дать, а у мужчин возникнет желание
выйти и пройтись парадным маршем. А поскольку Дженнингсу в таких случаях
принадлежит последнее слово, он, вероятно, создаст какой-нибудь избитый
образ могучего рыцаря "Круглого стола", который заботится о храбром юном
брате, выполнившим общую для них опасную миссию. Вот проклятие!
- И если предположение об ответных мерах хоть сколько-нибудь правдиво,
это сделает меня мишенью, - добавил Кендрик.
- Было бы чудесно, - отозвался Деннисон.
- Позвоните мне, когда решите насчет этой Рашад.
Эван сидел на кожаном стуле с высокой спинкой в рабочем кабинете
впечатляющего стерильного дома на восточном побережье Мэриленда, в городке
под названием Синуид-Холтоу, в залитом прожекторами парке с ружьями на
изготовку стража охраняла каждую пядь территории.
Кендрик выключил телевизор. Только что он в третий раз просмотрел
запись внезапно созванной пресс-конференции президента Лэнгфорда Дженнингса,
касающейся конгрессмена Эвана Кендрика из Колорадо. Пресс-конференция
оказалась еще более возмутительной, чем предусматривал Деннисон, поскольку
была переполнена выворачивающими душу паузами, сопровождаемыми постоянными,
хорошо отрепетированными ухмылками, которые так очевидно передавали скрытую
гордость и взрыв чувств. Президент опять говорил общие слова и ничего
конкретного, за исключением одного: "До тех пор, пока не будут предприняты
все надлежащие меры безопасности, я попросил конгрессмена Кендрика,
человека, которым мы все так гордимся, побыть в защищенном уединенном месте.
Вместе с тем настоящим я строжайше предупреждаю. Если где-либо трусливые
террористы попытаются совершить покушение на моего хорошего друга, близкого
соратника, человека, на которого я смотрю как на своего младшего брата, вся
мощь Соединенных Штатов - на земле, на воде и в воздухе - обрушится на
определенные анклавы тех, кто несет за это ответственность". Определенные? О
Боже!
Зазвонил телефон. Эван огляделся, пытаясь выяснить местонахождение
аппарата. Тот стоял на письменном столе на другом конце комнаты. Кендрик
спустил ноги на пол и подошел к поразительно назойливому прибору:
- Да?
- Она летит военным самолетом вместе со старшим атташе посольства в
Каире. Ее внесли в список как секретаря-помощницу, имя которой не
представляет важности. Расчетное время прибытия - семь утра по-нашему. Самое
позднее к десяти будет в Мэриленде.
- Что она знает?
- Ничего.
- Но вы же должны были ей что-то сказать, - настаивал Кендрик.
- Сказали, что есть новые срочные инструкции от начальства, которые
могут быть переданы только лично и здесь.
- И она купилась на эту чушь?
- У нее не было выбора. Ее забрали на квартире в Каире, и с тех пор она
все время находится под стражей - с целью защиты. Паршивой тебе ночи,
ублюдок!
- Спасибо, Герби. - Эван повесил трубку. Он испытывал одновременно
облегчение и страх перед завтрашней очной ставкой с женщиной, которую знал
под именем Калейла и с которой занимался любовью в неистовстве страха,
изнеможения. Импульсивность и безрассудство, приведшие к этому, должны быть
забыты. Ему необходимо установить, встречается он вновь с врагом или другом.
Но по крайней мере, следующие двенадцать - пятнадцать часов расписаны.
Настало время позвонить Энн О'Рейли и через нее связаться с Мэнни. Не имеет
значения, где сейчас Кендрик находится, он - официальный гость президента
Соединенных Штатов.
Глава 23
Эммануил Вайнграсс сидел за красной пластмассовой перегородкой кафе
вместе с его коренастым и усатым владельцем Гонсалесом Гонсалесом.
Предыдущие два часа выдались у него напряженными, чем-то напоминающими те
безумные дни в Париже, когда он работал на Моссад. Теперешняя ситуация и
близко не была так мелодраматична, а его противники, естественно, не
представляли для него никакой смертельной опасности, но все же ему, пожилому
человеку, пришлось перебираться из одного места в другое так, чтобы его не
увидели и не остановили. В Париже Вайнграссу нужно было пройти от Сакре-Кер
до бульвара Мадлен сквозь строй разведчиков-террористов, оставшись
незамеченным. А здесь, в Колорадо, - добраться от дома Эвана до городка
Меса-Верде так, чтобы его исчезновения не заметили сиделки. К счастью, в это
время все были более всего заняты событиями, происходящими снаружи.
- Как тебе это удалось? - поинтересовался Гонсалес, наливая Вайнграссу
стакан виски.
- Одна из потребностей цивилизованного человека - уединение, Джи-Джи. Я
прихватил камеру Эвана и пошел в туалет, а там вылез в окно. Как заправский
фотограф, понимаешь ли, смешался с толпой тех, кто делал снимки, а затем сел
в такси и приехал сюда.
- Эти таксисты сейчас делают бабки! - заметил Гонсалес Гонсалес.
- Воры они, вот кто! Сажусь я в машину, и первое, что слышу от этого
мошенника: "До аэропорта сто долларов, мистер". Тогда я снял шляпу и говорю:
"Государственную комиссию по такси безусловно заинтересуют новые расценки в
Верде". Он повернулся: "О, это вы, мистер Вайнграсс? Я всего лишь пошутил,
мистер Вайнграсс". Ну, я ему и велел: "Бери две сотни и вези меня к
Джи-Джи".
