Так как при входе в Академию наук пришельцев обыскали и изъяли у них передающую аппаратуру, связь с ними на этом этапе прервалась, что не вызвало тревоги, так как и этот вариант был просчитан и предусмотрен. Переговоры затянулись. Видно, интерес к галактической миссии был так велик, что команда корабля успела пообедать и отдохнуть. В шестнадцать часов, когда на "Руке дружбы" обсуждали меры, должные вызвать у аборигенов чувство преклонения перед могуществом пришельцев, над кораблем появилась эскадрилья самолетов. Поочередно пикируя на корабль, самолеты сбросили несколько атомных бомб. Несмотря на то, что бомбы были относительно первобытными, обшивка корабля не выдержала, и в мгновение ока корабль и люди, находившиеся внутри, испарились. Новость эта ввергла в шок всю Галактику. Несмотря на то, что сотрудники Центра галактических контактов доказывали, что цивилизация Валетрикса не обладает исключительной агрессивностью и ни один компьютер не смог бы предсказать столь нелепую и бесчеловечную реакцию на миссию доброй воли, гнев общественности против сотрудников, не предотвративших гибель людей, был настолько велик, что весь Центр был вынужден подать в отставку. Тем временем началась эпопея по спасению капитана и психолога экспедиции. Помимо чисто гуманных соображений, за этой эпопеей скрывалось жгучее желание разгадать тайну гибели "Руки дружбы". Как известно, капитана корабля спасти не удалось, так как он был ликвидирован. Но психолог остался жив, его удалось отыскать и вывезти с Валетрикса. Как из его показаний, так и из сведений, принесенных микроразведчиками, мы имеем полную картину событий, происшедших на той планете, и считаем своим долгом ознакомить с ними Галактику во избежание повторения трагедии. Часть вторая. Разгадка Серапион Неклыс не смог одолеть университетского курса. Изгнанный из университета, он устроился преподавать словесность в торговое училище, где чувствовал себя обойденным и униженным. Но у него было увлечение. На жалкую свою зарплату он купил телескоп. Цель этой покупки была простой. Неклыс еще в школе надеялся когда-нибудь открыть звезду, которую назовут его именем. Теперь же открытие такой звезды казалось ему единственным выходом из тупика. Неопрятный внешний вид, физическая нечистоплотность, высокий, визгливый голос и настойчивый взгляд фанатика усугубляли его одиночество, а отсутствие женской привязанности освобождало ему ночи для того, чтобы проводить их у телескопа. Телескоп был слабеньким, никакой звезды в такой не откроешь, и с годами Неклыс все более утверждался в отчаянном убеждении, что он жертва заговора, направленного на то, чтобы закопать в землю его талант. Неклыс не высыпался, кричал на учеников, даже, говорят, бил девочек. По жалобе родителей одной из его жертв Неклыса выгнали из училища. Его делом занимался инструктор Управления обучения по имени Резет, человек махонького роста, страшно амбициозный, отлично изучивший основные труды Вождя и слывший грозой проштрафившихся педагогов. Когда Неклыс предстал пред грозные очи карлика, тот полагал, что столкнулся с обычным делом: невежда и истерик заслуживает лишь одного -- изгнания. Но уже в первую встречу Неклыс произвел на Резета сильное впечатление. Он ни в чем не каялся, ни в чем не чувствовал себя виновным. Вместо этого он утверждал, что современная астрономия находится в руках проходимцев и врагов государства, что астрономы открыли за последние годы массу новых звед, однако скрывают их от народа и за большие деньги продают зарубежным врагам, которые и пожинают лавры первооткрывателей. Резет отказался подписать приказ об увольнении Неклыса, и тот вернулся в училище, к вящему удивлению своих коллег и учеников. А тем временем Резет написал статью в одну из газет о самородке, который на крыше своего скромного дома открывает новые звезды. Резет рассчитал правильно. В те годы на Валетриксе много писали о талантах, вышедших из глубин народа. И неудивительно: самым ярким из них считался сам Вождь, который, по официальной версии, будучи бедным сапожником, смог заочно закончить университет и одновременно готовить революцию. Это было ложью, потому что он был не сапожником, а сыном фабриканта сапог, да и в революции не участвовал. Он вышел на сцену потом, когда революционеры боролись за наследство Первого Вождя. О народных талантах писали много. Большой известностью пользовался безногий инвалид войны, который научился танцевать. Он был взят в труппу Главного театра и назначен ведущим солистом. Его редкие выступления проходили под бурные овации, хотя инвалид танцевать, естественно, не умел. Специально для него писались балеты со статичным главным героем. Знаменитостью стала одна бездарная певица, которая вывела новую породу пингвинов. Был создан центр разведения пингвинов, и