Оцените этот текст:



Интересуешься ты, как надругаться над дамой?
Что же, за малую мзду опытом я поделюсь.
Надо у дамы в душе некое место нащупать -
Если затронуть его, быстро слабеет она.
Только не вздумай вести с ней разговоров ученых
И об искусстве ты с ней остерегись толковать.
Дама лишь сделает вид, будто ей все интересно,
Злобно шепча про себя:"Господи, ну и козел!"
Нет, потихоньку сперва к даме вкрадись ты в доверье,
Выясни, что из вещей дама желает иметь.
Если, к примеру, она страстно мечтает о шубе -
Лучшую шубу тогда смело ты ей посули.
Ну а затем разговор переведи на другое
И притворись, что забыл ты о посулах своих.
Маяться будет она, мяться и ежиться долго,
Прежде чем к шубе опять плавно сведет разговор.
Ты же воскликни в ответ:"Мы не в таких отношеньях,
Чтобы я шубы тебе, милая, стал покупать.
Ты рассуди головой: что же подумают люди,
Если тебе я, как лох, шубу так просто куплю?
Станут меня называть кто - слизняком, кто - слюнтяем,
Ну а дела уж со мной точно не станут вести".
Дама раскинет умом и перестанет ломаться -
Знает она, что до шуб много охотниц кругом.
Вскоре возляжет с тобой дама на ложе Эрота -
С речью любви на устах, с образом шубы в душе.
Тут ты почти победил - с дамой простершись на ложе,
Для надругательства ты полный имеешь простор.
Делать ее заставляй так, а потом еще этак,
Ну а потом еще так, что и сказать-то нельзя.
Жалобы ты отметай, так отвечая сурово:
"Шубу желаешь? Трудись - это ведь стоит труда.
Ты рассуди головой - ведь не растут на деревьях
Шубы и прочий прикид - тот, что тебе я куплю".
Вмиг, услыхав про прикид, дама забудет стыдливость
И надругательства ей станут приятны уже.
Утром же с ложа восстань хмурым, сухим и холодным,
Заторопись по делаам и затеряйся в Москве.
Пусть дозвониться тебе станет почти невозможно,
Если же все-таки вдруг дама застигнет тебя -
С нею ты так говори, словно вы еле знакомы,
Припоминая ее только с огромным трудом.
Не понимай никаких самых прозрачных намеков,
Трубку повесить спеши - времени, дескать, в обрез.
Думаешь, дама тебя возненавидит за это?
Нет, зажигает обман в них почему-то любовь.
Издавна так мудрецы, не заплатив ни обола,
Вечно покорных себе приобретали рабынь.













 Андрей Добрынин

Коль девушку зовут Екатерина,
То девушка упрямей, чем ишак.
Упрется, как ушастая скотина,
И не желает даже сделать шаг.

Всего лишь шаг, а там уже диванчик,
И надо лишь усесться на него,
Но девушка твердит, что я обманщик
И что хочу я только одного...

Да, одного,- хочу я только счастья,
На склоне лет заслуженного мной,
Но спятила любимая, к несчастью,
И только имя этому виной.

Рассвирепев без видимой причины,
Как сторожащий гаражи Полкан,
Она рычит:"Мерзавцы все мужчины,
А вы - вдвойне, порочный старикан".

И я всю ночь наедине с печалью
Ворочаюсь в постели до утра.
Такого не могли сказать Наталья,
Роксана, Леокадия, Зухра.

Она лицом к любви не повернется -
Вот имени магическая власть!
Единственное средство остается -
Придется паспорт у нее украсть.

И девушка свое забудет имя -
Ведь у нее же ветер в голове -
И будет переулками чужими
Растерянно скитаться по Москве.

Она ведь позабудет от волненья
Еще и местожительство свое,
Затем внушит наряду подозренья,
И в вытрезвитель привезут ее.

Навстречу ей в мундире капитана
Я выйду, от волнения сопя.
"Опять пила? Какой позор, Светлана,
Одумайся, взгляни же на себя!

И не реви. Какая тут обида?
Возьми платок - вон капля на носу.
Пойдем в мой кабинет, Аделаида.
Доверься мне, и я тебя спасу".











                                                                                Андрей Добрынин

Я прошептал:"Любовь - стихия",
И вы кивнули мне, мадам,
И страстно вам прочел стихи я,
Которые писал не вам.

Мой взор являл живую муку,
Казалось, смерть моя близка,
А просто я объелся  луку,
И залегла в нутре тоска.

Сказав:"Меня убьет разлука",
Расчетлив, как любой маньяк,
Чтоб уничтожить запах лука,
Я навалился на коньяк.

Я делал вид, что пью я с горя,
И повторял:"Любовь - беда",
И "да" увидел в вашем взоре,
Но ложно понял это "да".

Уже мой разум разлезался,
Подобно ветхому мешку -
Должно быть, лишним оказался
Восьмой фужерчик коньяку.

Я в вас уперся мутным взглядом -
Точь-в-точь мороженый налим -
И произнес, усевшись рядом:
"Ну что, мышонок, пошалим?"

И вмиг с вершины благородства
И сострадания ко мне
Вы заглянули в бездну скотства,
Где я возился в глубине.

Вы вздрогнули и окропили
Свой пеньюар потоком слез,
Но все же вскоре уступили,
И я вас в спальню перенес.

И думал я, кусая палец,
Под утро, глядя в темноту:
Зачем вы все-таки отдались
Такому грязному скоту?

К вам пламенело чувством чистым
Немало истинных мужчин,
А вы связались с аферистом
Без всяких видимых причин.

Но вашу женскую причуду
Я не желаю понимать -
Я унижать вас подло буду,
И бить, и деньги отнимать.






                                                          Андрей Добрынин


Слюнтяям хочется проникнуть
В секреты ублаженья дам,
А у меня попробуй пикнуть -
И враз получишь по зубам.

Сплетемся с вами в узел тесный
В скандалах, драках и грызне,
И ваша жизнь не будет пресной -
Уж это предоставьте мне.
















































                                                                                                 Андрей Добрынин

Я завопил:"Плевать на мужа!
Награды требует поклонник!"
Вы вырвались и неуклюже
Вскарабкались на подоконник.

Трясясь от страха и от злобы,
Вы крикнули:"Сейчас я прыгну!"
Но я сказал:"Мы прыгнем оба,
И я в полете вас настигну.

Настигну и прижмуся тесно,
Чтоб быть и в смерти вместе с вами.
Мы оба хряснем полновесно
О мостовую головами.

Пусть каждый череп соком брызнет,
Подобно тяжкому арбузу,
Раз предрассудки этой жизни
Мешают нашему союзу.

Оскалимся в кровавой луже,
Переплетенные, как черви -
Пусть наш конец ужасный служит
Уроком бестолковой черни".

Я вас заставил содрогнуться;
Постигнув сказанное мною,
Вы не посмели оглянуться
На бездну за своей спиною.

Страшась сравнения с арбузом,
Меж кактусов, задравши платье,
Топтались вы,- чтоб сладким грузом
Упасть затем в мои объятья.

И, ощущая вашу сдобность,
Я начал быстро обнажаться,
В душе хваля свою способность
Порой так ярко выражаться.



















                                                                                                                     Андрей Добрынин


Там, где шуршит листвой ольха,
У ручейка, в глуши лесной
Склонил я к радостям греха
Тебя, дружок неверный мой.

Тебя я обучил всему,
Что сам в любви успел познать.
Твой стон летел в лесную тьму,
Чтоб сон от фавнов отогнать.

Тебя, столь робкую досель,
Уж не пугал далекий вой.
В экстазе о большую ель
Ты колотилась головой.

И шишки сыпались на нас,
Сухие сучья, гнезда сов...
Теперь вкушаешь ты экстаз
Уже с другим в глуши лесов.

Я это вижу как кошмар:
У ручейка уже другой
С тобою делит плотский жар
И грунт царапает ногой.

И так нелепы вы вдвоем,
Остервенения полны,
Что вскоре всем лесным зверьем
Вы будете окружены.

Вражда былая улеглась,
Синклит зверей в испуге смолк,
И рядом с зайчиком, дивясь,
На вас взирает бурый волк.

Вы продолжаете, сопя,
Совокупленья суету,
И ничего вокруг себя
Вам разглядеть невмоготу.

Гляжу на вас - и гложет стыд,
И мнится - лучше б я ослеп.
Ужель и наш с тобою вид
Был столь же мерзок и нелеп?

Ты ерзаешь, как будто дерн
Желаешь задом протереть,
Я ж багровею, словно горн,
И от стыда готов сгореть.








                                                                                                                  Андрей Добрынин

И я пойму, весь ход утех
Пронаблюдав из-за куста:
Сколь безобразны страсть и грех,
Столь гармонична чистота.

Я должен у тебя отнять
Свою свирель - любви залог
И впредь не буду посвящать
Тебе идиллий и эклог.

Среди мусических отрад
Все дни я буду провождать
И слух доверчивых ягнят
Невинной песней услаждать.

Для взоров будет словно мед
Мой умиротворенный вид,
Когда ж последний час пробьет,
Смиренно я сойду в Аид.

И поплыву в жемчужной мгле
К блаженным вечным островам.
Твои услады - на земле,
А наше воздаянье - там.


































                                                                                                                               Андрей Добрынин

Две трети жизни нами пройдено,
Но мы по-прежнему бедны,
И это срам для нашей Родины,
Для милой русской стороны.

Мы - маньеристы куртуазные,
Нас должно холить и беречь!
Такие факты безобразные
Пора правительству пресечь.

Мы, современные Овидии,
Живем как бомжи до сих пор.
Ведь были ж деньги на субсидии,
Так разберитесь, кто их спер!

Одно спасение - нарезаться
И впасть в хмельное забытье,
А в забытьи мне сладко грезится,
Что Путин взялся за жулье.

Что дело громкое возбуждено,
Как по фальшивым авизо;
Пять человек уже осуждено
И двадцать пять сидят в СИЗО.

Они в СИЗО уже опущены,
Ведь там порядок очень крут.
У них штаны всегда приспущены
И Дарьей каждого зовут.

Они проходят курс лечения -
Им урки лечат геморрой.
На них - уборка помещения
И ложки ихние - с дырой.

Их эгоизма и бесчестности
Не может им простить братва.
Ведь на развитие словесности
Народ им выделил средства.

Коль обворована поэзия,
Впрягутся зеки за нее...
Но отдыхаю только грезя я,
Покуда длится забытье.

А там приходит пробуждение,
В окно втекает бледный свет
Как явственное подтверждение
Того, что счастья в мире нет.









                                                                                                                              Андрей Добрынин


От пойла мерзкого паленого
С утра мне впору помереть,
И ничего определенного
Нельзя в грядущем рассмотреть.

Сосед, полнейшее ничтожество,
Свой джип заводит под окном.
Таков наш мир: в нем есть художество,
Однако нету правды в нем.
















































                                                                                                                                   Андрей Добрынин

Растет и крепнет глупость оттого,
Что все ее с восторгом повторяют.
Порой в пучину глупости ныряет
Челнок ума - и не видать его.

Его валы туда-сюда швыряют,
Полно вражды морское божество -
То Мировая Глупость ускоряет
Вращение тайфуна своего.

И кажется - все то, что плыть пыталось,
В пучину эту страшную всосалось,
Все ослабело, все ко дну пошло...
Но вот в квартирке бедной два поэта
Беседуют у лампы в круге света -
Взгляни: у них и тихо, и тепло.






Весь мой пиджак слезами облит -
И как не плакать, не рыдать?
Я обществом безвинно проклят
И должен в муках увядать.

Я издаю порою вопли,
Когда уже нет сил страдать,
Но тот, кто распускает сопли,
Не вправе облегченья ждать.

Нет, надо выработать твердость
В душе и в истощенном теле,
Пусть гонит общество меня -
У нас есть собственная гордость,
Плевать на деньги мы хотели,
Жрецы небесного огня,
И я брожу весь день без цели,
Себе под нос стихи бубня.


















                                                                                                  Андрей Добрынин


Я по профессии писатель,
Причем особенного склада:
Пишу не по веленью сердца,
А ровно столько, сколько надо.

Нельзя быть слишком многословным
И отнимать чужое время.
Привык я выражаться кратко
И исключительно по теме.

Все любят юмор и сатиру,
Не зря я выбрал этот профиль.
Так легче превратить писанья
В консервы, крупы и картофель.

А иногда, пускай не часто,
В моем котле мясцо бывает.
Но больших выгод домогаться
Писателю не подобает.

Я знаю, сколько надо строчек,
Чтоб полностью насытить тело;
Я за часок их набросаю -
И прекращаю это дело.

Трудиться больше так же глупо,
Как по жаре ходить в калошах.
Уж лучше помечтать о сексе
И о других вещах хороших.




























                                                                                                          Андрей Добрынин



Не старайся оставаться в рамках
Реализма, чья презренна суть.
Все мечтанья о хрустальных замках
Воплотятся в жизнь когда-нибудь.

Если должной яркости достигнет
Греза бескорыстная, мой друг,
То она свой лучший мир воздвигнет
Без участья человечьих рук.

Твердо этот мир тебе обещан,
Только сам его достоин будь.
Если ждешь ты лучшую из женщин,
То она придет когда-нибудь.

Если ты и в бешеном полете
Не боишься грезу подхлестнуть,
То вы с нею лучший мир найдете -
Пусть не завтра, но когда-нибудь.

Круглый год там согревает лето
Русскую иззябшуюся весь.
Важно то, что сбудется все это,
И не так уж важно, что не здесь.
































                                                                                                                            Андрей Добрынин
          15  ХОККУ  О  ВОРОБЬЯХ



Как воробей, я тщедушен,
Но так же любвеобилен -
Здесь есть над чем поразмыслить.



И в суете воробьев,
И в этой руке под юбкой
Таится глубокая мысль.



Пусть я и тщедушен с виду,
Но суеты воробьиной
Я не терплю в любви.



Дремлет в луже свинья -
Как бы живой укор
Суете воробьиной шумной.



Воробьи подобны поэтам -
Они чирикают шумно,
Чтоб грезила сладко свинья.



Не зря воробьи существуют -
Под звонкое их щебетанье
Спится так сладко свинье.



Искренность людям чужда -
Чирикаешь воробьем,
Хоть впору филином ухать.



Топорща перья, в пыли
Блаженствует воробей -
Мудрец, забывший о самках.










                                                                                                                                Андрей Добрынин



Как воробей, с утра
Зачирикал мой телефон.
Снова придется лгать.



Девушки - как воробьи:
Можно зажарить и съесть,
Но голода не утолишь.



Звонко кричат воробьи,
Звенит в голове у самок.
Кого-то будут топтать.



Самку свою воробей
Топчет в шестнадцатый раз.
Вот вам "Великое в малом"!



Что, желторотый, скачешь
Возле строптивой самки?
Клюнь ее лучше в темя!



Да, похотлив воробей,
Но это его не смущает.
К чему же смущенье твое?



Друг мой, к чему смущенье?
Глянь: воробьи слюбились -
И снова весело скачут.

















                                                                                                             Андрей Добрынин



Поэту, чтоб стяжать успех, не надо лезть из кожи,
Секрет успеха очень прост - стихи читай с умом:
При чтении приплясывай и строй смешные рожи,
И пальцами прищелкивай, и цокай языком.

И все поймут, что человек с такой забавной рожей
Отечеством востребован и весел потому,
А если он востребован, то он поэт хороший,
А если так, то денег дать сам Бог велел ему.

Важней всего не утомлять собравшихся стихами,
За это издевательство награды ты не жди.
Пусть танцы, шутки, конкурсы займут места в программе,
И лилипутов на концерт с собою приводи.

Коль сделаешь все правильно, то сменишь оперенье
И удивишь роскошеством столичный высший свет.
Но между делом не забудь прочесть стихотворенье,
Пусть все же помнит публика, что ты - большой поэт.





































                                                                                                            Андрей Добрынин

Такой же март, как десять лет назад,
И та же боль вдруг ожила в душе.
Такие же пурга, и снегопад,
И музыка на верхнем этаже.

