Р*ОЖДЕСТВО
О Р*ОЖДЕСТВЕ ПОД РОЖДЕСТВО
(Продолжение. Начало в NN 32-35)
Часть II
Вторая часть сего произведения была написана Степаном Печкиным весной
1989 года, II года Р*ождества.
Глава 13.
"Двери Восприятия"
"Если бы двери восприятия были открыты", - как писал Вильям Блейк,
цитировал из него Джим Моррисон и рассказывал нам об этом Ян, - "все
предстало бы перед человеком истинно - бесконечным." У яновской матушки был
широкий и завидный круг знакомств, и у нее Ян раздобыл как-то книжку "No one
here gets out alive" о Моррисоне и о ДОРЗ. Надо ли говорить, что какое-то
время эта команда была нашим идеалом до неприличности. Мы преклонялись перед
Моррисоном так, как только могут это делать молодые и упоенные собственной
крутизной музыканты нашего типа - если ты, читатель, не знаком с этим, жаль
тебя. С этим именем мы ложились, вставали, открывали каждую бутылку кефира
или пачку "Беломора". Мы очень уважали ДОРЗ. И звучание моего первого
органа, большой зеленой "Юности-404"(*), было для меня один в один звучанием
манзарековского "Корга". На мелкие отличия я не обращал внимания.
Почему-то иногда мне казалось, что когда мы начали слушать ДОРЗ, его не
слушал и не знал почти никто. Уверен, что ошибаюсь.
С декабря 1988 по март 1989 года Р*ождество, ничуть не обескураженное
неудачей с первым альбомом, писало второй. Назвали мы его <<Маленькая
Железная Дверь в Стене>>. В нем было всего пять композиций минут по
десять-пятнадцать каждая. Ни названия их, ни описания никому ничего не
скажут, поэтому я не буду останавливаться на этом. Скажу только, что
официально всем, кто интересовался, в каком же стиле мы играем, мы отвечали
тогда, что альбом записан как "опыт камерной рок-музыки с легким налетом
психоделии и сильным медитативным оттягом в духе 1967-69 годов"(+). Мы не
знали тогда никого, кто в наших условиях работал бы в этой области. Ничья
спина не загораживала нам нашей родимой синей звездочки - нашей эмблемы,
которую мы с Антохой разработали именно тогда.
В записи приняли участие Макс "Штирлиц" Галицкий и Дима "Тоталыч"
Мартынов, случайно оказавшиеся на первом сеансе, а также приглашенный на
бас-гитару в "Когда Зайдет Солнце" С.Сироткин. Скрип двери перед началом
альбома записан в черном ходе лестницы дома No 26 по Некрасова
("Астрал")(**), куда в середине декабря перебралась часть перестреманного
населения Ротонды. Космический детский голос принадлежит сестренке Печкина
Асе, коей шел десятый год. Авангардные шумы любезно предоставлены
Центральным Телевидением. Метро записано в метро.
Как бы из главы 15.
"Подробное описание трудных, опасных и по-своему прекрасных
метаморфоз и приключений
отдельных членов Р*ождества, а равно и их совокупности,
в году 1989-1990".
Начнем рассказ с того, чем закончился предыдущий. Итак, в День Встречи
Р*ождества, ровно один високосный год спустя с того дня, как мы все
встретились в автобусе No 130 (см. вып. "ЛМ" No 32), была записана последняя
композиция <<Маленькой Железной Двери в Стене>>, "Когда Зайдет Солнце".
Бас-гитару в ней сыграл вышеупомянутый Сергей Сироткин, руководитель группы
АНАГРАММА, позднее ГУНДАУН, позднее ПРАВЕДНИКС' БЭНД. И поныне мы считаем,
что, хотя и жил Сироткин в одном доме с Миксом, тогдашним предводителем всей
городской Битломании и Пионерии(+), хотя маме Сироткина, по словам Антохи,
снится Париж, да и вообще сам он уже два года как умер от передозировки ЛСД,
о чем чистосердечно и написал в своем школьном выпускном сочинении, не знаю
уж, в каком контексте - мы считаем Сироткина человеком крайне славным и
вдосталь продвинутым.(+++) Вероятно, он не раз еще появится в нашем
повествовании: Р*ождество не так-то легко забывает друзей.
Далее без глав.
Эту часть Истории, да и всю последующую, писал я один, поскольку
остальной комсостав как-то не имел интереса к фиксированию нашей
истории. Впоследствии потерял к этому стремление и я.
