будто я ссылаюсь на неизвестное Вам письмо нашего друга к Л[ьву] Д[авидови]чу, которое я определяю как "пятаковское с оттеночком сафаровщины". В конце письма Вы возвращаетесь к этому же вопросу, заявляя, что "на основе критики" нельзя "в дальнейшем болтать о подготовке пятаковщины". Если бы Вы прочли более внимательно то, что я писал, то в Вашем письме не было бы таких строк. В самом деле. Я писал Вам: "Вы совершенно справедливо говорили о влиянии децистов в нашей среде. Верно, это есть, как есть у нас и влияние пятаковщины и даже сафаровщины. А Вы, как будто, этого не замечаете. Я допускаю, что когда Вы писали свое письмо, то Вам не все было известно по этой части. Теперь-то Вы, надеюсь, осведомлены о настроениях Ищенки, Теплова, Серебрякова, а главное, знаете наверно, что наш известный и влиятельный друг2 прислал Л[ьву] Д[авидови]чу [Троцкому] письмо, по оценке Л.Д.[Троцкого] "совершенно предпятаковское с оттеночком сафаровщины"". Таким образом, не я оцениваю письмо нашего друга как пятаковское, а Лев Дав[идович], и притом не как пятаковское, а как предпятаковское. Ввиду важности вопроса я приведу более расширенную цитату по этому вопросу; Лев Дав[идович] пишет А. Г. Белобородову: "...От нашего приятеля... получил я из Москвы неслыханное письмо, совершенно предпятаковское с оттеночком сафаровщины. Меня даже слегка стошнило..." "Письмо мое от 9/5 писалось так, чтобы дать ему возможность отступить без полемики. Возможно, что это была ошибка, истолкованная им как "колебание". Во всяком случае, он зашел далеко..." К сожалению, письма этого у меня нет, и я не могу указать даты; приведенное же выписано из письма тов. Белобородова. Согласитесь, дорогой друг Карл Бернгардович, что Вы зря подозревали меня, если не в распространении неверных сведений, то скороспелых и легкомысленных выводов. Я достаточно уважаю того, о ком идет речь, чтобы распространять о нем сплетни. Я бы не стал даже затрагивать вопроса, если бы сведения не исходили из столь авторитетного источника. Да, наконец, я бы не стал распространять сомнительных сведений и в силу политической вредности этого. Скажу больше. Даже об этом документально мне известном факте я до сих пор сообщил только Вам и Льву Семеновичу. По этим же соображениям я намеренно ничего не писал Вам и Леониду Петровичу, несмотря на то, что после личной беседы с ним мне стало ясно, что он уже отошел от нашего движения, по крайней мере, на данной стадии. Как видите, я в этих вопросах очень лоялен (может быть, даже больше, чем следует). А теперь перехожу к основному вопросу. Вначале я думал, что мне придется пространно отвечать Вам, благодаря чему и задержался с ответом на целую неделю. Но сейчас я не вижу потребности в большом количестве строк. Вы пишете: "поскольку мы стоим на точке зрения реформы, а не революции, то без того, чтобы в самой партии и даже в аппарате нашлись силы, борющиеся за реформу, никакой реформы быть не может". Отвечаю: я с этим согласен. Да и нельзя не согласиться с этим потому, что мы делаем ставку не на потрясения или катастрофы, не на вторую революцию, а на исправление политики посредством партийной, а через это и государственной реформы. Только так стоит вопрос. Вы помните примеры Льва Давыдовича с Перселем. Да, мы Персели советского государства. Цепь нынешнего политического режима в Англии проходит через такие звенья: Чемберлен, Макдональд, Персель. Макдональд без Перселя ничто. Персель связан с массами, но Персель -- реформист. Когда всеобщая стачка в Англии грозила превратиться в большой революционный пожар, Персель помогал Макдональду тушить этот пожар. Так и мы. Мы говорим, что происходит сползание с рельс пролетарской политики, что пролетарская диктатура у нас, испытывая жесточайшее давление чуждых классов, значительно ослабляет силу своего сопротивления, что все это таит в себе величайшие опасности, но т[ак] к[ак] мы не считаем, что давление капиталистических сил уже привело к перерождению власти, к утрате ее рабочего характера, то мы не зовем пролетариат к новой революции и боремся за реформу. Так мы ставим вопрос не из дипломатии и трусости, конечно, а из глубокого нашего убеждения, что дело поправимо. Стало быть, мы реформисты. Всякий, кто по этому основному вопросу держится иного мнения, кто, подобно друзьям Вл.