Андрей Ланьков. Северная Корея: вчера и сегодня ------------------------------------------------------------------------ © Copyright Андрей Н. Ланьков, 2000 Email: Andrei.Lankov@bigpond.com Date: 3 Jul 2000 Изд.: "Восточная литература", 1995 ------------------------------------------------------------------------ 2000 (переработанная и дополненная версия) КРАТКОЕ ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ Предлагаемая Вашему вниманию книга вышла в 1995 году в издательстве "Восточная литература" (бывш. Главная Редакция Восточной литературы издательства "Наука"). Тираж у нее был обычный для наших бурных дней -- 700 экземпляров, поэтому для большинства интересующихся Северной Кореей читателей она осталась недоступной. После выхода книги в свет я продолжал заниматься историей Северной Кореи и, разумеется, накопил немало нового материала, а также обнаружил ряд неточностей в издании 1995 года. В 1997-1999 годах, во время работы над новой книгой по истории Северной Кореи (уже на английском языке), я время от времени возвращался к старой рукописи и в результате сделал в ней довольно много изменений, с которыми хотелось бы ознакомить читателей. Поскольку по финансовым соображениям о переиздании книги речи идти не может, то лучшим выходом из положения стал Интернет, в котором с любезной помощью Максима Мошкова и размещается переработанный вариант рукописи. СОДЕРЖАНИЕ 1. ОТ АВТОРА 2. СЕВЕРНАЯ КОРЕЯ 1945-1948 ГГ.: РОЖДЕНИЕ ГОСУДАРСТВА. 3. КИМ ИР СЕН: ПОПЫТКА БИОГРАФИЧЕСКОГО ОЧЕРКА. 4. БОРЬБА ФРАКЦИЙ В СЕВЕРОКОРЕЙСКОМ РУКОВОДСТВЕ В 1950-Х ГОДАХ И СТАНОВЛЕНИЕ РЕЖИМА ЕДИНОЛИЧНОЙ ВЛАСТИ КИМ ИР СЕНА. 5. РАЗГРОМ НЕКОММУНИСТИЧЕСКИХ ПАРТИЙ В КНДР (1945-1959) (Глава отсутствовала в книжной версии). 6. РОЛЬ СОВЕТСКИХ КОРЕЙЦЕВ В СТАНОВЛЕНИИ КНДР (Глава находится в переработке и будет выложена в конце 2000 года) 7. АЛЕКСЕЙ ИВАНОВИЧ ХЕГАЙ -- ОДИН ИЗ ОСНОВАТЕЛЕЙ ТПК. 8. РЕПРЕССИВНЫЙ АППАРАТ И КОНТРОЛЬ НАД НАСЕЛЕНИЕМ В СЕВЕРНОЙ КОРЕЕ. 9. ОФИЦИАЛЬНАЯ ПРОПАГАНДА В КНДР: ИДЕИ И МЕТОДЫ. 10 ПХЕНЬЯН И ПХЕНЬЯНЦЫ (ЗАМЕТКИ СОВЕТСКОГО СТАЖЕРА). 1. ОТ АВТОРА Что мы знаем о Северной Корее? Что знает подавляющее большинство российских граждан об этой стране, которая расположена совсем по соседству и даже имеет с нами небольшую (всего 14 км) общую сухопутную границу? Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что почти ничего. До середины 80-х гг. советские газеты и журналы писали о КНДР мало и почти исключительно в комплиментарном стиле, лишь иногда позволяя себе намеки на реальное положение дел. Нельзя сказать, чтобы читатели так уж верили этим хвалебным сообщениям. Само низкое качество северокорейской пропаганды приводило к тому, что любой советский человек, в руки которого попадал вышедший в КНДР журнал или книга, начинал относиться к этой стране с немалой иронией. Трудно ведь было воспринять всерьез те написанные на ломаном русском языке панегирики в честь Ким Ир Сена и его сына-наследника Ким Чжон Ира, коими заполнялись страницы подобных изданий. Тем не менее, никакой серьезной информации о том, что же в действительности происходит в Северной Корее, советский читатель не получал. После 1991 года ситуация изменилась, но не так сильно, как может показаться на первый взгляд. На смену былому комплиментарному стилю пришло огульное высмеивание Северной Кореи. Нельзя не признать, что оснований для всяческих шпилек и подколов северокорейская действительность дает немало. Однако журналистское зубоскальство -- не лучший способ понять, что происходит в этой стране. Конечно, изучать Северную Корею довольно сложно. Причина этого ясна -- сам характер северокорейского общества, политика информационной самоизоляции, проводимая северокорейскими властями. Северная Корея до сих пор в очень большой степени остается замкнутой страной, страной-отшельником. Иностранцев в Корее очень мало, а положение их -- весьма своеобразное, ибо они изолированы от местного населения, наверное, много больше, чем в любой другой стране. Корейские газеты и журналы заполнены патетическими речами, славящими сверхчеловеческую мудрость Вождя-отца и Руководителя-сына, но практически не отражают реальную жизнь страны. Корейские публикации на исторические темы также посвящены исключительно прославлению Вождя и, вдобавок, полностью фальсифицированы, так что описание одних и тех же событий может кардинально меняться каждые несколько лет. Даже самая безобидная статистика строго засекречена, а умышленное искажение того немного, что-таки публикуется, очевидно даже неспециалисту. Автору этих строк в 1984-1985 гг. удалось побывать в КНДР и провести там без малого год. Увиденное там заинтересовало меня настолько, что с тех пор я стал собирать материалы по северокорейской истории, а примерно с 1987 г. начал более основательно заниматься проблемами прошлого и настоящего этого государства. За это время автором был