хи
Марии Федоровны. Пришлось двинуть туда - на зов.
     Кирха оказалась открытой. Видны следы и остатки камина. Внутри холодно,
спокойно  и  немного грустно. Рядом -  два  надгробных  камня:  князя  Ивана
Ивановича и княгини М.Ф., урожденной Келлер. А  на обороте  черного  камня -
пророчество о приближающемся Страшном Суде.
     Напротив   кирхи  бетонными  колышками  обозначена   будущая   паромная
переправа.  Пока  мы ходили и осматривались, все  это время вокруг  островка
гарцевала, посверкивая  пушистой  беленькой  попкой, наша  косуля. На другом
берегу  четверо заезжих  немцев,  шумно  гомоня  и жестикулируя,  обмеривали
дуб-патриарх, но  к нам на остров  подойти поленились. Вместо духовной  пищи
пошли на обед.
     Директор Марьино, лично приняв нас после прогулки, подробно рассказал и
о  местном шведско-российском бизнесе, и о  вечной  нехватке денег на ремонт
дворца, и о вынужденной  запродаже двух "люксов" в аренду. Кроме прочего, он
укрепил нас в мысли, что у российской собственности и в России, и за рубежом
обязательно должны быть умные,  цепкие, государственно мыслящие управляющие.
И тогда многие беды минуют нас и наших потомков.

     <b>*</b>

     <b><I>МОРОЗ И СОЛНЦЕ</I></b>

     Чета Опенкиных взяла под крыло нашу птенцовую семью - медовый месяц все
еще  длился. Для начала был принесен  удлинитель и  гигантская фото-вспышка,
которая вспыхивала, когда надо и  не надо. А  от бухты удлинителя  окрестные
старушки шарахались, словно от бикфордова шнура.
     Снимали строго  по схеме. Аленушка  верховодила - выбирала ракурсы. Мне
оставалось вносить  в фотопроцесс здоровую  хулиганскую  струю. Но  росно  в
одиннадцать все было кончено. Пленка - ек! И мы рванули на стойбище косуль.
     Мороз и солнце.  Набрали душистого хлеба в столовой и по дороге (времен
еще  Барятинских)  ушли  в сторону  княжеских куртин. Что  это  за  чудо! Не
сравнить  с  московскими  парковыми  "баскетами". Вроде  тот  же  английский
ландшафтный парк со слегка подчеркнутой прелестью природы.
     Все как бы "то, да не то". Буйная, вечно-не-спяшая зелень. Вот  зеленые
ермолочки  сосен.  Или  темно-зеленый  таинственный  ельник.  А  вот   здесь
пламенно-красный  мазок  и воздушная  рощица  -  рукою  подать.  Пара косуль
интимно скользнула сквозь водопад веток. Совсем рядом. Мы не стали мешать.
     Вдруг  грохнули  два-три  выстрела.  Надеемся  -  мимо!  К  "двум  нам"
добавился  синий  "Москвич".  Сразу  же  в  лесу  застучал  топор дровосека.
Ретируемся аккуратно, с независимым видом.
     По  дороге  освоили  несколько  прозрачно-скользких  блюдечек,   полных
кленовых листьев,  по  которым плавно  скользила моя фигуристка. Под занавес
навестили чугунную, грустную птичку на другом берегу пруда.

     <b>*</b>

     <b><I>РЫЛЬСК И РЫЛО</I></b>

     Отпускной  народ  отправился  на  двух автобусах  в  Рыльск  -  столицу
Рыльского края. Вокруг зеленели взошедшей озимью жирные курские черноземы. У
въезда  в город развилка: в  Глухов или в Глуховку - на  выбор. Колют небо и
сердце  безъязыкие колокольни.  Мерзость запустения  в  церквах:  безбожники
поработали,  засучив  рукава. Городок нынче неопрятен, сирот и нищ.  Тишина,
тоска  и неторопливость.  Лишь  ветер  клубит черноземную  рыльскую пыль.  А
местная речка называется запросто: Рыло.
     Две комнатки местного исторического музея - это сокровищница  окрестной
природы и  Марьинского дворца.  В остальных -  наше недавнее прошлое. Старые
карты и  фотоснимки  города Рыльска.  Все, что  было взорвано,  разграблено,
сметено в безответное Небытие. Герб города -  кабанья голова на золотом фоне
и три улепетывающие курские, голосистые куропатки.
     Марьинские живописные шедевры - это отдельная поэма, которая уместилась
в  одну небольшую комнатку.  Все  остальные сокровища  разошлись в несколько
десятков музеев страны. Да и эти остатки чудом уберегли от  хищных столичных
музеев всех рангов и разной совестливости.
     Новоявленные рыльские коммерсанты даже сущими  пустяками торгуют с ними
"по прописке".  Как будто  их задача -  никому ничего не  продать. Настоящий
хозяин давно выгнал бы таких продавцов в одночасье. В  общем, впечатление от
нищеты российской глубинки довольно тягостное.  Все  тот  же  кумач  знамен,
прикрывающий  беспросветность.  На  улицах вообще нет счастливых,  спокойных
лиц.  От  этого  покалывает сердце.  Сжимаются  кулаки  и желваки,  а  ногти
скребутся в ладонь.

