ечка! -- бросилась к нему перепуганная Ирина. -- Это ж муж мой! Оставь нас, пожалуйста, в покое!

-- Я сказал: чеши! Я тебя предупреждал? Предупреждал, спрашиваю?

-- Тамаз, не надо! -- крикнула Ирина. -- Не связывайся! Беги! -- и кивнула на дверь парадной. -- Я его подержу!

Но тут и сам Тамаз прикрикнул:

-- Уйди-уйди! Подожди в подъезде! Ну! Кому сказано?!

-- Если что с ним случится, ВасечкаО -- тихо произнесла Ирина.

-- Слушай, -- добавил Тамаз. -- Кто тебя просит за меня заступаться, а? Я тебе кто: ребенок? женщина?! Уйди!..

Ирина убежала в парадную.

Тамаз пошел на Васечку.

Ирина бросила цветы на заплеванный пол, принялась трезвонить, кулачком колотить во все двери подряд. И, перелетая на второй этаж, увидела мельком в окне, как блеснул зайчик предподъездного фонаря на полоске отточенной стали, которою ударяет Васечка Тамаза.

У Ирины буквально отнялись ноги, и Тамаз успел уже осесть, а Васечка подчеркнуто спокойным шагом полураствориться в темноте, пока она нашла в себе силы выбежать на улицу, броситься к супругу.

На первом этаже одна из дверей, наконец, отворилась. Заспанный мордоворот в трусах высунул голову:

-- Эй, кто тут народ будоражит?!

-- Ты что, правда спала с ним? -- Тамаз приоткрыл глаза, приходя в себя после шока, и это были первые его словаО

28.12.90

Вымыв и с психопатической тщательностью вытерев руки, сопровождаемый Ириною, одетой в умопомрачительное парижское nйgligй, брезгливо лавируя меж мокрыми пеленками, корытами и детскими велосипедами, бормоча под нос:

-- Ужель та самая Татьяна? -- Антон Сергеевич шел коммунальным общежитским коридором и только в конце его, у последнего, квартирного, выхода приостановился, взял Ирину за плечи, развернул, запустил руку в распах ее халатика и внимательно, не глазами -- пальцами, осмотрел грудь.

-- М-даО -- хмыкнул.

Высунувшись из кухни, за ними давно уже наблюдала нечесаная соседка, исполнявшая в ЋДаме с камелиямиЛ заглавную роль. Но Ирину не смутило и это, как не смутил докторов жест.

Антон Сергеевич вынул руку из распаха, сказал:

-- Прости, пожалуйста, за тот вечерО За дурацкие приставания: как к горничнойО

-- Бросьте, Антон. Я уж и думать забыла.

-- А я все помню, помню, помнюО -- с несколько наигранной страстью просопел доктор. -- Недооценил тебя. -- И промурлыкал не то иронически, не то всерьез: -- Я так ошибся, я так наказан. Выходи за меня.

-- Что? -- не поверила ушам Ирина. -- Вы ж только что лечили моего мужа.

-- Ну, этоО -- пренебрежительно махнул Антон рукою.

-- Что? -- до смерти перепугалась Ирина. -- Он не выживет?

-- Он-то? -- сейчас дктор не вдруг врубился в логику ирининых мыслей. -- Он-то выживет, успокойся.

-- Ага, успокойся! С вашим умением ставить диагнозы!..

-- Дура! -- вдруг сильно обозлился Антон. -- У меня гистограмма сохранилась, у меня фотографииО Я уже во все журналы послал! Это ж уникальный случай: ты выздоровела, потому что очень захотела!

-- А может, -- припомнила Ирина, -- просто повела интенсивную половую жизнь?

-- На тебе чудо свершилось!

-- А если, -- кивнула Ирина в конец коридора, -- на нем не свершится?

-- На нем тоже уже свершилось: ребро оказалось скользкое. А то б действительноО Просто я имел в виду, что мужья приходят и уходятО

-- А вы остаетесь? -- докончила-спросила Ирина.

-- А я -- остаюсь. Я еще и вскрывать тебя буду, -- пошутил на прощанье.

