>Спустя пять дней Атиллия сидела в гостинице в городе Кремсмюнстере и писала письмо отцу. Ей хотелось поведать ему хотя бы частичку незабываемых впечатлений, которые она испытала в этом городке за последние три дня.


Дорогой отец!


Город Кремсмюнстер расположен на равнине, в долине речки Кремс. Городок невелик, но в нем есть очень красивые дома. Неподалеку от города, в стороне, возвышается гора, а на ней большой монастырь дивной красоты. В нем живут монахи католической веры, именуемые бенедиктинцами. Старший над ними - прелат (что соответствует сану архимандрита). Город принадлежит монастырю. Не успели мы к нему подъехать на расстояние двух миль, как показался посланный прелатом форстмайстер (то есть главный лесничий), который вскоре приблизился к нам. Он ведает всеми землями и лесами города и монастыря, а также охраняет зверей и птиц и надзирает за рыбной ловлей в прудах. Лесничий ехал впереди, а за ним ехали четыре разодетых охотника с ружьями. Подъехав к нам, он спросил, кто у нас главный. Ягода, ехавший впереди всех в своем парадном костюме, ответил, что он. Тогда главный лесничий, сняв свою зеленую бархатную шапочку с белым плюмажем, передал нам приветствие от прелата и его просьбу не убивать животных и птиц. Услышав эту просьбу, Ягода тут же запретил всем стрелять или травить зайцев собаками и сказал главному лесничему, что он лично гарантирует сохранность монастырских угодий и что никакого урона от нас не будет.

Он приказал нашим охотникам, которые вели охотничьих собак, немедленно их привязать. Я велела слуге взять на поводок и моего пса. И в самом деле, если бы мы их не привязали, был бы большой урон. Никто из нас раньше не видывал такого обилия зайцев и всяческой птицы, таких больших стад оленей и серн.

Заметив нашу предупредительность, главный лесничий велел своим охотникам подстрелить двух фазанов. Это оказалось совсем не трудно, потому что вокруг было множество фазанов, и в траве и на деревьях. Охотники тотчас же выполнили приказание, а главный лесничий преподнес их нам, передавши нашему кучеру. Проехав с нами еще с полмили, главный лесничий попрощался с Ягодой и поскакал со своими людьми в город. Мы поскакали за ним вслед и, въехав в город, разошлись кто куда на ночлег.

В тот же вечер прелат послал к нам двух монахов, которые от его имени пригласили меня и всех нас завтра на обед. Согласно этому приглашению мы и приехали на следующий день около одиннадцати часов в монастырь.

В прихожей нас весьма любезно встретил прелат. Он пригласил нас в свои покои и предложил сесть. Принесли кофе и ракию. Каждый угощался чем хотел. Прелат беседовал с нами о разных вещах, о войне и о стране, откуда мы приехали. Так прошло время до обеда.

Когда мы вошли в залу, обед уже стоял на столе. Вся посуда была серебряная, а стол мраморный, длиной в два с половиной аршина, а шириной около двух. Все на нем переливалось разными красками - красной, зеленой, голубой, белой и желтой. Гладкие края стола в ладонь шириной позолочены. Посреди стола стояло большое плоское блюдо шириной почти в аршин. Через центр блюда проходит трубочка, уходящая в ножку стола. На трубочке закреплен отлитый из серебра кит. Он изображает того кита, который исторг из своей утробы пророка Иону. Как нам сообщили, один только кит, не считая блюда, весит двадцать фунтов. Чешуйки на нем частью золотые, они вставлены среди серебряных чешуек. На большом обруче закреплены два колеса, одно серебряное, другое золотое, а на них позолоченные чаши голубого хрусталя с пивом. Потом в них же наливалось и вино.

Как только мы сели за стол, прелат прикоснулся рукой к блюду, и из ноздрей кита брызнули две струи воды. Они были толщиной с гусиное перо, а высотой около двух аршин. Такие же струи полились и из пасти кита, а из его ушей потекли маленькие струйки, тонкие как нити.

