менно этой проблеме [50].
Последнее не удивительно: если между 1965 и 1973 годами экономики
стран-членов ОЭСР росли в среднем на 5 процентов в год, то в 1974 году рост
замедлился до 2 процентов, а в 1975-м девять из этих стран ОЭСР обнаружили
спад, достигавший -2,1 процента в год. В целом же десятилетие 1974-1984
годов ознаменовалось для западных экономик ростом, не превышающим 2
процентов в год [51]. В США это замедление было не столь заметно:
темпы роста, составлявшие в 1950-1973 годах 3,6 процента, снизились в
1974-1990 годах до 2,4, однако по целому ряду сопутствующих показателей
ситуация выглядела далеко не утешительной. По подсчетам Н.Спалбера, "вплоть
до 1973 года темпы роста физического капитала в расчете на одного рабочего
составляли в среднем два процента в год, а в период с 1974 до 1990 года --
0,6 процента в год... До 1973 года годовые темпы роста ВНП на душу населения
составляли 2,1 процента, а после 1973 года -- 1,5 процента (т.е. при прежних
темпах роста доход на душу населения удвоился бы за 43 года, а при нынешних
-- за 47 лет)" [52]. Особенно драматичным оказалось, как и можно
было предвидеть, снижение темпов роста в традиционных отраслях: так,
--------------
[50] - См.: Hobsbav/m E. On History. L" 1998. Р. 98.
[51] - См.: Pierson Ch. Beyond the Welfare State? P. 145.
[52] - Spulber N. The American Economy. The Struggle for
Supremacy in the 21st Century. Cambridge, 1997. P. 225.
--------------
в 1973-1979 годах они составили в обрабатывающей промышленности США 1,8
процента против 2,87 в 1948-1973 годах, на транспорте -- соответственно 0,15
и 2,31, в сельском хозяйстве -- 0,11 и 4,64, в строительстве -- 2,02 и
-0,58, в добывающей промышленности -- 5,56 и -4,02; в целом же по сфере
материального производства произошло падение темпов с 3,21 до 0,71 процента
[53]. В результате накануне наступления нынешней фазы подъема, в
1993 году, американская экономика производила на 1,2 триллиона долл. меньше
товаров и услуг, чем в том случае, если бы она развивалась прежними темпами;
при этом за двадцать лет, прошедших с 1973 по 1993 год, суммарный объем
подобных потерь составил около 12 триллионов долл., то есть почти 40 тыс.
долл. на каждого гражданина Соединенных Штатов, независимо от его возраста
[54].
Вторая тенденция, тесно связанная с первой, также не обойдена вниманием
исследователей. Это резкое снижение производительности и крен в сторону
экстенсивного развития экономики. Во многих работах по данной тематике
подчеркивается, что на протяжении предшествующих ста лет темпы роста
производительности в американской экономике устойчиво повышались: если со
времен Гражданской войны до конца XIX столетия они составляли около 2
процентов в год, то с начала века до второй мировой войны -- уже 2,3
процента, а после войны выросли до 2,7 процента в год (некоторые авторы
называют и 3,0 процента) [55]. Во второй же половине 70-х рост
производительности в экономике США не превышал 0,63 процента в год;
детальные исследования показывают, что с 1973 года по настоящее время
средний темп роста не превышает 1 процента, причем, как часто отмечается,
это происходит "по причинам, остающимся неясными" [56]. Однако в
этом аспекте наиболее существенным представляется скорее не сам факт
снижения производительности, а признание (пусть и неявное) невозможности ее
адекватной оценки в целом ряде отраслей производства. Ц.Грилич прямо
указывает, что сегодня экономика состоит из секторов, подлежащих и не
подлежащих количественной оценке; к первым он относит сельское хозяйство,
добывающую и обрабатывающую промышленность, транспорт, связь и коммунальное
хозяйство, ко вторым -- строительство, торговлю, финансы, всю сферу услуг и
деятельность правительственных уч-
------------
[53] - См.: Information Technology and Service Society. A
Twenty-First Century Lever. Wash., 1994. P. 33.
[54] - См.: Madrick J. The End of Affluence. The Causes and
Consequences of America's Economic Dilemma. N.Y., 1995. P. 4.
[55] - См.: Ibid. P. 14; см. также: Information Technology
and Service Society. P. 33.
[56] - Davis В., WesselD. Prosperity. P. 9.
График 5-1 Валовой внутренний продукт на человеко-час (тыс. долл. в
ценах 1982 года, США, 1948-1990)
график
Источник: Griliches Z. Productivity, R&D, and the Data Constraint //
NeffD., Siesfeld G.A., Cefola J. (Eds.) The Economic Impact of Knowledge.
Boston- Oxford, 1998. P. ----216.
