бывший муж. Оказывается, там у них совершенно не считается
зазорным, если муж ходит на базар и прекрасно готовит. Лучшие повара -
мужчины, а к шашлыку они женщин вообще не допускают. Так вот: я беру
несколько маленьких синеньких (в Баку их называют смешно - демьянки), пару,
другую крепких помидор, кислых яблок и болгарских перцев. Вырезаю из них
серединки и все эти фрукты-овощи начиняю фаршем. Фарш делаю из смеси
говяжьего и индюшачьего мяса (это в местных, израильских условиях, в
оригинальном варианте предпочитают парную баранину), много зелени -
петрушки, кинзы и лука. Закрываю нафаршированные овощи их же крышечками,
укладываю в один ряд на противень или на большую глубокую сковороду и
посыпаю сверху тем, что вырезала из середины овощей и крупными кольцами лука
- это для сока. Добавляю немного масла, закрываю крышкой и на два часа на
медленный огонь. Ничего не мешаю. Через два часа открываю крышку. Вид -
настоящий Пиросмани. А запах! Нет, решено, приеду домой и приготовлю, а то
это просто безобразие, кормиться в столовке для наркоманов. А насчет
расследования - это пусть мисс Марпл занимается, она одинокая старая дева,
хотя я отношусь к ней с большой симпатией. Я, слава Богу, молодая здоровая
женщина - буду готовить. Тем более, что Денис должен придти, ужинать и
любить. Кстати о Денисе, он хотел придти пораньше, чтобы вместе идти в
полицию...
Я набрала его служебный номер:
- Денис, привет. Я уже встретилась с Борнштейном, так что в полицию
идти не надо.
- Где это ты успела? - подозрительно спросил он.
- Он нашел меня в Тель-Авиве, в психиатрической лечебнице, - торопливо
объяснила я.
- Где-где? - спросил после заметной паузы Денис. - В какой лечебнице?
- Ну... Ну, неважно, - я сообразила, как со стороны выглядело мое
объяснение. - Неважно, следователь был там на совещании.
- На совещании в дурдоме? - недоверчиво переспросил Денис.
- Да не в дурдоме! - рассердилась я. - В Тель-Авиве. Это я была в
дурдоме. Пока меня там кормили обедом, доктор вызвал за мной следователя, а
тот как раз поставил мой телефон на прослушивание... - тут я замолчала,
потому что из сказанного уж точно можно было сделать вывод о совсем
неслучайном моем пребывании в психиатрической лечебнице.
По-моему, Денис именно такой вывод и сделал.
- Хорошо, - сказал он осторожно, как будто разговаривал с больной. -
Все прекрасно, я понял. У тебя был тяжелый, нервный день. Ты, пожалуйста,
поезжай домой. Не торопись, будь внимательно. И отдохни. Как следует
отдохни, расслабься. Я после работы сразу же приеду к тебе. Договорились?
- Договорились, - послушно ответила я.
- Ну, вот и славно. Целую, бай, - он повесил трубку.
"Но мне еще нужно заскочить на работу!", - хотела сказать я. Не успела.
Ладно, постараюсь не задерживаться.
"Сразу к тебе", - это подразумевается, не заезжая домой. Значит его
надо будет накормить и достать из шкафа его домашнюю майку. Ладно, иногда
это даже приятно. А вот его мама будет недовольна. У нее вечно сморщенный
носик, как будто она постоянно к чему-то принюхивается.
Тем временем, я уже была в Ашкелоне. Время близилось к пяти и так как
не нужно было идти с визитом в полицию, я решила заехать на работу. Все
равно я ничего не успевала, так, что возьму несколько документов домой для
перевода.
Здание, в котором я имела честь снимать контору, гудело как
потревоженный улей. Около опечатанной двери покойного психоаналитика стояла
группа зевак и возбужденно спорила. Мне не удалось проскочить мимо. Увидев
меня, кто-то крикнул: "Вот она!" - и меня обступила плотная толпа
любопытствующих.
"Да-а, - подумала я, - называется, поработала..."
На меня посыпался шквал вопросов:
- Это правда, что ты нашла тело? - спросила пухленькая секретарша
местного адвоката. - Говорят, за тобой гнался убийца с пистолетом?
- И не с пистолетом, а с ножом, - компетентно добавил кто-то.
- Это его ревнивый муж зарезал, - веско сказал еще одна девица из
маклерского бюро, - Коган, мир праху его, был любитель приводить дамочек в
кабинет. У него там кушетка удобная.
- Сама, что ли, пробовала? - ехидно поинтересовалась подружка.
Я взмолилась:
- Слушайте, имейте совесть, я целый день моталась по делам, дайте сесть
и перевести дух.
Меня пропустили в мой кабинет, но я, конечно, зря надеялась, что все
останутся за дверью. Наш народ тактом не обижен. Конечно же, вся небольшая
комната тут же была заполнена народом.
- Ну, рассказывай! - с нетерпеньем сказала одна из секретарш.
Честно говоря, я люблю быть в центре внимания, например, когда у меня
платье сногсшибательное, или когда из отпуска выхожу. Но сейчас, после того,
как уже несколько раз уже возвращалась к этим, леденящим душу, подробностям?
Ну уж нет, увольте. И я попыталась сократить свое повествование:
- Да что говорить, вернулась за зонтиком, у него свет горит, я зашла -
он лежит, вокруг кровь... - в таком телеграфном ритме я попыталась
закончить, но не тут-то было.