     <b>*</b>

     <b><I>ИЗБИЦКИЙ ДОМ</I></b>

     Марьинским -  в  честь супруги  - дворец  стал не  сразу. Первоначально
Барятинские назвали его по имени речки Избицы: Избицкий дом.
     Архитектура этого "домика" уникальна. Та комната со сводами, которую мы
вначале приняли за пытошную, обладает потрясающей акустикой. Люди, стоящие в
диагональных углах,  могут шептаться, а человек, стоящий между ними в центре
этого  зальца ничего  не услышит.  Звук  "обежит" его по ребрышкам  сводов и
потаенным складочкам потолка.
     Есть  своя маленькая тайна и  у фальшивого балкончика, выходящего извне
на  разъездную  клумбу, а  внутри  дворца  -  на зимний  сад  с "пальмами  в
огороде". Дело в том, что попасть на этот балкон можно было с одного из двух
внешних балконов через центральное  окно-дверь. И больше - никак. В овальном
зале  Барятинскими  давались балы. Оркестр из тридцати  виртуозов-крепостных
располагался под куполом на круговом балконе.
     В  голубую приемную залу, куда  гости приглашались  на десерт и наливки
(семь видов которых поставлялись к царскому столу), крепостные девушки имели
право войти только через скрытую дверцу и винтовую лесенку с кухни.
     Старинная мебель черного дуба,  как  и наборный паркет, сохранила  свой
аромат, руки и вкус  мастера  даже  спустя два  столетия.  А  более  позднюю
прибалтийскую  мебель,  сделанную уже  на заказ, собрал и  перетягивал  внук
мебельного мастера Барятинских, который жив до сих пор.
     <b>*</b>

     <b><I>ПУШИСТЫЙ МЕТЕОРИТ</I></b>

     Оттепель  сегодня  слегка  коснулась  окрестности.  Иней  пропал,  зато
вылезла из-под снега ядовито-наливная, остренькая трава.
     У порога на голову обрушивается капель. Большущие капли  настырно лезут
за воротник.  А вдали  клубится приозерный  пар.  Хотя  чему там  клубиться?
Водного зеркала фактически уже нет, только робко сочится Избица по усохшему,
чахлому руслу. А рядом - старица. До нее рукой подать.
     По  асфальту   дорожек  тарахтят  фунтовые  липовые  листики-лопухи.  А
замерзшие лужи богато инкрустированы резным золотом бывших кленовых одежд.
     Путь  внезапно   пресечен  живым  пушистым  метеоритом.   Это   косуля,
взбрыкивая  опушенной  спинкой,  промчалась прямо  перед нами, закинув  чуть
назад и набок головку и сверкая матово-темными фарами глаз.

     <b>*</b>

     <b><I>О Ж И Д А Н И Е</I></b>

     Внутреннее убранства дворца  требует  неспешного пристального осмотра и
осмысления.
     "Комната  печали"  княгини  Марии  Федоровны по  истечении  времени,  к
сожалению, превращена в заурядный "люкс".
     А великолепный будуар - в пыльное книгохранилище.
     Магнитящая взор монограмма  на стеклянном плафоне круглой бальной залы,
по-видимому,   означает,  что   в  этом  дворце   жило  не   одно  поколение
аристократов.
     Ныне княжеское потомство прижилось в Швейцарии.
     Но <b><i>здесь</i></b> по-прежнему затаенно чего-то ждут...

     <b>*</b>

     <b><i>МИССИЯ КНЯЗЯ БАРЯТИНСКОГО

     Не употребляйте божьего дела для
     своих пристрастий, дайте возрастать
     свободно насаждению Петра Великого.
     Великие люди держатся друг за друга,
     и этим держат родную землю:
     крепкое державство!</i></b>

     В  1773 году  русским посланником  при  Версальском дворе  был назначен
князь   Иван   Барятинский.  Ему   предписывалось  прежде  всего  называться
"Легатус",  то есть полномочный министр, и ни за что  не отступать  от этого
требования: "чтоб господин Генерал-майор во все время будущего министерства,
наблюдая скромное  звание  породы, подать о  себе  выгоднейшие  импрессии  и
сделать персону свою приятною Двору и всей публике, а особливо министерству.
Ибо  сей  путь есть лучший, надежнейший и кратчайший  к  приобретению общего
почтения и поверенности".
     Венский   двор,  видя  союз  России  с  Пруссией,  стал  потворствовать
французским интересам на счет русских. "Франция сугубо огорчилась, чувствуя,
что  инфлуэнция   России  рождается  и   основывается  на  приметном  ущербе
собственно ей".  Первенствующий  же  министр,  дюк  Шуазель, полагая  в  том
персональную свою  честь,  стал хвастаться  позволенными  и  непозволенными,
используемыми им способами, а также их результатами. "Он, бья в набат у всех
Франции союзных дворов, распространил повсюду свои интриги".
     "В  Швеции,  растравляя  разномыслие  нации,  искал  он   всеми  мерами
опровергнуть  вольности ее и тем самым сделал для нас из сей короны опасного
и активного  соседа.  Данию обольщал выгоднейшими  предложениями,  внушая ей
прямо,  что  Россия  ее  обманет.  В Польше  вселял  между легкомысленными и
суеверными людьми фанатичество, а когда оно полным пламенем возгорело, в  то
же  время  мятежникам,  оружие противу  нас  восприявшим,  помогал не только
тайно, но и явно советом, деньгами и людьми".
     "Главное  же  его  стремление было  при Порте  Оттоманской,  где  самые
ненавистнейшие средства истощены  были к  приведению ее  на  войну". Словом,
везде французские шиканы и обиды. Сюда относится "учиненное вдруг нескладное
затруднение  в  корпусе  королевских  Ее  Императорскому  Величеству грамот,
несмотря на прежние примеры, а  также и нахальный  захват в Лондоне у нашего
посла занятого им места в королевском дворце и на публичном бале".
     Что касается Англии,  "то  Лондонский  Двор, при  всяком  случае, когда
только который ни есть из Бурбонских домов в море покажется, с превосходными
силами вопреки ему предстанет, и весьма легка пойдет там на драку..."
     Из всего этого и последующих драматических событий князь Барятинский не
мог не  вынести убеждения,  что необходимо быть  весьма осторожным  к  любым
предложениям  Версальского  кабинета.  К тому же  граф  Панин  категорически
предписал  все  сообщения,  делаемые  ему французским  министром,  принимать
только "на донесение до Императорского правительства" и  отделываться общими
"терминами, прибавляя  слегка и  как  бы  собственно от  себя, но  отнюдь не
именем Двора".