Мужчины громко рассмеялись. В это время резко и отрывисто зазвонил
телефон-автомат, висящий на стене за перегородкой. Гонсалес положил ладонь
на руку Мэнни повыше кисти и сказал:
- Пусть Гарсия снимет трубку.
- Почему? Ты же говорил, что мой мальчик звонил уже дважды?
- Гарсия знает, что ответить. Я ему объяснил.
- Мне-то скажи!
- Он даст конгрессмену номер телефона в моей конторе и велит туда
перезвонить через две минуты.
- Джи-Джи, ты что это, черт побери, затеял?
- Через пару минут после того, как ты вошел, сюда явился какой-то
гринго, которого я не знаю.
- Ну и что? У тебя здесь бывает много людей, которых ты не знаешь.
- Он - чужак, Мэнни. При нем нет ни плаща, ни шляпы, ни камеры, но все
равно он чужак. В костюме, с жилеткой. Вайнграсс начал оглядываться.
- Не надо! - схватил его за руку Гонсалес. - Этот рыжий не сводит с нас
глаз. У него на уме - ты.
- И что же нам делать?
- Сиди и жди. Когда я скажу, встанешь.
Официант Гарсия повесил трубку, кашлянул, подошел к рыжему незнакомцу в
темном костюме и, нагнувшись к нему, что-то сказал. Посетитель холодно
уставился на неожиданного посыльного, а официант пожал плечами и вернулся к
стойке. Тогда рыжий мужчина тихо, не привлекая к себе внимания, положил на
столик деньги, встал и вышел через ближайшую дверь.
- Давай! - прошептал Гонсалес Гонсалес, вставая и подавая Мэнни знак
последовать его примеру.
Десять секунд спустя они вошли в неприбранную контору владельца кафе.
Указав на стул за письменным столом, видавшим лучшие дни десятки лет назад,
Джи-Джи произнес:
- Конгрессмен перезвонит примерно через минуту.
- Ты уверен, что это был Кендрик? - спросил Вайнграсс.
- Кашель Гарсии сообщил мне об этом.
- А что он сказал тому типу за столиком?
- Что он решил, будто сообщение, переданное по телефону, предназначено
ему, так как ни один другой клиент по описанию не подходит.
- Какое сообщение?
- Достаточно простое, amigo. Что ему важно связаться с его людьми
снаружи.
- Даже так?
- Он ведь вышел, правда? Это уже о многом говорит.
- О чем же?
- Ну, во-первых, что у него действительно есть люди, с которыми он
может связаться. Во-вторых, или эти люди находятся поблизости, или он может
с ними пообщаться посредством других средств коммуникации, например телефона
в автомобиле. В-третьих, этот тип не пришел сюда в своем смешном костюме,
чтобы выпить пива "Текс-Мекс", от которого практически давился, как ты
давишься от моего превосходного игристого вина. И в-четвертых, вне всякого
сомнения, он федерал.
- Правительство? - изумился Мэнни. - Разумеется, мне лично никогда не
приходилось участвовать в историях с нелегальными иммигрантами,
пересекающими границы моей любимой страны на юге, но рассказы о них доходят
даже до таких невинных овечек, как я... Мы знаем, чего ждать, друг мой.
Comprende, hermano?38
- Я всегда говорил, - Вайнграсс сел за стол, - отыщи самые классные из
отпетых притонов в городе и сможешь узнать о его жизни больше, чем во всей
парижской канализации.
- Париж, Франция значат для тебя очень много, правда, Мэнни?
- Это исчезает, amigo. Не знаю почему, но исчезает. Здесь что-то
происходит с моим мальчиком, а я не могу этого понять. Но это важно.
- Он тоже для тебя много значит, да?
- Он ведь мой сын. - Зазвонил телефон, Вайнграсс рывком схватил трубку
и поднес ее к уху.
В это время Гонсалес вышел из комнаты.
- Эй, болван, это ты?
- Как ты туда попал, Мэнни? - спросил Кендрик из стерильного дома на
восточном побережье Мэриленда. - Под прикрытием Моссад?
- Гораздо эффективнее, - ответил старый архитектор из Бронкса. - Здесь
нет этих дипломированных бухгалтеров, считающих шекели над яичным ликером.
Ну, а теперь тебе слово. Что, черт подери, случилось?
- Не знаю, клянусь, не знаю! - И Эван во всех подробностях рассказал о
событиях последних дней, начиная с поразительной новости Сабри Хассана,
когда он плавал в бассейне, о том, что его пребывание в Омане разоблачено.
Затем поведал, как укрылся в дешевом мотеле в Вирджинии, об очной ставке с
Фрэнком Свонном из Госдепартамента, о прибытии под эскортом в Белый дом, о
нелицеприятной встрече с главой президентского аппарата и, наконец, как был
представлен президенту Соединенных Штатов, который пошел еще дальше в
стремлении все испортить, запланировав на следующий вторник церемонию
награждения в Голубой комнате, да еще с оркестром морской пехоты. Затем
сообщил, что женщина по имени Калейла, спасшая ему жизнь в Бахрейне, на
самом деле сотрудник Центрального разведывательного управления и сейчас ее
везут к нему для допроса.
