ли, но, во всяком случаe, предсeдатель
вступил со мной в спор, и роковая команда "пли" стала как-то оттягиваться...
29
Не знаю все-таки, остались ли бы мы живыми, если бы в рeшительный
момент наших дискуссiй из автомобиля, около котораго возился наш шоффер, не
раздался его громкiй радостный крик:
-- Братва! Здeсь спирт! Ей Богу, чистый спирт!
Предсeдатель ревкома прервал на полусловe свои ругательства и,
мгновенно повернувшись к шофферу, недовeрчиво крикнул:
-- Что ты там врешь-то? Какой спирт?
-- Ей Богу, спирт! У этих буржуев нашел. Глядите -- вот!
Дeйствительно, в руках шоффера появились двe укупоренных и перевязанных
жестяных банки...
Перед таким зрeлищем не могли устоять бандитскiя сердца. Винтовки,
угрожающе направленныя в нашу сторону, мигом опустились, а предсeдатель с
удивительной для его солидности быстротой бросился к автомобилю.
-- Вот это -- да! -- весело просипeл голос худого парня, только что
ратовавшаго за наш разстрeл. -- Идем! А буржуи эти покеда пущай подождут. Им
не к спeху.
Очевидно, чистый спирт был рeдким лакомством для этих пьяниц, ибо
бандиты ликующей толпой направились в духан.
Предсeдатель любовно прижимал банки обeими руками к своей широкой груди
и торжествующе шел впереди, покрыв драгоцeнную ношу, как щитом, своей рыжей
бородой...
Когда он подошел к порогу дома, на лицe его внезапно промелькнуло
удивленiе.
-- А что это они бензином пахнут? -- внезапно обернулся он к шофферу.
-- Да у меня в машинe, почитай, все бензином пахнет. На то и
автомобиль! -- хладнокровно отвeтил тот, и с успокоенным лицом предсeдатель
исчез в дверях. Его банда послeдовала за ним.
Послeднiй из вооруженных людей на секунду заколебался и со злобой
оглянул нас. "Сторожи тут их, буржуев недорeзанных, а они там пока все
вылакают", ясно читалось на его лицe. "Развe эти сукины дeти обо мнe
подумают?". 30
-- Эй, Юхман, -- рeшительно крикнул он какому-то татарченку. -- Побудь
тута коло арестованных, а я моментом! -- И он тоже нырнул в двери.
Все это произошло так неожиданно, что мы, ошеломленные, остались стоять
на мeстe, как истуканы.
Едва слышный свист вывел меня из оцeпенeнiя. Наш шоффер уже сидeл у
руля и краснорeчивым жестом показывал на сидeнье автомобиля. Я мгновенно
сообразил, в чем дeло, дернул своих "не любящих сильных ощущенiй" спутников
и рванулся к машинe.
-- Бачка, бачка, куда? -- в страхe затараторил татарченок, наш страж и
хранитель. -- Нилза, нилза!
Жалко было паренька! Хорошiй он был, веселый парнишка! Да что-ж было
дeлать? Ударил я его, пожалуй, крeпче, чeм даже нужно было -- гдe уж тут
разбирать? Перевернулся он, бeдняга, нeсколько раз от удара, а мы были уже в
гудящей машинe и через нeсколько секунд мчались вниз по скалистой дорогe.
Гдe-то сзади раздались неясные крики и звуки выстрeлов. Пуля, отскочив
от скалы, жужжа, рикошетом пронеслась над нашими головами...
Русская смекалка
Отъeхав нeсколько километров, мы остановились. Шоффер медленно сошел с
машины и, подняв капот, стал спокойно копаться в моторe. Смеркалось все
больше.
-- Фу, чорт! -- облегченно вздохнул я. -- Ну и дeла! Словно из печки
выскочили!..
-- Боже мой, -- простонала дама. -- Всe мои фамильныя драгоцeнности!
Браслеты, кольца... Разбойники! Теперь же я нищая! Что я буду дeлать?
-- Хорошо еще, что голову на плечах унесли! Вeдь вeрно, Оля?
Дeвушка только молча кивнула головой и слабо улыбнулась, видимо, еще не
будучи увeренной в своем голосe.
-- Ну, а вас как обчистили? -- обернулся я к коммерсанту. 31
К моему удивленно, он бодро улыбнулся.
-- Эх, что деньги? Тьфу, и больше ничего! Головы унесли, а это самое
важное. А если голова сидит на плечах, так развe в карманах когда-нибудь
бывает пусто?
Сухое лицо возвращавшаяся шоффера оживилось одобрительно-насмeшливой
улыбкой...
-- Ну, господа, вот кого нам нужно благодарить! -- воскликнул я. --
Если бы не его смекалка, лежать бы нам всем теперь у скалы.
-- Да, вот, вы тоже молодцом, -- дружелюбно усмeхнулся шоффер, крeпко
пожимая мнe руку. -- Здорово это вы и языком, и кулаком дeйствуете.
Убeди-и-и-тельно это у вас вышло!