написан ряд статей и книга (изданная на корейском языке в Сеуле и впоследствии переведенная в Японии), посвященные северокорейской проблематике. Настоящее издание -- это попытка свести наиболее интересные из этих статьей воедино, чтобы сделать их более доступными для интересующихся Северной Кореей читателей. В этот сборник вошло 9 статей по проблемам истории и современного положения Северной Кореи, изначально для самых разных советских и зарубежных изданий. Однако этот сборник -- отнюдь не автоматическая перепечатка ранее написанных рукописей, все вошедшие в него статьи подверглись тщательной переработке и существенному расширению, общий объем их увеличился примерно в полтора раза. В то же время из статей убрана часть повторений, а рассказы о событиях, которым полностью или частично посвящены другие статьи, по возможности удалены или сокращены. Однако некоторые из повторов все-таки оставлены в статьях. Сделано отчасти из-за того, что без этого многие статьи потеряли бы внутреннюю связность, а отчасти -- для того, чтобы читатель мог знакомиться со статьями сборника не подряд, а выборочно, так как он сочтет удобным или нужным, для чего необходимо, чтобы каждая отдельная статья сохраняла определенную долю самостоятельности. Главной проблемой, встающей перед историком, пытающимся заниматься прошлым и настоящим Северной Кореи, является, конечно, хроническая нехватка надежных источников. КНДР -- страна абсолютной, всеохватывающей секретности, СССР сталинского периода по сравнению с ней -- едва ли не открытое общество. Публикуемые там материалы по новой и новейшей истории заведомо скудны и полностью фальсифицированы в угоду политическим потребностям минуты. Разумеется, смешно говорить о какой-либо архивной работе в условиях современной Северной Кореи. Вопреки общепринятым представлениям, не лучшим образом обстоят дела и с бывшими советскими архивами. Хорошо известно, что в начале 1990-х их с большими фанфарами открыли для исследователей, но куда меньше людей знает, что в середине 1990-х процесс раскрытия архивов был сначала приостановлен, а потом -- без лишнего шума повернут вспять. Тем не менее, автору удалось добыть немало новых архивных документов, которые широко используются в данной книге. Немалую роль сыграли и интервью с участниками событий -- дипломатами, военными, политэмигрантами, многие из которых живут в России и иных республиках бывшего СССР. Большое значение имеют также и публикации северокорейской и советской прессы. Зачастую, несмотря на все содержащиеся в них умолчания, они содержат любопытный материал. Порою весьма важны даже не сами факты, а манера их подачи, нюансы в стиле изложения, которые зачастую более значимы, чем сама передаваемая информация. Наконец, при подготовке статей огромную помощь оказали уже опубликованные исследования по Северной Корее, принадлежащие перу как советских /российских, так и зарубежных (японских, американских и южнокорейских) исследователей. В заключение хочется подчеркнуть, что серьезное изучение Северной Кореи только начинается. По сути все, что делается и будет еще сделано до падения кимирсеновского режима и Объединения страны, следует считать заведомо предварительной работой, которая только подготавливает настоящие исследования, от начала которых нас отделяет еще немалое время. Тем не менее, нужна и эта черновая работа, ибо без нее будет трудно разобраться в том материале, который окажется в распоряжении ученых после Объединения страны. Настоящая книга -- это лишь промежуточный этап работы, которая только начинается, поэтому автор надеется на то, что читатель будет помнить об этом обстоятельстве, о предварительном, получерновом характере предлагаемых его вниманию материалов, и проявит при их оценке определенную снисходительность. x x x Наконец, автору хотелось специально обратиться к тем участникам описываемых событий, в руки которых попадет эта книга: если у Вас есть какие-то замечания и поправки, если Вы хотите что добавить или Вы с чем-то не согласны, пожалуйста, пишите. Сейчас еще не поздно восстановить картину многого из того, что происходило в Корее 1940-50-х гг., эти события не должны быть забыты, и огромную помощь в этом могут оказать именно воспоминания их участников. Автор очень надеется на помощь и содействие своих будущих читателей в дальнейших исследованиях. 