--------------
реждений. Предлагая подобную классификацию, автор наглядно
демонстрирует, что до начала 70-х годов динамика производительности в
экономике в целом и в каждом из этих секторов в отдельности фактически
совпадала, тогда как позже наметились совершенно противоположные тенденции
(см. график 5-1), которые, по его мнению, и обеспечили замедление общего
темпа роста производительности [57]. Эту оценку мы считаем
исключительно важной, так как она подводит нас к следующей проблеме,
разработанной недостаточно глубоко, но тем не менее представляющей
значительный интерес -- как чисто теоретический, так и прикладной.
Речь идет о третьей тенденции, сопутствующей постэкономической
трансформации и заключающейся в том, что традиционные показатели, отражавшие
динамику индустриальных экономик, все более явно обнаруживают сегодня свою
неадекватность. Становится очевидным, что валовые показатели, и в первую
очередь ВНП, далеко не в полной мере отражают подлинные характе-
----------------
[57] - См.: GrilichesZ. Productivity, R&D, and the Data
Constraint //NeefD., Siesfeld G.A., Cefola J. (Eds.) The Economic Impact of
Knowledge. Boston-Oxford, 1998. P. 216.
----------------
ристики развития современной экономики [58]. Уже с конца
60-х годов ряд исследователей начал поиск путей построения альтернативных
индикаторов, которые позволяли бы учитывать в экономической статистике два
новых фундаментальных фактора, оценка которых имеет исключительное значение
для постиндустриального хозяйства: влияние роста и совершенствования
человеческого капитала и "удовлетворенности жизнью" в целом, а также
состояние окружающей среды и природных ресурсов. Первые попытки такого рода
были предприняты в конце 60-х и начале 70-х годов, когда Комиссия
американской Академии точных и гуманитарных наук под руководством Д.Белла
приступила к работе по подготовке так называемой Системы социальных счетов,
а профессора Дж.Тобин и У.Нордхаус из Йельского университета предложили
показатель, названный ими "индикатором экономического благосостояния" --
Measure of Economic Welfare (MEW), по сути дела производный от успешно
использовавшегося в то время в японской статистике параметра "чистого
национального благосостояния" -- Net National Welfare (NNW) [59],
хотя и отличавшийся от него по четырем направлениям. Как подчеркивает в этой
связи Дж.Кобб: "Прежде всего, первый не указывает такие неизбежные издержки,
как стоимость ежедневного проезда на работу из пригорода в город, налоги на
содержание полиции, санитарной службы, ремонт дорог и обеспечение
обороноспособности страны. Во-вторых, этот показатель определяет стоимость
основных услуг, отдыха, работы вне рынка. В-третьих, он признает, что
дополнительный доход горожан не всегда дает экономическую выгоду, и
предполагает вычитание стоимости "неудобств городской жизни". В-четвертых,
авторы подчеркивают необходимость устойчивости экологического
благосостояния. Для этого часть производимого каждый год продукта должна
реинвестироваться в целях развития промышленного производства, обеспечивая
таким образом потребности растущего населения. Чтобы получить подлинный,
т.е. устойчивый, показатель экономического благосостояния (MEW), эту часть
продукта, не подлежащую потреблению в настоящее время, следует вычесть"
[60].
Расчеты Дж.Тобина и У.Нордхауса свидетельствуют о том, что, хотя
динамика ВНП и MEW на протяжении тридцати лет (с 1935
----------------
[58] - Подробнее см.: Ayres R.U. Turning Point. An End to
the Growth Paradigm. L., 1998. P. 106; Daly H.E. Beyond Growth. The
Economics of Sustainable Development. Boston, 1996. P. 28.
[59] - См.: Henderson H. Paradigms in Progress. Life Beyond
Economics. San Francisco, 1995. P. 148.
[60] - Cobb J.B., Jr. Sustainability. Economics, Ecology,
and Justice. Maryknoll (N.Y.), 1992. P.59-60.
----------------
по 1965 год) и однонаправлена, разрыв в темпах роста данных показателей
оказывается весьма значительным. Так, если с 1935 по 1945 год показатель ВНП
вырос в США почти на 90 процентов, то рост MEW не превысил 13 процентов;
аналогичные цифры для 1947-1965 годов составили 48 и 7,5
процента[61]. Последующие оценки показали, кроме того, что после
1973 года индекс MEW впервые обнаружил тенденцию к падению (отмечавшуюся,
однако, лишь до 1981 года). Между тем Г.Дэли и Дж.Кобб усомнились в этих
расчетах, поскольку, по их мнению, они по-прежнему основываются на валовых
показателях (например, учитывают расходы на здравоохранение и образование
вместо того, чтобы опираться на реальное улучшение здоровья и образованности
нации, то есть смешивают затраты на формирование человеческого капитала с
полученным эффектом), а также не учитывают вызываемого хозяйственной
деятельностью разрушения окружающей среды. С учетом своей критики, они
предложили "индекс устойчивого экономического благосостояния" (Index of
Sustainable Economic Welfare) [62], динамика которого качественно
отличается от динамики ВНП (см. график 5-2). Приводя все эти сведения, мы не
ставим своей целью поддержать одно из научных направлений, сформировавшихся
в оценке адекватности того или иного показателя экономической динамики; мы
всего лишь обращаем внимание на факт разнонаправленного движения
традиционных экономических индикаторов и показателей, более приспособленных
для оценки постиндустриальной реальности; кроме того, нам важно отметить,
что в современной экономике возникают все новые участки и секторы, рост и
развитие которых не могут быть отражены ни в традиционных, ни даже во вновь
вводимых в оборот показателях. Момент же, к которому относится появление
этого растущего несоответствия, все авторы, вне зависимости от занимаемой
ими позиции, относят к периоду между 1973 и 1979 годами[63].