-- Ну и ладно! Все хорошо, что хорошо кончается! Но вы все-таки, ей
Богу, герой! Откуда только вы им спирт выкопали?
-- Спирт? Какой спирт? -- разсeянно спросил наш спаситель,
прислушиваясь к шуму мотора и берясь за рычаги.
-- Да тот, в банках!
-- Эва! Откуда там спирт? Там простой бензин был! -- спокойно отвeтил
он, и его невозмутимое лицо озарилось лукавой усмeшкой.
--------
В родной семьe
Дом наш там, гдe живут тe, кого мы любим. Все равно замок это или
деревня, хижина или дворец, крeпость или тeнь кустарника. Все равно -- это
останется нашим домом, пока мы встрeчаем там близких сердцу людей, дружеское
рукопожатiе которых готово встрeтить нас в любое время...
Э . С е т о н - Т о м с о н
Гибель брата
Полгода тому назад, эвакуированный, как раненый, из Туапсе в Крым, я
очутился в Севастополe с тоскливым сознанiем полнаго одиночества. Слeды
старика отца 32 были потеряны в волнах гражданской войны, пронесшихся на
Кубани. Оба старших брата были гдe-то на Украинe, через которую тоже
перекатывались тяжелые валы грозных событiй.
И я, 20-лeтнiй юноша, чувствовал себя песчинкой в бушующем самумe.
Через нeсколько дней послe моего прибытiя в Севастополь кто-то окликнул
меня на улицe.
-- Солоневич, вы ли это?
Под матросской безкозыркой весело улыбалось лицо кiевлянина Лушева,
когда-то вмeстe с моими братьями тренировавшагося в "Соколe".
Мы сердечно расцeловались.
-- А Всеволода уже видeли? -- спросил моряк.
Средняго брата Всеволода я видeл в послeднiй раз больше года тому назад
в Кiевe, куда я на недeлю с винтовкой в руках прорвался с Кубани. При его
имени мое сердце дрогнуло.
-- Да развe он здeсь?
-- Ну как же!.. Комендором на "Алексeевe"!..
Через нeсколько минут я был на Графской пристани и скоро на большом
военном катерe подходил к высокому сeрому борту громаднаго броненосца.
Сознанiе того, что я сейчас увижу своего любимаго брата, с которым мы были
спаяны долгими годами совмeстной жизни, окрыляло и дeлало счастливым.
Бeгом взбeжал я по трапу к вахтенному офицеру.
Высокiй серьезный мичман на секунду задумался.
-- Всеволод?.. Как же помню... В очках? Да... да... Нам только что
сообщили, что он умер в Морском госпиталe...
Так же весело плескались волны под бортом катера, так же тепло и
ласково грeло весеннее солнце, так же привeтливо пестрили склоны живописнаго
городка... Но для меня все было покрыто сeрым туманом перваго в жизни
большого горя. И синее прозрачное небо уже не радовало душу, а давило на нее
мрачной тяжестью...
Я опоздал на нeсколько часов... Гдe-то в сeрой больничной палатe,
окруженный равнодушными чужими лицами, безконечно одиноким ушел из жизни мой
брат. 33
И первый раз в моей молодой жизни гдe-то далеко внутри словно
оборвалось, и там показалась кровь душевной раны...
А через недeлю я и сам лежал в сыпном тифe в той же палатe, гдe недавно
умирал мой брат. И в полубреду я слыхал, как подходили ко мнe сестры
милосердiя и шепотом спрашивали:
-- Солоневич?
-- Да... Только другой...
-- Ну, совсeм как тот!.. Ну, Бог даст, хоть этого выходим!..
И вот, послe выздоровленiя, худой и блeдный, еще шатаясь на слабых
ногах, с чувством пустоты и боли в душe, одинокiй болeе, чeм когда-либо, я
пошел к скаутам. Их веселая, жизнерадостная семья приняла меня, как родного.
И в теплe их дружбы немного залeчились первыя раны, которыя так болeзненны,
когда человeку только что исполнилось 20 лeт, а судьба бросила его на острые
камни суровой жизни...
"Дом наш там, гдe живут тe, кого мы любим!"... Я любил своих маленьких
друзей и сейчас в дни тревог и опасностей стремился в их семью, которая для
меня была родной.
Дома
Дальнeйшiй наш путь прошел благополучно. Через нeсколько часов
показался Севастополь с мрачной пустыней своих бухт. Еще нeсколько дней тому
назад бухты эти были переполнены пароходами и военными кораблями, лайбами и
фелюгами, катерами и шлюпками. Сейчас вездe было пусто и безжизненно. На
другой сторонe бухты медленно догорало громадное зданiе мельницы, гдe раньше
помeщался склад Американскаго Краснаго Креста, да глухiе звуки выстрeлов
изрeдка разрывали настороженную тишину. Старые мертвые броненосцы, стоявшiе
в Южной бухтe, казались еще болeе печальными и заброшенными. 34
Один из них, нeкогда могучiй "Iоанн Златоуст", все лeто служил
"резиденцiей" для меня и отряда морских скаутов. В полумракe сeраго утра я
теперь тщетно звал кого-нибудь с корабля, чтобы подать для меня
плотик-переправу. Никто не отзывался. Очевидно, никого из ребят уже не было
в нашем пловучем домe.