     <b>*</b>

     В январе 1774 года князь Барятинский прибыл  в Париж  и  удостоился  со
стороны  Людовика  XV  благосклонного   приема.  Но,  в  связи  с  проблемой
посредничества   Франции   между   Россией  и  Турцией,   сгустились   тучи.
"Невероятно, - писал кн.Барятинский,  -  до какой степени простирается здесь
ненависть  к  нашим  успехам.  Находящиеся  здесь  поляки  в  великом  горе.
Австрийский  посол очень мало оказывает мне откровенности. Если что говорит,
то только в общих, с двойным смыслом выражениях".
     Стремительно  развивавшиеся  события  все   более  выпукло   обозначили
интересы великих держав. В начале 1780 года Императрица Екатерина II вызвала
к жизни свой знаменитый "вооруженный нейтралитет". В Высочайшем рескрипте от
27  февраля  1780   года  на   имя  князя  Барятинского  изложены  известные
обстоятельства, заставившие Императрицу  принять действенные меры для защиты
внешнеэкономических интересов России.
     В виду  настоятельной потребности  охранять права  нейтральной торговли
"признали  Мы  необходимым уже  долгом  политики  нашей  заблаговременно,  и
прежде, чем  оскорбление Российского торгового флага преобразится во вредную
привычку,   употребить,  со  своей  стороны,  к  совершенному  ограждению  и
обеспечению его,  все от  нас  и державы нашей  зависящие пособия  с твердым
однако же предположением свято и  ненарушимо согласовать оные  в продолжении
настоящей войны с правилами строжайшего беспристрастия и нейтралитета.
     Вследствие   того  решились  Мы  на  первый  случай  и  доколе  крайняя
необходимость  не  принудит  нас,  против  воли  и  желания,  к   сильнейшим
поступкам, на следующие две меры:
     1) на отправление  нынешним летом в Северное море двух кораблей  и двух
фрегатов, для удаления их тамошних  вод  всяких арматоров  и  обеспечения  к
портам нашим свободного плавания всех вообще дружеских народов;
     2) на вооружение из флота при Кронштадте 15 кораблей и 4 фрегатов, и на
содержание их  в  такой  готовности,  чтобы  они по первому повелению в море
пуститься могли".

     <b>*</b>

     С целью объяснить воюющим  державам (Англии  и Франции) мотивы принятых
мер  и  цель  их Императрица решила  специальной декларацией  показать "всей
Европе"   законность  ее   требований   и   мероприятий.   Сообщенную  князю
Барятинскому  декларацию он должен был вручить  графу Верженн и при передаче
"бдительно примечать, какую импрессию" она произведет на графа.
     "Сей самый выгодный оборот надлежит единственно относить к  изъявленной
Нами  твердости, а  отнюдь не к деятельной перемене в мыслях и правилах  тех
держав,  поскольку оные  у них  основаны на  старой  привычке  и  на  старых
предрассудках. Дабы зачатое  Нами и  так далеко  уже доведенное здание новой
системы   морского   нейтралитета  по   первоначальным  естественным  правам
безостановочно довести до конца и узаконить навсегда к общенародной пользе в
истинном  его свете и разумении, решились  Мы" ... разделить российский флот
на три эскадры и отправит  их  в  Северное, средиземное море и Атлантический
океан для охранения русского и союзников мореплавания.
     "Конечно, не токмо мир будет последствием, но  путь  этот свойственен к
восстановлению существующего равновесия в Европе. Однако надлежит предписать
точные и  обстоятельные  узаконения, дабы мореплавателей единожды и навсегда
охранить от пиратства, производимого  от Англии. Благоразумные люди говорили
в Париже,  что в характере английской нации более  суровости,  отважности и,
можно  сказать,  и  дикости,  нежели  во французском и  гишпанском  народах.
Поэтому  нужно  бояться только англичан, но  не французов  или  испанцев (из
донесения  князя  Барятинского от  13  апреля  1780 года).  Сверх  того, все
здравомыслящие люди во Франции мечтают  о  сочинении общественного  морского
регламента на случай войны для нейтральных держав..."

     <b>*</b>

     <b><i>В ВЕРСАЛЕ

     Мы не обыкли интересов России отдавать на решение времени...
     прибегаем к средствам от Бога нам данным по охране славы нашей,
     величия государства нашего и безопасности его пределов.
     (Екатерина П - кн. Булгакову)</i></b>