Четвертая тенденция имеет особое значение и будет подробно рассмотрена
в последней части книги. Речь идет о резком углублении социального
неравенства, начавшемся во второй половине 70-х годов. Вначале большинство
исследователей объясняло это тем, что повышение нефтяных цен в разной
степени затронуло
----------------
[61] - См.: Ayres R.U. Turning Point. P. 109.
[62] - См.: Daly H.E., Cobb J.B., Jr. For the Common Good.
Boston, 1989; Cobb C., Halstead Т., Rowe J. Redefining Progress: The Genuine
Progress Indicator, Summary of Data and Methodology. San Francisco, 1995.
[63] - См.: KuttnerR. Everything for Sale: The Virtues and
Limits of Market. N.Y., 1997. P. 86; Wewaecker E.U., von, LovinsA.B., Lovins
L.H. Factor Four: Doubling Wealth -Halving Resource Use. The New Report to
the Club of Rome. L., 1997. P. 279.
----------------
ГРАФИКИ
богатых и бедных граждан; затем в качестве основной причины
рассматривалось замедление экономического роста (и это вполне
удовлетворительно объясняло, например, то обстоятельство, что в 60-е годы и
начале 70-х реальные доходы на душу населения росли на 2,4 процента в год,
тогда как во второй половине 70-х и в 80-е -- всего на 1,4
процента[64]); позднее акцент был перенесен на проблемы, с
которыми столкнулось государство в финансировании социальных программ,
направленных на искоренение бедности. Однако независимо от характера
объяснений один принципиальный факт остается неизменным: в начале 70-х годов
прекратилось снижение доли граждан, находящихся за чертой бедности. Если в
1939 году около половины населения США составляли семьи с доходом ниже
современного уровня бедности (пересчитанного в сопоставимых ценах), то в
середине 70-х их количество сократилось до 11,6 процента, а к 1992 году
вновь возросло до 14,5 процента[65]. Более того. Именно после
1973 года материальное положение многих работников, в первую очередь занятых
в массовом промышленном производстве и сфере услуг, существенно
ухудшилось[66]. Согласно подсчетам экспертов, между 1977 и 1992
годами наименее обеспеченные 10 процентов населения потеряли около 20
процентов своих доходов (в то время как наиболее состоятельные 5 процентов
увеличили свои доходы почти на 60 процентов) [67]; характерно
также, что сегодня средний работник в сфере материального производства
только для того, чтобы обеспечить себе уровень жизни, соответствующий (с
учетом инфляции) 1973 году, должен трудиться на 6 недель в году
больше[68]. В результате, если за 23 года, с 1950 по 1973 год,
средний доход типичной американской семьи вырос на 110 процентов, то затем
он трижды снижался в абсолютном выражении (в 1973-1975, 1980-1983 и
1988-1992 годах), а в целом за следующие 23 года, с 1973 по 1996 год, его
рост составил всего 15 процентов[69]. На этом фоне доходы
высокооплачиваемых лиц быстро росли как в силу чисто экономических причин,
так и вследствие трансформации структуры общественного производства, в
котором основное место занимали высокотехнологичные отрасли, требовавшие
--------------
[64] - См.: Spulber N. The American hconomy. r. 225.
[65] - См.: Hermstein R.J., Murray Ch. The Bell Curve. P.
128.
[66] - CM.: Mishel L., Bernstein J., Schmitt J. The State of
Working America 1998-99. Ithaca (N.Y.)-L, 1999. P. 49.
[67] - См.: Piven F.F., Cloward R.A. Regulating the Poor.
The Functions of Public Welfare. Updated Edition. N.Y" 1993. P. 363.
[68] - См.: Schor J.B. The Overworked American. The
Unexpected Decline of Leisure. N.Y., 1992 P. 81.
[69] - CM.: Davis В., Wessel D. Prosperity. P. 67.