Дeлать было нечего. Нужно было искать какого-нибудь другого пристанища.
Тут же, невдалекe от порта жила семья одной из наших герль-скаутов. Я
направился туда.
Заспанное лицо Тани выглянуло в дверь и внезапно преобразилось
удивленiем и радостью.
-- Это вы, дядя Боба? Как это вы прieхали? А мы всe думали, что вы в
Константинополe остались! Вот хорошо-то! Заходите, заходите. Сейчас мама
встанет.
-- Я уже был на "Златоустe". Гдe же наши ребята, Таня?
-- Да всe по домам. В такое время жутко на кораблe одним. А многiе к
вам в Константинополь поeхали.
-- Эх, опоздал я... А всe мои вещи, вeрно, тоже с ними поeхали?
-- Навeрно, что так. Ну, это ничего, Борис Лукьянович. Это все ничего.
Вот, так ребята рады будут!.. А никто еще не знает, что вы здeсь?
-- Никто, Танечка. Я покричал, покричал у броненосца и к тебe прямо
пришел.
-- Ну, и хорошо. А вот и мама...
Сердечное тепло встрeчи охватило мои напряженные нервы.
Пока я -- дома. А там -- там увидим...
Ребята
Новость -- "дядя Боб вернулся" -- мгновенно разнеслась по скаутским
рядам... Через нeсколько часов в маленькой комнаткe Тани, за столом с уютно
шумящим самоваром собрались всe наши старшiе скауты.
Многих уже не оказалось в городe. Они вмeстe со своими семьями покинули
родную страну и ушли в эмиграцiю. Что-то ждет их на чужбинe? И что сулит
нам, оставшимся, туманное будущее? 35
Старушка -- мать Тани -- суетится и хлопочет, стараясь разсадить всeх и
снабдить стаканами.
-- Пусти, мама. Я сама все сдeлаю! -- пытается дeвушка принять "бразды
хозяйственнаго правленiя". Глаза ея радостно сiяют. Сегодня -- ея день, ея
праздник! Сегодня в стeнах своей маленькой комнатки она принимает всeх
старших друзей и начальников...
-- Сколько веселых лиц кругом! сколько молодой энергiи и задора!
Оля с мягким юмором разсказывает наши приключенiя. Сыплется дождь
вопросов, шуток, замeчанiй. Хорошо сейчас в теплe и уютe вспоминать
пережитое!..
Как славно и задушевно звучат знакомыя слова милых наших пeсен! Пусть
хромает на всe 4 лапы наша музыкальность! Пусть энтузiазма в этих пeснях
много больше, чeм мелодичности. Ну, так что-ж? Развe это так важно? Мы поем
для себя, в своей семьe, гдe всe участники и всe слушатели...
И смeх и бодрость постепенно замeщают в душe тревогу и безпокойство.
А с улыбкой на лицe все в мiрe переносится безконечно легче...
Душа юноши
Поздно вечером шел я с начальницей герль-скаутов, княжной Кут<ые>ьивой
и Володей в нашу штаб-квартиру, гдe я пока рeшил ночевать. Улицы были
пустынны и тихи. Электро-станцiя не работала. Над городом нависла какая-то
печальная, настороженная тишина.
Молчали и мы. Тревога за будущее -- нeт-нeт -- и вспыхивала в глубинe
души.
Обычно бодрая и прямая фигура юнкера как-то сжалась и согнулась, словно
груз тяжелых мыслей налег на его плечи.
-- Скажите, Володя, -- спросил я у юноши, -- вы что -- отстали от Армiи
или сами рeшили остаться в Россiи?
Положенiе Володи было очень своеобразным. Извeстный донской
скаутмастор, он попал в Севастополь 36 вмeстe с Бeлой Армiей и часто
прieзжал с фронта в наш веселый городок. Он давно уже стал своим, родным в
нашей скаутской семьe, но я был увeрен, что он предпочтет уeхать из Россiи,
но не оставаться на милость побeдителей.
Юноша отвeтил не сразу.
-- Сам, -- наконец, глубоко и коротко прозвучал его голос.
Княжна Лидiя, пожилая учительница, "скаут-мама" наших отрядов, дружески
взяла его под руку и тихо спросила:
-- А почему?
Юноша тряхнул головой.
-- Что-то не привык я, знаете, "драпать", Лидiя Константиновна, --
криво усмeхнулся он. -- Раз проиграл -- признайся в этом честно и откровенно
и протяни руку противнику.
-- А противник развe ждет этого?
-- А как же! Развe вы не слыхали, что ВЦИК амнистiю всeм бeлым объявил?
Да, правда, вы в это время в Константинополe были. А вы, Лидiя
Константиновна, вeдь читали?
-- Да, да. Так и объявлено было -- "гарантируется безопасность и право
на свободный труд всeм, оставшимся в странe Совeтов".
-- Ну, вот видите, Борис Лукьянович, -- возбужденно воскликнул юноша.
