виднелся подвал. Чернота со всех сторон сдавила робкий кокон света от фонарей. Ощущение было такое, словно фонари остались единственным источником света в мире. К Ранду прижались плечами Перрин и Эгвейн. Девушка посмотрела на Ранда широко раскрытыми глазами и придвинулась к нему еще теснее, а Перрин не шелохнулся, чтобы дать им место. Было что-то успокаивающее в прикосновении к другому человеческому существу, когда мрак только что поглотил весь мир. Даже лошади сбились в плотную группку, чувствуя тягостное, гнетущее давление Путей. С виду невозмутимые, Морейн и Лан запрыгнули в седла, и Айз Седай наклонилась вперед, опершись руками на лежащий поперек высокой передней луки седла жезл, покрытый резными узорами. -- Нам пора в путь, Лойал! Лойал вздрогнул и энергично закивал: -- Да. Да, Айз Седай, вы правы. Ни минуты дольше, чем нужно. -- Он указал на широкую белую полосу, убегающую из-под ног, и Ранд поспешно сошел с нее. Как и все двуреченцы, Ранд решил, что пол некогда был гладким, но сейчас его гладкость была обезображена ямками-рябинами, будто камень переболел оспой. Белая линия оказалась разорвана в нескольких местах. -- Она ведет от Путевых Врат к первому Указателю. Оттуда же... -- Лойал беспокойно оглянулся вокруг, затем взгромоздился на свою лошадь, притом с проворством, которого не выказывал раньше. На лошади было самое большое седло, которое сумел отыскать старший конюх, но под Лойалом оно скрылось почти целиком -- от передней луки до задней. Ноги огир свисали почти до земли. -- Ни минуты дольше, чем нужно, -- пробормотал он. Неохотно двуреченцы сели на лошадей. Морейн и Лан ехали по бокам огир, следуя по белой линии в темноту. Остальные сбились вместе позади них в кучку, фонари мотались над их головами. Фонарей вообще-то должно было хватить для освещения целого дома; но в десяти футах от отряда свет как ножом отрезало. Чернота не пускала его, лучи будто упирались в стену. Поскрипывание седел и стук подков о камень доходили, казалось, лишь до границы света и мрака. Рука Ранда то и дело тянулась к мечу. Нет, вовсе не потому, что он надеялся с его помощью защититься от какой-то угрозы; тут, похоже, вообще ничего такого не могло быть. Пузырь света, в котором ехал отряд, того и гляди окажется пещерой, окруженной камнем, окруженной со всех сторон, пещерой, из которой нет выхода. Лошади будут шагать вечно, а вокруг ничего и не изменится. Ранд ухватился за рукоять меча, будто прикосновение к оружию могло отжать прочь камень, который -- он чувствовал это всем существом -- давил на него. Дотронувшись до меча, он вспомнил уроки Тэма. На короткое время ему удавалось обрести в себе спокойствие пустоты. Но ощущение давления все время к нему возвращалось, ужимая пустоту до крохотной полости в глубине разума, и Ранду приходилось начинать все заново, опять прикасаясь к мечу Тэма, опять пробуждая воспоминания. В темноте что-то изменилось, и сразу стало легче, пусть даже это оказалась всего лишь высокая каменная плита, поставленная стоймя, белая линия кончалась у ее основания. На широкой грани виднелись инкрустированные металлом волнообразные кривые изящные линии, которые навели Ранда на неясную мысль о лозах и листьях. Выцветшие оспины оставили след и на камне, и на металле. -- Указатель, -- сообщил Лойал и наклонился в седле, насупившись разглядывая выложенную металлом скоропись. -- Огирская надпись, -- сказала Морейн, -- но настолько выщербленная, что я еле могу разобрать, о чем она гласит. -- Я тоже понимаю с трудом, -- сообщил Лойал, -- но достаточно, чтобы понять: нам -- туда. Он повернул в сторону от Указателя. Пятно света выхватывало из темноты другие каменные кладки, оказывавшиеся то мостами, огражденными каменными парапетами, то арками, уходящими во мрак, или пологими скатами, ничем не огражденными, ведущими вверх и вниз. Однако между мостами и скатами шла балюстрада, высотой по грудь, -- будто предупреждая случайное падение, таящее неведомую опасность. Белый гладкий камень, образующий балюстраду, незатейливыми изгибами и полукружьями складывался в сложные узоры. Что-то в них показалось Ранду знакомым, но он понимал, что это просто его воображение старалось нащупать нечто привычное там, где все было странным и чуждым. У одного из мостов Лойал остановился, чтобы прочитать на узкой колонне из камня одинокую строчку. Кивнув, он направил лошадь на мост. -- Это первый мост на нашем пути, -- сказал он через плечо. Ранд все гадал: на чем держится мост? Лошадиные копыта звучали так, будто погружались в песок, словно при каждом шаге отслаивались некие чешуйки камня. Все в поле зрения было покрыто неглубокими лунками: от крохотных, будто булавочные уколы, до мелких воронок с неровными краями диаметром в шаг, словно здесь пролился дождь кислоты или же сгнил сам камень. В ограждающей стене тоже виднелись щербины и зияли щели и