певица обещала с помощью пингвиньего мяса решить продовольственную проблему в государстве. Правда, пингвинье мясо никто есть не хотел. Да и было его не много: пингвины плохо размножались в умеренном климате. Расчет Резета был верен. Учителя словесности, который открывает во славу Вождя новые звезды, заметили, и он перестал ходить в класс. Он сидел теперь на крыше круглые сутки и смотрел на небо в сильный телескоп, приобретенный ему в подарок по подписке среди родителей учащихся и педагогов. Как-то ночью к нему поднялся Резет. Резет стал редактором городской газеты, купил новый костюм и понимал, что пора придумать инициативу, прежде чем затопчут завистники. -- Слушай, Серапион,--сказал он, сидя на табуретке рядом с телескопом и глядя невооруженным глазом на звезды.-- Где же обещанные звезды? -- Телескоп слаб,--сказал Серапион, не отрываясь от окуляра. -- Неужели ни одной так и не открыл? -- Открыл несколько,-- сказал Неклыс.-- Но оказалось, что они уже перехвачены. -- Другие перехватили? -- Главная обсерватория. -- А мне звонили из Дома. Наш Сам прочел статью. Спрашивает: чем порадуешь? -- Буквально на днях,-- сказал Неклыс. -- Может быть, завтра. Я как раз сейчас рассматриваю одно подозрительное созвездие. -- Большую звезду рассматриваешь? -- Шестнадцатой величины. Слабенькую. -- Слабенькая не годится,-- сказал Резет. -- Не понял. -- Нам нужна большая звезда. Которую может увидеть каждый дурак. -- Но они все открыты! -- Я зря на тебя сделал ставку,-- сказал Резет, попыхивая сигаретой.-- Ты труслив и глуп. -- Откуда я ее тебе найду? Резет встал и протянул указательный палец к зениту. -- Это что? -- спросил он. -- Это главная звезда созвездия Медальона. В сказках ее называют звездой Печали. -- Отлично,-- сказал Резет.-- Вот ее ты и откроешь, голубчик. -- Это невозможно! -- Для нас нет ничего невозможного. -- Надо мной будут смеяться. -- Не посмеют,-- сказал Резет,--потому что ты дашь ей имя. -- Нельзя! У нее есть имя! -- Это старое, изжившее себя имя. Отныне открытая тобой звезда будет называться звездой Вождя. Ясно? -- Ничего не ясно! -- Неклыс был в отчаянии. Но Резет сверкнул в темноте вставными золотыми зубами и простучал высокими каблуками, сбегая по деревянной лестнице. На следующий день городская газета на первой странице поместила трогательный рассказ о том, как простой человек из народа, талант и умелец, смог найти и открыть звезду Вождя. Звезду, которую проглядели академики и профессора и которую, разумеется, не открыли зарубежные враги. Каждый желающий может увидеть эту звезду. Трудно представить, какой шум поднялся в тот день в научных кругах. Как хохотали над глупым редактором и жуликом-любителем! Сотни возмущенных и издевательских писем пришли в газету. В коридорах журналисты показывали желающим на маленького Резета, который завтра вылетит с работы из-за крайнего идиотизма. Резет все слушал и молчал. Он сделал ход, который мог стоить ему головы. А мог снести много чужих голов. Через два дня в газете было опубликовано краткое письмо Вождя, в котором тот изъявлял личную благодарность астроному-любителю Серапиону Неклысу и предостерегал в будущем от подобных инициатив, так как скромность не позволяет Вождю принимать знаки внимания со стороны народа. Газета еще набиралась в типографии, а потрясенные сотрудники проползали мимо кабинета Резета на четвереньках. Более сообразительные с утра принесли ему списки тех, кто посмел ставить под сомнение открытие и гениальность главного редактора. Резет выгнал с работы всех непокорных и заслал их на изумрудные рудники. Он мог это сделать, потому что был назначен Господином культуры и науки и получил прямую трубку для связи с Господином правопорядка. В Главной газете было напечатано коллективное письмо академиков и профессоров, которые поздравляли нового академика Серапиона Неклыса, человека из народа, с эпохальным открытием. Были срочно напечатаны новые атласы звездного неба и сделано гневное представление посольствам иностранных держав, которые не откликнулись на переименование. Академики и профессора шептались по углам, жаждали справедливости и писали анонимные письма Вождю, в которых пытались восстановить истину. Авторов выявляли по почерку. Директор Центральной обсерватории Серапион Неклыс продолжал с прежней настойчивостью проводить ночи за телескопом, в чем ему теперь помогали две тысячи научных сотрудников. Многие вельможи государства приезжали к нему и кто просьбами, кто за деньги, выражали желание, чтобы он открыл для них хоть по маленькой звездочке. Некоторым Неклыс подарил по астероиду. Но не больше. "Звезда в небе может быть одна", -- любил он повторять с улыбкой. Неклыс приоделся, жил теперь в большой вилле, где при нем числились секретари, аспиранты, стенографы, охрана и любовница, на которую