- Ты подробнее, - сказал маклер Додик, сидя на краешке моего стола.
Я вдруг разозлилась:
- Слезь со стола, - рявкнула я на него,- тоже мне, желтая пресса
нашелся - подробнее, - передразнила я его, - говорю же, лежит, рядом
магнитофон пустой валяется, я и побежала к себе полицию вызвать. Потом
полицейские пришли, тело упаковали и вынесли. Вот и все. А теперь валите
отсюда, мне работать надо.
- Скучный ты человек, Валерия, - разочарованно протянула пухленькая
секретарша, я все время забываю, как ее зовут, - неинтересно рассказываешь.
Я бы, такое увидев, со страху бы умерла.
- Вот-вот, - подхватила я, - и в этом состоянии очень бы все красиво
рассказала. Все, давайте по конюшням.
- Пошли, Додик, - она потянула маклера за рукав и вся толпа вывалилась
из кабинета в коридор.
Вся, да не совсем. В углу стояла незнакомая женщина, лет сорока-сорока
двух, одетая изысканно, в нежно-палевый шелковый костюм и кружевную
кофточку. Ее пальцы были унизаны перстнями, а в ушах переливались маленькие
жемчужины. Глаза покраснели, весь облик выражал сильное беспокойство.
- Вы к кому? - спросила я ее. - Если насчет вчерашнего происшествия, то
я не расположена говорить на эту тему.
- Я прошу вас, выслушайте меня, - взмолилась женщина.
- Садитесь, - сказала я, смирившись со своей судьбой.
Незнакомка мяла в руках мокрый, кружевной платочек.
- Дело в том, - начала она, - что я последней была вчера у доктора
Когана, и он записывал наш сеанс на магнитофон, - она прижала к носу
платочек и зашлась в рыданиях.
- Я не понимаю, чем я-то могу вам помочь? - я протянула ей стакан с
водой, но она даже не заметила его.
- Мой муж старше меня на пятнадцать лет, - сообщила она, глядя в пол, -
он занимает большой пост в Министерстве финансов. Последнее время он стал
невнимательным ко мне, раздражительным, и я подумала, что у него есть
любовница. Я не хочу с ним разводиться и ему не выгодно это, так как
несмотря на его большую зарплату, я имею свой собственный капитал и все
расходы по содержанию дома и прислуги лежат на мне. У нас большой
трехэтажный дом в Барнэа.
- Кстати, вы не представились, - перебила я ее.
- Ах, да, извините, - она порылась в сумочке и вытащила тисненую
золотом визитку. На ней было написано: Шарон Айзенберг, член правления
благотворительного фонда "Америка - терпящим нужду". Ниже были напечатаны
адрес, телефон, факс, в общем, все как положено.
- Госпожа Айзенберг, я все-таки не пойму, чем могу быть вам полезна? Я
всего лишь скромный переводчик с русского и английского, и никогда не
участвовала ни в каких фондах.
- Нет-нет, я не этого прошу у вас. Все дело в кассете, - она испуганно
взглянула на меня и снова уставилась в пол.
- В какой кассете? - это уже было выше моего понимания.
- Понимаете, обычно доктор Коган записывал все сеансы на магнитофон, -
объяснила госпожа Айзенберг. - И в этот раз тоже. Я была приглашена к нему
на последний сеанс, в шесть часов вечера. Он спросил, что меня мучает и я
рассказала о том, что муж холоден со мной. Мы поговорили на эту тему и мне
стало легче. Доктор посоветовал мне пообщаться с мужем нежно, но в то же
время прямо. Я согласилась, после сеанса поехала домой и начала с мужем этот
разговор. Видимо, что-то сделала не так, - она пожала плечами. - В общем, он
жутко вспылил. Наорал на меня, что я хожу ко всяким шарлатанам и выбрасываю
деньги на ветер, хотя я тратила на сеансы свои деньги. А когда он узнал, что
весь этот разговор был записан на пленку, то он просто стал невменяемым,
кричал, что я опозорила его и что надо немедленно забрать эту пленку. Мы
сели в машину и поехали обратно, к доктору, надеясь застать его в кабинете.
Я представила себе стареющего "мачо", у которого есть все: деньги,
престиж, уважаемая работа, дом с прислугой. У него только не стоит. И еще
дура-жена, которая при любом удобном случае тычет ему, что она богаче, и
треплется кому ни попадя, что он импотент. Есть с чего сойти с катушек.
- И что было дальше? - я с интересом посмотрела на собеседницу. Эта
история начала меня забавлять.
- Когда мы подъехали к зданию, там уже была полиция, доктора вынесли и
двое полицейских, проходя мимо нашей машины, один помоложе, другой постарше,
говорили о том, что жаль, что магнитофон оказался пустой, а то они бы
узнали, о чем перед смертью говорил доктор.
- И где же сейчас эта кассета? - спросила я .
- Как где? - госпожа Айзенберг удивилась. - У вас, конечно. Вы же нашли
тело. Отдайте мне ее и я заплачу вам хорошие деньги. Вы же все равно хотели
меня шантажировать. Все знают, что мы люди состоятельные.
Тут настала моя очередь удивляться:
- Что за бред? - я возмутилась не на шутку. - Зачем мне ваша дурацкая
кассета? Тогда уж вас будет шантажировать кто-нибудь другой, убийца,
например!