проломы. Кое-где отсутствовали куски в слан длиной. Ранд понимал, что мост мог быть из прочного цельного камня, уходящего до самого центра земли, но то, что он видел, заставляло его лишь надеяться, что мост простоит достаточно долго, чтобы отряд успел добраться до другого его конца. Где бы он ни кончался. И мост наконец-то кончился, в месте, которое ничем не отличалось от того, где он начался. Все, что Ранд видел, -- это освещенный участок камня, но у него было такое впечатление, что вокруг раскинулось обширное пространство, вроде холма с плоской вершиной, с отходящими во все стороны мостами и скатами. Лойал назвал его Островом. Там стоял другой Указатель, испещренный надписями, -- Ранд счел, что тот находится в центре Острова; но прав он или нет, узнать было неоткуда. Лойал прочитал надписи, потом повел отряд к одному из скатов, загибающемуся все вверх и вверх. После показавшегося нескончаемым подъема непрерывно уходящий вверх скат соединился с другим Островом, как две капли похожим на тот, первый, Остров. Ранд попытался представить себе кривизну этого ската и не смог. Этот Остров не может быть прямо над тем. Этого никак не может быть. Лойал справился с огирской надписью на еще одной плите, нашел еще один путеводный столб-колонну, повел отряд к очередному мосту. Ранд совсем запутался, в каком же направлении они идут. В скудном свете, едва разгоняющем тьму, один мост чуть ли не в точности походил на другой, отличаясь лишь расположением да размерами проломов в парапетах. Острова можно было различить по степени поврежденности Указателей. Ранд утратил всякое представление о времени; он не был даже уверен, сколько мостов они миновали, по скольким скатам прошли. Правда, у Стража в голове наверняка тикали часы. Едва Ранд ощутил первые признаки голода, как Лан тихо объявил, что уже полдень, и спешился. Подойдя к вьючной лошади, которую теперь вел Перрин, он стал доставать и делить хлеб, сыр и сушеное мясо. Отряд находился на Острове, и Лойал деловито расшифровывал надписи на Указателе. Мэт собрался уже слезть с лошади, но Морейн остановила его: -- В Путях время слишком дорого, чтобы терять его понапрасну. Для нас оно тем более дорого. Остановимся, когда настанет время для сна. Лан уже опять сидел в седле Мандарба. При мысли о ночевке в Путях у Ранда разом пропал аппетит. Тут царила вечная ночь. Тем не менее, как и все, он ел в седле. Дело оказалось не таким простым и весьма неудобным: управляться разом с шестом, на котором болтался фонарь, с поводьями да вдобавок жонглировать едой. Но при всей воображаемой нехватке аппетита, закончив со своей порцией. Ранд слизнул с пальцев последние крошки хлеба и сыра и мечтательно подумал, что добавка бы не помешала. Ему уже начало казаться, что Пути не столь уж плохи, по крайней мере не так плохи, как расписывал Лойал. От них возникало тягостное, мрачное чувство -- как в час перед грозой, -- но ничего не менялось. Ничего не происходило. Пути были попросту скучны и занудны. Потом тишину нарушило пораженное ворчание Лойала. Ранд привстал на стременах, заглядывая за огир. От увиденного у него все внутри перевернулось. Отряд встал на середине моста, и всего в нескольких футах впереди Лойала мост обрывался зубчатым провалом. ГЛАВА 45. ЧТО ИДЕТ СЛЕДОМ ВО МРАКЕ Свет фонарей едва доставал до другой стороны провала: из мрака словно торчали сломанные зубы исполина. Лошадь Лойала нервно переступила, и сорвавшийся камень ухнул вниз в мертвенную черноту. Если камень и ударился о дно, то Ранд этого так и не услышал. Ранд заставил Рыжего осторожно подойти ближе к бреши. Юноша сунул вниз шест с фонарем: на всю длину шеста не было ничего. Чернота внизу, чернота вверху, как обрезанная светом. Если дно и есть, оно может быть на тысячу футов ниже. Или вообще нигде. Но теперь Ранд сумел разглядеть, что находилось под мостом, что держало его. Ничего. Камень меньше слана толщиной, а ниже -- абсолютно ничего. Вдруг камень под ногами показался тонким, будто бумага, и Ранда потянуло за край, в бесконечное падение. Разом отяжелевшие фонарь и шест потащили было с седла. Голова закружилась, и Ранд так же осторожно, как и приблизился к ней, заставил гнедого отступить от бездны. -- Вот за этим вы привели нас сюда, Айз Седай? -- спросила Найнив. -- Все только затем, чтобы выяснить, что нам нужно возвращаться обратно в Кэймлин? -- Нам не нужно возвращаться, -- ответила Морейн. -- Не до Кэймлина. По Путям в любое место ведет много дорог. Нужно лишь вернуться немного, чтобы Лойал нашел другую дорогу, которая приведет нас к Фал Дара. Лойал? Лойал! С видимым усилием Лойал оторвался от созерцания провала: -- Что? Ох! Да, Айз Седай. Я могу отыскать другую дорогу. Я обязан... -- Пропасть опять привлекла взгляд огир, уши его дернулись. -- Я и не помышлял, что упадок зашел так далеко. Если мосты разваливаются сами по себе, может статься, я