едовательских процессов. Их основная часть вынесена в приложения к главе. Судьей- исследователем выступал Похмелкин А.В., причем не только в первом процессе, но и в двух последующих, раз за разом оттачивая аргументы сторон. Поэтому вопреки своим правилам мы приводим в приложении тексты всех трех его "напутственных слов" (в сокращении). Обвинителем выступал депутат Государственной Думы к.ю.н. Похмелкин А.В., защитником - Сокирко В.В. Фабула дела. Группа капитанов рыболовных судов и их помощников, воспользовавшись практикой неполного оприходования добываемой продукции в акционерном обществе "Океанрыбфлот", создали в ходе промысла неучтенный запас икры минтая в 50 т, который был реализован в иностранном порту за 220 тыс. долл., а полученные деньги разделены между экипажами судов без обид. Они были обвинены в хищении чужого имущества путем присвоения. Правозащитная постановка проблемы. В приложении 4.1 помещены избранные места из официальной переписки (фактически полемики) с правоприменительными органами по этому делу, что кроме предыстории проблемы дает представление о характере правозащитной "жалобной" работы. Сначала мы оспаривали обвинение капитанов больше по внешним признакам. К тому времени бывшее государственное ПО "Океанрыбфлот" было приватизировано и стало частным АО (хотя на деле осталось с теми же руководителями и прежними ухватками), что позволило оспорить применение драконовской ст.93-1 УК РСФСР о "защите соцсобственности" (от 8 до 15 лет лишения свободы). Также нелогичны обвинения рыбаков в краже у себя самих, раз они были провозглашены совладельцами АО. Первое возражение было принято сразу, обвинение капитанам предъявлено по более мягкой ст.147-1 УК (от 4 до 10 лет лишения свободы), а вот претензии рыбаков на статус хозяев, которые не могут красть у себя самих, были легко отклонены как неправомерные. Сейчас я не могу не согласиться с формальной правотой этого отказа, но по сути его "правота" чудовищна. Именно когда власти объявили судоэкипажи совладельцами судов, у них была отнята их традиционная свобода дополнительного заработка, а их капитаны за это были посажены в тюрьму. Аргументы обвинителя - Добывая рыбу по договору на судах АО с использованием оборудования и расходных материалов АО, подсудимые самим этим действием переводили добытый продукт в собственность АО, отчуждение которой является хищением. - Снисходительное отношение к такого рода действиям, а тем более оправдание их равносильно отказу от защиты интересов собственников от любых неправомерных посягательств, что чрезвычайно опасно в новых экономических условиях. Ведь наша страна буквально гибнет от воровства. - Если бы подсудимые использовали суда и иное оборудование АО самовольно, вне трудового договора, они были бы виновны только в самовольном использовании этого имущества, а в данном деле они виновны в хищении. Аргументы защитника - "Левые" доходы рыбаков были хотя и негласным, но традиционным приработком (или как иногда говорят - "обыкновением"), фактически существенной частью оплаты их нелегкого труда, особенно важной в условиях инфляции и обесценения их официальной зарплаты. Тут нет хищения, а есть неожиданное и несправедливое нарушение негласного трудового договора. - Формально рыбаков можно упрекнуть только в самовольном использовании суда и оборудования, принадлежащего АО, но вина последнего перед рыбаками гораздо больше. - Даже при социализме "левая" работа как таковая должна была караться лишь как частнопредпринимательская деятельность. А в данном деле весь ее результат объявили хищением. - Абсурдно говорить, что рыбаки виновны в присвоении (хищении) вверенной им рыбы. Ведь они сами ее выловили из моря, где она была ничьей. Пока рыбак еще не сдал рыбу по договору, пока он ее еще тянет из моря, она - его. Тем более, когда он ловит ее сверх плана. - Споры такого рода работников со своими нанимателями должны разрешаться в гражданском суде, а не в уголовном. Анализ суждений присяжных (предпринимательское негодование против "леваков" увлекло присяжных к осуждению рыбаков) Сразу отметим, что состав присяжных в этом процессе был достаточно представительным, правда, доля людей зрелого и пожилого возраста с высшим образованием была чрезмерной в сравнении со средней структурой городского населения, но это не помешало проявлению разных точек зрения. В ходе обсуждения выявились непримиримые противоречия. С одной стороны, все присяжные признали подсудимых виновными в совершении преступления, а с другой стороны - только 2 из 10 признали возможным лишать их свободы, т.