     Обратимся  теперь  к  собственно  миссии князя  Барятинского в  вопросе
посредничества  России  при   заключении   Версальского  мирного   трактата.
Предупреждая ироническую улыбку  глубокоуважаемого  читателя, сделаем это не
торопясь и строго документально.
     Как хорошо известно,  что Англия наотрез отказалась допустить на мирный
конгресс в Вене представителей  Американских Соединенных  Штатов. Вследствие
такого отказа начатые мирные переговоры не привели к желаемому результату  и
были перенесены в Версаль.
     Для участия в переговорах Императрица Екатерина II назначила посланника
князя  Барятинского и статского советника  Моркова быть  посредниками  между
воюющими державами...
     Австрийский  канцлер,  князь  Кауниц  еще  в самом  начале  переговоров
указывал на  то,  что это  - удобный  случай узаконить  правила вооруженного
нейтралитета в окончательном мирном  трактате. Однако Императрица предвидела
огромные трудности в достижении этой цели.  Князю  Голицыну было  предписано
представить Римскому Императору следующие соображения по этому предмету:
     Во  1) посредничество представляется удобным  случаем для  "преклонения
Англии, Франции  и  Гишпании к  узаконению  правил  нейтралитета"  в  мирном
трактате.
     Во 2) если очевидно,  что такое предложение  будет  отвергнуто воюющими
державами или одной Англией, то лучше его не делать.
     В 3) Франция  и  Испания, вероятно, затруднения в этом деле не сделают,
"ибо  они  на деле  испытали, колико им посреди  войны действия  той системы
выгодны были".
     В 4) что Англия  непризнанием правил  морского  нейтралитета  некоторым
образом "воспрекословит своему собственному поведению,  когда она фактически
им  повиновалась, если не из удостоверения в правоте  их, то по крайней мере
уступая нужде обстоятельств".
     В 5)  "что мы весьма  удалены  установленные нами четыре первые правила
морского нейтралитета почитать достаточными на все возможные случаи, но что,
по крайней мере, каковы они есть, много уже пользы принесли".
     В  6)  ручательство мирных трактатов  со  стороны  обоих  Императорских
дворов  может  иметь  место только в том  случае,  если правили нейтралитета
будут приняты воюющими державами в трактате.
     Однако  не  было  никакой  возможности  включить   начала  вооруженного
нейтралитета в Версальские мирные трактаты: все воюющие державы жаждали мира
и не согласились затруднять этим вопросом их подписание.
     Граф Верженн  сообщил русским  посланникам,  что Англия ни  за  что  не
согласится  на  включение в  мирные  трактаты  Екатерининской  декларации  о
нейтральной  торговле,  благодаря  которой  "система  морского  нейтралитета
сделается убедительною генерально для всех народов и на все времена".
     Русские  посланники имели на  эту тему  беседу  с герцогом Манчестером:
"Итак, сего дела (морского нейтралитета) в мирные пункты и не думаю я, чтобы
можно было включить, а оное совсем почитать должно посторонним. Я же на оное
и не  уполномочен: мне только поверено подписание мира. По окончании же сего
дела я с вами  по  поводу  признания правил вольной торговли  и мореплавания
нейтральных, когда вам будет угодно, в разговоры вступать буду".
     При общем  донесении князя Барятинского и Моркова по итогам переговоров
в  Версале,  они  препроводили  в  Санкт-Петербург  "оригиналы"  Версальских
трактатов.   Оба   посредника   удостоились   искренней   благодарности   от
представителей  всех воюющих держав, участвовавших  в заключении Версальских
мирных трактатов.

     <b>*</b>

     <b><I>ПРЕАМБУЛА ДЕКЛАРАЦИИ</I></b>

     "Мы,   уполномоченные   министры   Ея   Императорского   Всероссийского
Величества, действуя в качестве посредников в деле умиротворения, объявляем,
что  трактат о  мире, подписанный сегодня в  Версале, между Е.В.Британским и
Е.В.Католическим, с двумя приложенными к нему отдельными статьями, входящими
в его состав, равно и со всеми постановлениями, условиями и обязательствами,
в  оном  содержащимися,  был  заключен при посредничестве  Ея Императорского
Всероссийского Величества.
     В удостоверении сего и т.д.
     В Версале, 3-го сентября 1783 года.
     <i>(М.П.) Князь Иван Барятинский.
     (М.П.) А. Морков.</i><b>"</b>

     Идентичная  декларация  была  подписана в то же день представителем Его
Императорского  и   Королевского  Апостолического  Величества  графом  Мерси
д'Аржанто.
     "Во имя пресвятыя и неразделимыя Троицы, Отца, Сына и
     Святаго Духа.
     Аминь.
     Да будет ведомо всем, кому сие надлежит, или может
     в каком-либо отношении надлежать..."
     Таким образом, документально подтверждается  известный в узких  кругах,
но малоизвестный  широкой публике и  тщательно замалчиваемый до сего времени
факт активнейшего участия России в заключении Версальского мира 1783 года, в
трактатах  которого  была  фактически  признана  политическая  независимость
Соединенных Штатов Северной Америки...

     <b>*</b>

     <b><i>ВСЕ ВЕРНЕТСЯ</i></b>

     Сегодня - праздник в душе.
     Сладкое, неторопливое пробуждение.
     Утонченные ласки солнечного зайчика сквозь промытое, сияющее стекло.
     И на пальце - новое серебряное колечко.
     Решили наконец-то добраться до мазеповых палат.
     Но  нас поджидало  жестокое  разочарование.  Вокруг царит  разорение  и
непролазная грязь. Единственная в округе кладовщица ушла к соседке.  Поэтому
все  магазины погрузились в предобеденный  санитарный час,  растянувшийся на
добрые полдня и плавно переходящий в их закрытие.
     Невозможно проходить  равнодушно мимо фундамента  бывшего храма. Теперь
на нем  взгромоздились бездарные здания-сараюхи. Добр  человек  подвел нас к
заветному  подвалу - входу  в  родовую  княжескую усыпальницу.  Только она и
сохранилась до сего дня.
     И мы  в  день  нашей свадьбы спустились  в  преисподнюю.  Сейчас  здесь
разместилась  котельная.  Угольная пыль  раздирает рот  и  ноздри. Закопчены
двери,  стены и  свод. Сбитые  ступеньки  -  словно  остатки зубов  щербатой
пасти-пещеры. Великолепная  некогда усыпальница унижена  и разграблена. Ниши
со  склепами  забиты  антрацитом.  Подземные  ходы до времени  тоже  наглухо
"запломбированы" угольком. К каким еще тайнам они приведут ?
     Вот вступили в  прокопченную  зальцу котельной - и замерли  пораженные.
Над головами,  словно мистические созвездия на кромешном  черном небосклоне,
неугасимо сияли проблески  итальянской смальты: красной, лазурной и золотой.
Чья-то  рука  в  нескольких  местах  смахнула  копоть  с  потолка.  Или  она
осыпалась, словно "черная  позолота".  И росписи неистово закричали в  своей
первозданной, скрытой от злобы и ненависти разрушителей, нежной и доверчивой
красоте.
     Выйдя на свет божий, молча и крепко обнялись.
     Даст Бог, все вернется на круги своя...

