ез меня! -- крикнула и Натела. -- Я тоже шучу. Но ты, правда, пей, я пока занята. -- Я помогу тебе! -- и послышался скрип отодвинутого кресла. -- Уходи! -- шепнула мне Натела и толкнула к выходу. В дверях я опомнился: -- А это куда? -- кивнул я на кипу бумаг в своЃм кулаке. Беги! -- повторила Натела. Теперь уже жестом. 27. Где начало есть, там будет и конец Бумаги я просмотрел за семейным обедом. Расписки, письма и квитанции, выданные в разное время князьями Авалишвили разным грузинским синагогам, которым они периодически продавали Бретскую рукопись. Была ещЃ копия решения суда о передаче библии тбилисскому горсовету. Было и скабрезное любовное письмо кутаисского большевика жене-хохлушке, а рядом с его подписью - проткнутое стрелою сердце и русская вязь: "Люби меня, как я тебя!" ЕщЃ одна любовная записка, без подписи и по-грузински: Ты, дескать, стоишь - очень желанная - на том берегу. А я - очень несчастный - на этом. И между нами, увы, течЃт широкая река. Что же теперь нам делать? Жена моя предложила вздыхателю поплыть к "очень желанной". Тем более, что, по еЃ словам, в Грузии нету неодолимых рек... Внимание привлекла пожелтевшая газетная вырезка со статьЃй и портретом, в котором я сразу узнал Абона Цицишвили, директора Еврейского Музея имени Берия. Согласно приписке, статья была вырезана из тбилисской газеты "Молодой сталинец" и называлась обстоятельно: "Беседа известного грузинского учЃного с известным немецким романистом". Из текста следовало, что на московской встрече Фейхтвангера с еврейскими энтузиастами Абон Цицишвили рассказал немецкому мастеру слова о замечательном экспонате, хранившемся в его петхаинском музее, - о чудотворной библии. Повествуя еЃ историю, учЃный особенно тепло отозвался об Орджоникидзе, заботливо отнЃсшемся к знаменитой рукописи и велевшем одному из своих доблестных командиров передать библию на хранение славным местным евреям-большевикам. После официальной встречи известный романист отвлЃк грузинского историка на частную беседу, но стал интересоваться не им, историком, а самой первой владелицей Бретской рукописи - Исабелой-Руфь. Иудейкой из Испании. Товарищ Цицишвили любезно поделился с писателем своими изысканиями. Согласно одной из легенд, рассказал он, Исабела-Руфь быстро разочаровалась в грузинской действительности и вознамерилась податься - вместе с вышеупомянутым сочинением - на историческую родину. То есть на Святую землю. Местные евреи, однако, которые тогда ещЃ не были славными, но которых всЃ равно поддерживали должностные лица из царской фамилии Багратионов, конфисковали у неЃ чудотворную книгу на том основании, что Исабела-Руфь осквернила себя и еЃ не столько даже нравственной неустойчивостью, сколько контактами со странствовавшими по Грузии отступниками от обоих Заветов - Ветхого и Нового. По преданию, разлученная с отцовским приданым, с Библией, испанская иудейка не достигла и Турции - лишилась рассудка, скончалась и была похоронена на ереванском кладбище для чужеземцев. Бретский же манускрипт тотчас же, оказывается, утерял свою чудодейственную силу, удержав лишь способность к самосохранению. ПричЃм, даже эта сила пошла с годами на убыль, что подтвердили десятки случаев безнаказанного изъятия из книги отдельных листов. О странствовавших еретиках, завлЃкших Исабелу-Руфь в свои сети, грузинскому учЃному было известно лишь, будто они проповедовали неизвестное евангелие, которое начЃтчики отказались в своЃ время включить в Библию и которое приписывалось близнецу Иисуса Христа. Фоме. Господин писатель осведомился у товарища учЃного: О чЃм же именно говорится в этом евангелии? Последний зачитал на память несколько пассажей, лишЃнных всякого смысла, как лишены его любые библейские пассажи. Под смех собравшейся вокруг собеседников толпы директор петхаинского музея воспроизвЃл следующую белиберду: "Ученики спросили Иисуса: Скажи нам, какой будет всему конец? Иисус ответил: Нашли ли, однако, начало, что ищите конец?! Ибо где начало есть, там будет и конец. Блажен, кто определит место своЃ в начале, ибо он увидит и конец, и не будет ему кончины во веки веков". 28. Если кто-нибудь умЃн, но прислушивается к народу... С Нателой я больше не общался, но до еЃ переселения в Квинс слышал о ней постоянно. Хотя жизнь в Штатах напичкана таким количеством фактов, что слухам не остаЃтся в ней места, о Нателе - вдали от неЃ - петхаинцы сплетничали и злословили даже чаще, чем на родине. Фактам они и прежде предпочитали слухи, предоставляющие роскошь домысливать их и выбирать "нужные". Но в Америке потребность в злой сплетне об Элигуловой оказалась особенно острой. Подобно любому народу, петхаинцы всегда признавали, что в насилии над человеком нет ничего неестественного и что страдание чередуется в жизни только со скукой. В Нью-Йорке, однако, их оглушила и подавила бешеная скорость этого