М.Смирнова, считает, что основные процессы (которые развиваются пока как подспудные, о которых мы предупреждали и предупреждаем партию и рабочий класс) уже завершены, что ВКП стала оппортунистической партией и что над ней надо поставить крест, -- он не может считать себя выразителем взглядов оппозиции и должен или стать на нашу точку зрения, или уйти к Вл.Смирнову. Так смотрю я на этот вопрос. Но есть ли, спрашивается, в нашей среде люди, расценивающие положение вещей так, как только что сказано. Да, есть. Но, по-моему, это одиночки, а по-вашему, вся наша молодежь. Вот здесь у нас с Вами разногласие есть. А когда Вы пытались заподозривать меня в ультралевизне, то ведь это же, право, смешно, и на этом можно не останавливаться. Надо ли бороться с носителями не наших (и опасных) взглядов. Безусловно, надо. И я веду посильную борьбу. Но отсюда, от борьбы с отдельными, сбивающимися с правильной линии товарищами до отрицания правой опасности в наших рядах, когда мы стоим накануне тяжелого удара именно с этой стороны (отход Л.П.С[еребрякова], эволюция взглядов Е.А.[Преображенского]), до намеков на заигрывание Л[ьва] Д[авидови]ча с молодежью до перспектив "секты ленинцев" (В.А.)3, до "опасности ревизии Ленина слева" и пр. и пр. -- далеко. Вот здесь-то и заложены наши с Вами расхождения. Вы пишете, что я, по-вашему, должен был бы "признать опасность и слева и справа". Совершенно правильно. И я это признаю и в письме, на которое Вы отвечаете, об этом писал. А вот Вы, как я уже Вам заявлял, признаете только опасность "слева" (с моей точки зрения, сильно преувеличивая ее) и совершенно не замечаете опасности справа. Кстати, Вы пишете: "На мое утверждение, что у нас в оппозиции опасность слева, а не справа, Вы отвечаете совершенно по-детски указанием на колебания товарищей Ищенко и Теплова и на неизвестное мне письмо... к Л.Д. [Троцкому], которое Вы определяете как совершенно "пятаковское с оттеночком сафаровщины". На это я Вам скажу: прежде всего почему-то Вы опустили стоявшее у меня имя Серебрякова, а затем почему это перечисление в подтверждение существования левой опасности трех имен Вами не является "детским указанием", а перечисление мною -- да является (как говорят местечковые евреи). В письме к тов. Абрамскому Вы говорите о том, что Лев Дав[идович] не видит опасности ультралевизны и не хочет с нею бороться. Это не совсем верно. Когда Л. Д. [Троцкий] из письма в письмо разъясняет, как должна относиться оппозиция к тому, что сейчас происходит, когда он пишет "Что же дальше?"4, с которым Вы солидаризируетесь, и заявление конгрессу, которое Вы подписываете, то это, по-моему, и есть (наряду с другим) борьба с ультралевизной. В одном из своих писем Л. Д. [Троцкий] пишет: "Сдвиг в политике ВКП и К[оммунистического] И[нтернационала] будет иметь крупнейшее значение и может стать даже исторической вехой". "...