--------------
высокой образованности работников, тогда как доходы занятых в массовом
производстве стагнировали или даже снижались. Это хорошо видно на примере
80-х годов, в течение которых производительность в обрабатывающей
промышленности США выросла на 35 процентов, но роста реальной заработной
платы не последовало[70]; в Германии в это же время индекс
заработной платы оставался на прежнем уровне, тогда как прибыль промышленных
компаний выросла вдвое[71]. Индекс неравенства, отражающий
отношение доходов высокооплачиваемых работников к доходам низкооплачиваемых,
достиг своего минимального за последние 80 лет значения именно в 1972-1976
годах, за период же 1973-1990 годов его рост составил от 30 до 45
процентов[72]. Таким образом, на протяжении всего периода
активного становления основ постиндустриального и постэкономического
общества в западных странах систематически росло имущественное и социальное
неравенство.
Наконец, пятое, на что следует обратить внимание, -- это развитие
аналогичной тенденции в международном масштабе. В послевоенный период одной
из самых очевидных характеристик мировой экономики было сокращение
хозяйственного разрыва между Севером и Югом. Несмотря на высокие темпы роста
в развитых странах[73], новые индустриальные государства шли по
пути ускоренного хозяйственного развития, стремясь к показателям,
достигнутым в США и Европе. С 1955-го по середину 80-х годов доля США в
мировом промышленном производстве сократилась с 58 до 33
процентов[74], доля же всего западного мира снизилась за период
1953-1980 годов с 74,6 до 57,8 процента[75]. Однако на фоне этих
тенденций отчетливо видны два разных по своим характеристикам отрезка
времени, причем их разделяет именно середина 70-х годов. Если в период с
1950 по 1973 год, когда экономическое развитие западных держав было наиболее
бурным, разрыв между их долей в мировом промышленном производстве и долей
остального мира сокращался все возрастающими темпами, достигавшими 1,8
процента в год, то в последующее десятилетие, несмотря на резкое замедление
прогресса в самих индустриально развитых странах, этот процесс развертывался
со скоростью, не пре-
----------------
[70] - См.: Greider W. One World, Ready or Not. The Manic
Logic of Global Capitalism. N.Y., 1997. P.74,197.
[71] - См.: Afheldt H. Wohlstand fuer niemand? Muenchen,
1994. S. 30-31.
[72] - См.: Ayres R. U. Turning Point. P. 117.
[73] - Подробнее см.: Moody К. Workers in a Lean World.
Unions in the International Economy. L.-N.Y., 1997. P. 56.
[74] - См.: McRae H. The World in 2020. P. 7.
[75] - См.: Huntington S.P. The Clash of Civilizations and
the Remaking of World Order. N.Y., 1996. P.86.
----------------
вышавшей 1,4 процента в год[76], а сегодня можно обнаружить
даже полную смену тенденции. На наш взгляд, это свидетельствует о
качественно более высоком потенциале хозяйственной системы
постиндустриальных стран по сравнению с индустриальными; именно здесь
коренится источник нового глобального противоречия между ведущими державами
и остальным миром. Стремительно обостряясь в последние десятилетия, оно
угрожает целостности установившегося мирового порядка и будет подробно
рассмотрено в третьей части нашей работы.
Таким образом, в середине 70-х годов человечество столкнулось с гораздо
более глобальным и комплексным кризисом, чем когда бы то ни было ранее.
Выделив пять основных тенденций, которые были вполне различимы на протяжении
большей части XX века и претерпели в ходе развертывания этого кризиса
радикальные изменения, мы хотели бы обратить особое внимание на то, что все
они тесно взаимосвязаны и по сути дела отражают одно и то же явление --
снижение доминирующей роли индустриального сектора в общественном
производстве.
При этом первые три из рассмотренных тенденций, хотя и могут казаться
наиболее значимым свидетельством кризиса западной модели хозяйства, на самом
деле, как ни парадоксально, вовсе не говорят о серьезных проблемах,
возникающих на пути дальнейшей эволюции этой модели. Анализируя снижение
темпов экономического роста, падающую производительность и возрастающий
разрыв между динамикой валового национального продукта и движением
альтернативных показателей общественного благосостояния, следует прежде
всего иметь в виду, что мы сталкиваемся здесь скорее с принципиальными
трудностями адекватного теоретического описания новой ситуации, нежели с
реальным хозяйственным кризисом. Как бы ни подчеркивали эксперты опасность
замедления темпов роста, нельзя не видеть, что стоимостные показатели, в
которых исчисляется этот рост, сегодня все более отрываются от той
объективной данности, которую представляет собой современная экономика.
