Болеслав Прус. Затруднения редактора
---------------------------------------------------------------------
Книга: Б.Прус. Сочинения в семи томах. Том 1
Перевод с польского В.Ивановой. Примечания E.Цыбенко
Государственное издательство художественной литературы, Москва, 1961
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 5 октября 2002 года
---------------------------------------------------------------------
Что стерлось на скрижалях прошлого,
Пусть воскреснет в песне или шутке.
- Да натопи ты хоть раз как следует эту чертову печку, разрази тебя
гром! - крикнул довольно солидный мужчина в собачьей, под медвежью, шубе. -
Ну, что ты торчишь здесь, разиня?
- Жду корректуру.
- Осел, как же я буду тебе править корректуру, если у меня пальцы
окоченели?.. Натопи печку, тогда сделаю.
- Да печка же дымит.
- Чтоб вас всех тут продымило, растяпы! - продолжает ругаться мужчина,
по-извозчичьи хлопая себя озябшими руками по бокам. - Разогрей мне хотя бы
чернила, а то и они замерзли!
Парень отправляется с замерзшими чернилами в более теплые места,
мужчина в шубе, отогрев руки, принимается тереть уши ярко-клерикального
цвета, а тем временем в дверях этого храма остроумия появляется метранпаж.
- Пан редактор, - говорит он, - на заглавном рисунке стерся нос.
- А что я могу сделать? Не отдам же я свой нос. Идите к художнику.
- Художник тоже не отдает, у него у самого его нет; да и поздно уже.
- Я замечаю, что вы день ото дня становитесь все остроумнее, пан, как
вас...
- Все мы здесь острим понемногу, пан редактор. Вместо рисунка придется
дать текст.
- А где я возьму вам текст, если сотрудники не прислали рукописей?
- Но вы же собирались дать... этот... скелет... или как его там...
- Ага!.. "Скелет и дева", фантазия! Дам, но пусть кто-нибудь пишет под
мою диктовку; есть у вас подходящий человек?
- Найдется. Здесь наверху живет один, он писцом у адвоката, так я
приведу его к вам.
- Хорошо. Ну, а тебе что? - спрашивает редактор вошедшего в эту минуту
мальчика. - Принес рукопись?
- Какое там, пан редактор! Пан Охватович страшно болен и прислал вам
только записку.
- Давай ее сюда!.. - Читает: - "Весь мир мне опротивел... голова
тяжелая... умираю без надежд и сожаления... Пришлите мне несколько рублей.
Охватович.
Постскриптум. Велите вашему мальчишке купить мне по дороге несколько
лимонов".
- Ах, чтоб ты скис! - кричит редактор, снова принимаясь отогревать
руки. - Чтоб тебя!.. Видел ты пана Охватовича?
- Видел. У него голова обмотана платком.
- А что с ним?
- Не знаю, пан редактор. Прислуга сказала, что вчера его привезли в
первом часу ночи и из саней на руках внесли в комнату. Кажется, он был на
именинах.
- Ах! - вздыхает редактор, падая в кресло и закрывая лицо руками.
В это время входит метранпаж в сопровождении лысого человека средних
лет, физиономия которого отличается спокойствием, граничащим с полнейшим
равнодушием ко всему окружающему миру.
- Вот, пан редактор, пан Дульский пришел писать.
- Хорошо, садитесь и пишите, - отвечает редактор, не отнимая рук от
лица.
- Добрый день! - говорит Дульский все с тем же безразличным видом.
- Туда! - указывает метранпаж; затем усаживает равнодушного писца задом
к спине редактора, подвигает к нему перо и чернила и подкладывает какую-то
газету под бумагу.
- А сколько вам нужно полос "Скелета и девы"? - спрашивает редактор,
обращаясь к метранпажу.
- Две с половиной.
- Какой сегодня холод, - замечает пан Дульский.
- Давайте писать, - говорит редактор, - даже не взглянув на своего
ближнего, взявшего на себя роль каллиграфической машины.
- Я уже лет десять не припомню такой зимы, - уверяет Дульский.
- Заглавие "Скелет и дева", - диктует редактор. Перо Дульского начинает
скрипеть.
"Беспредельная степь (многоточие), ужасная (многоточие), пустынная
степь (многоточие). Вместо зеленой травы белеет снег. Вместо щебета птиц -
зловещее карканье ворон и завывание ветра. (Абзац.)
На лице девы, подобном мраморному изваянию, застыло выражение ужаса:
все ближе и ближе вслед за ее гордым скакуном мчится стая волков, зловеще
высунувших кровавые языки и яростно щелкающих белыми, как фарфор, зубами..."