- Судя по тому, что ты мне говорил, она не имеет ничего общего с твоим
разоблачением.
- Почему?
- Потому что ты ей поверил, когда она представилась арабкой,
исполненной стыда. Помнишь, ты мне это рассказывал? Болван, иногда я знаю
тебя лучше, чем ты сам себя. В таких вещах тебя не так-то просто одурачить.
Поэтому-то у тебя так хорошо и шли дела в группе, Кендрик... Твое
разоблачение заставило бы эту женщину стыдиться еще больше и еще сильнее
воспламенило бы тот безумный мир, в котором она живет.
- Только она одна осталась, Мэнни. Другие не сделали бы этого, не
смогли бы.
- Значит, за другими есть еще другие.
- Кто, Бога ради? Они единственные знали, что я там был.
- Ты только что сказал, что Свонн сообщил тебе про какого-то блондина с
иностранным акцентом, который вычислил, что ты был в Маскате. А он-то где
раздобыл информацию?
- Никто не может найти его, даже Белый дом.
- Возможно, я знаю людей, которые все-таки смогут его найти, - прервал
его Вайнграсс.
- Нет, нет, Мэнни, - забеспокоился Кендрик. - Это не Париж, и
израильские лимиты давно исчерпаны. Я слишком много должен этим
израильтянам, хотя хотелось бы, чтобы ты когда-нибудь объяснил мне их
интерес к одному заложнику в посольстве.
- Мне никогда не рассказывали, - отозвался Вайнграсс. - Я знал, что был
определенный план, который разрабатывало подразделение, и пришел к выводу,
что они собираются достать кого-то изнутри, но они не обсуждали этого при
мне. Те люди умеют держать язык за зубами... Что ты собираешься предпринять
дальше?
- Завтра утром встреча с этой Рашад. Я тебе говорил.
- А потом?
- Ты не смотрел телевизор?
- Я у Джи-Джи. Он признает только видеозаписи, помнишь? У него есть
запись одной игры восемьдесят второго года, но большинство посетителей бара,
когда он ее ставит, считают, что она проходит сегодня. Что по телевизору?
- Президент. Объявил, что я нахожусь под защитой в уединенном месте.
- По мне, звучит похоже на тюрьму.
- В своем роде так и есть, но тюрьма сносная, и начальник предоставил
мне привилегии.
- Дашь мне номер своего телефона?
- Я его не знаю. На аппарате ничего не написано, только пустая полоска
бумаги, но я буду держать тебя в курсе. Позвоню, если что-нибудь предприму.
За этой линией никто не следит, и не имеет значения, если бы даже следили.
- Ладно, теперь позволь спросить тебя кое о чем. Упоминал ли ты
кому-нибудь обо мне?
- Боже всемогущий, конечно нет. Возможно, ты есть в секретных
материалах по Оману, и я действительно сказал, что, помимо меня, много
других людей заслуживают похвалы, но я никогда не называл твоего имени. А
что?
- За мной следят.
- Что-о?
- Небольшая проблема, которая мне не нравится. Джи-Джи считает, что
этот клоун у меня на хвосте - один федерал и с ним другие.
- Может, Деннисон извлек тебя из секретных материалов и назначил тебе
охрану?
- От чего? Даже в Париже я был надежно прикрыт. Если бы это было не
так, я был бы мертв уже три года назад. И почему ты считаешь, что я
фигурирую в каких-то материалах? Вне подразделения никто не знал моего
имени, и ни одно - слышишь, ни одно из наших имен не упоминалось на той
конференции, когда мы все уехали. Наконец, болван, если меня охраняют,
неплохо бы было дать мне об этом знать. Потому что я могу просто снести
кому-то башку, не ведая, что тот меня охраняет.
- Как обычно, в твоей бочке невероятностей может оказаться ложка
логики. Я проверю.
- Сделай это. Может, мне немного осталось, но все-таки не хочется,
чтобы мою жизнь оборвала пуля в голову - кто бы ее ни пустил. Позвони мне
завтра, потому что сейчас мне чадо возвращаться на ведьминский шабаш - до
того, как они доложат о моем отъезде главному полицейскому колдуну.
- Передавай привет Джи-Джи, - добавил Эван. - И скажи, что, когда я
вернусь, ему придется бросить его бизнес по импорту. И поблагодари его,
Мэнни. - Кендрик повесил трубку, продолжая держать ее в руке. Потом снова
снял трубку и набрал "О".
- Коммутатор, - как-то неуверенно произнес женский голос после гораздо
большего числа гудков, чем это казалось бы нормальным.
- Не знаю почему, - начал Эван, - но думаю, вы - не обычная
телефонистка телефонной компании "Белл".
- Прошу прощения?..
- Не важно, мисс. Моя фамилия Кендрик, и мне необходимо как можно
скорее связаться с мистером Гербертом Деннисоном, главой президентского
аппарата, - это срочно. Прошу, сделайте все от вас зависящее, найдите его и
попросите перезвонить мне в течение следующих пяти минут. Если это
невозможно, мне придется позвонить мужу моей секретарши, лейтенанту
вашингтонской полиции, и сказать ему, что меня держат в заключении, в месте,
которое я наверняка смогу точно опознать.
- Сэр, прошу вас!
- По-моему, я говорю разумно и вполне ясно, - перебил ее Эван. - Мистер
Деннисон должен связаться со мной в течение следующих пяти минут, и время
уже пошло. Спасибо, девушка, хорошего вам дня.
