ие,  Франц  заставил  себя  побриться  и  принял для
взбодрения холодный душ. Когда он выключил воду, то по контрасту понял,  что
вокруг царит полная и абсолютная тишина.
     Обследовав  дверной  замок  и  убедившись,  что  тот   не   защелкнется
безвозвратно  (ключа  нигде  видно  не  было), Франц вышел из комнаты. Слева
коридор кончался тупиком; справа, в  центре  этажа  располагалась  лестница,
ведущая  вниз.  Он  спустился  по  ступенькам  и  увидал  знакомую  картину:
конторка, лампа в зеленом абажуре и, в облаке света, женщина.  На  этот  раз
она  не  спала  (на  конторке  лежала  раскрытая книга), а, услыхав звук его
шагов, повернула голову и улыбнулась. Франц еще раз подивился ее сходству  с
Лорой:  тонкая  фигура, небольшая, четко очерченная грудь крупные правильные
черты лица и длинные темно-каштановые волосы. Лет ей было между тридцатью  и
тридцатью пятью.
     -- Здравствуйте, -- сказал он.
     -- Здравствуйте, -- сказала она.
     -- Меня зовут Франц.
     -- Меня зовут Таня.
     Она была одета в изящное узкое платье из темного  бархата  со  странной
завязкой вместо пояса.
     -- Приятно познакомиться, -- сказал Франц. -- И  извините  за  дурацкий
обморок вчера ночью... Вам ведь пришлось тащить меня наверх?
     -- Ничего страшного, со всяким может случиться.
     -- Что я теперь должен делать?
     -- Вас ждет Адвокат.
     -- Так поздо? -- удивился Франц.
     -- Привыкайте, вы теперь "ночной".  Регистраторша  вам  на  когда  часы
поставила?
     -- На полночь.
     -- Ну так теперь ваш день и будет начинаться в полночь: будете ходить к
"ночному"  адвокату,  к "ночному" следователю... -- она потеребила завязку у
пояса. -- Да вы не расстраивайтесь, это, кстати, и удобно отчасти:  очередей
почти нет. Ночных подследственных -- таких, как мы с вами, -- мало.
     Таня говорила  по-английски  грамматически  правильно,  но  с  заметным
славянским акцентом.
     -- <I>Мы</I> с вами? -- переспросил Франц. -- Так вы тоже... --  он  запнулся,
не находя подходящего слова, -- ...лицо <I>неофициальное?</I>
     -- Да, неофициальное, -- она улыбнулась. -- Кстати, поторопитесь, прием
у Адвоката назначен на полвторого. Только-только успеете.
     Она протянула ему карточку, на которой было написано:

       Настоящим вызывается <I>Франц Шредер</I> для свидания с адвокатом.
       Время свидания: <I>1:30, 12 мая 1993 г.</I>
       Место свидания: Дворец Справедливости, комната <I>1723,</I> подъезд <I>21.</I>

     -- Откуда у вас эта карточка? -- с подозрением спросил Франц.
     -- Нашла в почтовой комнате в ячейке на букву "S".
     -- А откуда вы узнали мою фамилию?... и, вообще, что я  должен  придти?
Вы ведь меня ждали!
     -- Мне позвонили... Какое-то <I>официальное лицо,</I> -- она  усмехнулась.  --
Довольно нервное, я бы сказала, лицо...
     "Ночной Дежурный... -- подумал Франц. -- Сходится".
     -- Извините, -- сказал он, -- я тут... от всего подвоха жду.
     -- Ничего-ничего, -- Таня вздохнула, -- я вас понимаю.
     -- Ну, ладно... А к адвокату этому пешком идти?
     -- Зачем пешком, на метро, -- Таня порылась в ящике конторки,  извлекла
небольшую  карту  и  пометила на ней что-то красной шариковой ручкой. -- Вот
здесь находимся мы с вами, а вот здесь -- метро: пятнадцать минут ходу.  Как
проехать  дальше,  я вам напишу на обратной стороне карты... -- и, видя, что
Франц хочет спросить  что-то  еще,  добавила:  --  Вот  вернетесь,  тогда  и
поговорим,  --  она  извинительно  коснулась  его  руки. -- Я буду вас ждать
здесь.
     Взяв карту, Франц вышел на улицу.



