с другой головой дракона. Один из клыков аборигены предложили в подарок короне Егг, и тот с благодарностью принял этот дар. Мой отец сказал короне Егг, что зубы дракона - знак победы над чудовищем и эти первобытные охотники, вне всякого сомнения, припишут себе (в глазах одноплеменников) победу над страшным зверем. Чтобы как-то продолжить беседу, мой отец присел на землю и сорванной ветвью нарисовал на земле графическое выражение теоремы, которую у вас, на Земле, называют пифагоровой. Аборигены не выразили никакой радости при виде теоремы, отчего мой отец предположил, что геометрия им еще не знакома. Наконец аборигенам надоело ждать. Один из них отнял у моего отца веточку и с ее помощью пририсовал к системе треугольников хвост и зубастую морду. Получился дракон. После этого аборигены собрались уходить. И, несмотря на предложения путешественников подвезти их до деревни или пещеры, аборигены ушли. Корона Егг и мой отец сочли неправильной попытку преследовать аборигенов и возвратились на корабль, чтобы рассказать о встрече товарищам и после совета с ними выработать программу розыска аборигенов и вступления с ними в контакт. Однако ни в этот день, ни в следующий, несмотря на очень тщательные поиски, аборигены обнаружены не были. Экспедиция буквально прочесала всю планету, но безрезультатно. Не только аборигенов - даже никаких следов разумной жизни не нашлось. Пришлось покинуть планету ни с чем. И загадка осталась бы нераскрытой, если бы через некоторое время после возвращения в столице нашей планеты не происходила большая межпланетная конференция по вопросам примитивных цивилизаций. Мой отец присутствовал на этой конференции. И вот представьте себе изумление моего отца, когда один из делегатов системы планет, именуемой Сферидами, в своем докладе остановился на одном весьма любопытном и загадочном случае. Вот что он рассказал. Некоторое время назад на одной из планет (далее следовали координаты, насторожившие моего отца) находилась группа с отдаленной системы, связанной со Сферидами. Эта группа выбрала заведомо необитаемую планету, чтобы снять фильм о происхождении разумной жизни. Фильм должен был быть приключенческим, игровым. Во время съемок два актера, одетые в шкуры, как и положено первобытным людям, углубились в чащу, надеясь найти местное чудовище, зубы которого - материал для изготовления модных сувениров. Но случилось так, что не они обнаружили чудовище, а чудовище обнаружило их и внезапно напало. Неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы не неожиданное появление аборигенов планеты, убивших чудовище. В ходе беседы обнаружилось, что аборигены (сфотографировать их не удалось, а описание, сделанное не подготовленными для этой цели актерами, оказалось противоречивым и неопределенным) достигли некоторых успехов. Например, они были знакомы с началами геометрии. После этой встречи киногруппе пришлось срочно покинуть планету, ибо она имела разрешение работать лишь на необитаемых планетах, - контакты с вновь открытыми цивилизациями являются привилегией специалистов. Далее, как рассказал докладчик, произошло нечто таинственное. Через некоторое время после получения доклада киногруппы на планету вылетела специальная экспедиция. Экспедиция, обыскала всю планету в поисках разумной жизни, однако ничего обнаружить не удалось. Таким образом антропологам всей Вселенной брошен вызов: разгадать очередную тайну космоса. После окончания доклада перед удивленной аудиторией появился мой отец. Он скромно попросил слова и, давясь от смеха, сообщил о встрече с актерами. Так тайна была разгадана. А не будь моего отца среди делегатов, так и мучились бы антропологи. Так бы и кочевала из учебника в учебник курьезная ошибка, проистекающая от недостаточного знакомства представителей различных миров друг с другом". Рассказ был подписан: "Корона Аро". Девиз: "Не считай себя умнее других". Павлыш вычеркнул подпись, оставил девиз. Хота это и не играло роли. Вряд ли кто-нибудь на корабле не догадался бы, кто автор рассказа. 