Вдруг редактор умолкает, словно холод описываемой степи заморозил и
каскад его слов. В приоткрывшихся дверях показывается острая бородка,
крючковатый нос и коротко остриженная голова.
- А-ааа... пан Йосек! Что скажете?
- Нижайший поклон, пан редактор. Я пришел за теми семью рублями... ну,
вы знаете...
- Теперь у меня нет. Пан Дульский, пишите дальше!
- Как это нет? Я должен сегодня же заплатить хозяину.
- Не мешай! "Из глаз и ноздрей ретивого скакуна сыплются искры; он
несется как вихрь, но вдруг волчица подскакивает к нему и вырывает у него
хвост. Кровь хлещет потоками..."
- Ну, что же будет, пан редактор?
- Теперь ты ничего не получишь; не мешай!
- Так я подожду.
- Не жди, говорят тебе!
- Но я же не могу... Сегодня я должен получить мои семь рублей.
Мрачный редактор вдруг принимает величественный вид.
- Йосек, - говорит он, - через час ты получишь полтинник, а теперь
убирайся отсюда, не то...
Йосек исчезает.
- Погоди же, постой! Постой! Принеси-ка мне еще коробку папирос.
- Дайте денег.
- У меня нет мелких; купи на свои и оставь папиросы в типографии.
- С какой это стати? Я и денег не получил, да еще должен покупать вам
папиросы?
- Можешь за это выпить рюмку водки.
- Тоже за свой счет?
- Разумеется. Пока что...
- Ну и ну!..
- Пан Дульский, пишите дальше, - говорит редактор, поглядывая через
плечо на сидящую за ним машину. - "Эта ничтожная добыча лишь на мгновение
задержала стаю бегущих волков, быстро догоняющих свою жертву..."
- Пан редактор! - кричит, вбегая с озабоченным видом, какой-то господин
в старой бурке и измятой шляпе. - Пан редактор, ради бога, дайте мне
пятнадцать рублей!
- Пятнадцать рублей? - с изумлением спрашивает редактор, притопывая
ногами и крепко растирая руки. - А статью вы принесли?
- Боже мой! Оставьте меня в покое с этой статьей по крайней мере
сегодня. Вы же знаете, моя жена...
- Ааа... поздравляю!
- Ну, вот видите сами, можно ли в такую минуту думать о статье?
- Милостивый государь, подобная причина могла бы с полным основанием
послужить оправданием для вашей жены, - сурово возразил редактор, - но никак
не для вас.
- Ах, пан редактор, не терзайте меня! Мне до зарезу нужны пятнадцать
рублей, а вы...
- Через час мы сможем предложить вам пять рублей, а теперь... Пан
Дульский, пишите дальше.
- О, чтоб вас!.. - буркнул автор и хлопнул дверью.
Перо скрипело, редактор диктовал:
- "В это мгновение самый крупный волк подскочил к несущемуся вскачь
коню и сорвал у него копыто с левой ноги; однако благородное животное,
чувствуя, какой драгоценный груз оно несет, продолжало мчаться вперед, не
касаясь снега ногами... Поток крови, хлынувший из хвоста, замерз..."
Но тут редактор струхнул, увидев в открытых дверях некое важное лицо в
шубе с енотовым воротником.
- А... уважаемый пан Гольдфиш!.. Что привело вас ко мне так рано?
- Добрый день! Вы, вероятно, шутите, - ведь еще вчера вы должны были
отдать мне эти сто двадцать рублей.
- Прошу вас, пан Гольдфиш, садитесь, пожалуйста! Надеюсь, сынок ваш
получил хороший табель?
- Ничего... Но, видите ли, у меня нет времени, а вы всегда как-то
умеете заговорить мне зубы.
- Так, пан Гольдфиш, если у вас нет времени сейчас, мы сможем уладить
наши счеты через несколько дней.
- Через несколько дней?.. Разве уж через суд, - с оскорбленным видом
ответил Гольдфиш, собираясь уходить.
- Минуточку, пан Гольдфиш!.. Вы знаете "Венецианского купца" Шекспира?
- А почему бы мне не знать? Я всего Шекспира чуть не наизусть знаю.
- Вы помните, что в этой трагедии фигурирует ростовщик Шейлок?
- Ну да... Шей... Помню, помню...
- Так вот представьте себе, что вчера по городской почте мы получили
рисунок, а на нем... Как вы думаете, кто изображен? Вы!.. Вы изображены там
с ножом в руке и надписью: "Авраам Гольдфиш, Шейлок из Поцеева, дающий в
долг из двухсот процентов".