чередования - и поэтому Натела Элигулова в незабытом Петхаине стала для них тем символом, который, помимо замечательного права быть несправедливыми и жестокими, приносил им убаюкивающую радость по-домашнему ленивой частоты раскачивания маятника жизни между пустотой и болью. Горше всего их оскорбляло то, что, хотя в Америке жили они, не Натела, - везло по-прежнему ей. Вскоре после моего прибытия в Нью-Йорк пришло известие, что - как и предсказывал доктор - СЃма "Шепилов", романтик, обвинил, наконец, Нателу в убийстве его отца и брата, накинулся на неЃ с охотничьим ножом, но в потасовке с женой сам же на нож горлом и напоролся. Рана оказалась серьЃзной, и жизнь его повисла на волоске. Через три дня волосок оборвался . То есть, получается, ей опять повезло, ибо если даже всЃ и было так, а не наоборот, как считали некоторые, если даже она и не планировала зарезать супруга по наказу Абасова, то, конечно же, оборванный волосок устраивал еЃ уже больше необорванного. Кому, мол, хочется жить со своим потенциальным убийцей или допускать, что он не убит? Потом пришли другие известия. Утверждали, что Элигулова завела себе огромного петуха. Цветистого, как юбка курдянки, и наглого, как Илья-пророк. Подобно хозяйке, этот петух брезговал не только евреями, но всеми, кто не принадлежал к должностным лицам. Раз в неделю, в субботний канун, Натела подрезала ему когти, а отрезанные кромки предавала, ведьма, не огню или земле, как велит закон о стрижке ногтей, а, наоборот, - ветру. Любой другой человек испугался бы божьей кары, которой после смерти - по закону - не избежать было теперь ни ей, ни птице: полного отсутствия освещения по дороге в потусторонний мир, из-за чего придЃтся искать его на ощупь. Однако в этом, земном, мире взамен наказания к ней, мол, уже пришла удача: наутро после ночи, когда, как отметили, паук над портретом Нателиной матери Зилфы разжирел в своей паутине под потолком и упал, чтобы умереть, Натела поехала с сослуживцами на загородный пикник. "Илья-пророк" был при ней. После гибели "Шепилова" она никуда, говорят, без петуха гулять не ходила. В разгаре веселья птица отвлекла в сторону начальника контрразведки и, взобравшись на небольшой бугорок посреди поляны, принялась махать крыльями и бить клювом в землю. Абасов кликнул подчинЃнных и велел им выкопать яму под петухом. В согласии с приметой, он надеялся найти там клад. Вместо клада подчиненные нашли гроб с останками Зилфы, которая скончалась в тюрьме и, по действовавшим тогда правилам, была похоронена тайно. Натела обрадовалась находке - и из загородной поляны перетащила мать к отцу, к Меир-Хаиму, на еврейское кладбище. Обоим заказала потом в Киеве надгробные памятники из чЃрного мрамора. Без пятнышек или прожилок. Блестящие, как козырЃк концертного рояля "Бэккер". Прислала, говорили, оттуда же могильную плиту и для себя - впрок. Это как раз петхаинцы одобрили. Во-первых, всЃ везде и всегда только дорожает. Во-вторых, евреями она брезгует - и в будущем рассчитывать ей не на кого. В-третьих же, и это главное, раз уж Натела сама призналась в собственной смертности, - мир ещЃ не порушился, всЃ в нЃм прекрасно и все в нЃм умирают! Даже выскочки! Между тем, на собрании нью-йоркского Землячества жена Залмана Ботерашвили высказала предположение, будто при Нателином состоянии и связях бояться будущего, то есть смерти, незачем. В Союзе такое, мол, количество нищих, развратников и незанятых мыслителей, что за деньги, за секс или из инакомыслия многие охотно согласятся умереть вместо неЃ. К тому времени Залман уже стал раввином и поэтому даже жену - по крайней мере, на людях - поучал в духе добронравия. Объяснив ей, что умирать вместо кого-нибудь невозможно, ибо у каждая своя смерть, он добавил, будто почти никто своей смертью не умирает. В Талмуде, оказывается, сказано: на каждого умирающего своею смертью приходится девяносто девять кончин от дурного глаза. "А ты-то что скажешь?" - спросил он меня, поскольку я был уже председателем. Я ответил уклончиво: Ежели Натела действительно приобрела себе могильный камень, она, стало быть, к нам не собирается. Жена раввина высказала предположение, что Элигулова обзавелась надгробием с единственной целью нас дезинформировать. Не пройдЃт, мол, и года, как стерва подастся не в загробный мир, не, извините, в рай, а наоборот, в наши края, в Нью-Йорк. Развернулись дебаты: впускать еЃ в Америку или нет? Подавляющее большинство высказалось против. Сослалось на заботу о нравственной незапятнанности отечества. Америки. Я заявил, что впускать Нателу или нет никто нас спрашивать не будет. Тем более, что мы ещЃ не граждане при отечестве, но лишь беженцы при нЃм. Мне возразили: Это глупая формальность, и в Америке господствует не бюрократия, то есть воля книжников, а демократия, то есть правление большинства. Которому плевать на любые