        4. Адвокат

     Вход в метро представлял собой облицованное мрамором невысокое  здание,
на  крыше  голубым  неоновым  светом  сияла буква М. Могучий сквозняк всосал
Франца сквозь широко раскрытые двери внутрь.
     Проезд был бесплатным.  Эскалатор  спускался  к  платформе,  блиставшей
всеми  сортами мрамора и безукоризненной чистотой; помимо самого Франца, там
было  лишь  два-три   пассажира.   Сориентировавшись,   он   выбрал   нужное
направление: четыре остановки до "Центральной 1", пересадка и еще пять -- до
"Дворца Справедливости".
     Поезд пришел почти сразу.
     Народа в вагоне было немного: трое молодых парней  в  кожаных  куртках,
озабоченная  женщина  средних  лет,  такого  же  возраста  мужчина с молодой
девицей и  две  девчонки  старшего  школьного  возраста  --  словом,  ничего
необычного. На стене висела подробная схема метро, из которой следовало, что
Город, должно быть, очень большой: вверху  и  внизу  карты  несколько  линий
уходило за края.
     "Центральная 1" оказалась крупным пересадочным узлом -- люди роились  у
бесчисленных  переходов на другие линии. Разыскав нужный туннель и пройдя по
бесконечному коридору, Франц оказался на  "Центральной  4".  И  опять  поезд
подошел почти сразу, однако на этот раз был почти полон.
     Поднявшись на поверхность, Франц оказался на ярко освещенной площади  с
фонтаном  и  сквером  в  центре -- внутреннем дворе высокого кольцеобразного
здания с многочисленными подъездами. На скамеечках и прямо на газонах  густо
сидели  люди, еще гуще -- входили и выходили из подъездов. Франц справился с
карточкой-приглашением: подъезд 21, 17-ый этаж, комната 1723.
     Внутри здания царила атмосфера государственного учреждения: в вестибюле
лениво  переговаривалась компания ожидавших чего-то посетителей, в лифте три
чиновных джентельмена в костюмах и  галстуках  вели  непонятный  для  Франца
служебный  разговор. Навевая воспоминания о Регистратуре, стайками пробегали
девицы-секретарши.
     На 17-ом этаже оказалось поспокойнее. Разыскав комнату 1723, Франц  сел
в  стоявшее  напротив  кресло.  До  назначенного  времени  оставалось десять
минут... он огляделся. Ощущение deja vu не отпускало:  длинный,  хотя  и  не
бесконечный, коридор и пронумерованные двери. Отличия, правда, имелись тоже:
по <I>этому</I>  коридору  время  от  времени  пробегали  с  какой-нибудь  поноской
девицы-секретарши.
     В двадцать  девять  минут  второго  дверь  растворилась  --  непрерывно
кланяясь  и выкликая: "До свидания, до свидания, всего хорошего", из комнаты
вышел спиной вперед предыдущий посетитель. Он осторожно притворил дверь,  на
секунду замер, как бы прислушиваясь к своему пищеварению, потом повернулся и
посмотрел на Франца.  Это  был  тщедушный  мужичонка  с  растрепанной  рыжей
бородой и крысиным взглядом.
     -- Здравствуйте, -- вежливо сказал Франц.
     Мужичонка молча посмотрел Францу в лицо недобрыми блестящими  глазками,
потом неловко повернулся и, прихрамывая, затрусил по коридору.
     Франц встал, постучал в дверь и вошел в кабинет Адвоката.
     В комнате за крайне захламленным письменным столом сидел толстый  лысый
человек лет сорока в засаленном сером свитере и радостно улыбался.
     -- Заходите, заходите, дорогой, -- пропел человек, привставая  и  делая
обеими  руками  приглашающие жесты, -- милости просим! Я буду ваш адвокат...
так сказать, консультант по части закона... хе-хе-хе... в  этом  беззаконном
месте...  Садитесь  вот здесь, на стульчик, так сказать... или вон туда, как
говорится, в креслице...
     -- Здравствуйте.
     Франц молча разглядывал собеседника: близорукие поросячьи  глазки,  три
подбородка  с  порезами от бритья, покрытый пятнами свитер. Кабинет Адвоката
был под стать владельцу: стопки книг и картонные коробки на полу, плюс  пыль
повсюду.
     -- Прежде  всего...  э...  я  хочу,  как  говорится...  --  Адвокат  на
мгновение  задумался,  будто  забыв нужное слово, -- <I>извиниться</I> за то, как с
вами обращались в... этой, как ее, Регистратуре... Уж сколько мы,  адвокаты,
протестов  и  жалоб  на  них  написали,  а  толку,  так сказать, чуть... Вам
"Обращение к регистрируемому" зачитали?
     -- Нет.
     -- Я так и знал! -- захлебнулся возмущением Адвокат. -- А Правом... как
его?... Трех Вопросов воспользоваться удалось?
     -- Не удалось.
     -- Слов у меня нет! Так сказать, нету слов, нету... --  он  вскочил  на
ноги  и,  тряся  животом,  забегал  по  кабинету  (развязанные шнурки на его
ботинках волочились по полу). -- Ну сколько раз, сколько раз, так сказать...
сколько можно...
     Он зацепил стопку лежавших на столе книг, и те обрушились на пол.
     -- Ну, хоть теперь все, так сказать... э... как  <I>следует  будет!</I>  --  у
Адвоката  была  странная привычка акцентировать ничего не значащие слова. --
Сейчас мы на них, как говорится, жалобу напишем... -- он плюхнулся на стул и