- Нет, он не мог ее забрать, иначе он бы испачкал магнитофон кровью, ее
там в комнате натекло много.
- Откуда вы знаете, что магнитофон не был испачкан кровью?
- Меня сегодня утром вызвали в полицию и спросили, была ли я на приеме
у доктора Когана. Я ответила, что была. И тогда они сказали, что кассеты
всех, кто был в тот день на приеме, валялись на полу возле тела, а моей не
было. И еще они сказали, что я была последней, преступник пришел сразу же за
мной... - тут она вдруг испуганно захлопала глазами. - Ой... - голос ее
мгновенно сел. - Я только сейчас поняла... Он же мог меня убить!... -
взвизгнула она так, что я подпрыгнула на месте. "Звонить доктору
Рабиновичу", - мелькнуло в голове.
Но мадам мгновенно успокоилась. Думаю, тот факт, что убили, все-таки,
не ее, а кого-то другого, прибавил ей оптимизма.
- И еще..., - прежним тоном закончила она, - что если бы преступник
захотел взять ее, то он бы запачкал магнитофон. А магнитофон был чистый и
пустой.
- Но если я бы взяла, то на нем остались бы мои отпечатки, - возразила
я, а про себя подумала: "Черт побери, я уже начинаю оправдываться."
Это меня разозлило и я сказала официальным тоном:
- Госпожа Айзенберг, прошу вас уйти. У меня нет вашей кассеты и нет
никакого желания вас шантажировать.
Дама встала и направилась к выходу. Мой взгляд упал на визитку, которую
я машинально крутила в руках.
- Постойте, госпожа Айзенберг, скажите, пожалуйста, ваш фонд
финансирует клинику "Ткума" для реабилитации наркоманов?
- Не помню, кажется да, - сухо ответила Шарон Айзенберг и вышла из
моего кабинета.
На кой черт мне лишняя информация?
После ее ухода я поняла, что никакой работы мне сегодня не выполнить.
Все! Не могу больше! Как там у классиков: " В деревню, к тетке, в глушь, в
Саратов!" Я закрыла дверь своей конторы и выбежала на улицу, быстро завела
"Сузуки" и попыталась выехать со стоянки. Какой-то идиот закрыл мне выезд.
Нахальный зеленый "Форд" стоял у меня перед носом, а водитель где-то шлялся.
Я так нажимала на клаксон, что сбежалась половина владельцев машин на этой
стоянке. Кое-как развернувшись, меня выпустили и я поехала домой, ругая всех
подряд: миллионершу с мужем-импотентом, владельца зеленого "Форда", себя за
умение попадать с переделки. "Сарочка, я сегодня вступил в партию. - Абраша,
ты вечно куда-нибудь вступаешь."
Дашки не было дома, на столе лежала записка, написанная корявыми
русскими буквами: "Мамочка, я у Юли, приду в семь, я ела суп." Идиллия. Нет,
хорошо, что ее нет дома, а то бы я на нее разоралась бы за что-нибудь,
например, что грязную тарелку оставила на столе, а не положила, хотя бы в
раковину. Нет, на детях разряжаться нельзя. Может быть боксерскую грушу в
коридоре повесить?
Я начала хозяйничать. Закинула пакет с фаршем в микроволновку
размораживаться и вытащила овощи. Благо, все в холодильнике было еще с
четверга. Обычно мы с Дарьей ездим раз в неделю на базар и затариваемся там
по макушку. Я люблю местные базары. Просто когда я вспоминаю крытые рынки
моего родного Питера, где все было привозное с южных краев и стоило бешеных
денег, я еще более начинаю уважать местное изобилие.
В первые дни, когда мы только приехали в Израиль, мы с моим бывшим
мужем ходили на базар каждый день. Просто кайфовали от этого цветного и
вкусового великолепия. Хотя Борису ( так зовут моего бывшего) было все
знакомо, он-то вырос на Кавказе, но последние годы он жил со мной, в
Ленинграде, и малость отвык от такого разнообразия. Тогда, в Израиле, мы
слышали русский язык только на базаре. Торговцы быстро смекнули, кто их
основной контингент покупателей и крики: "Памыдоры, полшекеля", преследовали
нас на всем пути нашего следования. Меня, помню, поразило, какой огромной
величины продавалась редиска. Ведь я видала до этих пор редиску, не больше
ореха. А тут она была величиной с грушу. Я подошла и спросила, почем одна
редиска? Продавец удивился:
- Где это покупают редиски поштучно? - чем меня жутко смутил.
А сейчас меня не смущают даже предложения:
- Госпожа, купите бананы, хорошие бананы, многоцелевого назначения!
На иврите эта фраза звучит раза в четыре короче.
Моя подруга, Ирит, прожившая в Израиле более тридцати лет,
рассказывала, что до начала большой репатриации в девяностом году, продавцы
базаров вышли на демонстрацию, так как израильтяне начали покупать все
больше в супермаркетах и не хотели идти на базар. Продавцы требовали
дотаций. Но тут грянуло большое переселение народов и все встало на круги
своя, разве что местные торговцы выучили пару слов на русском. Я иногда
ловила себя на мысли, что если не обращать внимание на ивритские надписи, то
всю эту базарную декорацию можно полностью применить, например к Гаграм, где
белесые отдыхающие из Жмеринки бродят между прилавками, прицениваясь, а
смуглые продавцы надрывно зазывают: "А вот апэлсыны, мед, а не апэлсыны!"