е. подавляющее большинство не признало подсудимых заслуживающими реального уголовного наказания. Почему? Дискуссия началась буквально с первых выступлений и продолжалась до конца заседания, причем, как мне кажется, с преимуществом обвиняющей группы, которая постепенно перетягивала на свою сторону других присяжных. Но, правда, в вопросе о наказании сила переубеждения оказалась на стороне сторонников снисхождения. В группе обвиняющих сразу выделились активностью трое мужчин разного возраста, но причастных к хозяйственной деятельности: бывший начальник цеха, ныне пенсионер, заведующий аптекой (фармацевт) 47 лет и молодой менеджер (по его словам, в его подчинении 400 человек). Именно эти присяжные проголосовали за лишение рыбацких капитанов свободы (правда, молодой менеджер посчитал, что наказание должно быть условным, но так, "чтобы боялись"). Каковы же их основные мотивы? Немного совестно, но приходится вспомнить марксистскую формулу: "классовый инстинкт собственников и работодателей". Правда, только бывший начальник цеха в своих доводах воспроизвел логику обвинителя: "Что попало в цех или на судно, то уже стало собственностью АО". Что касается его более молодых коллег, то их возмущает прежде всего самовольство нынешней рабочей силы. Организуя свое дело, новые хозяйственники (предприниматели, собственники) искренне убеждены, что нанятые ими работники должны работать на их дело с полной отдачей в обмен на зарплату. Любые попытки наемных работников преследовать свои собственные интересы расцениваются как покушение на "интересы фирмы" и квалифицируются одним словом: "воровство". Новые хозяева хотели бы иметь дело с работниками лишь как с наемными орудиями (роботами) и возмущаются, когда они проявляют свой особенный интерес и свободу. Их возмущение легко понять, если такое своеволие переходит порог возможного и ставит фирму на край дееспособности. Когда другие присяжные говорили, что неразрешенный приработок нельзя приравнивать к хищению, такие доводы вызывали у тройки негодование: "Значит, вы считаете, что надо разрешать воровать?" В конце концов они убедили еще троих присяжных в вине капитанов в хищении. Остальные, отстаивая свое несогласие с вердиктом вины в хищении, согласились на меньшее обвинение в должностном преступлении. Впрочем, можно сказать, что инстинкт большинства смог противостоять активности присяжных-руководителей в самом главном: они отказались лишать капитанов свободы. Анализ юриста-исследователя Похмелкина А.В. суждений присяжных в деле рыбаков "... Практически никто из присяжных, в том числе те, кто высказывались за невиновность подсудимых, не усомнился в праве собственности акционерного общества на произведенную сверх плана продукцию. По существу это и определило обвинительный вердикт. Доводы защиты об отсутствии других необходимых признаков хищения (безвозмездности, прямого имущественного ущерба) были оставлены без внимания и даже не обсуждались: "Рыбаки использовали чужое имущество, то, что им не принадлежит, а, следовательно, виновны в хищении". Такая позиция присяжных полностью согласуется с правоприменительной практикой, для которых всегда была характерна тенденция расширительного толкования хищения, вопреки уголовно-правовой доктрине, некоторым разъяснениям высших судебных инстанций, а в последние годы и позиции законодателя, направленной на то, чтобы жестко очертить границы хищения по отношению к другим имущественным преступлениям. Причем, если максимальная репрессивность правоприменительной практики в конечном итоге была обусловлена интересами защиты государственной собственности и социалистической модели экономики в целом, то присяжные применили тот же подход к собственнику нового типа - акционерному обществу. Нельзя исключить, что понимание хищения, как простого использования чужого имущества, безотносительно к различным юридическим тонкостям, станет доминирующим в массовом сознании, чему в немалой степени будет способствовать стремление новых собственников максимально защитить свои права. В совокупности со сложившейся судебной практикой это приведет к значительному расширению сферы ответственности за хищение, а в конечном итоге - к ужесточению уголовной репрессии в экономической сфере. Попытки же обуздать эту репрессию за счет четкой законодательной фиксации обязательных признаков данного преступления окажутся бесперспективными. Характерно, что, солидаризируясь с правоприменительной практикой в понимании хищения, присяжные высказали прямо противоположный подход к степени наказуемости этого деяния, который не совпадает и с жесткостью законодательных санкций. По мнению большинства присяжных подсудимые не заслуживают лишения свободы. Таким образом, если учитывать мнение присяжных по настоящему делу в качестве ориентира для законотворческой и правоприменительной деятельности, то расширение сферы ответственности за хищение должно сопровождаться значительным смягчением наказания. Вполне вероятно, однако, обвинительный вердикт присяжных не отражает ясную и устойчивую позицию по отношению к понятию хищения, а носит ситуативный характер, что могло быть вызвано недостаточной четкостью формулирования альтернативной правовой оценки действий подсудимых: причинение имущественного ущерба при отсутствии признаков хищения, гражданско-правовой деликт и т.п. Примечание: Как мы увидим дальше, в последующих ИСП присяжные принимали иные решения, что делает пессимизм Похмелкина А.