2. СЕВЕРНАЯ КОРЕЯ 1945-1948 ГГ.: РОЖДЕНИЕ ГОСУДАРСТВА. Вот уже 46 лет на территории Корейского полуострова существуют два государства - Корейская республика на Юге и КНДР на Севере. Раскол Кореи и поныне остается одной из самых сложных проблем АТР, источником постоянной политической нестабильности в этом обширном регионе. Истоки нынешней сложной ситуации следует искать в событиях первых послевоенных лет, когда при прямой поддержке США и СССР в двух частях Корейского полуострова возникли два независимых и враждебных друг другу государства. В настоящей статье автору хотелось бы остановиться на тех событиях, что происходили на Севере Корейского полуострова в 1945-1948 гг. и предшествовали провозглашению КНДР. Главная наша цель -- проследить, как формировался северокорейский государственный и партийный аппарат, как на Севере Корейского полуострова было создано "государство народной демократии". x x x Для Советского Союза война на Дальнем Востоке началась 9 августа, а уже вечером 11 августа, на исходе второго дня боев, части 25 армии пересекли китайско-корейскую границу в районе Кенхына. В течение нескольких последующих дней сопротивление японских гарнизонов к северу от 38-й параллели было подавлено. 15 августа японское командование объявило о капитуляции своих войск в Корее, хотя локальные столкновения с отдельными японскими частями и подразделениями, не подчинившимися приказу о капитуляции, продолжались еще несколько дней. Почти все боевые действия на территории Корейского полуострова вели части 25-й армии 1-го Дальневосточного фронта. Поэтому нет ничего удивительного в том, что именно на эту армию и была возложена задача установления контроля над занятой территорией и создания там временной оккупационной администрации. 10 августа, то есть накануне начала боевых действий в Корее, в состав 25-й армии входили 17-й, 39-й и 88-й стрелковые корпуса, 386-я и 393-я стрелковые дивизии, и 10-й механизированный корпус, а также ряд других частей. {* 1} Командующим 25-й армией был генерал-полковник И.М.Чистяков, членом военного совета - генерал-майор Н.Г.Лебедев. В апреле 1947 года командующим армией вместо И.М.Чистякова был назначен генерал-лейтенант Г.П. Коротков. Из этих генералов, однако, северокорейскими делами всерьез занимался один Н.Г.Лебедев - профессиональный политработник, умный, энергичный, с большим вкусом к политической деятельности {* 2} Кроме Н.Г.Лебедева, в первые годы после войны огромную роль в корейских делах играли еще два человека: прибывший в Корею в октябре 1945 года генерал-майор Андрей Алексеевич Романенко, который стал главой Советской гражданской администрации, и генерал-полковник Терентий Фомич Штыков, Член Военного Совета 1-го Дальневосточного фронта, который с первых же дней советской оккупации находился в Пхеньяне и оказывал определяющее влияние на выработку всех важнейших политических решений советских властей, равно как и на их проведение в жизнь. Фактически именно являлся реальным высшим руководителем Северной Кореи в 1945-1947 гг. Это его назначение определялось причинами как формальными - он был старше по званию и должности, чем все остальные действовавшие в Корее советские генералы, так и неформальными - до войны Т.Ф.Штыков был крупным партийным функционером, работал в Ленинграде вторым секретарем обкома и был тесно связан с А.А. Ждановым, который в первые послевоенные годы занимал одно из высших мест в советской партийно-правительственной иерархии. Вообще говоря, биография Т.Ф.Штыкова была достаточно типична для советских руководителей "сталинского призыва". Родился Штыков в 1907 г. в крестьянской семье. Подобно многим своим сверстникам, он отправился в город в поисках лучшей жизни, и вскоре стал рабочим на одном из ленинградских заводов. Там он вступил в партию (в 1929 году) и вскоре стал профессиональным партработником. К 1938 г. Т.Ф.Штыков, которому тогда был всего 31 год, уже занимал немалый пост второго секретаря Ленинградского обкома. {* 3} К 1945 году войны Т.Ф. Штыков был генерал-полковником, то есть имел высшее звание, на которое в те времена только мог рассчитывать политработник (кроме него, во всей Советской Армии к концу войны такое звание имели всего лишь три политработника). Через Т.Ф.Штыкова осуществлялась прямая связь между советскими властями в Пхеньяне и высшим советским руководством - Ждановым и даже Сталиным в Москве. {* 4} Наконец, большую роль в советской администрации играли 3 человека, о биографии которых известно очень мало: А.М.Игнатьев, Г.М.Баласанов, Г.Ф.Шабшин (Куликов). Баласанов и Куликов были сотрудниками советских разведывательных служб, а полковник А.М.Игнатьев занимался в основном проблемами корейских коммунистов и был ключевой фигурой в создании северокорейского партийного аппарата, "крестным отцом" Трудовой партии Кореи. Заметная роль в советской политике в Северной Корее принадлежала и группе сотрудников 7-го отдела Политуправления 25-й армии. В советской армии "7-е отделы" занимались пропагандой на войска и населения противника, а случае оккупации той или иной территории советскими войсками именно они обычно отвечали за поддержание контактов с местными властями. В большинстве своем эти люди имели неплохое образование, и неплохо разбирались в местной политике. Из этих офицеров следует упомянуть Г.К. Меклера и В.В.