     <b>*</b>

     <b><i>ТРИ СТУПЕНИ</i></b>

     Еловая аллея  вела прямехонько к палатам гетмана Мазепы. Но до палат мы
по-прежнему  не  добрались. Эта  елочная аллейка,  словно траектория  полета
молодецкой стрелы,  заманила  нас, доверчивых, прочь от дворца -  в туманное
марево незнаемого.
     Вступаем в тесноту музея села Ивановского. Три деревни, как три ступени
знаменитого  имени  обозначили  своего хозяина: Ивановское  -  Степановка  -
Мазеповка.
     Здесь не пропадает ощущение, что главным делом <b><i>этой</i></b> жизни  были  кони и
женщины. Они и только они несли Мазепу вскачь сквозь вязкое Время.
     Воистину <b><i>сила</i></b> этого  человека <b><i>жаждала</i></b>, и не  было печали  в сердце его.
Только расчет и неслыханное коварство...

     <b>*</b>

     <b><I>ГУСИНЫЕ ЛАПКИ</I></b>

     В полдень над  нашими головами  разразился самодеятельный концерт. Чета
Опенкиных  вывела перед изумленным  зрительным  залом  удивительных певцов и
танцоров-самородков.
     Восторгают   многоцветьем  красок  разнообразные   костюмы.  Изумителен
занавес.  Покоряют дивные, сочные и  глубокие голоса. Целостная, гармоничная
хореография, рвущийся вовне темперамент, молодецкий задор и азарт танцоров.
     Небольшой щипковый оркестр оживили русские трещотки и хитроватая улыбка
"балалаечника-контрабасиста" с преогромной балалаищей.
     В результате  через  два  часа мы выходили из  зала  с красными, словно
лапки у гусей, ладошками.

     <b>*</b>

     <b><I>С Н Е Г И Р И</I></b>

     Вчерашние  певуньи в  полном составе  вдруг высыпали на дорожки  парка.
Невесть  откуда  взялся гармонист,  и наши  души повела сквозь  обнажающиеся
из-под листвы дерева русская песня.
     Были и курская "чебатуха", и ливенская "мотаня", постепенно добрались и
до  малороссийских "частушек-прихватушек".  Девки прихватывали свою "сильную
половину"  весьма  чувствительно, а потом с заливистым  смехом отпускали  на
волю.
     Обогнули  озеро,  дошли до  бронзовой  птицы -  там начались танцы  под
гармонь. Как теперь говорят: играй, гормон!
     Обратно двинулись по следам неутомимого крота. Один бугорок вырос прямо
между бетонных  плит.  Как ему удалось  это сотворить - неведомо. Но люди не
устояли и растоптали этот маленький земляной мавзолей.
     Снова видели  снегирей  (вспомнилось:  так  в  старой  Москве  на  заре
двадцатого века называли нуворишей-миллионеров). Они такие же важные, полные
достоинства и в модных цветных галстучках на ярких манишках.
     Вечером вызвали  одобрительный  гул алкоголиков, когда явились на танцы
втроем: под  белы рученьки меня  ввели в  зал две прелестницы.  Наша  троица
уединилась, словно молодежная фракция. Зато у  нас здесь пахло молодостью, а
не перегаром.
     Вечернюю   разминку  закончили   чтением  вслух  моего  тезки  -  Игоря
Северянина: о Пастернаке, Цветаевой, Шмелеве и Пушкине.

     <b>*</b>

     <b><i>ВОЛЯ К КУЛЬТУРЕ</i></b>

     Пушистой искрой пронзила дорогу лисица.
     Спустились к Избице  и наткнулись на  обглоданный с краев стог  сена. А
через  несколько  минут бесшумные тени с тремя  рогатыми вожаками возникли и
тут же растаяли в не расчищенных лесных буреломах.
     Больше нам никто не являлся.
     День промелькнул в ожидании пуска всеми желанного бассейна.
     А   за  вечерним  дружеским  чаем  нежданно-негаданно  зародилась  идея
создания  самарского  фонда  "Культурная  инициатива"  на  основе   местного
художественного музея.
     В  Самаре,  к счастью, осталось  немало  подвижников, у которых  воля к
культуре сильнее, чем воля к власти.
     Дай же им Бог.

     <b>*</b>

     <b><i>НА ДВОРЕ - НОЯБРЬ И НЛО</i></b>

     За окном  - неугомонный птичий  грай.  Что-то, видно, произошло в  этом
птичьем  парламенте, но что именно -  глядя через стекло угадать невозможно.
Цепочка звуков осторожно вытягивает нас на прогулку.
     Светило надежно  укутано в облака  -  обозначено  лишь блеклым контуром
диска. Зато гораздо ниже таинственно  сияет и пульсирует ярчайшее <b><i>нечто</i></b>. Оно
то вытягивается в ослепительное веретено, то "сгущается" до бубнового  туза,
то обретает некую сладкую глазу и милую вкусу обтекаемо-каплевидную форму.
     Поиграв таким образом с нашим воображением (всеобщим! Но ведь все разом
оптически    обмануться    практически    не   могли),   <b><i>оно</i></b>    растворилось
бесшумно-бесследно.
     Произошло это ровно в полдень.
     Лес как бы проснулся: приободрился, приосанился. На  одной из куртин  -
самой  прозрачной -  отдаленные ели явственно  обозначили  зеленый,  глубоко
декольтированный бархатный наряд.
     Ветер,  нетерпеливо  огибая   березовую   рощицу,  вырвался  на  белый,
пестроцветный  луговой  простор  и,  набегавшись,  начал  подкрадываться  на
цыпочках к одинокой, пушистой березке.
     Сказать бы ей, желтокудрой, что на дворе - ноябрь!
     Да некому.
     Звенящая тишь.
     Пустота и безлюдье окрест.