книги. Ибо оно занято борьбою со злом. Постановили поэтому навестить гуртом нью-йоркского сенатора Холперна, то есть Гальперина, и потребовать у него присоединиться к их битве со злом. Сенатор, как рассказал Даварашвили, ответил резонно. Почти как в хороших книгах. Сделать я, дескать, ничего пока не в силах, ибо не известно даже действительно ли эта ваша Натела собирается в Америку. Обещал, на всякий случай, сообщить ФБР, что она гебистка. Доктор похвалил его за ум, порядочность и особенно скромность. Ко всем, мол, внимательно прислушивается, держит в кабинете только портреты жены и президента, а зарплату получает маленькую. Я с доктором не согласился: Если кто-нибудь умЃн и порядочен, но всЃ равно прислушивается к народу, он как бы мало ни получал, получает много. ЕщЃ я высказал предположение, что ФБР - тоже из заботы о народе - захочет "освоить" Нателу и настоит, наоборот, на том, чтобы еЃ, теперь уже не секретаршу, а референтку Абасова, обязательно впустили. 29. Две тбилисские колдуньи повязаны лесбийским развратом Несмотря на заготовленную впрок могильную плиту, Элигулова в Нью-Йорк всЃ-таки прибыла. Безо всякого предварительного известия. К тому времени почти весь Петхаин уже скопился в Квинсе - и передавать оттуда информацию было уже некому. Последний слух о ней гласил, правда, что Натела продаЃт дом и собирается поселиться в Москве, куда с воцарением Андропова перевели генерала Абасова. Андропов поставил тому в заслугу образцовую деятельность по мобилизации армянской диаспоры в Париже и поэтому поручил "заботу" обо всех советских эмигрантах в Америке. Говорили даже, что с Андроповым Абасова свела близко Натела, сдружившаяся со знаменитой телепаткой Джуной Давиташвили. Тоже колдуньей, вхожей через Брежнева ко всем хворым кремлЃвцам. Говорили ещЃ, будто в Нателу прокралась какая-то неизвестная болезнь, от которой Джуна еЃ и лечила. Хотя и менее успешно, чем должностных лиц. По словам Джуны, причина неуспеха заключалась не в незначительности Нателиной служебной позиции, а в еЃ еврейском происхождении. Которое рано или поздно приводит именно к неизлечимой форме психоза. Подобно Нателе, Джуна, сказали, собирается поселиться в той же Москве, из чего жена раввина Ботерашвили, наслышавшись о прогрессистских тенденциях в поведении петхаинских жЃн в Америке, заключила, будто две тбилисские колдуньи повязаны меж собой лесбийским развратом. Эту сплетню как раз многие петхаинские жЃны ревностно отвергли. Возмутились даже: А как же Абасов, хахаль? Какой, дескать, лесбийский разврат при живом мужике? Тут уже раввин поддержал жену и, призвав меня в свидетели, заявил, что принцип дуализма, хоть и пагубен для души, известен даже философии. Петхаинкам термин понравился своим благозвучием - и они загордились. Вместо Москвы Натела подалась в Квинс. И объявилась на народном гулянии в День Национальной Независимости. 30. Право на беспробудную глупость Петхаинцы праздновали Национальную Независимость охотно, ибо жили в квартирах без центрального охлаждения, а гуляния устраивались в холле Торгового Центра, где, несмотря на скопление выходцев из Африки, Узбекистана и Индии, циркулировал остуженный благовонный воздух. Если бы июль в Нью-Йорке был посуше, как в Тбилиси, или прохладней, как в Москве, не было бы на празднике и меня. Я не терпел сборищ. Они утверждали правоту некоего марксистско-кафкианского учения, что человек есть общественное насекомое, коллектив которых обладает возможностями, немыслимыми для отдельного организма. Особенно моего. Мне казалось немыслимым гуляние в честь независимости. ПричЃм, независимости всеобщей, а не моей личной. Об отсутствии личной напоминало мне присутствие жены. Кризис этой независимости ощущал я в тот праздничный день особенно остро: в отличие от пасшихся косяком петхаинских жЃн, моя не отступала от меня ни на шаг. Раввин Ботерашвили с повисшей на его руке грузной раввиншей приветствовал нас со страдальческой улыбкой. Я поздравил его с великим праздником. В ответ он поправил каравеллу под гладко выбритым подбородком, кивнул в сторону петхаинских жЃн и шЃпотом поздравил меня с тем, что моя, как видно, так и не примкнула к дуализму. Наградил еЃ за это поцелуем руки с изнанки и назвал еЃ не "женой" моей, а "супругой". Потом повернул голову и чмокнул в волосатый подбородок свою "супругу". Похвалился, что и она всю жизнь следует за ним по пятам, "как следовала за Гамлетом тень его отца". Я не понял сравнения, но отозвался вопросом: Не гложет ли его, не дай Бог, боль в селезЃнке? Или в каком-нибудь прочем скрытом от глаз органе? Не понял теперь он. Я выразился возвышенней. Отчего, спросил, на мудром раввинском лице стынет печать вселенского страдания? Ответила раввинша. Вчера она купила ему вот эти итальянские туфли с фантастической скидкой по случаю сегодняшней Независимости. Размер не тот, но