Невозможность адекватного исчисления стоимости информационных продуктов,
индивидуализированных благ, определения ценности самих производственных
компаний и заключенного в них человеческого и социального капитала;
отсутствие видимой связи между устойчиво снижающейся ценой
высокотехнологичной продукции и такими качественными изменениями в разных
поколениях этой про-
----------------
[76] - См.: Abramowitz. М., David P.A. Convergence and
Deferred Catch-up: Productivity Leadership and the Waning of American
Exceptionalism // Landau R., Taylor Т., Wright G. (Eds.) The Mosaic of
Economic Growth. Stanford (Ca.), 1996. P. 28-29.
----------------
дукции, которые порой делают ее попросту несопоставимой, -- все это
показывает, что задача создания новой системы экономико-статистической
отчетности, позволяющей реально отражать возрастающее благосостояние
общества на основе не только валовых стоимостных показателей, но и
качественных параметров производства, не говоря уже о необходимости оценки
развития человеческого потенциала, сегодня актуальна как никогда. При этом,
подчеркнем еще раз, опасности, проистекающие из отсутствия такой системы,
хотя и могут оказаться весьма серьезными, в конечном счете ограничены тем,
что, пользуясь прежней "системой координат", лидеры современной экономики
могут в ряде случаев принять неадекватные управленческие решения, но не
более того.
Напротив, последние две тенденции представляются намного более важными,
а проистекающие из них последствия -- гораздо более тревожными. На основе
неумолимо развертывающейся технологической революции постиндустриальные
страны внутренне поляризуются; перед людьми, реализующими свой творческий
потенциал вне рамок традиционного материального производства, а также
имеющими уникальные интеллектуальные, творческие, а нередко даже физические,
способности, открываются все более широкие возможности не только для
самосовершенствования, но и для присвоения значительной доли производимого
обществом материального богатства. В результате становится реальностью
формирование двух новых социальных групп -- класса интеллектуалов и того
отчужденного класса производителей материальных благ и массовых услуг,
который вполне может объединить в себе большую часть граждан
постиндустриального мира. Противоречия между ними (а в данном случае
необходимо иметь в виду, что они количественно умножаются по мере эрозии так
называемого "среднего класса") в перспективе неминуемо станут весьма
острыми, так как будут основываться не только на диспропорциональности в
распределении общественного богатства, но и на резко отличающихся типах
менталитета и системах ценностей. Аналогичный процесс набирает силу
одновременно и в мировом масштабе, где индустриальные страны оказываются
неспособными усвоить постэкономические императивы и утрачивают возможности
сокращения своего отставания от основных центров постиндустриальной
цивилизации. Снижая собственную потребность в естественных ресурсах и
выступая экспортером информационных благ, потребление которых в рамках
собственной страны не снижается от масштабов их экспорта, постиндустриальные
державы не только обретают могущество, но и постепенно становятся в глазах
остальных государств источником и оплотом глобальной социальной
несправедливости. Эти два процесса, развертывающихся как отражение друг
друга, превращают индустриальную цивилизацию, в конце 60-х годов казавшуюся
Р.Арону и его сторонникам "единой реальностью, а не двумя коренным образом
отличными мирами" [77], в расколотый мир, полярные элементы
которого проникнуты по отношению друг к другу если и не явной враждебностью,
то легко различимым неприятием.
Говоря о кризисе середины 70-х годов, часто отмечают огромное
количество иных тенденций, претерпевших в этот период серьезные изменения.
Экономисты заявляют, что в большинстве развитых стран именно в это время был
нарушен тренд постепенного сокращения бюджетных дефицитов и государственного
долга[78], нарушены привычные соотношения располагаемого дохода,
нормы накопления и масштабов потребительского кредитования[79];
социологи апеллируют к резкому росту нестабильности целого комплекса
социальных отношений, прежде всего -- к разрушению семейных ценностей,
быстрому снижению с середины 70-х количества браков и росту числа
разводов[80]; политологи обращают внимание на снижение
политической активности, ухудшение ситуации с преступностью, увеличение
числа региональных конфликтов, рост напряженности в отношениях между людьми
различных рас и национальностей. В результате формируется представление, что
этот период существенным образом изменил само направление развития западной
цивилизации. Попытки анализа в русле таких представлений, предпринимавшиеся
в той или иной форме начиная с конца 80-х годов, получили наиболее
концентрированное выражение в концепции "великого разрыва (great
disruption)", ставшего предметом исследования в недавней работе
Ф.Фукуямы[81].
Между тем подавляющее большинство аналитиков не пытается объяснить
происходящее теми процессами, которые, в контексте нашего исследования,
действительно определяют лицо современного мира и воплощаются, если говорить
максимально обобщенно, в возрастающей индивидуализации и самодостаточности
отдельных личностей, стремящихся к. самовыражению и самореализации, и
отдельных стран, развивающихся по пути усвоения достижении информационной
революции на основе максимального использования творческого потенциала своих
граждан. Современная литература насыщена иными трактовками происшедшего в те
годы -- от явной переоценки внешней составляющей, связанной с политикой
развивающихся стран, и попыток представить все эти события как очередной
"кризис перепроизводства" до апелляции к концепции "длинных волн"
Н.Кондратьева[82] и наивных аналогий с финансовыми циклами,
наблюдавшимися в 1816-1825, 1864-1873 и 1919-1929 годах[83].