Кендрик снова повесил трубку, но теперь убрал руку с аппарата и подошел
к стенному бару, в котором стояли ведерко со льдом и разнообразные бутылки
дорогих сортов виски. Он налил себе напиток, посмотрел на часы и прошел к
широкому окну, выходящему в освещенный парк позади дома. Его внимание
привлекла крокетная площадка, вокруг которой стояла белая кованая садовая
мебель, и куда меньше позабавил вид морского пехотинца, выряженного в не
подходящую ему невоенную форму прислуги поместья. Он вышагивал по садовой
дорожке вдоль каменной стены с выглядевшей очень по-военному и нацеленной
вперед винтовкой. Мэнни прав: он в тюрьме.
Через несколько секунд зазвонил телефон, и конгрессмен от Колорадо
снова поднял трубку:
- Здравствуйте, Герби, как дела?
- Как у меня дела, сукин сын? Сплошная нервотрепка, вот как у меня
дела. Весь взмок. Чего вы хотите?
- Хочу знать, почему следят за Вайнграссом. Хочу знать, почему его имя
вообще где-то всплыло, и вам лучше дать мне этому чертовски хорошее
объяснение.
- Полегче, неблагодарный! - Голос главы президентского аппарата был
отрывистым и грубым. - Что еще за Вайнграсс? Что-то, выпущенное Манишевичем?
- Эммануил Вайнграсс, архитектор с международным именем. Он мой близкий
друг, живет у меня дома в Колорадо и по причинам, которые я не намерен
излагать, его прерывание там крайне конфиденциально. Где и кому вы передали
его имя?
- Я не могу передавать то, о чем никогда не слышал, псих.
- Вы ведь не обманываете меня, Герби, нет? Потому что, если
обманываете, я могу сделать следующие несколько недель весьма для вас
затруднительными.
- Если бы я считал, что ложь сбросит вас с моих плеч, то непременно
прибегнул бы к ней, но я не могу лгать о каком-то Вайнграссе, поскольку не
знаю, кто он такой. Так что помогите мне.
- Вы ведь читали расшифровки отчетов по Оману, так?
- Один файл, похороненный в архиве. Конечно, я его читал.
- фамилия Вайнграсс там нигде не фигурирует?
- Нет. Я запомнил бы, если бы она там была. Забавная фамилия.
- Не для Вайнграсса. - Эван сделал паузу, но недолгую, чтобы Деннисон
не успел его перебить. - Мог ли кто-то из ЦРУ, АНБ или других таких
учреждений поместить моего гостя под надзор, не сообщив об этом вам?
- Да ни в коем случае! - вскричал сюзерен Белого дома. - Там, где дело
касается вас и тех проблем, которые вы на нас возложили, никто не двинется с
места ни на шаг без того, чтобы я об этом не знал!
- Последний вопрос. Говорится ли что-нибудь в оманском файле о
человеке, который возвращался со мной из Бахрейна?
Настала очередь Деннисона сделать паузу.
- Вполне понятно, конгрессмен.
- Если вы считаете, что вам и вашему хозяину я приношу несчастье, не
пытайтесь спекулировать на архитекторе. Оставьте его в покое.
- Оставлю, - согласился глава президентского аппарата. - При такой
фамилии, как Вайнграсс, напрашивается ассоциация, которая меня пугает.
Например, Моссад.
- Ладно. Сейчас просто отвечайте на мои вопросы. Что было в том файле о
полете из Бахрейна в Эндрюс?
- На борту были вы и старый араб, одетый по-западному, который долгое
время работал на Консульскую службу; его везли для медицинского
обследования. По имени Али-Как-Его-Там. Госдеп провел его через таможню, и
он исчез. Честно, Кендрик. Никто в этом правительстве понятия не имеет о
мистере Вайнграссе.
- Спасибо, Герб.
- Спасибо за то, что назвали меня Гербом. Еще что-нибудь я могу
сделать?
Эван посмотрел на широкое окно, затем на освещенный прожекторами парк и
морского пехотинца.
- Хочу оказать вам любезность, сказав "нет", - проговорил он негромко.
- По крайней мере, сейчас. Но вы можете кое-что для меня прояснить. Ведь в
этом телефоне установлено подслушивающее устройство, так?
- Не такое, как обычно. Там маленький черный ящик, наподобие тех, что в
самолетах. Он снимается уполномоченным персоналом, и при обработке записей
используются строжайшие меры безопасности.
- Вы можете приостановить прослушивание, скажем, минут на тридцать,
пока я кое-кому позвоню? Поверьте, это в ваших же интересах.
- Допустим... Конечно, линия перегружена: наши люди часто пользуются
ею, когда бывают в этих домах. Дайте мне пять минут и звоните в Москву, если
хотите.
- Пять минут.
- Могу я теперь вернуться к моей нервотрепке?
- Глотните чего-нибудь успокаивающего. - Кендрик повесил трубку и
достал бумажник. Затем просунул указательный палец под обложку колорадского
водительского удостоверения, вытащил клочок бумаги, на котором были написаны
два номера приватных телефонов Франка Свонна, и посмотрел на часы. Он
подождет десять минут и позвонит в надежде, что замдиректора Консульской
службы окажется по одному из этих телефонов.
И точно. Свонн ответил по номеру квартиры. После кратких приветствий
Эван объяснил, где, по его мнению, он находится.
