ебя хочу. Это безумие какое-то.
- Давай сделаем паузу,- шепчет она, приблизив свое лицо к моему лицу.-
Я хочу курить.
Мы выходим из ванной. В квартире темно.
- Иди за мной,- тихо говорит она, взяв меня за руку.
Я иду за ней.
Мы входим на кухню, и она включает свет.
- Ну конечно,- говорит она, увидев в моей руке бутылку и рюмки.- Это ты
не забыл. А зачем нужна водка, ты помнишь?
Я молчу, задумавшись. Потом говорю:
- Для того чтобы ее пить.
- Неправильный ответ, - говорит она и хлопает меня ладонью по лбу.- Для
того чтобы продезинфицировать твою рану! Марш за ватой!
Я иду в ванную и возвращаюсь.
Она сидит на табуретке, прислонившись спиной к стене, и курит.
- Вот,- я протягиваю ей вату.
Она кивает.
-Положи пока.
Я сажусь на табуретку и беру сигарету.
Мы молча курим.
Потом она гасит окурок и, оторвав кусок ваты, пропитывает его водкой и
прикладывает к моей щеке.
Я наполняю рюмки.
- Пьянствовать, так пьянствовать,- говорю я, завинчивая крышку.
- Сиди спокойно, не дергайся!- говорит она.
- Ну все, хватит!
- Нет еще. Сиди спокойно!
Я терплю еще несколько секунд.
- Ну все!- отняв у нее вату, я выбрасываю ее в раковину.
- Ну что это за лечение!- сердится она.
- Пей лучше,- говорю я, кивнув на ее рюмку.
- Может быть, ты хочешь поесть?
И, не дождавшись ответа, она достает из холодильника салатницу.
- Селедка "под шубой". Остальное в комнате.
- У нас что, Новый Год?
- Нет, всего лишь новоселье.
- Да? Но вы уже неплохо обжились,- замечаю я.
- Ты же еще не видел квартиры,- говорит она.- Ты видел только ванную.
- Еще прихожую,- напоминаю я.- А теперь и кухню.
- Ну и как тебе?
- Выглядит аппетитно,- говорю я, с удовлетворением глядя на стоящую
передо мной салатницу.
- Ну так чего ты ждешь?
Я приступаю к еде.
Она наблюдает за мной.
- А ты?- говорю я.
Она отрицательно качает головой.
- Нравится?
- Потрясающе,- говорю я.- Надо же, майонез настоящий, а не какая-нибудь
обезжиренная дрянь.
- Ну конечно,- говорит она.
- Значит, в этом мире осталось хоть что-то настоящее. Это обнадеживает.
Она смеется.
Я наливаю еще водки.
- А ты знаешь, - задумчиво говорит она, наблюдая за тем, как я это
делаю.- Я ведь уже выпила сегодня с гостями.
- Ну и что,- говорю я.- А мне еще ехать на машине. Но я же не
комплексую.
- А кто тебе сказал, что я комплексую?
- Ты сама.
- Вовсе нет.
- Нет?
- Нет.
- Тогда давай выпьем,- я поднимаю рюмку.
Мы выпиваем.
- Селедка превосходная,- говорю я, отодвигая салатницу.- Но если я съем
еще хоть немного, мне будет плохо, потому что я не успокоюсь, пока не доем
все без остатка.
Она вопросительно смотрит на меня.
- И что?
- Убери, пожалуйста.
Она задумывается на секунду-другую, потом кивает и убирает салатницу в
холодильник.
- Хорошо бы попить кофе,- говорю я.
- Хорошо бы,- соглашается она.
- А у тебя есть кофе?
- Есть,- говорит она.- Ты даже можешь его сварить.
- Нет. Не могу. Если я встану, то немедленно упаду.
- Я тоже,- говорит она.
- А кто же из нас сделает вылазку в комнату?
- Зачем?- не понимает она.
- За салатами,- говорю я.- Там ведь еще есть салаты?
- А,- говорит она.- Ну да. Наверное, есть. Если только мой муж не съел
их во сне. Но раньше я за ним этого не замечала.
- А может быть, он и не спит вовсе?- осторожно предполагаю я.
- Может быть,- равнодушно отвечает она.- Но он так напился, что это уже
все равно.
- Ну и ладно,- говорю я.- А водка у тебя еще есть?
- Есть,- говорит она.- Но по-моему, ты уже пьяный.
- С тобой мне это не грозит,- возражаю я.
- Да?- говорит она.- Ты так меня хочешь?
- Спрашиваешь.
Она отставляет свою рюмку.
- Ну так чего же мы ждем?
Она встает и садится мне на колени.
11
Я открываю глаза.
За окном светает.
Я лежу на полу кухни. Один.
Мне холодно, потому что открыта форточка.
Я закрываю глаза.
Я снова открываю глаза. Открытая форточка. Я лежу на полу.
Я пытаюсь пошевелиться.
Мне холодно.
Что со мной было?
Я вспоминаю.
Постепенно к моему телу возвращается способность двигаться, и вот, я
уже могу подняться с пола.
Я добираюсь до окна и закрываю форточку.
Потом беру табуретку и, поставив ее возле газовой плиты, включаю все
четыре конфорки.
Мне нужно согреться.
И еще выпить. На столе стоит почти допитая бутылка.
Я беру ее и, сев на табуретку у огня, пью из горлышка.
Сейчас, сейчас я согреюсь.
В квартире тихо.
Я один. Уже почти рассвело, и мне холодно, но сейчас я согреюсь.
Я допиваю бутылку и ставлю ее на пол. Я почти согрелся. Остается
вопрос: что она со мной сделала?