Пускай вернулась боль былых утрат,
Но ни к чему мне быть настороже -
Утраченного десять лет назад
Мне не утратить заново уже.

Сквозь тучи снега вьюжный март несет
Куда-то вбок встревоженных ворон,
И, как тогда, на это смотрит тот,
Кто был тогда трагически влюблен,
Но он утрат теперь уже не ждет,
Ведь самого себя утратил он.




Делая глупости, вскоре глупеешь и сам,
Этого правила не обойти никому.
Если попал в подчиненье к своим телесам,
То погрузишься душой в непроглядную тьму.

Счастья природа духовна,- уже потому
Надо бунтующей плоти давать по усам,
А поклоненье бутылке и женским трусам,
Кроме подагры, увы, не ведет ни к чему.

Так что подумай, ища облегченья уму,
Вялую душу избавить стремясь от труда:
В прихотях плоти потонешь ты, словно Муму,
И бездуховность тебя унесет, как вода.

Дух, как Герасим, утратив приют навсегда,
Плачет на лодке, стуча головой о корму.





















                                                                                                                                    Андрей Добрынин

Не обижайся на лжецов,
Не удивляйся их обманам,
Не называй себя болваном -
Лжецы нужны, в конце концов.

Лик Правды груб, а взор свинцов,
Она даст фору всем тиранам,
Все приводя с упорством странным
К скучнейшему из образцов.

Лишь то, что в самом деле есть,
Нас вынуждают предпочесть,
Чем вызывают приступ злобы.
Пусть лучше нам представит лжец
Блестящий сказочный дворец -
То лучшее, что быть могло бы.
А Правде, что язвит сердца
Разоблачением лжеца,
Мы не поклонимся до гроба.





Смотрю на тебя немигающим взглядом свинцовым
И знаю: нет смысла тебя мне выслушивать дальше.
Довольно с тобою джентльменом я был образцовым
И не замечал постоянной коробящей фальши.

На все у тебя, несомненно, ответы найдутся,
Но грош им цена, ибо все они будут фальшивы.
И речи, которые нежно тобою ведутся,
В конечном итоге диктуются жаждой наживы.

Джентльмен, к сожалению, часто синоним придурка
Для дам, что погрязли во лжи и различных увертках.
К твоим объясненьям я глух, как еловая чурка,
Не хочется мне погрязать в бесполезных разборках.

Занятно одно: лишь ничтожный обрывок беседы,
Услышанный мной, хоть беседа и шла тихомолком,
Заставил слепого увидеть грядущие беды,
Заставил придурка все факты расставить по полкам.















                                                                                                                                                Андрей Добрынин
С тихой поступью тигр полосатый,
С длинным хоботом слон лопоухий,
Хряк сутулый на острых копытцах
Жили дружно в обширном лесу.
Так и жили они - не тужили,
Но однажды на танцах у речки
Повстречали красотку-волчицу
И все трое влюбились в нее.

Раздавала волчица авансы
Всем троим удивительно щедро,
Но давать никому не давала -
Ясно, что я имею в виду?
Принимала от всех угощенье
И у всех вымогала добычу,
А вот дать - на полшишечки даже -
Никому не желала она.

Что тут скажешь? Волчица - и только,
Настоящая волчья порода -
Еле ходит порой от обжорства,
А все требует новых даров.
И, растратив все силы и средства
На свою ненасытную самку,
Три дружка на рассвете однажды
Подломили лесной магазин.

Я не знаю, как все получилось -
То ли что-то сболтнула сорока,
То ли стукнул пронырливый дятел,
Только всех егеря замели.
Так что Тигр Тимофеевич Тигров,
Так что Хряк Харитонович Хряков,
Так что Слон Соломонович Слонский
По одной загремели статье.

Погубила их подлая самка,
В зоопарк повезли их на север,
И сидят они в том зоопарке,
И теперь их не встретить в лесу.
Но в далекой Москве маньеристы
Вдруг прониклись любовью к охоте,
По весне проверяют двустволки,
Закупают мешками картечь.

Равнодушными мы не остались,
Об истории этой проведав,
Мы должны отстоять справедливость
И волчицу в лесу подстеречь,
Завалить эту подлую самку,
А потом на зеленой полянке
Надругаться над телом мохнатым,
Отомстив за лесных пацанов.
                                                               2000





                                                                                                                                     Андрей Добрынин

Хотя и шел великий пост,
Я пил спиртное ежедневно;
Господь смотрел на это гневно
И вскоре прищемил мне хвост.

Наслал он на гуляку хворь
Зловреднее, чем все другие,-
Она зовется "аллергия",
Пред ней пустяк - чума и корь.

Едва волью стаканчик в рот,
Как зуд охватывает тело,
И я чешусь остервенело,
Как уличный блохастый кот.

Я сразу делаюсь бугрист
И красен, словно рак вареный,
А я ведь автор одаренный,
Я куртуазный маньерист!

Теперь не верит мне никто,
Когда о чувствах говорю я,
И, о судьбе своей горюя,
На пляже я лежу в пальто.

Стихов без водки не создать,
Об этом знают даже дети,
А далее созданья эти
Могу я с выгодой продать.

Замкнулась в круг моя стезя:
Чтоб выжить, продаю стихи я,
Коль выпью, будет аллергия,
Без водки же писать нельзя.

Стихов без водки не создать,
Так если пить лишь соки-воды,
Какие могут быть доходы?
Так можно и концы отдать.

О Господи, мой вывод прост:
Чтоб я тебя любил и славил,
Поставь меня превыше правил,
Дозволь мне пить в великий пост.














                                                                                                                                       Андрей Добрынин

Снискали славу скверную германцы,
Их ореол в истории померк,
Но жил когда-то честный немец в Майнце -
Трудолюбивый мастер Гутенберг.

Покуда кто-то грабил синагоги
И призывал к походу на Восток,
Наш Иоганн, засев в своей берлоге,
Книгопечатный создавал станок.

Ни бредни Гитлера и Розенберга,
Ни топот армий вдоль материка
Не отвлекли вниманье Гутенберга
От совершенствования Станка.

Он дал книгопечатание людям,
И мы, друзья, коль будем пить в шинке,
Не будем тупо бормотать:"Ну, будем", -
Пробудим тостом память о Станке.

Прошло изобретение поверку -
Оно культуру людям понесло;
Должно сказать спасибо Гутенбергу
Писателей несметное число.

Возьмите маньеристов куртуазных -
За счет чего мы, собственно, живем?
Натискаем стишков не слишком связных
И людям сердобольным продаем.

Подсчитываем с трепетом купюры,
Благословляя мысленно станок,
А после три сутулые фигуры
Под фонарями семенят в шинок.

А с Пеленягрэ будет нас четыре,
Коль наконец он что-то сочинит.
Он тоже человек известный в мире -
Как молдаванин и антисемит.

Он забубнит в шинке про сионистов,
Но мы в ответ - все трое заодно:
"Откуда денежки у маньеристов
На хлебушек и хлебное вино?

Хоть ты, Витек, седой уже детина,
А мыслишь как сопливый гимназист.
Раз ты неблагодарная скотина,
То ты не куртуазный маньерист.









                                                                                                                                                Андрей Добрынин

Деление по нациям и расам
Своим изобретеньем опроверг
И наши книги дал широким массам,
А нам дал деньги немец Гутенберг.

Я предлагаю   тост за Гутенберга,
Священный тост для мыслящих людей.
Лишь наша книга - истинная мерка,
Ей все равно - что грек, что иудей.

Мы знаем лишь деление по классам,-
Ты, кстати, Маркса тоже не замай,-
Мы овладеем истинным Парнасом,
На баррикадах встретив Первомай.












































                                                                                                                                        Андрей Добрынин

Чтоб не попасть в любви впросак,
Любимой не дари цветочки -
С цветочками любой простак
В любви достигнет высшей точки.

Не посещай с ней ресторан,
Не приучай к роскошной пище -
Понравится любой болван,
Коль демонстрирует деньжищи.

И в ювелирный магазин
Не стоит заходить с подружкой:
Понравится любой кретин,
Коль побряцает побрякушкой.

Любовь бывает от души,
Бывает - денежкам в угоду;
Запомни или запиши,
Как выявить любви природу.

Во двор, где детские грибки,
Ты приведи свою подружку
И, озираясь, извлеки
Там из-за пазухи чекушку.

Она должна початой быть
И заткнутой газетной пробкой;
Ее из горлышка добить
Ты предложи подруге робкой.

На возражения в ответ
Ты выпучи два страшных глаза
И процеди:"Что значит - "нет"?
Не хочешь? Брезгуешь, зараза?

Я что, по-твоему, алкаш?
Ну, говори, отродье шлюхи!"
И на шестнадцатый этаж
Взовьется эхо оплеухи.

Подруга вдарится бежать,
А ты за ней пустись вдогонку,
Не прекращая угрожать
Ей - девушке, почти ребенку.

Ты должен на бегу хрипеть:
"Урою! Пришибу на месте!" -
Но дай ей все-таки успеть
В последний миг спастись в подъезде.

Автоматический засов
Защелкнется с приятным звоном,
Но ты еще пять-шесть часов
Слоняйся под ее балконом.




                                                                                                                                             Андрей Добрынин

Чтоб от чудовищных угроз
Дрожал весь каменный скворечник:
"Заставлю суку жрать навоз,
Из жопы выдеру кишечник!"

Вот так или примерно так
С любимой обращаться надо,
Чтоб не попасть в любви впросак,
Чтоб после не было разлада.

Признай: невелика цена
Столь раздражительной подружке,
Коль разобидится она
На выходку из-за чекушки.

Не хитро ведь того любить,
Играя в родственные души,
С кем можно сладко жрать и пить
И тихо-мирно бить баклуши.

Но если позвонит она,
Смиряя гордую натуру,
И скажет:"То моя вина,
Тебя я разозлила сдуру;

Чтоб больше мне себя не грызть,
Я у тебя прошу прощенья..." -
То, значит, ей чужда корысть,
Ты не лишай ее общенья.

Такая знает, кто ты есть,
И знает собственное место,
И может на алтарь принесть
Себя без торга и протеста.

Такую стоит затянуть
В воронку бурного роман
И опьянить, и обмануть,
При этом не боясь обмана.



















                                                                                                                                            Андрей Добрынин


В мелкой юной листве небо кажется выше,
И под грузом сияния горбятся крыши,
Словно мед, накипает в листве лучезарность,
Но с тоской наблюдает все это бездарность.

Хоть весна еще может меня беспокоить,
Но ее мне уже не постичь, не усвоить,
Чрезвычайно чувствителен дар постиженья
И суетного он не выносит движенья.

С этим мутным потоком я слиться решился -
И заветного дара немедля лишился.
Я взываю к нему иногда сквозь суетность,
Но ответом является лишь безответность.

Что поэт, что рыхлитель помоечных баков -
Дар духовный по сути для всех одинаков,
И не смейся, поэт, над немыми умами,
Ведь не все выражать подобает словами.

"Как красива весна!" - Несомненно, красива,
Но в стихах все мертво и на сердце тоскливо.
"Этот день лучезарен!" - Ну да, лучезарен -
Чтобы полностью высветить, как ты бездарен.

































                                                                                                                                        Андрей Добрынин

Не покидай своего помещения,
Чтобы не вызвать к себе отвращения,
Ибо от всех, с кем ты в жизни встречаешься,
Слишком разительно ты отличаешься.

Скверного я не сказал ничего еще:
В зеркале ты не похож на чудовище,
Ни двухголовости, ни троеглазия -
Есть даже толика благообразия.

Я не желаю касаться наружности,
Я лишь коснусь твоей скрытой недужности.
Встречный, тебя еще даже не слушая,
Видит в глазах твоих лед равнодушия.

В этих гляделках не видно стремления
К ценностям нынешнего поколения,
Как же ты хочешь добиться почтенности,
Если не веруешь в общие ценности?

Выход один лишь имеется, кажется:
Стань человеком, кончай кочевряжиться,
Не оскорбляй всю прослойку служивую,
Брезгуя демонстративно наживою.

Впрочем, ты можешь, конечно, пока еще
Выйти во двор, зареветь угрожающе
И представителя нового времени
Треснуть с размаху бутылкой по темени.

Это и будет во всей откровенности
Актом неверия в общие ценности -
И долгожданным предлогом существенным,
Чтоб зачеркнуть тебя в списке общественном.
























                                                                                                                                       Андрей Добрынин



Не надо огорчаться, если
Вы не решились мне помочь:
За мудрой книгой в мягком кресле
Я все равно встречаю ночь.

При нынешней дороговизне
И сам я не могу понять,
Как прежнего уклада жизни
Мне удается не менять.

Как прежде, я питаюсь вволю,
Как прежде, знаю толк в еде,
Не избегаю алкоголя
И принят радостно везде.

Как прежде, я вниманьем дамским
И Музами согрет вполне,
И потому отказом хамским
Вам не нажить врага во мне.

Собой являя всю ничтожность
Двуногих жителей Земли,
Помочь имели вы возможность
И все-таки не помогли.

Но верьте: ваше отношенье
Меня ко гневу не склонит,
Поскольку право на решенье
Есть даже у мельчайших гнид.

Никто вас, право, не ругает,
Я без усилья вас пойму:
Меня забвение пугает,
А вам бессмертье ни к чему.

От высшего распоряженья
Нам с вами не грозит урон:
Бессмертье - мне, а вам - забвенье,
Все - по желанию сторон.
















                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                   Андрей Добрынин

Скажи нам, Сухово-Кобылин,
Как на духу, свирепый наш:
За что ты, Сухово-Кобылин,
Убил свою Симонн-Диманш?

Она француженка, бесспорно,
Лишь моды у нее в башке,
И говорит она упорно
На басурманском языке.

Но ежели она плохая,
Зачем ты взял ее в кровать
И после, бритвою махая,
Ей горло стал полосовать?

Взгляни на нас, на маньеристов:
Нас не третирует закон,
Хотя любой в любви неистов
И девушками окружен.

Но если юная мерзавка
Себя неверно повела,
Мы просто говорим:"В отставку,-
Ступай, откудова пришла".

Порой до десяти мерзавок
Мы за день выгоним взашей,
И нам не надо ни удавок,
Ни хирургических ножей.

Коль дама слишком задается,
Ты с лестницы ее спусти -
И весело, и не придется
В Сибирь на каторгу ползти.

Довольно дюжины ступеней
И пары добрых оплеух -
Ведь несовместны светлый гений
И злодеянья мрачный дух.

Когда б на нас, на маньеристов,
Весь мир внимательней глядел,
То полчища криминалистов
Давно б остались не у дел
И твой бы, Сухово-Кобылин,
Не так печален был удел.











                                                                                                                                  Андрей Добрынин


Вы в сердцах мне сказали, что я совершенно несносен,
И легко упорхнули в кипящую светом весну.
А во мне, дорогая, стоит бесконечная осень -
Безысходная осень, в которой я тихо тону.

Я на людях держусь величаво, как признанный гений,
Все проблемы которому стали давно нипочем,
Но таится в душе тихий лес обветшалый осенний -
Где бы я ни бывал, я все время присутствую в нем.

В этом странном лесу поражают безлюдьем поляны,
А фигуры людей меж стволов затерялись вдали.
Я с надрывом пою:"Ой туманы мои, растуманы" -
Размышляя под мухой о близком уходе с Земли.

Словно призрачный лес, поселилось во мне увяданье,
Простираясь с годами все дальше в туманную даль.
Этот факт с моих уст временами срывает рыданье,
Только вам, дорогая, меня совершенно не жаль.

Что ж, оставьте меня, торопясь к утолению жажды
Наслаждений, подобных дурманящим юность плодам.
В тот же призрачный лес вы беспечно впорхнете однажды,
Но не стоит аукать - ведь я уже буду не там.

































                                                                                                                                   Андрей Добрынин

Сотрудничество с мироедами
Теперь считается за доблесть.
В конторе, пахнущей обедами,
Я что-то подписать готовлюсь.