9 Павлышу удалось вернуться к своему рассказу лишь после обеда. Он написал на листе бумаги: "Меня нет. Вернусь не раньше, чем через двадцать минут" - и повесил объявление на двери. Теперь никто его не побеспокоит. Пришлось перечитать написанное, кое-что уже забылось. Наконец Павлыш снова вернулся в свежую осень частично придуманного, а в чем-то существовавшего в памяти приморского городка. "- Расскажи еще что-нибудь о Муне, - попросила меня Нина. - Трудно. Забывается. Все забывается. Остаются какие-то детали, сцены, интересные только мне и, может, еще кому-то. Остальное переходит в книги, статьи, воспоминания, написанные другими, приобретает самостоятельную жизнь и становится чужим. Я помню почему-то ночную дорогу к "Сегеже", вспышки выстрелов из-за скал, чей-то крик... В очерках это звучит совсем иначе. - Но ты сказал о ком-то другом, кому интересны твои воспоминания. Я ответил не сразу. Я смотрел на море. Оно было синим, почти фиолетовым. По самому горизонту голубой стрелкой промелькнул рейсовый катер. - Это девушка? - спросила Нина. - Да, - ответил я. - Она болгарка. Ее зовут Снежиной. Она тоже была на корабле. - Ты любил ее? - Не знаю. Мы с ней как-то сидели на берегу моря. На Муне. Только там приходится сидеть в скафандрах высокой защиты. Это было за день до отлета. Нам было весело. Весело, оттого что мы вдвоем. Мы совершили преступление. Мы украли с корабля сигнальную капсулу. Это не очень страшное преступление, потому что это была не последняя капсула. Мы написали записку, дурацкую записку о том, что спасать нас не надо, что нам хорошо. Потом включили двигатель, и капсула взлетела, накаляясь, превратилась в: звездочку, пропала в тучах. - Как бутылка в море, - сказала Нина. - Ну да, мы так и думали. Мы тоже живем в море, только оно бесконечное. И капсула будет долго носиться по его волнам. А может быть, ее когда-нибудь прибьет к берегу - к незнакомой планете. А может быть, ее подберет проходящий корабль. - Смотри, инженер едет, - сказала Нина. Аэрокар спустился на песок, разогнав любопытных крабов. Инженер махал нам рукой из люка, чтобы мы поторопились. Мы побежали по мосткам, и старые доски гнулись и скрипели от каждого шага. Мы влезли в тесную кабину. - На Сухуми? - спросил инженер. - Вы не раздумали? - Как договаривались, - сказал я. Говоря так, я вновь перенесся на Муну, снова увидел серое море, низкие рваные тучи, Снежину, стоящую рядом, и свирепые волны, кидавшиеся к ее ногам. Аэрокар поднялся в воздух и развернулся на юг, к Кавказу. - Смотрите, - сказала Нина. - Звезда падает. Близко от нас, прочертив золотую дорожку на фоне потемневшего неба, упал метеорит. - Вестник чужих миров, - сказала Нина. На приборном щите вспыхнул огонек монитора. - Это не метеорит, - сказал инженер. - Это, наверно, спутник. Видите, сигнал. - Подберем? - спросил я. Инженер кивнул. Аэрокар пошел к месту падения тела. - Ой! - сказала вдруг Нина. - А если это сигнальная капсула? - Может быть, - равнодушно сказал инженер. - Только вряд ли. Их перехватывают на внешних планетах. Нина смотрела на меня. И почему-то мне тоже захотелось поверить, что это сигнальная капсула, которая вернулась домой. Нина была права. Сигнальная капсула покачивалась на волнах, и на крышке ее ритмично вспыхивал огонек. Капсула требовала, чтобы ее подобрали. Аэрокар завис над самой водой. Я высунулся в люк и вытащил капсулу из воды. Она была тяжела и с трудом оторвалась от волн. Эта была точно такая же капсула, как та, которую мы запустили со Снежиной с Муны. Положив капсулу на пол аэрокара, я посмотрел на Нину. Глаза ее были огромны, и в них сияло восхищение перед встречей с чудом, перед Необычайным. И это чувство, это волнение вдруг передалось мне. - Ну что же вы ее не открываете? - спросила Нина. - Зачем? - услышал ее вопрос инженер. - Мы ее отдадим в Сухуми на космопункт. Это их дело - вскрывать капсулы. Нина смотрела на меня, ждала поддержки: - Откроем, - сказал я. - Ничего не случится. Любопытно все-таки. - Ты же знаешь, что этого делать нельзя, - сказал инженер. - Что у нее внутри? А если вирус попал? Чужой. - Нет там никакого вируса, - сказала Нина. - Я знаю, что там. - Что? - спросил инженер. - Записка. - Может быть, - согласился инженер. - Может, даже сигнал бедствия. Нина не стала ждать. Она повернула крышку, положила ее рядом с капсулой. - Как внутреннее отверстие открыть? - спросила она. - Вы все-таки решили? - спросил инженер. - Ну, как хотите. Он не оборачивался, смотрел вперед, где из синевы на горизонте вылезали розовые вершины Кавказских гор. - Да, - сказала Нина. Я показал ей, на какую кнопку надо