Бог весть, какими судьбами, но только не в первый уже раз мы
встречаемся с тобой, дорогой неизвестный, а может быть, и вполне известный
читатель, на страницах этой газеты, которые, похоже, стерпят все. Бог весть,
что привело тебя на эту страницу, и соответственно, бог весть, чем же
порадовать тебя на этот раз?
А вот один мужик арбузы очень любил. Но о нем я в другой раз расскажу.
А в этот раз расскажу я о зиме 1989 года, холодной и тоскливой, как все
ленинградские зимы, и мало надежды, что санкт-петербургские окажутся
другими. В эту зиму случились события, оказавшиеся для всего Р*ождества
эпохальными, а для меня, Печкина, лично - еще более.
Здесь, как и в рассказе о любом значительном событии у нас основной
саге (ирл. prim-scela) предшествуют предварительные (ирл. rem-scela), долгие
и многочисленные, но необходимые для понимания происшедшего. Так вот.
Жила-была однажды девочка Оля. Встретилась она на Ротонде с Печкиным -
так им и надо. Стас (см. выше) предупреждал. Мудер он был, Стас, ох, мудер,
но Печкин никого не желал слушать, а потом уже поздно было. Ну, да ладно. У
этой Оли случился в середине февраля день рождения, и мы пришли к ней, тогда
уже безо всяких специальных чувств, а просто как три винни-пуха в подходящую
компанию, где их могут неплохо угостить и согласятся послушать их песенки.
За обедом Ян поставил свою новую кассету, которой он очень гордился:
<>, и еще что-то из ДОРЗ. Мы тогда ДОРЗ еще толком не
слышали, и Печкин, то есть, я, по обыкновению предал новый сматч-хит(***)
обхаиванию. Это сага номер раз.
За столом Печкин обнаружил своего давнего друга, которого не видел уже
восемь лет - Вовку Малыша, он же Индрик, с которым, еще будучи
первоклассниками, они гуляли по пустырю между Пражской, Бухарестской и
Фучика, где ныне стоит Гуманитарный Университет Профсоюзов, и рассуждали об
Экзюпери. Как-то так сложилось, что звезды, освещавшие им эти прогулки,
вывели обоих на тусовочные орбиты, хотя и несколько разных апогеев и
перигелиев. Вовка сообщил, что тоже поигрывает на гитарке, пописывает
песенки и собирается этим заняться серьезнее (кстати, до сих пор); и что у
него на 48-ом, он же Банк(*4) состоится некая типа репетиция с некими
герлами. На это как обезгерлевший Печкин, так и перманентно безгерловый Ян
откликнулись с воодушевлением и пообещали придти. Это сага номер два.
Тогда на 48-ом Печкин познакомился с Маринкой Воробьевой, она же
впоследствии Сирота Казанская. Завязалась романтическая дружба с обменом
стихами (кто же не писал тогда стихов? Поглядеть бы на того человека!),
телефонными разговорами и пр. Затем Степа прознал, что 26 февраля в
Лепешке(*5) состоится какая-то авангардная выставка. Тогдашнее Р*ождество
считало себя причастным к авангардному искусству, а потому на выставку
отправилось, пригласив с собой подруг. Однако, выставка нам обломилась, ибо
Р*ождественники не без оснований заявили, что за 50 коп/рыло они сами и не
такой авангард сотворят (а на 50 копеек тогда можно было вдвоем неплохо
перекусить, а в одно жало - пообедать), и ушли с веселым пристебом. Это сага
номер три.
Марина и ее подруга поехали домой. Мы стояли во дворе Лепешки. Как
вдруг на выходе, где Лукич своим-таки митьковским брюхом символизирует
расцвет нашего пищепрома (то был единственный памятник, который Р*ождество
оплакивало горючими слезами, когда после путча понеслись все их снимать;
этот Ленин был совсем безобидный, добрый, толстый и красивый парниша),
Печкин вдруг видит множество родных и знакомых по осенней Ротонде лиц, а с
ними, совершенно неожиданно - Андрюшу Глебова и Антошу Малаховского,
гитариста и вокалиста группы ЗОНА МОЛЧАНИЯ, которая образовалась в школе,
которую еще года не прошло, как закончил Печкин, и с каковой группой он имел
в школе немного поиграть. Уж никак не ожидал он их встретить после
выпускного вечера. Однако же они оказались там. Шли они все в театр-студию
"Суббота", который с целью пополнения творческих сил призвал к себе
потусоваться самых разных людей, в том числе и с Ротонды. Слово за слово, мы
с Глебовым и Малаховским(*6) уселись в зале, была материализована гитарка,
они попели своих песенок, мы - своих, а потом нас попросили из зала -
готовился спектакль. Это сага номер четыре.
Ну, а после такой артподготовки рассказ о самом происшествии займет
очень немного. Мы вдруг осознали себя сидящими на лестнице с девушкой,
которая... Тут пусть каждый воображает себе сам, что захочет, ибо Печкин
немеет и умолкает.
Мы с Яном спели ей всю нашу небогатую на тот момент лирику. Мы
соревновались корректно, но отчаянно. И судьбе было угодно, чтобы, когда мы
пошли смотреть спектакль, она оказалась рядом со Степой, а тот не оказался,
как обычно, растяпой. С тех пор можно по пальцам сосчитать те дни, когда
Степа и Танюха не встречались и не созванивались, а впоследствии, спустя три
года, они поженились, жили долго и счастливо и ни разу ни умерли до сих
пор.(+4)
Танюха сразу стала любимицей всего Р*ождества на все времена, и даже
премудрый Стас не высказал ничего из того, что он обычно был склонен
высказывать.
А еще незадолго до этого события Р*ождество съездило в Москву,
погулять. Мы в очередной раз убедились, что в Москве жить нельзя и делать
нечего, а результатом этой поездки было то, что мы узнали, где в Питере
находится кришнаитское кафе(*7), в котором кормят почти бесплатно. Вечно
голодным и беспрайсным, нам это пришлось очень по душе. Едва вырвавшись из
Москвы - как нам это удалось, до сих пор не пойму: за два дня семь наездов -
это что, так можно жить, да? - мы нашли это кафе и крепко к нему
прикололись. Пропаганда желудка и впрямь сильнее пропаганды ушей и других
органов чувств. Ян, личность легко подпадавшая под влияние, сильно увлекся
мудростью Бхагаватгиты, да и все мы полюбили распевать мантры и воскурять
благовония. Правда, все это странным образом сочеталось с нехорошими
растениями и таблетками, которые прописали Степе в психдиспансере, куда тот
обратился, потому что у него, как у героя стихотворения Маяковского, "росли
года - скоро восемнадцать".
В марте, уже в третий раз за полгода, приехал из своего Ярославля Рост.
Он привез с собой груду телег, которые выдавал за собственные, хотя мы и
сомневались. Впоследствии некоторые из них сгинули бесследно, и некоторые из
них - к большому нашему сожалению.
Еще первого марта 1989 года закрыли Сайгон. Все как-то понимали, что к
этому идет, что Сайгон превратился в откровенный гадюшник, где приличному
человеку не то что кофе не попить, мимо не пройти, чтобы его тут же не
опустили на прайс, а то и морду набили за просто так, а кому же это
понравится? Сайгон стал символом олдовости, совершенно оторвавшейся от
жизни, никому не нужной и загнивающей - по крайней мере, для нас тогда. Мы
же тусовались самое большее на Гастрите, а вообще - в "Субботе", на 48-ом,
на Крысе, на Эбби-Роуде - да ладно, если вас так задевает то, что я пишу, то
считайте, что я вообще не тусовался в то время! Прискорбный факт закрытия
Сайгона, который должен был вызвать траур не только по Питеру, но и по всей
стране, а то и по всему миру, ибо нигде больше нет второго такого центра
хайрасто-тусовочной жизни, где без двух месяцев двадцать лет кряду
концентрировалось самое передовое в российских тусовках - так вот, такого
траура, однако, этот факт не вызвал, а значит, есть доля истины в моих
словах. Кстати, и о попытках вернуть Сайгон народу я ничего не слышал, а
если их не было, то не значит ли это, что нынешнему народу тот Сайгон не
нужен?
На творчестве Р*ождества закрытие Сайгона тоже не отразилось.
Еще как-то в марте нас нашел Глебов и сообщил, что тут с Урала приехала
выставка под названием "Транс-Авангард", которая выставляется теперь в ЛДМе
и приглашает всех желающих поиграть на себе. 9 марта, в день рождения Мити,
мы выступили там. С нами были Глебов с электрогитарой, кажется, Сироткин с
басом, еще кто-то, Рост, Танюха, в общем - целая орда. И все это вместе
провалилось так знаменательно, с таким треском, как проваливаются, наверно,
только очень крутые команды, типа СЕКС ПИСТОЛЗ или еще круче. Рассказывают,
что явившаяся туда на следующий день, тоже с целью поиграть, Катрин
(Тревогина, уже упоминавшаяся выше) пришла просто в восторг от тех матов,
которые складывал кому-то в трубку на группу Р*ождество, тогда Катрин
неизвестную, администратор выставки. Что ж, нам и тогда, и теперь, и всегда
приятно порадовать Катрин.