Напротив - рыло необъятное
Того, кому я продал душу.
О чем-то спорю деликатно я,
Чтоб не разгневать эту тушу.

Но в ходе вежливой дискуссии
Вдруг пелена с очей спадает:
И эта тля в моем присутствии
Еще о чем-то рассуждает?!

Доверенности генеральные
И экземпляры договоров
Себе в отверстие анальное
Засунь и смолкни, жирный боров.

И прочую документацию
Туда советую засунуть.
Таким, как ты, страну и нацию
Продать - естественней, чем плюнуть.

Недаром даже боров кажется
С тобою рядом чистоплотным,
И всякий, кто с тобою свяжется,
Рискует тоже стать животным.

На небо, тусклое, как олово,
Гляжу и разобраться силюсь:
Откуда вы на нашу голову
Так неожиданно свалились?

Да, видел в прошлом много дряни я,
Напоминать, однако, надо ль,
Что вы побаивались ранее
На всю страну смердеть, как падаль?

Пусть сильные, пусть знаменитые,
Но все обречены народы,
Где именуются элитою
Разбогатевшие уроды.

Вы не былого порождение -
На это вы ссылаться бросьте.
Я изъявляю вам почтение,
Ведь вы - из будущего гости:
Того, где тлен и запустение
И человеческие кости.







                                                                                                                                            Андрей Добрынин

Я удивлялся на предгорных
Кавказских минеральных водах,
Как много женщин беспризорных
Туда слетается на отдых.

Они шалеют от свободы
И полового интереса,
Но я плевал на их подходы,
Мне не нужна была метресса.

Их благосклонности приметы
Меня ничуть не волновали -
Меня курортницы за это
Непробиваемым прозвали.

Меня под столиком в столовой
Толкали как бы по ошибке,
Но вмиг стирал мой взгляд свинцовый
С их лиц лукавые улыбки.

Господь прислушивался с гневом,
Как от обиды плачут дамы,
Ведь он установил, что Евам
Всегда покорствуют Адамы.

И умер я - и возродился
В броню заклепанным трамваем,
И очень скоро убедился,
Что я и впрямь непробиваем.

Теперь не мог я к женским ласкам
При всем желании склониться,
А только с дребезгом и лязгом
По воле Господа катиться.

Пусть улицы столицы были
Забиты, как всегда по будням,
Пусть впереди автомобили
Копились многоцветным студнем -

Сидело горнее веленье
В железной черепной коробке:
Держал я к центру направленье,
Проламываясь через пробки.

Менты мне ставили помехи -
Как будто мертвому припарки,
А я со смаком, как орехи,
Крушил крутые иномарки.









                                                                                                                                 Андрей Добрынин

И я навел стальное жало
На то высокое строенье,
Где власть сидела и решала,
Как дальше грабить населенье.

Заговорили часто-часто
Все хоботки стального зверя.
Раздался грохот, и начальство,
Вопя, взлетело к стратосфере.

Проснулся я в своей квартире,
Скатившись в ужасе с перины,
И осознал, что в этом мире
Есть две дороги для мужчины.

Ты должен или стать сегодня
Усладой женщинам и девам,
Иль завтра - молотом Господним,
Господним воплощенным гневом.







































                                                                                                                                         Андрей Добрынин

Когда я еду на машине
И сдуру встану в левый ряд,
То вскоре с ужасом замечу
Огни, что за спиной горят.

То джип, усадистый, как жаба,
Свирепый, словно носорог,
Меня мгновенно настигает
И с полосы сгоняет вбок.

Он истерически сигналит,
Помеху жалкую гоня,
И я покорно уступаю
Напору стали и огня.

Когда бы даже Ломоносов
Стал в левом двигаться ряду,
Его бы вмиг оттоль согнали
И оплевали на ходу.

Когда б Толстой иль Достоевский
Тот ряд решились бы занять,
То джипы их по всей дороге,
Как зайцев, стали бы гонять.

Ни Менделеев, ни Курчатов
Не вправе ездить в том ряду -
Их тут же сгонят и покажут
Им средний палец, как елду.

И если б даже маршал Жуков
В тот ряд по недосмотру встал,
То он со страху очень скоро
Полез бы вновь на пьедестал.

Всем полководцам, всем ученым
И всем поэтам невдомек,
Какие штуки замышляет
Сидящий в джипе толстячок.

Но чтобы он поспел повсюду,
Куда поспеть имел в виду,
Он должен мчаться без помехи
В том левом скоростном ряду.

Являют нам единый принцип
Эпохи пройденные все -
Что предприимчивость и деньги
По левой ездят полосе.









                                                                                                                                           Андрей Добрынин


Как славно, что в моей России
Не все распадом сметено,
Что никаким былым заслугам
Попрать сей принцип не дано.

Что есть пока еще устои,
Перед которыми равны
Все граждане и все гражданки
Моей страдающей страны.
















































                                                                                                                                 Андрей Добрынин

Живут на Земле гагаузы,
Талантливый, гордый народ,
И часто нисходят к ним Музы
С хрустальных небесных высот.

Должно быть, сам воздух полезней
Для Муз в том чудесном краю,
Не зря гагаузские песни
Теперь я охотно пою.

Воспринял язык гагаузский
Я вместе с Отчизной моей.
Он очень походит на русский,
Однако куда красивей.

Ему телевизор нас учит,
Эстрада, газеты, кино.
Конечно, он русского круче,
Я в это врубился давно.

Дремал на поэзоконцерте
Я какк-то в девятом ряду.
Зловоньем упадка и смерти
Несло от писак за версту.

И зал им поддался без боя,
Приняв похоронный настрой.
Унынье царило такое,
Что мухи кончали с собой.

Но тут подошел к микрофону
Высокий седой гагауз.
Сперва он читал монотонно,
Входя постепенно во вкус.

Освоился он постепенно,
Читать с выражением стал,
Сиречь приседал, как гиена,
Рычал, наступал, отступал.

А надо отметить при этом -
Читал он на мове своей.
Он был гагаузским поэтом,
И он не любил москалей.

И, будто бы выпив "Виагры",
Заерзал, задвигался зал.
"Народный поэт Пеленягрэ",-
Сосед мой с почтеньем сказал.









                                                                                                                                    Андрей Добрынин


К провалу катившийся вечер
В тот миг был, бесспорно, спасен.
В тот миг гагаузским наречьем
К блаженству я был вознесен.

И мощным духовным движеньем
Я славы секреты постиг:
Я должен читать с выраженьем
И знать гагаузский язык.
















































                                                                                                                               Андрей Добрынин

В метро людей настолько много,
Что негде пьяному упасть,
Да и сержанты смотрят строго,
Употребить мечтая власть.

Едва приляжешь у колонны,
Как власть они употребят,
За вечер собирая тонны
Таких подвыпивших ребят.

Они ослабленных и хворых
Хватают за воротники
И долго в специальных норах
Затем сосут, как пауки.

Милиции в толпе раздолье,
Там легче, безусловно, ей
В своем корыстном своеволье
Вести охоту на людей.

Не видится в толпе нехваток,
Когда людей такая страсть,
И нас из стада, как ягняток,
По одному таскает власть.

И не могу никак понять я
Тех многочисленных глупцов,
Что видят, как уводят братьев,
Хватают дедов и отцов.

Рвануть бы разинскую шашку
И ловко рубануть в прыжке
По крепко впаянной в фуражку
Конкретно мыслящей башке.

Чтоб власть в подземную обитель
Забилась в страхе, как паук,
Чтоб нас отправить в вытрезвитель
Мог лишь казачий вольный круг.



















                                                                                                                                 Андрей Добрынин



Иной еще не прибыл в Харьков,
А уж долдонит свысока:
"Обычный город, Харьков-Шмарьков,
Провинциальная тоска..."

А я скажу:"Молчи, подонок,
Возьми назад свои слова.
Ты видел харьковских девчонок?
Так ты их повидай сперва.

Тогда-то мы побачим, друже,
Что запоешь про Харьков ты.
Ведь ты в Москве сидишь, как в луже,
Не видя женской красоты.

Из тех, что по Сумской гуляют,
Прекрасны поголовно все,
Хотя и не подозревают
О дивной собственной красе.

Московской спеси неуместной
Ты не рискуешь в них найти,
И нам до них, уж если честно,
Как до луны еще расти.

А если вспомнишь паляницы,
Горилку, сало, кавуны,
То ты поймешь, что все границы
Есть измышленье сатаны.

Когда в стране довольно сала,
Горилки и красивых дам,
Тогда для интеллектуала
Отчизна истинная - там".






















                                                                                                                           Андрей Добрынин


С богатыми интеллигентами
Наш Орден в ресторане пил.
"Я покажу вам танец с лентами!"-
Вдруг Пеленягрэ завопил.

Сочли мы это глупой шуткою,
Но он вскочил, отбросив стул,
И тишина повисла жуткая,
Утихли звяканье и гул.

И бойко, как артистка Вишнева,
По залу Виктор заскакал.
"Должно быть, парень выпил лишнего",-
Заметил некий аксакал.

"Умолкни, существо бескрылое,-
Я старикану возразил.
- Пойми, что творческою силою
Поэт себя перегрузил.

Пугают публику мещанскую
Его большие башмаки,
Его подскоки молдаванские
И гагаузские прыжки.

Но если силушку по жилочкам
Не разнесет лихой галоп -
Не сможет он подсесть к бутылочкам
И взяться вновь за эскалоп.

К чему дивиться на поэтовы
Скачки, прыжки и кренделя?
Ведь не снесет его без этого
Родная мать сыра земля.























                                                                                                                                     Андрей Добрынин

Реклама нас давно нервирует,
Поскольку учит только худу.
Она нас медленно зомбирует,
Как заклинатель культа вуду.

Свои дурацкие задания
Она вбивает нам в сознанье.
Она зовет лишь к обладанию
И презирает созиданье.

Мы больше жизнью не пленяемся
Без жвачки, пива и прокладок;
Весь день по торжищам слоняемся,
Хотя дела пришли в упадок.

Ведь наплевать рекламодателям,
Которые к наживе рвутся,
На то, что деньги покупателям
Немалой кровью достаются.

Иной сжует "Дирол" и "Стиморол",
Потом пивка еще накатит,
А завтра у него, родимого,
На хлебушек и то не хватит.

И все ж - следите за рекламою!
Учтите, что у нас в России
Пока болезненная самая
И чахлая буржуазия.

Но если потекут деньжонки ей
За все, что нам она предложит,
Тогда она на ножки тонкие
В конце концов подняться сможет.

Малютка скоро станет крепкою,
Прожорливою, словно свинка,
И мы порадуемся - с кепкою
Сшибая мелочь возле рынка.

Пусть жизнь нас до смерти затюкает -
Для нас сие отнюдь не драма,
Ведь перед смертью нас баюкает
Сладчайшим голосом реклама.














                                                                                                                           Андрей Добрынин

Скажу я честно, что эротика
Для нас - подобие наркотика:
Мы измышляем эти сальности,
Чтоб защититься от реальности.
Еще скажу я вам по-честному:
Нас не влечет к простому, пресному,
Нам подавай чудное, странное
И, если можно, иностранное,
Пусть даже форменное чучело.
Нам красота давно наскучила,
Мы жертвуем любой славянкою,
Чтоб слиться с потной негритянкою,
А после, как большим событием,
Таким бахвалиться соитием.
Нам не по нраву формы строгие -
Нет, нам милее одноногие,
Трясущиеся и горбатые,
Но по возможности богатые.
Такие вкусы и понятия
Имеет творческая братия,
Поскольку ей страшней летальности
Налет рутины и банальности.

Девчонки! Я платить советую
Писакам тою же монетою -
Чтоб вам вписаться в их эстетику,
Забудьте моды и косметику,
Ходите грязные, помятые,
Опухшие, всегда поддатые,
Бранитесь в транспорте общественном
И поведеньем неестественным,
Переходящим в приставание,
Вы привлечете их внимание.

Но подожду сорить советами,
Чтоб заявить: дружить с поэтами -
Занятие бесперспективное,
Ведь это публика противная,
Все - тунеядцы, алкоголики,
Но похотливые, как кролики,
И странно девичье желание
Шагать по жизни в их компании.

Коль не допустите оплошности,
То их увлечь не вижу сложности,
И с их больным воображением
Все быстро кончится сближением.
Вы покорите сочинителя,
Придя к нему из вытрезвителя,
С утра уже опять под газом
И с жирным фонарем под глазом.







                                                                                                                            Андрей Добрынин

Когда я в поручень трамвая
Вцепляюсь старческой рукой,
То тупо недоумеваю:
Ужель я старенький такой?

Все так внезапно получилось,
Что я испытываю шок:
Как личность барда уместилась
В столь ветхий кожистый мешок?!

Я стар, плешив и неопрятен,
И это все подобно сну.
Мой череп от пигментных пятен
Весьма походит на луну.

Но ты, читатель, луноходом
Меня за то не называй,
Ведь не был я таким уродом,
Когда карабкался в трамвай.

Я был подтянутым и бодрым
И наяву, а не во сне
Я к женским аппетитным бедрам
Прильнуть старался в толкотне.

Мне очень нравилась поездка,
Я был всем людям брат и друг,
Но вдруг трамвай тряхнуло резко,
И что-то изменилось вдруг.

Трамвай свернул - и только скуку
Мне стали женщины внушать,
И я свою увидел руку -
И начал в ужасе дрожать.

Откуда вздувшиеся вены,
На коже - стариковский лоск?!
Увы, такие перемены
С трудом вмещает старый мозг.

Вошел в трамвай юнец-мечтатель,
А вышел сморщенный бабай.
Но ничего! И ты, читатель,
Однажды сядешь в тот трамвай.














                                                                                                                              Андрей Добрынин

Порой ни в чем не виноватые
Страдают в жизни всех хужее:
Фортуны пальцы шишковатые
Сомкнулись у меня на шее.

И я хриплю:"Рятуйте, милые,
Несносен этот жребий жуткий,
Она ведь душит с блядской силою,
В гробу я видел эти шутки!"

Но люди милые, хорошие
Судьбину злую не отгонят.
Они усвоили: не трожь ее -
Тогда она тебя не тронет.

Спасибо, люди, вам за почести,
За восхищенные трибуны,
Да и за то, что в одиночестве
Придется встретить гнев фортуны.

А то притащитесь на выручку,
Надоедите хуже смерти,
А после вспомните про выручку,
Мной собранную на концерте.

Живу я всех благополучнее,
Так оставайтесь в этой вере,
А мне без вас и жить сподручнее -
И подыхать в такой же мере.

К успокоению взаимному
Хриплю я весело под водку,
Как мне, парнишечке безвинному,
Клешня судьбы вцепилась в глотку.
























Если Ольгой женщина зовется,                                                                Андрей Добрынин
Ты с любовью к ней не подходи -
Сердце механическое бьется
У нее в пластмассовой груди.

Ламповый компьютер допотопный
Установлен в голове стальной
И программой обеспечен злобной -
Вражеской программой подрывной.

Некогда заморские спецслужбы,
Чтобы Русь стереть с лица земли,
К нам на фестиваль добра и дружбы
Эту бабу скрытно завезли.

Здесь ее в гостинице собрали
С помощью шурупов и гвоздей
И в насмешку Ольгою назвали,
И пустили жить среди людей.

Кибербабе этой предстояло
Насаждать у нас капитализм.
Злоба цэрэушников паяла
Аппетитный этот механизм.

Как молитву, ты бормочешь:"Ольга!",
К ней летишь, страдая и любя,
А компьютер сообщает, сколько
За душой деньжонок у тебя.

Для тебя любовь - превыше рая,
Ну а кибербаба гнет свое -
Что она, мол, женщина земная
И земные нужды у нее.

Если ты, мол, не квашня и плакса,
То подругу обеспечишь ты -
Так и сводит кибербаба к баксу
Наших пылких юношей мечты.

И тепер, разграбив все в отчизне
И нахапав денег - пруд пруди,
Оборачиваемся - а в жизни
Только кровь и мерзость позади.