нажать. Почему-то я ощущал странную слабость. Я знал, что этого не может быть, и в то же время понимал: это та самая капсула, которая догнала меня, вернула меня в прошлое, которое никуда не делось, которое рядом. И пусть Снежина забыла обо мне, пусть она сейчас за несколько тысяч километров от меня, - от прошлого никуда не денешься. Оно остается в тебе, как бы ты ни старался себя обмануть. - Как жалко, - сказала Нина. - Капсула пустая. - Нет, - сказал я. - Если в ней записка, то она находится в боковом отделении. Вот здесь. И я достал записку. Нина положила мне руку на плечо, будто успокаивая, будто приобщаясь к чуду. - Дай погляжу, - сказал инженер. Я ничего не ответил, пока не прочел записку сам. - Смотри. Все ясно, - сказал я. - Ошиблись адресом. Это отчет о затмении Юпитера, - на поясе астероидов. Сигнальные капсулы - один из видов связи между лабораториями. Затмение прошло восемь месяцев назад. Нина смотрела в окно, на белые полоски пены, исчеркавшие синюю воду. Аэрокар пошел на снижение, огни Сухуми притягивали его. ...Я сказал, что мне жарко, и вышел покурить на веранду. Вечер в ресторане был испорчен, и я тому виной. Инженер не понимал, в чем дело, подозревая, что мы поссорились с Ниной и не хотим сознаться. Я курил на веранде. Толстые шершавые виноградные листья покачивались у самых глаз. Только самый наивный дурак поверит, что капсула за три года может преодолеть расстояние в девяносто три световых года. Только последний дурак... Я спустился на улицу, заказал аэрокар и, не попрощавшись со спутниками, поднялся в воздух. Я летел на восток, к Памирскому институту, где работала Снежина. Я понял, что эти три года я шел к ней. Три года и три часа. Три часа лету от Сухуми до Памира в маленьком аэрокаре". Девиз: "Память". - Все, - сказал сам себе Павлыш. - Мы молодцы, хотя можно было бы написать лучше. Павлыш улегся на койку с рассказом в руках. Прочел его, кое-где поправил. Теперь можно полностью отдаться редакторским обязанностям. 10 - Есть ли еще желающие сдать рукописи? - спросил Павлыш, заглядывая в кают-компанию. - Неужели мало? - удивился Малыш. - Я думал, у тебя вся каюта завалена рукописями. - Так и есть, - сказал Павлыш. - Но мы, авторы, можем потесниться. - Знаешь что, - сказал Малыш. - Ты бы скорее выпускал альманах в свет. А то начнется торможение, забудем о литературном творчестве. - И то верно, - сказал Лещук. - Читать нечего. - Ну хорошо, - сказал Павлыш. - Если что еще будет, заносите ко мне в каюту. А я пока схожу к Бакову. Старпом был на мостике. - Алексей Иванович, - сказал Павлыш, - мне нужно тысячу листов хорошей бумаги. - И не надейся, - сказал Баков. - Вы же знаете: для альманаха. - Бумаги осталось две пачки, а она всем нужна. Подходим к Земле, все пишут. И отчеты, и дневники. - Я не спорю, - сказал Павлыш. - И отчеты, и дневники. Но, во-первых, бумаги больше, чем две пачки. В этом я не сомневаюсь. Вы были бы плохим хозяином корабля, если бумаги всего две пачки. - Доктор Павлыш, - сказал Баков, - мы космический корабль, а не летающая канцелярия. Вместо чего вы предлагаете мне возить бумагу? Вместо ваших лекарств? Вместо запасных частей к Мозгу? Вместо зубных щеток? - Ну, а пятьсот листов дадите? - спросил Павлыш. - Зачем так много? - Экземпляров тридцать-сорок надо же сделать. Всем членам экипажа, на космодром, в крупнейшие библиотеки мира, в фольклорный институт, - надо, конечно, тысяч пять экземпляров, но я понимаю ваше положение и прошу всего пятьсот листов бумаги. Одну пачку. Одну. - Нет, - сказал Баков. - И так уже два дня все бегают ко мне за этой бумагой. Сошлись на трехстах листах. Павлыш и этого не ожидал. Еще листов пятьдесят он собрал по каютам. Притащил кипу листов к себе, взял на мостике копировалку. Приготовил все к работе. И тут обнаружил, что стопка страниц, лежавшая на столике, за время его отсутствия несколько увеличилась. Прибавилось еще два рассказа. Пришлось их прочесть. Первый рассказ назывался: "ПОСОЛ НА ГОРОШИНЕ Члены Верховного Труля планеты Локатейпан не были бы так подозрительны, если бы не бесконечные интриги жителей Колатейпана - планеты-близнеца. Обе планеты вращаются вокруг одного солнца, по одной и той же орбите, с одной и той же скоростью. И на той и на другой колесо было изобретено в V веке до их эры и первый воздушный шар поднялся в