- Ну и как "защищенное уединенное место"? - Голос Свонна звучал устало.
- Я бывал в нескольких таких местах, когда мы допрашивали предателей.
Надеюсь, вы получили усадьбу с конюшнями, по меньшей мере, и двумя
бассейнами, один из которых, естественно, крытый. Все они одинаковые.
По-моему, правительство покупает их в качестве политической компенсации у
богатеев, которым надоели их большие дома и которые хотят получить новые
бесплатно. Надеюсь, нас подслушивают. У меня больше нет бассейна.
- Здесь есть крокетная площадка...
- Времени мало. Что вы можете мне сказать? Я хоть немного стал ближе к
тому, чтобы сорваться с крючка?
- Возможно. По крайней мере, я попытался частично отвести от вас
гнев... Фрэнк; я должен вас спросить, и мы оба можем говорить совершенно
свободно, называть любые фамилии. Прослушка сейчас отключена.
- Кто это вам сказал?
? Деннисон.
- И вы что, поверили? Кстати, мне же будет легче, если эту расшифровку
дадут ему.
- Я ему верю, потому что Деннисон догадывается, о чем я собираюсь
говорить, а он хочет, чтобы между нашим с вами разговором и администрацией
пролегла пара тысяч миль. Сказал, что линия "перегружена".
- Он прав. Боится, что какой-нибудь крикун услышит ваши слова. Так о
чем речь?
- Мэнни Вайнграсс, и через него связь с Моссад...
- Говорю вам, это невозможно, - перебил его заместитель начальника
отдела. - Ладно, мы ведь и в самом деле на перегруженной линии. Продолжайте.
- Деннисон сказал, что в оманском файле есть список пассажиров
самолета, вылетевших из Бахрейна на базу ВВС Эндрюс в то последнее утро. Там
указаны я и старый араб, одетый по-западному, который работал на Консульскую
службу...
- И которого доставили в Штаты для медицинского обследования, -
продолжил Свонн. - За долгие годы бесценного сотрудничества наши секретные
службы сделали для Али Саади и его семьи хотя бы это.
- Уверены, что формулировка такая?
- Кто может знать лучше? Это написал я.
- Как, вы? Значит, вы знали, что это Вайнграсс?
- Это было нетрудно. Ваши указания, переданные Грэйсоном, были до
чертиков ясными. Вы требовали - требовали, понятно? - чтобы некий человек
без имени сопровождал вас в том самолете в Штаты...
- Я прикрывал его от Моссад.
- Очевидно, и я тоже. Видите ли, ввезти кого-то таким образом в страну
- против правил (я уж не говорю о законе), если только этот человек не
значится в наших списках. Значит, я занес его в списки под вымышленным
именем.
- Но как вы догадались, что это Мэнни?
- Это было проще простого. Я побеседовал с начальником Королевской
стражи Бахрейна, которому было поручено тайно сопровождать вас. Достаточно
было бы, возможно, простого описания внешности, но, когда он сказал мне, что
старикашка лягнул одного из охранников в колено, потому что тот подтолкнул
вас во время посадки в машину, едущую в аэропорт, я понял - это Вайнграсс.
Как говорится, его репутация всегда идет впереди него.
- Я признателен вам за то, что вы сделали, - негромко произнес Кендрик.
- И от его имени, и от себя.
- Единственный способ отблагодарить вас, который я смог придумать.
- Значит, можно заключить, что в разведывательном сообществе Вашингтона
никто не знает о том, что Вайнграсс был задействован в Омане.
- Абсолютно. Забудьте о нем, его не существует. Просто не числится
здесь среди живых.
- Деннисон даже не знал, кто он такой...
- Конечно нет.
- За ним следят, Фрэнк. Там, в Колорадо, он под чьим-то надзором.
- Не под нашим.
В 895 футах к северу от стерильного дома, на берегу Чесапикского залива
располагалось поместье доктора Самуила Уинтерса, уважаемого историка, на
протяжении более сорока лет друга и советника президентов Соединенных
Штатов. В молодые годы этот чрезвычайно состоятельный ученый слыл выдающимся
спортсменом. Полки его кабинета были забиты трофеями, полученными в
соревнованиях по поло, лыжам и парусному спорту, - свидетельствами былого
мастерства. Сейчас стареющему педагогу осталась лишь одна, более пассивная
игра, которая была маленькой слабостью многих поколений семьи Уинтерс и
зародилась на лужайке перед их особняком в Ойстер-Бэй еще в начале двадцатых
годов. Этой игрой был крокет. И когда какой-либо член семьи приобретал новую
недвижимость, в числе первых обсуждался вопрос о лужайке, размеры которой
должны были соответствовать требованиям Национальной крокетной ассоциации,
принятым в 1882 году, - 40 на 75 футов. Поэтому одной из
достопримечательностей, привлекающих внимание гостей в поместье доктора
Уинтерса, являлась крокетная площадка справа от огромного дома на берегу
Чесапика. Ее очарование подкреплялось белой кованой мебелью, стоящей вокруг,
чтобы можно было посидеть, обдумывая следующие шаги, или выпить.
Эта крокетная площадка была абсолютно идентична той, что находилась в
парке стерильного дома. Однако тут не было простого совпадения, потому что
вся земля, на которой стояли оба особняка, принадлежала Самуилу Уинтерсу.