Подрывным американским штабам
Со слезами шлем проклятье мы -
В США привыкли к кибербабам,
А для нас они страшней чумы.

И не утешают нас нисколько
Дети, что хохочут и визжат -
Это устаревший киборг Ольга
Собирает в школу киборжат.
                                                               2000





                       I                                                                                                   Андрей Добрынин

Слова - носители экспрессии
Есть знак писательской профессии,
А что еще так выразительно,
Как сказанная к месту брань?
Ну а причин для сквернословия
Дает нам тысячи Московия:
Все кое-как, все приблизительно,
Халтурно все, куда ни глянь.

Мы понимаем: долг писателя -
Исправить промахи Создателя,
Чтоб мир, нам данный в ощущениях,
Мог по-иному расцвести.
Поэтому до самой Мексики
Такой ненормативной лексики,
Как в наших скромных сочинениях,
Вы не сумеете найти.



Мы любим даму идеальную;
Любую женщину реальную
Стремимся мы сравнить по качеству
С образчиком из недр души.
Коль та, что на любовь ответствует,
Образчику не соответствует -
Швыряй под поезд неудачницу
И вновь на поиски спеши.

Затея крайне неудачная:
Чтоб не томила скука дачная,
Вы к куртуазному землячеству
Пришли с визитом в шалаши.
А мы ведь говорим с одышкою
Не от сидения над книжкою:
Мы только что убили дачницу
И труп стащили в камыши.

Напрасно люди удивляются
Тому, как страшно расправляются
Поэты с женщинами слабыми
В стихах, а то и наяву.
За то, что дам влекло к телесному,
А не к образчику небесному,
За то, что дамы стали бабами,
Я буду мстить, пока живу.

































                                                                                                                          Андрей Добрынин

Трудно о женщине что-то сказать по лицу,
Если доверился внешности - значит, пропал.
Коль пред собой ты невинную видишь овцу -
Знай, что доселе с ней только ленивый не спал.

Если ты, слабый, доверчивый интеллигент,
Плачущей женщине помощь спешишь предложить -
Знай: для того, чтоб разрюмиться в нужный момент,
Женщине вовсе не нужно в театре служить.

Собственно, ей вообще неохота служить,
Место свое она видит на шее своей,
Хоть на здоровье ей вроде бы рано грешить,
Ибо в постели усталость неведома ей.

Коль добродетелью полнятся речи ее,
Если в повадках является святость души -
Знай, что она на твое посягает жилье,
А для проверки ее ты к себе пропиши.

Дальше - известно: грызня, бытовой травматизм,
Новый замок, неожиданно врезанный в дверь,
Новый сожитель... Пожалуйста, верь в коммунизм,
А вот теперешним женщинам лучше не верь.

При коммунизме корыстная ложь не нужна,
При коммунизме и так всем хватает добра;
Женщина при коммунизме не столько жена,
Сколько соратник по партии, друг и сестра.




Если вы хочете знать мое мнение,
То обуздайте сначала волнение.

Если вы хочете в жизни устроиться,
То постарайтесь сперва успокоиться.

Если вы в жизни стать хочете первыми,
То совладайте, пожалуйста, с нервами.

Станете жить вы гораздо достойнее,
Ежели станете чуть поспокойнее.

Если вы хочете жить припеваючи,
То поспокойнее будьте, товарищи.











                                                                                                                           Андрей Добрынин

Видишь дачу, квартиру, машину, гараж?
Ты ведь хочешь, чтоб все это стало твоим?
Не смущайся, сознайся - и заговор наш
В глубочайшей секретности мы сохраним.

Без уверток свой замысел выскажи мне,
Лицемерить со мною тебе ни к чему.
Я невидим - зато на твоей стороне,
Я бесплотен - зато поддержу и пойму.

Неспроста ты сближаешься с каждой семьей
Безмятежных владельцев прописки и дач -
Хочешь стать ты для них беспощадным судьей,
И желание это от друга не прячь.

Не смущайся - ведь я-то тебя не сужу,
Я ведь друг и наперсник невидимый твой.
Слушай, слушай меня - я тебе расскажу,
Как презренны они по сравненью с тобой.

Я сумею всю эту семейку раздеть
Так, как это умеет в суде прокурор.
Коль такие ничтожества смеют владеть
Чем-то большим, чем ты,- это просто позор.

У корыстных властей, у трусливых подруг
Пониманья и помощи ты не найдешь,
Но в суде адвокатом я выступлю вдруг
И шутя оправдаю коварство и ложь.

Ты вчера колебалась - сегодня солги,
Ты сегодня колеблешься - завтра убей,
Ибо я подтверждаю: все люди - враги,
Ненавистники девочки славной моей.
























                                                                                                                          Андрей Добрынин
Ты женщина, и ты прекрасна,
Божественны твои черты,
И тем особо ты опасна
Для всех адептов красоты.

Во мне же страсти охладели,
Однако взор как прежде остр,
И потому в прелестном теле
Открылся мне свирепый монстр.

Привык я вглядываться в оба,
Как инженер, во всех людей,
И разглядел, что движет злоба
Весь механизм души твоей.

Известны признаки заразы,
Что часто поражает дам:
Хотение всего и сразу
Плюс отвращение к трудам.

И ты такая же. Ты видишь
Лишь то, как скуден твой удел,
И тех смертельно ненавидишь,
Кто в мире чем-то овладел.

Любой хоть чем-то да владеет
И оттого он враг тебе,
И никогда не оскудеет
Твое стремление к борьбе.

Филипп Киркоров и Бетховен,
Людская мелочь и киты -
Любой перед тобой виновен
Хотя бы в том, что он - не ты.

Сегодня людям расскажу я,
Каким прозреньем я томим:
Ты - дщерь Вселенского Буржуя,
В наш мир отправленная им.

В тебе ни жадность не убудет,
Ни злоба не прейдет вовек,
И в безопасности не будет
С тобою рядом человек.















                                                                                                                          Андрей Добрынин


Вы, для кого мы в молодости пели,
Рассеялись - и нам вас не созвать.
Вы от наживы легкой отупели,
Теперь нет смысла с вами толковать.

Чем больше денег, тем их больше надо.
Казалось бы, абсурд, а вот поди ж!
Вас одурманил впрыскиваньем яда
Коварный гад по имени Престиж.

Увы, как низко цените себя вы,
Платя за уважение толпы!
Теперь поэтов милые забавы
Для вас малопочтенны и глупы.

Мы - птицы невысокого полета,
Но склонны оставаться при своем.
Мы будем жить без всякого расчета
И, вероятно, раньше вас умрем.

И я с небес когда-нибудь увижу,
Окинув взором дольние миры,
Как вы в объятьях жирного Престижа,
Провалитесь, гремя, в тартарары.

































                                                                                                                                        Андрей Добрынин

Не много в творчестве веселья -
Пока до неба не дорос,
Ты сам и все твои изделья
Не будут приняты всерьез.

Когда же дорастешь до неба,
Где только тучи и орлы,
Не будет там вина и хлеба -
Одни пустые похвалы.

И сколько крыльями ни хлопай,
Напрасно с голодом борясь,
Но вскоре отощавшей жопой
Ты плюхнешься в земную грязь.

Чтоб слиться с племенем орлиным,
Сперва в грязи поройся всласть,
И сможешь снова взмыть к вершинам -
И снова с чавканьем упасть.

Наведываясь на высоты,
Я ценный опыт приобрел:
Поэт порой способен к взлету,
Но он, однако, не орел.

Орлы способны пропитаться
Лишь вольным воздухом высот,
А я уже устал пытаться
Подняться выше всех забот.

В себе я вижу сдвиги те же,
Что и поэты прежних дней:
И воспарения все реже,
И персть земная все родней.


































                                                                                                                            Андрей Добрынин


Меж гладких валунов похрюкивал прибой,
Вдали, в чаду огней, оркестр вздыхал утробно.
На гладком валуне лежали мы с тобой,
И было мне лежать чертовски неудобно.

Все шишки и бугры на глади валуна
Без милосердия мне вдавливались в ребра.
"Зачем я здесь лежу? Зачем молчит она?
И как ее зовут?"- я размышлял недобро.

Давно ль по валуну я ерзал так и сяк,
И потакала мне во всем моя Пленира,
Но полчаса прошло - и вот восторг иссяк,
И сразу вылезли все неудобства мира.

Пленира молода. Похоже, любо ей
Очами утопать в неисчислимых звездах,
А мне вдруг вспомнилось, что для моих костей
Губителен, увы, сырой прибрежный воздух.

А мне вдруг вспомнилось, что болен я и стар,
Что поздно подражать античному сатиру.
И рвался я душой обратно в теплый бар,
Откуда час назад я умыкнул Плениру.


































                                                                                                                                Андрей Добрынин

Еще порой толкаю девушек
К своей расшатанной кровати я,
Но не приносит прежней радости
Мне это пошлое занятие.

В объятьях лицемерных тискаю
Подругу юную до хруста я,
Но удовольствия не чувствую
И ничего вообще не чувствую.

В привычку выродились прежние
Непобедимые влечения.
Хоть я, как прежде, много кушаю,
Но без былого увлечения.

Я также изменился умственно:
Язык-то по привычке ботает,
Но голова моя от старости
Уже почти что не работает.

Куда девалось остроумие,
Что фонтанировало сутками?
Лишь ощущение неловкости
Теперь я вызываю шутками.

Хочу забыть о сочинительстве,
О том, что я - поэт прославленный.
Хочу я перед телевизором
Улечься на диван продавленный.

Хочу бранить я Березовского
И восхищаться милым Путиным,
Ведь все отрады жизни старческой
Даны в покое и в уюте нам.



























                                                                                                                         Андрей Добрынин

Мое поведенье бедою чревато,
Оно Степанцову внушит подозренье:
Затеял я вдруг совершенно без мата
Создать в виде опыта стихотворенье.

"Без мата?  Да как это можно - без мата?
Ты что, охуел? Ебанулся от пьянства?"
Дрожу я от страха:"Простите, ребята,
Не бейте меня за мое хулиганство".

"Не бить? А чего ты хотел, алкоголик?
Ты Орден позоришь такими стишками.
Наш слушатель должен смеяться до колик,
А смех вызывается лишь матюками.

Уж если стишки ты строчишь, словно робот,-
Строчи, но забудь про свои выебоны,
Иначе схлопочешь немедленно в хобот -
У нас ведь ты знаешь какие законы.

Ребята, простите! Ну сделал я опыт -
Стихи написать попытался без мата,
А вы прямо сразу "отпиздим" да "в хобот"...
Ну так же нельзя! Погодите, ребята!

Ведь я не со зла - это дурь виновата,
А против нее медицина бессильна.
Я все понимаю: конечно, без мата
Нельзя перед лубликой выступить сильно.

За глупость уже я наказан, ребята,
А ваша меня доконает немилость.
Разок написать попытался без мата -
И вот ведь какая хуйня получилась.
























                                                                                                                         Андрей Добрынин

Прибрежье пеною узоря,
Большая, как художник Рерих,
Вся сдвинулась махина моря
И медленно пошла на берег.

Да, море глубоко, как Рерих,
Глотай же эту рифму молча.
Смотри: не мысля о потерях,
Встают войска из водной толщи.

Блестя парчовою одеждой,
Идут, не прибавляя шага.
Не оставляет им надежды
Их благородная отвага.

Ни пятна бирюзы и сини,
Ни отблеск, вспыхнувший угрюмо,
Им не преграда. Сам Россини
Не создавал такого шума.

Гляжу с обрыва, стоя вровень
С полетом плавающим птичьим.
Пожалуй, даже сам Бетховен
С таким не сладил бы величьем.

А я не так глубок, как Рерих,
Чтоб не страшиться преисподней,
Со стоном лезущей на берег,
И мне не по себе сегодня.





























                                                                                                                       Андрей Добрынин

Если девушка ест неопрятно,
Если чавкает или сопит,
То пускай ее мама обратно
В ужасающих муках родит.

Если девушка ест неопрятно,
То зачем же ты кормишь ее?
Ведь она истолкует превратно
Это доброе дело твое.

Она думает: ежели кормит -
Значит, любит, и, значит, дурак.
Значит, все, что я делаю - в норме,
Без меня он не сможет никак.

Вот и будет она расслабляться,
Будет ветры пускать за столом,
И не стоит тому удивляться,
Если вел себя как дуролом.

Превращается дама в скотину
У тебя на глазах, почитай.
Чтоб в тебе увидали мужчину,
Стань прижимист и деньги считай.

Пусть уж лучше она попостится,
Чтоб желудок присох к позвонкам,
И за стол уже впредь не садится
К  заработавшим харч мужикам.

От заслуженной этой науки
Пусть как смерть она станет худой,
И тебя посторонние звуки
Не смутят уже впредь за едой.
























                                                                                                                           Андрей Добрынин

Сияют города приморья,
Гремит музыка с морвокзала.
Нет места там для слез и горя -
Мне сердце это подсказало.

Там люди понимают шутку
И подхватить ее готовы.
В Москву мне возвращаться жутко,
Ведь дома нравы так суровы.

В Москве все норовят трудиться
И страшно чванятся работой.
На Юге нет таких традиций,
Не хочешь - ну и не работай.

Там голод северный суровый
Простых людей не посещает.
Спишь на асфальте у столовой -
И самый воздух насыщает.

А после с жаркой поварихой
Запрешься в комнате подсобной -
И в результате ходишь тихий
И удивительно беззлобный.

Вот почему, когда в столице
Мне вновь придется слишком туго,
Я вновь себе представлю в лицах
Всю благодать и святость Юга.





























                                                                                                                        Андрей Добрынин

Коль ты не можешь за ночь с дамой
Шестнадцать раз достичь оргазма,
То ты не человек, а просто
Презренный сгусток протоплазмы.

Коль ты с товарищем за вечер
Не выпьешь шесть бутылок водки,
То ты не человек, а просто
Козел, хотя и без бородки.

Короче, если ты боишься
Себя как следует разрушить,
То о таком ничтожном типе
Я даже не желаю слушать.

Отдай себя всецело людям,
Как Данко, как Джордано Бруно -
Тогда я в честь твою настрою
Свои эпические струны.

Как царь Давид, пляши на стогнах,
Хватив как следует спиртного -
Тогда в веках тебя прославит
Мое почтительное слово.

А если ты не пьешь, не куришь,
Не занимаешься любовью,
Тогда какого же ты хочешь
От нас, поэтов, славословья?

Кому тогда какая радость
От столь унылого субъекта?
Ты не как Личность мир покинешь,
А просто как безликий некто.
























                                                                                                                  Андрей Добрынин

Я тяжко в жизни потрудился,
Но вот ведь странная оказия:
Я лишь богаче становился,
Бросая это безобразие.

Избыток рвения тупого
Мешает деньги заколачивать.
Буржуй всегда отыщет повод
Твою работу не оплачивать.

Лежишь в тиши родимых комнат
И скорбно думаешь - угасну, мол,
Ан тут-то про тебя и вспомнят
Все те, кто тянется к прекрасному.

И сразу денежки поступят,
Не заработанные ранее.
Платить за труд буржуй не любит,
Зато он щедр на подаяния.

И коль у нас такая участь,
И коль уж так буржуй устроен,
То надо, совестью не мучась,
Все брать, а требовать и втрое.

Сопя, стыдить его:"Мошенник,
Ну что ж ты мне так мало плотишь?"
Трудом же не сколотишь денег,
А только в гроб себя вколотишь.





























                                                                                                                   Андрей Добрынин




Не талантом возвышен писака Бретон,
Отличал его лишь наставительный тон,
А когда б не пытался он всех поучать,
Никогда его бред не попал бы в печать.

Если б стал выражаться понятно Бретон,
Был бы сразу причислен к бездарностям он,
Потому-то писать он старался темно:
Мол, Бретону дано, а другим не дано.

Очень долго с понятностью бился Бретон,
А когда одолел ее все-таки он,
То Бретон и читатель остались одни,
И довольны доныне друг другом они.

