а, я бы... ТЕТКИН Жил-был человек, к примеру -- Иванов, можно и Сидоров, ну хотите -- Петров. Ладно, пусть будет Теткин. Звали его Саша, ну или Коля, ну пусть будет Андрон. Отчество у него -- ну, ладно, отчество было. Андрон Теткин работал, к примеру, парикмахером, или, если хотите, кассиром, ну, пусть пекарем, или грузчиком, или инженером. Андрон Теткин работал футболистом. Но вот стукнуло Андрону тридцать пять лет. "Скорость не та," -- стал говорить тренер про нападающего Теткина, -- перевели защитником. "И хватка не та," -- сказал тренер после первого пробного испытания Теткина в должности голкипера. Теткин обиделся, виду не подал, написал заявление, и через два месяца Теткин уволился по собственному желанию. Пошел Теткин на обувную фабрику. "Возьмем -- будешь обувь разнашивать, то есть испытывать. Работа с разъездами связана, -- сказал директор. -- Согласны?" "Да привык уж, на прежней работе где-где, куда-куда только не ездил", -- согласился Теткин. Взяли Теткина в ОТК -- контрольным испытателем. В начале месяца Теткин надевал ботинки и отправлялся на неделю в Каракумы, после Каракумов -- в Якутию, после Якутии -- на Кавказ, а потом возвращался на фабрику, как раз в получку: сдавал ботинки -- получал деньги. Так Теткин проработал полтора года: получит ботинки -- и по инструкции: сначала Каракумы, потом Якутия, потом Кавказские горы, сдаст ботинки -- получит деньги и ...снова получит ботинки и т. д. Надоело Теткину, говорит директору: "Товарищ Ботинкин, я больше не могу! Хоть бы маршрут сменили. Или увольняйте!" "Ох! ах!" -- схватился за голову директор Ботинкин, но утвержденной инструкции не отменил, -- уволил Теткина. И опять ходит Теткин по городу -- объявления читает. Вычитал -- пришел на фарфоро-фаянсовый завод. Приняли Теткина в тарелочный цех по прежней специальности -- в ОТК -- посуду на прочность проверять. "Твое дело, -- сказал начальник ОТК, -- шмякнуть тарелку об пол: если пополам колется - принимай партию, а если на мелкие дребезги -- бракуй". "А если, к примеру, на четыре части?" -- поинтересовался Теткин. "Ну, это уж на твое усмотрение, -- главное, чтоб рекламаций не 6ыло", -- напутствовал Теткина начальник. И с того дня Теткин стал с 8 утра до 5 вечера, с перерывом с 12 до 13, бить тарелки... И надо сказать, по душе пришлась ра6ота Теткину -- бьет посуду весь день и еще, если надо, после смены остается; даже стал на дом работу просить. Начальник ОТK тов. Фарфурный -- опытный производственник, на слова скуп, тем более на похвалы, а и тот как-то на собрании сказал: "Давно бы наш коллектив занял первое место в фарфоро-фаянсовой промышленности, если бы все к труду относились так, как товарищ Андрон Теткин". А Теткин разошелся, во вкус вошел, до того заработался, что тарелки по ночам сниться стали. Да не только мажорные плюсы открылись в работе, а самые что ни на есть минорнейшие минусы: стал Теткин тарелки бить где ни попадя -- придет, к примеру, в столовую или ресторан, хвать тарелку -- и об пол, да еще комментирует: "Эт брак, а эт ничего - годится". Соседи и знать Теткина отказались. Стали Теткина привлекать в милицию - призадумался Теткин, да раз -- заявление на стол. Уволили. По собственному. И опять Теткин по городу ходит -- на объявления глядит. Нашел-таки работу. Устроился Андрон Теткин в редакцию -- рукописи рецензировать. "Если горит, то не подходит, а ежели не горит... но такого не бывает", -- напутствовал Теткина редактор. И понравилась Теткину новая работа еще пуще всех прежних. Сиди себе, подпаливай конверты с рукописями, да в урну железную. "Работу с рукописями индивидуальную проводи, -- сказал редактор, -- сразу по два конверта не жги, это и с точки зрения пожарной безопасности безопасней, ну и форточку почаще открывай, а то задохнуться же можно". "Рукописи?.. еще как горят!" -- отвечает Теткин, а Теткин своих слов на ветер не бросает. Жил-был Иванов, ну Сидоров, ну пусть будет Петров. Я ПОМНЮ ЧУДНОЕ МГНОВЕНЬЕ Как только это случилось, никто из аборигенов не согласился помочь Микаил Борисычу. А до этого все местные оббили всю дверь, валом валили, изъявляя свои устные и письменные предложения о помощи, -- если, в случае чего... Микаил Борисыч не был, конечно, удивлен людской неблагодарностью, но почему-то было ужасно обидно. "Ладно бы не знали вовсе, а то ведь не только знали... -- тяжко размышлял экспериментатор, -- сами же и подначивали, и помощь предлагали, холуйское племя!" Микаил Борисыч не спал седьмые сутки, поначалу как-то даже думал, осмысливал, а к концу третьего дня впал в оцепенение -- нет, он не заснул, он даже как бы бодрствовал: крутились же в мозгу какие-то слова, обрывки фраз и даже предложения, но