В заключение отметим, что, начавшись в середине 70-х или даже в конце
60-х годов, первый системный кризис индустриального общества имел свое
продолжение; ему предстояло пройти еще одну фазу, после которой, собственно,
и началось радикальное переустройство хозяйственных порядков западных стран
на принципиально новой основе.
----------------
[77] - Aron R. 28 Lectures on Industrial Society. L., 1968.
P. 42.
[78] - См.: Heilbroner R., Bernstein P. The Debt and the
Deficit. False Alarms // Real Possibilities. N.Y.-L., 1989. P. 42-43;
Cavanaugh F.X. The Tmth about the National Debt. Five Myths and One Reality.
Boston, 1996. P. 8-9; Krugman P. Peddling Prosperity. Economic Sense and
Nonsense in the Age of Diminishing Expectations. N.Y.-L., 1994. P. 153;
Sassen S. Losing Control? Sovereignty in an Age of Globalization. N.Y.,
1996. P. 46; Strange S. Mad Money. Manchester, 1998. P. 64-65, и др.
[79] - См. SchillingA.G. Deflation. P. 101.
[80] - CM. Hermstein R.J., Murray Ch. The Bell Curve. P.
168-169, 172-173, и др.
[81] - См. Fukuyama F. The Great Disruption. Human Nature
and the Reconstitution of Social Order. N.Y., 1999. P. 27-60.
----------------

Второй нефтяной шок и "нижняя точка" кризиса

Итак, мы показали, что события 1973-1975 годов нанесли мощный удар по
экономической стабильности западного мира. Период между 1974 и 1979 годами
характеризовался рядом негативных процессов, затруднявших выход из кризиса.
Прежде всего это инфляция, достигавшая 8,7 процента в 1973 году, 12,3
процента в 1974-м, 6,9 процента в 1975-м и 4,9 процента -- в
1976-м[84]; более того, впервые был зафиксирован случай, когда
инфляционные процессы не прекратились даже в условиях экономического спада,
что получило у экономистов название стагфляции[85]. Финансовая
система США также оказалась дезорганизованной: между 1974 и 1978 годами
вложения в ценные бумаги федерального казначейства в большинстве случаев
приносили инвесторам убытки[86]. Ситуация на Уолл-Стрит была еще
более плачевной: в конце 1974 года индекс Доу-Джонса находился на уровне
577,6 пункта -- более
------------------
[82] - См.: Bell D. The End of Ideology. Cambridge (Ma.)-L.,
1988. P. 71.
[83] - См.: Davidson J.D., Lord William Rees-Mogg. The Great
Reckoning. Protect Yourself in the Coming Depression. N.Y., 1993. P. 146.
[84] - См.: Mussa M. Monetary Policy // Feldstein M. (Ed.)
American Economic Policy in the 1980s. Chicago-L., 1994. P. 87.
[85] - Подробнее см.: Spulber N. The American Economy. P.
8-9.
[86] - См.: Niskanen W.A. Reaganomics. An Insider's Account
of the Policies and the People. N.Y.-Oxford, 1988. P. 246.
------------------
чем на 100 пунктов ниже значения в 685,5 пункта, достигнутого им за
пятнадцать (!) лет до этого, летом 1959-го[87]; хотя на
протяжении 1975 года акции совершили один из рекордных рывков, до
восстановления утраченных позиций оставалось еще далеко. Был зафиксирован
быстрый рост дефицита федерального бюджета: если за пять лет, пока у руля
США находилась администрация президента Л.Джонсона, суммарный дефицит
составил около 44,8 млрд. долл., за шесть лет правления президента Р.Никсона
-- 67,0 млрд. долл., то всего за два года администрации Дж.Форда он превысил
126,9 млрд. долл., а за четыре года, проведенных в Белом доме Дж.Картером,
составил 226,9 млрд. долл. [88] Однако даже и эти
экстраординарные заимствования не могли сохранить на прежнем уровне
большинство социальных выплат, реальный объем которых со второй половины
1974 года стал снижаться; лишь отказ от пересмотра уровня минимальной
заработной платы и индексирования прожиточного минимума смогли предотвратить
резкое снижение видимости социальной защищенности населения. Между тем
нарастание неравенства в распределении доходов стало очевидным уже с 1975
года. На протяжении всего этого периода, как мы отметили выше, темпы
экономического развития и темпы роста производительности в США балансировали
около нулевой отметки.