не сумею найти требуемый путь. Может статься, я и обратной дороги не смогу отыскать. Ведь прямо сейчас мосты могут обрушиваться позади нас. -- Должен быть путь, -- сказал Перрин глухим голосом. Глаза его, будто собиравшие в себя свет, горели золотисто-желтым огнем. Загнанный в угол волк, подумал, вздрогнув, Ранд. Так вот на кого он похож. -- Будет так, как сплетет Колесо, -- сказала Морейн, -- но я не верю, что упадок зашел так далеко, как вы опасаетесь. Поглядите на камень, Лойал. Даже я могу утверждать, что излом -- старый. -- Да, -- медленно проговорил Лойал. -- Да, Айз Седай. Я вижу. Здесь нет ни дождей, ни ветра, но камень простоял в таком состоянии лет десять, не меньше. -- Он кивнул с ухмылкой облегчения, столь обрадованный сделанным открытием, что показалось, будто на мгновение он позабыл про свои страхи. Затем он огляделся и недовольно передернул плечами. -- Намного проще мне отыскать дорогу к другим местам, чем к Мафал Дадаранелл. К Тар Валону, например? Или к Стеддингу Шангтай. От последнего Острова до Стеддинга Шангтай всего три моста. Думаю, на этот раз Старейшины захотят побеседовать со мною. -- Фал Дара, Лойал, -- с твердостью напомнила Морейн. -- Око Мира лежит за Фал Дара, а нам нужно добраться до Ока. -- Фал Дара так Фал Дара, -- со вздохом согласился Лойал. Вернувшись на Остров, Лойал стал внимательно вчитываться в письмена, густо покрывавшие плиту, опуская хмуро брови и тихо бормоча что-то про себя. Вскоре он совершенно углубился в беседу с самим собой на языке огир. Этот язык, с обилием интонаций и изменяемыми окончаниями слов, походил по звучанию на пение птиц с низкими глубокими голосами. Ранду казалось чудным, что у столь крупного народа такой мелодичный язык. Наконец огир кивнул. Ведя отряд к выбранному мосту, он повернулся и с несчастным видом посмотрел на указательный столб рядом с другим мостом. -- Три перекрестка до Стеддинга Шангтай. -- Он вздохнул. Но, не останавливаясь, повел людей дальше и свернул на третий от столба мост. Когда отряд начал въезжать на него, Лойал с сожалением оглянулся, хотя мост к его дому уже спрятался в темноте. Ранд подогнал гнедого к огир. -- Когда все кончится, Лойал, ты покажешь мне стеддинг, а я тебе -- Эмондов Луг. И никаких Путей. Мы пойдем пешком или поедем верхом, даже если дорога займет все лето. -- Ты веришь, что когда-то все кончится, Ранд? Тот, нахмурившись, взглянул на огир: -- Ты же говорил, что до Фал Дара ехать всего два дня. -- Я не про Пути, Ранд. Обо всем прочем. -- Лойал оглянулся через плечо на Айз Седай, тихо переговаривавшуюся со Стражем, который ехал бок о бок с нею. -- Что заставляет тебя верить, будто это когда-нибудь кончится? Мосты и скаты вели вверх и вниз и вдаль. Порой от Указателя убегала в темноту белая линия, точно такая же, как та, вдоль которой отряд следовал от Путевых Врат в Кэймлине. Ранд заметил, что не один он с любопытством и затаенной тоской разглядывал эти линии. Найнив, Перрин, Мэт и даже Эгвейн с сожалением отрывали взор от линии. На другом конце каждой линии стояли Путевые Врата -- ворота обратно в мир, где были небо, солнце, ветер. Даже ветер казался желанным. Проезжали путники мимо линий под пронзительным взглядом Айз Седай. Но Ранд не единственный, кто с тоской провожал взором белый штрих и еще не раз оглядывался, даже тогда, когда темнота проглатывала Остров, Указатель на нем и белую линию. Ранд уже начал позевывать, когда Морейн объявила, что на одном из Островов они остановятся на ночь. Мэт покрутил головой, рассматривая черноту вокруг, и громко загоготал. Однако с лошади слез с не меньшим проворством, чем другие. Лан и ребята расседлали и стреножили лошадей, пока Найнив и Эгвейн разжигали небольшую масляную печку, чтобы вскипятить чай. Как сказал Лан, этой похожей на каркас фонаря конструкцией Стражи пользовались в Запустении, где опасно было жечь дерево. Страж достал из плетеных корзин складные треножники-подставки: вставленными в них шестами с фонарями он собирался окружить лагерь. Некоторое время Лойал рассматривал Указатель, затем опустился наземь, скрестив ноги, и потер рукой крошащийся рябой камень. -- Когда-то на Островах росло многое, -- печально произнес он. -- Во всех книгах говорится об этом. Зеленая трава, на которой можно было спать, мягкая, будто перина. Фруктовые деревья, и яблоком, грушей или колокольником приправляли свой стол путники -- душистыми, сочными и хрусткими, какое бы время года ни царило снаружи. -- Не на что охотиться, -- проворчал Перрин, который потом, по-видимому, сам удивился своим словам. Эгвейн протянула Лойалу чашку с чаем. Тот держал чашку в руках, так и не пригубив, уставясь на нее, словно надеялся увидеть на ее дне фруктовые деревья. -- Вы не будете расставлять сторожей? -- спросила Найнив у Морейн. -- В таком месте наверняка водится что-нибудь похуже крыс. Даже если я и не увидела