Нужно еще выпить.
Мне нужно еще выпить. В комнате. Там что-то должно быть.
Я медленно поднимаюсь с табуретки и иду в комнату.
Здесь темнее, потому что задернуты шторы, но в расщелину штор
пробивается жиденький серый свет.
На столе, заставленном грязной посудой, стоят какие-то бутылки, и
кажется, там есть что-то. И еда.
Я ищу вилку.
Вилок много, но все грязные.
Я беру блюдечко из-под кофейной чашки и, зачерпнув ей салат, ем.
Боже, что я делаю?
Я опускаю блюдце на стол. Так нельзя.
Либо я сошел с ума, либо я умер. Либо она так меня вымотала, что я уже
не соображаю, что делаю.
Я беру бутылку и пью водку из горлышка.
Тепло медленно разливается по телу, и способность мыслить постепенно
возвращается ко мне - я чувствую это, но связно думать еще не могу.
На диване спит мужчина и рядом с ним лежит женщина, которая запросто
могла меня прикончить.
Спасибо, что не прикончила. А может быть, наоборот. Я пью еще.
Потом ухожу на кухню и, вернувшись с вилкой, набрасываюсь на салаты и
закуски.
Я ем, стараясь жевать тише.
Потом пью водку. Главное, влить в себя первые двести грамм, а там
пойдет легче.
Допив бутылку, я опускаюсь на пол и, обхватив голову руками и тихо
покачиваясь, пытаюсь вспомнить, как я здесь оказался.
Я пришел сюда за какой-то сумочкой, но что это была за сумочка...
Вспомнил!
Я поднимаюсь, иду в прихожую и, взяв сумочку и обувшись, выхожу из
квартиры.
Ее зовут Оля.
А как зовут женщину, которая спит сейчас в машине? И где я оставил
машину?
Я выхожу из подъезда и вижу, что оставил машину у подъезда.
Елена спит.
Я закуриваю и, сев на мокрый от росы капот, но еще не чувствуя сквозь
плотные джинсы сырости, сижу и курю, бессмысленно глядя перед собой.
Со мной еще никогда такого не было. Теперь я минимум на месяц свободен
от каких-либо женщин, и в первую очередь, от этой, что спит за моей спиной в
машине.
Я докуриваю, но вставать лень.
Оживленно галдят проснувшиеся птицы. День, кажется, будет ясным.
Мне зябко несмотря на алкоголь, или я уже не пьянею?
Кажется, я абсолютно трезв.
Надо идти в машину. Рядом со мной на белом капоте лежит сумочка - я
ходил за ней, хотя, может быть, это и не та сумочка, а какая-нибудь другая,
но не все ли теперь равно.
Мне становится смешно, и я смеюсь, потом достаю еще сигарету, но едва
закурив, выбрасываю ее и иду в машину.
Женщина на сиденье рядом со мной спит.
Я раздумываю, стоит ли ее будить.
Наконец, решаю, что не стоит и, бросив сумочку на заднее сиденье,
включаю зажигание.
Зачем я ходил за этой сумочкой?
Я отпускаю сцепление и давлю на газ. Машина рывком трогается с места.
Так не годится. Нужно пристегнуться и не дергать машину. Если меня
остановят, то окажется, что я пьян, да к тому же не могу предъявить права.
Только эту женщину, но она-то уж точно мне не поможет.
Но зачем же я все-таки ходил за этой сумочкой?
Ее зовут Оля.
Теперь я знаю, что она есть.
12
Мы выезжаем из города. Над полями туман. Солнце еще не взошло, но
светло, и во всем мире вокруг зябко и сыро.
Меня ни разу не остановили, значит, я веду машину хорошо, только не
могу понять, с какой скоростью я еду.
Форточка открыта, и я почти непрерывно курю.
Женщина рядом со мной спит.
Я останавливаю машину у обочины. Мне нужно выйти отлить - кажется, я
все-таки много выпил.
Не могу понять, в чем дело - я остановил машину, а она продолжает
ехать. Наконец, до меня доходит, что дорога идет под уклон, и мы медленно
съезжаем по склону. Меня охватывает легкая паника - я забыл, что нужно в
этом случае делать.
Поставить машину на ручной тормоз. Машина останавливается, я выхожу и
отбегаю в кусты.
Облегчившись, я возвращаюсь.
Елена спит.
Вокруг щебечущий птичьими голосами мир встречает утро, и, зачарованный
его красотой, я медлю вернуться в машину.
Но нужно ехать.
Я сажусь за руль. Елена что-то невнятно бормочет во сне и кладет голову
мне на плечо.
Я отстраняю ее.
Мы сидим в неподвижной машине на склоне. Мир залит лучами восходящего
солнца, и туман над зеленой травой стал прозрачен.
Я совсем не хочу спать.
Но нужно было захватить с собой выпивку, потому что когда утро
кончится, и настанет день, мне будет не так хорошо как сейчас, и эта женщина
рядом со мной проснется.
Может быть, разбудить ее?
Я колеблюсь.
"Пусть лучше спит",- думаю я, и тут она открывает глаза.
- Привет,- говорю я.- С добрым утром. Посмотри, как вокруг красиво!
Она смотрит на меня ничего не понимающим взглядом.
- Ты кто?- хрипловато говорит она.- А. Понятно.
Она трет лицо ладонями.
- Хорошо выспалась?
- Что?- говорит она.- Где мы?
- Все еще в этом мире. Но день, кажется, уже новый. Если только это не
вчерашний день.
- Бензина мало,- неожиданно говорит она.
- Да,- говорю я.- Я принес твою сумочку.
- Где мы?