Кроме фруктов и овощей, на базаре можно купить парное мясо, одежду,
обувь, игрушки, компакт-диски. Я люблю рыться в огромных кучах дешевой
бижутерии и найдя какие-нибудь жутко разноцветные сережки до плеч, я прихожу
на работу, звеня, как коза с колокольчиком и демонстрирую их нашим девицам.
Денис называет меня сорокой, падкой на все блестящее, а я парирую, что если
он не хочет, чтобы я такое носила , пусть покупает мне золото-бриллианты. Я
недавно где-то прочитала, что Любовь Орлова обожала бижутерию и у нее был
целый мешок дешевых сережек. Ну если такая мадам себе позволяла, то чем я
хуже?
Дениса я на базар не беру. Он меня там раздражает. Вечно хочет
побыстрей все купить и свалить оттуда. А мы с Дашкой делаем несколько
кругов, прицениваемся, что-нибудь примеряем, пробуем. В общем, проводим
время с чувством, с толком, с расстановкой. Это наше, бабье царство. И если
она скажет, скривясь:"Нет, мамуля, это тебе не подходит", то я без сожаления
откладываю вещь в сторону.
Я уложила нафаршированные овощи на сковороду и поставила на огонь. Ну
все, можно пойти искупаться и привести себя в порядок.
Телефонный звонок прервал мои планы.
- Алло.
- Валерия, шалом, это Габриэль, - услышала я совсем невеселый голос
веселой секретарши Когана.
- Здравствуй, как дела?
- Меня вызывали в полицию, - зарыдала она в трубку, - а Чико забрали!
Пусть меня накажут, но при этих словах я почувствовала облегчение. Все.
Не надо больше ломать себе голову, выискивая убийцу, боятся собственной тени
- полиция знает, что делает. Убийца найден и все добропорядочные граждане
могут вздохнуть спокойно.
- Ну не нужно так, - сказала я, ведь надо было что-то сказать, - ты
можешь объяснить по порядку, что произошло?
- У него не было... этого, алиби, - Габриэль запнулась на последнем
слове.
- То есть он не может доказать, что не был на месте преступления в
момент убийства?
- Да... - Габриэль зарыдала еще сильнее. Успокоительница из меня еще
та. Но только стоило мне вспомнить этот сладкий угрожающий голос по
телефону, говорящий с непонятным акцентом, как я с трудом смогла удержаться
от мстительных интонаций.
Я помнила красавца Чико. Толстогубый, с вечным шелковым кашне на шее,
даже в самую жару, он часто заходил в наше здание за своей женой. Ревниво
озираясь по сторонам, он, по-видимому, искал любой, даже самый
незначительный повод придраться к бедняжке. И эти два скандала, который он
закатил на моей памяти были связаны с незначительными пустяками. Первый раз
один из клиентов поцеловал на прощанье руку у Габи, а второй - Чико
показалось, что другой пялится на открытый вырез ее блузки. В общем придурок
недоделанный. А сам как-то окинул меня таким масляным взглядом, что я бы его
на месте бы убила!
- А что он сам говорит, где был в тот вечер?
- Он не говорит ничего! Обычно каждый вечер он проводит в пивном баре с
приятелями. А когда доктора убили, Чико в баре не было. Друзья говорят, что
он заглянул на минутку и тут же выскочил. Валерия, милая, что делать? Его же
будут судить!
- Но, Габриэль... - я просто не знала, как продолжить разговор. Я
жалела бедняжку, но к ее мужу относилась резко отрицательно.
Перебив меня, она лихорадочно продолжила:
- У нас давно шли дома ссоры. Он злился, что я работаю, так как
представлял всякие глупые вещи обо мне, докторе и клиентах. Хотя совсем не
возражал против денег. Ты знаешь, Валерия, когда мы с ним познакомились, я
работала в урологическом отделении больницы "Барзилай". Так он, еще даже не
жених, сказал, что не женское это дело - лечить мужикам их места!
- Да уж... - я могла вставлять в ее стремительную речь только
междометия.
- А в тот вечер, когда я как обычно пришла домой в четверть седьмого,
он был уже на взводе.
- Почему?
- Он смотрел по телевизору какую-то мыльную оперу, а там показывали
психотерапевта, который занимается любовью в своем кабинете с пациенткой.
- А ты при чем?
- Ну как при чем? Он и подумал также о нас. Еле-еле его успокоила. Чико
сказал, что пойдет, выпьет пива, а на следующее утро меня вызвали в полицию.
Он пошел со мной и не верну-у-лся!.. - Габриэль снова заревела во весь
голос. Ну надо же, как она любит своего муженька.
- Габи, милая, ну я то чем могу тебе помочь? Я же не адвокат?
- Да я просто так звоню, мне так плохо. Я не верю, что он убил.
- Если это не он, то полиция разберется. А ты успокойся, у вас же
дочка. Она не должна видеть, что ты плачешь. Хорошо?
- Спасибо, Валерия, я пойду...
- До свиданья, милая, держись.
Я положила трубку. Бедная Габи. Всегда такая веселая, жизнерадостная,
она просто излучала оптимизм. И на тебе, такая беда!
Вернулась Дарья от подружки. Поцеловав меня, она выпалила:
- Мам, Юлька делает себе каакуа. И я хочу.
