ще раз забраться в дом Бифа Раиса и посмотреть, как поживает его маленький братец, но так и не решился. Вместо этого пошел домой, перепрятал награбленное добро Дез-монда и твердо сказал ему, что теперь они меняются ролями. Вожак семейной шайки должен сам добыть что-то для вора, иначе его преподобие обо всем узнает. Мал добавил, что ему нужна всего одна вещь - неглиже Энни Харрис - и они будут квиты. Кроме того, Мал сам скажет старшему брату, когда приступить к делу. Он проследил за домом Харриса и узнал, что Энни обслуживает своего полицейского Джона Роккаса днем по вторникам, когда вся семья работает в своем продуктовом ларьке в Окланде. И вот холодным ноябрьским вторником он открыл замок дома Харрисов для Деза. Тот вошел в дом и вышел через двадцать минут с расквашенной мордой. Он же тем временем украл все награбленное добро Деза и спрятал в сейфе, чтобы в любой момент представить его преподобию. Между братьями Консидайн установился паритет страха. Дезмонд провалился на экзаменах в богословской семинарии, но преуспел в торговле подержанными автомобилями. Мал отправился в Стэнфорд, окончил его, после год пробездельничал в юридической школе, мечтая об опасных приключениях, рыская в поисках доступных женщин, но так и не поймал птицу счастья. Когда учеба наскучила до зубной боли, пошел служить в полицию Лос-Анджелеса, не представляя, сколько он протянет или, точнее, сколько пожелает тянуть эту лямку. На Рождество он приехал домой. Ему исполнилось двадцать три года. Он, новобранец-полицейский, с опаской входивший в негритянские кварталы Лос-Анджелеса, за праздничным столом сидел в полицейской форме и портупее, с серебристым свистком и револьвером - тридцать-восьмеркой. Короля подержанных автомобилей, со шрамами на лице от побоев Джона Роккаса, такой вид брата напугал. И он решил, что останется полицейским до скончания своих дней... От брата мысли Мала перешли к Дэнни Апшо. Вокруг - темные стены каньона и скользкие стреляные гильзы под ногами. Чего он добился в жизни? Что ждет его впереди? Окажется ли все им сегодня увиденное и пятидесятикратно умноженное стоящим того, чтобы Эллис Лоу смог продефилировать под сенью американского флага через зал заседания большого жюри? "Вы больше приспособлены к такой работе, чем я думал". Дадли был прав. Мал набрал пригоршню стреляных гильз, забросил подальше и поехал домой, в мотель "Шангри Лодж". ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ Укрытием Микки Коэна служила комната в дешевом отеле. Ирландец Мик и Дэви Голдман трудились над новой программой для ночного клуба, микрофон им временно заменяло помповое ружье 12-го калибра. Джонни Стомпанато с Морисом Ягелкой играли в карты и между делом обсуждали планы встречи Коэна и Драг-ны по наркотикам. А Базз расспрашивал громил Микки из пикета тимстеров и записывал, о чем толкуют пикетчики, - последняя мера предосторожности перед засылкой туда агента Мала Консидайна. Пока пересказывалась обычная болтовня комми. Шлюшка де Хейвен и Морт Зифкин выступали с надоевшими до боли в зубах призывами скинуть "студийную автократию". Фритци "Ледокол" Купферман выяснил, что секретарь у тимстеров внедрен УА.ЕС и вот уже несколько недель ему по чайной ложке дают дозированную и бесполезную информацию и разрешили поставить напротив пикетчиков у "Вэрайэти интернэшнл" грузовик-закусочную. Мо Ягелка поделился своим подозрением: когда уаесовцев толкают или оскорбляют словесно, они никак на это не отвечают - наоборот, выглядят уверенными, будто ждут удобного момента, и даже главные заводилы, любящие махать кулаками, ведут себя спокойно. Ягелка считал, что уаесовцы прячут камень за пазухой. Отчет об этих разговорах Базз приукрасил, чтобы показать Эллису Лоу, что он трудится в поте лица. Базз ощущал себя добрым и вкусным христианином в львином логове, ожидающим, что лев вот-вот проголодается и заметит его. Лев Джонни Стомп. Лев Микки. Джонни с подозрением поглядывает на него с тех пор, когда Микки появился у них десять дней назад, когда вырубил вымогателя Люси Уайтхолл и подмазал этого хитрована пятью бумажками, что получил от Микки. - Здорово, Базз. - Здорово, Джонни. И все. С Одри у него было уже три свидания: один раз она у него оставалась на ночь, два раза они накоротке встречались в бардачке Говарда на Голливуд-хиллз. Если Микки ведет наблюдение за Одри, то делает это Джонни; если он пронюхает, то его жизнь будет в руках Стомпанато или придется его прикончить - другого не дано. Если узнает Микки, - это конец: когда его предают, еврейчик становится зверем. Он нашел убийцу Хуки Ротмана: ему прострелили колени, и после нескольких часов агонии Фритци Купферман прикончил его своим фирменным оружием - шильцем для колки льда в ухо. Фритци, прежде чем проткнуть несчастному мозги, действовал как Тосканини, дирижирующий Бетховена: легкие