-- Значит, протягивают руку. Вот и я -- боролся за Родину, как мог и как
понимал свой долг. Хоть мы и побeждены, но я не раскаиваюсь в своем прошлом.
Если бы все вернуть назад, -- ей Богу, пошел бы таким же путем...
Голос Володи дрожал. Он словно спeшил излить перед друзьями свои
мучительныя думы.
-- Тяжело, знаете, Россiю покинуть... Так все ничего, ничего, а как
увидал я нагруженные пароходы, да подумал -- вот еще день, два и прощай
Россiя -- так сердце и дрогнуло...
Юноша криво усмeхнулся:
-- Эх, глупое сердце. Не уйти вот от чувства любви к Родинe. Не тянет
на чужбину, хоть не думаю я, что и здeсь сладко будет.., 37
-- А мести большевиков вы не боитесь? -- попрежнему тихо спросила Лидiя
Константиновна.
-- Нeт, почему же? Вeдь амнистiя-то была? Да потом, не опасности
волнуют меня. Слава Богу, не впервой! Видали виды... Мучительна, вот, эта
неувeренность: что, то будет впереди, как новая жизнь развернется, будет ли
нам мeсто в этой новой жизни?..
-- А вы вeрите в эту новую жизнь?
-- Да как вам сказать, Лидiя Константиновна? Хочется вeрить, что
все-таки не зря же столько крови пролито... Может быть, что-нибудь новое из
всего этого и выйдет... Уйти -- это не трудно. Или еще -- пустить пулю в
лоб. Нeт, надо в э т о й жизни найти свой путь на пользу Родины...
-- Поэтому то вы и остались в Россiи?
-- Ну да, -- просто отвeтил юноша. -- Да вeдь не я один -- многiе,
многiе остались. И офицеры, и солдаты. Врангель вeдь честно сказал -- я не
ручаюсь за будущее. А тут -- амнистiя. Ну, сердце и заныло... Тысячи
остались. Эх, сказано вeдь:
"Смерть в краю родном
Милeй, чeм слава на чужбинe..."
Может, это политически и невeрно, дядя Боб... Знаю... Но я не политик.
Я простой солдат. Сердце говорило мнe -- борись за Россiю. Я сдeлал все, что
мог. А теперь хочу, вот, остаться на Родинe, помочь ей. А как -- ей Богу,
еще не знаю. Увидим там... Но вот и вы, дядя Боб. Вернулись вeдь? Неужто так
уж мы ничего и не сдeлаем?
В голосe Володи что-то дрогнуло. В тишинe и мракe настороженнаго вечера
на грани какой-то новой жизни мы обмeнялись крeпким рукопожатiем.
--------
По дорогe на тот свeт
"Выход всегда есть, и мужественное сердце всегда найдет его."
Э. Сэтон-Томпсон
Эвакуацiя была уже закончена. Обычно веселый и оживленный город был как
бы придавлен тяжестью 38 надвигавшихся событiй и ожиданiем новых "хозяев", о
которых шли самые мрачные слухи и разсказы.
Когда, послe ряда безуспeшных атак Перекопскаго вала, нeсколько тысяч
красной конницы, использовав рeдкое сочетанiе событiй, прорвалось в Крым
через болота Сиваша, и Русская Армiя рeшила эвакуироваться, -- послe
отступленiя Бeлой и до прихода Красной Армiи прошло не менeе 2 суток. Нужно
ли говорить, как тревожно были пережиты эти двое суток безвластiя?.. Гдe-то
с сeвера на нас катилась грозная красная лавина. Что-то принесет она с
собой?
Первыми в город вошли конныя части армiи "батьки Махно", украинскаго
авантюриста, сражавшагося на сторонe тeх, гдe ему казалось болeе выгодным.
Головорeзы Махно полностью использовали свое положенiе передовых
частей, и по городу прокатилась волна грабежей и убiйств. Пьяные, разгульные
и увeренные в своей безнаказанности махновцы группами eздили по улицам и
вели себя так, как будто город был отдан им на разграбленiе.
Пришлось, увы, и мнe "коротко" познакомиться с ними.
Вообще, этот перiод моей жизни изобиловал самыми неожиданными
опасностями. Как вышел я живым из под каскада этих приключенiй -- право не
смогу даже объяснить... "Кисмет", как говорят турки. Судьба...
Жизнь -- копeйка
На второй день послe появленiя махновцев я вышел на улицу поглядeть на
новых "хозяев". На мнe, как обычно, был американскiй френч с узенькими
полосками-погонами. Волею судеб, эти полоски едва не стоили мнe жизни...
Когда по мостовой зацокали копыта проeзжавшей группы махновцев,
гуляющiе остановились и с безпокойством стали наблюдать за горланящей,
шумной и пьяной ватагой.
Проeзжая мимо нас, один из всадников случайно обернулся в мою сторону,
потом внезапно выхватил 39 привычным и быстрым движенiем шашку из ножен и
рванул коня в толпу, крича во все горло:
-- Ага, хлопцы, вот еще один проклятый офицер попался!