- Ну во-первых я тебе сто раз говорила, не путать языки. Говори на
любом, но чтобы все слова были из одного языка.
- Хорошо, Юлька хочет сделать себе татуировку на плечо. Розочку или
бабочку, она еще не решила. А мне можно?
- Можно, - ответила я, - но не на плечо, а сразу на лоб, и еще подарок
сверху - кольцо в нос.
- Вот ты так всегда, - разочаровалась Дашка, - сначала разрешаешь, а
потом не даешь.
- Все,- сказала я,- я пошла купаться, а ты сядь и подумай, что будет с
тобой через пятьдесят лет, когда татуировки не будут в моде, а кожа в этом
месте сморщится.
И я закрылась в ванной. Пока я купалась и смывала с себя усталость,
накопившуюся за день, пришел Денис. Я услышала звонок, сквозь шум воды.
Намыливая голову, я подумала, что вода смывает не только грязь с тела, но и
нежелательную информацию. Так, что, если вы почувствовали, что вас сглазили
- немедленно под душ и стоять, пока сглаз не сойдет. Это я сама придумала и
от этого мой материалистический подход к мирозданию не изменился - вода же
материальная!
Я привела себя в порядок, слегка подкрасилась и вышла из ванной. Дашка
подбежала ко мне:
- Мамуля, смотри, что Денис мне сделал!
На руке у моей дочери красовалась роскошная роза. Был виден каждый
лепесток, да что там лепесток, каждый шип, и даже капелька росы. Я всегда
поражалась умению моего друга рисовать.
- Чем же ты нарисовал эту прелесть? - спросила я.
Он показал мне ручку "Пайлот". Я подошла к нему и расцеловала.
- Здравствуй, милый, - сказала я.
Он поцеловал меня в ответ и я обратилась к Дашке:
- Ну что, инцидент исчерпан? А как ты будешь купаться?
- Я оберну руку полиэтиленом, - моя дочь всегда найдет выход из
положения.
- А теперь давайте обедать. Смотрите, что я приготовила.
Я подняла крышку. Денис заглянул и присвистнул:
- О, по этому поводу надо выпить.
Он пошел купаться, а я накрыла на стол и достала бутылку красного
сухого вина "Кармель".
Денис вышел из душа свежий и взъерошенный, мы сели за стол.
- За вас, прекрасные дамы! - он поднял бокал. Мы чокнулись. У Дашки в
бокале была кока-кола.
Когда все отдали должное моей стряпне, Дашка отправилась купаться и
спать, а я, помыв посуду, спросила Дениса:
- Рассказать тебе, что со мной произошло?
- Конечно, Лерочка.
Я описала ему сцену в клинике, встречу с Михаэлем Борнштейном, безумную
миллионершу. Я уже говорила, что у Дениса есть очень хорошая черта - он
слушает, не перебивая. Когда я закончила, он произнес:
- Драть тебя надо, как сидорову козу, - на ночь глядя это выражение
выглядело двусмысленным. - И что ты собираешься делать дальше?
- Я решила обуздать свое любопытство и больше никуда не лезть, -
сообщила я торжественным тоном. - Хватит.
- Вот и ладушки. Хорошо, что ты сама это поняла. Ты же упрямая телка.
Он обнял меня и потянул по направлению к спальне. Я не сопротивлялась.
Луна светила в окно, как люминесцентный фонарь.
Глава 4. МАФИЯ БЕССМЕРТНА!
На работу я чуть не опоздала. Хотя я сама себе госпожа, но порядок есть
порядок, если я пишу на двери, что начинаю прием в 8.30, то должна как штык
сидеть, иначе всех клиентов распугаю. Накормив и отправив Дашку в школу,
Дениса - на работу, я начала собираться сама. Я хотела надеть свои любимые
голубые "Ливайсы", но их нигде не было. Я точно помнила, что повесила их
сушить на веревку и выглянув в окно, поняла, что джинсы бесследно пропали.
Остальные тряпки висели как висели, а вот их не было. Может быть они упали
вниз? Я посмотрела вниз, но ничего там не увидела. Времени раздумывать не
было, и я, натянув на себя первую попавшуюся шмотку, бросилась к выходу.
На работе была сплошная рутина. Я перевела несколько документов,
смоталась в Тель-Авив без всяких происшествий, там зашла в Бюро по связям, к
нотариусу, с которым я работаю, в Земельное управление. В общем, все шло,
как по маслу. Это была награда за мои прошлые мучения. Теория "Зебра" или
"Жизнь моя - тетрадочка в полосочку" набирала обороты. После густой черной
полосы начался робкий белый просвет.
В коридоре меня уже ждал клиент. Пока меня не было, он общался с
Додиком. Увидев меня, Додик радостно воскликнул:
- О, наконец-то, а мы тебя ждали!
Мужик был похож на лягушку. У него были толстые губы, вытянутые до
середины щек. На лысину он зачесывал волосы с противоположной стороны, но
они соскальзывали и висели сбоку, обнажая то, что должны были скрывать.
Одной рукой мужик опирался на мощную трость, в другой держал папку. Так и
хотелось добавить: с ботиночными тесемками, но это был бы уже перебор.
Классики бы мне не простили. Галстук лопатой, веселенькой расцветки с
горошком, полулежал на объемном животе.
- Проходите, садитесь, - сказала я ему.
Он степенно уселся в кресло для посетителей.
Я ждала.
- Ну-с, - важно начал посетитель, - госпожа Валерия, я его принес.