- Мы выехали из города, и ворвавшись из ночи в день, из плена цепей в
мир совершенной свободы на златой колеснице счастья, решаем, куда ехать
дальше.
- Ты что, выпил?
- Ну вот,- обиженно говорю я.- Как просто оказывается разрушить
идиллию!
- Ладно,- говорит она, окончательно проснувшись.- Поехали.
- А почему ты не спрашиваешь меня, почему разбита машина?
- Я помню, - говорит она.- Мы врезались в столб. Я хочу кофе и
что-нибудь съесть.
Я киваю.
- Будет исполнено.
- Чего ты ждешь?- говорит она, видя, что я остаюсь сидеть неподвижно.
- Сейчас,- говорю я.- Кажется я кое что понял.
- Что ты понял?
- У меня была странная встреча сегодня. Или уже вчера? Как быстро все
становится прошлым...
- С кем?- говорит она.- С моей подругой?
- Нет. С ее мужем.
- Да? И что он сделал странного?
- Да ничего. Он, вообще, спал.
- Не понимаю,- говорит она.
- Тут нечего понимать. Я хотел пошутить, но неудачно.
- А,- говорит она.- И что же ты там делал?
- А я долго отсутствовал?
- Этого я не знаю,- говорит она.- Я спала.
- Да ничего особенного. Ел салат, то есть, сначала селедку "под шубой",
а потом салат. Представляешь, я был в комнате, ел и пил, а он даже не
проснулся.
- Кто, Олег?
- Так его зовут Олег? Что за идиотское сочетание - Олег и Оля!
- А кто это, Оля?- спрашивает она.
- Его жена.
- Ее зовут вовсе не Оля - с чего ты это взял? Ее зовут Нина.
- Ну конечно!- говорю я.- Она же сказала, что это не настоящее имя. И
именно так ее и должны звать, именно так - Нина...
- Так что ты там делал?
- Я же сказал, ел салаты, пил водку. А до этого трахался с Ниной.
- И ты так спокойно об этом говоришь?
- Я сейчас в таком состоянии, когда можно говорить спокойно о чем
угодно. Но это не значит, что я так же спокойно отношусь ко всему тому, о
чем говорю, и вообще, почему это тебя так радует?
- А разве я сказала, что меня это радует?
- Нет, но ты как-то странно усмехнулась...
- Тебе все кажется странным,- резко говорит она, показывая своим видом,
что не намерена продолжать эту тему.
Я завожу машину.
- Может быть,- не спорю я.- Но некоторые странности разрешаются. Я ведь
о чем подумал...
- Ну и как?
- Что?- вздрогнув, говорю я.- Что "ну и как"?
- С Ниной.
- Не знаю. Мне не с чем сравнивать.
- У тебя что, это в первый раз?
- Все, что было раньше, не в счет. Это несравнимо. Но я-то подумал не
об этом, а вот о чем. Перед тем как вы с твоим спутником,- не знаю, муж он
тебе, или нет, да меня это и не касается,- врезались в столб, я разговаривал
с одним человеком. И вот теперь я подумал, а не нарочно ли он меня дожидался
там, на скамейке. Что-то показалось мне странным тогда, и я не мог понять,
что же именно, а теперь понял - он сидел так, как будто нарочно дожидался
меня...
- Ну хватит. У меня уже голова заболела от твоей болтовни,- обрывает
она.- Вон, впереди, заправка. Там можно будет и поесть.
Я удивленно смотрю на нее - она явно раздражена.
Наверное, я сказал что-то не то. Но мне это уже неважно - я перестал
видеть в ней сексуальный объект, и теперь мне все равно, что она обо мне
думает.
- А если я все расскажу ее мужу?
- Об этом я не подумал,- говорю я.
13
Уже совсем рассвело, но воздух еще не прогрелся, и прохладно.
Мы залили бензин и теперь перекусываем, сидя под навесом заправочной
станции.
Я не мог расплатиться, потому что денег у меня не оказалось. Я перерыл
все карманы и, в очередной раз не обнаружив в них ничего кроме мусора,
вернулся к машине и сообщил, что у нас проблема. Елена поджала губы и,
захватив сумочку, вышла из машины и направилась к кассе.
Теперь она со мной не разговаривает.
Ну и пусть. Я не просил ее покупать эти бутерброды. К тому же, они
подозрительно смахивают на гамбургеры, а я ненавижу "Макдональдс", потому
что эти новые неандертальцы, которые их понастроили, присваивают себе теперь
право решать, кому жить, а кому умереть, не научившись даже толком читать.
Они складывают два и два, и результат у них каждый раз получается разный -
так они разнообразят свою убогую жизнь. А впрочем, ведь они же как дети...
Дети, вооруженные ракетами, самолетами и ядерными бомбами, которые они уже
успели применить.
А все потому что моя нация истекла кровью, и мир превратился в дерьмо
еще прежде, чем я успел родиться. Так была проиграна война в Боснии, а я
даже не успел записаться добровольцем.
Но теперь проще - можно просто сидеть на скамейке и наслаждаться
свежестью этого летнего утра,- и я жую бутерброды, подозрительно смахивающие
на гамбургеры, запивая их пивом. А то, что женщина, жующая рядом со мной, не
желает со мной разговаривать, так что ж...
Пусть сердится. Сначала я был виноват в том, что у меня не оказалось
денег, потом - в том, что ей захотелось в туалет, а он оказался неисправен,
потом еще в чем-то... ах, да. В том, что захотел пива.
На самом деле она злится на меня совсем не за это, а почему ей не
безразлично, с кем я провел эту ночь, пусть это решает история.