Всe шарахнулись в стороны, и я торжественно был выведен на середину
улицы, окруженный возбужденными свирeпыми лицами махновцев.
-- Руби его, стерву! -- кричали одни.
-- Ахфицер, так его так... Летчик... Попался, сукин сын...
Если бы их было меньше, то, вeроятно, мнe бы не уйти живым с этого
мeста. Но махновцев было много, они мeшали друг другу и старались
перекричать один другого. Конскiя морды, возбужденныя поводьями, фыркали мнe
в лицо, а сверху сверкали шашки, которыми жестикулировали мои "побeдители".
Для многих из них, вeроятно, взмах шашки замeнял собой цeлую фразу...
-- Да бросьте вы, ребята, дурака валять, -- отругивался я. -- Какого
чорта вы ко мнe прицeпились? Гдe у вас глаза? Развe-ж это офицерскiе погоны?
Это мнe американскiй френч дали. Видно, у них такая и форма...
-- Врешь ты, сукин сын. Ты офицер-летчик...
-- Как же! Как же!.. Был бы я офицер, так остался бы тут, держи карман
шире. Да еще по улицe в формe ходил бы. Дурака тоже нашли! Я бы уже давно в
Константинополe был. Брось, ребята!
-- Разсказывай тут. А ну-ка, Чуб, сбрей ему покеда погоны по-нашински.
Махновцы довольно загоготали.
-- А ну, Чуб! Покажь свою точность. Шоб на корню дeло было сдeлано.
Чуб, вихрастый крeпкiй казак с тупым рябоватым лицом, польщенный общим
довeрiем, потянул меня к тротуару. Там, поставив меня боком к телеграфному
столбу и отстегнув край погона, он одной рукой придержал его у дерева, а
другой занес шашку.
-- Голову нагни, бeлопогонник проклятый, а то срублю, -- хриплым басом
предупредил он.
Не могу сказать, чтобы свист шашки над ухом и 40 звук удара ею по
столбу был прiятным музыкальным аккордом... И когда второй удар вмeстe с
погоном срeзал часть сукна на плечe, но оставил меня цeлым, я вздохнул с
облегченiем.
Махновцы опять загоготали.
-- Здорово, Чуб! Подходяще сработано!
-- Ну, теперь пойдем, ваше благородiе.
-- Куда?
-- А твое дeло шашнадцатое. Иди, пока жив...
Дeлать было нечего. -- "Eхать, так eхать, как сказал зеленый попугай,
когда сeрая кошка тащила его за хвост из клeтки", -- почему-то мелькнула в
мыслях шутка. -- Тьфу, дьявольщина, отплюнулся я. И какая, однако, дикая
чушь лeзет в голову в самые неподходящiе моменты!..
Меня пустили вперед, и за мной вплотную двинулись с обнаженными шашками
махновцы.
Положенiе и без того было трагическим, но судьбe было угодно еще
осложнить его. Когда я торжественно шествовал по серединe улицы со своим
конвоем, из-за угла неожиданно вынырнул патруль наших маленьких скаутов.
Увидeв начальника, они, не поняв всей необычности картины, радостно
вытянулись в положенiе "смирно" и привeтс<т>вовали меня полным скаутским
салютом:
"O, sancta simplicitas!"1
1 "О, святая простота!" -- восклицанiе возведеннаго на костер Яна Гуса,
чешскаго религiознаго реформатора, когда он увидeл, что какая-то старушка,
искренно вeря, что он дeйствительно грeшник, принесла в костер и свою
вязанку дров.
"Ну, это уж конец!" подумал я, усмeхнулся и отвeтил им на салют.
-- Ну, что-ж это ты врал, сукин сын, что ты не офицер? -- раздался
сверху сердитый хриплый бас. -- Вот, глянь, -- тебe даже честь отдают...
Положенiе явственно ухудшалось... Если-б хоть толпа на улицах была --
тогда можно было бы рвануться, проскочить в какой-нибудь двор и оттуда
удрать... Но как раз прохожих было мало, да и тe испуганно сторонились 41
при видe нашей процессiи. В этих условiях рвануться в сторону и пробeжать
10-12 метров я никак не успeю. За моей спиной -- опытные рубаки. Рвануть
коня и взмахнуть шашкой -- для них легче, чeм прочесть строчку книги. А я
видывал, как казаки перерубают человeка наискось... Нeт уж. Лучше не давать
им случая показать свое искусство. Поищем лучше других способов
выкрутиться!..
Через нeсколько минут меня привели на большой двор, гдe размeщался
взвод кавалеристов.
-- Эй, ребята, глянь-ка: офицера поймали, -- закричали мои конвоиры.
-- Ого-го! Давай его сюда. О це здорово. Молодцы, хлопцы, -- раздались
восклицанiя со всeх сторон, и взлохмаченныя дикiя головы окружили меня.
-- Погоны-то мы вже срубалы, -- довольным тоном объяснил Чуб. -- Вин
офицер-летчик. Ему вси честь отдавалы...