Весь потолок в зале расписан золотом и картинами, представляющими разные исторические сюжеты. Стены вытесаны из каменных плит. В том углу, где стоит стол, сделан мраморный бассейн, к которому ведет из стены медная позолоченная труба с краном. Из этого крана течет и сливается вниз холодная вода. Из него наливали воду и подавали ее в чашах на стол. В этом же бассейне под проточной водой споласкивали чаши. В дверях и на окнах дорогие занавеси, украшенные золотой бахромой, кистями и шнурами. Во время обеда на церковном органе исполнялись разные мелодии. Пол там выложен паркетом орехового дерева с инкрустациями из разных других пород.

После обеда мы снова перешли в покои прелата, где был накрыт десерт и подан кофе.

На другое утро после визита прелат приставил ко мне господина, который будет меня сопровождать до Вены, а если понадобится, и дальше.

- Это молодой человек в чине поручика, мое доверенное лицо, - добавил он, - вы с ним уже знакомы. Он вчера с нами обедал.

Таким образом, дорогой отец, все завершилось наилучшим образом, и завтра я возвращаюсь к тебе.

Твоя дочь

Атиллия


Атиллия тронулась в обратный путь под впечатлением великолепного визита к прелату. Поручик на прекрасном вороном коне действительно сопровождал ее. В Санкт-Пельтене он угощал ее в ресторане лимонадом. Под вечер Атиллия пригласила поручика, весь день скакавшего рядом с ее экипажем, пересесть в коляску. Не замедляя галопа своего коня, он передал поводья кучеру Ягоде, прильнул к лошади, вынул ноги из стремян, прямо на скаку встал на подножку и вошел в коляску.

Пес Атиллии сначала зарычал, но потом стал к нему ласкаться. Устроившись на сиденье, поручик достал из-за обшлага мундира книгу.

- Что это у вас, господин поручик? - с улыбкой спросила Атиллия.

- Нечто такое, что вам, безусловно, захочется почитать и что вас, как я надеюсь, приятно удивит.

- Не так-то легко меня удивить, господин поручик.

- Тогда читайте.

Поручик протянул свою руку в черной перчатке с золотым перстнем-табакеркой и передал книгу Атиллии.

На обложке было написано:

Жизнеописание генерал-майора и кавалера
Симеона, сына Стефана Пишчевича,
за годы 1744 - 1784.
Вена, 1802

Атиллия открыла книгу, и поручик указал ей место, с которого надо начинать чтение. В книге было написано дословно следующее:

"...город Кремсмюнстер расположен на равнине, в долине речки Кремс. Городок невелик, но в нем есть очень красивые дома. Неподалеку от города, в стороне, возвышается гора, а на ней большой монастырь дивной красоты. В нем живут монахи католической веры, именуемые бенедектинцами. Старший над ними - прелат (что соответствует сану архимандрита). Город принадлежит монастырю. Не успели мы к нему подъехать на расстояние двух миль, как показался, а потом и приблизился к нам посланный прелатом форстмайстер (то есть главный лесничий). Он ведает всеми землями и лесами города и монастыря, а также охраняет зверей и птиц и надзирает за рыбной ловлей в прудах. Лесничий ехал впереди, а за ним ехали четыре разодетых охотника с ружьями..."

Атиллия, пораженная, продолжала читать описание поездки в Кремсмюнстер в 1744 г. Все описанное совпадало с ее впечатлениями и было написано слово в слово точно так, как она написала отцу. И олени, и серны, и встреча с главным лесничим и его охотниками, и как привязали собак, и как люди главного лесничего отстрелили дичь и подарили ее гостям, и роскошный обед у прелата, и серебряная посуда, и мраморный стол с фонтаном в виде кита с золотой чешуей... И наконец, мелодии, исполняемые на органе. В конце этой части стояли следующие слова:

"После обеда мы снова перешли в покои прелата, где был накрыт десерт и подан кофе".

Некоторое время Атиллия, не говоря ни слова, сидела с книгой в руках на сиденье, обитом бархатом под цвет ее волос. В книге все совпадало с тем, что только что случилось в ее жизни.