31.12.90

Хоть и освещение свечное, праздничное, новогоднее, а от нашего взгляда не вполне укроется убого-богемно-провинциальная обстановка пятидесяти= с гаком =летнего временного жильца: Ирина здесь вторую неделю только, -- с засаленными и изодранными обоями, с картинками, фотографиями и афишками, налепленными вкривь-вкось, с осколком зеркала на подоконнике давно не мытого окна, с широким продавленным матрасом на стопках кирпичных половинокО

Столик с рождественской елочкою и нехитрыми выпивками-закусками (даже шампанского раздобыть не удалось) придвинут к матрасу, на котором полусидит полуодетый раненый, vis-а-vis -- Ирина в вечернем туалете и в украшениях. Сбоку, стоя, произносит торжественный тост одетая в парижскую кофточку Тамарка:

-- Ои пусть, значица, этот год, принесший вам, -- удар глазками в сторону Тамаза, -- столько счастья, станет только первым в счастливой их череде, и пусть отец ваш выздоровеет и проживет еще сто двадцать летО

-- Как: выздоровеет?! -- прерывает Тамаз, а Ирина, глянув на подругу коротко и выразительно, поворачивает у виска пальцем.

-- Ой, -- смущается Тамарка. -- Правда. Чо ж это я?!

-- Вы мне можете объяснить, что тут происходит?! -- взрывается Тамаз.

-- Ничего не происходит, -- огрызается Ирина. -- Натэла Скорпионовна звонила, сказала, что у Реваза Ираклиевича инфаркт.

-- И ты посмела смолчать?! Да хоть бы это тысячу раз была ее хитрость -- я не имею права не ехать!

-- Ты не имеешь права кричать на меня, -- холодно возражает Ирина. -- Вот на что ты не имеешь права.

-- Вы успокойтесь, пожалуйста, -- встревает Тамарка, готовая зареветь. -- Она тут же побежала! Она билет достала из брони, самый ближний билет. Она только на Новый Год не хотела расстраивать. Где билет, Ирка?! Ну, покажи же ему билет!

02.01.91

Едва удерживаясь под напором ветра, торчала на площади каркасная елка с горящими среди бела дня разноцветными лампочками, окруженная крепостью из крупных ледяных кирпичей. Пара закаленных ребятишек катались по бороде ледяного же Деда Мороза.

Ирина с Тамазом стояли на остановке-платформе, возле ярко-красного междугородного ЋИкарусаЛ, того, кажется, самого, что пытался перегородить белому ЋжигуленкуЛ дорогу жизнь назад.

-- Я все понимаю, -- говорила Ирина, гладя грудь мужа. -- Не больно? -- спросила как бы в скобках и, не дожидаясь ответа, продолжила. -- Не надо ничего объяснять, ни оправдываться ни в чем. Я б их раздражала. Так? Правильно, миленький? Я все правильно говорю?

Тамаз молчал.

-- Ты только позвони сразу, как будет возможность. Позвони и прилетай, да? Мы переберемся куда-нибудь далеко-далеко и заживем до самой смерти. Ладно? А насчет Васи ты все правильно сделал, что простил: он теперь, если сказал, -- не появится.

В автобус поднялся водитель, запустил мотор.

-- Ну все, пора уже, -- легонечко подтолкнула Ирина мужа. -- Дай поцелую. На прощаньеО -- и впилась губами в тамазов рот: исступленно, надолго. Потом оттолкнула: -- Езжай! ЕзжайО

Дверь закрылась.

-- Звони, слышишь?! -- крикнула Ирина.

Автобус медленно тронулся, вывернул и поехал по длинной улице, переходящей в хакасскую степьО

07.01.91

Снова давали ЋДаму с камелиямиЛ. Маргарита Готье, утопая в кисее и кружевах, умирала медленно, печально и очень красивоО Когда на пороге появился ее возлюбленный, Ирина запустила в зал музыкуО

11.01.91

-- Ну чо? -- засунула Ирина голову в телефонное окошечко.

-- Не-а, -- откликнулась Тамарка. -- Чо, опять не зайдешь?

-- И вчера не звонил, точно спросила? Ой, погоди-ка! -- Ирина заметила на столе свежий номер ЋИзвестийЛ, потянулась за ним.