В. не совсем оправданным. Анализ суждений присяжных в ИСП-2 (5.08.1996 г.) (энергия деловой учительницы увлекает присяжных к оправданию рыбаков) Состав присяжных на этом процессе также соответствовал средней структуре московского населения по возрасту и образованию. По профессиональному срезу была несколько больше доля присяжных рабочих профессий: 5 из 11. Не было выдержано соотношение полов. В сравнении с предыдущим в данном составе очевидно преобладание женщин и рабочих. Может, эти различия сыграли свою роль в том, что вердикт присяжных по делу оказался иным, а именно: Все признали капитанов невиновными в хищении сверхплановой продукции и только 4 обвинили их в правонарушении не уголовного свойства. Вначале о вине капитанов говорило большинство. Пенсионерка (1) твердо отстаивала виновность рыбацких капитанов (правда, без лишения свободы), но вину их представляла не конкретно, а вместе с каким-то высшим и нераскрытым начальством (клубком, по ее словам). Еще более твердо настаивала на виновности и применении уголовных наказаний 45-летняя уборщица (4). Безмотивно о виновности капитанов говорили рабочая (6) и сотрудница МАИ (10) - обе они даже колебались в необходимости лишения их свободы. Наконец о виновности капитанов сразу же и определенно заявили уборщица (5) и старшина - учитель истории (8), правда, они оба увидели вину лишь в гражданском смысле, а именно "в незаконном использовании судна и иного имущества АО". Невиновность же капитанов и членов экипажей вначале признавали лишь пятеро присяжных, т.е. меньшинство, но именно их точка зрения в итоге была провозглашена как главное решение. Как это произошло? А дело в том, что под общей интонацией оправдания в одной группе или первоначального осуждения в другой группе скрывались самые разные мотивы конкретных присяжных. Так, в первой, оправдательной группе только двое: домохозяйка (7) и пенсионер-рабочая (11) однозначно поддержали лидера второй группы. Свою точку зрения она высказывала очень напористо: "Дополнительно выловленная и переработанная рыба никак не может считаться собственностью АО, она принадлежит рыбакам, а капитаны никак не могут быть виновными в хищении". А вот пенсионерка-повар (9) свой оправдательный вердикт объяснила тем, что если раньше рыбакам такой вылов рыбы разрешался, а теперь вдруг нет, то о какой вине может идти речь? Все попытки старшины пояснить, что и раньше самозаготовка не разрешалась, но на нее начальство закрывало глаза, позицию присяжной (9) не изменили. И мне кажется, что за этим взглядом стоит правота обычая. Если самозаготовка всегда существовала и была безнаказанной, то почему теперь этот обычай должен быть негласно отменен, а живущие по нему люди вдруг оказаться уголовными преступниками? О том, как менялись мнения присяжных обвиняющей группы, можно судить по суждениям пожилой уборщицы (4). Вначале она говорила очень жестко: "Свои деяния капитаны совершали систематически, умышленно, с корыстной целью наживы". Однако в ходе обсуждения поддержки не нашла, аргументировать свое обвинение в хищении не могла и потому перешла на обвинение капитанов в злоупотреблении служебным положением без лишения их свободы. Только в конце заседания, согласившись с сообщением старшины, что все четверо, высказавшиеся за виновность капитанов, вместе с тем считают, что эта вина не носит уголовный характер, присяжная (4) вынужденно согласилась с мнением о гражданской вине. В данном обсуждении присяжная (4) как бы олицетворяла строгую "соцзаконность" с ее принципом, что сурового уголовного наказания заслуживают все, кто нарушил действующие законы, какими бы они ни были. Стереотипы такого мышления еще не умерли, успешно действуют на судей и следователей. Жизненные аргументы ими в упор не видятся. Но есть присяжные, на которых аргументы лидеров почти не действовали. В данном составе это видно по неявному спору двух пенсионерок (1 и 9). Аргументы конструктора (1) были отмечены негативным своеобразием: "Капитаны виновны, потому что там виновны все". Причем, когда она пыталась конкретизировать эту вину, то перечисляла и установление заниженных планов, и нераспорядительность, и все, что мешает "правильному, честному" плановому производству рыбной продукции. Впрочем, такая всеобщность обвинений не помешала ей относительно просто согласиться и со старшиной, когда он, подводя итоги, сообщил судье, что все четверо присяжных, осудившие капитанов, считают их виновными в гражданском правонарушении. Аргументация (1) похожа (но как в зеркале) на аргументы повара (9): "Все капитаны и рыбаки невиновны, потому что они действовали по обычаю". Вердикты этих женщин схожи своей безоговорочностью: одна считает всех виновными, потому что они всегда нарушают официальные порядки, а другая считает всех невиновными, потому что они следуют обычаю, который справедливее всех законов. Трудно делать вывод, кто более прав, но сознаюсь, что мои личные симпатии на стороне жизненного обычая, а не на стороне соц. плана или даже соц. закона. Ход обсуждения повлиял также и на сторонников невиновности капитанов. Они сдвинулись с однозначной позиции, признав, что неправота за капитанами, возможно, и есть в части неразрешенного использования чужого судна, топлива, налогов государству и т.