Недопустим формально отрицательный подход к левому сдвигу: "ничего, мол, не произошло, одни махинации, все останется по-прежнему"". "Нет, произошли и происходят крупнейшие события: сдвиги в партии отражают глубокие сдвиги в классах, многое говорит за то, что накопившееся количество готовится перейти в некоторое новое качество. Конечно, в этом процессе будут еще свои подъемы и спуски. Но ясно одно: даже и немногочисленные кадры, если они вооружены ясным пониманием обстановки в целом, если они насквозь проникнуты пониманием своей исторической миссии и если они в то же время умеют или учатся пойти в ногу с прогрессивным движением в партийной массе и рабочем классе... такие кадры могут сыграть в нынешнем и в неизбежном переломе решительную роль" и т. д. в таком же духе (из письма Л. Д. Троцкого от 17 июля с. г.)5. Разве это не борьба с "левой опасностью"? Я допускаю, что Л[ьву] Д[авидови]чу просто неизвестны вывихи отдельных товарищей и что, если бы до него дошли такие письма, как письмо к Вам Нечаева, Рубашкина и др[угих], то он реагировал бы на них соответствующим образом. Далее, Вы указывали на то, что Лев Д[авидович] в своем заявлении конгрессу "не дотронулся до самого главного проверочного средства левого курса, а именно: положения рабочего класса". Справедливое указание. Но я думаю, что Л.Д.[Троцкий] не по несогласию или забывчивости не включил этого вопроса в свой документ, а в силу общей нашей беды. Ведь мы очень мало знаем, вернее ничего почти не знаем о материальном и бытовом положении рабочих. Я вот видел Ваше письмо, в котором Вы зло ругались по этому поводу. Целиком поддерживаю Вас в данном случае. Это, пожалуй, все, что я смог высказать в ответ на Ваше письмо. Когда я писал, я не собирался ни увертываться, ни играть в прятки. Есть ли здесь что-либо не наше, "децистское" или от какого-нибудь самобытного "уклона" от общей нашей линии, -- судите сами. Вы прилагали копии Вашего письма товарищам Абрамскому и Рубашкину. Я, в свою очередь, разошлю их некоторым нашим друзьям. Кстати, с письмом Вашим Рубашкину, высказавшемуся за организацию второй партии, я целиком и полностью согласен, чего не могу сказать о письме Абрамскому, с рядом мест которого я не согласен. Что же касается Вашей работы о демократической диктатуре, то, не входя пока что в оценку ее по существу, должен откровенно заявить, что мне не нравится самый факт появления этой работы и тем более в данное время. Простите, друг, но Вы, по-моему, надумываете опасность ревизии Ленина слева. Такой опасности у нас нет. А вот опасность от самой постановки этого вопроса -- неоспорима. Ведь т[ак] наз[ываемый] "исторический троцкизм" является главным пугалом в руках наших противников и той удочкой, на которую ловятся не только простаки из "монолитчиков", а иной раз и наши единомышленники. Нельзя забывать и того, что все отходящие от оппозиции начинают с указания на "возрождение исторического троцкизма", а докатываются до проработки нас в стиле Стецкого и Марецкого, Слепкова и Ярославского. Вам ведь хорошо известно, что никто из нас нигде и никогда не солидаризировался со взглядами Льва Дав[идовича] в период первой революции и никто из нас не считал себя хотя бы в какой-нибудь степени ответственным за теорию "перманентной революции". Так на это смотрел и сам Л.Д.[Троцкий]. Только Вы составляли исключение и публично защищали дооктябрьскую концепцию тов. Троцкого. И я очень жалею, что именно Вы начали воскрешать старые и так "проработанные" в последние годы разногласия по вопросу об оценке движущих сил революции. Я глубочайше убежден, что Вы совершили большую ошибку, т. к. не сомневаюсь, что Ваша "переоценка ценностей", вернее заявление об этой переоценке, да еще с намеками на "ревизию Ленина слева" принесет величайший вред нашему движению. Ну теперь все. Ежели что не понравилось, не сетуйте на меня. Я знаю, что Вы там порою не особенно хорошо себя чувствуете, но политика ведь такая штука, которая требует от людей, даже и спаянных общностью основных идей и совместной борьбой, -- крепких нервов. Вы ведь это отлично знаете. Если Вы не обременены очень -- пишите и уж во всяком случае засылайте копии своих писем и текущих работ. Я буду рад получить все это и обещаю, как и раньше, по мере возможности, знакомить с Вашими письмами товарищей, состоящих со мною в переписке (не говоря уже о товарищах по колонии). Также обещаю и делиться с Вами