взмахи, витки стилетом, как дирижерской палочкой. Микки - лев, а его бамбуковое бунгало - его логово. Базз отложил блокнот, последний раз взглянул на четыре имени, полученные от Дадли Смита: нужно покопаться в прошлом этих красных, еще возня, еще, наверное, придется наплести от себя. Лев Микки и лев Джонни теперь сидят и болтают у камина, над ними на стене портрет львицы Одри с декоративными наклейками на сосках и в трусиках. Микки поманил пальцем Базза. Комик Микки приготовил какую-то хохму: - Подходит ко мне парень и спрашивает: "Микки, как идет бизнес?" Приятель, говорю, это как шоу-бизнес, там бизнеса нет. Я подкатываюсь к его бабе, а она говорит: "Я не ложусь с всякими Абрамами, не помнящими родства". Я спрашиваю: "Но меня-то Микки зовут!!!" Базз рассмеялся и указал на Одри, не спуская глаз со Стомпа: - Тебе с ней надо сделать номер. Красавица и Чудовище. Будет полный аншлаг. Джонни - ноль эмоций; Микки скорчил мину, будто серьезно обдумывая предложение. Базз попробовал продолжить: - Найди большого негритоса, сделай номер с ним и Одри. С неграми на сцене публика всегда животики надрывает. Снова никакой реакции. - Не нужны мне шваруес, я им не доверяю. Ну-ка скажи, что получится, если скрестить негра с евреем? Базз притворился, что не понимает: - Что? Не знаю... Микки от души расхохотался: - Владелец дома, который у себя работает дворником! Джонни хохотнул и вышел. База глянул на фото "Заводной девчонки" в двадцатилетнем возрасте и быстро прикинул: сто против одного - он ничего-шеньки про них не знает. А Микки сказал: - Тебе надо больше смеяться. Я не доверяю парням, у которых нет чувства юмора. - А ты вообще никому, Микки, не доверяешь. - Да? А как тебе такое доверие: восьмого февраля у меня в магазине заключаем сделку с Джеком Д. Двадцать пять фунтов мексиканского коричневого, делим наличные, едим и выпиваем. Все мои люди и все люди Джека. Все без оружия. Вот что значит доверять. - Не верю, - сказал Базз. - В сделку? - Что без оружия. Ты что, в своем уме? Микки обнял Базза за плечи. - Джек предлагает четырех нейтральных стрелков. У него два городских копа, у меня есть один детектив шерифа, завоевал в прошлом году "Золотые перчатки", и нужен еще один. Хочешь эту работу? Пять сотен в день. Базз изрядно потратился на Одри: купил облегающие кашемировые свитера - красный, розовый, зеленый и белый, но на размер меньше, чтобы подчеркивало грудь. - Конечно, Микки. Он еще крепче обнял Базза. - На Саутсайде у меня есть заведение - там ребята из округа. Ссуды, тотализатор - все по мелочи. Пяток посыльных. Одри ведет бухгалтерию и говорит, что меня там обдирают как липку. - Посыльные? - Все цифры сходятся, но дневная выручка падает. Я плачу зарплату, ребята сами еще выколачивают. Ребят надо потрясти, не знаю, как это сделать. Базз выбрался из объятия Микки и подумал: львица ворует. У Одри ловкий карандаш, да мозгов не хватает. - Хочешь, чтобы выяснил по-тихому? Скажи начальнику Файрстоуна - пусть опросит местных, узнает, кто какие ставки делал. - Вот тебе я верю, Баззик. Найди, кто меня делает, а я подкину тебе "зеленых". Базз взял пальто. - Спешишь на свиданку? - спросил Микки. - Еще какую. - Я ее знаю? - Рита Хейворт. - Да-а? - Да, можешь мне поверить. - Она внизу рыжая? - У корней черная, Микки. Нет другого такого бизнеса, как шоу-бизнес. Свидание у него было назначено на 10:00 на одной из квартир Говарда вблизи "Голливудской чаши". То, что у Микки и Джонни нет никаких подозрений, и эта история с утаиванием денег насторожили его. Он знал расписание Одри - нет смысла еще целый час где-то околачиваться. Базз поехал прямо к ней домой, поставил машину позади ее "паккарда" и позвонил. Одри открыла дверь в брюках, свитере и безо всякого макияжа. - Ты говорил, что даже знать не хочешь, где я живу. Базз переминался с ноги на ногу - как дурачок на деревенской свадьбе. - Я заглянул в твои права, пока ты спала. - Микс, с теми, с кем спят, так не поступают. - Ты ведь спишь с Микки, спишь? - Сплю, но какое... Базз проскользнул мимо Одри в комнату, обставленную мебелью из магазина уцененных товаров. - Экономишь на обстановке, чтобы скопить деньги на торговый центр? - Да. Экономлю, если хочешь знать. - Золотце, ты знаешь, что Микки сделал с итальяшкой, который убил Хуки Ротмана? Одри захлопнула дверь и встала, обхватив себя руками. - Он избил его до бесчувствия, потом Фритци, или как там его зовут, перевез его через границу штата и велел никогда сюда не возвращаться. Микс, в чем дело? Я ненавижу, когда ты вот так себя ведешь. Базз толкнул ее к двери, прижал, обхватил руками лицо и крепко держал, но, увидев, что она не сопротивляется, ослабил хватку. - Ты обкрадываешь Микки, потому что думаешь, что он не заметит, а если заметит, то тебя не тронет, а ты учти, что теперь только я один, понимаешь, один защищаю тебя, потому