Ковыженко (последний был по образованию японистом). Вообще говоря, в первые послевоенные годы советская политика в Корее определялась в основном местными военными властями. Конечно, важные решения утверждались ЦК, однако в целом решающую роль в стране играли военные. Порою высшие партийные инстанции сами не имели достаточной информации о положении дел в Северной Корее. В 1948 г. сотрудники международного отдела ЦК даже официально жаловались Суслову на то, что военные власти и "аппарат политического советника" (то есть местное представительство МГБ) плохо информируют Москву о происходящих в Корее событиях. {* 5} Нетрудно заметить, что среди тех людей, которые волею обстоятельств в конце лета 1945 года оказались вершителями судеб Северной Кореи не было никого, кто до этого занимался бы вопросами международных отношений и внешней политики, не говоря уж о проблемах Кореи и стран Дальнего Востока. Насколько автор может судить из проведенных им бесед и доступных ему документов, 25-я армия готовилась к предстоящим действиям в Корее, рассматривая их как чисто военную операцию, в то время как политический ее аспект полностью игнорировался. Похоже, что так же обстояло дело и на более высоком уровне. Состояние советского практического корееведения к 1945 году было плачевным. До войны решающую роль в выработке советской политики по отношению к Корее (надо сказать, довольно пассивной) играл аппарат Коминтерна и те, довольно многочисленные, специалисты из числа советских корейцев, которые тогда работали в армии, разведке, внешнеполитических ведомствах. Однако в 1937šг. все советские корейцы были насильно выселены с Дальнего Востока. Партийные работники и военные корейского происхождения были в своем большинстве арестованы и погибли в тюрьмах. Одновременно была почти полностью разгромлена Корейская секция Коминтерна, уцелело лишь несколько человек, находившихся в это время на нелегальной работе в самой Корее, Манчжурии и Японии. Масштабные расправы прошли и в соответствующих отделах разведывательных служб, также в значительной части состоявших из советских корейцев. Поскольку тогда Корея находилась под властью Японии, всем им, как легко можно догадаться, было предъявлено обвинение в шпионаже в пользу Японии. Спастись смогли только единицы, да и то лишь в результате чрезвычайно счастливого стечения обстоятельств. {* 6} Несколько больше повезло тем, кто был подальше от особо опасных в те годы военно-политических проблем: партийным функционерам, администраторам, педагогам, научно-техническим специалистам. Кое-кто из них избежал расправы, и даже после переселения, уже в Средней Азии, продолжал занимать достаточно заметные посты. Многие из них впоследствии работали и в Корее, сыграли свою (зачастую немалую) роль в ее истории, но в первые месяцы после Освобождения никого из этих людей там еще не было. Правда, в составе советских войск было некоторое количество военнослужащих, корейцев по национальности. По большей части это были те корейцы, что к моменту переселения 1937 года жили вне Дальнего Востока, избежали статуса спецпереселенцев и в силу этого могли служить в армии. Однако мне не попадалось свидетельств о том, что кто-то из них привлекался советским командованием для решения сколь-нибудь серьезных политических вопросов. В отдельных случаях они могли быть переводчиками - и не более того. Похоже, что когда 25-я армия вступила на территорию Северной Кореи, в ее составе не было ни одного квалифицированного специалиста по этой стране. Отсутствовали даже и переводчики с корейского: армия готовилась воевать с японцами и корейский фактор вообще не принимался всерьез. В ходе подготовки к корейской кампании эта страна рассматривалась как театр военных действий, а не как арена будущих политических схваток. Фактически руководители 25-й армии почти ничего не знали о той стране, полновластными правителями которой они, почти неожиданно для себя, вдруг оказались. Показательно, что даже важнейшее политическое решение - поручить оккупацию Кореи частям 25-й армии - было принято, как можно понять из воспоминаний ее командира И.М.Чистякова, только около 25 августа, то есть уже после окончания боевых действий. В этот день командующий 1-м Дальневосточным фронтом маршал К.А.Мерецков вызвал И.М.Чистякова и, сообщив ему об этом решении, предложил на выбор два возможных места будущей дислокации штаба: Хамхын и Пхеньян. И.М. Чистяков выбрал Пхеньян. {* 7} Возможно, это полуслучайное решение предопределило положение будущей северокорейской столицы. Надо сказать, что чем бы ни руководствовался И.М. Чистяков в своем выборе (скорее всего, решающую роль сыграли чисто военные соображения), но с позиций сегодняшнего дня он представляется достаточно удачным: из всех городов, оказавшихся в советской зоне оккупации, Пхеньян был не только крупнейшим, но и одним из старейших. Вдобавок, этот город являлся и одной из исторических столиц Кореи, что также отчасти придавало некоторую легитимность разместившемуся там правительству. Однако, повторяем, И.