Пять лет назад - со времени тихого воскрешения "Инвер Брасс" - доктор
Уинтерс без всякого шума пожертвовал свое южное владение правительству
Соединенных Штатов для использования его в качестве "надежного" или
"стерильного" дома. Чтобы не привлекать внимания любопытных и предотвратить
зондирование потенциальных врагов Соединенных Штатов, сделка не
афишировалась. В соответствии с актами о праве Собственности, хранящимися в
ратуше Синуид-Холлоу, дом с примыкающим парком все еще принадлежал Самуилу и
Марте Дженнифер Уинтерс (последняя скончалась). За это владение бухгалтеры
семьи ежегодно платили чрезмерно высокий береговой налог, тайно возмещаемый
благородным правительством. Если кто-то - друг или недруг - любопытствовал,
что происходит в столь аристократическом владении, такому человеку неизменно
сообщали, что жизнь там бьет ключом, постоянно приезжают машины,
доставляется провизия, осуществляется забота о великих и почти великих мужах
мира, науки и промышленности, отражающих разносторонние интересы Самуила
Уинтерса. Бригада крепких молодых парней содержит дом и сад в безупречном
порядке, а также исполняет обязанности прислуги, заботясь о нуждах
непрекращающегося потока гостей. Все говорило, о том, что поместье
представляет собой многоцелевой загородный "мозговой центр" мультимиллионера
- слишком открытый для того, чтобы быть чем-то другим.
Для поддержания целостности этого образа все счета посылались
бухгалтерам Самуила Уинтерса, которые их сразу же оплачивали. Затем копии
платежек попадали к личному адвокату историка, который в свою очередь
поставлял их в Госдепартамент для тайного покрытия расходов. Простая,
выгодная для обеих сторон сделка - такая же простая и такая же выгодная, как
и подсказка, сделанная доктором Уинтерсом президенту Лэнгфорду Дженнингсу,
что конгрессмену Эвану Кендрику будет полезно провести несколько дней вдали
от средств массовой информации, в "надежном доме" к югу от его поместья,
потому что в это время там никого не будет. Президент с признательностью
согласился и заботу об этом возложил на Герба Деннисона.
Милош Варак снял наушники и выключил электронную консоль на столе.
Затем повернул стул влево, щелкнул выключателем на ближней к нему стене и
сразу же услышал тихое жужжание механизмов, складывающих на крыше
спутниковую антенну направленного действия. Наконец встал и бесцельно обошел
вокруг сложного оборудования, установленного в звуконепроницаемой комнате в
подвале дома Уинтерса. Милош встревожился. То, что он услышал во время
перехвата телефонного разговора из стерильного дома, ему было непонятно.
Как недвусмысленно подтвердил Свонн из Госдепартамента, в
разведывательном сообществе Вашингтона никто не знал об Эммануиле
Вайнграссе. Не ведали, что Вайнграсс - это тот "старый араб", который
прилетел из Бахрейна вместе с Эваном Кендриком. По словам Свонна, тайное
вызволение Вайнграсса из Омана и не менее тайная доставка его в Соединенные
Штаты с использованием маскировки и "крыши" - это его благодарность Кендрику
за то, что он сделал в Омане. Человек и "крыша" в бюрократическом смысле
исчезли. Фактически Вайнграсс не существовал. Свонн жульничал также из-за
связи Вайнграсса с Моссад, и этот обязательный обман был вполне одобрен
Кендриком. Конгрессмен пошел на крайние меры, чтобы скрыть факт присутствия
своего пожилого друга и его имя. Милош знал, что старика поместили в
больницу под именем Манфреда Вейнстейна; он лежал в палате в частном крыле с
собственным отдельным входом, а после выписки его на частном самолете
доставили в Колорадо - в Меса-Верде.
Все было шито-крыто. Фамилия Вайнграсс нигде не фигурировала. В те
месяцы, пока вспыльчивый архитектор поправлялся, он лишь изредка покидал дом
и никогда не появлялся в тех местах, где конгрессмена знали. "Вот дьявол!" -
подумал Варак. Кроме узкого круга близких Кендрику людей, то есть исключая
буквально всех, кроме надежной секретарши, ее мужа, четы арабов в Вирджинии
и трех хорошо оплачиваемых сиделок, чьи щедрые зарплаты подразумевали полную
конфиденциальность, Вайнграсса просто не существовало ни для кого!
Варак вернулся к столу с панелью управления, выключил кнопку "Запись",
перемотал пленку назад и нашел место, которое хотел прослушать еще раз.
- Значит, можно заключить, что никто в разведывательных кругах
Вашингтона не знает, что Вайнграсс был задействован в Омане?
- Абсолютно. Забудьте о нем, его не существует. Просто не числится
здесь среди живых.
- Деннисон даже не знал, кто он такой...
- Конечно нет.
- За ним следят, Фрэнк. Там, в Колорадо, он под чьим-то надзором.
- Не под нашим.
"Не под нашим"... Под чьим же?
Вот что волновало Варака. Единственными людьми, знавшими о
существовании Эммануила Вайнграсса, людьми, которым сказали, как много этот
старик значит для Эвана Кендрика, были пятеро членов "Инвер Брасс". Мог ли
один из них?..
Милош не хотел больше гадать. Сейчас это для него было слишком
мучительно.