воздух в 1644 году их эры. И те и другие вошли в контакт с Галактическим центром почти одновременно, то есть Локатейпан первым послал заявление, а Колатейпан первым получил ответ. В Галактике считают, что произошло это по той простой причине, что "К" в галактическом алфавите стоит перед "Л". Но на планетах-близнецах думают иначе. Колатейпанцы полагают, что Галактика таким образом признала их превосходство над Локатейпаном, а локатейпанцы уверены, что Колатейпан перехватил и задержал их заявление. Невозможно перечислить все обиды, которые Колатейпан нанес Локатейпану, тем более что тогда пришлось бы перечислить все обиды, которые Локатейпан нанес Колатейпану. Сказанного достаточно, чтобы понять, почему Верховный Труль Локатейпана, узнав, что с Земли летит к ним посол, испугался, как бы соседи не перехватили посла и не оставили его у себя. - Они могут пойти даже на подмену, - сказал Жул Ев, самый мудрый в Труде. - Они все могут. - Но к ним ведь тоже летит посол с Земли, - сказал молодой оппозиционер-скептик. - А разве мы отказались бы иметь у себя обоих? - резонно возразил Жул Ев. И скептик был вынужден замолчать. Несколько минут члены Верховного Труля молчали и думали. Потом решили: посла надо испугать. Вдруг это не посол с Земли, а заурядный колатейпанец? - Где эксперт по земным обычаям? - спросил Жул Ев. - Позвать его. Привели эксперта. Эксперт прочел все книжки, которые удалось купить или выменять на марки на пролетавших мимо галактических кораблях, и просмотрел все телепередачи, которые транслировались по четырнадцатой космической программе. Эксперт долго думал. Может быть, несколько дней - мы точно не знаем; наконец придумал. - Есть на Земле древний обычай, - сказал он. - Я читал о нем в одной чрезвычайно редкой книге, изданной на аммиачной планете Сугре, но наверняка переведенной с земных языков. - Какой обычай? - Какой обычай? - заволновались члены Верховного Труля. - Когда на Землю попадает неизвестный человек и они, люди, хотят узнать, принцесса ли он (я не знаю, что такое принцесса, но полагаю, что это признак принадлежности к людям), ему подкладывают под перину горошину. - Ну и что? - Если он - принцесса, то утром обязательно пожалуется, что плохо спал и весь покрыт синяками. Он почувствует горошину даже через десять перин. - Замечательно, - сказали члены Труля. - Мы подложим ему горошину, а когда он пожалуется, извинимся и скажем, что не заметили, как она туда попала. На этом бы совещание благополучно окончилось, если бы молодой скептик не спросил у уважаемого собрания: - А что такое горошина? Оказалось, даже эксперт не знает, что такое горошина. Вызвали всех прочих экспертов, но они также не ведали, что такое горошина. Стали рассуждать логически: известно, что у жителей Земли более тонкая и чувствительная кожа, чем у локатейпанцев и колатейпанцев, - пожалуй, это единственное, что их отличает. Значит, надо подложить в кровать к послу такую вещь, которая совершенно не чувствительна для местного жителя, но осязаема для кожи дорогого гостя. Решив так, члены Верховного Труля провели небольшой эксперимент. Принесли десять кроватей и на каждую положили по десять перин. Под перину спрятали по предмету разной величины, формы и степени твердости. Вечером уложили на кровати по локатейпанцу, не сказав им о сущности эксперимента. Утром в присутствии членов Труля и медицинской комиссии подопытных локатейпанцев допросили и осмотрели. Оказалось, что шестеро из них спали спокойно и ничего не заметили, а четверо жаловались на неудобства и синяки. Один из непочувствовавших, однако, испытывал какое-то неосознанное неудобство. Он провел ночь на зерне местного растения, называемого в просторечье - "чертово семя". Выяснив это, члены Труля отнесли "чертово семя" в резиденцию посла и положили под десять перин. Посол Земли Ольга Барышникова, подлетевшая в это время на попутной сирианской ракете к Локатейпану, ничего, разумеется, не знала. Ракетодром был подметен и полит импортным одеколоном. Части национальной гвардии выстроились шпалерами от ракеты до здания космопорта. Играли оркестры народных инструментов, и дети, не успела Ольга спуститься по трапу, поднесли ей букеты местных цветов. Старейший из членов Верховного Труля, достопочтенный Жул Ев произнес небольшую, но прочувственную речь и пригласил Ольгу