начал яростно рыться в ящиках стола, видимо, в поисках бумаги.
     -- Не надо, -- твердо сказал Франц.
     -- Как -- не надо?! Почему -- не надо? Так сказать...
     -- Прошу вас... ведь это от меня зависит? -- на всякий  случай  спросил
Франц. -- Писать или не писать -- это я решаю?
     -- Вы... но только...
     -- Тогда -- <I>не надо,</I> -- И чтобы было понятнее, с  нажимом  добавил:  --
<I>Так сказать.</I>
     -- Не надо? Ну, не надо -- так не надо, -- неожиданно легко  согласился
Адвокат.  --  Давайте,  как  говорится...  э... займемся делами насущными...
План, так сказать, <I>действий</I> продумаем... э... Вы как считаете?
     -- Давайте, -- с сомнением согласился Франц.
     -- Завтра вас, как  говорится...  э...  <I>следователь</I>  на  первый  допрос
вызовет. Он... того... <I>дело</I> на вас подготовит, а потом в Прокуратуру Второго
<I>Яруса</I> передаст, так сказать... Ну а я, как говорится... вам помогать буду...
ежели что не так, так мы сразу... э, как ее... <I>жалобу</I>... э... напишем...
     -- Где принимает следователь?
     -- Э... да  здесь  же,  как  говорится,  и  принимает...  так  сказать,
помещений  не  хватает... вот мы с Прокуратурой и чередуемся... сегодня, как
говорится,  мы,  адвокаты,  а  завтра  во  всем...  ну,  как  его...  <I>здании</I>
следователи принимать будут... э... помещений не хва...
     -- Где находится Второй Ярус?
     -- Наверху,  так  сказать,  находится...  --  для  наглядности  Адвокат
потыкал  пальцем  в  потолок. -- Лифт туда ходит... <I>лифт</I>... и по этому... по
<I>телефону</I> позвонить можно... то  есть,  я  или  следователь  можем,  ну  а...
подследственные...   того...   им   нельзя,   вы   уж   извините   за  такое
неравноправие...
     -- В чем меня обвиняют?
     -- Э... как это? -- растерялся Адвокат. -- Да ни в чем особенном... Как
говорится,  материал следователь собирает: как жили, так сказать, и чего мол
теперь с вами делать... то есть, чего делать -- это уж Суд, конечно, решает,
а не следователь... <I>Потом</I> будет решать, значит...
     Под напором вопросов простодушный Адвокат явно растерялся -- нужно было
ковать железо, пока горячо.
     -- Когда будет Суд?
     -- Вот уж... как говорится... не  могу  даже  сказать...  Да  на  одном
только  нашем  Ярусе  следствие,  значит, и неделю, и месяц может... того...
<I>продолжаться,</I> или целых шесть... А то и вообще Прокуратура  решит  следствие
приостановить...
     -- Что бывает с теми, против которых следствие приостановлено?
     -- А ничего... Здесь, на Первом, как говорится, Ярусе и  остаются...  Я
вот так в свое время остался...
     -- Где происходит Суд?
     -- Не знаю, так сказать... э... <I>не знаю</I>... Может, на  Втором  Ярусе,  а
может,  и  на  Третьем...  Может, еще выше... Они по телефону не очень-то на
вопросы отвечают...
     -- О чем будет спрашивать следователь?
     -- Э-э... о всяком...
     -- Можете привести пример?
     -- Нет, -- впервые ответ Адвоката прозвучал твердо.
     -- Откуда к следователю поступают сведения? Только  от  меня,  или  еще
откуда-нибудь?
     -- Что вы имеете... э... <I>в виду?</I> -- Адвокат неожиданно оскорбился. -- Я
Прокуратуре  о  своих  клиентах  информацию...  как  говорится... никогда не
давал... Да как же вы... э...
     -- Я имел в виду не вас, -- с досадой оборвал его Франц. -- Ну, скажем,
свидетельские показания или вещественные доказательства какие-нибудь...
     -- А-а, -- мгновенно остыл Адвокат, -- от  свидетелей,  говорите...  От
свидетелей,  может,  и  берут...  как  ее...  <I>информацию,</I>  --  и  неожиданно
лаконично заключил: -- Не знаю.
     "Что б его такое попроще спросить..." -- подумал Франц.
     -- Что содержалось в "Обращении", которое  мне  так  и  не  зачитали  в
Регистратуре?
     -- Не могу сказать... -- по толстому лицу Адвоката разлилось  выражение
беспомощного идиотизма.
     -- Почему?
     -- Так его и мне <I>самому</I>... э-э... не зачитали...  --  он  с  удивлением
выпучил  близорукие  поросячьи  глазки  и  с  расстановкой  повторил:  -- Не
за-чи-та-ли... <I>ну, надо же!</I>
     "Хватит", -- подумал Франц и встал.
     -- Спасибо за консультацию.
     Адвокат выскочил из-за  стола  и  заметался  по  комнате,  наступая  на
развязанные  шнурки.  --  Пожалуйста...  пожалуйста!  А  после  первого, как
говорится...  э...  <I>допроса</I>...  опять  ко  мне...  --  он   прижал   толстые
короткопалые ручки к сердцу. -- Ежели, как говорится, что не так... ежели он
вас... <I>обижать</I> станет, так мы тогда  сразу...  э...  жалобу  и  напишем,  --
Адвокат вился вокруг пятившегося к двери Франца. -- Жалобу или <I>протест</I>... На
то мы, адвокаты, так сказать, и <I>поставлены</I>...
     Не слушая его, Франц вышел в коридор. Ситуация была ясна:  единственная
надежда  -- это Таня. "А если она куда-нибудь запропастилась, пока я ходил?"
-- с ужасом подумал он и бегом бросился к лифту.