- Что именно? - поинтересовалась я.
- Как что? - удивился мужик, я же звонил вам третьего дня.
Знал бы он, в каких событиях я принимала участие за эти три дня, он бы
не спрашивал.
- Меня зовут Натан Мордухаев, - сказал клиент, - и я написал роман!
Он торжественно положил папку на стол.
Я опасливо дотронулась до папки:
- Это роман? О чем?
- О русской мафии! - веско произнес Мордухаев.
Вот только этого мне не хватало. Безумный графоман - это что-то
новенькое в моей практике. Хотя, Валерия, вспомни о своем минусе в банке, -
сказала я себе, - для тебя сейчас все работы хороши.
- И о чем мы с вами говорили третьего дня? - осторожно спросила я.
- О переводе. Вы сказали, что возьметесь за перевод.
Я открыла папку. Там было около четырехсот страниц компьютерного
набора. На первой - крупным шрифтом было выведено:
"Натан Мордухаев. МАФИЯ БЕССМЕРТНА! Остросюжетный роман."
- Оригинальное название, - заметила я.
- Да, - согласился он,- очень точно отражает суть романа.
Я пролистала папку. Текст изобиловал словами "который", "потому что",
"он вдруг сказал". Я понимала, что если его так и переводить, то любой
ивритоязычный читатель обвинит меня в незнании языка. А опыта переделки у
меня не было вообще. Хотя нет, однажды ко мне приходил один писатель и
просил составить краткую аннотацию на иврите его романа, изданного где-то в
Урюпинске. Он хотел получить субсидию в министерстве по делам репатриантов.
Так я корпела над этой работой дня четыре, а результат был - сто шекелей.
Впрочем он остался доволен. И я тоже. Все-таки, лучше дипломы переводить.
Я закрыла папку и посмотрела на Мордухаева:
- Вы кому-нибудь показывали его? - я ткнула пальцем в папку.
- Да, - важно кивнул он головой, - мои друзья очень хвалят. И супруга.
Ну конечно, как же не хвалить. Муж писатель, на компьютере работает, а
не козла во дворе забивает. Мне бы тоже понравилось.
- Я имела в виду, специалистам показывали?
- Я показывал Роман, - он так и сказал, с прописной буквы, это
слышалось в его интонациях, и тут посетитель назвал фамилию журналиста из
одной русской газеты, - он двоюродный внучатый племянник моей жены.
Я слышала о нем. Это был писец-многостаночник. Подвизался в местной
русской "желтой" прессе, редактировал, в основном клубничку, столь
почитаемую репатрианской публикой старшего и очень старшего возраста, не
читавшей таких опусов в своей прошлой жизни. Один из его псевдонимов был
Хулио Хуренито. Но закон рынка есть закон. Если клиент желает - будут ему и
белка, будет и свисток. Племянник, кстати, не сам придумывал всю эту
дребедень, а вооружившись ножницами, вырезал подходящие статьи из русских
газет, благо самолеты из России летают к нам регулярно.
- Да, я слышала о нем, - подтвердила я. - И что же он вам сказал?
- Он сказал, что эта тема будет интересной израильтянам и что если
перевести мое произведение на иврит и предложить в местное издательство, то
с руками оторвут, - он улыбнулся и его губы растянулись еще шире.
- Эротики нет? - я сурово нахмурилась. - У меня дома дочка-подросток,
на трех языках читает.
- Есть, - клиент покраснел и потупился. - Глава двадцать вторая.
Я быстро перелистала страницы, продолжая озабоченно хмуриться. Двадцать
вторая глава называлась "Оргия". Первый абзац выглядел так: "Гости пили
алкоголь, танцевали неприличные танцы и вступали в беспорядочные половые
связи."
Я наклонилась к папке, изо всех сил стараясь удержаться от смеха, и
спешно перевернула страницу.
"...Он силой напоил несчастную водкой, после чего овладел ею в
присутствии подручных, пользуясь беспомощным состоянием жертвы и своим
извращенным воображением..."
Я захлопнула папку и некоторое время сидела, уперев взгляд в стол и
мужественно борясь со спазмами истерического хохота. Похоже, Мордухаев
принял краску, залившую мое лицо, за целомудренный румянец моралистки. Во
всяком случае, когда я, наконец, смогла взглянуть на него, выглядел писатель
смущенно и даже пристыжено.
- За эротику плата особая, - сказала я. - Трудно поддается переводу.
- Я согласен, - с готовностью сказал Мордухаев, - сколько я вам должен
всего?
- Перевод будет меньше примерно на четверть, - ивритские слова короче
русских, выходит... - я назвала сумму, позволяющую нам с Дашкой жить три
месяца совершенно спокойно и даже кое-что себе позволить. - Если хотите
справиться в другом месте, я могу дать координаты. Хотя я не могу поручиться
за их качество.
Последние слова я произнесла, глядя прямо в глаза Мордухаеву, всем
своим видом выражая кристальную честность и высокий профессионализм.
Кажется, он клюнул.
- Нет-нет, - остановил он меня, - мне рекомендовали именно вас. Я могу
заплатить, у меня хорошая инвалидная пенсия, да и жена немного подрабатывает
- за старушкой смотрит.
- Хорошо, тогда давайте сейчас аванс - треть суммы, и два отсроченных
чека. Перевод будет готов через два месяца.
