бо это будет прямо отвлекать присяжных от вынесения вердикта по "внутреннему убеждению и совести" и даже дезориентировать их. По моему убеждению изложенные в ст.381 пределы компетенции присяжных заседателей надо сильно расширить, отдав на их разрешение не только изложенные в ч.1 ст.346 вопросы 1, 2, 4 и о снисхождении, но и первую часть вопроса 3 ("Является ли это деяние преступлением?), вопросы 5 ("Имеются ли обстоятельства, смягчающие или отягчающие его ответственность?"), 6 ("подлежит ли подсудимый наказанию за совершенное им преступление?), 7 (только переформулировав его так: "Заслуживает ли подсудимый лишения свободы?"), потому что ответы на эти вопросы требуют не столько правовой культуры и юридических знаний судьи, сколько жизненного опыта и голоса совести присяжных заседателей. Также мне представляется неестественным и неудобным разделение процесса с участием присяжных на две части: сначала по вопросам, которые должны разрешаться вердиктом присяжных и только по ним, а потом уже по вопросам, которые будут разрешаться судьей, вызванное желанием максимально огородить присяжных от якобы излишней для них информации. Поэтому я бы предложил из ст.383 и последующих убрать требование исследовать и обсуждать при присяжных только те обстоятельства, которые касаются вопросов, на которые должны отвечать присяжные. Изложенный в ч.1 ст.387 список основных вопросов присяжных следует расширить в соответствии с предложенными изменениями ст.381. По моему мнению, вердикты присяжных и их аргументация имеют очень большое методическое значение для правоприменителей и законодателей и потому принцип тайны совещательной комнаты присяжных заседателей не должен становиться препятствием для аудио- и видеозаписи происходящего в совещательной комнате при обязательной подписке исследователей об анонимности результатов исследования и обеспечения тайны совещательной комнаты. В связи с этим текст ст.389 следует дополнить следующим: "С разрешения присяжных и судьи исследователи могут проводить аудио- и видеозапись совещания присяжных при обеспечении анонимности результатов исследования и обеспечения тайны совещательной комнаты, о чем у исследователей берется соответствующая подписка". В связи с ранее предлагаемыми изменениями в ч.1 ст.391 следует исключить предложение: "Оправдательный вердикт считается принятым, если за отрицательный ответ на любой из поставленных в нем трех основных вопросов проголосовали шесть и более присяжных заседателей". Изложенные в ч.3 ст.392 права присяжных на уточнение вопросов и особенно на разрешение сомнений по поводу фактических обстоятельств дела с последующим возобновлением судебного следствия, как способные сильно усложнить и удорожить суд присяжных, надо либо совсем исключить из Кодекса, либо оставить как редкое исключение по преступлениям, по которым возможно применение смертной казни. Крайне важным является положение о том, что оправдательный вердикт присяжных является окончательным и не подлежит отмене ни при каких обстоятельствах, иначе присяжные, принимая свое решение, будут ориентироваться не на голос своей совести, а на прогноз того, какое решение пройдет через вышестоящие судебные инстанции. Тем самым дух независимого суда присяжных будет уничтожен. В связи с этим ч.3 ст.394 надо дополнить следующим: "Оправдательный вердикт присяжных опротестованию не подлежит и является окончательным решением". По моему мнению, правовые последствия признания присяжными подсудимого, заслуживающего снисхождения либо особого снисхождения, должны быть скорректированы в сторону снижения назначаемых при этом наказаний. Изложенное в ст.397 правило, что вердикт присяжных о снисхождении для осужденного влечет за собой обязанность судьи отказаться от смертной казни или пожизненного заключения либо назначить наказание не выше двух третей от максимально возможного срока наказания (т.е. даже больше среднего наказания) представляется явно недостаточным. На деле вердикт присяжных о снисхождении означает их желание ограничиться минимальным наказанием, предусмотренным законом. Что касается наказания, связанного с вердиктом присяжных об особом снисхождении, то нам представляется также очевидным, что в таком случае суд должен вынести наказание, не связанное с лишением свободы. В связи с этим мы и предлагали выше взамен вопроса об особом снисхождении задавать присяжным лишь вопрос: "Заслуживает ли подсудимый лишения свободы?" Поэтому мы предлагаем взамен последнего предложения ч.2 ст.397 ввести слова: "При вердикте присяжных заседателей о том, что подсудимый заслуживает снисхождения, назначаемое наказание не может превышать минимальный срок лишения свободы, предусмотренный санкцией соответствующей статьи УК РФ". Также предлагаем исключить ч.3 ст.397, если в качестве обязательного вопроса присяжным будет: "Заслуживает ли подсудимый лишения свободы?" или заменить ее следующим: "Если подсудимый признан заслуживающим особого снисхождения, судья назначает ему наказание без лишения свободы, условно или с отсрочкой исполнения". Следует согласиться с исходящей из Генпрокуратуры РФ поправкой, а именно дополнением ст.434 частью следующего