у директора Обсерватории не хватало времени. Так прошло два года. Все привыкли и к новой звезде, и к новому положению друзей. Но их враги не дремали. Они собирали силы. Как-то в университетском журнале появилась статейка, которая ставила под сомнение научную компетентность Неклыса, правда, не оспаривая справедливости того, что самая яркая звезда на небе носит имя Вождя. Редактора того журнала сняли и арестовали. Но сам по себе сигнал был симптоматичен. Затем на одной конференции сразу три недобитых академика принялись задавать Неклысу провокационные вопросы, на которые он не стал отвечать. Но вопросы были заданы, а академики, как ни странно, ушли из зала живыми. Через час Резет позвонил Господину правопорядка и поинтересовался, почему академики до сих пор на свободе. На что получил сухой ответ: -- Потому что их не за что сажать! -- Но они же поставили под сомнение?! -- А может, правильно поставили? И Господин правопорядка, которого, очевидно, опутали своими сетями агенты врагов, повесил трубку. Резет, Неклыс и их ближайшие соратники собрались на вилле Неклыса, чтобы обсудить тревожный симптом.. Настроение у всех было подавленное. Говорили, что некий прохвост проник к Вождю и обещал ему открыть целое созвездие. Еще говорили, что старый президент академии потребовал, чтобы Неклыса подвергли экзамену за курс средней школы. И Вождь всех слушал. И молчал. -- Нужна идея,-- сказал Резет.--Если мы не найдем идеи, которая сокрушит врагов, нам не жить. -- Я не хотел,-- сказал Неклыс, который в последние дни с тоской вспоминал недавнее время, когда он сидел на крыше училища у слабенького телескопа. -- Твоих желаний уже не существует,-- сказал Резет. --Ты историческая фигура и исполняешь волю судьбы. И если ты упадешь, то увлечешь в пропасть всех нас. Ропот ужаса прокатился по толпе сторонников. Некоторые стали подвигаться к дверям, собираясь улизнуть и сообщить миру, что их патрон -- самозванец. -- Может, и в самом деле открыть созвездие Вождя? -- спросил заместитель Неклыса. -- Глупо,--оборвал его Резет.-- Созвездия Вождю уже предлагали. Думайте, думайте! -- Черт побери! -- Неклыс вскочил с кресла и принялся бегать по кабинету.-- Если бы небо было твердым, я бы продырявил на нем звездами имя Вождя! -- Стоп! -- крикнул Резет. -- Не обращай внимания,-- отмахнулся Неклыс--Я в переносном смысле. -- Переносного смысла не бывает,-- сказал Резет. Его узкая длинная головка уже лихорадочно работала. -- Может, в этом наше спасение. -- В чем? -- Все астрономы, в том числе и наши, твердят, что Вселенная бесконечна,-- сказал Резет.-- И звездам нет числа... С этими словами он выбежал из кабинета, и тут же за окном взревел его автомобиль. Астрономы вскоре разошлись. Многие полагали, что Резет сошел с ума. Другие спешили покаяться. На следующее утро в Главной газете появилось открытое письмо Вождю. "Дорогой Вождь! -- говорилось в нем.-- Вот уже несколько лет я, руководствуясь Вашими идеями, веду тщательные наблюдения за звездным небом. Если бы не Ваша постоянная забота и поддержка, мне бы никогда не удалось сделать тех открытий, которыми теперь по праву гордится отечественная наука. Однако в последнее время положение в астрономии категорически ухудшилось. Сплотившиеся враги патриотического направления в астрономии полностью продались зарубежным авторитетам и перекрывают воздух тем ученым, которые во главе со мной пытаются отстоять ценности, лежащие в основе веры наших пращуров. Я должен довести до Вашего сведения, что, движимые низкопоклонством перед врагами, наши лжеастрономы взяли на вооружение лживые теории иностранного монаха Перника и сожженного возмущенным народом реакционера Джубруна, которые внушали людям, что наша Валетрикс не центр Вселенной, а лишь одна из многих планет. Это измышление, подхваченное реакционерами всех мастей, полностью опровергается жизненным опытом народа и его здравым смыслом. Новый сокрушительный удар эта лжетеория получила в последние годы, когда Вы лично возглавили передовое и прогрессивное человечество. Уже одного этого факта достаточно, чтобы убедиться в том, что Валетрикс является центром Вселенной. Но перникисты-джубрунисты ставят под сомнение центральность нашей планеты, намекая таким образом, что на каждой из планет может родиться Вождь, подобный Вам. Так как предательские воззрения перникистов-джубрунистов разделяются Академией наук, а мне, как и другим истинным патриотам, закрыт путь к истине, прошу уволить меня и позволить вернуться к моему скромному телескопу, чтобы искать в твердыне неба знаки моей правоты. Бывший начальник Главной обсерватории, академик Серапион Неклыс". Вся страна, весь мир хохотали над этим письмом. Даже ученики младших классов не могли удержаться от издевок. Неклыс в панике примчался к Резету и кричал в