-- Ну, так что-ж? Дeло ясное. Чего-ж тут ждать? -- сказал низенькiй
коренастый взводный заплетающимся языком. -- А ну, хуч ты, Панас, ты, Осип,
да ты, Петро`, поставьте его к тому вон сараю, да и пошлите его на луну к
чортовой матери. Что это с бeлогвардейцами цацкаться. Попили нашей кровушки.
Будя!..
На продолженiи трех суток это был уже второй молнiеносный смертный
приговор. Фронтовая привычка к быстротe дeйствiй и безнаказанности упрощала
"судебный церемонiал".
Несмотря на все мое "краснорeчiе", меня потащили к сараю. Трое дюжих
"хлопцив", дожевывая что-то, лeниво взяли свои винтовки...
Просто совершались такiя привычныя операцiи в тe блаженныя для бандитов
времена... Интерес к моей особe, возбужденный при моем появленiи, упал.
Казаки разбрелись по двору, часть пошла к лошадям, часть -- в дом. Только
нeсколько махновцев с лeнивым любопытством слeдили за происходящим, словно
во всем этом не было ничего, выходящаго за рамки обыденнаго.
Когда меня повели к сараю, одному из них пришла в голову хозяйственная
мысль. 42
-- Хлопцы, да вы хоть с него френч снимите. Сукно-то, видать, хорошее.
-- Вeрно, Трофим, -- поддержал его другой. -- Френч подходящiй. Чего
ему пропадать?
Не могу сказать, чтобы я был испуган. Мысль о надвигающейся смерти
как-то не укладывалась в головe. Много лeт спустя мнe случилось прочесть
отзыв Шаляпина об одном старом солдатe: "если он и думал о смерти, то только
как о смерти врага, но никак не о своей собственной"...
Такое же ощущенiе было у меня. Все мое существо не вeрило в смерть...
Мнe не раз приходилось и раньше, и потом видeть разстрeлы, и наблюдать,
как приговоренные люди шли на смерть подавленно и пассивно, как во снe..
Но покорность судьбe не была в числe моих малочисленных добродeтелей...
"Вeдь не может же быть, думал я, что вот сейчас я в послeднiй раз вижу
ясное небо, зелень деревьев, дома, людей, слышу в послeднiй раз звуки, шум,
голоса, ощущаю жизнь своего тeла, нервную быстроту своих движенiй и румянец
взволнованнаго лица!"...
Мысли трепетали в мозгу, как плeнныя птицы, но это были не мысли о
смерти, а мысли о том, что предпринять, как выкрутиться из создавшагося
положенiя.
Под влiянiем моих шутливо-смeлых возраженiй, злобный тон моих "судей"
смягчился.
-- А ей Бо, вин ничо`го соби` хлопец, -- вырвалось даже у одного из
них, и нeсколько казаков засмeялись неожиданности этого восклицанiя.
Когда с меня сняли френч, под которым была одна только спортивная
безрукавка, и зрители, и "операторы" были удивлены, увидав мою атлетическую
мускулатуру.
-- Ото, здоров бугай! -- восхищенно воскликнул раздeвшiй меня казак.
-- От, сукин сын! Как битюг! -- одобрительно заговорили вокруг.
Дeйствительно, в тe времена я был хорошо тренирован, и мои массивные
бицепсы производили солидное впечатлeнiе. А в глазах бандитов сила --
основное право, и физическая сила разцeнивается ими, как идеал и вeнец 43
человeческих качеств. В глазах этих примитивных рубак я был уже не столько
ненавистным офицером, сколько силачем, внушавшим почтенiе своими мышцами.
-- Скудова ты, паря, такой здоровый выискался? -- с интересом спросил
один из казаков.
Я мгновенно ухватился за спасительную нейтральную тему.
-- Да я, братцы, вeдь цирковой атлет-борец. Может, слыхали: "Черная
маска смерти"? Тут в Севастополe в циркe боролся. Здeсь как раз даже сам
чемпiон мiра -- казак Поддубный был. Вот борьба была! Аж цирк ломился!
-- Ну? Давно? -- с живым любопытством спросил один из окружающих.
-- Да нeт. Как раз перед Перекопскими боями... Всe борцы еще здeсь.
Скоро опять чемпiонат откроем. А вы тут меня шлепать хотите. Какого чорта я
офицер? Борец я, а никакой не офицер.
-- Ишь, ты! А может, ты врешь?
-- Вот на, врешь! Давайте сюда кого поздоровeе из ваших ребят, я ему
покажу, как "маска смерти" нельсоны дeлает!
-- Ишь, ты! А может, и вeрно! Петро, покличь-ка взводнаго сюда. Скажь
ему, что, кажись, это не офицер.
Через минуту к нам, пошатываясь, подошел взводный.
-- Что тут у вас, хлопцы?
-- Да вот, товарищ взводный, как мы его, значится, раздeли перед
шлепкой -- он, глянь-кось, якiй бугай. Говорит, что он с цирку, борец.
Хиба-ж и, правда, такiе офицеры бывают?
-- Скудова ты, паря? -- уже с нeкоторым интересом спросил взводный.
-- Да я, вот, тут в циркe боролся. Чемпiонат у нас был.