- Боже мой, где вы раздобыли эту прелесть? И кем вам приходится этот Пишчевич? Он ваш родственник? - оторопело спрашивала Атиллия своего спутника, возвращая ему книгу с некоторым испугом: ведь совпало даже число преподнесенных фазанов. - Я уж и не знаю, была ли я в гостях у прелата позавчера или сто лет тому назад. Вернулась ли я только что из Кремсмюнстера или вышла из этой книги.

- Прямо из книги, прекрасная барышня Атиллия, - отвечал поручик и, меняя тему разговора, спросил: - У вас, наверное, в Кремсмюнстере было много поклонников?

- О да, разумеется. Но дайте мне немного прийти в себя. Вы меня просто огорошили... впрочем, в Кремсмюнстере меня особенно поразил один молодой господин. Некий Александр.

- Расскажите. Теперь ваша очередь меня удивлять. Но имейте в виду, барышня Атиллия, меня трудно удивить... Итак, я весь внимание.

- Вы настаиваете?

- Я весь обратился в слух.

- И есть ради чего. - Атиллия расхохоталась. - Чтоб мне провалиться на этом месте!.. Однажды утром Александр, красивый, чернявый и волосатый, уселся на мою постель, что вся в цветочках, и стал со мной говорить, пожирая меня глазами. Всю по частям. Особенно груди. И губы. Повалил меня и ушел. Я стала думать, а что, собственно, он от меня хотел?.. После обеда он опять пришел, стройный, чернявый, с мягкими волосами и крепким задом. Опять уселся на мою постель, всю в цветочках, говорит, говорит, словно вода журчит. И опять стал меня хватать за груди, овладел мной и снова ушел. Я так и не знаю, что ему было нужно и зачем он ко мне приходил?.. Утром опять приходит, красивый, плечи шириной с двустворчатую дверь. Опять присел на мою постель, что вся в цветочках. Всю меня обласкал, опять повалил и ушел. И так каждый день. Я и вправду не понимаю, что ему от меня было нужно. Что вы на это скажете, поручик?

Они оба расхохотались. Поручик обнял Атиллию и сказал:

- Я знаю, что ему было нужно. Он хотел к вам посвататься, дорогая барышня Атиллия.

С этими словами поручик посадил Атиллию к себе на колени и стал ласкать ее груди. Атиллия в экстазе шептала ему на ухо: "Поспеши! Догоняй меня, а то я скоро кончу".

После любовных объятий, блаженно предаваясь покачиванию коляски на руках своего возлюбленного, барышня Атиллия подумала: "Лучшего Александра, чем этот Александр, мне не найти".

Она не могла видеть, что на обнимавшей ее руке жениха под перчаткой был серебряный наперсток вместо указательного пальца. Если вы не прочитали главу СПАЛЬНЯ, обратитесь к ней. Если прочитали, то это КОНЕЦ новеллы. Спальня

Пес всегда улучал момент, когда Атиллия не поливала музыкой свои цветы, чтобы погрызть ножку рояля. Так случилось и этим утром. Атиллия не играла. Она плакала и писала на крышке рояля письмо. Собака время от времени прерывала свое неторопливое занятие, чтобы взглянуть на расстроенную хозяйку.


Дорогой и уважаемый мастер Йован.


Как вам известно, мой отец прогнал Дамаскина и его работников, не расплатившись с ними. Говорит, что не желает оплачивать недостроенный дом. Как будто они в этом виноваты. Вам он тоже не хочет платить, потому что, как он сказал, самшит перестал расти.

Меня мучают угрызения совести, потому что во всем виноват мой отец. Кто знает, как и в чем он согрешил. Поэтому я посылаю вам сумму, которая покроет ваши расходы, а также деньги для Дамаскина и его работников, чтобы возместить их труды по постройке дворца. Вы один сможете их разыскать и отдать им деньги, а тем самым возместить долг моего отца. Ни я, ни мой кучер не могли их найти. Если там есть что лишнее, употребите эти средства на построение церкви для тех, у кого растет самшитовый храм.