Хорошо им шагать сквозь столетья вдвоем,
Ибо каждый бормочет себе о своем.
"Ну а где ж Красота?"- слышен издали стон.
А читатель в ответ:"Ну так вот же Бретон".




































                                                                                                                                                Андрей Добрынин


Сегодня солнце кроны просквозило,
В слоистой глуби парка распылилось,
И над прудом со сдержанною силой
Вся пышность увяданья заклубилась.

Сегодня свет, вооружившись тенью,
Все очертил старательнее вдвое -
Чтоб потрясло меня нагроможденье
Объемов, образованных листвою.

И хищно, как на соколиной ловле,
И то, и то хватаю я очами,
И все прорехи в ветхой пестрой кровле
Прошиты и пронизаны лучами.

В лучах и дымке я исчезну скромно -
Я не смогу, а может, просто струшу
Все то, что так прекрасно и огромно,
Вобрать в немую маленькую душу.






































                                                                                                                                             Андрей Добрынин

Я был весьма трудоспособен
И нищих люто ненавидел,
Был с ними неизменно злобен
И многих попусту обидел.

Им только водочки желалось,
Чтоб как-то справиться с мигренью,
В моем же взоре отражалось
Лишь безграничное презренье.

Им только хлебушка хотелось
Без всяких видов на колбаску,
Но черт моих окаменелость
Лицо преображала в маску.

И маска грубо изрекала,
Борясь с нахлынувшей зевотой:
"Вас много тут, а денег мало,
Покуда цел, иди работай".

Я сам, трудясь до изнуренья,
Все стать писателем пытался,
И вот теперь до разоренья
Закономерно дописался.

Теперь и я на паперть вышел,
Хотя и с крайней неохотой,
И от богатеньких услышал:
"Покуда цел, иди работай".

Никто не хочет поделиться,
И, словно в некой страшной сказке,
Исчезли дружеские лица,
Вокруг остались только маски.
























                                                                                                                                      Андрей Добрынин

Под шорох падающих листьев,
Под клики перелетных птиц
Паду я скоро, словно Листьев,
От рук безжалостных убийц.

Мне шепчут люди: мол, неправ ты,
Чубайса лютого дразня,
А я скажу, что, кроме правды,
Богатства нету у меня.

Чем шире правду расточаешь,
Тем больше копится она,
Хотя и пулю получаешь
За это в наши времена.

Рвану я на груди тельняшку,
Ведь он стрелять уже готов -
Похожий мастью на какашку
Руководитель всех воров.

Ну что ж, давай, стреляй, Иуда -
И я на небо уберусь
От расхищения и блуда,
Которым ты подвергнул Русь.

Лишь там, где звезды мерно ходят,
Где сфера жизни всех идей,
Постигну я, зачем приводит
Господь во власть дурных людей.





























                                                                                                                                        Андрей Добрынин



Осеннего дня груженая барка
Порой роняет на дно монетку,
Гребя в прозрачных глубинах парка,
Словно веслом, кленовою веткой.

Медленно барка скользит по водам
Где-то невидимо надо мною,
Лишь пробежит по лиственным сводам
Движенье, вызванное волною.

Для этой барки нет в мире суши,
Она пройдет сквозь стены и скалы.
Она увозит людские души -
Те, кому время уплыть настало.

Пройдет сегодня, в высотах рея,
Чтоб завтра снова проплыть над нами,
И ей вдогонку только деревья
С прощальной скорбью всплеснут руками.





































                                                                                                                                      Андрей Добрынин
Рифмоплеты сочиняют -
Лишь перо бы почесать,
И словами затемняют
То, что не о чем писать.

В мутных водах изложенья
Часто тонет сам предмет...
Не для самоублаженья
Пишет истинный поэт.

За перо он не берется,
Непохож на тьму писак,
Коль неясным остается,
Что писать, о чем и как.

Словно кормчий остроокий,
Он обходит за версту
Пустословье, экивоки,
Напускную темноту.

А когда слова по теме
Потекут наперебой -
Лик читателя все время
Видит он перед собой.

Ведь читатель тоже трудно,
Замороченно живет,
И поэт не пишет нудно
И шарад не задает.

Тем же, кто его пиесы
Вживе смел критиковать,
Будут в преисподней бесы
Вирши Бродского читать.

Эта мука будет длиться
Миллионы долгих лет,
А на небе веселиться
Будет праведный поэт.

И к Марии он, и к Марфе
В гости будет прилетать,
Будет, возгремев на арфе,
Так пред Богом распевать:

"Пусть поэта жребий труден,
Пусть зоил к нему суров -
Воздаянием не скуден
И теперь Господь миров".










                                                                                                                              Андрей Добрынин

Я вновь рутины груз подъемлю
На утре трудового дня,
И снова вдавливает в землю
Привычный этот груз меня.

Сипят изъеденные бронхи
И жар толкается в виски,
Но если просто стать в сторонке,
Увязнут в глине башмаки.

Так нечего мечтать о бунте,
Кричать:"Куда вас всех несет!" -
Остановись на этом грунте,
И он всего тебя всосет.

Пусть далеко уже не юн ты,
Пускай простужен,- все равно
Подошвы отлепив от грунта,
Плетись со всеми заодно.

Вот так плетешься, слабый, потный,
О грузе думая своем,
И кажется - асфальт холодный
Стал вязким, словно чернозем.

И никого своей хворобой
Ты не разжалобишь, мой друг,
Осталось лишь пихать со злобой
Всех тех, кто топчется вокруг.

Вот если бы всю их породу
Суметь под корень извести,
То можно враз прибавить ходу,
Легко и весело идти.
























Упадок сил достиг каких-то                                                                                  Андрей Добрынин
Неописуемых глубин,
И, как подрубленная пихта,
Я рухнул в беспросветный сплин.

Заняться собственной хворобой
Нельзя при бизнесе моем,
И я иду, томимый злобой
И сумеречным ноябрем.

Приду в родимую контору,
Где занимаю пост большой,
Но затуманенному взору
Контора кажется чужой.

Я и не думал, что бывает
Такой необоримый сплин,
Когда все тело оплывает,
Как разогретый пластилин.

Какая б лакомая баба
В контору нашу ни зашла,
Я безучастно, словно жаба,
Гляжу ей вслед из-за стола.

Пусть предлагают план несложный,
Как можно долларов нажить,
Но я найду предлог ничтожный,
Чтоб все на завтра отложить.

Одно мне доставляет радость
В моем унылом полусне -
Коль я кому-то сделал гадость,
А он не смог ответить мне.

Поеду вечером сегодня
Я в заведение одно,
Где девок в кожаном исподнем
Пороть ремнем разрешено.

Мой сплин, невыносимо тяжкий,
Исчезнет постепенно сам,
Когда начну хлестать с оттяжкой
По розоватым телесам.

Отъелись, суки, тунеядки,
Так вот попробуйте ремня!
Я был во временном упадке,
Но рано списывать меня.

Во мне вот-вот уже проснется
Готовый к случке жеребец,
Как только синевой нальется
На попке вздувшийся рубец.
                                                           2000





                                                                                                                                Андрей Добрынин
В одиночку и группами,
Под холодным дождем,
Как ожившие трупы, мы
По столице бредем.

Мы бредем, как сомнамбулы,
Спотыкаясь подчас.
Как придонную камбалу,
Жизнь расплющила нас.

Мы бредем как-то скованно,
С горькой складкой у рта.
В жизни нам уготовано
Лишь одно - нищета.

Нас мирское везение
Обошло за версту.
Так дается умение
Постигать красоту.

Чтоб к моменту прозрения
Быть всегда начеку,
Мы выносим лишения,
Нищету и тоску.

Но приходит награда к нам
После горьких морок.
Все, что было загадано,
В свой исполнится срок.

Высшей мощи дыхание
На горящем челе -
Таково воздаяние
Нам за скорбь на земле.

Из ненастья туманного
С огоньками квартир
Встанет созданный заново
Интригующий мир.

Наших книг удивительность
Входит в думы и сны.
Мы - иная действительность
Этой бедной страны..















                                                                                                                                    Андрей Добрынин

Иной простак готов хоть землю рыть,
Чтоб девушку интимно пробуравить.
О, если б эту дьявольскую прыть
На дело созидания направить!

Он мог бы тайны Космоса открыть,
Большой НИИ решительно возглавить,
Но не желает он себя прославить -
Желает он лишь самочку покрыть.

Растратив силы в суете постельной,
Встает с утра он, хмурый и похмальный,
Со злобой на любимую косясь.
Он чувствует, что пошлые забавы
Его лишили ореола славы
И с Космосом его прервали связь.





Так много дел, что кажется порой:
Когда б я даже был ичсадьем зла,
Дела, нагроможденные горой,
Спасут меня от адского жерла.

Но самооправдания игрой
Не обольстится ценностей шкала:
Да, я в делах рутинных был герой,
Но упустил важнейшие дела.

Те замыслы, что подсказал мне Бог,
Лелеял я, но воплотить не смог -
Я лишь противоборствовал нужде;
А если б их представил во плоти,
То мог бы оправданье в них найти
На неизбежном будущем суде.





















                                                                                                                                 Андрей Добрынин

Я был человеком угрюмым
И к женщинам злобу питал,
Когда же с тобой познакомился,
Другим человеком я стал.

Глядел я на ручки и ножки,
Глядел на упругую грудь,
Глядел на разумную голову,
Не в силах от счастья вздохнуть.

Спасибо за то, что дала мне
Ты счастье на этой земле,
Ты стала мне как бы светильником,
Светильником как бы во мгле.

Припев:

Света и женщины
Страстно душа ждала -
Духовного как бы света,
Женского как бы тепла.

С тобою не рухну я в пропасть
И хищник меня не сожрет.
Порой мы приляжем под кустиком
И снова стремимся вперед.

Порой пошалим под березкой -
И снова шагаем туда,
Откуда светило возносится
Над нашей страною всегда.

А там оттолкнемся и прыгнем,
Прыжок совершая двойной,
Чтоб солнца достигнуть и сделаться
Светящейся массой одной.

 Припев.




















                                                                                                                                      Андрей Добрынин

Что такое осень? Это осень.
Это просто осень, понимаешь?
Если скажешь:"Что такое осень объясни",=
Я отвечу:"Это просто осень".

Что такое осень? Это осень.
Просто время осени настало.
Осень - это осень, ну когда же ты поймешь!
Это просто время, блин, такое.



Осень. Где-то
Крик Шевчука.
Слушать это
Просто тоска.

Что такое осень? Это осень,
Осенью не зря она зовется,
Потому что осень наступает каждый год,
Каждый год осеннею порою.

Осень после лета наступает,
Длится до зимы она обычно.
Песню нашу мудрую прослушай до конца,
И тогда ты все поймешь про осень.
































                                                                                                                                 Андрей Добрынин

Икону делать из народа
Довольно странно в наше время,
Когда лежит он, как колода,
Скрывая древоточцев племя.

Свои ходы в народной толще
Свободно гады прогрызают,
Народ же это терпит молча
И шевелиться не дерзает.

Он лишь болезненно кривится -
Он помнит время то плохое,
Когда он вздумал шевелиться -
И весь рассыпался трухою.

С трудом вернув былую форму,
Он думает:"Борзеть не надо,
Вся жизнь придет однажды в норму -
Когда налопаются гады.

Они утратят оголтелость,
Когда решат, что с них довольно,
Сожрав все то, что им хотелось,
И станут грызть уже не больно.

Тогда и примет короедство
Цивилизованные формы
И мир опять вернется в детство,
Когда на всех хватало корма".

Но вкралось несколько изъянов
В систему этих мирных взглядов:
Народ ведь, как Земля - титанов,
Сам из себя рождает гадов.

Рисуй народа идеалы,
Лови старательно оттенки,
А на холсте - кривые жвалы
И злобно-мертвенные зенки.



















                                                                                                                          Андрей Добрынин
Творцы эротических произведений,
Художники секса, любители мата,
На миг отвлекитесь от ваших видений -
Реальность всем этим не слишком богата.

По-вашему, девушка только и мыслит,
Кому бы отдаться всем пухленьким тельцем.
Детина придет, подбоченится, свистнет -
И случка помчится по смазанным рельсам.

И сразу же девушка с миной умильной
Потянется к фаллосу, словно к иконе,
А дальше разумней смотреть порнофильмы,
Там ваши фантазии - как на ладони.

В реальности выйдет иная картина,
И тут никакой мне подсказчик не нужен:
Желает любви полнокровный детина
И даму зовет на изысканный ужин.

Хоть дама с другим полнокровным детиной
Давно уже в связь половую вступила,
Не может она пренебречь дармовщиной,
Иначе бы все это сказочкой было.

За ужином жрет она как Объедало,
За ужином пьет она как Опивало,
А после вдруг вскочит средь шумного бала,
Рыгнет и промолвит, что очень устала.

Добавит она, что волнуется мама,
Что завтра с рассветом вставать на работу,
Затем в гардероб зашагает упрямо,
Детине платить предоставив по счету.

В дверях пошатнется, но благополучно
В распахнутой шубе протиснется в двери,
Стрельнет на машину и сделает ручкой,
Детине считать предоставив потери.

Вот так куртизируют женщин по-руски;
Все это могло б повторяться доныне,
Но быть приложеньем к вину и закуске
Однажды наскучило все же детине.

Поэтому если начнет мне порнуха
Показывать сызнова райские рощи,
"Я вам не ребенок,- промолвлю я сухо,-
И знаю: действительность горше и жестче".










                                                                                                                                  Андрей Добрынин

О чем горюешь ты, старик?
О том, что ты любить не можешь?
Что стебель яшмовый поник
И женщин ты в постель не ложишь?

Не хныкать должен ты, старик,
А возгласить хвалу натуре.
Вообрази себе на миг,
Что ты в моей проснулся шкуре.

Ни телевизор посмотреть,
Ни мирно пошуршать газеткой...
Звонят - и надо отпереть,
Чтоб снова в блуд вступить с соседкой.

Блудишь с ней, мерзко-суетлив,
Насторожив по-волчьи уши -
Ведь скоро, скоро взвоет лифт,
Вещая о грядущем муже.

Да, муж как бедствие грядет,
И верь, что он шутить не станет -
Тебя он зверски изобьет
И, может быть, серьезно ранит.

Да, такова цена побед,
Всегда к беде ведет интрижка.
Благодари же Бога, дед,
За то, что книзу смотрит шишка.

О жадных самках не тужи,
Глазком бедовым в них не целься
И ласково в постель ложи
Одно лишь собственное тельце.
























                                                                                                                                        Андрей Добрынин
Когда я был в поре весенней,
То пошутить всегда умел,
Хотя к веселью побуждений
На самом деле не имел.

Себя я называл поэтом,
Беря девиц на абордаж,
Но я не знал, что в слове этом
Им слышалась пустая блажь.

Не мог склонить к интимной дружбе
Девиц мой неказистый вид,
Я мелкой сошкой был на службе,
Как автор не быз знаменит.

Мне и доныне часто снятся
Тех лет обиды, стыд и страх,
Но я все продолжал смеяться,
А скорбь выплескивал в стихах.

Теперь же я взнуздал камену,
Возвел свой личный пьедестал.
Теперь себе я знаю цену
И от хвалебных слов устал.

В стихах свою судьбину злую
Всегда вышучивала Русь -
В стихах смеясь напропалую,
Я в жизни лишь слегка кривлюсь.

В былые дни запас веселья,
Похоже, растранжирил я.
Не видят без хмельного зелья
Меня смеющимся друзья.

Теперь я сумрачен и грозен,
Себя я прежнего забыл -
Того, кто был в стихах серьезен,
Того, кто весел в жизни был.




















                                                                                                                                     Андрей Добрынин


Если девушку взять ты надумал в разведку,
К неприятностям разным готовься, солдат.
В темноте она глазом наткнется на ветку
И утопит в болотине свой автомат.

Подвернет она ногу и примется хныкать,
Малодушным нытьем привлекая врага.
Командир на нее будет сдавленно рыкать,
Но присяга ей - тьфу! Ей дороже нога.