ничего, то чувствовать точно могу. Айз Седай с отвращением потерла пальцами по ладони. -- Вы ощущаете порчу, запятнанность Силы, создавшей Пути. До тех пор, пока можно обойтись без этого, я не стану использовать Единую Силу в Путях. Порча столь сильна, что на любое мое действие она непременно наложит свой грязный отпечаток. После этих слов все, как и Лойал, погрузились в молчание. Лан принялся за еду, действуя методично, будто подбрасывая дрова в печку, так, словно главное -- не сама еда, а процесс снабжения своего тела топливом. Морейн не отставала от него, причем ела так аккуратно, словно бы и не сидела на корточках на голом камне в самой середине нигде, однако Ранд едва отщипнул сыра и хлеба. Жара крохотного пламени еле хватало, чтобы вскипятить воду для чая, но Ранд скорчился у масляной печки, словно бы хотел впитать в себя все крохи тепла. Плечами юноша задевал Мэта и Перрина. Они сбились вокруг печки в тесный кружок. Мэт совсем позабыл про хлеб с сыром и мясом у себя в руках, а Перрин, лишь пару раз откусив от своей доли, отставил оловянную тарелку. Настроение становилось все мрачнее и подавленнее, и каждый смотрел вниз, стараясь не глядеть на окружающую темноту, Морейн за едой изучала ребят взглядом, потом отставила в сторону тарелку и вытерла губы салфеткой: -- Могу сказать вам одну приятную и радостную вещь. Я не считаю, что Том Меррилин мертв. Ранд пронзил ее взглядом: -- Но... Исчезающий... -- Мэт рассказал мне, что произошло в Беломостье, -- сказала Айз Седай. -- Местные жители упоминали про менестреля, но никто ничего не говорил о его гибели. А если б менестрель был убит, об этом бы наверняка говорили. Беломостье не настолько велико, чтобы менестрель там показался мелочью. И Том -- часть Узора, который плетется вокруг вас троих. И, по-моему, слишком важная часть, чтобы оказаться уже обрезанной. Слишком важная? -- подумал Ранд. -- Откуда могла Морейн знать?.. -- Мин? Она видела что-нибудь о Томе? -- Она видела очень многое, -- с гримасой сказала Морейн. -- Обо всех вас. Хотела бы я понять хотя бы половину из того, что она увидела. Старые барьеры слабеют. Но старое или новое то, что делает Мин, -- видит она верно. Ваши судьбы связаны вместе. И судьба Тома Меррилина -- вместе с вашими. Найнив пренебрежительно фыркнула и налила себе еще одну чашку чая. -- Не понимаю, как она хоть что-нибудь увидела о ком-то из нас, -- с ухмылкой сказал Мэт. -- Насколько помню, большую часть времени она глазела на Ранда. Эгвейн приподняла бровь: -- Н-да? Вы мне этого не рассказывали, Морейн Седай. Ранд глянул на девушку. На него она не смотрела, но тон ее был нарочито безразличным. -- Я разговаривал с нею всего раз, -- сказал он. -- Она одевается как парень, а волосы у нее такие же короткие, как у меня. -- Угу, ты разговаривал с нею всего раз, -- Эгвейн медленно кивнула. По-прежнему не глядя на него, она поднесла чашку к губам. -- Мин просто та девушка, которая работает в байрлонской гостинице, -- сказал Перрин. -- Совсем не то, что Айрам. Эгвейн поперхнулась чаем. -- Очень горячий, -- пробормотала она. -- Кто такой Айрам? -- спросил Ранд. Перрин улыбнулся -- очень похоже на улыбку Мэта в старые добрые дни, когда тот задумывал какую-нибудь очередную проказу, -- и спрятался за своей чашкой. -- Один из Странствующего Народа, -- сказала небрежно Эгвейн, но на щеках у нее вспыхнули красные пятна. -- Один из Странствующего Народа, -- сказал Перрин вкрадчиво. -- Он танцует. Совсем как птица. Разве ты не так говорила, Эгвейн? Словно летаешь с птицей? Эгвейн медленно опустила чашку. -- Не знаю, кто как, а я устала и собираюсь лечь спать. Когда девушка завернулась в одеяло, Перрин слегка ткнул Ранда под ребра и подмигнул. Ранд понял, что ухмыляется ему в ответ. Чтоб я сгорел, если бы у меня вышло лучше. Хотел бы я знать о женщинах столько же, сколько Перрин. -- Может быть, Ранд, -- лукаво заметил Мэт, -- тебе следовало бы рассказать Эгвейн о той козочке фермера Гринвелла, Эльз. Эгвейн приподняла голову, посмотрела сначала на Мэта, потом на Ранда. Тот торопливо поднялся, решив сходить за одеялами. -- Сейчас совсем неплохо и поспать. Когда все двуреченцы принялись готовиться ко сну, стал разворачивать свои одеяла и Лойал. Морейн продолжала сидеть, маленькими глотками потягивая чай. И Лан тоже сидел. Страж, похоже, спать не собирался, да и по виду в сне он не нуждался. Вскоре вокруг печки возник кружок прикрытых одеялами бугорков, почти касающихся друг друга: даже во сне всем хотелось чувствовать рядом с собой друзей. -- Ранд, -- прошептал Мэт, -- между тобой и Мин было что-нибудь? Я видел ее лишь мельком. Да, она хорошенькая, но ей, должно быть, лет-то не меньше, чем Найнив. -- А что было с этой Эльзе? -- прибавил Перрин с другого бока. -- Она симпатичная? -- Кровь и пепел, -- пробурчал Ранд, -- мне уже с девушкой поговорить нельзя? У вас