содержания: "Установленные пунктами "а" и "б" частями 1 и 2 настоящей статьи правомочия суда кассационной инстанции не распространяются на пересматриваемые в кассационном порядке дела, рассмотренные с участием присяжных заседателей". Вызвано это тем, что такие действия кассационной инстанции влекут за собой установление новых обстоятельств, которые могли бы повлиять на вердикт присяжных заседателей, что без нового рассмотрения дела судом присяжных представляется недопустимым. Необходимо исключить ч.2 ст.444 об условиях отмены оправдательного вердикта присяжных ввиду его явного противоречия принципу окончательности оправдательного решения присяжных. Кроме того, считаем, что в данном Кодексе неоправданно обойдены вниманием чрезвычайно важные процедуры судебных решений по вопросам, связанным с исполнением наказаний, например, с установлением судом оснований полагать, что для своего исправления осужденный не нуждается в полном отбывании наказания лишением свободы и заслуживает условно-досрочного освобождения. Нынешняя процедура разрешения такого ходатайства осужденного одним судьей и лишь по рекомендации администрации ИТУ не обеспечивает состязательности сторон в суде (смешно говорить о состязании заключенного и его начальника) и объективности судебного рассмотрения (достаточно сказать, что несколько мелких нарушений режима, вроде незастегнутого воротничка, отмеченных администрацией, сегодня гарантируют отказное решение профессионального судьи об УДО и тем санкционируют произвол административных рекомендаций. Считаем, что именно в разрешении таких дел о степени исправления осужденного решающее слово должно оставаться за интуицией и совестью присяжных, а не за юридическими познаниями профессионального судьи. В связи с этим предлагаем ввести дополнительную ст.459-1 "Рассмотрение ходатайств об условно-досрочном освобождении осужденного" следующего содержания: "(1) Вопрос об условно-досрочном освобождении рассматривается судом присяжных по месту отбывания наказания осужденного по его ходатайству и по правилам главы 40 настоящего Кодекса. (2) В судебном заседании обязаны принимать участие прокурор и представитель администрации ИТУ, в котором отбывает наказание осужденный - с одной стороны, сам осужденный и его доверенный попечитель - с другой стороны. В суд по ходатайству сторон могут быть вызваны также свидетели поведения осужденного и представители его семьи. (3) Доверенным попечителем признается авторитетное лицо, как правило, член местной попечительской организации, который имеет доверенность осужденного и не менее полугода наблюдал за его жизнью и поступками. (4) Рассмотрение начинается заслушиванием объяснения осужденного, обратившегося с ходатайством, после чего исследуются представленные материалы и выслушиваются участники и вызванные лица. По ходатайству сторон суд вызывает в заседание свидетелей. (5) Положительный вердикт присяжных считается окончательным и опротестованию не подлежит. Осужденный по его желанию подлежит освобождению в зале суда. (6) В случае отказа суда в условно-досрочном освобождении повторное ходатайство об этом может быть возбуждено не ранее, чем через год."

Приложение 8.2. Отзывы юристов и ученых

Помещенные ниже отзывы на работу общественных и исследовательских судов присяжных хотя и носят дружественный характер, особенно со стороны участников ИСП, но представляют иную (т.е. отличную от правозащитников) точку зрения. Первой среди них была работа А.В. Похмелкина, выполненная еще в 1992 году по материалам первых двух десятков наших ОСП и сыгравшая большую роль в их совершенствовании. Думаю, в постсоветское время это было первое исследование профессиональным юристом суждений и решений российских присяжных. Вместе с тем в ней ярко выразилось и общее негативное отношение российских юристов (даже демократически настроенных) к возможности присяжных "давать уроки правоприменителям и законодателям". По их мнению, институт присяжных по самой своей природе предназначен только для разрешения вопросов факта, а не оценки деяний, и что судов присяжных надзорной инстанции нет и не может быть ни в одной системе правосудия. Правда, сам А.В. Похмелкин смог преодолеть этот стойкий стереотип юридического сознания и принять активнейшее участие в создании наших исследовательских судов присяжных. Проведенный социологом Л.М. Яковлевой в 1993 году анализ результатов опросов общественного мнения по трем делам осужденных хозяйственников и живой отзыв французского политолога Ф.Г. Жила, побывавшего на одном из наших исследовательских судов присяжных в 1996 году, интересны как два разных взгляда объективных наблюдателей нашей работы и возникающих в ней проблем. Но еще более значителен для нас отзыв известного деятеля российской судебной реформы и сторонника судов присяжных в современной России к.ю.н. Пашина С.