Мне очень жаль, что вся эта история с моим задуманным венчанием кончилась так бесславно. Зато можно по вечерам смотреть на звездное небо, над которым во Вселенной простирается огромная, Всеохватывающая Мысль...

Ваша названная дочь

Атиллия


После того как деньги и письмо были вручены, Атиллия начала выводить на прогулку отцовских борзых, чтобы они могли поточить свои когти. Была весна. Сад, уже давно засаженный по особому плану, испускал по утрам ароматы. Специально подобранные цветы и растения создавали ощущение свежести в полуденную жару, а ночные цветы откликались волнами своих запахов на лунный свет.

Атиллия проливала слезы в урны, некогда поставленные вдоль дорожек злополучным Шуваковичем, время тянулось, проходили месяцы. Атиллия решила отпустить длинные волосы. Она дождалась молодого месяца, отрезала кончики волос и спрятала их под камень, чтобы птицы не утащили их в свои гнезда.

Она сидела и ждала, пока вырастут волосы, чувствуя себя очень одинокой. Ее жених Александр был в далеком походе, зодчие Дамаскин и Йован куда-то исчезли, отца она не понимала и бранила его, когда он начинал походить на ее умершую мать, а он бывал похож на свою покойницу Марию в особенности по воскресеньям и по праздничным дням...

В одно прекрасное утро появился встревоженный Ягода с весьма важным известием:

- Самшит опять начал расти!

Это оказалось правдой. Зеленый храм мастера Йована стал подниматься к небу медленно, но верно. Значит, каменный храм над Тисой тоже растет, заключил Николич и помчался вместе с дочерью в свое поместье, на Аду.

Но там его ожидало разочарование. Начатая, но незаконченная постройка была более чем в плачевном состоянии. Камень был растащен до фундамента, который весь зарос кустарником, диким виноградом и бурьяном, так что его едва можно было разглядеть.

Николич пришел в ярость и хотел было пнуть ногой вертевшегося около них пса, но вовремя вспомнил, что пес успевает укусить прежде, чем его коснется нога. Поэтому господин Николич сдержал свои чувства. Он сел в коляску и уехал домой.

Атиллия с ним не поехала. Сидя на берегу реки, она напевала вполголоса:


Тиса полноводная,
ты, река свободная,
возьми мои горести,
принеси мне радости.

Золотятся воды
посреди реки,
сердце предвкушает
счастье от любви...


Под вечер она пошла в недостроенный дворец. В крытой галерее под колоннами на стене была выложена изразцами большая карта ближайших окрестностей в пойме Тисы. Живые краски обожженной глины изображали все вокруг - и Аду, и дворец над Тисой, и леса, и холмы, и отдаленные городки. Внизу был указан масштаб в милях. В верхнем углу был крупно нарисован земной шар, пронзенный стрелами, означавшими страны света.

В холле с камином она нашла на подоконнике ключи от комнат. Чуть поодаль лежал и большой деревянный плотничий циркуль, принадлежавший Дамаскину.

- Оказывается, он тут кое-что забыл!

Это все-таки была весточка от него. Атиллия развеселилась.

Спальня была не заперта, и она вошла. По чертежам Дамаскина Атиллия знала, что спальня должна быть в центре дворца. Но она не ожидала, что спальня такая огромная, круглая, с роскошной большой и тоже круглой кроватью посередине. Она упала на кровать и расплакалась.

Уже смеркалось. Она решила переночевать в замке. Впустила собаку и приказала подать ужин в постель. Она ела с удовольствием, как это всегда бывает после слез, продолжая разглядывать странное помещение. По волосам пробегали искры, в голове проносились лишенные смысла отрывки каких-то давних разговоров. Ее окружали две тишины, одна, маленькая, во дворце, и другая, безграничная, за его пределами - этой тишины боялась и собака, сидевшая в комнате... Атиллия заглянула во все три окна. Одно окно смотрело на Тису, невидимую в ночи - из него веяло свежестью и запахом реки. От Тисы донесся какой-то крик. Атиллия испугалась и решила запереть дверь. Но ключ проворачивался в замке, словно замочная скважина его не принимала. Если бы не безграничная вера в искусство Дамаскина, Атиллия подумала бы, что замок неисправен. Но она продолжала поворачивать ключ, считая обороты. На тридцатом повороте ключа замок щелкнул, и дверь заперлась. Тогда Атиллия испугалась еще больше. Она не была уверена, что сможет открыть дверь, и с ужасом подумала, что может остаться во дворце навсегда. Но когда дверь открылась при тридцатом повороте ключа, Атиллия, утомленная своими слезами и страхами, заснула, повернувшись лицом к окну, выходившему на Тису.