- Сейчас мы поедем в город,- заявляет она, не поворачиваясь ко мне.
Я не отвечаю.
- Ты меня понял?
- Да,- говорю я.- Извини, что не взял с собой деньги.
- Можно подумать, они у тебя были.
- Это самый главный вопрос, да?
- А разве нет?- говорит она и в первый раз за последние полчаса
удостаивает меня взгляда, впрочем, полного презрения.
- Нет,- говорю я.- Есть то, что не купишь за деньги. Случайное
знакомство, роковое стечение обстоятельств, судьбу, талант, наконец...
- Хватит,- с неприязнью говорит она.- Надоело.
- Мы еще и не говорили с тобой об этом, а тебе уже надоело.
- Наверное, я слышала это от других.
- Нет,- говорю я.- В этом-то все и дело. Ты просто раздражена.
- Ты мне надоел, понятно? Так что пей свое пиво и молчи.
- Я уже выпил,- говорю я.
- Что, купить тебе еще, чтобы ты заткнулся?
- Это вовсе необязательно. Желание красивой женщины для меня - приказ.
- У меня большое желание оставить тебя здесь и уехать одной,- говорит
она.
- Что же тебе мешает?
- Если бы у меня были права, или если бы я, хотя бы, умела водить
машину, я бы так и сделала.
- А,- кивнув, говорю я.- Понятно.
- Что тебе понятно?
Я пожимаю плечами.
К нам подходит служащий заправки - молодой, коротко остриженный парень
в оранжевом комбинезоне.
- Вы напрасно закурили,- говорит он, кивнув на мою сигарету.- Теперь я
вынужден оштрафовать вас.
- Я не буду за него платить,- заявляет Елена.
- А вам недостаточно будет, если я просто затушу ее?- говорю я.
- Нет,- говорит он.- Платите штраф.
- Ну что ж,- говорю я, вставая.- Тогда вам придется со мной драться.
Хотя и это ничего вам не даст, потому что денег у меня все равно нет.
- Правильно,- говорит Елена.- Это все, что ты можешь придумать.
Я оборачиваюсь к ней и тут же пропускаю удар в голову.
Я падаю на асфальт и получаю еще удар - ногой в живот, и еще. Я
закрываю руками голову и пытаюсь подняться. Но удары сбивают меня с ног
прежде, чем я успеваю это сделать. Я чувствую приступ тошноты. Сейчас меня
вырвет.
Меня рвет.
Удары прекращаются. Я поднимаю голову.
Вокруг меня пусто. Поодаль на скамейке сидит женщина, критически
наблюдая за мной.
- Ты дрался как лев,- с сарказмом говорит она.
Я с трудом поднимаюсь и иду к ней.
- У тебя нет платка?
- Нет,- говорит она.- Он у меня единственный.
- Ну хватит уже!- умоляюще говорю я.- Пойдем в машину и поедем отсюда.
Я иду к машине и сажусь за руль.
Она садится на свое сиденье. Изучающе смотрит на мое лицо.
- Ты сможешь вести машину?
- Да,- говорю я.
Мы выезжаем на шоссе.
- Ты не туда повернул!- говорит она.
Я молчу.
Потом говорю:
- Я хотел показать тебе рассвет. Я хотел совсем не того, что
получилось.
Она молчит.
- Но, во всяком случае, ты отомщена, и у тебя нет больше никаких причин
на меня дуться.
Я смотрю на нее.
- Смотри на дорогу,- говорит она.- А то опять врежемся.
- А ты красивая. Странно, что я не заметил этого сразу.
- Да,- говорит она.- Я знаю.
14
Я выхожу из машины и иду по траве к горизонту, над которым пустое и
ясное небо.
В голове звенит. Один глаз заплыл и почти не видит. Я иду, не глядя под
ноги, удаляясь от дороги, где стоит машина, в которой осталась женщина,
которую я не хочу.
Потому что я встретил другую, потому что устал, потому что люди
придумывают чудовищ, не задумываясь о том, что самые страшные чудовища - это
они сами.
Я люблю всех людей, но почему-то одни из них становятся моими врагами,
и я должен их ненавидеть, чтобы самому остаться человеком. Чтобы что?
Меня слишком сильно и слишком долго били по голове. Хочется
перелистнуть этот век как страницу, закончить его наконец. Осталось совсем
немного.
Жестокость - признак слабоумия. А неразборчивость? Упрямство? Как много
признаков у слабоумия! Ум куда менее заметен в проявлениях.
Солнце слепит глаза, ноги ступают по неровной земле, покрытой травой. И
приходят стада и поедают ее, и она вырастает снова.
И я иду, не зная, зачем и куда, но иду, потому что есть земля, и есть
горизонт. И у меня есть ноги.
Я устал от человеческой глупости, а янки только подливают масла в
огонь. Если бы не они, маразм моей возлюбленной был бы не так заметен, а
теперь и ежу понятно, что она слабоумна. Но я не хочу об этом думать. Я не
знаю, какой будет земная раса через сто лет.
Им будет наплевать. Как мне наплевать на ту женщину, что осталась в
машине.
Я иду к горизонту, до которого никогда не дойду, и солнце слепит глаза.
Этот век умер, когда не стало Феллини, и мы лишь доживаем положенный
срок.
И нужно просто идти и ни о чем не думать, но я научился думать прежде
чем научился ходить.
Иначе я не могу объяснить того, что со мной происходит.
Что происходит со всеми нами.
Ведь у того парня, что бил меня на заправке, тоже есть девушка, и,
наверное, тоже была мать. И наверное, будут дети, или уже есть.
Мы рожаем все меньше и меньше детей.
Мы вымираем.