М.Чистяков тогда вряд ли был осведомлен обо всех этих деталях. Говоря о деятельности советских властей на территории Северной Кореи за весь период от их освобождения страны и до провозглашения КНДР, следует иметь в виду, что стоявшие перед ними задачи можно было разделить на две взаимосвязанные, но все-таки весьма отличающиеся друг от друга группы: экономические и политические. В экономическом отношении советские власти должны были поддерживать функционирование северокорейской экономики, обеспечивать потребности населения в продовольствии и товарах первой необходимости, организовать проведение неотложных восстановительных работ и поддержание общественного порядка. Это было непростая задачей. Отступая, японцы нанесли корейской экономике огромный ущерб. По подсчетам советского командования, неоднократно цитировавшихся в советских публикациях, из существовавших к тому времени на территории Северной Кореи 1034 мелких и средних предприятий были выведены из строя 1015. {* 8} Кроме того, большинство среднего и практически весь высший технический персонал состоял из японцев, которые либо выехали из страны к моменту вступления туда советских войск, либо не собирались в ней оставаться и в буквальном смысле слова "сидели на чемоданах". Необходимо было и навести порядок, не в последнюю очередь -- среди собственных солдат. Как ни прискорбно, но поведение советских войск в начальный период оккупации было далеко не образцовым. Многочисленные свидетели отмечают, что первые дни пребывания советских частей в Корее ознаменовались рядом, мягко говоря, неприятных происшествий, и что мародерство со стороны советских солдат было если и не массовым, то весьма распространенным явлением. Эти обвинения вполне можно было бы считать тенденциозными и продиктованными пропагандистскими соображениями, если бы они не исходили частично и от тех, кто относился к Советскому Союзу и к его корейской политике достаточно доброжелательно. {* 9} Автору этих строк во время его бесед с пожилыми корейцами приходилось и самому слышать о случаях мародерства со стороны советских войск в первые недели оккупации. Однако решительные меры, принятые советским командованием уже в сентябре, позволили восстановить порядок среди своих войск. Главными задачами для советского руководства являлись, конечно, политические. Советское командование должно было провести то, что в западной и южнокорейской литературе довольно метко называется "коммунизацией" страны {* 10}, то есть обеспечить приход к власти того режима, который бы в наибольшей степени устраивал советское руководство. Было бы преувеличением считать, что у советских оккупационных с самого начала имелся какой-то план или программа действий. Возможно, что поначалу Москва не исключала того, что оккупация Кореи будет только кратковременной. Однако начиналась Холодная война. Логика глобальной конфронтации, равно как и стремление "помочь прогрессивным силам", не оставляли творцам советской политики особого выбора: уже к началу 1946 г. стало ясно, что и интересы Советского Союза, и "прогресса" (как их понимали тогда в СССР) требовали создания в Северной Корее просоветского режима. Корея всегда воспринималась как потенциальный плацдарм для атаки на Советский Союз со стороны Японии. После 1945 г. Япония превратилась в передовую американскую базу, и это сделало создание "защитного буфера" в Северной Корее весьма актуальным. Разумеется, Советский Союз не возражал бы и против установления дружественного (желательно -- коммунистического) правительства на всем Корейском полуострове. Однако было ясно, что США вряд ли допустят подобного поворота событий. Посему Советский Союз уже зимой 1945/46 гг. приступил к созданию сепаратного северокорейского правительства. Справедливости ради надо отметить, что и американские власти на Севере занимались примерно тем же самым, и примерно в такие же сроки. Итак, главной целью советской политики было создание дружественного СССР режима. Строго говоря, такой режим вовсе не обязательно должен был быть коммунистическим и, уж тем более, не было особой надобности копировать тогдашние советские порядки с той тщательностью, с которой это делалось во всех странах, оказавшихся под советским контролем после победы СССР во Второй мировой войне. Однако в большинстве этих государств советская сталинская политическая и экономическая система оказалась скопированной вплоть до мелочей. Особой политической необходимости в этом не было, но само это копирование вполне объяснимо. Во-первых, те, кто реально отвечал за проведение советской политики в оккупированных странах, сами считали советскую систему чуть ли не венцом творения, а в ее наибыстрейшем утверждении во всех концах Земли видели кратчайший путь к достижению всеобщего процветания. Возможно, что не все они были искренни, но выражать