- Но кто написал такую глупость?
- Не знаю. Однако... рисунок этот мы используем.
- Как? Вы поместите его в газете?
- Конечно. Раз вы хотите нанести нам ущерб, у нас тем самым нет
основания щадить вас.
- Ну вот что, пан редактор. Я с теми ста двадцатью рублями подожду еще
недельку, две... пусть даже три... но только вы этого не делайте.
- Гм!.. Видите ли, пан Гольдфиш, это очень трудно... У нас нет
литературного материала.
- Нет? А когда я вам предлагал, вы не брали?
- Но ваши стихи чрезвычайно слабы.
- Те были слабы... Зато уж это стихотворение, которое я написал сейчас,
чрезвычайно сильное. Я вам прочту, оно называется "О дружбе".
Редактор соглашается послушать. Пан Гольдфиш садится, достает из
кармана рукопись и читает:
Нам друг наш верный всех милее
Богатств безмерных. Он умеет
Обиды горечь
Прощать нам вскоре
А вдруг случись тебе нужда,
Тебя он выручит всегда,
Он деньги в долг дает
И от беды спасет
А если у тебя волнения,
Заботы или огорчения,
У друга утешения ищи
И в сердце верное стучи.
- Ну, что вы на это скажете, пан редактор?
- Великолепные стихи!
- Так пойдут они в этом номере?
- В этом! Пошли бы, но... я еще не уверен, выйдет ли этот номер.
- Как? Почему вы не уверены?
- У нас не хватает денег. Несколько дней (из-за праздников) не
поступали деньги за подписку.
Пан Гольдфиш задумался.
- Ну, а если бы они пошли, то за моей подписью?
- Разумеется! Я приказал бы даже один номер отпечатать для вас красными
буквами на веленевой бумаге.
Пан Гольдфиш опять задумался.
- А сколько нужно?
- Рублей пятьдесят.
- Но они будут напечатаны за моей подписью и красными буквами?
- А то как же...
- Если так... Я вам одолжу эти пятьдесят рублей, только... Зайдите ко
мне через час.
С этими словами пан Гольдфиш встал, глубоко вздохнул и, с чувством
попрощавшись с редактором, ушел. Однако через несколько секунд он снова
вернулся, приоткрыл дверь и сказал:
- За моей подписью, не забудьте!..
Только теперь на суровом лице редактора расцвела улыбка, которую,
однако, тотчас же пришлось согнать, так как вошел метранпаж.
- Пан редактор! Я пришел за фантазией о скелете, дайте хоть кусок.
- Вы говорите о "Скелете и деве"? Я могу дать вам сейчас небольшой
кусок, но через час будет остальное. Пан Дульский, дайте рукопись.
Но пан Дульский даже не поднял головы, усердно продолжая писать.
- Пан Дульский! - закричал метранпаж. - Дайте рукопись!
Пан Дульский все писал.
Столь очевидное пренебрежение к людям вышестоящим возмутило редактора,
который с гневом встал и вырвал у Дульского бумагу. Однако эта вспышка
нисколько не оскорбила апатичного писца. Он спокойно стряхнул перо и,
повернув голову к редактору, сказал:
- Четкий почерк!..
Редактор взглянул на бумагу, поднес ее к свету, протер глаза, и лицо
его покрылось багровыми пятнами.
- Что это такое?.. "Актуариус гражданского суда... уведомляет, что по
требованию Янкеля Карабина, купца из губернского города... проживающего, а
законное проживание у Франтишка Патыковского, защитника суда..." Что это
значит?.. Этот человек, вместо того чтобы писать под мою диктовку, переписал
объявление о публичных торгах...
- Из этого листа, - сказал Дульский, - вышло бы четыре канцелярских.
- Вы что, с ума сошли? - спрашивает редактор.
- Не менее двух злотых, - отвечает ему новоиспеченный литератор.
- Но... пан метранпаж, этот человек глух!..
- Что вы наделали? - орет на ухо Дульскому взбешенный метранпаж.
- Что? А... я переписал объявление из газеты, как вы мне приказали.
- Но я дал вам эту газету, только чтобы подложить под бумагу, - кричит
рассвирепевший метранпаж.
- Ах, чтоб вас всех тут... - заключает редактор.
Рассказ впервые опубликован в журнале "Кольце" в 1875 году.
Last-modified: Sat, 19 Oct 2002 15:44:18 GMT