что ты, дуреха, ни черта не понимаешь в тех, с кем трахаешься, а я уже по уши в тебя, так что включи мозги, пока не поздно, потому что если Микки пальцем тебя тронет, я и его пришибу, и все его жидовско-итальянское кодло... Он остановился, только когда Одри заплакала и стала давиться словами. Он гладил ее волосы и наклонил голову, чтобы лучше ее слышать, и растаял от счастья, услышав: - Я тоже тебя люблю. Они занимались любовью на полу передней, обставленной уцененной мебелью, в спальне, и в ванной, и в душе. Одри призналась, что на фурнитуре ванной она тоже пожмотничала. Базз сказал, что переговорит с бывшим бухгалтером Драгны, который покажет, как переделать записи в бумагах Микки, или повернуть дело так, чтобы вину за растраты возложить на неизвестного мошенника. Она же пообещала, что кончит мухлевать, поведет отчетность правильно и будет играть на бирже, как честная женщина, никогда не имевшая связей с гангстерами и рэкетирами. - Люблю тебя, - сказал он раз пятьдесят, чтобы как-то сквитаться за то, что она первой произнесла эти слова. Базз подробно выяснил размеры ее одежды, чтобы все свои побочные доходы пустить на ее туалет. Они заключили пакт: никто из них больше не говорит о Микки, если только это не совершенно необходимо. Никаких разговоров о будущем. Они встречаются максимум два раза в неделю, чередуя Говардовы квартирки для свиданий; ее и его дома используются от случая к случаю. Свои машины паркуют в укромных местах - чтобы не заметили шпионы Микки. Никаких встреч на людях, никаких совместных поездок, никому из друзей ни слова о том, что у них происходит. Базз попросил показать ему ее трюк с титьками, и она показала. Продемонстрировала свой наряд для стриптиза и содержимое своего платяного шкафа. Базз прикинул, что если все свои выигрыши в тотализаторе он потратит на тряпки, в которых хотел бы ее видеть, ему никогда не будет с ней скучно: он может ее раздевать, заниматься с ней любовью и одевать снова. Он подумал, что, если они навсегда останутся вместе, он расскажет ей о себе все, без утайки, но не сразу, а постепенно, чтобы она его получше узнала, не испугалась и не исчезла. Он говорил как заведенный, она тоже. Он решился рассказать, как убил доберман-пинчера, когда грабил в 21-м году лесной склад в Тулсе, и она и глазом не моргнула. На рассвете Одри стала засыпать, а он вспомнил о Микки и испугался. Подумал было переставить машину, но не захотел тревожить ее: она так уютно спала, положив головку ему на грудь. Но тревога в нем росла. Тогда Базз протянул руку, взял с пола револьвер и сунул его под подушку. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ Приемная психбольницы - столы и пластиковые кушетки мягких тонов: нежно-зеленый, бледно-голубой, светло-желтый. На стенах - образцы художественного творчества больных: картины, нарисованные пальцем и соединенные по точкам, изображающие Иисуса Христа, Джо Ди Маджио и Франклина Д. Рузвельта . Дэнни, одетый как Тед Кругман в рабочие брюки, футболку, ботинки мотоциклиста со стальными носками и авиационную кожаную куртку, ждал Сирила "Сая" Вандриха. Почти всю ночь напролет он штудировал сценарий Мала Консидайна, а накануне целый день выяснял обстоятельства жизни Дуэйна Линденора и Джорджа Уилтси, обшарив все места их пребывания в Долине и не получив никакого результата, кроме тошнотворного чувства от парочки мерзких гомиков. Его немного отвлекло от этого вхождение в роль Теда, а когда он подъехал к воротам лечебницы Камарилло, охранник внимательно оглядел его и нью-йоркские номера машины, поначалу не признав в нем копа, проверил его удостоверение и жетон, позвонил для уточнения в участок Западного Голливуда. Пока перевоплощение Апшо в Кругмана происходило успешно. Последнее, решающее испытание его ожидает сегодня днем у пикетчиков. Санитар ввел в комнату человека лет тридцати в пижаме цвета хаки. Небольшого роста, худой, широкий в бедрах; серые, глубоко посаженные глаза и щегольская прическа: лоб изящно закрывала челка грязных каштановых волос. Санитар сказал: "Вот он" - и вышел. Вандрих вздохнул. - Чепуха какая-то. У меня связи на коммутаторе, так вот, девушка там мне сказала, что это по поводу убийств, а я не убийца. Джазисты для вас все Джеки-потрошители. То годами донимали Птаху, - а теперь за меня взялись. Дэнни дал ему выговориться, разглядывал Вандриха, а тот разглядывал его. - Ошибаетесь. Речь идет о Феликсе Гордине, Дуэйне Линденоре и Джордже Уилтси. Я знаю, что вы не убийца. Вандрих плюхнулся в кресло. - Феликс - тот еще тип, о Дуэйне и слыхом не слыхивал, а Джордж Уилтси ходил с набивкой в штанах, чтобы поразить богатых голубарей Феликса. А что это вы вырядились как голубой? Думаете разговорить меня таким образом? Это у меня было с голодухи, а потом я уже все это давно перерос. "Умен, понимает, что к чему, возможно, ловко