И, может быть, я последний.
Зачем я собираю эти фантики и пытаюсь обмануть себя? Или я надеюсь
выйти к реке?
Ну конечно, ведь это река впереди!
Я не знал, что там будет река. Я прожил столько лет в этой стране, а
так и не изучил ее географию...
Мне зябко, и ноги заплетаются.
Надо остановиться, лечь на спину и, глядя в пустое небо, покурить.
Сигареты остались в машине.
А значит, нужно идти дальше. Незачем останавливаться и ложиться на
землю.
Трава уже просохла от росы.
Я иду к горизонту.
Европа не может просто так умереть. Человечество вступает в переходный
возраст развития. Мы еще дети. И спорим, кто из нас большие дети, американцы
или чукчи, или, может быть, негры Судана.
Я больше не хочу спорить. Странно, что я, вообще, еще в состоянии идти,
после того что было этой ночью.
Алкоголь действует на одних усыпляюще, а на других - как допинг. Для
меня алкоголь - допинг, а значит, неизбежен упадок сил, когда его действие
кончится, и я должен ценить эти часы и минуты, я должен идти, пока,
обессилев, не упаду.
И с того места, где я упал, начнется новый отсчет.
Я должен пройти как можно больше. Пусть даже я иду в никуда.
Но это самообман - я уже вижу это. Впереди берег реки. Я не смогу
пройти дальше, чем этот берег реки. И все заранее и с самого начала
определено и неизбежно.
Но теперь я знаю, куда я иду - я иду к реке.
Река, которая течет в городе, и эта река - это одна и та же река? Или
это другая?
А впрочем, какая разница, если одни реки впадают в другие, и все они
впадают в одни моря и одни океаны.
Столько лет женщины учили меня не мыслить глобально - и безрезультатно.
Навстречу мне идет человек, у него в руках удочка. За ним следом,
высунув язык, плетется собака.
- Здравствуйте,- говорю я.
Он кивает мне в ответ и останавливается.
- Жарко будет сегодня,- говорю я.
- Что?- говорит он.
- Много наловили?
- Да, - равнодушно говорит он.- Жарко.
- Скажите,- говорю я.- Почему все так глупо?
- Что?
- Хороший был клев?
- Не очень, - говорит он.
И идет дальше.
А я выхожу к реке, сажусь на траву и смотрю вдаль, на тот берег,
покрытый лесом.
Рядом со мной садится женщина.
Я смотрю на нее.
- А. Это ты.
- Я шла за тобой,- говорит она.- Сначала я подумала, что ты просто
хочешь меня припугнуть, а потом мне и впрямь стало страшно.
- Я не хотел пугать тебя,- говорю я.- Но я не должен перед тобой
оправдываться.
- Я и не прошу,- говорит она, глядя на воду.- Я должна попросить у тебя
прощения. Я глупо вела себя и, наверное, тебя обидела.
- Нет,- говорю я.- Навстречу мне шел человек... Ты видела его - он нес
рыбу.
- Я не имела никакого права обвинять тебя. Ведь ты мужчина, а она
привлекательная женщина.
- Да,- говорю я.
- Я любила его. Наверное, и теперь люблю.
- Олега?
- Да.
- Я так и подумал.
- Но ведь ты тут не причем, правильно?
- Не знаю. Россию столько веков хотят уничтожить, а она продолжает
оставаться Россией вопреки всем и, может быть, вопреки нам самим.
- К чему ты это говоришь?
- К тому, что мы сами не знаем, что и как, и категоричность суждений
принимаем за проявление силы. Но это вовсе не значит, что мы вправе
отстраниться от мировой истории и потерять Балканы.
- Я говорю не об этом.
- Откуда ты это знаешь?- возражаю я.
- Я любила его.
Она смотрит на воду.
- Я любила его, а теперь я ревную к тебе Нину. Правда, странно?
- Да,- говорю я.- Он ее муж.
- Да.
- А твой ничего не знает?
- Что?
- Твой муж.
- У меня нет мужа.
- А Евгений, он...
- Такой же мудак как и ты.
- Насколько я успел заметить, мы с ним ничуть не похожи.
- По мне, все вы одинаковы.
- Это неправильно,- говорю я.
- Вот и он вечно говорит то же самое - это правильно, то неправильно...
Все вы одним миром мазаны.
- Да нет, - не соглашаюсь я.
- Ну что ты тут мне объясняешь или пытаешься мне объяснить?
- Что?- говорю я.
- Ты совсем не хочешь меня?
- Хочу,- говорю я.
- Тогда чего же ты ждешь?
Она откидывается на траву.
15
Сколько я ни старался, ничего у меня не получилось, и наконец,
утомившись бесцельной игрой, она отстранила меня, надела трусики и, оправив
юбку, поднялась на ноги.
Она оскорблена.
Нет, она не ревнует меня - мое ночное приключение слишком абстрактно,-
просто теперь она будет считать меня импотентом.
Я лежу на траве, обливаясь потом.
- Бедный Энколпий,- шепчу я.- Бедный Энколпий...
Она, не удостоив меня взгляда, уходит, а я остаюсь лежать на траве на
берегу реки, которой не видно с дороги, где стоит машина, к которой она
идет.
Одно из двух - или я влюбился, или просто перетрахался.
Я задыхаюсь и хочу пить. Нет сил пошевелиться.
Я закрываю глаза.
Нужно взять себя в руки.
Я с трудом приподнимаюсь с травы и, сев, бессмысленно и долго смотрю на
воду.
Она ушла.
Я не хотел ее - в этом все дело. И много выпил, а теперь начинается
отходняк. Мне будет плохо, еще хуже, но мне так скверно, что не хочется
думать о конце света.