проследовать к ожидавшему ее автомобилю. - Хорошо ли вы доехали? - спросил Жул Ев Ольгу, когда машина выехала с космодрома и по праздничным улицам столицы поплыла к резиденции земного посла. - Спасибо, путешествие было отличным, - ответила Ольга, раскланиваясь с горожанами. - Мы надеемся, что вам у нас понравится, - сказал Жул Ев. - Я тоже. Я тронута теплой встречей. Она и в самом деле была тронута теплой встречей и, если бы не опасения нарушить какой-нибудь местный обычай, обидеть любезных хозяев, она вела бы себя менее сдержанно. Жул Ев и сопровождающие его лица провели Ольгу по всем комнатам посольской резиденции и с особенной гордостью показали ей спальню - громадное помещение, облицованное мрамором, посреди которого возвышалась под альковом кровать, увенчанная грудой перин. - Это слишком роскошно для меня, - сказала Ольга. - Я, честно говоря, не привыкла к такой роскоши. И, сказав это, тут же поняла, что совершила какую-то ошибку. Жул Ев переглянулся с другим стариком, и, как ей показалось, неодобрительно. И еще Ольга заметила, что молодой локатейпанец бочком-бочком продвигается к кровати, будто хочет залезть под перину. Жул Ев зашипел на него и, чтобы загладить неловкость, представил его Ольге: - Это представитель нашей оппозиции, известный скептик. Молодой скептик Ольге понравился. Только смутили его слова, сказанные вполголоса: - Я вам не завидую. - Так пойдем дальше, - предложил Жул Ев. - Мы еще не осмотрели кухню и библиотеку. Да, локатейпанцы были очень любезны, очень рады, что она прилетела к ним, и все-таки Ольга чувствовала какую-то недоговоренность, шепоток за спиной, взгляды, пролетающие рядом, жесты, не предназначенные для ее глаз. У входа в библиотеку ожидал сухощавый локатейпанец в очках. Взгляд его был тяжел и настойчив. - Наш эксперт по земным вопросам, - сказал о нем Жул Ев. - Не желаете ли с ним побеседовать? - С удовольствием, - ответила Ольга. Она решила не отказывать ни в одной просьбе хозяев, хотя хотелось спать: ракета шла с перегрузками и Ольга устала. - Сколько колонн у Большого театра? - резко спросил эксперт. Вопрос был странным и, по крайней мере, неделикатным. Но Ольга почувствовала, что ее ответу локатейпанцы придают большое значение. А сколько колонн на самом деле? Никогда в жизни ей не приходилось задумываться над этим. Она постаралась представить себе Большой театр, конец на фронтоне, толпу, жаждущую лишнего билетика под колоннами, но сколько же их? Четыре? Нет, больше. Шесть? Семь? Наверняка четное число. - Шесть, по-моему, - сказала она. И по вытянувшимся лицам хозяев поняла, что совершила ошибку. - Хотя я не помню точно, - добавила она, - может быть, и восемь. Как-то не приходилось считать. - Не обращайте внимания на нашего эксперта, - сказал Жул Ев. - Любознательность его когда-нибудь погубит. Ну кому какое дело, сколько колонн у Большого театра! А сейчас мы позволим себе откланяться. Вам следует отдохнуть. И Ольга осталась одна. Ее не покидало ощущение, что за ней следят. Чем же она вызвала неудовольствие хозяев? Чем обидела их? Вроде нет. "Ну ладно. Высплюсь и тогда примусь за работу", - решила она. Но и заснуть ей толком не удалось. Перины, которыми была завалена кровать, оказались податливыми, мягкими, даже слишком мягкими, и она с удовольствием выкинула бы по крайней мере половину перин, но в то же время что-то твердое впивалось в бок, будто спала на камнях. Ольга слишком устала, чтобы подниматься и разыскивать причину неудобства. Она заставила себя заснуть. Ночью ей снилось, что она попала в лавину на Кавказе и камни царапают ей тело. Это была неприятная ночь. И когда Ольга проснулась, она чувствовала себя избитой, невыспавшейся. Она с трудом поднялась и обнаружила, что бока покрыты синяками. "Ну и жизнь у послов, - подумала она. - Надо будет вечером перетряхнуть перины и соорудить себе ложе по вкусу. Ведь придется здесь жить несколько месяцев..." У двери в спальню ждали локатейпанцы. - Как вы спали? - нестройным хором спросили они. - Спасибо, хорошо, - взяла себя в руки Ольга. - Вам ничего не мешало спать? - спросил сурово Жул Ев. - Что вы! - Ольга улыбнулась самой дипломатической из известных ей улыбок. - Я очень благодарна вам за заботу. Я чувствовала себя как дома. - Все ясно, - сказал голос из задних рядов. Голос был недружелюбен. Знакомый