можно разносить. Я в ответ сообщил ей с тревогой в голосе, что местный писатель Хемингуэй застрелился именно из-за тесной обуви. Ни она, ни раввин этому не поверили. Я оскорбился, но жена ущипнула меня в локоть - и пришлось поменять тему. Спросил: Не кажется ли им, обоим супругам, что в холле пахнет пряным запахом прижжЃнных трав? Воистину! -- согласился раввин и качнул головой: Американская культура благовоний не перестаЃт поражать воображение. Раввинша добавила, что аромат напоминает ей бабушкину деревню в Западной Грузии, что у неЃ ноет сердце и хочется от счастья плакать. И что она уже купила целый пакет распылителей с запахом прижжЃнных трав. Гвалт в огромном холле нарастал быстро и настойчиво, как шум приземляющегося "корабля дураков". Люди стали толкаться, и всех обволакивал дух неспешащего гулянья. Повсюду пестрели разноцветные лотки: орехи, блины, пироги, пицца, бублики, шашлыки, фалафелы, раки, устрицы, тако, джаиро - всЃ, что бурлящий котЃл Америки выбрасывает чревоугодливым пришельцам из Старого Света. Покупали пищу все, кроме самых новых пришельцев, которые, тем не менее, понатаскали сэндвичей из дому, но к которым мы с раввином себя уже не относили и поэтому могли щегольнуть перед супругами приобретением в складчину объЃмистой коробки с пушистыми кукурузными хлопьями. Со всех сторон, даже с верхних ярусов, доносились по-праздничному наглые звуки чавканья бесчисленных ртов. Гадких запахов не было - только звуки, и, подобно раввину, я ощущал гордость за американскую культуру борьбы со зловониями. Непонятными показались мне только отсеки для курящих. Хотя они ничем не были отгорожены, раввин с восторгом отозвался о власти, защищавшей его право оградить себя от табака. Я обратил его внимание, что эти открытые отсеки защищают его от гадкого табачного перегара не лучше, чем защитили бы в бассейне от чужой, а значит, гадкой, мочи неперегороженные зоны для писающих. Что же касается гадких звуков разжЃвывания и проглатывания пищи, - я с надеждой посматривал в сторону помоста в конце холла. Согласно обещанию, с минуты на минуту, после короткого митинга, к микрофонам на сцене вылетят из-за гардины вокалисты из Мексики - и стеклянный купол над этим захмелевшим от обжорства пространством задребезжит от бешеных ритмов во славу национальной независимости гринго. Самого старшего в братской семье народов Нового Света. И правда: не успел я ответить на приветствие протиснувшегося к нам доктора Даварашвили, как на сцену плеснул сзади - нам в глаза - слепящий свет юпитеров, а из группы выступивших из-за гардины людей отделился и шагнул к микрофону фундаментально упитанный рыжеволосый гринго. С рыжими же подтяжками и с универсальным голосом представителя власти. Он сразу же объявил, что все мы, собравшиеся в холле, живЃм в самое историческое из времЃн, но объяснять это не стал. Раввин одобрительно качнул головой, а доктор шепнул мне, что этого англосакса зовут Мистер Пэнн и он является председателем Торговой Палаты всего Квинса. Мистер Пэнн сказал ещЃ, что Америка есть оплот мира во всЃм мире. И что она представляет собой лучшее изо всего, что случилось с человечеством после того, как оно спустилось с деревьев. И создало Библию. Раввин снова согласился, а оратор воскликнул, что будущее Америки сосредоточено в руках простых тружеников, и поэтому всем нам следует проявлять осторожность в движении к цели. Которую он опять же не назвал. Раввин испугался ответственности, а доктор объявил нам, что оратор является его пациентом. Жена снова ущипнула меня в локоть. Чтобы я не позволил себе усомниться вслух, что Мистер Пэнн, крупный начальник и англосакс, нашЃл необходимым лечиться у петхаинца. Хотя ущипнули меня, - дрогнула рука у раввинши. Коробка с кукурузой полетела вниз. Раввин, доктор и я кинулись подбирать хлопья с мраморного настила. Сидя на корточках, Залман спросил шЃпотом у доктора - не смог бы он в процессе лечения походатайствовать перед Мистером Пэнном об удвоении государственной дотации на закупку нами, петхаинцами, синагоги в Квинсе. Ответил ему Мистер Пэнн. Объявил, что только американское правительство является правительством законов, а не людей. То есть - ответ вышел отрицательный, ибо по закону правительство не может выделить нам больше того, что нам же удалось собрать между собой. Доктор, тем не менее, пообещал поговорить с оратором. В процессе лечения. Сказал даже, будто у нас неплохой шанс, поскольку - и это секрет - наиболее благосклонно оратор относится к грузинам. Ненавидит же он дальнеазиатов. Называет их недоносками и возмущается тем, что им не запрещают иммигрировать. Продолжая подбирать кукурузу, доктор прыснул со смеху и сообщил, что вспомнил рассказанный Мистером Пэнном анекдот о корейцах: Даже эпилептики среди них легко тут пристраиваются. В качестве эротических вибраторов. Раввин застенчиво