какие-либо сомнения на сей счет было делом весьма опасным. Во-вторых, главной опорой советских войск почти повсюду становились местные коммунисты, для которых Советский Союз служил недосягаемым идеалом, а все существовавшие там формы политической и общественной организации -- безусловно образцовыми и находящимися вне критики. Порою местные коммунисты были, так сказать, "большими католиками, чем папа римский", и копировали московские образцы даже более ревностно, чем хотелось их советским советникам. {* 11} Ситуация в Корее не была чем-то уникальным. Похожее положение существовало не только в Корее, но и во многих других государствах, оказавшихся к концу войны под контролем советских вооруженных сил. Однако обстановка, сложившаяся в Корее к 1945 г., во многом отличалась от той, что существовала в странах Восточной Европы. Во всех странах Восточной Европы к моменту прихода туда советских войск уже существовали местные коммунистические партии. В некоторых странах они представляли из себя немалую силу, в других же были малочисленны, но существовали они везде. Поэтому в Восточной Европе при осуществлении политики "советизации" советское военное и политическое руководство опиралось преимущественно на местных коммунистов и их организационные структуры. В Корее на первых порах это было почти невозможно. Коммунистическое движение в Корее было очень слабо и, вдобавок, почти не имело связей с СССР. Компартия Кореи, созданная в 1925 г., еще в 1928 г. была распущена специальным решением Исполкома Коминтерна. Причиной этого необычного шага стали раздиравшие партию фракционные распри. Немногочисленные разрозненные коммунистические группы существовали в глубоком подполье в тридцатые году, но почти все они действовали в южной части страны. Влияние коммунистов в Северной Корее было незначительным, подавляющему большинству народа местные коммунистические лидеры были абсолютно неизвестны. Куда большим авторитетом пользовались правые националисты, но и они не представляли из себя серьезной сплоченной политической силы. В силу этого советским властям пришлось создавать себе искусственную опору. Они не могли ограничиваться поддержкой местных коммунистических групп, но был вынуждены активно формировать эти группы сами. Одновременно, советские власти старались достичь взаимопонимания с местными националистами, которых поначалу казалось возможным привлечь на свою сторону. Главным и общепризнанным лидером националистов на Севере в 1945 г. был Чо Ман Сик, которого в то время часто называли "корейским Ганди". Чо Ман Сик родился в 1882 г., в детстве получил традиционное конфуцианское образование, но позднее перешел в христианство. Он закончил юридический факультет японского Университета Мэйдзи, в Пхеньяне же он работал директором школы и активно участвовал в националистическом движении, решительно выступая за ненасильственное сопротивление колонизаторам. В двадцатые годы Чо Ман Сик стоял у истоков движения за экономическое самоусиление, был руководителем ряда крупных националистических организаций. Особую известность он приобрел во время войны, когда японские власти попытались заставить корейцев сменить свои традиционные фамилии на японские. Чо Ман Сик демонстративно отказался это сделать. {* 12} В момент, когда стало известно о капитуляции Японии, Чо Ман Сик находился вне Пхеньяна, но получив это известие, он тут же прибыл в город и днем 17 августа сформировал там орган местного самоуправления, который стал называться Южнопхенанским комитетом по подготовке независимости. Произошло это с молчаливого согласия японской администрации. Японцы понимали неизбежность ухода из Кореи и стремились обеспечить максимально возможную стабильность на те несколько дней, которые должна была занять эвакуация. В составе Комитета была 9 отделов (общий, охраны общественного порядка, пропаганды, просвещения, экономики, финансов, повседневной жизни, местного управления и иностранных дел). Кроме самого Чо Ман Сика, в Комитет поначалу входило двадцать человек, в большинстве своем представлявших различные националистические организации. Только трое его членов были коммунистами: Ли Чу Гн (зав. общим отделом), Хан Чэ Док (зав. отделом пропаганды) и Ким Кван Чжин (без конкретного поручения). {* 13} В то же время за бортом этого административного органа казались наиболее влиятельные деятели северокорейского коммунистического подполья того времени: Хен Чун Хек, Ким Гн Бом и Пак Чон Э. Как отмечает Э. ван Ри, это слабое, по сравнению с Сеулом, представительство коммунистов в самодеятельных органах местного самоуправления в целом отражало реальную особенность политической ситуации в Пхеньяне: заметно большее, чем в Сеуле, влияние правых сил. {* 14} В свете последующих событий это может показаться парадоксальным, но Пхеньян в августе 1945 г. был оплотом правых, в то время как в Сеуле коммунисты тогда