-- Ну, а может, ты брешешь?
-- Да развe-ж вы не видите сами? Скудова офицеру, бeлой кости, такiе
мускулы имeть? Вeдь во мнe пудов под 6 вeсу. Развe-ж на аэроплан таких
летчиков берут? 44
Несмотря на шаткость этих доводов, они показались взводному полными
убeдительности.
-- Пожалуй, што и правда. А погоны-то у тебя откелe были?
-- Да какiе там погоны? Просто ленточки были. Да и френч-то это не мой
вовсе. А погоны? -- я засмeялся. -- Это парню просто с перепою показалось.
Он на мнe, может, и зеленых чертенят увидeл бы, не только погоны.
Ребята благодушно разсмeялись.
-- Вы-ж видите сами, товарищи, -- продолжал я убeждать их, -- что я
борец. Гляньте сами (я напряг мышцы руки). Вот, пощупайте -- развe-ж это --
липа?
-- А и вeрно. Вы, хлопцы, покеда винты составьте. Шлепнуть завсегда
успeем. Так ты говоришь, -- повернулся опять ко мнe взводный, -- сам
Поддубный, наш Максимыч, здeсь был?
-- А как же! Тут Максимыч всeх, как щенят, кидал. Недавно французика
одного так брякнул, что аж нога хряснула.
-- От-то молодец, казак!
-- Вот это да...
-- Знай наших... -- зазвучали кругом восхищенные голоса.
-- Да ты сидай, сидай, хлопче, -- ласково сказал взводный. -- А ну,
разскажь нам, как это Максимыч-то наш боролся?...
Короче сказать, часа 2 разсказывал я казакам всякiя исторiи о
знаменитых борцах, чудесах их силы, о мiровых схватках, о цирковых тайнах и
пр. и пр... Словом, всякiя были и небылицы...
На травe перед нами давно уже появилась водка и закуска, стемнeло, а я
все еще разсказывал. Откуда только краснорeчiе бралось?...
Наконец, подождав паузы, я сказал небрежно дружеским тоном:
-- Да вeдь Поддубный-то, ребята, здeсь, в Севастополe живет. Тут ему
сейчас жрать, бeдалагe, нечего. Если хотите, я завтра приду с ним вмeстe. Он
вам тоже поразскажет всяких исторiй. Матерой казачина, весь мiр объeздил.
Чемпiон мiра, не кот начхал... 45
Имя Ивана Максимыча Поддубнаго, "страшнаго казака", троекратнаго
чемпiона мiра, было извeстно каждому русскому так, как имя боксера Карпантье
-- каждому французу, Шмелинга -- каждому нeмцу или Демпсея -- каждому
американцу.
-- Тащи его, тащи к нам, -- раздались голоса со всeх сторон. -- Он же
наш брат, казак. Мы его тут так водкой накачаем, что он и домой не дойдет...
Вот это дeло!..
-- Ладно, братцы, так я пока пойду.
-- Катись, катись. Пусть идет, ребята, вeрно?
-- Конечно, пущай идет. На, паря, твой френч. Сразу видно -- свой
парень. А, Павло, дурень его за офицера принял. Эх, ты, баранья голова...
Так приходи завтра послe полдня, только обязательно с Максимычем, -- хором
зазвучали добродушные голоса.
Дюжiя руки дружески похлопали меня по спинe на прощанье, я вышел за
ворота и нырнул в темноту улицы.
За первым поворотом я остановился, снял шляпу, вытер вспотeвшiй лоб и
облегченно вздохнул:
-- Фу-у-у... Пронесла нелегкая!
Неунывающiй старик
-- Ну, счастье ваше, Борис Лукьянович, что вы из махновских лап голову
унесли, -- говорил мнe старик полковник, дeдушка Оли, когда я с Володей
зашли к нему на слeдующiй день. -- Вeдь нeсколько человeк так и погибли на
улицах. Вот, пойди, докажи этой пьяной ватагe, что ты не офицер. А чуть
сомнeнiе -- конец -- вeчная память..
-- Уж такая, значит, моя судьба, -- засмeялся я. -- Переизбыток сильных
ощущенiй..
-- Ax, Господи, -- вздохнула Анна Ивановна, бабушка Оли. -- Вот
грeхи-то наши тяжкiе. Что это дeлается только. Среди бeлаго дня людей на
улицах рубят.
-- Эх, Анечка, -- с благодушной насмeшкой сказал кругленькiй старичек.
-- Ничего, матушка не сдeлаешь. Лeс рубят -- щепки летят. Все, матушка, в
муках рождается, на то и новая жизнь... 46
-- Молодец вы, Николай Николаевич, -- с ноткой зависти промолвил
Володя. -- Сколько у вас оптимизма! Вот, нам бы столько!
-- А вы поживите с мое, батенька, -- тоже, Бог даст, оптимистом
сдeлаетесь... Три войны, вот, провел, а, как видите, жив. Ничего... Вот ваш
случай, Борис Лукьянович, напомнил мнe, как в тысяча восемьсот... восемьсот,
когда же это, дай Бог памяти, было...