-- Ты чего это, княгиня? -- удивилась Тамарка. -- Политикой, что ли, увлеклась?

-- Сейчас, постой. Показалось: фамилия знакомая, -- Ирина лихорадочно пробегала глазами, пальчиком им помогая, столбец за столбцом. -- Вот, точно! На встрече с Президентом присутствовалиО э-эО э-эО вот: Р. И. Авхледиани.

-- Это чо, тесть твой, что ли? А! -- догадалась Тамарка. -- Значит, он и не больной вовсе?! Ну, подруга, они дают!..

13.01.91

Служба подходила к концу.

-- Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, поми-и-луйО -- пела Ирина в церковном хоре, если можно так назвать десяток старушек да парочку неудачливых в жизни молодиц. Отец Евгений бубнил свое приятным баритоном. Дьяк ходил сзади и важно кадил.

Когда все стали расходиться, отец Евгений остановил Ирину:

-- Чего тянешь? Может, прямо сейчас и окрестимся?

Ирина задумалась на мгновенье:

-- Все-таки подождите, батюшка. Я еще не совсемО готова.

15.01.91

Ирина приближалась к общаге в потемках.

Тамарка перетаптывалась у подъезда.

-- Целый час дожидаю: где носит? Звонил, звонил! Сказал: конкурс пересмотрели, что он победил и что должен присутствовать наО как это? во! -- достала шпаргалку, -- на закладке, так что задержится недели на две -- на три. А здоровье в порядке. И что завтра в два по нашему будет звонить, чтоб ты была у аппарата. Придешь? Я Верку предупредила.

Ирина расхохоталась: громко, надолго.

-- ЭО -- испугалась Тамарка. -- Чо ты? Чо эт' с тобой?!

-- Ну, Натэла Скорпионовна! -- сквозь смех выдавила Ирина. -- Это ж надо ж! Конкурс перевернула! Вот энергия! Вот жизненная сила!

-- ЭО чего ты?

-- Ничего-ничего. Слушай, Тамарка: ты можешь вместо меня с ним завтра поговорить?

-- А чо т?

-- Н-нуО -- замялась Ирина. -- У меня спектакль.

-- Днем?

-- Ага, выезд.

-- Брось ты! Такая любовь, подруга, а ты: спектакль.

-- Ладно, короче: можешь?

-- Ну.

-- Скажи ему только одно. Не перепутай. Скажи: она сказала, что выполняет обещание. Повтори.

-- Чо я, дура какая?

-- Повтори! -- закричала Ирина.

-- Н-нуО -- опешила Тамарка. -- Она сказала, что выполняет обещание. Она -- это ты, что ли?

-- Я, яО

-- ЛадноО Только какая-то ты, подруга, стала психованная. Комната, чо ли, действует? По крыше скоро бегать начнешь?

16.01.91

-- Я не стану креститься, -- сказала Ирина отцу Евгению, подкараулив-перехватив его на заснеженной дорожке, возле церкви, когда он направлялся в свой тут же -- в ограде -- домик.

-- Почему?

-- Я грешница, грешница, -- затараторила Ирина. -- Не спрашивайте, скоро сами узнаете, -- и побежала.

-- Эй, Ирина, -- сделал вдогонку несколько неловких из-за рясы шажков отец Евгений, но юная женщина летела, не оборачиваясьО

Пират бесился от восторга.

-- Нету, нету, Пиратка, -- развела Ирина руками. -- Забыла я про тебя, ты уж прости.

Вошла в дом. Зять сидел на кровати, в майке и в дырявых тренировочных, смотрел по телевизору съезд.

-- А, княгиня! -- проявил неожиданную способность к сарказму. -- Чо позабыла?

Ирина не ответила, прошла в бывшую свою комнату, тут же и появилась назад:

-- Где папин стол?

-- А зачем тебе?

-- Где папин стол?!

Энергия ирининых слов несколько смутила зятя:

-- В сарашке. Тут и так места нету.

Ирина развернулась, направилась во двор.

Пират снова бросился к ней.

Зять, накинув телогрейку, стал в дверях, наблюдая.