д., но разбираться с этими претензиями надо не в уголовном порядке. Эта сдвижка объединила всех. Поэтому итоговое суждение данного состава присяжных следует сформулировать так: рыбаки невиновны в хищении выловленной ими сверх плана рыбы, а вред от использования оборудования без разрешения надо возмещать в гражданском порядке. О роли лидера в коллегии присяжных и культе личности в истории Если в первом суде победило в чистом виде обвинение, то во втором победу одержала линия защиты. Почему? Аргументы сторон в обоих судах были абсолютно схожи (показ видеозаписи прений сторон это гарантировал). В обоих процессах председательствовал один и тот же судья, который старался взвешенно изложить аргументы сторон. Как мне представляется, основной причиной появления разных вердиктов присяжных является различные составы присяжных в этих судах и, что еще важнее, разность установок выявившихся лидеров. В 1-м процессе таким лидером оказался старшина-фармацевт и сгруппировавшаяся вокруг него группа мужчин. Именно им в полной мере легли на душу основные аргументы обвинения: "Россия всегда тонула в традициях всеобщего воровства, а в условиях перехода к частной собственности этому надо положить конец. Без уголовных мер и наказаний мы никогда не сможем защитить в России частную собственность." Доводы защиты ими были не услышаны, несмотря на то что повторялись и судьей, и на совещании присяжных устами меньшинства. Те же доводы обвинителя не были восприняты присяжными во втором процессе, хотя судья повторил их с большим нажимом. Думаю, потому что в их составе не оказалось предпринимателей, которые сегодня мучаются проблемой отстаивания своей собственности от поползновений работников извлечь пользу из нее не для хозяина, а для себя самих. Среди присяжных преобладали как раз сотрудники и работники. Знакомство с предпринимательскими интересами проявила лишь лидер обсуждения 2 (это видно по приводимым ею примерам), но судила она не с позиции владельцев, не желающих терпеть своевольные инициативы работников, а с точки зрения работников, такую инициативу проявляющих. От того, на чьей стороне оказывается при обсуждении активный присяжный, способный стать лидером, зависит вердикт присяжных. А от того, на чью сторону в таком и подобных спорах и конфликтах будет оказываться суд и право в России, будут зависеть ее судьба и быстрота развития. Конечно, роль лидера в принятии вердикта может стать решающей только в ситуации, когда у присяжных не сформировалось заведомое единодушие в ответах или хотя бы твердое преобладающее большинство. Если в коллегии имеются примерно равные группы сторонников разных ответов или большое число колеблющихся между этими группами, то интегральный вердикт становится весьма зависимым от красноречия лидера и потому очень неустойчивым. Тут нельзя даже говорить о случайности, потому что лидеры обсуждений - это не генераторы случайных чисел, они сами подвержены разным влияниям, в том числе и самообучению на ниве властвования. В некоторых случаях лидеры обсуждений в политике могут дойти до крайних степеней власти, так что в обществе возникает твердое убеждение о решающей роли личности в истории. Вспомним Сталина, который из скромного секретаря Политбюро правящей партии стал лидером через умение формировать большинство в этой коллегии, а со временем превратился в абсолютного властителя полмира. Коллегии присяжных от этой судьбы спасает только процедура закона, по которой лидером можно стать только один раз по конкретному делу и на короткое время, но вот устойчивость вердиктов присяжных от диктата лидеров нынешняя процедура их совещаний сегодня не спасает. Для нас единственный способ избавиться от неустойчивости вердиктов - это повторять процессы обсуждений конкретных дел с разными присяжными и разными лидерами. Возможно, в будущем процедура работы присяжных как-то будет усовершенствована. Большую пользу может принести, например, использование англосаксонского требования к присяжным принимать вердикт только единогласно, что предполагает длительную работу выработки взаимопонимания и согласия в их среде, но, с другой стороны, таит в себе опасность диктатуры меньшинства, когда один упрямый присяжный может "выспорить" у большинства собственный вариант вердикта. И, конечно, с ростом численности среднего класса можно рассчитывать на преодоление нынешней расколотости общества по нравственным установкам, что ослабит зависимость граждан от лидеров при принятии решений как в политике, так в судах присяжных. Анализ суждений присяжных в ИСП-3 (14.08.1996 г.) (в отсутствии предпринимателей и рабочих присяжные оправдали рыбаков вчистую) К сожалению, состав присяжных (их было всего 7) на данном процессе значительно отличался от средней структуры московского населения. Во-первых, тут были только женщины, во-вторых, преобладали служащие среднего и пожилого возраста (49 лет и выше) со средним образованием. Не было ни молодых, ни предпринимателей, ни рабочих. Это был суд жителей "спального" района Москвы, далеких от проблем "левого" производства. Они удивительно быстро нашли общий язык и единодушие в ответах. Только одна из них (30-летняя домохозяйка), оправдавшая вначале рыбаков даже в гражданском правонарушении, потом уточнила свою позицию до общей. Видимо, хотела согласиться с обвинением пенсионерки (4), но в данном составе и она присоединилась к общему мнению. Здесь просто не оказалось нужды в дискуссии присяжных. Возможно, это произошло еще и потому, что лидер обсуждения, 70-летняя бухгалтер сразу стала отстаивать наиболее взвешенное и верное в данных условиях среднее решение. На основной вопрос судьи-исследователя: "Можно ли неучтенку считать хищением?" - они ответили: "Нет, потому что кому и в какой доле она принадлежит, должен решать гражданский суд". Анализ суждений присяжных в ИСП-4 (13.09.1996.) (большая часть серпуховских присяжных не признала за рыбаками никакой вины) Большинство в данном составе - мужчины рабочих профессий, среднего возраста и среднего образования. Тем не менее, участие трех молодых присяжных и двух свыше 50 лет, а также предпринимателя и бухгалтера с высшим образованием внесло в его работу полезное разнообразие. Основное обвинение рыбаков в хищении было отвергнуто почти всеми присяжными еще до обсуждения (письменно). Один обвинительный голос молодой домохозяйки остался неаргументированным, несмотря на попытку старшины "разговорить". Проще всего объяснить ее особенность молодым максимализмом. Единственной уступкой общему мнению с ее стороны было присоединение к ответу: "Не заслуживают лишения свободы". Разность подходов обнаружилась только в ответах на второй вопрос. 7 присяжных признали рыбаков виновными в гражданском правонарушении, а двое твердо отказались признать за ними даже гражданскую вину. Если же проанализировать мотивацию высказавшихся за вину капитанов в гражданском порядке, то выясняются еще более глубокие различия. Три женщины посчитали рыбаков "немного виновными", упирая на тяжелое материальное положение их семей, а вот 4 мужчин пришли к выводу, что при гражданском разбирательстве еще не совсем известно, на чью сторону встанет суд, и не окажется ли, что вина акционерного общества перед рыбаками по части невыплаты им зарплаты - много больше. Их вердикт: Виновны в гражданском правонарушении имел следующий смысл: "Дело должно быть передано в гражданский суд, а каким будет его решение, не знаем". Пожалуй, данное рассмотрение по делу капитанов оказалось для них наиболее оправдательным. О причинах этого можно лишь догадываться. Судя по активной защитительной позиции весьма рассудительного слесаря (6), он был задет за живое. Судьба рыбаков была им как бы принята на себя. Возможно, что он принадлежит к разряду представителей низового бизнеса, который сейчас загнан в тень и никак не может выбраться к свету, сначала из-под мощного соцгосударственного пресса, теперь - из-под его глыб в виде всяческих крупных АО и иных наследников госмонополий. Анализ суждений присяжных в ИСП-5 (14.09.1996 г.) (серпуховские рабочие осудили рыбаков как расхитителей на лишение свободы) Состав присяжных пятого процесса был чрезвычайно однородным по профессиональному срезу: 10 рабочих (мужчины и женщины разного возраста) среднего образования из 12. Некоторое разнообразие в профессиях присяжных обеспечили только военный курсант и интеллигентный предприниматель, ставший старшиной. Но, конечно, это был суд рабочих. Тем удивительнее был его обвинительный и даже репрессивный вердикт по делу о "левых" приработках, которыми занимались и, наверное, занимаются очень многие рабочие в России на своих государственных, а ныне акционированных предприятиях. Вердикт: Виновны в хищении и заслуживают лишения свободы - принят 9 голосами против 3. ИСП-5 в корне разрушил мою правозащитную иллюзию, что рабочие лучше понимают и будут защищать "левые" приработки на предприятиях. Жители же серпуховской рабочей слободы поступили совсем иначе, и мне до сих пор трудно понять причины, хотя обсуждение шло прямо на моих глазах (я его снимал как оператор). Интересно, что осудительное настроение большинства укрепилось как раз после обсуждения доводов защиты, на которых упорно (хотя и тактично) настаивал сразу разделивший их старшина. А ведь вначале половина присяжных была склонна к оправданию подсудимых. По заполненным еще до обсуждения индивидуальным опросным листам видно, что их вину в хищении признали только 7 из 12, но одна из них, присяжная 3, потом, кстати, самая активная защитница рыбаков, записала не только вину в хищении, но и что судить их надо гражданским судом (конечно, без лишения свободы). Не разбираясь в том, как надо называть проступки капитанов - хищением или гражданским правонарушением, она твердо была убеждена в главном, что сажать капитанов не надо. С учетом этой поправки можно утверждать, что сразу после прослушивания доводов сторон, пояснений ведущего и формулирования собственных представлений о деле, до начала совместного обсуждения присяжные разделились ровно пополам: 6 признали капитанов виновными в хищении и заслуживающими лишения свободы и 6 