более какого-то изобразительного плана в виде маленьких и больших транспарантов непонятного цвета. В понедельник пришла она, схватила за руку, потащила по тропинке в заросли камыша к болоту с красными лягушками. "Кайся!" -- сказала спокойно и уверенно. Он плюхнулся на колени в болотную жижу, воздел руки и с размаху головой под кочку -- застрял, стал захлебываться, тщетно обрывая с кочки осоку. Она помогла, выдернула из-под кочки его мыслительный орган, схватив за шиворот засаленной гимнастерки, аж пуговицы полетели. Пока он очухивался, она пришила пуговицы, срезав с нагрудных карманов "Больше не будешь? -- спросила строго, но с участием, погрозила длинным пальцем. -- Не сердись", -- и убежала. "Даже опомниться не дала", -- заплакал он, Микаил Борисыч, поплелся в гостиницу. Еле узнали мокрого, плачущего, лицо в тине. Отвели в прачечную, прокрутили три раза в центрифуге вместе с чьим-то дамским бельем, в результате чего Микаил Борисыч не захлебнулся, как следовало бы ожидать, а подавился незнакомым лифчиком крупного размера: заглотил только половину, а половина осталась торчать изо рта; простирав, Микаил Борисыча положили под гладильный американский пресс, промокнули и наклеили на деревоплиту прочным моментальным клеем, торчавший сбоку кусок лифчика аккуратно обрезали, пониже напечатали знак качества яркой краской. Прошло тридцать семь лет -- нескончаемым потоком со всех концов идут преклонить главу в знак верности его идее люди доброй воли. Мало кто помнит, в чем суть или смысл великой идеи, да это и не важно: идут поклониться страдальцу, мученику, борцу -- последнему могиканину, человеку, поставившему точку, хомо сапиенсу, заключившему нескончаемый ряд ему подобных, пострадавших за свои слова, человеку, который на восьмидесятый год Унификации Общечеловеческого Мышления (УОМ) сказал: "Припоминаю забавный случай" -- вместо регламентируемого "Я помню чудное мгновенье". НАШ ПАРОВОЗ Думаю, думаю, сомневаюсь, уверяюсь, решаюсь, бросаюсь, бегу, падаю, поднимаюсь, кричу: "Стойте! По-дож-ди-те!" Бегут, не останавливаясь. За ними что есть сил. Выдыхаюсь, плачу. Удаляются, уменьшаются, скрываются. Сажусь -- слез нет. Онемел.Ощупываю себя, щупаю. Что это? Другие бегут. Стойте! Стойте! Я с вами! Поднимаюсь -- бегу. Тяжело. Пот градом. Бегу. Не догнать. Удалились, скрылись, исчезли. Иду шагом. Пою бодрую песенку. Еще бегут. Молчу. Убегают. Скрываются. Иду шагом. Пою песенку. Четвертые пробежали. Сажусь на обочину -- растираю ноги. Ложусь на траву. Прикрываю глаза. Слышу топот. Как слоны. Глаз не открываю. Сплю. Просыпаюсь от топота. Идут. Целая колонна -- конца и края не видать. Прямо на меня. Раздавят. Лучше встать. Встаю. Надвигаются. Иду впереди. Слышу сопение. Прибавляю шагу -- сопения не слышу, только топот. Еще прибавляю. Топот еле слышен. Припускаю трусцой -- топота не слышно. Оглядываюсь. Обходят с флангов. Припускаю что есть мочи. Бегу-бегу. В глазах рябит. Все -- больше не могу -- плевать! Сижу на обочине. Топот. Пусть! Сопение -- пусть! Пойду с ними -- плевать. Подымаюсь. Жду. Подходят. Обходят. Толкают. Мычат. Орут. Ох! Иду с ними. Иду... Плыву. Оглядываюсь -- идут из-за горизонта. Смотрю: впереди и горизонта не видать за головами. Где-то запевают. Подхватываю: "Наш паровоз, вперед лети..." "ИИИИИИИИИИИИИИ..." Он стоял, прислонившись спиной к двери. -- Ну, иди же, иди! -- звала томно и ласково. Он схватил топор и -- хрясь по руке -- кисть отсоединилась и упала куском мяса; забрызгались обои... вставил ключ, на два оборота повернул и, съехав по стене, потерял сознание... Прошел месяц -- култышка болела меньше. Идя из "Мелодии", неожиданно столкнулся с ней. -- Привет! -- не сразу заметила, что у него нет руки. -- Привет. -- Что не заходишь? Какой-то странный. Ты что, обиделся? Я не сержусь. Хотя... Приходи вечером... Пришел домой, покурил, включил и выключил телевизор. "Теперь не страшно. Могу и сходить. А чего?" -- Я так и знала, что придешь, раздевайся... Ой, что у тебя с рукой!? -- С какой, длинной или короткой? -- засмеялся довольно. -- Пилой обрезало. -- Как же это?!. Болит? -- Да ладно, замнем, -- подмигнул без улыбки. Она замолчала -- собираясь. Собралась -- улыбнулась: "Давай кофе пить". Принесла кофе, лимон. -- Вкусный кофе, -- похвалил из вежливости. -- "Арабика" обычная, -- улыбнулась призывно. -- Даже если обниму, -- поплыла жирная мысль, -- ничего не будет. Подошел, обнял. Она обхватила его, впилась в губы. -- Могу и раздеть -- все равно ничего не получится... Раздену. И уйду, -- кругами плыла толстая мысль. Стал раздевать -- никакой эрекции. "Полежу... и уйду!" Легли... ушел утром... Пришел домой, залез в ванную, пялился