Продолжение следует.
* Этот клавишный электрический музыкальный инструмент был куплен у каких-то
рокеров из из подвалов НЧ/ВЧ за 30 рублей образца 1988 года. Пожалуй, самым
удивительным в нем было то, что он действительно играл, и работали у него
все колесики и клавиши. Был в нем также встроенный динамик, что значительно
облегчало нам жизнь. Звук его нравился мало кому - но он нравился мне и всем
музыкантам. Кроме того, другого не предвиделось. Этот инструмент носил имя
"Волшебная Колесница". Осенью 1989 года он был оставлен в СГПТУ No 30.
** Парадная дома No 26 по ул. Некрасова, знаменитая своей скрипучей дверью
черного хода. Астралом ее назвали мы с Банананом, с которым, кстати, там же
и познакомились, и который еще появится в нашем повествовании. Астрал и Банк
были достаточно теплыми и уютными парадняками, находились в стороне от
отделений милиции и центральных тусовок, поэтому тусоваться там было удобно
и приятно, хотя, конечно, и не столь романтично и торжественно.
*** Это слово мы прочитали на ларьке звукозаписи на "Электросиле". Аршинными
буквами было написано на нем: "Эрашур. Сматч Хитс". Не скоро мы догадались,
что по замыслу кооператоров это должно было означать "Erasure. Smash Hits".
Словосочетание же нам очень понравилось и вошло в обиход.
*4 Парадная дома по ул. Герцена, 48, ныне, кажется, Большой Морской.
Парадняк, не примечательный ничем, кроме более-менее дружелюбных жильцов,
удобной лестницы, зеркал на этажах и маленьких лепных звездочек Давида под
потолком. По слухам, когда-то там размещался какой-то банк. На стенах
парадной долго красовались картины "Кто такой не знаю, но сыр любит страшно"
и "Энди и Профессор возвращаются с трассы" - масло по зеленой краске,
примерно 1*1 м, автор неизвестен. Именно поэтому их долго и не стирали,
отвечая жильцам: "Вот придет тот, кто нарисовал, он пусть и сотрет."
*5 ЛЕПЕШКА - Дом культуры работников пищевой промышленности на улице Правды.
Издревле известен своим лояльным отношением к рок-н-роллу - немало было там
устроено славных сейшенов, в том числе и эпохальных. Известно, что, помимо
главного входа, проникнуть внутрь него можно еще тремя-четырьмя способами -
но я еще не сошел с ума, чтобы писать о них в газете, они мне еще пригодятся
самому.
*6 Бог весть, кстати, сделала ли эта команда хоть что-нибудь, да и жива ли
до сих пор, неизвестно. А ведь могли бы...
*7 То кафе называлось "Санкиртана". Впоследствии оно же называлось
"Говинда", но располагалось по тому же адресу, пр. Маклина, 2. Кормят там
крайне вкусно, охмуряют ненавязчиво, и денег сначала не брали совсем, потом
брали, кто сколько даст, а потом стали брать очень немного, сравнительно с
качеством. Доброе это было дело, и за него я кришнаитов зауважал. Мы до сих
пор должны им 6 р. 20 коп. - я дал обет, что первый гонорар пожертвую
Кришне, да все как-то не доходят руки.(+5)
+ Пожалуй, это в чем-то соответствовало истине, разве что налет был не такой
уж легкий. По крайней мере, не ошибусь, если скажу, что это была, при всей
своей местами беспомощности, ОЧЕНЬ СТРАННАЯ музыка. С заявками на вполне
себе серьезность.
++ По слухам, сейчас сей деятель - послушник в одном из монастырей на Волге.
Забавно подчас судьба играет человеком...
+++ После долгого перерыва ПРАВЕДНИКС' БЭНД выступил на VIII
профессиональном празднике Р*ождества 29.12.96 в "Белом Кролике", и их
выступление подтвердило правоту этих слов.
+4 И так продолжалось до мая 1994 года.
+5 Сумма в 6.20 определилась гонораром, полученным 06.05.91 за выступление в
ДК Первой Пятилетки на праздновании Дня независимости Израиля. В
"Санкиртану" я его отнес где-то зимой 1994 года. Обет был исполнен.
{09.93, (p) "Львиный Мостик" No 36 (96) от 24.09.93}
(c) Stepan M. Pechkin 1993
Last-modified: Fri, 02 May 1997 13:23:38 GMT