Некоторое оживление экономики в 1976-1978 годах не принесло заметного
улучшения ситуации, так как наряду с позитивными процессами возникла новая
волна дестабилизации финансовой системы. Серьезно затронутые первым нефтяным
шоком, японская и германская экономики (темпы их роста в 1973-1975 годах
упали с 10,5 до 3,4 и с 3,7 до 1,6 процента в год
соответственно[89]) начали выходить из кризиса, что
сопровождалось укреплением марки и иены против доллара, вновь терявшего
позиции на мировых рынках[90]. Внутренний спрос на американском
рынке оставался относительно низким, международная конъюнктура --
неустойчивой, а ожидания -- мрачными. Нарастание внутренних заимствований
для финансирования федерального бюджета усиливало инфляционные ожидания. В
результате, несмотря на то, что производственные мощности оставались
недозагруженными, а безработица не опускалась ниже 6 процентов, инфляция
поднялась с 4,9 процента в 1976 году до 6,7 процента в 1977-м и 9 процентов
в 1978-м[91].
----------------
[87] - См.: Rothchild J. The Bear Book. Survive and Profit
in Ferocious Markets. N.Y., 1998. P. 10-11.
[88] - См.: Figgie H.E., Swanson G.J. Bankruptcy 1995. The
Coming Collapse of America and How To Stop It. Boston-N.Y., 1993. P. 42.
[89] - См.: Piore M.J., Sabel Ch.F. The Second Industrial
Divide. P. 177.
[90] - См.: Strange S. Casino Capitalism. Manchester, 1986.
P. 17-18.
[91] - См.: Krugman P. Peddling Prosperity. P. 99-100, и др.
----------------
В марте 1979 года инфляция в США составила в годовом исчислении 10,09
процента. Ответом стала реакция стран-членов ОПЕК, полагавших, что их
валютные поступления обесцениваются по мере снижения реальной стоимости
американской валюты: 27 марта цена на нефть была повышена на 9 процентов, до
14,54 долл. за баррель, а затем началась целая серия повышательных движений.
К 1 июля 1980 года цены достигли 34,72 долл. за баррель [92], что
в сегодняшних ценах составляло бы более 60 долл. за баррель [93]
(для сравнения следует отметить, что в начале 1999 года цена порой
опускалась до 10,2 долл. за баррель). В то же время начался быстрый рост цен
и на другие виды базовых сырьевых товаров: между 1975 и 1980 годами цены на
тонну каменного угля выросли с 38,5 до 45,3 долл., железной руды -- с 22,8
до 28,1 долл., древесины -- с 61,8 до 137 долл., меди -- с 1320 до 2200
долл., никеля -- с 4560 до 6500 долл., а олова -- с 6860 до 16750 долл.
Наиболее быстро дорожали золото и серебро; хотя спрос на них и подогревался
развертывающейся инфляцией, масштабы роста цен оказывались несопоставимыми с
ней: с 1975 по 1980 год серебро подорожало (из расчета за 10 граммов) с 1,42
до 6,62, а золото -- с 56,8 до 214,4 долл. [94] Эти процессы шли
параллельно со стремительным наращиванием добычи природных ресурсов: так,
производство нефти с начала века и вплоть до конца 70-х годов росло в
среднем на 7 процентов в год, удваиваясь, таким образом, каждые десять лет;
при этом за относительно "спокойные" 60-е объем поставленной на рынок нефти
превысил масштабы ее добычи за все предшествующие годы с начала промышленной
ее разработки в 1857 году [95].
В конце 70-х годов западные страны предприняли первые попытки
противостоять атаке со стороны "третьего мира", активизируя разработку
собственных запасов полезных ископаемых, а также используя новые
технологические достижения. С одной стороны, США и страны ЕС увеличили
добычу нефти в Техасе и на шельфе Северного моря. Несмотря на то, что
сегодня страны-члены ОПЕК располагают доказанными запасами нефти,
достаточными для их разработки нынешними темпами в течение 88 лет, тогда как
для стран, не входящих в ОПЕК, этот показатель сос-
--------------
[92] - См.: Brockway G.P. Economists Can Be Bad for Your
Health. Second Thoughts on the Dismal Science. N.Y.-L., 1995. P. 51.
[93] - См.: Feldstein M. (Ed.) American Economic Policy in
the 1980s. A Personal View. P. 87.
[94] - Рассчитано по: International Financial Statistics
Yearbook. Wash., 1993, 1994, 1995,
1998.
[95] - См.: Hubbert M.K. Exponential Growth as a Transient
Phenomenon in Human History // Daly H.E., Townsend K.N. (Eds.) Valuing the
Earth: Economics, Ecology, Ethics. Cambridge (Ma.)-L., 1996. P. 114-116.