посчитали, что действия их подлежат гражданскому суду и без лишения свободы. Такое соотношение голосов было бы равноценно оправданию. Но в ходе обсуждения дела трое присяжных радикально изменили свое мнение, что с запасом переменило вердикт суда на обвинительный. Явным лидером, выразителем изначально обвиняющей половины присяжных выступил 52-летний рабочий. По его словам легко догадаться, что он вполне понял определенную справедливость доводов защиты и сразу же заявил, что если к делу подходить с житейской стороны, то его надо было "пустить по гражданскому судопроизводству", но поскольку суду отданы не рядовые рыбаки, а их капитаны, то они как должностные и властные лица должны подлежать строгому уголовному суду. Думаю, он понимал, что рыбацкие капитаны не совершали хищения, но поскольку в опросном листе не было другого варианта уголовного осуждения (например, за должностное преступление), очень цепко отстаивал их вину в хищении. Звучал у него и другой прагматический мотив: если не судить капитанов, то надо осудить всех членов экипажей. На всю эту группу присяжных произвело большое впечатление крупная сумма долларов за проданную "налево" икру минтая. Примерно такую же позицию, но более примитивную, занял молодой курсант, увидевший в поступке капитанов, прежде всего нарушение присяги, т.е. обязательства по контракту, которое он столь же простодушно называл хищением просто потому, что в ситуации данного процесса другого варианта уголовного осуждения не было. Из осудивших капитанов 4 женщин, наиболее активной была 62-летняя рабочая. Ее мотивы также в основном чисто правовые: раз скрывали, да в свою пользу, да еще большие деньги - виновны в особо крупном размере. Интересно, что эти женщины и типографщик (из числа трех, изменивших свою точку зрения) высказали осуждение любой "левой" деятельности. Мотивы негативной оценки "леваков" рабочими крайне интересны, но, к сожалению, я могу о них только гадать. Возможно, здесь присутствует элемент зависти к тем, кто в прежние времена преуспевал в роли "цеховиков", а ныне выбивается в предприниматели. Беря историческую параллель, можно вспомнить жуткую ненависть, которую испытывали рядовые русские мужики начала века не к помещикам, а к "кулакам", т.е. к другим мужикам, выбивающимся из их рядов. Если в теории мы много слышали о пролетарской солидарности, то тут видна скорее рабочая недоброжелательность к тем, кто жил не столько на зарплату, сколько на самостоятельные дополнительные доходы... У трех присяжных, не согласившихся с уголовным осуждением капитанов, были разные мотивы. Сортировщицей руководил, прежде всего, активный гуманизм. В обсуждении она боролась за освобождение капитанов от уголовного наказания и в своих доводах колебалась от признания подсудимых вынужденно совершившими хищение до признания их виновными только в гражданском правонарушении (в незаконном использовании оборудования). Примерно так сформулировал свою позицию и старшина, но он пришел к ней не из-за жалости к подсудимым, а в результате обдумывания доводов сторон. Вчитывание в смысл реплик и суждений присяжных, изменивших свое решение (9, 11, 13) не помогло мне в понимании их мотивов. Осталось лишь впечатление мешанины противоречивых доводов и колебаний, когда решение принимается по настроению последних минут, в частности, - их за уверенности в себе лидера обвинительной группы присяжных. Была бы такая спокойная сила у сортировщицы или более свободное положение у предпринимателя-старшины, колеблющиеся присяжные могли бы подтвердить свои начальные оправдательные решения. Показательно, что перед окончательным опросом присяжных старшина так сформулировал суть проблемы: капитаны обвиняются не столько в хищении, сколько в том, что создали незаконный промысел на оборудовании АО. Против этого никто не возразил, включая и проголосовавших за осуждение, поэтому можно сказать, что серпуховские рабочие осудили прежде всего "левое" производство, т.е. ту форму частнопредпринимательской деятельности, к которой многие из нас были причастны. Кстати, один из наблюдателей ИСП-5 высказал следующую догадку: да, здесь судили рабочие, но в своем большинстве не "цеховики", а "несуны", которые традиционно тащат понемногу, считая свою добычу скромной дележкой. Все же превышающее такой их доход они называют преступлением. Анализ общей структуры суждений присяжных Чтобы абстрагироваться от неустойчивости вердиктов по отдельным процессам дела рыбаков будем голоса всех 50 присяжных на ИСП-5 рассматривать вместе как суждения единой коллегии присяжных. Их анализ приводит к выделению трех основных групп по характеру обобщенных аргументов. В 1-й группе 16 присяжных, согласившихся, что рыбаки виновны в хищении, использовали следующие доводы: Безусловное право хозяина территории и оборудования на произведенную продукцию. - Все, что поднято на борт судна, есть собственность АО (судовладельца), а значит присвоение этого имущества есть хищение. - Рыбаки использовали чужое судно, оборудование, значит виновны в хищении. Нарушение дисциплины и хозяйских запретов есть