долго в зеркало: бессмысленный взгляд побитой собаки. Заорал, застучал рукой по груди, голове: "Ааа". Полез на антресоли, достал веревку, зацепил за трубу отопления, повис, потерял сознание. Труба не выдержала -- лопнула -- рухнул. Валялся в луже воды, очнулся, лицо ошпарено; пополз в ванную, стащил с полочки пачку "Восхода" -- распечатал зубами. Полоснул по венам, держа лезвие зубами, раскровянил язык и губы. Потерял сознание. Вода из трубы залила квартиру -- хлынула на площадку. Прибежали соседи, жэковские -- выломали дверь: спасли, отвезли в больницу. В больнице надзор -- санитары-культуристы. Но выбрал минутку, улучил секунду, момент -- и в окно. Упал на клумбу. Сидит, плачет: "Иииииииииииииии..." НЕ СОВСЕМ СКОТИНА Нужно встать пораньше. Распахнуть окно. Вдохнуть полной грудью. И садиться к столу, пока чай не остыл. А потом закурить казбечину. Выпить еще один стакан чаю. Без сахара. И выйти из дому. В поле, к морю, на рынок, в цирк -- куда угодно. Только не оставаться дома. Только не тосковать, глядя в окно. Не скулить и не плакать. Просто выйти из дому: выпить пива или квасу, на худой конец газировки за копейку, и припустить вдаль. Пусть кричат вслед: "Бешеный! Дурак!" Пусть кричат -- это здорово подстегивает -- сил прибавляется, дышишь глубже, воздух чище, ветер приятнее. Бежать не останавливаясь. Бежать, бежать, бежать. И сказать у финиша: "Я -- первый, но я не буду рвать ленту. Я не нарушу гармонии предвкушения, ведь я еще не совсем скотина". А они засмеются, заквохчут, затопают. Но это не страшно. Раз сказал, то ничего страшного нет. Отныне ничего страшного нет. Отныне -- ничего страшного. И только яблоки стучат по земле, как искусственное сердце. А ОСТАЛЬНЫЕ РАЗОШЛИСЬ ПО ДОМАМ В этот пасмурный, с утра дождливый день все перевернулось: дети засвербели, затопали ногами, взрослым надоело пить чай и валяться на постели и они шарахались с веранды на кухню и обратно. Кошки, напуганные суматохой, не скрываясь справляли нужду где попало: на столе, на кровати, в посудном шкафу... Дождь лил не переставая. Вкупе с ветром природа лета обернулась поздним ноябрем. Инстинктивно ожидались морозы и снегопады... Электрички проходили глухо и невзаправдашно. На одной из таких электричек приехал Самуил. Приехав, захохотал безудержно, без стесненья, без вежливости для виду -- сразу потребовал музыки, света и вина. Поставили Гершвина, включили настольную лампу, налили тридцать шестого чаю. Самуил не возмутился. И тогда-то все вдруг поняли: можно! Дети притащили с чердака свинцовую кацавейку. Взрослые напялили ее на Самуила задом наперед, усадили на покалеченный стул и стали кормить сухими макаронами. Самуил слабо сопротивлялся. Принесли штопор -- стали выкручивать Самуиловы глаза. Самуил закричал. Прибежала бабушка с топором, плохо насаженным на топорище, -- стала пугать мучителей Самуила. Топор сорвался с топорища, ударил Самуила в висок -- Самуил дернулся и испустил дух. Все сразу посерьезнели, хотя испугаться еще не успели, завернули Самуила в ковер и бросили в колодец. Бабушка, как самая опытная и предусмотрительная, на этом не успокоилась -- стала заговаривать духов: бегала по саду, улюлюкала, свиристела, пищала, материлась на разных языках и диалектах, пока не свалилась замертво у крыльца. Дети схватили ее за ноги и оттащили к железнодорожному полотну, бросили на рельсы и присыпали землей. Кошки, испугавшись расправы, покинули дом... Артем Самуилыч, Варвара Самуиловна, Федор Самуилыч и Свиреп Самуилыч сидели на веранде и пили чай с баранками, конфетами, пряниками, леденцами и селедкой. Артем Самуилыч любил пить чай с рафинадом в прикуску. Варвара Самуиловна любила штопать носки, Федор Самуилыч в конце концов повесился, а остальные разошлись по домам... ТЫКВА Стоит Совельев на автобусной остановке, а рядом с ним тыква лежит и говорит человеческим голосом: "Эй, мужик! Возьми меня! Я тебе службу сослужу!" Взял Совельев тыкву в карман, а карман по шву разорвался. Бросил тыкву -- решил не брать с собой, тут как раз автобус, которого ждал, подходит. А тыква как заверещит: "Ииэй! Возьми меня! Пригожусь!" Взял Совельев тыкву, сел в автобус -- сидит, едет. Останавливается автобус -- кондуктор влазит: "Граждане, оплатите проезд!" -- и по салону пошла. Подходит к Совельеву -- Совельев сунул ей, как положено, двадцать копеек. "А за багаж кто платить будет?" -- кондукторша спрашивает. "За какой?" -- возмутился Совельев. -- Вот за тыкву! -- Да вы ее себе возьмите, -- говорит Совельев. -- Нет уж, нет уж, -- я не дура тыквы в подарок брать, взятки. Берите билет на багаж -- тридцать копеек. Отдал Совельев тридцать копеек и посмотрел на тыкву неприязненно. "Че