играет", - думал Дэнни. Слова Вандриха, что он одет как гомик, его ошарашили: он погладил рукава куртки, прикосновение к коже было приятно. - Вы тут всех озадачили, Сай. Они так и не знают, псих вы или нет. Вандрих улыбнулся, удобнее устроился в кресле и хитро посмотрел на Дэнни. - Думаете, я симулирую? - Уверен. Знаю также, что судьям надоело посылать сюда за всякую мелочевку на девяносто дней одних и тех же типов, тогда как мелким ворам-рецидивистам можно было бы по уголовному кодексу давать нормальный тюремный срок. В Квентине. А в тюрьме не расспрашивают что да как, а просто сажают за решетку. - А я уверен, что в такой коже и при всем этом вы еще много другого знаете. Дэнни заложил руки за голову, меховой воротник куртки приятно щекотал шею. - Мне нужно, чтобы вы рассказали все, что знаете о Джордж Уилтси, Феликсе Гордине и, может быть, о том, что знает и чего не знает Гордин о некоторых вещах. Если расскажете, останетесь при своих девяноста днях. Будете водить меня за нос, судья пришлет сюда бумагу, что вы отказываетесь давать показания о тройном убийстве. - Что, Феликса убили? - хихикнул Вандрих. - Нет. Уилтси, Линденора и тромбониста по имени Марти Гойнз, который называл себя "Рог изобилия". Не слышали о нем? - Нет, но я сам был трубачом, и меня звали "Губы восторга". Тут есть двусмысленность, если вы заметили. Наглое кокетство рассмешило Дэнни. - Еще пять секунд на размышление, и я ухожу и подключаю к делу судью. - Я не отказываюсь, мистер полицейский, - улыбнулся Вандрих. - Устрою вам даже, так сказать, бесплатный вводный курс. Но сначала ответьте мне на вопрос. Вам Феликс рассказал обо мне? -Да. Вандрих устроил маленькое представление: положил ногу на ногу, стал жеманничать. Дэнни понял, что этот проклятый педераст не просто выпендривается, а лебезит перед ним, хочет подмазаться и готов стать на четвереньки перед властью; он почувствовал, что начинает потеть, в левацком наряде ему стало жарко и неудобно. - Послушайте, расскажите, что знаете, - и все. Вандрих перестал кривляться. - Мы познакомились с Феликсом во время войны, когда я косил под психа, чтоб не попасть в армию. Косил я под психа везде. Я протранжирил тогда наследство, прокутил его. Стал ходить на вечера Феликса, однажды трахался с Джорджем, а Феликс решил, что у меня не все дома, так что если он послал вас ко мне, значит, он ловчит. Вот мой бесплатный вводный курс. Он тоже инстинктивно почувствовал это в Гордине: тот шага не делает без того, чтобы не словчить. Значит, что-то утаивает. - Хорошо, - сказал Дэнни, вынул записную книжку и открыл страницу с подготовленными вопросами. - Грабежи, Вандрих. Занимался ли этим Уилтси и были ли у Гордина такие знакомые? - Нет, - покачал головой Вандрих. - Как я сказал, с Джорджем Уилтси я был только раз, разгово- ры не были его сильной стороной, так что мы занимались только делом. Он никогда не упоминал этого Линденора, - жаль, что его убили. А я в магазинах крал только красивые вещицы, с грабителями дела не имел. Дэнни записал "нет". - Тот же вопрос относительно дантистов и протезистов. Изготовление вставных зубов. Уилтси, Гордин... - Нет, - сверкнул Вандрих безупречной улыбкой. - Я и сам не был у зубного врача, как закончил школу. - Молодой человек, юноша со шрамами от ожогов на лице. Он занимался грабежами, и было это во время войны. - Нет. Фу, ужасно. Еще два "нет". - Палка зутера, - сказал Дэнни. - Это деревяшка с закрепленным на конце одним или несколькими лезвиями. Это оружие времен войны, использовалось тогда, чтобы резать костюмы зутеров, которые носили мексиканцы. - Двойное фу и еще одно фу на пачукос в их костюмах. "Нет", "нет", "нет", подчеркнул Дэнни и задал свой козырный вопрос: - Высокий мужчина средних лет, с красивой седой шевелюрой, знаком с парнями, увлекающимися джазом, знает, где можно раздобыть героин; гомосексуалист, посещал приемы Гордина. Вы такого там не встречали? Вандрих сказал "нет", Дэнни перевернул страницу: - А теперь, Сирил, то, чем вы можете блеснуть. Информация о Феликсе Гордине: все, что вы о нем знаете, все, что слышали, все, что вы о нем думаете. - Феликс Гордин... это... это... что-то, - начал Вандрих и заговорил шепотом. - Он не трахает ни мужчин, ни женщин, ни животных, и его единственный конек - это выворачивать людей наизнанку и заставлять их признаться себе в том, что они собой представляют... А потом заниматься сводничеством. У него официальное агентство знакомств, он знает массу молодых людей, людей тонких, незаурядных... и... как это сказать... со склонностями к... Дэнни захотелось крикнуть: мужеложник, голубарь, гамак, пидор, двустволка - и вбить ему в глотку всю мерзость грязных дел голливудского участка по сексуальным преступлениям, чтобы сблевал всем этим, и самому сблевать на эту блевотину. Он размял рукава своей кожанки и сказал: - Он заставляет