        5. Таня: Вопросы и ответы

     Таня никуда не запропастилась, Франц нашел ее на том же самом месте  --
за конторкой на первом этаже Общежития.
     -- А-а, вернулись... -- она улыбнулась. -- Ну, как вам Адвокат?
     -- Так же, как и все остальные.
     -- Понятно. Есть хотите?
     -- Да! -- с чувством сказал Франц. Он вдруг осознал, что  не  ел  около
суток.
     -- Тогда пошли на кухню.
     Таня встала со стула и вышла из-за конторки.
     -- Кстати: в том конце коридора, -- она  показала  рукой,  --  кухня  и
столовая; там -- прачечная, кладовка и почтовая комната. Как поедим, идите в
кладовку, наберите одежды, какая нужна... ну, там, сорочки, носовые  платки,
белье...  Если нужен еще один свитер или, скажем, костюм -- завтра пойдете и
купите в магазине.
     -- На что?
     -- Здешние деньги  называются  "монеты"  --  глупое  название,  правда?
Безработные  получают  пособие,  вы  --  как подследственный в активной фазе
следствия -- больше тысячи монет в  две  недели.  Деньги  можете  взять  уже
сегодня,  банк  здесь  только один, идите в любое ночное отделение. А вообще
пособие будут переводить на ваш счет через  неделю  на  вторую,  начиная  со
вчерашнего дня.
     Она объясняла это, ведя Франца по коридору. Кухня оказалась  второй  по
счету дверью слева (окна в стене справа смотрели в парк).
     -- Так, -- деловито сказала Таня, -- все маленькое, -- она  указала  на
плиту,   микроволновую  печь,  посудомойку  и  холодильник,  --  принадлежит
"ночным", то есть, нам с вами; все большое -- "дневным".  Посуда  --  общая,
лежит  вон  в  том  шкафу.  Что  еще?...  да,  продукты здесь, вообще-то, по
телефону заказывают, но на сегодня я для вас гуся  зажарила  --  знала,  что
времени не будет... да и вообще...
     -- Спасибо большое! -- растрогался Франц.
     Гусь ждал их в разогретом виде в духовке. Захватив его, посуду, а также
бутылку  вина  из  холодильника,  они  прошли в столовую -- большую комнату,
заставленную столиками на двоих под бордовыми скатертями. На каждом  столике
стояла  вазочка  с  искусственными  цветами  и  маленькая настольная лампа в
вишневом матерчатом абажуре. На стенах висели рисунки,  изображавшие  старые
дома  или  странных  людей. Франц, впрочем, не очень-то мог их разглядеть --
свет лампы на столе отодвигал темноту не более чем на три метра в радиусе.
     Таня аккуратно разрезала гуся на большие куски и разложила по тарелкам,
Франц  откупорил  вино  и  налил по полному бокалу. Они одновременно подняли
глаза и посмотрели друг на друга.
     -- За встречу?
     -- За встречу.
     Некоторое время они молча ели, стуча вилками и ножами,  потом  Франц  с
сожалением  оторвался  от  тарелки  и  посмотрел  на  Таню  --  он  же хотел
распросить ее как следует...
     -- Знаете, что мне кажется самым непонятным? То, что я все  еще  ощущаю
себя  хозяином  своей  жизни, -- он отложил вилку в сторону. -- Что будет, к
примеру, если я заберусь на крышу небоскреба и брошусь вниз?
     -- Разобъетесь насмерть.
     -- То есть как это, насмерть? Ведь я <I>уже</I> на том свете!
     -- Не могу  объяснить.  Знаю  только,  что  и  боль,  и  болезни  здесь
существуют,  --  а  значит,  и  смерть  тоже  должна,  --  Таня на мгновение
задумалась. -- Вот только, что делается с душой умершего,  не  знаю.  Может,
после   этого   мира   еще  какой-нибудь  будет?...  Или,  например,  полное
забвение?... -- она замолчала.
     На стене громко тикали массивные бронзовые часы.
     -- Сколько дневных живет в Общежитии?
     -- Не знаю, я их не видела ни разу. Судя по количеству жилых комнат  --
человек двадцать-тридцать.
     -- Как так не видели? -- удивился Франц. -- Должны же вы хоть иногда  с
ними встречаться?
     -- Должна, -- Таня ела, аккуратно отрезая маленькие  кусочки  гусятины,
-- но не встречаюсь.
     -- Так откуда ж вы знаете, что они вообще существуют?
     -- Я их чувствую... -- она запнулась, не  зная,  как  объяснить.  --  И
посуду на кухне они с места на место переставляют.
     "Интуитивное мышление женщины..." -- подумал Франц.
     -- А что люди здесь вообще делают?
     -- Работают большей частью. А подследственные в активной фазе следствия
-- те к следователю и адвокату ходят. Попеременно.
     -- А в выходные, праздники?
     -- Праздников здесь не  бывает.  В  выходные  можно  пойти  в  кино,  в
театр...  или  за  город  поехать.  Здесь природа очень красивая и, главное,
разнообразная: на восток от Города -- море, на запад -- горы, за  горами  --
лес...  Я  вас когда-нибудь в горы свожу, -- Таня улыбнулась, -- очень люблю
туда ездить...
     -- Подождите, -- остановил ее Франц, -- мы с вами находимся на Земле?
     -- Да, -- Таня кивнула головой. -- Но на какой-то другой... не на  той,
что раньше.
     -- Что находится за лесом и морем?
     -- Не знаю.
     -- Как так не знаете?
     -- Так: добраться туда невозможно, а спросить не у  кого  --  никто  не
знает.
     -- А что на севере и юге?
     -- На север и юг Город бесконечен.
     Франц с недоумением покачал головой...
     -- И давно вы здесь?
     -- Почти год. Следствие против  меня  приостановили  очень  быстро,  на
вторую неделю. С тех пор работаю.
     -- Где?
     -- В архитектурном отделе Магистратуры на полставки. А на вторые пол --
рисую,  --  она  махнула в сторону картин, висевших на стене. -- В последнее