Откуда-то доносится запах костра.
Во рту пересохло, и очень хочется пить.
Я поднимаюсь, застегиваю штаны и иду.
Никогда в моей жизни у меня не было такой ночи. Вот и доказывай теперь,
что это была все та же ночь...
Я выхожу на поляну, на которой стоит палатка.
У костра сидят двое - парень в темных очках и девушка. Что-то они
собираются жарить. Ну конечно - шашлыки из куриных окорочков.
- А вы знаете,- говорю я, подходя к ним,- что шашлык мы, русские,
позаимствовали вовсе не у кавказских народов, или как теперь говорят, лиц
кавказской национальности.
Они вопросительно смотрят на меня.
- Да?- говорит девушка.- А у кого же?
-У татар,- говорю я и присаживаюсь к костру.- И даже само слово
"шашлык" татарского происхождения.
- Неужели,- говорит парень.- Где это вас так разукрасили?
- Лучше не спрашивай,- отмахнувшись, говорю я.- А то мой рассказ
затянется, а я очень хочу пить. У вас не найдется чего-нибудь?
Мне протягивают минеральную воду в полуторалитровом баллоне.
Я долго и с наслаждением пью.
- Вы, наверное, долго шли?- участливо спрашивает девушка.
- Что?- говорю я, оторвавшись, наконец, от горлышка.
- Жажда замучила?- спрашивает парень.
- Да нет,- говорю я, возвращая ему бутылку.- Просто перетрахался.
- А,- кивнув, говорит он.- Понятно. Я так сразу по вашему виду и понял.
- Надеюсь, окорочка у вас не американские?- говорю я.
- А вы ненавидите американцев?- спрашивает девушка.
- Не то чтобы ненавижу, но не лезли бы они куда не следует...
- Со своими окорочками,- подхватывает парень.- Но эти французские.
- Французы тоже натовцы,- говорю я.- Но французы хотя бы культурные
люди... Ребята, а нет ли у вас пива? Или водки.
- А что, очень нужно?- говорит парень.
- Просто если я сейчас же не выпью, то очень скоро мне станет совсем
плохо, и я, пожалуй, завалюсь спать в вашей палатке.
- Ну что ж,- поразмыслив, говорит он.- По такому случаю можно и
познакомиться.
Он протягивает мне руку.
- Меня зовут Игорь.
- А меня Катя,- говорит его девушка.
- А меня Саша,- говорю я.- Мою жену тоже зовут Катя.
- Это с ней ты перетрахался?- спрашивает Игорь.
- Нет,- говорю я.- Я перетрахался с Ниной, а теперь вот не смог с
Леной, и она обиделась и ушла.
- А,- говорит он.- Понятно.
- Да ничего на самом деле тебе не понятно. И вообще, никто ничего не
понимает - мир катится в тартарары, а мы все делаем вид, что ничего не
происходит.
- А что такого происходит?- несколько опешив, говорит он.
- Да ну тебя,- с досадой говорю я.- Можно подумать, что ты ничего не
понимаешь.
- А что я должен понимать?
- Я не знаю, что. Я сам ничего не понимаю. Казалось бы, русские, так
много сделавшие в культуре, науке, технологии,- одни великие имена можно
перечислять до вечера,- должны были бы снискать уважение, а не страх. А
вместо этого нас боятся. Они так боятся нашего будущего, что хотели бы,
чтобы у нас его вообще не было. Это что, комплекс неполноценности?..
- Кто они?- уточняет Игорь.
- Что?
- Ты сказал, они.
- Ну да,- говорю я.- А что?
- Вот я и спрашиваю, кто это, они?
- Ты не понимаешь, что означает слово "они"? "Они" - это слово,
противоположное по смыслу слову "мы". В данном случае я имею в виду Запад.
- А,- говорит он.
- Бэ,- говорю я.- Еще раз перебьешь, и мы с тобой поссоримся.
- И что?
- Увидишь.
- Не ссорьтесь!- вмешивается Катя.- Ты же видишь, его и так избили!
- Ладно,- говорит Игорь.- Так что ты хотел сказать?
- Забыл,- говорю я.- Ты меня перебил, и я потерял нить мысли.
- Ну, извини.
- Я хотел сказать, что почему-то они ждут от нас, что мы явим им нового
Чингисхана. Но если мы до сих пор не уничтожили их, то почему они думают,
что мы сделаем это в будущем? Или они хотят этого? Они не желают видеть
Россию европейской страной - значит, они хотят узнать, что такое разъяренная
Азия? И Европа - это Золотой Храм Мисимы, который мы должны сжечь?..
- А разве Чингисхан дошел до Европы?- спрашивает Катя.
- Нет,- говорю я.- Но, наверное, они хотят, чтобы мы продолжили его
дело...
- А заодно и научили их готовить шашлык,- подхватывает Игорь.
- Ну да,- говорю я.- Чебуреки, беляши, бешбармак... есть много хороших
татарских блюд. Я сам родом из Башкирии, из Уфы, и знаю, что говорю. Но
больше я не могу, ребята, вы же видите, я измучен. Дайте же мне, наконец,
водки.
Игорь с тяжелым вздохом поднимается на ноги и приносит из палатки
непочатую бутылку водки и одноразовые пластиковые стаканчики.
- Вот это дело,- с облегчением говорю я и, взяв у него бутылку,
сворачиваю крышку.
- Ты будешь?- спрашиваю я Катю.
Она вопросительно смотрит на Игоря, тот пожимает плечами, и она кивает.
Я наливаю нам всем.