людей признаться себе в том, что они гомосексуалисты, и это его заводит, так? - М-м, да. - Вы же можете произнести эти слова, Вандрих. Пять минут назад вы даже пытались заигрывать со мной. - Это... словами не выскажешь. Это все так гадко, сделано с таким холодным расчетом. - Значит, Гордин выискивает этих гомосексуалистов. И что потом? - Потом ему доставляет наслаждение приглашать их на свои вечеринки, соединять в пары, заставлять их влюбляться и вступать в связь, а потом получать с них плату за услуги знакомства. Иногда он устраивает такие вечеринки у себя на вилле на океане и наблюдает за всем сквозь такие специальные зеркала. Он все видит, а те, кто в спальне, нет. Дэнни вспомнил свой визит в "Мармон": вспомнил свое волнение, когда он стоял, прижавшись к окну. - Значит, Гордин - гомосексуалист-вуайер. Любит подглядывать за другими гомиками. Теперь такой вопрос: он ведет записи организованных им знакомств? Вандрих отодвинулся с креслом к стене. - Нет. По крайней мере, тогда он ничего не записывал. Говорили, у него отличная память и он боится вести какие-либо записи... опасаясь полиции. Но... - Но что? - Н-но я с-слышал, он все, все помнит. Однажды он сказал, что больше всего на свете хочет получить на каждого своего клиента нечто, что можно с выгодой использовать. -Для шантажа? - Д-да, видимо, так. - Думаете, Гордин способен пойти на это? -Да. Сказано твердо, без заиканий и колебаний. Мягкий меховой воротник куртки Дэнни стал липким от пота: - Свободен. Гордин что-то скрывает. Его агентство знакомств - инструмент реализации своих извращений. Шантаж. На информацию о том, что Дуэйн Линденор был шантажистом, никакой особой реакции не выдал; Чарлз Хартшорн - "коротышка и плешив, как луковица" - исключен из подозреваемых по внешним данным. Этот факт подтвержден описанием сержанта Фрэнка Скейкела его характера и высокого положения: пока адвокат неприступен. Если Гордин сам шантажист, то совпадение с Линденором - случайное: оба вращаются в среде, где шантаж обычная вещь. Надо было начинать с агентства знакомств. Дэнни отправился обратно в Лос-Анджелес, все стекла в машине опустил, чтобы не снимать и не расстегивать куртку. По инструкции Консидайна свою машину он оставил за три квартала от голливудского участка полиции и к назначенной им на полдень встрече с помощниками пришел минута в минуту. Его люди уже были в сборе. В первом ряду сидели Майк Брюнинг и Джек Шортелл, они болтали и курили. Джин Найлз сидел в четвертом ряду, роясь в пачке бумаг у себя на коленях. Дэнни взял стул и сел лицом к ним. - Вы все еще выглядите как коп, - сказал Шортелл. - Ага, - подтвердил Брюнинг, - но комми все равно этого не поймут. Если бы они были умными, то не были бы комми, верно? Дэнни рассмеялся. Найлз сказал: - Давайте поскорее с этим заканчивать, Апшо! У меня полно работы. Дэнни достал блокнот и ручку. - У меня тоже. Сержант Шортелл, начинайте. - Коротко. Обзвонил девяносто один зубопротезный кабинет, проверил по описанию обвиняемых перечни клиентов, обнаружил всего шестнадцать подозрительных: психи, все состоят на учете в полиции. По типу крови исключил девять, из оставшихся четверо - в заключении, с тремя разговаривал лично. Никаких зацепок, плюс к тому у всех алиби на дни убийств. Продолжаю поиск, сразу позвоню, если что обнаружу. Дэнни повернулся к Брюнингу: - Что у вас и сержанта Найлза? Брюнинг посмотрел в свой большой, на спиральке блокнот. - Ничего. По укусам мы просмотрели дела по городу, округу и муниципалитетам. Подпадают под описание следующие лица: негритос-педик - откусил член у своего дружка, толстый блондин, сидел за растление малолетних - кусает маленьких девочек, плюс еще два парня - оба мотают срок в Атаскадеро за нападение при отягчающих обстоятельствах. По слухам о происшествиях в барах для голубых - тоже ничего. Психи с такими задвигами не болтаются в коктейль-барах для гомиков и не пристают к ним с предложениями типа "Я кусаюсь. Хочешь, укушу?". Копы из нравов меня на смех подняли. Ничего по архивам отдела нравов, ничего - по делам о преступлениях на сексуальной почве. По грабежам - тоже. Провел перекрестную проверку. О малом со шрамами от ожогов - ничего. Шесть мужчин средних лет и седых, но все они были в заключении в ночи убийств или имеют достоверные алиби. Повторный опрос свидетелей - ничего, слишком много времени прошло. Черный город, Гриффит-парк, район, где был обнаружен труп Гойнза, - пусто. Никто ничего не видел, всем наплевать. Трясти осведомителей бесполезно. Этот тип - одиночка. Ни с каким криминалом не общался - пенсию ставлю. Лично усматриваю трех вероятных преступников, взятых из досрочно освобожденных в городе и округе, - два педика и один красавчик, высокий, седой, похожий на проповедника, дрючил трех морпехов, смазывая свой болт зубной пастой. В ночь все трое пережидали