оппозиционер-скептик скорчил жалобную мину и старался передать Ольге какой-то знак. Ольга ничего не поняла. - У Большого театра восемь колонн, - сказал протиснувшийся в первый ряд эксперт. - А вот скажите нам: кто построил Тадж Махал? - Что? - удивилась Ольга. - Тадж Махал? - Не знает, - сказал Жул Ев. - Не знает, - повторил мрачный голос из задних рядов. - Она такой же посол, как и я. Толпа угрожающе надвигалась на Ольгу, и та в полной растерянности отступила к двери в спальню, проклиная свою неосмотрительность, проклиная неизвестную ей самой ошибку, которая ставит под угрозу добрые отношения между Землей и Локатейпаном. - Выбросить ее с планеты! - Самозванка! - Колатейпанская шпионка! - Верните нам земного посла! - Остановитесь! - крикнул молодой оппозиционер. - Вы можете совершить непоправимое! - Она не знает, сколько колонн у Большого театра! - возразил голос из толпы. - Ей даже чертово семя нипочем. "Ну вот еще, чертова семени не хватало", - подумала Ольга. Она неосторожно прислонилась к косяку двери и сморщилась от боли. - Что с вами? - крикнул, перекрывая шум сановников, молодой оппозиционер. - Ничего особенного, - силилась улыбнуться Ольга. - Что-то попало под перину и искололо мне бока. "Что я делаю! - подумала она, произнеся эти слова. - Теперь они окончательно возмутятся. Готовили мне резиденцию, готовили, а я вместо благодарности..." - Покажите, - сказал Жул Ев. - Что показать? - Синяки. - Как так? - удивилась Ольга. - Покажите им! - кричал молодой оппозиционер. - Не стесняйтесь. Они подложили вам под перину горошину, чтобы испытать, настоящий ли вы посол. Вы, наверно, слышали о таком методе? Ольга поняла, что локатейпанцы не шутят, и, закатав рукав куртки, показала огромные синяки на руке. - Ура! - закричали локатейпанцы. - Простите нас! - Покажите хоть горошину, - попросила Ольга, стараясь сдержать смех. Жул Ев собственноручно извлек из-под перин горошину. Очень похожую на морского ежа, только чуть побольше размером". Девиз: "Доверие". - Ну, вроде все, - сказал Павлыш. - Писала, наверно, Кирочка. Теперь еще один рассказ. И тоща все. 11 Последний рассказ называется так: "СЛУЧАЙ НА ТРЕТЬЕМ КУРСЕ Помню, был у нас в космическом училище странный случай. Проходили мы практику на недалекой планетной системе. Все планеты в ней были непригодны для жизни, кроме одной. Да и на ней жизнь, можно сказать, только теплилась. Эволюция зашла в тупик. Было на той планете, раскаленной и сухой, несколько водоемов. Возле каждого околачивалось стадо животных, малоподвижных, полностью неразумных. Да и какой стимул мог у них быть к развитию, если род поддерживался с помощью водоема, - напьется чудище из него, тут же делится на два. Таким образом, стадо было застраховано от несчастных случаев. Но увеличиваться оно также не могло - вокруг водоема росли кустики, пригодные в пищу. Как только появлялась в стаде лишняя глотка, кто-то другой должен был помереть: пищи не хватало бы. Но это все присказка. Жили эти животные, не знали хлопот, но тут прилетели люди, устроили базу, стали изучать и саму планету, и ее скудных обитателей. Мы как раз вышли на орбиту вокруг этой планеты, и оттуда, с базы, прилетела одна девушка, - не помню, как ее звали, кажется, Настей. За лекарствами и почтой. С ней обратно на планере мы отправили Витю Умнова, веселого такого парнишку, в соседней группе учился..." На этом месте Павлыш прервал чтение рассказа. Он понял, что уже в первом номере альманаха ему приходилось иметь дело со случаем плагиата. Бродячий сюжет не может быть настолько бродячим, чтобы его вспомнили и записали сразу два члена команды. Кто был одним из них - автором рассказа, лежащего перед Павлышом, доктор догадывался. Стиль и манера повествования выдавали самого капитана. Значит, первый вариант принадлежал кому-то из штурманов или практикантов, неоднократно слышавшему эту историю на мостике и записавшему ее, применив толику воображения. Но прежде чем принимать меры, Павлыш решил дочитать рассказ. Любопытно все-таки, как трактуется тот же сюжет другим автором. "Спустились они на планету неудачно. Планер побили, рацию на кусочки, а до базы километров тридцать. Ну, пока было прохладно, они шли весело, разговаривали. А потом солнце принялось припекать, и Вите это совсем не понравилось. А воды нет, и хода до базы еще