А., ознакомившегося с первыми результатами исследовательских судов присяжных. По его мнению, изначальная установка на то, чтобы видеть в вердиктах участников ИСП "глас народа" и "урок законодателям" не имеет строго научного обоснования, что понятным образом дискредитирует всю работу. Такое, по его выражению "пессимистическое заключение" подкрепляется пятью доводами (весьма спорными с моей точки зрения) и сопровождается советом обратить внимание на "парадоксальный" для устроителей результат: "Научную и практическую ценность приобретают не вердикты нерационально сформированных коллегий присяжных заседателей, а мнения экспертов, перед ними выступающих, умственные упражнения сторон". Хотя и трудно, но удержусь от возражений, понимая, что в книге много материала, чтобы читатель мог сам развеять сомнения в нерепрезентативности вердиктов присяжных или в их праве давать уроки законодателям. Думаю, что позиция С.А. Пашина присуща многим профессиональным юристам, видящим в суде присяжных только инструмент для оценки аргументов сторон, для установления "истинности факта" и совершенствования квалификации юристов. Что касается самих решений, то с этой точки зрения они должны оставаться все же за профессиональными судьями и законодателями. Если довести эту мысль до конца, то "Глас Божий" звучит, конечно, не в косноязычных словах присяжных, а в чеканных формулах профессионалов. Впрочем, другого нельзя было и ожидать от большинства российских юристов. И меня эти несогласия даже радуют. Просто замечательно, что это расхождение обозначилось уже сейчас, в самом начале становления российских судов присяжных и их исследовательских функций. У наших сторонников и оппонентов впереди еще много времени, чтобы научиться лучше понимать друг друга и сотрудничать. К.ю.н. Похмелкин А.В. (руководитель Института психолого-правовых исследований) Исследование феномена общественного суда присяжных С октября 1989 г. Общество защиты осужденных хозяйственников и экономических свобод проводит так называемые общественные суды присяжных, на которых разбираются конкретные уголовные дела в отношении лиц, обратившихся в Общество за содействием в реабилитации либо в изменении судебных решений, вступивших в законную силу. Общественный суд присяжных задуман, с одной стороны, как наиболее оптимальная форма независимой общественной экспертизы судебных решений по уголовным делам об экономических преступлениях, позволяющая на основе группового анализа объективно и всесторонне разобраться в обстоятельствах дела, с другой стороны - как конкретная помощь осужденному в обосновании неправосудности судебных решений и необходимости их пересмотра. Разбирательство в общественном суде присяжных происходит на основе копий судебных документов и жалоб осужденного. Участники стараются придерживаться процедуры суда присяжных, принятой в англосаксонской системе правосудия, естественно, корректируя ее с учетом своих возможностей. Заседание проводится по следующей схеме: председательствующий открывает его, объявляет о том, какое дело выносится на рассмотрение, разъясняет порядок разбирательства, права и обязанности присяжных; участник, исполняющий обязанности прокурора, обосновывает позицию, изложенную в приговоре суда, с ответной речью выступает защитник, после чего присяжные обсуждают обстоятельства дела и выносят свой вердикт. Помимо того, что перед присяжными ставятся традиционные вопросы (имело ли место инкриминируемое деяние, виновен ли подсудимый в его совершении, заслуживает ли снисхождения), их просят ответить на вопрос о справедливости действующих законов об уголовной ответственности за экономические преступления и о необходимости изменения этих законов. Проведение общественных судов присяжных представляет собой достаточно длительный и интересный социальный эксперимент, результаты которого могут быть учтены и использованы в ходе осуществления судебно-правовой реформы. Этот интерес представляется тем более значительным, что предметом рассмотрения служат уголовные дела об экономических преступлениях, а приведение соответствующего законодательства и практики его применения в соответствие с задачами перехода к рыночной экономике является одной из ключевых проблем современной уголовной политики. Выносимые общественными присяжными вердикты и высказываемые ими в ходе обсуждения мнения без большой натяжки можно рассматривать как своеобразный сколок общественного сознания, в определенной мере отражающий уровень правовой культуры если не всего общества, то определенной его части. Данными соображениями обусловлена необходимость настоящего исследования, которое ставит перед собой и две конкретные задачи: а) определение уровня и причин несоответствия вердиктов общественного суда присяжных официальным судебным решениям, б) выявление недостатков в организации и проведении общественных судов присяжных с логико-юридической и психологической точки зрения, а также формулирование предложений по их устранению. Отдельная проблема заключается в определении степени репрезентативности полученных результатов. Для изучения были представлены материалы 22 заседаний в отношении 23 человек, из которых 16 были обвинены в хищении, 4 - в получении взятки, 2 - в спекуляции. По 19 делам ОСП вынес оправдательный приговор, в 3 делах признали подсудимых виновными, причем в 2 - по тем же основаниям, по каким они были осуждены фактически. Таким образом, по 86% дел позиция ОСП кардинально разошлась с официальными судебными