такие же дурные мыслишки, как и у Эгвейн! -- Как сказала бы Мудрая, -- поддразнивая, попенял Мэт, -- следи за своим языком. Ладно, коли не хочешь рассказывать об этом, то я, пожалуй, посплю. -- Вот и чудненько, -- проворчал Ранд. -- Первая достойная мысль, что ты высказал. Сон, однако, пришел не скоро. Как бы ни устраивался и ни ворочался Ранд, камень оставался твердым, и через одеяло Ранд чувствовал под собой все ямки. Никак не удавалось забыть, что он находится в Путях, созданных мужчинами, что разломали мир, и зараженных порчей Темного. Перед глазами у него стояла картина обрушившегося моста, под которым -- ничто. Повернувшись на бок, Ранд обнаружил смотрящего на него Мэта; точнее, смотрящего сквозь него. Подтрунивания были забыты, когда темнота вокруг вновь напомнила о себе. Он перекатился на другой бок, и там лежал Перрин, тоже с открытыми глазами, сложив руки на груди. Лицо у него было не таким испуганным, как у Мэта, но беспокойно постукивающие по груди большие пальцы выдавали тревогу. Морейн обошла своих спутников по кругу, опускаясь возле каждого на колени в изголовье и склоняясь, чтобы тихо проговорить что-то. Ранд не расслышал, что она сказала Перрину, но пальцы у того перестали барабанить. Морейн склонилась над Рандом, ее лицо почти коснулось его, и она произнесла тихим утешающим голосом: -- Даже здесь твоя судьба хранит тебя. Даже Темному не под силу полностью изменить Узор. Тебе нечего бояться, пока я рядом. В твоих снах нет опасности. На время, правда, но в них нет опасности. Когда Айз Седай отошла от него к Мэту, Ранд подумал: неужели она считает, что все так просто -- сказать, будто ему ничего не грозит, и надеяться, что он поверит в это? Но как-то он почувствовал себя в безопасности -- по крайней мере, в большей безопасности, чем раньше. Раздумывая над этим, Ранд уснул и спал без сновидений. Его, как и всех остальных, разбудил Лан. Ранд терялся в догадках, спал ли сам Страж: усталым он не выглядел, даже в отличие от тех, кто проспал на жестком камне несколько часов. Морейн позволила задержаться только чтобы вскипятить чаю, по чашке на каждого. Завтракать пришлось в седле, отряд вели Лойал и Страж. Завтрак ничем не отличался от ужина накануне: хлеб, мясо, сыр. Ранд подумал, что очень скоро кое-кто и глядеть на эти продукты не сможет. Не много прошло времени с того момента, как была облизана с пальцев последняя крошка, и Лан негромко сказал: -- Кто-то идет следом за нами. Или что-то. Отряд был на середине моста, оба конца его скрывались во мгле. Мэт выдернул из колчана стрелу и, прежде чем кто-нибудь успел остановить его, выпустил ее в темноту позади. -- Знал же я, что не нужно так поступать, -- пробормотал Лойал. -- Никогда не имей дела с Айз Седай, кроме как в стеддинге. Мэт собрался уже наложить на тетиву вторую стрелу, как Лан опустил его лук. Перестань, деревенский идиот! Все равно не узнать, кто это. -- Это единственное место, где от них ничего не грозит, -- гнул свое огир. -- Что еще может оказаться в таком вот месте, если не нечто злое? -- спросил Мэт. -- Так говорили Старейшины, и нет бы мне послушаться их. -- Для начала хотя бы мы, -- сухо сказал Страж. -- Может, это какой-нибудь другой путник, -- с надеждой произнесла Эгвейн. -- Возможно, огир. -- У огир достаточно ума, чтобы не пользоваться Путями, -- пробурчал Лойал. -- У всех, кроме Лойала, у которого ума вообще ни на грош. Старейшина Хаман всегда твердил об этом, и говорил сущую правду. -- Что ты чувствуешь, Лан? -- спросила Морейн. -- Это "что-то" служит Темному? Страж медленно покачал головой. -- Не знаю, -- произнес он, словно бы удивляясь своему незнанию. -- Не могу сказать. Может быть, это из-за Путей и из-за порчи. Все ощущения не те. Но кто бы, или что бы, это ни был, он не пытается нагнать нас. Он едва не нагнал нас на предыдущем Острове и стремглав перебежал через мост, обнаружив нас рядом. Если я отстану, то могу захватить его врасплох и посмотреть, кто, или что, он такой. -- Если вы отстанете, Страж, -- твердо заявил Лойал, -- то проведете в Путях остаток жизни. Даже если вы читаете по-огирски, то я никогда не слышал и не читал о человеке, который бы сумел отыскать дорогу с первого Острова, не имея проводника-огир. Вы умеете читать по-огирски? Лан вновь покачал головой, а Морейн сказала: -- До тех пор, пока он не беспокоит нас, мы его беспокоить не будем. У нас нет времени. Нет времени! Когда отряд ехал по мосту к очередному острову, Лойал сказал: -- Если я точно помню последний Указатель, тут есть дорога прямо к Тар Валону. Самое большее полдня пути. Не так долго, как до Мафал Дадаранелл. Я не уверен, что... Он осекся, когда в свете фонарей возник Указатель. У верхушки плиты, словно раны в камне, чернели резко очерченные и угловатые, глубоко высеченные знаки. Сейчас настороженность Лана больше не скрывалась под маской спокойствия. Он