- Вообще-то мы не хотели пить до шашлыков...- говорит он.- Ну да ладно.
- Чин-чин,- говорю я.
Мы выпиваем.
- А как же слово, противоположное слову "мы"?- говорит Игорь,
протягивая мне огурец.- Что-то ты заговорил по-европейски.
- Так ведь я же европеец до мозга костей. И в то же время, до мозга
костей русский. То, что происходит сейчас в мире, разрывает меня на части. И
я не вижу для себя никакого исхода. Я должен либо возненавидеть Европу, либо
предать Россию. И что же мне остается делать?
- Повеситься,- подсказывает Игорь.
- Вот именно,- говорю я.
- Или напиться,- говорит он, поднимая с травы бутылку.
- Наливай,- говорю я, подставляя стаканчик.
Он наливает, и мы пьем.
- Вот поэтому я и готов возненавидеть американцев - за то что они
поставили меня перед таким выбором.
- Правильно,- соглашается он.- Если уж кого ненавидеть, так
американцев.
- Американизация - это раковая опухоль Европы...
- Ничего. Мы вырежем ее кривой татарской саблей.
Я смеюсь.
- Ну да. Только мне-то все равно крышка,- говорю я.- Ты понимаешь, что
значит отлучить Россию от Европы? Это же все равно что... отлучить Европу от
христианства. Представляешь? Раздается глас над народами: "Вы не христиане
больше. Ищите себе новую религию". Понимаешь, что это такое? Нет, не
понимаешь, ни хрена ты не понимаешь. Никто не понимает, что происходит.
Наливай.
Он наливает нам двоим.
- А где твоя жена сейчас?- спрашивает Катя.
- Что?- говорю я, повернувшись к ней.- Кто?
- Твоя жена, где она?
- Дома, наверное. А что?
- И что она делает?
- Дома-то? Да не знаю... Наверное, пересчитывает пустые бутылки под
моим столом. Последние месяцы она занимается этим с редкой педантичностью.
- А ты много пьешь?- спрашивает Игорь.
- Да нет,- говорю я.- Не то чтобы много, но регулярно.
Он кивает.
- Понятно.
- Хотя вообще-то,- задумавшись, говорю я.- Когда я уезжал, она
оставалась с мужчиной, которого, кажется, зовут Евгений. Так что, может
быть, мне пора искать новую жену...
- А эта - какая по счету?- спрашивает Игорь.
- Это не повод для шуток,- строго говорю я.
- Вот именно,- поддерживает меня Катя и осуждающе смотрит на Игоря.
Я взглядом благодарю ее за поддержку.
Мы втроем допиваем бутылку.
- Ну вот,- говорит Игорь, обращаясь к Кате.- А ты говорила, много
будет.
- Ну, я же не знала...- говорит она.
Она уже раскраснелась.
Углей все еще недостаточно, но я подсказываю способ - полить горящие
головешки водой и, разместив над ними шашлыки, лить воду каждый раз, когда
будет вспыхивать пламя.
- Так можно зажарить шашлык с одним-единственным поленом.
- Этому ты тоже научился у татар?- спрашивает Игорь.
Кажется, он тоже выпил уже достаточно.
- Хорошо,- говорит Катя.- А кто пойдет за водой?
- А у вас есть ведерко?- спрашиваю я.
Они одновременно кивают.
- Тогда схожу я,- говорю я, вставая.- Заодно и отолью.
- А вот об этом ты мог и не сообщать,- говорит Игорь.
- Да,- соглашаюсь я.- Я вообще мог прикинуться паинькой, и фиг бы вы
меня раскусили.
Катя удаляется в палатку и возвращается с ведерком.
- А вы неплохо экипированы,- замечаю я.
- Да,- говорит Игорь.- Мы же не в первый раз.
- Что не в первый раз?- говорю я.
- Иди за водой, - говорит он.- Вернешься, расскажу.
- Ладно,- говорю я и, взяв ведерко, направляюсь к реке.
16
Я возвращаюсь с водой.
Игорь уже разворошил костер. Катя нанизывает куски курицы.
- Я не буду есть,- предупреждаю ее я.
Она вопросительно смотрит на меня, потом на Игоря.
- Будешь,- убежденно говорит он, и она продолжает свое занятие.
Мы заливаем головни и размещаем над ними шампуры.
- Так ты обещал мне рассказать,- напоминаю я.
- Что рассказать?
- Не знаю. Но о чем-то же ты хотел рассказать.
- Я?- удивляется он.
Катя протягивает ему третий шампур, и он размещает его на рогатках над
головнями.
- Ну не я же,- говорю я.
- А,- говорит он.- Ну да. Я хотел сказать, что мы тут не одни.
- В каком смысле?
- В буквальном.
- Мы никогда не бываем одни, куда бы мы ни шли, это я знаю...
- Ну вот. И вокруг, в лесу, повсюду такие же палатки и такие же костры.
- Да?- говорю я.- Но этот-то костер ваш?
- Да, наш. Ну и что?
- Вот я и пришел на запах костра.
- Он мог доноситься с любой стороны.
- Но пришел-то я к вам.
- Случайно,- говорит он.
- Он мог доноситься с какой-нибудь другой стороны,- говорит Катя.
- В этом мире нет ничего случайного,- возражаю я.- И, уж конечно, нет
ничего случайного в жизни человека. Я пришел на запах именно вашего костра.
- Ну может быть, не знаю,- говорит Игорь, не желая спорить.- Но вокруг
сколько угодно таких же точно костров. Поэтому если у нас кончится водка, мы
можем сходить и купить у кого-нибудь.
- Купить, то есть взять за деньги?- уточняю я.