время стали хорошо покупать.
     -- В архитектурном отделе... -- повторил  Франц.  --  И  что  же  вы  в
архитектурном отделе делаете, если не секрет?
     -- Черчу, -- Таня  отпила  из  своего  бокала.  --  Они  мне  оставляют
словесные  описания  и  черновики  с  размерами,  а я им начисто вычерчиваю,
отмываю  и  расцвечиваю...  Зайца  один  раз  пририсовала...  --  неожиданно
добавила она.
     -- Какого зайца? -- заинтересовался Франц.
     -- Дали мне загородный дом чертить, нудный, как спичечная коробка,  так
я  на  генеральном  плане  в  углу зайца нарисовала: как он на задних лапках
сидит, а передними умывается.
     -- И что?
     -- Ничего, сошло... Видно, не заметили.
     -- <I>Кто</I> "не заметили"?  --  Францу  показалось,  что  он  сформулировал,
наконец, правильный вопрос. -- Начальник, например, у вас кто?
     -- Не знаю, я во всем отделе  единственная  ночная  служащая...  --  и,
видя,  что  он не понимает, Таня объяснила: -- Каждый понедельник я нахожу у
себя на рабочем месте конверт с инструкциями на неделю, а  сделанную  работу
по  пятницам отношу в кабинет 825 и кладу на стол, -- она помолчала, а потом
с выражением безнадежности в голосе добавила: -- Уж не знаю, что они потом с
моими чертежами делают.
     -- Н-да... -- растерянно протянул Франц. -- А как вы эту работу нашли?
     -- По объявлению в газете.
     -- Здесь и газеты есть? -- удивился он.
     -- Газет<I>а,</I> -- поправила Таня. -- Называется "Ежевечерний Листок Первого
Яруса", я вам потом покажу... Гуся добавки хотите?
     -- Спасибо, -- рассеянно ответил  Франц,  подставляя  тарелку.  --  Ну,
ладно,  с работой более или менее понятно... то есть, понятно, что ничего не
понятно... А как вы продаете свои картины?
     -- Частно. Через маленькую галерею в центре Города.
     -- Кто хозяин?
     -- Старый француз,  очень  смешной...  производит  впечатление  полного
безумца.
     -- А покупатели кто, тоже безумцы?
     -- Скорее всего... -- и, видя, что он хочет  задать  очередной  вопрос,
Таня  добавила:  --  Знаете, Франц, вы тут напрасно... как бы это сказать...
<I>человеческий</I> смысл ищете -- его здесь нет. А тот, который есть, --  человеку
не  понять.  Его  только  <I>принять</I>  можно...  И  чем  раньше  вы примете, что
окружающие для вас все равно что сумасшедшие, тем лучше  будет...  на  этом,
как ни странно, тоже отношения строить можно.
     -- А вы тоже сумасшедшая?
     Таня рассмеялась.
     -- Я -- другое дело... -- она помялась, почему-то не решаясь  говорить.
--  Я,  видимо,  ваш  "партнер",  --  выговорила  она  наконец  и, по-детски
покраснев, стала сбивчиво объяснять: -- У меня есть теория, что здешние люди
кажутся  друг  дружке  безумцами  не  потому,  что  действительно безумны, а
потому, что живут как бы в перпендикулярных плоскостях и оттого не  понимают
друг  друга.  Да  что  там говорить... ведь и <I>живые</I> люди часто друг друга не
понимают, а уж здесь-то все это до последней  крайности  доведено.  А  чтобы
человек  на  самом  деле  от  одиночества  не  рехнулся, они посылают... или
сводят... уж не знаю, как  сказать...  --  она  смутилась  окончательно,  --
близких по типу людей вместе. То есть, это <I>я</I> так думаю...
     -- Ладно, -- согласился Франц. -- Допустим, что  все  <I>официальные  лица</I>
живут,  как вы выражаетесь, в "перпендикулярных плоскостях". Но остальные-то
люди, люди на улице, они что -- тоже перпендикулярные?... Скажем, если  я  с
кем-нибудь в метро заговорю?
     -- Я попробовала, -- усмехнулась Таня.
     -- И что?
     -- Вспоминать не хочется, -- по ее лицу пробежал отблеск старой обиды.
     -- Значит, по-вашему, вы и я всем остальным тоже кажемся безумцами?
     -- Думаю, да.
     В течение нескольких  секунд  Франц  обдумывал  полученную  информацию.
Потом задал следующий вопрос:
     -- Вот вы уже почти год здесь и все время без "партнера" -- как  это  в
вашу теорию укладывается?
     -- Не весь год без партнера, -- она подняла глаза и  посмотрела  ему  в
лицо. -- Можно я <I>потом</I> вам об этом расскажу?
     И Франц понял, что вопросы в этом направлении следует прекратить.
     -- Конечно-конечно, извините... -- торопливо  согласился  он  и  сменил
тему:  --  А  адвокат  у  вас, значит, хороший был, раз следствие так быстро
приостановили?
     -- Адвокат у меня был тот же, что и у вас, -- ответила Таня. -- Он всех
ночных  подследственных  в  нашем Общежитии обслуживает. Никакой помощи я от
него не получила.
     -- А следователь тоже на всех ночных один?
     -- Один.
     Таня отпила из своего бокала.
     -- Что он за человек, на что похож?
     Она неожиданно рассмеялась.
     -- Сами увидите. Не хочу лишать приятного сюрприза.
     -- А какие вопросы задает?
     -- Всякие... большей частью, бредовые,  конечно.  К  примеру,  --  Таня
нахмурила брови, закатила глаза и произнесла гнусавым басом: -- "Перескажите
самое странное происшествие в вашей досмертной жизни".
     Они оба рассмеялись.
     -- И что вы ему ответили?
     -- В отношениях с ними,  --  Таня  неопределенно  махнула  рукой  через
плечо,  --  у меня правило: делай, что попросят, в пределах разумного. Вот я
ему и пересказала самое странное происшествие в моей досмертной жизни.
     -- А что это было? -- спросил Франц. -- Или это что-то личное?
     -- Нет... Могу рассказать, если хотите.