подвале, куда его быстро увел идеолог: -- Ты меня опозорил! Мне теперь все закрыто! Мне стыдно выйти на улицу!.. -- Я все продумал. Выбора не было, -- вздохнул Резет. -- Я пошел на риск. -- Но почему подписано моим именем? -- Потому что ты большой ученый, а я маленький политик. Лучше выпей! Резет и Серапион в тот день напились до безобразия, пели песни, крушили мебель. В таком состоянии их застал фельдъегерь из Дома. Он привез ответ Вождя. Ответ был краток: "Работайте спокойно". Через полгода в Академии наук прошла дискуссия о принципах строения Вселенной. К тому времени Резету, который занял по совместительству пост Господина правопорядка, удалось лишить жизни и свободы наиболее упрямых сторонников множественности миров и бесконечности Вселенной. Остальные трепетали. Но, несмотря на то, что исход дискуссии был предрешен и вся пресса государства с энтузиазмом поддержала прогрессивную позицию Серапиона Неклыса, среди астрономов и даже физиков нашлось несколько идиотов, которые старались поставить под сомнение народную мудрость. После дискуссии, которая приняла историческое постановление "Считать небо твердым!", упомянутых ретроградов отправили на изумрудные рудники. Небо стало твердым, и никто уже в этом не сомневался. Дети в школе учились по учебникам, в которых доступно доказывалось, что Валетрикс -- единственная планета в мире, потому что в нем есть место лишь одному великому Вождю. Так как наука должна была развиваться далее, Неклыс периодически выступал с новыми смелыми идеями. Последней из них было предложение объединить усилия астрономов и артиллеристов: построить такую пушку, чтобы она могла дострелить до неба и пробить его твердь. Но не просто пробить, а выбить в нем ряд отверстий, которые вкупе читались бы как имя Вождя. И тогда каждый житель планеты, выходя вечером на улицу, сможет обратить взор к небу и согреть сердце лицезрением любимого имени. Вождь дал согласие на эксперимент. Три года ушло на строительство пушки, и ресурсы государства были напряжены до предела. Великое свершение было не за горами. На четвертый год пушка выстрелила, а когда дым рассеялся, оказалось, что в небе не возникло новой дырки. Артиллеристы, прежде чем их расстреляли, утверждали, что им всучили неправильные данные о расстоянии от Валетрикса до небосвода. Но Резет и Неклыс убедительно доказали Вождю, что артиллеристы неправильно прочитали чертежи. Были набраны новые артиллеристы, и началось строительство новой пушки, втрое больше первой. И именно в эти месяцы, полные голодного энтузиазма и благородных лишений, на большом поле возле столицы неожиданно опустилось некое яйцеобразное сооружение, из которого, как донес в Дом начальник патруля, вышли люди, умеющие говорить на нашем языке и утверждающие, что они прибыли с другой планеты. Двоих из них вскоре доставили в Дом. Там с ними беседовал сам Вождь. При беседе присутствовали Резет и Неклыс. -- Вы утверждаете,--сказал Вождь, старчески шагая по мягкому ковру,-- что прибыли с другой планеты? -- Совершенно точно,-- ответил капитан "Руки дружбы". -- Как же вы могли это сделать,--Вождь улыбнулся своей известной каждому ребенку лукавой и доброй усмешкой и почесал седые бакенбарды,-- если небо, как известно, твердое? -- Не может быть! -- воскликнул психолог Галактического центра.-- При вашем уровне цивилизации вы должны находиться на пороге космических полетов и давно уже знать, что Вселенная бесконечна. Вождь покосился на Неклыса, Неклыс в растерянности -- на Резета. -- Мы все это слышали,-- вздохнул Резет. Он был страшно перепуган. Этот разговор мог оказаться последним в его жизни.-- Нам об этом давно твердили враги. К счастью, наша наука опровергла реакционные бредни. -- И все же,-- вежливо сказал капитан,-- мы прилетели. -- Если бы вы пробили наше небо,-- задумчиво произнес Вождь,-- в нем образовалась бы дыра. А дыры нет. Нет? -- с этим вопросом он обратился к Неклысу. -- Нет дыры,-- согласился тот. Он пытался сообразить, не лучше ли покаяться сейчас, чем ждать, пока покаяния из него выбьют. -- Ты что-то хотел сказать? -- спросил проницательный Вождь. -- Мы не рассматривали вопрос,-- сказал Неклыс, дрожа коленями,-- есть ли Вселенная за пределами твердого неба. Не исключено... -- Исключено, исключено! -- завопил Резет, который был умнее своего друга.-- Там ничего нет! -- А если было,-- тихо сказал Вождь, -- то за пределами могли бы появиться иные вожди. Ваши слова, Неклыс? -- Это Резет написал! -- признался астроном.-- Я не хотел. Вождь будто и не услышал этих слов. Он обратился к капитану "Руки дружбы": -- Вы продолжаете настаивать на том, что Вселенная бесконечна? -- И число населенных миров в ней велико, --терпеливо ответил капитан. -- А вы? --вежливо спросил Вождь у психолога. -- Я не хотел бы углубляться в дискуссию,--сказал тот. Он был ученым и хотел сначала понять глубину заблуждений и убежденности своих оппонентов.