вылупился?" -- спрашивает его тыква, так Совельев аж рот от непотребной такой наглости да от неблагодарности раскрыл. -- Ты чо пасть-то раскрыл, не узнал что ли? Жена я тебе законная! -- Как жена? -- опешил Совельев. -- Да вот так! Ну, пока, может, не жена -- временно, но невеста -- это точно. Поехали в ЗАГС -- счас распишемся. -- Да, -- опять раскрыл Совельев рот, а сказать ничего не может. -- Эй! -- закричала тыква шоферу, -- у ЗАГСа тормозни! -- Разоралась тыква на весь салон, а народ хоть бы что, будто и не такое видали. Тут шофер притормозил, а тыква Совельева в бок толкает -- выходи, мол. Взял Совельев тыкву в руки и прямо в ЗАГС пошел -- идет, шатается. "Засмеют!" -- думает, а ТААМ -- большой плакат: "Граждане, брачующиеся с тыквами, обслуживаются в первую очередь!" Подошел Совельев с тыквой к столу регистраторши, а регистраторша бланки сует: "Все заполнено, -- говорит,-- распишитесь!" Расписался Совельев, а тут свадебный марш Мендельсона. У регистраторши аж слезы выступили -- свидетельство протягивает. "Будьте счастливы, -- говорит, -- уважайте друг друга". Вышел Совельев с тыквой из ЗАГСа -- голова кругом идет, в нагрудном кармане твердость ощущает. Пришел домой -- тыкву на кухне на стол положил, а сам впал в забытье... Проснулся, пошел в кухню, а на кухне вместо тыквы Довнецов сидит. "Ты уж прости меня, Совельев, -- говорит Довнецов, -- я жрать захотел, а ты спишь, ну я смотрю -- тыква, ну, кашу сварил -- вроде ничего, вкусная, я тебе счас тарелочку насыплю, хорошая каша -- сюда бы маслица еще". "И без масла хороша", -- сказал Совельев, но к каше так и не притронулся. САГА Плыла по морю Навага. Шторм поднялся -- утонула Навага. Вот и вся сага. СИМВОЛИЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ пьеса для чтения Д.Л.: Исп-и: Сума -- 3кг Тумак -- 5кг Туман -- 100м( Сама -- одна Действие первое и последнее САМА: Я всегда знала, что в тумане нет ничего хорошего. Вот шла, заблудилась и суму потеряла. ТУМАК: Как дам сейчас -- сразу перестанешь хныкать! ТУМАН: Эх, всем я некстати, лишь казнокрадам да татям. СУМА: А мне все одно, кто носит меня, я свою службу справно несу: что покладут, то и несу. Вдалеке слышится голос Аллы Пугачевой: "Я несла свою беду..." ЗАНАВЕС ЗА СТЕНОЙ I Комната; в комнате напротив двери -- кровать, рядом с кроватью раздвижной стол, напротив стола гардероб сороковых годов, рядом с гардеробом сервант пятидесятых годов, приспособленный под книжный шкап. На полу красное ватное одеяло -- толстое, в углу кресло. На столе проигрыватель, листы белой бумаги и ручка. Голоса за стенкой, видимо на кухне, слышен звон посуды, звук ножа, режущего овощи или мороженое сало: 1-й голос. Расскажи че-нибудь. 2-й голос. Чего? 1-й. Ну, что хочешь... 2-й. Чай закипел... 1-й, Счас заварю. 2-й. Сам заварю... Звук льющейся воды. пауза Минуты две-три слышно поскрипывание стульев (венских, гнутых, старых дачных). 1-й. Заварился... Наливать? 2-й. Наливай. Слышно прихлебывание и размешивание -- звук ложки о стакан. 1-й. Посоветуй, что мне делать? 2-й. Да и не знаю я ничего. (Голос оживляется.) Что я могу посоветовать! Хотя бы тебе такую работу найти, где на "Вы" называют. Впрочем -- это не главное. Тебе напечататься надо! И от родителей уйти! II Кухня. В углу раковина, у раковины ведро, доверху наполненное мусором. Два стола впритык у стены с окном. В другом углу против раковины -- газовая плита, рядом с плитой еще стол. Над столом и газовой плитой сушатся белые трусики, полотенце и носки. На столе пишущая машинка с заправленным листом. За стенкой голоса: 2-й. Мне плевать! 3-й. Пожалуйста, не говори об этом. пауза Звяканье ложек о стаканы. 2-й. Ты ешь пряники-то. 3-й. Не хочу. 2-й. Ах, да ты теперь семейный человек. 3-й. Да. Семейный. Ну и что!? 2-й. Да нет, я так. Тебе знаешь, что нужно!? Хотя ты и сам об этом знаешь. 3-й. Что? 2-й. Да ты и сам знаешь. Рисуй - и все. Брось ты всякую работу ради денег. 3-й. А что, она меня кормить будет?! III Комната, как и в первой сцене, только на проигрывателе крутится пластинка. Увертюра к опере "Альцеста" Глюка. Мелодия кончается. Слышен скрип старенького проигрывателя (иголка по пластинке). Голоса за стеной: 4-й. Хорошая музыка. 2-й. Ага. Мы с ним слушали, так он признался, что его будто раздевают. "Врать невозможно", - так и сказал. 3-й. Эх, а мне тетрадки проверять. Целый воз. Может, поможешь? 2-й. Конечно. Мне интересно даже. Все-таки я зря бросил учительство. Хотя и не зря. Но здесь, в городе, я бы поработал. А впрочем, ерунда. 4-й. Да, а как же мне вот с моей рукописью. Не дает мне покоя последнее время. 2-й. Отличная повесть или даже роман. Я думаю, напечатают. Ее, главное, на машинке отпечатать. 