всякими новостями. С нетерпением буду ждать Вашей китайской работы. Кстати, о Вашей работе. Я давно собирался сделать на этот счет предложение. Почему бы Вам, по примеру Льва Дав[идовича], не заняться в промежутках между основными работами воспоминаниями. У Вас ведь счастливая революционная участь, и Вы о многом можете рассказать. Если бы Вы взялись за эту работу, то у Вас вышли бы не голые мемуары, а полезнейшая книжка, в которой Вы сумели бы осветить как историю революционного движения в период развития и распада соц[иал]-демократии, возникновения и развития современного коммунизма в основных странах, так и вопросы стратегии и тактики пролетарского авангарда. А это было бы в высокой степени полезно. Вы ведь в своих письмах часто ссылаетесь на опыт тех или иных партий последних десятилетий, а между тем исторические примеры, на которые Вы указываете сплошь и рядом, многим товарищам неизвестны. Так бывает не только тогда, когда речь идет о предвоенном периоде или более поздних, но иной раз и тогда, когда в пример берутся отдельные этапы в борьбе за коммунизм в послеоктябрьский период. Чтобы не быть голословным, укажу, что мне приходилось сталкиваться с рядом наших товарищей, считающихся вполне подготовленными и занимавшх более менее видное положение в наших рядах, которые, однако, или не знали, или совершенно забыли даже такие этапы в развитии Коминтерна (я бы сказал, и в развитии наших взглядов), как III конгресс Коминтерна с его борьбой с теорией офензивы, основанием тактики единого фронта и пр. А вопрос германской революции, опыт Венгрии, Баварии, Саксонии, Болгарии, Эстонии и пр. и пр. Меня очень обрадовало, что Лев Дав[идович] в своей критике проекта программы К[оммунистического] И[нтернационала] все эти вопросы не только поставил, а и осветил светом марксистской критики. Но этого еще недостаточно. И Вы бы смогли написать много полезного. Право же, принимайтесь за такую работу. Наша колония, кстати сказать, в настоящее время пополнившаяся еще на два человека (теперь нас 6 человек), шлет Вам привет, а я, помимо привета, обнимаю Вас крепко. Ваш И.Врачев Какое-то "страшное" письмо писали Вы в конце августа Вуйовичу. До меня дошли слухи. Не найдете ли возможным сообщить? К ТОВАРИЩАМ ГРУППЫ "15" Дорогие товарищи! До нашей Воронежской группы ссыльных оппозиционеров дошло письмо тов. Сапронова от 5/VIII, адресованное тов. Нечаеву, и выдержки из письма тов. В.М.Смирнова, относящегося, очевидно, к тому же периоду. Ознакомившись с этими письмами и всесторонне продумав выдвигаемые в них положения, мы считаем своим революционным долгом сказать вам следующее. 1. Никогда еще с момента Октябрьской победы страна диктатуры пролетариата не была в большей опасности, чем в переживаемый период. Мы стоим перед фактом трусливой капитуляции высших органов партии и соввласти перед капиталистическими силами, возросшими на дрожжах оппортунистического руководства. Лишь этот грозный факт и общее к нему отношение может быть в данный момент решающим критерием для определения дальнейших путей оппозиции и для создания соответствующих политическим задачам взаимоотношений между отдельными оппозиционными течениями. 2. Мы считаем, что на данном историческом этапе наши принципиальные разногласия имеют больше политических предпосылок к изживанию, чем к дальнейшему нарастанию. Ликвидировать между собой несущественные ныне политические счеты прошлого для революционного дела будущего -- первейший долг оппозиции. Такое сознание живет в среде большевиков-ленинцев, и мы уверены, что оно разделяется всеми товарищами, примыкающими к группе "15". Высказанное нами положение находит свое подтверждение также в начальной части письма тов. Сапронова к Нечаеву от 5/VIII, где он пишет: "Ты пишешь "если бы удалось нам сговориться насчет одной общей позиции. Никаких других причин к раздельному существованию