-- Не исключена иная точка зрения. -- Увести их,--сказал Вождь. Затем обернулся к Резету.-- А их яйцо стоит? -- Еще стоит,-- сказал взбодрившийся Резет. -- Тогда вы знаете, что делать. На Неклыса он не смотрел. Вечером того же дня Резет был снова принят Вождем. -- Ну, что нового? -- спросил Вождь, стоя у окна и глядя в сад. -- Случилось несколько происшествий,-- сказал Резет.-- Некоторые настолько драматичны, что я опасаюсь... -- Говори. -- Сегодня при учебном атомном бомбометании случайно уничтожено инородное тело, что упало с твердого неба,-- сказал Резет. -- И что? -- Тело разрушено, и все погибли. -- Жаль,-- сказал Вождь.-- Есть ли жертвы среди мирного населения? -- Минимальные, -- ответил Резет. -- Назначить родственникам пенсии,--сказал Вождь. --Что еще? -- Из двоих сумасшедших, которые пытались настаивать на лживых теориях, один застрелен при попытке к бегству. -- Ага,-- согласился Вождь.-- Это тот, что упорствовал. -- А второй жив. Я буду беречь его на случай, если Вам захочется с ним побеседовать. -- Разумно,-- сказал Вождь, -- мне всегда интересны чужие идеи. Это все? -- Все. -- Тогда идите и еще подумайте,-- сказал Вождь, так и не обернувшись. Резет послушно покинул кабинет Вождя. Он был грустен. Он поехал на виллу к Неклысу. Они долго говорили, вспоминали молодость. Затем Резет вернулся в Дом. Он позвонил снизу. Вождь не спал. Он читал. Он только спросил: -- Что у вас еще? -- Несчастье,--сказал Резет.--Напоровшись на нож в припадке безумия, погиб наш ведущий астроном Серапион Неклыс. -- Я искренне скорблю,-- сказал Вождь.-- В официальном сообщении не надо упоминать о безумии. Это грубо. Достаточно сердечного приступа. И учтите, я буду на похоронах. Так что обеспечьте безопасность. Рассказывают, что у гроба Серапиона Неклыса Вождь уронил слезу. ВСТРЕЧА ПОД РОВНО Суус шел впереди. Он был в длинной белой бурке генерала Скобелева, из-под которой выглядывал, цепляя за траву, конец казачьей шашки. Он насвистывал марш конногренадеров. Настроение было чудесным. А какое еще может быть настроение у дипломника школы десантников, которому удалось сбежать с квантовой механики именно в такой светлый и яркий весенний день? Хил топал сзади, вращал острым носом, словно дулом бластера, ожидая засады коварных смугляков. На шее у него болтался вырезанный из пластика и покрашенный тушью Железный крест. -- А ну держитесь, злобные турки! -- зарычал Суус и принялся размашисто рубить шашкой крепкие прямые стебли грутисов. Желтые гроздья щедро сыпались на бурую весеннюю траву. На секунду солнце заслонила тень орбитальной станции Всеобщих искусств. Видно было, как точками на фоне ослепительно синего неба к ней слетались флаеры и питекоры. Через час начнется симфонический концерт гармонического совершенства. -- Ну и тоска! -- вдруг сказал Суус.-- Все сделано, все совершено, все рассчитано! Скорей бы улететь отсюда -- и за дело! -- Ты знаешь, что ждет нас сегодня после высококалорийного ужина?-- усмехнулся Хил. -- Нечто ужасное? -- Будем разбирать роковой поступок двух мальков из подготовительной секции, которые умудрились истоптать клумбу у видеотеки. -- И тем нарушили экологический баланс нашего садика,--с преувеличенным отвращением в голосе простонал Суус. Они сели на краю заброшенного шоссе. Между бетонных плит пробивались мягкие иглы рюсы. -- Хорошо, что в Галактике еще столько всего не сделано,-- сказал Хил.-- На наш век хватит. -- Представляешь, -- Суус расстелил на траве белую бурку и лег на нее, глядя в небо.-- Встретимся мы с тобой лет через сорок-пятьдесят. Космические волки... -- Вершители. -- Носители справедливости! -- Высшей справедливости. -- Гармонии мироздания! -- Облеченные тайным знанием высшей цели! И оба расхохотались и принялись тузить друг дружку под шум двигателей слишком низко летевшего рейсового капсюль-модуля "Экватор -- полюс"... Третий день лил дождь. Капли срывались с осиновых листьев, и те, сбросив тяжесть холодной воды, вздрагивали и распрямлялись. У лесного аэродрома партизан не было. Когда они кончили расчищать поле и утрамбовывать кочки, их под конвоем десантной группы СМЕРШ увели в чащобу. Там, в землянках, они будут ждать. Может, еще понадобятся. В двадцать три сорок, с опозданием в две минуты, послышался гул моторов. Солдаты, сидевшие сгорбившись под плащ-палатками у костров, подчиняясь засверкавшему из-под старой ели фонарику, плеснули на дрова бензин и зажгли костры. "Дуглас" вышел низко из-за вершин и сразу пошел на посадку. Еще минуту или две можно было слышать над головой жужжание истребителей сопровождения. Винты "Дугласа" еще вращались, когда на поляну выбежали рассыпаясь веером, тени солдат из спецгруппы. Люк "Дугласа" открылся, из самолета на мокрую траву упал овал тусклого желтого света. Трап звякнул об округлый борт и прижал траву. Человек, появившийся вслед за пилотом в люке, остановился, вглядываясь в темноту. -- Все в порядке,-- сказал майор. И его слова были заглушены очень громким в этой тиши треском мотора немецкой трофейной танкетки. В танкетке было сыро и зябко. Очень трясло. Сталин долго старался раскурить трубку, но спички гасли. Майор, сидевший рядом, тщетно старавшийся не дотронуться плечом, протянул зажигалку, сделанную из винтовочного патрона. Сталин молча взял ее, но курить расхотелось. -- Сколько ехать? -- спросил он. -- Сейчас будет дорога,-- ответил майор. Танкетка задрала нос, влезая на насыпь. Сталин навалился на майора. Он ничего не сказал, но майор ответил: -- Ничего. -- Сигналят,-- сказал водитель танкетки. Танкетка замерла. -- Это они? -- спросил Сталин. -- Две вспышки. Одна. Еще две. Они,-- сказал майор. Сталин молча потянулся к люку. Майор помог открыть его. Ему хотелось что-то сказать. Он с трудом сдерживался. -- Не волнуйтесь,-- сказал Сталин.-- Ждите, как условлено. Я буду через два часа. Сталин прошел несколько шагов к темному пятну на серой мокрой дороге. Остановился. Достал из кармана плаща зажигалку майора. Но закуривать снова не стал. Спиной он чувствовал взгляд и страх майора. У низкого черного "мерседеса" стояли люди в черных блестящих плащах. Блеском плащей и неподвижностью они казались продолжением машины. Один из них ловко и даже щеголевато распахнул дверцу. Сталин не смотрел в их лица. Дверца захлопнулась. "Мерседес" сразу заурчал. Сталин отметил про себя, что рессоры у "мерседеса" лучше, чем зисовские. Ехали минут сорок. Рядом со Сталиным сидел офицер в блестящем плаще. Длинные, тяжелые кисти рук лежали смирно на коленях. Сталину был виден циферблат его часов с зеленоватыми фосфоресцирующими цифрами. Один раз пришлось остановиться у пропускного пункта. Человек рядом с водителем опустил стекло, и сразу стало свежо. Он сказал пароль. Сталин не прислушивался. Когда доехали до места, у Сталина затекла нога. Выйдя из "мерседеса", он чуть не вскрикнул от неожиданной боли. Пошатнулся. Офицер в блестящем плаще успел подставить ладонь, и Сталин оперся на нее. Перед глазами оказались петлицы офицера. Блеснули кубики. Сталин подумал, что надо будет по возвращении ознакомиться со знаками различия СС. Хотя эта информация вряд ли пригодится. Гитлер встретил его на лестнице бункера. Дверь сверху звякнула, вдвигаясь в стену. -- Здесь никого нет,-- сказал Гитлер.-- Только мы с тобой. Раздевайся. Дай я тебе помогу. Гитлер повесил плащ Сталина на вешалку из оленьих рогов. Стены бункера были серые. Посреди низкой, длинной комнаты без окон стоял стол, на котором лежала большая оперативная карта. -- Мой Шапошников отдал бы полжизни, чтобы поглядеть на это,-- сказал Сталин. Они обнялись. За те месяцы, пока они не виделись Гитлер изменился . Под глазами мешки, щека дергается. -- Ты тоже не помолодел.--Гитлер угадал мысль Сталина.-- Иди сюда. Они прошли в следующее помещение. Там стоял черный кожаный диван и несколько кресел. На низком столе странное сочетание: бутылки вина, сока, молоко в хрустальном графине. -- Ухаживай за собой сам,-- сказал Гитлер. --Тут есть твое вино. -- А ты все такой же трезвенник? -- спросил Сталин. -- Мне бы надо подлечиться,-- сказал Гитлер.-- Здесь не врачи, а костоправы. Кликуши какие-то. -- Потерпи,-- сказал Сталин. Он налил полный бокал Кинсмараули. Он все еще никак не мог согреться. В бункере было тепло, но холод путешествия въелся в кости. -- Как добрался? -- спросил Гитлер. -- Нормально. Даже вздремнул в самолете. -- На "Дугласе" летел? -- спросил Гитлер. -- Да. 34 -- Тебя засекли,--сказал Гитлер.-- Мне доложили. Хорошо, что сначала доложили, а потом хотели сбить. -- У меня были неплохие истребители,-- сказал Сталин.-- Асы. -- "Яки"? -- Это военная тайна, -- улыбнулся Сталин. Теперь можно было закурить. Гитлер поморщился. -- Ты и табачного дыма не выносишь? -- Это вредно,-- сказал Гитлер. -- Мы стареем,-- сказал Сталин.-- Как наши? -- Я почти никого не вижу,-- сказал Гитлер.-- Была депеша Ямамото. Он недоволен Макартуром. -- Я еле отговорил Мацуоку,--сказал Сталин,-- ударить по Дальнему Востоку. У него странные идеи. -- А ты не задумывался, -- сказал Гитлер,-- как образ жизни, повседневное окружение нас переделывают? Мы начинаем всерьез относиться к своим обязанностям. -- Ко мне это не относится,-- сказал Сталин. -- Правильно, пускай этим занимаются аналитики дома,--сказал Гитлер. -- Я страшно стосковался по дому,-- сказал Сталин. -- Осталось три года,-- Гитлер осторожно налил из графина в стакан молока.