решениями. Вместе с тем только в 5 случаях оправдательный вердикт присяжных был единогласным. Около 20% голосов присяжных (почти каждый пятый) были солидарны с реальным приговором суда. В отношении 6 осужденных после рассмотрения их дел ОСП судебные решения были опротестованы и пересмотрены в порядке надзора: 2 человека полностью реабилитированы, 2 снижено наказание, в отношении еще 2 существенно изменена квалификация совершенного преступления с соответствующим смягчением наказания. Равный количественный состав присяжных при разбирательстве дел не выдерживается: он колеблется в пределах 8-18 человек. Но половина от общего числа дел рассмотрена с традиционным числом присяжных - 12. Какого-либо принципа в подборе присяжных нет. Члены Общества приглашают для участия в разбирательстве дела своих знакомых, знакомых своих знакомых и т.д. В общей сложности функции общественных присяжных выполняли примерно 60 человек, из них около половины - постоянные члены Общества ЗОХиЭС. Подавляющее большинство присяжных - люди зрелого возраста с высоким уровнем образования. С определенной долей условности их можно отнести к своеобразному "среднему классу" советского общества. Логично предположить, что в недалеком будущем формирование коллегий присяжных станет проводиться за счет представителей этой группы. Как правило, роли председательствующего, обвинителя и защитника в ОСП исполняют люди, не имеющие юридического образования и соответствующего профессионального опыта. Лишь в двух случаях председательствующий, обвинитель и защитник были представлены профессиональными юристами - сотрудниками научно-исследовательских институтов. Еще дважды один из них выполнял функции обвинителя при председательствующем и защитнике непрофессионалах. Отмеченная особенность безусловно сказывалась на качестве, а возможно - и на результатах разбирательства. Вместе с тем отсутствие профессиональных юристов давало возможность другим участникам чувствовать себя более раскованно и высказывать свое мнение без оглядки на авторитет, что с исследовательской точки зрения представляется несомненной ценностью. Анализ позиций общественных присяжных Стенограммы обсуждений обстоятельств дела общественными присяжными дают богатый материал для изучения вопроса о механизме формирования их внутреннего убеждения. Более того, высказываемые ими суждения не только позволяют судить о том, с каких позиций они оценивают конкретное уголовное дело, но и в определенной степени дают представление об отношении массового сознания к серьезным государственно-правовым проблемам. 1. Прежде всего необходимо отметить общее критическое отношение присяжных к существовавшему в стране общественному строю и, главным образом, к его экономической системе. В то же время мало кого из них можно отнести к числу диссидентов, "борцов против режима". Скорее, указанное отношение следует охарактеризовать как вполне лояльную критику, вызванную не столько тем, что прежняя система подавляла экономические свободы личности, сколько ее очевидной неэффективностью по сравнению с западной экономической моделью. Характерно, что многие высказывания наряду с критикой тоталитарной системы обнаруживали стереотипы сознания, порожденные и закрепленные этой системой. Среди них - отношение к торговле как к виду хозяйственной деятельности: - "Не понимаю, почему такой талантливый человек пошел работать в торговлю", - к большим личным доходам, безотносительно к способу их получения: "Виновен в получении большой зарплаты", - к теневой экономике, "которая рвется к власти и скоро все скупит". Подобные настроения не стали доминирующими в коллегиях общественных присяжных, но, принимая во внимание их распространенность, приходится считаться с их опасностью для экономической и правовой реформы. Тем более их необходимо учитывать при повсеместном введении суда присяжных. Одновременно надо заметить, что идеологические догмы и стереотипы сознания, сформировавшиеся под воздействием тоталитарной системы, определяют позицию человека далеко не в каждом случае. Так, при почти всеобщем предубеждении против "теневой" экономики общественные присяжные единогласно оправдали "цеховика", занимавшегося производством и сбытом неучтенной продукции. Само участие в разборе конкретной ситуации способствовало преодолению стойких стереотипов массового сознания. Это подтверждает точку зрения, согласно которой суды присяжных - одна из наиболее действенных форм гражданского и правового воспитания членов общества. 2. Если в оценке тоталитарной системы общественные присяжные были практически единодушны, то их мнения по поводу необходимости соблюдения официальных законов системы во многом разошлись. Отбрасывая крайние суждения, можно отметить, что здесь столкнулись две позиции, имеющие примерно равное число сторонников. Первая заключается в том, что надо добиваться отмены несправедливых законов, но пока они действуют, их необходимо соблюдать, в противном случае наступает полная анархия. Вторая позиция основывается на праве человека не соблюдать несправедливые, противоестественные законы, ущемляющие его экономические и политические свободы. Примечательно, что сторонники и той и другой точкек зрения ссылались на принципы правового государства, понимаемые, однако, по-разному. Одни говорят: "Если мы строим правовое государство, то должны добиваться исполнения законов". Другие: "Есть естественные законы и есть механические законы правительственных распоряжений. Правое государство прежде всего гарантирует права и свободы человека". Таким образом общественные присяжные в ходе обсуждения вполне логично пришли к осознанию "вечного" противоречия между естественным правом и правом, выраженным в государственных законодательных актах." 