Адриенна Рашад внезапно проснулась от резкой болтанки и посмотрела
вдоль прохода тускло освещенного салона военного самолета - явно не первый
класс. Атташе из посольства в Каире, судя по всему, был выведен из состояния
душевного равновесия, а точнее, испуган. Впрочем, он, видимо, привык
путешествовать таким видом транспорта, потому что не забыл взять с собой
успокаивающее, а именно большую, оплетенную кожей флягу, которую теперь
буквально выхватил из своего кейса. Он прикладывался к ней, пока вдруг не
осознал, что его "груз" смотрит на него. Тогда с глуповатым выражением лица
протянул ей флягу. Адриенна покачала головой и сказала, перекрикивая шум
реактивных двигателей:
- Всего лишь воздушные ямы!
- Эй, друзья! - раздался голос пилота по радио. - Прошу прощения за
неудобства, но, боюсь, такая погода сохранится еще минут тридцать. Нам нужно
придерживаться нашего коридора - подальше от коммерческих трасс. Вы летите в
дружественных небесах, приятели. Держитесь крепче!
Атташе сделал еще один глоток из фляги, на этот раз более затяжной, чем
прежде. Адриенна отвернулась; сидящая в ней арабка стремилась не видеть
страха мужчины, но, вспомнив о своем макияже западной женщины, подумала,
что, как опытный военный летчик, она должна утешить попутчика. Синтез
выиграл спор. Адриенна успокоительно улыбнулась атташе и вернулась к своим
мыслям, ранее прерванным сном.
Почему ей так безапелляционно приказали прилететь в Вашингтон? Если эти
новые инструкции настолько деликатны, что их нельзя передать обычным
способом, почему тогда не позвонил Митчелл Пейтон и не намекнул, в чем дело?
Не похоже на "дядю Митча" - допустить какое-либо вмешательство в ее работу,
ни слова не сказав ей об этом. Даже в прошлом году, во время беспорядков в
Омане, когда он прислал ей с дипкурьером запечатанные инструкции, в которых
без объяснения причин приказал сотрудничать с Консульской службой
Госдепартамента, сразу же и позвонил, опасаясь, как бы ее это ни оскорбило.
Она и сотрудничала, хотя поначалу инструкции ее действительно задели. Но вот
теперь, как гром среди ясного неба, приказано прилететь в Штаты - без
каких-либо объяснений, без единого слова от Митчелла Пейтона.
Конгрессмен Эван Кендрик. За последние восемнадцать часов его имя
прокатилось по миру, словно раскат грома. Легко себе представить испуганные
лица людей, связанных с этим американцем. Наверное, глядят на небо и мечтают
сбежать в укрытие от приближающейся бури, чтобы спасти свою жизнь. Вероятно,
будут мстить тем, кто помогал этому влезшему не в свое дело человеку с
Запада. Интересно, кто допустил утечку этой истории? Нет, "утечка" слишком
безобидное слово. Кто взорвал эту тайну? Каирские газеты взахлеб расписывали
ее, и сразу же стало ясно, что на Среднем Востоке одни считают Эвана
Кендрика святым праведником, а другие - ужасным грешником. Так что в
зависимости от точки зрения его даже в пределах одной страны ждет либо
канонизация, либо мучительная смерть. Но почему такое случилось? Мог ли сам
Кендрик это сделать? Неужели ранимый человек и невероятный политик,
рисковавший жизнью, чтобы отомстить за ужасное преступление, через год
смирения и самоотречения решил устремиться за политической наградой? Если
да, значит, он не тот человек, которого она так недолго и вместе с тем так
близко знала четырнадцать месяцев назад. С оговорками, но без сожаления
Адриенна вспоминала. Они занимались любовью неправдоподобно, неистово.
Может, при тех обстоятельствах это было неизбежно, но теперь те мимолетные
мгновения великолепного покоя надо забыть. Если ее вызвали в Вашингтон из-за
внезапно ставшего честолюбивым конгрессмена, то тех мгновений просто вообще
никогда и не было.
Глава 24
Кендрик стоял у окон, выходящих на широкую дугообразную подъездную
аллею перед стерильным домом. Прошло уже больше часа с тех пор, как ему
позвонил Деннисон и сообщил, что самолет из Каира приземлился, Рашад
посадили в ожидающую ее правительственную машину, и она уже на пути в
Синуид-Холлоу в сопровождении эскорта. Глава президентского аппарата довел
до сведения Эвана, что сотрудница ЦРУ выразила резкое недовольство тем, что
ей не позволили сделать телефонный звонок с базы военно-воздушных сил
Эндрюс.
- Закатила скандал и отказалась садиться в машину, - пожаловался он. -
Заявила, что ни слова не слышала от своего непосредственного начальника, а
потому военно-воздушные силы могут идти месить песок. Вот стерва проклятая!
Я ехал на работу, мне позвонили в лимузин. Знаете, что она мне сказала? Мне!
"Да кто вы, черт побери, такой?" Вот так и выпалила! Потом, чтобы сильнее
разбередить рану, отвернулась от трубки и громко кого-то спросила: "Что еще
за Деннисон?"
- Это все та скромная, незаметная жизнь, которую, вы ведете, Герб.
Кто-нибудь ей объяснил?
- Эти ублюдки рассмеялись! Тогда я сообщил ей, что она подчиняется
приказам президента и либо садится в нашу машину, либо рискует провести пять
лет в Ливенуорте.