больше не имеется" -- совершенно правильно. И желание оппозиционеров к этому есть -- тоже правильно". Из приведенных строк письма тов. Сапронова мы видим, что он считает даже возможным подтвердить несколько преувеличенное в настоящий момент утверждение Нечаева о полном отсутствии причин к раздельному нашему существованию. Какие же, однако, шаги предпринимает тов. Сапронов и его ближайшие друзья из группы "15" для ликвидации бепринципного раздельного существования двух родственных оппозиционных групп? На этот вопрос остальная часть его письма дает неожиданный и довольно-таки безотрадный ответ. Не формулируя сколько-нибудь существенного пункта принципиальных, организационных или тактических расхождений между большевиками-ленинцами и группой "15" на данной стадии развития политической борьбы, автор письма тем не менее ухитряется в излишне возбужденном тоне цепляться за устаревшие эпизоды, чтобы резко противопоставить себя другим и сердито поругивать руководителей нашей оппозиционной группы, позволяя себе даже прибегнуть к методам полемики, часто применяемым бухаринской гвардией и верноподданническим сталинским аппаратом. Очевидно, из своего горячего стремления прекратить беспричинное раздельное существование тов. Сапронов решается в своем письме утверждать, что наши вожди не желали подачи общего заявления конгрессу, что наши вожди ориентируются лишь на левый курс, что тов. Троцкий желает брать ответственность за левый курс, что у нас много противоречий между оценкой состояния партии и нашей дальнейшей ориентацией на нее, между стремлением защиты платформы и нашего отказа от фракций, что наша группа игнорирует "раб[очий] вопрос" и даже, представьте себе, что мы против восстановления группы "15" в партии и против возвращения ее из ссылки. Так по существу выглядит аргументация тов. Сапронова против раздельного нашего существования. Для тов. Смирнова же вопроса о прекращении войны не только не существует, но, напротив, он как бы весь озабочен еще большим разжиганием и обострением ненужной драки. Тов. В.М.Смирнов в своем артиллерийском наскоке, исключающем всякие элементы политической честности и добропорядочности, называет заявление тов. Троцкого конгрессу капитулянтским, своим признанием левого курса поддерживающим мелкую буржуазию и т. п. смертные грехи. Если бы все эти приведенные характеристики, а особенно характеристики тов. Смирнова, не представляли собой обычной демагогии, клеветы, подтасовки, грубой фальсификации, пустого напыщенного кривляния и сплошной истерии, то мы в действительности имели бы неопровержимые аргументы за сохранение раздельного существования, а не обратно. Справедливый анализ всех этих измышлений разоблачает без остатка всю их беспочвенность и показывает нам всем, что если в природе и не имеется реальных мотивов для раздельного существования, то у некоторых имеются сильные стремления к беспочвенным политсклокам, парализующим здоровое полит[ическое] развитие и желаемое большевистское единство. 3. Об общем заявлении конгрессу. Только при слабом рассудке и полном беспамятстве можно выдвигать обвинение в нежелании выступать с общим заявлением конгрессу. Условия ссылки не только исключали возможность серьезной согласительной работы между нашими течениями в предконгрессовский период, но исключали даже возможность даже какой бы то ни было договоренности между руководителями одной и той же группы. Появление отдельного заявления со стороны наших товарищей Смилги и Радека, снявших его по ознакомлении с заявлением тов. Троцкого, достаточно характеризует техническую сторону этого дела. Кто же не знает, что огромное большинство наших товарищей присоединилось к документам тов. Троцкого только на основании одной заключительной части заявления и с остальными частями его ознакамливалось фактически уж во время, а часто после конгресса. Кто же