все так же легко и свободно сидел выпрямившись в седле, но у Ранда вдруг появилось ощущение, что Страж чувствует все вокруг себя, даже чувствует дыхание своих спутников. Лан пустил жеребца все увеличивающейся спиралью вокруг Указателя, причем вид у него был такой, словно в любой момент он ждет нападения или же готов атаковать сам. -- Это многое объясняет, -- тихо произнесла Морейн, -- и заставляет меня бояться. Столь многое! Я должна была догадаться. Порча, разрушение. Я должна была догадаться. -- Догадаться о чем? -- требовательно спросила Найнив, а Лойал добавил: -- Что это? Кто это сделал? Никогда не видел и не слышал о чем-то похожем на это. Айз Седай повернула к ним бесстрастное лицо. -- Троллоки. -- Она словно не заметила тяжелых вздохов. -- Или Исчезающие. Это -- троллоковы руны. Троллоки прознали, как входить в Пути. Должно быть, вот так они и проникли незамеченными в Двуречье: через Путевые Врата в Манетерен. В Запустении есть, по крайней мере, одни Путевые Врата. -- Прежде чем продолжить, Морейн бросила взгляд в сторону Лана: Страж был довольно далеко, виднелось лишь тусклое пятно его фонаря. -- Манетерен был разрушен, но почти ничто не может уничтожить Путевые Врата. Вот как Исчезающим удалось собрать вокруг Кэймлина небольшую армию, не подняв тревогу во всех государствах между Запустением и Андором. -- Помолчав, Морейн задумчиво провела пальцем по губам. -- Но они еще не знают всех троп, иначе они хлынули бы в Кэймлин через те Врата, которыми воспользовались мы. Да. Ранда пробила дрожь. Войти в Путевые Врата и обнаружить там поджидающих в темноте троллоков, сотни троллоков, а возможно, тысячи этих уродливых гигантов с полузвериными лицами, с рычанием выскакивающих из мрака, готовых убивать. Или чего хуже. -- Ходить по Путям им дается не так-то просто, -- откликнулся Лан. Фонарь Стража качался не далее чем в двадцати спанах, но его спутникам, сгрудившимся около Указателя, расплывчатый шар тусклого света казался далеким-далеким. Морейн повела отряд к Лану. Когда Ранд увидел то, что обнаружил Страж, он пожалел, что сегодня завтракал. У подножия одного из мостов возвышались фигуры троллоков -- застывших в момент, когда они размахивали топорами с шипами и мечами-косами. Серые и в таких же язвах, как сам камень, огромные тела по пояс были погружены во вспухшую пузырями поверхность. Некоторые пузыри полопались, обнажив множество окаменевших в крике и рычащих от страха лиц-морд. Ранд услышал, как за спиной у него кого-то тошнит, и с трудом справился с собой, чтобы не составить тому компанию. Даже для троллоков эта смерть была ужасной. В нескольких футах за троллоками мост обрывался. Путеводный столб валялся, разбитый на тысячу осколков. Лойал осторожно слез с лошади, поглядывая на троллоков так, будто считал, что те способны ожить. Он торопливо обследовал остатки путеводного столба, подобрал металлическую надпись, которая раньше была инкрустирована в камень, потом залез обратно в седло. -- Это был первый мост по дороге отсюда к Тар Валону, -- сообщил огир. Мэт, отвернувшись от троллоков, утирал рот тыльной стороной ладони. Эгвейн прятала лицо в ладонях. Ранд подвел лошадь поближе к Беле и тронул девушку за плечо. Она развернулась в седле и вцепилась руками в юношу, вздрагивая всем телом. Тот сам едва не дрожал; от дрожи его удержали объятия девушки. -- Как хорошо, что мы не идем в Тар Валон, -- заметила Морейн. Найнив обернулась к Айз Седай: -- Как вы можете относиться к этому так равнодушно? То же самое могло случиться и с нами! -- Вероятно, -- безмятежно сказала Морейн, и Найнив так скрипнула зубами, что Ранд услышал это. -- Хотя более вероятно, -- продолжала невозмутимо Морейн, -- что мужчины, те Айз Седай, кто создал Пути, защитили их ловушками от созданий Темного. В те времена, до того как Полулюдей и троллоков выбили в Запустение, они должны были опасаться их атак. В любом случае медлить нам здесь нельзя, и, какую бы дорогу мы ни избрали, назад или вперед, там тоже, по всей вероятности, как и везде, есть ловушки. Лойал, вам известен следующий мост? -- Да! Да, эту часть Указателя они, благодарение Свету, не испортили. -- Впервые у Лойала было заметно такое же желание отправиться дальше, как и у Морейн. Он послал свою лошадь вперед, еще даже не договорив. Руку Ранда Эгвейн отпустила лишь когда отряд миновал еще два моста. Тихо она пробормотала извинения и принужденно рассмеялась, и он с сожалением позволил ей высвободить ладонь, и не потому, что ему приятно было ее пожатие. Как он вдруг открыл для себя, легче быть храбрым, когда кому-то нужна твоя защита. Морейн сколько угодно могла не верить, что им грозят ловушки, но при всей спешке, о которой твердила, она вынудила отряд ехать медленнее, чем до встречи с окаменевшими троллоками, обязательно останавливаясь перед тем, как ступить на мост или с моста на Остров. Она