3. Отмеченные выше позиции во многом предопределяют и отношение общественных присяжных к действиям осужденных за экономические преступления. Утверждению, что хозяйственник, нарушивший несправедливые законы, должен быть оправдан, противостоит довольно характерное высказывание: "Законы несправедливы, но, нарушая их, ты начинаешь жить лучше как бы за счет других". Нередко мнение присяжного определялось формулой: "Виноват не человек, виновата система", но гораздо чаще общественные присяжные пытались разобраться в том, причинили ли действия осужденного кому-либо конкретный вред либо свелись к формальному нарушению регламентаций хозяйственной деятельности. Практически все присяжные, независимо от вопроса о виновности осужденного, высказывались за то, что он заслуживает снисхождения, т.к. существовавшая экономическая система лишала его возможности нормально работать. Иными словами, эта система рассматривалась в качестве основания если не полной реабилитации, то значительного смягчения ответственности. В то же время общественные присяжные довольно часто высказывались за необходимость разграничения "тех, кто занимался предпринимательством" и тех, "кто просто украл", хотя более или менее определенных критериев такого разграничения им сформулировать не удалось. 4. Размежевание происходило и по вопросу о том, "должен ли применяться уголовный закон, если он устарел и не соответствует современным реалиям. Большинство присяжных находились в растерянности, но все же чаще высказывались "по совести" за вынесение оправдательного вердикта. Правда, еще в большей растерянности по этому поводу находятся сегодня представители официальной юстиции, которым право судить "по совести" не дано, и для которых уголовный закон традиционно имеет примат над всеми другими, служит основным, если не единственным ориентиром в их деятельности. Эта раздвоенность массового и профессионального правосознания представляется чрезвычайно опасной. В состоянии такой раздвоенности общество долго пребывать не может, иначе - полная утрата правовых и моральных критериев, окончательное разложение системы уголовной юстиции. Бессмысленно при этом увещевать и воспитывать юристов, требуя от них верности Конституции и "законам совести". Необходимо в кратчайший срок привести уголовное законодательство в соответствие с изменившимися общественными отношениями и законодательными актами, составляющими правовую базу рыночной реформы. Интересны некоторые суждения общественных присяжных, отражающие их понимание уголовно-правовых норм, и то, какими, по их мнению, эти нормы должны быть: "Нельзя говорить о хищении, если никто не понес ущерб". "К уголовной ответственности надо привлекать только спекулянтов, вступающих в сговор с работниками торговли, остальных наказывать не нужно". "Взятка - это когда деньги берет высокопоставленный чиновник, у хозяйственников же - не взятки, а подарки, комиссионные". "Если он откупался от чиновников, чтобы не мешали нормально работать, его нельзя судить за взятки". Образное и точное определение природы общественной опасности преступления дала участница ОСП, психолог по специальности: "Суть преступления в разрушении чего-то в окружающей действительности, в живых людях, в пространстве". Это определение мало чем расходится с общепринятым в теории уголовного права, рассматривающим преступление как деяние, причиняющее вред охраняемым уголовным законом общественным отношениям. 5. Полное единодушие проявили общественные присяжные в оценке действующих уголовно-правовых санкций за экономические преступления как бессмысленно жестоких. Ни по одному делу ни один из присяжных не выразил своего согласия с приговором суда в части назначенного осужденному наказания, которое колебалось в пределах от 7 до 15 лет лишения свободы. По мнению подавляющего большинства общественных присяжных ответственность за экономические преступления должна ограничиваться санкциями имущественного характера. Даже делая коррекцию на особенности социального состава присяжных, следует отметить, что приведенные данные могут поставить под сомнение бытующее представление о стойкой репрессивности массового сознания в советском обществе. С другой стороны, вполне обоснованно отмечается, что репрессивность массового сознания имеет в большей степени отвлеченный характер и направлено на абстрактного преступника, на преступность вообще. По отношению к конкретному человеку оно нередко сменяется подчас даже излишне либеральным отношением. Кроме того, вполне вероятно, что и в данном случае проявляется облагораживающее, "цивилизующее" влияние на человека процедуры объективного судебного разбирательства, пусть и в игровой, а не реальной форме. В любом случае версия о том, что суды присяжных могут оказаться более репрессивными, чем профессиональные суды, указанными выше данными не подтверждаются. 