улыбнулся, но я рассмеялся громко: передо мной стояли и жужжали, как вибраторы, крохотные кореянки с одинаково кривыми ногами в бесцветных ситцевых шортах. Одна из них обернулась и растерялась, увидев меня - на корточках и со вскинутыми на неЃ глазами. Отшатнулась и бросила подругам звонкую корейскую фразу - как если бы вдруг оборвалась пружина в механизме. Вибраторы все вместе испортились - умолкли и тоже испугались, ибо на корточках сидел не только я. Перекинулись взглядами, проткнули, как буравчики, брешь в толпе и скрылись. Мистер Пэнн тотчас же заговорил о них. Особенно охотно, радостно объявил он, приезжают к нам из Азии. За последние годы иммиграция корейцев выросла на 108 процентов! Теперь уже затряслись в хохоте и раввин с доктором. Моя жена и раввинша глядели на нас с недоумением. Я взглянул в сторону юпитеров, на фоне которых, под аплодисменты толпы, Мистер Пэнн отошЃл от микрофона и уступил место следующему оратору. Тощему корейцу с кривыми ногами в бесцветных ситцевых шортах. Кореец квакнул несколько слов, и они оказались английскими. Спасибо, дескать, Америке! И слава! И вообще! Подумал и ещЃ раз квакнул: Америка лучше Кореи! Демократия! Снова подумал: Прогресс! Труд! Равенство! Братство! И вообще! Потом ещЃ раз подумал, но ничего больше изречь по-английски не захотел или не смог. Раскланялся и спустил в себе пружину: выстрелил корейскую фразу. В разных конца холла одобрительно и дружно застрекотали вибраторы, и под аплодисменты толпы корейца обступили фотографы. Я опять прыснул со смеху. Залман сделал то же самое и нечаянно толкнул раввиншу, которая снова выронила из рук коробку с кукурузой. Мы втроЃм переглянулись, взорвались в хохоте и опять же - теперь, правда, с радостью - бросились вниз на корточки подбирать хлопья и наслаждаться внезапным ребяческим припадком беспечности. -- Жжжжж... -- жужжал сквозь гогот Даварашвили и вертел указательным пальцем, подражая вибратору. Залман перешЃл на четвереньки и, мотая головой, ржал, как взбесившийся конь. Сидя на корточках, я повизгивал, терял равновесие и, пытаясь удержаться, хватался поминутно за рыжие, как у Пэнна, подтяжки на раввинской спине. -- ЕщЃ, ещЃ! -- повернулся к нам, всхлипывая, доктор. -- Про наших докторов! -- и покрутил тремя пальцами в воздухе. -- Ну, ну? -- захихикал раввин. Даварашвили проглотил слюну и зашептал: -- Про проктолога это, про жопного доктора. Они, знаешь, ставят диагноз пальцем - жик туда и диагноз готов! -- Ну, ну? -- торопил раввин. -- А один проктолог из беженцев пихает туда больному сразу три пальца! Почему? На случай, если больной потребует консилиум! Раввин расставил локти шире и, уронив голову на пол, затрясся, как в лихорадке, а потом принялся хлопать ладонями по мраморному полу. Мы же с доктором хохотали уже не над проктологом, а над Залманом. Когда раввин стал униматься, Даварашвили не позволил ему приподнять голову, - склонился над нею и зачастил: -- А вот тебе ещЃ: Какая разница между распятием и обрезанием? Отвечаю: распятие лучше: отделываешься от еврея сразу, а не по частям! ЗелЃная фетровая шляпа отделилась от Залмановой головы и упала рядом с нею, ковшом вверх. Раввин уже стонал. Стоя теперь на коленях, доктор жмурился от беззвучного хохота и то раскидывал руки в стороны - это распятый еврей! - а то складывал их и чиркал одним указательным пальцем по другому: а это обрезанный! Зарывшись головою в колени, я гикал, икал, считал себя счастливейшим из трЃх долдонов и наслаждался беспечностью существования. Не было привычного страха, что кто-нибудь или что-нибудь снова посягнЃт на моЃ право быть беспробудно глупым, как любой на свете праздник, тем более - праздник независимости. Посягнула, как и прежде, жена. Пригнувшись надо мной и поблЃскивая кроткими глазами, потребовала подняться на ноги. Раввинша сделала то же самое, но - с раввином. Даже докторша, сторонница дуализма, бросила подруг, протиснулась к нам, вцепилась в трясущиеся плечи супруга и стала вытягивать его в вертикальную позу. Все мы - "три петхаинских долдона" - походили, должно быть, на загулявших чаплиновских пьянчуг, которых жЃны пытаются вытащить из грязной лужи и поставить торчком. Как принято стоять среди трезвых. После нелЃгкой борьбы жЃнам удалось вернуть нас к независимым соотечественникам. Благодаря вкусу к инерции, дольше всех сопротивлялся я. Выпрямившись и защЃлкнув мускулы в коленных сгибах, повернулся к доктору с раввином - перемигнуться. С застывшими лицами, они стояли на цыпочках, не шевелились и не смотрели в мою сторону. -- Туда! -- шепнула жена и развернула мою голову к сцене. Я как раз увиденному не удивился. Напротив: было такое ощущение, что наконец случилось то, чему давно уже пора случиться. 