- Это мужская тюрьма.
- Да знаю! Хм! Она будет на месте через час или около того. Помните,
если все разболтала она, ее получаю я.
- Возможно.
- У меня будет приказ президента!
- А я зачитаю его в вечерних новостях. С примечаниями.
- Черт!
Кендрик уже собрался отойти от окна, чтобы выпить еще чашку кофе, когда
увидел, что в начале подъездной аллеи показалась машина невзрачного серого
цвета. Она промчалась по аллее и остановилась перед каменным порогом. Из
левой задней дверцы быстро вылез майор военно-воздушных сил, стремительно
обошел машину и открыл ближнюю к тротуару дверцу, чтобы выпустить
пассажирку.
Щурясь от яркого солнечного света, из машины вышла женщина, которую
Эван знал под именем Калейлы, взволнованная и неуверенная. Она была без
шляпки, темные волосы спадали ей на плечи. На Адриенне Калейле были белый
жакет и зеленые брюки, на ногах - туфли на низком каблуке. Справа, под
мышкой, она сжимала большую белую сумку. Как только Кендрик ее увидел, на
него нахлынули воспоминания о том вечере в Бахрейне. Вспомнил шок, который
испытал, когда Калейла появилась в дверях причудливой королевской спальни -
ее позабавило, что он поспешил укрыться под простыней. Вспомнил и то, как,
несмотря на панику, замешательство и боль, а возможно, и в дополнение к этим
чувствам, был поражен холодной прелестью ее резко очерченного лица
европейско-арабского типа, ослепительным блеском ума, светящимся в глазах.
Все-таки он прав, это - поразительная женщина. Даже сейчас, направляясь
к массивной двери стерильного дома, No ей предстояло встретиться с
неизвестностью, она держалась прямо, почти вызывающе. Кендрик бесстрастно
наблюдал за ней. Он не ощущал памятной теплоты, только холодное, напряженное
любопытство. В тот вечер в Бахрейне Калейла лгала ему. Ложь была в том, о
чем она говорила, и в том, про что умолчала. Интересно, подумал Эван, будет
ли лгать снова?
Майор ВВС открыл перед Адриенной Рашад дверь огромной гостиной. Она
вошла и застыла, уставившись на Эвана. Ее глаза не излучали удивления - в
них светился только тот же холодный блеск ума.
- Я пойду, - сказал офицер ВВС.
- Благодарю вас, майор. - Дверь закрылась, и Кендрик шагнул вперед. -
Здравствуй, Калейла. Калейла, ведь так?
- Как скажете, - спокойно произнесла она.
- Но ведь тебя зовут не Калейла, верно? Адриенна - Адриенна Рашад.
- Как скажете, - повторила она.
- Немного чересчур, не находишь?
- Все это очень глупо, конгрессмен. Вы вызвали меня сюда, чтобы я дала
вам еще одну хвалебную характеристику? Если да, то я не сделаю этого.
- Характеристику? Вот уж чего я хотел бы в последнюю очередь.
- Хорошо, рада за вас. Уверена, представитель от Колорадо получит любую
поддержку, которая ему нужна. Значит, здесь все-таки нет нужды в человеке,
жизнь которого, как и жизни очень многих его коллег, зависит от анонимности?
Не нужно делать шаг вперед и вносить вклад в дело вашего восхваления?
Произносить здравицы в вашу честь?
- Вы так считаете? Думаете, я жажду восхваления и здравиц?
- А что прикажете думать? Что вы увезли меня от моей работы, раскрыли
перед посольством и ВВС, возможно, разрушили мою "крышу", которую я
создавала в течение нескольких лет, только потому, что были со мной близки?
Это произошло однажды, но, уверяю вас, больше не повторится.
- Эй, погодите, прекрасная дама, - возразил Эван. - Ради Христа, не
будем ворошить прошлое. Тогда я не знал, где нахожусь, что случилось или что
еще произойдет. Я был испуган до смерти и понимал, что мне предстоит
совершить такое, о чем раньше и подумать не мог.
- А еще вы были измучены, - добавила Адриенна Рашад. - И я тоже.
Бывает.
- Свонн так и говорил...
- Подонок.
- Нет, не надо. Фрэнк Свонн - не подонок...
- Употребить другое слово? Например, сводник? Бессовестный сводник.
- Вы ошибаетесь. Не знаю, что у вас с ним было, но дело свое он знает.
- Например, принося вас в жертву?
- Может быть... Признаю, мысль не очень привлекательная, но ему тоже
как следует досталось.
- Оставьте это, конгрессмен. Зачем я здесь?
- Потому что мне надо кое-что узнать, и вы остались одна, кто может мне
это сказать.
- Что же?
- Кто предал гласности мою оманскую историю? Кто нарушил соглашение?
Мне сказали, у тех, кто знает, что я ездил в Оман, - а их чертовски мало,
как говорится, очень тесный круг, - нет ни одной причины, чтобы об этом
рассказывать, и зато много, чтобы молчать. Не считая Свонна и того, кто у
него заведует компьютерами, человека, которому он безгранично доверяет, обо
мне знали только семеро. Шестерых проверили - результат абсолютно
отрицательный. Остались вы - седьмая.
Адриенна Рашад не шевельнулась, лицо ее было бесстрастным, глаза
излучали ярость.
- Вы - любитель, невежественный, самонадеянный любитель, - медле