     <b>*</b>

     <b><I>К О Л О К О Л</I></b>

     Мгновенно пожирающий пространство туман цвета сцеженного молока укрыл и
укутал окрестность.
     Легкий ветерок слегка встревожил газовые косыночки, прикрывшие верхушки
деревьев.  А   отдельные   клочья  тумана  запутались   в  веселом  курчавом
кустарнике.
     Тишина и лесной покой одновременно  хороши и опасны  для зверья: грубый
хруст  веток издалека  упредит, но  ведь и охотник вскинет  свой смертельный
стальной  жезл  на  малейший  нечаянный  шорох.  И  одним  легким  "зовущим"
движением пальца  распорядится: быть  или не быть этой  конкретной,  горячей
звериной жизни
     Сегодня слышали два отдаленных выстрела.
     В этих-то заповедных, исповедальных местах!
     В тишине они подобны грозным грозовым  раскатам. И гулять в <b><i>ту</i></b>  сторону
сразу же расхотелось.
     ... Наступил "сороковой день" Поэта.
     Где-то в Москве собрались его осиротевшие друзья. "Маяк" представил его
первый диск. Господи, срам-то какой:  только первый и посмертный. Прозвучали
две щемящие душу песни. Как два выстрела.
     Было физически больно  от  того,  что обезъязычили уникальный  народный
колокол.
     Стало пусто и одиноко.
     Скоро ль родится новый гений на нашей грешной земле?

     <b>*</b>

     <b><i>С Т И Х И Я</i></b>

     С самого  утра, словно группа захвата, заняли просторный спортзал  и до
седьмого пота колотили по волейбольному мячу. Он аж звенел от ударов.
     Левой-правой-левой-правой-левой.
     Кистью-кистью-сильнее-сильнее-еще сильней.
     Зато подача была потом: от стены до стены.
     В зал заглянул бадминтонист-самородок.
     Дал  нам форы  двенадцать  воланов,  но  все-таки объегорил  подчистую.
Только в конце гейма по-настоящему ощутили удар, резкость, азарт.
     Нежданно сбылась годовая, "сочинская" мечта о бассейне.
     Эта,  более плотная  стихия ласкала, нежила  и баюкала  наши  невесомые
тела. Она  поглощала целиком, без остатка,  без  звука и  всплеска. Впрочем,
иногда брызги тоже летели.
     Особенно буянили затейники-остряки,  пытаясь  хватать  женщин  за ноги.
Видно,  этих бугаечков опьянила сытная еда и открытые купальники - рядом. Но
нас они оплывали подальше: утопил бы любого из этих "водоплавающих"  алкашей
без предупреждения.

     <b>*</b>

     <b><I>С Н Е Г А</I></b>

     Наш парк  навестила внезапная  оттепель. Снега - ни  крошки.  Ни капли.
Дорожки  - сухие. Инкрустированные листьями "блюдечки"  льда пропали, словно
их и не было.
     На  фоне голубого  неба -  отчетливая  графика.  Тончайшая, изумляющая,
причудливая  сеть веток и веточек,  словно  гигантская, глобальная, прилежно
сохраняемая паутинка.
     Где же хозяин  всей этой  красоты? Сбежал  в очередной  раз,  прихватив
золотую  табакерку, украшенную алмазами. Сегодня наш  край - словно зябнущее
гнездо после  птиц,  спешно отбывших  в ближние и дальние страны. Стыдно.  И
больно душе.
     А страну  снова накрыл толстой периною снег,  спасая  от мороза то, что
еще сохранилось от робких всходов мирной, нормальной жизни.

     <b>*</b>

     <b><I>ЕЩЕ ОДИН ДЕНЬ В ВОДЕ</I></b>

     До завтрака - циркулярный, игольчатый душ.
     Потом до  полудня  -  бассейн, где  "случайно"  включились  брандспойты
гидромассажа, вмонтированные в кафельную стенку. Здесь как бы заново учились
плавать  лягушачьим  стилем брасс,  стилем  брасс, стилем  брасс.  Играли  в
догонялки  и  плавали  на дощечках  из пенопласта. У  этих досок прескверный
характер:  выпрыгивают  из-под  людей,  словно  живые, и норовят  обрушиться
сверху на голову доверчивого пловца.
     Зато потом  - нега колючего душа  и освобождение от  кошмарного  запаха
хлорки. Кожа при этом стягивает тело - словно тончайшие оковы.
     И, наконец, к вечеру происходит долгожданное погружение всего того, что
осталось, в хвойно-жемчужную ванну.
     Все. Сон и анабиоз.
     Возвращаться в  пошлый  окружающий  мир из пелены  этих  грез просто не
хочется. А возвращаться-то надо. Там уже ждут.

     <b>*</b>

     <b><I>ГЛУБИННЫЕ КОРНИ</I></b>

     Новая встреча с князьями Барятинскими.
     Вначале прошли  вместе с  фотографом  по  анфиладе роскошных  дворцовых
залов.  Потом (уже одни) вернулись и постояли в немом  благоговении  рядом с
бюстиками Ивана Ивановича, Александра Ивановича и Марии Федоровны.
     Мир их душам.
     Стены  в  этих  залах  когда-то  были обиты  тканями  с  уникальными  и
гармоничными рисунками. Менялись они каждые полгода - у князей была фабрика,
производящая  главным образом  сукно, которое высоко держало не только честь
князей, но и честь России.
     Да,  были в те достославные  времена  отечественные товары,  которые на
мировых рынках крепко бивали зарубежных  конкурентов - в том числе и славное
"аглицкое сукно".  Кстати,  то были,  главным  образом, плоды  нашей  мощной
промышленности, а не только водка, пенька, икра и меха.
     Княжеские дети с пятнадцатилетнего возраста получали в  самостоятельное
управление овечьи кошары и по несколько десятков  крестьян. Работали с ними,
обучая, узнавая народный характер, формируя "свои команды" единомышленников.
Вот   бы  поучиться   нашим,   закусившим  удила   в   междоусобной  борьбе,
современникам.
     А мы увозили отсюда барятинские секреты  наливки из  клюковки и кофе "с
лимоном".