преступление. - Рыбаки нарушили контракт, дисциплину, следовательно виновны в хищении. Раз скрывали, значит похитили. - Капитаны, имея власть, нарушили свои должностные обязанности. Значит виновны в уголовном преступлении. Самовольничать можно лишь по мелочи, иначе не будет порядка. - Они получили очень крупную сумму, потому это хищение. - Раз всем нельзя ловить, почему им можно? Так и порядка не будет. - Капитаны виновны, а иначе придется обвинять всех. Во 2-й группе 25 присяжных, согласившихся, что капитаны виновны не в уголовном, а лишь в гражданском правонарушении, использовались доводы: Работая в АО, рыбаки могут работать и на себя - это не преступление. - "Левая" работа и приработок - не хищение. - Добытое сверх плана заработано трудом, а не похищено. - До сдачи приемщику выловленная рыба АО не принадлежит. - Капитаны виновны в незаконном использовании судна, нарушении должностных обязанностей, но это не уголовное преступление. - Капитаны виновны, что разрешали незаконное, даровое использование имущества АО, но это не уголовное преступление. Капитаны виновны в нарушении трудового договора, но это не уголовщина. - Надо включать в договора использование оборудования для "левых" работ. Нельзя наказывать за традиционный доход рыбаков, доведенных до нищеты. - "Левый" приработок был на судах традиционным, за него нельзя так сходу репрессировать. - Рыбаки невиновны в хищении, потому что вынуждены кормить семьи, а платили им мало. В 3-й группе (9 присяжных), отстаивавших невиновность капитанов, использовались доводы 2-й группы со следующими дополнениями: У АО вины больше, так что за рыбаками нет и гражданской вины. - Никакого вреда ни АО, ни государству они не причинили. - Претензии АО к рыбакам надо направлять в гражданский суд, а там может выясниться, что у АО гораздо больше провинностей перед рыбаками, чем у рыбаков перед ним. Без особого ущерба для анализа можно объединить присяжных 2 и 3-й групп, что подводит к следующему интегральному выводу: Одна треть присяжных (16 из 50) сочла рыбаков виновными в хищении, а две трети присяжных (34) отрицают их уголовную вину, видят в деле только гражданский или трудовой конфликт. Сравнение итогов двух исследований Общезначимость наших выводов по пяти исследовательских судам 1996 г. подтверждается итогами социологического опроса 1993 г. по аналогичному делу садовода Ч. (см. выше). Для сравнения результаты исследований представлены в 4 таблицах по разным группам населения. Итоги ИСП пришлось преобразовать, приведя их к общей социологической классификации основных характеристик городского населения России, используемой фондом "Общественное мнение" (несколько упрощенно). Мы упростили сравнение также и по характеру ответов, выявляя лишь процент граждан, признавших реализацию неучтенной продукции ее хищением. В строчках "ИТОГО" приведены доли осудивших, подсчитанные средневзвешенным суммированием.
Возрастные группыСтруктура опрошенных в 1993 г., %Доля осудивших за хищение
в 1993 г., %		Структура присяжных в 1996 г., %Доля осудивших
за хищение
в 1996 г., %
Молодежь
до 30 (25) лет 		16401833
Средний возраст до 54 л.ет56376632
Пожилые,
55 лет и выше		28381630
ИТОГО:1003710032
Примечание к таблице: с 1-й строкой сравниваются данные по опрошенным в 1993 г. молодым до 25 лет и присяжным в 1996 г. до 30 лет.
Группы профессийСтруктура опрошенных в 1993 г., %Доля осудивших за хищение в 1993 г., %Структура присяжных в 1996 г., %Доля осудивших за хищение в 1996 г., %
Специалисты с высш. обр.8,7421428
Специалисты без высш. обр.18,8301414
Рабочие23423842
Студенты (учащиеся)8,43640
Служащие СА, МВД2,3352100
Пенсионеры23,3401414
Руководители, предприниматели6,1351040
Домохозяйки (безработные)9,42040
ИТОГО:1003810032
ПолСтруктура опрошенных в 1993 г., %Доля осудивших за хищение
в 1993 г., %		Структура присяжных в 1996 г., %Доля осудивших
за хищение
в 1996 г., %
Мужчины 46393644
Женщины54376425
ИТОГО:1003810032
Группы образованияСтруктура опрошенных в 1993 г., %Доля осудивших за хищение
в 1993 г., %		Структура присяжных в 1996 г., %Доля осудивших
за хищение
в 1996 г., %
Высшее18392436
Среднее (техн., спец.) 82377631
ИТОГО:10038100 32
Анализ данных таблиц приводит к следующим выводам: 1. В главном структура присяжных 1996 г. совпадает со структурой городского населения России 1993 г. хотя, конечно, есть и отклонения. Среди присяжных оказалось больше специалистов с высшим образованием, рабочих и руководителей. Меньший удельный вес группы пенсионеров и учащихся (соответственно, первой и третьей возрастных групп) связан с трудностями привлечения их к работе в ИСП, что в определенной степени является плюсом, поскольку суд присяжных обязан опираться прежде всего на людей зрелого возраста. Небольшое преобладание женщин и граждан с высшим образованием в наших процессах также нельзя считать существенным. 2. Что касается динамики, то надо отметить общее снижение доли посчитавших реализацию неучтенной продукции хищением. Уже в 1993 г. их было 38%, т.