пускала Алдиб вперед шагом, ощупывала воздух перед собой вытянутой рукой и не позволяла ехать дальше без ее разрешения ни Лойалу, ни Лану. Ранду пришлось положиться на мнение Морейн о ловушках, но всматривался он в темноту так, словно видел дальше десяти шагов, и вовсю напрягал слух. Если троллоки могут пользоваться Путями, то тогда, что бы ни следовало за ними, оно вполне может оказаться какой-нибудь другой тварью Темного. И, возможно, не единственной. Лан заявил, что в Путях не может сказать ничего определенного, но отряд пересекал мост за мостом, потом путники поели в седле, и опять мосты, мосты, но слышал Ранд лишь поскрипывание собственного седла, стук лошадиных копыт, да иногда кто-то покашливал или бормотал себе под нос. Позже где-то в темноте послышался звук далекого ветра. Ранд не взялся бы сказать даже, в какой стороне. Поначалу он решил, что это шутки его воображения, но со временем уверился в реальности далеких звуков. Хорошо опять почувствовать ветер, пускай даже он будет холодным. Вдруг его осенило: -- Лойал, ты же говорил, что в Путях никогда не бывает ветра? Лойал осадил лошадь, чуть не доехав до следующего Острова, и склонил голову набок, прислушиваясь. Лицо его побледнело, и он облизал губы. -- Черный Ветер. Да осияет и обережет нас Свет. Это -- Черный Ветер! -- Сколько еще мостов? -- резко спросила Морейн. -- Лойал, сколько еще мостов? -- Два. Я думаю, два. -- Тогда быстрее, -- приказала она, рысью пустив Алдиб на Остров. -- Быстрее ищите их! Лойал, разбирая надпись на Указателе, говорил то ли себе, то ли кому-то, кто бы услышал его: -- Они выходили обезумевшими, вопя о Мачин Шин. Помоги нам Свет! Даже те, кого сумели излечить Айз Седай, они... -- Он закончил изучать камень и галопом устремился к выбранному мосту. -- Сюда! -- крикнул огир. На сей раз Морейн не стала медлить и проверять дорогу. Она погнала отряд галопом, мост звенел под копытами лошадей, фонари бешено мотались над головами. Лойал пробежал взглядом по следующему Указателю и, будто на скачках, развернул кругом свою большую лошадь еще до того, как та остановилась. Свист ветра становился громче. Ранд слышал ветер сквозь грохот копыт по камню. Позади, и порывы его все ближе. Искать последний Указатель не потребовалось. Едва свет фонарей выхватил белую линию, отряд свернул к ней, продолжая нестись галопом. Остров исчез позади, остались лишь побитый оспинами серый камень под ногами лошадей и белая линия. Ранд дышал так тяжело, что не был больше уверен, слышит он еще ветер или нет. Из темноты появились покрытые резными виноградными лозами ворота, одиноко стоящие во мраке, словно крошечный кусок стены в ночи. Морейн наклонилась в седле, протянув руку к резьбе, и вдруг отдернула ее обратно. -- Листа Авендесоры здесь нет! -- сказала она. -- Ключ пропал! -- О Свет! -- выкрикнул Мэт. -- Проклятый Свет! Лойал запрокинул голову и испустил скорбный крик, похожий на предсмертный стон. Эгвейн дотронулась до руки Ранда. Губы девушки дрожали, но она лишь смотрела на него. Он положил свою ладонь поверх ее руки, надеясь, что не выглядит испуганней Эгвейн. Но сам испугался страшно. Там, у Указателя, завывал ветер. Ранду чудились в нем голоса, голоса, что выкрикивали мерзости, от которых, даже понятых наполовину, желчь подступила к горлу. Морейн подняла жезл, а из его кончика ударило пламя. Это было не то чистое, белое пламя, что Ранд помнил по Эмондову Лугу и по битве перед Шадар Лаготом. Блекло-болезненная желтизна мелькала в алом огне, и медленно кружились черные как сажа крапинки. Над пламенем вился тонкий, едкий дымок, от которого закашлялся Лойал и нервно затанцевали лошади, но Морейн вонзила огненный наконечник в ворота. Дым продрал Ранду горло и ожег ноздри. Как масло, плавился камень, лист и лоза поникали в пламени и исчезали. Айз Седай передвигала огонь так быстро, как могла, но вырезать отверстие достаточно большое было делом не одной минуты. Ранду казалось: линия тающего камня ползет вдоль свода арки со скоростью улитки. Плащ юноши зашевелился, как бы поймав порыв ветра, и сердце у Ранда оборвалось. -- Я чувствую его, -- сказал Мэт срывающимся голосом. -- Свет, будь я проклят, я чувствую его! -- Пламя, мигнув, погасло, и Морейн опустила посох. -- Сделано, -- сказала она. -- Наполовину сделано. Тонкая щелочка бежала через каменную резьбу. Ранду померещился сквозь трещину свет -- тусклый, но все же свет. Но, несмотря на прорезь, все еще стояли два больших изогнутых каменных клина, по пол-арки в каждой створке двери. Отверстие будет достаточно велико, чтобы в него проехали все, даже Лойал, ему, правда, пришлось бы лечь плашмя на спину лошади. Стоит только убрать эти два каменных клина, и отверстие будет достаточным. Ранд задумался: сколько же весит каждый клин? Тысячу фунтов? Больше? Может, если мы все навалимся и толкнем... Может, нам удастся