4-й. Да, главное... А ты знаешь, я сейчас стих написал, принести? (Шаги в другую комнату и обратно.) Я так обрадовался. Шелест бумаги. 2-й. Хороший стих... Но ты знаешь, глупо говорить комплименты. IV Комната, как в первой и третьей сценах. Только на полу, на столе и на кресле много сумок, пакетов, шапок, шарфов и перчаток На проигрывателе крутится пластинка -- "Пупо". На столе из-под груды шапок и перчаток белеет пачка листов, на полу машинка с вставленным листом и чьим-то именем в углу. Рядом валяются тетрадь и ручка. За стеной и за дверью слышно много мужских и женских голосов, смех, топанье, хлопанье, скрипение лестницы, ведущей на второй этаж. V Прихожая. Лестница на второй этаж. Напротив дверь на кухню. Прямо -- дверь в комнату с проигрывателем. Под лестницей две двери в комнаты. Сверху слышны мужской и женский голоса. Под лестницей в комнатах: в одной - храп, в другой -- женский голос и мужское погмыкивание. В комнате прямо, где проигрыватель, - шум многих голосов. 5-й. Да на черта я буду читать ваше говно. Я сам уже давно говна не пишу и вообще ничего не пишу. Зачем? Бога забыли! Прихожая, как в предыдущем действии, но свет потушен. Еле проглядываются лестница, двери и т. д. Почти ничего не видно. Силуэт человека, что-то бормочущего. Из всех дверей слышны храп, сопенье, скрипы кроватей... Невидимый человек громким шепотом: "Идите-ка вы к черту!" Хлопает наружная дверь, и тишина. пауза Потом снова слышны храпы, скрипы, стоны. Полное затмение. Сначала тихо, потом звук усиливается - "Альцеста" Глюка (увертюра). ЗА ВСЕ В ОТВЕТЕ Пролог На зимних безлистных деревьях сидели птицы: кукушки, дрозды, синицы, клесты, вороны, воробьи. Подошла к самому большому дереву, на котором сидел Воробей, Лиса и спросила: "Тяв-тяв, а где здесь ворона с сыром? " Воробей, вцепившийся руками в ствол, сидел на тонкой для его веса ветке. Ветка подозрительно потрескивала. Воробей сказал: "Чик-чирик..." Подумал и выдавил, т.е. сымитировал скорбь: "Погибла Ворона", -- и сильнее вцепился в ствол. "Как?" -- спросила Лиса, имитируя удивление, спросила машинально, автоматически. "Так-так, упала и разбилась. Чик-чирик", -- быстро проговорил Воробей и дернулся, ветка затрещала и обломилась. "Ой-ейй!" -- закричал Воробей, почему-то опустил руки и полетел на мерзлую землю, ударился головой и затих. Лиса бросилась бежать, бессмысленно бормоча на ходу: "Тяв-тяв, тяв. Тяв, тяв, тяв, тяв..." Воробей лежал на спине, вокруг головы расплылась лужица бледно-красной крови... Сбоку лужицы валялся облезлый воробьиный клюв с продернутой по бокам грязно-белой резинкой, как от армейских трусов... СНАЧАЛА I Пустая кубической формы комната. У стены лежит шар -- то ли гипсовый, то ли мраморный, полметра в диаметре. На шаре сидит человек в птичьей маске -- вороньей или сорочьей, в тельняшке, черных семейных трусах, на босу ногу. Громко плачет. Птица. Уууу, ээээ, гмх, гмх, гмых, ой люлюшеньки люлю, чик-чиирикчирикчирик. Открывается окно, в окно влазит толстый человек в маске то ли тигра, то ли кота, смеется на ходу нагло и развязно. Кошкин Брат. Маха-маха-махаха, мяуха-ха-та-ха-ха, хама, пама, ха-ха-ха, мяур-мяур, мур-мур. Птица (вытирает слезы под маской рукавом длинной не по росту тельняшки.) Ойчирик, Кошкин Брат! Здравствуйчик, приветчирик. (Улыбается.) Кошкин Брат. Ой, как неловко, птица, мр. Вот так. Ушел от женымр, мур-мур, пусти переночевать, пожалуйста. Птица. Конечночик, конечночирик, ложись в моей спальне. (Открывает дверь соседней комнаты, Кошкин Брат уходит, через минуту из-за стенки слышно пение.) Мяурмяурхахаха Остальное чепуха Схватим птичку за бока И отпляшем трепака (на манер укр. нар. песни). ПОТОМ II Стук в окно. Птица выходит из комнаты с шаром и скоро возвращается с высоким плотным человеком в маске то ли собаки, то ли шакала. Поверх маски очки. Шобака Сакал. Извини, Птица. Я к тебе с просьбой. Даже с двумя. Птица. Конечночик, конечно. Шобака Сакал. А впрочем, если стесню, тоав... Птица. Да что ты, Шобака?! Шобака. Я к тебе пожить -- надоело с женой лаяться. Ты меня возьмешь пожить, деньги я заплачу? Птица. Да ты что, Шобака, какие деньги? Шобака. Ну ты же платишь хозяйке... Птица. Ну как хочешь... А, да ведь и Кошкин Брат приехал... Тоже от жены ушел, то есть не от жены... Шобака. Ну, это их дело, жена она или не жена. Женагавгав, только не расписаныгав. Птица. А еще что за просьбачик? Шобака. Да, это ладно... То есть машинка у тебя есть? Мне отпечатать нужно повесть свою... или не стоит? Ты читал? Птица. Да, отличная повесть, даже романчик-чик-чирик. Конечно, печатай. Шобака. Да я-тяв, не умеюав. Да и сам знаешь, устаю на работе. Птаха. Ну ладно, я