В тишине перед вражьей позицией пукнет
И смертельный огонь навлечет на отряд.
И пускай командир ее после пристукнет,
Но уже не воротишь погибших ребят.

С постоянным нытьем, с ее нравом говнистым
Для чего эта цаца в разведке нужна?
А коль в лапы она попадется фашистам,
То военную тайну им выдаст она.

И тогда разгромят нас фашисты внезапно,
Оттеснят нас в чащобы, в медвежьи углы,
Чтоб мы с голоду вымерли там поэтапно,
Обглодав перед этим деревьев стволы.

Впрочем, досыта нам уж давненько не елось,
Оттеснили без боя нас к кромке трясин,-
Оттого, что когда-то девицам хотелось
Ярких западных шмоток и полных витрин.

А теперь близ витрин замирает нередко
И глотает слюну мой дружок фронтовой.
Он бормочет:"Зачем мы их брали в разведку?" -
И котуженной мелко трясет головой.























                                                                                                                   Андрей Добрынин


Татары - достойный российский народ,
Простой, работящий,- ну все им дано,
Но есть у них все же один недочет -
Болезненно падки они на вино.

При этом их водка уже не берет,
Им что-нибудь нужно гораздо лютей.
Им что косорыловка, что пулемет -
Лишь с ног бы валило их, щучьих детей.

Я им говорю:"Вы дошутитесь, пьянь,
Нельзя же все время по жизни балдеть.
Пропьете, мерзавцы, Уфу и Казань
И будете с кепкой на рынке сидеть.

На русских вам, братцы, ссылаться грешно,
Ведь есть у нас Лермонтов, Пушкин, Толстой,
А вы переняли у нас лишь одно:
Стремленье нажраться и выпасть в отстой.

Ведь вы мусульмане, ети вашу мать,
Аллаха хотя бы побойтесь свово!"
Татары в ответ:"Надо дома бухать,
Сквозь крышу не видит Аллах ничего".

Конечно, им трудно меня полюбить,
Ведь чистая правда кому по нутру?
Они замышляют мне морду набить
И бродят весь день у меня по двору.

Непросто отбиться от пьяных татар,
Когда соберутся они в косяки.
Придется прикрикнуть:"Гыдын, хайванлар,
Иначе отрежу вам всем кутаки".

Услышав волшебное слово "кутак",
Они разбегутся, держась за мотню,
А я еще вслед им затопаю - так,
Как будто с ножом их вот-вот догоню.

Всем сердцем люблю я татарский народ,
Ведь если покрепче меня поскрести,
Налет европейский мгновенно сойдет,
Под ним же татарина можно найти.

Но будь ты татарин, чеченец, еврей
И пусть тебя даже поддержит мордва,
Я все-таки крикну:"Умеренно пей,
От пьянства наутро болит голова!"








                                                                                                                                       Андрей Добрынин

Почему ты так смотришь, японец,
В узких глазках - сполохи огня?
Я не девка, и я не червонец,
Чтобы пялиться так на меня.

Вроде ты непохож на педрилу,
Да и я на него непохож.
Что же ты улыбаешься мило
И спокойно поесть не даешь?

Нагрузил я тарелку закуской
И лафитничек взял на прицел...
Как некстати, чертяка нерусский,
Ты за столик мой дерзко подсел!

Извини, я понять не умею
Мелодичной твоей болтовни,
Потому выражайся яснее
Или пасть свою срочно заткни.

Ты - Востока любимый питомец,
И весь Запад теснится за мной...
Не понять нам друг друга, японец,
Антиподы мы в жизни земной.

Я ударю тебя не колеблясь
Или сдерну со скатерти нож,
Если ты не отцепишься, нехристь,
И за столик к себе не уйдешь.

Коль немедленно не удалишься,
То тогда тебе точно конец...
Что такое?Я будто ослышался?
Ты читал мои книги, шельмец?

Что ж, японец, я парень не склочный
И готов твою дерзость простить,
А наш общий владыка заоблачный
Повелел мне тебя угостить.

Пей до дна, некрещеная морда,
Как и я, ты не очень-то прост.
Ты увидишь - от этого города
Я до Токио выстрою мост.

Самурай поднебесного князя,
Я приду к тебе этим мостом
И твою басурманскую Азию
Осеню православным крестом.









                                                                                                                                  Андрей Добрынин

Слышишь голос женщины из прошлого,
Не принявшей дар твоей любви?
Не играя в ухажера пошлого,
Ты ее тирады оборви.

Объяснить ей надо не без едкости:
"У меня в душе тепло и штиль,
Ты же, моя милая, по ветхости
Мужиками списана в утиль.

Коль твое сознание померкло,
Я его сумею прояснить.
Видно, ты давно смотрелась в зеркало,
Если вдруг решилась позвонить.

Вспомни мои прежние страдания,
Вспомни мои письма и звонки.
Ты не проявила сострадания
И не протянула мне руки.

Ты ведь знала про мои томления
В лапах обезумевшей судьбы.
Но тогда с гримасой утомления
Ты отвергла все мои мольбы.

Понимаю, что тебе желается
Вновь любви, вниманья и тепла,
Но в ответ лишь нагло ухмыляются
Те, кого ты прежде предпочла.

На тебя давно уж не надеется
Тот, кого спасти могла бы ты,
И призыв твой старческий развеется
В бездне леденящей пустоты.
























                                                                                                                                  Андрей Добрынин

Коль на тебя людским потопои
Выносит негра по Тверской,
Зовешь его ты черножопым
И бьешь по черепу клюкой.

И негры от того болеют
И поклоняются клюке,
Но ведь они же не белеют,
Коль получают по башке.

Пойми: они от оскорблений
Не станут белыми людьми;
Будь лучше с ними добр, как Ленин,
Как данность мудро их прими.

Не бей их по мясистым мордам
И выше их себя не ставь,
А лучше для занятий спортом
Ты им площадку предоставь.

Заскачут негры по площадке,
Вопя, как дьяволы в аду,
А ты уже готовь в палатке
Для них бесплатную еду.

Пришли им девок полнотелых
И вволю огненной воды,
И ты увидишь, сколько белых
Вольется вскоре в их ряды.

На негритянских стройплощадках
Сойдется вскоре весь народ
И счастьем, как зерном в початках,
Наполнен будет каждый рот.

"С веселым чернокожим малым
С утра до вечера балдей" -
Не это разве идеалом
Для всех является людей?!

И каждого сознанья недра
Заветный образ отразят
Приплясывающего негра
В бейсболке козырьком назад.














                                                                                                                                           Андрей Добрынин

По паркам проходя моим,
Я вижу светлого немало.
Вот вновь под дубом вековым
Собачка кучечку наклала.

Вот девушку два пацана
Ведут почтительно по тропке,
И не стесняется она
Ладоней, гладящих по попке.

Вот скрыла лиственная вязь
Ватагу пьющих и курящих -
Они, тихонько матерясь,
Слегка дичатся проходящих.

Дойду по парку до парька
И на последние копейки
Куплю бутылочку пивкаа,
Чтоб скромно выпить на скамейке.

Мамаши с деточками в ряд
Проходят мимо, словно павы...
Так что ж писатели корят
Нас за распущенные нравы?

Никто здесь никого не бьет,
Никто ничем не обижает.
Наряд ментов порой пройдет,
Но нас в тюрьму он не сажает.

У всех людей спокойный вид
И машут песики хвостами,
А если кто-то пошалит,
То это скрыто за кустами.

И потому, едва взгляну
Я на гулянье населенья,
Как всякий раз слезу смахну
Сочувствия и умиленья.



















                                                                                                                                  Андрей Добрынин

Однажды на рельсах я вдребезги пьяным заснул,
Последним объятием гравий сырой обхватив,
И я не услышал сотрясший окрестности гул,
И ноги отсек мне блуждающий локомотив.

Теперь я сижу в переходе подзеином, скорбя,
Завистливо глядя на сотни мелькающих ног.
Подходит старуха:"А яйца-то есть у тебя?
А кожаный болт? Ну тогда все в порядке, сынок".

Я ей говорю:"За Россию я бился в Чечне
И вот в переходе выпрашивать вынужден медь".
Она же в ответ:"Коль поедешь, солдатик, ко мне,
Как Ельцин Россию, там сможешь меня поиметь".

"Как Ельцин - Россию?.. Что ж, едем, старуха, к тебе,
Кати мое кресло и встречных нещадно дави.
Покатим навстечу твоей предрешенной судьбе,
Покатим навстречу твоей извращенной любви".

На кухне у бабки со смаком я водочку пью
И жру все подряд, словно месяц дотоле не жрал,
Но томными взорами страсть выражаю свою
И шумно вздыхаю, как чующий самку марал.

Когда в холодильник полезет старуха опять,
Старушечью голову дверцей я вдруг защемлю,
Затем поспешу неопрятные юбки поднять
И в этой позиции вдумчиво с ней пошалю.

Тем временем в черепе бабки замерзнут мозги,
Глаза отвердеют и ляжет на них белизна...
Стащу я чулок у развратницы с толстой ноги
И в рот затолкаю, где каменно смерзлась слюна.

Пока не успела оттаять ее голова
И смотрят глаза беспросветным морозным бельмом,
Я накрепко к стулу ее примотаю сперва,
А после устрою в квартире полнейший разгром.

Я вынесу все и квартиру оставлю пустой,
Чтоб знала старуха, кого привела погостить,
Что был у нее не калека, не жулик простой,
А подлинный Ельцин, с которым опасно шутить.

Я вынесу все: телевизор старушечий "Темп",
И все сбереженья, и нижнее даже белье,
Чтоб знала старуха: не фраер какой-то, не штемп,
А подлинный Ельцин иметь согласился ее.









                                                                                                                         Андрей Добрынин

Примчатся дружки со двора, возбужденны и злы,
У них погоняла "Гайдар", "Черномырдин", "Чубайс";
Они моментально с добром похватают узлы
И кинутся вон из квартиры, сопя и бранясь.

А я не спешу. У старухи оттает башка,
Узрев разоренье, она побледнеет, как мел.
"Не хнычь,- я скажу, выезжая,- все честно пока,
Как Ельцин Россию, я, бабка, тебя поимел".

















































                                                                                                                         Андрей Добрынин
Вновь женщина с лицом прекрасным
Поэту заявила:"Нет",
И вновь, мотая удом праздным,
Побрел по улицам поэт.

Мечтал он страстно об уюте,
О женском ласковом тепле,
А должен вновь в сердечной смуте
Брести по сумрачной земле.

Он что-то бормотал несмело,
А дама, глядя на него,
Никак постигнуть не хотела
Великой нежности его.

Его гримасы были горьки,
И как же тут не загрустить?
Ведь он мечтал в уютной норке
Любовный вырост поместить.

А после к женщине приткнуться
И, позабыв мирское зло,
В комочек маленький свернуться,
Родное чувствуя тепло.

Мечтал влезать он, как на горку,
В ночи на тулово ее,
Но дама не отверзла норку,
Отбила плотское копье.

Он по ночам в родное тело
Тихонько углублял бы щуп...
Но дама на него глядела
Невозмутимо, словно труп.

Он брел. Ждала его пивная
И собутыльников орда.
Он понял: женщина земная
Им не пленится никогда.

Ведь только выскользнет из норки
Его мужская колбаса,
Как вмиг духовные восторги
Его уносят в небеса.

Поэт ничтожен и недужен
Недаром в женских очесах -
Ведь ей самец в квартире нужен,
А не в далеких небесах.










                                                                                                                           Андрей Добрынин
                                                                 К.Григорьеву
Сел я статью сочинять для газеты,
В коей наглядно хотел показать,
Что гениальность есть форма безумья,
А написал почему-то стихи.

Сел я писать, трудолюбия полон,
В порножурнальчик рассказ небольшой,
Вывел заглавье:"Постельная ярость",
Но написал почему-то стихи.

Сел я писать для поп-группы известной
Текст злободневный и полный огня,
Вывел названье:"Лесбийские танцы",
А написал почему-то стихи.

Слоган я сел сочинять для рекламы,
В нем я задумал изящно связать
Ленина и менструальные циклы,
А написал почему-то стихи.

Что-то полезное, нужное людям
Я безуспешно старался создать,
И лишь того я стишками добился,
Что наконец мне живот подвело.

Вздумал письмо я направить начальству
И написать, что не ценят у нас
Старых защитников Белого дома,
А написал почему-то стихи.

Это явилось последнею каплей,
Я обратился с укором к себе:
"Если ты с жизнью расстаться задумал,
Способ избрал ты не лучший отнюдь.

Можно нажраться крысиной отравы
И удавиться на ручке дверной,
И провода оголенные можно
В уши себе, как в розетку, воткнуть;

Да и с моста тоже прыгнуть неплохо
В прорубь стараясь вонзиться башкой,
Также неплохо патрон динамитный
В рот себе вставить и шнур запалить;

Также неплохо и в Питер поехать
И в механизм для подъема моста
Броситься там с истерическим воплем,
Чтобы зачавкали сытно зубцы;









                                                                                                                     Андрей Добрынин

Также неплохо облиться бензином
И подпалить себя возле Кремля
И полчаса до приезда пожарных
Дико реветь и плясать трепака.

Словом, немало есть способов смерти
Ярче, надежней и просто честней,
Чем, утомив всех агонией долгой,
С мрачным упорством стихи сочинять".

















































                                                                                                                          Андрей Добрынин

Желаниям толпы не угождать
И творчества не превращать в потеху,
Не устремляться к светскому успеху,
Достатка от труда не ожидать;

Своим усердьем вечно досаждать
Блистательным товарищам по цеху
И никого ни в чем не убеждать,
Но все отдать на растерзанье смеху;

Не пропускать при этом никого
И даже мецената своего
Вышучивать весьма неосторожно,
А также тех, кто при больших деньгах;
Жить в нищете, однако не в долгах -
Я знаю, братцы, это невозможно.





Служить во имя пропитанья -
Весьма прискорбная стезя.
Хозяин нам дает заданья,
И воспротивиться нельзя.

А коль не выполнил заданье -
Хозяин бесится, грозя
Лишить нас средств на пропитанье:
Негоже пешке злить ферзя.

С ним не поладить полюбовно -
Ложись костьми или уйди.
От страха я дышу неровно,
Стесненье чувствуя в груди.
А написал сонет - и словно
Уже все беды позади.





















                                                                                                                         Андрей Добрынин


Проказы новоявленного барства
По-христиански вряд ли я приму -
Вновь кто-то стырил деньги на лекарства,
А я подохнуть должен потому.

Кряхтит народ, ограбленный до нитки,
Ему ли наши книжки покупать?
Поэтому писателям прибытки
Давно уж перестали поступать.

Какие там прибытки! Хорошо бы
Хоть до конца недели протянуть,
И не могу я пересилить злобы
И новым барам руку протянуть.

Да и на кой им, если разобраться,
Писательская тощая рука?
Разумней помолчать и постараться,
Чтоб сохранилась в целости башка.

Разумней пересиливать хворобы,
Скрипя зубами в собственной норе,
И только по ночам, дрожа от злобы,
Молиться на страдальческом одре:

"О Господи, в моей убогой шкуре
Одну лишь ночь заставь их провести -
Всех тех, кто выплыл в нынешнем сумбуре,
Чужие жизни сжав в своей горсти.

Пусть так, как я, повертятся на ложе,
Бессильной злобой печень распалив,
А если ты их не унизишь, Боже,
То, значит, только дьявол справедлив.

Ведь только он подводит под кутузку
Или под пулю нынешних господ,
И после смерти не дает им спуску
И на мольбы о милости плюет".


















                                                                                                                           Андрей Добрынин



В двух шагах от меня есть кафе "У Володи",
Где торчат до закрытья иные пьянчуги,
Так торчат в голове ноты модных мелодий
И наводят на мысль о тяжелом недуге.

Неотвязные, как малярийный плазмодий,
В голове они вертятся, как в центрифуге
И у тех, кто старательно следует моде,
Пресекают к мышленью любые потуги.