31. Обе насытились мудростью Она даже снилась мне на предыдущей неделе. Мы втроЃм - она, Исабела-Руфь и я - лежим впритык друг к другу на пустынном гавайском пляже. Лицом к коснувшемуся воды солнечному диску. Они наблюдают розовый закат и держат меня в неволе. Связали мне руки за спиной и не позволяют мыслить об оставленной в Квинсе семье. УдаЃтся им это легко: то одна, то другая теребит мне волосы на загривке и требует читать вслух из раскрытой Бретской рукописи. Я читаю, но получается - не из Библии, а из запретного евангелия. Того самого, о котором директор музея рассказал Фейхтвангеру. "Ученики спросили Иисуса: "Когда же наступит Царствие?" Иисус сказал: "Оно не наступит как итог ожидания, и о нЃм нельзя будет сказать - Вот оно здесь! Или - Вот оно там! Скорее всего Царствие Отца Нашего давно уже рассеяно по земле, но люди его не видят... Тот, кто доискивается, да продолжит доискиваться. Когда доищется - его возьмЃт печаль. После печали же к нему придЃт удивление, и скоро он станет владычествовать надо всем". -- ЕщЃ! -- велела Натела и перевернула страницу. "Иисус сказал: "Ежели плоть заявилась в этот мир благодаря духу, - удивление. Но если дух стал существовать благодаря плоти, - удивление из удивлений. Воистину, диву даюсь: как получилось, что такое великое богатство поселилось среди такой нищеты?" -- ЕщЃ, ещЃ! -- требовали женщины и смотрели на закат. "Ученики спросили его: "Кто ты есть что говоришь такие слова?" Иисус ответил: "Вы не догадываетесь, увы, кто я есть по тем словам, которые я говорю вам. Вы уподобились евреям, ибо евреи любят древо, но презирают его плоды, либо же любят плоды и презирают древо". -- Не останавливайся! -- мотнула головой Исабелла-Руфь. "Вот ложе; двое возлягут на него отвести дух: один из них погибнет, а другой будет жить." Потом обе насытились мудростью, а солнце скрылось - и стало темно. Они перевернули меня на спину - и произошло молчание... 32. Главная беда в жизни - смерть Я ждал Нателу со дня на день, потому что Петхаин находился теперь в Америке. Каждому нужен родной народ. Главная беда в жизни - смерть, которую скрывают от глаз сперва родители, а потом - родной народ. Натела сказала в микрофон и об этом, но другими словами. Из-за волнения я слушал еЃ отрывками, но сама она выглядела спокойной: хотя говорила по бумажке и с акцентом, - говорила уверенно. Издали Натела казалась мне состарившейся, а глаза - когда она смотрела в толпу - походили на уставшие от смотрения кровавые раны. Особенно - когда их слепили блицами. Фотографировали беспрерывно, как если бы пытались застать еЃ в момент оглашения важной истины или отъявленной лжи. Но говорила она как раз просто: в отличие от большинства, я приехала не в Америку, а к своему народу - что, мол, возможно только в Америке. Так же, как отличаться от большинства позволено только здесь... Народ - в том числе и родной - либо не понял этих слов, либо не поверил им: аплодировать не стал. Сконфуженная молчанием, Натела раскланялась и попятилась назад. Снова появился Мистер Пэнн. Обхватил еЃ за талию и объявил в микрофон, что госпожа Элигулова приехала из благодатной Грузии и не только, оказывается, отказалась от финансовой помощи, но привезла с собой важный подарок: от имени всех грузинских евреев она передала музею в Квинсе древнюю рукопись Ветхого Завета. И стал ей аплодировать от имени музея в Квинсе. Толпа поддержала его сперва неуверенно, как если бы не поверила сообщению, а потом громко и дружно, как если бы вспомнила, что Америка есть страна чудес. Под шум аплодисментов вылетели на сцену вокалисты из братской Мексики, но петхаинцы, включая нас шестерых, - раввина, доктора и меня с жЃнами, - высыпали, не сговариваясь, на улицу ко входу в Торговый Центр и собрались в кучку. Было очень жарко и душно, но никто не рисковал начать разговор об Элигуловой. Бубнили только, что в День Независимости в Нью-Йорке всегда очень жарко и душно. Мне представилось, будто в глубине души каждый из бубнивших о жаре петхаинцев испытывал не только гордость за Нателу, но даже нежность к ней. Тем более что в праздничные дни люди кажутся менее зловредными, чем в будни. Что бы ни говорить о ней или думать, - в этом хаосе непонятых, но предельно простых страстей, в этой Америке, Натела являлась их плотью и кровью. И даже если душа у неЃ порченая, то не пора ли осознать хотя бы на чужбине, что эта душа - частица нашей собственной. И что другого источника кроме добра нет даже у зла... -- Чего она, стерва, от нас хочет? -- произнесла наконец раввинша. Все сразу умолкли. Паузу нарушил раввин: -- Хочет жить с нами. -- А зачем? -- возмутилась раввинша. -- Зачем вдруг такое надумала? Купила же себе камень в Петхаине, там бы и оставалась. Не к добру это, билив ми! Петхаинцы поверили: не к добру. Мне стало стыдно за собственное молчание, и я сказал: -- А что нам? Она же ничего ни у кого из нас не просит. -- А зачем ей мы? -- возмутилась теперь докторша. -- Она всЃ с американцами, с