--------------
тавляет 14 лет (в том числе 22 года для России, 10 -- для США и 9 --
для Норвегии) [96], увеличение добычи в развитых странах снизило
долю ОПЕК на мировом рынке с 51 процента в 1973 году до 41 процента в
1994-м, в том числе долю ближневосточных поставщиков с 37 до 30 процентов
[97]. С другой стороны, развитые страны стали активно
переориентировать свою промышленность на энергосберегающие технологии.
Наибольших успехов добилась здесь Япония, фактически полностью зависящая от
импортируемых энергоносителей. В среднем за 1973-1982 годы энергоемкость
японской продукции снижалась на 3,5, а ее нефтеемкость -- на 5,7 процента в
год [98]; этот пример показывает, в частности, как четкое
государственное программирование экономики позволяло достичь весьма важных
локальных (подчеркнем это слово) целей. Так или иначе, когда все западные
страны под воздействием очередного нефтяного шока стали жертвами жестокой
инфляции и вошли в фазу спада, Япония продолжила свой уверенный
экономический рост (на 5,5 процента в 1980 году) [99]; при этом
производительность в японской экономике повышалась на протяжении этого
периода в среднем на 5 процентов в год, а в США -- не более чем на 1 процент
[100]. Гораздо более важно, однако, что новая атака со стороны
ОПЕК была встречена в западном мире невиданным ранее явлением: впервые в
1979 году стал очевидным тот факт, что спрос на нефть может быть столь же
эластичным, как и спрос на прочие виды потребительских товаров
[101]. Это было первым сигналом ослабления зависимости Запада от
поставщиков природных ресурсов.
Однако в те годы перенесение акцента на развитие наукоемких
высокотехнологичных секторов экономики еще не могло дать решающего эффекта,
и поэтому повышение сырьевых цен привело к новому экономическому кризису,
ставшему наиболее жестоким в послевоенной истории свободного мира.
Пытаясь переломить ситуацию за счет усиления государственного
вмешательства в экономику, американская администрация и большинство
социал-демократических правительств в Западной Европе стремились к повышению
доли валового национального продукта, перераспределяемого по каналам
бюджета. Вторая поло-
--------------
[96] - См.: The Economist. 1998. July 18. Р. 106.
[97] - См.: Mitchell К., Beck P., Grubb M. The New
Geopolitics of Energy. L., 1996. P. 7, 9, 42.
[98] - См.: Проблемы энергообеспечения в капиталистических
странах в условиях современной энергетической ситуации. С. 45.
[99] - См.: Piore M.J., Sabel Ch.F. The Second Industrial
Divide. P. 179.
[100] - См.: Thurow L.C. The Zero-Sum Society. P. 5.
[101] - См.: Mitchell K, Beck P., Grubb M. The New
Geopolitics of Energy. P. 42.
--------------
вина 70-х была ознаменована небывалым для США ростом расходов
федерального правительства (со 118,4 до 576,6 млрд. долл. между 1965 и 1980
годами, что, соответственно, составляло чуть более 17 и несколько менее 22
процентов ВНП [102]); такие траты требовали роста налогов,
ставших к началу 80-х годов даже большим препятствием для хозяйственного
развития, нежели сырьевые цены. За период 1965-1980 годов максимальная
ставка налогов, которые уплачивала средняя американская семья, поднялась с
22 до 43 процентов ее доходов, а ставка налогов, уплачиваемых семьей,
имевшей доход в два раза выше среднего, достигла 54 процентов. В аналогичной
пропорции выросли и налоговые платежи, взимавшиеся властями штатов и округов
[103]. Параллельно шло увеличение денежной массы, темп которого
неуклонно нарастал между 1977 и 1980 годами (с 4,5 до почти 9 процентов в
годовом исчислении). Период с августа 1971 года, когда президент Р.Никсон
объявил об отказе от золотого обеспечения доллара, до июля 1979-го, когда
президент Дж. Картер принял отставку У.Миллера с поста председателя совета
директоров Федеральной резервной системы (ФРС) и назначил на него П.Уолкера,
был справедливо назван У.Найс-кененом "худшим периодом в истории
денежно-кредитной политики США после 1930-х годов" [104]. Однако
попытка исправить ситуацию за счет регулирования процентной ставки без
радикального изменения бюджетной и налоговой политики вряд ли могла принести
в подобных условиях существенные результаты.
Несмотря на то, что новое руководство ФРС между 18 сентября 1979-го и
15 февраля 1980 года четырежды поднимало дисконтную ставку -- в общей
сложности с 10,5 до 13 процентов, -- вынуждая банки увеличить обязательные
резервы на 8 процентов, а также прибегло к резким ограничениям
потребительского кредитования, инфляция продолжала расти, составив в январе
и феврале 1980 года 17 процентов в годовом исчислении. При этом
поднимающиеся цены на сырье, высокие налоги и резко сократившийся
потребительский спрос воплотились в беспрецедентном сниж