Равнодушен я к моде, но вредные ноты
Все равно, звуковые покинув приборы,
Залетают мне в мозг и жужжат там все время.
Прикатить бы, товарищ, сюда пулеметы,
Композиторов этих поставить к забору
И под корень скосить все их чертово семя.








































                                                                                                                                Андрей Добрынин

В горах, где своими крылами
Лениво махают орлы,
Хотел бы я встретиться с вами,
Сказать:"Здоровеньки булы".

Вы мне улыбались, а тайно
Лелеяли свой эгоизм,
Стремились вы в горы Украйны,
Чтоб там насаждать альпинизм.

Увлек вас главарь скалолазов,
Матерых, бывалых хохлов,
Поведав вам много рассказов
Про край поднебесных орлов.

И там, где бесплодные скалы
Воздвиглись ужасным хребтом,
Вы с ним поедаете сало
И спите в палатке потом.

Вам любо под звуки гитары
В ночи у костра отдыхать.
По-вашему, этот хохляра
Всю жизнь вас намерен кохать.

Працюе чи вже не працюе
У вас на плечах голова?
Но я ниякого не чую
Ответа на эти слова.

Так знайте: лишь кончится сало,
Хохлы вас засунут в мешок
И сбросят в глубины провала,
Где горный клубится поток.

Покатят мешок к океану,
Кипя и бушуя, валы,
И речь своего атамана
Воспримут с восторгом хохлы:

"Цю жинку втопылы мы, браты,
С позиций большого ума,
Бо сала ей треба богато,
А корысти, в общем, нема".














                                                                                                                             Андрей Добрынин

Пишу я глупые стихи
Не потому, что я глупец,
А потому, что толстяки
Пробились к власти наконец.

Считали гением меня,
А я скатился к пустякам,
Ведь лишь подобная стряпня
Всегда по вкусу толстякам.

Не зря веселые деньки
Олеша Юрий нам предрек -
Когда оставят толстяки
Народ без хлеба и порток.

Коль ты поправился на пуд,
Не утверждай, что ты толстяк,
Не то за шиворот возьмут
И хряснут мордой о косяк.

"Попался,- скажут,- прохиндей?"
"И поделом,- добавлю я,-
Не утомляй больших людей,
Не набивайся им в друзья".

Решают сами толстяки,
Кто толст, а кто еще не толст,
А мы слагаем им стихи
И помещаем их на холст.

И честный трудовой кусок
Нам желчью наполняет рот,
Но снова в марте водосток
О переменах запоет -

Что сказочник не обманул
И к нам придут в заветный срок
Просперо, и гимнаст Тибул,
И чудо-девочка Суок.



















                                                                                                                          Андрей Добрынин

Видно, сколько шнурочку не виться,
Оборвется шнурок озорной.
С низкорослой угрюмой девицей
Отдыхал я однажды в пивной.

Чтоб скорее добраться до койки,
Предложил я девице пивка,
Забывая, что в смысле попойки
Баба часто сильней мужика.

Я позволил себе возгордиться,
Высоко я восставил свой рог,
Потому что любую девицу
Перепить я до этого мог.

Ведь девица, когда перепьется,
Не хозяйка бывает себе
И любому самцу отдается
С полуслова всегда и везде.

Я вливал в себя выпивку тупо,
Забывая при этом о том,
Что на каждую хитрую дупу
Есть нефритовый стержень с винтом.

Наподобие Разина Стеньки
Утопил я рассудок в вине,
В результате же паспорт и деньги
Широко улыбнулися мне.

Я не помню, чем кончился ужин,
Но понятно, что вышел облом:
Я уборщицей был обнаружен
На рассвете уже под столом.

И уборщица тыкала шваброй
Мне со злобой в промежность и в грудь.
По натуре мужчина я храбрый,
Но в тот миг я почувствовал жуть.

Мне почудилось, будто вовеки
Я не вылезу из-под стола.
Для того ли живет в человеке
Жажда счастья, любви и тепла?

Много мне причинил унижений,
Превратившись в уборщицу, рок,
И весь ряд куртуазных свршений
Оборвался, как ветхий шнурок.









                                                                                                                        Андрей Добрынин


С той поры, если пью с мужиками,
То всегда им толкую о том,
Что коса может врезаться в камень
И что стержень бывает с винтом.

Если легкой победы ты ищешь
В безобразном чаду кабака -
Знай, что в бабу влезает винища
Много более, чем в мужика.

Чтоб не стать ограбленья объектом,
Неожиданно выпав в отстой,
Очаровывай дам интеллектом
И наружной своей красотой.











































                                                                                                                            Андрей Добрынин


Сегодня может ныть и плакать
Лишь неудачник и бездельник.
Вот погоди: подсохнет слякоть,
И ты получишь много денег.

Ты думаешь, что ты обобран?
Ты думаешь, что ты ограблен?
И оттого глядишь недобро
И точишь дедовскую саблю?

Постой, дружок, не надо злиться,
Кричать, что президент - мошенник...
Чуть распогодится в столице,
И ты получишь кучу денег.

И на жилье былые льготы
Греф у тебя не отчекрыжит,
И до последней капли пота
Буржуем ты не будешь выжат.

По всем шахтерским регионам
Все также завершится мирно,
И Греф тебе вручит с поклоном
Права на собственную фирму.

Сообществом миллионеров
Обласкан будешь ты и понят,
Со сходняка акционеров
Тебя впервые не прогонят.

И сытый Запад удивится,
Увидев, как мы раздобрели,
И решено, что состоится
Все это первого апреля.























Я - борец против всякой нелепицы,                                                                               Андрей Добрынин
Я - любитель высоких идей,
Оттого ко  мне женщины лепятся,
Выделяя из прочих людей.

Если женщина вдумчиво учится,
Если где-нибудь служит уже -
Все равно она скоро соскучится
Плыть на ржавой житейской барже.

Берега бесприютны окрестные,
По воде проплывает говно,
И мужчины угрюмые местные
Только злобу внушают давно.

От такого унылого плаванья,
Разумеется, можно устать,
Вот и ищет голубушка гавани,
Где сумеет надолго пристать.

И однажды за новой излучиной
Ей предстанет обширный затон.
Бурной жизнью смертельно измученный,
На причале хрипит граммофон.

И под музыку часть населения
Лихо пляшет у бочки с вином,
А поодаль идет представление
Под названьем "Принцесса и гном".

И на самом верху дебаркадера
Я с сигарою в кресле сижу.
Двадцать два разукрашенных катера
Вышлю я, чтобы встретить баржу.

Я к причалу спущуся заранее,
И, увидев огонь моих глаз,
Гостья сразу лишится сознания,
Дико гикнет и пустится в пляс.

Две недели промчатся шутихою,
Извиваясь, треща и шипя.
Вновь она утомленной и тихою
На барже обнаружит себя.

Вновь потянется плаванье сонное
К неизбежным низовьям реки.
Вновь возникнут самцы моветонные -
Плотогоны, купцы, рыбаки.

Приближается устье великое,
И все дальше тот странный затон,
Где на пристани пляшут и гикают
И надсадно хрипит граммофон.
                                                               2001





                                                                                                              Андрей Добрынин
Прав очень много у людей,
А вот обязанностей нету.
Иной поет, как соловей,
Стараясь зашибить монету.

Уверен он в своих правах
Жить беззаботно и богато.
Я помогу ему в делах -
И сразу стану ближе брата.

Но если он деньгу зашиб,
В нем перемена наступает.
Меня, как ядовитый гриб,
Пинком он походя сшибает.

А также и других ребят,
Чтоб не дорвались до дележки.
На много верст вокруг стоят
Без шляпок тоненькие ножки.

А как, стервец, в глаза смотрел,
Являя верность и опаску!..
Когда ж маленько раздобрел,
То с наглым смехом сбросил маску.

Он ходит как бы в неглиже,
Являя всем свою измену,
И никому ничем уже
Он не обязан совершенно.

А что мы можем сделать с ним?
Ведь у него повсюду связи.
Без шляпок хмуро мы стоим -
Те, кто поднял его из грязи.

И эта истина стара,
Но к жизни вряд ли применима -
Что ради самого добра
Творить добро необходимо.

Вот так приносишь подлецу
Добра несчетные охапки,
Чтоб после в жизненном лесу
Торчать растерянно без шляпки.















                                                                                                                Андрей Добрынин

Кто выпил двадцать грамм всего,
Уже не полноправный житель -
Любой сержант уже его
Готов отправить в вытрезвитель.

Сержант не любит алкоголь
И тех, кто падок до спиртного,
И каждый дать ему изволь
Без пререканий отступного.

Его не могут запугать
Убийцы, жулики и воры,
И, значит, вправе налагать
На нас он разные поборы.

В него ведь может всякий псих
Вонзить заточку между делом.
Всех обитателей земных
Он заслоняет статным телом.

И если бедно кто живет,
Дойдя почти уже до точки -
Сержанту может он живот
Проткнуть при помощи заточки.

Сержант при этом зашипит,
Вихляясь, на асфальт осядет,
Но вскоре примет прежний вид,
Дыру заклеит и загладит.

Надует вновь его майор
Обычным бытовым насосом,
И снова, как до этих пор,
Сержант становится колоссом.

И под майоровым толчком
Он вновь плывет на шум эпохи,
И вновь по стеночке, бочком
Его обходят выпивохи.



















                                                                                                                            Андрей Добрынин

Если на поясе носишь ты пейджер,
Значит, ты больше не жалкий тинэйджер,
Значит, захватишь ты в бизнесе место,
Ловко избегнув угрозы ареста.

Коль телефон ты имеешь мобильный,
Значит, мужчина ты умный и сильный,
Значит, ты в жизни успел утвердиться
И продолжаешь полезно трудиться.

Коль "мерседес" ты купил "шестисотый",
Значит, тебя не сравняют с босотой,
Что расплодилась сверх всяческой нормы
И проклинает любые реформы.

Коль особняк ты воздвиг трехъэтажный,
Значит, мужчина ты храбрый, отважный
И не боишься мятежного быдла,
Коему жизнь совершенно обрыдла.

Рыцари в мире бушующем этом
Опознаются по внешним приметам -
Так отличали стальные доспехи
Прежних искусников бранной потехи.

Так отличали их кони и замки -
Тех, кто по жизни продвинулся в дамки.
От феодальной уставши рутины,
Плыли они к берегам Палестины.

Смолоду выплыл и наш современник
К обетованному Берегу Денег,
Бьется всю жизнь - и от бомбы в машине
Он погибает в своей Палестине.

Все же, пока не постигла проруха,
Хлеб свой носители ратного духа
Кушают с маслом и даже с повидлом,-
Быдло же так и останется быдлом.



















                                                                                                                 Андрей Добрынин


Я припомнить хочу окончанье разгула,
И от зряшных попыток мне хочется плакать.
Ходят в черепе волны тяжелого гула
И глаза застилает похмельная слякоть.

От веселья остался лишь горький осадок,
По-другому с годами бывает все реже.
Хоть здоровье пришло постепенно в упадок -
Разговоры, остроты и тосты все те же.

Ничего не могу я поделать с собою,
Не могу головы приподнять с изголовья,
И усталое сердце дает перебои,
Захлебнувшись зловонной отравленной кровью.

Было все как всегда - только в этих симптомах
Состоят обретенные мной измененья,
И не вспомнить, чем кончился пир у знакомых...
Но с годами и хочется только забвенья.






































                                                                                                                                 Андрей Добрынин

Ты очень въедлива, сестра,
И привередлива к тому же.
Тебе бы перестать пора
Искать пороки в тихом муже.

Да, странно он себя ведет,
По целым дням молчит, как рыба,
Однако он тебя не бьет,
Ты и за то скажи спасибо.

Увы! В домах моей страны
Вполне обыденны побои,
И кровь из черепа жены
Там часто брызжет на обои.

Там муж суров, как психиатр,
К тому же он всегда под газом,
И часто женщина в театр
Должна идти с подбитым глазом.

Чуть глаз успела залечить,
Как муж ключицу ей ломает -
Ведь надо как-то жен учить,
А слов они не понимают.

У этих жен порой битье
Ведет к развитию болезни,
Твое же тихое житье
Я смело уподоблю песне.

Перед супругом ты не хнычь,
Не провоцируй вспышку гнева,
А лучше стряпай и мурлычь
На кухне разные напевы.

Старайся мужа полюбить,
Готовь ему любые блюда,
Ведь он же мог тебя избить,
Однако ты цела покуда.



















                                                                                                                             Андрей Добрынин

Так легкие мои сипят,
Что просто делается жутко.
Там черти дерзкие сидят,
И атаман их - бес Анчутка.

Когтями легочную плоть
Свирепо бесы раздирают,
И странно, почему Господь
На это ласково взирает.

Напрасно я поклоны бью -
Господь ведет себя нечутко.
Его я искренне люблю,
Ему же нравится Анчутка.

Я вечно хмур и утомлен,
А черт - затейник и проказник.
Скучающему Богу он
Всегда готов устроить праздник.

Гогочет адская братва,
Когтями действуя умело,
И рвутся легких кружева,
И кашель сотрясает тело.

Занятно Богу видеть, как
Строитель вавилонских башен
Ворочается так и сяк,
Чтоб только успокоить кашель.

Пытаюсь я произнести
Молитву жесткими устами,
А черти у меня в груди
Щекочут весело хвостами.

Пусть бронхи испускают свист,
Во рту же солоно от крови,
Но я, однако, оптимист,
И мне страдания не внове.

Поскольку есть всему конец,
Придет к концу и эта шутка,
Зевнет на небе Бог-отец,
И успокоится Анчутка.














                                                                                                                                   Андрей Добрынин

Трех поэтов позвали однажды
На собранье нудистского клуба,
В дорогую элитную баню,
Где нудисты привыкли собираться.
Там за бабки (причем неплохие)
Почитать поэтам предстояло
Что нибудь с приколом, юморное,
Чтоб была культурная программа
И чтоб весело было в то же время.
Ну а после чтения поэтам
Посулили также угощенье,
Вволю выпивки, славную закуску -
Как поэтам было отказаться?
И на улицу выбрались поэты
Из квартир с их воздухом спертым,
И, от ветра вешнего хмелея,
Побрели по улицам, шатаясь,
Кашляя, почесываясь, морщась,
Ибо были немолоды поэты,
Образ жизни вели нездоровый
И томили их недомоганья.
Проведенные в предбанник охраной,
Затоптались поэты смущенно,
Но охрана сурово сказала,
Что положено всем обнажаться,
А иначе общество обидишь.
И поэты смущенно обнажились,
Ветхого исподнего стесняясь,
Обнажились, расправили плечи,
Попытались превозмочь сутулость;
Елдаки украдкой подрочили,
Чтобы выглядеть сильными самцами,
Ибо ждали, что оргия будет,
И надеялись в ней принять участье.
И во время чтения поэты
По распаренным телам натуристок
Взглядами несытыми скользили,
Опьянев от вида женской плоти.
Но поэтов не слишком привлекали
Жирные нудистские матроны
С тазом, находящимся в том месте,
Где у всех находятся колени.
Их значительно больше привлекали
С твердой грудкой юные нудистки,
Чье межножье только опушилось
И виднеется мясной цветочек.
И за время чтения поэты,
Потешая расслабленных нудистов,
Выделить в толпе уже успели,
Каждый для себя, предмет восторгов.
И едва закончилось чтенье,
Женщины поэтов обступили,






                                                                                                                              Андрей Добрынин
В их числе - и те отроковицы,
Что сердца поэтов взволновали.
Но внезапно возникла охрана,
У поэтов отняла бокалы
И, поэтов вытолкав из зала,
Провела их по темным коридорам,
Грубо их подталкивая в спину,
И впихнула в тесную подсобку,
Где уже был стол сервирован
И уже лежала их одежда.
И попариться даже им не дали.
Молча ели поэты в подсобке,
Молча чокались, молча выпивали.
Говорить поэтам не хотелось,
Их томила горькая обида.
Все стояли перед их глазами
Милые бесстыдные нимфетки,
В чьих телах волшебно сочетались
Завершенность и текучесть линий.
Да, томила поэтов обида,
Но на что им было обижаться?
Клуб ведь мог их кинуть, но не кинул,
Обещал забашлять - и вот вам башли,
Обещал угостить - и вот поляна,
И поэтам надо бы не дуться,
А за это все сказать спасибо
И спокойно выпивать и кушать,
В ситуацию правильно врубившись -
В то, что у людей своя тусовка
И на ней не надо посторонних.
Сочинители - странные люди,
Им никак понять не удается,
Что нельзя мешать серьезным людям,
Если те культурно отдыхают.
Кушать тебе дали? Ну и кушай.
Денег тебе дали? Будь доволен
И не лезь в друзья к серьезным людям,
А иначе выйдет неприятность.





