-- Здесь молоко хорошее. Коровы едят лесные травы. -- Тебе три. Мне, вернее всего, куда больше. Боюсь, как бы не все десять. -- Я вернусь, постараюсь тебя вытащить,-- сказал Гитлер. Они прошли в большую комнату, к столу. -- Я не согласен с центром,--сказал Сталин.-- Поэтому и просил тебя о встрече. -- Я понял,-- ответил Гитлер.-- И даже подозреваю, о чем будешь просить. Сталин постучал трубкой по середине карты. Искра упала на карту, и Гитлер быстро смахнул ее на пол. -- Это Сталинград,-- сказал Сталин.-- Я тебе его не отдам. -- Но в центре полагают, что ты должен остановить меня у Урала,-- заметил Гитлер. -- А сам ты что думаешь? -- Эгоистически я с тобой согласен,-- сказал Гитлер.-- Взятие Сталинграда продлит войну еще на полгода. Значит, я на полгода позже буду дома. И я боюсь, что просто не доживу. -- Эгоистически,-- повторил Сталин.-- Сейчас речь идет не о твоем эгоизме, Хил, мой мальчик. -- Каковы твои аргументы? -- Мы выполнили демографические требования центра,-- сказал Сталин.-- Я сам просчитал недавно: начиная с 1914 года Россия потеряла пятьдесят миллионов человек, почти половину населения. -- Русские быстро плодятся,-- сказал Гитлер. -- Ты тоже внес свою лепту. -- Не намного больше, чем планировалось, -- Им хорошо сидеть у компьютеров,--сказал Сталин с неожиданной горечью.-- Страна дошла до предела! Когда мы планируем уничтожение в Японии самурайства и раскидываем японский офицерский корпус, как носитель генетики самурайства по островам Тихого океана, чтобы истребить его руками Макартура, я вижу в этом четкую задачу прогресса. Когда мы катастрофически ослабляем Россию, понимая, что в ином случае она станет угрозой дальнейшему развитию земной цивилизации, что она сожрет западные демократии, я иду на это. Когда мы подрываем и уничтожаем германский милитаризм, устраивая первую мировую войну, поощряя фашизм, кидая твои армии в мясорубку, мне тоже ясна логика центра. Но сейчас наступил перебор. Уничтожение моих армий под Сталинградом, ликвидация населения в Поволжье и Закавказье уже не дают прогрессивного эффекта. Не исключено, что твои армии дойдут до Урала и Средней Азии -- а ведь именно туда мы отправили те умы страны, что пригодятся для будущего... -- Юпитер, ты сердишься, значит, ты неправ,-- тихо сказал Гитлер.-- Человек не в состоянии соревноваться с компьютером. Этому нас, мой Суус, учили в школе. Ты стал с возрастом сентиментален. Боюсь, что ты стал отожествлять себя со страной, куда тебя кинули. Ведь порой приятно быть кумиром, живым богом, признайся. -- Я недавно видел хронику. Ты на трибуне. Гадкое зрелище. Ты буквально беснуешься. -- Видишь, я задел тебя за живое,-- сказал Гитлер. -- Выпей молока. Здесь коровы едят лесные травы. -- Ты повторяешься. Сталин смотрел на карту. -- Это удивительная и страшная планета,-- сказал Гитлер.-- Будь моя воля, я бы снял ее со списка прогресса. Пускай они сами себя сожрут. Чего стоит этот болезненный культ тиранов! Чем больше людей ты уничтожаешь, тем больше тебя воспевают. -- В этом отношении ты по сравнению со мной мальчишка. -- Может быть. Потому и трубы в честь тебя гремят громче. Они стояли и смотрели на карту. Потом Гитлер сказал: -- Тебе пора. -- Ты когда свяжешься с центром? -- спросил Сталин. -- Сегодня ночью, -- сказал Гитлер. -- И я поддержу твою просьбу. Мне так хочется домой... Гитлер проводил Сталина до лестницы. -- Помнишь, мальчишками мы мечтали о подвигах и боях? -- Мы тогда не знали, как пахнут реки крови,-- сказал Сталин. -- Но мы не делаем великое и благородное дело,-- сказал Гитлер.-- Когда-то, достигнув гармонии, земная цивилизация воспоет нас... уже не как тиранов. -- Трудно,-- сказал Сталин. -- Я поддержу твою просьбу. Сталин вышел под дождь. "Мерседес" стоял у самого входа в бункер. Плащ не успел высохнуть, и от него было холодно и гадко. Далеко-далеко, под невидимыми сквозь тучи звездами нарастал смутный гул. "СБ" идут, подумал Сталин. Я вчера приказал совершить налет на Берлин и почти забыл об этом. А они идут. Немецкие офицеры замерли, глядя в небо. Уже в танкетке, возвращаясь к партизанскому аэродрому и отворачиваясь от майора, которого вдруг одолел кашель, Сталин вспомнил, что надо бы увеличить пайки писателям, эвакуированным в Чистополь. Но за делами он все время об этом забывает. Впрочем, если те писатели вымрут, найдутся другие. В сущности, это мелочь. Они сидели на краю заброшенного, забытого шоссе. Между старых бетонных плит росли кусты рюсы. В лучах закатного солнца вспыхивал искоркой высоко летевший питекор. Суус сорвал травинку и принялся жевать ее. -- Знаешь, о чем я тоскую? -- сказал он.-- О глотке хорошего грузинского вина. -- Не могу разделить твоей тоски,-- сказал Хил. Здоровый образ жизни и несколько удачных операций сделали свое дело. Он казался куда моложе, чем тридцать лет назад, осенью 1942 года по христианскому летоисчислению, в бункере под Ровно. -- Мне мысли о той планете отвратительны. -- Я знаю почему, -- сказал Суус, поглаживая седые усы -- он не смог отказаться от них, вернувшись домой.