оттолкнуть один из них, прежде чем ветер доберется сюда. Сильный порыв ветра дернул Ранда за плащ. Он старался не прислушиваться к тому, что кричали голоса. Когда Морейн отступила, вперед, прямо на ворота, ринулся Мандарб, -- Лан сжался в седле. В последнее мгновение боевой конь изогнул тело, чтобы ударить камень плечом, точно так же, как был обучен встречать в сражении лошадей врага. Камень с грохотом опрокинулся наружу, и Страж и его конь по инерции вылетели сквозь дымное мерцание Путевых Врат. В проем пробился бледный и скудный свет едва занявшегося утра, но Ранду он показался брызнувшим в лицо солнцем летнего полдня. По ту сторону Врат Лан и Мандарб замедлились, едва двигаясь, жеребец еле переступал ногами, когда Страж, плавно потянув за поводья, разворачивал его к воротам. Ранд не мешкал ни секунды. Толкнув голову Белы к пролому, он изо всех сил шлепнул косматую кобылу по крупу. Эгвейн едва успела бросить на юношу изумленный взгляд через плечо, а потом Бела вынесла ее из Путей. -- Все наружу! -- приказала Морейн. -- Живо! Шевелитесь! С этими словами Айз Седай вытянула руку с зажатым в ней жезлом, направив его на Указатель. Что-то сорвалось с кончика жезла, будто текучий свет превратился в огненную патоку, пылающее копье белого, красного, желтого ударило в черноту, взрываясь, блистая, словно разлетевшиеся по сторонам алмазы. Ветер завопил в агонии, завизжал от ярости. Тысячи шепотков, что прятались в ветре, загрохотали, будто гром, бешено заорали, полуслышные голоса хихикали и завывали, сыпля обещаниями, от которых у Ранда скрутило желудок -- как от того удовольствия, которое звучало в них, так и от того, что он почти понял их смысл. Ударив Рыжего каблуками, Ранд послал его вперед, протискиваясь в дыру, продавливаясь вслед за другими через искрящуюся дымку. Морозный озноб вновь пробежал по телу -- своеобразное ощущение, будто медленно погружают лицом в зимний пруд, холодная вода неспешно наползает, растекаясь по коже малыми, не поддающимися измерению дозами. Как и прежде, длилось все чуть ли не вечность, а в голове билась мысль, не поймает ли их ветер, пока они застряли вот так в воротах. Неожиданно -- словно пузырь лопнул -- холод исчез, и Ранд оказался снаружи. Его лошадь, одно короткое мгновение двигаясь в два раза быстрее всадника, споткнулась и едва не сбросила его через голову. Он обвил шею Рыжего обеими руками, цепляясь изо всех сил. Пока Ранд усаживался обратно в седло, гнедой встряхнулся, затем порысил к остальным так спокойно, словно ничего необычного не произошло. Было холодно -- не мороз Путевых Врат, а желанный обычный зимний холод, который медленно, но неуклонно прорывал нору, вгрызаясь в тело. Ранд закутался в плащ, взор его не отрывался от тусклого мерцания Путевых Врат. Рядом с ним подался вперед в седле Лан, одна рука -- на мече; человек и конь напряжены, вот-вот готовые устремиться обратно, если не появится Морейн. Путевые Врата стояли в груде камней у подошвы холма, скрытые кустами, лишь кое-где упавшие глыбы смяли голые бурые ветви. По сравнению с резьбой на остатках ворот кусты выглядели куда безжизненнее камня. Пасмурная завеса медленно вздулась необычным длинным пузырем, поднимающимся к поверхности пруда. Сквозь пузырь пробилась спина Морейн. Дюйм за дюймом Айз Седай и ее мутное отражение отступали друг от друга. Она по-прежнему держала жезл перед собой и продолжала держать его, когда вывела вслед за собой из Путевых Врат Алдиб, -- белая кобыла танцевала от страха, выкатывая глаза. По-прежнему следя за Путевыми Вратами, Морейн отступала прочь. Путевые Врата потемнели. Туманное мерцание стало сумрачнее, от серого до антрацитово-черного, затем стало черным, как в самом сердце Путей. Словно бы очень издалека на путников взвыл ветер, в котором звучали глухие голоса, наполненные неутоленной жаждой живых существ, алчущие чужой боли, стонущие в разочаровании от рухнувших надежд. Голоса шептали Ранду в уши, на самой грани понимания, выплескивались в разум. Плоть так прекрасна, так прекрасно разрывать ее, резать кожу; кожа -- чтобы ее сдирать, чтобы плести ее, так приятно заплетать ее полоски, так приятно, так красны капли, что падают; кровь так красна, так красна, так сладка; сладостные вопли, прелестные вопли, поющие вопли, вопите вашу песню, пойте ваши стоны... Шепотки плыли, чернота уменьшилась, рассеялась, истаяла, и Путевые Врата вновь стали сумрачным мерцанием в арке покрытого резьбой камня. Ранд испустил долгий, прерывающийся выдох. Не один он облегченно перевел дух, он слышал вздохи других. Бела стояла возле лошади Найнив, а обе женщины обнимались, уронив головы на плечи друг другу. Даже Лан, казалось, расслабился, хотя по суровым граням его лица ничего нельзя было прочитать, -- больше говорило то, как он, опустив плечи, сидел на Мандарбе; то, как он поглядел на Морейн; то, как наклонил голову. -- Он