        6. Рассказ Тани

     --  Я  всю  жизнь  прожила  в  России,  тогда  еще  СССР,  и   работала
архитектором.  Не  таким  архитектором,  который  проектирует  новые дома, а
таким, который изучает старые. Наш отдел  занимался  загородными  усадьбами,
так  что  сотрудникам часто приходилось ездить за материалом -- как правило,
не очень далеко от Москвы. Я любила  эти  поездки,  они  давали  возможность
вырваться из текучки на одну-две недели, а главное, можно было порисовать на
натуре -- не только для работы, но и для себя. С сыном обычно оставалась моя
мать, ну а если она не могла, то я просила кого-нибудь из подруг.
     В тот раз с первого шага все пошло как-то не так: начать с того, что ни
один  из  сотрудников-мужчин  поехать  с нами не смог. Я оказалась старшей в
группе, состоявшей, помимо меня, еще из двух несмышленых девчонок, которые и
работали-то у нас без году неделя. Делать, однако, было нечего, спасибо и на
том, что шофер институтской машины помог нам загрузить  в  поезд  тяжеленные
ящики  с  документацией  и  чертежами.  С  билетами  тоже  не повезло: ехать
пришлось в общем вагоне, набитом соответствующей публикой -- они  непрерывно
ссорились,  жрали  тошнотворную  снедь,  пили  теплую  водку  и  пахли (было
довольно  жарко,  но  вентиляция  не  работала).  На  этом  злоключения   не
кончились:  поезд  задержался  и  прибыл  на  нашу  остановку  с двухчасовым
опозданием.  Еле  успев  выгрузить  барахло  за  три  минуты  стоянки,   мы,
взмыленные,  злые  и  голодные,  оказались  в шесть часов вечера в абсолютно
незнакомом месте -- никто из нас не  бывал  в  этом  городишке  раньше.  Наш
объект  находился  в сорока километрах отсюда, причем по грунтовой дороге, а
не  по  шоссе.  Автобусы  туда  не  ходили,  проката  машин  в   России   не
существовало, что же касается такси... да само понятие "такси" было столь же
чуждо этому месту, сколь и понятие космического перелета. Имевшееся  у  меня
письмо  из  Института  к  местному  начальству  с  просьбой  выделить машину
оказалось бесполезным,  ибо  найти  никого  не  удалось  (рабочий  день  уже
закончился). Девчонки обежали все три городские гостиницы -- мест не было.
     Это  был  типичный  среднерусский   городок,   застроенный   уродливыми
пятиэтажками  и  полуразвалившимися  деревянными  домишками.  Пьяные  мужики
угрюмо  шатались  по  неосвещенным  улицам.  Сидя  на  своем  барахле  перед
вокзалом,  мы  не  знали,  что  делать;  было уже около девяти, почти совсем
темно. И вот тут-то около нас и притормозил проезжавший  мимо  грузовик.  Из
кабины  высунулась  глупая,  но  вполне  добродушная харя и весело спросила:
"Куда ехать-то, девоньки?" -- "В Жадуны", -- заискивающе заглядывая в глаза,
пропели  Ляська  и  Бегемот.  "А  ну  бросай  барахло в кузов, сами садись в
кабину!" -- гаркнула харя, и мы в три голоса  аж  застонали  от  облегчения.
Шофер,  здоровенный  детина  лет сорока, помог нам загрузить ящики в кузов и
усадил всех троих в кабину на два пассажирских места.  Из  окошка  грузовика
городишко  уже  не выглядел враждебным, и даже шарахавшиеся по улицам пьяные
мужики выглядели скорее бессмысленными, чем опасными. Поднимая клубы пыли на
сухих  местах  и  жирно чавкая шинами по грязи, грузовик выехал из города на
проселочную дорогу.
     Усадьба, которую мы собирались "мерять", находилась в  трех  километрах
от   деревни   --  нас  должен  был  встретить  предупрежденный  телеграммой
смотритель. Больше в усадьбе никто не жил, ибо она как памятник  архитектуры
охранялась  государством.  Наш  спаситель,  не  взяв  предложенной  десятки,
выгрузил вещи прямо на крыльцо,  сбегал  за  смотрителем  и  быстро  укатил.
Напоследок  он посоветовал "...не очень-то седни по лесу брод<I>и</I>те -- мужики в
Жадунах с утра гулямши, а об сю пору непременно  пойдут  вертуновским  морду
бить".
     Смотритель -- ветхий старичок лет девяноста  --  отпер  барский  дом  и
отвел  нас  в  небольшую  комнату,  где,  по  его словам, всего удобнее было
остановиться. Мебели там не имелось, зато имелся камин... и даже дрова -- на
дворе,  в  сарае.  Ляська  притащила  с пяток сухих березовых поленьев, мы с
Бегемотом разобрали рюкзаки, расстелили спальники и  достали  еду.  Мы  были
ужасно  голодны  и  за  ужином слегка переели... то есть <I>слегка</I> переели мы с
Ляськой; Бегемот же переел так, что отвалился  назад,  бессмысленно  таращил
глаза  и  тихо хрюкал. Посуду мы решили помыть утром; шустрая Ляська еще раз
сгоняла в сарай и подкинула в камин дров, после чего дверь в нашу комнату мы
заперли (жадуновские мужики не дремлють!), а ключ повесили рядом на гвоздь.
     Мы легли спать... я, однако, проспала не долго. В два часа ночи  что-то
разбудило меня.
     Некоторое время я лежала в темноте  и  слушала  --  казалось,  не  было
слышно  ничего,  кроме ляськиного сопения и какого-то потрескивания. Потом я
поняла, что, кроме сопения и потрескивания, ничего  и  нет.  Где-то  в  доме
трещали  половицы (здесь лежал старинный дубовый паркет), мне даже почудился
в  потрескивании  какой-то  вальсирующий  ритм.  Кто-то  танцевал  вальс  --
раз-два-три,  раз-два-три,  раз-два-три...  какая  чушь!  Никого здесь кроме
старика смотрителя и жадуновских мужиков быть не могло; ни  тот,  ни  другие
вальса  танцевать  не  станут.  Как  можно  тише  я  вылезла  из  спальника,
прокралась к двери и приложила ухо  к  замочной  скважине  --  потрескивание
стало  явственным.  Будить  Ляську  и  Бегемота  я  не  стала: мне почему-то
казалось, что, если девчонки проснутся,  то  этот  странный  звук  сразу  же
затихнет... что я им тогда скажу? Я сняла ключ с гвоздя и неслышно повернула
его в замке -- за дверью находилась еще одна пустая комната, из которой было
два  выхода:  прямо,  в  центральный  зал  и  налево,  в  маленькую  боковую
комнатушку. Стараясь наступать на скрипучий паркет как можно легче, я  пошла
прямо. И увидела вот что...
     Зал был очень большим; в слабом лунном свете, втекавшем через окна,  он
казался  безграничным. На деревянных деталях поблескивали следы позолоты, на
стене висел, покосившись, нивесть как сохранившийся бронзовый канделябр. <I>А в
дальнем  конце  зала кружила белая женская фигура, в пышном платье до пят.</I> Я
не могла различить ее лицо, закрытое белым низким капюшоном. Страх  приковал
мою  руку  к холодной притолоке. Танцовщица дрейфовала, кружась, как сгусток
тумана, все ближе и ближе к тому месту, где стояла я. Наконец она пронеслась
мимо  --  оборчатый  край платья скользнул по моей ноге, ледяной ветер обдал
лицо. И вдруг из-под полупрозрачной кисеи капюшона на долю секунды вспыхнули
два красных нечеловеческих глаза... я никогда не забуду этот взгляд. А потом
женщина укружилась обратно в темноту зала, из отчетливой фигуры превратилась
в  сгусток тумана... дальше, дальше... пока не растворилась совсем. И только
тогда я смогла отлепить руку от притолоки и вернуться в нашу комнату.