6. Столь же единодушны общественные присяжные в своем резко негатив ном отношении к официальной юстиции. Конкретно это проявляется в том, что нередко голословные доводы, изложенные в жалобах осужденного, целиком принимаются на веру, в то время, как более-менее аргументированные выводы судебного приговора отвергаются без малейшего обоснования. Речь идет даже не об извращенном понимании презумпции невиновности, а о стойком, заданном предубеждении против всего, что исходит из официальной юстиции. Нет смысла отрицать, что противоправные органы во многом заслуживают такое отношение. Но совершенно очевидно, что сложившееся положение чревато самыми тяжелыми последствиями, не говоря уже о том, что в условиях враждебности значительной части общества органам уголовной юстиции система правосудия, включающая в себя суды присяжных, нормально функционировать не может. Отрицательное отношение к правоприменительным органам в ряде случаев сочетается у присяжных с проявлением презумпции виновности: "А может, она еще что-то сделала и еще больше украла, а мы ее оправдаем..." Это причудливое сочетание свидетельствует о том, что негативная оценка общественными присяжными деятельности официальной юстиции не столько основана на ясном понимании ее коренных пороков, сколько является следствием присущего люмпенизированному обществу глобального и неосознаваемого недовольства, готового выплеснуться на любой подходящий объект (партаппарат, мафия, "теневая" экономика... жидомассоны и т.д.) Проблемы организации ОСП Абстрагируясь от условности судов присяжных, проводимых Обществом ЗОХиЭС, необходимо отметить две их принципиальных особенности. Во-первых, это суды, где нет судебного следствия, непосредственного исследования доказательств. По существу присяжные проверяют обоснованность судебных решений, вступивших в законную силу, что всегда и везде относится к исключительной компетенции профессиональных юристов. Судов присяжных надзорной инстанции нет и не может быть ни в одной системе правосудия. Во-вторых, общественные суды присяжных в большинстве случаев разрешают вопросы права, а не вопросы факта, в то время как институт присяжных по самой своей природе предназначен только для разрешения вопросов факта. В такой ситуации, строго говоря, надо признать явную некорректность выносимых общественными присяжными вердиктов и безосновательность претензий руководителей Общества ЗОХиЭС на социальную значимость этих вердиктов, и тем более на то, чтобы рассматривать их в качестве очевидного свидетельства судебной ошибки официального правосудия. Однако столь однозначно отрицательная оценка деятельности ОСП будет несправедливой. Не говоря уже о том, что они являются эффективной школой экономико-правовых знаний, своеобразной формой подготовки людей к участию в осуществлении правосудия, за ними нельзя отрицать и другого бесспорного значения. ОСП в той или иной мере отражают общественное мнение об уголовной политике в сфере регулирования ответственности за экономические преступления и, независимо от обоснованности выносимых вердиктов, позволяют выявить существенные проблемы и крупные недостатки в практике работы правоприменительных органов. К сожалению, указанное значение во многом снижается в результате необъективности, проявляемой организаторами при разборе конкретного дела. Эта необъективность, вполне вероятно, не всегда осознается, но она изначально задана характером деятельности Общества, члены которого по чисто этическим соображениям не могут превращаться из защитников осужденных хозяйственников в обвинителей. И само по себе проведение ОСП, претендующего на объективность, ставит организаторов в двусмысленное положение, поскольку они рискуют тем, что виновность их подзащитного будет подтверждена общественным вердиктом. Эта двусмысленность, видимо, преодолевается тенденциозным подходом к разбирательству дела, что в свою очередь лишает его результаты репрезентативности. Очевидно, что организаторам необходимо развести задачи, которые они ставят перед ОСП: получить объективную, независимую оценку действий осужденного хозяйственника и одновременно использовать итоги разбирательства в интересах его защиты. Эти задачи совместимы только в том случае, если организацию ОСП возьмут на себя люди, не связанные с Обществом, а члены Общества ограничат свое участие в них функциями защиты. Нельзя не коснуться еще одного этического момента, который не учитывается организаторами. ОСП есть имитация реального суда, иными словами - игра в суд. По мнению же психологов нельзя играть "в суд", "болезнь", "смерть", т.