е. меньшинство, а в 1996 г. их стало даже меньше одной трети (32%). Конечно, этот факт можно объяснить тем, что присяжные имеют время для более тщательного обдумывания проблемы, но основной причиной, наверное, должен быть признан просто ход времени, отдаляющий от нас эпоху казарменного социализма, когда самой идеологией неучтенка и частный бизнес приравнивались к воровству. Основной тенденции не помешал даже сдвиг в профессиональной структуре присяжных 1996 г. и опрашиваемых 1993 г. в пользу групп, более других склонных к осуждению неучтенки (руководители, специалисты с высшим образованием, профессиональные рабочие). 3. Снижение доли осудительных ответов наблюдается и в основных профессиональных группах: доля осуждающих специалистов с высшим образованием уменьшилась в 1,5 раза, специалистов без высшего образования -более чем в 2 раза, пенсионеров - почти в 3 раза. Пожалуй, только рабочие и руководители (предприниматели) сохранили прежний уровень осудительного отношения к неучтенке выше трети (42% у рабочих, 40-35% у руководителей). Создается впечатление, что три года существования в условиях нашего "дикого" рынка сильно продвинули сознание специалистов, служащих и особенно пенсионеров в направлении оправдания неучтенки в отличие от рабочих и руководителей. 4. Также интересно, что среди присяжных 1996 г. мужчины были гораздо активнее в осуждении неучтенки, чем женщины, в то время, как в 1993 г. это различие почти не замечалось. 5. Люди с высшим образованием и раньше, и теперь более склонны к осуждению неучтенки, чем граждане со средним образованием, причем у первых репрессивные настроения изживаются медленнее. Связано ли это с меньшим гуманизмом или нерыночностью людей с высшим образованием - непонятно. 6. Парадоксальным оказывается вывод из сравнения изменения доли осудивших неучтенку по возрастным группам. Молодые люди за эти годы сохранили повышенную степень осуждения (40%), несколько снизился процент осудивших неучтенку в средней возрастной группе. Зато он резко уменьшился среди людей пенсионного возраста. Почему? Может, это связано с тем, что, с одной стороны, молодежи еще не приходилось во имя выживания вжиматься в тень, занимаясь неучтенным бизнесом, и потому она разделяет еще книжные представления о должном, а с другой, с тем, что в судах присяжных 1996 г. участвовала больше деятельная, даже работающая часть пенсионеров. Итак, по отношению к проблеме квалификации присвоения неучтенки российские граждане делятся на две основные группы: одни считают его хищением (уголовным преступлением), другие - лишь спорным гражданским правонарушением. Первая группа больше состоит из руководителей и рабочих, вторая - из специалистов, служащих, пенсионеров, домохозяек и т.п. Мужчины, люди с высшим образованием, молодые - более склонны к поддержке такой позиции, чем женщины, люди со средним образованием и более зрелых лет. Со временем удельный вес граждан, считающих присвоение неучтенки уголовным преступлением, уменьшается и сейчас стал меньше одной трети. И лишь одна пятая граждан считает необходимым использование при осуждении таких действий лишение свободы. Тем не менее именно позицию одной пятой граждан отстаивают и проводят в жизнь современные российские суды, что создает трудно выносимое напряжение в нашей жизни. Какими же доводами можно подействовать на российские суды, склоняя их к принятию приговоров, совпадающих с мнением и жизнью все более весомого большинства россиян? Просто ссылаться на статистику голосов и народного одобрения или снова и снова пытаться найти взаимопонимание? Общественный раскол Если обвинители считают все выловленное или произведенное на предприятии собственностью хозяина, то оппоненты почитают за долг работать лишь в рамках договора, а вне их считают себя свободными. Если первые нарушения контракта, приказов, запретов работниками приравнивают к уголовным преступлениям, то вторые говорят лишь о спорах, т.е. о предмете гражданского или трудового разбирательства. Правда, в каждой из этих групп высказывались промежуточные доводы "за" и "против" по разным житейским мотивам. С одной стороны: "Рыбакам мало платили, семьи надо кормит, так всегда было", а с другой: "Всем мало платят, сумма крупная, почему нам нельзя, а им можно?" Но надо признать, что такие доводы в спорах присяжных не играли главной роли, их скоро забывали, возвращаясь к главному противоречию. Кто есть наемные работники? Винтики предприятия, имеющие право на свободу воли только за его пределами, или они находятся с предприятиями даже в рабочее время лишь в договорных отношениях? За этими коренным различием взглядов стоят комплексы представлений людей разных эпох, плодотворный спор между которыми ради достижения взаимопонимания и совместных решений сегодня труден, почти невозможен, разве что на судах присяжных... Как изжить карательный настрой в среде предпринимателей и рабочих Обсудим теперь тревожный симптом, ярко проявившийся на ИСП-1. Его присяжные осудили рыбаков по настоянию предпринимателей, ожесточенных недисциплинированностью и самовольством российских работников. Приходится признать, что в их резонах обозначена де