Ирина, отпихнув с дороги полуосыпавшуюся елку, подошла к сарайчику: стол, действительно, стоял тут. Дернула верхний левый ящик -- оказалось на запоре.

-- Ключ где? -- высунувшись, крикнула зятю.

-- А я к нему приставленный?

Ирина пошарила взглядом, взяла большой ржавый капустный секач, поддела раз, другой. Замок хрустнул. Выдвинула. Отцовские награды, документы какие-то, письмаО Ирина разгребала их, забираясь рукою дальше, в глубину, к задней стенке.

Вот! Достала коробочку омнопона, металлический стерилизатор. Открыла крышку: все на месте: шприц, иглы, жгут. Положила в сумочку.

-- Чо взяла? -- заступил дорогу зять.

-- Да тебе что за дело?!

-- То! Покажи чо взяла!

-- Смотри, -- протянула Ирина сумочку.

Зять порылся, вернул:

-- Ежели чо ценное сперла -- управу найдем!

-- Ладно-ладно. Альке привет передай. И ребятам.

-- Опять на юг уезжаешь? Поблядовать?

Пират в третий раз бросился к Ирине. Она присела на корточки, сжала собачью голову ладонями, поцеловала черный влажный нос.

И -- ушлаО

Натэла Серапионовна кричала что-то в полутьме коридора, но Тамаз, не слушая, хлопнув дверью, через две ступеньки на третью несся внизО

-- До Красноярска еще есть места? -- заглянула Ирина в кассовое окошечкоО

Тамаз бежал по летному полю: уже откатывали трапО

Ирина прошла через весь длинный салон, устроилась на последнем двуместном сиденьи, у окна.

Автобус тронулся. Ирина увидела идущую мимо Тамарку. Подруга махнула рукою, крикнула что-то, но сквозь стекло не слышно было чтоО

Самолет приземлился.

Тамаз выскочил из аэровокзала, бросился к такси, на ходу доставая денежные бумажкиО

Автобус плавно покачивало. Пассажиры дремали.

Ирина сняла пальто, закатала рукав черного свитерочка -- того самого, в котором увидели мы ее впервые, -- обмотала вокруг плеча жгутО

Тамаз мчался снежной степной дорогой. Встречь с ревом, оставляя смерч белой пыли, пролетел ярко-красный ЋИкарусЛО

Ирина аккуратно надпилила горлышко, обломила стекло. Ввела в ампулу иголку, вобрала в шприц прозрачную жидкость. Осторожно положила шприц назад в стерилизатор, принялась за следующуюО

Тамарка что-то втолковывала Тамазу посреди улицы, объясняла, размахивала руками, и тот вдруг, не дослушав, опрометью вернулся в машину, которая тут же сорвалась с местаО

Ирина взялась за кончик жгута зубами, натянулаО

Водитель гнал вовсю. За поворотом мелькнул, наконец, ЋИкарусЛ, который прошел им навстречу десятью минутами раньше.

Машина обогнала его, резко, с заносом, развернулась, стала поперек. Шофер ЋИкарусаЛ покрылся мелким потом и вовсю давил на тормозную педаль.

Тамаз подскочил к двери и так сумел объясниться, что вместо заслуженного удара монтировкою по голове получил приглашающий жест и пошел по проходу, лихорадочно вглядываясь в лица спящих.

Автобус тронулся. На последнем сиденьи, привалясь головою к стеклу, дремала Ирина. Выдохнув с облегчением, Тамаз сел рядом.

-- Ира, -- легонько потряс за плечо.

Ирина лениво, медленно разлепила глаза.

-- АО -- сказала чуть слышно. -- ТамазикО Ты здесьО Я тебя очень ждалаО ЯО я счастливаО Только дай капельку поспать, ладно? Я так усталаО -- и Ирина снова привалилась к стеклу.

Тамаз взял руку жены, наклонился над нею, прильнул губами.

Автобус катил по ленточке дороги среди ровного операционного стола заснеженной степи, огороженного зубчатым бордюром Саян.

А навстречу шестерка черных, черными же плюмажами украшенных коней несла карету на санном ходу: тоже черную, в золотом позументе, с траурно задернутыми шторамиО

Декабрь 1990, Репино -- июнь 1991, Москва.