е. во все значимое для судьбы человека, иначе в сознании человека происходит девальвация наиболее важных ценностей (театр и художественный кинематограф не в счет, там происходит эстетико-философское осмысление реальности). ОСП не могут вызвать никаких нареканий как разновидность деловой игры, проводимой в исследовательских целях при ясно осознаваемой условности судебной процедуры, обезличенности или анонимности "подсудимого". Когда же речь идет об игре в суд над конкретным человеком (пусть даже и в целях его реабилитации - но тогда, какой это суд?), это выглядит далеко не безупречно. Отмеченная выше необъективность проводимых ОСП проявляется прежде всего в том, что при разборе дела практически не представлена позиция обвинения, которая нашла отражение в обвинительном приговоре. Во многих ОСП все ограничивается тем, что излагаются основные положения приговора, причем нередко это делается с изрядной долей критики. Даже когда роль обвинителя берет на себя один из участников, он исполняет ее чисто формально, а то и вольно или невольно "скатывается" на позицию защиты. В определенной степени исключение составляют случаи, когда функции обвинителей выполнялись профессиональными юристами, но и тогда ощущается, что они сами не убеждены в правильности позиции, которую пытаются отстаивать. Организация ОСП страдает не только от тенденциозности, но и от несоблюдения элементарных процедурных правил, гарантирующих полноту и всесторонность разбирательства. Первые заседания ОСП даже отдаленно не напоминали реальный судебный процесс, а носили характер сумбурного, плохо организованного обсуждения. В дальнейшем процедура оттачивалась, но, строго говоря, правилам суда присяжных более или менее соответствуют лишь два заседания, проведенные под председательством профессионального юриста, хотя и им в напутственном слове была допущена заметная тенденциозность. Поэтому по идее практически каждый вердикт таких судов мог бы быть отменен "кассационной инстанцией" в силу допущенных процессуальных нарушений. К числу примеров отступлений от процедурных правил укажем следующее: - один из участников заседания выступает в трех лицах: председательствующего, обвинителя и защитника, - прения сторон как таковые не проводятся, а зачитываются выдержки из приговора и жалоб осужденного, - присяжные начинают обсуждения в прениях до их полного окончания и "удаления в совещательную комнату", - обвинитель и защитник участвуют в обсуждении наравне с присяжными, - присяжным не разъясняются их права, обязанности и задачи. Как отмеченные, так и иные просчеты в организации и проведении заседаний ОСП в большинстве случаев вызваны объективными причинами и связаны с недостаточной помощью, которая оказывается Обществу профессиональными юристами, хотя это могло бы принести обоюдную просьбу. Тем не менее организаторам необходимо тщательно продумать процедуру, которая, с одной стороны, соответствовала бы реальной судебной процедуре, а с другой - учитывала специфику, условность и возможности общественного суда присяжных. Типовой моделью разбирательства дела ОСП может служить следующее: Председательствующий открывает заседание, объявляет дело, выносимое на рассмотрение, представляет участников заседания, разъясняет право их отвода, порядок разбирательства, права, обязанности и задачи присяжных, после чего предоставляет слово обвинителю. Обвинитель излагает суть обвинения, придерживаясь обстоятельств, изложенных в приговоре, но делает это в свободной доступной форме, а затем приводит доказательства, на которых основано обвинение. В свою очередь защитник со ссылкой на обстоятельства, содержащиеся в приговоре и жалобах осужденного, воспроизводит фактическую сторону дела с позиции защиты. На данной стадии обвинитель и защитник не анализируют доказательства, не формулируют своих окончательных выводов, стараются прямо не возражать друг другу, а вводят присяжных в курс дела. Это своеобразный аналог судебного следствия, а точнее - подведение его итогов представителями процессуальных сторон. Обвинитель и защитник могут задавать вопросы друг другу, отвечают на вопросы председательствующего и присяжных. Если фактические обстоятельства, установленные приговором, очевидны и никем не оспариваются, то данная стадия разбирательства может быть существенно сокращена и сведена к уточнению сути и содержания обвинения. В прениях представители сторон формулируют и обосновывают свою окончательную позицию. Здесь вопросы уже не задаются, председательствующий лишь может предложить обвинителю и защитнику уточнить свои выводы. В качестве аналога последнего слова подсудимого может использоваться удачно найденная организаторами форма: защитник приводит выдержки из жалоб осужденного или его родственников с просьбой о пересмотре дела. Необходимо только, чтобы эти выдержки относились к существу разбирательства. В противном случае председательствующий обязан прервать выступающего и предложить ему высказываться по вопросам, непосредственно связанным с данным делом. Напутственное слово председательствующего, совещание присяжных, оглашение вердикта, закрытие заседания. Едва ли не решающим для успешного проведения ОСП является то, насколько участник, выступающий обвинителем, хорошо выполнит свои функции. Он должен полностью вжиться в роль, выглядеть убежденным сторонником позиции, изложенной в приговоре, независимо от своего личного мнения. Обвинитель связан позицией приговора (это непременное условие всестороннего анализа дела), но ничем не связан в своей аргументации. Его задача состоит в том, чтобы выстроить перед присяжными всю систему доводов, в соответствии с которыми действия подсудимого считаются преступными и с точки зрения определенных положений теории уголовного права, и с точки зрения судебной практики. Если позиция приговора в чем-то явно уязвима, обвинитель может выдвинуть альтернативные предложения, но так, чтобы при этом не дискредитировать приговор. Безусловно, эти требования нелегко выполнить, даже если функции обвинителя будет выполнять квалифицированный юрист. Выводы.