                                  *  *  *

     Таня перевела дыхание и замолчала.
     -- Так... что же это была за женщина?  --  осторожно  нарушил  молчание
Франц.
     -- Не знаю...
     Они сидели в полусфере света от лампы на столе, завернутые в один  слой
тишины и два слоя темноты -- темноты в комнате и темноты за окнами. И вдруг,
на какое-то мгновение Францу показалось, что с ним ничего не произошло,  что
никакой аварии не было, а просто он познакомился с этой необычной женщиной в
бархатном платье и неяркой улыбке. И что сейчас они выйдут на улицу и пойдут
в  кино  или  в  бар,  или просто гулять по городу, а впереди у них -- целых
сорок лет, два месяца и семнадцать дней, а не всего лишь одна вечность...
     -- Мне пора на работу, -- сказала Таня, вставая из-за  стола.  --  Если
вам  что-нибудь  понадобится  -- я живу рядом с вами, в номере 27. И мой вам
совет: не задавайте никому вопросов, начинающихся  со  слова  "зачем";  а  в
первую  очередь,  самому  себе  не задавайте. Думайте лишь о том, что с вами
произойдет в ближайший  момент.  Сейчас,  к  примеру,  идите  в  кладовку  и
наберите  себе  одежды.  Потом  разберитесь  по  телефонной книге, где можно
заказать продукты. Сходите в банк.  Загляните  в  почтовую  комнату  --  вам
должна  прийти  повестка  на  допрос. И никогда не делайте двух дел зараз, а
главное, не думайте о вечном, -- это единственный здесь рецепт от безумия.
     -- Можно последний вопрос? -- спросил Франц.
     -- Можно.
     Они стояли друг напротив друга, как дуэлянты:  Таня  --  на  полпути  к
двери, Франц -- у стола.
     -- При каких обстоятельствах вы погибли?
     -- Меня застрелил троюродный брат моего первого мужа.
     Вопрос и ответ прозвучали настолько дико, что они оба прыснули.
     -- За что?
     -- Ни за что. Это был несчастный случай, -- Таня улыбнулась и вышла  из
комнаты.



        7. В банке

     Кладовка представляла собой небольшую комнату со стеллажами до потолка,
на  стеллажах  стяоли картонные ящики с вещами в целлулоидных пакетах. Выбор
был небольшим: каждое наименование  имелось  лишь  в  одном  фасоне,  причем
абсолютно  все  изготовила  компания  с красноречивым названием "Без затей".
Франц отнес белье  в  свою  комнату  и  разложил  по  полкам  в  шкафу.  Что
теперь?...  а, продукты... Он вытащил из тумбочки телефонную книгу и выписал
номер отдела доставки одного из ночных супермаркетов. Оставалось  сходить  в
банк за деньгами.
     Ночное отделение банка,  найденное  все  в  той  же  телефонной  книге,
находилось  неподалеку.  Сунув  в  карман  Танину  карту, Франц спустился по
лестнице на первый этаж и по пути заглянул  в  почтовую  комнату  (маленькое
помещение  со  шкафом,  разделенным на двадцать шесть ячеек -- по числу букв
латинского алфавита). В ячейке под буквой "S" он нашел карточку-уведомление:

       Настоящим вызывается <I>Франц Шредер</I> для свидания со следователем.
       Время свидания: <I>1:30, 13 мая 1993 г.</I>
       Место свидания: комната <I>1723,</I> подъезд <I>21.</I>