были если не ведущей, то очень заметной политической силой. Пхеньянский комитет не был уникальным явлением: в течение второй декады августа подобные органы корейского самоуправления возникать повсеместно, как на Севере, так и на Юге Кореи. Иногда это происходило под контролем, а то и по прямой инициативе советских военных (в Наджине, Унги, Чхонджу и иных портах восточного побережья), чаще - совершенно самостоятельно, в условиях образовавшегося после ухода японцев вакуума власти, а временами - даже параллельно с еще продолжавшей функционировать колониальной администрацией. Вне зависимости от конкретных обстоятельств своего возникновения, эти комитеты появлялись достаточно спонтанно и пользовались широкой народной поддержкой. Во главе их обычно становились авторитетные деятели националистического движения, но и влияние коммунистов там было, особенно на Юге, достаточно заметным. На первых порах эти органы местного самоуправления носили самые разные названия: "комитеты по подготовке к восстановлению государственности", "комитеты обеспечения порядка", "национальные административные комитеты" и.т.д. Однако вскоре, с сентября, за ними окончательно закрепилось наименование "народные политические комитеты". В южнокорейской историографии принято считать, что это название было введено в обиход советским властями. {* 15} Видимо, так оно и было, очень уж слово "народный" было популярно в советском политическом лексиконе тех лет ("народная демократия", "народная армия" и т.п.), но нельзя полностью исключить и того, что первым этот термин употребил кто-то из корейских коммунистов, а уж потом понравившееся название закрепили за всеми вновь образующимися органами самоуправления. С октября 1945 г. народные политические комитеты стали именоваться просто "народными комитетами". {* 16} Как только 26 августа в Пхеньян, ставший временной столицей Северной Кореи, прибыл штаб 25-й армии, депутация Южнопхенанского комитета по подготовке независимости встретилась с советским командованием. Сначала члены Комитета попытались установить контакт с самим И.М. Чистяковым, но тот от обстоятельной беседы уклонился. Как сам он написал в своих воспоминаниях: "После короткого разговора я понял, что проблем тут так много, и они так сложны, что без товарищей из Военного Совета нам... не обойтись". {* 17} Скорее всего, профессиональный военный И.М.Чистяков решил не связываться с чисто политическими делами, которые по тем суровым временам могли казаться и достаточно небезопасными. Поэтому он перепоручил контакты с северокорейцами своему комиссару Н.Г.Лебедеву. На встрече, состоявшейся 28 или 29 августа, произошла беседа члена Военного Совета 25-й армии Н. Г.Лебедева с представителями Комитета по подготовке независимости, носившая ознакомительный характер. {* 18} На ней руководители Комитета обратились к советскому командованию с просьбами о помощи в решении текущих дел, состоялось взаимное знакомство. В ряде западных и южнокорейских работ содержится иная версия того, что произошло тогда: утверждается, что на встрече присутствовал генерал И.М. Чистяков, который потребовал изменить состав Комитета и ввести в него коммунистов. {* 19} Судя по всему, здесь существуют определенные неточности. С большой долей уверенности можно утверждать, что И.М. Чистяков вовсе не участвовал во встрече 29 (28?) августа. Об этом вполне определенно говорил и он сам (в своих мемуарах), и Лебедев (в беседах со мной). Оснований не верить им в данном случае нет никаких: они могли бы умолчать о том, что произошло на встрече, но не самом участии в ней Чистякова. Сомнительно и предположение Э. ван Ри о том, что в действительности заявление И.М.Чистякова о необходимости введения в состав Комитета коммунистов могло быть сделано им во время его первой встречи с членами Комитета {* 20}, ибо к тому времени у И.М.Чистякова совсем не было никакой информации о том, что происходит в стране, да, вдобавок, надо учесть и его откровенное нежелание "лезть в политику", которое достаточно хорошо чувствуется даже в мемуарах. Скорее всего, заявление с требованием преобразовать Комитет по подготовке к восстановлению государства в Народный комитет и провести в связи с этим изменения в его составе было сделано от имени советского командования (очень возможно, что даже от имени И.М.Чистякова), но не лично им, а кем-то другим, вероятнее всего - Н.Г.Лебедевым. Не исключено также, что это требование было высказано не во время встречи 29 августа, а несколько позднее, в первых числах сентября. Косвенным подтверждением последнего предположения служит то обстоятельство, что ни Н.Г.Лебедев, ни И.М.Чистяков, говоря о встрече 29 (28?) августа, не упомянули преобразование комитета среди обсуждавшихся на ней вопросов. В то же время первая встреча с членами Комитета дала Лебедеву возможность поближе приглядеться к ним. Чо Ман Сик произвел на Н.Г.