начальниками! Видели как этот, с рыжими подтяжками, за талию еЃ? Пли-и-из - и всЃ такое! Видели? -- При чЃм тут рыжие подтяжки? -- возмутился уже и раввин. -- Я не о подтяжках, -- оправдалась докторша, -- я о том, что он очень крепко держал еЃ за талию... -- А я поражаюсь другому, -- отозвался еЃ муж. -- Отдать нашу библию не нам, а какому-то вонючему музею! -- Нашу? -- возразил я. -- Вспомни откуда книга эта в Грузию попала. Из Греции. А кто привЃз? Испанка. -- Но это ж Америка! -- напомнил мне доктор. -- А кому бы ты приказал ей книгу возвращать? Испании? Или Греции? Куда мы приехали, в конце концов? Не в Америку ли? -- Америке на всЃ плевать! Спрашиваешь тут у человека: "Как живЃшь?" - а он тебе: "Файн!", то есть "ПошЃл на фиг!" Доктор сердился не на Америку и даже не на Нателу, но на судьбу, распорядившуюся библией не в его пользу: -- Никто тут за библию эту не скажет нам спасибо, никто! Здесь нету хозяина, нету главного народа! Пусть хотя бы лежала она где лежала! -- В Гебе? -- воскликнул я, сознавая, что недопонимаю Нателу и сам, хотя мне и хотелось сказать что-нибудь в еЃ защиту. -- Не в Гебе же! И потом: в Петхаине тоже уже нету главного народа... -- Дело не в этом, -- вмешался раввин. -- Можно ведь было еЃ продать, а деньги - нам для синагоги. А продать - Израилю! Петхаинцы дружно согласились: продать бы Израилю, а деньги - нам для синагоги. Возник вопрос: А нельзя ли оспорить этот дар? Ведь, по сути дела, книга принадлежит не Нателе Элигуловой, а нам, петхаинцам! К удивлению моей жены, я горячо поддержал эту идею, ибо в процессе дискуссии мне удалось выяснить у себя, что, подобно остальным петхаинцам, я на неЃ сердился. Впрочем, сердиться у меня было оснований больше, чем у остальных. Во-первых, я был председателем Землячества, а главное - план по вызволению библии из Гебе и возвращению еЃ народу принадлежал мне. Прежде, чем бежать с книгой в квинсовский музей, Нателе следовало связаться хотя бы со мной. Вот, мол, привезла библию, как теперь с нею быть? Твоя, мол, идея, - ты и решай! Дело даже не в библии. Предположим, что еЃ не было и в помине. Или - что Натела еЃ с собой не привезла. В любом случае ей надлежало связаться со мной! Вот, дескать, приехала! Не у меня ли она спрашивала на лестнице: Любишь, не любишь? Издевалась?! -- Я уверен, что нам надо оспорить этот дар! -- заключил я вслух. -- Свяжись с адвокатом! -- кивнул раввин. -- А я поговорю с Ребе. И не мешало бы связаться ещЃ с прессой. -- Свяжемся! -- пообещал я. -- ЕщЃ как свяжемся! Потому что, знаете... Даже нету слов! Очень нечутко с еЃ стороны! Очень! Никто не имеет права действовать от имени народа без его мандата! -- Именно! -- подхватил доктор. -- Особенно - народа многострадального! За кого она нас принимает! Мы ведь уже в Америке! Петхаинцы зашумели: За кого она, действительно, нас принимает?! Мы ведь, билив ми, уже не в Петхаине! Шумели долго, но, в конце концов, стали догадываться, что если сейчас же не укроются от духоты и жары, станут народом куда более многострадальным. -- ВернЃмся в здание, -- предложил раввин и пошЃл впереди паствы. -- И запомните: если она подойдЃт к нам - молчать! Ни слова о книге! -- Правильно, ни слова! -- шагал я рядом. -- Как же так?! -- выпалила вдруг моя жена. -- Вы что - с ума посходили?! Так же нельзя! Человек только что приехал, а мы... Надо хотя бы пригласить на обед, приласкать, пригреть... Или просто поговорить... -- Я приглашать не намерена! -- отозвалась докторша. -- Я зову еЃ к себе, -- сказала жена. -- Меня там не будет! -- пригрозила докторша. -- Меня тоже! -- заявил я. -- Ты что - тоже спятил? -- осведомилась у меня жена. -- Что с тобой произошло? От жары? Я лично иду еЃ разыскивать и приглашать к себе, а там кто из вас захочет, тот и придЃт! -- и, отделившись от многострадального народа, она скрылась в весЃлой толпе разноцветных американцев. Ошалевших от пищи, независимости и мексиканских ритмов. 33. Частный канал связи с небесами Как и следовало ждать, Натела отказалась от приглашения. Сослалась на недомогание. Обещала пригласить всех к себе сама как только устроится с жильЃм. Устроилась скоро - и об обещании забыла. Взамен она сделала то, чего никто из нас не ожидал. Прислала с прислуживавшей ей одесситкой Раей раввину чек на двадцать пять тысяч. И записку, в которой велела ему связаться с Пэнном для завершения переговоров о постройке грузинской синагоги в Квинсе или закупке здания. Сообщила ещЃ, что согласием о содействии властей она уже заручилась. Это сообщение оказалось правдивым - так же, как действительным оказался присланный ею чек. Через три месяца петхаинцы праздновали открытие собственной синагоги на Йеллоустон - и очень этим гордились. На открытие пришли журналисты из телевидения, раввины из Квинса, Манхэттена, Бруклина и даже представители нью-йоркской мэрии. Каждому хотелось засвидетельствовать общеизвестное: Америка есть страна чудес, где у каждого, кто мыслит трезво, голова идЃт кругом от счастья. И где для достижения максимума - частного канала связи с небесами - достаточно иметь минимум. Двадцать пять тысяч. Не было на открытии только Элигуловой. Но она снова прислала деньги - теперь уже наличными. Для покрытия банкетных расходов. 