- А раньше нельзя? - жалобно спросил Мордухаев
- Нет, - сказала я, - к сожалению, у меня много работы, но я постараюсь
сделать все, что в моих силах.
- Хорошо, - согласился он и принялся выписывать чеки.
Потом тяжело поднялся, опираясь на свою трость, церемонно попрощался и
вышел из кабинета.
Я смотрела на папку со смешанными чувствами. С одной стороны - это был
легкий заработок. С другой - если эта бредятина появится в израильской
прессе, а я почему-то в этом не сомневалась, то мнение о "русских", бытующее
в среде продавцов лепешек и владельцев магазинчиков, основных читателей
такого жанра, еще более укоренится. Ну и что, они и так думают, что мы -
через одного, - сплошные мафиози, а разубеждать - себе дороже. Я с детства
была уверена, что в споре рождается не истина, а озлобление.
Я порылась в сумке. Моя любимая ручка не находилась. С раздражением я
высыпала содержимое сумки на стол и ужаснулась: что только я не таскаю с
собой.
Я как-то уже говорила, что я Телец по зодиаку, а они - народ
обстоятельный и запасливый. Я терпеть не могу одалживаться и поэтому никакая
сумка не выдерживает того количества полезных вещей, которые я ношу с собой.
У меня можно найти маникюрные ножницы, запасные колготки, клей и иголку,
таблетки от головной боли и вздутия в животе. У меня в сумке есть даже
презерватив: в случае, если меня кто-нибудь утащит и будет насиловать, я
попрошу его надеть, чтобы не подзалететь. Это я так шучу.
Помимо постоянных полезных вещей, сегодня в сумке были старые
распечатки из банка, рекламки, которые я хотела на досуге просмотреть, и два
пригласительных билета на международную выставку. Билеты две недели назад
дал мне Денис, я о них совершенно забыла.
От изысканий меня отвлек Додик - он зашел ко мне сразу после
Мордухаева. Додик хихикал:
- Ну? Какого клиента я тебе поставил, а? Мне полагаются комиссионные, -
он выразительно потер пальцами.
Типично маклерская черта, они же живут на эти проценты.
- Я что, тебя нанимала? - удивилась я. - Если кто-нибудь ко мне придет
квартиру покупать - я тоже к тебе пошлю. И, заметь, комиссионных не
потребую.
- Ну и балаган у тебя, - заметил он, глядя на кучу, вываленную на стол.
- Ручку искала. Ага, вот она, - я схватила свой "Пайлот", притаившийся
между рекламками.
- А я машину купил, - неожиданно сказал Додик,- вон она под окном, на
стоянке стоит.
Мы выглянули в окно. Додик показал на новенький зеленый "Форд". Причем,
когда мы вместе стояли и смотрели, я машинально прикоснулась к нему, как
обычно бывает в тесных местах. Додик мгновенно отскочил от окна и в его
взгляде промелькнул затаенный страх. А может быть, мне это просто
почудилось.
Обычно, у мужчин на меня другая реакция.
Я вспомнила, что однажды, когда мы со всех отделов сидели вместе в
маклерском бюро (там самая большая комната в нашем здании), праздновали
Хануку и объедались пончиками, Додик, мечтательно сказал:
- А я куплю машину с ручной коробкой передач.
- Почему? - возразила ему секретарша нотариуса, - автомат удобнее.
- Нет, я заменю набалдашник. Закажу литой, из прозрачного плексиглаза с
розочкой внутри, посажу в машину красивую девушку в мини юбке, - тут он
исподлобья взглянул на меня, - и, когда буду переключать передачи, дотронусь
до ее коленки, как бы случайно.
- Тогда тебе придется ездить с ней на пятой скорости, - хохотнула я,
иначе не дотянешься.
Странный парень, вроде язык подвешен хорошо, в компьютерах разбирается,
а такой робкий. Наверно комплексует из-за своих ушей. Уши у него были
большие и для его субтильного сложения выглядели великоватыми. Все та же
секретарша- хохотушка не раз говаривала:
- Вот идут трое - Додик и его уши.
Странно, никто никогда не называл его полным именем - Давидом.
- Ну, я пошел, - виновато сказал Додик.
- Спасибо тебе за клиента, Давид, мне сейчас очень нужны деньги.
- Я хочу тебе рассказать... - начал было он.
- Не сейчас, у меня много работы, потом, хорошо? - я старалась, чтобы
это не выглядело бестактно.
Он, понурив голову, вышел из кабинета.
Кажется, выгонять его из кабинета у меня вошло в привычку. Вчера
выгнала, сегодня тоже. И этот "Форд". Странно, что мужики находят в этой
машине? Американская, ну и что? У Дениса вон тоже "Форд", только не этого
года, а постарше и цвет более глубокий, бутылочный, а не фисташковый, как
этот.
Глава 5. ЗНАКОМСТВО ПО ПЕРЕПИСКЕ
В субботу я, как и обещала взяла Дарью на выставку. Нечего ей сидеть
целыми днями перед компьютером и дурью маяться. И мне хорошо бы развеяться.
Дашка очень обрадовалась, надела свой новый комбинезон, майку с надписью
"А.В.М." и мы выехали из Ашкелона.
Утро было прекрасное. По небу плыли огромные облака, своим видом
напоминавшие сахарную вату и ванильное мороженое. Цвели апельсиновые
плантации, а в небе летел симпатичный самолетик с привязанной к хвосту
рекламой каких-то залов торжеств. Я обещала дочке день кайфа и, по-моему он
уже начался.