-- Не нужно, не нужно, дeдушка, не вспоминай, пожалуйста, --
полупритворно, полуискренно испугалась Оля.
-- Почему это, стрекоза, -- не нужно?
-- А ты забудь, дeдушка, что ты офицер.
-- Это что еще за притча?
-- Да вeдь сейчас всe офицеры врагами считаются.
Розовыя щеки старика затряслись от веселаго смeха. Он быстрым движенiем
привлек к себe Олю и звучно поцeловал ее.
-- Эх, ты, стрекоза, -- снисходительно сказал он, ласково гладя ея
волосы. -- Любит, значит, дeдушку? А? Не бойся, не бойся, внучка. Я уже с
русско-японской войны в отставкe. Сейчас я просто -- хозяйственник Морского
Порта, а не офицер. Гдe мнe, старику, в политику лeзть. Мое дeло -- сторона.
-- Сторона-то, сторона, -- вмeшалась в разговор Анна Ивановна. -- Но ты
все-таки, Коля, поосторожнeй будь. Долго ли до грeха в такое время.
Неунывающiй старик обнял ее свободной рукой.
-- Видали, молодежь? -- торжествующе сiяя, воскликнул он. -- Вот, это,
значит, любят бабы старика... Эх! Вот, если-б мнe полсотни лeт скинуть бы с
плеч, я бы... -- и он залихватски подмигнул нам. -- Нечего, ничего, Анечка,
-- повернулся он к бабушкe. -- Чего там бояться? Вот, посмотрю я на тебя:
вот, нeт у тебя настоящаго интереса к жизни. Все бы тебe оглядываться --
"как бы чего не вышло"... А мнe что-ж? Совeсть у меня спокойна. Чего мнe
бояться? Вот, скажем, на днях митинг большущiй будет -- плакаты уже
выставили. Обязательно пойду!
-- Митинг? -- оживился Володя. -- Какой митинг?
-- А я знаю? -- беззаботно отвeтил старик. -- Министр совeтскiй -- как
их там зовут -- да, народный 47 комиссар какой-то прieдет. Про задачи
совeтской власти разсказывать будет. Послушаем, значит, что это он пeть
будет... Да и вам, вот, молодежь, пойти бы стоило. В объявленiи так и
сказано: "особенно приглашаются солдаты и офицеры Бeлой Армiи".
-- Так и сказано -- "особенно"? -- насторожился Володя.
-- Так и сказано. Буква в букву. Потому, мол, что вас всe, кому только
не лeнь, обманывали насчет большевиков. Так пойдем, что-ли?
Мы отказались.
-- Если бы вы, Николай Николаевич, позволили бы мнe дать вам совeт --
серьезно добавил Володя, -- то, по моему, и вам бы не слeдовало бы ходить на
этот митинг. Вeдь вы полковник.
-- Да отставной давно. 87 скоро стукнет.
-- Это все равно. Для большевиков вы все равно офицер.
-- Эх, Коля, довeрчив ты больно, -- поддержала Анна Ивановна. -- Ты не
по словам должен судить, а по дeлам. Ты бы, правда, подождал.
-- Ну, вот еще подождал, -- разсердился старик. -- Это им, вот,
молодежи, есть время ждать. А мнe хочется на новое посмотрeть, о новом
послушать... Что это за жизнь такая совeтская к нам на всeх парах катит! Вы
себe, как хотите, -- упрямо закончил старик, -- а я пойду...
--------
Судьба первых, повeривших...
"Амнистiя"
Между тeм, событiя развивались своим чередом. Когда вслeд за махновцами
пришли регулярныя войска, грабежей стало меньше, но недостаток пищевых
продуктов стал ощущаться все рeзче.
Жители старались сидeть по домам, изрeдка выходя на развeдку за
новостями и в поисках съeстного.
В городe было много офицеров, чиновников и солдат 48 Врангелевской
армiи, рeшившихся остаться в Россiи и надeявшихся на то, что с прекращенiем
гражданской войны смягчится и красный террор.
Многим больно было бросить родную землю, гдe пережито было столько горя
и радости. Многiе, как утопающiй за соломинку, уцeпились за амнистiю ВЦИК'а,
надeясь, что теперь прошло время смертельной борьбы и наступает эра мирнаго
труда. Обeщанiю высшаго совeтскаго органа повeрили и за эту свою
политическую близорукость большинство оставшихся заплатило кровавой цeной.
Регулярныя войска вели себя сравнительно спокойно, и улицы скоро стали
покрываться гуляющими, с интересом читавшими листовки, плакаты и объявленiя
большевиков.
К концу первой недeли, когда прибыли уже почти всe гражданскiя власти,
на улицах было расклеено большое объявленiе, о котором первым разсказал нам
дeдушка Оли, старик-полковник. В этом объявленiи, дeйствительно, было
указано, что в первую очередь приглашаются офицеры, солдаты и чиновники
Бeлой армiи, долгое время обманывавшееся "продавшимися буржуазiи бeлыми
генералами".
Мирному приглашенiю повeрили, и в назначенный