часов пять-шесть. Бредут они с Настей, проваливаются в песок, тащат мешки с почтой и лекарствами, и Витю мучает мысль: где бы напиться? Вдруг видят - водоемчик. У него животные. Витя к нему бросается, а Настя его останавливает: "Нельзя. Это не вода, а физиологический раствор. Неизвестно, что с тобой случится, когда напьешься. Все может быть. Если животные раздваиваются, когда пьют, не исключено, что ты сам раздвоишься. Или даже превратишься в такого же монстра". Один водоем Витя пропустил, послушался. А тут второй на горизонте. Со вторым было труднее. Настя Витю буквально оттаскивала за руки. А как дошли до третьего, Витя не выдержал, оттолкнул девушку - и к луже. И напился. И представляете, что случилось? Не успел он от водоема отойти, губы отереть, как с ним происходит удивительная история: на глазах Насти он начинает раздваиваться. Посередине тела проходит линия раздела, растет он в ширину, соответственно уменьшаясь в росте, плачет, мучается... Вот у него уже две головы и четыре руки. Некоторое время он корчился - уже не Витя, а сиамские близнецы. Потом трах - и стоят перед Настей два Вити. - Я же предупреждала, - Настя ему говорит. Так и пошли дальше. Впереди Настя, а за ней два Вити, ростом вдвое меньше прежнего, в половинках скафандра и всего, что под скафандром было. Жуткое зрелище! Так и дошли до базы. Там и смех был, и горе. Мы еле Викторов вызволили: их врач отпускать не хотел, писал научную работу, давление измерял, анализы брал. А самые неприятности начались, когда мы на Землю вернулись, а у нас на борту на одного человека больше. Никто нам не верил. Пришлось Виктора из училища исключить. И второго тоже. Недавно их встретил в Москве. Оба подросли, женились, работают. Выдают себя за близнецов. По-моему, история для молодежи, особенно нетерпеливой, очень поучительна. Девиз к ней: "Будь начеку". Павлыш взял оба рассказа, спустился в кают-компанию. Вряд ли можно оба рассказа поместить в альманах. Надо посоветоваться с другими авторами. Тетя Миля готовила чай. Ровно сутки прошли с того момента, когда появилась на свет идея альманаха. Павлыш подождал, пока в кают-компании наберется побольше народа, затем сказал: - Альманах уже вышел бы. Все готово. Даже Баков бумагу дал. Но случилось непредвиденное осложнение. Плагиат. Два рассказа на один сюжет. - Ой! - сказала Кирочка Ткаченко. - Оба списали, - категорически заявила Снежина. - Взяли рассказ Чехова и поменяли действующих лиц. - И близкое совпадение? - Нет, - сказал Павлыш. - Но достаточное. Рассказы короткие. Я прочту. Десять минут прошли в молчании. Слушали. Потом зашевелились, заспорили, плагиат ли это. Бауэр потребовал, чтобы авторы назвали себя. Сознались, кто у кого списывал. - Второй рассказ капитан написал, - сказал Малыш. - Мы его манеру знаем: "Помню, у нас в училище..." А я писал гипотезу. Чего скрывать... - Нет, - сказал от дверей Загребин, подошедший незаметно и слышавший спор. - Я вообще рассказа не писал. Хотел было, но не собрался; Признаюсь, в устном виде эту историю рассказывал. Может быть, и не один раз. - Я сам слышал, - сказал Бауэр. - И точно, как записано во втором рассказе. - Я ее и записала, - сказала вдруг Кирочка Ткаченко. - Но я не списывала. Мы же договорились, что фольклор, и мне стало жалко, что такая чудесная история пропадет. - Так, положение проясняется, - сказал Павлыш тоном сурового судьи. - Ну, а кто же обработал сюжет в духе народной сказки? Никто не сознался. Потом Загребин сказал: - Рассказы-то разные. Кончаются по-разному. Может, оставим в альманахе? - Оставим, - согласился Бауэр. - А девизы раскрывать не будем? - Нет, - сказал Павлыш. - Договорились так договорились. Павлышу не хотелось ставить подпись под рассказом, потому что неизвестно еще было, как отнесется к нему Снежина. Кроме того, у него появилось одно подозрение: оправдайся оно, идея альманаха потерпит сокрушительное фиаско и Павлыш станет посмешищем экипажа. Подозрение надо было проверить. 