комендантский час в "Полуночной миссии" - алиби не от кого-нибудь, а от самой сестры Мэри Экерт. Брюнинг замолчал, чтобы перевести дух, и закурил. - Мы с Джином, - продолжил он, - перетрясли всех торговцев героином в южной части города, их не так много, надо сказать, - и все впустую. Прошел слух, что Джек Д. и Микки К. собираются запустить в продажу партию наркотика по низкой цене. Проработали версию с джаз-музыкантом - ничего подходящего под описание того человека. То же самое по наркошам. Ноль. А работали мы вовсю. Найлз хмыкнул. Дэнни посмотрел на свои машинально выводимые каракули: вся страница заполнена концентрическими окружностями. Ноли. - Майк, а что насчет палок зутеров? Упоминания в делах о нападениях, сообщениях информаторов? Брюнинг прищурился. - Тоже ноль. К тому же этими штуками уже давно никто не пользуется. Я знаю, док Лейман считает, что раны на спине остались от палки зутера. Может, он ошибается? По-моему, это притянуто за уши. "Шестерка" Дадли Смита свысока смотрит на Леймана, доктора медицины и доктора философии. Дэнни холодно говорит: - Нет. Лейман - великолепный специалист, и он прав. - Все равно это не дает реальной зацепки. Я думаю, убийца читал об этих палках или был свидетелем восстания зутеров и на этом зациклился. Он - псих, логику в его действиях искать не стоит. Что-то настораживало в том, как рьяно Брюнинг отметает версию о палках зутеров, но Дэнни отогнал эту мысль: - Думается, вы не правы. На мой взгляд, убийца умышленно использовал палку зутера. Инстинкт мне подсказывает, что он мстит за причиненное зло; и изощренные увечья, которые он нанес жертвам, - часть этой мести. А потому нужно, чтобы вы с Найлзом прочесали дела в участках в мексиканских районах, подняли рапорты о происшествиях 42--43-го годов - время восстания зутеров, Сонной Лагуны - словом, когда мексы не сходили со страниц уголовной хроники. Брюнинг пристально смотрел на Дэнни, Найлз застонал и пробормотал: "Инстинкт мне подсказывает!" Дэнни сказал: - Сержант, если у вас есть замечания, прошу высказывать их мне вслух. Найлз ухмыльнулся: - Ладно. Во-первых, мне не нравится Управление шерифа Лос-Анджелеса и их дружок Микки Жид. Кстати, у меня есть приятель в управлении округа, и он мне сказал, что ты вовсе не воплощение добродетели, какое из себя корчишь. Во-вторых, я провел кое-какое самостоятельное расследование и поговорил с двумя условно освобожденными из Квентина. Они сказали мне, что Марти Гойнз никаким гомиком не был, и я им верю. И в-третьих, ты меня лично обломал, скрыв, что был в доме на Тамаринд-стрит, и это мне не нравится. "Только бы не Бордони. Только бы не Бордони. Только бы не эта сука Бордони". Дэнни спокойно сказал: - Мне безразлично, что тебе нравится и что ты думаешь. А кто те двое условно освобожденных1? Два тяжелых взгляда - глаза в глаза. Найлз посмотрел в свой блокнот: - Пол Артур Кониг и Лестер Джордж Мазманиан. И в-четвертых, ты мне не нравишься. Карты раскрыты. Глядя в глаза Найлза, Дэнни обратился к сержанту управления шерифа Шортеллу: - Джек, на доске объявлений плакат, пачкающий наше управление. Уберите его. Восхищенный голос Шортелла: - С удовольствием, капитан. Тед Кругман. Тед Кругман. Теодор Майкл Кругман. Тедди Кругман, красный комми, радикал, подрывной элемент, рабочий сцены. Дружит с Джуки Розенцвейгом из движения "Молодые артисты против фашизма" и Биллом Уил-хайтом, руководителем бруклинской ячейки КП; бывший возлюбленный (ок. 1943 года) Донны Патриции Кэнтрелл, радикальной активистки из Колумбийского университета. Покончила с собой в 47-м, бросившись в реку с моста Вашингтона, когда узнала, что ее отец-социалист предпринял попытку самоубийства после вызова в Комиссию Конгресса по расследованию антиамериканской деятельности. Сам мистер Кэнтрелл стал слабоумным, приняв коктейль из чистящих средств. Бывший член АФТ-КПП5а, член первичной организации КП Северного побережья Лонг-Айленда, Комитета в защиту рабочих Германии, "Обеспокоенные американцы против нетерпимости", "Друзья бригады им. Авраама Линкольна" и Лиги за справедливость в отношении Поля Робсона. Ребенком ездил в летние лагеря социалистов, исключен из городского колледжа Нью-Йорка, из-за политических убеждений в армию не призывался, с удовольствием трудился в театре рабочим сцены, куда его влекли политически просвещенные люди и красивые девочки. Работал на многих бродвейских шоу, участвовал в съемках фильмов категории "В" на Манхэттене. Любил ходить на митинги и демонстрации, подписывать петиции и рассуждать о коммунизме. Активно участвовал в левом движении в Нью-Йорке до 48-го года, с тех пор сведений о нем не имеется. Фотографии. Донна Патриция Кэнтрелл - миловидная, но строгая, смягченная копия папы, обожравшегося "Аякса". Джуки Розенцвейг - высокий жирный парень с глазами навыкате за толстыми стеклами очков. Билл