отпечатаю. Шобака. А яав поспяюууу, ладноаввв? Тява-тява-тява-тяаавф (ласково). Птица. Спи, пожалуйста. Наверху Кошкин Брат спит, а ты в этой комнате живи... Шобака. Ну, спокойной ночи... Да, тяв (ласково) тява-тяф. Если можешь, побыстрее отпечатай! Птица. Да, конечночик. ПОТОМ III Птица открывает шар - в шаре машинка и стопки чистой белой бумаги, заправляет листы. Раскрывает рукопись -- черную клеенчатую тетрадь, начинает печатать. Дверь открывается, входит Кошкин Брат, зевает. Кошкин Брат. Соснул немного. Птица, пошли чай питьмяур. Птица. Счас поставлючик. Птица и следом Кошкин Брат уходят на кухню. Слышны голоса, звяканье чашек и ложек. ПОТОМ IV В комнату с шаром входит Птица, достает из шара часы. На часах 2.30. Ночь. Начинает печатать. Печатает. Затемнение... на две минуты - звук машинки. Окно светлеет. В комнате виден Птица печатающий. Рассвет. Дверь открывается, входит Шобака Сакал. Шобака. Аааав (зевает). Аввававааав. Пошли чай пить, Птица, брось ты, отдохни. Птица. Счасчик. Допечатаючик. Уходят. ПОТОМ V Входит Птица. Маска с клювом на лбу. Под глазами круги. Птица. Ох, посплю немного. Сворачивается у шара и засыпает. Затемнение. Дверь открывается, входит Кошкин Брат. Кошкин Брат. Эй, Птица, проснись. Слегка толкает Птицу рукой. Птица вскакивает как шальной. Птица. Что?! Что?! Где?! Kaк!! Кошкин Брат. Ты что, ошалелмяв? Птица останавливается, неожиданно быстро надевает клюв-полумаску на нос. Птица. Охчик, испугалсячик, сончик приснилсячирик дурнойчик. Кошкин Брат. Пошли чай пить... Уходят. ПОТОМ VI Птица в комнате с шаром. Птица. Ох, все ушли... Стук в дверь. Голос Обоз Яны. Птичка, это я, твоя Яна. Птица. Кто-кто?! (Испуганно.) Обоз Яна. Птица, это я, Яна Обоз. Открой. Птица. Сейчас, сейчас. Подкатывает шар к двери, а сам неуклюже вылазит в форточку. Дверь скрипит, трещит, в дверь бьют руками и ногами одновременно. Когда дверь поддается и открывается, за окном исчезают босые ступни ног. НАКОНЕЦ VII Перед домом дерево без листьев, у дерева человек с птичьей полумаской лежит скрючившись, без движения. В стороне Кошкин Брат, Шобака Сакал, Обоз Яна. Обоз Яна. Эх, только не хватало -- у6ился. Кошкин Брат. Это ты его убила, макака! Яна. Сам ты гад похотливый... Шобака Сакал. Аввы и вправду как звери, дуррачье. Его надо сжечь, чтобы улик не было. И дом наш будет. Все молча сгребают ногами кучи листьев к птичьему трупу и поджигают... З а т е м н е н и е. Эпилог Гостиная в доме. Гости сидят за столом. Кроме Шобаки Сакала, Обоз Яны и Кошкина Брата, много других людей в звериных масках: свиных, поросячьих, страусиных, крокодильих и т.д. Пьют чай. Обоз Яна. Ах, а как он меня любил. Это он покончил с собой от любви ко мне. Я как-то, не сообразив, обидела его, назвав Пичужкой. Даа... Шобака Сакал. Говорят, он погиб где-то в Восточной Африке. Авва. Кошкин Брат. Да, мурмур, он всегда шел навстречу опасностям -- это рок. Неожиданно за окном слышится шипенье. Все смотрят на окно. Яркий столб пламени вздымается за окном, и все видят человека в золотой одежде, с золотым клювом на лбу и с золотыми, нестерпимо сверкающими крыльями. Затемнение. Виден только человек с крыльями, блики пламени на стенах, и слышны голоса. Обоз Яна. Я ничего не вижу! АААаааааааааааааа!!! Шобака Сакал. Ой, темень какая, я ослеп! Кошкин Брат. Мяаааааааа!!! Крики и шум нарастают. Занавес ЧУНДРИКИ Действующие лица: Индрик Юндрик Андрик Дюндрик Карлун и Барлун Действие 1 Индрик бегает по столу: Эх! Эх! Эх! и т.д. Дюндрик ковыряет в носу: Ниток бы зеленых купить -- я бы сшил большой самовар. Действие 2 Юндрик и Андрик лазят под столом и под кроватью -- туда и обратно -- и т.д. Действие 3 Карлун и Барлун смотрят телевизор. Карлун: Дай чаю! Барлун подает ему трусы. Карлун: И чаю, пожалуйста. Барлун подает чайник. Карлун: И заварник, пожалуйста, и кипяток, пожалуйста, и самовар, пожалуйста, и сахар, пожалуйста, и утюг-мутюг, пожалуйста-можалуйста. Барлун: Счас чундрики придут. Надо прятать все. Карлун: Я спрячу -- не скоро найдут. Барлун: Как хочешь, я спать буду. Карлун: Чундрики придут -- надо угощенье готовить. Барлун: Я приготовлю -- за уши не оторвешь. Карлун: За ноги да об пол -- весь мой сказ. Действие 4 Чундрики: Индрик, Юндрик, Андрик и Дюндрик входят в комнату с плакатом "Вся власть -- Сове!" Карлун и Барлун спасаются бегством. ПЬЕСА -- ПЬЕСА Действующие лица: Гражданин им. Толстого Л.