12 На следующий день Павлыш собственноручно разнес по каютам готовый, переплетенный альманах. На обложке был изображен диск "Сегежи" среди звезд и планет. Альманах назывался "Удивительный космос". Закончив труд, Павлыш спустился в кают-компанию и приготовился принимать поздравления. Первой его разыскала Снежина. - На Памир полетел? - спросила она. - Кто полетел? - удивился Павлыш. - Глаза у тебя бесстыжие! - сказала Снежина. - Ты же все сделал, чтобы сомнений не оставалось: ты автор. А я в глупом положении. Хоть бы имена сменил. - Пойми, Снежка, - сказал Павлыш, - это рассказ, художественное произведение. Зачем принимать всерьез? Много Снежин на свете. - Ага, сознался, - сказала Снежина. - Я теперь ужинать не приду. Не хочу, чтобы надо мной смеялись. - Да если будут смеяться, то не над тобой, а надо мной. - Твоего имени нет, а мое большими буквами. Сейчас разревусь. Но Снежина не успела выполнить угрозу. Вошел Баков. Он был в гневе. Усы топорщились, как у кота, чуб приподнялся, как грива разъяренного тигра. - Доктор Павлыш, - сказал он, - вы украли вместе с Пановой сигнальную капсулу или устраиваете ложную панику на борту? - А что? - спросил Павлыш. - Я проверил все капсулы. Они на месте. - Ну и замечательно, - сказал Павлыш. - Но почему вы обращаетесь ко мне? - Вот видишь, - сказала Снежина. И ушла из кают-компании. - Вы имеете в виду рассказ? - спросил Павлыш, провожая глазами Снежину. - Именно его, ваш рассказ. - Но почему мой? - Ясно, что ваш, - сказал Баков. - Это безобразие, - сказала, вбегая, Кирочка. - Что за ужасы ты, Слава, печатаешь? - Ох! - сказал Павлыш. - И ты недовольна? Какие ужасы? - Про уничтожение зверей. На Муне. Литература должна воспитывать людей, учить их добру. - И иногда предупреждать, - сказал Павлыш. Встал и направился к двери. - Ты куда? - возмутилась Кирочка. - Это не разговор. Вообще тебе убийства понравились. И Красную Шапочку, то есть Синюю Бороду, тоже убил. Павлыш уже не слышал. Из-за угла коридора выскочил Малыш. - Послушай, Слава, - сказал он. - Ты тоже недоволен? - спросил Павлыш. - Нет, я не о том, у меня еще одна гипотеза сформировалась. Не поздно? - Поздно, - сказал Павлыш. - Во второй номер. Если он выйдет. Торжество было испорчено. Фанфары не гремели. Встретился механик Лещук. Сказал, что у него насморк. Как будто никакого альманаха и не было. Павлыш велел ему зайти после чая. Даст капли. Медицина победила почти все болезни. Кроме насморка. - И волк съел Красную Шапочку, - сказал сам себе Павлыш, открывая дверь к себе в каюту. - А ведь так интересно начиналось. Он вошел, метко зашвырнул злополучный альманах под койку, и тут кто-то постучал. Павлыш почему-то решил, что пришла Снежина. Поняла, что обидела его незаслуженно, и пришла. Павлыш бросился к двери. За ней стоял кухонный робот Гришка. - Спасибо, - сказал он тихо. - Вы меня не выдали. Я так боялся, что вы скажете: "Синюю Бороду написал всего-навсего робот с комплексом неполноценности. И при этом графоман". И поднимется скандал. - А... - сказал равнодушно Павлыш. - Никто не узнает. Никому не интересно. Про Синюю Бороду неплохой рассказ. И ответь мне еще на один вопрос. Только честно. Я тебя не выдам. Не в моих интересах. Остальные сказки ты написал? - Да, - сказал робот и опустил металлическую голову. - И про посла на планете Локатейпан? - Я. - И про Аленушку и Иванушку? - Я. Теперь вы расскажете всем? - Нет. Нельзя никому сказать, что половину произведений альманаха создал кухонный робот. Слишком смешно. - Я не могу не писать, - сказал Гришка. - Но всегда заимствую сюжеты. Не умею своих придумывать. - Я уже понял, - сказал Павлыш. - Иди. Тайна останется между нами. - Я по-своему счастлив, - сказал робот. Павлыш закрыл за ним дверь. Больше он никогда не будет редактировать альманахов и рассказывать о своих чувствах на их страницах. Снова раздался стук в дверь. - Войдите, - сказал доктор, не оборачиваясь. - Не обижайся, Слава, - сказала Снежина. - Вместо того чтобы писать плохие рассказы, спросил бы меня. И не пришлось бы летать на Памир. - Правда? - спросил Павлыш. И больше он ничего спросить не успел. Динамик внутренней связи откашлялся и голосом капитана сказал: - Вниманию членов экипажа: база Земля-14 сообщает... Капитан замолчал, зашуршал близко поднесенным к микрофону листком телеграммы. - ...Сообщает, - повторил капитан, - что вчера экспедиция Смита достигла центра Земли. - Ого! - сказал Павлыш. - Я Смита знаю. Молодец. - Земля-14 сообщила также, что база готова к приему "Сегежи". Нас ждут. - Вот мы и дома, - засмеялась Снежина. - Снежка, повтори теперь все, что сказала мне сначала, - взмолился Павлыш. - А разве я что-нибудь сказала?