Уилхайт - типичный представитель среднего класса. Круг знакомых ему людей, тайно снятых фэбээровцами на пленку. Люди, несущие транспаранты. На обороте фотографий - имена, даты и факты, раскрывающие суть событий. Запарковавшись на Гоуэр-стрит к северу от Сансет, Дэнни пробежал свой сценарий и перебрал фотографии. Надо хорошо запомнить лица тех, с кем ему придется вести игру: руководителя пикета тимстеров, к которому ему нужно было подойти; громил, в паре с которыми он должен идти в пикете и затеять спор; здоровяка из полицейской академии, с которым предстояло подраться, наконец - если замысел Консидайна осуществится полностью, - Нормана Костенца, руководителя пикетчиков УАЕС, который должен будет познакомить его с Клэр де Хейвен. Сделав несколько глубоких вздохов, он запер в бардачке пушку, жетон, наручники и удостоверение Дэниела Томаса Апшо, засунул в кармашек бумажника копию водительских прав Теодора Майкла Кругмана. Апшо превратился в Кругмана, и Дэнни зашагал к месту действия. Там - столпотворение. Две извивающиеся змеи человеческих фигур двигаются параллельно, но в противоположных направлениях: уаесовцы, тимстеры, плакаты на палках, выкрики и свист. Линии пикетчиков тянутся на четверть мили вдоль длинного ряда студий и заваленной мусором канавы. Разделяет их расстояние в три фута шириной. На другой стороне Гоуэр-стрит возле своих машин стоят репортеры; работают передвижные буфеты с кофе и пончиками. Пожилые копы жуют пончики и наблюдают за газетчиками - те играют в кости на куске картона, пристроенном на капоте полицейской машины. На всю улицу, пытаясь переорать друг друга, вопят мегафоны, методично повторяющие каждый свое: "КРАСНЫХ-ВОН!" и "ДОСТОЙНУЮ ЗАРПЛАТУ!" Дэнни отыскал руководителя пикета тимстеров - он полностью соответствовал своему фото. Тот незаметно подмигнул ему и сунул в руки толстую палку с наклеенной на фанеру картонкой с надписью "УАЕС - УКРЫВШИЕСЯ ОТ РАЗОБЛАЧЕНИЯ ВРАГИ АМЕРИКИ". Прошел канитель инструкции по соблюдению закона и расписался в табеле. Дэнни заметил, что за этим наблюдает человек, работающий раздатчиком в передвижном буфете тимстеров, - очевидно, подсадная утка УАЕС, о чем имелось предупреждение в информационном пакете Консидайна. Крики становятся все громче. Распорядитель ставит Дэнни в цепь с его компаньонами, Алом и Джерри, правдоподобно выглядевшими в грязной и поношенной рабочей одежде. Рукопожатие трех крепких парней, которые не станут валять дурака в серьезном деле, - все точно по сценарию. И вот он, теперь Тед Кругман, играет свою голливудскую драму в окружении статистов. Группа хороших людей и группа негодяев, движущихся встречным курсом. Он идет в ряду с Алом и Джерри - три профи, знающих свое дело. Навстречу несут плакаты: "ТРЕБУЕМ СПРАВЕДЛИВОГО РАСПРЕДЕЛЕННИЯ ДОХОДОВ!", "ПОЛОЖИТЬ КОНЕЦ САМОУПРАВСТВУ СТУДИЙ!", "ДАЕШЬ ДОСТОЙНУЮ ЗАРПЛАТУ!". Тимстеры бьют локтями в ребра уаесовцев, те морщатся, но сдачи не дают, продолжают маршировать и выкрикивать свои лозунги. Это - мысленное кино, только со звуком. Воображение Дэнни сразу рисует вертолеты, электрические мясорубки, циркулярные пилы, моторы, без остановки изрыгающие шум, не дающие возможности подумать или сосредоточиться на определенном образе. Сейчас они с Джерри начнут диалог, точно воспроизводя первые реплики сценария Консидайна. - Да это московская пропаганда, мать твою. Ты вообще на чьей стороне, приятель? Дэнни парирует: - На той, друг, которая платит мне доллар за час в пикетной линии! Джерри хватает его за руку: - А тебе, значит, мало... Уаесовцы останавливаются и смотрят на них. Дэнни вырывает у него руку и выкрикивает положенные по сценарию слова. Своим порядком к нему подходит руководитель пикета, отводит в сторону и делает внушение: дескать, надо поддерживать командный дух. Он подзывает Ала и Джерри, заставляет всех троих пожать друг другу руки, как подравшихся школьников, и за всем этим наблюдает группа худосочных радикалов. Трое угрюмо встают в строй, а руководитель торопливо направляется к буфету. Дэнни видит, как он разговаривал с человеком, раздающим кофе и пончики, - агентом, внедренным в УАЕС, --указывая назад большим пальцем на место небольшого скандала. Ал говорит: - Ты, Кругман, не отлынивай. Джерри сопровождает это соответствующими эпитетами. Дэнни с жаром начинает убеждать его, что он такой же честный работяга и т. д. - очень в духе настоящего Кругмана, на тот случай если к их разговору будут прислушиваться. Эти речи Консидайн позаимствовал из рапортов нью-йоркской полиции о стычке бастующих профсоюзов рабочих швейной фабрики, когда начался отчаянный мордобой; "боссы" обеих сторон обвели вокруг пальца рядовых членов. Он старается втолковывать ограниченным Алу и Джерри смысл своих слов, а те качают головами и сторонятся его, не желая быть рядом с этой крысой, гнусным предателем-комми. Дэнни