Международная выставка "Постиндустриальная эра" располагалась на
огромной территории парка Аяркон. Плакаты и вывески стали попадаться все
чаще по мере приближения к выставочному комплексу. На всех плакатах была
изображена одна и та же эмблема - изящная металлическая женщина-робот -
творение японского художника Хаджиме Сараямы. Металлическая броня "железной
леди" переливалась на ярком левантийском солнце, а изгибы ее жесткой фигуры
были сногсшибательно сексуальны.
Для счастливых обладателей пригласительных билетов была организована
отдельная стоянка, где я вполне спокойно припарковалась. Мы с Дашкой вылезли
из машины и влились в широкий поток посетителей.
Этому самому большому в Израиле выставочному комплексу исполнилось
тридцать лет. Первая выставка называлась "Восточная ярмарка" и ее
опознавательным знаком стал летающий верблюд. Потом появилась постоянная
экспозиция "Человек и его мир" а напротив вырос гигантский Луна-парк. В
центре парка раскинулось небольшое озеро и дети кормили уток хлебом. Утки
были нахальные и толстые. На хлеб и на детей они не обращали никакого
внимания.
При входе в каждый павильон (а всего их было около семнадцати)
улыбающиеся девушки раздавали проспекты. Дашка тут же набрала целую кучу,
которую потом пришлось тащить мне. Мы вошли в павильон "Технология".
В центре выставочного пространства находилось сооружение, напоминающее
большой гончарный круг. На нем творилось что-то непонятное. Молодой человек
из персонала выставки на двух языках - иврите и английском зазывал народ на
этот медленно вращающийся круг. А на круге были выставлены обычные бетонные
блоки для строительства. Примерно пятеро мужчин из публики, забравшись на
него, увлеченно били молотками и зубилами по этим блокам. Потом, спрыгнув
оттуда, они, с видом хорошо поработавших мастеровых присоединились к толпе,
окружавшей лектора. Мы с Дашкой, заинтересовавшись, подошли поближе.
Поговорив недолго о высоких технологиях, новых материалах и способности
вещества к запоминанию первоначальной формы, лектор показал на поврежденные
блоки. Они уже не выглядели такими уж разбитыми. Трещины начали
затягиваться, а мелких повреждений не было видно вовсе. Публика ахнула, а
зазывала снова пригласил на круг желающих подолбить.
В павильон "Дизайн и быт" струилась самая длинная очередь. Мы встали в
конец и терпеливо ждали. Наконец группа из двадцати человек вошла в
небольшое помещение, над которым висел плакат "Комната 21 века". В нем были
несколько кресел и ковер на полу. В углах я заметила пару датчиков. Окон в
комнате не было.
Невысокий японец рассказал нам, что эта комната была спроектирована в
Осаке и в ней можно запрограммировать иллюзию местонахождения в любой стране
по выбору.
- В какой стране вам захотелось бы побывать? - спросил он по-английски.
Моя дочь среагировала первой:
- На Гавайях, - быстро ответила она.
- Гавайи? Пожалуйста.
Он достал откуда-то небольшую видеокассету и сунул ее в щель в стене.
Перед нами открылось огромное голографическое окно. Мы увидели трехмерный
океанский прибой, пальмы на песчаном берегу, услышали пронзительные крики
птиц и даже в воздухе как будто ощущался крепкий запах морской соли. Мы
сидели завороженные. Иллюзия была полной. Хотелось остаться и любоваться
закатом на горизонте.
Японец деликатно кашлянул. Мы все как будто проснулись. И Дашка снова
его спросила:
- А Аляску сможете показать?
- Да, - улыбнулся он, - в комнате понизится температура, а в
голографическое окно будут заглядывать белые медведи.
Мы вышли немного одуревшие из этой комнаты будущего. Дарье жутко
понравилось, а меня, наверное, после двенадцати часов сидения вот в такой
комнате, надо было бы отправлять в психушку. Все-таки я человек двадцатого,
а не двадцать первого века. И потом, я все это уже читала у Конан Дойля в
"Открытии Рафлза Хоу". Просто там пальмы были настоящие.
Дениса мы увидели в павильоне "Мир компьютеров". Он был такой красивый
в темно-синем костюме и в галстуке в тон. Я невольно им залюбовалась. Нет, в
Израиле многое теряется из-за вечного лета. Например, умение носить костюмы.
Денис увидел нас и улыбнулся. Он что-то увлеченно рассказывал
посетителям, окружавшим его. Я прислушалась:
- Что общего между сковородкой и компьютером? - спросил он публику.
И после паузы ответил:
- В сковородке девяносто восемь процентов железа и всего два процента
ума. А в компьютере наоборот. Известно ли вам, сколько времени прошло с
момента изобретения телевизора до его первого промышленного образца?
- Сколько? - спросили из публики.
- Тридцать два года. А для компакт диска этот инкубационный период
составил всего десять месяцев.
Далее он стал рассказывать про новый микропроцессор, изобретенный в его
фирме. Я поняла, что мне не удастся с ним поговорить и мы пошли с Дашкой
бродить дальше.
Ее восхитила школа будущего, когда дети сидят дома, перед компьютерами
и решают задачи в соответствии со своими возможностями. А в школе собираются
для занятий литературой, искусством и спортом. Как противовес будущ