                                                                                                                                          Андрей Добрынин

Стихи писать довольно сложно,
Ведь все до нас уже сказали,
Писать же хочется, однако,
И в этом есть противоречье,

Которое для очень многих
Определяет все несчастье,
Всю нищету, и бестолковость,
И неприкаянность их жизни.

А без писательского зуда,
Глядишь, и был бы человеком
Тот горемыка, что сегодня
Без соли хрен свой доедает.

Ведь если б он не отвлекался
На то, чтоб сделаться поэтом,
Он мог бы многого добиться,
Сосредоточившись на службе.

И из салона иномарки
Он мог с презрительной усмешкой
Заметить в сквере оборванцев,
Стихи читающих друг другу.

А ныне топчется он в сквере
Среди тех самых оборванцев
И с ними пьет плохую водку,
Закусывая черным хлебом.

А мимо сквера пролетают
С изящным шумом иномарки,
Безостановочным движеньем
Покой и негу навевая.

И оборванцы постигают
(Хотя, конечно, и не сразу),
Что в этом мире изначально
Всем правит Предопределенность.



















                                                                                                                                   Андрей Добрынин

Устал идти я в ногу с бурным веком
И лег на дно, как некий крокодил.
Ошибочно считаясь человеком,
Свой статус я ничем не подтвердил.

Ни понимания, ни состраданья
Никто во мне не вызывал вовек.
Не всякое двуногое созданье
На самом деле тоже человек.

Ко мне людишки иногда кидались,
Свою судьбу злосчастную кляня,
Но дерзкие надежды разбивались,
Возложенные ими на меня.

Они меня использовать хотели,
Им родственные грезились права.
Я слушал их, но ни в душе, ни в теле
Я с ними не почувствовал родства.

И пусть я тварь ущербная глухая -
Зато, избегнув родственных сетей,
На склоне лет я мирно отдыхаю
От вечного мелькания людей.

Лишь потому я мирные отрады
Вкусил, не опасаясь ничего,
Что был как все и делал все, что надо,
Но непреклонно отрицал родство.





























                                                                                                                       Андрей Добрынин

По шоссе мимо старой деревни
Пролетаешь, но выхватит взгляд:
Мальчик едет на велосипеде
По плотине, где ветлы шумят.

И другого об этой деревне
Я припомнить уже не могу,
Хоть и знаю, что есть там и прудик,
И телок на его берегу,

Хоть и знаю, как ласковым светом
Заливает деревню закат,
И как звякает цепь у колодца,
И как звонко коровы мычат.

Но одно только врезалось в память
Из пейзажа, сметенного вбок:
Этот маленький, знающий местность
И почти неподвижный ездок.

Почему? То ли так же я ехал
В позабывшейся жизни иной,
То ли будут и новые жизни
И опять это будет со мной -

Снова ясный и ветреный вечер,
И я еду, трясясь и звеня,
По делам, что нелепы для взрослых,
Но безмерно важны для меня.





























                                                                                                                                    Андрей Добрынин


Только русские здесь кресты на могилах,
Только русские надписи на надгробьях,
Только русские лица на фотоснимках,
Вделанных в камень.

Всюду чистые трели незримых птичек,
Как ручьи, под ветром лепечут листья,
И шаги шуршат, и от этих звуков
Чище молчанье.

На уютный пригорок в курчавой кашке
Поднимись - и увидишь как на ладони
Лабиринт оградок хрупких, в котором
Бродит старушка.

В этом городе предки твои не жили,
Нет родни у тебя на этом погосте,
Но с пригорка кажется: видишь близких
Отдохновенье.

Может быть, над этим кто-то пошутит,
Как оно в обычае стало нынче:
Ты прости - пусть чистой душа пребудет,
Как этот вечер.

































                                                                                                                           Андрей Добрынин

На опушке полянку мы открыли -
Под текучей березовою тенью
Молча там столпились и застыли
Маленькие кроткие растенья.

По вершинам ветерок пробегает,
Проливающий лиственные струи,
На полянке же бабочки порхают,
На соцветьях маленьких пируя.

Здесь и мы расположились для пира,
Но вино стоит нетронуто в чаше,
Ибо ветер, облетевший полмира,
Загудел прибоем в нашей чаще.

И слепящие пространства полевые
Потекли, отделенные стволами,
И гигантские пятна теневые
Потянулись вслед за облаками.

И мы видим из нашего затишья,
Как, покорные тяге этой древней,
Двинулись сутулые крыши
За бугром укрывшейся деревни.

Перелески вздохнули и поплыли,
Оставаясь в неподвижном быте,
И за что бы нынче мы ни пили,
Все равно мы выпьем за отплытье.

Мы стремнину ощутили мировую -
Ту, что все за собою увлекает,
И кукушка в чащобе кукует -
Словно чурочки в нее опускает.

И пусть все останется как было,
Связано недвижности заветом,
Все же что-то незримое отплыло,
Чтоб по миру скитаться вместе с ветром.



















                                                                                                                               Андрей Добрынин

Есть люди, что не любят шума,
Я тоже к ним принадлежу.
Коль рядом музыка играет,
Мрачнее тучи я сижу.

У современной молодежи
Убогий, дистрофичный ум -
Чтоб он не переутомился,
Ей нужен посторонний шум.

Но мне, кто смолоду мыслитель,
Сумевший многое понять,-
Мне совершенно не пристало
Себя тем шумом оглуплять.

Живущие в магнитофоне
Безумцы, что всегда поют,
Мне мыслить воплями своими
Ни днем, ни ночью не дают.

Вот вырвать бы у молодежи
Из цепких рук магнитофон
И по лбу дать магнитофоном,
Чтоб в щепки разлетелся он,

Чтоб засорили всю округу
Зловредной техники куски,
Все батарейки, микросхемы
И все полупроводники.

И молодежь, готовясь рухнуть,
Проблеет что-то, как коза,
И к переносице сойдутся
Ее безумные глаза.

И перестанет по округе
Звучать вся эта чушь и дичь
И я в тиши смогу постигнуть
Все то, что нелегко постичь.



















                                                                                                                               Андрей Добрынин

Есть злые люди с низкими страстями,
Они в потемках прячутся от света,
Чтоб палицей, усаженной гвоздями,
Внезапно бить по черепу поэта.

И черепа поэтов шишковаты
Поэтому и очень странной формы,
И вообще поэты странноваты
И не для них все бытовые нормы.

Поэты робки и всего боятся,
Такая уж их горькая судьбина,
Ведь злые люди в сумраке таятся
И у любого в лапищах дубина.

И если спел поэт не очень сладко,
И если спел он что-то не по теме,
Он тут же озирается украдкой,
Руками в страхе прикрывая темя.

Да, у поэтов нет спокойной жизни,
За все их бьют, вгоняя в гроб до срока,
А ложь политиков по всей Отчизне,
Как Волга, разливается широко.

Убережет от злого человека
Политиков свирепая охрана,
Но, начиная с каменного века,
Прибить поэта можно невозбранно.

Пора бы мне в политики податься,
Вопить повсюду о народном горе,-
Вокруг меня тогда объединятся
Фанатики с сиянием во взоре.

Вновь будут улица, фонарь, аптека,
Но фанатизмом тлеющие очи
В ночи увидят злого человека,
Он будет пойман и растерзан в клочья.

К окрестным окнам припадут зеваки,
Но скоро смолкнут выкрики и взвизги.
Придут беззвучно кошки и собаки
Слизать с асфальта лужицы и брызги.

А мне с почтеньем принесут дубину,
Подобранную в качестве трофея,
Чтоб демонстрантов грозную лавину
Я возглавлял, размахивая ею.









                                                                                                                          Андрей Добрынин


В Каменске все знают Витьку-олигарха,
В городе он первый человекНо однажды Витьке встретилась Тамарка,
И ее он полюбил навек.

Есть одна кафешка на автовокзале,
Много там и елось, и пилось,
Пацаны там Витьке Томку показали,
С этого-то все и началось.

Много водки выпил Витька в этом месте,
Много съел люля и шашлыков,
А потом Тамарке дал он слово чести,
Что прибьет всех ейных мужиков.

Быстро выполняет Витька обещанья,
Сорок два погибли мужика.
А потом вдруг ночью вызвали с вещами
Из квартиры нашего Витька.

Но менты не знали Витьку-олигарха,
Из тюрьмы он быстро убежал,
А у прокурора было два инфаркта,
Долго он в больнице пролежал.

И теперь гуляет Витька на свободе,
Жить ему на нарах западло,
Он живет нормально по своей природе
Только там, где чисто и светло.




























                                                                                                                                  Андрей Добрынин

Иду я по болоту будней
И с каждым шагом глубже вязну,
Жужжат проблемы все занудней,
Все гаже чавкают соблазны.

Передвижения в трясине
Меня изрядно осквернили -
Я словно весь в трефовой тине,
Я словно весь в зловонном иле.

Еще не минуло и года,
Как что-то в жизни просветлилось
И долгожданная свобода
Ко мне сочувственно склонилась.

Утихло мерзкое жужжанье
Разогнанного мною роя,
И в светлой дымке встали зданья -
Я до сих пор в уме их строю.

Но разом нужды бытовые,
Родня, любовницы, привычки
Свирепо мне вцепились в выю,
А также в тощие яички.

"Опомнись, эгоист проклятый!
Кому нужны твои постройки?!
Ты хочешь пренебречь зарплатой,
Чтоб мы подохли на помойке".

И я не вынес этих пыток -
Чтоб рой нахлебников не вымер,
Я вновь побрел среди улиток,
Гадюк, пиявок и кикимор.

И я почти возненавидел
Свои бесплодные мечтанья
И сам себя - за то, чтоо видел
Те удивительные зданья.



















                                                                                                                                         Андрей Добрынин

Однажды Виктор Пеленягрэ,
Известный текстовик эстрадный,
За тексты получил награду
Из рук других текстовиков,
Однако не почил на лаврах -
Над жизнью он своей подумал
И принял вскорости решенье.
Был мудрый план его таков:

Чтоб с исполнителями больше
Ему деньгами не делиться,
Поскольку каждый исполнитель -
Бездарность или деградант,
Решился Виктор Пеленягрэ
С извечной хитростью молдавской
Петь свои тексты самолично -
Он твердо верил в свой талант.

Но он был крученым шурупом
И знал: певцу необходимо,
Как говориться, раскрутиться;
Любой певец - он как шуруп,
Ведь могут лишь большие люди
В его башку отвертку вставить,
Они же ту отвертку вставят,
Коль ты покладист и не скуп.

Давно уж Виктор догадался,
Что деятели поп-культуры
В каком-то смысле тоже люди -
Они ведь не съедят его,
У них ведь нет рогов и бивней,
Они его не забодают,
Коль он по поводу награды
Их пригласит на торжество.

И к Виктору пришло немало
Людей бесхвостых и безрогих,
В одежду были все одеты,
Был каждый тщательно обут.
Все разговаривать умели,
Все кушали ножом и вилкой
И знали все про телевизор,
Где песни звонкие поют.

Они вели себя культурно
И толковали о насущном,
"Фанера", "бабки" и "капуста" -
Из уст их слышались слова.
Они охотно ели пищу,
Рогов и бивней не имели,
И Виктор понял: не обидят
Его такие существа.





                                                                                                                             Андрей Добрынин

Он понял: это тоже люди
И с ними он одной породы,
А гости, расходясь, признали,
Что был хозяин молодцом,
Что пусть он чуть придурковатый,
Зато не жлоб и не бычара,
И что они ему за это
Позволят сделаться певцом.

И думал Виктор, засыпая,
О том, что угостил он славно
Людей бесхвостых и безрогих,
Хоть это был и тяжкий труд,
И те влиятельные люди
В ответ хозяина полюбят,
В свой круг его с почетом примут
И стать певцом ему дадут.









































                                                                                                                               Андрей Добрынин

Женщина о чем-то рассуждает,
Лежа вкось на тулове моем,-
Видимо, совета ожидает,
Но не понимает, что почем.

Если б были у меня ответы
На вопросы жизненные все,
Я б курил другие сигареты
И гонял на джипе по шоссе.

Я же утомляюсь, как собака,
И хожу с болезненным лицом...
Женщинам доверчивым, однако,
Я кажусь великим мудрецом.

Вот они с вопросами и лезут,
Чтобы я все их проблемы снял.
Но ведь человек не из железа,
Этот факт никто не отменял.

Женщинам ведь подавай интима,
Просто дружба им не по нутру,
Но живет во мне неистребимо
Сильное стремление к добру.

Вот и трачу я мужскую силу
Вместе с силой своего ума,
Чтоб сознанье женщин оросила
Мудрость Абсолютная сама.

Этих сил расход невозмещенный
Убивает медленно меня,
И хожу я крайне истощенный
В ожиданье рокового дня -

Дня, в который по загробным рекам
Уплыву в молчание и ночь...
Я ведь не был мудрым человеком -
Даже сам себе не смог помочь.



















                                                                                                                    Андрей Добрынин

Красотки ищут лучшей доли,
Из дому навостряют лыжи,
Но одинакова их доля
Что в Конотопе, что в Париже.

Они заводят неизбежно
Повсюду с бизнесменом дружбу,
Иначе им ходить придется
На изнурительную службу.

Иначе им, как пошлым бабам,
Придется вкалывать натужно,
А с бизнесменами красоткам
Совсем другое делать нужно.

Им нужно тешить их тщеславье
И утолять их жажду секса -
За это им перепадает
Кусочек жизненного кекса.

Выходит, что судьба красотки
С рожденья наперед известна,
Поэтому и жить бедняжкам
Тоскливо и неинтересно.

Они сожителей изводят,
Их мозг упреками буравя,
Бросаются в разврат и пьянство
И приземляются в канаве.

А после на флакончик "Шипра"
Сшибают мелочь на вокзале...
Типичную судьбу красотки
Мы вкратце здесь вам показали.

А жизнь шумит себе, как прежде,
И уж никто ее не помнит,
Красотку первую в Аткарске,
Мичуринске или Коломне.



















                                                                                                                            Андрей Добрынин


Сегодня отмечают живо
Любую чушь и дребедень:
День кваса, пятидневку пива
Или мороженого день.

И лишь поэзия, похоже,
Теперь не повод к торжеству,
И я кричу:"Воззри, о Боже,
На нечестивую Москву!

Воззри, Господь, на этих дурней,
Пришедших кланяться жратве!
Мы их не сделаем культурней
И разум не вернем Москве.

Помимо собственной утробы
Они не внемлют ничему -
Им лишь бы снять бесплатно пробы,
Набить подачками суму.

Молю тебя, великий Боже,
Пусть трансформируется весь
Бесплатный харч, что ими пожран,
В смертоубийственную смесь.

Смешай мороженое с пивом
И так отполируй кваском,
Чтоб мерзким чавкающим взрывом
Все осквернилося кругом.

Чтоб залепились смрадной слизью
Глаза свинцовые зевак,
И к размышлениям над жизнью
Тем самым будет подан знак.

Стирая с глупых морд ошметки,
Тогда двуногие поймут,
Что не спасут жратва и шмотки,
Когда гремит Господень суд.



























Last-modified: Sun, 04 Jan 2004 10:12:37 GMT

Оцените этот текст: