там пересадка, и - в Израиль. Но ты отказался от сотрудничества, поэтому останешься в Германии. - В Германии? - я был выжат как лимон. - И что я там буду делать? - Не знаю, - Рабинович-Коэн пожал плечами. - Можешь вернуться в Россию. Да, кстати, ты получишь в Германии деньги. - Миллион? - Нет, чуть меньше, но тебе хватит. Так в Россию? - пауза. - Или в Германии останешься? - Пока в Россию мне ехать не следует. В Германию... Благо, что когда-то изучал немецкий. - Что помнишь? - Хенде хох и Гитлер капут! Хватит? - Хватит, только бритоголовым не говори. - Членоголовым? - Именно. Пошли фотографироваться. На фото нужно улыбаться. - Могу только скалиться. - Делай что хочешь! - Рабинович махнул рукой. Потом меня сняли на паспорт. Снова отвели в опостылевшую комнату, хоть бы пожрать принесли, уроды! На столе стояли новые бутылки с минералкой. "Пальчики" что ли побежали снимать? Так я бы и сам дал. Зашел Рабинович, теперь он был одет в костюм, белоснежную рубашку, галстук безупречно, без единой морщинки повязан двойным узлом, побрит, дорогой парфюм, лакированные туфли, и не подумаешь, что израильский спецназовец. Я на его фоне смотрелся босяком. Нас сопровождало три человека, у обоих были опечатанные портфели, красный сургуч, оттиск Звезды Давида. Дипломатическая почта. Не смей подходить. Те самые фотопленки, ради которых я рисковал жизнью, плюс мои отпечатки пальцев. Это уже как пить дать. У ворот стоял микроавтобус с красными дипломатическими номерами, спереди и сзади по машине. Понимают, что именно везут в опечатанных портфелях. Все молчали, я смотрел в окно. Как все изменилось! Всего шесть лет назад, в далеком 1990 году мы вывозили из этого города армянские семьи. Самолеты на Москву уходили и с этого, гражданского аэропорта, и с военного аэродрома на Насосной. Эх, были времена, были! А что сейчас? А что впереди? Эмиграция. Горькое слово, тем паче, когда тебя обвели вокруг пальца, посулив миллион, а взамен? Шиш, да еще, скорее всего, без масла. Вот и аэропорт. - Алексей, вот твой паспорт. Ничего говорить не надо, просто отдашь паспорт для регистрации, - Рабинович протянул паспорт. Я посмотрел, полистал. Израильские загогулины и по-английски: "Винер Алексей", ладно хоть имя оставили, а не сделали Мойшей. Регистрация, посадка, все сопровождающие меня лица, включая и моего закадычного товарища, которому я минимум дважды спас жизнь, уселись в салоне первого класса, я - в экономическом. Принесли напитки, выпивку. Давай, подруга! Я так давно не выпивал! А еще можно, красавица? Эх, и с женщинами у меня было в прошлом веке, я уже все забыл! Налей еще! Не жадничай, плескани малЃхо! Придерживаю пальцем горлышко бутылки, пусть нальется побольше бесплатного самолетного пойла. Откинулся в кресле. Потягиваю дешевый коньяк. В девяностом в Баку мы пили хорошие, дорогие коньяки, а сейчас рад и этим ополоскам. Эх, были времена, были! Выпил и не заметил, как задремал. Очнулся от того, что заложило уши, пошли на посадку. Во рту сушь. Все пристегнутые сидят, пялятся в иллюминаторы. Не стал выделяться из толпы, тоже смотрю. Ну, и какая же ты Германия, которую наши деды освобождали? Домики какие-то чересчур аккуратные, и все здесь как-то не так. Еще не прилетел в Германию, а уже так домой тянет! Как там по-немецки это будет? О, точно: "Нах хаус". Приземлились, все захлопали в ладоши. Тоже похлопаем. Теперь будем жить по-новому. Теперь все по-новому. Господи, а аэропорт-то какой огромный! А самолетов сколько на летном поле! И большинство импортных. Таких я не видел. Не знаю, как называются, но красивые. Смотрим дальше. Подрулили к терминалу, подали... не знаю, как эта штука называется, про себя я ее окрестил "кишкой". Сначала первый класс идет на выход, потом - бизнес, а потом уже мы - босота. Пехота она и за границей - пехота. На выходе из терминала стоят двое в зеленой форме, наверное, пограничники. Не обращают внимания на пассажиров, в полуоткрытых кобурах - пистолеты. Беспечность полнейшая. Бей в репу, забирай пистолет, начинай захватывать аэропорт. Леха, Леха! Останавливаю бег своих мыслей. Спокойнее! Все, забудь, навыки свои прежние забудь. Теперь здесь мир. И все. Мир и не более того. Таможенный досмотр - формальность. Мне шлепнули в паспорт печать, и даже не смотрели на меня. Напротив выхода стоит секс-шоп. Яркие картинки и резиновые бабы различных размеров стоят в витринах. Такого я еще не видел. А коридор-то какой длиннющий! Окон нет. И выходы, входы, много-много. Народу несколько тысяч бегают, вытаращив глаза. Так, и что же дальше, Алексей? Где твои еврейские друзья? Неужели вот так бросили? Ан нет. Вот и Рабинович идет. Посмотрим. - Как долетел? - Думаю, что в первом классе было бы удобнее. - Не обижайся, не я здесь командую. Идем, выпьем кофе. - Идем. Он уверенно лавирует среди пассажиров, некоторые бегут с выпученными глазами, мечутся между огромного количества стоек регистрации, коридор, наверное, километра два, а может и того больше. Видно, что Андрей здесь не в первый раз. Спускаемся на этаж ниже. Тут много всевозможных кафе. Заходим в ближайшее. Садимся за свободный столик. Подходит официантка, Андрей по-немецки заказывает кофе. Это даже я могу. Но они-то обсуждают еще что-то, видимо, сорт кофе. - Ну, что, Андрей, что дальше? - Все. Здесь наши дороги расходятся... Леха, ну, поехали со мной в Израиль?! Я помогу тебе работу найти. - Не хочу. И вы меня всегда будете обманывать. Если ты - мой друг - меня обманул, использовал и поимел во все щели, то что мне ждать от остальных? - Вот телефон. Можешь позвонить с любого таксофона - в Западной Европе, конечно, - Андрей протягивает кусочек белого мелованного картона, где типографским способом набран длинный ряд цифр. - Пригласи меня, назовись. И где бы ты ни был, тебя заберут и привезут ко мне. - Спасибо, - я прячу визитку в карман. - А деньги, Рабинович? - Вот, - он достает конверт, протягивает мне. - Сколько? - я взвешиваю конверт на ладони. Подходит официантка, расставляет две крошечные чашки кофе, Андрей расплачивается. - Вифиль? Так по-немецки звучит "сколько"? - Так, - он вздохнул. - Пять тысяч. - Сколько?! - Пять тысяч немецких марок. - Дешево же тебя ценят твои начальники, Андрюха, дешево. Я два раза тебе жизнь спас... - А я тебе - один раз, - тихо говорит он. - Это где же? Напомни, - я начинаю психовать. - В посольстве... Ты много знаешь, сам понимаешь, правила есть правила. Не маленький. - М-да, - я молчал. - Извини, Алексей, мне нужно идти. Здесь очень запутанная автостоянка, многоуровневая, не найдешь машину. - Ничего, как-нибудь найдете! - Да, Алексей, еще одна формальность. - Чего еще? Подписку о неразглашении дать? - Нет. Отдай паспорт. Понимаешь, служба есть служба. - Не понимаю. На, - я вытащил паспорт и отдал ему. - До свиданья! - он встал и протянул мне руку. Я молча, снизу вверх смотрел на него тяжелым взглядом. Пауза затягивалась. Он покраснел, пожал плечами. Развернулся и пошел. Я сидел и смотрел ему вслед. Он обернулся. Остановился, заулыбался и помахал мне. Я сидел как каменный. Мне хотелось его убить. За предательство нашей дружбы, за то, что он обманул меня. За все. Так я сидел над наперсточной кружкой кофе больше часа, потом понял, что надо уходить. Куда? С моим советским паспортом надо уходить на нелегальное положение. Сначала ночлег, еда, потом подумаем. Ориентируясь по указателям, побрел на выход. Увидел газетный киоск. Подошел. Ничего на русском! Вот уроды, а мы ведь их победили когда-то! Путеводитель по городу. Полистал. Есть перечень гостиниц, мотелей, то, что мне нужно. Вытащил из конверта купюру достоинством в пятьдесят дойчемарок. Продавец долго отсчитывал сдачу. Не считая, бросил все в карман. Даже