Лебедева особо неприятное впечатление. Это отношение чувствуется и в его докладе И.М.Чистякову, который впоследствии тот сам привел в своих воспоминаниях, чувствовал его и автор этих строк во время своих бесед с Н.Г.Лебедевым. Вот как, например, передает И.М.Чистяков слова Н.Г.Лебедева о поведении Чо Ман Сика: "Во время беседы Чо Ман Сик сидел в кресле неподвижно, с закрытыми глазами. Можно было подумать, что он спит. Лишь изредка, молча, еле заметно Чо Ман Сик кивал головой в знак согласия или качал головой, возражая. Вел он себя как старший по возрасту среди присутствовавших, видимо, полагая, что чем меньше будет говорить, тем выше будет его авторитет". {* 21} Поведение Чо Ман Сика было вполне понятно и обычно для любого высокопоставленного пожилого корейца, будучи главой делегации и, до некоторой степени, всей местной администрации, он, в соответствии с вековыми корейскими стереотипами, мог и даже должен был вести себя только так. Однако подобное поведение не могло вызвать симпатий у советских офицеров, привыкших к иному стилю отношений. Тем не менее, на первых порах советская администрация не оставляла надежды привлечь на свою сторону Чо Ман Сика, который, как было ясно всем, являлся на тот момент самой популярной политической фигурой в Пхеньяне. Осенью 1945 г. советские офицеры неоднократно встречались с лидером северокорейских националистов и пытались уговорить его встать во главе формирующейся северокорейской администрации, но все эти переговоры шли очень трудно. {* 22} Человек весьма правых взглядов, с неприязнью относившийся к коммунистам, Чо Ман Сик если и был согласен сотрудничать с советскими властями, то только на своих, довольно жестких, условиях, которые предусматривали, в первую очередь, сохранение за ним немалой автономии. Тем не менее, именно Чо Ман Сик был поставлен во главе "Административного бюро 5 провинций" - временного органа самоуправления на территории Северной Кореи, об организации которого было объявлено 8 октября 1945 г. на организованной советскими властями встрече представителей народных комитетов 5 провинций Северной Кореи. Создание этого органа было примечательно еще и потому, что оно являлось первой советской попыткой сформировать своего рода северокорейское "протоправительство". Предпринимавшиеся на первых порах попытки привести к власти в Пхеньяне человека, не слишком тесно связанного с коммунистическим движением, имели под собой определенные основания как доктринального, так и практического характера. Во-первых, развертывающиеся тогда на Севере процессы рассматривались как "народно-демократическая", а не "социалистическая" революция. Считалось, что она должна была решать лишь национальные и общедемократические задачи, и таким образом создать условия для перехода к собственно социалистическим преобразованиям. Поэтому во главе режима на данном этапе было предпочтительнее иметь деятеля националистического направления, хотя и "прогрессивного". {* 23} Во-вторых, советскому командованию приходилось учитывать, что влияние коммунистов, особенно на Севере, было невелико. Поэтому представлялось весьма желательным опереться на авторитет Чо Ман Сика и других известных националистических лидеров и попытаться работать с ними. Поэтому в Северной Корее, как и в некоторых странах Восточной Европы, советские власти взяли курс на создание коалиционного режима, в котором коммунисты играли бы заметную роль, но все равно действовали бы в тесном сотрудничестве с "прогрессивными" националистами. Такой режим мог стать переходом к чисто коммунистическому режиму (именно в таком качестве он, скорее всего, и мыслился), однако этот переход мог занять не один год. Одновременно с попытками создать какие-то зачатки новой, просоветски ориентированной местной власти, советское военное командование занялось и организацией собственного аппарата управления. На первых порах представителями советского командования на местах были военные коменданты, но они в своем подавляющем большинстве были кадровыми офицерами и ни по своему опыту, ни по подготовке никак не подходили для решения многочисленных и весьма сложных политических и хозяйственных задач. Поэтому в начале октября была создана Советская Гражданская Администрация, которая взяла на себя все текущее управление хозяйственной и политической жизнью Северной Кореи. Официально Советская Гражданская Администрация, которую мы далее будем сокращенно именовать СГА, была создана 3 октября 1945 г. {* 24} Ее руководителем был назначен А.А.šРоманенко, но вся ее деятельность протекала под постоянным личным контролем Т.Ф.šШтыкова. Несмотря на свое название, Советская Гражданская Администрация была чисто военной организацией, все ее сотрудники были кадровыми офицерами Советской Армии. В тех случаях, когда СГА требовались специалисты (например, переводчики с корейского), их находили в СССР, потом призывали в ар