     <b>*</b>

     <b><I>ТРЕПЕТНЫЕ МЕЛОДИИ</I></b>

     Где-то  вдалеке  взмахнула  рукой  с  пушистым  платком Зима. Сюда,  на
курскую землю легкой дробной россыпью докатились совсем незлые холода.
     Они  восстановили  роскошную,   узорчатую  живопись   берендеева  леса.
Развесили  на окрестных  деревьях люстры, сосульки-капельки  как бы озвучили
"органчики" размашистых еловых веток.
     Теперь  даже нечаянное появление  легкого,  как улыбка ребенка, ветерка
провоцирует  целые  гирлянды  звуков, сплетающиеся  в  прозрачные, трепетные
мелодии.
     А покачивание веток-люстр  волнует  слух  и  глаз внезапными  цветовыми
радужными  ударами.  Иногда  (как  на "висюлечках" из хрусталя)  цвет бывает
ядреным, насыщенным, сочным.
     Всмотритесь,  вон  рубиновый глаз  неведомого  раненого  зверя.  А  вот
ядовито-зеленый украсил белоснежные плечи зимы.
     А теперь - фиолетовый. Синий.
     Шаг назад - и по глазам снова бьет кричаще-пурпурный...
     Безумная, но дающая радость симфония звуков и красок.

     <b>*</b>

     <b><i>ПАЛЫЕ ЛИСТЬЯ</i></b>

     Нежаркое   осеннее   солнце  утром   вспыхнуло  и   надолго  запало   в
погрустневшие облака. Душа вырвалась в парк, но запнулась о  высокий порожек
охолоневшего воздуха. Вздрогнула и поежилась.
     Нас  потянуло с открытых  пространств  в  куртины, к  могучим деревьям.
Здесь, в  тишине,  даже прозрачные, тончайшие веточки  ломают и  гасят волны
холода. А остатная рябь может вызвать  "гусиную кожу" и только.  Под  ногами
тяжко вздыхают палые листья.
     С  посохом  в руках  чувствуешь  себя ежиком  из  детского мультфильма,
который выходит  из волшебного  леса с  яблоками  на спине  и  "шашлыком" из
желто-красных узорчатых листочков.
     И  только  в  вечеру,  слегка  измотанные  и   "отравленные"  пьянящим,
пузырчатым  кислородом, настоянном  на  банных  ароматах  полусонного  леса,
начинаем все быстрей и быстрей продвигаться домой.
     <b>*</b>

     <b><I>СНЕГОВОЕ УБРАНСТВО</I></b>

     Вокруг нас по всей России разбросала покрывало зима. А здесь - островок
поздне-летней природы.
     Вижу, как огромное поле пронизали колючие зеленые стебельки юной травы,
которой никто не подскажет, что ночью ударит мороз.
     Ее спасение - в снеговой  пенистой шали. Но горизонт пока  не обременен
тяжелыми   снеговыми  тучами.   Видно,   космос  дышит  в  сторону  от  этих
благодатно-доверчивых средне-русских краев.
     Рачительные  хозяева  сами  начали  утеплять  парящую,  словно  банька,
землю-матушку. Берут  под стеклянное крыло княжеские пальмы, нежнейшие розы,
цветы.  А  виноград "в пропилеях", видно, должен выстоять  сам в предстоящую
немилосердную зиму.

     <b>*</b>

     <b><I>О А З И С</I></b>

     Рядом с дворцом скромно притулился маленький аккуратный оазис. Вступаем
туда осторожно. Дверь слегка приоткрыта.
     Здесь - изумрудное царство.
     Глядишь  на подсохшую  за выходные  землю,  и возникает ощущение жгучей
жажды. Тут радуются любой лишней, случайно оброненной капле. В каждой из них
- по грану жизни.
     Вот - разноцветный ковер из бегоний.
     Благородные каллы.
     Слева безудержно-буйно цветут китайские розы.
     Справа стыдливо прячутся среди яркой  листвы  более  капризные  розы  в
ногах у которых стелется бесхитростный можжевельник.
     Неподалеку скучают  независимо-гордые кактусы с самыми  разными сортами
иголок и с разными характерами.
     А под высокой стеклянной крышей  - пальмы  и кипарисы. Взорвав кадки  и
кадушки,  они  вгрызлись  в  чернозем и сразу же бурно рванулись к нежаркому
солнцу.
     Что  ж,  достойные  детки  могучих  барятинских  пальм.  С  упрямством,
изворотливостью и хваткой, да с недюжинным русским размахом.
     Какой-то нахальный зверь (дыра размером с небольшой арбуз) роет ход под
мраморною  дорожкой,  выбрасывая  грунт  слева  и справа  от  нее. Он  может
погубить всех красавиц, подрыв корни. Это будет трагедия в зеленых тонах. Но
даст Бог...
     А  пока  княжеская  оранжерея живет своей потайной, надежно  скрытой от
нескромных глаз и алчных рук жизнью.

     <b>*</b>

     <b><I>ТАИНСТВЕННЫЕ РИТМЫ</I></b>

     В нашем лесу  по-прежнему стоит сногсшибательная тишина. И лишь изредка
из-за плеча подкрадываются звуки в обличье, например, треснувшей ветки.
     Вздрагиваем и оборачиваемся. Но  рядом нет никого. Потом  вдруг - новые
звуки: будто кто-то на бегу ведет палкой по  забору из штакетника. И снова -
длящаяся пытка  тишиной. Словно некто  следит за нами  издалека  и откуда-то
сверху.
     Затем  хаос  случайных  вздохов,  шорохов  и  вибраций  организуется  в
определенный и доселе неведомый ритм.
     Он усиливается.
     Еще сильнее.
     Причем ощущается даже не слухом, а скорее кожей.
     Будто кроме постоянно наполняющего природу множества музыкальных ритмов
и  шумов  с позитивной и негативной окраской над  ухом Земли дышит  могучий,
зовущий в неведомое ритм.
     Космический, вечный, непреходящий.
     Это  -  прелюдия какой-то, еще неслыханной  симфонии  Вселенной.  Можно
представить  последствия ее подлинного звучания (во весь голос),  если  даже
первые,  осторожные такты сразу  же пробуждают вулканы в давно спящих местах
планеты и  порождают  цунами.  Бегут  и  бегут  "мурашки"  по  океану  и  по
базальтовой коже Земли.
     Наверное,  и  поэтому  тоже  неоглядные,  убаюканные  зимой  российские
просторы как-то невольно ежатся  и посильнее  подталкивают  перед длительным
сном под бока уютное снежное одеяло...