Утром ее разбудило солнце. Дамаскин так развернул комнату, чтобы солнце будило Атиллию по утрам. Ее окружала незнакомая круглая, точно циркулем выведенная опочивальня. Атиллия вспомнила найденный накануне циркуль и подумала: "Если воткнуть циркуль в центр спальни, то есть в центр дворца и постели, где я лежу..." Тут она вскрикнула, почти ощутив циркуль Дамаскина прямо у себя между ногами. "Ну и наглец этот Дамаскин!" - невольно подумала она.

Немного придя в себя и даже приободрившись, Атиллия продолжила изучение комнаты. Она встала, подошла к залитому солнцем окну и остановилась не дыша. В саду, прямо под окном, стояла каменная темнокожая женская фигура с зелеными глазами. Стеклянные глаза мраморной девушки были устремлены прямо на Атиллию, а указательный палец левой руки звал ее к себе. Правой руки у статуи не было.

"Так это статуя, которую раскопал Дамаскин", - поняла Атиллия и заключила, что фигура возвращена в поместье тайком от ее отца и что это - весточка от Дамаскина.

"Если принять спальню за круг, обведенный циркулем, надо идти по прямой на восток, куда зовет статуя. Если проехать необходимое расстояние, я, возможно, пойму, что мне хочет сказать Дамаскин. Но какое это расстояние?"

Атиллия хотела выйти в сад, но ее опять задержал замок. Ей снова пришлось тридцать раз повернуть ключ, чтобы открыть дверь. Тогда она поняла. Это число было следующей фразой безмолвного послания Дамаскина.

Она вышла в галерею и подошла к карте, установила циркуль Дамаскина на Тисе, рядом с Адой, там, где стоял дворец, и описала окружность радиусом в тридцать миль, используя масштаб, указанный на карте внизу. Затем провела прямую из центра точно на восток. Радиус пересек окружность на том месте, где был обозначен Темишвар. Атиллия подскочила от восторга и крикнула Ягоде:

- Запрягай, Ягода! Едем! В Темишвар!

Там ей показали дорогу до только что завершенного храма Введения. Она его сразу узнала, вспомнив чертеж, который в свое время принес ее отцу архитектор Йован по прозванию Лествичник. Церковь была точно таких же очертаний, как самшитовая у нее в саду, только здесь она была завершена, отделана камнем и мрамором, со всеми семью окнами. Без сомнения, это была та самая церковь зодчего Йована, посвященная Введению Пресвятой Богородицы во Храм.

Атиллия вошла в нее.

- Входите, входите, барышня Атиллия, мы вас уже давно ждем, - обратился к ней священник, указывая ей место на скамье вблизи алтаря. Над сиденьем Атиллия увидела красиво исполненный герб Николичей фон Рудна, свой герб:

[Nikolich coat of arms]

Священник вручил ей документ с печатью и крошечную коробочку, обшитую мехом. В грамоту, удостоверявшую имя владельца церкви Введения, было вписано имя Атиллии. В коробочке же оказались обручальные кольца.

- Это подарок зодчего Йована вам и вашему жениху, - пояснил священник. С внутренней стороны на каждом из колец была вырезана буква "А".

- Какого Йована? - спросила Атиллия. - Ведь их двое!

- Но ведь и колец тоже два, - отвечал священник с улыбкой.

(Если вы не читали главу СТОЛОВАЯ, обратитесь к ней. Если прочитали, то это КОНЕЦ