-- Потому что ты потерпел поражение. Помнишь, ты укорял меня за то, что я начал на каком-то этапе ассоциировать себя с социумом, которым я руководил?; -- Не в поражении дело. Мне всегда был гадок строй, который я вынужден был создать, и маска, которую я носил. Хил лег на спину и прищурившись смотрел в яркое синее небо. -- Может быть,-- сказал он после паузы,--виной тому страх. Страх смерти в апреле сорок пятого. -- Наши тебя еле успели вытащить,-- сказал Суус.-- А какие новости с Земли? -- Ты знаешь. -- Знаю. Но думаю, что мы делаем ошибку. -- Нет, я разделяю позицию центра. -- Но столько усилий! Столько жертв! Если я не ошибаюсь, там за эти годы погибло шестнадцать наших с тобой коллег. -- Семнадцать,--сказал Хил. -- Такие жертвы -- и все впустую! Нет, контакт прерывать было нельзя! -- В нашем большом деле бывают ошибки,-- сказал Хил.-- Если цивилизация генетически тупиковая, дальнейшие жертвы бессмысленны. -- Значит, мы плохо с тобой работали. -- Мы с тобой хорошо работали.-- ответил Хил. -- Мы отдали Земле лучшие годы жизни. Мы старались... -- По расчетам центра, когда они себя уничтожат? -- Через двадцать лет... -- Черт возьми! -- сказал по-русски Суус.-- Полжизни за бокал кинсмараули! -- Тебе надо показаться психиатру, Суус,-- сказал наставительно Хил. СТАРЕНЬКИЙ ИВАНОВ Разумеется, он не всегда был стареньким. Это он только в последние годы стал стареньким. Его койка стоит в убежище рядом с моей, и он мне показывал свои детские фотографии. Иван Иванович, серьезный, худенький, одетый почему-то в девичье платьице, сидит на коленях у массивной женщины в большой шляпе и с выходящим из живота обширным бюстом. -- Похож;? -- спросил Иван Иванович. -- Похож,-- сказал я. -- И всегда был похож,--сказал Иван Иванович.-- А это моя мать. Она меня воспитывала в бедности, но строгости. Папа нас оставил в младенчестве. С первого взгляда ясно, что иначе воспитывать она не умела. Историю своей интересной жизни Иван Иванович рассказывал мне не по порядку. Теперь же, когда его нет среди нас, я разложил его воспоминания в хронологическом порядке. И мне открылись некоторые любопытные закономерности. 1917 год Иван Иванович встретил гимназистом последнего класса. Он был хорошим учеником, но не блестящим, и потому его любили учителя. В классе он ни с кем не дружил, потому что друзей ему подбирала мама, а ему хотелось дружить с другими. Самое яркое воспоминание того года -- получение премии за перевод Овидия. На демонстрации Иван не ходил, потому что мама велела ему получить достойный аттестат зрелости, полагая, что он пригодится при любой власти. К тому же Иван Иванович всегда боялся толпы. Он был невелик ростом, худ и очкаст. Таких бьют первыми при любом народном возмущении. В 1918 году Иван Иванович поступил на службу. Аттестат не понадобился. Он был делопроизводителем в Москульттеапросвете, но ездить на работу было далеко. Они с мамой жили на Сретенке, а учреждение располагалось на Разгуляе. Так что когда Иван Иванович увидел объявление о том, что делопроизводители требуются в Госзерне, что помещалось напротив клиники Склифосовского, он перешел туда. Впервые его исполнительские способности проявились именно там. То есть способности были и ранее. Иван Иванович был аккуратен, вежлив и тих. Он никогда не выступал на собраниях и чурался общественной деятельности. У него была одна всем известная слабость. Смысл жизни для Ивана Ивановича заключался в получении премий. Обычно он работал от сих до сих. Правда, добросовестно. Но если он узнавал, что за такое-то задание положена премия, он мгновенно перевоплощался. Он готов был просиживать на службе ночами, он мог своротить Гималайские горы, совершенно независимо от размера этой премии. Само слово "премия" вызывало в нем внутренний ажиотаж, подобно тому как словом "щука" можно свести с ума заядлого рыболова, а запахом водки -- алкоголика. В период нехватки продовольствия произошел первый случай из длинной череды подобных, который обратил на исполнителя внимание руководства. -- Если кто-нибудь из вас, архаровцы, придумает, как отыскать эшелон с пшеницей, что затерялся на пути между Белгородом и Москвой,-- сказал начальник подотдела Шириков, заходя в большую гулкую комнату, где сидели тридцать сотрудников подотдела,--он получит премию. -- Я найду,-- сказал тихий Иванов, приподнимая худой зад над стулом. -- Только мне надо выписать мандат. В комнате засмеялись, а начальник подотдела -- товарищ Шириков, однорукий матрос с "Ретвизана", сказал: -- Зайди ко мне. Иванов под хихиканье коллег прошел за перегородку, где проницательный Шириков сказал: -- Если не шутишь, бери мандат, и чтобы через д