Подводя итоги и анализируя причины расхождения вердиктов ОСП с официальными судебными решениями, проще всего было бы отнести их за счет необъективности участников, их неопытности, а также недостатков в организации заседаний. В определенной мере так оно и есть, но главное, думается, в ином. Ведь довольно часто в ходе совещания большинство общественных присяжных фактически признавали за осужденным вину в уголовно-наказуемом деянии, но тем не менее высказывались за его оправдание. Определяющим здесь служила резко негативная реакция на жестокость как конкретного наказания, назначенного осужденному, так и в целом законодательства об ответственности за экономические преступления. Необходимо еще раз подчеркнуть, что подобная реакция проявлялась при разбирательстве каждого дела и была абсолютно единодушной. Таким образом в сознании по крайней мере какой-то части общества наметилось принципиальное изменение по отношению к тому, что следует считать экономическим преступлением, и как оно должно наказываться. Это, пожалуй, главный итог проведенного изучения. К сказанному можно добавить следующее: 1) Общественные присяжные в отличие от профессиональных судей, чувствуют себя гораздо более раскованными в обращении с уголовным законом, который для них - не догма. Общественное сознание вообще более мобильно, динамично в сравнении с профессиональным сознанием юристов, которое по своей природе более консервативно и помимо общих предрассудков, заражено еще и чисто "цеховыми". В принципе это нормальное противоречие, но в наших условиях оно может вылиться в уродливую форму, вызвать, с одной стороны, полный правовой нигилизм, а с другой - резкое неприятие профессиональным юридическим корпусом - идей демократической правовой реформы. Задача же заключается в том, чтобы постепенно добиваться сближения позиций на базе этой реформы. 2) Нельзя не признать, что общественные присяжные в большей части стараются глубже разобраться в природе действий, совершенных осужденным, чем это делается органами официальной юстиции. Если для первых отнюдь не безразличен общий социально-экономический контекст, то вторые чаще ограничиваются формальным соотнесением деяния с признаками состава преступления, закрепленного в законе. В общем-то следователи, прокуроры и судьи делают именно то, что должны делать. Проблема, однако, состоит в том, что, не разобравшись в социально-экономической природе деяния, трудно дать ему и правильную уголовно-правовую оценку. 3) Если профессиональный юрист при оценке действий обвиняемого или подсудимого, как правило, отталкивается от буквы закона, то общественного присяжного больше интересует то, какой вред причинили эти действия, кому именно и в чем он конкретно выразился. В этом - здравый смысл "народного правосознания", благодаря которому суды присяжных и заняли свое место в системе правосудия. 4) Общественные присяжные придают очень большое значение личности человека, привлеченного к уголовной ответственности. В неменьшей степени это свойственно и официальной юстиции. Причем проявляется это не только при назначении той или иной меры наказания, но нередко сказывается и на решении вопроса о виновности и невиновности. Разница, однако, заключается в том, что официальная юстиция гораздо чаще концентрирует внимание на отрицательных качествах личности, используя их в качестве факторов, усиливающих наказание. Общественный присяжный ориентирован на выявление положительных начал в человеке. В этой связи можно отметить, что существующий в нашем правосудии примат личности над деянием при введении суда присяжных сменит свою направленность. 5) Материалы заседаний ОСП по указанным выше причинам дают довольно скудную информацию для анализа позиции обвинения. Вместе с тем даже эта информация позволяет предположить, что с введением суда присяжных обвинительная власть встанет перед такими проблемами, о каких ранее и не подозревала. Достаточно сказать, что во всех случаях, когда роль обвинителя в ОСП исполняли вполне квалифицированные юристы, им не удалось добиться вынесения обвинительного вердикта. Предстоящая судебно-правовая реформа потребует от обвинительной власти кардинального изменения системы подготовки своих кадров. Такая подготовка в обязательном порядке должна включать в себя практику проведения деловых игр, моделирующих заседания суда присяжных. Опыт проведения ОСП нуждается в дальнейшем изучении и популяризации, а сама деятельность Общества в указанном направлении - в расширении и совершенствовании. Представляется крайне интересным, в частности, организация совместной де