     <b>* * *</b>



     <b><i>БУКЕТ НЕЗАБУДОК

     Роса - это синие слезы России.

     ЭКВАТОР ЛЕТА</i></b>

     Приветствую тебя, пышнотелое жаркое лето.
     В  это время в Подмосковье томительно, звонко, душисто. Цикады сводят с
ума своим перезвоном.  Но он сладок для  благодарного уха городского жителя,
который не избалован брызжущими через край красотами природы.
     Смакую,  наслаждаюсь  и  вслушиваюсь   во  все  эти  бесконечно  милые,
глубинные и родные звуки, перешептывания  и причитания. Вот и  сейчас  звуки
над   зеркалом  заводи   таковы,  что  слышны  чьи-то  страстные   вздохи  и
постанывания аж на том берегу.
     Если мне на руку или на колени садится передохнуть какая-нибудь местная
живность, то не отодвигаюсь, не смахиваю, а осторожно сдуваю ее. Пусть летит
себе дальше этой чей-то "обед".
     А  один  комаришко  успел вонзить хобот  в  руку так  глубоко,  что лег
навзничь   под   набежавшим   порывом  ветра.  Только  дочкино   прерывистое
"дуновенье"  смогло усмирить  этого зверя  и отогнало  его, разъяренного  от
меня.  Таинственная рябь  на  водной  глади.  Всплеск  Водяного за  лодочным
бортом.
     Милое, милое сердцу Подмосковье.
     Ширь, тишина и покой.

     <b>*</b>

     <b><i>В О Д Я Н О Й</i></b>

     Под окном разбросало свои темные крылья тихое озерцо.
     Лишь изредка наморщит  оно свой лоб мелкой рябью,  да по пояс выпрыгнет
рыбина  в  погоне  за  жирной  мошкарою. Или  чайка белым  смелым  росчерком
подпишет и исполнит приговор местному пескарю.
     Водомерки, которые кишмя  кишат  у пологого  берега, аккуратно  обходят
огромные точеные листья озерных лилий. Снизу на этих листьях гроздьями висят
"чалмы"  задумчивых и неторопливых улиток, которые ближе ко дну  сливаются в
сплошную колючую массу и исчезают где-то в глубине водоема.
     А когда однажды  веслом  нечаянно  поддел и  извлек из  пучины огромный
зеленовато-текучий  клок,  то доченька  решила,  что он  - из  бороды самого
Водяного.
     Отпусти его, папочка! Отпусти-и-и-и.

     <b>*</b>

     <b><i>ЦЕНА СВОБОДЫ</i></b>

     На  одном  из  терренкуров  Тата  изловчилась  и  поймала  за  крылышко
кроху-бабочку.
     Сама  только начиная  свою жизнь, она  прихватила пальчиками еще  более
нежную, жалобно трепещущую, как бы взывающую к нам о помощи жизнь. Синие очи
доченьки стали в этот момент темными-претемными от сострадания, недоумения и
еще чего-то явно неземного, космического, тайного.
     Мы с женой переглянулись - морозец пробежал по коже от одной  и  той же
мысли-разряда. Уже через мгновенье ее пальчики сами разжались.
     Смотрите-смотрите,  бабочка  <b><i>полетела</i></b>!  Я   ей  не  сделала  больно,  -
бросилась к нам дочка. Сияющая, счастливая мордашка.
     А в награду - полная крышка малинки.

     <b>*</b>

     <b><i>ДЕВИЧЬЕ ОДЕЯЛО</i></b>

     Сиплый дождик надо непременно терпеливо переждать.
     В  сосновом  бору  под   тяжкими,  увесистыми  каплями   гулять  весьма
неприятно. Бр-р-р-р. Спустя  пару-тройку часов на дворе вроде подсохло, хотя
небо по-прежнему призатянуто серыми "шторами".
     Решили высунуть нос на прогулку.
     Но неудачно: снова к нам привалился мокрым плечом тот же дождик. Видимо
думал, что мы его не узнаем. Хоть бы переоделся.
     Кроме нас, промочил всех знакомых бабочек и  трясогузок.  Буйствовал до
самого вечера.
     После дождя вся окрестность затянулась кромешным туманом.
     Его густые белесые клочья зацепились за верхушки деревьев вблизи нашего
балкона.
     А утром  показалось,  будто за  ночь было  изорвано и разбросано вокруг
могучей рукой чье-то девичье одеяло.

     <b>*</b>

     <b><i>З А П Л Ы В</i></b>

     Самая макушка дня.
     "Взлохматить" голубую поверхность  с визгом и воем, как  вчера,  нам  с
доченькой  сегодня  не  удалось.  Во-первых, в  бассейне уже  невесть откуда
появился более  расторопный народ. А  во-вторых, даже в самом  мелком  месте
нашей красавице все-таки "с ручками".
     Пошлепав  с  мамой  по  скользкому  полу, дочь  благоразумно  и  весьма
дальновидно коснулась только пальчиками водной глади и по-старушечьи сползла
вниз  по довольно крутым  ступенькам. Чувствую, что в ближайшее  десятилетие
с