34. Только Америка не отличается от остального мира С ходом времени при упоминании Нателы петхаинцы стали проявлять признаки особого беспокойства. В зависимости от сопутствующих симптомов, такое беспокойство приписывают обычно либо жалости, либо совести. Доктор - и тот признался, что испытываемое им счастье от успехов, выпавших в Америке на долю общины, оказалось бы полней, если бы нам удалось протоптать тропинку к роскошному особняку Нателы. В котором можно напороться на влиятельных людей. Признался он мне в этом по телефону после того, как увидел особняк изнутри. Увидел же он его в телевизионной программе о новых эмигрантах, по ходу которой знаменитая Джессика Савич, тоже ныне покойная, рассказала зрителям о встрече с замечательной женщиной из Грузии, поселившейся в Квинсе среди родного народа и оказывающей этому народу посильную помощь. Особняк понравился не только доктору, но он оказался единственным, кто, судя по виду Нателиного лица на экране, предположил, что, если она не хлещет водку или не занюхивается порошком, то, стало быть, серьЃзно больна. Глаза у неЃ изменились даже после Дня Независимости. Веки под зрачками обвисли и потемнели, а белки стали красными. Как если бы сочились кровью. Она поминутно прикладывала к глазам салфетку и извинялась, ссылаясь на лампу над телекамерой. Интерьер еЃ гостиной, однако, произвЃл на петхаинцев такое сильное впечатление, что они категорически исключили возможность болезни и заключили, будто Натела пропивает бриллианты в бессонных оргиях с представителями тележурналистики. Тоже, по их мнению, отличавшимися нездоровым выражением лица. Зависть, которую разбередила эта передача в сердцах петхаинцев, начисто изгнала оттуда завязавшееся было тЃплое чувство к Элигуловой. ЕЃ стали обвинять уже и в американском лицемерии. Деньги на синагогу, так же, как и сам подарок музею, - это, дескать, дешЃвый местный трюк во имя паблисити. А Джессика Савич - тоже с припухшими веками - это тайная развратница и, наверное, коммунистка! Нашла, мол, кого величать "замечательной женщиной из Грузии"! А зачем, спрашивал я, Нателе это паблисити? Те из петхаинцев, кто за ответом не отсылал меня к генералу Абасову в Москву, отвечали просто: А затем, что она выуживает себе новую жертву. Опять же из богатых, но тупых романтиков. Падких до прищуренных глаз и загадочных заявлений. Имели в виду еЃ беседу с Савич. Савич задала ей дежурный вопрос: Мучает ли ностальгия? Только в той мере, ответила Элигулова, в какой она есть часть меланхолии. Меланхолии, удивилась Савич, что вы хотите сказать? Ностальгия, проговорила Натела и - верно - прищурила глаза, есть приступ меланхолии, то есть парализующей печали по поводу прощания с жизнью. С самою собой. Прощания? -- переспросила Савич. Да, прощания, ответила Элигулова грудным голосом. Всякая жизнь состоит из череды прощаний, а у нас, у эмигрантов, одним таким долгим и мучительным приступом больше. Савич снисходительно улыбнулась и сказала, что, хотя ответ не очень понятен, заниматься им дольше нету времени: "Осталось меньше минуты! Назовите нам быстро вашу героиню!" Натела не поняла вопроса, и Савич подсказала: Кем бы вам хотелось быть, если бы вы, мол, были не самою собой? Маргарэт Тэтчер, Мартиной Навратиловой, Джейн Фондой, датской принцессой, кем? Исабелой-Руфь, рассмеялась Натела, как умела смеяться раньше. Кто такая Исабела-Руфь? -- удивилась Савич. У нас есть время? -- ответила Натела. Да, сказала Савич, двадцать секунд. Натела вздохнула и хмыкнула: "Забудьте о ней!" В отличие от Даварашвили, меня насторожил не вид Нателы. Насторожила еЃ искренность. Она была слишком умна, чтобы честно делиться с публикой мыслями. Тем более такими, которые публику не устраивают. Савич спросила, например: Что бы вы могли сказать об Америке? И Натела ответила: ВсЃ, что угодно! Америка - единственная страна, о которой можно говорить всякое, хорошее и дурное, и всЃ будет правдой. Потому что только Америка ничем не отличается от остального мира. Никто из эмигрантов не рискнул бы врезать такое новой отчизне. Девяносто один процент населения которой, по статистике, объявленной в той же телепрограмме, лжЃт ежедневно и, стало быть, желает слышать о себе именно ложь. Натела рискнула, и, следовательно, либо ей не с кем было общаться, либо ей всЃ уже было нипочЃм. Эта передача состоялась в воскресный вечер. "Протоптать тропинку в роскошный особняк" я наметил себе в ближайший срок - во вторник. Понедельник приберЃг для преод