Н. Гражданка No 16 Сидоров Махмудов Милиционер Летчик Пожарная Действие 1 На лестнице стоит Махмудов, пьет кефир. Подходит Гражданка No 16, кричит Махмудову: "Не выбрасывайте посуду!" Махмудов не отвечает -- он глухой. Допивает бутылку и засовывает в карман кожаного плаща. Слышатся далекие голоса; они приближаются. Гражданка No 16 начинает беспокоиться, кричит Махмудову: "Бутылку мне отдаете! Договорились?" Махмудов испуганно смотрит на Гражданку No16 и лезет вверх по лестнице. Действие 2 Летчик сидит в кресле в просторном зале, на столике перед ним бутылка водки, две стопки и чуть заплесневевший плавленый сырок. Появляется Сидоров, слегка похлопывает летчика по плечу: "Заждались? (возбужденно). Ну, здравствуйте, здравствуйте!" Летчик кивает, с опаской глядя на сыр. Сидоров: Собственно говоря, ближе к делу. Собственно говоря, дело простое, не такое простое, но уж и не такое сложное. Летчик с опаской смотрит на Сидорова. Да, нужно снять некоего субъекта с некоего труднодоступного объекта. Вы в принципе согласны? Летчик испуганно кивает и смотрит на водку. Действие 3 В углу просторного зала стоит длинная лестница, на самом верху ее сидит Махмудов, поет "Джип-джип джюджялярим..." Под лестницей стоит столик, на столике -- стопки, перевернутые вверх дном. Под столиком лежит летчик, слегка похрапывает. Вокруг столика бегает Сидоров, делая скорбное лицо и безумные глаза. Появляется Гражданка No16 с криком: "Чур моя, чур моя", хватает бутылку из-под водки. Сидоров (замечает Гражданку No16 и кричит): Вы не врач? Не врач ли вы, собственно говоря? Гражданка No16: Бутылочку пожалел? Да знаешь ли ты, что у меня дом сгорел? Что детям моим единоутробным негде голову прислонить. Ты знаешь, каково мне с четырьмя в одном сундуке жить? Я, может, на хату бутылки собираю! Сидоров (замирает неподвижно): Вы, дамочка, собственно говоря, не так меня поняли, я, собственно говоря, хотел господина Махмудова с лестницы снять. Гражданка No16: Тебе что, дармовую бутылочку хапнуть захотелось? Я уж бутылочку эту... он мне сам ее отдал, говорит, как слезу, так и отдам. Сидоров: Так и сказал? Махмудов? Слезет? Непостижимо! Я уже восемнадцать раз по просьбам трудящихся снимал Махмудова, но ни разу, понимаете? Ни разу Махмудов не покидал своих высоких мест добровольно! Гражданка No16: Так ты что же, из-за посуды его снимал? Сидоров: Да нет же! Собственно говоря, исключительно по просьбам трудящихся. Гражданка No16: Его бы хорошо, чтоб бутылочку не разбил. Появляется заросший, неопределенного возраста человек -- это Гражданин им.Толстого Л.Н. Гражданка No16: Еще один соискатель! (с неприязнью и испугом) Вы посуду ищете? Здесь нет свободной посуды -- опоздали. Гр. им. Толстого: Я, собственно, ищу пожарных -- у меня дом горит, ну, моя Полусофья Полуандревна и послала меня за пожарными, у вас, граждане, пожарных не наблюдается? Сидоров: Вы бы в милицию обратились с розыском. Вам там, собственно говоря, должны помочь. Гр. им. Толстого: А как же обратиться -- устно либо письменно? Гражданка No16: А ты закричи, что грабят, может, кто и услышит да прибежит. Появляются милиционер с пожарной, под ручку. Пожарная: Заранее объявляю, товарищи, -- у меня медовый месяц. Пауза. "Поздравляем! Поздравляем!" -- кричит милиционер, остальные молчат. Пожарная: Спасибо! Мы с мужем очень благодарны! (Толкает милиционера в бок, громким шепотом: Благодарны!! Рады стараться!) Милиционер: Мы вам, граждане, извиняюсь, товарищи, премного благодарны. Просыпается летчик, выползает из-под стола: Где мы? Где потерпевший? Кого снимать? Милиционер: Нас, пожалуйста, а когда карточки будут? Гражданка No16: Карточки вчера отменили, а теперь талоны дают. Сидоров: По два кило на нос, собственно говоря. Гр. им. Толстого: А у меня дом горит. Пожарная: Я в отпуске -- у нас медовый месяц. Если не сгорит к концу отпуска, обязательно помогу. Гр. им. Толстого: Не должен. Третий год горит. Жена говорит, пока пожарные не приедут -- не сгорит. Милиционер (мечтательно): Эх, если бы не отпуск, проверил бы у вас документы. Рожа, извините, к отпуску не привык, лицо у вас подозрения просит, то ли вы бомж, то ли студент, то ли токарь-рецидивист? Гр. им. Толстого: Я -- писатель. Пишу романы. Два моих романа удостоены премии имени Войны и Мира, а сам я удостоен имени Льва Николаевича Толстого. Неожиданно падает лестница вместе с Махмудовым. Все пугаются. Гражданка No16 тихонько выхватывает из кобуры милиционера пистолет, прицеливается и методически всех застреливает: Ура! Дети спасены! Итого у нас четыре тысячи девятьсот девяносто девять рублей плюс двадцать копеек! Пять тысяч и дом наш! Подходит к трупу Махмудова, шарит по карманам, вытаскивает осколки бутылки, глаза ее безумеют, кричит: Дети мои в сундуке!! -- стреляет себе в висок. На маленьком столике друг против друга стоят опрокинутые стопки из-под водки, как бы символизируя собой нерушимость идей. ЗАНАВЕС КАПКИН Капкин сидел за пишущей машинкой, раздумывал, как начать не