если он меня обманул, я что, буду скандалить? Никогда! Я теперь "никто" и звать меня "никак", и номер мой шестнадцатый. На стоянке перед аэропортом снуют такси. Я закурил. Первая сигарета после перелета. Изучаю путеводитель. Недалеко есть мотель, там указаны цены. Вроде пойдет. Встал в очередь на такси. Через пять минут сажусь на заднее сиденье машины, тыкаю пальцем в нужную страницу. Водитель кивает головой, понял. Поехали. У них даже такси "Мерседесы". Смотрю по сторонам. Красиво, как на картинках. Как в кино. Кажется, что проснусь, и все пропадет. Мотель, приехали. Мотаю головой, сколько, вифиль? Таксист стучит по счетчику. Расплачиваюсь и две марки "на чай". Так здесь положено, Рабинович еще в посольстве проинструктировал. Захожу. Стойка. Фрау. - Битте, нумер! Айн мен, - тычу пальцем в грудь. - Битте, - она понимает, что в немецком я чуть лучше, чем в английском, и рисует на бумажке сумму за день. - Гут, - отвечаю я. Затем она тычет в календарь, типа, спрашивает, сколько дней я буду жить. - Гут, - мол, понял я. - Фир. Четыре. - Для верности показываю ей четыре пальца. Она кивает головой, поняла. Потом рисует цифру за четыре дня. Расплачиваюсь. Хорошо, думал, что будет дороже. Надо записаться в регистрационной книге. Ничего умнее не придумал, написал латинскими буквами "Джон Иванов". Меня проводили в номер. Вход с улицы. Нормально. Кровать, стол, два стула, телевизор, жалюзи на окнах, туалет, ванна, душ. Сначала под душ. Поскреб себя ногтями, потом вытерся, сигарету, надо купить что-нибудь выпить и поесть. Иду к стойке регистрации. - Фрау, а где здесь супермаркет или просто маркет унд гаштет? Э-э-э-э, бир, - щелкаю себя по горлу. Добрая женщина показывает мне направление движения. Сначала на пути попадается пивнушка. Неплохо, очень даже неплохо, всего в десяти минутах ходьбы. Попробуем немецкого пива! - Э-э-э! Цвай уайт, - как же светлое-то будет, блин! Хрен с ним, цвай вайс бир! Бармен, пожилой мужик, понятливо кивает головой, мол, и не таких идиотов видел за свой век, наливает мне два бокала светлого пива. Рассчитался. Сел за столик, пью. Хорошее пиво, запашистое, забористое! Первый бокал осушил залпом, второй растягиваю. Выпил. Хорошо! Надо в туалет сходить. Вижу, что посетители заходят в дверь с мужиком. Понятно. Мне туда. После туалета - в магазин. Нашел тоже быстро, взял готовой еды, запечатанной в целлофан. Колбасы и прочей снеди. И пива упаковку. После ужина улегся на кровать, стал смотреть телевизор, а так как я все равно ничего не понимал, включил музыкальный канал и смотрел. Завтра будет завтра, и надо просто жить. Эпилог Я смотрел на экран, на кривляющихся певцов, потягивал немецкое пиво и думал о своем. В пивнушке в туалете я оставил маленькое сообщение. Мол, я здесь. Остановился в том мотеле, который мне рекомендовали. Был и запасной вариант, конечно. Когда я подал рапорт на увольнение, стало известно, что Рабинович попал в плен, и ищет выход на меня. Со мной переговорили и перевели в другое подразделение Службы. В Отдел отправили липовую выписку из Приказа о моем увольнении. И всю дорогу меня сопровождали ангелы-хранители, пока я не ушел в Чечню. А так бы мне не удалось выйти из Ставропольского Управления. И еще много чего не удалось бы. Теперь я знаю, где находится архив Дудаева. Думаю, что найдут способ его вывезти или уничтожить на месте. А то, что к евреям попали интересующие их документы - черт с ним! Они теперь наши соратники по борьбе с исламским терроризмом. Чем больше они положат там фанатиков, тем нам в России будет меньше работы. В течение трех дней мне надо заходить в эту пивнушку и пить пиво с восемнадцати до двадцати. Ко мне подойдет товарищ, которого я лично знаю по новому месту службы. И я поеду на Родину! Я поеду Домой! В гробу я видел эту заграницу! Завтра будет завтра, и это будет мое завтра!  * * *