Остальные ячейки были пусты.
     Он сунул  карточку  в  карман  и  вышел  на  улицу;  начинало  светать.
Поеживаясь  от  утреннего  холода,  Франц  прошел  по Авеню 8.5 и свернул на
обсаженную липами улицу  со  странным  названием  "Верблюжья  Аллея".  Через
какое-то  время  та  расширилась  и стала Проспектом Банков И Фонтанов. Дома
здесь стояли современной постройки, из стекла и бетона, и довольно  высокие;
в  широких промежутках располагались обещанные фонтаны. Банков также имелось
предостаточно -- нижние этажи всех домов по обеим  сторонам  улицы  занимали
различные  отделения  "Единственного  Банка  Первого  Яруса". Искомое ночное
отделение размещалось в  доме  37  --  пятнадцатиэтажном  здании-пирамиде  с
черными  отсвечивающими стенами. Взбежав по ступенькам, Франц вошел внутрь и
оказался в большом зале с пятью кассирами за стеклянной стеной.  Посетителей
не было ни души.
     В крайнем окошке сидела крошечная  сморщенная  старушка,  наряженная  в
нелепую  для  ее  возраста  униформу: ярко-голубое платье и красный, в белый
горошек, шейный платок. На груди у нее было приколото два значка: "Smile!" и
"Меня зовут Марией".
     -- Здравствуйте, -- сказал Франц.
     -- Ась?
     -- Здравствуйте, говорю.
     -- Говори громче, милок, я плохо слышу.
     -- ЗДРАВ-СТВУЙ-ТЕ! -- заорал Франц. -- На мой счет должны  были  прийти
деньги.
     -- А сколько денег, милок?
     -- Точно не знаю. Это <I>вы</I> мне скажите.
     -- Что-что?
     -- Я говорю -- не знаю я точной суммы. Около тысячи монет.
     -- Ну-у, милок, эдак я тебе помочь не смогу... ежели ты сам не  знаешь,
сколько у тебя денег, -- старуха неприязненно поджала губы.
     -- Так что же мне делать? -- растерялся Франц.
     -- Узнай, сколько на твоем счету денег, -- старуха  захлопнула  окошко,
откинулась назад, сложила руки на животе и закрыла глаза.
     -- Эй! -- закричал Франц, но ответа не получил.
     Он постучал ногтем по стеклу.
     -- Откройте, пожалуйста!
     Старуха спала -- он явственно слышал похрапывание.
     В растерянности Франц шагнул к выходу, но... остановился.  Старуха  или
ошибалась,  или  лгала: да ни в одном банке мира не нужно знать точную сумму
счета, чтобы снять часть денег наличными! Франц обернулся  и...  отшатнулся:
подавшись   всем  корпусом  вперед,  притворщица-бабушка  смотрела  на  него
колкими, как елочные игрушки, глазами.
     Не сводя завороженного  взгляда  с  сумасшедшей  старухи,  Франц  боком
отошел к соседнему окошку.
     И увидал здоровенного негра самой бандитской наружности: сломанный нос,
глаза-щелочки,  небритая  щетина  на  щеках. Передние зубы на обеих челюстях
отсутствовали. Голубая форменная рубашка, расстегнутая до пояса, обнажала не
слишком   чистую   грудь.  Шейный  платок  съехал  набок,  значок  "Smile!",
приколотый к рубашке, казался издевательством.
     -- Слушаю, -- прохрипел негр.
     -- На мой счет должны были поступить деньги.
     -- Имя и фамилия?
     -- Франц Шредер.
     -- Доказательства?
     -- Доказательства чего?
     -- Что ты... как его... Фрэнк Шрайвер.
     -- Пожалуйста, -- Франц достал из бумажника водительское  удостоверение
и просунул его в окошко.
     Негр посмотрел на удостоверение с презрением.
     -- Не пойдет, -- и снисходително пояснил: -- Выдано не здесь.
     -- Так что ж мне делать, если у меня нет здешних документов?
     -- Вот выдадут, тогда и приходи, -- негр захлопнул окошко.
     -- Стойте! -- Франц забарабанил по стеклу. -- Да,  что  же  вы  все,  в
самом деле?...
     Не слушая, негр встал и вперевалочку удалился в глубь  служебной  части
банка.
     Находясь  посередине  между  умопомешательством  и   отчаянием,   Франц
посмотрел на оставшихся трех кассиров. В окошки N<u>o</u> 2  и  3  даже  не  стоило
соваться: там сидели толстяк с бессмысленным лицом дефективного и панкиня  с
оранжевым  гребнем  на  подбритой  голове  (униформа  смотрелась  на ней еще
нелепее, чем на старухе). Затравленно озираясь, Франц  устремился  к  окошку
N<u>o</u> 1.
     Там  сидела  девица  лет   двадцати:   русые   волосы,   карие   глаза,
косметический  румянец  на щеках. Особенной красотой она не отличалась, но и
уродкой назвать ее было нельзя.
     -- Слушаю вас.
     -- На мой счет должны были поступить деньги.
     -- Ваши имя и фамилия?
     -- Франц Шредер, -- с вызовом ответил Франц,  и  девица  с  недоумением
посмотрела на него.
     -- У адвоката уже были?
     -- Да, -- удивился Франц, -- а что?
     -- Приглашение сохранилось?
     Он вытащил из кармана измятую карточку-приглашение;  кассирша  деловито
разгладила ее и спечатала имя и фамилию Франца в компьютер.
     -- Кредитная карточка нужна? -- спросила девица.
     -- Да.
     Она еще раз пробежалась пальцами по клавиатуре.
     -- Пол<B><I>у</I></B>чите по почте в понедельник или вторник. Наличные будете  сейчас
брать?
     -- Да.
     -- А сколько у вас на счету, знаете?
     У Франца опустилось сердце.
     -- Нет.
     Кассирша скользнула глазами по экрану компьютера:
     -- Одна тысяча сто три монеты, пятьдесят семь монеток.
     -- ?!
     -- Я говорю: у вас на счету одна тысяча сто три монеты, пятьдесят  семь
монеток -- запомнили?
     -- Так вы мне... <I>сами</I> сказали?
     -- Сказала, -- и уже с легким раздражением: -- Вы будете  брать  деньги
или нет?
     -- Буду, буду... -- забормотал Франц. -- Сто...  нет,  триста  монет...
пожалуйста!
     Девица нажала еще несколько клавиш и, пока принтер  печатал  квитанцию,
отсчитала  деньги. Франц расс<B><I>ы</I></B>пался в благодарностях. Уже собираясь уходить,
он спросил:
     -- А что бы случилось, если б  у  меня  не  сохранилось  приглашения  к
адвокату?
     -- Показали бы приглашение к следователю.
     -- А если б у меня не было и его?
     -- Предъявили бы  другие  документы,  --  она  говорила  уже  с  легким
раздражением. -- Господин Шредер, вы задерживаете очередь.
     -- Какую  очередь?  --  Франц  оглянулся...  и  чуть  не  оступился  от
неожиданности.
     За ним, затылок в  затылок  стояла  в  абсолютном  молчании  монолитная
очередь  человек  из тридцати, и -- о ужас! -- <I>ни у кого из них не было лиц!</I>
Франц отшатнулся в сторону...  и  в  него  с  размаху  вонзились  глаза-иглы
остальных четырех кассиров. У их окошек не было не души.
     Помертвев от ужаса, Франц на ватных ногах вышел  на  улицу  и  бросился
бежать.  Внезапно  усилившийся  ветер  бил  ему  в  лицо, деревья мистически
шумели, утреннее солнце скрылось за свинцовыми тучами. Через десять минут он
уже вбежал в Общежитие.
     Запершись в своей комнате и немного отдышавшись, Франц пришел к выводу,
что произошедшего не произошло. Ему лишь <I>показалось,</I> что у тех людей не было
лиц; показалось потому, что все они,  как  один,  носили  широкополые  серые
шляпы  из  жесткого ворсистого фетра и просторные бежевые плащи с блестящими
перламутровыми пуговицами.
     Спал он в тот день исключительно неспокойно и несколько раз  просыпался
с неприятным чувством незащищенной спины.



        8. Следователь

     В 1:25 на следующую ночь невыспавшийся и раздраженный Франц  уже  сидел
на семнадцатом этаже Дворца Справедливости перед дверью кабинета 1723. Как и
перед посещением Адвоката,