так давно задуманную вещицу о Капкине. Вообще-то нового о Капкине сказать невозможно -- с Капкина Рождества и до Рождества Капкина только о Капкине и говорят. Но ничего нового Капкин о Капкине говорить не собирался -- просто Капкину показалось, что он может сказать по-новому. Капкин сидел за пишущей машинкой, вспоминал удачи и неудачи, пустяки, нелепицы, забавные истории, абсурды, теоремы, законы, мифы -- все, что связано с Капкиным, а с Капкиным связано все в этой жизни: спать ложишься, вспоминаешь Капкина -- Капкин под боком сопит, просыпаешься от того, что Капкин за плечо дергает. Недавно Капкин пошел в сортир, грубо говоря, газетку почитать, вычитал постановление, что авторы за свой счет могут печататься, -- скорее подтерся, штаны застегнул и в издательство, к редактору главному пробрался, к товарищу Капкину, рукописи показывает: "Напечатайте меня за свой счет, товарищ Капкин!" "А о чем вы пишете?" -- спрашивает редактор Капкин. "Миниатюры из жизни Капкина". "Это хорошо, -- отвечает Капкин Капкину, -- но понимаете ли, что в первую очередь мы должны о жертвах капкинских репрессий издавать книжки. Сейчас, во время окончательного, я надеюсь, развенчания культа личности Капкина, мы должны поддержать призыв партии и правительства о преодолении культа личности и о реабилитации невинных жертв капкинского произвола, о восстановлении капкинских принципов построения социализма. Вот видите -- список внеочередных экспресс-изданий: Капкин "Колымские рассказы", Капкин "Дети Арбата", Капкин "Крутой маршрут". А во вторую очередь у нас забытые или вовсе не известные нашему читателю выдающиеся писатели зарубежья: капкинский лауреат Капкин; американец, выдающийся капкинист Капкин; "Архипелаг ГУЛАГ" Капкина -- очень много. Но вот если достанете бумагу, да еще типографию найдете, мы вам, товарищ Капкин, с удовольствием поможем напечататься". Пошел Капкин по журналам: в знаменитом "Огоньке" у Капкина в первую очередь печатаются лишь материалы о капкинских репрессиях, о капкинско-капкинском процессе над деятелями застойной капкинской эпохи, а в других -- и вообще с Капкиным не разговаривали. Капкин не заплакал, пошел домой, сел за машинку и стал писать ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ТОВАРИЩУ КАПКИНУ Уважаемый товарищ генеральный секретарь! Обращаюсь к Вам с просьбой о разрешении издавать мне литературный художественный журнал, так как только таким способом я полнее всего смогу реализовать себя, а значит, максимально содействовать перестройке и обновлению общества. Для того чтобы Вы познакомились с моими способностями к этой работе, прилагаю небольшой рассказ: КАПКИН Капкин стоял на остановке. Дул холодный ветер, автобуса долго не было. И тут к нему подошел гражданин, спросил: "Вы не хоккеист Капкин?" Капкин почему-то испугался и молча посмотрел в глаза спрашивающему, потом отрицательно покачал головой. "Извините, бывает", -- с сожалением сказал гражданин, вероятно, рабочий магазина, так как был одет в белый запачканный халат с вышитой фамилией "Капкин" на нагрудном кармане. Гражданин и вправду оказался рабочим магазина, так как пошел именно в магазин. Не зная почему, Капкин пошел вслед за грузчиком "Капкиным", как условно назвал Капкин рабочего. В магазине "Капкин" потерялся, а Капкин забыл о нем, когда вспомнил о своем дне рождения и решил побаловать себя чем-нибудь вкусненьким ради праздника. Купил соевых конфет, вареной колбасы и армянского коньяка за 13-80. Пришел домой, а там гость -- давний приятель Капкина -- Капкин. Только сели за стол, еще гость -- художник Капкин с двумя бутылками спирта. Встретили-отметили День Рождения. Перепились, передрались. Очнулся Капкин в вытрезвителе -- сержант знакомый -- Капкин разбудил, повел к майору Капкину, а майор акт протягивает и квитанцию. "Взяли у тебя, Капкин, пятьдесят рублей за разбитое зеркало в ресторане, привлекать не будем по случаю твоего дня рождения, -- налили майор Капкин сто грамм в чайный стакан, -- на, Капкин, выпей, да иди домой отдыхать". "Славный все-таки этот майор Капкин", -- думал Капкин, едучи домой сидя в электричке. "Граждане, билеты", -- некстати появились контролеры. "Ни билетов, ни денег", -- сказал Капкин равнодушно контролерам. "Товарищ Капкин, выпиши гражданину акт на оплату", -- сказал старший контролер помощнику. "Хорошо, товарищ Капкин, -- отвечает помощник старшему, и к Капкину обращается: -- Как фамилия?" "Фамилия моя Капкин -- вот и все, что вам не нужно знать", -- процитировал Капкин классика-фантаста Капкина. Приехал домой, а дома котенок Капкин за своим хвостом бегает. Сел Капкин за машинку и стал рассказ о Капкине писать... Вот такой рассказ, Уважаем