- Ну да,- говорит он.- А что, у тебя нет денег?
- Вопрос не в этом.
- Да? А в чем же?
- Вопрос в том, кто вы, или кем вы себя считаете.
- Кто это, мы?- говорит он.
- "Мы" - это слово, противоположное по смыслу слову "они".
- Ну и что?
- Ничего,- говорю я.- Просто ответь, кто вы. Просто туристы?
- Нет,- говорит он, и Катя отрицательно качает головой.- Мы не туристы.
- Нет?
- Нет.
- Значит, для вас это нечто большее, чем просто отдых, я правильно
понял? И ты говоришь мне про деньги. То есть, не я тебе говорю о них, а ты
мне.
- Но ты же первый заговорил о водке.
- Я не говорил о водке,- возражаю я.- Я ее пил.
- Ну да,- говорит он.- Но за все нужно платить.
- Обычно собирается человек двадцать или тридцать,- говорит Катя.- И мы
идем по какому-нибудь маршруту...
- И ставите палатки так, чтобы не видеть друг друга?
- Когда как,- говорит она.
- Это все равно что дымные костры на улицах города.
- Что?- говорит Игорь.
- Да так, ничего. Для вас весь мир - это улицы ваших городов.
- Каких городов?- не понимает он.
- Вы приходите сюда, оставаясь тем, чем вы были. Так зачем же идти так
далеко? Вы могли бы разжечь свои костры на улицах города, но и это не больше
чем включение света на кухне. Тебе никогда не казалось, что ваши костры
похожи на освещенные окна квартир в многоэтажном доме?
- Может быть и так,- подумав, говорит он.- Но что в этом плохого?
- Да ничего. Что плохого в свежем воздухе?
- Да!- говорит Катя.- Что плохого в свежем воздухе?
- Ничего,- говорю я.
- Вот и я о том же говорю,- говорит Игорь.
- Но зачем все это?
- Что зачем?
- Зачем все это?
- Зачем нужен свежий воздух?
- Ведь это все равно что туризм.
- А для тебя туризм - это ругательное слово?- говорит Катя.
- Нет,- говорю я.- Но я ожидал от вас большего.
- Как ты мог ожидать от нас большего, если только каких-нибудь два часа
назад вышел к нашему костру?
- Час с небольшим,- подсказывает Катя,
- Час с небольшим,- поправляется Игорь.- Как ты мог ждать от нас
большего?
- Может быть, не от вас,- соглашаюсь я.- Может быть, просто... Не знаю.
- Ну вот,- говорит он.- Так что если у тебя есть деньги, ты можешь
сходить еще за бутылкой. Или хочешь, я схожу. Ты даже можешь присоединиться
к нам, если тебе больше некуда идти.
- И поставить свою палатку среди прочих?
- Ну да.
- А в свою вы меня не пустите?
- Нет,- говорит он.
- Может быть, и пустим,- говорит Катя.
Он бросает на нее строгий взгляд и повторяет: "Нет".
- Я пошутила,- смутившись, говорит она.
- У меня в карманах только мусор,- говорю я.- Но разве не вы убеждали
меня, что это лучше чем деньги?
- Кто?- удивляется он.- Мы?
- Неважно,- говорю я.- Думаю, вам и невдомек, о ком я говорю. Так что
можешь называть их словом "они".
- Так значит, у тебя нет денег,- заключает он и, повернувшись к Кате,
говорит: "Мы попали".
- А что, у тебя совсем не осталось?- спрашивает она.
- Остались, конечно,- говорит он.- Но не на это.
- Да ладно,- говорит она.- Почему бы не потратить их, в самом деле?
-Нет,- говорит он и поворачивается ко мне.- Значит, в этот раз не
получится. Но я могу дать тебе свой телефон - свяжемся как-нибудь.
- И ты будешь вдвоем, с твоей женой,- добавляет Катя.
- Да,- говорит он.- Тогда ты, может быть, и поймешь, зачем мы это все
делаем.
- Что, все?- говорю я.
- Ну, все. Зачем мы уходим из городов.
- А в этот раз никак не получится?
- Нет,- покачав головой, говорит он.
- Ну и ладно,- говорю я.- Я и так догадываюсь - секс на природе. Этого
я тоже уже вкусил, правда, не особо удачно. Но я не хочу никуда идти, я
просто хочу остаться.
Он пожимает плечами, переворачивая шашлыки.
- Принеси кетчуп,- говорит он Кате.
Она исчезает в палатке.
- Я не хочу есть,- говорю я, поднимаясь на ноги.
- Зря,- говорит он.- Если ты обиделся, то ты просто дурак.
Я стою, раздумывая.
- А ведь ты прав,- соглашаюсь я и снова сажусь на траву.
Катя приносит кетчуп, бумажные тарелочки и нарезанный хлеб.
- А мусор вы забираете с собой?- спрашиваю я.
- Конечно,- говорит он.
- Представляешь, что бы здесь осталось после нас, если бы мы все
выбрасывали мусор?- говорит Катя.
- Экологи хреновы,- говорю я.- Заботитесь о мусоре, а в это время
бомбят химические заводы Сербии, и на землю Европы проливаются отравленные
дожди. Это вас почему-то не трогает. Вы как тот человек, что в зоопарке
ухитрился не заметить слона.
- Причем тут экология,- говорит Игорь.- Я лично никакие заводы не
бомбил.
- Не обращай внимания,- говорит ему Катя.- Это он безотносительно.
- Она права,- говорю я.- Только к шашлыку не помешало бы красное сухое
вино.
- У нас есть,- говорит Катя.
Игорь смотрит на нее.
- Ну ладно,- со вздохом говорит