продолжает маршировать, высоко держа плакат, выкрикивая лозунг "Красных - вон!", но вкладывая в него особый смысл. Включилась его мысленная кинокамера, все, как ему кажется, идет как задумано, будто он принял свои четыре рюмки, а пятой уже не хотелось, и будто он рожден для этого, а все это гомосексуальное дерьмо в бунгало Гордина его уже не касается. Все выглядит каким-то хаосом в пустоте, будто тебя сунули в мясорубку и делают из тебя фарш, а ты смеешься. Время идет. Ал и Джерри то и дело подходят к нему, цедя сквозь зубы ругательства. Наконец подошли с громилой-полицейским. Амбал заступил ему дорогу и ткнул пальцами в грудь, импровизируя по сценарию Консидайна: - Это и есть крутой комми? А по мне, похож на слабака! И тихо, шепотом: - Ну, давай, действуй, шерифский мудила. И Дэнни начал импровизировать: резко отрывает от себя пальцы амбала. Тот вопит и изображает удар левым хуком. Дэнни уворачивается и с ближней дистанции контратакует с левой и с правой в солнечное сплетение. Полицейский складывается пополам, Дэнни бьет его кованым ботинком по яйцам, тот валится в гущу столпившихся пикетчиков УАЕС. Кругом крики, свистки. Дэнни хватает свою палку с оторвавшимся плакатом и бешено озирается: сейчас он врежет своему коллеге по актерскому цеху. Его окружают полицейские, ударами дубинок валят его на землю, поднимают за шиворот, бьют, снова поднимают, швыряют на землю и бьют ногами... Дэнни очнулся... Ощутил во рту привкус крови, понял, что лежит на тротуаре... Чьи-то руки его поднимают, поддерживают, и он оказывается лицом к лицу с приветливо улыбающимся Норманом Костенцем, знакомым ему по фотографии из пакета Мала Консидайна: - Тед Кругман, да? Кажется, я слышал о тебе. Следующий час промелькнул быстро, как на перематывающейся пленке. Дружелюбный Норман помог ему отряхнуться и повел в бар на Бульваре. Дэнни быстро пришел в себя; боль в спине, шатающийся зуб и ноющие бока особенно не беспокоили. Полицейским по сценарию Консидайна отводилась пассивная роль; Дэнни должен был брать инициативу на себя, иначе ему могли запросто раскроить голову. По замыслу Мала полицейские должны были прекратить потасовку, разнять драчунов и слегка помять, а потом отпустить. Копы явно переборщили в своей реакции на его импровизацию, и эти пинки, забросившие Дэнни в канаву, следует отнести на счет грубого нападения на своего. Теперь вопрос состоял в том, как Мал отнесется к ситуации, ведь Консидайн сам раньше был полицейским. В баре он должен был убедительно сыграть роль Теда Кругмана, и думать о том, как все это отзовется, было некогда. Норман Костенц сфотографировал его для регистрации нападения полиции и рассыпался в похвалах его мужеству. Дэнни перевоплотился в Теда, потягивает пиво и двойное виски, что он обычно никогда не делал, но теперь это облегчало боль в помятых фашиствующими копами костях. Выпивка и в самом деле помогла - острота боли притупилась, он принялся разминать плечи, зная, что скоро боль вернется - с удвоенной силой. Захмелев, он почувствовал себя много лучше. А что, играет он совсем неплохо. Костенц заводит разговор о том, что Джуки Розенцвейг ему рассказывал про него и Донну Кэнтрелл. Дэнни выдал сценку печали по Донне, объяснив этим, почему не подавал о себе вестей: профессор Кэнтрелл - инвалид, Донны нет в живых, а виноваты во всем фашисты. Он же просто онемел от горя, совсем не мог активно работать в организации, протестовать или хотя бы отомстить им за все. Костенц настойчиво расспрашивает, что он делал после самоубийства Донны, и Дэнни преподнес ему блюдо-ассорти: реальные истории из своей жизни с кражей автомобилей - только их похитителем выступал Тед и на Восточном побережье. Добродушный Норман все это скушал, искренне сочувствуя чужим переживаниям, организовал выпивку по второму кругу и стал расспрашивать про войну на швейном фронте, про лигу Робсона, о чем ему было известно от Джуки. Дэнни справился с этим играючи: имена и фото - из пакета Консидайна, а долгий треп с восхвалением леваков - из встреч с разными деятелями, депутатами и из воспоминаний о жителях Сан-Берду. Костенц вылизал и это блюдо, попросил еще. Дэнни на седьмом небе: боль в теле утихла, он поглаживает рукава куртки, будто это его собственная кожа, и плетет байки, высасывая их из пальца и пакета фактов Консидайна. Поведал длинную историю о том, как утратил свое политическое кредо, как ненасытно распутничал со студенткой-коммунисткой (фото героини также было из пакета Мала), про свою долгую одиссею по стране и как ненависть к себе и желание разобраться в себе и происходящем привели его в линию пикета тимстеров. Но теперь он понял, что к чему, ему не место среди фашистских сволочей - ему хочется работать, бороться, вступить в профсоюз и помочь УАЕС покончить с тиранией студийных боссов. Норман Костенц все выслушал это,